Неожиданно (гет)

— Есть кое-что, что я давно хотел сказать, но как ваш учитель не мог себе этого позволить. Я все еще не уверен, что должен говорить, но не могу представить, что такая возможность когда-либо представится снова, и поэтому не могу оставить это несказанным.

Гермиона с недоверием уставилась на прямую черную спину мастера зелий. Семь лет каждое его замечание было направлено на то, чтобы ранить, а теперь он хотел сказать что?

— Это — неожиданно.

Невозможно.

Он кивнул.

— Видите ли, — мягко объяснил он, — единственный известный мне способ облегчить боль от желания того, чего я не могу иметь, — это притвориться, что я этого не хочу.

Она неуверенно опустилась на стул.

— О.

Это прозвучало как-то нелепо. Она облизнула губы и попробовала снова.

— Это работает?

Он продолжал осматривать банки, в которых хранились заспиртованные существа.

— Помогает отвлечься.

Отвлечься. Это была хорошая идея.

— Значит, все те разы, когда вы ругали Невилла, вы хотели…

— Нет, — сказал он категорически. — Даже не в сушеном и не измельченном виде.

Она внезапно задумалась, не скрывалось ли за его саркастической яростью что-то большее, чем природный выбор изводить самого слабого члена стада

— Зачем вы это делали?

— Так меня учили. Это сделало меня сильным. — Он пожал плечами. — Золотые гриффиндорцы моих школьных дней остались в прошлом, но я все еще здесь.

— Вы все еще сломлены! — выпалила она.

— Лучше быть счастливым трупом, чем живым и сломленным? — спросил он.

— Вам виднее!

— Откуда мне знать? У меня никогда не было возможности стать счастливым.

— У каждого есть возможность быть счастливым, — сказала она.

— Только гриффиндорка могла сказать что-то столь невероятно глупое.

Опять привычные оскорбления. Это хорошо. Это выдержать легче, чем признание.

— Я вам никогда не нравилась, — сказала она.

— Нравится ли кому-то солнце? Оно дает тепло, жизнь и свет, повод просыпаться по утрам, а когда оно уходит, вместе с ним уходит и яркий день.

Это было глупо. Она не собиралась плакать. Ни за что.

— Я н-не хочу больше ничего слышать.

— Я и думал, что не захотите. Тогда всего доброго, — его голос был таким спокойным, словно он говорил о погоде, хотя он никогда не тратил слова на столь тривиальную тему.

— Если вы так думали, то зачем мне рассказали?

— Никогда не знаешь, что принесет будущее. Полезно знать своих союзников. Если по какой-то малой случайности вам когда-нибудь понадобится что-нибудь от меня, вы не побоитесь спросить. — Он снова пожал плечами. — Это показалось мне достаточно веской причиной.

Она провела рукой по глазам. Она ничего не могла сказать. Лучше просто уйти.

Услышав, как щелкнула захлопнувшаяся дверь, он повернулся и сел за стол. Медленно и методично он сортировал бумаги, пока верхняя стопка не опустела. Три часа до прощального пира. Восемнадцать, пока она не уйдёт из его жизни навсегда. И однажды, может быть, через двенадцать лет, может быть, через двадцать, он обнаружит на своем уроке ее детей.

— Чего этому скользкому гавнюку было нужно?

Гермиона посмотрела на Рона и попыталась найти ответ, который был бы одновременно честным и разумным.

— Просто пожелать мне всего наилучшего в будущем, — сказала она в конце концов.

— Да, конечно, — усмехнулся он. — Тогда почему у тебя такой вид, будто ты все время ревёшь?

“Наверное, потому что так и есть”, — горько подумала она.

Последний семестр был болезненным концом детства, с короткими, острыми битвами, завершившимися тяжелой победой, почти такой же горькой, как поражение, но ничто так не разделило юность и зрелость, как открытие, что ее учитель считает ее достаточно взрослой, чтобы любить или (как она предполагала) хотеть на ней женится. Женится. Это было связь поколений, которую она никогда не ожидала, выражение равенства, которое она не могла принять. Он был наставником, кем-то вроде замены родителя в течение последних семи лет… Она могла бы представить его на месте своего отца!

Но он не был ее отцом. И он давно уже не думал о ней как о девочке. Она попыталась вызвать в себе чувство предательства, которое, как она думала, она должна была чувствовать, но все, что она находила, была печаль.

Рон наблюдал за ней, прищурившись, и постукивал веснушчатой ​​рукой по бедру, ожидая ее ответа.

— Он заставил меня понять, как сильно я буду скучать по Хогвартсу, — сказала она. — Это был мой дом.

Школа закончилась навсегда. Закончится ли дружба Рона? Будет ли он рядом с ней в будущем? Оглядываясь на семь лет совместной жизни, она не могла не сомневаться. Объединяло ли их что-то, кроме Гарри и общих привычек, истории и гордости за свой факультет? Сохранит ли ностальгия то, что в них отличалось?

Рон рассмеялся.

— Это никуда не денется. Если уж ты такая отчаянная, (она поморщилась) спроси, можно ли тебе иногда заглядывать в гости. Я не думаю, что учителя будут против.

Он вытащил леденец с предсказанием из Всевозможных волшебных вредилок с хрустальным шариком, со вкусом вишни и кокоса, и покрутил его на кончике своей палочки.

— Хотя какой в ​​этом смысл? Вряд ли для них это что-то значит.

Она попыталась улыбнуться. По крайней мере, для одного из учителей это что-то значит. Профессор Снейп. Она сглотнула, внезапно похолодев. Он не планировал — ничего глупого, не так ли? Если она была для него солнцем, теплом и ясным днем ​​- Он не сделает — ничего опрометчивого, не так ли? Она встряхнулась. Идиотка! Он обещал помощь в каком-то отдаленном будущем. Конечно, он ничего такого не сделает.

Шарик засветился оранжевым и загудел, как паровозный гудок.

— Расставания и встречи, начала и повторения, — пел он.

— Я думаю, они смоделировали их по примеру Трелони, — проворчал Рон. — Они такие же бесполезные.

— По крайней мере, там не сказано, что тебя разорвут на куски нюхлеры и скормят флобберчервям на завтрак, — сказал Гарри, в этот момент войдя в гостиную. — Что случилось, Миона? Тепло попрощалась со всеми библиотечными книгами?

Гермиона нахмурилась, а Рон засмеялся.

— Не называй меня Мионой, — резко бросила она. Это прозвище было самой раздражающей манерой, которую Гарри скопировал у своей новой девушки. — Мое имя не изменилось, когда ты начал встречаться с Мэнди, как и я сама.

Он ухмыльнулся.

— Ой, извини, Миона.

— Как вы это делаете?

Профессор Снейп не отрывал взгляда от котла, в котором нежная смесь только-только начинала менять цвет с сиреневого на серебристый. В этом не было необходимости. Ее голос он не мог спутать. Он часто слышал его во сне.

—Уверен, мы уже попрощались, мисс Грейнджер, — сказал он, когда движение было завершено. — Я думаю, вам нечего добавить.

— Я хочу знать, как вы это делаете!

Она поспешила через комнату и положила свою руку ему на плечо. Он мгновенно напрягся, хотя его другая рука продолжала медленно помешивать размятые яйца Эшвиндера в форме восьмерки.

— Я не давал вам разрешения прикасаться ко мне, — прорычал он. — Если вы не хотите разбить сердца всех своих маленьких друзей-гриффиндорцев, сведя их баллы к нулю, я рекомендую вам немедленно убрать руку.

Слегка дрожащей рукой он взял щепотку измельченного корня рябины и высыпал ее в миску, слегка растирая ее между пальцами.

—Вы не можете. Уже слишком поздно, — запротестовала она, но отпустила его.

—Наоборот, — ответил он. —С первого года вы знали, что очки можно выиграть или потерять до момента объявления победителя Кубка дома.

Еще щепотка. Теперь третья. Серебро становилось насыщенным серо-бронзовым. Еще пять минут, и оно будет готово, чтобы его разливать.

Она отступила на пару шагов, но все еще была так близко, что он мог бы протянуть руку и коснуться ее. Ее взгляд был как тяжесть на его лице.

— Как вы это делаете? — снова спросила она.

— Что делаю?

— Просыпаетесь утром, если нет ради чего просыпаться.

Он взял флаконы и занялся их расстановкой.

— А есть альтернатива? — спросил он нарочито.

Она громко сглотнула.

— Что?

— Человеку не нужно просыпаться ради чего-то. Человек либо просыпается, либо нет. А проснувшись, рано или поздно он встает и идет дальше, так что пусть лучше это произойдет раньше.

Она уставилась на него, отрицательно качая головой.

— И это все?

— Чего еще вы ожидали? Колибри и розы?* Конечно, это все. Пока однажды ты не сможешь проснуться. — Он пожал плечами.

— Мне жаль, — пробормотала она.

— Жалость — бесполезная эмоция, которая унижает как дающего, так и получающего. Идите и умойтесь. Вы не достойны того, чтобы вас видели.

По его спине пробежала дрожь, когда он снова почувствовал ее приближение. Он стоял как скала.

— Я попросил вас уйти.

— Вы раньше предлагали мне свою дружбу. Разве вы не имели это в виду?

Он сосредоточился на том, чтобы дыхание было ровным. Это спасало его почти за два десятилетия шпионажа.

— Я предложил вам помощь в трудную минуту. Вы хотите моей дружбы? — Он не поверил.

— Да.

— Тогда вы можете начать с того, что никогда не подойдете ко мне на расстояние вытянутой руки, — мрачно сказал он.

— Почему?

Он начал разливать зелье по флаконам. Один, два, три…

— Вы думаете, я сделан из камня?

*Идея о розах и колибри в контексте поддержания жизни заключается в том, что присутствие этих существ, будь то в природе или в искусстве, напоминает о необходимости жить настоящим моментом, видеть и находить радость во всём, будь то важные события или мелочи жизни.

Профессор Снейп всегда умел заставить Гермиону почувствовать себя дурой. И не утратил этого навыка.

