И судьба сведет нас в третий раз (гет)

Примечания:

Пб включена.

* * *

Она стояла и смотрела за всем со стороны. Что же, увидеть золотое перо так скоро Яэ Мико точно не рассчитывала, да и саму куклу тоже. Надо же, в прошлый раз остался жив, когда в лучшем случае от него нужно было избавиться, и теперь почти сам пришёл на гору со странной девицей, попросившей за ним приглядеть. И всё же Мико был интересен не столько тот юноша, сколько девушка, пришедшая с ним. Необычная, опасная, знающая то, чего знать не должна. Первая мысль лисицы была убить, чтобы больше никому не разболтала, потом, оценив ее состояние, Мико поняла, что и без неё этой самоуверенной блондинке оставалось недолго. Так слаба, бледна, ранена, к тому же от раны исходили следы тёмной силы, невидимые человеческому глазу.

Просьба позаботиться о мальчишке казалась Мико обременительной, но она почему-то не отказалась, поверив на слово Люмин. Было видно — она многое знает, но не говорит, а Мико и не пытается вытащить информацию, ведь понимает, что не всё предназначено, чтобы об этом знали. Потому на слова девушки о том, что взяв к себе мальца, Мико облегчит жизнь многим в будущем, лисица отнеслась несколько недоверчиво, но уж слишком воительница была убедительна.

Вот и теперь Яэ стоит лишь в стороне, наблюдая за тем, как горько оплакивает потерю юноша, как отчаянно звучит его крик, как он в надежде цепляется за уже труп путешественницы. Видеть чужие страдания неприятно, в какой-то степени больно, а если видеть, как теряют любимого... Яэ отвернулась, решив оставить ещё ненадолго куклу наедине с его мёртвой подругой. Потому что находиться там и слышать его рыдания было невыносимо.

Вернулась Гудзи спустя пару часов, отдав распоряжение готовиться к похоронам. Он молчал, в его глазах было пусто, а в руках он всё ещё сжимал тело девушки.

— Людское время ограничено, они слабы и порой могут умереть рано. Ты должен научиться понимать это.

— Люмин не была человеком, но её время всё равно закончилось слишком быстро, — голос подобен взгляду, такой же пустой, безжизненный, охрипший и очень тихий.

— Судьба любит злые шутки, просто нужно уметь мириться с тем, что она тебе предлагает. И поверь, ты в своей жизни увидишь ещё много потерь, а если будешь так реагировать на каждую, то потеряешь себя. Смирись, время не повернуть вспять, её не воскресить, пойми, отпусти, не держись за тех, кто уже мёртв, иначе это может привести к необратимым последствиям, — Мико прикрыла глаза. Она уже видела такое отчаяние, она уже видела, на что способны те, кто кого-то потерял, увы, всё из той же "семьи". Эи создала куклу по своему подобию, но, кажется, вложила в него слишком много человечности.

— Мне уже ничего не нужно, — он крепче обнял тело путешественницы. Мир для него теперь казался таким серым.

С тех пор радости ему ничего не приносило, с тех пор в голове он часто слышал её голос, часто вспоминал её приветливое лицо, но время так и норовилось стереть путешественницу из его памяти.

* * *

Сколько уже времени прошло? Шестьдесят лет? Он до сих перечитывает уже местами стёртое письмо, вчитываясь в каждую строчку и представляя ее светлое лицо. Казалось бы, прошло уже достаточно времени, чтобы забыть, чтобы смириться с её смертью, но он не мог отпустить, не мог проститься, не смог забыть ту, которую любит и будет любить до конца своих дней. Возможно кто-то посчитает его слова слишком громкими, мол, все так говорят, но он не все. Люмин была той, кто показала ему, какой бывает мир, Люмин была той, кто освободила его из заточения, Люмин была той, кто научила его любить. Для него эти шестьдесят лет не были заметны, он не человек, времени Куникудзуши отмерено много. Даже звался он до сих пор так же, как она его звала, не поменял себе имя, будет ждать её, пусть сама даёт ему новое.

Примерно спустя полтора года после смерти путешественницы, юноша впервые покинул Инадзуму. Под руководством Яэ Мико жизнь в храме была не скучной, его постоянно чему-то обучали, да и он сам охотно проходил это обучение, желая потом покинуть это место с проклятой лисой во главе. Сначала его наивностью и добротой нагло пользовались, потом невольно переняв манеру речи и тон от Гудзи Яэ, Куникудзуши начал давать отпор, чему лисица ехидно улыбалась. Уж что, а меньше всего юноше хотелось быть похожим на лисицу, но увы, всё сложилось иначе. Язвительность, колкие слова, поддразнивания, дерзость... От того мальчишки остались лишь воспоминания и хрупкая душа, спрятанная очень и очень глубоко, которую обычным людям было не дано видеть.

