Тени прошлого (джен)

Для лаборатории тоже выделили свой сарай. Стены изнутри обили корабельной бронёй, из неё же сделали дверь и ставни на единственном окне. Но Эйн прекрасно знал, что даже такие предосторожности не спасут от содержимого маленьких разноцветных флакончиков из железного шкафа.

Он помнил, как вздулась, треснула и разорвалась тысячей осколков броня поезда на вокзале Кингсуэй. А ведь Рэнделл никогда не экономил на безопасности — для его техники Андария услужливо предоставляла военную броню!

Кроме этого, Эйн помнил крики людей и их мёртвые лица, обезображенные удивлением и болью. Неизвестно, чем больше. Андарцы. Как эти твари могли так страшно умирать? Вернее, почему это настолько задевало его? Особенно та женщина…

— Эйн, ты сейчас разольёшь искру! — взвизгнула Урсула.

Он дёрнулся и действительно выплеснул экспериментальный раствор на железный стол. Красно-фиолетовая жидкость зашипела, помещение заволокло едким дымом.

Нора выпихнула их обоих на улицу и заперла дверь. Отсутствие сквозняка должно было нейтрализовать реакцию.

— Я же говорила не кричать в лаборатории! — накинулась она на девчонку. — Мы работаем с опасными веществами! Любое неверное движение — и реагенты взорвутся!

Эйн слушал исковерканные акцентом вопли на андарском и про себя проклинал тот день, когда Нора решила извлечь пользу из пребывания Урсулы в её доме. Обычно та безобидно собирала в лесу нужные растения, но сегодня её попросили развесить их для засушивания. Так девушка попала в лабораторию.

Сначала Урсула занималась своим любимым делом — несла несусветную чушь, пересказывая то любовные романы, то справочник уличной гадалки. Через пару часов трещания она угомонилась и затихла. Эйн даже забыл о ней, как вдруг… С травой для сушки можно было попрощаться.

— Я — проверять паролёт, — бросил он и быстрым шагом направился прочь.

В тихом полумраке Эйн забрался в корзину паролёта и улёгся на её дне, закинув ноги на борт. Тайри усмехнулся: перед вылазками достаточно было сменить грубые рабочие ботинки на сапоги, и его не смогли отличить от Генри Рэнделла! Механику хотелось выведать, как поживает эта жертва обстоятельств, но увы, в дельканской глухомани не водилось андарских газет.

Жертва… Он зацепился за это слово, в который раз возвращаясь к тому ограблению. Женщина… Что привело её к злополучному вагону? Могла ли она избежать гибели? Чем больше Эйн думал над этим, тем крепче была его уверенность: женщина выжила бы только в том случае, если бы он не взрывал вагона! Но это было невозможно, ведь ему нужно было украсть паролёт! А как ещё можно было вытащить его из запертого вагона?

Никак. Значит, жертва была неминуема. А сколько ещё их было? Охранник в банке, охрана вагона, несколько пострадавших в Крее… Стоили ли его преступления такого? С одной стороны, да, ибо он готов был на многое ради родной Тайри: достать деньги на какие-либо нужды любым путём и прочее… Но с другой?..

Они ведь тоже люди! Наверное…

Раньше — особенно в детстве — андарцы представлялись Эйну безликой массой, нагоняющей ужас одним своим существованием. Грабители, насильники, дебоширы… и невероятные снобы — вот кем они были. На этом фоне джентльмен — благородный герой и остроумный гений — становился практически мифической фигурой, призраком.

Лет в десять многие мальчишки-тайри клялись никогда не становиться похожими на андарцев, всегда бороться с ними. Эйн помнил слова придуманной ими и нацарапанной на старом заборе клятвы, как будто только что прочитал её:

«Мы, несломленные, клянёмся до конца своих дней защищать свободу родной страны и родного народа. Клянёмся стать хорошими людьми, достойными своей страны, соблюдать заповеди богов и помогать своим друзьям.

Мы,

Эйн эла-Виэт,

Мэл эла-Тир,

Ивар эла-Тир,

Ксилли эла-Кэлль».

Они мечтали, как вырастут, как станут отважными революционерами… Но ничего не вышло. Просто однажды в их деревеньку приехал промышленник Рэнделл и заявил, что ему нужен десяток парней для работы. Никто из взрослых не возражал: все они жили бедно, а андарец заплатил родителям мальчишек довольно много. Близнецов и вовсе забрали из приюта.

Так они вчетвером и шестеро ребят помладше оказались где-то на задворках Силверкрона. Они жили прямо на заводе, на который их определили помощниками, питались одной кашей и хлебом, крайне редко получали помощь врачей. Наставник, мистер Лоуренс, инженер, не гнушался применением даже самых жестоких наказаний за малейшие провинности, не говоря уже о том, что их всех периодически поколачивали «для профилактики неверных мыслей». Их жизнь была кошмаром наяву.

