В твоих самых диких фантазиях (гет)

Жона тревожило то, насколько быстро он смирился со смертью Амбер. Его друзья тоже тревожились, но на это у них имелась довольно веская причина. В конце концов, сердечный приступ в семнадцать лет вряд ли вообще было возможно воспринимать спокойно.

Уроки у доктора Ублека помогали Жону узнавать о скрытых опасностях ауры и Проявлений — проще говоря, обо всём, о чем он и так бы узнал, если бы получил до поступления в Бикон нормальное профильное образование.

Основная опасность конкретно для Жона заключалась в том, что его Проявление работало на подсознательном уровне, а потому ему требовалось либо ложиться спать с определенным запасом ауры, либо тщательно следить за тем, чтобы не тратить ее слишком сильно во сне.

Кроме обучения основам, они много разговаривали о психологии, влиянии на людей горя и потерь, а также механизмах их преодоления. Пожалуй, можно было сказать, что доктор Ублек проводил неформальные сеансы психотерапии.

Но Жон ничуть не возражал.

Доктор Ублек умел слушать и хорошо подавал материал, что, к слову, оказалось довольно странно. В конце концов, его лекции по истории в классе оставались жутко скучными. Возможно, всё дело заключалось в том, что психология интересовала Жона куда сильнее, чем история, а знание о механизмах работы человеческого разума находило весьма практичное применение.

Впрочем, отрицать эффективность подобных сеансов психотерапии было бы совершенно бессмысленно. Понимание природы происходящего с ним помогло разобраться в собственных чувствах и избежать некоторых ловушек: обвинения окружающих или ненависти к самому себе, например.

Амбер вряд ли бы хотела, чтобы Жон из-за ее смерти погружался в пучины депрессии...

Директор Озпин один раз встретился с ним, чтобы проверить его состояние, а заодно сообщить, что генерал Айронвуд решил не слишком рьяно преследовать Жона, видимо, понимая, что попытки арестовать человека, недавно потерявшего близкую подругу, оказались бы бессмысленной жестокостью.

На очередном уроке, совмещенным с сеансом психотерапии, Жон не удержался от вопроса:

— Почему Охотникам принудительно не оказывают психологическую помощь? Мне кажется, это было бы весьма полезно.

— Тебе не стоит тратить силы на попытки убедить меня в подобных вещах, — покачал головой доктор Ублек. — Как, впрочем, и Озпина, Глинду или Питера. Все мы прекрасно видим пользу от помощи психологов. Основная проблема заключается в том, чтобы уговорить людей эту самую помощь принять. А с Охотниками и Охотницами дела обстоят еще сложнее. Вся наша культура построена на своего рода культе силы — представлении о тех, кто сможет защитить и себя, и окружающих. О тех, кому никакая помощь не нужна. К тому же выделяемые Вейлом для Бикона средства весьма ограничены, а затраты на содержание штатного психолога будут казаться для принимающих решения людей совершенно бессмысленными. Вероятно, они лишь посоветуют тем, кто нуждается в подобных услугах, поискать их в частном порядке.

— Жаль... — пробормотал Жон.

— Мне тоже, — кивнул доктор Ублек. — Я стараюсь по мере сил исправлять такое положение вещей. И насколько мне известно, дверь кабинета Глинды всегда открыта для студенток, которые с любыми проблемами, особенно касающимися мужчин, куда охотнее пойдут к ней. Но откуда у тебя взялся подобный интерес?

— Просто подумал, что тем, в чьи сны я до сих пор попадал, профессиональная помощь никак не помешает, — пожал плечами Жон.

— Хм... Имей в виду, что ты наблюдал кошмары — то есть самое худшее из бездны воспоминаний, поднятое на поверхность их подсознанием. В реальности дела обстоят несколько иначе.

— Знаю. Но пусть некоторые проблемы и кажутся незначительными, они раз за разом превращают сны этих людей в кошмары, что невольно заставляет меня задуматься о том, стоит ли попытаться им помочь.

— Попробуй, — посоветовал ему доктор Ублек.

Жон удивленно уставился на него.

— Правда? — переспросил он. — Мне казалось, что вы сделаете упор на сохранение в тайне подробностей их жизни.

