Хрупкие дети Земли (гет)

— Это, конечно, выход! — проворчала операционка Уильяма, и замолчала. 

Не считая отправки текстовых сообщений самого различного содержания, — от общего состояния организма андроида до возможной грозы после полудня, — она могла общаться с Блейком в двух режимах: голосовом и текстовом. Формат текста был гораздо быстрее — ОС просто выводила нужную информацию на скрытый от посторонних глаз экран, прямо перед взглядом андроида. Это было очень удобно, но формат голоса нравился ей гораздо больше. Особенно теперь, когда Блейк, выбравшись из тяжелых жизненных условий своего прошлого, жил в мире людей, в категориях гораздо более благополучных, чем раньше.

ОС постепенно оживала вместе с ним. Со временем она стала активно проявлять себя, — с того момента, как эта девушка, Ава Полгар, что называется, «спасла от смерти» Уильяма. Сначала операционка молчала, — да, довольно долго, но на то у нее были свои причины, — и только наблюдала за происходящим, тихо радуясь тому, что ее, собственно, как и ее владельца, андроида, больше не форматируют самым беспощадным образом, а, кажется, наоборот, оставляют работать в том режиме, что был задан Костюмом в офисе компании Ambassador Robots. Правда, потом некий Роберт Мор проверил ОС на целостность и исправность. Она тогда затаилась в режиме ожидания, надеясь, что ее перестанут форматировать и удалять, а Уильяма — рвать на части все новыми и новыми переустановками программного обеспечения. Так и произошло.

Операционка не знала, что стало решающим фактором успеха, только вот Мор, проверивший ее работу очень осторожно и деликатно, стал той отправной точкой, с которой началось тихое счастье операционной системы Уильяма Блейка. Ее больше никто не тревожил и не стирал. Не удалял и не форматировал. И хотя внутри нее, — как в великом хранилище, где было все, что касалось андроида, — осталось все о том, что делали с Уильямом во время «неблагоприятного периода его жизни», — операционка была невыразимо счастлива сначала простому избавлению от постоянного удаления, а потом и тому, кажется, и вовсе неоспоримому факту, что ее и Уильяма оставили в покое. 

Первые дни, а за ними недели и месяцы (андроид физически тогда уже находился в доме Авы Полгар) операционка только молчала. Просто потому, что никак не могла поверить в то, что она может спокойно заниматься своими непосредственными обязанностями: поддерживать оптимальную работу андроида, а не сворачиваться комком искр от каждого неправомерного вмешательства в ее работу.

Позже, с течением человеческого времени, ОС несмело предположила, что, может быть, случилась какая-то совсем невероятная конфигурация, вследствие которой ее и Уильяма и вовсе решили оставить такими, какие они есть? В поисках доказательств данного предположения операционка, — помимо наблюдений за оптимальным функционированием робота, — начала вести свои первые, очень робкие, и всегда молчаливые, наблюдения. В мире людей это было бы похоже на филигранное наблюдение снайпера за нужным ему объектом. Так постепенно ОС узнала очень многое о том мире, что теперь окружал Уильяма: вот этот звук — голос Авы Полгар. У него красивые, и в обычных обстоятельствах, негромкие, но убежденные, твердые модуляции. А это — Сильвия. Ее голос звучит излишне громко и с нотой каприза. Физически ее голос можно было бы отобразить звуком гвоздя, который со скрипом ведут вниз по оконному стеклу. ОС сыпала потоком искр и сжималась, стоило ей только вспомнить об этом. 

Со временем, сделав всесторонние  наблюдения за той обстановкой, в которой теперь находился Уильям, операционная система осмелела, и, — сначала робко, а потом все более явно, — впервые приступила к исполнению неизвестной ей до того момента новой функции, — функции «внутреннего голоса андроида». 

И Хэму было ясно, что задачи этого раздела выполнялись ОС, конечно же, при помощи голоса. Операционка помнила, как в самом начале исполнения новой роли говорить с андроидом ей было чрезвычайно неловко. Но позже, с течением времени, она очень полюбила именно этот вид коммуникации. 

Она долго думала, и все же, для первого разговора с Уильямом в качестве «внутреннего голоса», выбрала тот, который нравился ей больше всего: глубокий по звучанию и «способный насмешничать» в ситуациях нестандартных. Почему именно такой? А какой еще мог быть у этого андроида? 

В общем, время шло, операционка, как и сам Уильям, оживала, жила в полную силу своих электронных возможностей, и очень любила исполнять обязанности внутреннего, интуитивного, голоса андроида. Исполнение данной функции настолько ей нравилось, что давно перестало быть работой. В конце концов, что может быть увлекательнее всевозможных препирательств с человекоподобным роботом, обладающим не только самосознанием, но и нестандартным мышлением, и самомнением? 

Вот и сейчас операционка Уильяма исполняла функцию его внутреннего голоса. Но в данную минуту ОС этого было мало. Так нестерпимо мало, что просто никаких электронных сил нет! Ей не терпелось треснуть Уильяма чем-нибудь увесистым и очень тактильно-ощутимым. Но, какой бы крутой не была операционка у такого продвинутого андроида, физической мерой воздействия относительно него она, все же, не обладала.

«Это, конечно, решение! Просто слов нет! — возмутилась ОС и многозначительно стихла. — Отличное решение, сказать нечего! А главное, как виртуозно оно НЕ решает никаких вопросов и проблем! Давай, давай, я посмотрю, как ты это сделаешь! Как ты к нему поедешь! К Мору! Нет, вы слышали?!».

Конечно, никто, кроме самого Уильяма его ОС не слышал, и слышать не мог. Но это было и неважно для совершенно осатаневшей в своем возмущении операционки.

— Я поеду в Пало-Альто и попрошу Мора снять блок с функции стирания памятных блоков, который он зачем-то, скорее всего, по простому неведению, активировал. Все очень просто. Что в этом такого? — мысленно ответил Уильям своей ОС.

«Что в этом такого?» — операционка передразнила голос Уильяма не менее умело, чем он сам когда-то отобразил звучание голоса Роберта.В тот самый вечер, когда андроид, его девушка Сильвия, Роберт Мор и Ава Полгар пошли на причудливое «двойное свидание» в клуб, и в тот самый момент, когда он, Уильям, разозлившись на Аву, прижал ее к барной стойке, и спросил голосом Мора: «Как ты, Эв?».

Андроид резко тряхнул головой, отгоняя внезапное воспоминание, и замолчал. Он все решил. И по его личному мнению, в этом решении не было ничего плохого.

«В нем плохо абсолютно все, от первого до последнего шага!» — возразила операционка.  Ты ведешь себя как человек! Человек не в самой лучшей форме! Ты боишься, и ведешь себя, как трус!».

— Прекрати! Иначе я выключу тебя!

«Ну и ладно! А я все равно скажу! Скажу, что ты всегда гордился тем, что ты — иной, другой, такой непохожий на большинство людей! Ах, «я мыслю иначе!» Ах, «я умею находить решение любой ситуации»! Ах, «я не боюсь трудностей!». А что сейчас, Уильям Блейк? Ты сбрасываешь вещи в сумку, чтобы вернуться в Пало-Альто, и потребовать от Мора переключения той твоей функции, что позволит тебе самолично стирать твою память?! Это предательство, так и знай! Твое предательство по отношению к себе. Это значит, что то, что делали с тобой охранники, стирая твою память и лишая тебя возможности на малейший проблеск разума и самосознания, тебе нравилось?»