Она видела, как он язвил и усмехался. Она видела его подозрительным, раздраженным, злым, даже покрасневшим от ярости. Ей никогда не приходило в голову, что весь этот гнев скрывал другие чувства, которые он не позволял себе признавать или показывать: одиночество, тоску, печаль. Еще меньше ей приходило в голову, что только железное самообладание останавливало его от того, чтобы притянуть ее в свои объятия. Это пришло ей в голову сейчас. Она отступила немного более поспешно, чем это было бы вежливо.

Он запечатал флаконы и вылил последние капли из котлов. Начал мыть руки.

— Что вы имели в виду? Какую пользу может принести дружба нам обоим? — спросил он.

— Дружба делает жизнь стоящей!

— Разве? — Он намылил руки, ополоснул их, нахмурился, а затем начал медленно вытирать палец за пальцем.

— Ваши друзья ненавидят меня почти так же, как я их. Они будут яростно противиться нашему общению, — сказал он. — Моя честность слишком смущает вас, чтобы мы могли быть доверенными лицами друг друга.

Он пожал плечами.

— Нет никаких причин, чтобы наши жизни когда-либо снова пересеклись. Вы блестящая молодая женщина, выходящая в мир, а я озлобленный старый учитель, привязанный к этому месту на десять месяцев в году.

— Не называйте себя старым! Вам нет и сорока.

Все еще в расцвете сил, для волшебника.

— Я родился старым. Будучи уродливым ребенком; я быстро научился не ожидать ни от кого ничего, кроме неприязни, недоверия и неуважения.

— Я всегда уважала вас, — она защищала его перед друзьями.

Он издал короткий горький смешок.

— Вы? Вы с Поттером — самые неуважительные ученики, которые у меня когда-либо были. Вы бросаете мне вызов на каждом уроке, крадете у меня. Вы даже подожгли меня однажды, а когда я пытался спасти вас от убийцы, вы напали на меня и освободили его.

— Вы совершили ужасную ошибку. Он не был убийцей.

Он с педантичной точностью положил полотенце на место.

— Не был? Он пытался убить меня, когда мне было шестнадцать.

— Это была шутка, — сказала она ему.

— Достаточно смертоносная, чтобы оставить меня в пожизненном долгу перед единственным человеком, которого я ненавидел больше, чем его. Пока вы друг Поттера, вы не можете быть моим другом.

— Неужели вы никогда не простите ему того, что он сын своего отца? — воскликнула она.

— Ни этого, ни того, кто он есть. Преступный, беспечный, высокомерный мальчишка, который презирал все попытки защитить его, который на каждом шагу подвергал себя и вас опасности, — его голос дрогнул, — и которого вы, тем не менее, любите.

— Вы завидуете! — сказала она. — Если бы вы когда-нибудь постарались быть приятным, а не тонуть в жалости к себе…

— Все та же невыносимый всезнайка. Если критика — это дружба, которую вы предлагаете, я предпочитаю обойтись без нее.

Она не ответила. Он заметил, что она моргает, сдерживая слезы, и нахмурился.

— Очень хорошо, если это так нужно, — сказал он. — Можете присылать сову раз в месяц и писать, что вы здоровы.

Она подняла глаза.

— Вы ответите?

— Я напишу, что я здесь.

— Вам нечем заняться, кроме как докучать мне своим постоянным присутствием?

— Я хочу спросить вас о том, что вы сказали, — ответила Гермиона.

— Вы любопытны, как нюхлер, — сказал Снейп. — Это обсуждение закрыто.

— Вовсе нет. Вы не можете сказать мне, что тайно любите меня уже много лет, а потом отказаться сказать, как долго.

— Я никогда не упоминал любовь.

— Ваши слова были совершенно ясны. Я хочу знать. Вы не могли влюбиться в меня, когда мне было одиннадцать.

Она надеялась, что нет!

Разоблачение лишило его возможности запугивать ее угрозами или сарказмом, и у него больше не было обязанностей или невыполненных задач, за которыми можно было бы спрятаться. Занятия были закончены, документы подписаны, столы убраны. Сегодня не было нужды патрулировать коридоры, а времени до пира было недостаточно, чтобы начать варить еще одно зелье.

— Пожалуйста, — добавила она.

Он сел за стол и открыл ящик, чтобы разложить аккуратные стопки бумаг.

— Конечно, нет, хотя я заметил вас, даже тогда; с таким ясным взглядом и любознательностью, и слишком занятая заботой о Лонгботтоме, чтобы беспокоиться о себе. Вы были как заботливая сестра, я подумал, как ему повезло. Моя мать умерла молодой, и у меня никогда не было сестры.

— Ох. — Ей нужно было это переварить. — Я бы хотела знать, что кто-то меня любит. Меня здесь никто не любил, знаете ли. Они говорили, что я слишком властная, а Рон даже однажды назвал меня кошмаром.

— В тот день, когда вы несколько часов плакали в туалете, пока тролль Квиррелла не нашел вас?

Она уставилась на него.

— Вы знали?

Учителя не стали подвергать сомнению ложь, которая спасла Рона и Гарри от неприятностей. Она думала, что они ей поверили.

— Я видел достаточно истерик и рыданий, чтобы знать, от чего глаза бывают красными. К тому же, вы не были ни глупой, ни тщеславной, чтобы в одиночку гоняться за троллем.

Тогда еще нет. Это было до того, как общение с Поттером сделало ее безрассудной.

— Профессор МакГонагалл тоже знала?

Он пожал плечами.

— У нас достаточно тем для споров, чтобы ещё совать нос в дела факультетов друг друга.

— Когда я перестала казаться сестрой и вы начали представлять меня как…» Она не смогла заставить себя сказать «девушку», «жену», «возлюбленную». — Как кого-то еще?

— Где-то в прошлом году. Я не уверен.

— Я все еще не понимаю. Если я вам нравилась, то почему вы все еще были такой…

— Злой? Жестокий? Грубый?

— Самое худшее, что вы когда-либо говорил, это то, что вы не заметили никакой разницы в состоянии моих зубов.

— Я бы не обратил веимание, даже если бы они выросли во всю длину коридора. Вы думаете, я хочу вас за ваши зубы? — сказал он.

— Это меня ранило.

— Вы думаете, вы не причиняли мне часто боли?

— Я не причиняла вреда тому, кто мне дорог! Я имею в виду…

— Достаточно. — Он резко поднялся и зашагал к двери.— Это перечисление обид и воспоминаний бесполезено. Пожалуйста, не стесняйтесь рыться в моем личном столе, если вам еще нужно удовлетворить свое любопытство. Защитные заклинания автоматически восстановятся, когда вы закроете за собой дверь. Не забудьте.

— Я не забуду, профессор, — сказала она. — Я не забуду вас.

Но он был уже слишком далеко, чтобы услышать.

Уважаемый профессор,

С тех пор, как мы говорили в тот последний день, я всё думала. Я не могу забыть об этом — или забыть вас.

Вы так меня удивили, что я не знала, что я чувствую, кроме того, что я была уверена, что не люблю вас. Как бы я могла, когда я едва вас знаю? Дети видят учителей самым поверхностным образом; я даже не знала, нравились ли вы мне как человек или нет. Но оглядываясь назад, я вижу вас прямо в центре всего. Вы значили для меня гораздо больше, чем просто тиран в классе — хотя вы им и были! Вы каким-то образом важны для меня иначе, чем другие учителя, и я все еще пытаюсь понять, почему.

Забавно, что учитель, который больше всех старался держать нас на расстоянии, — тот, кого я меньше всего хочу оставлять в прошлом. Я всегда считала вас суровым, жестоким и несправедливым; слишком злым из-за мелких ошибок, слишком готовым унизить нас, слишком нетерпеливым к вопросам. Вы превращали каждый урок в мучение, и я ненавидела это, но теперь я понимаю, что вы хотели сделать это для нашего блага. Вы знали, что в будущем нас ожидает мучительного намного больше, чем приятного. Это была ваша версия того, что маглы называют «жесткой любовью»*.

Я полагаю, что каждому мячу нужна стена, от которой он будет отскакивать. Вы были для нас этой стеной. Ваша непреклонная воля бросала нам вызов, и чем больше мы отскакивали от нее, тем дальше и быстрее мы летели. И как стена, вы всегда стояли между нами и опасностью.

Я знаю по опыту, что вам не свойственно легко прощать. Вы можете держать обиду десятилетиями, возможно даже вечность. Вы так же сильно держитесь за привязанность? Я уверена, что да. Вы стойкий, верный, преданный, заслуживающий доверия, блестящий, надёжный и самый храбрый человек, которого я когда-либо знала. Вы отдаете все и ничего не ждёте взамен. И ничего — это то, что вы в основном получаете. Неудивительно, что вы такой мрачный и нелюдимый.

Спасибо за заботу обо мне и еще больше за то, что рассказали мне об этом. Я никогда не думала, что вы видите во мне кого-то, кроме раздражающей ученицы. Это важно для меня. Вы с Виктором Крамом — единственные, кто когда-либо видел во мне что-то кроме любви к книгам — или любил меня еще больше из-за этого.

Я пытаюсь сказать, что я действительно имела это в виду, когда просила вашей дружбы. Я хотела бы узнать вас получше. Я не могу обещать любить вас — я не готова любить кого-либо в таком смысле, и не уверена, что когда-либо буду готова — но я хочу дружить с вами. Вы позволите мне?

Гермиона

Профессор Снейп прочитал письмо в седьмой раз и в восьмой, прежде чем ответить. Это было больше, чем он когда-либо смел надеяться. Это было меньше, чем крохи.

Мисс Грейнджер,

Во всем этом длинном письме вы забыли сказать, здоровы ли вы. Надеюсь, что да. Я все еще здесь. Я всегда буду здесь для вас. Ответы на ваши вопросы таковы: Признание не нуждается в изучении. Сильнее. Да.

С. Снейп

*tough love — любовь или забота, которые выражаются строгим образом, особенно для того, чтобы заставить кого-то вести себя ответственно

Уважаемый профессор,

Пожалуйста, зовите меня Гермионой. Могу ли я называть вас Северусом или любым другим именем, менее официальным, чем Профессор?

