Тени прошлого (джен)

Я не берусь утверждать, что читатель, решившийся осквернить могилу моей дорогой сестры, согласится со мной, но прошу его прочесть до конца содержащееся здесь…

Официальная история гласит, что на протяжении веков Андария, Тайри, Крей, Найкон, Валисса и Ранелла существовали как суверенные государства, а триста лет назад тайри попытались захватить соседние территории, развязав кровопролитную войну. Однако они проиграли и были жестоко наказаны... В Андарионе, королевстве, созданном после войны, они стали низшим народом — почти рабами…

Итак. Как самый миролюбивый народ Туманного архипелага мог стать народом войны? Почему они решили завоевать земли севернее Тайри, а не южнее, что было бы более логично?

Я нашёл ответы на эти вопросы, но был вынужден их спрятать, потому как Тайная канцелярия Его Величества уже идёт по моим следам. Моя дорогая сестра уже погибла из-за них!

Скажу лишь, что эта война лишила нас важнейшей силы — Энергии, дающей жизнь всему сущему. Я оставил несколько подсказок, с помощью которых её можно вернуть. Эта записка будет лежать здесь на случай, если хранители моих тайн не смогут передать их дальше.

Искренне надеюсь, что правда восторжествует, что хоть кто-то узнает её!

Ф. Р. Пауэлл,

Александрия, январь 300 года

Александрия, Андария27 апреля 373 года со дня основания АндарионаЦентральное отделение Королевского Государственного банка закрылось полчаса назад. Почти все клерки разошлись по домам. Только мистер эла-Ши ещё был на рабочем месте. Впрочем, вскоре он убрал последнюю папку в шкаф, захватил пальто и шляпу и направился к выходу. По пути он должен был встретиться с охранником, совершавшим обход ровно в девять часов вечера. Но этого не произошло.

Из въедливости, а может, из любопытства или некоторой крысообразности в характере, мистер эла-Ши проследовал по обычному пути охранника. В его конце, возле подземного хранилища, лежал пропавший. Он был давно мёртв (очевидно, с прошлого обхода).

В самом хранилище кто-то шумел: он то постукивал золотыми слитками, то позвякивал монетами, то поскрипывал ящиками. Через какое-то время таинственный некто вышел. Это оказался высокий мужчина в грязно-сером комбинезоне, какие обыкновенно носили механики и подобный им люд, машинистском шлеме, закрывающем лицо, и высоких сапогах. На его плечах висели две объёмные сумки, в руке были большие карманные часы со сложным узором на циферблате. Мужчина посмотрел на мистера эла-Ши сквозь жёлтые стёкла очков, прилагавшихся к шлему, широко улыбнулся, перевёл взгляд на часы и задумчиво произнёс, растягивая гласные:

— Прошу прощения, сэ-эр, я опаздываю.

Мистер эла-Ши ошеломлённо посторонился, пропуская его. Мужчина исчез, насвистывая мотив песни «Горящие головы», популярной в подворотнях Андариона в последние годы.

* * *

Ровно в семь часов утра около банка остановился паромобиль, выкрашенный в угрюмо-синий цвет. С переднего пассажирского сиденья спрыгнул человек лет двадцати пяти-тридцати в неброском сером плаще. Человек был ростом футов пять с половиной ⁽¹⁾, сухощавым. Перемещался всегда стремительно, широкими шагами, что выглядело комично при таком росте.

Паромобиль фыркнул и умчался отвозить следующего детектива на место ночного убийства в парке, на что высаженный человек выругался, заслоняя острое и какое-то треугольное лицо серой фетровой шляпой. Видимо, пыль беспокоила его меньше, находясь на густых тёмно-каштановых волосах, а не на лице, которое, в общем-то, легче отмывать.

Мужчина вошёл в здание банка, и констебль проводил его к месту преступления. Эксперт уже всё осмотрел и даже посыпал порошком для дактилоскопии.

— Отпечатков нет? — резковатым голосом осведомился вновь прибывший.

— Нет, детектив Гарретт, — уныло покивал невыспавшийся эксперт. Впрочем, было бы глупо предполагать, что неизвестные, ограбившие банк с такой наглостью, оставят следы. Однако Гарретт ещё раз всё тщательно осмотрел, запоминая детали. Особенно врезались в память пятно обгоревшей ткани и обуглившаяся кожа на груди трупа.

— Где свидетель? — осведомился детектив.

— У входа.

Гарретт развернулся на каблуках и своей «летящей» походкой направился к выходу из банка.

Там, под сонным надзором констебля, переминался с ноги на ногу тщедушный человечек лет сорока пяти. Он мял в руках шляпу-котелок и двигал по-крысиному вытянутым носом.

— Здравствуйте, я детектив Гарретт. Вы свидетель ограбления? — обрушился на него детектив.

— Кал-л эла-Ши, сэл-л, — представился человечек, ужасно картавя и всячески это подчёркивая.

— Карл эла-Ши? — переспросил детектив.

— Нет, сэл-л. Кал-л, без «л». Я видел гл-лабителя!

— Грабителя. Одного?

— Да, сэл-л. Он был один. Он убил охл-ланника, огл-лабил хл-ланилище и ушёл, напевая «Гол-лящие головы». А пел-лед этим он сказал мне: «Пл-лостите, сэ-эл-л, я опаздываю». И гласные л-ластягивал!

— Как он выглядел?

Мистер эла-Ши подробнейшим образом описал «гл-лабителя», упомянув всё, включая шлем и солидный рост. Он даже попытался воспроизвести первый куплет из песни, которую насвистывал преступник, но детектив остановил его уже после слов «л-лыжие головы».

— Это всё, мистер эла-Ши?

— Да, мистел-л Гал-л-л-летт! — Клерк расстроился, что ему не дали закончить песенку. Ведь когда ещё можно будет в лицо полиции петь гимн своего угнетённого народа, не боясь попасть в тюрьму?

— Он тайл-ли... — мрачно пробормотал детектив, отойдя в сторону.

Нельзя сказать, что он не любил тайри. Гарретт вообще не очень жаловал людей. Собственно говоря, он и работал с ними не так много: его обязанностью было расследовать убийства. Для этого его и привлекли сегодня — помочь старшему инспектору Чейну, расследующему ограбление. Самого Гарретта к такому делу бы не подпустили.

Джеймс Гарретт родился второго ноября триста сорок шестого года в Александрии. Его отец, Уильям Гарретт, был писателем. Нужно заметить, писателем отвратительным, из-за чего старик переживал и пил бесстыдно. Его жена (в девичестве — Роси Элатан) никак не могла повлиять на мужа. К её счастью, сын не пошёл в отца: Джеймс прилежно учился и осуществил свою мечту — поступил на службу в Мэйн-Парк, центральное отделение полиции Александрии.

Когда ему было девятнадцать лет, отец скончался. Теперь Джеймс самостоятельно обеспечивал мать и маленькую сестру Алису. Почти все его деньги уходили на них.

Он не встречался с девушками (вернее, девушки игнорировали его), не веселился с парнями-коллегами (алкоголь был ему противен). Джеймс Гарретт жил только работой и однажды, закуривая очередную сигарету, он понял, что радуется, когда кого-то убивают, ведь это приносит ему работу и жалованье — деньги.

Коллеги Джеймса за всё это и не любили. Начальство не подпускало его к серьёзным делам. Ограбление Королевского Государственного банка было первым, и то он являлся здесь детективом второй степени.

Сопровождаемый безрадостными мыслями о своей никчёмной жизни, о десятилетней сестре и о «тайл-ли», Джеймс Гарретт пешком вернулся в Мэйн-Парк.

— Старший инспектор Чейн прибыл? — спросил он у дежурного сквозь лязгающе-дребезжащий шум непрерывно стучащей пневмопочты.

— Да. Он у себя, — кивнул тот, перенаправляя цилиндрические контейнеры с письмами по внутренней почте в разные кабинеты.

Под грохот цилиндров в специальных трубах, проведённых под потолком, Джеймс проследовал по тёмному лабиринту коридоров на третий этаж и постучал в нужную дверь.

— Я занят! — прорычали оттуда.

— Инспектор, это Гарретт! — крикнул детектив, наклонившись к замочной скважине.

— Входите, — уже более миролюбиво разрешил Чейн.

Джеймс открыл дверь, прошёл внутрь и, с трудом найдя свободное от бумаг место, положил на стол перед инспектором записи, сделанные при опросе свидетеля.

— Бред, — раздражённо резюмировал Чейн, просмотрев их. — Возможно, конечно, что он видел лишь одного грабителя, но описание неправдоподобное совершенно!

— Значит, либо эла-Ши лжёт, либо он сумасшедший, — сказал Джеймс и, подумав, добавил: — Либо соучастник...

— ...То есть лжёт. Пока мы можем сказать лишь одно: грабителей было больше, чем один. А вообще в связи с таким громким делом, начальство может дать добро на использование «эликсира правды», хотя официально его не существует... Но это в крайнем случае... Хм... — Инспектор смутился, как будто выдал важную тайну. — Что с уликами?

— Протокол осмотра вам ещё не принесли? — удивился Джеймс. — Эксперт вроде ничего не нашёл. Собаки — тоже: они потеряли след буквально в паре кварталов, у речки. Тело пока исследуют.

— Протокол осмотра вот. — Инспектор потряс одним из многочисленных листов бумаги. Гарретт разглядел выписанное заглавными буквами слово «НИЧЕГО», явно нарушавшее правила печати протоколов. — Ничего не нашли: ни улик, ни отпечатков... Хотя это и неудивительно. Но даже следов обуви, дерк побери, не осталось! А ведь на улице полно грязи!

— Видимо, наш тайрийский грабитель ещё и летает, — пробурчал Джеймс.

— Тайрийский? — повторил Чейн, подняв тёмные кустистые брови. — С чего вы взяли?

— Растягивает гласные, поёт «Горящие головы»... эла-Ши восхищался им... Кстати, как он, тайри по происхождению, попал на работу в банк?

— Он простой клерк, — отмахнулся инспектор. — Заведует швабрами и мылом... Непосредственно с делами банка не связан.

Через несколько минут обсуждения немногочисленных известных фактов одна из круглых медных крышек, расположенных на стене рядом с дверью, откинулась вниз, и на специальную подставку, напоминающую горизонтальный пюпитр с поднятыми краями, грохнулся металлический цилиндр. Инспектор подошёл к подставке, вытащил из цилиндра листок бумаги и развернул его.

— На ваше имя, Джеймс, — сообщил он. — Вскрытие сделано. Идёмте в морг.

Они вышли в безлюдный, но шумный из-за пневмопочты коридор и спустились в подвал. Там, в холоде и тишине, обитал тощий и мрачный, как самый настоящий лич, патологоанатом. Он был единственным в Мэйн-Парке, а потому безымянным для большинства служащих (его называли просто по профессии). Джеймс даже иногда думал, что знать его имя — привилегия для избранных.

— Я установил причину смерти охранника, — с мрачной озадаченностью произнёс патологоанатом вместо приветствия.

— Озвучьте её, — попросил Чейн, приподнимая бровь. Настроение обитателя подвала было ему непонятно.

— Удар молнии в сердце.

Воцарилось молчание.

— Немыслимо! — вскричал инспектор.

— Вы хотите сказать, что молния пробралась в здание, убила охранника и ограбила банк, заодно сведя с ума свидетеля? — фыркнул Джеймс.

Патологоанатом поморщился. Гарретт иногда выдвигал совершенно безумные идеи о причинах смерти потерпевших.

— Или же кто-то приручил её, — проворчал эксперт. — Ваш свидетель ведь утверждает, что грабитель был в машинистском шлеме? Изобретатель! Сумел подчинить себе электричество!

— Немыслимо! — повторил инспектор.

— Но возможно! Хотя бы в теории! — возразил Гарретт.

— Не просто возможно, а даже сделано, — ехидно напомнил патологоанатом и добавил: — Вот отчёт, господа. Берите и идите. У меня ещё трупы лежат! Невежливо заставлять их ждать.

Детективы удалились. Джеймс поднялся в общий кабинет. Там работали около десятка разных детективов. Шум голосов, грохот пневмопочты, дым от дешёвых сигарет мешались в рутинную какофонию, заставлявшую завидовать старшим инспекторам, которым выделяли собственные тихие кабинеты.

Джеймс прошмыгнул на своё место в дальнем углу, уселся на скрипучий стул, заправил ручку чернилами и принялся строчить на разных листах всё, что ему было известно. Вскоре на деревянной доске рядом со столом висели «портрет гл-лабителя, данный эла-Ши», краткие выписки из отчёта о вскрытии и из протокола осмотра, схема замка хранилища (он не поленился и срисовал её из бумаг Чейна). Внизу был приколот листок с выводами:

1. Преступник, вероятно, тайри.

2. Преступник, вероятно, имеет техническое образование.

3. Преступник нагл и самоуверен, но гениален.

4. Преступник умеет обращаться с электричеством.

Описание основывалось больше всего на словах эла-Ши и выглядело бредовым. Поморщившись, Джеймс приписал ещё два пункта:

5. Если преступник был не один (что более правдоподобно), то ничего неизвестно.

6. Если преступник был не один, то эла-Ши лжёт.

Теперь можно было немного успокоиться и пойти, наконец, в столовую, чтобы выпить чашку местного дрянного кофе и съесть пару бутербродов в качестве завтрака и сразу же обеда.

* * *

Грабитель покинул здание банка, насвистывая гимн тайрийских патриотов. Завернув в нужный переулок, он расхохотался: андарцы никогда не поймают его! Даже если они поймут, как был убит охранник (а это они скорее всего поймут), никто не поверит, что он был один! Никто не поверит, что всё содержимое хранилища можно уместить в две сумки! Никто не остановит его!

Поправив ремни тяжёлых сумок на плечах, мужчина пошёл вперёд. Он побродил немного по подворотням Александрии, прогулялся по грязному городскому ручью, гордо именовавшемуся речкой, в особенно тёмном переулке снял шлем и сунул его за пазуху, после чего постепенно вышел на освещённые бледно-жёлтыми фонарями «приличные» улицы и неторопливо зашагал в сторону промышленной части.

На самой её границе он отдал сумки ожидавшему там извозчику. Тот направил старую кобылу прочь. Ночной путник же прошёл ещё три квартала вдоль бесконечной вереницы безликих фабрик, впивавшихся в ночное небо когтями труб, и вошёл в одно из зданий.

1) Примерно 1,65 м

Вернуться к тексту

Два часа дня — благословенное время! В этот час хозяйка ставит на стол тарелки с супом, салатом, мясом, семья садится за стол, начинается обед. Чуть позже появляются чашки с чаем, пудинг или пирог, печенье. Да, прекрасное время, если проводить его дома или хотя бы в общественной столовой.

Джеймс Гарретт в два часа дня шёл по тёмному от туч городу и занимался возмутительно неприличным для публичного места делом — жевал сухари. Уже много лет высушенный хлеб был его бессменным спутником и единственной едой, которую он любил. Мать готовила плохо, сестра училась в другом городе, у самого Джеймса не было времени. Да и способностей тоже не имелось. Вот и приходилось есть всякую дрянь.

В очередной раз отбросив подальше мысли о своей жизни, детектив убрал сухари в потрёпанный портфель и направился к обшарпанному серому зданию, из окон которого таращились во все стороны подзорные трубы и большие фасеточные линзы, напоминавшие глаза насекомых. Он пришёл сюда, в самый, наверное, дрянной и грязный район Александрии, чтобы поговорить с неким Сэмом Теренсом, инженером, занимавшимся оптикой.

Обойти всех инженеров города и окрестностей предложил сам Джеймс. Нужно было разузнать о возможности покорить электричество. К счастью, старший инспектор выделил для этого ещё людей. Один Гарретт потратил бы чрезмерно много времени.

Каменные ступени порадовали своей гладкостью, из-за которой Джеймс некрасиво влетел в прихожую Теренса и распластался по полу, также отполированному до блеска. Портфель выскочил из его руки и скользнул вперёд, куда-то в кладовку.

Мысленно выругавшись, Джеймс поднялся, огляделся и, убедившись, что хозяина рядом нет, пошёл за своей сумкой, сетуя на растяпу, оставившего дверь открытой.

Когда он переступил порог кладовки, на улице послышались шаги. Джеймс тихо прикрыл дверцу и затаился среди пыльных коробок, намереваясь сделать вид, что его нет, а затем уже выйти из дома и, вежливо постучав, войти.

Шаги остановились на пороге. Некоторое время было тихо. Потом кто-то плаксиво пробормотал:

— Магнус, я хочу обратно в Сомбертон! Здесь слишком много людей!

— Зато здесь почти нет солнца, Тереза! — приободрил другой голос. — У нас значительно больше свободы.

— Тихо, — безэмоционально сказал третий.

От этого голоса повеяло чем-то ледяным, пугающим. Джеймс задержал дыхание и попытался унять участившийся пульс. Казалось, трое за дверью прекрасно слышали рваный стук его сердца.

— Нас ждёт Теренс, — напомнил Третий.

Шаги возобновились. Гости поднялись на верхний этаж. Джеймс облегчённо выдохнул, но остался в кладовке. Выходить теперь было страшно.

В доме стало холодно, как будто снаружи внезапно наступила зима, а отопления не включили. Через несколько гнетущих минут на дверном косяке и на полу появились сероватые в сумраке полосы инея. Джеймс вздрогнул, когда одна из них доползла до его ботинок.

Один из трёх спустился вниз и выскользнул на улицу. Вероятно, Второй или Третий — Тереза скорее всего обладала самым лёгким шагом. Хотя детектив не был уверен.

Спустя ещё одну минуту по дому пронёсся полный ужаса вопль.

Гарретт наконец вспомнил, что ему надлежит хранить порядок в городе, и медленно, стараясь не хрустеть инеем, выбрался в прихожую. Он достал револьвер из кобуры и как можно тише взвёл курок.

Прокрался на второй этаж. На третий. Затаился за дверью, предусмотрительно отойдя от лестницы. Прислушался.

— Не волнуйтесь, мистер Теренс, — ласково мурлыкала Тереза, — это всего лишь флеботомия. Ну и что, что принудительно? Зато методом венепункции! Это куда безопаснее!

— М-мнэ-э-э бо-оно! — отозвался хозяин дома, которому гости решили устроить кровопускание.

— Дерков сын! Я тебе ноги оторву, если ты снова меня лягнёшь! — взвыл Второй. — Почему я не смог удержать молчания? Здесь же нет… их?! — с придыханием произнёс он.

С минуту не раздавалось ни звука. Но вдруг дверь распахнулась, и Второй выглянул в коридор.

— Так, — многозначительно обронил мужчина, меланхолично глядя на направленный ему в грудь револьвер. — Человек. Худой. Дрянь.

Джеймс бегло осмотрел своего визави. Тот оказался весьма высоким брюнетом с тонкими чертами и бледно-серой кожей. Девушка в старомодном бордовом платье, видневшаяся в комнате, походила на него как сестра.

— Стрелять бесполезно. — Мужчина протянул руку и надавил на палец детектива, лежащий на спусковом крючке.

Раздался выстрел. Гарретт неверяще следил за пулей, попавшей Второму в сердце, за ним самим, растянувшим тёмно-красные губы в ехидной улыбке, за Терезой, хладнокровно стоящей подле связанного толстяка с заткнутым ртом.

— Вас могли услышать, Джеральд, — заметила девушка, наклоняясь к жертве. — Надо ускориться. Придётся делать венесекцию…

— Нет свидетеля — нет преступления, — ухмыльнулся мужчина, показав две пары чрезмерно крупных клыков.

Смазанной тенью он прыгнул вперёд. Джеймс упал на пол под его весом. В спину впечатался уголок брошенной книги. В шею впились острые клыки. Кровь потекла за воротник. В сочетании с ледяными губами Джеральда она казалась слишком горячей.

— Дерк! Де-эрк! — заорал мужчина, резко вскочив. — Со-олнце!

Джеймс открыл зажмуренные от страха глаза. Полутёмные ранее комнаты наполнились ярким светом, умножавшимся во многочисленных линзах. Джеральд и Тереза метались вокруг, пытаясь спрятаться от него. Внезапно мужчина вспыхнул и осыпался пеплом.

— Джеральд! — вскрикнула девушка, сама сгорая под солнцем.

На полу остались два белёсых пятна.

Гарретт поднялся, морщась от боли в спине. Убрал револьвер и дотронулся до шеи. Рана неприятно ныла, но хотя бы перестала кровоточить.

Он прошёл в комнату. Инженер сидел на стуле, запрокинув голову. Из разреза на сгибе локтя падали красные капли. Последние — мужчина был очень бледен и не дышал. Под его рукой стояла квадратная пятилитровая канистра, по горлышко заполненная кровью.

Багровая жидкость как будто светилась изнутри, звала. Возникло иррациональное желание попробовать её на вкус. Джеймс бросил взгляд на обескровленного Теренса и почувствовал подступающую тошноту. Отпрыгнул в сторону. Его вырвало.

Морщась, Джеймс выбрался обратно к лестнице и с ужасом заметил, что пепел, оставшийся от Терезы и Джеральда, загорелся. Бесшумное, холодное пламя синего цвета расползалось по полу, стенам, занавескам.

Гарретт чуть ли не кувырком скатился вниз и выбежал из дома, каким-то чудом не забыв брошенный в прихожей портфель.

Он миновал бегом уже две улицы, когда мимо прогремел пожарный паромобиль — большая рыжая цистерна с водой, увешанная дребезжащими железяками. Джеймс остановился восстановить сбившееся дыхание.

«Что это было? — спросил он самого себя и тут же ответил: — Вампиры».

Детектив расхохотался, напугав трёх женщин, проходивших мимо. Да, вампиры! Все в детстве читали страшные сказки о существах, что пьют человеческую кровь и не страшатся оружия смертных. И он легко бы принял версию о подражателях, захотевших обрести бессмертие. Однако иней, пуля, возгорание на солнце и невероятная скорость, с которой мог двигаться Джеральд, утверждали обратное. Джеймс был растерян: мысль о существовании вампиров никак не укладывалась в его голове.

В полном смятении Гарретт добрался до остановки городского транспорта, а затем и до Мэйн-Парка. Там сообщил инспектору, что дом искомого инженера сгорел, выслушал отзывы опрошенных сержантами в предыдущие четыре дня, сводившиеся к тому, что управлять электричеством невозможно, и отпросился домой. Происшествие требовало осмысления в спокойной обстановке.

Дома Джеймс первым делом отстирал подкладку пальто и пиджак, изведя на них почти половину куска мыла. Когда самые явные следы нападения были уничтожены, он отмыл шею от крови и всмотрелся в зеркало, чтобы оценить рану.

С ней случилось что-то невероятное: вместо ожидаемых красных пятен от клыков слева, как раз поверх артерии, поблёскивало льдисто-голубое изображение восьмиконечной звезды.

— Джеймс, что это? — Мать, появившись у него за спиной, в ужасе всплеснула руками.

Он не заметил её появления, и теперь поспешно накинул халат. Неприлично было стоять перед женщиной с голым торсом. Да и странная звезда оказалась прикрыта воротом.

— Где ты так отбил себе спину? — продолжила мать.

У Джеймса отлегло от сердца: она увидела синяк от падения, а не это нечто.

— Упал, — лаконично ответил он.

— Упал, — проворчала мать. — Вот упадёшь однажды и не встанешь больше. Моего жалованья нам с Зайчонком не хватит!

— Не упаду, — улыбнулся Джеймс. — Обещаю.

— Ох, горе моё… Иди в комнату. Раз уж ты сегодня раньше вернулся, то отдыхай. Я сегодня мясной пирог купила в честь начала мая. Хоть что-нибудь вкусное съедим.

— Отлично.

Он перебрался в спальню и улёгся на узкую скрипучую кровать, уткнувшись лицом в подушку. Перед мысленным взором Джеймса вновь возникли Тереза и Джеральд, прошмыгнул оставшийся невидимым Магнус, всколыхнулось синее пламя. Чем больше он размышлял о них, тем больше уверялся: вампиры абсолютно реальны. В конце концов, Джеймс смирился с этим, решив, что легенды и сказки никогда не возникают на пустом месте.

Однако было в этой истории то, чего он не мог понять. Кто такие «они», которых упомянул Джеральд? О каком молчании шла речь?

Так или иначе, Гарретт пообещал себе не рассказывать Чейну деталей. Просто синий пожар. Мало ли, что за химикаты хранил Теренс? В лечебницу для психически больных детективу не хотелось.

Александрия, Андария30 мая 373 года со дня основания Андариона

Вокзал Кингсуэй, находившийся в южной части Александрии, был как всегда шумным и многолюдным. В здании столпился народ, ожидавший прибытия поезда Шиптаун—Спрингтон. Кто-то кого-то встречал, кто-то собирался куда-то ехать, сновали носильщики, среди которых попадались и современные механические грузчики с компактными паровыми двигателями... На платформах тоже было оживлённо, но там, в основном, обсуждали стоящий в стороне товарный состав всего из трёх вагонов, окружённый вооружённой охраной.

Поговаривали, что внутри было имущество одного промышленного магната, только что вернувшегося из длительной поездки в Дельканию. Иные утверждали, что там были изобретения его младшего сына, якобы талантливого инженера. Соглашались они в одном: состав принадлежал господину Бартоломью Рэнделлу.

В стороне от этой суеты шла по шпалам женщина средних лет, одетая в простое дорожное платье синего цвета, неопределённо-серое пальто и поношенную чёрную шляпку, вышедшую из моды лет десять назад. В руках у неё были маленькая дорожная сумка и билет до Литтл-тауна, крохотного городка близ столицы. Там находилась женская школа-интернат при храме Милосердной. В этой школе училась её маленькая дочь.

Женщина собиралась сесть на поезд Шиптаун—Спрингтон, чтобы добраться туда и привезти малышку Эли в Александрию на лето. Школа, конечно, работала и в это время года, но занятий не было, поэтому те девочки, у кого была такая возможность, отправлялись по домам.

Квартирка женщины находилась недалеко от вокзала, со стороны железнодорожных путей, и ей было легче пройти через них, чем обходить вокзал, несмотря на то, что при этом обычно приходилось пролезать под парой составов, готовящихся к отбытию.

На этот раз женщине повезло: на её пути стоял лишь состав Рэнделла, который можно было и обойти. (Да и смогла бы она приблизиться к нему, когда рядом стояла охрана?) Однако произошло непредвиденное.

Пока она шла мимо поезда, внутри кто-то возился. Охрана не беспокоилась — видимо, это был свой человек. Внезапно стенка центрального вагона вспучилась и с оглушительным громом взорвалась. Острые куски сплава, который должен был выдержать даже попадание из корабельной пушки, понеслись во все стороны.

Послышались крики раненых охранников и их ошарашенных коллег. Женщина просто упала навзничь, почти разрубленная пополам особенно крупным куском металла.

* * *

Из вагона показался высокий мужчина в шахтёрском противогазе. Через его плечи были перекинуты две большие сумки. В клубах дыма и всеобщей суматохе его никто не заметил. Он с сожалением посмотрел на женщину и, тряхнув головой, тихо пробрался на платформу, стянув по дороге противогаз, под которым прятались ярко-рыжие волосы. Ему хотелось посмотреть на дело своих рук со стороны, прежде чем придёт ещё один нужный ему поезд.

* * *

Джеймс начинал беситься. Во-первых, уже месяц не наблюдалось никаких продвижений в деле: след таинственного гения так и не был найден, электричество никем не использовалось. Во-вторых, всё это время Гарретт подспудно боялся превратиться в вампира, начать пить кровь… Каждый вечер он разглядывал своё отражение в поисках изменений (например, клыков), но ничего не находил. Это злило ещё больше.

Единственным положительным событием оказалось появление приятеля. Да, он сблизился с инспектором Чейном! Наверное, долгие вечерне-ночные разговоры о деле способствовали. Или совместное распитие дрянного кофе по утрам в полицейской столовой.

Как-то Чейн поделился своими наработками по ограблению. Джеймс онемел, когда услышал сумму ущерба и имена некоторых клиентов банка, деньги и ценности которых хранились в его Центральном отделении. На эту сумму можно было бы построить ещё две Александрии с пригородами в придачу!

Однако это никоим образом не приблизило детективов к разгадке. Никто не строил Александрии, увы.

Зато начальство, решившее, похоже, что они страдают от безделья, отправило обоих на вокзал Кингсуэй, когда там прогремел взрыв.

Они подошли к месту трагедии минут на пять позже криминалистов. Один из экспертов как раз приступил к идентификации погибших. Всех охранников ему назвали их выжившие сослуживцы, а о женщине мог рассказать лежащий рядом с её рукой билет.

— Роси Гарретт, — опередил криминалиста Джеймс, закрывший шляпой побелевшее как снег лицо.

— Соболезную, детектив. — Инспектор Чейн тоже снял шляпу с головы. — Вы сможете продолжать работу?

— Да, инспектор, благодарю. Я опрошу свидетелей на платформе, — проговорил Гарретт, разворачиваясь и медленнее, чем обычно, уходя прочь от места трагедии.

Впервые за долгое время он не только не радовался чьей-то смерти, но и осознал, какую оглушающую, опустошающую боль чувствуют родные погибших, которых он всегда безжалостно расспрашивал об убитых, утонувших или упавших откуда-нибудь родственниках или друзьях.

Джеймс шёл к платформе и не чувствовал ни себя, ни земли под ногами. Он словно стал неосязаемым призраком, лишённым связи с миром.

Краем глаза он всё-таки заметил высокого молодого человека в чёрных сапогах с декором из непонятных металлических нашивок. Мужчина держал в руках две объёмные дорожные сумки; к одной из них был прикреплён машинистский шлем.

Усилием воли Джеймс вернулся в реальность. Он поднялся на платформу и с видимостью прежней беспристрастности принялся допрашивать всех подряд. Один раз даже задал вопрос механическому грузчику, чем вызвал смешки окружающих и их мнимое сочувствие измотанному детективу.

Закончив, Гарретт не стал искать Чейна. Вместо этого пошёл в Мэйн-Парк и по пути завернул в почтовое отделение. Там он сел за столик в углу хорошо освещённого зала и, попросив у клерка бумагу и конверт, начал письмо сестре:

«Милая маленькая Эли, прости, пожалуйста, если тебя напугает то, что мама не поехала за тобой в школу. Ввиду определённых обстоятельств тебе придётся задержаться в Литтл-тауне. Не грусти! Я буду писать тебе, Зайчонок, и чуть позже заберу тебя домой.

С любовью,

твой брат Джеймс».

Джеймс запечатал конверт, написал на нём адрес и отнёс письмо в ящик для отправки. Через пару дней его Зайчонок получит письмо и обо всём догадается — она умная девочка. Он сам не знал, почему не смог прямо написать, что мама погибла. То ли это было слишком жестоко для малышки, то ли он проявил малодушие... Неважно!

Гарретт пришёл в Мэйн-Парк и поспешил к Чейну. Тот был у себя.

— Вероятно, придётся связывать дела. Нам опять описывают вашего одинокого тайри, — сообщил инспектор, едва Джеймс переступил порог его кабинета. — Все охранники в один голос твердят, что видели его, но были настолько ошеломлены, что никто из них и не подумал задержать его.

— Совсем никто? — переспросил детектив.

— На самом деле один из наших криминалистов слышал, как один охранник сказал, что этот гад похож на старшего сына господина Рэнделла, некоего Генри Джеральда. То есть по фигуре похож, лица они не видели.

— Здорово… — пробормотал Гарретт. Опять это имя, а ведь он уже подзабыл того вампира.

— Протоколы вот, смотрите. — Чейн протянул ему несколько листов бумаги. — Следов никаких, украли всё содержимое одного конкретного вагона, состав взрывчатки неизвестен. И почему гад остался жив, тоже неизвестно.

Джеймс перенёс в записную книжку основную информацию и снова кропотливо зарисовал схему замка.

— За отчётом патологоанатома я схожу сам, если хотите, Джеймс, — предложил инспектор. Кажется, он впервые назвал временного помощника по имени.

— Благодарю, — пробормотал Гарретт.

В общем кабинете он завесил свою доску новыми бумажками и с нетерпением ожидал появления инспектора с отчётом. Тот всё не приходил и не приходил.

Наконец, спустя час Чейн влетел в общий кабинет. Он был зол, почти в ярости.

— У суперинтенданта сидит Бартоломью Рэнделл! — выпалил он под удивлённые возгласы других детективов. — Он назвал стоимость украденного изобретения. Третья, мать её, новая Александрия! Но что это за изобретение, он не говорит! Ни в какую!

Джеймс молчал. Он углубился в отчёт. Дело об ограблении становилось его личным делом.

* * *

Генри Джеральд Рэнделл, высокий молодой человек с вечно всклокоченными рыжими волосами, приехал в Александрию пару часов назад из Силверкрона. Он должен был встретить отца, прибывшего из Шиптауна, куда приходил принадлежащий сэру Бартоломью пароход «Оливетта». Заодно предстояло проследить за разгрузкой вагонов с какими-то изобретениями сводного братца Чарльза.

Вообще, семья у них была интересная. Промышленный магнат Бартоломью унаследовал солидное состояние от своего отца и преумножил его. В триста сороковом году он женился на Аннелизе Родерих, дочери своего дельканского партнёра. Через пять лет родился сын Генри. Ещё через шесть лет они со скандалом развелись. Аннелизе забрала часть их имущества, но сын остался с отцом, который снова женился в конце того же года на милоринской актрисе Оливетте Сенешаль, двумя годами ранее родившей ему сына Чарльза.

Младшего сына любили больше. Отец сразу приучал его руководить своей компанией, тогда как Генри начинал работать простым инженером. Хотя это скорее являлось преимуществом: он гораздо лучше Чарльза разбирался в машинах, производящихся на заводах Рэнделла.

Единственное, чего он не знал: чем занимается брат и какие его творения находятся в охраняемом составе. А было бы любопытно их увидеть...

Можно было отдать дорожные сумки механическому грузчику и идти заниматься делами, но сплетни людей на платформе были слишком интересны. Обсуждалось громкое апрельское ограбление, от которого пострадали и Рэнделлы. Генри заслушался...

...После взрыва он с неким чувством мстительного удовлетворения покинул вокзал. Приятно было, что творения Чарли пострадали. Однако погибших было очень жаль, особенно проходившую мимо женщину.

Теперь не было ни необходимости, ни желания встречать отца. Он явно будет в ярости. Поэтому Генри нанял паромобиль из стоящих на привокзальной площади и попросил ехать к гостинице «Сайленс», куда он собирался заселиться.

Гостиница встретила скромностью и тишиной. Генри расписался в книге приезда, получил ключи и поднялся в чистую уютную комнату. Интересно, его семья по прибытии поселится в «Роял Хаус» или выберет место потише и подальше от журналистов?

На следующий день Генри спустился в холл гостиницы и, заметив странный ажиотаж возле газетного киоска, сбегал за свежим выпуском «Андарского вестника», чтобы почитать за завтраком.

На первой же странице был крупный заголовок «Ограбление на Кингсуэй: три скандала за один день!»

Причина ажиотажа прояснилась: люди любят скандалы! Генри проглядел статью.

