Хонока (джен)

Цунаде-сан дает ей пару книг по медицинскому ниндзюцу на строгом основании, что они только для чтения. Медицинское ниндзюцу может быть опасным, поэтому никаких ‘экспериментов’ над собой или, не дай боги, над ее друзьями. Хонока бы никогда. (Если только это не было чрезвычайной ситуацией, возможно.)

Ее сенсей, по-видимому, хорош в этом, поэтому, если она действительно хочет учиться, Цунаде-сан говорит ей, что она должна беспокоить его ради уроков. Цунаде-сан помогла бы, но она уже учит двадцать болванов, как делать это правильно.

И, как обычно, ее сенсей занят, поэтому вместо этого она тусуется со своими друзьями на пустом участке рядом с Учиха-ку.

Она учит их туйсе—толкающим рукам. Или она учит Рин туйсе, а Обито и Гай разделывают его.

“Ты не укореняешься и не уступаешь, Обито — ты просто пытаешься помыкать Гаем”.

“Я выигрываю, не так ли?”

“Вы должны играть в одну и ту же игру, чтобы выигрывать”.

Обито хмуро смотрит на нее. Она отрывается от Рин и делает ей знак продолжать самостоятельно. Рин продолжает так, как будто ничего не изменилось, с изяществом и уравновешенностью. Рин понимает это.

“Гай, сдавайся”.

Парень отходит от Обито в середине толчка, и Обито проносится мимо него и чуть не сталкивается с растениями в примятой траве. Парень выглядит удивленным и более чем довольным собой. Было бы здорово, если бы он использовал эту неожиданную победу, чтобы понять, что не в каждом бою нужно стоять на своем. Иногда вы можете уступить дюйм своему противнику и забрать фут себе. Буквально.

Она входит и останавливает спотыкание Обито, положив открытую ладонь ему на живот, направляя его вертикально. Он краснеет лицом. Он смущен, а когда он смущен, он злится — а его очень легко смутить, поэтому обычно он очень, очень сердит. Это цикл, вызывающий головную боль, следовать которому она становится все лучше.

Она застывает на месте и указывает на свою вытянутую правую ногу. “Прими уравновешенную стойку и поставь свою правую ногу рядом с моей”.

“Это так глупо...” — ворчит он.

Она ждет. Обито неохотно ставит свою ногу рядом с ее.

“Продолжай. Пихни меня.”

“Что?”

“Давай, пихни меня, как ты пихал Гая”.

“Но, Хонока... Разве ты не должна относиться к этому спокойно? Что, если твой глаз сновасломается?”

Он обеспокоен, но она устала от того, что люди проявляют чрезмерную осторожность по этому поводу. Она скосила глаза, и Обито съежился.

Для клана, владеющего додзюцу, учиха ужасно брезгливы ко всему, что связано с глазами. (Может быть, это нормально? Даже ожидаемо?)

“Ладно, черт возьми...! Просто перестань уже косить глазами. Они так и застрянут, понимаешь?”

Она поднимает на него бровь.

Он пихает ее без особого энтузиазма, только одной рукой. Она не двигается; она даже не потрудилась перенаправить его. Он отступает.

“Да ладно тебе, Обито. Старайся усерднее”.

Он прикусывает губу. Он действительно не хочет — боится, что причинит ей боль / боится, что не сделает этого. Обито иногда странный.

“Я не собираюсь падать духом от небольшого толчка”.

На этот раз он толкает сильнее, и она перенаправляет его, толкая влево и вправо. Он не укоренен и не поддается ее силе и теряет опору, отступая прочь.

От разочарования его лицо краснеет.

“Это так глупо — шиноби даже так не дерутся!”

“Обито, туйсе — это не борьба, это экономия движений и равновесия”, — упрекает Рин.

“Рин права”, — соглашается Гай. “Я учусь туйсе, чтобы лучше осознавать свое тело и его внутренний баланс”.

Не имеет значения, что они говорят Обито. Он убежден, что это бессмысленно, и предпочел бы силой прорваться через драку. И, возможно, это сработало бы — первые пару раз. Но в конце концов придет кто-нибудь более утонченный и разорвет его неряшливую форму на части.

Она достает кунай из своего нарукавника и бросает его. Все съеживаются, но он безвредно зарывается в землю, держась за ручку.

“Хонока-тян—”

“Тогда подойди ко мне с этим”.

Разный уровень беспокойства со стороны трех ее друзей. Тогда они все говорят одновременно.

“Хонока, мой уважаемый соперник, тебе не кажется, что ты немного… слишком юный?”

“Хонока-тян, я думаю, ты заходишь слишком далеко. Если Обито не хочет изучать туйсе или тайцзицюань, это полностью зависит от него ”.

“…”

“…”

Она избегает зрительного контакта, а Обито слишком упрям, чтобы отступить, поэтому они оба пялятся на торчащий из земли кунай — точку конфликта.

“Меня не волнует, если он не хочет этому учиться, но это не глупо. Это тоже не перформативное искусство. Это тайдзюцу. И я докажу это любому, кто скажет иначе”.