И однажды они не выдержали: дождались ухода последнего рабочего и сбросили с верхнего яруса склада тяжёлый ящик, притащенный туда ранее. Он должен был убить Лоуренса, однако инженер выжил. Они лишь покалечили его.

Он, в свою очередь, покалечил их. Вернувшись из больницы, хромой и перекошенный Лоуренс чуть не поубивал своих тайри какой-то раскалённой докрасна палкой.

Воспоминания были столь живыми, что Эйн рванул рукав своей рубашки, обнажая плечо. Он боялся увидеть мерзко-красные волдыри, но на плече оказался лишь грубый старый шрам. У всех них были такие шрамы. Двое мальчишек получили слишком сильные травмы: один позже умер, второго просто выкинули с завода (позже он попал под поезд). Ещё один примерно через неделю повесился, а Ксилли, тихий и добрый парнишка, который до конца отговаривал их от покушения, тогда получил удар в горло и стал немым. А ведь когда-то он так любил петь!..

Вместо Лоуренса, уволенного по состоянию здоровья, их наставником стал эла-Баус. Тайри, как и они, старик заботился о них и даже иногда приносил им конфеты. Всё было неплохо, пока Рэнделл не прислал своего старшего сына учиться.

Генри, в общем-то, был нормальным парнем года на три старше них, однако он был сыном андарца, испортившего им всю жизнь. Отношения не ладились, но Генри, похоже, не терял надежды. Он как-то нашёл общий язык с Ксилли, притащил ему платок, чтобы парнишка не пугал окружающих следами от ожога.

Спустя ещё какое-то время возник Чарльз. Гордый и важный снаружи, нерешительный и обидчивый внутри. Эйна приставили к нему в качестве личного помощника. Вместе они собирали паролёт.

За это долгое время механик понял: лучший способ не обижать хозяина — поддерживать любой разговор. Именно поэтому он помнил сюжеты множества приключенческих романов, знал поимённо величайших путешественников мира, сносно владел дельканским и искренне ненавидел отважных колонистов Сайруса Смита, о которых Чарльз мог рассуждать часами.

Эйн не раз и не два спрашивал себя, почему бы младшему Рэнделлу не поболтать об этом с кем-то из своей семьи. В итоге он догадался, что семьи у Чарльза попросту не было: отец работал, мать занималась собой, брата парень не любил. У андарцев тоже были проблемы с родственниками.

И какие! После взрыва Эйн читал в газете, что женщина, погибшая там, оказалась матерью одного из детективов, занимавшихся его преступлениями. Вот так совпадение! Наверно, поймать Эйна стало бы делом чести для мистера Гарретта, будь таковая у андарцев.

Тайри осознал, что сочувствует врагам, и раздражённо отогнал крамольные мысли. Только колебаний ему не хватало! Он вскочил и почти бегом вернулся в лабораторию. Занудная уборка с вычищением каждой щели — лучший способ привести мысли в порядок.

Дым уже осел на пол. Можно было вымести получившийся порошок. Однако едва Эйн провёл веником по полу, осадок заискрился и исчез, оставив после себя осыпающуюся на глазах труху, минуту назад бывшую корабельной бронёй. Веник ,разумеется, тоже оказался испорчен.

Благодаря Урсуле, Эйн изобрёл нечто ужасное.

— Невероятно! — Сзади раздались аплодисменты. — Фантастика!

Тайри скосил глаза в сторону. За ним стоял восхищённый Мюллер.

— С этим средством для нас больше нет преград! — продолжал он. — Какие перспективы перед нами открываются!

Эйн вдруг представил тот же вокзал. Только теперь люди не падали замертво, поражённые осколками, а медленно рассыпались прахом. Удивление совершенно точно стёрлось с их лиц, уступив место нестерпимой боли.

— Нет, — отчеканил эла-Виэт. — Это средство использоваться не будет.

— Не тайри мне указывать! — Слова и приставленный к затылку револьвер обожгли не хуже того раскалённого железа.

Эйн никогда не верил в бескорыстие Мюллера, но не подозревал его в лицемерии. Он опустил голову и позволил отконвоировать себя на окраину Вальдорфа. Там его заперли в маленькой подвальной комнатушке без окон, посреди которой кривился одинокий старый стул на трёх ножках. Тайри швырнул его в замшелую стену и сам замер в центре этой комнатки.

Жизнь одного дурака-романтика была яркой, но, видимо, короткой. Не возникло ни тени сомнения, что его убьют. Однако сначала придут выведывать состав нового средства…