...Неизвестное взрывчатое вещество способно разрушить мощную броню...

...К расследованию привлечён сын погибшей Роси Гарретт! Это противоречит пропагандируемой беспристрастности полиции...

...По словам очевидцев, преступник похож на старшего сына Бартоломью Рэнделла. Где пребывает данный молодой человек, полиции неизвестно...

Читая часть статьи, посвящённую его персоне, Генри с трудом сдерживал эмоции. Это в его планы не входило. Некий журналист Вёрджил Бёрнс оказался слишком пронырливым!

Отца, представительного пожилого мужчину с такими же лохматыми, но уже седыми волосами, он встретил ровно между представительством его компании и Мэйн-Парком. Сэр Бартоломью прогуливался пешком.

— Почему ты не встретил нас вчера? — спросил он. — Оливетта очень расстроилась. Ты же знаешь, что у неё слабое здоровье!

«Ага, страшный недуг — неконтролируемая страсть к семейному доктору. — Генри мысленно закатил глаза. — Прозрей, наконец!»

— Сочувствую, — вздохнул он вслух. А что ещё сказать, чтобы не нарваться на конфликт?

— Я вчера был у суперинтенданта Мэйн-Парка, — уведомил сына мистер Рэнделл. — Улики, по его словам, указывают на тебя.

— Каким образом?

— Ты был на вокзале. Преступник был одет в такую же одежду... Да, это домыслы! Но и обратного ты не докажешь!

Снова вздохнув, Генри решил дойти с отцом до Мэйн-Парка и облегчить полицейским поиски.

Разговаривал с ним тот самый Джеймс Гарретт, невысокий человек с бледным лицом и карими глазами, запавшими от недосыпа и невыразимо печальными.

— Сочувствую вашей утрате, — произнёс Генри уже в конце разговора, когда все показания были записаны.

— Уже прочли утреннюю газету, мистер Рэнделл? — скривился детектив. — Знаете, иногда хочется найти этого Бёрнса и застрелить его! Уже который раз он публикует то, чего не следовало бы.

— Журналисты... — усмехнулся Генри.

— Кстати, мистер Рэнделл, вы не скажете, что было украдено? Ваш отец молчит...

— Не имею понятия, — раздражённо перебил Генри. Ему самому было интересно, что же привезли из Делькании!

Детектив пожал плечами и отпустил его. Оснований задерживать не было.

Неприметный серый паромобиль «Einfachheit» плавно двигался в Силверкрон. Просёлочная дорога была прямо-таки ужасна: грузовые паромобили продавили в ней глубокие колеи, которые вдобавок размыли тающий снег и весенние дожди. При этом водитель ухитрялся найти такой путь, чтобы его пассажир не сильно страдал от тряски.

Чарльз Рэнделл заметил это далеко не сразу — первые часа два пути он мысленно проклинал грабителя, посмевшего покуситься на его изобретение, отца, укравшего у него целый день этой поездкой, и заодно сводного брата. Юноша часто сравнивал себя с Генри, и выходило почти всегда в пользу последнего.

Старший брат был, прежде всего, смелее. В детстве он сбегал играть вместе с простыми мальчишками, а став старше, не чурался иметь дело с обычными рабочими. Получается, Генри был ещё и свободнее Чарльза, вечно скованного то указаниями матушки и хорошими манерами, то общественным мнением. Кроме того, брат был сыном женщины из высшего общества, а он — сыном актрисы, имевшей славу куртизанки, если не хуже. К тому же Генри внешне походил на отца, а Чарльз был брюнетом с мягкими чертами лица и фигурой астенического типа, как и его мать. По этому поводу частенько проходился его старший братец. Мол, а сын ли он Рэнделла?

Радовало лишь одно: Чарльз был гораздо успешнее Генри в их семейном деле — и изобретения его отец принимал, и к работе его привлекал. Нет, Генри, конечно, тоже не был обделён! Но нельзя же сравнивать рядового инженера с предполагаемым наследником дела!

Наконец Чарльзу надоело злиться, и он принялся рассматривать то, что было вокруг. Снаружи тянулся бесконечный лес, уже полностью проснувшийся после зимы, но словно перечёркнутый полосами, оставшимися на стекле от капель воды.

— Опять дождь. Третий раз за неделю, — заметил он, чтобы завязать разговор с водителем.

Тот никак не отреагировал: ни словом, ни даже каким-либо звуком. Чарльз, не любивший, когда его игнорируют, повернулся к нему. Водитель, заметив это, оторвал от руля одну руку и указал на ящичек, расположенный перед передним пассажирским сиденьем. Чарльз открыл его и обнаружил внутри только один предмет — потрёпанный жёлтый блокнот. Юноша взял его и откинул обложку. На первом же листе отвратительным почерком человека, явно не привыкшего писать, было нацарапано:

Не гоВорЮ.

— Печально, — произнёс Чарльз, положив блокнот обратно. Не имея возможности поболтать, он стал рассматривать водителя.

Тот почему-то напомнил ему эльфа, изящное порождение тайрийского фольклора, жителя бескрайних цветочных лугов и дремучих лесов. Невысокий и слишком хрупкий для мужчины, вряд ли старше двадцати, с прямыми огненно-оранжевыми волосами, обрезанными у подбородка наподобие каре, он должен был рядиться в яркую одежду, играть на арфе и петь весёлые эльфийские песни, а не водить машину и носить мешковатый серый комбинезон с уродливой старой кепкой. Пожалуй, от эльфа в нём остался только ярко-зелёный шейный платок, кое-где порванный и зашитый серой ниткой.

Почему-то этот парень вызвал у Чарльза чувство тревожной тоски по чему-то далёкому и непостижимому. Машинально юноша вновь открыл ящичек и достал блокнот. Пролистав пару страниц, он увидел ещё несколько записей:

Ксилли эла-Кэлль

ПонИмаю АНдарскИи

СдЕлаю

Нет

Да

— Ты общаешься с помощью записок? — спросил Чарльз, предусмотрительно открыв блокнот на развороте с нужными ответами.

Водитель вновь оторвал одну руку от руля и махнул ею вперёд, в сторону слова «нет».

— Нет? А это что? — Рэнделл помахал блокнотом в воздухе.

Водитель пошевелил пальцами, будто перебирая что-то, и указал на блокнот. Чарльз подумал немного и решил, что нужно пролистать ещё несколько страниц. Догадка оказалась верна: он нашёл весьма реалистичный рисунок. На нём человек, похожий на водителя, высунув от усердия кончик языка, что-то записывал, а рядом стоял молодой мужчина, показывающий ему лист бумаги с буквами. Над рисунком было аккуратно написано имя. Эйн.

Что ж, Эйна, своего помощника-механика, Чарльз узнал бы и без подписи.

— Он показал тебе эти надписи?

Водитель кивнул.

— Так, — Юношу осенило. — Ксилли эла-Кэлль — это ты?

Снова кивнул.

— Красивое имя, — сказал Чарльз неожиданно для себя. Впрочем, почему неожиданно? На самом деле красивое, переливчатое. Эльфийское.

Ксилли смущённо улыбнулся. Наверное, не привык слышать приятные слова. Тем более по такому поводу!

Остаток дороги они молчали. Рэнделл хотел бы продолжить разговор, но не знал, на какие вопросы Ксилли смог бы ответить. Образ эльфа, поселившийся в голове Чарльза упрямо твердил, что надо расспросить его о провинции Тайри и её фольклоре, однако это точно было невозможно — требовались слишком сложные, подробные ответы, которых точно не было в блокноте.

Через некоторое время дорога выровнялась, вдали показались длинные здания складов и чёрные трубы заводов — промышленная часть Силверкрона.

— В Саммерсет-Холл, — напомнил Чарльз.

Ксилли вновь кивнул. Не доезжая до города, свернул влево и через пару миль⁽¹⁾ подъехал к большому мрачному особняку, окружённому кирпичной стеной с основательными бородками мха.

— Передай на склад, чтобы приготовили всё вот из этого списка, — приказал Рэнделл, доставая из портфеля объёмную папку в кожаном переплёте. — Это нужно доставить в мою мастерскую. А вот это — возьми с собой. — Он достал из кармана укороченного бежевого плаща свёрнутый вчетверо лист. — После обеда будь здесь. Мы едем обратно.

Ксилли молча вылез из машины, обошёл её и открыл перед ним дверь, слегка склонив голову.

Все его движения были настолько точны и грациозны, что пресловутое «эльф» окончательно закрепилось для Чарльза за юным тайри. Однако в то же время его неприятно царапнула мысль: он не должен так склоняться! Эльфы кланяются только своим правителям, но не жителям другой страны!

Рэнделл тряхнул головой, сбрасывая наваждение, встал и прошёл сквозь калитку на территорию Саммерсет-Холла, дома своей семьи. Он миновал маленький парк с фонтаном, поднялся по трём ступеням к двери и распахнул её. В доме — поднялся на второй этаж, в кабинет отца, открыл сейф и достал оттуда пару папок с документами. Сложив их в портфель, Чарльз спустился вниз и заглянул в кухню.

— Добрый день, сэр! — поприветствовала его экономка, полная женщина средних лет.

— Добрый день, Марта. Есть ли что-то на обед? Или можно ли приготовить что-то, что будет съедено через полчаса?

— Разумеется, сэр. Только что сварили грибной суп. Будете?

— Да, пожалуй.

Он быстро съел свой обед и умчался, едва заслышав шум приближающегося паромобиля.

Выйдя из калитки, Чарльз увидел, что Ксилли сидит рядом с машиной на собственной куртке.

— Что делаешь? — вполне дружелюбно поинтересовался он у тайри. Тот в ответ показал ему бутерброд.

— Ладно. Открой багажное отделение и ешь дальше.

Пока Чарльз проверял, всё ли из списка в наличии, Ксилли успел доесть и теперь стоял рядом.

— А это что? — Рэнделл постучал пальцем по небольшому оцинкованному ящику, притулившемуся в углу. — В списке этого нет, да и надпись здесь… Это что, тайрийский?

Ксилли кивнул и достал из кармана тот самый блокнот и карандаш. Открыв разворот с рисунком, он ткнул карандашом в мужчину, затем повёл рукой куда-то на юго-запад.

— Эйн и запад? — уточнил Чарльз.

Кивок.

— Эйн попросил передать что-то в Александрию?

Отрицательное мотание головой и те же жесты, но в обратном порядке.

— Эйну что-то отправили?

Кивок и постукивание пальцем по буквам на ящике.

— Из Тайри?

Кивок.

— Переведёшь, что там написано? — Чарльзу вдруг стало любопытно.

Ксилли нарисовал в блокноте жирный знак вопроса.

— Хм… Ты вообще не умеешь писать?

Очередной кивок. Кажется, это было его любимое движение.

— Знаешь, Ксилли, я, пожалуй, научу тебя, если будет время. Отец ведь закрепил тебя за моим паромобилем. Значит, будем часто видеться.

Тайри поднял на него ошарашенный взгляд. Глаза у него были под стать эльфу — огромные, с пушистыми ресницами, невероятного, невозможного сиреневого цвета.

— Поехали! — буркнул Чарльз, отвернувшись. В тот день все и вся норовили вывести его из равновесия!

1) Одна миля равна 1,6 километра.

Вернуться к тексту

Вересковые пустоши, густые рощи и редкие города виднелись в окно поезда. Размеренный перестук колёс позволял забыться, хотя бы на время вычеркнуть из памяти последние дни, которые то и дело всплывали в голове отдельными картинками: изуродованная мать рядом со взорванным вагоном, статья Бёрнса, скрытный и раздражительный отпрыск промышленного магната... Последний был так похож на портрет грабителя-убийцы, что Джеймс уже при первой встрече проникся к нему жгучей неприязнью.

Впрочем, эта встреча была также последней. Ведь Гарретта отстранили от обоих дел после публикации той статьи и отослали из Александрии — перевели в полицейское управление Уайтфилда, крохотного городка где-то на востоке провинции Крей.

Теперь не могло быть и речи о том, чтобы забрать Зайчонка из школы. Хорошо, хоть Чейн поддержал: попросил прислать новый адрес, когда Джеймс приедет. За Эли Чейн тоже обещал по возможности приглядывать, потому как старший брат не смог бы навещать её.

Поезд остановился посреди вересковой пустоши. Джеймс взял свой рабочий портфель и драный рыжий чемодан, оставшийся ещё от отца, и вышел на пустую платформу. Никто, кроме него, не покинул вагонов на этой станции.

Он огляделся. Пустошь, вереск, васильково-голубое небо и две колеи от паромобиля, ведущие к строениям, поднимающимся вдали. Джеймс пошёл по этой дороге.

Уайтфилд оказался больше, чем Гарретт думал изначально, но всё равно не поднимался выше трёх этажей. Городок встретил его аккуратными домиками с покатыми крышами и часто заострёнными кверху окнами, раскидистыми деревьями на каждой улице и блаженной тишиной, о которой Джеймс так мечтал в Александрии.

Он шёл по улице, и каждый встречный с любопытством разглядывал его. Чужак всегда интересен! На центральной площади, где находилась вся жизнь города (мэрия, мужская и женская школы, храм и полиция), Гарретт повернул к двухэтажному зданию с синей черепичной крышей.

Он вошёл в небольшой холл, где скучал за столом дежурный. Оттуда вели всего две двери: в подвал — к камерам — и налево — в общий кабинет, где кто-то увлечённо спорил.

— Что вам?.. — зевнул дежурный, приоткрывая один глаз. Тут же он распахнул оба и даже подскочил на стуле, увидев чужака.

— Я детектив Джеймс Гарретт, переведённый на службу в полицейское управление Уайтфилда, — представился Джеймс.

— О! — многозначительно изрёк дежурный и заорал во всё горло, развернувшись к лестнице за своей спиной: — Инспектор Вуд! Инспектор Вуд!

Наверху хлопнула дверь, и послышались тяжёлые шаги. На лестнице показался старший инспектор, глава полиции Уайтфилда. Это был плотный высокий мужчина лет пятидесяти, начавший лысеть, с пышными бакенбардами, двойным подбородком, носом-картошкой и добрыми глазами дядюшки, которого племянник оторвал от послеобеденного сна очередной шалостью.

— Что там, Джонни? — добродушно спросил он.

— Детектив, переведённый из Александрии.

— А, столичный парень! — Инспектор перевёл взгляд на Джеймса и его чемодан. — Ну, за что тебя сюда услали?

— Понятия не имею, — соврал Гарретт.

Инспектор просмотрел его удостоверение и сопроводительное письмо от суперинтенданта Мэйн-Парка, вытащенные из кармана пальто, удивлённо поднял брови и сочувствующе похлопал Джеймса по плечу.

— Ты не переживай, парень! Политики, журналюги и магнаты — все козлы. А мы, простые люди, живём по-простому! Нету нам до них дела, мы преступления расследуем!

— Много ещё народу тут читает «Андарский вестник»? — вздохнул Джеймс.

— Нет! — хохотнул инспектор. — Так, парень, иди сейчас по этому адресу. — Он быстро написал что-то на клочке бумаги, взятом у дежурного. — Там живёт вдова Уилкинс, которая сдаёт комнаты. На работу заступишь завтра. Всё равно тут ничего серьёзного произойти не успеет!

Гарретт посмотрел на листок. Вспомнив, что уже проходил мимо этого дома, он не стал спрашивать дорогу.

Миссис Уилкинс жила на углу Райт-стрит, в большом доме из красного кирпича, прикрытом деревьями. Когда Джеймс тронул дверной молоток, в доме раздался протяжный мелодичный «бом-м» механического звонка. Дверь открыла костлявая пожилая женщина в блёкло-сиреневом платье, с которым по старой памяти носила корсет, и белом фартуке. На её седых волосах, собранных в пучок на затылке, красовался опрятный домашний чепец.

— Здравствуйте, сэр, — произнесла она мягким голосом. — Вам нужна комната?

— Добрый день, мэм. Да.

— Проходите, проходите. — Она распахнула дверь пошире. — Пойдёмте! Томас, наш начальник полиции, говорил, что вы приедете.

Гарретт вошёл в длинный и узкий холл, освещённый солнцем, проникавшим из маленького окошка над дверью. Прямо посередине стояла деревянная лестница, украшенная резьбой в виде каких-то шестерёнок и труб.

— Направо — мои комнаты. Туда не заходить! — указывала миссис Уилкинс. — Под лестницей — дверь на кухню, откуда есть ещё один выход. Слева у нас столовая. Наверху две квартиры. Слева живёт машинистка Верити Бёрнс, милая юная леди, так что вы занимайте любую комнату в правой. Ванная наверху тоже есть. Беру третью часть вашего жалования за комнату и еду. Вот ключ.

Она достала из маленького стенного шкафчика за декоративной медной панелью два ключа на железном колечке и унеслась на кухню, где что-то подгорало.

Поднимаясь по лестнице, Джеймс не удержался от ироничного смешка. Машинистка Верити Бёрнс! Она могла бы быть сестрой журналиста Вёрджила Бёрнса. А что, он готовит статьи, а она их печатает!

Как бы то ни было, им, к несказанному счастью Гарретта, не придётся быть совсем уж соседями: их разделяет целый холл второго этажа!

Поднявшись, он увидел, что всё помещение заставлено книжными полками. Большая часть томов содержала классику разных стран, было много энциклопедий, нашлась даже полка, целиком заполненная книгами по механике и физике, а в дальнем углу затаился загадочный «Перечень малых народов Туманного архипелага».

Около большого окна с лёгкими бежевыми занавесками с пыльным ламбрикеном размещались два глубоких тёмно-красных кресла. Вообще оба холла были каких-то тёмно-деревянных цветов, и из-за этого можно было забыть, что находишься в кирпичном доме.

На втором этаже оказалось три двери. Посередине, видимо, располагалась ванная, что было хорошо для старого дома. Из-за левой двери доносился яростный стук печатной машинки — мисс Бёрнс что-то писала или переписывала. Справа царила тишина.

Отперев дверь, Джеймс изумлённо присвистнул. Эта квартира разительно отличалась от его столичной клетушки и явно стоила больше, чем треть месячного жалования полицейского! Небольшая гостиная, куда он попал, тоже была тёмной. У левой стены стояли аккуратный камин, два мягких кресла коричневого цвета с найконскими клетчатыми пледами и маленький столик. Под окном находилась коричневая софа, справа — между дверьми в комнаты — письменный стол с обитым тканью стулом. Окно обрамлялось плотными нежно-серыми шторами.

Второй ключ подходил к обеим дверям. Джеймс решил занять угловую комнату с жёлтыми лилиями на бледно-голубых обоях. Всю мебель там составляли средняя кровать под покрывалом глубокого синего цвета, тумбочка с необычным, «шестерёнчатым» подсвечником, простой шкаф с зеркалом внутри и стул, брат того, что был в гостиной. Синие шторы, что порадовало Джеймса, не пропускали уличного света совершенно.

Его немногочисленные пожитки едва заняли половину шкафа. Разложив их, Джеймс спустился на первый этаж. Часы на стене пробили пять. Время чая для тех, у кого оно есть.

Сам Гарретт не пил пятичасового чая уже несколько лет. Хорошо, если ему удавалось поесть два раза в сутки, куда уж говорить про подобную роскошь!

— Вы здесь? — Из кухни появилась хозяйка с подносом, на котором стояли заварочный чайник, сахарница и три чашки. — Проходите в столовую, присаживайтесь. Верити! — крикнула она наверх. — Спускайтесь, милая! Будем пить чай!

Джеймс взял из рук миссис Уилкинс поднос, и та вновь скрылась на кухне. Он прошёл в светлую, солнечную столовую с большими окнами, лёгким сиреневым тюлем и разнообразными комнатными цветами, поставил поднос на стол, покрытый белой скатертью с кружевной каймой, и занял стул в углу, чтобы не мешать дамам ходить.

Через минуту на лестнице послышался перестук каблуков, и в столовую вошла девушка. Джеймс против воли залюбовался ею. Одного с ним роста, если не считать изящных каблуков чёрных туфелек с ремешками, стройная, она обладала милым мягким лицом, пухлыми губами, приподнятым любопытным носиком, большими серыми глазами с длинными ресницами. Короткие русые кудри облаком вились вокруг головы, выбивались вперёд, и она, сердито хмурясь, поправляла их тонкой рукой с розовыми ноготками и двумя родинками на запястье. Серая юбка облегала её фигуру от талии до бёдер, а ниже расширялась элегантными складками, открывая лодыжки, белая блузка вопреки моде имела высокий воротник, подчёркнутый лиловой брошью-бабочкой.

В глазах девушки при виде Гарретта мелькнуло удивление. Наверное, она не слышала, как он прибыл.

— Красивая брошь, — задумчиво отметил Джеймс.

— Что за мода?! — возмутилась она. — При первой же встрече смотреть на грудь женщины?

— Простите, мисс, — сказал Гарретт, поняв свою ошибку. — Я не хотел вас оскорбить.

— Ничего. Вы новый постоялец? Я Верити, машинистка. Работаю в мэрии.

— Джеймс, детектив. С завтрашнего дня работаю в полиции, — повторил её монолог Гарретт.

— Тот самый, которого отослали? — Глаза Верити сделались большими от удивления.

— Вы тоже читаете «Андарский вестник» и Бёрнса? — снова вздохнул Джеймс.

— Да. Но если вам не нравится эта тема, давайте побеседуем… о погоде! Какую погоду вы любите?

— Дождь, — просто ответил Гарретт. — Я люблю гулять под дождём.

— Но ведь он холодный и мокрый! — Верити неприязненно поджала губы.

Миссис Уилкинс принесла ягодный пирог и заботливо разложила его по тарелкам.

— Зато дождь чистый, — заговорил Джеймс после пары минут тишины. — Он смывает александрийский туман, небо после него чистое-чистое, как в детской сказке. А я, стоя под проливным дождём, каждый раз надеюсь, что он смоет с меня серость, что выглянет солнце не только надо мной, но и в моей душе.

— Ну, милый мой, чтобы смыть серость, надо перестать носить серую одежду! — фыркнула хозяйка, неодобрительно покосившись на него: Джеймс как обычно был одет в тёмно-серые брюки, серый жилет и бледно-серую рубашку.

— А какую погоду любите вы, мэм? — спросила Верити, помешивая ложечкой чай. Чашка отзывалась звонким «тон-тон».

— Я люблю солнце. Оно такое яркое, что глаз радуется! — отозвалась хозяйка. — Вкусный пирог, мистер Гарретт? Берите ещё, не стесняйтесь!

— А я люблю тепло, — мечтательно произнесла мисс Бёрнс. — Вы бывали в Тариоле? Нет? Жаль! Вот там всегда прекрасная погода. А вам, Джеймс, понравилось бы в Зимее! Например, в Каллисте, пишут, часто идут дожди.

— Если у меня когда-нибудь появятся деньги, мисс, я вспомню ваши слова! — пообещал Гарретт.

Вечером он написал письмо Чейну и отнёс его на почту. Благо, почтмейстер жил при отделении и не закрывал его допоздна.

Через несколько дней пришёл ответ. Инспектор отправил короткую записку:

«Я сделал себе копии, поэтому пересылаю это вам. Вы же не бросите дела, я надеюсь? В воскресенье по работе поеду в Литтл-таун. Передам Алисе привет от вас.

Колин Чейн».

Помимо неё в конверте лежали все листы, ранее висевшие на доске рядом со столом Джеймса. Он даже не подумал захватить их и продолжить работу над делом. Да и ему запретили... Но никто не запрещал думать! Чейн, по крайней мере, придерживался такого мнения.

После допроса Генри, желавший удовлетворить своё любопытство, побывал в представительстве отцовской компании. Он по привычке вошёл через чёрный ход и, пройдя по узкому коридору, очутился на складе. Там он нашёл седого, но всё ещё крепкого тайри с мозолистыми руками, почерневшими от масла. Этот мужчина был механиком, одним из старейших работников компании. В молодости он пробовал себя в качестве изобретателя, однако его работы встретили холодно и постепенно забыли.

Генри считал себя его учеником и очень уважал этого человека. Вот и сейчас сперва направился к нему.

— Мистер эла-Баус! — окликнул его Генри.

— О, юный господин Рэнделл! — Почему-то эла-Баус часто называл его так, что весьма злило Чарли. — Вы к нам зачем?

— Что привезли из Делькании? — сразу спросил тот. — Любопытство гложет!

— Какой-то паролёт, — пожал плечами эла-Баус. — Сэр Чарльз хотел представить его на Ежегодной Выставке Технологий у Её Величества в августе. Но его украли!

«Он всё-таки собрал его. Дерк, ну почему не я?» — думал Генри.

— Вас это расстраивает, не так ли, сэр Генри? — понимающе усмехнулся механик. — Пусть вы не изобрели пока ничего, что одобрил бы ваш отец, но вы можете сделать нечто большее! Я в своё время с этим не справился, но вам стоит попытаться. Всё же у вас больше возможностей, чем у старого тайри!

— Что вы мне предлагаете? — заинтересовался Генри.

Эла-Баус снял с шеи овальный медальон и протянул его Рэнделлу. Генри поднял крышку и развернул лежавший там листок.

— Интересная загадка, — улыбнулся механик. — Человек, загадавший её мне в мои тринадцать, обещал нечто великое. Я не получил ничего за всю мою жизнь, но кто знает, может, это не фантазии...

Эла-Баус вернулся к работе, а Генри уселся на ящик в углу склада и прочитал надпись на листке.

«На Востоке нет им входа в пределы города.

На Западе они живут даже рядом с домом бога.

То, что тебе нужно, лежит под крылом ворона,

Около того, что живые зовут порогом.

XXX, XI, II».

«Загадка и три цифры: тридцать, одиннадцать, два, — мысленно усмехнулся Рэнделл. — Что можно с ними сделать? Итак, цифры расположены в порядке убывания, но закономерности нет (или здесь не все цифры). А если все? Например, ячейки в банке обозначаются тремя цифрами: отделение, ряд, ячейка в ряду. Но это не ячейка!».

Он хотел облегчить себе работу и спросить у эла-Бауса, что тот об этом думал. Но лень проиграла гордости, поэтому Генри остался сидеть на ящике и обратился к загадке.

«О чём это? Вероятно, это две загадки в одной, но...»

Он вспомнил, как его семья путешествовала по восточным странам. Тогда их проводник (вроде бы того звали Мухаммедом) много интересного рассказывал о жизни местного населения. Генри был уверен, что в разговоре с ним мелькала фраза о чём-то, запрещённом в городах, но он не мог вспомнить, что это было.

Генри задумался о вороне, который считался вестником смерти в некоторых культурах, и тут его осенило: речь шла о кладбище! На Востоке строили города так, чтобы кладбища оставались за стенами, а на Западе они допускались на территории храмов!

«Более того, — ликовал Генри, — здесь сказано, какое именно кладбище имеется в виду! Это Рейвенхаус, находящееся на западной окраине Александрии. А цифры — ряд, секция, могила. Но что такое порог?»

Он решил пойти на кладбище и попробовать найти ответ там. Ждать не стал, сразу же вышел со склада, нанял паромобиль и поехал.

Без труда добравшись до нужного места, Генри понял, о чём говорилось в загадке, едва увидев вторую могилу одиннадцатой секции. Она находилась как будто на крошечном холмике, по которому поднимались три ступеньки.

Генри подобрался поближе и прочёл выбитое на камне:

Анна Маргарет Каннингем, любимая сестра

2 марта 271 — 8 декабря 299

Воровато оглядевшись и не увидев людей, он присел рядом со ступеньками и пошевелил их. Поддалась, хотя и не сразу, средняя. Он отодвинул её и вынул из тайника оцинкованный ящик, запертый на навесной замок. На крышке была гравировка:

«В вересковой пустоши находится белое поле.

В этом белом поле находится зелёный город.

В зелёном городе есть старая часовня.

В старой часовне тебя ждут старые совы».

Тут всё казалось намного легче: взять карту Крея и найти на ней нечто под названием «Белое поле». А может, просто город вроде Гринтауна или Гринвилла.

Генри запихнул ящик в сумку, похвалил себя за то, что взял большую, и вернулся в гостиницу пешком.

Подробная карта Андариона у него была, но она ничего не давала. Пришлось бежать в книжный магазин и покупать отдельную карту провинции. На ней, впрочем, тоже не нашлось ничего «зелёного». Однако он обнаружил городок Уайтфилд. Белое поле!

Деятельный характер Генри не позволил ему усидеть на месте. Он начал собираться в поездку, чтобы найти «старых сов», которые, очевидно, помогут ему открыть ящик. Не давал покоя лишь один вопрос: почему эла-Баус не разгадал столь лёгких загадок? Не пытался?

Он прервал сборы только ради ещё одного допроса в Мэйн-Парке. Проводил его инспектор Чейн, который вёл дело об ограблении. Ничего нового Генри не поведал, он только поинтересовался в конце:

— Могу ли я выехать из города, господин инспектор? Или я подозреваемый?

— Можете, мистер Рэнделл. Андарион невелик — не затеряетесь. Но вам необходимо уведомлять полицию о своих перемещениях.

— Я собираюсь в Уайтфилд, провинция Крей. — Смысла скрывать не было. К тому же, мало ли причин для поездки?

— Весёлого времяпрепровождения! — Инспектор усмехнулся каким-то своим мыслям и отпустил его.

При встрече с отцом Генри сообщил, что едет в Крей, чтобы узнать побольше о работе знаменитого изобретателя прошлого столетия, проведшего в этой провинции половину своей жизни. Об этом изобретателе он прочитал накануне, когда искал в библиотеке всю возможную информацию о городке.

Генри быстро собрался, сел на поезд и вскоре уже был в Уайтфилде.

Городок этот напоминал остров в огромном море вереска. Вокруг буквально всё было покрыто этим растением. Лишь железнодорожная платформа, дома вдали и роща с другой стороны рельсов возвышались над бескрайними зарослями.

Сам Уайтфилд своими простотой и тишиной походил на какой-нибудь кериссианский городок у моря. Жители лениво прогуливались под деревьями, на лавках торжественно возлежали коты. Девушки игриво цокали каблуками и подмигивали незнакомцу. Дети бегали по улице и смеялись. Дворник отдыхал в тени разросшегося клёна, положив метлу на колени.

— Как много приезжих развелось! — проворчала какая-то старушка, вооружённая клюкой и пуделем. — То девчонка, то детектив, то этот вон... Инженер! Тьфу!

Генри хмыкнул. Как просто было опознать его профессию! Сейчас, в эпоху бурного развития технологий, инженеры были видными людьми во всех смыслах этого слова: и профессия перспективная, и одевались соответственно — обязательно сапоги и куртки с нашивками. Обычно они были медными, но Генри предпочитал латунные нашивки, лучше смотревшиеся на чёрной коже сапог. Другим обязательным предметом для инженера был машинистский шлем, закреплённый на его чемодане. Ну, ещё нужны были инструменты на специальном поясе, но они, если их хозяин не был позёром, извлекались только в рабочее время.

Поздоровавшись с дворником, Генри разговорил его и вскоре узнал, где можно поселиться. Ему указали на дом на углу Райт-стрит, в котором сдавались комнаты. Рэнделл пошёл туда.

Дом встретил тенью деревьев и заедающим дверным звонком. Открыла сухонькая старушка с седыми волосами под чепцом и милыми морщинками на лице.

— Добрый день, мэм. Прошу прощения, что заявился без предупреждения — я до последнего не знал, что нужно будет посетить этот городок. Могу я снять комнату в вашем доме? — ослепительно улыбнулся он.

— Вы инженер? Я всегда рада принять гостей! Назовите, пожалуйста, ваше имя, — попросила женщина.

— Генри Родерих. — Он представился по матушкиной фамилии. Она хоть и была известна, но казалась более распространённой и незаметной.

— Вы к нам из Делькании? — Собеседница удивлённо подняла брови.

— Нет, я всю жизнь прожил в Андарионе и лишь немного — там. — Генри покачал головой.

— Понятно. Что ж, прошу. — Она отошла от двери, пропуская его внутрь. — Меня зовут миссис Маргарет Уилкинс. Кроме того, сейчас в моём доме живут юная мисс Верити и мистер Гарретт, детектив, переехавший из Александрии.

Она провела словесную экскурсию по дому и выдала ключи, обозначив примерную стоимость проживания. Денег у Генри было сравнительно немного, но вполне достаточно, так что он сразу заплатил за неделю, намереваясь задержаться в Уайтфилде именно на этот срок.

Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, он оглядел заполненные книжные полки, примечая интересную литературу, и свернул к правой квартире.

Там, по словам миссис Уилкинс, жил детектив Гарретт из Александрии. Генри искренне сомневался в существовании двух подобных, поэтому заранее ухмылялся, предвкушая их вечерний разговор на тему «Какого дерка вы, сэр, тут забыли». Было у него мнение, что детективу он не очень понравился...

Войдя в лаконичную гостиную, Генри открыл правую дверь и очутился в комнате со светло-зелёными стенами. Шторы и покрывало были цвета ёлок. Из мебели присутствовали только кровать в полтора человека, стул, тумбочка со стилизованным под какой-то механизм канделябром и шкаф, куда легко поместилось содержимое обеих сумок.

Генри запихнул их под кровать и выбрался в гостиную. Там он уселся в кресло (как всегда делал — боком, положив колени на подлокотник) и развернул карту городка, пытаясь определить, что такое «зелёный город».

Карта не помогала. Он напрасно просидел над ней долгое время. Выписки из книги об Уайтфилде, которые он сделал в одной из библиотек Александрии (чтобы отыскать книжечку, пришлось обойти их все), тоже были бесполезны.

Генри решил спросить об этом названии у хозяйки. Он уже спускался вниз, когда пропел дверной звонок. После работы вернулся детектив Гарретт. Ужин и вечер обещали быть забавными.

Дни в Уайтфилде были абсолютно одинаковыми. Все преступления сводились к пьяным дракам, мелким кражам и одному убийству (умер кто-то, а родственники наследства не поделили). В спокойной обстановке Джеймс расслабился и даже перестал курить. У него было достаточно времени для сна, на обед все расходились по домам в обязательном порядке, коллеги приняли его вполне благосклонно, хотя он и здесь не влился в коллектив.

Две недели протянулись неспешно и мирно. Чейн написал снова: он уверял, что с Эли всё в порядке, но она скучает.

В их некогда общем деле подвижек не наблюдалось. Эла-Ши на очередном допросе напоили-таки «эликсиром правды» под видом воды, но это привело лишь к тому, что он обозвал всех андарцев в целом и старшего инспектора в частности «гл-лязными пал-лазитами» и «дул-лаками». Установили, что вагон был «взорван без взрывчатки», то есть криминалисты вообще ничего не нашли.

Писал он и об ищейках из Тайной канцелярии Её Величества, приходивших и шипевших. Им, однако, дела не отдали, так как суд постановил, что данные преступления не несут вреда суверенитету и безопасности государства.

Джеймс читал письмо Чейна на пассажирском сиденье паромобиля. Они с Джонни ехали в подведомственную полиции Уайтфилда деревушку, где кто-то что-то украл. Гарретт мог бы справиться и в одиночку, но он не умел управлять паромобилем или ездить на лошади, а идти пешком было слишком далеко.

