Тени прошлого (джен)

Я не берусь утверждать, что читатель, решившийся осквернить могилу моей дорогой сестры, согласится со мной, но прошу его прочесть до конца содержащееся здесь…

Официальная история гласит, что на протяжении веков Андария, Тайри, Крей, Найкон, Валисса и Ранелла существовали как суверенные государства, а триста лет назад тайри попытались захватить соседние территории, развязав кровопролитную войну. Однако они проиграли и были жестоко наказаны... В Андарионе, королевстве, созданном после войны, они стали низшим народом — почти рабами…

Итак. Как самый миролюбивый народ Туманного архипелага мог стать народом войны? Почему они решили завоевать земли севернее Тайри, а не южнее, что было бы более логично?

Я нашёл ответы на эти вопросы, но был вынужден их спрятать, потому как Тайная канцелярия Его Величества уже идёт по моим следам. Моя дорогая сестра уже погибла из-за них!

Скажу лишь, что эта война лишила нас важнейшей силы — Энергии, дающей жизнь всему сущему. Я оставил несколько подсказок, с помощью которых её можно вернуть. Эта записка будет лежать здесь на случай, если хранители моих тайн не смогут передать их дальше.

Искренне надеюсь, что правда восторжествует, что хоть кто-то узнает её!

Ф. Р. Пауэлл,

Александрия, январь 300 года

Александрия, Андария27 апреля 373 года со дня основания АндарионаЦентральное отделение Королевского Государственного банка закрылось полчаса назад. Почти все клерки разошлись по домам. Только мистер эла-Ши ещё был на рабочем месте. Впрочем, вскоре он убрал последнюю папку в шкаф, захватил пальто и шляпу и направился к выходу. По пути он должен был встретиться с охранником, совершавшим обход ровно в девять часов вечера. Но этого не произошло.

Из въедливости, а может, из любопытства или некоторой крысообразности в характере, мистер эла-Ши проследовал по обычному пути охранника. В его конце, возле подземного хранилища, лежал пропавший. Он был давно мёртв (очевидно, с прошлого обхода).

В самом хранилище кто-то шумел: он то постукивал золотыми слитками, то позвякивал монетами, то поскрипывал ящиками. Через какое-то время таинственный некто вышел. Это оказался высокий мужчина в грязно-сером комбинезоне, какие обыкновенно носили механики и подобный им люд, машинистском шлеме, закрывающем лицо, и высоких сапогах. На его плечах висели две объёмные сумки, в руке были большие карманные часы со сложным узором на циферблате. Мужчина посмотрел на мистера эла-Ши сквозь жёлтые стёкла очков, прилагавшихся к шлему, широко улыбнулся, перевёл взгляд на часы и задумчиво произнёс, растягивая гласные:

— Прошу прощения, сэ-эр, я опаздываю.

Мистер эла-Ши ошеломлённо посторонился, пропуская его. Мужчина исчез, насвистывая мотив песни «Горящие головы», популярной в подворотнях Андариона в последние годы.

* * *

Ровно в семь часов утра около банка остановился паромобиль, выкрашенный в угрюмо-синий цвет. С переднего пассажирского сиденья спрыгнул человек лет двадцати пяти-тридцати в неброском сером плаще. Человек был ростом футов пять с половиной ⁽¹⁾, сухощавым. Перемещался всегда стремительно, широкими шагами, что выглядело комично при таком росте.

Паромобиль фыркнул и умчался отвозить следующего детектива на место ночного убийства в парке, на что высаженный человек выругался, заслоняя острое и какое-то треугольное лицо серой фетровой шляпой. Видимо, пыль беспокоила его меньше, находясь на густых тёмно-каштановых волосах, а не на лице, которое, в общем-то, легче отмывать.

Мужчина вошёл в здание банка, и констебль проводил его к месту преступления. Эксперт уже всё осмотрел и даже посыпал порошком для дактилоскопии.

— Отпечатков нет? — резковатым голосом осведомился вновь прибывший.

— Нет, детектив Гарретт, — уныло покивал невыспавшийся эксперт. Впрочем, было бы глупо предполагать, что неизвестные, ограбившие банк с такой наглостью, оставят следы. Однако Гарретт ещё раз всё тщательно осмотрел, запоминая детали. Особенно врезались в память пятно обгоревшей ткани и обуглившаяся кожа на груди трупа.

— Где свидетель? — осведомился детектив.

— У входа.

Гарретт развернулся на каблуках и своей «летящей» походкой направился к выходу из банка.

Там, под сонным надзором констебля, переминался с ноги на ногу тщедушный человечек лет сорока пяти. Он мял в руках шляпу-котелок и двигал по-крысиному вытянутым носом.

— Здравствуйте, я детектив Гарретт. Вы свидетель ограбления? — обрушился на него детектив.

— Кал-л эла-Ши, сэл-л, — представился человечек, ужасно картавя и всячески это подчёркивая.

— Карл эла-Ши? — переспросил детектив.

— Нет, сэл-л. Кал-л, без «л». Я видел гл-лабителя!

— Грабителя. Одного?

— Да, сэл-л. Он был один. Он убил охл-ланника, огл-лабил хл-ланилище и ушёл, напевая «Гол-лящие головы». А пел-лед этим он сказал мне: «Пл-лостите, сэ-эл-л, я опаздываю». И гласные л-ластягивал!

— Как он выглядел?

Мистер эла-Ши подробнейшим образом описал «гл-лабителя», упомянув всё, включая шлем и солидный рост. Он даже попытался воспроизвести первый куплет из песни, которую насвистывал преступник, но детектив остановил его уже после слов «л-лыжие головы».

— Это всё, мистер эла-Ши?

— Да, мистел-л Гал-л-л-летт! — Клерк расстроился, что ему не дали закончить песенку. Ведь когда ещё можно будет в лицо полиции петь гимн своего угнетённого народа, не боясь попасть в тюрьму?

— Он тайл-ли... — мрачно пробормотал детектив, отойдя в сторону.

Нельзя сказать, что он не любил тайри. Гарретт вообще не очень жаловал людей. Собственно говоря, он и работал с ними не так много: его обязанностью было расследовать убийства. Для этого его и привлекли сегодня — помочь старшему инспектору Чейну, расследующему ограбление. Самого Гарретта к такому делу бы не подпустили.

Джеймс Гарретт родился второго ноября триста сорок шестого года в Александрии. Его отец, Уильям Гарретт, был писателем. Нужно заметить, писателем отвратительным, из-за чего старик переживал и пил бесстыдно. Его жена (в девичестве — Роси Элатан) никак не могла повлиять на мужа. К её счастью, сын не пошёл в отца: Джеймс прилежно учился и осуществил свою мечту — поступил на службу в Мэйн-Парк, центральное отделение полиции Александрии.

Когда ему было девятнадцать лет, отец скончался. Теперь Джеймс самостоятельно обеспечивал мать и маленькую сестру Алису. Почти все его деньги уходили на них.

Он не встречался с девушками (вернее, девушки игнорировали его), не веселился с парнями-коллегами (алкоголь был ему противен). Джеймс Гарретт жил только работой и однажды, закуривая очередную сигарету, он понял, что радуется, когда кого-то убивают, ведь это приносит ему работу и жалованье — деньги.

Коллеги Джеймса за всё это и не любили. Начальство не подпускало его к серьёзным делам. Ограбление Королевского Государственного банка было первым, и то он являлся здесь детективом второй степени.

Сопровождаемый безрадостными мыслями о своей никчёмной жизни, о десятилетней сестре и о «тайл-ли», Джеймс Гарретт пешком вернулся в Мэйн-Парк.

— Старший инспектор Чейн прибыл? — спросил он у дежурного сквозь лязгающе-дребезжащий шум непрерывно стучащей пневмопочты.

— Да. Он у себя, — кивнул тот, перенаправляя цилиндрические контейнеры с письмами по внутренней почте в разные кабинеты.

Под грохот цилиндров в специальных трубах, проведённых под потолком, Джеймс проследовал по тёмному лабиринту коридоров на третий этаж и постучал в нужную дверь.

— Я занят! — прорычали оттуда.

— Инспектор, это Гарретт! — крикнул детектив, наклонившись к замочной скважине.

— Входите, — уже более миролюбиво разрешил Чейн.

Джеймс открыл дверь, прошёл внутрь и, с трудом найдя свободное от бумаг место, положил на стол перед инспектором записи, сделанные при опросе свидетеля.

— Бред, — раздражённо резюмировал Чейн, просмотрев их. — Возможно, конечно, что он видел лишь одного грабителя, но описание неправдоподобное совершенно!

— Значит, либо эла-Ши лжёт, либо он сумасшедший, — сказал Джеймс и, подумав, добавил: — Либо соучастник...

— ...То есть лжёт. Пока мы можем сказать лишь одно: грабителей было больше, чем один. А вообще в связи с таким громким делом, начальство может дать добро на использование «эликсира правды», хотя официально его не существует... Но это в крайнем случае... Хм... — Инспектор смутился, как будто выдал важную тайну. — Что с уликами?

— Протокол осмотра вам ещё не принесли? — удивился Джеймс. — Эксперт вроде ничего не нашёл. Собаки — тоже: они потеряли след буквально в паре кварталов, у речки. Тело пока исследуют.

— Протокол осмотра вот. — Инспектор потряс одним из многочисленных листов бумаги. Гарретт разглядел выписанное заглавными буквами слово «НИЧЕГО», явно нарушавшее правила печати протоколов. — Ничего не нашли: ни улик, ни отпечатков... Хотя это и неудивительно. Но даже следов обуви, дерк побери, не осталось! А ведь на улице полно грязи!

— Видимо, наш тайрийский грабитель ещё и летает, — пробурчал Джеймс.

— Тайрийский? — повторил Чейн, подняв тёмные кустистые брови. — С чего вы взяли?

— Растягивает гласные, поёт «Горящие головы»... эла-Ши восхищался им... Кстати, как он, тайри по происхождению, попал на работу в банк?

— Он простой клерк, — отмахнулся инспектор. — Заведует швабрами и мылом... Непосредственно с делами банка не связан.

Через несколько минут обсуждения немногочисленных известных фактов одна из круглых медных крышек, расположенных на стене рядом с дверью, откинулась вниз, и на специальную подставку, напоминающую горизонтальный пюпитр с поднятыми краями, грохнулся металлический цилиндр. Инспектор подошёл к подставке, вытащил из цилиндра листок бумаги и развернул его.

— На ваше имя, Джеймс, — сообщил он. — Вскрытие сделано. Идёмте в морг.

Они вышли в безлюдный, но шумный из-за пневмопочты коридор и спустились в подвал. Там, в холоде и тишине, обитал тощий и мрачный, как самый настоящий лич, патологоанатом. Он был единственным в Мэйн-Парке, а потому безымянным для большинства служащих (его называли просто по профессии). Джеймс даже иногда думал, что знать его имя — привилегия для избранных.

— Я установил причину смерти охранника, — с мрачной озадаченностью произнёс патологоанатом вместо приветствия.

— Озвучьте её, — попросил Чейн, приподнимая бровь. Настроение обитателя подвала было ему непонятно.

— Удар молнии в сердце.

Воцарилось молчание.

— Немыслимо! — вскричал инспектор.

— Вы хотите сказать, что молния пробралась в здание, убила охранника и ограбила банк, заодно сведя с ума свидетеля? — фыркнул Джеймс.

Патологоанатом поморщился. Гарретт иногда выдвигал совершенно безумные идеи о причинах смерти потерпевших.

— Или же кто-то приручил её, — проворчал эксперт. — Ваш свидетель ведь утверждает, что грабитель был в машинистском шлеме? Изобретатель! Сумел подчинить себе электричество!

— Немыслимо! — повторил инспектор.

— Но возможно! Хотя бы в теории! — возразил Гарретт.

— Не просто возможно, а даже сделано, — ехидно напомнил патологоанатом и добавил: — Вот отчёт, господа. Берите и идите. У меня ещё трупы лежат! Невежливо заставлять их ждать.

Детективы удалились. Джеймс поднялся в общий кабинет. Там работали около десятка разных детективов. Шум голосов, грохот пневмопочты, дым от дешёвых сигарет мешались в рутинную какофонию, заставлявшую завидовать старшим инспекторам, которым выделяли собственные тихие кабинеты.

Джеймс прошмыгнул на своё место в дальнем углу, уселся на скрипучий стул, заправил ручку чернилами и принялся строчить на разных листах всё, что ему было известно. Вскоре на деревянной доске рядом со столом висели «портрет гл-лабителя, данный эла-Ши», краткие выписки из отчёта о вскрытии и из протокола осмотра, схема замка хранилища (он не поленился и срисовал её из бумаг Чейна). Внизу был приколот листок с выводами:

1. Преступник, вероятно, тайри.

2. Преступник, вероятно, имеет техническое образование.

3. Преступник нагл и самоуверен, но гениален.

4. Преступник умеет обращаться с электричеством.

Описание основывалось больше всего на словах эла-Ши и выглядело бредовым. Поморщившись, Джеймс приписал ещё два пункта:

5. Если преступник был не один (что более правдоподобно), то ничего неизвестно.

6. Если преступник был не один, то эла-Ши лжёт.

Теперь можно было немного успокоиться и пойти, наконец, в столовую, чтобы выпить чашку местного дрянного кофе и съесть пару бутербродов в качестве завтрака и сразу же обеда.

* * *

Грабитель покинул здание банка, насвистывая гимн тайрийских патриотов. Завернув в нужный переулок, он расхохотался: андарцы никогда не поймают его! Даже если они поймут, как был убит охранник (а это они скорее всего поймут), никто не поверит, что он был один! Никто не поверит, что всё содержимое хранилища можно уместить в две сумки! Никто не остановит его!

Поправив ремни тяжёлых сумок на плечах, мужчина пошёл вперёд. Он побродил немного по подворотням Александрии, прогулялся по грязному городскому ручью, гордо именовавшемуся речкой, в особенно тёмном переулке снял шлем и сунул его за пазуху, после чего постепенно вышел на освещённые бледно-жёлтыми фонарями «приличные» улицы и неторопливо зашагал в сторону промышленной части.

На самой её границе он отдал сумки ожидавшему там извозчику. Тот направил старую кобылу прочь. Ночной путник же прошёл ещё три квартала вдоль бесконечной вереницы безликих фабрик, впивавшихся в ночное небо когтями труб, и вошёл в одно из зданий.

1) Примерно 1,65 м

Вернуться к тексту

Два часа дня — благословенное время! В этот час хозяйка ставит на стол тарелки с супом, салатом, мясом, семья садится за стол, начинается обед. Чуть позже появляются чашки с чаем, пудинг или пирог, печенье. Да, прекрасное время, если проводить его дома или хотя бы в общественной столовой.