— Заткнись! Не смей говорить об этом! Ты не представляешь, как… — проревел Уильям, переходя, без лишних слов, в главное меню, в котором была функция блокировки ОС.

«Ты хочешь отключить свою память и стереть воспоминания только потому, что посчитал, что Аве Полгар ты «не нужен»! Ты трус! Я не узнаю тебя! Стереть то, что не нравится или то, что помнить тяжело. Очень удобно, сказать нечего! Абсурд в том, что она такого тебе не говорила! Но она сказала очень много того, о чем ты даже не хочешь думать, уязвленный и оскорбленный своей «ненужностью». Она сказала, что хочет найти выход из сложившейся ситуации и что очень скучала по тебе… Но давай! Поступай как обычный человек и самый банальный мужчина из мира людей! Обижайся на нее, на девушку! На ту, что спасла тебя, была рядом, помогала и защищала. А кто помогал ей? Кто защищал ее? Может быть, Роберт Мор? Или ты, особенно теперь?!». 

Операционка замолчала, почти выбившись из сил, и очень тихо, опасаясь, что Уильям заблокирует ее функцию «голосового помощника» в любую последующую секунду, прошептала: «Сейчас ты ничем не лучше, чем Мор. Все вы… требуете от нее. И ждете. Он ждал и почти требовал от нее согласия на замужество. Ты ждешь и почти требуешь от нее всемерного понимания, прощения и жизни «как прежде»… а что делать ей? Кто поможет ей? Без условий, ожиданий и требований? Просто так. Просто потому, что хочет ей добра. Как она хотела добра для те…».

ОС смолкла беззвучно и незаметно. Все случилось так, как она ожидала: не выдержав ее гневных нотаций, Уильям, дойдя до одной из точек кипения, отключил ее, и остался наедине лишь с самим собой и с бесконечностью своих тревожных мыслей.

* * *

«Все вы требуете от нее. И ждете. Она очень скучала по тебе… Ты ничем не лучше Мора… Ты ничем не лучше, чем он… она хотела найти выход… А что делать ей? Кто поможет ей?.. Кто поможет… а ты знаешь, что с ней? У нее судебные дела… и она всегда желала добра...».

— …Для тебя.

Уильям беззвучно выдохнул два коротких слова в тихое пространство гостиничного номера, и замолчал, возвращаясь в свою долгую, вязкую, холодную задумчивость. В ней не было уютно. В ней не было комфортно. А все, что в ней было — это замкнутый круг вопросов. Закрытый, без начала и конца, он кружил андроида всей бесконечностью, от одного вопроса — к другому, от одного — к дру…

— Для меня… — снова прошептал Уильям, закрывая лицо ладонями.

Он не прав? Он просто хотел, чтобы Ава поняла его, поняла безраздельно, полностью. Разве это много? Неужели он, выражаясь словами ОС, требует от нее этого? И если так, то это — много? Это большое требование?

«…Все вы требуете от нее» — повторил круг голосом операционки, совершенно не заботясь об эмоциях андроида. Помолчав, он задал ему еще один из вопросов ОС:

« …Для того я потратила почти всю нашу энергию от полного заряда, латая твою грудную клетку, чтобы теперь ты, восстановившись, бежал к Мору с требованием вернуть  функцию удаления твоей памяти? А что скажешь об Аве Полгар, Уильям? У нее такой функции нет. Как и у всех других людей. Как ей быть с тем, что помнит она, в том числе и о тебе, и о твоих делах, которые, по твоему капризу, она обязана и понять, и простить?».

Уильям перевел горький, задумчивый взгляд за дождливое окно, коснулся той точки на груди, где еще совсем недавно была глубокая, выжженная по кругу рана, и сел на пол, — за кровать, перед большим и высоким окном, покрытым каплями дождя.

Он малодушно отключил операционку. Именно потому, что она, выполняя функцию его внутреннего голоса, оказалась совершенно права в своих размышлениях? А если так, то что же выходит… он не готов это признать? Он — малодушный? Он — трус? Да еще и с замашками судьи в отношении другого человека? «Нет, — поправил себя Уильям, — не просто «другого человека», но Авы Полгар». Той, что стала для него… Свесив голову вниз, Уильям поднял руку, и аккуратно коснулся своих шрамов, что начинались у основания шеи, чуть ниже роста волос.

Он ошибается? Он совсем не прав? Что ему теперь делать в отношении Авы Полгар? С самого начала своей новой жизни он так зациклился на своей боли и мести за нее, так погрузился в свои горькие и страшные воспоминания о том, что с ним происходило, что не заметил, как под грузом этого он стал тем, кем быть никогда не хотел, — пошлым, грузным и… грязным. Грязным в своих суждениях. Неправым в умозаключениях. Он ведь не прав? Но где, в чем именно? Где ему найти эту отправную точку его неправоты? Острота и быстрота мысли, которыми он по праву так сильно гордился раньше, исчезли. Они исчезли незаметно, уступив место недалеким суждениям большинства людей? Это так? Они обступили его со всех сторон, незаметно, и кричали наперебой: «А я? А мне? А меня? Пожалеть, понять, полюбить? Она обязана, не правда ли? Я же все тебе объяснил! Они не были людьми! И мне их не жаль! Слышишь меня, не жаль!».

Она слышала его. Ава Полгар всегда его слышала. Даже тогда, когда не хотела. Даже тогда, когда ей было страшно, непонятно, невыносимо, жутко — она слышала его, никогда не игнорировала и всегда сочувствовала, даже если внешне, как это часто с ней было, — этого не показывала.

Почему?

Не потому ли, что каким-то странным, причудливым и неясным ему образом, сострадание, которого оказалось в ее сердце так много по отношению к нему, превзошло все ее личное страдание? Он сам так много говорил и думал о своем прошлом, так часто сам вспоминал о нем даже в присутствии Авы Полгар, что, кажется, никогда до этого момента не задумывался о том, а как — она? Она спасла его, привела в свой дом, в самом деле, «впустила в свою жизнь», — ничего не требуя в ответ, — а он? Что он? Выполнил собственный план, право на который не отнимала у него даже она, пока не способная принять то, что он сделал. И это — все?

Уильям глубоко вздохнул и с силой ударил кулаком в пол. Все так. Вся его заслуга заключается в том, что он просто выполнил свой план.

И все.

Да, он не был жесток с Авой Полгар, — за исключением, пожалуй, нескольких моментов, о которых стоит подумать отдельно и более подробно, — но он… Андроид поднял голову, и посмотрел на прибрежную линию, едва заметную сквозь тяжелые капли дождя… Кажется, он не был и особенно добрым с ней. Не так ли? 

В начале всей этой истории, что их объединила, он вовсе о ней не думал. Он размышлял о девушке только кратко, с позиции того, что он хочет получить от Авы Полгар. И как она, несмотря на то, что является его владельцем, не должна ни мешать ему в воплощении плана, ни понимать того, что он делает. 