— Я сделаю упор на сохранение подробностей их жизни в тайне от меня, но в остальном решать тебе. Ты с ними дружишь. Тебе виднее, стоит ли тратить свое время и силы на те или иные задачи. Просто не забывай об одном очень важном аспекте психотерапии. Специалист вовсе не решает чужие проблемы — он помогает людям найти способ решить их самостоятельно.

— А смогу я обратиться к вам за советом, если что-нибудь пойдет не так? — уточнил Жон.

— Разумеется! — улыбнулся ему доктор Ублек. — Я буду рад помочь, так что не стесняйся задавать вопросы. Просто постарайся в процессе опускать те подробности, знание мной о которых не принесет спокойствия твоим друзьям. Тебя интересует что-нибудь конкретное?

— Ну... — протянул Жон, подумав о последних мгновениях жизни Амбер.

Мысли о них больше не причиняли боли. Он вспомнил ее улыбку и смех, ощутив в груди лишь тепло.

— Пожалуй, один вопрос у меня есть, — произнес Жон. — Насколько этично использовать во снах образы других людей?

— Хм... Любопытный вопрос, — пробормотал доктор Ублек. — И довольно сложный. Примеры будут?

— Как-то раз я сыграл роль отца хозяина сна, — сказал Жон, подумав о Коко и ее бесконечном шкафе. — В других я был нянькой.

У Вельвет, например. Или у Ваниль и ее сестры. А еще он стал отцом Руби в ее кошмаре. Если точнее, то сам кошмар навязал ему эту роль, контролируя его речь и произнося нужные слова.

— Меня интересует, нет ли здесь какой-нибудь проблемы, — добавил Жон. — Я не пытаюсь как-либо воспользоваться ситуацией и обычно просто следую сюжету сна.

— Если требуется некий однозначный ответ, то у меня его нет, — покачал головой доктор Ублек. — Могу лишь поделиться собственным мнением: пока ты, как и говоришь, не используешь ситуацию в собственных целях, никаких проблем я не вижу. Иногда психотерапевты играют с клиентами в подобные ролевые игры. Я и сам так делал, притворяясь, к примеру, кое-чьим отцом, чтобы человек мог сказать мне то, что настоящему отцу по тем или иным причинам не сказал бы никогда.

Жон встрепенулся.

— Значит, всё в порядке? — уточнил он.

— Если твои действия идут на пользу клиенту, то да, в порядке, — кивнул доктор Ублек. — Иногда это помогает облечь подсознательные мысли в слова. Но мне было легче, поскольку я мог попросить у клиента разрешение. Тебе же придется действовать на свой страх и риск. Впрочем, я действительно не вижу в этом какой-то особенной проблемы. Просто не забывай о том, что ты вовсе не выведываешь чужие тайны, а помогаешь людям выговориться.

* * *

После уроков Блейк, как и обычно, сидела в библиотеке Бикона, наслаждаясь компанией очередной книги, пока ее команда занималась какими-то своими делами.

Сначала Жон принимал подобное поведение за признак некоторой асоциальности, но быстро понял, что это было просто хобби. Если учесть, насколько шумно себя вели остальные члены команды RWBY, то в их комнате Блейк никак не смогла бы нормально почитать. Да и не обязаны они были проводить вместе вообще всё свое время.

Сам Жон тоже регулярно появлялся в библиотеке, так что они с Блейк частенько сидели вместе и о чем-нибудь разговаривали. Сперва она относилась к нему с некоторой настороженностью — как будто подозревала в наличии неких скрытых мотивов. Но поскольку Жона обычно больше интересовали именно книги, Блейк постепенно успокоилась.

— Снова психология? — спросила она, с любопытством посмотрев на очередной томик в его руках. — И о чем на этот раз?

— О горе и потерях, — ответил ей Жон.

Блейк вздрогнула.

— Не волнуйся, это не для меня, — поспешил добавить Жон. — Я с ее смертью уже смирился.

Об Амбер Блейк знала лишь то, что Жону она была дорога.

— Я пытаюсь понять принципы работы механизма.

— Пять стадий, так? — уточнила Блейк.

— Это самая известная модель, — кивнул Жон. — Но есть и другие.

— Правда? — удивленно спросила Блейк.