Джеймс Гарретт в два часа дня шёл по тёмному от туч городу и занимался возмутительно неприличным для публичного места делом — жевал сухари. Уже много лет высушенный хлеб был его бессменным спутником и единственной едой, которую он любил. Мать готовила плохо, сестра училась в другом городе, у самого Джеймса не было времени. Да и способностей тоже не имелось. Вот и приходилось есть всякую дрянь.

В очередной раз отбросив подальше мысли о своей жизни, детектив убрал сухари в потрёпанный портфель и направился к обшарпанному серому зданию, из окон которого таращились во все стороны подзорные трубы и большие фасеточные линзы, напоминавшие глаза насекомых. Он пришёл сюда, в самый, наверное, дрянной и грязный район Александрии, чтобы поговорить с неким Сэмом Теренсом, инженером, занимавшимся оптикой.

Обойти всех инженеров города и окрестностей предложил сам Джеймс. Нужно было разузнать о возможности покорить электричество. К счастью, старший инспектор выделил для этого ещё людей. Один Гарретт потратил бы чрезмерно много времени.

Каменные ступени порадовали своей гладкостью, из-за которой Джеймс некрасиво влетел в прихожую Теренса и распластался по полу, также отполированному до блеска. Портфель выскочил из его руки и скользнул вперёд, куда-то в кладовку.

Мысленно выругавшись, Джеймс поднялся, огляделся и, убедившись, что хозяина рядом нет, пошёл за своей сумкой, сетуя на растяпу, оставившего дверь открытой.

Когда он переступил порог кладовки, на улице послышались шаги. Джеймс тихо прикрыл дверцу и затаился среди пыльных коробок, намереваясь сделать вид, что его нет, а затем уже выйти из дома и, вежливо постучав, войти.

Шаги остановились на пороге. Некоторое время было тихо. Потом кто-то плаксиво пробормотал:

— Магнус, я хочу обратно в Сомбертон! Здесь слишком много людей!

— Зато здесь почти нет солнца, Тереза! — приободрил другой голос. — У нас значительно больше свободы.

— Тихо, — безэмоционально сказал третий.

От этого голоса повеяло чем-то ледяным, пугающим. Джеймс задержал дыхание и попытался унять участившийся пульс. Казалось, трое за дверью прекрасно слышали рваный стук его сердца.

— Нас ждёт Теренс, — напомнил Третий.

Шаги возобновились. Гости поднялись на верхний этаж. Джеймс облегчённо выдохнул, но остался в кладовке. Выходить теперь было страшно.

В доме стало холодно, как будто снаружи внезапно наступила зима, а отопления не включили. Через несколько гнетущих минут на дверном косяке и на полу появились сероватые в сумраке полосы инея. Джеймс вздрогнул, когда одна из них доползла до его ботинок.

Один из трёх спустился вниз и выскользнул на улицу. Вероятно, Второй или Третий — Тереза скорее всего обладала самым лёгким шагом. Хотя детектив не был уверен.

Спустя ещё одну минуту по дому пронёсся полный ужаса вопль.

Гарретт наконец вспомнил, что ему надлежит хранить порядок в городе, и медленно, стараясь не хрустеть инеем, выбрался в прихожую. Он достал револьвер из кобуры и как можно тише взвёл курок.

Прокрался на второй этаж. На третий. Затаился за дверью, предусмотрительно отойдя от лестницы. Прислушался.

— Не волнуйтесь, мистер Теренс, — ласково мурлыкала Тереза, — это всего лишь флеботомия. Ну и что, что принудительно? Зато методом венепункции! Это куда безопаснее!

— М-мнэ-э-э бо-оно! — отозвался хозяин дома, которому гости решили устроить кровопускание.

— Дерков сын! Я тебе ноги оторву, если ты снова меня лягнёшь! — взвыл Второй. — Почему я не смог удержать молчания? Здесь же нет… их?! — с придыханием произнёс он.

С минуту не раздавалось ни звука. Но вдруг дверь распахнулась, и Второй выглянул в коридор.

— Так, — многозначительно обронил мужчина, меланхолично глядя на направленный ему в грудь револьвер. — Человек. Худой. Дрянь.

Джеймс бегло осмотрел своего визави. Тот оказался весьма высоким брюнетом с тонкими чертами и бледно-серой кожей. Девушка в старомодном бордовом платье, видневшаяся в комнате, походила на него как сестра.

— Стрелять бесполезно. — Мужчина протянул руку и надавил на палец детектива, лежащий на спусковом крючке.

Раздался выстрел. Гарретт неверяще следил за пулей, попавшей Второму в сердце, за ним самим, растянувшим тёмно-красные губы в ехидной улыбке, за Терезой, хладнокровно стоящей подле связанного толстяка с заткнутым ртом.

— Вас могли услышать, Джеральд, — заметила девушка, наклоняясь к жертве. — Надо ускориться. Придётся делать венесекцию…

— Нет свидетеля — нет преступления, — ухмыльнулся мужчина, показав две пары чрезмерно крупных клыков.

Смазанной тенью он прыгнул вперёд. Джеймс упал на пол под его весом. В спину впечатался уголок брошенной книги. В шею впились острые клыки. Кровь потекла за воротник. В сочетании с ледяными губами Джеральда она казалась слишком горячей.

— Дерк! Де-эрк! — заорал мужчина, резко вскочив. — Со-олнце!

Джеймс открыл зажмуренные от страха глаза. Полутёмные ранее комнаты наполнились ярким светом, умножавшимся во многочисленных линзах. Джеральд и Тереза метались вокруг, пытаясь спрятаться от него. Внезапно мужчина вспыхнул и осыпался пеплом.

— Джеральд! — вскрикнула девушка, сама сгорая под солнцем.

На полу остались два белёсых пятна.

Гарретт поднялся, морщась от боли в спине. Убрал револьвер и дотронулся до шеи. Рана неприятно ныла, но хотя бы перестала кровоточить.

Он прошёл в комнату. Инженер сидел на стуле, запрокинув голову. Из разреза на сгибе локтя падали красные капли. Последние — мужчина был очень бледен и не дышал. Под его рукой стояла квадратная пятилитровая канистра, по горлышко заполненная кровью.

Багровая жидкость как будто светилась изнутри, звала. Возникло иррациональное желание попробовать её на вкус. Джеймс бросил взгляд на обескровленного Теренса и почувствовал подступающую тошноту. Отпрыгнул в сторону. Его вырвало.

Морщась, Джеймс выбрался обратно к лестнице и с ужасом заметил, что пепел, оставшийся от Терезы и Джеральда, загорелся. Бесшумное, холодное пламя синего цвета расползалось по полу, стенам, занавескам.

Гарретт чуть ли не кувырком скатился вниз и выбежал из дома, каким-то чудом не забыв брошенный в прихожей портфель.

Он миновал бегом уже две улицы, когда мимо прогремел пожарный паромобиль — большая рыжая цистерна с водой, увешанная дребезжащими железяками. Джеймс остановился восстановить сбившееся дыхание.

«Что это было? — спросил он самого себя и тут же ответил: — Вампиры».

Детектив расхохотался, напугав трёх женщин, проходивших мимо. Да, вампиры! Все в детстве читали страшные сказки о существах, что пьют человеческую кровь и не страшатся оружия смертных. И он легко бы принял версию о подражателях, захотевших обрести бессмертие. Однако иней, пуля, возгорание на солнце и невероятная скорость, с которой мог двигаться Джеральд, утверждали обратное. Джеймс был растерян: мысль о существовании вампиров никак не укладывалась в его голове.

В полном смятении Гарретт добрался до остановки городского транспорта, а затем и до Мэйн-Парка. Там сообщил инспектору, что дом искомого инженера сгорел, выслушал отзывы опрошенных сержантами в предыдущие четыре дня, сводившиеся к тому, что управлять электричеством невозможно, и отпросился домой. Происшествие требовало осмысления в спокойной обстановке.

Дома Джеймс первым делом отстирал подкладку пальто и пиджак, изведя на них почти половину куска мыла. Когда самые явные следы нападения были уничтожены, он отмыл шею от крови и всмотрелся в зеркало, чтобы оценить рану.

С ней случилось что-то невероятное: вместо ожидаемых красных пятен от клыков слева, как раз поверх артерии, поблёскивало льдисто-голубое изображение восьмиконечной звезды.

— Джеймс, что это? — Мать, появившись у него за спиной, в ужасе всплеснула руками.

Он не заметил её появления, и теперь поспешно накинул халат. Неприлично было стоять перед женщиной с голым торсом. Да и странная звезда оказалась прикрыта воротом.

— Где ты так отбил себе спину? — продолжила мать.

У Джеймса отлегло от сердца: она увидела синяк от падения, а не это нечто.

— Упал, — лаконично ответил он.

— Упал, — проворчала мать. — Вот упадёшь однажды и не встанешь больше. Моего жалованья нам с Зайчонком не хватит!

— Не упаду, — улыбнулся Джеймс. — Обещаю.

— Ох, горе моё… Иди в комнату. Раз уж ты сегодня раньше вернулся, то отдыхай. Я сегодня мясной пирог купила в честь начала мая. Хоть что-нибудь вкусное съедим.

— Отлично.

Он перебрался в спальню и улёгся на узкую скрипучую кровать, уткнувшись лицом в подушку. Перед мысленным взором Джеймса вновь возникли Тереза и Джеральд, прошмыгнул оставшийся невидимым Магнус, всколыхнулось синее пламя. Чем больше он размышлял о них, тем больше уверялся: вампиры абсолютно реальны. В конце концов, Джеймс смирился с этим, решив, что легенды и сказки никогда не возникают на пустом месте.

Однако было в этой истории то, чего он не мог понять. Кто такие «они», которых упомянул Джеральд? О каком молчании шла речь?

Так или иначе, Гарретт пообещал себе не рассказывать Чейну деталей. Просто синий пожар. Мало ли, что за химикаты хранил Теренс? В лечебницу для психически больных детективу не хотелось.

Александрия, Андария30 мая 373 года со дня основания Андариона

Вокзал Кингсуэй, находившийся в южной части Александрии, был как всегда шумным и многолюдным. В здании столпился народ, ожидавший прибытия поезда Шиптаун—Спрингтон. Кто-то кого-то встречал, кто-то собирался куда-то ехать, сновали носильщики, среди которых попадались и современные механические грузчики с компактными паровыми двигателями... На платформах тоже было оживлённо, но там, в основном, обсуждали стоящий в стороне товарный состав всего из трёх вагонов, окружённый вооружённой охраной.

Поговаривали, что внутри было имущество одного промышленного магната, только что вернувшегося из длительной поездки в Дельканию. Иные утверждали, что там были изобретения его младшего сына, якобы талантливого инженера. Соглашались они в одном: состав принадлежал господину Бартоломью Рэнделлу.

В стороне от этой суеты шла по шпалам женщина средних лет, одетая в простое дорожное платье синего цвета, неопределённо-серое пальто и поношенную чёрную шляпку, вышедшую из моды лет десять назад. В руках у неё были маленькая дорожная сумка и билет до Литтл-тауна, крохотного городка близ столицы. Там находилась женская школа-интернат при храме Милосердной. В этой школе училась её маленькая дочь.

Женщина собиралась сесть на поезд Шиптаун—Спрингтон, чтобы добраться туда и привезти малышку Эли в Александрию на лето. Школа, конечно, работала и в это время года, но занятий не было, поэтому те девочки, у кого была такая возможность, отправлялись по домам.

Квартирка женщины находилась недалеко от вокзала, со стороны железнодорожных путей, и ей было легче пройти через них, чем обходить вокзал, несмотря на то, что при этом обычно приходилось пролезать под парой составов, готовящихся к отбытию.

На этот раз женщине повезло: на её пути стоял лишь состав Рэнделла, который можно было и обойти. (Да и смогла бы она приблизиться к нему, когда рядом стояла охрана?) Однако произошло непредвиденное.

Пока она шла мимо поезда, внутри кто-то возился. Охрана не беспокоилась — видимо, это был свой человек. Внезапно стенка центрального вагона вспучилась и с оглушительным громом взорвалась. Острые куски сплава, который должен был выдержать даже попадание из корабельной пушки, понеслись во все стороны.

Послышались крики раненых охранников и их ошарашенных коллег. Женщина просто упала навзничь, почти разрубленная пополам особенно крупным куском металла.

* * *

Из вагона показался высокий мужчина в шахтёрском противогазе. Через его плечи были перекинуты две большие сумки. В клубах дыма и всеобщей суматохе его никто не заметил. Он с сожалением посмотрел на женщину и, тряхнув головой, тихо пробрался на платформу, стянув по дороге противогаз, под которым прятались ярко-рыжие волосы. Ему хотелось посмотреть на дело своих рук со стороны, прежде чем придёт ещё один нужный ему поезд.

* * *

Джеймс начинал беситься. Во-первых, уже месяц не наблюдалось никаких продвижений в деле: след таинственного гения так и не был найден, электричество никем не использовалось. Во-вторых, всё это время Гарретт подспудно боялся превратиться в вампира, начать пить кровь… Каждый вечер он разглядывал своё отражение в поисках изменений (например, клыков), но ничего не находил. Это злило ещё больше.

Единственным положительным событием оказалось появление приятеля. Да, он сблизился с инспектором Чейном! Наверное, долгие вечерне-ночные разговоры о деле способствовали. Или совместное распитие дрянного кофе по утрам в полицейской столовой.

Как-то Чейн поделился своими наработками по ограблению. Джеймс онемел, когда услышал сумму ущерба и имена некоторых клиентов банка, деньги и ценности которых хранились в его Центральном отделении. На эту сумму можно было бы построить ещё две Александрии с пригородами в придачу!

Однако это никоим образом не приблизило детективов к разгадке. Никто не строил Александрии, увы.

Зато начальство, решившее, похоже, что они страдают от безделья, отправило обоих на вокзал Кингсуэй, когда там прогремел взрыв.

Они подошли к месту трагедии минут на пять позже криминалистов. Один из экспертов как раз приступил к идентификации погибших. Всех охранников ему назвали их выжившие сослуживцы, а о женщине мог рассказать лежащий рядом с её рукой билет.

— Роси Гарретт, — опередил криминалиста Джеймс, закрывший шляпой побелевшее как снег лицо.

— Соболезную, детектив. — Инспектор Чейн тоже снял шляпу с головы. — Вы сможете продолжать работу?

— Да, инспектор, благодарю. Я опрошу свидетелей на платформе, — проговорил Гарретт, разворачиваясь и медленнее, чем обычно, уходя прочь от места трагедии.

