Неожиданно (гет)

Он закончил письмо, решительно кивнул и подписал. Это показалось правильным.

Бросить картошку? Гермиона, я и есть картошка, потому что я едва понимаю, где она заканчивается и где начинаюсь я. С тех пор, как мы впервые встретились в одиннадцать лет, моя жизнь деформировалась вокруг Джеймса Поттера, как плющ обвивает стену. Уберать его, и я не знаю, что останется, от меня.

Я не буду обременять деяниями отца того, кто дружит с его сыном, тем более ставить перед невыполнимой задачей защищать его и меня друг перед другом. Достаточно сказать, что если я сломлен, как вы мне однажды сообщили, то это Джеймс Поттер с неумолимой злобой сломил меня, и что впоследствии я непреднамеренно стал причиной его смерти.

Кто кому нанес больший вред, не мне судить. Могу сказать только, что, несмотря на всю мою ненависть к нему и презрение к его памяти, я не желал ему тогда смерти. Как я мог, когда его смерть означала ее смерть?

Я был Пожирателем Смерти. Ты знаешь это, и ты можешь представить, что это влекло за собой, возможно, лучше, чем я представлял, когда присоединился. Когда я осознал важность своих действий, я вымаливал ее жизнь у одного хозяина и связал себя с другим в отчаянной попытке спасти ее. Ты знаешь, что у меня не получилось. Осталось только отчаянное, горькое сожаление.

Не раскаивайся в своей просьбе. Укол воспоминаний несёт в себе очищающую боль. Не имея доверенного лица, которое одновременно хотело бы услышать и могло бы мне верить, я до сих пор не пытался выразить словами свои прошлые невзгоды. После семнадцати отдельных попыток решить, что тебе сказать, я полагаю, что теперь вижу яснее. По крайней мере, в одном я несправедливо обвинял и его, и себя. Хотя я знал и любил ее с девяти лет, наша дружба долго бы не продлилась, она уже умирала до того ужасного дня, когда я оскорбил ее и таким образом потерял навсегда. Если бы он меньше донимал меня, ее привязанность обратилась бы к нему еще раньше, я полагаю. Она всегда была слишком хороша для меня.

Твоя забота для меня дороже, чем я могу выразить словами.

С

... ... ...

Я картошка , прочитала Гермиона, и ее губы дрогнули. Когда-то у нее была кукла Мистер Картофельная Голова со сменными глазами и ртом, ушами, носом и усами. Точно так же они одели своего сурового профессора в своих юношеских фантазиях, прикрепив несообразные черты к его замкнутому лицу. Она с трудом сглотнула. Он слишком долго был игрушкой для других.

Если я сломлен… Я вымаливал ее жизнь…

Я был Пожирателем Смерти… отчаянное, горькое сожаление…

Не имея доверенного лица… Она была слишком хороша…

Снова и снова она перечитывала письмо, иногда со слезами, текущими по щекам, иногда с огнем, горящим в груди. Наконец, она отложила его, только чтобы снова схватить, чтобы проверить, не обманули ли ее глаза. Они не обманули.

«Гермиона», — удивленно сказала она. «Он назвал меня Гермионой».