С кражей разобрались быстро. Джонни, заступивший на службу этой весной, справился сам. Джеймсу можно было и не ехать.

Скорость оказалась на руку — они вернулись в Уайтфилд в восемь вечера, а не за полночь, как думали. Попрощавшись с парнишкой у дома, Гарретт позвонил.

— Я открою, мэм! — оповестил странно знакомый мужской голос. Тяжёлые шаги пробежали от лестницы до двери, и та отворилась.

Джеймс сначала подумал, что спит. Перед ним стоял высокий молодой человек с длинным лицом и характерной челюстью дельканца, внимательными зелёными глазами и беспорядочной шевелюрой.

— Вы возмутительно рыжий, сэр, — мрачно произнёс Гарретт, входя.

— А вы возмутительно невежливый, сэр! — захохотал Генри Джеральд Рэнделл.

— Вы знакомы? — Из кухни выглянула хозяйка.

— Виделись, — буркнул Джеймс.

— Замечательно! — воскликнула она. — Мистер Гарретт, когда пойдёте переодеваться, позовите, пожалуйста, мисс Верити ужинать.

— Да, мэм, — кивнул он.

В гостиной Джеймс обнаружил карту Крея, которой у него не было. Это значило, что мистер Рэнделл теперь живёт в этой же квартире. Наверное, миссис Уилкинс считала неправильным подселять мужчину к юной мисс. Гарретт, в общем-то, был с ней согласен, но не тогда, когда речь шла о его, Гарретта, личном пространстве.

Во время ужина Джеймс молча наблюдал за соседями. Верити с любопытством разглядывала нового жильца и изредка задавала ему вопросы о Делькании. Господин инженер рассказывал много и интересно.

— Скажите, мистер Родерих, — заговорила миссис Уилкинс, — почему вы приехали в наш городок?

Джеймс удивился этой фамилии и навострил уши, готовясь услышать ответ.

— В прошлом веке здесь какое-то время жил один изобретатель. Я хочу изучить его биографию. — Мистер Рэнделл покосился на Гарретта, словно говоря: «Видите, вам незачем на меня злиться».

За весь вечер Джеймс так ничего и не сказал. Он пожелал спокойной ночи дамам и поднялся к себе.

— У вас есть объективные причины ненавидеть меня? — поинтересовался Рэнделл, появляясь в гостиной.

— Вряд ли. Но у ненависти, если вам угодно звать её так, редко есть объективность — она слепа. — Джеймс отложил местную газету, которую читал до того, на подлокотник кресла и уставился на портрет какого-то мужчины в военной форме, висевший над камином.

— Меня подозревали в ограблении, в ходе которого погибла ваша мать, — вспомнил собеседник, заняв второе кресло. — Это причина. Но моя вина не доказана, так что справедливее ненавидеть безымянного преступника.

— Тайри, — добавил Джеймс, чтобы посмотреть на реакцию Рэнделла.

— Вот! А я дельканец наполовину! — Тот нравоучительно поднял указательный палец.

— Это не доказательство. К тому же вы сказали, что ваша вина не доказана, хотя могли бы утверждать, что вы невиновны.

— Для вас это ничего не будет значить. Но, — усмехнулся он, — если слово джентльмена в наше время ещё ценно, я даю вам слово, что не совершал этих двух ограблений. Собственно говоря, во время первого я находился в Силверкроне и прибыл только перед вторым. Да я уже говорил и вам, и тому инспектору. Он, кстати, улыбался, когда услышал, куда я еду.

— У Чейна своё чувство юмора, — хмыкнул Джеймс, впервые повернувшись к собеседнику.

Помолчав, Рэнделл заметил:

— Будет забавно, если сюда приедет и тот журналюга Бёрнс!

— Я тоже думал об этом. Между прочим, он однофамилец нашей юной соседки.

— Юной? Я бы назвал её нашей ровесницей. Ей ведь года двадцать три?

— Мне и вам — двадцать шесть и двадцать семь соответственно. А вообще я говорил в сравнении с хозяйкой, — Гарретт пожал плечами.

— Тогда возможно. Скажите, детектив… — Рэнделл подался вперёд. — Вам не известно, что местные называют зелёным городом?

— Как я понял, это местная шутка. Мол, если город — «белое поле», а пустошь вокруг него в стихах Уайетта Смита названа «вересковым лесом», то ближайшую рощу прямо-таки необходимо назвать городом. Только зачем вам это?

— Для начала я найду то, зачем сюда приехал, а потом уже расскажу. Идёт?

Джеймсу не осталось иного, кроме как согласиться, хотя было весьма любопытно, что на самом деле привело этого человека в глубокую провинцию.

* * *

Детектив в домашней обстановке позабавил Генри и вызвал чувство не то жалости, не то сочувствия. Он был какой-то... заброшенный, но не пустой, если так можно сказать о человеке. Более правильным было бы сравнение с воробьём. Он тоже серо-коричневый и никому не нужный. Скачет, что-то делает, но всё равно ненужный...

На следующий день он поднялся спозаранку и ушёл на работу. Это показалось Генри необычным, но Гарретт, видимо, не считал субботу выходным днём. Или, что тоже возможно, он сегодня был за дежурного констебля.

Сам Рэнделл поднялся часов в девять, выпил чудесного кофе, сваренного мисс Бёрнс в честь нового соседа, и, накинув привычную летнюю куртку с латунными нашивками-пуговицами, направился на почту.

За скромную плату почтмейстер мог предоставить лошадь. Взяв под уздцы неказистую коняшку соловой масти, Генри двинулся к роще. Любопытство гнало его на поиски нового послания от таинственного любителя загадок. Кроме того, он надеялся обнаружить ключ от ящика, найденного в Рейвенхаусе.

Оставив лошадь на опушке, он углубился в рощу. Обойти её целиком не составило труда, и вскоре Генри наткнулся на развалины часовни.

Когда-то, двести-триста лет назад, это было простое, но красивое здание из белого камня с пристроенной сверху башенкой. Сейчас оно выглядело угрюмо: стены потрескались, черепица обвалилась, окно зияло чёрной пустотой, витражное стекло осыпалось.

— Остались совы, — сказал себе Генри.

Обломанные ветки хрустели под сапогами, вдали пробирался сквозь кусты зверь, где-то высоко пели птицы — и вот всё стихло. Ни один живой звук не проникал в часовню даже сквозь дыры в крыше.

Там было не только тихо, но и почти пусто: лишь старые, потрескавшиеся от времени деревянные скамьи стояли, сдвинутые к стене. Генри бросил куртку на ближайшую.

— Совы, совы, со-о-о-овы?! — пропел он, поднимая голову. Эхо ответило протяжным «о-о-ы».

На потолке, рядом с башенкой, обнаружилось выжженное изображение совы. Генри возмутил подобный вандализм, но он достиг цели — нашёл эту птицу! Только... Как до неё добраться?

Рэнделл передвинул под рисунок одну скамью. Потолок в часовне, конечно, был не слишком высок, но её оказалось мало. Пришлось ему взгромоздить сверху ещё одну.

— Вы уверены? — саркастично спросил подкравшийся детектив Гарретт. Генри отчётливо представил себе приподнятую тёмную бровь на его лице.

— Что вы здесь делаете? — Рэнделл задал вопрос, уже стоя на верхней скамейке и разглядывая потолок в поисках подходящей трещины.

— Гуляю. У меня, знаете ли, выходной. Полиция Уайтфилда имеет обыкновение отдыхать в субботу и воскресенье, — объяснил Гарретт, практически не меняя интонации.

— Отлично! Х-ха! — Генри нашёл выступ в начале башенки и подтянулся на нём. — Вам всё же нравится работать в этом месте?

— Возможно, — вздохнул собеседник снизу. — Сэр, что вы ищете? Ваша сова, о которой вы несколько минут назад изволили петь, нарисована в другом месте.

— Мне нужно много сов! — заявил Рэнделл, пролезая к витражному окну. — Нашёл!

Изначально в окне был витраж-икона, но позже, судя по разному цвету металла, его заменили новым — совой. А вместо глаз у совы были колечки двух фигурных ключей, скрещенных в виде клюва. С трудом Генри вытащил их и спрятал в карман. Он начал медленно и осторожно спускаться.

— Не упадите, мистер Рэнделл, — предостерёг детектив, наблюдавший за ним.

Он и не собирался падать в такой важный момент! Генри спокойно спустился на скамью.

Что-то треснуло. Скамья вдруг стала наклонной. Потеряв равновесие, Рэнделл рухнул на пол, зацепив детектива.

— Дерк возьми! — прошипел тот. — Вы в порядке?

Генри сел. Правая рука болела, пальцы отказывались шевелиться. Он закатал рукав рубашки. Локоть начинал опухать.

Детектив покачал головой. Встав, он помог Рэнделлу подняться.

— В Уайтфилде есть врач?

— Да, сэр, вам повезло: он приехал всего неделю назад, — сообщил Гарретт, выходя из часовни.

Не успел Генри последовать за ним, как тот вернулся, держа в руке небольшую крепкую палку.

Он помог Рэнделлу надеть куртку на правое плечо, сунул палку в рукав и как-то хитро закрепил руку с помощью всё той же куртки.

— Где вы этому научились? — удивился Генри.

Детектив, пожав плечами, проворчал:

— Работа у меня такая.

Пока они выбирались из леса, Рэнделл попытался углубиться в мысли, чтобы не чувствовать боли. Он рассматривал конец палки, торчащий из рукава, изредка бросал взгляды на Гарретта... Детектив оказался интереснее, чем Генри думал вначале.

До города шли долго. В основном, из-за лошади, воспылавшей ненавистью к Гарретту. Он облегчённо выдохнул, когда животное вернули почтмейстеру.

— Как вы? — поинтересовался детектив уже около нужного дома.

— Скверно. Надеюсь, он никуда не ушёл, — отозвался Генри.

Врач, к их счастью, находился у себя в приёмной. Он сразу занялся рукой Рэнделла, попросив Гарретта никуда не уходить.

— Зачем? Господин инженер может и сам найти дорогу, — возразил тот.

— Я хочу с вами поговорить, — не терпящим возражений тоном сообщил врач.

Пока Генри накладывали гипс, он продолжал думать о детективе и никак не мог составить его портрета. Джеймс Гарретт казался то ворчливым мизантропом, то одиноким неудачником, но кем он был?.. Генри не мог понять.

Выпроводив пострадавшего, доктор пригласил Джеймса в свой кабинет, тёмный из-за плотно закрытых штор, заставленный коробками и старой мебелью.

— Я не успел навести здесь порядок, — пожаловался мужчина, зажигая свечи в канделябре. — Садитесь куда угодно. Как думаете, скоро газовые лампы доберутся до провинции?

— Они и в столице не везде есть, — хмыкнул оставшийся стоять Гарретт, разглядывая собеседника. Тот был тощ, бледен, светловолос и красноглаз. Джеймс, осенённый внезапной догадкой, полушутя поинтересовался: — Доктор, вы альбинос или вампир?

— Браво, детектив! — рассмеялся тот, обнажив белоснежные клыки. — Вы уже научились видеть нас?

— Что вы под этим подразумеваете? — Гарретт насторожился: разговор поворачивал в каком-то странном направлении.

— Значит, нет, — понял доктор. — Что же, позвольте объяснить вам всё по порядку. Собственно говоря, за этим я и попросил вас остаться.

— Говорите.

— Итак, как вы уже, наверное, поняли, я тот самый Магнус. Магнус Пэйл. — Мужчина опёрся спиной о стену, скрестил руки на груди и продолжил: — Я вампир. Мой народ существует на Дамариттэ (так мы зовём Архипелаг) с тех пор, как наши родичи альпы изгнали нас из Делькании. Мы отказались от пития крови в удовольствие и лишь раз в месяц убиваем какого-нибудь одинокого толстяка, чтобы накормить семью.

— И сколько таких семей? — спросил Джеймс.

— Шесть во всём Андарионе. Итого семьдесят два толстяка в год, — подсчитал Магнус. — Вам ли не знать, детектив, что это ничтожнейший вклад в общее количество смертей в стране?

— Пожалуй, — согласился Гарретт. — Теренс должен был стать вашим майским блюдом?

— Да. Но увы, мой дражайший кузен поступил неосмотрительно, — покачал головой доктор. — Как глупо! Покусать свидетеля, забыть про солнце, погибнуть самому и погубить сестру… К слову, как вы себя чувствуете? Жажда крови не мучает?

— Было… когда увидел вашу канистру. — Джеймс скривился. — Отвращение пересилило.

Магнус вздёрнул брови.

— Мало тех, кто смог воспротивиться, — проговорил он. — Обыкновенно ритуал алс'танелин проводится полностью: кого-то кусают, он пьёт кровь человека и становится одним из нас, — пояснил вампир.

— И часто такое происходит?

Гарретт с ужасом представил, что было бы, попробуй он тогда крови.

— Только когда умирает другой вампир, — с еле заметной грустью сказал Магнус. — Но мы отвлеклись... Некоторые обстоятельства вынудили меня покинуть дом Теренса, и по возвращении я застал пепелище. Тогда я вызвал из нашего дома Этельбургу, старейшую из вампиров, прозревающую сквозь время. Она передала мне картину случившегося до момента смерти кузенов. Я стал искать вас, чтобы привести к нам в качестве нового вампира, сына Джеральда. Когда выяснил, что вы в Уайтфилде, приехал сюда и стал наблюдать.

— Но я не вампир. Каковы будут ваши действия в таком случае?

— Я вижу на вас Печать Сииррэ, — поведал Магнус. — Этельбурга запретила кому бы то ни было рассказывать о ней. Сами однажды поймёте. Пока же торжественно посвящаю вас в Знающие, — выделил он последнее слово. — Отныне вы осведомлены о нас, а мы — о вас.

Как только эти слова прозвучали, по комнате пополз уже знакомый иней. Вампир отошёл от стены, взял со стола узкий металлический футляр длиной около пятнадцати дюймов⁽¹⁾ и протянул его Джеймсу.

— Отныне семьи вампиров Дамариттэ: Пэйлы, Сильвермисты, Редблады, Флеминги, Шейды и Кроу — помогут вам спастись от инквизиции, буде она выйдет на ваш след. Но если вы прямо или косвенно причините нам вред, будете убиты.

— Благодарю за честь. — Гарретт вежливо склонил голову и взял футляр.

— Этельбурга приказала передать это вам, — пояснил Магнус. — Откройте.

Джеймс починился. Внутри футляра лежала мизерикордия с ромбовидным сечением и простой рукоятью, оплетённой серой кожей. И само оружие, и его ножны были сделаны из бледно-голубого металла. На внутренней стороне крышки виднелась надпись на неизвестном языке.

— Запомните: этот предмет не должен покидать пределов Архипелага, — сообщил вампир. — Что же, моё время в Уайтфилде закончено. Даю краткую инструкцию. В комнате наверху спрятан доктор Уэлч, который приехал сюда в моём багаже. По легенде, он должен был прибыть в городок в качестве врача, однако попал в руки коварного психиатра Касла, захотевшего занять его место для своих целей.

— Бенедикта Касла, которого я пытался поймать всю зиму? — опешил Джеймс.

— Да. Я позволил себе вмешаться в его планы, чтобы претворить в жизнь свои. — Пэйл довольно улыбнулся, вновь обнажив клыки. — Представим, что вы героически убили его в ходе схватки. Ещё живой злодей, к слову, находится в соседней комнате. Если хотите, я сам его убью, — предложил Магнус.

— Зачем вам это?

— Он альбинос. Идеальное прикрытие для меня. Итак, мы договорились? — Он протянул руку.

— Договорились. — Гарретт кивнул, скрепив рукопожатие. Похоже, ему предстояло впервые в жизни солгать полиции из-за одного не в меру инициативного нелюдя. Кое-что вспомнив, Джеймс поинтересовался: — Вы не знаете, возможно ли использовать электричество как оружие?

— Что? — переспросил вампир. — Хм… Я нечто подобное слышал довольно давно… Почему вы спрашиваете?

— Старое дело. Причина моего визита к Теренсу.

— Я попробую разузнать что-нибудь и напишу вам, — решил Магнус. — Приступим? Вам — наверх.

Они вышли из кабинета, и Джеймс поднялся в мансарду. В единственной комнате обнаружился лысоватый человек лет пятидесяти. Непонятно было, жив ли он.

— Доктор Уэлч? — позвал Гарретт на всякий случай, не решаясь приблизиться. Кто знает, насколько можно верить нелюдям? Впрочем, никакой реакции на его зов не последовало.

— Готово. — Рядом возник Магнус. — Мистер Касл в ходе схватки упал и ударился головой о каминную полку. Разрешите предоставить веское доказательство? — Вампир прищурился, занося руку.

— Дерков сын! — выругался Джеймс, когда кулак Пэйла впечатался ему в скулу.

— Прошу прощения, — невинно улыбнулся Магнус. — Конспирация требует жертв. До свидания.

Он развернулся и скрылся внизу. Гарретт покачал головой и подошёл поближе к Уэлчу. Судя по ровному дыханию, тот просто спал. Значит, можно было временно оставить его и сообщить о якобы случившемся инспектору.

Перед выходом Джеймс заглянул в гостиную и внимательно оглядел место убийства. Касл действительно лежал у каминной полки. Его голова была проломлена, на углу полки виднелось красное пятно. Да, вампиры определённо не ограничивались семьюдесятью двумя убийствами в год! Это ещё Джеральд доказал.

Прикрыв дверь в комнату, Гарретт покинул дом и направился искать жилище инспектора.

Уайтфилд был маленьким городом, но ориентироваться в нём приезжие обычно не могли. Всё потому, что официальные названия улиц почти никогда не соответствовали общепринятым. Так, ни один житель не знал, где находится дом один по Олдридж-стрит, зато Старший дом они с радостью указывали. Однако эти адреса совпадали. В Старшем доме жил мэр. Соответственно, инспектор Вуд обитал в доме Правом.

Джеймс пока не наловчился соотносить альтернативные названия, так что ему пришлось немного поплутать по пустынному городу, все жители которого попрятались от июньской жары.

«Ещё час назад было холодно!» — мысленно проворчал Гарретт, снимая пиджак. Хотелось точно так же избавиться от жилетки, а может, даже закатать рукава рубашки. Но он, к сожалению, находился вне дома.

— Джеймс! Кого-то ищешь? — окликнули его.

Справа от дороги, за низеньким забором, стоял искомый инспектор.

— Добрый день, сэр, — поздоровался Гарретт. — Вас.

Вуд приблизился к изгороди и всмотрелся в лицо подчинённого.

— Кто это тебя?

— Об этом я и хотел бы поговорить, — сообщил Джеймс. — Случилось… небольшое недоразумение.

— Рассказывай, — потребовал инспектор, напустив на лицо серьёзный вид.

— Итак… — Гарретт на миг прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и заговорил: — Две недели назад в Уайтфилд взамен умершего прибыл новый врач. Некто Уэлч. Сегодня я сопроводил к нему своего соседа (этот чокнутый сломал руку в лесу) и опознал в докторе Уэлче преступника Бенедикта Касла, психиатра-садиста, ставившего бесчеловечные эксперименты на пациентах в Александрийской психиатрической лечебнице. Он тоже узнал меня и предложил поговорить после ухода мистера Родериха. Признаю, я поступил неосмотрительно… Но поймите меня: Касл зверствовал в столице несколько лет! В общем, вместо разговора мы подрались. И я убил его, — закончил Джеймс, решительно глядя Вуду в глаза.

— Как? — спросил посерьёзневший инспектор.

— Он упал, разбив голову о камин.

— Ну-с, парень, запишем это как ликвидацию преступника при задержании. Так, кажется, звучит формулировка? — уточнил Вуд. — Жаль только, что мы остались без врача.

— Уэлч жив и находится в том же доме.

— Совсем хорошо! Эй, Дик, Гарри! — крикнул инспектор, заметив на улице пару мальчишек. — Сбегайте-ка в лавку к Говарду! Пусть пришлёт к дому врача своих сыновей и освобождает большой холодильник! И к Джонни загляните! Пусть берёт машину и марш ко мне!

Мальчишки разбежались в разные стороны.

Около часа потребовалось, чтобы братья Говарды унесли завёрнутый в большую простыню труп, доктор Уэлч пришёл в себя, а Джонни, снабжённый подробнейшими указаниями, уехал в Александрию. Потом инспектор кратко объяснил собравшимся на шум зевакам, что столичный детектив победил опасного преступника. В это время Джеймс стоял в тени ближайшего дерева и краснел от смущения и стыда.

Когда ему удалось сбежать к миссис Уилкинс, Гарретт заперся в комнате, проигнорировав вопросы соседей.

1) Примерно 38 см

Вернуться к тексту

Детектив вернулся от доктора с замечательным синяком на лице. Генри хотел бы узнать, как так получилось, но взгляд Гарретта безмолвно посылал всех в Бездну. Пришлось ограничиться риторическим «Всё в порядке?» и оставить его в покое.

Сам Генри расположился в кресле с томиком стихов Уайетта Смита. Обычно инженер выбирал прозу, считая поэзию уделом зануд, но его подкупила связь поэта с загадками. Стихи Генри неожиданно понравились. В них плавный шелест ветра превращался в неспешное поскрипывание флюгеров, розоватый вереск переплетался с тёмными хвойными лапками, серый запах дорожной пыли мешался со сладковатыми ароматами полей…

— Он что, заперся? — Недовольный голос вывел Генри из дебрей его воображения и заставил горестно вздохнуть.

— Вероятно, — ответил он мисс Верити. — Вы стучали?

— Стучала. Нет ответа, — отмахнулась она и крикнула: — Мистер Гарретт, я вам лёд принесла!

Через пару секунд в замке повернулся ключ, и детектив появился в гостиной.

— Вот. — Девушка протянула ему свёрнутое полотенце и небольшую синюю баночку с мазью.

— Спасибо, мисс Верити, — сказал Гарретт.

— Только не уходите, — попросила мисс Бёрнс, когда он шагнул обратно в комнату. — Миссис Уилкинс предложила сегодня устроить посиделки с книгой. Уважьте, пожалуйста, старушку! Она почти сорок лет жила одна, а тут народ в доме поселился!

— Когда? — поинтересовался детектив без особой радости.

— После обеда, — лучезарно улыбнулась девушка. — Вы тоже присоединяйтесь, мистер Р… Родерих!

— Хорошо, — согласился Генри, искавший способ забыть о боли в руке, и снова уткнулся в сборник стихов.

— Пойду скажу ей, что вы согласны. — Мисс Верити исчезла за дверью.

…В столовую Генри и мистер Гарретт спустились вместе. Детектив сразу же задвинулся в угол, к кадке с необычным растением, распустившим крупные белые цветы на широких синих листьях с голубоватыми прожилками.

— По-моему, утром здесь стоял другой цветок, — пробормотал Генри.

— Миссис Уилкинс перенесла его к себе, а этот… кажется, ирфию, — сюда, — поделилась мисс Верити, усаживаясь справа от двери.

— Ещё раз желаю вам доброго дня, мои дорогие постояльцы! — В столовой появилась сама хозяйка, нарядившаяся, видимо, по случаю предстоящих посиделок, в фиолетовое платье из бархата и убравшая волосы в высокую причёску, модную лет двадцать назад. — Мисс Верити уже сообщила вам, молодые люди, что я предложила устроить небольшой домашний праздник. По этому случаю на обед у нас будет блюдо, когда-то придуманное моим отцом, — рагу из свинины со строфариями и тиюмским чесноком. — Миссис Уилкинс с улыбкой поставила на стол своё творение и удалилась на кухню.

— Кхм, — кашлянул детектив, — не сочтите меня идиотом, но что такое строфарии?

— Милейшие сине-зелёные грибы, — пояснила мисс Верити. — Растут, в основном, в Тайри. Мне другое интересно: тиюмский чеснок… Где этот Тиюм?

— Тиюми, — поправил Генри. — Город на северо-востоке Тайри. И чеснок, кстати, вовсе не чеснок. Это ягода, которая, по поверьям, также отгоняет вампиров.

— Здорово, — поморщился Гарретт.

— Милый мой, вы ведь не вампир, — улыбнулась хозяйка, вернувшаяся с графином лимонада в руке. — Вам незачем бояться моего рагу!

Детектив настолько тяжело вздохнул, словно именно вампиром он и являлся. Остальные подавили смешки и принялись за еду. Рагу оказалось на диво вкусным, а лимонад в жару порадовал прохладой.

— Теперь предлагаю вам подняться наверх, — произнесла миссис Уилкинс. — Я пока помою посуду, а вы перенесите пару стульев в библиотеку и выберите книгу, которую мы будем читать. Можете взять абсолютно любую!

Гарретт взялся помогать ей перетаскивать посуду на кухню, а Генри и мисс Верити поднялись на второй этаж. Пока девушка открывала шторы и подвязывала их у стен, он кое-как перетащил старые тяжеловесные стулья из правой гостиной.

— Вам не следует так над собой издеваться. — Мисс Верити неодобрительно покачала головой. — Берегите руку!

— Сдаётся мне, больше никто в этом доме их не поднимет, — проворчал Генри. — А двигать стулья волоком — негуманно по отношению к паркету. Так что лучше я.

— Ох, ладно! — Девушка отмахнулась. — Какие книги предпочитаете?

— Любые, кроме тех, что на той полке, — указал инженер, устроившись на стуле. — Вряд ли вам это интересно.

— Вы правы. — Мисс Верити проигнорировала полку с точными науками. — Я бы вообще энциклопедии не брала. Так, что тут есть? «Дочь офицера», «Гувернантка»… Нет, любовные романы — плохой выбор! — фыркнула она, перейдя к другой полке. — «Девочка в странной стране», «Сказки материка», «Мальчик, который не стареет»… Не думаю. «Приключения отважного квартета», «Тридцать седьмая параллель», «Дело о страшной собаке»… Вот скажите, сколько раз вы это читали? — обратилась мисс Верити к Генри и заодно к Гарретту.

— Много. Не один раз, — отозвались они.

— Хм, а чего никто из нас не читал? — задумалась она и вдруг воскликнула: — Точно!

Девушка извлекла из какого-то угла небольшую книжицу в потрёпанной обложке.

— «Перечень малых народов Туманного архипелага», — прочитал детектив. — Интригующее название.

— Кто эти малые народы? — спросил Генри. — Те, кто жил в провинциях до создания Андариона?

— Возможно. — Мисс Верити пожала плечами, садясь в одно из кресел.

Гарретт расположился на стуле, оставив второе кресло хозяйке, и вытянул ноги.

— Я здесь, — сообщила миссис Уилкинс, появляясь на втором этаже.

Она прошла к креслу, поставила на широкий подоконник графин с водой и стаканы, села и бросила взгляд на обложку.

— Интересный выбор.

— Итак… — Мисс Верити открыла книгу. — Начнём. Прежде всего, отмечу: это рукопись некой Анны Каннингем, завершённая в двести девяносто девятом году от основания Андариона. Книге семьдесят четыре года!

Генри насторожился: он прекрасно помнил, кто такая Анна Каннингем.

— Оглавления здесь нет, — продолжала девушка своё исследование. — Начну с предисловия:

«Здравствуйте, те, кто заглянул в эту книгу! Я спешу Вас заинтриговать: здесь, в «Перечне…», нет ни слова о чопорных андарцах, свободолюбивых горцах из Найкона, мирных жителях Крейских пустошей, рыболовах Ранеллы или искусных ремесленниках Валиссы.

Нет, речь пойдёт, главным образом, о жителях провинции Тайри, ибо именно там обитают так называемые малые народы Туманного архипелага — те, о ком Вы, вероятно, слышали, но и те, кого Вы считали сказкой.

Что же, милые читатели, приятного знакомства!»

— Да, определённо интригующе! — заметила мисс Верити, переворачивая страницу. — Часть первая. Оборотни.

«Оборотни — это антропоморфные создания, имеющие дар к перевоплощению в зверей, птиц и — крайне редко! — рыб. Исключениями являются совы, ворóны и собаки, перевоплощаться в которых оборотни по неизвестной причине не умеют.

Оборотни физически сильнее людей и быстрее оправляются от ранений.

В целом, уклад этого народа не отличается от уклада тайри. Однако всё же есть несколько отличий. Во-первых, оборотни до помешательства привязаны к семье: потеря кого-то родного почти всегда оборачивается сумасшествием и превращением в ликантропа — чудовищного монстра, живущего жаждой крови и мести. Во-вторых, у оборотней существуют собственные праздники. Например, ночь Аэлли — день чествования Матери оборотней и восход младшей луны, случающийся раз в десять лет.

Вопреки расхожему мнению, оборотни меняют облик не бесконтрольно — они делают это по своему желанию. А вот ликантропы перевоплощаются в полнолуние. И да устрашится каждый, кто повстречал их под луной!»

— На этом всё, — сказала мисс Верити, отпив воды из своего стакана.

— Теперь передайте мне, — попросила миссис Уилкинс, протягивая руку.

Девушка отдала ей книгу. Хозяйка начала читать про эльфов, Гарретту достались пикси, Генри — тролли… С книгой определённо повезло: несмотря на некоторую абсурдность, всем было интересно послушать про мифические существа.

* * *

Пятнадцатое июня выдалось для Джеймса тяжёлым. Началось оно с прогулки и встречи с Рэнделлом, продолжилось делишками Магнуса и после обеда окончательно приобрело вампирский уклон. Синий цветок, чеснок, от которого неудержимо хотелось чихать, теперь вот книга. Радовало, что отрывок про вампиров выпал не ему, а Рэнделлу.

«Вампиры, — читал инженер, — единственный малый народ Архипелага, не живущий в Тайри. О них, пожалуй, меньше всего известно. Вампиры могут двигаться с невероятной скоростью и управлять льдом; они пьют кровь и боятся солнца; у них бледная кожа и красные глаза; они не стареют. Ходят слухи, что где-то живёт могущественная ведьма-вампир, способная воскрешать мертвецов без обращения их в вампиров.

На этом, к моему величайшему сожалению, сведения об этом народе исчерпаны.

С уважением,

автор, А. М. Каннингем».

— Это всё. — Рэнделл закрыл книгу и передал её мисс Верити.

— Что вы думаете? — спросила хозяйка.

— Неудачная попытка написать научные статьи, выдавая сказки за реальность. Но при этом небезынтересно, — резюмировала девушка.

— Неубедительно. Если была цель заставить нас поверить в существование этих народов, она не достигнута. Хотя в описании внешности эльфов я увидел одного своего знакомого, — поделился инженер.

— Похоже на фрагменты из протоколов, — сказал Джеймс. — Сухо, невыразительно, но привычно. В свете одного из моих последних дел звучит даже правдоподобно.

Разумеется, он говорил об убийстве Касла, но ограбление банка тоже казалось нелепым, хоть и отошло на второй план.

Касательно личности ведьмы-вампира у Гарретта нашлась одна догадка, однако он не собирался ею ни с кем делиться.

После чтения пили чай с малиновым пирогом, в котором всё-таки угадывалась дурацкая ягода-чеснок из Тиюми. Из-за неё Джеймс удрал в комнату, постоянно чихая. У себя он улёгся на кровать и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

Вампиры… Вокруг становилось слишком много разговоров о вампирах. Много странного… непонятная печать, книга Анны Каннингем...

Кроме этого, интерес для Джеймса представляли светильники в библиотеке. Эти матовые жёлтые шары испускали ровный свет и зажигались дёрганьем за кисточку, свисавшую со стены у лестницы. Сегодня он видел их в действии впервые. Мисс Верити и Рэнделл, судя по их восторженным взглядам, тоже не встречали подобного.

Джеймс покрутил в голове все странности, дела, которые вёл в Александрии, мимоходом порадовался сознательности местных, не совершавших преступлений по выходным (Магнуса он считать не стал), вспомнил Эли и мать…

Вечером на ужин заглянул инспектор Вуд. Он при всех сообщил Джеймсу, что труп благополучно пребывает в холодильнике Говарда. Этими словами гость спровоцировал гибель пяти тарелок, оброненных миссис Уилкинс, и юбки мисс Верити, на которую девушка разлила вишнёвый сок. Гарретту пришлось рассказывать всем о своих злоключениях.

Кажется, инженеру стало стыдно, ведь это из-за него состоялся визит к врачу. Сей факт Джеймсу понравился.

Пока Бартоломью Рэнделл наводил порядок в столичном представительстве, его младший сын перебрался в Силверкрон, чтобы присмотреть за заводом. Впрочем, мистер Винкль, управляющий, полагал, что там всё работало точно как часы, поэтому Чарльз приезжал нечасто. Он обосновался в мастерской Саммерсет-Холла, забрав с завода двух механиков, раньше работавших с Эйном.

Тот куда-то пропал, и Чарльз небезосновательно подозревал его в причастности к ограблению. Механик знал устройство паролёта, имел причины ненавидеть тех, на кого работал… Портили версию только незаметность, с которой немаленькое изобретение исчезло с вокзала, и странная взрывчатка. Тайри просто негде было её достать!

Так или иначе, теперь у Чарльза оказалось двое подручных — братья Ивар и Мэл, молчаливые парни с лицами, напоминающими морды хищных кошек, и тёмными волосами, похожими на густой мех.

Ксилли обитал тут же, в мастерской. Чарльз осознал, что учителя из него не выйдет, и пошёл по лёгкому пути: отыскал в недрах библиотеки букварь и пару учебников, оставшихся ещё с его детства, и принёс их Ксилли. Теперь тот сидел на ящике в углу и учился сам. Иногда его привлекали помогать в чём-то незначительном.

В работе прошли две недели. За это время механики, которым всё это время пришлось заниматься в основном плотничеством, полностью собрали корзину, а Чарльз почти завершил управляющий механизм.

В середине июня он как всегда рано пришёл в мастерскую, решил перепроверить кое-какие чертежи и обнаружил на рабочем столе короткую записку. Почерк Ксилли стал значительно ровнее, но остался узнаваемым.

«Спасибо, сэр!

Думаю, теперь могу перевести надпись».

Чарльз улыбнулся. Интересно, как эльф так быстро научился? И кто рассказал ему про знаки препинания? Он бросил взгляд на плотную пыльную штору, отделявшую стол от рабочей части мастерской, где сейчас визгливо скрипела пила. Братья? Как успел заметить Чарльз, Ивар и Мэл ненавязчиво присматривали за Ксилли.

За шторой допилили, и Чарльз услышал обрывок разговора между механиками.

— Ну, зачем, зачем? Ты ведь нашу единственную надежду загубил! — шипел один.

— А по-моему, Ксилли прав, — возразил другой. — Вся надежда была на Эйна, но мы ему даже сказать ничего не успели! Теперь только так. Лучше бы, конечно, со старшим договориться (он вроде к нам дружелюбнее), но пускай так, чем вообще без результата.

— Уговорили, — сдался шипевший. — Но если что-то пойдёт не так, второму на голову упадёт кирпич.

Послышалось яростное шуршание бумаги.

— Хорошо-хорошо, Ксилли! Больше мы ни на кого ничего ронять не будем! — поспешил отреагировать второй.