Впервые за долгое время он не только не радовался чьей-то смерти, но и осознал, какую оглушающую, опустошающую боль чувствуют родные погибших, которых он всегда безжалостно расспрашивал об убитых, утонувших или упавших откуда-нибудь родственниках или друзьях.

Джеймс шёл к платформе и не чувствовал ни себя, ни земли под ногами. Он словно стал неосязаемым призраком, лишённым связи с миром.

Краем глаза он всё-таки заметил высокого молодого человека в чёрных сапогах с декором из непонятных металлических нашивок. Мужчина держал в руках две объёмные дорожные сумки; к одной из них был прикреплён машинистский шлем.

Усилием воли Джеймс вернулся в реальность. Он поднялся на платформу и с видимостью прежней беспристрастности принялся допрашивать всех подряд. Один раз даже задал вопрос механическому грузчику, чем вызвал смешки окружающих и их мнимое сочувствие измотанному детективу.

Закончив, Гарретт не стал искать Чейна. Вместо этого пошёл в Мэйн-Парк и по пути завернул в почтовое отделение. Там он сел за столик в углу хорошо освещённого зала и, попросив у клерка бумагу и конверт, начал письмо сестре:

«Милая маленькая Эли, прости, пожалуйста, если тебя напугает то, что мама не поехала за тобой в школу. Ввиду определённых обстоятельств тебе придётся задержаться в Литтл-тауне. Не грусти! Я буду писать тебе, Зайчонок, и чуть позже заберу тебя домой.

С любовью,

твой брат Джеймс».

Джеймс запечатал конверт, написал на нём адрес и отнёс письмо в ящик для отправки. Через пару дней его Зайчонок получит письмо и обо всём догадается — она умная девочка. Он сам не знал, почему не смог прямо написать, что мама погибла. То ли это было слишком жестоко для малышки, то ли он проявил малодушие... Неважно!

Гарретт пришёл в Мэйн-Парк и поспешил к Чейну. Тот был у себя.

— Вероятно, придётся связывать дела. Нам опять описывают вашего одинокого тайри, — сообщил инспектор, едва Джеймс переступил порог его кабинета. — Все охранники в один голос твердят, что видели его, но были настолько ошеломлены, что никто из них и не подумал задержать его.

— Совсем никто? — переспросил детектив.

— На самом деле один из наших криминалистов слышал, как один охранник сказал, что этот гад похож на старшего сына господина Рэнделла, некоего Генри Джеральда. То есть по фигуре похож, лица они не видели.

— Здорово… — пробормотал Гарретт. Опять это имя, а ведь он уже подзабыл того вампира.

— Протоколы вот, смотрите. — Чейн протянул ему несколько листов бумаги. — Следов никаких, украли всё содержимое одного конкретного вагона, состав взрывчатки неизвестен. И почему гад остался жив, тоже неизвестно.

Джеймс перенёс в записную книжку основную информацию и снова кропотливо зарисовал схему замка.

— За отчётом патологоанатома я схожу сам, если хотите, Джеймс, — предложил инспектор. Кажется, он впервые назвал временного помощника по имени.

— Благодарю, — пробормотал Гарретт.

В общем кабинете он завесил свою доску новыми бумажками и с нетерпением ожидал появления инспектора с отчётом. Тот всё не приходил и не приходил.

Наконец, спустя час Чейн влетел в общий кабинет. Он был зол, почти в ярости.

— У суперинтенданта сидит Бартоломью Рэнделл! — выпалил он под удивлённые возгласы других детективов. — Он назвал стоимость украденного изобретения. Третья, мать её, новая Александрия! Но что это за изобретение, он не говорит! Ни в какую!

Джеймс молчал. Он углубился в отчёт. Дело об ограблении становилось его личным делом.

* * *

Генри Джеральд Рэнделл, высокий молодой человек с вечно всклокоченными рыжими волосами, приехал в Александрию пару часов назад из Силверкрона. Он должен был встретить отца, прибывшего из Шиптауна, куда приходил принадлежащий сэру Бартоломью пароход «Оливетта». Заодно предстояло проследить за разгрузкой вагонов с какими-то изобретениями сводного братца Чарльза.

Вообще, семья у них была интересная. Промышленный магнат Бартоломью унаследовал солидное состояние от своего отца и преумножил его. В триста сороковом году он женился на Аннелизе Родерих, дочери своего дельканского партнёра. Через пять лет родился сын Генри. Ещё через шесть лет они со скандалом развелись. Аннелизе забрала часть их имущества, но сын остался с отцом, который снова женился в конце того же года на милоринской актрисе Оливетте Сенешаль, двумя годами ранее родившей ему сына Чарльза.

Младшего сына любили больше. Отец сразу приучал его руководить своей компанией, тогда как Генри начинал работать простым инженером. Хотя это скорее являлось преимуществом: он гораздо лучше Чарльза разбирался в машинах, производящихся на заводах Рэнделла.

Единственное, чего он не знал: чем занимается брат и какие его творения находятся в охраняемом составе. А было бы любопытно их увидеть...

Можно было отдать дорожные сумки механическому грузчику и идти заниматься делами, но сплетни людей на платформе были слишком интересны. Обсуждалось громкое апрельское ограбление, от которого пострадали и Рэнделлы. Генри заслушался...

...После взрыва он с неким чувством мстительного удовлетворения покинул вокзал. Приятно было, что творения Чарли пострадали. Однако погибших было очень жаль, особенно проходившую мимо женщину.

Теперь не было ни необходимости, ни желания встречать отца. Он явно будет в ярости. Поэтому Генри нанял паромобиль из стоящих на привокзальной площади и попросил ехать к гостинице «Сайленс», куда он собирался заселиться.

Гостиница встретила скромностью и тишиной. Генри расписался в книге приезда, получил ключи и поднялся в чистую уютную комнату. Интересно, его семья по прибытии поселится в «Роял Хаус» или выберет место потише и подальше от журналистов?

На следующий день Генри спустился в холл гостиницы и, заметив странный ажиотаж возле газетного киоска, сбегал за свежим выпуском «Андарского вестника», чтобы почитать за завтраком.

На первой же странице был крупный заголовок «Ограбление на Кингсуэй: три скандала за один день!»

Причина ажиотажа прояснилась: люди любят скандалы! Генри проглядел статью.

...Неизвестное взрывчатое вещество способно разрушить мощную броню...

...К расследованию привлечён сын погибшей Роси Гарретт! Это противоречит пропагандируемой беспристрастности полиции...

...По словам очевидцев, преступник похож на старшего сына Бартоломью Рэнделла. Где пребывает данный молодой человек, полиции неизвестно...

Читая часть статьи, посвящённую его персоне, Генри с трудом сдерживал эмоции. Это в его планы не входило. Некий журналист Вёрджил Бёрнс оказался слишком пронырливым!

Отца, представительного пожилого мужчину с такими же лохматыми, но уже седыми волосами, он встретил ровно между представительством его компании и Мэйн-Парком. Сэр Бартоломью прогуливался пешком.

— Почему ты не встретил нас вчера? — спросил он. — Оливетта очень расстроилась. Ты же знаешь, что у неё слабое здоровье!

«Ага, страшный недуг — неконтролируемая страсть к семейному доктору. — Генри мысленно закатил глаза. — Прозрей, наконец!»

— Сочувствую, — вздохнул он вслух. А что ещё сказать, чтобы не нарваться на конфликт?

— Я вчера был у суперинтенданта Мэйн-Парка, — уведомил сына мистер Рэнделл. — Улики, по его словам, указывают на тебя.

— Каким образом?

— Ты был на вокзале. Преступник был одет в такую же одежду... Да, это домыслы! Но и обратного ты не докажешь!

Снова вздохнув, Генри решил дойти с отцом до Мэйн-Парка и облегчить полицейским поиски.

Разговаривал с ним тот самый Джеймс Гарретт, невысокий человек с бледным лицом и карими глазами, запавшими от недосыпа и невыразимо печальными.

— Сочувствую вашей утрате, — произнёс Генри уже в конце разговора, когда все показания были записаны.

— Уже прочли утреннюю газету, мистер Рэнделл? — скривился детектив. — Знаете, иногда хочется найти этого Бёрнса и застрелить его! Уже который раз он публикует то, чего не следовало бы.

— Журналисты... — усмехнулся Генри.

— Кстати, мистер Рэнделл, вы не скажете, что было украдено? Ваш отец молчит...

— Не имею понятия, — раздражённо перебил Генри. Ему самому было интересно, что же привезли из Делькании!

Детектив пожал плечами и отпустил его. Оснований задерживать не было.

Неприметный серый паромобиль «Einfachheit» плавно двигался в Силверкрон. Просёлочная дорога была прямо-таки ужасна: грузовые паромобили продавили в ней глубокие колеи, которые вдобавок размыли тающий снег и весенние дожди. При этом водитель ухитрялся найти такой путь, чтобы его пассажир не сильно страдал от тряски.

Чарльз Рэнделл заметил это далеко не сразу — первые часа два пути он мысленно проклинал грабителя, посмевшего покуситься на его изобретение, отца, укравшего у него целый день этой поездкой, и заодно сводного брата. Юноша часто сравнивал себя с Генри, и выходило почти всегда в пользу последнего.

Старший брат был, прежде всего, смелее. В детстве он сбегал играть вместе с простыми мальчишками, а став старше, не чурался иметь дело с обычными рабочими. Получается, Генри был ещё и свободнее Чарльза, вечно скованного то указаниями матушки и хорошими манерами, то общественным мнением. Кроме того, брат был сыном женщины из высшего общества, а он — сыном актрисы, имевшей славу куртизанки, если не хуже. К тому же Генри внешне походил на отца, а Чарльз был брюнетом с мягкими чертами лица и фигурой астенического типа, как и его мать. По этому поводу частенько проходился его старший братец. Мол, а сын ли он Рэнделла?

Радовало лишь одно: Чарльз был гораздо успешнее Генри в их семейном деле — и изобретения его отец принимал, и к работе его привлекал. Нет, Генри, конечно, тоже не был обделён! Но нельзя же сравнивать рядового инженера с предполагаемым наследником дела!

Наконец Чарльзу надоело злиться, и он принялся рассматривать то, что было вокруг. Снаружи тянулся бесконечный лес, уже полностью проснувшийся после зимы, но словно перечёркнутый полосами, оставшимися на стекле от капель воды.

— Опять дождь. Третий раз за неделю, — заметил он, чтобы завязать разговор с водителем.

Тот никак не отреагировал: ни словом, ни даже каким-либо звуком. Чарльз, не любивший, когда его игнорируют, повернулся к нему. Водитель, заметив это, оторвал от руля одну руку и указал на ящичек, расположенный перед передним пассажирским сиденьем. Чарльз открыл его и обнаружил внутри только один предмет — потрёпанный жёлтый блокнот. Юноша взял его и откинул обложку. На первом же листе отвратительным почерком человека, явно не привыкшего писать, было нацарапано:

Не гоВорЮ.

— Печально, — произнёс Чарльз, положив блокнот обратно. Не имея возможности поболтать, он стал рассматривать водителя.

Тот почему-то напомнил ему эльфа, изящное порождение тайрийского фольклора, жителя бескрайних цветочных лугов и дремучих лесов. Невысокий и слишком хрупкий для мужчины, вряд ли старше двадцати, с прямыми огненно-оранжевыми волосами, обрезанными у подбородка наподобие каре, он должен был рядиться в яркую одежду, играть на арфе и петь весёлые эльфийские песни, а не водить машину и носить мешковатый серый комбинезон с уродливой старой кепкой. Пожалуй, от эльфа в нём остался только ярко-зелёный шейный платок, кое-где порванный и зашитый серой ниткой.

Почему-то этот парень вызвал у Чарльза чувство тревожной тоски по чему-то далёкому и непостижимому. Машинально юноша вновь открыл ящичек и достал блокнот. Пролистав пару страниц, он увидел ещё несколько записей:

Ксилли эла-Кэлль

ПонИмаю АНдарскИи

СдЕлаю

Нет

Да

— Ты общаешься с помощью записок? — спросил Чарльз, предусмотрительно открыв блокнот на развороте с нужными ответами.

Водитель вновь оторвал одну руку от руля и махнул ею вперёд, в сторону слова «нет».

— Нет? А это что? — Рэнделл помахал блокнотом в воздухе.

Водитель пошевелил пальцами, будто перебирая что-то, и указал на блокнот. Чарльз подумал немного и решил, что нужно пролистать ещё несколько страниц. Догадка оказалась верна: он нашёл весьма реалистичный рисунок. На нём человек, похожий на водителя, высунув от усердия кончик языка, что-то записывал, а рядом стоял молодой мужчина, показывающий ему лист бумаги с буквами. Над рисунком было аккуратно написано имя. Эйн.

Что ж, Эйна, своего помощника-механика, Чарльз узнал бы и без подписи.

— Он показал тебе эти надписи?

Водитель кивнул.

— Так, — Юношу осенило. — Ксилли эла-Кэлль — это ты?

Снова кивнул.

— Красивое имя, — сказал Чарльз неожиданно для себя. Впрочем, почему неожиданно? На самом деле красивое, переливчатое. Эльфийское.

Ксилли смущённо улыбнулся. Наверное, не привык слышать приятные слова. Тем более по такому поводу!

Остаток дороги они молчали. Рэнделл хотел бы продолжить разговор, но не знал, на какие вопросы Ксилли смог бы ответить. Образ эльфа, поселившийся в голове Чарльза упрямо твердил, что надо расспросить его о провинции Тайри и её фольклоре, однако это точно было невозможно — требовались слишком сложные, подробные ответы, которых точно не было в блокноте.

Через некоторое время дорога выровнялась, вдали показались длинные здания складов и чёрные трубы заводов — промышленная часть Силверкрона.

— В Саммерсет-Холл, — напомнил Чарльз.

Ксилли вновь кивнул. Не доезжая до города, свернул влево и через пару миль⁽¹⁾ подъехал к большому мрачному особняку, окружённому кирпичной стеной с основательными бородками мха.

— Передай на склад, чтобы приготовили всё вот из этого списка, — приказал Рэнделл, доставая из портфеля объёмную папку в кожаном переплёте. — Это нужно доставить в мою мастерскую. А вот это — возьми с собой. — Он достал из кармана укороченного бежевого плаща свёрнутый вчетверо лист. — После обеда будь здесь. Мы едем обратно.

Ксилли молча вылез из машины, обошёл её и открыл перед ним дверь, слегка склонив голову.

Все его движения были настолько точны и грациозны, что пресловутое «эльф» окончательно закрепилось для Чарльза за юным тайри. Однако в то же время его неприятно царапнула мысль: он не должен так склоняться! Эльфы кланяются только своим правителям, но не жителям другой страны!

