Дневник планеты Земля (джен)

К 85-летию сражений на реке Ханхил-Гол

Как это часто бывает, Монголия вёл своего коня и прогуливался сам, осматривая грустно пустынную округу. Время было утреннее, солнце ласкалось лучами. Он провожал унылыми взглядами другие страны, любопытно рассматривая их костюмы, повозки, автомобили. Как дамочки машут ручками с веерами, а педанты стучат тростями, и далеко не по своей родной земле. Их называли в его Азии, Африке и Америке «господинами» и «хозяевами». И он не знал, почему. Знают ли они о нём? О том, что он живёт вместе с ними в этом мире? Не часто ему доводилось смотреть на такие изыски современности, которые были для него причудливыми и удивительными. XIX век не дошёл до него, лишь каменные стены храмов хранят внутри себя древний и великий дух этих мест. Монголия — простой кочевник под властью китайского императора…

Монголия поправил узду, пригладил мягкую гриву, конские веки и, тяжело и томно вздохнув, взобрался на своего верного спутника. Конь тронулся, копытца его зацокали по дороге, которая не была обложена даже камнем. Поднималась и медленно оседала вековая пыль земли, по кой стучал копытами не один имперский конь. Медленно держали они путь, и торопиться было некуда.

Как вдруг неожиданно появился мальчик, перебегающий дорогу, которого Монголия и вовсе не заметил. Парнишка по-видимому тоже не обращал внимания на округу и чуть не налетел на коня. Конь в испуге взвыл и поднял свои мощные передние копыта, а мальчик, испугавшись не меньше, упал на землю. Монголия усмирил буйного коня, потянув что есть мочи за узду. Жеребец успокоился и взмахнул негодующе гривой, что-то буркнув. Сердце Монголии выпрыгивало из груди и било по вескам и ушным перепонкам. Он выглянул на парнишку, который всё в непомерном ужасе сидел на земле. Маленькая и узкая грудь его часто вздымалась, и было заметно это даже через свободную рубаху, которая была велика не него. Из-за случившего Монголия не мог ничего сказать, лишь судорожно вздрагивали его губы. «Откуда ты взялся? Не ушиб ли его конь? Цел?» — вертелось у него на языке. Но мальчишка сам дал понять, что невредим, вскинув на Монголию глаза. Мужчина обомлел.

Глазки его были большие, усталые и красные от слёз. Скрывалось в этом взгляде что-то болезненное, заунывное. Но была в этом взоре какая-то искра, какой-то яркий огонёк, который так зацепил собой мужчину. Он смотрел своими глазками и вздрагивал всем щуплым телом, утирая нос и замаранное лицо рукавом. И лишь Монголия всё всматривался в эти два виновника его восторга и удивления.

Парнишка бежал от кого-то или от чего-то, заливаясь слезами.

Так же неожиданно мальчик резко сорвался с места и убежал куда-то прочь. Это заставило очнуться потерянного Монголию. Он всё пытался найти мальчика глазами, но его простыл след. «Как появился, так и исчез». Мужчина перевёл дух, осмотрелся по сторонам на предмет таких же внезапных прохожих и продолжил путь с верным другом, обдумывая случившееся. И всё никак не выходил из его головы этот взгляд, эти два горящие рубина…

* * *

Век сменяет другой и уносит с собою секунды, в которых скрыта история, проходящая аршинными шагами по земле. Никто не молодеет, и лишь время даёт величественный статус этим хрупким существам, — странам — их тонким границам и давней истории.

Прошло много лет с той самой внезапной встречи Монголии и парнишки, которая так отчеканилась в его сердце. Только время безжалостно: и вспоминал о том дне он всё реже и реже; осталось лишь впечатление в подсознании, которое всплывало бывало в будние часы. И друг его, напоминавший о том, оставил давно мир живых...

Монголия стал независим из-под китайской императорской мантии уже как пятнадцать лет. Он стал собою, стал новыми землями и границами на мировой карте, которая вновь и вновь стирается чуть ли не каждый год. И сейчас мир снова стоял на грани катастрофы…

Тёплый май, его середина — уже приходит конец весны. Монголия отдыхал дома, провалившись в полуденную дремоту. Только отдыхом назвать было это сложно: мужчина находился последнее время в постоянном напряжении, прислушиваясь к окружающим звукам. Причиной его тревоги стал буйный и жадный сосед, Японская империя,

расширяющий свои владения далеко за пределы своих островов. Неправомерно жестокий, с сияющей звериной дикостью в раскосых глазах. Он трепет бывшего хозяина Монголии, и сейчас взор его устремился на монгольскую границу — на Халхин-Гол, реку раздора Маньчжурии и Монголии.