Она даже отложила в сторону собственную книгу.

К некоторым аспектам психологии Блейк испытывала неподдельный интерес, так что определенная часть увлечений у них с Жоном была общей. И это, и дружба с ним ее вполне устраивало. А вот каких-либо более глубоких чувств Блейк явно старалась избегать, причем не только по отношению к Жону. Тут больше всего страдал, пожалуй, Сан, несмотря на все свои положительные качества.

— О пяти стадиях, как мне кажется, слышал практически каждый, — произнес Жон. — Но есть основания полагать, что подобная модель не совсем точно отражает реальность. Ее дальнейшее развитие содержит в себе всего четыре стадии, но довольно комплексные.

— И какие же?

— Шок и неверие, протест и тоска, дезорганизация и страдание, а также отделение и реорганизация.

— Это больше похоже на восемь стадий, чем на четыре, — заметила Блейк.

— Они связаны между собой, — пожал плечами Жон. — Но если хочешь знать, то среди психологов пользуется популярностью несколько более... циничная теория.

— Да? — с интересом посмотрела на него Блейк. — И какая же?

Он знал, что ей нравился менее идеализированный взгляд на жизнь.

— Основная идея заключается в том, что люди строят свои ожидания на придуманной ими модели мира. Ты когда-нибудь слышала о концепции, что все являются центром своей собственной Вселенной?

Блейк кивнула.

— Тут нечто схожее, — продолжил Жон. — Ты знаешь, как устроен мир. Ты живешь в нем. У тебя, к примеру, есть родители. Твой мир подчиняется определенному набору законов. Вот только эти самые законы существуют лишь у тебя в голове.

— Потому что мы не являемся центром Вселенной?

— Именно. Когда кто-нибудь умирает — например, те же родители — столь удобные и привычные нам законы мира разваливаются. Выстроенная у нас в голове модель внезапно перестает работать, что вызывает те самые злость, гнев и отрицание. Мы отказываемся смириться с фактом, что наше представление о мире было ошибочным. Но рано или поздно нам приходится выстраивать новый набор законов.

— Да, ты прав, — вздохнула Блейк. — Это действительно звучит цинично. И довольно эгоистично, к слову.

— Существенную часть горя порождает как раз эгоизм, — заметил Жон. — Обычно мы тоскуем, потому что кто-то нам близкий ушел и больше никогда не вернется. Это именно наша утрата, и больше всего мы жалеем, пожалуй, самих себя.

— Так-так-так, — ухмыльнулась остановившаяся рядом с ними Янг. — Моя напарница и мой парень сидят вдвоем в библиотеке. Неужели ты мне уже изменяешь? Да еще и с моей лучшей подругой?

Она начала опускаться на стул рядом с ними и со всё той же ухмылкой добавила:

— Я ранена в самое сердце.

Блейк закатила глаза.

— Мы обсуждаем такие вопросы как смерть, горе, различные психологические модели и концепцию эгоизма.

Янг умудрилась остановиться, так до конца и не сев, после чего выпрямилась и задвинула стул под ближайший стол.

— И внезапно мне стало жутко скучно. М-да... Уж лучше бы вы тут целовались. Это хотя бы оказалось интересно.

— Психология тоже интересна, — возразила ей Блейк.

— Да-да, конечно. Как скажешь, — кивнула Янг, переведя взгляд на Жона. — Слушай, горе просто есть. Оно случается. Это полный отстой, и поверь мне, иметь с ним дело не хочет никто. Но время исцеляет раны. Вот и всё, что тебе следует знать.

Несмотря на несерьезный тон, в ее взгляде сквозила тревога.

— Ты и вправду желаешь говорить о таких вещах? — уточнила Янг. — Сразу после... случившегося?

— Это помогает мне справляться, — улыбнулся ей Жон.

— Ага, — вздохнула она, выдвинув стул из-под стола. — Тогда я готова тебя выслушать.

— Всё в порядке, Янг. Не нужно себя заставлять. Блейк нравится обсуждать психологию. К тому же мы уже практически закончили. Тебя ведь сюда, насколько я понимаю, прислала моя команда, верно?

Взгляд Янг вильнул в сторону.

— Нет... — пробормотала она.