Рэнделл тряхнул головой, сбрасывая наваждение, встал и прошёл сквозь калитку на территорию Саммерсет-Холла, дома своей семьи. Он миновал маленький парк с фонтаном, поднялся по трём ступеням к двери и распахнул её. В доме — поднялся на второй этаж, в кабинет отца, открыл сейф и достал оттуда пару папок с документами. Сложив их в портфель, Чарльз спустился вниз и заглянул в кухню.

— Добрый день, сэр! — поприветствовала его экономка, полная женщина средних лет.

— Добрый день, Марта. Есть ли что-то на обед? Или можно ли приготовить что-то, что будет съедено через полчаса?

— Разумеется, сэр. Только что сварили грибной суп. Будете?

— Да, пожалуй.

Он быстро съел свой обед и умчался, едва заслышав шум приближающегося паромобиля.

Выйдя из калитки, Чарльз увидел, что Ксилли сидит рядом с машиной на собственной куртке.

— Что делаешь? — вполне дружелюбно поинтересовался он у тайри. Тот в ответ показал ему бутерброд.

— Ладно. Открой багажное отделение и ешь дальше.

Пока Чарльз проверял, всё ли из списка в наличии, Ксилли успел доесть и теперь стоял рядом.

— А это что? — Рэнделл постучал пальцем по небольшому оцинкованному ящику, притулившемуся в углу. — В списке этого нет, да и надпись здесь… Это что, тайрийский?

Ксилли кивнул и достал из кармана тот самый блокнот и карандаш. Открыв разворот с рисунком, он ткнул карандашом в мужчину, затем повёл рукой куда-то на юго-запад.

— Эйн и запад? — уточнил Чарльз.

Кивок.

— Эйн попросил передать что-то в Александрию?

Отрицательное мотание головой и те же жесты, но в обратном порядке.

— Эйну что-то отправили?

Кивок и постукивание пальцем по буквам на ящике.

— Из Тайри?

Кивок.

— Переведёшь, что там написано? — Чарльзу вдруг стало любопытно.

Ксилли нарисовал в блокноте жирный знак вопроса.

— Хм… Ты вообще не умеешь писать?

Очередной кивок. Кажется, это было его любимое движение.

— Знаешь, Ксилли, я, пожалуй, научу тебя, если будет время. Отец ведь закрепил тебя за моим паромобилем. Значит, будем часто видеться.

Тайри поднял на него ошарашенный взгляд. Глаза у него были под стать эльфу — огромные, с пушистыми ресницами, невероятного, невозможного сиреневого цвета.

— Поехали! — буркнул Чарльз, отвернувшись. В тот день все и вся норовили вывести его из равновесия!

1) Одна миля равна 1,6 километра.

Вернуться к тексту

Вересковые пустоши, густые рощи и редкие города виднелись в окно поезда. Размеренный перестук колёс позволял забыться, хотя бы на время вычеркнуть из памяти последние дни, которые то и дело всплывали в голове отдельными картинками: изуродованная мать рядом со взорванным вагоном, статья Бёрнса, скрытный и раздражительный отпрыск промышленного магната... Последний был так похож на портрет грабителя-убийцы, что Джеймс уже при первой встрече проникся к нему жгучей неприязнью.

Впрочем, эта встреча была также последней. Ведь Гарретта отстранили от обоих дел после публикации той статьи и отослали из Александрии — перевели в полицейское управление Уайтфилда, крохотного городка где-то на востоке провинции Крей.

Теперь не могло быть и речи о том, чтобы забрать Зайчонка из школы. Хорошо, хоть Чейн поддержал: попросил прислать новый адрес, когда Джеймс приедет. За Эли Чейн тоже обещал по возможности приглядывать, потому как старший брат не смог бы навещать её.

Поезд остановился посреди вересковой пустоши. Джеймс взял свой рабочий портфель и драный рыжий чемодан, оставшийся ещё от отца, и вышел на пустую платформу. Никто, кроме него, не покинул вагонов на этой станции.

Он огляделся. Пустошь, вереск, васильково-голубое небо и две колеи от паромобиля, ведущие к строениям, поднимающимся вдали. Джеймс пошёл по этой дороге.

Уайтфилд оказался больше, чем Гарретт думал изначально, но всё равно не поднимался выше трёх этажей. Городок встретил его аккуратными домиками с покатыми крышами и часто заострёнными кверху окнами, раскидистыми деревьями на каждой улице и блаженной тишиной, о которой Джеймс так мечтал в Александрии.

Он шёл по улице, и каждый встречный с любопытством разглядывал его. Чужак всегда интересен! На центральной площади, где находилась вся жизнь города (мэрия, мужская и женская школы, храм и полиция), Гарретт повернул к двухэтажному зданию с синей черепичной крышей.

Он вошёл в небольшой холл, где скучал за столом дежурный. Оттуда вели всего две двери: в подвал — к камерам — и налево — в общий кабинет, где кто-то увлечённо спорил.

— Что вам?.. — зевнул дежурный, приоткрывая один глаз. Тут же он распахнул оба и даже подскочил на стуле, увидев чужака.

— Я детектив Джеймс Гарретт, переведённый на службу в полицейское управление Уайтфилда, — представился Джеймс.

— О! — многозначительно изрёк дежурный и заорал во всё горло, развернувшись к лестнице за своей спиной: — Инспектор Вуд! Инспектор Вуд!

Наверху хлопнула дверь, и послышались тяжёлые шаги. На лестнице показался старший инспектор, глава полиции Уайтфилда. Это был плотный высокий мужчина лет пятидесяти, начавший лысеть, с пышными бакенбардами, двойным подбородком, носом-картошкой и добрыми глазами дядюшки, которого племянник оторвал от послеобеденного сна очередной шалостью.

— Что там, Джонни? — добродушно спросил он.

— Детектив, переведённый из Александрии.

— А, столичный парень! — Инспектор перевёл взгляд на Джеймса и его чемодан. — Ну, за что тебя сюда услали?

— Понятия не имею, — соврал Гарретт.

Инспектор просмотрел его удостоверение и сопроводительное письмо от суперинтенданта Мэйн-Парка, вытащенные из кармана пальто, удивлённо поднял брови и сочувствующе похлопал Джеймса по плечу.

— Ты не переживай, парень! Политики, журналюги и магнаты — все козлы. А мы, простые люди, живём по-простому! Нету нам до них дела, мы преступления расследуем!

— Много ещё народу тут читает «Андарский вестник»? — вздохнул Джеймс.

— Нет! — хохотнул инспектор. — Так, парень, иди сейчас по этому адресу. — Он быстро написал что-то на клочке бумаги, взятом у дежурного. — Там живёт вдова Уилкинс, которая сдаёт комнаты. На работу заступишь завтра. Всё равно тут ничего серьёзного произойти не успеет!

Гарретт посмотрел на листок. Вспомнив, что уже проходил мимо этого дома, он не стал спрашивать дорогу.

Миссис Уилкинс жила на углу Райт-стрит, в большом доме из красного кирпича, прикрытом деревьями. Когда Джеймс тронул дверной молоток, в доме раздался протяжный мелодичный «бом-м» механического звонка. Дверь открыла костлявая пожилая женщина в блёкло-сиреневом платье, с которым по старой памяти носила корсет, и белом фартуке. На её седых волосах, собранных в пучок на затылке, красовался опрятный домашний чепец.

— Здравствуйте, сэр, — произнесла она мягким голосом. — Вам нужна комната?

— Добрый день, мэм. Да.

— Проходите, проходите. — Она распахнула дверь пошире. — Пойдёмте! Томас, наш начальник полиции, говорил, что вы приедете.

Гарретт вошёл в длинный и узкий холл, освещённый солнцем, проникавшим из маленького окошка над дверью. Прямо посередине стояла деревянная лестница, украшенная резьбой в виде каких-то шестерёнок и труб.

— Направо — мои комнаты. Туда не заходить! — указывала миссис Уилкинс. — Под лестницей — дверь на кухню, откуда есть ещё один выход. Слева у нас столовая. Наверху две квартиры. Слева живёт машинистка Верити Бёрнс, милая юная леди, так что вы занимайте любую комнату в правой. Ванная наверху тоже есть. Беру третью часть вашего жалования за комнату и еду. Вот ключ.

Она достала из маленького стенного шкафчика за декоративной медной панелью два ключа на железном колечке и унеслась на кухню, где что-то подгорало.

Поднимаясь по лестнице, Джеймс не удержался от ироничного смешка. Машинистка Верити Бёрнс! Она могла бы быть сестрой журналиста Вёрджила Бёрнса. А что, он готовит статьи, а она их печатает!

Как бы то ни было, им, к несказанному счастью Гарретта, не придётся быть совсем уж соседями: их разделяет целый холл второго этажа!

Поднявшись, он увидел, что всё помещение заставлено книжными полками. Большая часть томов содержала классику разных стран, было много энциклопедий, нашлась даже полка, целиком заполненная книгами по механике и физике, а в дальнем углу затаился загадочный «Перечень малых народов Туманного архипелага».

Около большого окна с лёгкими бежевыми занавесками с пыльным ламбрикеном размещались два глубоких тёмно-красных кресла. Вообще оба холла были каких-то тёмно-деревянных цветов, и из-за этого можно было забыть, что находишься в кирпичном доме.

На втором этаже оказалось три двери. Посередине, видимо, располагалась ванная, что было хорошо для старого дома. Из-за левой двери доносился яростный стук печатной машинки — мисс Бёрнс что-то писала или переписывала. Справа царила тишина.

Отперев дверь, Джеймс изумлённо присвистнул. Эта квартира разительно отличалась от его столичной клетушки и явно стоила больше, чем треть месячного жалования полицейского! Небольшая гостиная, куда он попал, тоже была тёмной. У левой стены стояли аккуратный камин, два мягких кресла коричневого цвета с найконскими клетчатыми пледами и маленький столик. Под окном находилась коричневая софа, справа — между дверьми в комнаты — письменный стол с обитым тканью стулом. Окно обрамлялось плотными нежно-серыми шторами.

Второй ключ подходил к обеим дверям. Джеймс решил занять угловую комнату с жёлтыми лилиями на бледно-голубых обоях. Всю мебель там составляли средняя кровать под покрывалом глубокого синего цвета, тумбочка с необычным, «шестерёнчатым» подсвечником, простой шкаф с зеркалом внутри и стул, брат того, что был в гостиной. Синие шторы, что порадовало Джеймса, не пропускали уличного света совершенно.

Его немногочисленные пожитки едва заняли половину шкафа. Разложив их, Джеймс спустился на первый этаж. Часы на стене пробили пять. Время чая для тех, у кого оно есть.

Сам Гарретт не пил пятичасового чая уже несколько лет. Хорошо, если ему удавалось поесть два раза в сутки, куда уж говорить про подобную роскошь!

— Вы здесь? — Из кухни появилась хозяйка с подносом, на котором стояли заварочный чайник, сахарница и три чашки. — Проходите в столовую, присаживайтесь. Верити! — крикнула она наверх. — Спускайтесь, милая! Будем пить чай!

Джеймс взял из рук миссис Уилкинс поднос, и та вновь скрылась на кухне. Он прошёл в светлую, солнечную столовую с большими окнами, лёгким сиреневым тюлем и разнообразными комнатными цветами, поставил поднос на стол, покрытый белой скатертью с кружевной каймой, и занял стул в углу, чтобы не мешать дамам ходить.

Через минуту на лестнице послышался перестук каблуков, и в столовую вошла девушка. Джеймс против воли залюбовался ею. Одного с ним роста, если не считать изящных каблуков чёрных туфелек с ремешками, стройная, она обладала милым мягким лицом, пухлыми губами, приподнятым любопытным носиком, большими серыми глазами с длинными ресницами. Короткие русые кудри облаком вились вокруг головы, выбивались вперёд, и она, сердито хмурясь, поправляла их тонкой рукой с розовыми ноготками и двумя родинками на запястье. Серая юбка облегала её фигуру от талии до бёдер, а ниже расширялась элегантными складками, открывая лодыжки, белая блузка вопреки моде имела высокий воротник, подчёркнутый лиловой брошью-бабочкой.

В глазах девушки при виде Гарретта мелькнуло удивление. Наверное, она не слышала, как он прибыл.

— Красивая брошь, — задумчиво отметил Джеймс.

— Что за мода?! — возмутилась она. — При первой же встрече смотреть на грудь женщины?

— Простите, мисс, — сказал Гарретт, поняв свою ошибку. — Я не хотел вас оскорбить.

— Ничего. Вы новый постоялец? Я Верити, машинистка. Работаю в мэрии.

— Джеймс, детектив. С завтрашнего дня работаю в полиции, — повторил её монолог Гарретт.

— Тот самый, которого отослали? — Глаза Верити сделались большими от удивления.

— Вы тоже читаете «Андарский вестник» и Бёрнса? — снова вздохнул Джеймс.

— Да. Но если вам не нравится эта тема, давайте побеседуем… о погоде! Какую погоду вы любите?

— Дождь, — просто ответил Гарретт. — Я люблю гулять под дождём.

— Но ведь он холодный и мокрый! — Верити неприязненно поджала губы.

Миссис Уилкинс принесла ягодный пирог и заботливо разложила его по тарелкам.

— Зато дождь чистый, — заговорил Джеймс после пары минут тишины. — Он смывает александрийский туман, небо после него чистое-чистое, как в детской сказке. А я, стоя под проливным дождём, каждый раз надеюсь, что он смоет с меня серость, что выглянет солнце не только надо мной, но и в моей душе.

— Ну, милый мой, чтобы смыть серость, надо перестать носить серую одежду! — фыркнула хозяйка, неодобрительно покосившись на него: Джеймс как обычно был одет в тёмно-серые брюки, серый жилет и бледно-серую рубашку.

— А какую погоду любите вы, мэм? — спросила Верити, помешивая ложечкой чай. Чашка отзывалась звонким «тон-тон».

— Я люблю солнце. Оно такое яркое, что глаз радуется! — отозвалась хозяйка. — Вкусный пирог, мистер Гарретт? Берите ещё, не стесняйтесь!

— А я люблю тепло, — мечтательно произнесла мисс Бёрнс. — Вы бывали в Тариоле? Нет? Жаль! Вот там всегда прекрасная погода. А вам, Джеймс, понравилось бы в Зимее! Например, в Каллисте, пишут, часто идут дожди.

— Если у меня когда-нибудь появятся деньги, мисс, я вспомню ваши слова! — пообещал Гарретт.

Вечером он написал письмо Чейну и отнёс его на почту. Благо, почтмейстер жил при отделении и не закрывал его допоздна.