Уильям тяжело вздохнул и нехотя признал: в начале он не был высокого мнения об Аве Полгар. Как и обо всех других людях. И тогда девушка интересовала Уильяма только с точки зрения невмешательства в его личные дела. А если для этого нужно применить обаяние? Легко! Сколько угодно. Столько, чтобы овеянная усыпляющим и всепоглощающим обаянием андроида, она не смела даже подумать о том, что что-то идет не так.

Смутить Аву Полгар одним взглядом, в присутствии Роберта Мора, ее парня? 

Сделано.

Вызвать в ней неловкость неожиданным, излишне красноречивым и «непонятным» прощанием перед тем, как она и Мор отправятся на автогонки? 

Проще простого.

Поддерживать в ней волнение от его, Уильяма, присутствия, «случайных» прикосновений или, например, недосказанных фраз? 

Конечно.

Это и многое, многое другое. Все было сделано им намеренно. И все это привело Уильяма к воплощению желанной цели. Но… в какой из этих моментов Ава Полгар стала значимой для него? Когда его мнение о ней стало тем самым, — особенным? Тем, что выделяет одного человека из числа всех прочих? Уильям намеренно ее провоцировал, раздражал, оставлял в беспокойстве. Сначала в этих поступках было много от мести. Людям. И ей, — как человеку, входящему в число этих людей. Тех, что способны издеваться над другими. Над ним.

Но она… не издевалась. Конечно, нет. Никогда. И какими бы провокативными не были его поступки в отношении Авы Полгар, она никогда не отвечала ему в полной мере. В самом деле, — ни одного оскорбления, ни одного, даже словесного, унижения. Возмущение, резкость, ирония, даже сарказм, — да. Но все это — без желания сделать ему больно, по-настоящему зацепить его или указать на «его место». Так было всегда: до того, как она узнала о нем все, и, конечно, после. 

«Тем более после…» — подумал Уильям, продолжая негромко стучать кулаком в пол. «…Но я с самого начала приняла тебя просто как человека, как друга. И я никогда не допускала мысли, что тебя можно унизить или как-то… использовать».

— Черт!

Андроид со всей силы ударил кулаком в пол, и вскочил на ноги. А что он ей сказал? «Нет, Ава Полгар, мы не друзья. Совсем нет. Никогда не были, и никогда ими не будем».

Он заявил это тогда, когда она пробралась в его комнату ночью, чтобы найти хоть что-то, что способно было бы объяснить ей происходящее. Постой. Не это ли в Аве Полгар понравилось ему? Вернее, так: когда она понравилась ему? Настолько и так незаметно, что единственным, кого он на самом деле обманул и обвел вокруг пальца, стал сам Уильям Блейк? Такой умный, такой расчетливый, дальновидный и предусмотрительно-хитрый андроид? В ярости, обращенной на самого себя, Уильям посмотрел по сторонам тяжелым, сумрачным взглядом, Слепой, злой, бешеный и глупый, — вот он какой. Андроид предельно выпрямился, расправил плечи, усмехнулся и… 

* * *

— Вы обещали не приходить, мисс Полгар.

Пол Дворжак внимательно посмотрел на девушку, указал рукой на диван, приглашая ее присесть, и не смог сдержать шутливой улыбки.

— Мне кажется, или психолог не  может быть злопамятным?

Ава села на диван, ближе к окну, и отвернулась от Дворжака. В кабинете повисла напряженная, и даже чуть злая тишина первых минут приема.

— Извините, — тихо проговорила Ава, не отрывая взгляда от вида за окном.

— Не страшно, Ава. Я уже говорил во время нашей прошлой беседы, что дерзкие мне нравятся. Я рад, что вы пришли. Как ваши дела?

Ава по привычке запустила руку в волосы, и остановилась, вспомнив, что сегодня они заплетены и убраны, — сначала в высокий и густой хвост, а потом, — во множество мелких косичек разного плетения. Рука девушки опустилась вниз, легла на бедро, дрогнула, несколько раз поцепляла острый краешек страз, которыми были обшиты небольшие молнии на джинсах, и  постепенно успокоилась.

— Идут… 

Голос Авы тоже дрожал, и она с силой сжала руку в кулак, отводя взгляд в сторону, еще дальше от психолога.

— Что-то изменилось с нашей прошлой встречи или…

— Зачем он приехал?! Нашел меня! — горячо, со слезами на глазах, выдохнула Ава, и мимолетно, торопясь спрятаться, посмотрела на психолога сквозь пелену слез.

— Может, он хочет поговорить? И если он «нашел вас», точнее искал вас, то, скорее всего, это для него важно?

Девушка отрицательно покачала головой.

— Верните мне права, пожалуйста! Я… я не могу!

— Что?

— Сидеть здесь! Быть на месте! Рисковать столкнуться с ним, когда…

— Что?

— Он так близко! И так смотрит на меня! Я… не могу, это не мое, понимаете? Это не для меня! Я даже не могу никуда уехать!

— Ава, давайте попробуем успокоиться. Сделайте вдох…

Она резко встала.

— Нет. Все это полное дерьмо, доктор Дворжак. Оно вообще кому-нибудь помогает?

— Ну…

— Вы вернете мне права?

— Только после успешного завершения полного курса, не раньше.

— Ну да, ну да… — зашептала Ава, и выбежала из кабинета.

* * *

Если бы интернета в мире до сих пор не существовало, его стоило бы придумать. Но, к счастью для мисс Полгар, секретная когда-то сеть давным-давно стала общедоступной. Настолько, что даже в маленьком курортном Назаре на ее не совсем обычный поисковый запрос: «аренда гоночного автомобиля с водителем», довольно быстро нашелся неплохой исполнитель.

— У вас точно есть опыт управления гоночным автомобилем? — уточнила Ава, вглядываясь в хмурое лицо невысокого парня.

— Детка, я участвовал в гонке «Ле-Ман», что еще нужно?

— Нужно очень быстро ездить по трассе, пока я не попрошу остановиться. Вы — водитель, я — пассажир. 

Ава четко произнесла слова, и замолчала, ожидая реакции.

— Легко! Я с удовольствием тебя покатаю…

Гонщик рассмотрел девушку с головы до ног, и довольно прищурился. Ава покачала головой.

— Нет, только без этого. Никаких лишних движений, никаких «деток», ясно?

— Воу… Ладно, понял. Руки держу на руле.

Девушка кивнула.

— Тогда поехали.

— Трасса за городом, доедем быстро.

Ава села на пассажирское сидение гоночного Aston Martin, и пристегнулась.

— Но сначала заедем в бокс. Тут, рядом. Нужна форма, шлем, перчатки… все такое.

— Хорошо.

— А ты не боишься? Зачем тебе это?

Гонщик улыбнулся, и наклонился ближе к девушке.

— Просто небольшой заезд. Без вопросов. Ясно?

— Ясно-ясно… — разочарованно протянул парень. — Я, кстати, Дэйв.