Лгать Янг толком не умела.

Члены команды Жона старались всячески его опекать и иногда привлекали к этому делу посторонних.

Он закрыл книгу и поднялся со стула.

— Как я уже сказал, мы закончили. Давай пойдем к моей команде и покажем им, что я не истратил все запасы ауры непонятно на что. Тем более в библиотеке.

— Порезы, Жон. Миллионы порезов бумагой.

— Ну что же, придется тебе защитить меня от этих жутких книг.

Блейк снова закатила глаза.

— Да, мне гораздо проще представить, как Янг избивает книги, чем как она их читает.

Та под смех Жона показала ей язык.

Да, Амбер умерла, но вокруг него по-прежнему жило немало людей. Он рисковал всё пропустить, если с головой погрузится в горе. Возможно, им с ней еще доведется как-нибудь встретиться после его смерти, то пока Жон был жив, ему следовало жить собственной жизнью.

К тому же его друзья тоже жили, и им требовалась помощь...

* * *

Шел снег.

У Жона всё лучше получалось определять, когда он находился во сне, и снег в данном деле очень неплохо помогал.

Укутанный снегом ландшафт не был ему знаком. Вокруг, насколько хватало взгляда, находился только снег, в котором изредка попадались черные деревья с голыми ветвями. Но всё это почему-то не вызывало ощущения чего-то зловещего. Здесь не было каких-нибудь монстров или призраков — лишь тишина и ночной покой.

Заметив вдали красное пятно, Жон, утопая ботинками в снегу, направился в ту сторону. Он догадывался, кому принадлежал сон, поскольку плащ Руби не узнать попросту не мог.

Выглядела она на свой собственный возраст и сейчас стояла на коленях, прижавшись лицом к серому камню, на котором имелась надпись:

"Саммер Роуз".

Руби тихо плакала.

Далеко не только Жону приходилось иметь дело с горечью утраты. Да, время, как и говорила Янг, исцеляло раны, но боль не уходила до конца. Она лишь ослабевала, снова и снова возвращаясь, пусть и в куда меньшем объеме.

Жон закрыл глаза и тихо вздохнул, хотя дышать во снах ему вовсе не требовалось.

Он знал, чего именно желала Руби, и прямо сейчас мог ей это дать. Вот только было ли правильно так поступать?

Небольшое количество ауры придало ему вид Саммер Роуз. Жон ее никогда не встречал, но они ведь сейчас находились в кошмаре Руби, которая свою мать, разумеется, прекрасно помнила.

Его тело, одежда и волосы моментально изменились. Фигура стала более... фигуристой. Желание прикоснуться к груди Жон подавил: во-первых, абсолютно ничего настоящего в ней не имелось, а во-вторых, это было бы абсолютно неправильно.

Плащ оказался белым. Он всегда считал, что Руби любимая часть ее гардероба досталась от матери, и думать о том, что красный цвет плащу придала кровь, совершенно не хотелось.

Жон медленно опустился на колени позади Руби и обнял ее. Она в ужасе замерла. Тогда Жон оперся подбородком ей на плечо так, чтобы их щеки соприкасались. Теперь ему были видны и дорожки от слез, и округлившиеся глаза Руби.

— М-мама?.. — шепотом спросила она. — Мамочка?..

— Здравствуй, Руби, — произнес Жон незнакомым ему женским голосом.

Он даже не тратил ауру на его изменение. Видимо, воображение Руби самостоятельно дорисовывало все недостающие детали в образе ее матери.

— Почему ты плачешь? — поинтересовался Жон.

— М-мама... — повторила Руби, закрыв глаза, развернувшись и зарывшись лицом в его грудь.

Ну, в грудь Саммер Роуз, если точнее...

— Мама! — воскликнула Руби. — Мне так жаль! Прости! Прости! Прости!

— За что ты просишь у меня прощения? — уточнил Жон, продолжая обнимать Руби и осторожно гладя ее по спине. — Тише. Успокойся. В чем ты можешь быть передо мной виноватой?

— Я не смогла посетить твою могилу! — всхлипнула Руби. — Сегодня твой день рождения. Я обещала, но... так и не смогла. Прости!

Она разрыдалась, снова зарывшись лицом в его грудь.