— Что я смогу предпринять, если сбудутся мои опасения?

Пришла эта мысль к нему внезапно, как и всегда, но тревожила она его долго. И больнее всего давать себе же один и тот же ответ раз за разом:

— Ничего.

Рассуждал он тревожно об этом внутри.

Усталость заливала медленно веки плавленным свинцом, они тяжелели, мысли угасали, и разум проваливался в глубокий сон. «Ничего».

— Беда! Беда! — взревел голос вбежавшего к Монголии задыхающегося немолодого мужчины.

Монголия распахнул в испуге веки и вздрогнул, взглянув в сторону двери. Он пытался понять, сколько успел проспать и когда уснул. Но сейчас это не имело большого значения.

— Япония! Япония идёт!

— Обратно?! — вырвалось у Монголии, и он вскочил с места.

— Нет. Всю заставу пограничников перебили... Они реку перешли...

— Сбылось, — подумал в безысходности мужчина. Сдавило вески и лоб, словно в тисках, по затылку прокатилась волна. От прежней усталости не осталось ни следа, и тело окутал мандраж. — И должно было сбыться. Это было неизбежно...

Мужчина, влетевший в двери, ушёл, но вдруг распахнулась дверь снова, и показался монгольский юный солдат:

— Вам письмо! Передать велели письмо!

Не успел опомниться Монголия от одного потрясения, как случилось другое. Перехватив письмо из рук солдата, последний сразу же хлопнул дверью. Распечатав аккуратно конверт, мужчина достал небольшую записочку в четыре предложения:

«Товарищ Монгольская народная республика!

Я обо всём наслышан. Мне всё сообщили. Буду с минуту на минуту. Ждите».

Адресата Монголия прочитать не успел, как снова распахнулась дверь:

— К вам кто-то прибыл! — скандировал тот же юный цирик командным громкий голосом. — На машине прибыл! Вас ждёт! На улице ждёт! Велели вам сообщить!

* * *

У «Жука» стояли трое: гонец, который докладывал о том, что всё сообщил, как и велели, мужчина в фуражке с красной звездой на лице и довольно высокий молодой человек. Бросалось в глаза то, что прибывшие в военной одежде и что они вовсе не были похожи на местных жителей, из-за чего ловили на себе любопытные взгляды. Монголия подошёл к делегации, как сразу к нему подлетел высокий парень:

— Письмо задержалось, да и бог с ним!

Молодой человек вдруг осознал, что, отдав себя эмоциям, не соблюдает нормы. Резко выдохнув, он продолжал уже серьёзнее: (Второй делегат молчал, что указывало на его второстепенную роль в этом мероприятии.)

— Мы следили за ситуацией на Востоке, товарищ Монгольская народная республика. Который раз Японская империя нарушает вашу границу, и сейчас всё зашло слишком далеко. Этому нужно положить конец.

Монголия выслушивал это всё, словно потерянный. Услышав последние слова, мужчина опешил полностью, и сорвалось с его губ лишь:

— Не уж то ли… помочь? Мне?.. — и умолк.

Вид молодого человека, казалось, стал ещё серьёзнее. Парень положил свою большую ладонь Монголии на плечо и проговорил решительно:

— Границу твою я буду защищать как свою собственную.

Мужчина взглянул в лицо юноши, как что-то промелькнуло в его голове и сердце вдруг забилось чаще. Только что и из-за чего он понять никак не мог.

Предстояли теперь бои на берегах реки Ханхил-Гол, где теперь бок о бок, плечом к плечу стояли цирики и солдаты на пути у разъярённых Квантунских полчищ. Долгие четыре месяца, которые протянуться жизнями тысячей…

— Нельзя терять время, — проговорил строго юноша.

Он оглянулся и вскинул снова свои глаза на Монголию, свой взгляд, где горел огонёк, где таилась искра. Тут мужчина вспомнил эти два горящие рубина — причину его когда-то восторга и удивления.

— Как имя твоё? — вдруг спросил Монголия, не отрывая свои узкие глаза от глаз напротив.

— Зови Союз. У меня длинное имя, — ответил тот и широко улыбнулся.