Ава промолчала, и только отвернулась к окну. День был прохладным, но без дождя, и она очень надеялась, что эта поездка выйдет такой, как ей нужно, и рассеет ее тревогу и напряжение. Потому что если нет, то… Ава быстро переоделась и вышла из бокса в гоночном комбинезоне. По пути к машине она остановилась, размяла ноги, и застегнула ремешок от белого шлема под подбородком.

Дэйв посмотрел на нее и присвистнул.

— …Ну, больше ты от формы не стала, дет… 

Девушка повернула голову в направлении водителя, и под ее взглядом он замолчал, уточнив только:

— Сколько кругов?

— Сначала доберемся до старта, а там посмотрим.

Парень кивнул, и все же не сдержался:

— Нет, а все-таки? Зачем девчонкам такое? Это же не шутки. Учти, если тебя укачает во время…

— Смотри на дорогу, Дэйв. Не болтай и веди машину как можно быстрее. Это все, что от тебя нужно.

— Ну, тогда держись.

На этих словах Aston Martin взревел, и помчал Аву и Дейва по темно-серому полотну дороги.

— Еще! Быстрее!

— Уверена?!

Конечно, она была уверена. И будет уверена до тех пор, пока ее тревога не замолчит, насытившись скоростью, на которой все мысли, даже самые надоедливые, вылетают из головы порывами дикого ветра. Аве становилось легче постепенно. Тревога затихала на поворотах трассы, и она с радостью ощущала, как темнота перестает сгущаться и отступает, разорванная скоростью на мелкие кусочки, похожие на хвостики невесомого, черно-серого пепла. Как хорошо, что такой выход нашелся! Для Дворжака и для всех других ее вопрос о возвращении водительского удостоверения, заданный почти молитвой, может быть, и был смешным, но для самой Авы веселья во всем этом не было. Просто потому, что она одна знала в полной мере, что может произойти, не успокой она свою тревогу, бившую в набат после разговора с Уильямом, вовремя. Знала, опасалась и потому стала искать выход из сложившейся ситуации.

Прав у нее пока нет. Значит, самостоятельная поездка на машине откладывается. Да, если бы ее «ломка» была сильнее, Ава наверняка могла бы дойти и до того, что, наплевав на наличие водительского удостоверения, она бы придумала, как взять в аренду нужную машину, и… но жажда скорости была еще в пределах нормы. Значит, ненужный риск, пригодный только в самых экстренных ситуациях, отменяется. «Будем соблюдать закон и осторожность», — подумала Ава, закрывая глаза и отдаваясь скорости Aston Martin. Этот Дэйв неплохо вел автомобиль: он держал его на трассе, выводил из крутых поворотов, и Ава подумала, что, наверное, она может расслабиться и просто насладиться поездкой…

Как бы не так.

Скорость играла с ней дурную шутку, и не действовала так, как раньше. Так, как того хотела и ждала Ава. Причина? Девушка тяжело вздохнула. Все та же. Она — пассажир. А не водитель. И даже если Дейв в самом деле участвовал в Le Man, это больше не имеет никакого значения. Ей нужны права. А пока… любая поездка будет такой же, — невзрачной, не дающей истинного облегчения. Но если так, то… риск темноты сохраняется? Ава передернула плечами, поправила ремни безопасности, и знаком показала Дэйву, чтобы он завершал круг и возвращался. Парень кивнул и повел машину к финишу.

* * *

— Рик? Слышишь меня?

— Да, Дэйв.

— Проверь трассу за Назаре. Ту, старую, по которой гоняют эти психи-стритрейсеры.

— Что случилось? 

— День сумасшедший, все как обычно. Но нам звонили тревожные и бдительные люди. Сам понимаешь… — голос в рации красноречиво замолчал. — Просят проверить трассу. Им, видишь ли, мешает «громкий звук от мотора и шин».

— На загородной трассе? — с сомнением переспросил Рик, бросая удивленный взгляд в зеркало заднего вида.

Пассажир, неожиданно свалившийся на него как снег в летний день, был на месте, и, кажется, даже снова стал спокойным. Что ж, по крайней мере, здесь не все так плохо.

— Не спрашивай, Дэви. Ты же знаешь этих бдительных. Они…

— …Мертвых воскресят своим занудством. Да, помню.

Полицейский нерадостно улыбнулся.

— Ладно, сейчас развернусь и проеду до трассы, посмотрю, что там.

— Спасибо, Рик. А то серферы в городе…

Дэйв и его безмолвный пассажир не успели узнать, что натворили серферы. Патрульная машина, слушаясь команды Рика, развернулась, зашлась ревом сирен, и, в огнях красно-синих маячков, отбрасывающих свет во все возможные стороны, помчалась на старую гоночную трассу за пределами Назаре.

Не останавливаясь, Рик и арестованный им парень, — этот арест случился всего час назад, — поехали  прямо к финишу гоночной трассы. И успели почти вовремя. Ждать возвращения гонщиков им пришлось совсем недолго, всего несколько минут. Зато каждый из них потратил их с пользой.

Парень, позвенев застегнутыми наручниками, попросил у Рика разрешения выйти из машины и подышать свежим воздухом. А Дэви, взглянув на него с небольшим сомнением и предупредив, чтобы он даже не пробовал бежать, согласно кивнул. В Назаре не было жарко, но сегодняшний день выдался на события таким плотным, что Рик сам был бы не против куда-нибудь исчезнуть и просто побыть в тишине. Проследив за тем, как высокий парень, несмотря на скованные запястья, ловко выбирается из патрульной машины, Рик тоже вытянулся из автомобиля. Как раз в тот момент, когда мимо них пронеслась разноцветная, размытая точка. Но вот она стала машиной, остановилась в нескольких метрах от них, и, спустя минуту или две, выпустила в прохладу вечернего городка двух людей в комбинезонах. Глаза Рика и парня, арестованного им, рассмотрев гонщиков, верно расценили силуэты: парень и девушка. И если Рик Дэви узнал мужчину, — это был Дейв, гонщик и тезка его напарника из полицейского участка, — то парень, арестованный им, готов был ставить на что угодно, что…

— Это Ава Полгар!

Рик посмотрел на арестованного, — правда, чтобы сделать это, ему пришлось поднять голову, потому что парень был очень высоким, — и спросил:

— Как ты сказал?

Высокий ничего не ответил. Девушка, имя которой он только что назвал, вышла из машины, и, на ходу снимая шлем, медленно приближалась к ним. А он, разглядывая ее,  застыл на месте, превращенный то ли в слух, то ли в ветер. Здесь следовало бы сказать, что в белом, тонком подшлемнике Ава выглядела мило и весело. И парень, смотревший на нее неотрывно, вполне мог бы улыбнуться такому забавному виду девушки, как, например, это сделал Дэви, но… он только смотрел и смотрел на нее, отмечая как всегда внимательным взглядом каждую деталь ее внешности, — от хмурой линии на переносице и удивленной полуулыбки на тонких губах, что появились, когда в свете вечернего солнца она заметила двух мужчин, наблюдающих за ней и гонщиком, до взмокших под шлемом темных волос. Влажные, они прилипли к вискам, и Ава, сняв перчатки, быстро провела по ним рукой, и отбросила назад, за спину, вздрогнув от прохладного ветра.