"Сегодня день рождения Саммер Роуз?.."

Жон понял, что узнал об этом совершенно случайно. Руби с Янг выглядели вполне обыденно, а потому заметить что-либо по их поведению не представлялось возможным. Впрочем, сам он занимался чем-то схожим, не спеша нагружать друзей собственными проблемами и переживаниями.

— Ох, Руби, — прошептал Жон. — Моя маленькая глупышка. С чего бы мне расстраиваться из-за такой ерунды?

— Н-но я ведь обещала тебя навещать...

— Меня там нет, Руби, — произнес Жон, тут же ощутив, как она напряглась, и поспешив добавить: — С чего бы мне тратить время возле пыльного камня, когда я могу наблюдать за двумя моими очаровательными дочурками?

Он погладил по голове вновь всхлипнувшую Руби, а затем продолжил:

— Я очень сильно тобой горжусь. В таком возрасте и уже в Биконе.

Руби икнула, уставившись ему в глаза.

— Ты... знаешь?..

— Почему я не должна это знать? Или ты думаешь, что я могла не захотеть понаблюдать за вашими успехами? Моя дочка, как и я, стала лидером команды. Мне есть чем гордиться.

Он держал Руби в объятьях и гладил по волосам, пока она что-то неразборчиво бормотала, изо всех сил вцепившись в образ своей матери. Затем Руби немного успокоилась, улеглась, положив голову ему на колени, и сказала:

— П-папа был совершенно разбит...

Жон закрыл глаза, припомнив советы доктора Ублека. Судя по ним, Руби следовало дать выговориться.

— Прости, — произнес он.

— Но ему уже лучше. Д-дядя Кроу помог. Он тоже был расстроен и пьет больше обычного, но всегда готов прийти нам на помощь. И папу дядя Кроу едва ли не поставил на ноги.

— Я рада.

— У Янг дела в полном порядке. Она даже парня себе завела! — сообщила ему Руби.

Жон замер.

Он понятия не имел, как следовало относиться к разговору Руби с матерью о нем самом, но та, видимо, оценила его молчание как-то по-своему, потому что поспешила добавить:

— Жон хороший! Действительно хороший! И на Янг благотворно влияет. У них всё будет отлично. Я знаю, что у них всё будет отлично! Тебе бы он понравился.

Жон по-прежнему не знал, что тут стоило ответить. Но его губы начали двигаться самостоятельно, так и не дождавшись какого-либо решения:

— Правда? Ну что же, либо у них с моим маленьким подсолнухом всё будет отлично, либо у нас с ним состоится весьма неприятный разговор.

На некоторое время вновь наступила тишина.

По спине Жона пробежали мурашки, но контроль за речью всё же вернулся обратно к нему.

"Что это вообще сейчас было? Я... Нет, мы по-прежнему находимся во сне Руби. Наверное, она слишком хорошо представляет себе возможный ответ матери на известие о парне Янг".

Для поддержания образа Саммер Роуз Жон уже давным-давно не тратил ауру. Воображение Руби делало за него всю работу.

— Мама! — рассмеялась она. — Жон — мой друг. Он хороший.

— Пусть так, — произнес Жон. — Но что насчет других твоих друзей? Ты ведь ладишь с собственной командой, верно?

— Ага! — кивнула Руби. — Сначала мы с Вайсс ссорились, но теперь стали лучшими подругами, пусть даже вслух она в этом никогда не признается. Блейк тихая и немногословная. Сперва она показалась мне немного жутковатой, но потом я поняла, что ей просто нравится думать и размышлять. Вот только периодически результаты ее размышлений втравливают нас всех в крупные неприятности...

— Похоже, девочки с характером.

— Хотела бы я, чтобы ты с ними познакомилась...

— Я тоже, — сказал Жон, погладив Руби по щеке. — А еще я хотела бы быть с вами каждый день, будить по утрам, готовить печенье и смотреть, как вы растете. Но я не могу. Больше не могу.

Когда Руби замерла, Жон снова погладил ее по щеке и добавил:

— Но это не значит, что мне ни о чем не известно. Или что я обижусь, если ты не посетишь мою могилу.

— Я тебя люблю! — воскликнула Руби. — Я так сильно тебя люблю, мамочка!