Я все еще в подвешенном состоянии, ожидая предложений от Министерства. Это единственный способ что-то изменить вокруг, но я должна следить, чтобы не измениться самой. С другой стороны, если я останусь прежней, то могу оказаться на обочине, как мистер Уизли. Я знаю, что есть подводные камни, но я думаю, что это будет правильно. Между тем, у меня есть летняя подработка в Флориш и Блоттс. Если вы будете в Косом переулоке, могли бы мы встретиться за кофе или, может быть, за мороженым? Могу ли я угостить вас в Фортескью?

Странно не ждать осеннего семестра. Когда я встретила маму и папу на станции, я была рада их видеть, но я чуть не разрыдалась снова, потому что это был мой последний приезд из Хогвартса. Я стала плакать намного чаще после финальной битвы. Я никогда не думала, что буду так сильно скучать по Ханне и Парвати, но зная, что Ханна может никогда не выбраться из больницы Святого Мунго, и видя, какая несчастная Падма на похоронах… Думаю, я скучаю по всем, если честно.

Вам когда-нибудь снятся кошмары? Хуже всего мне было найти Драко после битвы. Глупо, я знаю, оплакивать его бледное, гладкое лицо , когда я даже не замечала раньше его привлекательности, но все эти рваные раны, особенно та, где раньше был глаз... Вы знаете, как он себя чувствует?

Извините, это письмо не очень-то веселое. Я думала, что я уже с этим справилась, как и все остальные. Мы вернулись к урокам через два дня после битвы, готовились к ТРИТОНам. За исключением пустых мест, все было как раньше, только лучше, потому что Волан-де-Морт исчез. Но сейчас я не могу перестать вспоминать.

Гермиона

Профессор Снейп несколько минут задержался над первым абзацем. Назвать ее Гермионой? Он никогда не позволял себе даже мечтать об этом. А она хотела назвать его Северусом! У него перехватило дыхание. Северус и Гермиона. Нет, так не пойдет. Он продолжил читать, и его лоб медленно нахмурился.

Мисс Грейнджер,

Зовите меня Снейп. Я предпочитаю кофе мороженому, но Фортескью приемлемо. Четверг на этой неделе подойдет? Вы можете не ориентироваться на меня, совсем наоборот.

Кошмары — это нормально после таких переживаний. Не ждите, что они прекратятся сами собой. Зелье сна без сновидений хорошо подходит для периодического использования. Мне отправить немного? В противном случае я обнаружил, что лучшее средство — немедленно вернуться в свой сон, ещё не совсем проснувшись, и направить его в более счастливое русло. Исцелите Драко во сне; в конце концов, вы сможете это сделать. К сожалению, жизнь не может быть сформирована так же легко, как сны. Воспоминания могут быть хуже кошмаров, их сложнее переносить и они длятся дольше. По крайней мере, вам не о чем жалеть.

Драко постепенно восстанавливается. Он говорит, что всегда хотел иметь волшебный глаз, как у Грюма. Мы пробуем зелье, которое может удалить остальные шрамы. Вероятно, вы встретитесь с ним раньше, чем думаете. Он также горит желанием работать в Министерстве.

Снейп

Примечание автора: Средство от кошмаров Снейпа — мое собственное, которым я пользуюсь с детства. Немного похоже на принцип Боггарта/Риддикулуса, оно требует усилий разума — и способности закрыть глаза и отважно противостоять своему ужасу.

— Я не могу обращаться к вам Снейп! — запротестовала Гермиона, когда они выбрали у Фортескью столик на солнечной стороне. — Я слишком много времени в школе потратила на то, чтобы поправлять всех, кто так вас называл.

— А. Я никогда не замечал, чтобы вы меня уважали. Дела были бы ценнее слов, — мягко бросил он.

— Я так и не извинилась за то, что воровала у вас, или за те разы, когда я вас проклинала, — размышляла она. — Мне жаль. Но это тоже только слова.

Он бы простил ей что угодно, если бы она просто улыбалась ему, как сейчас. Он прочистил горло.

— Это и не нужно. Разве мяч извиняется перед стеной за то, что отскакивает?

Он был вознагражден еще одной улыбкой. Уголки его рта приподнялись в ответ.

Сзади раздался знакомый голос: «Гермиона!», и долговязый мальчик захромал к их столику. Затем его круглое, розовое лицо побледнело и вытянулось от удивления.

— П-профессор Снейп!

— Мистер Лонгботтом.— Снейп кивнул.— Какая неожиданно приятная встреча.

— Д-да, сэр, — взгляд Невилла метнулся туда-сюда, умоляюще остановившись на Гермионе, но заговорил Снейп.

— Мы предавались воспоминаниям. Не присоединитесь ли к нам? — Он пододвинул стул, пока Невилл заикался.

— Мы навсегда закроем тему ваших отсутствущих навыков в зельеварении, согласны? — добавил он плавно. — Я думаю, вы слишком часто слышали от меня об этом. Отсюда и ваш боггарт.

Невилл вздрогнул и уставился на стол.

— У всех нас есть страхи, мистер Лонгботтом. Я так понимаю, что мисс Грейнджер боялась получить плохие оценки. Что же на счёт меня… Вы сохраните это в строжайшей тайне? — Он ждал их кивков. — Это был Люпин.

Гермиона ахнула.

— В виде оборотня? — Когда тот его чуть не убил.

— Его трансформация.

— Именно поэтому вы вышли из класса, когда у нас был урок? — спросила она.

— Я обещал молчать. Я не мог рисковать.

— Но всё же вы рассказали, — сказала она.

— После того, как он подверг вас опасности, забыв свое зелье? Конечно. Я полагаю, что с тех пор вы оба нашли более веские причины бояться. Вы всегда были полны мужества.

— Я? — Глаза Невилла расширились.

— Именно так. Вы ни разу не пропустили мой урок. Я заметил.

После этого разговор шёл легче. Снейп потягивал кофе и наблюдал за яркими глазами Гермионы, когда она обсуждала летнюю работу и планы на будущее со своим другом. Возможно, так было лучше. Быть в ее компании без неловкого молчания, когда он пытался придумать приятные, нейтральные вещи, чтобы сказать что-то уместное, пока горячая, яростная кровь стучала в его висках. Гораздо легче было смотреть ей в лицо через класс, чем через этот стол, говорить знакомые фразы, которые усиливали их дистанцию, чем находить новые слова, чтобы эту дистанцию преодолеть. Тем не менее, он не мог сдержать чувства радости, когда Невилл ушел, а она повернулась к нему, в её тёплом взгляде было одобрение.

— Это было очень по-доброму.

— Это не доброта. Политика.

Он завидовал ложке, скользящей между ее нежных губ, когда она наслаждалась последними прикосновениями мороженного со вкусом розы и красной смородины. Такая близкая и все еще недосягаемая.

— Политика? — спросила она.

— На одного вашего друга, выступающего против меня, стало меньше.

Она густо покраснела.

— Так как же мне вас называть? Вы уверены, что мы не можем быть Северусом и Гермионой?

— Совершенно уверен.

— Почему? — спросила она.

— Я не должен забывать.

Дорогой Северус,

Министерство магии ждёт меня! Я буду работать в отделе по связям с магглами. Я встретила Драко сегодня, он выглядел не так ужасно, как в прошлый раз, и помогал мистеру Уизли с вопросами о Неправомерном использовании изобретений магглов. Надеюсь, у него все получится; я знаю, что мистер Уизли ненавидел отца Драко.

Был ли Люциус Малфой когда-нибудь вашим другом? Вы скучаете по нему? Извините, я не хочу быть любопытной… или, может быть хочу. Я только что задалась вопросом, не из-за него ли вы стали Пожирателем Смерти. Я не имею права в это лезть, я знаю. Не отвечайте, если не хотите. Вы были так открыты в последние месяцы, что я начала этим пользоваться.

Простите. Надеюсь, я вас не обидела. Вы никогда ничего не спрашиваете. Вам неинтересно или вы боитесь моих ответов? Или вы просто слишком вежливы, чтобы совать нос в чужие дела?

Как вам новый набор первокурсников? Я думала о вас вчера вечером, когда вы, как я представляю, сидели на пире и слушали Распределяющую Шляпу — Что она пела в этом году? — и вдруг я так сильно соскучилась по вашему голосу, что вытащила свое старое эссе по Зельям, чтобы перечитать ваши комментарии. «Применять тот незначительный мозг, которым вы обладаете, было бы полезнее, чем проводить время за переписыванием книг», — было самым вежливым из всех. Я рассмеялась и почувствовала себя намного лучше.

19 сентября мне исполнится 18 лет, у меня будет ужин в ресторане с мамой и папой. В этом возрасте магглы становятся совершеннолетними. Родители хотели, чтобы я устроила вечеринку, но мне бы хотелось, чтобы были только мои самые близкие друзья. Поскольку Гарри и Рон в Италии, а Невилл в ночную смену в Виллерой Гарденс, остались вы. Скажите, что придёте. Встретимся дома в 6 вечера и оденемся по-маггловски.

Гермиона

P.S. Вам нравится балет?

Мисс Грейнджер,

Поздравляю с ожидаемым и заслуженным успехом.

У Люциуса никогда не было друзей, только прихвостни и те, кого он считал полезными. Я был одним из последних. Мое решение присоединиться возникло вскоре после инцидента в Визжащей Хижине. Я хотел навредить Альбусу, хотя думал, что его это мало беспокоит. Я был не прав во всём.

Мне ничего не нужно знать, кроме того, что вы здоровы и счастливы — и что ваше счастье зависит только от вас самой. Остальное — детали. Я с удовольствием позволю вам выбирать, чем поделиться.

Первокурсники — это кучка испуганных кроликов. Дженнет и Мускари выделяются как потенциальные лидеры. В остальном, самое невероятное, что после этого года у нас не будет Уизли в течение десятилетия. Шляпа все еще поет о единстве.

Стоит ли мне на что-то надеяться, зная, что вы скучали по мне? Возможно, нет, когда меня так легко заменить моими записями. Или я должен быть доволен тем, что вы сохранили хоть что-то? Однако я подозреваю, что вы сохранили эссе по всем предметам, а не только по зельям.