Наступила тишина. Чарльз не понял, что замышляли механики, но на всякий случай не стал пока сообщать о своём появлении и просидел лишних двадцать минут, сотый раз перепроверяя чертежи. Братцев-хищников он побаивался с первой встречи.

По истечении этого времени Чарльз подошёл к двери, тихо приоткрыл её и захлопнул, после чего приблизился к столу, взял записку, ещё раз прочёл и вышел из-за шторы. Он был собой недоволен: прятаться от подчинённых — нелепо! Однако любопытство гнало вперёд, к глупым, но великим свершениям.

— Доброе утро, сэр! — поздоровался за всех Ивар. Мэл и Ксилли приветственно кивнули.

Чарльз некстати вспомнил матушку, буквально вчера отходившую кого-то из слуг зонтиком за недостаточно вежливое «здравствуйте».

— Доброе, — ответил он и, помахав запиской, произнёс: — Как раз есть время.

Ксилли вскочил с ящика и последовал за Чарльзом к столу.

— Сегодня с текстильной фабрики привезут оболочку, — обернувшись, обратился инженер к братьям. — Готовьте такелаж. Корзина готова?

— Да. Последний борт доделали. Сейчас будем лаком покрывать, — отчитались механики.

Когда Чарльз добрался до стола, Ксилли сидел на коленях перед оцинкованным ящиком и писал что-то на листе, вырванном из блокнота. Сам блокнот лежал рядом в открытом виде. Эльф вырвал лист, находившийся над портретом Эйна, поэтому Чарльз смог увидеть изменения на рисунке. Теперь он был жирно перечёркнут и дополнен уничижительной надписью «ПРЕДАТЕЛЬ!», а также чем-то на тайрийском.

Заметив Чарльза, Ксилли захлопнул блокнот и протянул инженеру листок. На нём было несколько строчек:

«Библиотекарь ходит

В серебряной короне,

С собою ключ он носит

В глубоком капюшоне.

В лесу библиотекарь

Зарыл великий клад.

Найти его секреты

Не сможешь без ключа».

Ниже Ксилли приписал:

«Это стихотворение написано на андарском и переведено на тайрийский прозой».

— Я допускаю, что ты хорошо обучаем и обладаешь абсолютной памятью, — задумчиво проговорил Чарльз. — Но как ты ухитрился освоить и грамматику, и пунктуацию за две недели?

Тайри удивлённо поднял брови и настрочил в блокноте:

«Но я ведь умею писать по-тайрийски!»

— Значит, просто абсолютная память? — уточнил Рэнделл.

Собеседник кивнул.

— Повезло. Почему раньше не научился?

«Время».

— Понятно. Ладно, иди помогай с такелажем.

Отослав Ксилли, Чарльз сконцентрировался на полученной загадке.

Загадка определённо должна была помочь открыть ящик, иначе её бы не вытравили на крышке. Значит, она намекала на местонахождение ключа, о чём, собственно, и сообщала. Но где именно искать этот ключ? Поразмыслив, Чарльз сделал вывод, что нужное место — библиотека Силверкрона, города Серебряной Короны, где когда-то находилась резиденция королей Валиссы.

Стало понятно, почему ящик передали Эйну: знали, что он работал в этом городе. Другой вопрос, как тайри с его родины об этом узнали, если им запрещалась любая переписка, кроме как со своими хозяевами.

Отбросив ненужные размышления, Чарльз вернулся к загадке. Выходило, что в библиотеке надо отыскать некий капюшон. И к слову, какая библиотека имелась в виду: новая или старая?

Чарльз внимательнее обследовал ящик. На нижней стороне он заметил ещё одну надпись. На сей раз андарскую. Она гласила, что ящик запечатан в январе трёхсотого года. Всё-таки старая — новую построили лет на сорок позже. Вот только где там капюшон?

Раздумья оборвал стук в дверь. Заглянул садовник и сказал, что привезли оболочку для паролёта. Чарльз отправил за ней механиков, а сам взялся проверять корзину.

Лак должен был высохнуть через сутки, поэтому он ограничился зрительной диагностикой. Корзина получилась, как и у первого экземпляра, в форме лодки в три ярдаОколо трёх метров длиной, с высокими — в четыре фута — бортами, дверцей в одном из них, небольшим паровым двигателем под дном и рулевым «веслом» сзади. Управляющий механизм Чарльз на этот раз сделал выше, тогда как в опытном образце «кормчему» полагалось сидеть на дне корзины. Весь такелаж уже прикрепили, и теперь толстые тросы лежали звездой вокруг паролёта. Своеобразный якорь, большой железный крюк, стоял у стены с бухтой специального троса, ещё более толстого и прочного.

— Отлично! — Чарльз довольно потёр руки.

— Сэр Чарльз! — В мастерскую вбежал Ивар. — Они перепутали ткани! Вам прислали простую мешковину.

— Что? — опешил Рэнделл. — Дерковы твари!

Он выскочил из мастерской и зашагал к задним воротам Саммерсет-Холла, раздражённо бормоча ругательства. Андарские и милоринские вперемешку.

Следующий час потратили на составление заявления об ошибке, чтобы на фабрике заменили товар, и на переупаковку мешковины.

— Это ужас! Перепутать сложную прорезиненную ткань с деревенской тряпкой! Отправить валисский заказ дерк знает куда! Он же придёт обратно через месяц, не меньше! — бурчал Чарльз, провожая взглядом фабричный грузовой паромобиль, выпускавший в воздух невыносимый смрад. — Фу-у, они на болоте воду для двигателя собирают?

Стоявший рядом Мэл пожал плечами.

В мастерской Чарльз приказал Ксилли готовить паромобиль к поездке в город. Рэнделл собирался в библиотеку.

По прибытии он мгновенно понял, о каком капюшоне шла речь. Над козырьком бокового входа, рядом с которым они остановились, выступало чуть заржавевшее украшение в виде королевской кобры. В голове Чарльза зрел план действий.

Пользуясь случаем, он заглянул в библиотеку за сборником тайрийских сказок. Оказалось, книг об этом народе сохранилось до обидного мало. Кому нужны легенды низших? Но Чарльзу улыбнулся Хитрый, бог удачи, и такая книга нашлась. К сожалению, выносить её запрещалось, и Рэнделл сел читать в одном из залов.

На изучение всех легенд об эльфах ему потребовалось полчаса — очень уж мало их было. Когда Чарльз вернулся к паромобилю, Ксилли сидел на водительском месте и меланхолично вертел в руках кепку. Увидев Рэнделла, тайри протянул ему блокнот.

«Здесь четыре боковых входа. На каждом — по ржавой кобре».

— Спасибо, — искренне поблагодарил Чарльз. — Едем обратно. Готовься: ночью идём сюда пешком.

«Вы планируете акт вандализма?» — невинно уточнил Ксилли, перевернув страницу.

На миг руки Чарльза, в которой он держал блокнот, коснулись пальцы в шершавой перчатке. Как можно носить одежду из такой колючей ткани?

— Возможно, — хмыкнул он. Вот же зараза! Заранее ведь вопрос написал!

Эльф приподнял уголки губ в намёке на улыбку и завёл двигатель.

Ночью Чарльз прокрался по Саммерсет-Холлу до флигеля, куда поселили водителя и механиков, и не успел он постучать, как Ксилли уже объявился на пороге.

«Точно, эльф! Услышал, как я пришёл», — мысленно фыркнул Чарльз, двигаясь к калитке. Подмечать сходства этого паренька с фольклорным персонажем было забавно.

Они покинули особняк и направились в город напрямик, через поле. Дорога заняла минут сорок, и вот они ступили на серую брусчатку Силверкрона.

Ксилли быстро вывел Чарльза к библиотеке какими-то переулками. Оглядевшись и не обнаружив ни людей, ни света в окнах, они подобрались к первому боковому входу.

— Дерк, я не вижу, где кобра! — прошипел Рэнделл, тщетно выискивая змею на чёрном козырьке.

Ксилли знаками попросил поднять его. Чарльз кивнул и присел на корточки. Эльф взобрался ему на спину и, как только инженер выпрямился, без труда дотянулся до змеи. Чарльз видел, как он шарил по кобре руками, но похоже, безуспешно. Ксилли указал рукой вниз. Рэнделл понял его и опустил на землю.

Ключа они не нашли ни у второй кобры, ни у третьей, ни у четвёртой. От последней им пришлось убегать и прятаться — не вовремя приплёлся сонный ночной патруль.

— Что будем делать? — спросил Чарльз, из переулка наблюдая за удаляющимися констеблями.

Ксилли четыре раза изобразил руками крышу, повёл подбородком вверх и изобразил её ещё раз.

— Что? Напиши.

Тайри тяжело вздохнул и извлёк из кармана блокнот. Открыл его на первой попавшейся странице и протянул Рэнделлу. Тот ничего из написанного не разобрал — ночь оказалась слишком уж тёмной.

— Понятно… Тогда веди.

Ксилли кивнул и бесшумно перебежал обратно к зданию библиотеки. Чарльз обогнул его вслед за тайри и остановился перед главным входом. Эльф указывал пальцем на барельеф над дверью. Там тоже красовалась гордая королевская кобра.

— Высоковато, — заметил Рэнделл.

Ксилли снова уселся к нему на плечи, и Чарльз поднялся на пару ступеней по лестнице. Тайри всё ещё не дотягивался. Тогда инженер помог ему встать, радуясь, что предусмотрительно надел чёрную куртку, на которой будут не так заметны следы ботинок.

Кое-как достав кобру, Ксилли начал ощупывать её в поисках чего-нибудь чужеродного. Наконец, он что-то нашёл. Попытался вытащить — не получилось. Дёрнул посильнее — нет, ключ слишком крепко сидел в штукатурке.

— Я поймаю, — подбодрил Чарльз.

Ксилли ухватился получше и резко дёрнул ключ на себя. Не удержался. Полетел вниз и назад. Рэнделл прыгнул на ступень ниже. Поймал. Вместе они скатились на брусчатку. Рядом рухнул здоровый кусок барельефа.

Тут же раздался свист вернувшихся констеблей. Вандалы подскочили и рванули прочь. По переулкам. По улицам и площадям. К полю. Там свернули к ручью. Побежали по его руслу.

Замедлились только в еловой рощице. Отдышались и повалились в траву.

— В жизни так не бегал! — прохрипел Чарльз. Воздуха всё ещё не хватало.

Ксилли никак не отреагировал.

— Удачно?

Тайри протянул ему выдранные из барельефа два ключа.

— Спасибо!

Через какое-то время они встали и поплелись в Саммерсет-Холл.

— Завтра можешь спать, — разрешил Рэнделл, открывая калитку.

Внезапно вздрогнув, Ксилли принялся лихорадочно шарить по карманам.

— Блокнот? — вздохнул Чарльз. — Не беспокойся, принесу тебе новый.

Тайри показал жестами свисток.

— Да, нехорошо получилось… А впрочем, откуда они узнают, что блокнот твой?

Ксилли, не ответив, скрылся во флигеле.

Примечание:

Официально. Самая. Тупая. Сцена. (Прим. автора, созерцающего эту главу спустя шесть лет.)

Станция «Уайтфилд», провинция Крей, Андарион

28 июня 373 года со дня основания Андариона

Урсула Примроуз была прекрасной девушкой! Её коралловые губы, детские ямочки на щёчках, очаровательные голубые глаза с тёмными ресницами, прямой аристократический нос и длинные светлые локоны так гармонично отражались в зеркальце, что она всякий раз восхищённо вздыхала, поправляя причёску. Юная мисс расположилась в вагоне второго класса поезда Ньютон—Александрия. Этот поезд должен был привезти её в столицу Андариона, где она будет петь в Королевском театре и обязательно выйдет замуж за какого-нибудь герцога, а может, даже принца — зачем скромничать? Всё пройдёт замечательно, иное недопустимо!

Радужные размышления девушки прервали звук удара и резкая остановка, из-за которой Урсула слетела со стула и растянулась на полу вагона-ресторана. Непонимающие, испуганные голоса других пассажиров не помешали ей прийти в себя и, забыв о поцарапанных ладонях, выглянуть в окошко поезда. Впрочем, она ничего, кроме вереска и леса, не увидела.

— Господа, прошу прощения за доставленные неудобства! — В вагон вошёл высокий молодой человек в форме железнодорожного механика и машинистском шлеме с жёлтым стёклами. — Вскоре поезд продолжит путь. Ми-исс, — певуче обратился он к Урсуле, — вы пострадали? Позвольте отвести вас к доктору.

Он бережно взял девушку под локоть, хотя тайри этого обычно не позволялось.

— Эм, что вы делаете? — удивилась Урсула, когда он открыл дверцу вагона вместо тамбура.

— Похищаю вас, ми-исс, — спокойно пояснил мужчина.

— Зачем? — ужаснулась она шёпотом. Кричать при похищении показалось ей неправильным, лишённым романтики.

— Позже, — отмахнулся он и подал девушке руку, помогая преодолеть неудобную лесенку.

Мужчина завёл её за павильон, построенный на станции для защиты от дождя. Спрятанная за ним, стояла непонятная штука из плотной ткани, блестящая медными конусом и хвостом. Впереди лежала прикреплённая к ней толстенными тросами лодка с дверкой в борту.

— Прошу, ми-исс. — Он пропустил Урсулу вперёд, закрепил дверку, уселся прямо на пол рядом с какими-то рычагами и маленьким штурвалом, что-то подёргал и сказал под нарастающее шипение пара: — Ми-исс, покричите хотя бы! Вас же похитили!

— Простите, не хотела вас обидеть! — извинилась девушка и заорала, размахивая руками: — Помогите! Помогите! Спасите!

Штука набирала высоту. Корзина плавно поднималась за ней. Мужчина удовлетворённо кивал, слушая суетливые вопли железнодорожников.

— Позвольте представиться, ми-исс, — произнёс он, снимая шлем и приглаживая пятернёй кудрявые рыжие волосы, — грабитель века. По официальной версии следствия, Генри Джеральд Рэнделл.

— А на самом деле? — упрямо протянула Урсула. Она же не дура!

Мужчина только расхохотался, запрокинув голову.

* * *

— Добрый день, детективы! — поприветствовал Чейн, появляясь в кабинете. Два человека из трёх, сидевших там, с интересом повернулись. — Я старший инспектор Чейн. Вести дело о поезде Мэйн-Парк поручил мне.

Джеймс даже не удивился. Это, несомненно, была третья вылазка неуловимого тайри. Он заранее испортил рельсы так, чтобы поезд остановился, но не сошёл с них; прикинулся механиком поезда и под предлогом помощи вывел наружу из вагона второго класса некую Урсулу Примроуз, дочь генерал-губернатора Крея. Он увёз её на таинственном летающем аппарате. К счастью, девушка догадалась подать знак о том, что она находится в воздухе.

— Джеймс, объявилась третья новая Александрия, — поделился инспектор с Гарреттом. — Аппарат, замеченный очевидцами, — паролёт Чарльза Рэнделла, украденный в мае. Да, господин промышленник соизволил сообщить, что было похищено!

— Интересно. Вот только что дочь такого высокопоставленного чиновника делала в вагоне второго класса, если отец в состоянии предоставить ей личный паромобиль с водителем?

— Господин генерал-губернатор сообщил, что его дочь сбежала, — усмехнулся Чейн. — Уж не знаю, чем ей её жизнь не нравилась… Одно слово, девушка!

— Вы знали, что мистер Генри Рэнделл здесь? — поинтересовался Гарретт, чтобы проверить слова самого изобретателя.

— Знал, конечно. Кстати, у нас теперь появился повод его задержать… Вы не рады? — В голосе Чейна промелькнуло нечто вроде удивления, когда он услышал скептическое хмыканье коллеги.

— Сколько здоровых рук было у преступника? — Джеймс задал вопрос, не успев его сформулировать.

— Обе. — Инспектор пожал плечами.

— Рэнделл сломал правую руку чуть больше двух недель назад, — пояснил детектив. — Гипс пока не снимали, да и паролёт в Уайтфилде не спрятать.

— Вы хотите свидетельствовать в его пользу в суде?

— Да. Не могу сказать, что изменил мнение о нём (честно говоря, до сих пор этого чокнутого недолюбливаю), но…

— Вас вызовут, Джеймс, — пообещал инспектор.

Этот разговор состоялся тридцатого числа. Тогда же Генри Джеральд Рэнделл был арестован.

Через три дня на столе в доме миссис Уилкинс появился свежий выпуск «Андарского вестника», на первых страницах которого Бёрнс подробнейшим образом описывал последнее преступление.

— Клянусь, я застрелю его, если увижу! — зло пробормотал Джеймс, читая статью.

— На кого вы так взъелись? — Мисс Верити подняла глаза от какой-то книги.

— На Верджила Бёрнса, — буркнул Гарретт. — Вкусный кофе, мисс, — похвалил он, отвлёкшись от газеты.

— Благодарю. Чем он вам так не угодил? — Девушка отложила книгу в сторону и сложила руки на столе.

— Выдаёт слишком много информации. Из-за него мы упустили нескольких опасных преступников. Например, серийную убийцу Эмили Свон, прозванную мисс Декапитацией, психиатра-садиста Бенедикта Касла, которого я убил по чистой случайности… — Джеймс почти привык к роли героя-убийцы, тем более, совесть почти не мучила его, так как он всё же никого не убивал. — Дискредитировал меня. Нет, дело всё равно забрали бы, но выворачивать человека наизнанку перед всей страной!.. Кроме того, как он добывает сведения? Шпионаж — преступление, мисс Верити!

— Но ему тоже надо зарабатывать на жизнь! — заявила девушка после некоторого молчания.

— Лучше бы он работал в полиции. Там бы его оценили по достоинству, — вздохнул Джеймс, вставая. Мисс Верити недоверчиво покачала головой.

Гарретт поднялся к себе и стал собираться. Предстояла поездка в Александрию, в суд. Подумать только, он собрался защищать того, кого возненавидел с первой встречи! Зачем? Наверное, не мог позволить осудить невиновного. Других причин не существовало.

* * *

Его арестовали. К счастью, полицейские попались вежливые и осведомлённые о принятом недавно запрете бить подозреваемых. Да Генри и не подавал повода — рука, завёрнутая в гипс, всё ещё напоминала о себе.

Он понял, что полиция придёт, едва только услышал от Гарретта о поезде. Хорошо, что успел перед их появлением отнести всё, что было связано с загадкой, в комнату детектива. Его-то инспектор Чейн не станет обыскивать! Было, конечно, жаль, что он так и не открыл ящика, но замок оказался невероятно хитрым: даже с ключом требовались некоторые усилия, чтобы совладать с ним. Увы, гипс лишил Генри возможности это сделать.

Итак, синий паромобиль с фургоном привёз подозреваемого в Александрию. На второй-третьей неделе июля Генри Джеральда Рэнделла будут судить за три невероятных преступления, совершённых гением.

По прибытии его сразу отвели на допрос.

В тесной комнатушке, занятой привинченными к полу железным столом и скамьями, оказались он, старший инспектор и некий плешивый мужчина преклонных лет в строгом коричневом костюме.

— Моё имя — Льюис Коллинз, — представился он. — Я буду представлять ваши интересы, мистер Рэнделл.

«Государственный адвокат? Что ж, я знал, что мой отец сейчас под чарами мадам Сенешаль», — мысленно усмехнулся Генри.

— Мистер Рэнделл, вам сейчас лучше молчать и не наговаривать на себя.

— Я имею представление о презумпции невиновности и невозможности допросить меня, подозреваемого, без моего желания. — Генри глухо стукнул гипсом о стол. — Предлагаю вам, господа, закончить этот фарс и перейти к дальнейшим действиям. Я буду молчать.

— Ваше право, сэр.— инспектор кивнул. — Ознакомьтесь хотя бы с обвинением.

...Когда за спиной захлопнулась дверь камеры, Генри опустился на узкую койку. Плечи уже не удавалось держать гордо, сил на произнесение чего-то подобного отказу от разговора у него уже хватило бы. Генри был подавлен.

Раньше казалось, что он легко отделается от досадной проблемы с подозрениями, ведь прямых улик против него не было: только присутствие в местах второго ограбления и похищения, плохие отношения с семьёй и обширные познания в технической сфере. Однако теперь, когда он прочитал текст обвинения…

Кража в особо крупных размерах и убийство одного свободного лица; разбой (хищение в особо крупных размерах) и непреднамеренное убийство группы свободных лиц (семь человек, включая женщину); покушение на жизнь большого числа лиц, похищение одного свободного лица…

За всё это его жаждавшие расправы должны были приговорить к десяти годам каторги и расстрелу по их истечении, если не сдохнет раньше. И Генри хотелось сдохнуть, ведь это кошмар — жить, зная, что все твои планы рухнули в бездну, а впереди ждёт лишь позорная смерть! У него же столько планов было! Разгадать тайну ящика, изобрести что-то великое, стать лучше брата, встретиться с матерью, побывать там, где не довелось... Неужели ничему этому не суждено было сбыться?!

Помимо этого, произошло другое неприятное событие. Генри, по всей видимости, частично ослеп. На протяжении всей жизни он видел вокруг себя разноцветные полосы — потоки света, парящие в воздухе. Никто больше их не замечал, поэтому эти полосы являлись скорее следствием какой-то болезни, но Генри они нравились. Его всегда сопровождали яркие цвета, помогающие преодолевать трудности. И вот, переступив порог камеры, он перестал их видеть. Мир поблёк.

Генри лёг, поудобнее устроив руку, и неподвижным взглядом уставился на солнечный луч, издевательски проникавший в душную серую камеру через маленькое окошко с решёткой.

Александрия, Андария

14 июля 373 года со дня основания Андариона

Колонны здания, где заседал Высший Суд, белыми тенями возвышались над площадью, тонущей в серо-жёлтом утреннем тумане. Город уже не спал, но ни один звук не проникал в этот мирок древнего Справедливого бога, застывшего на фасаде с повязкой на лице и привычными весами в руках.

Джеймс Гарретт пришёл раньше всех. Не потому, что хотел прийти. Ему невыносимо было находиться в пустой квартирке, где когда-то жила его семья.

Он прибыл в Александрию четвёртого числа и с тех пор только четырежды был там: после приезда, когда показывал квартиру покупателю, десятого и перед заседанием. Всё остальное время он то бродил по городу, то пил кофе с Чейном. Да, этот кофе нельзя было и сравнить с тем, что варила мисс Верити!

Десятого июля Джеймс, зачем-то изучивший оставленные Рэнделлом загадки и пометки к ним, пошёл на кладбище.

Рейвенхаус был тихим и светлым. Почему-то около каждой могилы имелись клумбы. Правда, часть уже развалилась от времени, но кое-где цветы ещё сохраняли андарскую чопорность.

Рядом с нужной могилой клумбы скорее не было — настолько беспорядочно выглядело нагромождение зелени и земли. Кто-то основательно покопался там примерно две недели назад. Кажется, тогда был последний дождь. Под ступеньками тоже копались, но раньше.

Джеймс походил рядом, проводил глазами похоронную процессию, двигавшуюся к какому-то склепу, обошёл памятник. Присел рядом, чтобы получше разглядеть маленький женский портрет, выбитый на камне.

Дама на нём по-доброму улыбалась из-под широких полей шляпы с пышным пером. О её лице трудно было что-либо сказать: так малó оно было, так сильно закрывала его шляпа. Оставалось довольствоваться лёгкой улыбкой.

Вдруг детектив заметил, что овал, в который заключено изображение, сделан из другого камня и, возможно, не является частью памятника. Он осторожно подцепил портрет лезвием складного ножа и вытащил.

За портретом женщины обнаружилась маленькая коробочка, которую Джеймс забрал.

Позже он прочитал записку испуганного Фредерика Пауэлла, но не обратил на неё особого внимания. Противоречия официальной и реальной истории Гарретта никогда не волновали — жизнь и без них сложна. Тайри... По его мнению, святых вообще не существовало: и твари, и герои рождались независимо от расы...

Противный рокот паромобиля ворвался на площадь, прогоняя туман и воспоминания. Дорогой дельканский «Mächtig» чёрного цвета с блестящими золотистыми ручками и зеркалами остановился неподалёку. Водитель в серой кепке вышел и аккуратно открыл сначала переднюю пассажирскую дверь, потом заднюю.

Вышли трое: высокий седой мужчина лет шестидесяти во фраке и цилиндре, миловидная брюнетка лет на двадцать его моложе, наряженная в модное платье с пышными складками сзади и очень дорогим корсажем, и молодой человек со внешностью начинающего героя-любовника. Рэнделлы, кто ещё?

За ними последовали непосредственные очевидцы ограблений (и незабываемый Кал-л эла-Ши в том числе), набежали журналисты с фотокамерами и блокнотами наперевес.

— Доброго утра, Джеймс! — Инспектор подошёл позже всех. — Пойдёмте, ни к чему стоять в толпе, если можно войти.

Они поднялись по лестнице из пяти ступеней, ведущих ко входу. Гарретт когда-то слышал, что они символизируют добросовестность, беспристрастность, неподкупность, внимательность и справедливость судей, но это скорее всего была шутка.

С закрытием двери голоса растворились. В холле здания суда властвовала тишина. Только перестук каблуков обоих детективов эхом разносился по пустым коридорам.

— Меня будут допрашивать только в связи с третьим случаем? — спросил Джеймс. Ранее этот вопрос не поднимался.

— В первом вы работали вместе со мной, во втором были отстранены и отосланы во избежание скандала, в третьем вызвались сами... К тому же, во втором погибла ваша мать. Думаю, в связи со всеми, — заключил Чейн.

Они уже стояли перед нужным им залом суда, когда внизу раздались голоса и шаги. Судебный пристав вёл свидетелей.

— Прошу, — произнёс он, открывая двери. — Детективы и эксперты, участвовавшие в расследовании, занимают первый ряд, остальные — второй и выше.

Гарретт сел рядом с инспектором, оказавшись перед миссис Рэнделл, и бегло осмотрелся. Над судейскими креслами оказался барельеф с изображением того же Справедливого, окна были закрыты металлическими ставнями, ярко светили газовые лампы на стенах.

После того как все заняли свои места, ввели обвиняемого. Он опустился на свою скамью, отделённую от зала вертикальной решёткой, и скользнул безразличным взглядом по собравшимся. Гарретту было видно, что Рэнделл не спал уже несколько дней и сильно нервничал, хотя большинству окружающих его людей, вероятно, казался спокойным.

При появлении пятерых судей в длинных чёрных мантиях с белой оторочкой все встали.

— Именем Её Величества королевы Сибиллы IV заседание Высшего Суда по делу о беспрецедентных преступлениях объявляется открытым, — провозгласил пристав, представив судей.

Процесс начался. Представили доказательства по первому ограблению. Вызвали свидетеля.

— Кар эла-Ши, узнаёте ли вы этого человека? — спросил государственный адвокат, запнувшись на тайрийском имени.

Его присутствие удивило Джеймса. Неужели господин Рэнделл не озаботился защитой сына?

— Нет, сэл-л! — возмущённо воскликнул эла-Ши. — Гл-лабитель был тайл-ли! А это дельканец!

Сзади послышались смешки: забавный сотрудник банка выступил в роли шута. Гарретта царапнула мысль, что над андарцем не стали бы смеяться так открыто.

Опросили Рэнделлов и огласили показания тайри, работавших на их заводе в Силверкроне. Почему-то их никогда на заседание не звали. Исключения составляли полукровки и те, кто был единственным свидетелем, вроде эла-Ши.

Джеймс дал показания по второму ограблению. После него выслушали выживших охранников и представили показания тех, кто находился на платформе. Судя по формулировкам их слов, никто даже не потрудился перепроверить данные, полученные Гарреттом. Вот так его отстранили!

Закончив со вторым делом, судьи объявили получасовой перерыв и удалились. Все высыпали в коридор, оставив в зале Генри и адвоката. Джеймс забился в самый дальний угол, но его нашли и там.

— Мистер Гарретт, зачем вы защищаете этого мерзавца? Он же убил вашу мать! — ужаснулась миссис Рэнделл, подобравшись поближе. Если бы Джеймс не работал в полиции, обязательно бы купился на неплохую актёрскую игру.

— Потому, что он невиновен, — буркнул Гарретт и демонстративно перебрался в другой угол. Лучше обидеть даму отказом в беседе, чем ввязаться в спор без аргументов. К тому же, мадам неуловимо напомнила ему Терезу, хотя и была человеком.

— Вы действительно так считаете? — вопросительно пробормотал Чарльз Рэнделл, расположившийся неподалёку.

— Сколько рук нужно для управления паролётом? — так же тихо поинтересовался Джеймс.

— Две, — собеседник чуть повернул голову в его сторону.

— Вы же видели своего брата сегодня.

— Он мог сломать руку в камере, — предположил младший Рэнделл.

— Пятнадцатого июня. — Гарретт опроверг его догадку.

— Спасибо, сэр. — Молодой человек отвернулся и переместился поближе к отцу, обсуждавшему что-то с ранее неизвестным импозантным мужчиной средних лет.

По окончании перерыва люди вернулись в зал. Дошли до похищения. Господин генерал-губернатор, недавний собеседник Бартоломью Рэнделла, сжато поведал об исчезновении своей дочери и выразил недоумение по поводу причастности к этому сына уважаемого сэра Бартоломью. Опрошенные свидетели не опознали в подсудимом того самого механика.

— В качестве свидетеля защиты выступает вездесущий детектив Джеймс Гарретт, переведённый на службу в Уайтфилд. — Судья-председатель позволил себе усмешку.

— Вы утверждаете, что Генри Джеральд Рэнделл не мог совершить указанного преступления, — констатировал адвокат, когда Гарретт снова занял место за кафедрой. — Почему?

— За две с половиной недели до указанного преступления, — сказал Джеймс, поймав удивлённый взгляд обвиняемого, — мистер Генри Джеральд Рэнделл упал в лесу и сломал руку. Как видите, гипс до сих пор не снят.

Чарльз Рэнделл поддержал его, заявив, что невозможно справиться с паролётом одной рукой.

Под конец предоставили слово самому подсудимому. Он произнёс лишь три слова: «Это не я».

Судьи удалились, чтобы посовещаться и вынести приговор. В зале заговорили. Джеймс посмотрел на Генри Рэнделла и слегка улыбнулся. По какой-то причине ему хотелось поддержать этого человека.

Служители Справедливого вернулись. Председатель зачитал приговор. Рэнделла оправдали за недостатком улик.

...На улице все попали прямо в руки к журналистам. Джеймс переждал их атаку в здании и вышел, когда писаки разбежались. К нему тут же подошёл Генри Рэнделл.

— Почему?.. — Он не закончил.

— А почему нет? — спросил Гарретт, глядя на собеседника. — Вы дали слово джентльмена, что невиновны. Я вам поверил и, как джентльмен, обязан был помочь. Кстати, я нашёл кое-что для вас. Не хотите забрать?

— Что именно?

— Записку вашего загадочного изобретателя из Уайтфилда. Только я не взял её с собой — не был уверен, что нам доведётся поговорить. Если хотите, можете зайти.

— Благодарю.

Вдвоём они прошли по длинным улицам Александрии, медленно погружающимся в темноту, и поднялись в квартирку Джеймса.

— Вот. — Гарретт протянул инженеру коробочку с запиской.

— Простите, если это покажется вам наглостью, — помявшись, начал Рэнделл, — могу я попросить у вас немного денег в долг? У меня сейчас ничего нет, а вернуться в Уайтфилд надо.

— Почему вы не попросите отца?

— Я подходил к нему после суда. Отец не желает иметь со мной никаких дел.

— Тогда... — Джеймс на секунду засомневался в своём решении, но через секунду продолжил: — Давайте поедем вместе. Переночуете здесь, а завтра купим билеты на поезд. Ужином тоже накормлю, хотя я не слишком хорошо готовлю.

При последних словах на лице Рэнделла появилась голодная улыбка.

— Вы сегодня добрый, — сказал он. — Почти святой.

— Я всегда добрый, — проворчал Гарретт. — Обычно я не люблю людей.

Поужинав, они легли спать. Старые кровати скрипели, когда кто-то двигался. В окно заглядывала ночь, проглотившая весь свет, не успевший расползтись по укромным уголкам — фонарям и нескольким окнам напротив.

Джеймс не спал. Он уже отвык от этого скрипа, от фонарных отблесков на стекле, от серых стен, от редкого ночью перестука поездов на вокзале. Он лежал, слушая размеренное дыхание своего соседа, и мечтал побыстрее вернуться к лилиям на обоях, изогнутому светильнику и плотным синим шторам, не пропускавшим света. Он точно не станет писать прошения о переводе обратно в Александрию, когда дело закроют. Вместо этого продаст квартиру, заберёт Эли и уедет в Крей.

Неожиданно Гарретт заметил, что дыхание Рэнделла участилось, стало прерывистым. Это могло означать не слишком приятный сон, поэтому Джеймс позвал его.

— Что? — хриплым от сна голосом спросил Рэнделл, подскакивая. Кровать ответила жалобным скрипучим визгом.

— Часто вам снятся кошмары? — поинтересовался Гарретт, на ощупь зажигая свечу.

— Нет... Обычно вообще не снятся. Наверно, из-за последних дней... — Он скривился, прижав левую ладонь к виску, как если бы у него болела голова. — Ничто не пугает меня так сильно, как бесцельное существование каторжника с казнью в конце... Кто вообще это придумал?

— Отец королевы Сибиллы, — ответил Джеймс. — Ходят слухи, что он был психопатом. Любил изводить морально, манипулировать... Что именно вас пугает: бесцельность или смерть?

— Бесцельность. Жизнь, прожитая зря. Я хочу чего-то добиться: изобрести, открыть, создать, исследовать! Вот почему я взялся за загадку изобретателя.

— Расскажете о ней? — Джеймсу было интересно, чего ради этот человек лазил в башенку часовни с риском для жизни и бродил по кладбищу, почему перед арестом решил спрятать ящик ото всех.

Рэнделл поведал ему недолгую историю своих поисков.

— ...в то же время о жизни Пауэлла в Уайтфилде почти ничего неизвестно. Инженер просто жил там около пятнадцати лет, — закончил он, устроившись так, чтобы кровать перестала скрипеть.

Свечу погасили, и темнота, свернувшаяся в углах, снова окутала комнату. На этот раз до утра.

* * *

Генри оправдали. Благодаря Гарретту и, как ни странно, брату, он обрёл свободу. Казалось, призрачная улыбка детектива навечно отпечаталась в памяти: именно она дала надежду на оправдание. Не речь адвоката, не отсутствие доказательств, не осознание невиновности, а она. А ведь до этого Гарретт ни разу не улыбнулся…

То ли это настолько потрясло Генри, то ли просто так совпало, но к нему вернулась и способность видеть потоки света.

Однако радость продлилась недолго. Уже покинув зал суда, он узнал: семья окончательно отвергла его. Мадам Сенешаль отцу нашептала, не иначе! Генри подавил желание плюнуть ей в лицо и пошёл искать Гарретта. К счастью, тот пребывал в хорошем настроении и расщедрился на ужин и ночлег для временно бездомного инженера.