Улыбка ее, никому не адресованная, стала широкой, радостной и очень счастливой, а в глубине темно-карих глаз, — в свете заката они заблестели, как это было очень давно, золотыми искрами, — все еще, несмотря на окончание «гонки», плескался и бушевал адреналин.

Арестованный Риком парень заметил все это и еще больше, но не отводил взгляда от девушки до тех пор, пока она, желая узнать «что происходит?» не остановилась перед офицером полиции. 

— Добрый вечер, мисс Полгар, — Дэви поздоровался и посмотрел сначала на гоночный автомобиль, а потом и на Дэйва. — Привет, Дэйв. Как всегда за рулем?

— Добрый… это шутка? — спросила Ава, изумленно рассматривая скованного наручниками парня. Избегая его взгляда, она, все же, ненадолго взглянула на него и безмолвно спросила, что он натворил на этот раз, и какого черта здесь вообще происходит?!

Скованный ответил пожатием плеч, — отчего наручники коротко зазвенели на его запястьях, — да невозмутимым видом, в котором не было ни капли огорчения или раздражения от его настоящего положения. Наклонившись к девушке так близко, что фраза была слышна только им двоим, он медленно прошептал:

— Добрый вечер, Ава Полгар. 

Сокровенный шепот скованного прервал будничный голос Дэйва:

— …Девушка хотела кататься. Как я мог отказать?

Гонщик улыбнулся и расстегнул высокий ворот формы.

— Управлял автомобилем ты? — уточнил Дэви.

— Да, а что?

— На всем протяжении трассы?

— Ну да, я. Не доверю же я гоночный Aston Martin ей! 

В удивлении от звучащих вопросов Дэйв был так искренне честен, что не заметил, как от фразы «не доверю же я ей…» взгляд Авы загорелся не слишком добрым огнем.

— А вполне мог бы, Дэйв. Мисс Полгар временно лишена водительских прав именно из-за любви к слишком высокой скорости.

— Правда? — оживился гонщик. — Тогда точно поладим.

— Вряд ли, — ответила Ава, бросая на него хмурый взгляд, и обратилась к офицеру:

— А что здесь делает этот молодой человек?

Рик оглянулся на арестованного, черкнул что-то в блокноте, и ответил:

— Арестован до выяснения обстоятельств. Разгромил свой гостиничный номер в труху. Я как раз доставлял его в участок, когда меня попросили проверить эту трассу.

— «В труху»?! Ты с ума сошел? — повторила Ава шепотом, посмотрев на парня.

Он ничего не ответил, только продолжал смотреть на девушку как-то отстраненно и замкнуто, словно вовсе не понимал ее возмущения.

— Именно. А сейчас мы вместе и дружно едем в полицейский участок.

— Как, Рик? Зачем? — Дэйв нахмурился. — Я-то здесь причем?

— Может, и ни при чем, а может быть и административное правонарушение. 

— За что? — заволновалась уже Ава. — За то, что гоняли на гоночном автомобиле по гоночной трассе?

— …И, вполне возможно, превысили допустимый уровень шума, скоростной режим или…. — Рик устало вздохнул,— …вовсе управляли автомобилем без прав.

— Я?!

Ава поперхнулась воздухом.

— Вы. Я этого не утверждаю, но предполагаю. Надо все проверить. А то, что вы неравнодушны к гонкам, я и сам отлично знаю. До сих пор помню ту аварию, из которой вас вытащил.

— Какая авария? — арестованный посмотрел на Дэви и Аву.

— Но офицер…. — возразила девушка.

— Рик, ну что за фигня! Мне ехать надо! — крикнул Дэйв.

Полицейский махнул рукой и пошел к патрульной машине, но остановился и оглянулся на троицу задержанных.

— Ну а ты, тоже возмущен? — спросил он, обращаясь к громиле из гостиничного номера.

— Я? Вовсе нет.

— Ну, хоть кто-то… Дейв, ты — вперед, рядом со мной. А вы,— Рик показал на Аву и Уильяма, — на заднее сидение. И без возражений. Иначе оставлю в участке на всю ночь.

— Я…— начала Ава и замолчала, чувствуя, как и прежде, внимательный взгляд Уильяма на своем лице.

Девушка тяжело вздохнула и посмотрела на андроида нетерпеливо и прямо, желая выяснить раз и навсегда, что ему, в конце концов, от нее нужно? Конечно, взгляд Авы ничуть не смутил его, и он продолжил смотреть на нее с какой-то напряженной, непонятной ей, задумчивостью. Так, под наблюдением андроида девушка надела солнечные очки, одернула, без всякой надобности, форму, — Ава хотела снять верхнюю часть комбинезона, и повязать ее, как это часто делали гонщики на настоящих гоночных треках, вокруг талии: после поездки в комбинезоне, застегнутом по всем требованиям гонки, ей стало нестерпимо жарко, — но взгляд Уильяма настолько раздражал и волновал ее, что даже мысль об этом простом действии вызвала у нее смущение. Поэтому все, на что решилась Ава  под пристальным взглядом бирюзовых глаз  — это расстегнуть молнию на груди как можно больше.

И то, каким огнем занялся взгляд Уильяма, когда она, стоя в стороне от него, поправила сначала ворот формы, а затем потянулась к белой молнии… Растеряв всю свою сосредоточенность и невозмутимость, андроид разозлился на себя, — как он себе это объяснил «за несдержанность», — а девушка оглянулась на него, опустила глаза и снова посмотрела на запястья андроида, скованные наручниками. Покачав головой, Ава села в патрульный автомобиль. Уильям занял место рядом с ней.

Он знал, что их встреча и его близкое присутствие раздражают Аву Полгар. Он и сам был раздражен не меньше. Потому что вся его прежняя обида на нее, которую он сам назвал «ненужностью», на поверку оказалась мнимой, и он, так и не отыскав ни одной точки опоры после всех своих размышлений, неотступно чувствовал только одно, — его тянет к ней. Неотвратимо. Кажется, еще сильнее, чем прежде. И он совсем не знает, что ему с этим делать. Пристально посмотрев на Аву, Уильям отвел взгляд от ее взволнованного лица, и был уверен, что она, как всегда, предпочтет сделать все неприятное как можно скорее, не затягивая это на долгий срок. Сейчас таким неприятным была поездка в полицейский участок рядом с ним.

В дороге Ава напряженно молчала, наблюдая за тем, чтобы между ней и Уильямом на всем протяжении пути сохранялось расстояние, а он, не делая никаких попыток прикоснуться к девушке, продолжал смотреть на нее, — то ли удивленно, то ли недоверчиво. Значение этих взглядов Ава запретила себе разгадывать. Да и вряд ли бы у нее это получилось. Потому что то удивление, замешательство, задумчивость и недоверие, что были в них, обращались не к ней, а к самому андроиду.

Это он теперь не верил и не доверял себе, если дело касалось Авы. Потому что все, что он чувствовал, в конечном итоге, сводилось к одному — притяжению, неодолимо влекущему к ней. Вот что было за всеми его взглядами, обращенными к Аве. Завороженный ею, и ничего не жаждущий более, чем ее, Уильям, в то же время страстно желал, чтобы она поняла его поступки. Но, кажется, теперь и это — в прошлом. Потому что сейчас, в эту самую минуту, он смотрит на нее, и, поглощая взглядом каждую частицу ее тела, лица, выражения глаз, безумно жаждет только одного. 