Альбус дал мне отгул и предложил, чтобы я сопровождал любого семикурсника, которого вы захотите пригласить. Роланда говорит, что балет — это разновидность танца, верно? Я не танцую.

Снейп

— В понедельник — контрольная по компонентам и процессам приготовления Veritaserum. Особое внимание уделите эффекту кинетики — а именно технике перемешивания, поясняю для тех тупиц, которые забыли, что это значит. Мисс Уизли и мистер Криви, на пару слов после занятий. Остальные свободны.

Джинни и Колин обменялись тревожными взглядами с противоположных сторон класса. Со Снейпом никогда нельзя было знать заранее, но он не упоминал ни о никаких отработках. Они ждали перед его столом, пока он хмурился и постукивал пальцами. Когда дверь подземелья с грохотом захлопнулась за последними студентами, он заговорил, не поднимая глаз.

— Профессор Дамблдор дал разрешение посетить вам вечеринку по случаю совершеннолетия мисс Грейнджер в Лондоне в следующий четверг вечером под моим присмотром. Ваши родители также дали свое согласие.

— Вы идете с нами, сэр? — ахнул Колин.

— Не перебивать меня! — рявкнул учитель. —Я не привык шутить, так что нет причин сомневаться в том, что вы слышите. Если вы действительно на это способны, хотя ваши ужасные результаты не позволяют мне верить в это.

Он сердито посмотрел на двух гриффиндорцев, которые быстро опустили глаза.

— Вы встретитесь со мной у дверей Большого зала в 17:30. Одетые соответствующим образом. Вы должны быть в состоянии что-то трансфигурировать, если ваш наряд окажется неподходящим.

Он угрожающе сузил свои черные глаза.

— Я ожидаю, что все трое, вы и мисс Лавгуд, будете вовремя и будете вести себя образцово в течение вечера. На этом все. — Он махнул им рукой в сторону двери.

— Э.. сэр, вы скажете Луне или хотите, чтобы мы передали ей? — рискнула спросить Джинни.

— Я вполне способен сам разобраться со всеми деталями, мисс Уизли. Поторопитесь, а то опоздаете на следующий урок.

— Да, сэр, спасибо, сэр, — пробормотали они и убежали.

Оставшись один, он достал последнее письмо Гермионы.

Дорогой Северус,

Балет — это танец, который смотрят на сцене. Его танцуют только специально обученные люди, так как он требует идеальной осанки и контроля за телом. Он довольно строгий и чрезвычайно грациозный. Когда я была маленькой, я хотела стать балериной и училась несколько лет, но у меня не было достаточно натренированных ног — или особых способностей. Я старалась изо всех сил, но у меня просто не получалось. На самом деле, это одно из моих самых болезненных воспоминаний до Хогвартса, но я все еще люблю смотреть представления. «Жизель» открывается «Павловым» 22 сентября.

Невероятно, как так профессор Дамблдор позволил кому-то из студентов прийти на мой день рождения — как он узнал, что я хотела бы их позвать? — и еще больше поражает, что вы согласились. Вы уверены, что не против? Я знаю, что вы предпочитаете сохранять определенную дистанцию. Если это не причинит вам беспокойства, я бы с удовольствием пригласила Джинни, Колина и Луну, а Драко я напишу, чтобы было ровное число гостей. Пожалуйста, дайте мне знать, и большое спасибо.

Гермиона

Его ответ был кратким.

Ожидайте четверых от Хогвартса. Дамблдор всегда в курсе и рад вмешаться. Я держу свои обещания.

Снейп

Реакция остальных сотрудников Хогвартса варьировалась от легкого интереса до откровенного любопытства с долей досады. Если бы Снейп был единственным гостем Гермионы из Хогвартса, он бы мог оставить и место назначения, и состав участников встречи в секрете, но добавление трех студентов означало уведомление двух других глав факультетов и Филча. Согласие персонала с тем, чтобы студенты не только были освобождены от комендантского часа, но и могли покидать территорию школы куда-то, кроме Хогсмида, по любой причине, кроме смерти близкого родственника или слушания в Министерстве, было беспрецедентным.

Снейп опустился в свое любимое кресло на педсовете в учительской и закрыл глаза.

— Голова болит? — спросила Помона, протягивая ему чашку его обычного валерианового чая. — Или просто делаешь вид, чтобы не отвечать на вопросы?

— Сегодня три двойных урока Слизерин-Гриффиндор. Конечно, у меня болит голова.

Он выпрямился, не открывая глаз, и вдохнул приятный, успокаивающий пар.

— При этом одна из моих гриффиндорок пригласила тебя на свой день рождения? — прощупала почву Минерва. — Почему?

— Почему бы и нет? — Он не спеша отпил.

— Она не приглашала других учителей. Что сделало тебя достойным этого?

— Мы разговаривали в последний день учебы. Я сказал ей, что я на самом деле о ней думаю, а она ответила, что она думает обо мне. Это было весьма поучительно.

Его голос был таким же ровным, как граната, покрытая темным шоколадом.

— Что ты на самом деле о ней думаешь? За семь лет я ни разу не слышала от тебя ни одного доброго слова.

Снейп открыл глаза и приподнял одну бровь.

— Я был шпионом почти двадцать лет, Минерва. Притворство становится привычкой. — Он поднес чай к губам и сделал глоток.

— Это не ответ, — возразила Роланда.

Он лишь ухмыльнулся в ответ.

— Что значит, ты ей сказал, что думаешь о ней? — спросила Помона, наливая себе еще чашку.

— Полагаю, если я вам скажу, это прекратит ваши догадки, — сказал он, когда решил, что они подождали достаточно долго. — Я сказал, что ее интеллект и решимость произвели на меня впечатление, и я был бы рад помочь ей в любых будущих начинаниях.

— И она поверила вам, несмотря на семь лет, которые доказывали обратное? — спросила Минерва.

— Я всегда считал мисс Грейнджер весьма проницательной, — добавил Филиус в знак мужской солидарности.

Минерва величественно проигнорировала его.

— А что она о тебе думает? Или мне следует спросить, что по её словам, она о тебе думает?

В черных глазах горел злобный блеск.

— Она сказала, что я был важнее в ее жизни, чем любой другой учитель, и она хотела бы поддерживать со мной связь.

Минерва резко выпрямилась, пролив немного чая в блюдце, а Помона восхитилась:

— Наконец-то у тебя есть девушка! Даже если она значительно моложе тебя.

— Дорогая Помона, не спеши. Ты так изголодалась по романтике, что готова напридумывать её со мной в главной роли? — спросил он. — Если ты попытаешься предположить, что я похож на того мужчину, в которого может влюбиться подросток, мне придется проанализировать этот чай на наличие любого из ста тридцати трех распространенных галлюциногенов.

— Я действительно ожидала, что у нее больше здравого смысла, — мрачно пробормотала Минерва.

Когда Гермиона встала из-за стола, чтобы воспользоваться туалетом, Джинни пошла следом.

— Ты наверное впервые впервые в маггловском ресторане? — спросила Гермиона, пока они мыли руки. Это была одна из тех шикарных ванных комнат, где у кранов нет ручек, а туалеты смываются сами, когда встаешь. Ей уже пришлось объяснять про датчики движения своей озадаченной подруге. — Что скажешь?

— Не только впервые в маггловском. Я первый раз ем марокканскую еду. Я думал, что это будет то же самое, что мы ели в Египте, когда навещали Билла».

Гермиона повернулась и сунула руки под сушилку для рук. Джинни последовала ее примеру, но отскочила, когда почувствовала горячий воздух. Она поморщилась и попробовала еще раз, более осторожно.

— Странно, — пробормотала она.

Гермиона пожала плечами, потирая руки друг о друга. Она широко расставила пальцы и пошевелила ими в теплом потоке.

— Нужно немного привыкнуть, — сказала она и вернулась к теме еды. — Разве там не одно и то же? В обеих странах едят кускус, верно?

Они были не так уж далеко друг от друга на карте.

— Да, но мясо более пряное или острое или что-то в этом роде. Но вкусно. Интересно, смогу ли я уговорить маму приготовить тажин. — Неосознанно девушка облизнула губы.

— Или домовых эльфов? Ты еще несколько месяцев не будешь есть домашнюю еду.

Руки Джинни все еще были влажными. Она взяла немного салфеток, чтобы высушить их. Снейп настоял на конфискации их палочек, к ее и Колина недовольству. Луна просто пробормотала что-то о прошлогоднем отчете «Придиры» о нашествии древесных грызунов Верринонга в маггловских закусочных.

— Хм. Хотя Снейп догадается, что это мы, а он не упустит повод, чтобы назначить отработки. Я бы не хотела потратить две недели на потрошение жаб просто ради разнообразия в еде в виде блюда из говядины и овощей.

Гермиона достала помаду и начала обводить губы. Джинни искоса посмотрела на нее.

— Жаль, что здесь обязательно должен быть Снейп. Ты точно не могла попросить Дамблдора выбрать другого учителя?

Гермиона промокнула губы и наблюдала за тем, как сузились глаза Джинни.

— Или Малфой попросил тебя спросить его? В этом всё дело, да? Ты решила быть вежливой с Малфоем и хотела, чтобы ему было комфортнее, пригласив его любимого учителя.

Гермиона слишком резко схватила свою сумочку. Она распахнулась, вывалив содержимое на пол.

— Я не думаю, что ты понимаешь, — сказала она, наклоняясь, чтобы все собрать. — Он здесь не для того, чтобы сопровождать вас из Хогвартса, и он здесь не ради Драко. Он был тем, кого я пригласила в первую очередь, а остальные из вас были уже дополнительно. — Она подняла взгляд, пожав плечами в знак извинения. — Мне никогда не приходило в голову, что они позволят вам прийти, понимаешь.

— Ты хочешь сказать, что ты хотела его видеть? — спросила Джинни. — Ты хотела видеть Снейпа? Снейпа, Гермиона?

Гермиона покраснела.

— Да, хотела! — резко ответила она. — И я была бы признательна, если бы ты оставила свои комментарии при себе. Он мне нравится.

— Странно, — снова пробормотала Джинни. — Очень и очень странно.