Пресный суп и чай оказались вкуснее того, чем кормили в тюрьме, но на дряхлой скрипучей кровати просто не могло присниться ничего приятного.

...Шахты, глубокие шахты. Чёрный камень. Низкие своды, будто давящие на голову. Узкие тоннели. Монотонный стук инструментов. Кирка, отбойный молоток стучат в ушах. Мрачные люди с пустыми лицами. Одинаковые чёрные робы. Тускло-жёлтые отблески налобных фонарей. Ни звука человеческого голоса.

Где-то рядом — серая стена с отверстиями от пуль. Фигуры с мешками на головах и почему-то связанными руками. У кого здесь найдутся силы на сопротивление?

Одиночные выстрелы в темноте. Фигуры, тающие в красноватом тумане. Ни слова, ни единого слова. Безысходность, смерть, пустота…

— Мистер Рэнделл! — Голос, далёкий и чужеродный, ворвался в мрачный мир и разбил его на тысячи мелких кусочков.

— Часто вам снятся кошмары? — спросил детектив Гарретт сквозь отчаянный скрип кровати.

У Генри ушло довольно много времени на осознание того, что это был всего лишь сон. Его оправдали! Он свободен!

Он прижал руку к голове, как будто так можно было успокоить скачущие мысли, и уставился на горящую свечу, немного разогнавшую темноту. Зачем-то он рассказал, что его пугает, и поинтересовался, кто придумал такое наказание. Гарретт ответил, получив в ответ клубок спутанных страхов и целей. К счастью, он смог перейти на другую тему.

Сам того не замечая, Генри в подробностях пересказал свои изыскания. Он хотел говорить и говорить, лишь бы свет не гас, лишь бы воодушевление погребло под собой серый ужас, в плену которого он пребывал эти дни.

Генри не был уверен, слушает его детектив или нет. Он просто смотрел на крохотный огонёк свечки и говорил. Потом говорил с закрытыми глазами. Потом, наверное, уснул…

Утром Джеймс решил съездить в Литтл-таун и забрать сестру. Рэнделл всё равно никуда не денется. Оставив ему коротенькую записку, Гарретт побежал на вокзал и уже через час ехал в маленький городок.

Полтора часа пути — и он подходил к старому зданию с многочисленными окнами. Вокруг играли в куклы, бегали, прыгали через скакалку или просто болтали девочки разных возрастов. На всех были похожие платья из лёгкой, «летней» ткани, белые носочки и коричневые туфельки.

— Дже-эймс! Ты приехал! — Высокая десятилетняя девчушка с двумя каштановыми косичками и весёлыми карими глазами подбежала к нему и обняла со всей детской радостью младшей сестры.

— Здравствуй, Зайчонок, — улыбнулся Гарретт и погладил её мягкие волосы.

— Ты обещал писать! — Алиса ткнула его в бок острым локтем и обиженно насупилась. — А вместо тебя только дядя Колин приезжал два раза! Ты почему его попросил?

— Ну, извини, Эли! Заработался я! — вздохнул он. — Зато сейчас я заберу твои документы у директрисы, и мы поедем в Уайтфилд. Там есть хорошая школа, я узнавал. Хочешь?

— Конечно! — Девочка подпрыгнула и захлопала в ладоши. — Я побежала прощаться с одноклассницами и собираться!

Джеймс тем временем отправился к мисс Грин, директрисе школы. Эта пожилая женщина когда-то учила ещё его мать. Она посочувствовала Гарретту и выразила надежду, что в их семье всё наладится. Документы — свидетельство о рождении, табель успеваемости и рекомендательное письмо — ему передали сразу же.

Встретившись на пороге школы, брат и сестра направились на станцию. Во внутреннем кармане пиджака Джеймса уже лежали купленные заранее билеты до Александрии, в руке был чемоданчик Эли, а сама она, довольная и беззаботная, скакала рядом.

Поезд подошёл вовремя, и добрались они без приключений. Джеймс задержался у кассы вокзала, чтобы купить билеты в Уайтфилд.

— А зачем нам третий билет? Дядя Колин сказал мне, что мама умерла! — удивилась Алиса.

Джеймс мысленно возмутился. Неужели Чейну обязательно надо было это ей сообщить? С другой стороны, получалось, что сестра уже справилась с утратой и успокоилась...

— Мой приятель едет с нами, — пояснил он и, не удержавшись, спросил: — Ты плакала?

— Ага. — Эли шмыгнула носом. — Но отец Мартин говорил, что когда-нибудь я снова её увижу. А моя одноклассница Шейла вообще всю жизнь без мамы. У неё только бабушка. Так что я перестала плакать, ведь её бабушка старенькая, а у меня есть целый ты! — Она хихикнула.

Джеймс с улыбкой покачал головой. Зайчонок просто не умела долго расстраиваться. Она всегда веселила семью, пусть и получала иногда за свои выходки. Чего стоила хотя бы покраска белой стены у соседской квартиры! Запах гнилой свёклы и его с матерью смех не выветривались ещё три дня, а Эли украдкой делала из сахара леденцы и хихикала из-под одеяла. И как он жил без неё лишние полтора месяца?

* * *

Проснулся Генри от звука открывшейся двери и последовавшего за ним девичьего голоса, напевавшего что-то бравурное. Голосок пробежал по квартире вместе со стуком маленьких каблучков и, остановившись, поинтересовался:

— Дже-эймс, а это кто?

Генри рассмотрел девочку сквозь ресницы. На вид ей было лет десять или чуть больше. Детская пухловатость уже исчезла, и девочка казалась худой как щепка. Голубое платьице в синий горошек спускалось до середины голени, на тонких ножках были туфельки и носочки. Две косы аккуратно лежали на плечах, любопытные глаза с веерами ресниц рассматривали его в ответ, хотя девочка и думала, что он спит.

— Это мой знакомый, мистер Рэнделл. Я говорил тебе о нём, — хмыкнул Гарретт. — Пойдём на кухню, не мешай ему. Этот человек, судя по всему, не спал почти две недели.

«Поспишь тут!» — подумал Генри и поднялся. Страхи остались в прошлом, развеянные огоньком свечи и запахом корицы.

Последний неотступно преследовал его со вчерашнего вечера, напоминая о детстве, когда родители жили вместе и мать пекла печенье по субботам. Она просила кухарку освободить ей немного места на столе, эта милая старушка покорно отодвигала какие-то свои заготовки, и начиналось священнодейство. Мать прятала рыжие волосы под косынку и смешивала ингредиенты. Иногда она предоставляла сыну честь высыпать в миску ложечку корицы, а имбирь всегда насыпал только он.

Фрау Аннелизе, как её называл дворецкий, почему-то очень любила его название на андарском — ginger⁽¹⁾. Так она часто называла сына, несмотря на то, что имя Джинджер всегда считалось женским.

Когда печенье было готово, они втроём сидели и ели его прямо в отцовском кабинете. Генри морщился, если попадалась недомолотая гвоздика. Это было то же, что обнаружить острый перец в шоколадом торте.

Со времени их скандального развода он ни разу не пробовал такого же печенья. Вернее, само печенье с имбирём и корицей можно было купить в любой кондитерской, но того самого он не находил нигде.

— Здравствуйте! — Девочка подскочила на табуретке, когда он вошёл в крохотную кухню. — Как вам спалось?

— Замечательно! — Может, он и приврал, но от воспоминаний и её искренней улыбки стало лучше.

— Так, это мистер Рэнделл и моя сестра Алиса соответственно, — представил их Гарретт. — Будете обедать?

— Да, спасибо. — Генри кивнул и обратился к девочке: — Можешь звать меня по имени — Генри. Я не настолько старый и консервативный, чтобы быть «мистером Рэнделлом», — передразнил он.

Детектив фыркнул и чуть не уронил тарелку в кастрюлю с супом.

— Хорошо, — согласилась Алиса. — А как вы с моим братом стали приятелями?

— Он спас меня.

Если бы она спросила, как они познакомились, Генри, несомненно, сказал бы что-нибудь вроде «Однажды он допрашивал меня по одному делу», но вопрос был про приятелей. Вообще было удивительно, что Гарретт представил его так. Приятели! Он-то считал их недругами!

— Вам нужно забрать что-нибудь в полиции? — спросил детектив, ставя тарелки в раковину.

Готовил он на самом деле не очень. Вчерашний (или когда его приготовили?) суп казался превосходным блюдом после тюремной каши, но сам по себе был ужасен.

— Нет. — Генри покачал головой. — Мне нужны только мои книги из представительства. Надеюсь, мне их отдадут.

— Вы успеете забрать их до пяти часов? Я купил билеты на поезд, пока ездил за сестрой.

— Вполне. Спасибо, сэр.

— Джеймс, — поправил детектив. — Раз уж я представил вас как своего приятеля...

— Генри. — Он поднялся.

— А джентльменское рукопожатие? — возмутилась Алиса. — Вы же, можно сказать, заново познакомились!

Они со смехом пожали друг другу руки. Генри заметил, что у детектива ледяные пальцы и тонкий шрам на правой ладони.

В представительстве отцовской компании оказалось малолюдно. Работники опять разгружали какие-то вагоны на вокзале Кингсуэй, хозяин лично присматривал за ними. Поэтому Генри смог найти только мачеху и Чарли.

С мадам Сенешаль он имел крайне неприятный разговор. Милоринка вообще была дамой корыстной и стервозной, чего не скрывала, но в этот день она от чего-то страдала, злилась и ясно дала понять, что не потерпит присутствия «наглого предателя» в семье своего мужа. На то, что он был его сыном, мадам внимания не обратила.

— Она радовалась, когда тебя арестовали, — поведал Чарльз, встреченный Генри в коридоре.

Одетый в дорогой чёрный костюм и белоснежную рубашку с идеально отглаженным стоячим воротником, с гладкими чёрными волосами, собранными в странный для приличного человека низкий хвост, он стоял, прислонившись к стене, и не сводил довольных серых глаз с брата.

— Твоя сумка. Я догадывался, что ты придёшь за этими книгами. — Молодой человек отточенным жестом указал на ящик, забытый кем-то в углу. На нём лежала коричневая сумка с длинным ремнём.

— Спасибо, Шарль, — кивнул Генри. Всем не терпится избавиться от него! Спасибо, хоть книги заботливо собрали, а не выбросили!

— Не надо. Оставь милоринский матушке, — попросил Чарльз. — Ты не спросишь, зачем я вообще тут стою?

— Нравится чувствовать себя хозяином в отсутствие отца? — Генри пожал плечами, забирая сумку с ящика.

— Ха-ха! — Чарльз изобразил смешок. — У меня к тебе предложение состязательного характера. Послушаешь?

— Ну?

— Паролёт у меня украли, — напомнил Рэнделл-младший, — значит, я не смогу участвовать в Ежегодной Выставке Технологий в августе. Попробую сделать это в следующем году. Постарайся изобрести нечто более впечатляющее и представить там же.

— Зачем?

— Проигравший после смерти отца откажется от наследства в пользу брата, — заявил Чарльз. — Он собирается оставить всё мне, ведь твоя репутация подпорчена. — Он задумчиво оглядел свои ногти и добавил: — Мне неинтересно!

«Конечно, унизить сводного брата интереснее», — подумал Генри, но согласился.

Ему важны были не деньги. В конце концов, он мог претендовать на наследство господина Родериха, своего дельканского деда. Генри больше волновал призрачный шанс обыграть брата.

Раздумывая над их состязанием, он дошёл до вокзала, где его уже дожидались Гарретты.

— Хотите почитать? — Злой Джеймс протянул ему свежий номер «Андарского вестника».

На первых страницах нашёлся Бёрнс с подробнейшим отчётом о последних этапах следствия. Он рассказывал о суде, о загадочном летающем аппарате, об обыске в доме миссис Уилкинс, приводя такие факты, что не оставалось сомнений: личность журналиста разгадана.

— Вы хотели застрелить его, — вспомнил Генри. — Решитесь поднять руку на женщину?

— Нет, но побеседовать с ней необходимо. — Джеймс печально вздохнул. — Я уже говорил, что ненавижу людей?

1) Ginger — во втором значении «рыжик»

Вернуться к тексту

Несмотря на ночные приключения, утром Чарльз поднялся довольно рано и почти сразу спустился в мастерскую. Там он застал механиков, проверяющих, высох ли лак, и спящего на своём ящике Ксилли, укрытого курткой Мэла.

— Во флигеле спать удобнее, — шёпотом заметил Рэнделл.

— Экономка запрещает слугам спать днём, — отозвался Ивар. — Он уже получил по ушам, прячется вот.

Чарльз хмыкнул и отошёл к столу. Следовало бы отправить братьев-хищников обратно на завод, к привычным им паровым двигателям для поездов, которые и собирали в Силверкроне. Но делать этого не хотелось. Кто знает, может, и эти сбегут куда-нибудь? Тогда блокнот Ксилли пополнится новыми портретами предателей. Огорчать тайри, который во многом ему помог, Чарльз не желал.

Вспомнив о данном обещании, Рэнделл достал из кармана простых рабочих брюк новый блокнот в плотной зелёной обложке, вернулся к механикам и положил его рядом с Ксилли.

После этого можно было приступить к главному. Открыть оцинкованный ящик.

Чарльз очистил ключи от штукатурки, и теперь один из них легко скользнул в замочную скважину. Инженер откинул крышку. Внутри лежали небольшая толстая книга в кожаном переплёте и шкатулка из дерева. Поколебавшись, Чарльз взял книгу.

В предисловии автор, некий Ф. Р. Пауэлл, утверждал, что в этом его дневнике содержится подлинная история последней войны и создания Андариона, а ещё в двух — сведения по механике и химии. При этом он настаивал на наибольшей важности именно истории.

Рэнделлу стало любопытно, какую версию событий предлагает дневник. Однако чтобы не окунаться с головой в альтернативную историю и уберечь себя от потрясений, Чарльз сбегал в особняк и принёс из домашней библиотеки трактат Оливера Стейна с официальной версией. Он решил читать их в сравнении.

В первых главах, повествующих о предвоенном времени, ощутимых различий не нашлось. Только версия Пауэлла была на порядок подробнее. А вот дальше всё перевернулось с ног на голову.

Одобренный Короной и Академией наук Андариона, Стейн писал, что поводом к началу войны стали убийство андарского посла в Тайри и масштабное наступление на южные границы Андарии. Пауэлл возражал: тайри стянули войска к своим границам после мобилизации северных соседей. Он рассказывал, как несчастного лорда Эриксона застрелили на охоте, где присутствовали в основном сами андарцы.

Так было и в дальнейшем. Стейн выдавал скупые факты, приправленные прославлением андарской доблести, а Пауэлл комментировал: да-да, всё так и есть, но вот пара вопросов, упущенных академиком. Что вы о них думаете? Не забывал он и о военных преступлениях обеих сторон. По большей части — об андарских. Задавался вопросом: зачем нужна была Коалиция стран Архипелага, если никто, кроме Андарии и Найкона (между прочим, не вступившего в войну), с Тайри не граничил? Логичнее, по его словам, казалось дождаться окончания войны и, в случае поражения Андарии, выбить оттуда ослабленных противостоянием тайри, а потом поделить земли. Но нет, короли Валиссы, Крея и Ранеллы родились святыми!

Поднял он и другой вопрос: зачем после войны страны Архипелага объединились под флагом Андарии? И куда подевались славные святые короли? Известно было, что Фиатира II Тауса, короля Тайри, казнили по приказу Коалиции; юный принц Найкона Энтони Коллахан после смерти отца отрёкся от престола и заперся в дальнем родовом замке; король Ранеллы Ламберт IV Айроншилд умер, не оставив наследника; молодой и неженатый правитель Валиссы Александр Голденкло погиб на войне; Крейская королева Офелия Эмберстоун вышла замуж за короля Андарии Рандольфа Бранвинга. Пауэлла возмущала одновременность всех этих событий. Он не верил в совпадения.

И Чарльз не верил вместе с ним. Юноша прекрасно знал о спорности любых исторических фактов и о влиянии эмоций на восприятие, поэтому он и читал две книги сразу. Но к концу июня Пауэлл с его подробностями и каверзными вопросами выиграл у занудного Стейна душу Чарльза. Юноша загорелся идеей вызнать истинную историю событий, почти четыреста лет назад изменивших Архипелаг до неузнаваемости. Для этого требовалось ознакомиться с третьим источником. Проблема крылась в том, что он не слышал больше ни о ком, кто изучал бы тот период.

— Сэр, всё готово! — оповестил Ивар, отвлекая Чарльза от раздумий.

Два дня назад привезли долгожданную оболочку, и механики, наконец, закончили крепить к ней тросы.

— Отлично, — отозвался инженер, оторвавшись от деревянной шкатулки, которую хотел открыть. Он встал, глянул на заброшенные чертежи нового двигателя и, поняв, что не притронется к ним в ближайшее время, последовал за тайри.

Позади занавеса лежал полностью собранный паролёт. Мэл проверял, не ослабло ли какое-нибудь крепление. Ксилли спал на привычном ящике.

— Простите, сэр Чарльз. — Из-за шторы выглянула горничная его матери, молодая и очень красивая тайри по имени Сеаль. — Что-то случилось с паромобилем вашего отца. Не могли бы вы отпустить к нему ваших помощников?

— Пусть идут, — сказал Чарльз.

Пока братья, мрачно переглядываясь, шли к выходу, Сеаль быстрым, всевидящим взглядом обвела помещение и приостановилась на Ксилли. В её глазах мелькнуло такое выражение, будто она мечтала съесть этого тайри. Причём, безо всяких вульгарных подтекстов — именно употребить в пищу.

— Тебя, наверно, ждёт матушка, — намекнул Чарльз.

— Разумеется, сэр! — Сеаль убежала.

Рэнделл повернулся к Ксилли. Что в нём такого интересного и, если на то пошло, съедобного? Полупрозрачная кожа, просвечивающие вены, костлявые запястья, острый подбородок над заношенным шейным платком. Казалось, эльф стал ещё более тощим, чем был при первой их встрече. И волосы у него вроде бы ярче были…

Последние дни Чарльз не обращал на Ксилли особого внимания — пока не нужно было никуда ехать, да и дневник Пауэлла отнимал много времени. Однако теперь он понял: с эльфом творилось что-то нехорошее. Спит постоянно, похудел, вечно бледный — заболел? Чем и когда?

Чарльз приблизился к тайри и дотронулся ладонью до его лба. Руку обожгло холодом.

Вдруг Ксилли подскочил, заставив Рэнделла отпрянуть.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Чарльз.

Тайри сел, отвернувшись от него, и, понятное дело, не ответил. Рэнделл покачал головой и решил пока его не трогать.

Он перебрался за стол, плотнее задёрнув штору. Шкатулка до сих пор ждала своего часа!

Чарльз открыл замок, осторожно поддел крышку и чуть не выронил шкатулку, когда она открылась. На тканевой подложке лежало очень странное оружие. Несомненно, к нему в руки попал дальний родственник револьвера, но… Вместо ствола он имел стеклянную трубку с металлической спиралью.

— Дерковы дети! — выругался Чарльз. — Они Эйну оружие прислали? И альтернативную историю?

Вспомнив про отличный слух Ксилли, он хлопнул себя по губам. Надо же было себя выдать! Хотя… Судя по тому подслушанному разговору, трое тайри и так знали, что может находиться в ящике. Тогда становилось понятно, почему эльф помог ему.

Чарльз почувствовал обиду. Впервые он ввязался в приключение, разгадал загадку, отыскал при помощи Ксилли ключи, удрал от патруля в Силверкроне… Одним словом, обрёл свободу! А что в итоге? Всё было подстроено… Более того, один из хищников предлагал его убить! А с Генри (если, конечно, речь шла о нём) братцы думали договориться без труда.

Когда Мэл и Ивар вернулись, он сухо поблагодарил их за помощь и отправил обратно на завод вместе с Ксилли. Ехать никуда он не планировал, и водитель был не нужен.

Повозившись с необычным оружием, но так и не разобравшись с принципом его работы, Чарльз запер мастерскую и направился в дом, чтобы поздороваться с родителями.

Чета Рэнделлов расположилась в просторной светлой гостиной за чашечкой чая. Отец, как всегда строгий — в чёрном костюме и при галстуке, сидел в кресле. Мать, державшаяся раскованно, невзирая на закрытое серое платье, полулежала на софе, рассыпав длинные чёрные волосы в тщательно продуманном хаосе и высунув из-под юбки босые ступни. Неспроста в свете её звали милоринской ведьмой!

Чарльз сел в кресло у окна, на одинаковом расстоянии от обоих.

— Завтра мы едем в Александрию, — огорошил его отец. — Через две недели суд.

— Генри наконец-то арестовали! — радостно перебила его мать.

— Ливи, не говори так, — вздохнул отец. — Он твой сын.

— Пасынок, — возразила мать, улёгшись поудобнее. — И он заслужил. Что скажешь, Шарль?

— Возможно, — воздержался от споров сын. — Ваш паромобиль в порядке? — перевёл он тему.

— Да, ничего серьёзного, — отмахнулся отец.

— Но я не хочу видеть этого мерзавца, который так плохо водит! — нахмурилась мать. — Давайте поедем с водителем Шарля. Как там его?..

— Ксилли. Отец?..

— Хорошо, — согласился мистер Рэнделл. — Где он?

— Сейчас пошлю за ним. — Чарльз покинул гостиную.

Зачем отослал? Мог бы и до вечера подождать!

До дня заседания он колебался: рассказать инспектору, ведущему дело, про Эйна или нет? В конце концов, вдруг это действительно вина Генри? Не рассказал, но после беседы с детективом Гарреттом понял, что был неправ. Опытным экземпляром паролёта Чарльз и двумя руками управлял с трудом — очень уж тяжёл был ход механизма! Генри, конечно, сильнее физически, но не намного. Он не преступник.

Всё ещё пребывая в некотором смятении, Чарльз собрал книги брата, оставленные им в представительстве, и отдал их Генри. Того фактически выставили из дома, и младший сын не понимал, почему. Доказали же его невиновность! Неужели матушка опять обиделась? Не то чтобы изгнание Генри расстроило его брата, однако это казалось несправедливым.

С Ксилли за это время Чарльз ни разу не встретился — матери жизненно важно было посетить все модные магазины и ателье столицы, а без водителя подобное совершить невозможно. Да и сам инженер избегал тайри. Хотя эльф как раз таки отговаривал хищников от убийства, доверия к нему больше не было.

Впрочем, по пути назад, в Саммерсет-Холл, Чарльз заметил, что Ксилли побледнел практически до белизны и словно поседел. Стало необходимо поговорить с ним и выяснить, что происходит.

Сразу по прибытии Джеймс, Генри и Алиса столкнулись с миссис Уилкинс. Женщина ужаснулась, увидев инженера, назвала его живым мертвецом, а Гарретта — благородным джентльменом. Пока она знакомилась с Эли, Рэнделл навестил доктора Уэлча.

Когда инженер вернулся, Джеймс вытащил в гостиную увесистый оцинкованный ящик и оба ключа. Генри, который избавился, наконец, от гипса, взял один и под любопытными взглядами обоих Гарреттов попробовал открыть замок. Получилось далеко не сразу.

В ящике нашлись толстая книга в сером кожаном переплёте и большая деревянная шкатулка, занимавшие всё пространство внутри. Генри схватил книгу и поражённо замер, открыв её наугад.

— «Электрический штуцер», — прочитал Джеймс, заглядывая через плечо сидящего в кресле инженера. — Это его чертёж?

— Ага, — рассеянно протянул Генри, листая желтоватые страницы. — А это СЭР... Создатель электрических разрядов... Однако...

Он открыл первый форзац и обнаружил размашистую подпись Фредерика Пауэлла. Там же изобретатель писал, что в книге можно найти чертежи, сохранившиеся после войны или созданные им самим. СЭР, к примеру, был его разработкой и прилагался к книге.

В шкатулке, открытой вторым ключом, оказался именно он. Это была трубка из толстого стекла с металлической спиралью с одной стороны и металлической же коробочкой — с другой. От коробочки отходила удобная рукоять из прочного дерева.

— Электрический аналог револьвера, — прокомментировал инженер.

— Теперь понятно, как был убит охранник в банке! — воскликнул Джеймс.

— Ещё один факт в пользу моей невиновности: я вообще не умею стрелять! — усмехнулся Генри, разглядывая СЭР. — Сможете научить?

— Если вы разберётесь, как он работает.

— Так... — Он посмотрел в книгу. — Тут всё просто! Но нужно разобраться с коробкой, а это потребует времени. Хм-м...

— Я думаю, мы пока сходим в школу, — проговорил Джеймс, зная, что его не слушают. — Я договаривался с директрисой, мисс Моррисон, что покажу ей Эли, когда вернусь сюда. Идём, Зайчонок!

Джеймс рассказывал сестре об уникальной топонимике города, когда они шли по Райт-стрит, тянувшейся к площади. Очень удачно брат с сестрой встретили мисс Моррисон прямо перед школой. Эта сухопарая женщина лет сорока, со строгим пучком чёрных волос на затылке и добрым лицом, выгуливала оранжевого шпица Шайни, жизнерадостного пса с густой длинной шерстью.

— Добрый день, мисс Моррисон! — Джеймс приподнял шляпу. — Как ваше здоровье? Как Шайни?

— Добрый день, мистер Гарретт. Всё в порядке, спасибо! — улыбнулась женщина. — Это ваша сестра? Как ваше имя, юная мисс? Расскажите о себе, пожалуйста.

— Алиса Гарретт, мисс Моррисон, — представилась девочка. — Десять лет. Закончила пятый класс школы при храме Милосердной в Литтл-тауне.

— Насколько хорошо вы закончили? — сдержанно поинтересовалась мисс Моррисон, читая протянутое Джеймсом рекомендательное письмо.

— Не очень, — призналась Алиса. — Пять по андарскому языку и литературе, по математике, по религиоведению. По пению и рисованию — четыре. По истории — тоже четыре. По общему этикету — три.

— Почему же? При храмовых школах обычно хорошие учителя этикета! — удивилась директриса.

— Из-за тайри, — вздохнула девочка. — Я не понимаю, почему к ним иное отношение. И не следую особым правилам. Миссис Лайн, которая вела предмет, это возмущало.

— Хм, я вас порадую, мисс Алиса: в нашей школе общего этикета нет, поскольку нам не хватает учителей. Хотя правила каждый год повторяют. Кроме того, у нас нет религиоведения и пения (они как раз закончились к шестому классу). Вместо них в том году начался иностранный язык. В нашем случае — дельканский. Вам придётся как-то наверстать упущенные темы. К сожалению, преподаватель в отъезде, но вы можете попросить мистера Родериха, живущего в Гостевом доме. Он как раз вернулся из Александрии. Я правильно понимаю, что он был одним из главных свидетелей по тому делу? — Она пристально посмотрела на Гарретта.

— Возможно, — уклончиво пробормотал Джеймс. — «Андарский вестник»?

— Инспектор Вуд. Нам не присылают этой газеты. Господин инспектор получает её от старшего брата по почте. Она обычно запаздывает на пару дней. Инспектор иногда пересказывает главные новости на пятничном чаепитии у жены мэра, которое проводится сразу после собрания кружка вышивальщиц в том же доме.

— Спасибо за интересные сведения, — сказал Джеймс. О вышивальщицах он не знал. — Что вы решили?

— Школа открыта для всех девочек. — Мисс Моррисон улыбнулась. — Женское общежитие открывается двадцать седьмого августа.

Попрощавшись, она ушла вместе с псом. Джеймс повернулся к сестре и спросил:

— Эли, что за поведение? Разве трудно было не раздражать учителя?

— Ну-у... А почему недопустимо обращение «сэр», не следует пожимать руку, поднимать шляпу, подавать руку, можно не здороваться и вообще пренебрегать вежливостью?.. Не считаешь, что это неправильно?

— Таково наше общество, — ответил Джеймс после долгого молчания, — и не нам его менять.

— Почему?

— Сама как думаешь?..

Алиса притихла, а Джеймс запоздало понял кое-что важное: если этот дерков грабитель всё-таки тайри, то ясно, почему он совершает свои преступления напоказ. Он словно говорит: «Смотрите, что я могу! Я умнее и хитрее вас, напыщенные андарцы! Смотрите на мои деяния и ужасайтесь!»

Непонятными оставались три вещи: зачем он похитил мисс Примроуз (от Чейна Гарретт знал, что выкупа не требовали); откуда у него электрическое оружие; почему он подставил Генри Рэнделла.

Этими мыслями он поделился с инженером. Эли, которую временно поселили по соседству с мисс Бёрнс, находящейся, к слову, в отъезде, убежала к миссис Уилкинс, и они смогли спокойно поговорить.

— Я полистал книгу, — сказал Генри, — и в одном месте прочёл небольшую заметку. Пауэлл спрятал один ящик в могиле сестры, второй отдал своему ученику, третий — младшему сыну Роджеру. В каждом были один из его дневников и сэр. Он, кстати, писал без аббревиатуры. Просто сэр, господин электрический револьвер.

— Не так уж он на револьвер похож, — хмыкнул Джеймс, вертя в руках странное оружие. — Сравните. — Он заглянул в свою комнату и принёс простой андарский торнтон, обычное оружие служащего полиции.

— Пожалуй, вы правы. — Генри кивнул и перевернул несколько страниц. — Что скажете об этом?

Джеймс увидел странную конструкцию, похожую на кирасу с приделанными сзади большими крыльями и хвостом из трубок. Сюрреалистическое нечто называлось «Летатель», а комментарий под ним гласил:

«Это довоенное изобретение, и я так и не понял, как оно работает. Технически, оно вообще не должно работать — здесь нет никакого механизма, чтобы заставить его взлететь и двигаться по какому-либо маршруту. Можно подумать, что летатель создан как предшественник планера, но он не способен замедлить падение. Я думал, что он — неудачное изобретение, но мой тайрийский коллега уверил меня в обратном».

— Вы загорелись, — понял Джеймс, даже не пытаясь вникнуть в инструкции, прилагавшиеся к чертежу.

— Конечно! Если вы не верите в светлое любопытство учёного, — хитро прищурился Генри, — считайте, что это попытка отомстить отцу, увлечённому небом и полётами, за некоторые его поступки в отношении меня и матери.

— Вы поддерживаете отношения? — поинтересовался Гарретт.

— С матерью? Пишем друг другу письма. Она обещала прислать мне два билета на пароход, чтобы я навестил её в сентябре. Знает, что сам не смогу его оплатить... Спасибо ей! — Генри мечтательно улыбался, взгляд его остановился на животе мужчины с портрета и, видимо, унёсся в Дельканию, к педантичным и серьёзным людям, любящим пиво и порядок. — Одна проблема, — продолжил он, — кому отдать второй билет?

— Предложите вашим друзьям…

— Может, вы поедете? — внезапно спросил Рэнделл.

— Генри, у вас нет друзей? — недовольно протянул Джеймс.

— Есть. Живёт здесь, в Уайтфилде, но ехать, судя по всему, не хочет. Вы, кстати, не ответили.

Джеймс пожал плечами. С одной стороны, поехать в Дельканию было бы интересно. С другой, как же работа и сестра? К тому же, он бы чувствовал себя лишним в компании семьи Родерихов, а это ему давно осточертело.

— Думайте, у вас есть время. — Генри снова склонился над книгой.

Он до самого вечера увлечённо читал дневник Пауэлла, делал какие-то пометки в тетради и даже не спустился на ужин. Миссис Уилкинс, недовольная таким поведением, почти за руку вытянула его в столовую, отобрав книгу. После еды Генри вновь с головой ушёл в чтение. Уже около полуночи, когда Джеймс лёг спать, в гостиной что-то упало: очевидно, инженер уснул в кресле, уронив дневник на пол.

Примечание:

Автор попытался утонуть в пучине испанского стыда, но потом вспомнил, что прописывал Урсулу комическим персонажем. Так что это не ЙА, это просто хреновая пародия.

Вальдорф, Делькания

3 июля 373 года со дня подписания Международного договора о мире

Река Хильд текла куда-то вдаль, и ей не было дела до деревушки Вальдорф, что располагалась на её северном берегу, ровно посередине между Миттельбургом и границей с Милорином. Невысоким горам и лесу на них, впрочем, тоже. Люди, обитавшие в её маленьких домиках, вели тихую жизнь, промышленность ещё не добралась до них. Поэтому посмотреть на блестящее летающее нечто, приземлившееся на ближайшем поле, сбежалась вся деревня.

Урсула в очередной раз подала руку своему похитителю, чтобы спуститься на землю. За все дни их пути он так и не назвал своего имени, поэтому она звала его Эйном. Девушке казалось, что на анекдотичное тайрийское «Тэринн» он обидится. Мужчина не возражал.

Урсуле вообще достался неправильный похититель. Он не пытался навредить ей, не склонял к прелюбодеянию (думая об этом, она всякий раз краснела), не сажал в сырой подвал с цепями и голодными крысами... Её Эйн предпочитал молча управлять летающей штукой (позже выяснилось, что она называлась «паролёт»).

В первый день они полетели куда-то на юг. Урсула так думала потому, что знала: их поезд двигался на запад, а запад слева от юга, если двигаться на север.

— Где мы? — спросила она, заметив через пять часов широкую водную гладь.

— Большой пролив, ми-исс, — ответил он. — Завтра будет короткий перелёт до дельканской границы, а на следующий день мы будем на месте. — Помолчав немного, Эйн добавил: — Мы могли бы добраться гораздо быстрее, но паролёт не был испытан, а я не хочу рисковать вами или собой. Поэтому мы летим с большими перерывами.

— А на границе вас не арестуют? — удивилась Урсула.

— Нет, — усмехнулся похититель.

Он оказался прав: на границе их даже не заметили! Зато в Вальдорфе летающая штука привлекла много внимания.

— Герр эла-Виэт! — поприветствовал похитителя мужчина в андарском костюме-тройке бежевого цвета и широкополой соломенной шляпе, стоящий впереди всех. — Рад, что вы прибыли! Фройлен Швайн как обычно ждёт, — сказал он на андарском и, обернувшись, крикнул что-то на своём.

После этого три коренастых парня в неприметной одежде подхватили корзину паролёта и потащили его к большому сараю, стоящему в отдалении.

— Герр эла-Виэт, зачем вам я, простая выпускница музыкальной школы в Ньютоне? — спросила Урсула, когда они неторопливо шли по мощёной набережной, отделявшей деревню от реки.

Похититель остановился, взглянул на неё, словно раздумывая, стоит ли отвечать, и всё-таки поинтересовался:

— Вы знали своего деда, мистера Роджера Пауэлла?

— Конечно! Я очень любила дедушку Ро!

— Он сын некоего мистера Фредерика Пауэлла, кое-какие вещи которого я хотел бы найти, — сообщил эла-Виэт. — И, ми-исс, можете продолжать называть меня Эйном. Вы угадали моё имя, — улыбнулся он, возобновляя движение.

— О! — выдохнула девушка. Значит, женская интуиция её не подвела! — А о каких вещах вы говорите? — спохватилась она.

— Дневники и шкатулки. Вы случайно ни о чём таком не знаете?