В тот самый первый раз, плывя на корабле в Мондштадт, он бы хотел удивиться красоте этого мира, но внутри морские виды не нашли отклик. Пусто. И даже его первое полнолуние на том самом утёсе Звездолова отозвалось лишь болью и глубоко ранящими воспоминаниями. Куникудзуши ненавидит полнолуния, но ради маленького шанса встретиться с ней готов будет смотреть на небо и ждать. Но увы, пока каждая попытка заканчивалась тем, что он возвращался в Инадзуму истощённый морально и бывало днями ни с кем не разговаривал, а потом и вовсе огрызался так, как служителю храма не позволено. Да и плевать, он только для виду здесь, он не настоящий служитель.

В этот же раз он ушёл раньше обычного из храма, сказав, что вернётся в этот раз неизвестно когда и что хочет путешествовать по миру. Конечно же где бы он ни был, но каждое полнолуние он снова будет сидеть на утёсе, смотреть на ненавистную луну и ждать. Ждать неизвестности, ведь вера в то, что она однажды появится там была ничтожно мала. Но он всё равно приходил, всё равно ждал и грезил о том, как они встретятся, как он всё ей выскажет, а потом ни за что и никогда больше не отпустит.

С того самого первого раза, как он увидел город, он сильно изменился. Стал больше, появились новые кварталы, некоторые здания и вовсе больше не стояли на своих местах. И даже с городом у него не было связано никаких хороших воспоминаний, ведь если бы они сюда не пришли, Люмин прожила бы дольше, её бы не ранили и, возможно, до сих пор была жива. Ноги сами привели Куникудзуши к кварталу красных фонарей, который всё так же остался на прежнем месте. Уж что, а поддаться греху люди во все времена любят и не упустят возможности развлечься. Куникудзуши тошно от осознания того, что подобные кварталы всё ещё существуют, это так грязно, так низко и отвратительно, что тошнить тянет.

Тогда зачем он сюда пришёл? Наверное, освежить память, вспомнить те дни, когда они с Люмин жили под крышей одного из таких домов, но тут уже слишком многое поменялось, возможно и людей знакомых не осталось. Он остановился у одного из домов, где на вывеске было написано "Умехана". Все-таки, что-то да и осталось.

— Извините, — послышался позади голос и Куникудзуши нехотя повернулся. Ещё не хватало, чтобы его куда-то заманивали, но увидев говорившую удивился. Масами. Уж её то он помнил и, кажется, не забудет.

— Что тебе нужно? — Довольно грубо, женщина была в недоумении от такого тона. Не узнала?

— Вы напоминаете мне кое-кого, да ещё и это перо, — женщина опустила взгляд на висящее золотое перо на груди. — Хотелось бы узнать, не имеете ли к ним отношения. Возможно, они ваши родители, хотя учитывая прошедшее время всё же бабушка с дедушкой? — Рассуждала Масами.

Женщина говорила прямо, без стеснения. Прямо как в прошлый раз, когда она ни с того, ни с сего подошла к Люмин и попросила разобраться с их проблемами. Одно напоминание об этом раздражало Куникудзуши.

— Люмин и Куникудзуши. Эти имена вам знакомы? — Наконец спрашивает она, а Куникудзуши хмыкает.

— Удивительно, вы всё так же смеете подходить к незнакомцам и задавать нелепые вопросы. А дальше что, попросите разобраться с проблемами квартала, как и в прошлый раз, госпожа Масами? — Обращение к ней он словно выплюнул. Увы, но эту женщину даже спустя столько лет он, можно было сказать, ненавидел. Ведь к скорой смерти Люмин она была причастна больше всего. Если бы они тогда не пошли в этот квартал, если бы не встретили Масами, если бы не стали решать проблему с убийствами, то Люмин прожила бы больше.

— Но как... — Соображала Хатакэяма быстро. — Столько же лет прошло. Ты как-то уж слишком хорошо выглядишь для старика.

— Увы, я не так стар, как ты, Масами, — усмехнулся Куникудзуши, скрестив руки на груди.

— Значит ты не человек...

— Всё именно так.

— Не желаешь ли выпить чашечку чая? Поговорим, вспомним прошлое, — Масами старалась вести себя вежливо, однако ощущала, с каким презрением на нее смотрит юноша. Если вспомнить прошедшие времена, то уже тогда он относился к ней с пренебрежением, даже с ненавистью.