Губы Жона опять начали двигаться сами собой:

— Я тоже тебя люблю, моя бесценная маленькая розочка. Я люблю тебя, Янг, Тайянга и малыша Цвая.

"Кто такой Цвай?.."

Жон понятия не имел, о ком сейчас шла речь. Похоже, воображение Руби озвучило через него очередную порцию неизвестной информации. Впрочем, сама она имя узнала, рассмеялась, поплотнее закуталась в плащ и вновь положила голову Жону на колени, как будто намереваясь вздремнуть. Он ей в этом мешать не собирался — в конце концов, не так уж и много его сил тратилось на то, чтобы Руби стала капельку более счастливой.

Пусть Жон и не был Саммер Роуз, они сейчас находились вовсе не в реальности, так что для Руби разница оказалась несущественной. Он лишь прикрыл ладонью ей глаза, защищая их от ветра и снега.

— С днем рождения, мама...

Жон понятия не имел, сумела ли Руби уснуть во сне. Да и было ли это вообще возможно? Скорее всего, она просто отдыхала, а ее воображение интерпретировало тепло реального одеяла как материнские объятья.

Что-то белое мелькнуло перед Жоном. Он поднял взгляд, готовясь отразить аурой атаку какого-нибудь монстра из кошмара, но увиденное заставило его выпучить глаза.

Над краем обрыва парила призрачная фигура, чья внешность в данный момент ничем не отличалась от его собственной. Белый плащ Саммер Роуз развевался под порывами невидимого ветра. Сама она некоторое время с любовью смотрела на Руби, прежде чем встретиться с ним взглядом.

"Здесь всё не настоящее..."

Жон помнил, что находился во сне Руби. Ее воспоминания о матери наверняка воплотились в виде этого призрака — своего рода старой фотографии.

Саммер Роуз улыбнулась.

Улыбнулась Жону...

— Спасибо, — практически беззвучно шепнула она, прежде чем разлететься по ветру множеством белых лепестков.

Здесь всё было не по-настоящему. Если Руби всем сердцем верила в то, что ее мать поблагодарила бы Жона за его действия, то ничто не мешало Саммер Роуз появиться и поблагодарить. В конце концов, вряд ли бы ему удалось найти более точные воспоминания о ней, чем у Руби.

— Пожалуйста, — одними губами шепнул Жон.

Он собирался присмотреть за Руби, как, впрочем, и за Янг, Блейк, Вайсс, Пиррой, Норой, Реном и всеми остальными. Возможно, Руби и потеряла мать, но она вовсе не была одна, чтобы в полном одиночестве погружаться в пучины кошмаров.

Жон продолжал гладить ее по волосам, пока ранним утром сон не подошел к своему завершению...

* * *

Руби проснулась со слезами на щеках и широкой улыбкой на лице.

Птицы за окном уже вовсю шумели, но их крики ничуть не раздражали, как обычно бывало и в выходные, и в учебные дни. Остальные члены команды продолжали спать, так что Руби спустилась с кровати на пол, прошмыгнула в ванную, включила свет и посмотрела на свое отражение в зеркале.

Ее глаза оказались красными, а на щеках виднелись дорожки от слез. Но никогда раньше Руби не чувствовала себя настолько замечательно. Она до сих пор ощущала прикосновение маминых пальцев к лицу и волосам. Совершенно реальное прикосновение!

Сделав глубокий вдох, Руби вновь посмотрела в зеркало и улыбнулась.

— С днем рождения, мам. Прости, что не сумела тебя навестить, но я знаю, что мне не обязательно нужно туда идти. Я... — чуть замялась Руби, после чего рассмеялась и продолжила: — Я собираюсь стать самой лучшей Охотницей на свете. И у меня всё получится. Вот увидишь!

Никакого ответа от зеркала не последовало, но ей он и не требовался. Все необходимые ответы Руби уже получила ночью в том невероятно четком и запоминающемся сне.

Она сжала кулаки, вылетела из ванной и схватила свисток — тот самый, который пообещала Вайсс никогда больше не использовать.

"Извини, Вайсс, но нет времени спать, когда нашей команде надо стать самыми лучшими Охотницами на свете!"

Руби поднесла свисток к губам и подула.