Примечание автора: Тажин — это медленно готовящаяся еда; Джинни говорит об изменении меню, а не о том, чтобы тайком спускаться на кухню за добавкой.

— Я всегда считала зельеварение чем-то средним между кулинарией и химией, — сказала миссис Грейнджер, откладывая вилку и поворачиваясь к профессору Снейпу, сидевшему слева от нее, — еще с тех пор, как Гермиона написала в первом письме о «тонкой науке и точном искусстве зельеварения».

— Она цитировала меня? — спросил он, вращая вилку своими длинными пальцами. Сомневаясь, что студенты смогут воздержаться от обсуждения немагловских тем, он тайком бросил вокруг их стола невербальное Muffliato, как только они все сели.

— Детально и точно, — сказал мистер Грейнджер с полуулыбкой, сидя с другой стороны от жены.

Снейп кивнул и позволил уголкам губ приподняться.

— У вас прекрасная память, миссис Грейнджер, хотя иного нельзя ожидать от родителей такой дочери.

Он мельком окинул взглядом стол, пока говорил. Мисс Уизли наблюдала за ним, прищурившись, и, по-видимому, восторгаясь камерой мистера Криви. Мисс Лавгуд беспечно спрашивала Драко, может ли он просканировать свой мозг на наличие нарглов, когда он поворачивает свой магический глаз назад. Герм — щеки мисс Грейнджер немного порозовели, и она, казалось, строго хмурилась на обеих девушек. Он повернулся к миссис Грейнджер, когда она наклонила голову, позволив своим коротким темным локонам упасть на лоб.

— Полагаю, это застряло у меня в голове только потому, что я всегда задавалась вопросом, не лучше ли было поменять местами прилагательные. Видимо, нет, не так ли? — спросила она.

— Действительно, — согласился он. — Наука или теоретическое изучение зелий требует понимания тонких различий, в то время как искусство, практический процесс зельеварения, требует точности и аккуратности. Это вовсе не нечто среднее между кулинарией и химией, а что-то большее, чем магическая наука превращения с помощью зельеварения, а не волшебства. Скорее здесь более тесная связь с алхимией, чем с химией. Но при этом наука охватывает более широкий спектр компонентов.

Мистер Грейнджер прикоснулся к губам салфеткой и наклонился вперед, чтобы лучше слышать.

— Понятно. Значит, алхимия была чисто магической наукой? Поэтому магглы-практики были обречены на неудачу — спросила его жена.

— Боюсь, это их провал или последствие заклинания Obliviate. Их память была стерта, а их работа уничтожена. Насколько я понимаю, глава швейцарского Департамента магических происшествий и катастроф увидел возможность сократить свой штат обливиаторов на двадцать процентов, когда Парацельс* сменил вектор своей деятельности и родилась химия.

С другой стороны в разговор вступила Гермиона.

— Я никогда этого не знала.

— Это хорошо известно в сообществе любителей зелий, но я думаю, вам бы не пришло в голову это изучать. Биннс редко рассматривает что-то кроме войн гоблинов, не зависимо от того, какой период истории он преподает.

Колин поднял голову, оторвавшись от своей камеры.

— Может быть сделаем несколько фотографий, профессор? — спросил он. — Вы же сказали, что когда мы все закончим есть… Вам даже не придется вставать со своих мест. Я только попрошу Джинни, Луну и Малфоя встать позади вас?

*Парацельс (псевдоним; настоящие имя и фамилия — Филипп Теофраст Ауреол Бомбаст фон Гогенгейм) — швейский врач, алхимик, астролог, философ, естествоиспытатель, натурфилософ эпохи Возрождения. Один из основателей ятрохимии

— Вот, смотрите, эта неплохая, — сказал Колин, протягивая один из снимков, который он распечатал для Грейнджеров. — На этом он выглядит почти дружелюбным.

— Кто бы мог подумать, что Снейп может выглядеть дружелюбным в окружении гриффиндорцев? — Джинни ухмыльнулась, рассматривая следующую фотографию. Он бы не выглядел таким умиротворенным, если бы заметил, как она делает кроличьи уши за его головой.

— Ты же знаешь, он настаивал на том, чтобы увидеть полный набор фотографий, — проворчал Колин. — Если бы я знал, что ты это сделаешь, я бы не щелкал в этот момент.

— Ерунда, я уверена, ты видел, что я делала, — сказала она. — Неужели ты не можешь просто спрятать это? По крайней мере, пока мы не закончим школу, а потом мы сможем оставить копии в общей гостиной, чтобы следующий набор гриффиндорцев мог их увидеть.

Она сделала движение, словно хотела его разорвать. Он выхватил его обратно.

— Нет, он считал, когда я делал снимки. Он бы заметил.

Вопреки себе, уголки его рта приподнялись, когда он представил себе эту сцену. Он бы все отдал, чтобы увидеть лицо Снейпа!

— В любом случае, домовые эльфы могут их спрятать. У меня есть идея получше. Деннис может вернуть их в следующем году и показать всем в поезде. Если он уничтожит улики до того, как приедет сюда, Снейп не сможет доказать, что это был он, и он не посещает курс зелий, так что все в порядке.

— Гермиона нас убьет, — сказала Джинни. — Мне кажется, ей реально нравится Снейп.

Ей следовало подумать об этом раньше — кровожадные канарейки Гермионы были чуть ли не смертельны— но она подчинилась внезапному порыву поиздеваться над ним за его спиной, прежде чем успела одуматься. Так что им просто нужно было придумать способ не допустить, чтобы этот кадр попало в чьи-либо руки, по крайней мере до следующего года. Есть надежда, что Гермиона к тому времени одумается.

— Как это нравится ей? В смысле, прям нравится?

Джинни пожала плечами.

— Я так не думаю. Если только она не научилась это очень хорошо скрывать.

За столом Гермиона улыбнулась ему пару раз, и он поднял бровь в ответ. Конечно, это не означало ничего, кроме дружбы. С какой стати кто-то мог бы увлечься Снейпом?

— Ну, мы узнаем, когда я сделаю волшебные фото, — сказал Колин, взяв в руки еще одну снимок. — Я их проявлю, и посмотрю, как они себя поведут, когда начнут двигаться.

— Почему ты не сделал их все подвижными? — спросила Джинни. — Тогда я на фото могла бы просто спрятать руки и никто бы не заметил.

— Потому что они для родителей Гермионы, а она просила немагический набор, который они могли бы повесить у себя дома, — ответил Колин. — Кроме того, какой смысл? Тогда Снейп на фото просто вышел бы из фотографии, ведт так, и нам бы нечего было показывать!

— Ну да, — рассудительно сказала она.

Джинни не просто так была сестрой близнецов. Когда растешь с Фредом и Джорджем, начинало казаться, что все возможно, если у тебя хватит смелости. И она достаточно часто доказывала, что у нее есть смелость.

— Так что, какие идеи?

Дорогой Северус,

Спасибо, что пришли и сделали мой праздничный ужин таким особенным. Мои родители в таком восторге от вашей компанией, и я должен сказать, что я тоже. Они всегда немного с подозрением относились к волшебному миру. Не к моему присутствию в нем, потому что они знали, что я должна быть там, но я знаю, что это огорчало их, потому что все казалось таким антинаучным. Мои родители самые терпимые из людей, и они воспитали меня терпимой (и я тоже старался быть такой, даже в те дни, когда Драко называл меня грязнокровкой, хотя не могу сказать, что мне это удалось в отношении Панси или Миллисенты), но идея нелогичного мира — как они его видели — была им совершенно чужда.

Теперь, благодаря вашим объяснениям, они видят в нем логику, которая основана на других базовых принципах, и она научна, даже если в каком-то своем роде. Так было всегда, конечно, но я никогда не мог заставить их так на это посмотреть.

Спасибо также за то, что привели с собой моих друзей. Я уверена, что это было не то, чего вы хотели — Вы никогда не были склонны к панибратскому отношению со студентами, даже когда училась я — поэтому я ценю это еще больше. Я немного волновалась из-за того, что Луна сядет рядом с Драко, хотя, полагаю, Джинни могла бы быть хуже, поскольку она менее снисходительна, чем ее отец, к его семье и его прошлой враждебности, но они поладили лучше, чем я ожидала. Он, казалось, не возражал против того, чтобы она говорила о его потерянном глазе, его потерянном состоянии и даже его потерянной семье. Я всегда избегала этих тем, но он разговаривал и улыбался Луне, и иногда улыбка выглядела почти естественной.

Мне очень нравится ваш подарок. Вы ходили за ним в маггловский мир или заказали по почте? Я знаю, что он не из Флориш и Блотс. Проработав там все лето, я довольно хорошо представляю, какой у них ассортимент, и балет в него не входит. Вы сами его заколдовали? Мне вдруг пришло в голову, что, несмотря на все ваши насмешки по поводу «глупого размахивания палочкой», я на самом деле очень мало знаю о ваших магических способностях, помимо зелий и защиты. Вы так же великолепны во всем остальном?

Искренне ваша,

Гермиона

P.S. Первые отзывы о «Жизели» уже опубликованы, и они положительные. Вы готовы? Балетные постановки могут быть ужасно дорогими, но есть дешевые места в задних рядах.

____

Мисс Грейнджер,

Нет нужды в благодарностях. Ваши родители — приятные собеседники, как и вы, и я был рад видеть, что Драко настолько лучше. Я не чужд миру маглов, хотя и редко там что-то покупаю. В данном случае это показалось необходимым. Чары были довольно простыми, и я признаю, что владею навыками «глупого размахивания палочкой». Сомневаюсь, что балет будет для меня приятным развлечением, но удовольствие от вашей компании перевешивает другие соображения. Вы должны знать, что мои вечера мне не принадлежат, так что как насчёт, следующего месяца?

Снейп

Когда дверь ее кабинета распахнулась, Гермиона оторвалась от документов, и с отвисшей челюстью уставилась перед собой.

— Фред? Джордж? Что вы здесь делаете? Только не говорите, что вы вляпались в неприятности с маглами?