Через несколько дней пришёл ответ. Инспектор отправил короткую записку:

«Я сделал себе копии, поэтому пересылаю это вам. Вы же не бросите дела, я надеюсь? В воскресенье по работе поеду в Литтл-таун. Передам Алисе привет от вас.

Колин Чейн».

Помимо неё в конверте лежали все листы, ранее висевшие на доске рядом со столом Джеймса. Он даже не подумал захватить их и продолжить работу над делом. Да и ему запретили... Но никто не запрещал думать! Чейн, по крайней мере, придерживался такого мнения.

После допроса Генри, желавший удовлетворить своё любопытство, побывал в представительстве отцовской компании. Он по привычке вошёл через чёрный ход и, пройдя по узкому коридору, очутился на складе. Там он нашёл седого, но всё ещё крепкого тайри с мозолистыми руками, почерневшими от масла. Этот мужчина был механиком, одним из старейших работников компании. В молодости он пробовал себя в качестве изобретателя, однако его работы встретили холодно и постепенно забыли.

Генри считал себя его учеником и очень уважал этого человека. Вот и сейчас сперва направился к нему.

— Мистер эла-Баус! — окликнул его Генри.

— О, юный господин Рэнделл! — Почему-то эла-Баус часто называл его так, что весьма злило Чарли. — Вы к нам зачем?

— Что привезли из Делькании? — сразу спросил тот. — Любопытство гложет!

— Какой-то паролёт, — пожал плечами эла-Баус. — Сэр Чарльз хотел представить его на Ежегодной Выставке Технологий у Её Величества в августе. Но его украли!

«Он всё-таки собрал его. Дерк, ну почему не я?» — думал Генри.

— Вас это расстраивает, не так ли, сэр Генри? — понимающе усмехнулся механик. — Пусть вы не изобрели пока ничего, что одобрил бы ваш отец, но вы можете сделать нечто большее! Я в своё время с этим не справился, но вам стоит попытаться. Всё же у вас больше возможностей, чем у старого тайри!

— Что вы мне предлагаете? — заинтересовался Генри.

Эла-Баус снял с шеи овальный медальон и протянул его Рэнделлу. Генри поднял крышку и развернул лежавший там листок.

— Интересная загадка, — улыбнулся механик. — Человек, загадавший её мне в мои тринадцать, обещал нечто великое. Я не получил ничего за всю мою жизнь, но кто знает, может, это не фантазии...

Эла-Баус вернулся к работе, а Генри уселся на ящик в углу склада и прочитал надпись на листке.

«На Востоке нет им входа в пределы города.

На Западе они живут даже рядом с домом бога.

То, что тебе нужно, лежит под крылом ворона,

Около того, что живые зовут порогом.

XXX, XI, II».

«Загадка и три цифры: тридцать, одиннадцать, два, — мысленно усмехнулся Рэнделл. — Что можно с ними сделать? Итак, цифры расположены в порядке убывания, но закономерности нет (или здесь не все цифры). А если все? Например, ячейки в банке обозначаются тремя цифрами: отделение, ряд, ячейка в ряду. Но это не ячейка!».

Он хотел облегчить себе работу и спросить у эла-Бауса, что тот об этом думал. Но лень проиграла гордости, поэтому Генри остался сидеть на ящике и обратился к загадке.

«О чём это? Вероятно, это две загадки в одной, но...»

Он вспомнил, как его семья путешествовала по восточным странам. Тогда их проводник (вроде бы того звали Мухаммедом) много интересного рассказывал о жизни местного населения. Генри был уверен, что в разговоре с ним мелькала фраза о чём-то, запрещённом в городах, но он не мог вспомнить, что это было.

Генри задумался о вороне, который считался вестником смерти в некоторых культурах, и тут его осенило: речь шла о кладбище! На Востоке строили города так, чтобы кладбища оставались за стенами, а на Западе они допускались на территории храмов!

«Более того, — ликовал Генри, — здесь сказано, какое именно кладбище имеется в виду! Это Рейвенхаус, находящееся на западной окраине Александрии. А цифры — ряд, секция, могила. Но что такое порог?»

Он решил пойти на кладбище и попробовать найти ответ там. Ждать не стал, сразу же вышел со склада, нанял паромобиль и поехал.

Без труда добравшись до нужного места, Генри понял, о чём говорилось в загадке, едва увидев вторую могилу одиннадцатой секции. Она находилась как будто на крошечном холмике, по которому поднимались три ступеньки.

Генри подобрался поближе и прочёл выбитое на камне:

Анна Маргарет Каннингем, любимая сестра

2 марта 271 — 8 декабря 299

Воровато оглядевшись и не увидев людей, он присел рядом со ступеньками и пошевелил их. Поддалась, хотя и не сразу, средняя. Он отодвинул её и вынул из тайника оцинкованный ящик, запертый на навесной замок. На крышке была гравировка:

«В вересковой пустоши находится белое поле.

В этом белом поле находится зелёный город.

В зелёном городе есть старая часовня.

В старой часовне тебя ждут старые совы».

Тут всё казалось намного легче: взять карту Крея и найти на ней нечто под названием «Белое поле». А может, просто город вроде Гринтауна или Гринвилла.

Генри запихнул ящик в сумку, похвалил себя за то, что взял большую, и вернулся в гостиницу пешком.

Подробная карта Андариона у него была, но она ничего не давала. Пришлось бежать в книжный магазин и покупать отдельную карту провинции. На ней, впрочем, тоже не нашлось ничего «зелёного». Однако он обнаружил городок Уайтфилд. Белое поле!

Деятельный характер Генри не позволил ему усидеть на месте. Он начал собираться в поездку, чтобы найти «старых сов», которые, очевидно, помогут ему открыть ящик. Не давал покоя лишь один вопрос: почему эла-Баус не разгадал столь лёгких загадок? Не пытался?

Он прервал сборы только ради ещё одного допроса в Мэйн-Парке. Проводил его инспектор Чейн, который вёл дело об ограблении. Ничего нового Генри не поведал, он только поинтересовался в конце:

— Могу ли я выехать из города, господин инспектор? Или я подозреваемый?

— Можете, мистер Рэнделл. Андарион невелик — не затеряетесь. Но вам необходимо уведомлять полицию о своих перемещениях.

— Я собираюсь в Уайтфилд, провинция Крей. — Смысла скрывать не было. К тому же, мало ли причин для поездки?

— Весёлого времяпрепровождения! — Инспектор усмехнулся каким-то своим мыслям и отпустил его.

При встрече с отцом Генри сообщил, что едет в Крей, чтобы узнать побольше о работе знаменитого изобретателя прошлого столетия, проведшего в этой провинции половину своей жизни. Об этом изобретателе он прочитал накануне, когда искал в библиотеке всю возможную информацию о городке.

Генри быстро собрался, сел на поезд и вскоре уже был в Уайтфилде.

Городок этот напоминал остров в огромном море вереска. Вокруг буквально всё было покрыто этим растением. Лишь железнодорожная платформа, дома вдали и роща с другой стороны рельсов возвышались над бескрайними зарослями.

Сам Уайтфилд своими простотой и тишиной походил на какой-нибудь кериссианский городок у моря. Жители лениво прогуливались под деревьями, на лавках торжественно возлежали коты. Девушки игриво цокали каблуками и подмигивали незнакомцу. Дети бегали по улице и смеялись. Дворник отдыхал в тени разросшегося клёна, положив метлу на колени.

— Как много приезжих развелось! — проворчала какая-то старушка, вооружённая клюкой и пуделем. — То девчонка, то детектив, то этот вон... Инженер! Тьфу!

Генри хмыкнул. Как просто было опознать его профессию! Сейчас, в эпоху бурного развития технологий, инженеры были видными людьми во всех смыслах этого слова: и профессия перспективная, и одевались соответственно — обязательно сапоги и куртки с нашивками. Обычно они были медными, но Генри предпочитал латунные нашивки, лучше смотревшиеся на чёрной коже сапог. Другим обязательным предметом для инженера был машинистский шлем, закреплённый на его чемодане. Ну, ещё нужны были инструменты на специальном поясе, но они, если их хозяин не был позёром, извлекались только в рабочее время.

Поздоровавшись с дворником, Генри разговорил его и вскоре узнал, где можно поселиться. Ему указали на дом на углу Райт-стрит, в котором сдавались комнаты. Рэнделл пошёл туда.

Дом встретил тенью деревьев и заедающим дверным звонком. Открыла сухонькая старушка с седыми волосами под чепцом и милыми морщинками на лице.

— Добрый день, мэм. Прошу прощения, что заявился без предупреждения — я до последнего не знал, что нужно будет посетить этот городок. Могу я снять комнату в вашем доме? — ослепительно улыбнулся он.

— Вы инженер? Я всегда рада принять гостей! Назовите, пожалуйста, ваше имя, — попросила женщина.

— Генри Родерих. — Он представился по матушкиной фамилии. Она хоть и была известна, но казалась более распространённой и незаметной.

— Вы к нам из Делькании? — Собеседница удивлённо подняла брови.

— Нет, я всю жизнь прожил в Андарионе и лишь немного — там. — Генри покачал головой.

— Понятно. Что ж, прошу. — Она отошла от двери, пропуская его внутрь. — Меня зовут миссис Маргарет Уилкинс. Кроме того, сейчас в моём доме живут юная мисс Верити и мистер Гарретт, детектив, переехавший из Александрии.

Она провела словесную экскурсию по дому и выдала ключи, обозначив примерную стоимость проживания. Денег у Генри было сравнительно немного, но вполне достаточно, так что он сразу заплатил за неделю, намереваясь задержаться в Уайтфилде именно на этот срок.

Поднявшись по скрипучей лестнице на второй этаж, он оглядел заполненные книжные полки, примечая интересную литературу, и свернул к правой квартире.

Там, по словам миссис Уилкинс, жил детектив Гарретт из Александрии. Генри искренне сомневался в существовании двух подобных, поэтому заранее ухмылялся, предвкушая их вечерний разговор на тему «Какого дерка вы, сэр, тут забыли». Было у него мнение, что детективу он не очень понравился...

Войдя в лаконичную гостиную, Генри открыл правую дверь и очутился в комнате со светло-зелёными стенами. Шторы и покрывало были цвета ёлок. Из мебели присутствовали только кровать в полтора человека, стул, тумбочка со стилизованным под какой-то механизм канделябром и шкаф, куда легко поместилось содержимое обеих сумок.

Генри запихнул их под кровать и выбрался в гостиную. Там он уселся в кресло (как всегда делал — боком, положив колени на подлокотник) и развернул карту городка, пытаясь определить, что такое «зелёный город».

Карта не помогала. Он напрасно просидел над ней долгое время. Выписки из книги об Уайтфилде, которые он сделал в одной из библиотек Александрии (чтобы отыскать книжечку, пришлось обойти их все), тоже были бесполезны.

Генри решил спросить об этом названии у хозяйки. Он уже спускался вниз, когда пропел дверной звонок. После работы вернулся детектив Гарретт. Ужин и вечер обещали быть забавными.

Дни в Уайтфилде были абсолютно одинаковыми. Все преступления сводились к пьяным дракам, мелким кражам и одному убийству (умер кто-то, а родственники наследства не поделили). В спокойной обстановке Джеймс расслабился и даже перестал курить. У него было достаточно времени для сна, на обед все расходились по домам в обязательном порядке, коллеги приняли его вполне благосклонно, хотя он и здесь не влился в коллектив.

Две недели протянулись неспешно и мирно. Чейн написал снова: он уверял, что с Эли всё в порядке, но она скучает.

В их некогда общем деле подвижек не наблюдалось. Эла-Ши на очередном допросе напоили-таки «эликсиром правды» под видом воды, но это привело лишь к тому, что он обозвал всех андарцев в целом и старшего инспектора в частности «гл-лязными пал-лазитами» и «дул-лаками». Установили, что вагон был «взорван без взрывчатки», то есть криминалисты вообще ничего не нашли.

Писал он и об ищейках из Тайной канцелярии Её Величества, приходивших и шипевших. Им, однако, дела не отдали, так как суд постановил, что данные преступления не несут вреда суверенитету и безопасности государства.

Джеймс читал письмо Чейна на пассажирском сиденье паромобиля. Они с Джонни ехали в подведомственную полиции Уайтфилда деревушку, где кто-то что-то украл. Гарретт мог бы справиться и в одиночку, но он не умел управлять паромобилем или ездить на лошади, а идти пешком было слишком далеко.

С кражей разобрались быстро. Джонни, заступивший на службу этой весной, справился сам. Джеймсу можно было и не ехать.

Скорость оказалась на руку — они вернулись в Уайтфилд в восемь вечера, а не за полночь, как думали. Попрощавшись с парнишкой у дома, Гарретт позвонил.

— Я открою, мэм! — оповестил странно знакомый мужской голос. Тяжёлые шаги пробежали от лестницы до двери, и та отворилась.

Джеймс сначала подумал, что спит. Перед ним стоял высокий молодой человек с длинным лицом и характерной челюстью дельканца, внимательными зелёными глазами и беспорядочной шевелюрой.

— Вы возмутительно рыжий, сэр, — мрачно произнёс Гарретт, входя.

— А вы возмутительно невежливый, сэр! — захохотал Генри Джеральд Рэнделл.

— Вы знакомы? — Из кухни выглянула хозяйка.

— Виделись, — буркнул Джеймс.

— Замечательно! — воскликнула она. — Мистер Гарретт, когда пойдёте переодеваться, позовите, пожалуйста, мисс Верити ужинать.

— Да, мэм, — кивнул он.

В гостиной Джеймс обнаружил карту Крея, которой у него не было. Это значило, что мистер Рэнделл теперь живёт в этой же квартире. Наверное, миссис Уилкинс считала неправильным подселять мужчину к юной мисс. Гарретт, в общем-то, был с ней согласен, но не тогда, когда речь шла о его, Гарретта, личном пространстве.

Во время ужина Джеймс молча наблюдал за соседями. Верити с любопытством разглядывала нового жильца и изредка задавала ему вопросы о Делькании. Господин инженер рассказывал много и интересно.

— Скажите, мистер Родерих, — заговорила миссис Уилкинс, — почему вы приехали в наш городок?

Джеймс удивился этой фамилии и навострил уши, готовясь услышать ответ.

— В прошлом веке здесь какое-то время жил один изобретатель. Я хочу изучить его биографию. — Мистер Рэнделл покосился на Гарретта, словно говоря: «Видите, вам незачем на меня злиться».

За весь вечер Джеймс так ничего и не сказал. Он пожелал спокойной ночи дамам и поднялся к себе.

— У вас есть объективные причины ненавидеть меня? — поинтересовался Рэнделл, появляясь в гостиной.