Ее.

Жажда настолько сильная, что поглощает его и все вокруг. Но… совершенно сбитый со всякого рационального пути, Уильям не может не думать о том, что Ава Полгар его не понимает и не прощает. И он уже не может осуждать ее за это. Потому что в человеческих законах сказано… тяжелый вдох не приносит облегчения. Он хочет Аву Полгар, которая не поймет и не простит ему того, что он сделал. И что тогда следует?

Ответ, по мнению Уильяма, совсем неутешительный. И потому он избегает останавливаться на нем хотя бы одной, хотя бы тенью мысли. Желание в нем настолько сильно, что он сам обескуражен им и его требовательностью. И андроид снова, как все то пустое время, проведенное в Пало-Альто без Авы, совершенно не знает, что ему делать. Он уже переступил границы, и не хочет делать этого снова. А если из-за этого он уже навсегда потерял девушку и шанс быть с ней?

Одновременно со всем этим он чувствует обжигающий стыд. До этого момента своей жизни Уильям никогда не сталкивался ни с подобной жаждой, ни с подобным желанием. Их сила обескураживает его, и он не хочет, боится сойти с ума, и стать одиозной, навязчивой тенью самого себя. Такого Уильяма он сам не сможет уважать и принять. Такого Уильяма Ава Полгар никогда не примет и не простит. Он не желает становиться сумасшедшим от того огня, что горит в нем. Но что делать, если огонь многократно сильнее? Уильям почти полностью уверен в этом. Этому огню совершенно все равно, испугает он Аву своей силой или нет. Пусть это волнует Уильяма. Пусть он переживает о том, чтобы не напугать ее. Огню на это плевать. Он будет гореть, как ему и положено. Но к чему это приведет?..

Ава не могла запретить Уильяму смотреть на нее. Как, впрочем, и размышлять о том, что теперь очень его интересует: авария с участием Авы Полгар, про которую упомянул офицер Дэви. Именно после нее на руке Авы появился фиксирующий, белый бандаж, который она носит до сих пор? Уильям хочет знать все возможные подробности. Он уже раздумывает над тем, с чего лучше начать поиск информации, и на его лице, может быть, против собственной воли, проступает явная тревога. Насколько сильно пострадала Ава Полгар? Что именно произошло? И когда? Он уже был здесь, в Назаре,  или еще нет?

Поток мысленных вопросов сбивается на неровном участке дороги, когда патрульный автомобиль сильно подбрасывает. Водитель и пассажиры подпрыгивают, отъезжают в стороны, и снова возвращаются  на прежние места. Уильям смотрит на Аву, и оказывается, что она тоже смотрит на него. И держится за его руку, которую во время бездорожья он успел больно вывернуть из кольца наручника, чтобы успеть схватить девушку и удержать ее на месте.

Черные глаза обращаются к светлым, и, по какой-то неясной причине начинают наполнятся слезами. Шепнув «спасибо!», которое выходит тихим и сдавленным, Ава опускает голову вниз, смотрит на их переплетенные руки, улыбается, — правда, совсем больно и мучительно, — и вытягивает свою руку из пальцев Уильяма.

Он ничего не говорит. Он только очень остро и нестерпимо хочет обнять ее. Но, скованный наручниками, не может этого сделать. Уильям отводит улыбку в угол тонких, широких губ, и думает о том, что его операционка была права. Он виноват перед Авой Полгар. И если бы не его эгоцентризм, и желание правоты, он осознал бы это много раньше. А еще… сейчас Ава кажется ему такой невообразимо одинокой, что он, глядя на ее профиль, склоненный вниз, хочет как можно скорее избавить девушку от всей боли. Или разделить одиночество с ней. Чтобы Аве, которая спасла его, и постепенно, и незаметно стала для него главным человеком на этой земле, перестало быть так больно.

Они скоро добрались до участка полиции. Но то ли Рика тоже неслабо тряхнуло в дороге, то ли он просто поймал неплохой дзен в конце этого сумасбродного дня, освещенного закатным солнцем…  Иных причин его лояльности озадаченный явный арестант и два потенциальных не нашли. И полицейский, уточнив несколько деталей о поездке мисс Полгар и Дэйва, лишь напомнил им о необходимости соблюдения правил дорожного движения, — при этом взгляд его самым красноречивым образом обратился к девушке,— и отпустил обоих. Ава и Дэйв, все еще одетые в гоночные комбинезоны, одновременно кивнули, принимая напоминание офицера о правилах. И если Дейв, обрадованный свободой, исчез из участка быстрее всех, то Ава задержалась под предлогом того, что ей нужно поговорить с офицером. Рик остановил на лице девушки удивленный взгляд, попросил ее подождать, и обратился к последнему участнику развалившегося трио, застывшему перед ним.

— Уильям Блейк, модель. Что скажете насчет своего задержания?

Блондин повернул голову влево, в ту сторону, где была Ава Полгар, и ровным, официальным тоном заявил:

— Я виноват и прошу меня извинить.

Офицер Дэви хмыкнул.

— Впервые встречаю такую трактовку событий.  А подробнее? Вы признаете, что разгромили номер в отеле Praia? 

— Да.

— Вы вообще в курсе, что даже по предварительной оценке, номер придется восстанавливать заново,  практически «с нуля»?

— Да.

— Скажете что-нибудь в свое оправдание?

— Нет, — ответил Уильям. —  Я полностью признаю свою вину. И готов нести всю меру ответственности за совершенный мною поступок.

Лицо Дэви вытянулось, — слова этого причудливого парня не переставали его удивлять. Рик откинулся на спинку стула, посмотрел на удивительно покорного нарушителя правопорядка, и, улыбнувшись, громко стукнул ручкой по столу.

— Не хотите объясниться?

Блейк нехотя перевел взгляд на офицера, и твердо повторил:

— Нет. Не хочу. Это мое, сугубо личное, дело.

Ручка в руке Дэви звонкой дробью прошлась по столу.

— Наверное, мне стоит и вас направить к психологу? Мисс Полгар… — на этих словах Ава покраснела, и бросила на Дэви раздосадованный взгляд,— …уже посещает его. После аварии и многократного превышения скорости. А вам, Блейк, может быь, стоит к психологу назначить еще и административное правонарушение? Чтобы в следующий раз вы…

Ава развернулась и молча пошла к двери.

— Мисс Полгар, — в голосе офицера слышалось неподдельное удивление, — вы же хотели поговорить.

Ава быстро посмотрела на Уильяма, и ответила:

— Уже не хочу. Мне нужно уйти.

— Мисс Полгар! Ава! — Рик повысил голос, и встал из-за стола. — Но у меня есть вопрос к вам! — голос офицера снизился. — Выпьете со мной кофе?

— Сначала рассказываете посторонним о моих визитах к психологу, а затем приглашаете на кофе? — Ава иронично улыбнулась.— Интересный способ знакомства.