— С тобой нет, — огрызнулся он, даже не представляя, как всё ещё её терпит.

— Всегда было интересно, почему я тебе так не нравилась, — усмехается женщина и в её руках появляется тонкая трубка. — Ведь уже столько лет прошло, а ты до сих пор относишься ко мне так невежливо.

— Потому что из-за тебя её ранили, из-за твоих проблем и трусости она была на грани смерти. Если бы не ты, Люмин прожила бы дольше, — он это сказал, не постеснялся, не испугался. Может хотя бы так, обвинив кого-то, ему будет легче принять смерть путешественницы, но стало лишь хуже.

— Люмин? Мертва? Но она же была в порядке...— В глазах вполне искреннее переживание.

— Не была, — уже более спокойно бросил он. Зря он сюда пришел, лишь больнее себе сделал.

— Мне жаль, — она хотело было коснуться его утешительным жестом, но он не позволил, отступил на шаг назад.

Жаль? А как ему жаль, что они оказались в этом квартале, что Люмин согласилась помочь и постоянно перенапрягалась, а потом и вовсе находилась на грани. Слишком больные эти воспоминания, слишком тяжёлые.

— Мне пора, — юноша склонил голову, пряча выражение лица за полями амигасы. — Надеюсь, больше не встретимся.

Юноша развернулся, отправившись куда глаза глядят, оставив Масами с грустной улыбкой на лице. Ещё тогда она сожалела, что втянула в своё дело постороннего, а теперь... Теперь сожалела вдвойне. Однако, в какой-то степени женщина была рада, что тот юный наивный мальчишка стал куда более уверенным, острым на язык, значит точно теперь не пропадёт. Но тоска по дорогому человеку всё ещё виднелась в его глазах, да и навряд ли когда-либо покинет его, такое просто не забывается, такое бывает веками терзает душу, причиняя невыносимую боль.

* * *

Он был прав, даже почти пять столетий спустя он не смог забыть, не смог оставить свои чувства вместе со смертью возлюбленной ещё тогда на горе Наруками. Ему бы давно стоило смириться и понять, что она не вернётся, что они больше никогда не увидятся, что Люмин окончательно мертва и их встреча произойдёт разве что в мечтах Куникудзуши. Столетия бессмысленных скитаний по миру, в поисках неизвестного. Оставался ли теперь хоть какой-то краешек Тейвата, где он не был? Его путешествие заводило его и в холодную Снежную, и горячий Натлан, и на руины старых разрушенных городов, он даже вновь возвращался в храм Наруками и служил там добрую сотню лет, но кое-что оставалось неизменным за эти пять столетий.

Куникудзуши продолжал каждое полнолуние приходить на утёс Звездолова в Мондштадте и ждать. Только чего ждать? Уверенности, что она вернётся к нему не было, да и не мог человек так просто воскреснуть, от её тела уже, наверное, даже ничего не осталось. Но почему он всё ещё ждал? Наверное, этот раз будет последним, больше он не будет посещать утёс, больше не будет ждать чуда. Давно было пора смириться с потерей, давно было пора понять, что те слова в письме не больше, чем просто утешение. Она ему опять солгала.

И всё же удивительно, что он её помнит. Голос, лицо, привычки, всё будто отпечаталось на подкорке сознания и никогда не будет забыто, даже если бы он захотел. Время для него все эти столетия тянулось очень медленно, каждый день становился пыткой, а потом он просто научился не принимать ничего близко к сердцу, научился не привязываться к людям, чтобы больше не испытывать эту ужасную боль. Ему хватило одного раза, больше такого в его жизни не повторится, не позволит себе что-то чувствовать к другим, ведь все его чувства давно отданы одной единственной, которая продолжает приходить к нему во снах. Иногда Куникудзуши не хотелось просыпаться, уж слишком счастливые были сны, где только он и Люмин.

Любить до отвращения больно.

Он сидел на краю утёса, подняв голову к небу. Ни единого облачка. Мириады звёзд сияли как никогда ярко, полная луна освещала всю округу. Если бы только знали, как он ненавидит полнолуние, то удивились бы. Каждое полнолуние на протяжении почти пяти столетий он неизменно сидел здесь, смотрел на небо и ждал. Ждал, даже понимая, что Люмин мертва, ждал, ведь она сказала ему это делать, она дала намёк, что будет тут, нужно только время... Лгала она прекрасно, все её обещания в итоге так и не были выполнены. И на что он рассчитывал? Какой наивный.