— Нет. Я только от вас узнала про этого Фредерика. — Урсула покачала головой. — Куда мы идём?

— К фройлен Швайн. Я живу у неё, когда не граблю андарцев, — фыркнул Эйн, сворачивая к маленькому бежевому домику с красной крышей, не отличавшемуся от других. — Вы тоже с сегодняшнего дня.

Фройлен! Урсула поджала губы. Как это так? Её похититель живёт с фройлен! А где же одиночество непонятого героя? Впрочем... Противостояние с роковой красавицей даже интереснее!

— Ми-исс, прошу прощения, но я не могу вас отпустить, ведь вы знаете меня. — Эйн неверно истолковал её гримаску. — К сожалению, я не смог бы поговорить с вами в поезде, поэтому теперь вы здесь. До моей победы или смерти! — решительно закончил он, глядя ей в глаза.

— Ты как всегда упрям, герр! — каркающе рассмеялась девушка, вышедшая на крыльцо.

Урсула рассмотрела её и оторопела. Фройлен Швайн была тощей, совершенно плоской и сутулой, её мышиного цвета волосы лежали в зализанном пучке, а глаза прятались за уродливыми круглыми очками. Платье на ней висело, а туфли норовили завалиться набок, потому что она страшно косолапила. Что замечательный мужчина мог найти в этом невзрачном существе?

— А ты как всегда всё слышишь! Познакомься, Нора, это ми-исс Урсула. Я говорил о ней. Ми-исс, это Нора Швайн, моя хорошая знакомая.

— Приятно познакомиться, фройлен, — проворковала Урсула.

Как только они вошли в дом, Нора начала что-то недовольно выговаривать Эйну на дельканском. Он сначала возмутился, но потом что-то переспросил у неё и повернулся к Урсуле.

— Нора возмущена отсутствием вашей дорожной сумки и шляпы, ми-исс, — вздохнул он. — Она даст вам свою одежду.

— Не хотите поесть или отдохнуть? — Фройлен говорила с таким сильным акцентом, что у Урсулы начала болеть голова. Хотя это могли быть отголоски ночей, проведённых на жёстком настиле корзины паролёта...

— Я бы поспала немного, — улыбнулась она.

Нора проводила её на второй этаж, в комнатку с мягкой кроватью, круглым деревянным столиком, простым стулом и небольшой ширмой, за которой стояло ростовое зеркало. Окно выходило в тенистый сад за домом, и солнце, проникавшее через него, искорками плясало на деревянной отделке стен.

— Я сейчас принесу ночную рубашку, мисс Урсула, — сказала хозяйка, задёргивая занавески из грубой деревенской ткани.

Рубашка оказалась простенькой, но милой: лёгкие складки спускались до середины голени, на груди в несколько рядов шли рюшечки, не дававшие ничего разглядеть под полупрозрачной белой тканью. Красота!

Урсула заплела свои роскошные волосы в обычную косу и улеглась в постель. Она разгладила пальцами тонкое лоскутное одеяло и стала рассматривать узоры на нём, но вскоре переплетения линий в её мыслях сменились мужским портретом. Высокий, с сильными руками, он смотрел на неё исподлобья своими глубокими глазами необычного красноватого цвета, напоминавшего о фольклорных вампирах. Его тонкие губы были упрямо сжаты, бледные, едва различимые брови — нахмурены. Скулы, грубый, словно высеченный из камня, нос и подбородок выразительно выдавались вперёд. Чёлка неровными прядями спадала на лоб справа, рыжие кудри торчали во все стороны, закрывали уши.

Да, Эйн не походил ни на загадочного и опасного разбойника, ни на благородного и доброго рыцаря хотя бы потому, что не был ни темноглазым брюнетом, ни блондином с глазами цвета неба. Нет, он был рыжим тайри, представителем низшего народа, и у него была уродливая дельканка вместо роковой красавицы. Про таких не пишут романов, не поют баллад. О них стараются забыть, если случается завести интрижку.

«Мезальянс!» — вспомнила Урсула умное слово. Теперь она не сравнивала себя с героинями женских книг, она стала уникальной, пусть и не в лучшем свете. В конце концов, сколько принцесс сбегали с разбойниками? Чем она и Эйн эла-Виэт хуже них?

* * *

Когда девушки поднялись наверх, Эйн решил проведать паролёт. В Андарионе прятать украденное изобретение было трудно, а здесь специально для него освободили сарай. Эла-Виэт просил найти большую поляну в лесу, но герр Мюллер настоял на этом варианте.

Сейчас аппарат лежал на досках, газ был выпущен. Несколько приготовленных для паролёта баллонов с гелием лежали у противоположной стены, рядом с бочками, запасными тросами и какими-то ящиками.

— Запчасти, герр, — пояснил Мюллер, входя и снимая соломенную шляпу. — Всё соответствует инструкциям, которые вы прислали в мае.

— Спасибо. Никаких важных новостей? — Эйн развернулся и вышел из сарая, щурясь от яркого света.

— Одна, — отозвался дельканец. — Рэнделл, как и говорили ранее, закрывает завод в Делькании и окончательно переезжает в Андарион. Ходили слухи, что паролёт украла местная разведка, ведь он был создан у нас. Жёлтая пресса грешит на фрау Родерих. — Мюллер фыркнул и хлопнул Эйна по плечу. — Чисто сработал!

Тайри поморщился — удар пришёлся на старую травму.

— Рэнделл забирает и свои сбережения из дельканских банков, — невозмутимо продолжил собеседник.

— Мне принять к сведению?

— Отдохните, герр! Он готовится к началу сентября. Кстати, что вы предпочитаете: поезд, пароход, поезд?

Усмехаясь, Мюллер куда-то ушёл, а Эйн, вернувшись в дом, уселся разбирать доставшийся ему дневник господина Пауэлла, описывавший его изыскания в области химии. Должны были существовать, если верить автору, ещё два дневника: по механике и по истории. Последний был особенно желанным, но, увы, недосягаемым.

Примечание:

И ещё одна очень хреновая пародия… Эта глава не вырезана только потому, что автор обещал себе ничего не вырезать при редакции.

Утром догадка Джеймса подтвердилась: Генри спал, запрокинув голову на спинку кресла и неестественно согнув ноги. Дневник с замятой страницей валялся на полу, перьевая ручка укатилась почти на середину комнаты, а карандаш торчал из-за уха инженера, запутавшись в чуть длинноватых волосах.

— Генри! — Джеймс тронул его за плечо. — Вы бы хоть на софу перебрались.

Рэнделл приоткрыл глаза и поднял голову. Он встал и попытался размять затекшие ноги. Гарретт не стал дожидаться его, вышел из гостиной и остановился на лестнице, услышав внизу голоса.

— Мисс Верити, а кем вы работаете? — спросила Эли.

— Я журналистка, — гордо ответила девушка. — Первая в Андарионе женщина-журналист, вынужденная писать под мужским именем.

— Почему?

— Сейчас женщина ниже мужчины в обществе, — вздохнула мисс Бёрнс. — Нас не считают достаточно умными, чтобы писать на серьёзные темы… Однако феминизм — движение за равенство — набирает свою силу, и скоро это изменится.

Джеймс усмехнулся: какое своевременное признание!

Он быстро умылся и спустился в столовую. Чуть позже появились Генри и миссис Уилкинс. На завтрак хозяйка приготовила яичницу и зачем-то добавила в неё уже знакомый тиюмский чеснок. Во время еды в столовой царила вполне дружелюбная атмосфера, сдобренная историями Эли из Литтл-тауна. Но Джеймс знал: скоро это мирное утро будет разрушено.

— Мисс Верити, мне надо с вами поговорить, — произнёс Гарретт, когда хозяйка и Алиса ушли на кухню.

— О чём? — Девушка внимательно посмотрела на него, и Джеймс чуть не утонул в глубине её серых глаз. — И должен ли при этом присутствовать мистер Родерих? — кивнула она на Генри, который стоял у окна и смотрел в сад.

— Вы ведь знаете, что меня зовут Рэнделл, мисс «мистер Бёрнс»? — осклабился тот, едва повернув голову.

— Вы добывали и разглашали закрытую информацию, которая, между прочим, не была проверена. Вы дискредитировали меня, тогда как я начал работать над делом, когда ещё не было известно, что оно касается моей матери. Вы испортили репутацию мистера Рэнделла, — перечислил Джеймс. — Неужели вы, благородная феминистка, настолько ненавидите мужчин? Кстати, почему вы признались моей сестре, что являетесь журналисткой?

— Она девушка и заслуживает правды. Когда Алиса вырастет, мир будет другим, мистер Гарретт! К тому времени женщины получат равные с мужчинами права, — Мисс Бёрнс встала и гневно выпрямилась. — И нет, я ненавижу не мужчин, но большую их часть. Примитивных, недалёких созданий, думающих лишь о молодых юбках, деньгах и выпивке. Чего стоит ваш отец, мистер Рэнделл? Променял жену на актрису! А Уильям Гарретт? — Она презрительно посмотрела на Джеймса. — Ничтожный человечишка, пропивший остатки мозгов!

Гарретт медленно поднялся, сравнявшись ростом с мисс Верити и мимоходом отметив, что на ней туфли без каблуков, сам посмотрел ей в глаза и чётко, почти по слогам проговорил:

— Я не застрелил и не застрелю вас не потому, что вы девушка, а потому, что убийство — преступление. Вспомните это, когда снова заговорите о равноправии.

Он вышел из столовой, подчёркнуто бесшумно прикрыв дверь, надел шляпу и побежал в полицию, где всегда было тихо и спокойно.

* * *

— Актриска, — выдохнул Генри. — Разве она намного лучше мужчины, которого вы охарактеризовали? Её тоже интересуют только деньги, развлечения и любые симпатичные брюки — она ведь, практически не скрываясь, изменяет отцу. Или женщине можно вести себя подобным образом? О каком равноправии в таком случае идёт речь? — Он, наконец, повернулся и взглянул на девушку. — Вы не читали книгу Матильды Хокинг, идеолога феминизма, мисс? Я не так давно прочёл её. По сути своей, феминизм Хокинг есть чистая ненависть, как, например, расизм.

— Но… — вскинулась мисс Верити.

— Подождите. — Генри поднял руку, призывая её к молчанию. — Если у нас равные права, то вы обязаны дать мне договорить. Итак, феминизм — это, в основном, ненависть. Он резок и беспощаден. Нет, идея, возможно не так уж плоха, но то, во что она превратилась буквально за пару лет… К тому же, как у нас могут быть равные права, если мы разные? Так задумано природой, и не нам с этим спорить. Вы же не пойдёте работать шахтёром или грузчиком только потому, что имеете право, верно? Вот! Однако насчёт социальных прав я с вами согласен. Вы должны иметь право голоса, избирательное право (в республиканских государствах, разумеется), право делать всё, что вам угодно, если это не выходит за рамки закона и морали. Только это не феминизм, мисс, это суфражизм.

Мисс Верити молчала, обдумывая его слова. Генри стоял у окна и радовался, что отец привил ему правило никогда не кричать на женщину. Иной мог бы и руку на неё поднять. Подобным доводом он и решил поставить в споре точку.

— Лучший компромисс — это взаимное уважение, — сказал Генри. — Вам же нравится, когда вам подают руку при выходе из паромобиля или вагона поезда, когда перед вами распахивают дверь, придерживают её для вас, когда вам делают комплименты? Если вы однажды встретили, прошу прощения, ублюдка, это не означает, что мы все — сволочи и мрази. Хоть раз я или мистер Гарретт причинили вам вред, оскорбили вас?

— В день знакомства он пялился на мою грудь! — вспыхнула мисс Бёрнс.

Генри закашлялся от неожиданности — слишком это было странно для скромного и вежливого Джеймса. Наткнувшись на осуждающий взгляд девушки, он поспешил объяснить ей свою реакцию.

— Рискну предположить, что он имел в виду нечто другое, — закончил Рэнделл. — И пожалейте человека, у которого подруги даже не было, что уж говорить о большем! Может он хоть посмотреть на вас?

— О небо! Пусть смотрит! Не выцарапывать же ему глаза! — нервно рассмеялась она и добавила тихо, как бы про себя: — Всё равно в его взгляде мерзости не было… И говорил он тогда о броши…

— Вот и компромисс! — подытожил Генри. — Вы умная и понимающая девушка, мисс Верити. По крайней мере, можете такой быть.

Они снова замолчали. Минут через пять в столовую заглянула Алиса.

— Мистер Рэнделл, можно попросить вас помочь мне с дельканским языком? Раньше я его не изучала, но в местной школе он есть.

— Конечно. — Генри кивнул. — У тебя есть учебник?

— Пока нет. — Девочка покачала головой. — Я как раз хотела сходить к мисс Моррисон и попроситься в школьную библиотеку. Только я не знаю, где её искать, а у брата спросить не успела.

— Я провожу. — Верити подала ей руку. — Идём.

— Мисс Верити, подскажите, пожалуйста, где в Уайтфилде я могу найти какую-нибудь мастерскую? — спросил инженер, следом за ними выходя в холл.

— Какую именно и зачем?

— Деньги, мисс. Не скажу, что они так уж меня интересуют, — поддел он собеседницу, — но, увы, без них нельзя получить почти ничего.

— Рядом с почтой стоит дом с флюгером в виде рыбы, — поведала мисс Бёрнс, притворившись, что ничего не заметила. — Там живёт часовщик. Про инженеров или механиков я не слышала.

До почты они добрались втроём, потом мисс Верити и Алиса направились к площади, а Генри свернул к старому домику с часами на фасаде.

Дверь ему открыл худой старик с седой эспаньолкой и тонкими очками на носу. Он отрицательно покачал головой на вопрос о помощнике и посоветовал сходить в мэрию, где можно было что-нибудь найти.

Там ему сказали, что ничем помочь не могут, но поразмыслив немного, предложили заняться восстановлением часовни в лесу в компании трёх неблагонадёжных подростков, приговорённых к исправительным работам за хулиганство. Заплатить пообещали не особо много, но вполне достаточно для жизни.

Сразу же ему вручили записку для инспектора Вуда и отправили в полицию.

Инспектор выделил двух мальчишек пятнадцати лет — Ника и Оливера — и девушку года на три старше. Звали это маленькое, будто хрустальное, создание Иолой, и была она местной достопримечательностью. Во-первых, единственная тайри в городе и окрестностях (обычно этот народ обитал рядом с заводами, фабриками или фермами, коих вблизи Уайтфилда не строили). Во-вторых, носила девушка возмутительно яркую длинную рубашку, которую выпускала поверх не менее возмутительных широких брюк, а голову её вне зависимости от погоды венчал нелепый оранжевый тюрбан. Как позже поведал Джеймс, Иола была приёмной дочерью Томаса Вуда, существом не злым, но проказливым. В полицию она попадала обычно после битья окон в чьём-нибудь доме.

Молодые люди не горели энтузиазмом, но им просто нечего было возразить. Поэтому через пару дней, как только мэрия предоставила материалы, они приступили к работе.

Стены оказались повреждены не так сильно, как думал Генри — возможно было обойтись малой кровью. Залатали трещины, покрыли всё побелкой. Пока она сохла, чистили каменную кладку снаружи.

Генри, естественно, не был профессиональным строителем, но он когда-то помогал рабочим отца, строившим новые склады в Силверкроне, и представлял себе, что и как надо делать. Юноши оказались умелыми и справлялись со своей работой хорошо. Особенно после того как заметили, что девушка Иола, которую они привыкли дразнить за смешной тюрбан, трудилась усерднее них.

А вечерами, возвращаясь в Гостевой дом, Генри занимался языком с Алисой, которой выдали все нужные учебники и словари. Сестра Гарретта была способной ученицей. Она заглатывала темы, многое запоминала сразу и с нетерпением ждала возвращения инженера из часовни, чтобы узнать что-то новое.

Часто к их урокам присоединялись Джеймс и мисс Верити. Когда оба успокоились, у них наступил хрупкий мир. Они могли поболтать о погоде или животных, о литературе или религии, но больше никогда не затрагивали работу и взаимоотношения мужчин и женщин.

— Да не туда! Ровнее клади! — ворчал Ник, восседая на коньке крыши. Оливер, ругаясь, перекладывал куски черепицы и грозился забросать ими товарища. Генри слушал их перебранку, сидя на полу в центре часовни, и задавался вопросом: почему в тот раз ни один наружный звук не проникал сюда, а сейчас мальчишек прекрасно слышно?

Рэнделл только что закончил оттирать полы от многовековой грязи и теперь с восхищением рассматривал узоры на плитах. В середине находилось круглое жёлтое солнце, от него расходились в стороны языки оранжевого пламени, между которыми танцевало пламя голубое. На самом солнце выделялся большой квадрат чуть более тёмного цвета. Как будто отдельный островок среди плотно подогнанных плит. Место для алтаря? Или люк в полу?

Генри очертил пальцем границы квадрата. Палец оказался вымазан в саже, хотя её, казалось бы, уже вымыли из часовни.

Вдруг под полом что-то скрипнуло, задрожало, и квадрат плавно отъехал вниз, а затем и вовсе скрылся в каком-то боковом углублении. А наверх, навстречу Рэнделлу, едва успевшему отпрянуть, рванулся густой поток света. Того самого, который видел только Генри. Свет достиг потолка часовни и растёкся по нему вниз, до пола. Огонь на плитах будто приобрёл объём, задвигался, затрещал. Снова пропали наружные звуки.

Материализовавшееся оранжевое пламя швырнуло Генри в воздух и забросило аккурат в дыру, откуда продолжал изливаться свет. Рэнделл прокатился по его мягкому и тёплому потоку и рухнул куда-то в темноту.

Падал он, однако, недолго. Уже скоро под спиной появился гладкий и скользкий каменный пол. Рядом с холодным плеском прогрохотало ведро воды, обдавшей Рэнделла холодными брызгами, и с глухим звуком упало что-то ещё.

— Ой! — вскрикнуло это «что-то» тонким голосом.

Генри развернулся и отпрыгнул назад. Перед ним сидело маленькое бледное существо с огромными синими глазами и светящимися прозрачно-серебристыми крыльями бабочки за спиной. Существо с опаской таращилось на него.

— К-кто ты? — заикаясь, прошептал Рэнделл.

— Это я, И-иола! — испуганно ответила девушка, и он разглядел-таки тюрбан и рубашку поверх брюк.

— Что ты здесь делаешь? — успокоившись, осведомился Генри и пододвинулся чуть поближе. — Ты же ушла за водой!

— Ушла, а тут вы… и магия. Я так давно не видела настоящей магии, что не смогла не побежать навстречу! А тут дыра… — Девушка расстроенно опустила крылья.

— Магия… — пробормотал Рэнделл. Конечно! Чем ещё это могло быть? Потоки, которых никто не видит. Столп света. Это сущ… Иола.

— Вы оставите меня здесь? — обречённо предположила девушка. — Или заберёте в Дельканию на опыты?

— Что? Зачем? — опешил Генри.

— Ну-у, андарские маги, если находят фей, прячут их в укромном месте, чтобы использовать как доноров энергии, или тащат в свои лаборатории для опытов, — объяснила Иола. — В Делькании разве не так? Там нас просто убивают? — внезапно всхлипнула она, уткнувшись лицом в колени.

Крылья феи потускнели, из-за чего в и так тёмном помещении стало ещё темнее.

— Нет! То есть… Не знаю, что с феями в Делькании делают. Но я тебя не трону! Обещаю, — заверил её Генри.

— Никто в Тайри не верит обещаниям людей, — выплюнула Иола, подняв голову.

Рэнделл вздохнул и решил не переубеждать её. Была задача поважнее: вернуться в часовню.

— Не хочешь — не верь, — сказал он. — Давай думать, как вылезти отсюда.

Фея посмотрела вверх, на далёкий поток энергии, тоненькой ниточкой видневшийся в непроглядной мгле.

— Высоко-о! — протянула она. — Любая фея могла бы долететь, но не я. Я… я вообще летать не умею!

— Почему?

— Среди людей приходится прятать крылья. Вы же их раньше не видели? То-то. Вот и не умею из-за этого, — грустно улыбнулась Иола.

— Ладно, — махнул рукой Генри. — Поищем другой путь. Ты видишь стены? Кстати, видят ли феи в темноте?

— Да, видим. И стены вижу. Они ровные — не вскарабкаться. Вон там есть дверь. — Девушка повертелась вокруг себя и указала куда-то во тьму. — А почему вы так много спрашиваете? Неужели ничего не знаете о феях?

— Ни о феях, ни о магии, — признался Рэнделл. — Пойдём туда? Сомневаюсь, что кто-то полезет в огонь, если нас станут искать.

— Идёмте.

Иола шагнула вперёд. Генри двинулся вслед за светящимися крыльями. Вскоре девушка остановилась перед прочной даже на вид железной дверью, которая, однако, не была заперта.

— Прошу. — Рэнделл с трудом открыл её.

— Идите первым.

Генри молча переступил высокий порог и подал Иоле руку. Фея легко перепрыгнула в коридор, держась за локоть инженера. Дверь захлопнулась.

Переглянувшись, невольные исследователи продолжили свой путь в полумраке подземного коридора, узкого и с низким потолком, под которым зависла рваная, еле заметная нить магического потока.

С полтора часа никакие звуки, кроме шагов Генри, не нарушали мёртвой тишины. Сухой, застоявшийся воздух не колебался дуновениями сквозняка. Но вдруг рядом послышался тихий шорох. Он становился громче, гуще. Воздух позади зашевелился. Что-то невесомое коснулось сапог Рэнделла, шедшего за феей.

За этим последовал гулкий звук погромче. По спине пронёсся порыв ветра. Глухой удар заставил коридор вздрогнуть.

Не сговариваясь, Иола и Генри побежали. Шум только усиливался, и, казалось, он вот-вот догонит их.

Однако когда они завернули за угол, в коридоре восстановилась тишина.

— Что это было? — шёпотом спросила фея, остановившись.

— Не знаю, — мрачно отозвался Генри. — Думал, это обвал, но на углу специально оглянулся — и ничего.

Ситуация, в которую они попали, ему категорически не нравилась: застрять в холодном подземелье без еды, воды и хоть какого-нибудь снаряжения. Без тёплой одежды: погода стояла жаркая, поэтому они не брали курток в часовню. Сам он пока не замёрз, но фею уже потряхивало — отблески её крыльев беспорядочно перемещались по стенам.

Отдышавшись, Иола и Генри направились дальше по узкому коридору без единого ответвления.

* * *

Жизнь в маленьком городке текла в своём размеренном ритме. После смерти Касла никаких сенсационных происшествий не наблюдалось. Магнус не писал: то ли ничего не разузнал, то ли забросил их договорённость. С мисс Верити Джеймс старался не общаться нигде, кроме уроков дельканского. Но там присутствовали сам новоиспечённый учитель и Алиса, при которой оба предпочитали не спорить.

Квартиру удалось продать, и Гарретты насовсем переехали в Уайтфилд. Миссис Уилкинс даже отказалась брать деньги за проживание Алисы в её доме. Заявила, что девочка будет ей внучкой, а с внучек денег не берут. Джеймс был безмерно благодарен этой женщине.

Вроде бы его жизнь устоялась и наладилась, но в один понедельник Гарретт проснулся с неясным чувством надвигающейся беды. Детектив в нём бесновался и требовал действий, однако Джеймс его не понимал.

Дом был спокоен. Мисс Верити отправилась в мэрию, где она действительно подрабатывала машинисткой. Миссис Уилкинс повела Алису на рынок, чтобы научить выбирать хорошую рыбу. Генри убежал в часовню со своими разбойниками.

Нет, мальчишки вели себя согласно возрасту и статусу дворовых ребят, а вот Иола… Больших проблем своему приёмному отцу она не создавала. Просто девица-тайри любила тёмной ночью побить соседские окна, или побрить чьего-нибудь кота, или покрасить забор. Последний раз она украла с чьей-то бельевой верёвки премерзкие красненькие чулки и в полуночный час приклеила их к двери мэрии.

Терпение инспектора Вуда лопнуло, и он наказал дочь не подметанием улиц, как обычно делал, а отправкой на стройку. Наверное, Иола обрадовалась. Сначала он хотел заставить её убираться в отделении полиции, но девушка почему-то испугалась Джеймса. Инспектор очень удивился, однако же пожалел её и не стал оставлять наедине с детективом.

Вот уже больше двух недель жители города не видели ярко-оранжевого тюрбана и втихаря надеялись, что на Иолу свалится острый кусок черепицы.

В полиции в тот день присутствовали все: Джонни дремал на посту, инспектор распекал кого-то за вчерашний пьяный дебош, любимец девушек сержант Ричардсон принимал у старушки заявление о пропаже пуделя, а занудный сержант Бин собирал вещи — его переводили в другой город.

Джеймс сохранял видимость спокойствия примерно до обеденного перерыва. Потом предчувствие беды переросло в уверенность. Не вполне отдавая себе отчёт в своих поступках, Гарретт достал из недр старого чемодана мизерикордию и положил в рабочий портфель вместе с торнтоном. Носить оружие открыто ему не хотелось.

Спустя всего час детектив понял: он нервничал не напрасно. В полицию прибежали Ник и Оливер, те самые хулиганы. Они, путаясь и перебивая друг друга, поведали кошмарную, по их мнению, историю.

— Мы сидели и черепицу клали, — начал Ник.

— Хорошо клали! — важно добавил Оливер.

— Мистер Родерих внутри полы чистил…

— Там столько грязи скопилось! А потом он исчез!

— Да нет, дурак! — возмутился Ник. — Сначала оно бумкнуло, завыло, а потом уже исчез!

— Не-э-эт, ещё же Иола прибежала! — напомнил Оливер.

— Прилетела.

— Нет! Прибежала. Крылья у неё просто на спине болтались. Прям как труселя на верёвке!

Джонни в соседней комнате хрюкнул, а инспектор отвесил Оливеру почти отеческий подзатыльник.

— Короче, забежала она в часовню. Потом из окон свет повалил и по лесу разлетелся, а когда мы с крыши спустились и заглянули, их уже не было. Вот, — закончил Ник.

— Дерк пробегал, не иначе, — ухмыльнулся Ричардсон.

— Джеймс, сходи проверь, — распорядился инспектор. — А весельчак этот пусть пуделя ищет! Дети, марш домой! Узнаю, что соврали, месяц из Мартиного коровника не вылезете! Ясно?

Мальчишки удрали, а Гарретт незаметно перевесил револьвер на пояс, сунул мизерикордию за пазуху, и поспешил в лес. Он знал: хулиганы не соврали.

Около часовни Джеймс непостижимым образом уловил присутствие вампира. Причём, кроме нечисти, в часовне находился кто-то ещё. Тоже нелюдь, но не холодный. Наоборот, горячий, живой.

К изумлению детектива, вместо мистических гостей обнаружился горящий пол. Углы и линии вдоль стен были объяты знакомым голубым пламенем, за ним плясало оранжевое, и над их сплетающимися языками лился в потолок ослепительно яркий желтовато-белый свет.

Шею внезапно обдало холодом, и сияние перестало жечь глаза. Теперь Джеймс мог безбоязненно смотреть на него. Одновременно возникло понимание, куда пропали Генри и Иола.

Гарретт добрался до центра часовни и спрыгнул в дыру.

Коридор не кончался. Он тянулся и тянулся куда-то, не отклоняясь ни вниз, ни вверх. Не разделялся на разные ходы. Лишь раз за время пути попался поворот. Снова налево, и снова до него пришлось бежать, спасаясь от шума и ветра.

Наконец, когда прошло приблизительно два часа, Иола опустилась на пол и попросила об отдыхе. Генри сел у противоположной стены и принялся изучать каменную кладку.

В приглушённом свете крыльев он разглядел большие серые кирпичи, образовывавшие сложный геометрический узор. Ими же был выложен пол.

— Интересно, как давно проложили этот ход? — произнёс Рэнделл. — И кто?

Иола просто пожала плечами.

Они немного посидели в полной тишине. Затем опять услышали шорох. Он приближался. Становился громче. Воздух шевелился со всех сторон. Обретал материальность.

Из стен выступали уродливые безносые лица с провалами вместо глаз и ртов. Тянулись изломанные тонкие руки со скрюченными пальцами. Под потолком метались тени. Красноватый свет факелов бросал на стены мрачные отблески. Слышалось шипение. Визги. Шёпот. Плач. Различались отдельные фразы.

— Хочу домой!

— Проклятые ничтожества!

— Еда! Буду есть!

— Мама! Мамочка, где ты?!

— Сдохни, тварь!

— Защищайте королеву!

— Прощай, Мэри…

— Оружие к бою!

— Нет…

— Огонь!

— Берегись! Дети, назад!

— Уходим!

Крики стихли. Тени истаяли. Лица и руки пропали. Призрачные факелы погасли, и коридор вновь осветился серебряными крыльями Иолы. Сама фея свернулась в клубок на полу и плакала.

— Что с тобой? — Генри подобрался к девушке и осторожно дотронулся до её плеча.

— Здесь пахнет… к-кровью, — сквозь рыдания пояснила девушка. — Здесь убивали… М-много… Жгли… И солдат, и д-детей. Без разбора. Они… хотели уйти. Им не дали… Вы ведь тоже видели! — обвиняюще закончила она.

— Я только слышал, Иола, — покачал головой Генри. — Прости, что спросил. Как я уже сказал, мои познания о феях ничтожны… Я не знал о разнице в восприятии.

— Правда? Совсем-совсем ничтожны? — Фея перестала плакать и повернулась к нему.

— Да. Пойдём отсюда? — предложил Рэнделл, вновь обескураженный изменением её настроения.

— Конечно! — Иола вскочила и первой пошла дальше по коридору. Видимо, хотела как можно скорее убраться с места давней бойни.

Через пару сотен шагов коридор сузился. Девушка всё ещё шла свободно, только крылья подобрала поплотнее, а Генри уже приходилось пробираться полубоком.

Вдруг под башмачком Иолы что-то хрустнуло. Она опустила глаза и, взвизгнув, отшатнулась. Генри, оглушённый эхом и чуть не сбитый с ног, заглянул через её плечо. Впереди спускалась в темноту крутая лестница. На ступенях, зажав в истлевших руках тяжёлый грубый кацбальгер, главный меч городских потасовок, лежал скелет. Из его одежды сохранились только ошмётки кожаного пояса и оплавленная кираса с выгравированным на ней крылато-рогатым львом. При жизни скелет служил в андарской армии.

— Я не пойду дальше! — Иола сделала ещё шаг назад, упёршись крыльями в Генри. — Там гораздо хуже будет!

— Идти обратно нет смысла. Если останемся здесь, умрём.

— Магия… Какая же я дура! Побежала к магии!.. — Фея взвыла, но начала спускаться, ступая по краю лестницы, максимально далеко от скелета.

Генри на всякий случай подобрал кацбальгер (благо этот меч не нуждался в искусном фехтовальщике) и тоже миновал лестницу.

Внизу коридор расширялся, и было заметно теплее. На полу и стенах виднелись следы горения, кое-где кирпич даже расплавился.

— Такое ощущение, что по этому коридору пронеслась лава, — сказал Рэнделл. — Магия способна на это?

— Наверняка. Я немного о ней знаю… Больше слухов.

Постепенно серый кирпич сменился красным. Геометрический узор сорвался в беспорядочную паутину ломаных линий. Вдали забрезжил тусклый желтоватый свет.

— Там что-то жужжит, — поделилась Иола.

Генри с такого расстояния ничего не слышал, но поверил фее и поудобнее перехватил кацбальгер.

Добравшись до очередного поворота, они увидели первую развилку. Тёмный коридор там в очередной раз уходил налево, а направо вела высокая арка. Свет и жужжание исходили из-под неё.

Иола села передохнуть, а Генри тихо заглянул под арку. На её уровне располагалась достаточно широкая галерея, опоясывавшая большой подземный зал. Рэнделл подошёл к балюстраде и тут же упал на колени, спрятавшись за перилами.

В зале, построившись в три шеренги, стояли воины. Их можно было принять за статуи в военной форме времён последней войны: кирасы со львами, шлемы с поднятыми забралами, высокие сапоги, краги из толстой кожи, кацбальгеры на поясе. Но Генри прекрасно видел их лица — белые черепа с чёрными провалами глазниц и носов.

Двенадцать скелетов замерли под землёй, освещённые загадочными жёлтыми шарами и окружённые кольцом ветвистых синих молний. Такие светильники Рэнделл видел лишь в одном месте. А вот молнию под крышей он узрел впервые.

— Что там? — Иола предусмотрительно вползла на галерею на четвереньках, прижав крылья к спине.

Увы, осторожность оказалась бесполезна. Едва фея коснулась пола за аркой, молнии рассеялись. В глазницах скелетов зажглись зелёные искры. Мёртвые воины синхронно развернулись и строем двинулись к лестнице в другом конце зала.

— Уходим, — прошептал Генри.

— В левом коридоре железная дверь! — зашипела Иола. — Запертая.

— Отлично, — вздохнул Рэнделл. — Попробуй выйти с галереи. Кажется, они на тебя реагируют.

Фея попятилась. Однако её исчезновение не возымело нужного эффекта. Мертвецы не заснули.

— Оставайся здесь, — скомандовал Генри и, пригнувшись, побежал вдоль галереи. План его был прост и безумен: пользуясь большей массой тела и инерцией, посталкивать скелетов обратно. Если повезёт, они больше не вылезут. Тут должен был помочь найденный кацбальгер. Во-первых, лёгкие скелеты станут менее манёвренными с тяжёлыми железяками в руках. Во-вторых, самому Генри будет проще от них отбиться. Жаль только, что кацбальгер короткий. С копьём было бы сподручнее.

По лестнице мертвецы поднимались тем же строем. Подбежав к крайнему, Рэнделл с размаху отрубил ему голову. Череп прогремел вниз. Скелет замер, но не упал. Остальные молниеносно выхватили оружие.

Генри столкнул первого с лестницы. Второго прицельно ударил по руке с мечом. Она упала в зал. Клинок лязгнул о пол. Скелеты зашевелились.

Пока они не вылезли с узкой лестницы, Генри отрубил ещё несколько рук. Мертвецы спохватились и подобрали кацбальгеры левыми. Ускорились. Четыре скелета лишились рук вовсе. Но всё равно стояли, мешая действовать.

Вдруг оставшиеся семь просочились между товарищами и рассредоточились, окружая. Генри отступил вглубь галереи. Его прижали к стене. Он отмахивался мечом. Успел отрубить пять рук.

Послышался испуганный крик Иолы. Генри отвлёкся. Чужой меч рассёк воздух рядом. Оцарапал щёку. Скелет промахнулся.

Грохнуло. Треснул жёлтый шар на потолке. Разлетелся мелкими осколками. Волна пламени залила зал. Мертвецы вспыхнули и рассыпались пеплом.

Генри свалился на пол, чудом не напоровшись на раскалённые мечи, и закашлялся. Выжженный воздух не давал дышать. Глаза затопил свет. Ничего не было видно.

Кто-то подкрался сбоку, помог подняться.

— Дерк побери, Генри! Отпустите меч наконец! Я не труп!

Джеймс? Снова его спас Джеймс.