Два солидных рыжеволосых волшебника в ослепительно-алых костюмах из драконьей шкуры влетели с такой же энергией, как их собственные взрывные фейерверки Уизли. Теперь их было легко отличить друг от друга. Джордж был немного выше и тоньше, со шрамом, тянущимся от его левой брови до волос. При этом Фред все-таки не был готов нанести себе такое же увечье ради преимущества остаться неотличимым от брата.

— Мы оскорблены, Гермиона, — сказал Фред.

— Жестоко разочарованы, — добавил Джордж. — Ты нас задела ..

— По-настоящему ранила..

— Ударом в самое сердце…

— Испепелила нас до костей…

Гермиона была достаточно опытной, чтобы знать, когда их нужно прервать.

— Вы кажетесь испепеленными до костей в этих ужасных костюмах, — откровенно сказала она.— Неужели вы не могли остановиться на валлийском зеленом или хотя бы гебридском черном драконе? Китайский огненный шар вам не идет, какими напыщенными вы бы ни старались выглядеть.

Ее тесный маленький офис едва мог втиснуть двух обычных посетителей, не говоря уже о паре таких огромных, как близнецы. Они устроились на противоположных концах ее стола, так что она не могла смотреть на них обоих одновременно. Она откинулась на спинку стула, прислонив голову к стене позади себя, и все равно сделала все возможное, чтобы видеть их обоих сразу.

— А, факультеты , — воскликнул Фред. — И в этом..

— В этом все дело, не так ли, Фред?

— Совершенно верно, Джордж, — сказал его брат.

Гермиона вздохнула. Зачем им вообще нужен был служащий по связям с магглами, если они не затеяли никаких дел с магглами?

— Вы что-то хотели или просто заскочили по пути в бюро патентов? — спросила она.

— Какая трагедия, не правда ли, Фред? — спросил Джордж своего близнеца.

— Определенно, Джордж. Ах, кто бы мог подумать в ее невинные дни беготни после комендантского часа с Гарри и Роном, что до этого дойдет?

— Хотя она всегда была немного чересчур привязана к придурку-Перси, — напомнил ему Джордж.

— Ошибка юности, — небрежно сказал Фред. — Просто неверные предсталения или ошибочные суждения, наверно. Но затем она стала префектом —

Джордж грустно покачал головой.

— И начался процесс разложения.

— Жаль. Мы и опомниться не успели, как она уже нами командовала...

— Запрещала наши эксперименты -

— Угрожала написать маме…

— Но мы думали, что надежда еще есть. — Джордж тяжело вздохнул, и его брат повторил его вздох.

— И теперь ниже падать некуда —

— Дружба с учителем!

— Если это только дружба , — вмешался Фред, многозначительно поигрывая бровями, — а не что-то более зловещее.

Гермиона покраснела.

— Я убью Джинни, — пробормотала она.

— Ты хочешь сказать…

— Так это правда? Ты встречаешься с летучей мышью из подземелий?

— Я с ним не встречаюсь, — сказала она. — Мы просто друзья, вот и все.

— Значит друзья, да? — спросил Джордж, наклоняясь вперёд.

Фред покачнулся назад.

— Мне кажется, леди слишком много протестует.

Дорогой Северус,

Я думаю, Джинни, должно быть, написала всем на свете — ну, всей семье Уизли, во всяком случае — о нашей дружбе, потому что меня навестили все Уизли в Англии! Сначала близнецы, потом мистер Уизли, потом миссис Уизли, и даже Перси заскочил сегодня, чтобы «обсудить» со мной это. Я сказала ему, что он настолько испортил свою собственную жизнь, что ему лучше не пытаться руководить чьей-либо еще. Это было не очень-то дипломатично с моей стороны, так как он, кажется, поднимается все выше и выше в Министерстве, но неужели он действительно думал, что я последую примеру человека, который все еще не в ладах с большей частью своей семьи? (Если бы Джинни не написала ему, я бы сказала, что со всеми.)

Тот Уизли, от которого я больше всего ожидала что-то услышать — скорее всего, во весь голос и через плохую международную каминную связь — не вышел на связь. Гарри тоже. Я могу только надеяться, что их молчание вызвано тем, что они слишком заняты или устали, чтобы писать. Полагаю, я должен быть рад, что не получила от них вопилеров, но в каком-то смысле мне было бы легче. Я могла бы просто отправить вопилеры обратно, сказав им, что моя дружба с другими людьми не их дело, и после нескольких раундов взрывающихся писем, они бы смирились с тем, что не могут указывать мне, что делать. Но я не могу не чувствовать себя неловко из-за этого. Были времена, когда Рон не разговаривал со мной неделями, даже месяцами, и обычно Гарри просто держался подальше, чтобы не попасть под перекрестный огонь.

Гермиона

PS Лучше пойти на Жизель во вторник или через две недели вечером в воскресенье?

Профессор Снейп дважды перечитал письмо, ощущая холодную тяжесть в груди. Неужели она действительно думала, что первая ярость ее друзей так легко развеется? Наивный ребенок! Но он не мог оспаривать ее стремление надеяться. Если бы она была менее оптимистичной, она бы никогда не рискнула потерять свою старую дружбу ради неопределенной новой. Он должен был позволить ей выбрать первое, сказать, что он готов отступить, ради нее. Но это было бы ложью.

Мисс Грейнджер,

Я сказал в начале, что я считаю, что одновременная дружба с собой и Поттером несовместима, и я мысленно включил в это предположение младшего мужчину Уизли. Ради вас я готов попытаться терпеть их, если они попытаются терпеть меня. Я не могу предложить большего и признаюсь, что буду удивлен, если они окажутся готовы предложить хотя бы это.

Возможно, вы оказались на перепутье. В жизни есть выбор, который нужно сделать. Идти по одному пути означает отказаться от другого. Вы — лучший судья того, какой путь принесет вам счастье, и я подчинюсь вашему решению без упреков или обвинений.

Снейп

PS Если вы все еще этого хотите, то я буду рад пойти в воскресенье вечером.

Дорогой Северус,

Я, должно быть, самая невозможная идиотка на свете, если не поняла, как ты это можешь воспринять. Мне жаль, что я позволил тебе думать, что истерики мальчиков могут потеснить нашу дружбу. Единственное мое оправдание в том, что я привыкла говорить тебе все, что у меня на уме, и казалось, что ты всегда меня понимаешь. Если это было неясно, я повторю: моя дружба с тобой — не их дело.

Мы уже не в школе. Наши жизни движутся по более широким орбитам, а наша дружба простирается на большие расстояния. В моей жизни достаточно места для всех вас. Я не позволю им говорить мне, что я не могу дружить с тобой и с ними, как и не хотела позволять тебе говорить мне, что я не могу дружить с ними и с тобой. Я могу. И дружу. И я буду, независимо от того, взаимны ли моя любовь и забота или нет.

У меня нет выбора. У них, возможно, есть. Если они сделают неправильный выбор, это меня опечалит, но я никогда не пожалею, потому что тот, кто думает, что дружба дает ему право указывать мне, кто еще мне может быть дорог, вообще не понимает дружбы.

Тем не менее, я невероятно счастлива от твоих слов и твоего выбора. Я могу лишь смутно догадываться, чего тебе стоило предложить это, когда я знаю, как ты относишься к Поттерам. Полагаю, если бы мои страдания от рук Драко были больше, чем внезапные насмешки или «Грязнокровка!» или неприятное проклятие, я могла бы чувствовать то же самое по отношению к Малфоям.

У Джинни именно так из-за того проклятого дневника, который отец Драко подложил ей в учебники на первом курсе, но, по крайней мере, она знает, что Драко сожалеет об этом.

Каждый раз, когда я думаю о тебе и Гарри, я вспоминаю, как он назвал тебя «жалким» в Хижине за то, что ты возмутился покушением на твою жизнь. Или, еще дальше, как он ненавидел тебя так же сильно, узнав, что ты спасал ему жизнь, как и раньше. Как бы я ни винила тебя за то, что ты возненавидел его с первого взгляда, я понимаю, почему ты не мог отпустить это. Я бы хотела, чтобы ты смог, ради тебя и ради меня, потому что мои родители всегда учили меня, что поддаваться обиде — это как держать раскаленную картофелину. Единственный способ не обжечься — это выронить ее.

Пожалуйста, Северус, брось картофелину. Подумай, сколько всего могли бы сделать твои руки, если бы они не вцепились в нее.

Гермиона

Если кто-то из студентов замечал, как профессор Снейп прикасается к карману во время занятий, то, ни за что бы не мог догадаться, что в нем. Он не прикасался к самому письму — они могли услышать его шуршание — но ему нужно было напомнить себе, что оно существует. Если кто-то видел, как он поднимал уголки губ, когда делал это, то, по крайней мере, у него хватало здравого смысла не комментировать это в его присутствии. Он ей дорог; она так сказала. Дорог ей, хотя бы как друг. И если кто-то думал, что ему этого достаточно, он ошибался.

Эйфория постепенно прошла. Ее письмо требовало быстрого ответа, но раскрывать подробнее его идею о том, что «еще» его «руки могли бы делать», означало бы только смутить ее. Была и другая правда. Стоит ли ее рассказывать?

Мисс Грейнджер , начал он,

Раз уж вы просите, я попробую, но я не знаю, как "выбросить картофелину", когда она застряла у меня в глотке и моя собственная плоть нарастает вокруг нее. Смогу ли я выжить, если разорву себе горло?

Я не могу ожидать, что вы поймёте без объяснений. Так тому и быть. Вы будете моим первым — моим единственным — доверенным лицом

Он застыл на несколько минут.

Однажды я прочитал маггловскую историю о царе, который возжелал виноградник бедняка и убил его за это. Я был бедняком (кажется, его звали Навот), отец вашего Поттера — жестоким царем, а Лили Эванс — моим виноградником. Она была моим другом до того, как мы попали в Хогвартс, но нас разлучили. Три факультета, боготворимые Поттером, быстро заставили всех сторониться меня, но этого было недостаточно; он хотел и Лили.

Полагаю, она устала плыть против течения. Когда он умудрился показаться героем в Визжащей Хижине, она начала отдаляться от меня. Она не хотела верить, что он спровоцировал ситуацию, и что он просто спасал свою шкуру. Она думала, что я должен быть благодарен.