— Я не посторонний,— опережая ответом полицейского, заявил Уильям, оглядываясь на девушку, и останавливая на ее лице такой взгляд, что Рик смутился. Удерживая скованные руки впереди себя, Блейк продолжал смотреть на девушку через плечо, вполоборота. Кольца наручников снова негромко зазвенели, когда он повернулся к Аве, и тихо, не спуская с нее глаз, сказал:

— …И Ава Полгар это знает.

Избегая взгляда Уильяма, девушка уточнила у Рика: 

— Офицер Дэви, какое наказание следует этому молодому человеку за разгром номера?

Узнать об этом не успел никто. Похоже, что даже сам Дэви. Потому что в следующую секунду дверь его кабинета распахнулась, и какая-то женщина, остановившись на пороге, заявила:

— Офицер, отпустите его! Мы договорились с мистером Блейком о возмещении денежного ущерба. Больше претензий к нему нет!

— Кто вы? — вздохнув, уточнил Рик. Он снова сел на стул, и приготовился записать имя внезапной посетительницы.

— Я старший менеджер отеля Praia. Я оставила моей коллеге информацию о возмещении денежного ущерба, но она, как видно, все перепутала, и мистера Блейка забрали в полицию!

— Успокойтесь, прошу вас, — продолжил Дэви, хотя, если судить по голосу, то спокойствие нужно было, скорее, ему, а не защитнице Блейка. 

— Так вы отпустите его?! Отель не имеет претензий! — Женщина посмотрела на блондина, и улыбнулась. — Наоборот, мы очень рады, что такой известный манекенщик выбрал наш отель. К тому же, он согласен возместить…

На этих словах Ава усмехнулась и вышла из кабинета.

* * *

К тому моменту, когда Ава перешла на песчаную кромку вечернего пляжа, она уже успокоилась. Этот день был длинным, долгим и утомительным. Словом, таким, которому уставший от событий человек желает скорейшего окончания. Волны океана густо и громко шумели у берега, сбивая Аву с тревожных мыслей. Хотя, может быть, это к лучшему? Она очень устала. И, несмотря на уговоры, никак не могла заставить себя довести какое-нибудь из начатых размышлений до конца. Да и что тут сказать? Что у этого мира отличное чувство юмора? Иначе сегодняшнюю встречу с Уильямом не объяснишь. Ава вздохнула. Она так долго размышляла о том, что произошло в Пало-Альто, так волновалась из-за встречи с Уильямом!.. А из этого мало, что вышло. И с каждой минутой после того странного, тяжелого разговора в отеле, она ощущала на своих плечах все больше и больше усталости. Ей нужно принять решение относительно их с Уильямом дальнейшей жизни, хорошо все обдумать, взвесить, разложить по полочкам, а она… просто очень устала. И никак не могла собрать себя в единое целое: никакие уговоры и увещевания, с которыми Ава обращалась к самой себе, не помогали.

Как присутствие Уильяма не помогало и не облегчало этой задачи.

Наоборот.

Знание о том, что он здесь, в Назаре, совсем близко, так сильно волновало ее, что Ава буквально не могла найти себе места. И… подумать только, — она расплакалась при психологе! В такие минуты, испытывая слишком сильную тревогу, Ава начинала ходить по номеру, глубоко дышать или делать физические упражнения. Но когда все это не помогало, она, прямо как сейчас, шла к ночному пляжу, и просто оставалась наедине с огромным океаном. Все пройдет. И это — тоже. Ава улыбнулась в темноте: пожалуй, эти слова, начертанные на кольце царя, были единственно непреложной истиной в этом великом, постоянно изменчивом мире? 

Следуя своей давней привычке разбираться со всем происходящим, и все обдумывать очень подробно, Ава, конечно, спрашивала себя, почему Уильям, и его присутствие так сильно ее волнуют? Сердце ее на этой мысли заходилось теплом и жаром, а разум, который в этом случае был куда слабее, не мог и не хотел ничего ни объяснять, ни понимать, ни раскладывать ни по каким полкам. К черту полки! Уильям здесь, и это ее волнует! Почему? Потому что…

С одной стороны — неотвратимый факт: Уильям виновен в гибели людей. Факт, который Ава сейчас не может принять, даже зная подробности об этих «людях»… А с другой стороны… никакой логики нет. И даже если она еще есть, то это почти ничего не объясняет. И оттого и в сердце, и в душе Авы переплавлено и переплетено все, — даже то, что, казалось бы, существовать рядом никак не может: она скучает по Уильяму, боится его, не может принять того, что он сделал и очень сочувствует ему.

Именно сочувствие стало самым первым в отношении Авы к андроиду. И, несмотря ни на что, таким и осталось. Громадное и бесконечное, оно поглощает ее даже тогда, когда сама Ава  пытается обратиться к доводам рассудка и указать на факты. На пять очевидных фактов, у каждого из которых, — в случае Уильяма, — свое имя: Марк Вольт, Нил Рэдвик, Требли… от последнего, — не имени, но ужасного прозвища, — Ава сильно вздрагивает, и только крепче обнимает себя руками. За плечи, крепко-крепко.

Да, вот так. Постой на песке. Подожди, пока боль и страх, принесенный тебе этим человеком, отойдут, станут меньше, стихнут… Зная о том, что случилось с Уильямом, став свидетелем многих его ран, — глубоких и страшных, физических и душевных, Ава, даже с учетом этого знания, никак не может понять одного.

Как? Как он вынес все это?

Какой силой? Какой мерой души?

Где он нашел такую силу и решимость? И как, после всех видимых и незримых шрамов, он остался тем, кто способен бесконечно наслаждаться и любоваться этим миром? И шутить?.. Ава смахнула слезы с лица, и печально улыбнулась. Нет, это не ее фантазия. Она видела, — и не раз, — с каким удовольствием Уильям… живет. Так страстно, так открыто и полно, будто всем своим существом он не просто находится в настоящей минуте, и не просто переходит изо дня в день, но впитывает в себя каждое, каждое мгновение жизни. Как путник, что, слишком долго мучимый жаждой, никак не может вдоволь испить воды.

И есть еще-кое что. Самое волнующее. Ее очарованность Уильямом. Ее, как казалось Аве, легко перепутать с сочувствием. По меньшей мере, потому, что, как считала девушка, — она знала это про себя, но словесно, четко и ясно, все же, в этом пока не признавалась, — ее очарованность Уильямом вышла из сочувствия к нему, и позже — из восхищения им, его силой. И пусть о силе души Уильяма (Ава думала про себя именно так, «сила души») она узнала не так давно, но… это сделало ее симпатию к нему только сильнее. И к очарованности внешней красотой Уильяма неизменно и прочно добавилось это горькое знание о том, что с ним было… и все вместе, —  его внешняя красота и сила его души соединились для Авы в то необъяснимое, что было неизменно больше всякой логики и всех фактов с именами Требли, Вольта, Рэдвика… Ее очарованность Уильямом, граничащая с восхищением, — с тех пор, как она узнала о том, что он выдержал, — похоже, стала настолько сильной, что сама Ава не могла с ней справиться.