— Вряд ли. Но у ненависти, если вам угодно звать её так, редко есть объективность — она слепа. — Джеймс отложил местную газету, которую читал до того, на подлокотник кресла и уставился на портрет какого-то мужчины в военной форме, висевший над камином.

— Меня подозревали в ограблении, в ходе которого погибла ваша мать, — вспомнил собеседник, заняв второе кресло. — Это причина. Но моя вина не доказана, так что справедливее ненавидеть безымянного преступника.

— Тайри, — добавил Джеймс, чтобы посмотреть на реакцию Рэнделла.

— Вот! А я дельканец наполовину! — Тот нравоучительно поднял указательный палец.

— Это не доказательство. К тому же вы сказали, что ваша вина не доказана, хотя могли бы утверждать, что вы невиновны.

— Для вас это ничего не будет значить. Но, — усмехнулся он, — если слово джентльмена в наше время ещё ценно, я даю вам слово, что не совершал этих двух ограблений. Собственно говоря, во время первого я находился в Силверкроне и прибыл только перед вторым. Да я уже говорил и вам, и тому инспектору. Он, кстати, улыбался, когда услышал, куда я еду.

— У Чейна своё чувство юмора, — хмыкнул Джеймс, впервые повернувшись к собеседнику.

Помолчав, Рэнделл заметил:

— Будет забавно, если сюда приедет и тот журналюга Бёрнс!

— Я тоже думал об этом. Между прочим, он однофамилец нашей юной соседки.

— Юной? Я бы назвал её нашей ровесницей. Ей ведь года двадцать три?

— Мне и вам — двадцать шесть и двадцать семь соответственно. А вообще я говорил в сравнении с хозяйкой, — Гарретт пожал плечами.

— Тогда возможно. Скажите, детектив… — Рэнделл подался вперёд. — Вам не известно, что местные называют зелёным городом?

— Как я понял, это местная шутка. Мол, если город — «белое поле», а пустошь вокруг него в стихах Уайетта Смита названа «вересковым лесом», то ближайшую рощу прямо-таки необходимо назвать городом. Только зачем вам это?

— Для начала я найду то, зачем сюда приехал, а потом уже расскажу. Идёт?

Джеймсу не осталось иного, кроме как согласиться, хотя было весьма любопытно, что на самом деле привело этого человека в глубокую провинцию.

* * *

Детектив в домашней обстановке позабавил Генри и вызвал чувство не то жалости, не то сочувствия. Он был какой-то... заброшенный, но не пустой, если так можно сказать о человеке. Более правильным было бы сравнение с воробьём. Он тоже серо-коричневый и никому не нужный. Скачет, что-то делает, но всё равно ненужный...

На следующий день он поднялся спозаранку и ушёл на работу. Это показалось Генри необычным, но Гарретт, видимо, не считал субботу выходным днём. Или, что тоже возможно, он сегодня был за дежурного констебля.

Сам Рэнделл поднялся часов в девять, выпил чудесного кофе, сваренного мисс Бёрнс в честь нового соседа, и, накинув привычную летнюю куртку с латунными нашивками-пуговицами, направился на почту.

За скромную плату почтмейстер мог предоставить лошадь. Взяв под уздцы неказистую коняшку соловой масти, Генри двинулся к роще. Любопытство гнало его на поиски нового послания от таинственного любителя загадок. Кроме того, он надеялся обнаружить ключ от ящика, найденного в Рейвенхаусе.

Оставив лошадь на опушке, он углубился в рощу. Обойти её целиком не составило труда, и вскоре Генри наткнулся на развалины часовни.

Когда-то, двести-триста лет назад, это было простое, но красивое здание из белого камня с пристроенной сверху башенкой. Сейчас оно выглядело угрюмо: стены потрескались, черепица обвалилась, окно зияло чёрной пустотой, витражное стекло осыпалось.

— Остались совы, — сказал себе Генри.

Обломанные ветки хрустели под сапогами, вдали пробирался сквозь кусты зверь, где-то высоко пели птицы — и вот всё стихло. Ни один живой звук не проникал в часовню даже сквозь дыры в крыше.

Там было не только тихо, но и почти пусто: лишь старые, потрескавшиеся от времени деревянные скамьи стояли, сдвинутые к стене. Генри бросил куртку на ближайшую.

— Совы, совы, со-о-о-овы?! — пропел он, поднимая голову. Эхо ответило протяжным «о-о-ы».

На потолке, рядом с башенкой, обнаружилось выжженное изображение совы. Генри возмутил подобный вандализм, но он достиг цели — нашёл эту птицу! Только... Как до неё добраться?

Рэнделл передвинул под рисунок одну скамью. Потолок в часовне, конечно, был не слишком высок, но её оказалось мало. Пришлось ему взгромоздить сверху ещё одну.

— Вы уверены? — саркастично спросил подкравшийся детектив Гарретт. Генри отчётливо представил себе приподнятую тёмную бровь на его лице.

— Что вы здесь делаете? — Рэнделл задал вопрос, уже стоя на верхней скамейке и разглядывая потолок в поисках подходящей трещины.

— Гуляю. У меня, знаете ли, выходной. Полиция Уайтфилда имеет обыкновение отдыхать в субботу и воскресенье, — объяснил Гарретт, практически не меняя интонации.

— Отлично! Х-ха! — Генри нашёл выступ в начале башенки и подтянулся на нём. — Вам всё же нравится работать в этом месте?

— Возможно, — вздохнул собеседник снизу. — Сэр, что вы ищете? Ваша сова, о которой вы несколько минут назад изволили петь, нарисована в другом месте.

— Мне нужно много сов! — заявил Рэнделл, пролезая к витражному окну. — Нашёл!

Изначально в окне был витраж-икона, но позже, судя по разному цвету металла, его заменили новым — совой. А вместо глаз у совы были колечки двух фигурных ключей, скрещенных в виде клюва. С трудом Генри вытащил их и спрятал в карман. Он начал медленно и осторожно спускаться.

— Не упадите, мистер Рэнделл, — предостерёг детектив, наблюдавший за ним.

Он и не собирался падать в такой важный момент! Генри спокойно спустился на скамью.

Что-то треснуло. Скамья вдруг стала наклонной. Потеряв равновесие, Рэнделл рухнул на пол, зацепив детектива.

— Дерк возьми! — прошипел тот. — Вы в порядке?

Генри сел. Правая рука болела, пальцы отказывались шевелиться. Он закатал рукав рубашки. Локоть начинал опухать.

Детектив покачал головой. Встав, он помог Рэнделлу подняться.

— В Уайтфилде есть врач?

— Да, сэр, вам повезло: он приехал всего неделю назад, — сообщил Гарретт, выходя из часовни.

Не успел Генри последовать за ним, как тот вернулся, держа в руке небольшую крепкую палку.

Он помог Рэнделлу надеть куртку на правое плечо, сунул палку в рукав и как-то хитро закрепил руку с помощью всё той же куртки.

— Где вы этому научились? — удивился Генри.

Детектив, пожав плечами, проворчал:

— Работа у меня такая.

Пока они выбирались из леса, Рэнделл попытался углубиться в мысли, чтобы не чувствовать боли. Он рассматривал конец палки, торчащий из рукава, изредка бросал взгляды на Гарретта... Детектив оказался интереснее, чем Генри думал вначале.

До города шли долго. В основном, из-за лошади, воспылавшей ненавистью к Гарретту. Он облегчённо выдохнул, когда животное вернули почтмейстеру.

— Как вы? — поинтересовался детектив уже около нужного дома.

— Скверно. Надеюсь, он никуда не ушёл, — отозвался Генри.

Врач, к их счастью, находился у себя в приёмной. Он сразу занялся рукой Рэнделла, попросив Гарретта никуда не уходить.

— Зачем? Господин инженер может и сам найти дорогу, — возразил тот.

— Я хочу с вами поговорить, — не терпящим возражений тоном сообщил врач.

Пока Генри накладывали гипс, он продолжал думать о детективе и никак не мог составить его портрета. Джеймс Гарретт казался то ворчливым мизантропом, то одиноким неудачником, но кем он был?.. Генри не мог понять.

Выпроводив пострадавшего, доктор пригласил Джеймса в свой кабинет, тёмный из-за плотно закрытых штор, заставленный коробками и старой мебелью.

— Я не успел навести здесь порядок, — пожаловался мужчина, зажигая свечи в канделябре. — Садитесь куда угодно. Как думаете, скоро газовые лампы доберутся до провинции?

— Они и в столице не везде есть, — хмыкнул оставшийся стоять Гарретт, разглядывая собеседника. Тот был тощ, бледен, светловолос и красноглаз. Джеймс, осенённый внезапной догадкой, полушутя поинтересовался: — Доктор, вы альбинос или вампир?

— Браво, детектив! — рассмеялся тот, обнажив белоснежные клыки. — Вы уже научились видеть нас?

— Что вы под этим подразумеваете? — Гарретт насторожился: разговор поворачивал в каком-то странном направлении.

— Значит, нет, — понял доктор. — Что же, позвольте объяснить вам всё по порядку. Собственно говоря, за этим я и попросил вас остаться.

— Говорите.

— Итак, как вы уже, наверное, поняли, я тот самый Магнус. Магнус Пэйл. — Мужчина опёрся спиной о стену, скрестил руки на груди и продолжил: — Я вампир. Мой народ существует на Дамариттэ (так мы зовём Архипелаг) с тех пор, как наши родичи альпы изгнали нас из Делькании. Мы отказались от пития крови в удовольствие и лишь раз в месяц убиваем какого-нибудь одинокого толстяка, чтобы накормить семью.

— И сколько таких семей? — спросил Джеймс.

— Шесть во всём Андарионе. Итого семьдесят два толстяка в год, — подсчитал Магнус. — Вам ли не знать, детектив, что это ничтожнейший вклад в общее количество смертей в стране?

— Пожалуй, — согласился Гарретт. — Теренс должен был стать вашим майским блюдом?

— Да. Но увы, мой дражайший кузен поступил неосмотрительно, — покачал головой доктор. — Как глупо! Покусать свидетеля, забыть про солнце, погибнуть самому и погубить сестру… К слову, как вы себя чувствуете? Жажда крови не мучает?

— Было… когда увидел вашу канистру. — Джеймс скривился. — Отвращение пересилило.

Магнус вздёрнул брови.

— Мало тех, кто смог воспротивиться, — проговорил он. — Обыкновенно ритуал алс'танелин проводится полностью: кого-то кусают, он пьёт кровь человека и становится одним из нас, — пояснил вампир.

— И часто такое происходит?

Гарретт с ужасом представил, что было бы, попробуй он тогда крови.

— Только когда умирает другой вампир, — с еле заметной грустью сказал Магнус. — Но мы отвлеклись... Некоторые обстоятельства вынудили меня покинуть дом Теренса, и по возвращении я застал пепелище. Тогда я вызвал из нашего дома Этельбургу, старейшую из вампиров, прозревающую сквозь время. Она передала мне картину случившегося до момента смерти кузенов. Я стал искать вас, чтобы привести к нам в качестве нового вампира, сына Джеральда. Когда выяснил, что вы в Уайтфилде, приехал сюда и стал наблюдать.

— Но я не вампир. Каковы будут ваши действия в таком случае?

— Я вижу на вас Печать Сииррэ, — поведал Магнус. — Этельбурга запретила кому бы то ни было рассказывать о ней. Сами однажды поймёте. Пока же торжественно посвящаю вас в Знающие, — выделил он последнее слово. — Отныне вы осведомлены о нас, а мы — о вас.

Как только эти слова прозвучали, по комнате пополз уже знакомый иней. Вампир отошёл от стены, взял со стола узкий металлический футляр длиной около пятнадцати дюймов⁽¹⁾ и протянул его Джеймсу.

— Отныне семьи вампиров Дамариттэ: Пэйлы, Сильвермисты, Редблады, Флеминги, Шейды и Кроу — помогут вам спастись от инквизиции, буде она выйдет на ваш след. Но если вы прямо или косвенно причините нам вред, будете убиты.

— Благодарю за честь. — Гарретт вежливо склонил голову и взял футляр.

— Этельбурга приказала передать это вам, — пояснил Магнус. — Откройте.

Джеймс починился. Внутри футляра лежала мизерикордия с ромбовидным сечением и простой рукоятью, оплетённой серой кожей. И само оружие, и его ножны были сделаны из бледно-голубого металла. На внутренней стороне крышки виднелась надпись на неизвестном языке.

— Запомните: этот предмет не должен покидать пределов Архипелага, — сообщил вампир. — Что же, моё время в Уайтфилде закончено. Даю краткую инструкцию. В комнате наверху спрятан доктор Уэлч, который приехал сюда в моём багаже. По легенде, он должен был прибыть в городок в качестве врача, однако попал в руки коварного психиатра Касла, захотевшего занять его место для своих целей.

— Бенедикта Касла, которого я пытался поймать всю зиму? — опешил Джеймс.

— Да. Я позволил себе вмешаться в его планы, чтобы претворить в жизнь свои. — Пэйл довольно улыбнулся, вновь обнажив клыки. — Представим, что вы героически убили его в ходе схватки. Ещё живой злодей, к слову, находится в соседней комнате. Если хотите, я сам его убью, — предложил Магнус.

— Зачем вам это?

— Он альбинос. Идеальное прикрытие для меня. Итак, мы договорились? — Он протянул руку.

— Договорились. — Гарретт кивнул, скрепив рукопожатие. Похоже, ему предстояло впервые в жизни солгать полиции из-за одного не в меру инициативного нелюдя. Кое-что вспомнив, Джеймс поинтересовался: — Вы не знаете, возможно ли использовать электричество как оружие?

— Что? — переспросил вампир. — Хм… Я нечто подобное слышал довольно давно… Почему вы спрашиваете?

— Старое дело. Причина моего визита к Теренсу.

— Я попробую разузнать что-нибудь и напишу вам, — решил Магнус. — Приступим? Вам — наверх.

Они вышли из кабинета, и Джеймс поднялся в мансарду. В единственной комнате обнаружился лысоватый человек лет пятидесяти. Непонятно было, жив ли он.

— Доктор Уэлч? — позвал Гарретт на всякий случай, не решаясь приблизиться. Кто знает, насколько можно верить нелюдям? Впрочем, никакой реакции на его зов не последовало.

— Готово. — Рядом возник Магнус. — Мистер Касл в ходе схватки упал и ударился головой о каминную полку. Разрешите предоставить веское доказательство? — Вампир прищурился, занося руку.

— Дерков сын! — выругался Джеймс, когда кулак Пэйла впечатался ему в скулу.

— Прошу прощения, — невинно улыбнулся Магнус. — Конспирация требует жертв. До свидания.