Как я мог?

Она утверждала, что все еще ненавидит его, но когда он впоследствии напал на меня у нее на глазах, я понял, что она смотрела только на него. Глупо, со злости я оскорбил ее, и она навсегда отвернулась от меня.

(«Ты убил и завладел?» — спросил пророк в той истории. Где был пророк, который бы мог заступиться за меня?)

Они поженились, и я присоединился к Пожирателям Смерти, как она и предсказывала. Затем я услышал проклятое пророчество Сивиллы и передал его, даже не подозревая, что оно означает. В нем говорилось о Лили. Я пытался сделать все, чтобы спасти ее, умолял Темного Лорда, пошел к Дамблдору, стал шпионом... Но Поттер — как обычно убежденный, что знает лучше всех, — все испортил.

Она умерла, а я остался жив, чтобы защитить ее сына во время войны. Так все случилось. Я существую теперь только по привычке и не знаю другого света, кроме вас.

Запал угас, и он остановился. Он никогда раньше не выражал это словами, и хотя пергамент был испачкан и поцарапан там, где его перо слишком сильно вдавило его, он был поражен, как плавно это вышло. Почти как будто оно ждало, чтобы быть записанным, именно этими словами.

Но это не нужно. Как друг Поттера и его собственный друг, она будет горевать вдвойне. Он вытащил свежий пергамент, согнул ноющие пальцы и начал заново.

Я попытаюсь "выбросить картофелину", но она застряла у меня в глотке, и моя собственная плоть наросла на нее, и мне придется вырвать себе горло, чтобы до нее дотянуться. Я не феникс, чтобы умереть и снова ожить, но я нахожу великое исцеление в вашей дружбе.

Нет, всё ещё не то.

______________

Примечание автора:

Виноградник Навуфея — библейская история. После того, как жена царя Ахава Иезавель организовала убийство Навуфея от имени Ахава, пророк Елисей передал Божественное решение: «Ты убил и после завладел? На том месте, где псы лизали кровь Навуфея, псы будут лизать и твою кровь...»

Этот рассказ, конечно, отражает точку зрения Снейпа на Джеймса Поттера и, естественно, не беспристрастен, но при этом практически соответствует чистому книжному канону. (Идея о том, что издевательства Джеймса были частично вызваны желанием заполучить Лили, соответствует канону только из интервью.)

Глупо было ожидать немедленного ответа на ее последнее письмо. Она задала ему такой личный, такой сложный вопрос, что было вполне естественно, что он взял время, чтобы обдумать свой ответ. И все же она волновалась.

Как она посмела спросить его об этом? Какое право она имела? Она не была его сестрой, его возлюбленной, его женой, и их дружба была слишком новой, чтобы так безрассудно ее проверять; и так скоро после того, как она заставила его усомниться в ее прочности. Она была идиоткой.

Столовая была переполнена. Она заплатила за сыр, салатный рулет и теплый кофе и рассеянно села за столик с одним посетителем, прежде чем поняла, что это был Драко. Он мрачно выковыривал кусочки лука из спагетти болоньезе и бросал их на край тарелки, но он взглянул вверх, когда она села

— О, привет, — сказал он.

— Привет. Зачем заказывать, если не нравится?

Он пожал плечами.

— Наименее плохой вариант, я полагаю. Все остальное либо слишком сухое — как твой сэндвич — либо слишком жирное. — Он снова пожал плечами. — Я переживу.

— Ты можешь приносить еду с собой, — с сомнением предложила она.

— А ты почему так не делаешь?

— Слишком много забот с утра. К тому же булочки неплохие. — Она поморщилась. — Ну, не то чтобы прям плохие, — сказала она. — В хорошие дни. Когда салат не завял.

Она открыла булочку, чтобы проверить, хороший ли день. Сегодня нет.

— Не знал, что тебе нравится Северус, — сказал он, накручивая несколько макаронин на вилку и критически разглядывая их. — Когда это началось?

— После того, как я перестала быть его ученицей. — Она откусила кусочек и глотнула кофе. — Не то чтобы я когда-либо его не любила, в общем-то. Но ты же знаешь, как он относится к гриффиндорцам. Раньше он не уделял мне ни минуты внимания.

— Хм, — он прожевал, проглотил и накрутил еще спагетти.

— Ты ведь знаешь его уже давно, не так ли?

— Всю жизнь.

— Какой он был? — спросила она, наклонившись вперед.

Глаза его закрылись.

— В основном — неуютный.

— То есть, неловкий? Не уместный?

— Нет, хотя, могу предположить, что это он тоже чувствовал. — Он крутил и крутил спагетти. — Я имел в виду стулья в его кабинете. Ты знаешь, они не сломаются под тобой, но всегда найдется какая-нибудь шишка или край, торчащий в спину, как бы ты ни извивался.

— Я всегда думала, что он тебе нравится.

Он фыркнул.

— Как будто это имеет значение. Он семья. Все, что от неё осталось.

— Но у тебя есть и другая семья. Твоя тетя Андромеда, твоя кузина…

— Нет, Гермиона. Они не семья, они всего лишь родственники. Северус — семья. Единственный человек в мире, который не сомкнул бы глаз, если бы я пропал и меня больше никто не видел.

Она открыла рот, чтобы отрицать намек, и снова закрыла его. Его родители погибли, пытаясь защитить его, а его школьные друзья презирали его за то, что он перешел на другую сторону. Кто еще это мог быть?

— Я бы так и сделала, я думаю. В любом случае, я бы несколько минут не могла уснуть.

Он выдавил улыбку.

— Это потому, что ты — это ты, а не потому, что я — это я, — сказал он. — Но спасибо за попытку.

Когда дверь в общую комнату открылась, Джинни подняла глаза и оттащила Колина в сторону, прежде чем он вошел.

— Все в порядке? Он что-нибудь заметил?

Подделать новую фотографию, чтобы заменить ту, которую они не хотели показывать Снейпу, было просто. Всего лишь сделать копии двух других негативов, разрезать их в одном и том же месте и соединить одну пару противоположных половин с помощью быстрого Репаро.

— Не здесь, — пробормотал он, окидывая взглядом переполненную шумную комнату. — Давай пройдемся.

— Расскажи мне еще раз, что Гермиона сказала о своей симпатии к Снейпу, — сказал он, когда они скрылись от пристального внимания портретов и людей. День был сырой и ветреный, и Джинни вздрогнула.

— А что? Что он сделал?

— Да ничего необычного. Смотрел, хмурился, делал саркастические замечания. Но нас не рассекретили. Повезло, что он смотрел на фотографии, а не на мое лицо. — Его губы поджали. — Он не сделал и не сказал ничего странного, вообще ничего, но я думаю, что он точно сходит по ней с ума.

Джинни рассмеялась.

— Спятил совсем, точняк. Но что-то же ты заметил. Попробуй подумать. Что он сделал?

— Не могу поверить, что мы не поняли этого ещё тогда. — Колин засунул руки глубже в карманы. — Он пришел , Джинни. Она пригласила его на вечеринку, и он пришел. И он привел нас. Если это не странное поведение, то я не знаю, что это такое. Он ненавидит гриффиндорцев и охотно провел три часа в нашей компании.

— Там был Малфой.

— Если он хотел провести время с Малфоем, ему не нужна была для этого вечеринка Гермионы. Расскажи мне, что она тебе сказала.

— Не так уж много. Просто он ей понравился, и она пригласила его первым. До нас, я имею в виду. — Она поморщилась. — Она, должно быть, сначала пригласила Рона и Гарри, конечно, но они не могут покинуть Италию, пока не закончится их программа обмена. Представь, если бы они были там!

— Держу пари, что он бы от них получил хуже, чем кроличьи уши, — сказал Колин, и его лицо озарилось тоскливым ликованием. — Только подумай, какие фотографии я мог бы сделать.

— Представьте, что ты проводишь остаток года на отработках, потроша тритонов, — напомнила ему Джинни.

— Но это того стоило бы. — Ухмылка Колина померкла. — Только Гермиона могла бы нас убить. Ты же знаешь, что она бы это сделала.

Джинни вздрогнула.

— Ей он не нравится. Он такой старый, такой мерзкий и — и он не моет голову.

— И он слизеринец, и он был Пожирателем Смерти, и он самый отвратительный учитель, который у нас есть, да, я знаю. Но разве ее это волнует? Сейчас, я имею в виду? Честно говоря, я не могу себе представить, зачем бы она пригласила его познакомиться со своими родителями, если бы он ей не нравился. Я имею в виду, сколько времени они типа друзья? Даже трех месяцев нет. Это просто так бывает, понимаешь? Тот, кто тебе нравится, никогда не кажется подходящим для кого-то другого.

— Мы не можем этого допустить. Он ужасен. — Джинни остановилась, подставив лицо ветру. Колин тоже остановился.

— Что ты можешь сделать? Она никогда не станет слушать.

— Не знаю, — сказала она. — Но я что-нибудь придумаю. Я всегда так делаю.

Он закончил письмо, решительно кивнул и подписал. Это показалось правильным.

Бросить картошку? Гермиона, я и есть картошка, потому что я едва понимаю, где она заканчивается и где начинаюсь я. С тех пор, как мы впервые встретились в одиннадцать лет, моя жизнь деформировалась вокруг Джеймса Поттера, как плющ обвивает стену. Уберать его, и я не знаю, что останется, от меня.

Я не буду обременять деяниями отца того, кто дружит с его сыном, тем более ставить перед невыполнимой задачей защищать его и меня друг перед другом. Достаточно сказать, что если я сломлен, как вы мне однажды сообщили, то это Джеймс Поттер с неумолимой злобой сломил меня, и что впоследствии я непреднамеренно стал причиной его смерти.

Кто кому нанес больший вред, не мне судить. Могу сказать только, что, несмотря на всю мою ненависть к нему и презрение к его памяти, я не желал ему тогда смерти. Как я мог, когда его смерть означала ее смерть?