— Не труп? — взвизгнула Иола издалека. — Да вы же вампир!

— Милая девушка, — обманчиво ласково проговорил Гарретт, судя по голосу, растянув губы в оскале. — У меня нет лишних клыков, и я не пью чужой крови. Своей, в общем-то, тоже, — глухо дополнил он.

Детектив практически дотащил Генри до выхода в коридор и усадил на пол. Пару минут спустя к Рэнделлу вернулось зрение. Он смог разглядеть бледную от страха Иолу и внешне спокойного Джеймса. Тот сидел у входа в левый коридор, крутил в руке револьвер и задумчиво изучал фею.

— Больно? — участливо осведомилась девушка, дотрагиваясь до щеки Генри.

— Ему чуть челюсть не оттяпали, — прокомментировал Гарретт, щёлкнув курком.

Иола вздрогнула. Сам Генри промолчал: говорить точно было бы больно, а так он мог терпеть.

Девушка осмотрелась в поисках чего-то, а потом решительно стянула с головы тюрбан, размотала его и уголком аккуратно стёрла кровь. Её оказалось немного — пламя хорошо прижгло рану.

Закончив, Иола с тоской вздохнула над испорченным шарфом и намотала его обратно на манер косынки. Генри успел заметить кудрявые чёрные волосы до плеч и длинные острые уши, кончики которых светились серебристым, как и крылья.

— Вы весь день шли в неизвестность по этому коридору, — полувопросительно констатировал Джеймс. Револьвер он убрал под расстёгнутый пиджак.

— Это допрос? — возмутилась Иола.

— Я хочу понять, с чем имею дело, — терпеливо объяснил детектив. — Прошлые мои столкновения с магией ничем хорошим не кончились.

— Вас покусал вампир.

— Да, — подтвердил Гарретт и усмехнулся: — Но я остался человеком — слишком брезглив, чтобы пить кровь.

— Вы герой, сэр! — с восхищением воскликнула фея.

— Вряд ли, — горько усмехнулся Джеймс. — Оба раза, когда я встречал вампиров, погибали люди. И если смерти Касла я рад, то того инженера мне искренне жаль.

— Вы не спасли его?

— Он умер, пока меня кусали.

Детектив поведал им невероятную историю встречи с вампирами.

— Джеймс, зачем вы пошли за нами? — заговорил наконец Генри. Одна фраза далась ему с такой болью, что он решил и дальше хранить молчание.

— Чувствовал беду, — скривился Гарретт. — Весь день она меня изводила! Потом мальчишки прибежали. Вуд меня в часовню послал. Там опять… Интуиция, дерк её побери.

— А как вы за дверь прошли? — встряла Иола. — За нами она захлопнулась.

— Дверь была открыта, — отозвался Джеймс.

— То есть тут есть кто-то ещё… — пробормотал Генри, почти не разжимая губ.

— Кроме скелетов и теней в коридоре? — Детектив поднял бровь. — От двери до двери — никого. Как за ними, я не вижу.

— Подождите-подождите, — насторожилась фея. — Вы — ищущий?

— Кто? — не понял Джеймс.

Иола удивлённо вытаращилась на него.

— Ну, ищущий же! Охотник на нечисть!

Детектив подумал секунду и покачал головой.

— Вряд ли… — пробормотал он. — Этим в легендах только маги занимаются.

— Да! Но вы же прокатились по тому столпу света! Значит, вы маг.

— Не прокатился, — разочаровал фею Гарретт. — Я пролетел сквозь него.

— Тогда не ищущий, — понурилась Иола. — Тогда я не понимаю, кто вы.

— Не страшно, — хмыкнул Джеймс. — Продолжим путь? Судя по всему, мы сделали круг (вернее, квадрат) и через этот коридор можем вернуться к часовне.

Они встали и свернули в левый коридор. Дверь преградила дорогу нескоро. Генри подивился зоркости феи, разглядевшей её в темноте.

Гарретт попросил Иолу повернуться к двери спиной, чтобы крылья дали максимум света, придирчиво осмотрел замок и вытащил из кармана складной нож. Достал из него то ли отвёртку, то ли штопор, поковырялся им в замке и спрятал обратно.

— Готово.

Они слегка приоткрыли дверь и по одному проскользнули внутрь. Под высоким сводчатым потолком вспыхнул жёлтый свет.

— Мамочки! — прошептала Иола.

«И почему я не взял кацбальгер?» — обречённо подумал Генри.

Пол зала был завален трупами тех самых детей и солдат, и сейчас они медленно и неуклюже поднимались.

Примечание:

Глава, в которой Джеймс пытается быть мэрисьёй.

Гарретт неожиданно приобрёл более совершенные физические способности: научился видеть в полумраке, прыгать с большой высоты (чего стоил его прыжок в подземелье!), бегать на длинные дистанции, пусть и не особенно быстро. Вероятно, такой подарок он получил от Джеральда.

А вот почему он смог пройти сквозь огонь, Джеймс не понимал. Также непонимание его касалось обострившегося чутья детектива. За первый отрезок пути он не выдвинул никаких догадок по этому поводу. Потом подземелье отвлекло от самоизучения.

Коридор был явно рукотворным, а освещение в нём озадачивало: его источником служили серебристые крупинки, рассыпанные по стенам. В местах, где ход поворачивал, до Джеймса долетали отголоски давних событий. Бессмысленные вопли и чёткие команды, слова прощания и грязная ругань — многочисленные реплики, повинуясь логике, выстраивались в понятные последовательности. Ко второму повороту детектив восстановил картину, развернувшуюся в мрачном туннеле много лет назад. Единственным, чего он не сумел узнать, оставалась принадлежность двух групп, столкнувшихся здесь.

Часть ответа дал скелет андарского пехотинца, обнаруженный на лестнице. Плохо сохранившийся ремень недвусмысленно указывал на конрадинцев — отряд лейтенанта Конрада Риддла, прославленного авантюриста времён последней войны. В андарской армии той поры лишь эти бесстрашные вояки носили ремни синего цвета.

Голову скелета недавно проломили женской ножкой. Значит, Иола точно проходила мимо. А по развалившимся пальцам можно было заключить, что у мертвеца отобрали оружие. Те, кто тут прошёл, чего-то испугались. Возможно, голосов.

На третьем повороте Джеймс наткнулся на искомую девушку. Мельком отметил наличие крыльев, разгадал тайну освещения и уже не особо удивился. Он прошмыгнул в зал, напугав фею, и замер. В дальнем конце галереи скелеты-конрадинцы столпились вокруг Генри.

Гарретт не думал. Он торопливо оглядел поле боя. Опознал в светильниках живой жёлтый огонь. В скелетах — зелёный. Не такой яркий, как голубой, но не менее мёртвый. Джеймс выхватил револьвер. Выстрелил в шар. Пуля едва чиркнула по нему. Однако огню хватило и слабого удара.

Полыхнуло. Скелеты сгорели, кирасы оплавились.

Гарретт вывел Генри в коридор и устроился около поворота. Всем нужно было отдохнуть.

В течение передышки он пообщался с Иолой, выяснил, почему она его боялась, выговорился хоть перед кем-то о своей первой стычке с вампирами. Получил новую характеристику — ищущий, но не до конца согласился с ней.

Минут через двадцать Гарретт предложил продолжить путь. Вторую дверь Джеймс вскрыл без труда (этот навык он получил в самом начале службы, будучи констеблем).

Едва проход открылся, детектив заметил тела, в беспорядке разбросанные по немалых размеров залу. Со вспышкой потолочного светильника они начали подниматься.

У двери, ближе всего к пришельцам, заняли оборонительную позицию пятеро солдат в поношенных синих мундирах. Без доспехов, но с отчаянной решимостью во взглядах. Чуть дальше замерли три болезненно худые женщины в висящих мешками голубых накидках с глубокими капюшонами. За их спинами, в отдалении, вокруг ещё одной женщины столпились десятка полтора детей.

Солдаты обнажили короткие мечи. Тонкие, бессильные против тех кацбальгеров. На ладонях трёх женщин вспыхнули искры заклинаний. Крохотные язычки пламени, бледные медленные молнии, обрывки фиолетовых теней. Четвёртая создала вокруг детей мерцающий сиреневый купол. Все затаили дыхание в ожидании то ли боя, то ли смерти.

— Стойте, — твёрдым, но спокойным голосом произнёс Гарретт. Детектив выставил вперёд руки ладонями вверх. Вспомнились работа в столице и пара драк, которые он пытался предотвратить тем же способом. Сейчас всё снова зависело от выбранных слов.

— Стойте, — повторил Джеймс. — У нас нет причин уничтожать друг друга. Вы скрылись здесь не от нас. Мы пришли не за вами.

Обилие отрицаний, безусловно, было не лучшим ходом, но помогло снизить напряжение. Обречённая решимость во взглядах солдат сменилась неуверенным ожиданием. У двух женщин слегка задрожали пальцы.

— Что же, поговорим. — Волшебница, стоявшая посередине, опустила руки. Язычки пламени расплылись и пропали.

Её спутницы бессильно упали на колени, упёршись кулаками в пол. Четвёртая рассеяла купол и осторожно села. Дети сгрудились рядом с ней.

— Уберите оружие, — приказала та же женщина. — А вы… К сожалению, не могу проявить гостеприимства.

Солдаты отступили к стенам. Говорившая расправила полы накидки и тоже опустилась на пол.

Она откинула капюшон, открыв лицо. Это была молодая женщина со строгим чертами, усталой морщинкой между тонких бровей, проницательным взглядом голубых глаз и потрескавшимися губами. Её жемчужные волосы с парой седых прядей рассыпались по плечам, часть локонов запуталась в воздушной короне из золотых листочков и янтарных цветов. На тонких запястьях женщины замерли многочисленные браслеты.

— Нас вполне достойно встретили конрадинцы, леди, — сказал Джеймс, садясь напротив неё у закрытой двери. Иола и Генри заняли места по обе стороны от детектива, предоставив ему право вести разговор.

При упоминании вояк-авантюристов лицо собеседницы исказила ненависть.

— Их много? — уточнил один из солдат, зло покосившись на дверь.

— Было тринадцать скелетов. Все уничтожены, — отчитался Гарретт.

— Скелетов? — удивилась женщина.

— Видите ли, леди, с того дня, когда вы спрятались здесь, прошло без малого четыреста лет. Триста семьдесят три, если точнее, — медленно, словно идя по краю пропасти, проговорил Джеймс. Проговорил тихо, чтобы до детей не долетели его слова.

Детектив догадывался, кто его собеседница, но пока не рисковал назвать её по имени.

Она молчала долго. Спутницы и солдаты тревожно переглядывались. Дети замерли, не понимая, что происходит.

— Кто сейчас правит Андарией? — наконец спросила женщина.

— Сибилла IV Бранвинг, — сообщил Гарретт.

— Значит, ему удалось! — прошипела собеседница, сжав кулаки до царапин на ладонях. — Остальными странами Архипелага?

— Генерал-губернаторы Андариона, — бесстрастно ответил Джеймс.

— Вы не боитесь, что в гневе я убью вас? — неожиданно усмехнулась женщина.

Другие узники подземелья вытаращились на неё, а Гарретт вздохнул: пришла пора вскрывать карты. Главное, чтобы из-за его спины не встревали.

— Разумеется, боюсь, леди Офелия, — сказал он, глядя ей в глаза. — Но вы не станете. Ваша энергия, если я правильно понимаю, направлена на защиту этого зала от внешнего мира. Её, судя по тому, с чем вы нас встретили, осталось немного. Ни к чему тратиться на нас.

— А солдаты? — В глазах женщины мелькнула улыбка.

— Не при детях, леди Офелия, — чуть улыбнулся Джеймс. Получилось несколько по-хамски, но королева Крея приняла его манеру разговора.

— Почему вы не задаёте ответных вопросов? — Казалось, женщина решила развлечься.

— Из соображений субординации. Но один вопрос всё же задам.

— Итак…

— Как выбраться отсюда? Выход в начале коридора слишком высоко.

— Через дверь в этом зале. — Королева повела рукой в сторону детей, и от её жеста со стены упала призрачная завеса, за которой прятали выход. — Но прежде чем вы уйдёте… Один из вас знаком с Этельбургой. Кто именно?

Джеймс на всякий случай обернулся, но ни Генри, ни Иола не проронили ни звука. Тогда ответил он:

— Никто. Но она передала мне это. — Гарретт достал мизерикордию и протянул её женщине рукоятью вперёд.

— Она считает, что вам можно верить. — Королева задумчиво уставилась на кинжал, не касаясь его. — Что же, у меня нет иного выхода. Скажите, когда луна войдёт в созвездие Виверны?

— В первую ночь Новолетия, — подала голос Иола. — Сегодня пятое августа.

— Эвис, — обратилась леди Офелия к женщине, сидевшей слева.

Та уставилась на потолок сквозь капюшон, беззвучно шевеля тёмными губами. Наконец она опустила голову и дважды кивнула.

— Прошу вас, найдите способ и освободите нас до этого дня, — попросила королева. — Когда за вами закроется дверь, мы снова уснём и… если не освободимся до вхождения луны в созвездие Виверны… погибнем, — шёпотом завершила она.

— Почему вы не можете уйти сейчас?

— Из-за проклятия, — пояснила леди Офелия. — Стоит нам выйти из зала, и на нас накинется тёмный дух, поселившийся в коридоре.

— Мы постараемся, — пообещал Гарретт. — Но не гарантирую, что сможем.

— Поэтому я не прошу о клятве, — согласно вздохнула королева.

— Теперь, если это возможно, расскажите о том, как вы оказались в этом зале. Любая деталь может сыграть важную роль.

Леди Офелия прикрыла глаза и приказала:

— Пусть каждый, кто видел это, дополняет мои слова. Не бойтесь перебивать.

Дети и солдаты пересели поближе, и королева повела свой мрачный рассказ.

По его окончании пришельцы молча проследовали ко второй двери и вышли из зала, сопровождаемые гаснущим жёлтым светом. Они также молча поднялись по узкой вертикальной лестнице и выбрались через ту же дыру в полу часовни, но немного с другой стороны — выше потока энергии.

Наверху уже темнело.

* * *

Стоунхарт, королевство Крей

23 сентября 1534 года VI эпохи

Шторы на окнах были опущены. Кабинет тонул во мраке. Одинокая свеча выхватывала из темноты часть стола и лицо королевы Офелии. Она долго сидела неподвижно, совсем не по-королевски откинувшись вбок и подперев голову рукой. Хотелось ещё более неприлично закинуть ноги на стол и растечься по креслу. Усталость сдавливала голову стальным обручем и заставляла глаза закрываться.

Проклятая война! Она не кончалась уже несколько лет, и непонятно было, кто с кем воюет. Позавчера погиб весельчак Ламберт, любитель шумных гулянок и строптивых женщин. Кто бы мог подумать, что он лучше всех организует оборону? Если бы не распоясавшиеся тёмные твари, он бы победил.

Вчера скончался старик Теодред. Умер от старости, а не от рук убийц. Одновременно погиб и Александр… На Туманном Архипелаге остались до отвращения правильный Рандольф, Офелия и Фиатир, короновавшийся всего за год до начала войны.

Прерывая мысли Офелии, на другом конце стола засветилась магическая сфера на резной подставке.

— Они идут по твою душу, — прошипела старуха Этельбурга. — Помни мои слова!

— Это неправильно. — Королева выпрямилась и заглянула вглубь шара.

— Ты поклялась мне! — напомнила ведьма. — Выполняй свою клятву. Иначе Сетрид выполнит свою! — пригрозила она, исчезая.

— Эвис! — позвала Офелия, выждав ровно три секунды.

В кабинет вошла магесса в голубом плаще. Она посмотрела на свою королеву сквозь ткань капюшона, и видимую часть лица женщины исказила гримаса неприязни:

— Вампирья клятва? У меня всё давно готово.

Офелия встала и последовала за магессой. Не так давно королева поклялась Этельберге Видящей, что после гибели троих из правителей Архипелага уйдёт в Спаркс, Крейский город магов, и будет держать оборону там, бросив родную крепость на растерзание врагу.

Офелия покинула дом в сопровождении четверых гвардейцев и Эвис, придворной магессы. Они пробыли в Спарксе неделю. Потом маги врага, которого никто не сумел опознать, обрушили на город какое-то особо мощное заклинание, сровняв с землёй всё до последнего кирпича.

Выжившие — Офелия, её гвардейцы, десяток солдат местного гарнизона и дети с магессами-наставницами — спрятались в древнем ритуальном подземелье. Вскоре туда проникли конрадинцы, и королева приказала отступать ещё дальше.

По пути они потеряли шестерых детей и больше половины солдат. Их всех сжёг огненный элементаль, призванный вражеским магом. Кого-то убил тёмный дух, неведомо как прокравшийся к месту схватки.

Конрад Риддл, к счастью, погиб в туннеле, а его приспешников удалось загнать в круг молний.

Офелия хотела уже отдать приказ выходить на поверхность, но разгулявшийся тёмный дух, напитавшийся в уничтоженном Спарксе худшими кошмарами закалённых воинов, на долгие годы заточил её людей в подземном зале.

Чтобы выжить, они три дня собирали энергию и поворачивали её потоки в подземелье. Потом провели сложнейший ритуал и погрузились в сон до того дня, когда кто-нибудь откроет им дверь к свободе.

В тот великий день она мечтала выбраться и отомстить. Однако спасители попались нелепые: странный недовампир, подпалённый маг и нелетающая фея. Они, по-видимому, просто провалились в подземелье и случайно наткнулись на узников.

Можно было попытаться принести их в жертву духу, чтобы он позволил им выбраться. Однако на честность тёмной твари полагаться было нельзя. Он определённо злился после четырёх столетий голодного сна.

К радости Офелии, один из пришельцев оказался весьма умён и чуть-чуть безумен. Он осторожно согласился помочь, не давая никаких обещаний. Согласился помочь кому-то непонятному, лишь бы выбраться наружу!.. Офелия поклялась себе, что разузнает о нём побольше, как только покинет опостылевшее подземелье.

Для лаборатории тоже выделили свой сарай. Стены изнутри обили корабельной бронёй, из неё же сделали дверь и ставни на единственном окне. Но Эйн прекрасно знал, что даже такие предосторожности не спасут от содержимого маленьких разноцветных флакончиков из железного шкафа.

Он помнил, как вздулась, треснула и разорвалась тысячей осколков броня поезда на вокзале Кингсуэй. А ведь Рэнделл никогда не экономил на безопасности — для его техники Андария услужливо предоставляла военную броню!

Кроме этого, Эйн помнил крики людей и их мёртвые лица, обезображенные удивлением и болью. Неизвестно, чем больше. Андарцы. Как эти твари могли так страшно умирать? Вернее, почему это настолько задевало его? Особенно та женщина…

— Эйн, ты сейчас разольёшь искру! — взвизгнула Урсула.

Он дёрнулся и действительно выплеснул экспериментальный раствор на железный стол. Красно-фиолетовая жидкость зашипела, помещение заволокло едким дымом.

Нора выпихнула их обоих на улицу и заперла дверь. Отсутствие сквозняка должно было нейтрализовать реакцию.

— Я же говорила не кричать в лаборатории! — накинулась она на девчонку. — Мы работаем с опасными веществами! Любое неверное движение — и реагенты взорвутся!

Эйн слушал исковерканные акцентом вопли на андарском и про себя проклинал тот день, когда Нора решила извлечь пользу из пребывания Урсулы в её доме. Обычно та безобидно собирала в лесу нужные растения, но сегодня её попросили развесить их для засушивания. Так девушка попала в лабораторию.

Сначала Урсула занималась своим любимым делом — несла несусветную чушь, пересказывая то любовные романы, то справочник уличной гадалки. Через пару часов трещания она угомонилась и затихла. Эйн даже забыл о ней, как вдруг… С травой для сушки можно было попрощаться.

— Я — проверять паролёт, — бросил он и быстрым шагом направился прочь.

В тихом полумраке Эйн забрался в корзину паролёта и улёгся на её дне, закинув ноги на борт. Тайри усмехнулся: перед вылазками достаточно было сменить грубые рабочие ботинки на сапоги, и его не смогли отличить от Генри Рэнделла! Механику хотелось выведать, как поживает эта жертва обстоятельств, но увы, в дельканской глухомани не водилось андарских газет.

Жертва… Он зацепился за это слово, в который раз возвращаясь к тому ограблению. Женщина… Что привело её к злополучному вагону? Могла ли она избежать гибели? Чем больше Эйн думал над этим, тем крепче была его уверенность: женщина выжила бы только в том случае, если бы он не взрывал вагона! Но это было невозможно, ведь ему нужно было украсть паролёт! А как ещё можно было вытащить его из запертого вагона?

Никак. Значит, жертва была неминуема. А сколько ещё их было? Охранник в банке, охрана вагона, несколько пострадавших в Крее… Стоили ли его преступления такого? С одной стороны, да, ибо он готов был на многое ради родной Тайри: достать деньги на какие-либо нужды любым путём и прочее… Но с другой?..

Они ведь тоже люди! Наверное…

Раньше — особенно в детстве — андарцы представлялись Эйну безликой массой, нагоняющей ужас одним своим существованием. Грабители, насильники, дебоширы… и невероятные снобы — вот кем они были. На этом фоне джентльмен — благородный герой и остроумный гений — становился практически мифической фигурой, призраком.

Лет в десять многие мальчишки-тайри клялись никогда не становиться похожими на андарцев, всегда бороться с ними. Эйн помнил слова придуманной ими и нацарапанной на старом заборе клятвы, как будто только что прочитал её:

«Мы, несломленные, клянёмся до конца своих дней защищать свободу родной страны и родного народа. Клянёмся стать хорошими людьми, достойными своей страны, соблюдать заповеди богов и помогать своим друзьям.

Мы,

Эйн эла-Виэт,

Мэл эла-Тир,

Ивар эла-Тир,

Ксилли эла-Кэлль».

Они мечтали, как вырастут, как станут отважными революционерами… Но ничего не вышло. Просто однажды в их деревеньку приехал промышленник Рэнделл и заявил, что ему нужен десяток парней для работы. Никто из взрослых не возражал: все они жили бедно, а андарец заплатил родителям мальчишек довольно много. Близнецов и вовсе забрали из приюта.

Так они вчетвером и шестеро ребят помладше оказались где-то на задворках Силверкрона. Они жили прямо на заводе, на который их определили помощниками, питались одной кашей и хлебом, крайне редко получали помощь врачей. Наставник, мистер Лоуренс, инженер, не гнушался применением даже самых жестоких наказаний за малейшие провинности, не говоря уже о том, что их всех периодически поколачивали «для профилактики неверных мыслей». Их жизнь была кошмаром наяву.

И однажды они не выдержали: дождались ухода последнего рабочего и сбросили с верхнего яруса склада тяжёлый ящик, притащенный туда ранее. Он должен был убить Лоуренса, однако инженер выжил. Они лишь покалечили его.

Он, в свою очередь, покалечил их. Вернувшись из больницы, хромой и перекошенный Лоуренс чуть не поубивал своих тайри какой-то раскалённой докрасна палкой.

Воспоминания были столь живыми, что Эйн рванул рукав своей рубашки, обнажая плечо. Он боялся увидеть мерзко-красные волдыри, но на плече оказался лишь грубый старый шрам. У всех них были такие шрамы. Двое мальчишек получили слишком сильные травмы: один позже умер, второго просто выкинули с завода (позже он попал под поезд). Ещё один примерно через неделю повесился, а Ксилли, тихий и добрый парнишка, который до конца отговаривал их от покушения, тогда получил удар в горло и стал немым. А ведь когда-то он так любил петь!..

Вместо Лоуренса, уволенного по состоянию здоровья, их наставником стал эла-Баус. Тайри, как и они, старик заботился о них и даже иногда приносил им конфеты. Всё было неплохо, пока Рэнделл не прислал своего старшего сына учиться.

Генри, в общем-то, был нормальным парнем года на три старше них, однако он был сыном андарца, испортившего им всю жизнь. Отношения не ладились, но Генри, похоже, не терял надежды. Он как-то нашёл общий язык с Ксилли, притащил ему платок, чтобы парнишка не пугал окружающих следами от ожога.

Спустя ещё какое-то время возник Чарльз. Гордый и важный снаружи, нерешительный и обидчивый внутри. Эйна приставили к нему в качестве личного помощника. Вместе они собирали паролёт.

За это долгое время механик понял: лучший способ не обижать хозяина — поддерживать любой разговор. Именно поэтому он помнил сюжеты множества приключенческих романов, знал поимённо величайших путешественников мира, сносно владел дельканским и искренне ненавидел отважных колонистов Сайруса Смита, о которых Чарльз мог рассуждать часами.

Эйн не раз и не два спрашивал себя, почему бы младшему Рэнделлу не поболтать об этом с кем-то из своей семьи. В итоге он догадался, что семьи у Чарльза попросту не было: отец работал, мать занималась собой, брата парень не любил. У андарцев тоже были проблемы с родственниками.

И какие! После взрыва Эйн читал в газете, что женщина, погибшая там, оказалась матерью одного из детективов, занимавшихся его преступлениями. Вот так совпадение! Наверно, поймать Эйна стало бы делом чести для мистера Гарретта, будь таковая у андарцев.

Тайри осознал, что сочувствует врагам, и раздражённо отогнал крамольные мысли. Только колебаний ему не хватало! Он вскочил и почти бегом вернулся в лабораторию. Занудная уборка с вычищением каждой щели — лучший способ привести мысли в порядок.

Дым уже осел на пол. Можно было вымести получившийся порошок. Однако едва Эйн провёл веником по полу, осадок заискрился и исчез, оставив после себя осыпающуюся на глазах труху, минуту назад бывшую корабельной бронёй. Веник ,разумеется, тоже оказался испорчен.

Благодаря Урсуле, Эйн изобрёл нечто ужасное.

— Невероятно! — Сзади раздались аплодисменты. — Фантастика!

Тайри скосил глаза в сторону. За ним стоял восхищённый Мюллер.

— С этим средством для нас больше нет преград! — продолжал он. — Какие перспективы перед нами открываются!

Эйн вдруг представил тот же вокзал. Только теперь люди не падали замертво, поражённые осколками, а медленно рассыпались прахом. Удивление совершенно точно стёрлось с их лиц, уступив место нестерпимой боли.

— Нет, — отчеканил эла-Виэт. — Это средство использоваться не будет.

— Не тайри мне указывать! — Слова и приставленный к затылку револьвер обожгли не хуже того раскалённого железа.

Эйн никогда не верил в бескорыстие Мюллера, но не подозревал его в лицемерии. Он опустил голову и позволил отконвоировать себя на окраину Вальдорфа. Там его заперли в маленькой подвальной комнатушке без окон, посреди которой кривился одинокий старый стул на трёх ножках. Тайри швырнул его в замшелую стену и сам замер в центре этой комнатки.

Жизнь одного дурака-романтика была яркой, но, видимо, короткой. Не возникло ни тени сомнения, что его убьют. Однако сначала придут выведывать состав нового средства…

Ветер ласкал лицо, трепал до неприличия длинные волосы. Внизу завистливо шелестела листва, словно ей тоже хотелось кружить в вышине. Ничего, меньше, чем через месяц, она присоединится к нему в этом танце! Облака приветственно расступались, приглашая подниматься выше и выше, к солнцу. Светило подначивало: то один лучик заглядывал в глаза, то другой пробегал по металлическим частям паролёта. «Поймай меня, человек, ну поймай!» — хихикало солнце.

Чувство полёта пьянило, заставляло улыбаться и хохотать, рискуя выпустить штурвал и сорваться вниз.

Но Чарльз держал его крепко. Он изучал устройство старинных кораблей не для того, чтобы позорно рухнуть на лес. О нет! Инженер грезил о путешествиях, о том, как будет перемещаться в обход извилистых дорог.

На первом паролёте он летал, сидя на дне корзины. Роль штурмана выполнял Эйн. Теперь же необходимость в нём отпала: усовершенствованный управляющий механизм предусматривал высокий штурвал.

Правда, летать в одиночестве быстро наскучило. Эмоции требовали выхода. Чтобы крикнуть «Эй, там! Далеко до берега?» и получить в ответ «Полторы мили, капитан!» или «Какой берег, дерк побери? Сто тридцать футов вниз, якорь вам в глотку!»

В свои двадцать три Чарльз сохранял в душе страсть к приключениям. Помнится, он часами докучал Эйну с романами вроде «Тридцать седьмой параллели» или «Неизведанного острова». В последнем герои как раз летали на воздушном шаре. И несмотря на то, что этот шар упал, он всегда служил источником вдохновения для Чарльза. Вот только ни о какой гражданской войне в далёкой мифической стране он не помышлял. И в Андарионе жилось нормально.

Что же касалось спутников, то Чарльзу некого было звать: родители были чем-то заняты, смелых друзей у него не нашлось. Единственный его приятель, Ли Марш, жил в Александрии и панически боялся высоты.

Поэтому Чарльз летал один. Он забирался куда-нибудь подальше от людей, сажал паролёт и укладывался в его тени с очередной книгой или новыми чертежами. Впрочем, изобретения временно перестали интересовать его. В столице он скупил все биографии святых королей, какие смог достать. Вышло негусто: никакой информации о Фиатире II, один сборник про трёх других и крошечный томик про королеву Офелию. Его-то инженер сейчас и читал.

Либо король Рандольф не любил её, либо Офелия Эмберстоун была настолько непримечательна, но биография её состояла из кратчайшего жизнеописания и одного портрета. Некрасивая, полная, чересчур напудренная, на нём она не выглядела на свои тридцать четыре. Пятьдесят, как минимум. Сообщалось, что она родила королю дочь и скоропостижно скончалась. Чарльз многозначительно хмыкнул, прочитав это. Господин Стейн окончательно утратил для него актуальность.

Проглядев все портреты, Рэнделл небрежно перебросил книгу через борт паролёта и, закинув руки за голову, уставился на небо полуприкрытыми глазами. Слева от него, заслоняя обзор, покачивался на ветру паролёт. Чуть слышно поскрипывали тросы. Справа простиралось шуршащее и стрекочущее желтоватое поле с пятнышками небесно-фиолетовых астр, а впереди поднималось суровое лесное воинство. Чудилось, что вот-вот раздастся зычный глас дуба-генерала, и зелёная армия ринется в атаку на неведомого противника. Пока же она замерла: ни звука, ни шороха. Хотя поле продолжало свой предосенний концерт.

Но вдруг и оно затихло. Замолчали скрипевшие тросы. Ветер последний раз всколыхнул траву и остановился. Потемнело. На небо набежали свинцовые тучи. Над полем пронеслась вспугнутая стая птиц. Суматошно взмахивая белыми крыльями и крича, они кружили над одним местом. Что-то там привлекало их.

Чарльз приподнялся на локтях и всмотрелся вдаль. Из зарослей подсохшей травы поднималась тонкая струйка красноватого дыма. Трава вокруг неё шевелилась, как будто кто-то ползал на четвереньках.

Инженер влез в корзину паролёта, выхватил из ящика с инструментами небольшую лопату и помчался к источнику дыма.

При приближении он увидел на обожжённом клочке земли странный рисунок: колесо с тремя спицами, выложенное тёмно-бордовыми камнями, было окружено фигурками человечков и собак из каменной крошки. Рядом с дымящимся рисунком сидел, нервно мотая длинным хвостом, крупный пятнистый ирбис. Учуяв человека, дикий кот повернулся и невнятно заворчал.

— Сейчас, — пробормотал Чарльз, опускаясь на колени у камней.

Он начал медленными, но точными движениями закидывать камни землёй. Безуспешно. Казалось, они лишь сильнее разгорались.

— Ма-ра-а! — пробурчал ирбис с такой интонацией, будто имел дело с невероятным идиотом. — М-рар! — Он дождался, когда человек повернёт голову, и показал лапами движение чего-то.

Чарльз помедлил секунду и откатил пару камней в сторонку. Дыма поубавилось.

— А сам? — ехидно спросил он, методично расшвыривая части рисунка.

— Ма-а-а! — возмутился ирбис.

— Боишься поранить лапу?

В зелёных глазах зверя отразилось явное презрение к человеку-идиоту.

Покончив с дымом, Чарльз собрался уходить, однако ирбис издал отчаянный мяв и ухватил его за полу длинного пиджака. Порвать он не пытался, просто держал и смотрел на человека. Наконец, ирбис легонько потянул Рэнделла к лесу.

— Хочешь, чтобы я пошёл с тобой?

Ирбис ударил по земле хвостом, отпустил пиджак и побрёл вперёд. Чарльз закатил глаза, поражаясь собственному поведению, и последовал за зверем.

Лес начался с густых зарослей шиповника. Ирбис протоптал в них тропу, собрав часть шипов на своей длинной пятнистой шерсти. Остальные колючки достались Чарльзу.

Некоторое время зверь и человек шли по относительно редкому лесу, но вскоре свернули в непролазную чащу. Деревья здесь подступали вплотную друг к другу, снизу их стволы облеплял буро-розовый мох. Под ногами чавкала грязь, предвещавшая болото. На ободранных пнях толпились светящиеся сине-жёлтые грибы. Отовсюду пахло сыростью и гнилью. Тени под распухшими от влаги корягами посвёркивали сиреневыми огоньками. Царила тишина. Только бульканье грязи под ногами нарушало её.

Ирбис вспрыгнул на поваленное дерево, принюхался и обеспокоенно забил хвостом.

— Что случи… — Вопрос Чарльза потонул в громком вое, полном боли и отчаяния.

Услышав его, ирбис взревел в ответ и сорвался с места. Рэнделл побежал за ним, отмахиваясь от хлеставших лицо ветвей.

Зверь и человек пронеслись через скопление мутных луж, миновали нагромождение гнилых деревьев, проломились через кусты и вывалились на круглую поляну. В центре неё рос древний полусгнивший дуб, склизкий даже на вид и обмотанный, словно тряпкой, лилово-серым мхом. Мох был изодран в клочья острыми когтями.

У крючковатых корней дерева лежал опутанный паутиной ирбис, двойник уже знакомого Чарльзу зверя. Над ним нависала горбатая старуха в дырявом балахоне. За деревом виднелся костёр в багровых камнях, над которым сидела тёмная фигура, что-то задумчиво мешавшая в закопчённом котелке.

— Два кота лучше, чем один! — пропела старуха, поворачиваясь. В её руке блеснул нож.

Пленный ирбис снова отчаянно взвыл. Свободный рявкнул на него и скакнул к старухе.

Удар тяжёлой лапы выбил из её руки нож. Рывок — и зверь зубами впился в человеческое горло. Утробно рыча, он тряс и тряс старуху, разбрызгивая вокруг кровь и зажав сопротивляющееся тело лапами, пока старухина голова не упала на землю. Пнув откушенную голову, ирбис повернулся к костру.

Фигура встала, вытащила из-за пояса свой нож и метнула его в зверя. Он увернулся и длинным прыжком достиг её. Опрокинул котелок, выплеснув содержимое в костёр, и набросился на вторую жертву.

Не желая видеть очередное убийство, побледневший Чарльз обогнул труп старухи по широкой дуге и приблизился к пленному ирбису.