Он развернулся и скрылся внизу. Гарретт покачал головой и подошёл поближе к Уэлчу. Судя по ровному дыханию, тот просто спал. Значит, можно было временно оставить его и сообщить о якобы случившемся инспектору.

Перед выходом Джеймс заглянул в гостиную и внимательно оглядел место убийства. Касл действительно лежал у каминной полки. Его голова была проломлена, на углу полки виднелось красное пятно. Да, вампиры определённо не ограничивались семьюдесятью двумя убийствами в год! Это ещё Джеральд доказал.

Прикрыв дверь в комнату, Гарретт покинул дом и направился искать жилище инспектора.

Уайтфилд был маленьким городом, но ориентироваться в нём приезжие обычно не могли. Всё потому, что официальные названия улиц почти никогда не соответствовали общепринятым. Так, ни один житель не знал, где находится дом один по Олдридж-стрит, зато Старший дом они с радостью указывали. Однако эти адреса совпадали. В Старшем доме жил мэр. Соответственно, инспектор Вуд обитал в доме Правом.

Джеймс пока не наловчился соотносить альтернативные названия, так что ему пришлось немного поплутать по пустынному городу, все жители которого попрятались от июньской жары.

«Ещё час назад было холодно!» — мысленно проворчал Гарретт, снимая пиджак. Хотелось точно так же избавиться от жилетки, а может, даже закатать рукава рубашки. Но он, к сожалению, находился вне дома.

— Джеймс! Кого-то ищешь? — окликнули его.

Справа от дороги, за низеньким забором, стоял искомый инспектор.

— Добрый день, сэр, — поздоровался Гарретт. — Вас.

Вуд приблизился к изгороди и всмотрелся в лицо подчинённого.

— Кто это тебя?

— Об этом я и хотел бы поговорить, — сообщил Джеймс. — Случилось… небольшое недоразумение.

— Рассказывай, — потребовал инспектор, напустив на лицо серьёзный вид.

— Итак… — Гарретт на миг прикрыл глаза, собираясь с мыслями, и заговорил: — Две недели назад в Уайтфилд взамен умершего прибыл новый врач. Некто Уэлч. Сегодня я сопроводил к нему своего соседа (этот чокнутый сломал руку в лесу) и опознал в докторе Уэлче преступника Бенедикта Касла, психиатра-садиста, ставившего бесчеловечные эксперименты на пациентах в Александрийской психиатрической лечебнице. Он тоже узнал меня и предложил поговорить после ухода мистера Родериха. Признаю, я поступил неосмотрительно… Но поймите меня: Касл зверствовал в столице несколько лет! В общем, вместо разговора мы подрались. И я убил его, — закончил Джеймс, решительно глядя Вуду в глаза.

— Как? — спросил посерьёзневший инспектор.

— Он упал, разбив голову о камин.

— Ну-с, парень, запишем это как ликвидацию преступника при задержании. Так, кажется, звучит формулировка? — уточнил Вуд. — Жаль только, что мы остались без врача.

— Уэлч жив и находится в том же доме.

— Совсем хорошо! Эй, Дик, Гарри! — крикнул инспектор, заметив на улице пару мальчишек. — Сбегайте-ка в лавку к Говарду! Пусть пришлёт к дому врача своих сыновей и освобождает большой холодильник! И к Джонни загляните! Пусть берёт машину и марш ко мне!

Мальчишки разбежались в разные стороны.

Около часа потребовалось, чтобы братья Говарды унесли завёрнутый в большую простыню труп, доктор Уэлч пришёл в себя, а Джонни, снабжённый подробнейшими указаниями, уехал в Александрию. Потом инспектор кратко объяснил собравшимся на шум зевакам, что столичный детектив победил опасного преступника. В это время Джеймс стоял в тени ближайшего дерева и краснел от смущения и стыда.

Когда ему удалось сбежать к миссис Уилкинс, Гарретт заперся в комнате, проигнорировав вопросы соседей.

1) Примерно 38 см

Вернуться к тексту

Детектив вернулся от доктора с замечательным синяком на лице. Генри хотел бы узнать, как так получилось, но взгляд Гарретта безмолвно посылал всех в Бездну. Пришлось ограничиться риторическим «Всё в порядке?» и оставить его в покое.

Сам Генри расположился в кресле с томиком стихов Уайетта Смита. Обычно инженер выбирал прозу, считая поэзию уделом зануд, но его подкупила связь поэта с загадками. Стихи Генри неожиданно понравились. В них плавный шелест ветра превращался в неспешное поскрипывание флюгеров, розоватый вереск переплетался с тёмными хвойными лапками, серый запах дорожной пыли мешался со сладковатыми ароматами полей…

— Он что, заперся? — Недовольный голос вывел Генри из дебрей его воображения и заставил горестно вздохнуть.

— Вероятно, — ответил он мисс Верити. — Вы стучали?

— Стучала. Нет ответа, — отмахнулась она и крикнула: — Мистер Гарретт, я вам лёд принесла!

Через пару секунд в замке повернулся ключ, и детектив появился в гостиной.

— Вот. — Девушка протянула ему свёрнутое полотенце и небольшую синюю баночку с мазью.

— Спасибо, мисс Верити, — сказал Гарретт.

— Только не уходите, — попросила мисс Бёрнс, когда он шагнул обратно в комнату. — Миссис Уилкинс предложила сегодня устроить посиделки с книгой. Уважьте, пожалуйста, старушку! Она почти сорок лет жила одна, а тут народ в доме поселился!

— Когда? — поинтересовался детектив без особой радости.

— После обеда, — лучезарно улыбнулась девушка. — Вы тоже присоединяйтесь, мистер Р… Родерих!

— Хорошо, — согласился Генри, искавший способ забыть о боли в руке, и снова уткнулся в сборник стихов.

— Пойду скажу ей, что вы согласны. — Мисс Верити исчезла за дверью.

…В столовую Генри и мистер Гарретт спустились вместе. Детектив сразу же задвинулся в угол, к кадке с необычным растением, распустившим крупные белые цветы на широких синих листьях с голубоватыми прожилками.

— По-моему, утром здесь стоял другой цветок, — пробормотал Генри.

— Миссис Уилкинс перенесла его к себе, а этот… кажется, ирфию, — сюда, — поделилась мисс Верити, усаживаясь справа от двери.

— Ещё раз желаю вам доброго дня, мои дорогие постояльцы! — В столовой появилась сама хозяйка, нарядившаяся, видимо, по случаю предстоящих посиделок, в фиолетовое платье из бархата и убравшая волосы в высокую причёску, модную лет двадцать назад. — Мисс Верити уже сообщила вам, молодые люди, что я предложила устроить небольшой домашний праздник. По этому случаю на обед у нас будет блюдо, когда-то придуманное моим отцом, — рагу из свинины со строфариями и тиюмским чесноком. — Миссис Уилкинс с улыбкой поставила на стол своё творение и удалилась на кухню.

— Кхм, — кашлянул детектив, — не сочтите меня идиотом, но что такое строфарии?

— Милейшие сине-зелёные грибы, — пояснила мисс Верити. — Растут, в основном, в Тайри. Мне другое интересно: тиюмский чеснок… Где этот Тиюм?

— Тиюми, — поправил Генри. — Город на северо-востоке Тайри. И чеснок, кстати, вовсе не чеснок. Это ягода, которая, по поверьям, также отгоняет вампиров.

— Здорово, — поморщился Гарретт.

— Милый мой, вы ведь не вампир, — улыбнулась хозяйка, вернувшаяся с графином лимонада в руке. — Вам незачем бояться моего рагу!

Детектив настолько тяжело вздохнул, словно именно вампиром он и являлся. Остальные подавили смешки и принялись за еду. Рагу оказалось на диво вкусным, а лимонад в жару порадовал прохладой.

— Теперь предлагаю вам подняться наверх, — произнесла миссис Уилкинс. — Я пока помою посуду, а вы перенесите пару стульев в библиотеку и выберите книгу, которую мы будем читать. Можете взять абсолютно любую!

Гарретт взялся помогать ей перетаскивать посуду на кухню, а Генри и мисс Верити поднялись на второй этаж. Пока девушка открывала шторы и подвязывала их у стен, он кое-как перетащил старые тяжеловесные стулья из правой гостиной.

— Вам не следует так над собой издеваться. — Мисс Верити неодобрительно покачала головой. — Берегите руку!

— Сдаётся мне, больше никто в этом доме их не поднимет, — проворчал Генри. — А двигать стулья волоком — негуманно по отношению к паркету. Так что лучше я.

— Ох, ладно! — Девушка отмахнулась. — Какие книги предпочитаете?

— Любые, кроме тех, что на той полке, — указал инженер, устроившись на стуле. — Вряд ли вам это интересно.

— Вы правы. — Мисс Верити проигнорировала полку с точными науками. — Я бы вообще энциклопедии не брала. Так, что тут есть? «Дочь офицера», «Гувернантка»… Нет, любовные романы — плохой выбор! — фыркнула она, перейдя к другой полке. — «Девочка в странной стране», «Сказки материка», «Мальчик, который не стареет»… Не думаю. «Приключения отважного квартета», «Тридцать седьмая параллель», «Дело о страшной собаке»… Вот скажите, сколько раз вы это читали? — обратилась мисс Верити к Генри и заодно к Гарретту.

— Много. Не один раз, — отозвались они.

— Хм, а чего никто из нас не читал? — задумалась она и вдруг воскликнула: — Точно!

Девушка извлекла из какого-то угла небольшую книжицу в потрёпанной обложке.

— «Перечень малых народов Туманного архипелага», — прочитал детектив. — Интригующее название.

— Кто эти малые народы? — спросил Генри. — Те, кто жил в провинциях до создания Андариона?

— Возможно. — Мисс Верити пожала плечами, садясь в одно из кресел.

Гарретт расположился на стуле, оставив второе кресло хозяйке, и вытянул ноги.

— Я здесь, — сообщила миссис Уилкинс, появляясь на втором этаже.

Она прошла к креслу, поставила на широкий подоконник графин с водой и стаканы, села и бросила взгляд на обложку.

— Интересный выбор.

— Итак… — Мисс Верити открыла книгу. — Начнём. Прежде всего, отмечу: это рукопись некой Анны Каннингем, завершённая в двести девяносто девятом году от основания Андариона. Книге семьдесят четыре года!

Генри насторожился: он прекрасно помнил, кто такая Анна Каннингем.

— Оглавления здесь нет, — продолжала девушка своё исследование. — Начну с предисловия:

«Здравствуйте, те, кто заглянул в эту книгу! Я спешу Вас заинтриговать: здесь, в «Перечне…», нет ни слова о чопорных андарцах, свободолюбивых горцах из Найкона, мирных жителях Крейских пустошей, рыболовах Ранеллы или искусных ремесленниках Валиссы.

Нет, речь пойдёт, главным образом, о жителях провинции Тайри, ибо именно там обитают так называемые малые народы Туманного архипелага — те, о ком Вы, вероятно, слышали, но и те, кого Вы считали сказкой.

Что же, милые читатели, приятного знакомства!»

— Да, определённо интригующе! — заметила мисс Верити, переворачивая страницу. — Часть первая. Оборотни.

«Оборотни — это антропоморфные создания, имеющие дар к перевоплощению в зверей, птиц и — крайне редко! — рыб. Исключениями являются совы, ворóны и собаки, перевоплощаться в которых оборотни по неизвестной причине не умеют.

Оборотни физически сильнее людей и быстрее оправляются от ранений.

В целом, уклад этого народа не отличается от уклада тайри. Однако всё же есть несколько отличий. Во-первых, оборотни до помешательства привязаны к семье: потеря кого-то родного почти всегда оборачивается сумасшествием и превращением в ликантропа — чудовищного монстра, живущего жаждой крови и мести. Во-вторых, у оборотней существуют собственные праздники. Например, ночь Аэлли — день чествования Матери оборотней и восход младшей луны, случающийся раз в десять лет.

Вопреки расхожему мнению, оборотни меняют облик не бесконтрольно — они делают это по своему желанию. А вот ликантропы перевоплощаются в полнолуние. И да устрашится каждый, кто повстречал их под луной!»

— На этом всё, — сказала мисс Верити, отпив воды из своего стакана.

— Теперь передайте мне, — попросила миссис Уилкинс, протягивая руку.

Девушка отдала ей книгу. Хозяйка начала читать про эльфов, Гарретту достались пикси, Генри — тролли… С книгой определённо повезло: несмотря на некоторую абсурдность, всем было интересно послушать про мифические существа.

* * *

Пятнадцатое июня выдалось для Джеймса тяжёлым. Началось оно с прогулки и встречи с Рэнделлом, продолжилось делишками Магнуса и после обеда окончательно приобрело вампирский уклон. Синий цветок, чеснок, от которого неудержимо хотелось чихать, теперь вот книга. Радовало, что отрывок про вампиров выпал не ему, а Рэнделлу.

«Вампиры, — читал инженер, — единственный малый народ Архипелага, не живущий в Тайри. О них, пожалуй, меньше всего известно. Вампиры могут двигаться с невероятной скоростью и управлять льдом; они пьют кровь и боятся солнца; у них бледная кожа и красные глаза; они не стареют. Ходят слухи, что где-то живёт могущественная ведьма-вампир, способная воскрешать мертвецов без обращения их в вампиров.

На этом, к моему величайшему сожалению, сведения об этом народе исчерпаны.

С уважением,

автор, А. М. Каннингем».

— Это всё. — Рэнделл закрыл книгу и передал её мисс Верити.

— Что вы думаете? — спросила хозяйка.

— Неудачная попытка написать научные статьи, выдавая сказки за реальность. Но при этом небезынтересно, — резюмировала девушка.

— Неубедительно. Если была цель заставить нас поверить в существование этих народов, она не достигнута. Хотя в описании внешности эльфов я увидел одного своего знакомого, — поделился инженер.

— Похоже на фрагменты из протоколов, — сказал Джеймс. — Сухо, невыразительно, но привычно. В свете одного из моих последних дел звучит даже правдоподобно.

Разумеется, он говорил об убийстве Касла, но ограбление банка тоже казалось нелепым, хоть и отошло на второй план.

Касательно личности ведьмы-вампира у Гарретта нашлась одна догадка, однако он не собирался ею ни с кем делиться.

После чтения пили чай с малиновым пирогом, в котором всё-таки угадывалась дурацкая ягода-чеснок из Тиюми. Из-за неё Джеймс удрал в комнату, постоянно чихая. У себя он улёгся на кровать и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

Вампиры… Вокруг становилось слишком много разговоров о вампирах. Много странного… непонятная печать, книга Анны Каннингем...