Я был Пожирателем Смерти. Ты знаешь это, и ты можешь представить, что это влекло за собой, возможно, лучше, чем я представлял, когда присоединился. Когда я осознал важность своих действий, я вымаливал ее жизнь у одного хозяина и связал себя с другим в отчаянной попытке спасти ее. Ты знаешь, что у меня не получилось. Осталось только отчаянное, горькое сожаление.

Не раскаивайся в своей просьбе. Укол воспоминаний несёт в себе очищающую боль. Не имея доверенного лица, которое одновременно хотело бы услышать и могло бы мне верить, я до сих пор не пытался выразить словами свои прошлые невзгоды. После семнадцати отдельных попыток решить, что тебе сказать, я полагаю, что теперь вижу яснее. По крайней мере, в одном я несправедливо обвинял и его, и себя. Хотя я знал и любил ее с девяти лет, наша дружба долго бы не продлилась, она уже умирала до того ужасного дня, когда я оскорбил ее и таким образом потерял навсегда. Если бы он меньше донимал меня, ее привязанность обратилась бы к нему еще раньше, я полагаю. Она всегда была слишком хороша для меня.

Твоя забота для меня дороже, чем я могу выразить словами.

С

... ... ...

Я картошка , прочитала Гермиона, и ее губы дрогнули. Когда-то у нее была кукла Мистер Картофельная Голова со сменными глазами и ртом, ушами, носом и усами. Точно так же они одели своего сурового профессора в своих юношеских фантазиях, прикрепив несообразные черты к его замкнутому лицу. Она с трудом сглотнула. Он слишком долго был игрушкой для других.

Если я сломлен… Я вымаливал ее жизнь…

Я был Пожирателем Смерти… отчаянное, горькое сожаление…

Не имея доверенного лица… Она была слишком хороша…

Снова и снова она перечитывала письмо, иногда со слезами, текущими по щекам, иногда с огнем, горящим в груди. Наконец, она отложила его, только чтобы снова схватить, чтобы проверить, не обманули ли ее глаза. Они не обманули.

«Гермиона», — удивленно сказала она. «Он назвал меня Гермионой».

Дорогой Северус,

Я не знаю, что сказать. Если я принесла тебе очищение и ясность, я рада, но я никогда не хотела причинить тебе боль. Мне жаль. Я должна была понять. Нам нужно было разобрать всё до последней мелочи, когда мы убирали площадь Гриммо для Ордена. Очевидно, что тебе придется сделать то же самое с воспоминаниями.

Я не хотела совать нос в чужие дела. Наверное, я вообразила, что ты доверился кому-то, кого знаешь лучше и дольше меня. Профессору Дамблдору или кому-то из педагогов. Или кому-то, кого я никогда не встречала; я едва ли знаю всех твоих знакомых.

Есть пара вещей, которые меня смущают. Ты можешь не отвечать, если не хочешь. Я знаю, что это не мое дело, и ты сказал, что мне лучше не знать, но я пытаюсь совместить «неумолимую злобу» со спасением твоей жизни во время выходки Сириуса, и я просто не могу. У тебя должны быть причины думать, что он обычно действовал злонамеренно, но это, по крайней мере, наверняка не было в полной мере таким.

А еще ты мне как-то сказал, что стал Пожирателем Смерти, потому что хотел навредить профессору Дамблдору. Если так много в твоей жизни вращалось вокруг родителей Гарри, то я не понимаю, при чем тут директор.

Гермиона

_______________

Довериться Дамблдору? Это никогда не было возможным. Он всегда знал достаточно, чтобы быть уверенным в моей преданности, но он никогда не поощрял меня к откровенности и не верил мне ни в одном вопросе, связанном с бандой Поттера. Ты сама это видела.

Мои доказательства злобы Поттера — из его собственных уст. Однажды он сказал Лили — после того, как Блэк чуть не скормил меня их ручному оборотню — что он преследовал меня за сам факт того, что я существую.

Давно подозревая о состоянии Люпина, я забеспокоился, увидев его друзей, тайком вышедших из дома в полнолуние. Я знал, что у них не может быть никаких законных оснований навещать его. Человеческая компания скорее приводит в ярость, чем утешает оборотня; он должен напасть либо на них, либо, если его сдержать (что казалось вероятным), на себя. После того, как Лили наотрез отказалась слушать мои предупреждения, Блэку было легко подтолкнуть меня увидеть все самому.

Они меня аккуратно подставили. Ты называешь это «выходкой Сириуса», но Поттер и Блэк всегда затевали что-то вместе. Возможно, Блэк добавил штрих, выпустив оборотня в туннель, прежде чем отправить меня вниз, заставив Поттера «спасти» меня. (На самом деле, чтобы спасти их; если бы я умер, расследование раскрыло бы их преступления.)

Не было никакого расследования. Дамблдор, по общему мнению, всезнающий победитель Грин-де-Вальда и глава Визенгамота, поверил им, а не мне. Люди всегда полагались на него, но он наверняка должен был знать правду. Он освободил их от надзора; о чем, я узнал только годы спустя, когда подслушал воспоминания Люпина. Я был дискредитирован, а Поттер вознесен как герой и, в конечном итоге назначен старостой.

Я был еще более обижен на Дамблдора за то, что раньше восхищался им. Я глупо мечтал, что однажды он отвернется от государственных дел и займется Хогвартсом, и, конечно, будет вершить справедливый суд. В конце концов, это была его обязанность. Конечно, это были напрасные надежды.

Увидимся в воскресенье.

С

Примечание автора: В этой главе отражено мое новое понимание инцидента с оборотнем, после того как я принял во внимание то, что мы узнали в Дарах Смерти:

1) что Снейп вошел в туннель, уже будучи уверенным, что Люпин — оборотень (но, по-видимому, предполагая, что тот надежно связан),

2) что он рассказал Лили, но его проигнорировали,

3) что трюк с оборотнем произошел до инцидента с нижним бельем,

4) что отдельные замечания Дамблдора были как намеренно вводящими в заблуждение, так и основанными на незнании соответствующих фактов, таких как преступная деятельность Мародеров.

Основываясь на комментарии Сириуса: «Поделом ему! Вечно суёт свой нос, пытается выяснить, что мы задумали...», я предположила, что Снейп видел, как друзья Люпина крадутся в полнолуние по крайней мере один раз, прежде чем Сириус решил, что будет «забавно» рассказать ему, как попасть в туннель. Кроме того, в отсутствие доказательств какого-либо последующего недоверия к Сириусу или раскола среди Мародеров, я теперь интерпретирую «твой отец... услышал, что сделал Сириус...» (Узник Азкабана, гл. 18) как то, что Джеймс услышал слова своего сообщника, а не признание виновного. Снейп был прав; это был трюк с участием Джеймса.

Дорогой Северус,

Теперь я лучше понимаю. Должно быть, было очень больно потерять друга из-за врага, потому что ты пытался защитить ее от него.

Но что-то не сходится. Пожалуйста, не поймите меня неправильно, я не берусь утверждать, что понимаю твою жизнь лучше, чем ты. Все, что я знаю, это то, что иногда люди говорят то, чего не имеют в виду, или о чем потом сожалеют, и я думаю, что, возможно, никто из нас не умеет заглядывать в чужие сердца, особенно тех, кто нам не нравится. (По крайней мере, я знаю, что ты никогда не заглядывал в сердца Гарри.)

Может быть, я просто хочу верить, что у Гарри было два хороших родственника (потому что Дурсли были невероятно противными), но вы уверены, что отец Гарри не заботился даже немного о твоей жизни? Ты говоришь, что твоя подруга любила его. Неужели она была настолько поверхностной или доверчивой, чтобы любить кого-то настолько мелочного? Ты можешь принять это умом и сердцем?

Что касается меня, я помню, как Драко наслаждался атаками василиска весь второй год и радостно говорил мне: «Ты следующая, грязнокровка!» Он все еще злорадствовал по поводу «грязнокровки и маглолюбы умрут первыми!» после смерти Седрика, и я верю, что он действительно имел это в виду. Тогда он нас ненавидел. Но когда дошло до сути в прошлом году, он попытался нас защитить. Я никогда бы этого не ожидала.

Гермиона

PS Я тоже жду воскресенья. Может, встретимся за ужином?

PPS Я правильно понял твое письмо? Ты думал, что друзья профессора Люпина могли заставить его причинить себе вред ради забавы, и он мог быть такой же их жертвой, как и ты? Ты пытался защитить его ?

Ой. Должно быть, это был шок, после того как он все это время хранил свою тайну, услышать, как он сказал нам, что они были замечательными друзьями, которые сделали его счастливее, чем он когда-либо был. Поэтому ты так разозлился той ночью? (Но все же, не слишком ли это называть его «их ручным оборотнем»?)

_______________________

Я думаю, что знаю больше об оборотнях в целом и Люпине в частности, чем ты. Я называю его их ручным оборотнем, потому что так они с ним обращались, и так он реагировал. Иногда я сам задавался вопросом: было ли дело в том, что они хранили его тайну, или же его одиночество заставило его смириться с тем, что, как он знал, было неправильным. Он был очень неподходящим префектом.

Он раскрыл о себе больше, чем преднамеренное соучастие в ту ночь, когда он чуть не укусил тебя. Его эгоистичная небрежность, в силу которой он весь год скрывал преступное знание о возможных способах проникновения Блэка, как и его безрассудное подвергание вас троих опасности, заставили меня прекратить молчание.

Я никогда не стал бы так порочить Лили, чтобы считать ее доверчивой или поверхностной. Она была обманута, но я не могу ее винить. Почему она должна быть более проницательной, чем директор? Говорят, что любовь слепа.

Боюсь, я не смогу уйти очень рано. Встретимся у театра в 7.15. Может, потом пообедаем.

С

Примечания автора: Пока я писала предыдущую главу, мне пришло в голову, что для того, чтобы секрет Люпина продержался после года сдачи СОВ, Снейп, должно быть, никому не рассказал, кроме Лили. Это говорит о том, что он хранил секрет еще до того, как «Дамблдор запретил ему рассказывать кому-либо». Эта глава — моя попытка понять, почему.

«Он пытался защитить нас» относится к Драко, который в этой истории сменил сторону, но это также может относиться к одному или двум случаям в Дарах Смерти.