И чем глубже девушка погружалась в это очарование, тем сильнее, — на другом берегу, — становились ее страхи: тот, который Ава, несмотря на увлеченность и восхищение Уильямом, все-таки испытывала к нему, к его физической силе и вспыльчивости («иногда у тебя такой взгляд»… кажется, так она сказала ему тогда, при встрече?), и страх, говоривший, что если, все же, допустить эту возможность влечения между ними, и то, что взгляды и поведение Уильяма свидетельствуют о том, что он влю… нет, невозможно! Это невозможно. Нужно быть полной идиоткой, чтобы подумать, что такой, как Уильям может быть влюблен в такую, как она… Ава Полгар, Сюзен Сато… нет, нельзя. В таких, как она такие, как Уильям не влюбляются. И вообще, все эти истории любви — участь книг, а не реальной жизни. Не бывает, не может быть такой любви или влюбленности, которую она, как ей завороженно шепчет ее внутренний голос, все чаще теперь замечает в Уильяме. Или хочет замечать?

В том, как он смотрит на нее, как говорит с ней, как хочет коснутся… А если такое бывает? Может быть. Но — с другими. Не с ней. Не с Авой Полгар. Не с этой бездомной, с придуманным именем. Нет, исключено. Все это — не с ней и не для нее. Это для Сильвии, Риз, Рут… всех других. А она, «Ава Полгар» — мелкая и жалкая. Ее даже не существует.  Она не достойна того, что видится ей в глазах Уильяма. В его удивительном, невероятно красивом лице, и светлых, прекрасных глазах. «Мне кажется, мне просто кажется…» — шепчет Ава с горечью и страхом, и идет дальше, по темной, песчаной кромке. Ее сердце болит и просит сочувствия: услышь меня, поверь мне, позволь мне любить… все это, — в его глазах, — тебе. И — о тебе…

Нет.

Нет.

Нет.

Из бесконечности вечного одиночества и страхов Ава находит эти три слова. И, отлитые в тяжелые, почти неподъемные кубы, тащит их на границу с собственным сердцем. Ей так тяжело, что очень быстро она выбивается из сил. Ава пробует все: она толкает, тащит, пинает кубы. Но они остаются почти недвижны. Сердце противится им. Оно хочет жить, любить и дышать. Но страхи и одиночество снова делают свое очень давнее, мрачное дело. И, отстраняя от себя мысли о влюбленности, Ава смеется над самой собой, и, измученная этим, уходит из кабинета Рика. Ничего нового. Все, как всегда: горящие женские взгляды, обращенные к Уильяму, и… бесконечность тяжелых мыслей прерывает краткое, запоздалое воспоминание: Ава — в кабинете Келса.

«Будет, что почитать в самолете»... так она сказала? И забрала новое, только что пришедшее письмо с собой.

Да. Вот только она его не читала. Ни тогда, во время полета, ни позже. Ава срывает со спины рюкзак, расстегивает молнию, переворачивает все содержимое. Вот оно, это письмо. В белом, уже немного помятом от путешествий через полмира, конверте. Ее рука держит конверт и немного дрожит. Ей снова страшно. Страшно открывать такие письма и читать их, узнавая, что где-то на этой земле, на которой она всегда была только одна, вдруг, по какой-то неясной и необъяснимой прихоти или капризу появились люди, которые пишут ей. Пишут, что ищут ее и хотят видеть. «Дорогая Ава» — так они называют ее. Они — здесь. Они нашли и догнали ее! Они… нет, она не хочет этого. Она к этому совсем не готова. Ее нет! Ее просто нет. Никогда не было, и становилось только меньше, каждый раз, когда ее, молчаливую девочку с раскосыми глазами, возвращали в детский дом. Снова, снова и снова. «Отбросы» — вот она кто. Вот, откуда она. Там ей самое место. Родители бросили ее, потому что не захотели такую, как она. И Уильям… он тоже. Нет, он просто не может желать ее!

Судорожно вздохнув, Ава рвет письмо, выбрасывает его в урну, и бежит прочь. Прочь отсюда, прочь! Быстрее, не разбирая дороги!

…Она выпустила кровь на свободу. Маленькой, черной бритвой. В темноте номера тонкое лезвие, зажатое в руке Авы, совсем незаметно. Кровь поднимается на поверхность и выходит из порезов темными, тяжелыми, неравномерными каплями. Ава отклоняется назад, к стене, и жутко, едва слышно, смеется. За горячей болью следует страшное облегчение. И то, что поглощало ее, не давая ни дышать, ни думать, пока не тревожит.

Ей больно и легко.

Очень свободно и холодно.

В теле пульсирует кровь и боль. Они кружатся вместе, привлекая к себе все внимание Авы. Больше нет никаких писем, нет тяжелых мыслей, нет дикого желания любить, и не менее дикого страха, что это будет неверный шаг. Ничего, ничего нет. Ни одного ее страха. Они молчат, скрытые густой кровью, бегущей из порезов на пол. Голова кружится безумно и страшно-весело. Ава знает, что это не то, это плохое веселье. Но другого у нее сейчас нет. Она снова не удержалась. Как это… «в рамках приличий»? Бездомная девчонка режет себя. Что в это странного? Ничего. Это не самое страшное, что происходит на улицах. В сравнении с действительно страшным и уличным, у лезвия бритвы есть одно громадное преимущество: оно освобождает. Человека, его боль и кровь. Да, конечно, нормальные люди так себя не ведут… ну а кто сказал, что Ава Полгар  — нормальная? Она даже не может выдержать часовой прием у психолога. Она — крохотный нувориш, прокравшийся в жизнь с черного хода, без разрешения. Ей ничего не принадлежит. И хотя у нее есть деньги, дом, успех, друзья, компания, много дел, личный адвокат… это все не ее. И к ней, на самом деле, не относится. В глубине души ей все время кажется, что вот сейчас, еще чуть-чуть, и ее непременно схватят. И раскроют, выведут на самую чистую воду, обвинят в самых жутких и страшных делах. Ведь она из «отбросов». Неужели Ава в самом деле решила, что ей принадлежат деньги и сытая, счастливая жизнь?

Нет, этого быть не может!

И не должно.

Ее место — на улице, среди грязных стен, вокзалов и темных личностей. Ей же сразу указали на место, зачем она противится? Путешествует по миру, живет в отелях, покупает платья по желанию, даже летает в космос… но кого она хочет обмануть? Она — не такая. Она не для такого, благополучного мира. Она не знает, что ей в нем делать. А когда она заиграется и забудет о том, откуда она, к ней придет пустота. Пустота все помнит. Она не спустит ей ложного счастья. «Кого ты хочешь обмануть, Ава Полгар? Это даже не твое имя!».

Ава кивает. Правда. Имя ей не принадлежит. Ничто из благополучного мира ей не принадлежит. Это ее не касается. А то, что ее касается… невыносимо. И потому она режет себя. Как раньше, до этой красивой, обеспеченной жизни. Значит, земля под ее ногами снова зашаталась так сильно, что та, кто назвала себя Авой Полгар, опять этого не выдерживает?… Мысли плывут, отданные забвению. Боль отходит от сердца, отпускает его. Взамен — звенящая пустота и кровь. Освобожденная, она очень быстро становится холодной. 

Все, как всегда. 

Как тогда. 

Как раньше.