— Не рычи, — сказал он зверю. — Я хочу помочь.

Рэнделл кое-как расковырял паутину лопатой и с трудом выпутал ирбиса. С одного бока у зверя была снята кожа. Оторванный кусок висел на тонкой перемычке — видимо, старуха не успела отрезать его до конца. При этом она сдирала кожу настолько яростно, что в одном месте из-под мышц даже проглядывало ребро.

Незаметно подкрался второй ирбис. Он боднул собрата окровавленной мордой и что-то успокаивающе промурчал. Раненый приподнял голову и обвёл мутным взглядом своих спасителей.

— Рану надо промыть. Рядом есть чистая вода? — спросил Чарльз, уже не сомневаясь, что ирбис его понимает.

— Мау! — Зверь развернулся и указал направление лапой.

— Отлично. Ещё бы аптечку добыть… — пробормотал Рэнделл. — Но бежать до паролёта слишком долго.

Ирбис муркнул и скрылся в кустах. Чарльз с трудом приподнял раненого и полуволоком потащил его к воде. К счастью, узенький ручей протекал совсем недалеко.

— Ты ещё жив? — поинтересовался Рэнделл, укладывая зверя на берегу.

Ирбис попытался возмутиться, но смог лишь тихо заскулить. Услышав себя, он замолк. По морде зверя было видно, что он готов сгореть со стыда.

— Ничего, люди тоже стыдятся плакать, — хмыкнул Чарльз. — Главное, живой!

Он стянул пиджак, закатал перепачканные кровью рукава рубашки и окунул его в воду. Вытащил и принялся тщательно очищать бок ирбиса от налипших на него паутины, листьев и комьев земли.

Скоро вернулся первый ирбис. В зубах он держал бледно-жёлтый чемоданчик. Положив добычу перед человеком, зверь перемахнул через ручей и сел на другом берегу, опустив морду в воду. Ирбис мирно приводил себя в порядок, но при этом не сводил с собрата пристального взгляда.

Раненый лежал неподвижно, с закрытыми глазами. Чарльз отвернулся от него и открыл аптечку. Растерянно провёл над ней рукой и покачал головой. Нет, у него не было с собой ничего подходящего для обработки такой раны. Но как сказать это большому когтистому коту?

— Р-р-р, — поторопил ирбис с того берега. Умываться он уже закончил.

— Нет ничего подходящего, — отозвался Чарльз, разыскивая в аптечке ножницы.

Найдя их, он отрезал свисавший кусок кожи, заставив своего несчастного пациента завыть. Потом подумал и вылил на наиболее глубокие места раны весь флакон перекиси. Ирбис тяжело дышал, но не шевелился.

— Маур-р, — одобрительно покивал его собрат, перейдя обратно и ударив хвостом по хвосту раненого.

Чарльз достал бинты и частично — насколько их хватило — перевязал кошачий бок в наиболее ободранных местах. Закончив, он отмыл руки в ручье, сунул в карман испорченные ножницы, в которых застряла шерсть. Тем временем первый ирбис уселся около второго и гладил его по голове кончиком хвоста.

Чарльз недоумевал: повадки этого зверя оказались чересчур человеческими. Он определённо был разумен. Кроме того, как Рэнделл успел заметить, оба ирбиса были котами. Почему первый решил защитить собрата? Коты ведь одиночки!

— Почему? — спросил Чарльз вслух.

Ирбис совершенно по-человечески вздохнул, выпустил когти и, неуклюже вытянув один палец, нацарапал на земле:

«Брат».

— Вы братья? — переспросил Рэнделл, ошеломлённо читая написанное зверем.

«Пожалуйста, — продолжил царапать ирбис, не дав человеку опомниться, — отвези в Силверкрон».

— На кой вам в пыльный промышленный город? — прищурился Чарльз.

Зверь обернул лапы пушистым хвостом, прижал к голове круглые уши и умоляюще уставился на человека.

— Прямо-таки примерный домашний кот, — ухмыльнулся Рэнделл. — Ладно, веди к паролёту.

Он всучил ирбису аптечку, кое-как взвалил раненого на спину и, согнувшись, направился за пятнистым проводником.

По пути три раза останавливались отдыхать. Последний отрезок пути раненый ирбис ехал на спине брата, потому что человек был больше не в силах нести его. Наконец, все трое оказались на борту паролёта. Размяв плечи, Чарльз взялся за штурвал. Путь в Силверкрон обещал быть тяжёлым и болезненным.

— Как вы догадались, кто она? — вопросил Генри, как только плита встала на место, снова запечатывая таинственное подземелье.

— Однажды в Александрии убили богача и украли антикварную корону, — поведал Джеймс, распахивая дверь часовни и вдыхая свежий вечерний воздух. — Ни его дочь, ни секретарь не имели понятия, как она выглядит. Говорили, что он приобрёл её под названием «Корона Офелии Крейской». Я тогда все ювелирные справочники перерыл… Нашёл описание той, которую мы видели сегодня. Тогда её не нашли. Теперь понимаю: искали не то.

— Корона — это косвенное доказательство! — съязвила Иола, растянувшаяся на ещё тёплых плитах пола.

— Верно, — невозмутимо согласился Джеймс. — Однако у меня вообще не было прямых. Собственно, их и сейчас нет: она не утверждала, что её зовут Офелией. Голоса в коридоре тоже косвенные — мало ли, кого там королевой назвали? Я лишь предположил, что в крейском подземелье времён Конрада Риддла могла находиться (с наибольшей вероятностью) королева Крея, то есть Офелия Эмберстоун.

— А портрет в королевской родословной? — уточнил Генри, подойдя к детективу. — Помнится, в учебнике истории рисовали редкостной мерзости даму.

— В моём учебнике не было иллюстраций, — скривился Джеймс. — Спасибо, хоть учебник был! Но история действительно противоречит реальности, так как Риддл пропал без вести до того, как леди Эмберстоун вышла замуж за короля Андарии.

— Может, это другая королева? — полюбопытствовала Иола. — Например, ранелльская или тайрийская?

— Не существовало на тот момент других королев, — отверг идею Генри.

— А как догадались вы? — Джеймс развернулся к нему.

— Вспомнил только одну леди Офелию, — усмехнулся Рэнделл. — Что будем с этим делать?

— Хранить в тайне! — категорично заявила фея. — Могу попроситься в смотрители часовни, чтобы всех прогонять.

— Вас так любят в городе, что с удовольствием забудут сюда дорогу, — хмыкнул Гарретт.

— Ну и отлично! — Иола встряхнула крыльями, и они истаяли в воздухе.

Трое вышли из часовни и плотно прикрыли дверь. Пока добирались до города, сочинили правдоподобную версию событий. Так, инспектор Вуд узнал, что в часовне есть подвал, куда провалились Генри и Иола; дверь в подвал открывается только снаружи и очень туго; мальчишки перегрелись на солнце и испытали коллективные галлюцинации.

Сдав девушку приёмному отцу, Джеймс и Генри вернулись в дом миссис Уилкинс. Хозяйка, мисс Верити и Алиса пили вечерний чай. Отговорившись той же легендой, недавние путешественники ушли отмываться от подземной грязи.

Стоя перед зеркалом в ванной, Генри со злобным шипением отковырял копоть от щеки и всмотрелся в отражение. Царапина была не особо глубокой, но выглядела весьма устрашающе. Она не перестала болеть, поэтому Генри разговаривал только одной половиной лица, искривляя его в хрестоматийной разбойничьей гримасе. Он даже к инспектору заходить не решился, чтобы не портить легенды.

— Будете ужинать? — напомнил Джеймс из-за двери.

Рэнделл надел чистую рубашку, застегнул её на все пуговицы и покинул ванную.

Ужинали вдвоём — дамы уже куда-то разошлись. Детектив обдумывал что-то, а Генри то и дело поднимал глаза к потолку, изучая три светящихся шара, расположенных в красивой цветочной люстре. До сих пор ужин приходился на более раннее время, и этими светильниками не пользовались, однако сейчас они горели ровным желтоватым светом. Кисточек здесь, в отличие от библиотеки, не наблюдалось.

— Можно спросить у хозяйки, — подсказал Джеймс.

— Что спросить? — Миссис Уилкинс появилась в столовой, как будто ждала сигнала.

— Необычные светильники, — указал Генри. — Как они работают?

— Не знаю. Их делал мой отец. Я тогда была совсем маленькой, — грустно улыбнулась женщина.

— Ваш отец — Фредерик Пауэлл? — вмешался детектив.

— Почему вы так думаете? — Она в удивлении присела на стул, словно ожидая долгой беседы.

— Он жил в этом городе с трёхсотого года по триста пятнадцатый, и у вас есть рукопись его сестры, — объяснил Гарретт.

— Как вы догадались, что Анна Каннингем — его сестра? — прошептала миссис Уилкинс. Внезапно в её голосе появилась враждебность: — Вы из Тайной канцелярии?

— Как доказать обратное? — усмехнулся детектив. — Я наткнулся на его записку, пытаясь выяснить, какого дерка этот человек лазал по часовне! — Он обличающе показал на Генри.

— Куда пропала ваша скрытность? — возмутился инженер. Он был недоволен подобным вмешательством в свои дела.

— Впала в спячку, — буркнул Джеймс. — Кому, кроме вас, нужны чертежи чего-то непонятного? Между прочим, в записке Пауэлл недвусмысленно намекнул на существование магии, с которой мы сегодня столкнулись.

— Так, молодые люди, — прервала их спор миссис Уилкинс, стукнув ладонями по столу, — сейчас вы оба пойдёте спать, а завтра утром нас ждёт разговор.

Она спровадила обоих из столовой, отказавшись от помощи с посудой.

В верхнем холле они встретили мисс Верити. Журналистка притворялась, что сосредоточена на чтении, но краем глаза наблюдала за соседями. К изумлению Генри, Джеймс не просто пожелал ей спокойной ночи, а тихо, как бы про себя, отметил:

— Когда-нибудь в моей руке окажется револьвер… — И тем не менее он не изменил привычной вежливости: — Приятных снов, мисс Верити.

Девушка, затаив дыхание, следила, как за ним беззвучно закрылась дверь.

— Он сегодня не в себе, — успокоил её Генри. — Но подслушивать нехорошо.

— Можно подумать, у меня нет ничего смертоносного, — прошипела мисс Бёрнс вслед уходящему инженеру.

* * *

Тайна дневников Пауэлла захватила не только Генри, но и Джеймса. Особенно после того, как он связал её с грабителем: у него точно был такой же сэр! Конечно, мог существовать иной способ убийства электричеством (например, магия), но проще было отталкиваться от сэра.

Хотя если преступник был магом, версия эла-Ши обретала смысл: некто ограбил банк в одиночестве и с помощью магии унёс всё содержимое хранилища. Но без доказательств Джеймс не мог этого утверждать. Поэтому он и решил сначала разобраться с изобретателем, тем более тот что-то знал о магии.

После завтрака Гарретт привычно перетаскал посуду на кухню, пока Генри проверял вчерашнее задание Эли по дельканскому. Оба с нетерпением ждали беседы с миссис Уилкинс.

Хозяйка не торопилась. Она вдумчиво вымыла посуду, насухо вытерла её, расставила по шкафчикам. Джеймс, сидевший на нижних ступеньках лестницы, слышал редкий стук тарелок под струёй воды, скрип полотенца, хлопанье дверок кухонных шкафов… Женщина появилась в холле одновременно с Генри.

— Прошу, — пригласила она, отперев свою комнату.

Гарретт заметил, что хозяйкин ключ отличался от других комнатных ключей: те были простыми, а этот — фигурным, в виде шестерёнки.

Миссис Уилкинс пропустила их в тёмную, пропахшую лечебными мазями и старостью гостиную с вишнёвыми занавесками, глубоким креслом, парой деревянных скамей, обтянутых полинявшей серой тканью, и фортепиано под белым чехлом. Напротив него стоял комод с фарфоровыми статуэтками танцующих розовокрылых дев. «Феи влюблённые» — гласила надпись на подставке. На стенах висели две картины. На первой заходящее солнце пряталось за развалины древнего замка; на второй по грозовому небу летел величественный золотой дракон.

— Их в своё время написала моя мать, — сказала миссис Уилкинс, заметив интерес гостей. — Присаживайтесь. У нас есть минут двадцать до того, как мистеру Гарретту нужно будет уходить.

Джеймс и Генри устроились на скамьях, хозяйка заняла кресло, оказавшись будто бы под защитой комода.

— Если я правильно понимаю, то вы, сэр, нашли один из ящиков, спрятанных моим отцом, — уточнила она.

— Верно, — согласился Генри.

— Что подтолкнуло вас к вопросу о светильниках?

— Профессиональный интерес.

Джеймс видел, что миссис Уилкинс не поверила инженеру. Он и сам бы не поверил: будь это действительно интерес изобретателя, он задал бы вопрос в первый же день.

— Вы не назовёте настоящей причины, — заключила женщина. — Ладно, я обойдусь и без неё. Выслушайте вот что…

Она поведала, что её отец любил непостижимое, в том числе магию. Он сам не обладал никаким даром, зато много рассказывал о некой системе магии. В неё входили, как он понимал, четыре основные стихии: огонь, вода, земля и воздух. Помимо них были четыре промежуточные: лава, болото, лёд и молния. Кроме них, существовали иные элементы: тьма, свет, жизнь и смерть. Но если по первым восьми можно было хоть как-то распределить магов, то оставшиеся не поддавались пониманию Пауэлла.

Не имея возможности изучать магию практически, он, тем не менее, попытался систематизировать её. Сперва Пауэлл проводил параллели между стихиями и сказочными народами Туманного архипелага, однако из этого ничего не вышло. После провала своей первой гипотезы учёный сосредоточился на теории магии и, кажется, сильно продвинулся в исследованиях. К несчастью, вскоре погибла его сестра Анна Маргарет, и Пауэлл спрятал результаты исследований, не оставив ни намёка на них.

Так же он хотел спрятать другие свои работы: «Механику», «Химию» и «Историю». Не успел. Пришлось отдать одну из них сыну, другую — некому тайри по имени Фог, третья оказалась утеряна.

Помимо сделанного, Пауэлл возложил на свою дочь миссию рассказать всё это магу, который появится в её доме ближе к концу четвёртого столетия. Чтобы неодарённая магическим талантом Маргарет смогла опознать его, учёный развесил по её дому особые потолочные светильники. Правда, всю жизнь ей приходилось врать мужу, что это лишь украшения, и использовать масляные лампы. Но после смерти полковника Уилкинса она попробовала зажечь подарок отца. С тех пор в доме было светло, а масляные лампы пылились на чердаке.

Миссис Уилкинс долго ждала загадочного мага, читала старые книги, написанные якобы охотниками на ведьм. В конце концов, она стала проверять каждого жильца при помощи цветка ирфии. Считалось, что он вянет при приближении магов. Цветок не вял.

Однажды миссис Уилкинс надоело дожидаться неизвестно чего, и она решила поведать историю отца первому, кто спросит про светильники.

Когда вопрос прозвучал, она испугалась: очень уж подозрительным человеком был Джеймс Гарретт. Впрочем, судьба дневников и прочего старую женщину уже не волновала.

Закончив говорить, миссис Уилкинс достала из нижнего ящика комода плоскую квадратную коробку с фут шириной. Пауэлл, по словам женщины, просил передать её вместе с историей о магии. Коробка была из дерева, с парой рисунков на боку: корона с тремя зубцами, надпись «S-I-L», стрелка вниз.

Итак, Джеймс и Генри получили новую загадку, которую оба жаждали разгадать.

Парадный чёрный костюм из тонкой ткани, тёмно-красный жилет, белоснежная манишка, отглаженные манжеты, выглядывающие из-под пиджака, шёлковый шейный платок, лакированные ботинки, новая белая шляпа с алым ремешком, белые перчатки — вид Чарльз Рэнделл имел безукоризненный. Свои отросшие волосы он тщательно расчесал и заправил под одежду — в месте, куда они с отцом направлялись, не следовало выдавать мальчишеской натуры. Сегодня Чарльза должны были представить Союзу промышленников Андариона.

Его странная встреча с ирбисами произошла всего два дня назад и уже казалась сном. Звери сбежали от него, едва паролёт приземлился, и их следы оборвались в роще. Чарльз, не уверенный уже ни в чём, постановил, что столкнулся с оборотнями и, если верить сказкам, с ведьмами. Кому ещё могло понадобиться резать дикого кота посреди болота?

Хотелось, конечно, продолжить приключения: вычислить ирбисов или ввязаться в какую-нибудь новую авантюру — но Чарльз был вынужден оставить фантазии в Саммерсет-Холле.

Сейчас он стоял рядом с отцом на широком белом крыльце внушительного высокого здания в респектабельном районе Александрии. Цвета кофе с молоком, с горгульями на сточных трубах, нимфами-кариатидами на крыльце, оно будто степенно сообщало: «Здесь собираются важные персоны». Внутреннее убранство было ещё более роскошным: мрамор, портьеры из серо-синего бархата, золочёные лампы, дорогие картины… Дом промышленников Андариона поражал богатством обстановки, и нельзя было догадаться, что главными в нём были прагматичные инженеры, а не ткачи или, например, агрономы.

Сэр Бартоломью и Чарльз прошли на второй этаж, в большой светлый зал собраний, заставленный в несколько рядов удобными креслами и небольшими столиками. Джентльмены, собравшиеся в этом зале, соответствовали обстановке.

В ряду председательских кресел, обращённом лицом к остальным, сидел, сложив руки на набалдашник трости, пожилой сутулый мужчина в тёмно-коричневом костюме, с сиреневым шейным платком, с седой жиденькой бородкой и колючими выцветшими глазами. Отец шепнул Чарльзу, что это мистер Уэзер, глава крупнейшей судостроительной компании.

Напротив него стоял, подкручивая густые усы, высокий, похожий на медведя мужчина в сером. Он скупил почти половину предприятий текстильной промышленности в стране и по праву занимал пост сопредседателя Союза. И таких было много: лакированные ботинки, шляпы, белые перчатки, наручные и карманные часы, пенсне, очки, портсигары, трубки, трости, сигареты, запонки и булавки для галстуков… Присутствовал один человек с золотой цепью сложного плетения на груди — так он наглядно демонстрировал, на что способны его мастера-ювелиры.

Когда все кресла оказались заняты, слово взял мистер Уэзер.

— Приветствую вас, господа промышленники! — обратился он к собравшимся хорошо поставленным голосом. — Мы собрались здесь — апчхи! Прошу прощения! — Мы собрались здесь, чтобы принять в наши ряды юных наследников наших почтенных соратников. Среди них — Огюст Малкольм-младший, сын уважаемого шахтёра Огюста Малкольма, и Чарльз Кантен Рэнделл, сын уважаемого железнодорожника Бартоломью Рэнделла. Подойдите ко мне, молодые люди, — попросил председатель.

Чарльз пробрался между рядами и занял место по левую руку от него. Справа встал невысокий толстенький человек с простоватым лицом, вздёрнутым носом, копной светлых волос и яркими зелёными глазами. На нём были красный костюм в мелкую белую клетку, синий платок и чёрные ботинки. Выглядел Огюст не представительно, но и не глупо.

— Итак, молодые люди! — Мистер Уэзер повернулся к ним и взял со столика небольшой золотистый значок с перекрещенными молотом и мечом. — Отныне вы приняты в Союз промышленников Андариона! Кх-ха! — Под торжественный кашель председатель прикрепил значок к лацкану пиджака Огюста. — Надеюсь, мы с вами станем добрыми соратниками в деле укрепления промышленности и, следовательно, могущества нашего государства!

Получив свой значок, Чарльз вежливо склонил голову перед собравшимися.

— Сейчас вам ещё не нужно приносить клятвы верности Андариону, поскольку вы не аристократы и не приняли дел у отцов, — продолжал мистер Уэзер, — но лучше уже сегодня начать осознавать, что вы обязаны содействовать Короне во всех её начинаниях.

После окончания протокольной части встречи Чарльз и Огюст по настоянию отцов перезнакомились с остальными. Уже в самом конце они смогли поговорить друг с другом. Малкольм-младший был проницательным молодым человеком, полностью сосредоточенным на делах отца. Тот отличался от сына лишь возрастом и большей строгостью в одежде. Как Чарльз успел понять, с сэром Бартоломью они не ладили — держались отстранённо и общались лишь при необходимости.

К облегчению Чарльза, успевшего заскучать, занятые джентльмены быстро разошлись, и к вечеру Рэнделлы уже были в Саммерсет-Холле. Дома они застали доктора Трейтора, харизматичного брюнета средних лет.

— У миссис Рэнделл случился приступ мигрени, — сочувственно сообщил он, поприветствовав сэра Бартоломью. — Прошу вас сейчас её не беспокоить.

— Разумеется, — кивнул тот.

Доктор откланялся, и отец тут же поспешил наверх — убедиться, что Трейтор не преуменьшал опасности. Чарльз тяжело вздохнул: ситуация, сложившаяся в семье, была просто-таки отвратительна. Мигрени и прочие неприятности приходили к матери не реже раза в месяц. За ними приходил Трейтор, и после его визита обязательно наступало улучшение. Отец боготворил доктора, а слуги пытались вывести любовника на чистую воду. Сплетни не стихали, мать делала вид, что ни при чём, отец оставался слеп, и никто (даже Чарльз!) не торопился раскрыть ему глаза на измены жены.

Следующие несколько дней Чарльз изображал примерного наследника и разбирался с отцовскими делами. Он помогал с документацией, полдня провозился с домашней печатной машинкой, когда та сломалась (вызывать заводского техника было лень). В пятницу отец послал его проверять работу завода.

Чарльз обошёл всё административное здание, поговорил с управляющим, машинистками, инженерами. Затем, накинув поверх костюма синий инженерский халат, направился в цеха.

Обойдя их целиком, он наткнулся на братцев-хищников. Мэл с мрачным лицом вытачивал что-то на токарном станке, Ивар и ещё двое парней перетаскивали ящики с готовыми деталями. Присмотревшись, Чарльз заметил, как Мэл кривится при каждом движении. Создавалось впечатление, что у него сильно болит бок. Тут в голову Рэнделла закралась безумная мысль: он нашёл ирбисов!

От неожиданности он уронил папку с документами. Кожаная обложка смачно хлопнулась о пол, и эхо разлетелось по помещению. С десяток рабочих отвлеклись от дел и развернулись на шум.

— Всё в порядке, сэр? — сдержанно спросил Ивар.

В глазах вскинувшегося Мэла мелькнули боль от движения и досада: он испортил деталь.

— Да, извините, что отвлёк! — сконфуженно проговорил Чарльз и выскочил в коридор. Он успел заметить ошарашенные взгляды рабочих и услышать изумлённое:

«Это он нам?»

Юноша прислонился к холодной грязной стене. Подумать только! Ирбисы!

Дверь цеха скрипнула.

— Вам нужна помощь механика, сэр? — поинтересовался Ивар, протискиваясь в коридор с ящиком.

Чарльз придержал дверь.

— Нет-нет-нет! — отказался он.

Откушенная ведьмина голова встала в его памяти. Чарльз ведь тогда так и не решился посмотреть на другую ведьму: не сомневался, что и её обезглавили. И теперь он находился рядом с жестоким убийцей, у которого в крови были даже не руки, а лицо — клыкастая кошачья морда.

Ивар стоял боком к пыльной масляной лампе, и тень, падавшая на его лицо, вдруг представилась Чарльзу багровыми пятнами.

— Спасибо вам, сэр Чарльз! — произнёс тайри.

Можно было счесть это благодарностью за придержанную дверь, но по проникновенному голосу механика Рэнделл понял: Ивар знал, что он их вычислил.

К счастью, хищник понёс ящик на склад, и Чарльз быстро отступил в другой конец коридора. Там он завернул за угол и уткнулся в крутую узкую лестницу, ведущую на чердак, где жили рабочие. В ту часть завода Чарльз никогда не заходил. Ему стало интересно, как обустроено общежитие, и он начал взбираться по ступеням.

У юноши нашлась и другая причина для этого: сегодня он нигде не видел Ксилли. Обида позабылась, и он хотел узнать, выздоровел ли эльф. Мистер Винкль сказал, что сегодня водители были не нужны, значит, Ксилли мог быть только на чердаке.

Поднявшись на самый верх, Чарльз приоткрыл дверь и заглянул в комнату рабочих.

Больше всего она напоминала казарму: голые серые стены, мутные оконца под потолком, старые раскладушки, выставленные в несколько рядов, затасканные пледы, кое-где дырявые, вдоль одной из стен — узкие шкафы для одежды. Под ногами скрипела грязь — похоже, тут редко убирались. Было душно из-за солнца, бившего лучами в крышу. Окон, кажется, не открывали.

Ксилли действительно был в комнате. Он сидел на раскладушке у дальней стены, закутавшись в плед, несмотря на жару, и что-то рисовал в блокноте. Со своего места Чарльз видел его бледное, истощённое лицо, похожее на обтянутый кожей череп, серые волосы, заправленные за уши, и сами эти уши, заострённые как у мифического эльфа.

Обычно Ксилли мог слышать происходящее в соседнем помещении. Сейчас он даже не пошевелился, когда дверь скрипнула. Чарльз уверился, что с этим существом происходит нечто нехорошее.

Пребывая в растерянности, он спустился на первый этаж и ушёл в Саммерсет-Холл. Мир, где, оказывается, жили не одни лишь люди, окончательно перевернулся.

Рассказ завершился, пора было уходить. Джеймс открыл дверь в холл и столкнулся с мисс Верити.

— Она подслушивала! — наябедничала Алиса, свесившись через перила со второго этажа.

— И много услышали? — хмуро поинтересовался Джеймс.

— Много, — без тени смущения подтвердила девушка. — Всё — страшные глупости.

Гарретт прикрыл глаза и мысленно досчитал до десяти. Нет, спорить с ней снова он не хотел.

— До вечера! — сказал он, надевая шляпу.

— На обед вас не ждать? — уточнила миссис Уилкинс, выглядывая из комнаты.

— Возможно.

Джеймс сбежал от назревающего спора на дождливую улицу, но на полпути его нагнал перестук каблуков.

— Почему вы вдруг заинтересовались магией? — спросила мисс Верити, придерживая готовую слететь шляпку.

— Глупости, значит? — процедил Гарретт, разворачиваясь против ветра и продолжая идти спиной вперёд.

— Миссис Уилкинс говорила весьма правдоподобно, — пожала плечами девушка.

— Думаете, я отвечу вам? Вы не умеете хранить тайны. Уже завтра история окажется в газете, и Гостевой дом переименуют в сумасшедший!

— Не будет никакой газеты, — погрустнела мисс Верити. — Там ведь не дураки работают… Сопоставили факты и поняли, что я женщина. Верджил Бёрнс убит! — Театрально приложив руку ко лбу, она поморщилась. — Главный редактор имел наглость пририсовать в конце письма стреляющий револьвер! Вы хотя бы дальше слов не заходили, когда грозились меня застрелить…

— Прошу прощения за угрозы, — вздохнул Джеймс. Он уловил невысказанный укор в её словах. — Возможно, я чересчур скрытен.

— Извинения приняты. И я умею хранить тайны! — запоздало возмутилась мисс Верити. — О подслушанном разговоре никто не узнает! По крайней мере, от меня.

— Надеюсь. А теперь извините, работа.

Джеймс приподнял шляпу и скрылся за дверью отделения полиции.

Там было безлюдно. Джонни, которому ещё вчера делегировали старушкино дело, рыскал по городу в поисках пуделя. Инспектор опаздывал. Лишь невыспавшийся Ричардсон сидел на своём столе и бросал смятые листы в корзину напротив.

— Чего в тебе интересного? — вопросительно усмехнулся он. — Эта мисс уже всех местных парней отшила! А тебя до работы провожает! — с ноткой зависти закончил он.

— У нас исключительно соседские отношения, — буркнул Гарретт и сел за стол.

— Юджин, не против переезда в Ньютон? — В кабинет, помахивая вскрытым конвертом, вплыл инспектор. — Джеймсу вроде тут нравится, а ты жаждешь перемен?..

— Джонни отправьте, — отказался Ричардсон. — У меня мать больная и упрямая.

— Хм-м… Ему ещё сержантский экзамен сдавать… — изрёк инспектор, выдвигаясь обратно в коридор.

Джеймс сделал вид, что его нет в кабинете. Он взял одну из папок с делами и перечитал содержимое. У мисс Дарлин Шоу из отдалённого особняка украли очень ценную шкатулку с фамильными драгоценностями.

Гарретт потратил весь день на обход многочисленных знакомых, бывавших в особняке, и под вечер услышал от её подружки, что ничего никуда не пропадало.

— Нашли? — взволнованно воскликнула потерпевшая, когда он заглянул к ней. Девушка выскочила на порог в ночном шёлковом платье и туфлях — чрезмерно говорящей одежде. Не каждая женщина рисковала выйти в таком виде из своей комнаты, не то, что из дома.

— Нашёл, — хмыкнул Джеймс. — Якобы пропавшее ожерелье висит на вашей шее. — поведал он. — Извольте забрать ваше заявление.

— Вы не спросите, зачем? — насупилась мисс Дарлин.

— Мне не интересно, мисс. Заберите, пожалуйста, заявление. Иначе я буду вынужден обвинить вас во лжесвидетельстве. Наказание — год тюремного заключения.

Девушка испугалась, и Джеймс незамедлительно получил официальный отказ от заявления. Можно было бы проявить принципиальность, но он догадывался, чего хотела юная мисс на самом деле, и только посмеивался над ней в своих мыслях. Мужчина из столицы, да? Он — точно не лучший выбор.

Джеймс Гарретт не встречался с девушками, если не считать редких вмтреч с бывшей соседкой Ирмой, и не собирался начинать. Женщине надо было предоставить какие-то гарантии приемлемой жизни в будущем, чего он уж точно не мог сделать. Поэтому Гарретт всю жизнь убеждал себя, что ему никто не нужен.

Девушки занимали его исключительно с профессиональной стороны. Джеймс изучал их и классифицировал. Он делил их на простых (разукрашенных кукол или прямолинейных хозяюшек) и сложных. Последние подразделялись на скромных и хрупких леди, обворожительных и опасных ведьм, мудрых и принципиальных королев. Однако женщины зачастую отказывались соответствовать такой системе: простые стремились казаться сложными, сложные надевали маски простых или меняли манеру поведения…

Офелия Эмберстоун, например, казалась (и, что немаловажно, была!) женщиной-королевой, но прося о помощи, превратилась в леди. Подобных Иоле Джеймс вообще никогда не встречал, хотя она неуловимо напоминала ему Алису и заставляла задуматься о новом типе девушек — вечных девочках.

Ещё одной загадкой он считал мисс Верити. При знакомстве она носила маску куклы. Позже варила кофе. Ясно и резко высказывалась. Проявляла сочувствие к обоим соседям. Выдавала тайны. Словом, сочетала в себе качества всех типов в равных пропорциях.

Джеймс остановился на полпути в Уайтфилд и сошёл с дороги в поле. Утренние извинения требовали материального подкрепления.

Достав ножик, он обвёл взглядом желтеющую, освежённую прошедшим дождём траву и, найдя в ней синее пятно, потянулся к нему.

В августе уставшая природа начинала готовиться ко сну, но некоторые растения только расцветали. Нежные голубые, синие и фиолетовые колокольчики, пушистые малиновые и сиреневые астры, а в центре — одна, оранжевая, самая большая, — чуть-чуть колосьев по краям…

Подрезая очередной стебелёк, Джеймс усмехнулся: он никому не дарил цветов. Ни Ирме, ни матери с Алисой. Что сподвигло его на букет для мисс Верити? Вряд ли только извинения…

Гарретт скрупулёзно вспомнил все эпизоды их общения: первую встречу и своё восхищение красивой девушкой, беседы ни о чём и обо всём, вечер чтения, спор, короткие разговоры… О нет, он больше не любовался ею как изящным произведением искусства! Он тонул в её глазах, даже ощущая к ней неприязнь.

Осознав это, Джеймс почувствовал страх и какое-то неведомое, истеричное чувство то ли радости, то ли отчаяния. Он понял, что впервые в жизни влюбился. Исподволь, безумно, в самую неподходящую девушку.

Тонуть было не страшно — подумаешь, тихо идти ко дну! Он и так на дне в какой-то степени — отстранённая радость от чужой смерти давно ушла, но та серая грусть никуда не делась. Однако на осознание Джеймс натолкнулся как на подводный камень. И столкновение стоило ему, как любому утопающему, шанса на спасение — он дёрнулся, выпустил последние крохи воздуха и начал захлёбываться.

Захотелось выбросить букет подальше в заросли. Это означало бы полное фиаско в битве с мисс Верити и её убеждениями.

Точно! Утопающий нащупал рядом спасительную корягу, а у Джеймса родилась идея. Можно было выплывать. Гарретт улыбнулся сам себе и продолжил путь прямо по полю.

Он добрался до дома как раз к ужину. Стол накрыли, но есть пока не начинали: миссис Уилкинс допекала пирог, Генри и Эли болтали по-делькански в верхнем холле.

— Дополнительно к извинениям, мисс Верити, — улыбнулся Джеймс, протягивая девушке цветы. — И в качестве соболезнований по поводу смерти сэра Верджила.

— Спасибо, — удивлённо отозвалась она, зарываясь носом в букет. — Обязательно положу их на его могилу.

— Дже-эймс! — Эли с криком скатилась по лестнице и повисла на нём. — Я сегодня ходила в школу и встретила мисс Моррисон. Она сказала, учитель дельканского вернулся. Через неделю экзамен!

— Месяц изучения — это не целый год, конечно, — заметил Генри, проводив взглядом букет.

— Я целыми днями слова учила, — притопнула ножкой Алиса. — И грамматику!

— Да-а, и перевела полбиблиотеки! — фыркнул Генри.

— Бе-э! — В качестве неоспоримого аргумента девочка показала учителю язык.

— Алиса! — угрожающе прошипел Гарретт.

Генри спрятал улыбку.

— Ни в коем случае не знакомьте её с Иолой! — предостерёг Джеймс, когда его сестра скрылась в столовой. — Они на пару весь город отправят в Бездну!

— Как скажете. К чему цветы? — Инженер хитро прищурился.

— Я скрытный человек, не забывайте! — с усмешкой напомнил Гарретт.

Он не сомневался, что Генри догадается: зачем же ещё дарить девушке цветы? Если только на день рождения. Похороны тоже достойным поводом, но не настолько.

— Сочувствую, — вздохнул Рэнделл. — Поедете со мной в Дельканию?

— Пожалуй. Думаю, имею право уйти в первый в жизни отпуск. Эли, ты не против? — обратился Джеймс к сестре.

— Отдохни, наконец! — отмахнулась девочка. — Тётушка Маргарет, вон, за глаза тебя только вампиром и зовёт!

Гарретт скривился: о бледных нелюдях ему напоминали исключительно в неподходящее время. Одна была радость — миссис Уилкинс унесла ирфию обратно, и синий цветок больше не мозолил глаз своей вампирьей холодностью.