Кроме этого, интерес для Джеймса представляли светильники в библиотеке. Эти матовые жёлтые шары испускали ровный свет и зажигались дёрганьем за кисточку, свисавшую со стены у лестницы. Сегодня он видел их в действии впервые. Мисс Верити и Рэнделл, судя по их восторженным взглядам, тоже не встречали подобного.

Джеймс покрутил в голове все странности, дела, которые вёл в Александрии, мимоходом порадовался сознательности местных, не совершавших преступлений по выходным (Магнуса он считать не стал), вспомнил Эли и мать…

Вечером на ужин заглянул инспектор Вуд. Он при всех сообщил Джеймсу, что труп благополучно пребывает в холодильнике Говарда. Этими словами гость спровоцировал гибель пяти тарелок, оброненных миссис Уилкинс, и юбки мисс Верити, на которую девушка разлила вишнёвый сок. Гарретту пришлось рассказывать всем о своих злоключениях.

Кажется, инженеру стало стыдно, ведь это из-за него состоялся визит к врачу. Сей факт Джеймсу понравился.

Пока Бартоломью Рэнделл наводил порядок в столичном представительстве, его младший сын перебрался в Силверкрон, чтобы присмотреть за заводом. Впрочем, мистер Винкль, управляющий, полагал, что там всё работало точно как часы, поэтому Чарльз приезжал нечасто. Он обосновался в мастерской Саммерсет-Холла, забрав с завода двух механиков, раньше работавших с Эйном.

Тот куда-то пропал, и Чарльз небезосновательно подозревал его в причастности к ограблению. Механик знал устройство паролёта, имел причины ненавидеть тех, на кого работал… Портили версию только незаметность, с которой немаленькое изобретение исчезло с вокзала, и странная взрывчатка. Тайри просто негде было её достать!

Так или иначе, теперь у Чарльза оказалось двое подручных — братья Ивар и Мэл, молчаливые парни с лицами, напоминающими морды хищных кошек, и тёмными волосами, похожими на густой мех.

Ксилли обитал тут же, в мастерской. Чарльз осознал, что учителя из него не выйдет, и пошёл по лёгкому пути: отыскал в недрах библиотеки букварь и пару учебников, оставшихся ещё с его детства, и принёс их Ксилли. Теперь тот сидел на ящике в углу и учился сам. Иногда его привлекали помогать в чём-то незначительном.

В работе прошли две недели. За это время механики, которым всё это время пришлось заниматься в основном плотничеством, полностью собрали корзину, а Чарльз почти завершил управляющий механизм.

В середине июня он как всегда рано пришёл в мастерскую, решил перепроверить кое-какие чертежи и обнаружил на рабочем столе короткую записку. Почерк Ксилли стал значительно ровнее, но остался узнаваемым.

«Спасибо, сэр!

Думаю, теперь могу перевести надпись».

Чарльз улыбнулся. Интересно, как эльф так быстро научился? И кто рассказал ему про знаки препинания? Он бросил взгляд на плотную пыльную штору, отделявшую стол от рабочей части мастерской, где сейчас визгливо скрипела пила. Братья? Как успел заметить Чарльз, Ивар и Мэл ненавязчиво присматривали за Ксилли.

За шторой допилили, и Чарльз услышал обрывок разговора между механиками.

— Ну, зачем, зачем? Ты ведь нашу единственную надежду загубил! — шипел один.

— А по-моему, Ксилли прав, — возразил другой. — Вся надежда была на Эйна, но мы ему даже сказать ничего не успели! Теперь только так. Лучше бы, конечно, со старшим договориться (он вроде к нам дружелюбнее), но пускай так, чем вообще без результата.

— Уговорили, — сдался шипевший. — Но если что-то пойдёт не так, второму на голову упадёт кирпич.

Послышалось яростное шуршание бумаги.

— Хорошо-хорошо, Ксилли! Больше мы ни на кого ничего ронять не будем! — поспешил отреагировать второй.

Наступила тишина. Чарльз не понял, что замышляли механики, но на всякий случай не стал пока сообщать о своём появлении и просидел лишних двадцать минут, сотый раз перепроверяя чертежи. Братцев-хищников он побаивался с первой встречи.

По истечении этого времени Чарльз подошёл к двери, тихо приоткрыл её и захлопнул, после чего приблизился к столу, взял записку, ещё раз прочёл и вышел из-за шторы. Он был собой недоволен: прятаться от подчинённых — нелепо! Однако любопытство гнало вперёд, к глупым, но великим свершениям.

— Доброе утро, сэр! — поздоровался за всех Ивар. Мэл и Ксилли приветственно кивнули.

Чарльз некстати вспомнил матушку, буквально вчера отходившую кого-то из слуг зонтиком за недостаточно вежливое «здравствуйте».

— Доброе, — ответил он и, помахав запиской, произнёс: — Как раз есть время.

Ксилли вскочил с ящика и последовал за Чарльзом к столу.

— Сегодня с текстильной фабрики привезут оболочку, — обернувшись, обратился инженер к братьям. — Готовьте такелаж. Корзина готова?

— Да. Последний борт доделали. Сейчас будем лаком покрывать, — отчитались механики.

Когда Чарльз добрался до стола, Ксилли сидел на коленях перед оцинкованным ящиком и писал что-то на листе, вырванном из блокнота. Сам блокнот лежал рядом в открытом виде. Эльф вырвал лист, находившийся над портретом Эйна, поэтому Чарльз смог увидеть изменения на рисунке. Теперь он был жирно перечёркнут и дополнен уничижительной надписью «ПРЕДАТЕЛЬ!», а также чем-то на тайрийском.

Заметив Чарльза, Ксилли захлопнул блокнот и протянул инженеру листок. На нём было несколько строчек:

«Библиотекарь ходит

В серебряной короне,

С собою ключ он носит

В глубоком капюшоне.

В лесу библиотекарь

Зарыл великий клад.

Найти его секреты

Не сможешь без ключа».

Ниже Ксилли приписал:

«Это стихотворение написано на андарском и переведено на тайрийский прозой».

— Я допускаю, что ты хорошо обучаем и обладаешь абсолютной памятью, — задумчиво проговорил Чарльз. — Но как ты ухитрился освоить и грамматику, и пунктуацию за две недели?

Тайри удивлённо поднял брови и настрочил в блокноте:

«Но я ведь умею писать по-тайрийски!»

— Значит, просто абсолютная память? — уточнил Рэнделл.

Собеседник кивнул.

— Повезло. Почему раньше не научился?

«Время».

— Понятно. Ладно, иди помогай с такелажем.

Отослав Ксилли, Чарльз сконцентрировался на полученной загадке.

Загадка определённо должна была помочь открыть ящик, иначе её бы не вытравили на крышке. Значит, она намекала на местонахождение ключа, о чём, собственно, и сообщала. Но где именно искать этот ключ? Поразмыслив, Чарльз сделал вывод, что нужное место — библиотека Силверкрона, города Серебряной Короны, где когда-то находилась резиденция королей Валиссы.

Стало понятно, почему ящик передали Эйну: знали, что он работал в этом городе. Другой вопрос, как тайри с его родины об этом узнали, если им запрещалась любая переписка, кроме как со своими хозяевами.

Отбросив ненужные размышления, Чарльз вернулся к загадке. Выходило, что в библиотеке надо отыскать некий капюшон. И к слову, какая библиотека имелась в виду: новая или старая?

Чарльз внимательнее обследовал ящик. На нижней стороне он заметил ещё одну надпись. На сей раз андарскую. Она гласила, что ящик запечатан в январе трёхсотого года. Всё-таки старая — новую построили лет на сорок позже. Вот только где там капюшон?

Раздумья оборвал стук в дверь. Заглянул садовник и сказал, что привезли оболочку для паролёта. Чарльз отправил за ней механиков, а сам взялся проверять корзину.

Лак должен был высохнуть через сутки, поэтому он ограничился зрительной диагностикой. Корзина получилась, как и у первого экземпляра, в форме лодки в три ярдаОколо трёх метров длиной, с высокими — в четыре фута — бортами, дверцей в одном из них, небольшим паровым двигателем под дном и рулевым «веслом» сзади. Управляющий механизм Чарльз на этот раз сделал выше, тогда как в опытном образце «кормчему» полагалось сидеть на дне корзины. Весь такелаж уже прикрепили, и теперь толстые тросы лежали звездой вокруг паролёта. Своеобразный якорь, большой железный крюк, стоял у стены с бухтой специального троса, ещё более толстого и прочного.

— Отлично! — Чарльз довольно потёр руки.

— Сэр Чарльз! — В мастерскую вбежал Ивар. — Они перепутали ткани! Вам прислали простую мешковину.

— Что? — опешил Рэнделл. — Дерковы твари!

Он выскочил из мастерской и зашагал к задним воротам Саммерсет-Холла, раздражённо бормоча ругательства. Андарские и милоринские вперемешку.

Следующий час потратили на составление заявления об ошибке, чтобы на фабрике заменили товар, и на переупаковку мешковины.

— Это ужас! Перепутать сложную прорезиненную ткань с деревенской тряпкой! Отправить валисский заказ дерк знает куда! Он же придёт обратно через месяц, не меньше! — бурчал Чарльз, провожая взглядом фабричный грузовой паромобиль, выпускавший в воздух невыносимый смрад. — Фу-у, они на болоте воду для двигателя собирают?

Стоявший рядом Мэл пожал плечами.

В мастерской Чарльз приказал Ксилли готовить паромобиль к поездке в город. Рэнделл собирался в библиотеку.

По прибытии он мгновенно понял, о каком капюшоне шла речь. Над козырьком бокового входа, рядом с которым они остановились, выступало чуть заржавевшее украшение в виде королевской кобры. В голове Чарльза зрел план действий.

Пользуясь случаем, он заглянул в библиотеку за сборником тайрийских сказок. Оказалось, книг об этом народе сохранилось до обидного мало. Кому нужны легенды низших? Но Чарльзу улыбнулся Хитрый, бог удачи, и такая книга нашлась. К сожалению, выносить её запрещалось, и Рэнделл сел читать в одном из залов.

На изучение всех легенд об эльфах ему потребовалось полчаса — очень уж мало их было. Когда Чарльз вернулся к паромобилю, Ксилли сидел на водительском месте и меланхолично вертел в руках кепку. Увидев Рэнделла, тайри протянул ему блокнот.

«Здесь четыре боковых входа. На каждом — по ржавой кобре».

— Спасибо, — искренне поблагодарил Чарльз. — Едем обратно. Готовься: ночью идём сюда пешком.

«Вы планируете акт вандализма?» — невинно уточнил Ксилли, перевернув страницу.

На миг руки Чарльза, в которой он держал блокнот, коснулись пальцы в шершавой перчатке. Как можно носить одежду из такой колючей ткани?

— Возможно, — хмыкнул он. Вот же зараза! Заранее ведь вопрос написал!

Эльф приподнял уголки губ в намёке на улыбку и завёл двигатель.

Ночью Чарльз прокрался по Саммерсет-Холлу до флигеля, куда поселили водителя и механиков, и не успел он постучать, как Ксилли уже объявился на пороге.

«Точно, эльф! Услышал, как я пришёл», — мысленно фыркнул Чарльз, двигаясь к калитке. Подмечать сходства этого паренька с фольклорным персонажем было забавно.

Они покинули особняк и направились в город напрямик, через поле. Дорога заняла минут сорок, и вот они ступили на серую брусчатку Силверкрона.

Ксилли быстро вывел Чарльза к библиотеке какими-то переулками. Оглядевшись и не обнаружив ни людей, ни света в окнах, они подобрались к первому боковому входу.

— Дерк, я не вижу, где кобра! — прошипел Рэнделл, тщетно выискивая змею на чёрном козырьке.

Ксилли знаками попросил поднять его. Чарльз кивнул и присел на корточки. Эльф взобрался ему на спину и, как только инженер выпрямился, без труда дотянулся до змеи. Чарльз видел, как он шарил по кобре руками, но похоже, безуспешно. Ксилли указал рукой вниз. Рэнделл понял его и опустил на землю.

Ключа они не нашли ни у второй кобры, ни у третьей, ни у четвёртой. От последней им пришлось убегать и прятаться — не вовремя приплёлся сонный ночной патруль.

— Что будем делать? — спросил Чарльз, из переулка наблюдая за удаляющимися констеблями.

Ксилли четыре раза изобразил руками крышу, повёл подбородком вверх и изобразил её ещё раз.

— Что? Напиши.

Тайри тяжело вздохнул и извлёк из кармана блокнот. Открыл его на первой попавшейся странице и протянул Рэнделлу. Тот ничего из написанного не разобрал — ночь оказалась слишком уж тёмной.

— Понятно… Тогда веди.

Ксилли кивнул и бесшумно перебежал обратно к зданию библиотеки. Чарльз обогнул его вслед за тайри и остановился перед главным входом. Эльф указывал пальцем на барельеф над дверью. Там тоже красовалась гордая королевская кобра.

— Высоковато, — заметил Рэнделл.

Ксилли снова уселся к нему на плечи, и Чарльз поднялся на пару ступеней по лестнице. Тайри всё ещё не дотягивался. Тогда инженер помог ему встать, радуясь, что предусмотрительно надел чёрную куртку, на которой будут не так заметны следы ботинок.

Кое-как достав кобру, Ксилли начал ощупывать её в поисках чего-нибудь чужеродного. Наконец, он что-то нашёл. Попытался вытащить — не получилось. Дёрнул посильнее — нет, ключ слишком крепко сидел в штукатурке.

— Я поймаю, — подбодрил Чарльз.

Ксилли ухватился получше и резко дёрнул ключ на себя. Не удержался. Полетел вниз и назад. Рэнделл прыгнул на ступень ниже. Поймал. Вместе они скатились на брусчатку. Рядом рухнул здоровый кусок барельефа.

Тут же раздался свист вернувшихся констеблей. Вандалы подскочили и рванули прочь. По переулкам. По улицам и площадям. К полю. Там свернули к ручью. Побежали по его руслу.

Замедлились только в еловой рощице. Отдышались и повалились в траву.

— В жизни так не бегал! — прохрипел Чарльз. Воздуха всё ещё не хватало.

Ксилли никак не отреагировал.

— Удачно?

Тайри протянул ему выдранные из барельефа два ключа.

— Спасибо!

Через какое-то время они встали и поплелись в Саммерсет-Холл.

— Завтра можешь спать, — разрешил Рэнделл, открывая калитку.

Внезапно вздрогнув, Ксилли принялся лихорадочно шарить по карманам.

— Блокнот? — вздохнул Чарльз. — Не беспокойся, принесу тебе новый.

Тайри показал жестами свисток.

— Да, нехорошо получилось… А впрочем, откуда они узнают, что блокнот твой?

Ксилли, не ответив, скрылся во флигеле.