Рин и Гай морщатся. Отчасти потому, что они все еще не привыкли к ее более грубой стороне, а также потому, что они чувствуют себя немного виноватыми за то, что должным образом не рассматривали это как технику боя… Строго говоря, туйсе не воинственный. Тем не менее, он обучает множеству полезных навыков даже для более физически сложных форм тайдзюцу — и по сравнению с ним настоящий мастер тайцзи может заставить самых свирепых противников выглядеть спотыкающимися младенцами.

(Хонока хочет этого, даже если ей придется годами тренироваться, чтобы догнать дедушку Томоэ. Она хотела бы, чтобы она, Томоэ, более серьезно отнеслась к обучению их дедушки.)

Она взмахивает запястьем, и кунай возвращается обратно в ее открытую ладонь. Она прячет его обратно в рукав в тот момент, когда навершие касается ее кожи. Ей потребовалось много практики и много бинтов, чтобы научиться этому, и еще больше, чтобы переучиться этому.

“Давай проведем спарринг. Если я выиграю, ты научишься тайцзи.”

Обито скрещивает руки на груди.

“А если я выиграю?”

“Ты не сделаешь этого”.

Из его ушей практически идет пар. Он покраснел до самой шеи.

“Хонока, соперник, приятель, мой приятель!” Парень старается. Иногда он просто не может сравниться с откровенностью своего отца. “Я не уверен, что ты справедлив здесь — ты учишься у саннина, а Обито все еще просто обычный ученик”.

“Да, и Сенсей еще ничему меня не научил”. Да, она жалуется.

Обито хрустит костяшками пальцев. “Если я выиграю, вы должны называть меня Обито-сама”.

Она пожимает плечами. “Ты не сделаешь этого”.

Это доводит его до бешенства, и он, наконец, набрасывается на нее с намерением подраться.

Первый удар, который он наносит, царапает ее левое ухо. В ответ она вскидывает левую руку и сцепляет их запястья вместе.

Она жульничает. Имея совсем немного чакры, они притягиваются друг к другу, как мощные магниты; ее чакра и чакра Обито вращаются в противоположных направлениях, поэтому имеет смысл, что совпадение его вращения с противоположным направлением зафиксировало бы их вместе. Обито не может отстраниться.

Он наносит левый хук, и она отводит его правой ладонью, затем также фиксирует эти руки на месте. Ее правая рука почти постоянно болит с тех пор, как ее предположительно вылечили, но прямо сейчас она не болит.

“Что за черт! Я не могу...! Я не могу пошевелиться?!”

Он тянет и напрягается, а она остается именно там, где она есть. Он толкает, и она уступает, освобождая и отбрасывая его почти на пять метров в сторону.

Обито перекатывается и встает на ноги, бросаясь на нее головой вперед — как разъяренный бык. Она отступает в сторону и одной рукой хватает его за руку, другой — за плечо. Она переворачивает его на спину и встает коленями ему на грудь.

“Уступи”.

Он надувает щеки и плюет ей в глаза. Ее здоровый глаз принимает на себя основной удар. Она отшатывается назад, протирая глаза. Это жалит—! Он использовал мыльное качество их дзюцу выдувания пузырей, чтобы временно ослепить ее!

Он бьет ее коленом в живот, и она опускается.

“Ты проиграл!” — кричит он, чувствуя уверенность в своей победе.

Она больше не может его хорошо видеть, но она может чувствовать его. И он упал первым.

Она отталкивается плечом от земли и крутит ногами, выбивая его ступни из-под него. Он падает на землю, и она наваливается на него сверху. Она целится ему в нос и промахивается, и земля поддается под ее кулаком. Наверное, хорошо, что он не приземлился.

Он снова перекатывает их, и они, брыкаясь и визжа, катаются по траве. В какой-то момент он кусает ее, а в другой она бьет его коленом в пах. В конце концов, они расходятся и снова встают на ноги, прежде чем возобновить тотальную драку.

Она едва может видеть сквозь сухое жало, но она более или менее знает, где он. Он еще больше проецирует свои чувства (подобно тлеющему костру, с ревом пробуждающемуся к жизни с помощью сухого разжигания) во время боя. Так ему легче ‘видеть’. Она нацеливается на каждое слабое место, на каждую брешь в его стойке, которую только может вспомнить. Он падает, и встает, и наносит столько ударов, сколько может, когда делает это. Она не знает, сколько раз уже подставляла его.

“Ребята! Пожалуйста, остановись! Кто-то серьезно пострадает!”

“Этот лонжерон совсем не по-юношески!”

Она держит Обито на двойной перекладине, сжимая его плечи вместе с бедрами и икроножными мышцами. Он не прекращает сопротивляться, поэтому она кусает чуть сильнее.

ХЛОП!

Она замирает, и Обито воет.

Хонока расслабляется, и Гай оттаскивает ее от Обито. Рин опускается на колени рядом с ним, пытаясь научить его оставаться неподвижным, а не корчиться на земле, как сломанный фейерверк.