Держа в руках уже выцветшее письмо, где большинство слов уже нельзя было прочесть, он готов был с ним попрощаться, даже понимая, что это единственное, что осталось от Люмин. Может, тогда ему станет легче? Может, тогда он перестанет терзать себя ожиданием? Юноша вытянул руку с письмом вперёд, подул ветерок, подхватывая отпущенный листок бумаги, но далеко тот не успел улететь, оказавшись вновь в руках у владельца.

Он не может.

И никогда не сможет, не первый раз пытается, но сталкивается с одним и тем же чувством тоски, сожаления.

— А вот и снова ты, старый друг, — рядом на землю беззаботно падает бард с дурацкими, по мнению Куникудзуши, косичками. — Как знал, что вновь встречу тебя.

— Опять ты, — недовольно повернулся к нему Куникудзуши, не разделяя его радость.

Наверное, последние три года он почти каждый раз очередное полнолуние встречает не один, а в компании барда, представившегося как Венти. Громкий, шумный, непоседливый, никогда не сидящий на месте, он немного действовал на нервы юноше. Он появился неожиданно, и так же исчез, успев своим присутствием пошатнуть эмоциональный настрой Куникудзуши. Но увы, только всё это веселье не больше чем показушность, на самом деле барда тоже много чего терзало глубоко в душе. Куникудзуши это понимал, ведь так же всю свою боль прятал глубоко, чтобы никто не видел этой его слабости.

— Ну ты же точно рад меня видеть, — юноша усмехнулся, проведя пальцами по струнам лиры туда-сюда. Те перелились лёгкой трелью, создавая короткую мелодию. — Я уже думал, что ты сдался.

— Этот раз последний. Больше не вижу смысла ждать того, что никогда не произойдёт.

— Да брось ты, вдруг в этот раз получится? — Не унывал Венти, стараясь поддержать своего нового друга, хотя тот так точно не считал. — Ещё один вечер ради любви можно подождать.

— Она мертва, — впервые за эти три года знакомства признается он.

Улыбка с лица барда сползает моментально. Он конечно чувствовал, что что-то не так, но думал о неразделённой любви, но никак про то, что та возлюбленная Куникудзуши была мертва. Венти почувствовал себя немного странно, ведь он столько всего неприятного успел наговорить, считая, что так подбадривает новоприобретенного друга.

— Извини, — бард замолчал, поднимая голову к небу.

Обычно он много говорил, а юноша слушал его, однако сейчас слова не шли. Как можно было подбодрить того, кто ждёт уже столько времени? Слова явно были лишними, всё равно бы они не были никем услышаны. Потому не найдя никаких складных слов к сложившейся ситуации, Венти просто стал перебирать струны лиры, играя незамысловатую успокаивающую мелодию. Иногда молчание могло сказать куда больше, чем слова.

— Получается, мы больше не увидимся? — Спустя полчаса бездумной игры на лире, спрашивает Венти.

— Возможно, — неохотно отвечает Куникудзуши.

— Как жаль. А я ещё столько песен тебе не сыграл, столько не рассказал, но ладно. Кто встретился однажды, встретится и дважды. Надеюсь, когда-нибудь твоя дорога вновь заведёт тебя в город свободы. А я, наверное, пойду. Моя компания сейчас явно не то, что тебе нужно. Ещё увидимся!

— Ага, — безразлично ответил он, на секунду бросив взгляд на удаляющегося барда, исчезнувшего из вида за пару секунд. Вновь тишина.

Но едва ли проходит пару минут, как вновь слышатся шаги. Наверное, бард что-то забыл? Обычно к этому моменту утёс всегда свободен, за редким исключением, да и люди достаточно редко интересуются этим местом, так как добираться довольно опасно, много монстров, да ещё и долго. Если к нему обратятся, то он точно больше сюда не вернётся. Хватит с него.

— Извините, не думала, что здесь кто-то есть. Я не помешаю? — Спросил мягкий женский голос. Знакомый голос, только сейчас Куникудзуши был слишком раздражен, чтобы это понять.

Юноша встал на ноги и развернулся, чтобы как-нибудь съязвить в сторону подошедшей девушки, но слова застряли на половине пути.

Перед ним стояла Люмин. Живая. Те же глаза, причёска, волосы, одежда...

Снова сон?

— Люмин...

— Вы меня знаете? Извините, но мне кажется, вас вижу в первый раз, — неловко улыбнулась путешественница, коснувшись длинных светлых прядей.

Примечания:

Спасибо бете за работу ❤

Что же, впереди последняя финальная глава, даже как-то грустно стало...