“Что, черт возьми, здесь происходит?!” — требует грубый голос.

Она моргает. Все по-прежнему расплывчато.

“Я вывихнула ему плечо”, — признается она. Мужчина фыркает.

“Я бы сказал, что ты сделал больше, чем это, малыш. Эй, ты сын бабушки Фубуки, Обито, верно? Давай, вставай. Избавься от этого. Ты доберешься до больницы на своих двоих или не доберешься вообще.”

Обито стонет и встает с помощью Рин.

“И что он с тобой сделал? У тебя что, глаза должны быть такими красными?”

Она вздрагивает. Рин и Гай напряжены. Это конкретное предложение является табу. Она заставляет себя сглотнуть и ответить.

“Он плюнул мне в глаза”.

(Предположительно) мужчина-Учиха обращает всю тяжесть своего отвращения на Обито.

“Мальчик, мне неприятно это говорить, но ты заслужил все, что получил. Ты сделаешь это с другой куноичи через пару лет, и тебе повезет, если ты уйдешь с целыми яйцами ”.

Никто не смеется. Они знают, что он говорит серьезно.

“Хорошо, полагаю, я буду сопровождать вас в больницу”. Затем он обращается к Рин и Гаю. “Вы двое можете быть моими свидетелями”.

Они двигаются, и Хонока спешит не отставать и врезается прямо в обрубок размером с табуретку. Она летит кубарем и каким-то образом умудряется не упасть лицом вниз.

“Черт возьми, малыш. У тебя сотрясение мозга или что-то в этом роде?”

“Ах!” Рин вскакивает. “Обито... плюнул в ее единственный здоровый глаз? С выдуванием пузыря… дзюцу?”

“Малыш—Обито — какого хрена? Фубуки-оба-сама вздернет тебя за ноги, когда узнает. И поверь мне, она узнает”.

Обито стонет, меньше из-за боли, в которой он находится, и больше из-за метафорического дерьма, в которое он попадет позже.

Рин и Гай отступают, чтобы взять ее за обе руки. Она надеется, что Цунаде-сан занята.

Цунаде-сан не занята. Она даже лично лечит вывихнутое плечо Обито и другие его шишки и ушибы с помощью Техники Мистической Ладони. Она промывает глаза Хоноки водой и несколькими успокаивающими глазными каплями, которые являются самыми удивительными из всех, которые она когда-либо использовала.

И все это время демонстрируя самое острое чувство гневного разочарования, которое Хоноке когда-либо доводилось испытывать.

“Я выиграл”, — объявляет Обито, и Хонока на минуту забывает о Цунаде-сан.

“Нет, ты этого не делал!” — шипит она. “Я выбил из тебя все дерьмо! Я вывихнул тебе плечо! Ты плюнул мне в глаза и чуть не ослепил меня, а я все равно вышиб из тебя все дерьмо! Я не буду называть тебя Обито-сама, ты, маленький засранец!”

“Эй! Я выше тебя! Ты... маленький засранец!”

Рин и Гай делают массаж лица.

“Я выиграл, ты проиграл — ты изучаешь тайцзи, нравится тебе это или нет. Ты не умеешь драться. Все, что у тебя есть, — это хорошие рефлексы… и быстро соображаешь!”

“Просто признай это, Хонока! Я намного лучший боец, чем ты! Я прирожденный!”

“Ты неряшливый! Ты даже не пытаешься избегать ударов ...

“Получение ударов не будет иметь значения, как только я получу свой Шаринган — я увижу их приближение за милю!”

“Шаринган, Шаринган!— Ты убьешь себя еще до того, как пробудишь его!”

В комнате воцаряется тишина. Это не те слова, которыми ты легко разбрасываешься.

Цунаде-сан ударяет их головами друг о друга — достаточно сильно, чтобы причинить боль, но не настолько, чтобы причинить еще какой-либо вред. Она бы знала.

“Вычеркнул это из своих систем?”

“Нет”, — ворчит она. Цунаде-сан бросает на нее испуганный взгляд.

“Малыш, я думал, ты должен быть предельно спокойным и собранным или что-то в этомроде. Отчужденный тип гения?”

Рин и Гай обмениваются взглядами. Это Какаши, а не Хонока. Обито ухмыляется.

“Это то, что она хочет, чтобы вы думали, леди, но позвольте мне сказать вам: я мастер нажимать на кнопки Хоноки!”

Гай стонет, и Рин снова протирает лицо салфеткой.

“... это не то, чем можно гордиться...” — шепчут они.

Она закатывает рукав поверх нарукавника. Она делает мысленную пометку надеть сетчатую броню в следующий раз, когда будет сражаться с Обито.

“Цунаде-сан, Обито укусил меня. Нужна ли мне прививка от бешенства?”

Обито бросает на нее неприязненный взгляд, и Цунаде-сан цокает. Не теряя времени, она опрыскивает красную и едва поврежденную кожу скупым дезинфицирующим средством.

“Извини, малыш, ты в курсе всех своих прививок”.

Она надувает губы.