Тангор (гет)

— Он хочет сам стать королем.

Так говорила Эдит, не смея больше молчать. Они сидели в покоях Альвевы — союзники против Тангора и их страж Готнис. По счастью, Гаэната предавалась послеобеденному сну, а Ора с Мальдой дежурили в приемной, готовые оповестить о любой опасности. Осенние сумерки пока медлили, день казался мрачным, словно небо затянули низкие грозовые облака.

— Все же простой народ, — заметила ее величество, — бывает порой необычайно мудр и прозорлив. Недаром слухи ходят столько лет. А чем дольше ходят непроверенные слухи, тем меньше в них верится. Значит, вам, Эдит, — королева посмотрела на нее, — уготовано мое место?

Эдит вспыхнула. Разумеется, это прозвучало, как шутка, но слишком уж много туч нависло над ними всеми, чтобы можно было позволять себе пустые и неосторожные слова.

— Я могла бы немедленно пойти к его величеству и рассказать все, — горячо произнесла Эдит. — Я так и намеревалась сделать, в тот самый день, когда поняла, когда он сам признался мне. Но… король не станет меня слушать, он решит, что я опять пришла просить его о милости для брата. И даже если бы выслушал: где доказательства? Тангор перевернул бы все так, что я пытаюсь мстить ему.

— Он великолепно знает генеалогию всех знатнейших родов Урбнисса, — задумчиво произнесла королева после недолгого молчания. — В том числе своего. Конечно, это неспроста. Он в свойстве с домом Фрейгодин и мнит, что ему этого достанет, чтобы взойти на престол. Возможно, так и случилось бы, если бы не нашлось иных родичей. — При этом она посмотрела на Альвеву.

— Вы полагаете, ваше величество, — вмиг побледнела она, — что я для него — политический соперник? — Она закрыла лицо руками и со стоном продолжила: — Опять… Опять бои насмерть за мою руку и титул… Опять заговоры…

— Или еще проще, — сурово прибавила Готнис, глядя на Альвеву с состраданием.

— Пусть! — вскричала несчастная в порыве отчаяния. — Пусть казнит, пусть делает что хочет! Зачем мне жить, если… — Она разрыдалась, безуспешно пытаясь справиться с собой.

— Перестаньте, графиня, что толку в слезах. — Пожилая камеристка ласково погладила ее по спине и обернулась к королеве. — Ваше величество, вся ваша семья в опасности. И принц Эгерран.

— Выходит, все эти бунты… — начала Эдит и осеклась.

— Разумеется, — подхватила королева. — И как мы сразу не поняли? Бунты случились так удачно, так вовремя. И если вдруг вся королевская семья погибнет, это тоже спишут на каких-нибудь мятежников, возможно, даже невиновных. Урбнисс напьется крови, а добрейший канцлер, уступая многочисленным просьбам, примет корону.

— Ни за что, — прошептала Эдит. — Ваше величество, Альвева… — Она умолкла, опустила взор, теребя ткань юбки. — Я давно знаю, что должна сделать. Меня удерживает лишь одно… Да, я понимаю, что нет ни надежды, ни спасения, но, ваше величество, ему осталось жить всего несколько дней! Если хоть что-то возможно…

— А что возможно, Эдит? — вздохнула королева. — Вы знаете, что король запретил даже мне приходить к нему до тех пор, пока штурм Коинта не окончится победой. Что уж говорить о любой из вас, моих фрейлин?

Королева умолкла. Эдит и Альвева смотрели на нее в отчаянной, нелепой последней надежде. Глядя на них, Готнис поджала губы и качнула головой. Ее сухощавая рука легла на плечо королевы.

— Есть один способ, ваше величество, — произнесла она. — Ради этого храброго юноши, спасшего и вас, и вашего сына, стоит рискнуть.

— О, ваше величество, молю вас… — начала Альвева.

— Возможно, ты права, Готнис, — прервала королева. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Да, это не лучший выход, он скорее обличит вину Ринигера Роскатта, чем подтвердит его невиновность. Но пусть выход не лучший — в нашем положении он единственный. Эдит, ваш брат должен бежать.

Брошенное чуть слышно последнее слово заставило всех замереть на месте. Сердце Эдит рухнуло в пятки, Альвева рядом стиснула руки. Королева оглядывала всех решительно и сурово, и даже бесстрастное всегда лицо Готнис дрогнуло.

— Вы правы, ваше величество, — сказала наконец Эдит. — Это лучше, чем смерть. Если Ринигер спасется, он сможет потом оправдаться — или же обстоятельства изменятся так, что нужда в этом отпадет. Тогда как мертвому, даже погибшему безвинно, с честью, — она тяжко вздохнула, — будет все равно.

— Что нужно сделать, ваше величество? — тотчас оживилась Альвева. — Как устроить побег? Этот Урсарат, начальник тюрьмы, на службе у Тангора. Вряд ли удастся его подкупить.

— Насколько мне известно, Урсарат не каждую ночь проводит в Лаутаре, — сказала королева. — Выберем ближайшую, когда его не будет. Со стражей проще, они не посмеют пойти против моего приказа. Особенно против приказа не письменного, а устного, отданного лично.

— Ваше величество… — Эдит упала к ногам королевы. — Вы желаете сами… О, если вы это сделаете, мы вовек не забудем вашей доброты!

— Я всего лишь плачу долги, Эдит, — улыбнулась королева. — Кроме того, я преследую личную цель: желаю сберечь верных мне и моему супругу людей и уязвить моего врага.

— Но когда Тангор узнает… — начала Альвева.

— Тогда я отвлеку его, — подхватила Эдит. — Только я смогу это сделать — должна же я тоже поучаствовать. — Она повернулась к королеве. — Ваше величество, вы позволите мне еще раз увидеться с братом?

— Это ни к чему, — был ответ. — Только задержит побег и создаст лишний шум. Все должно быть сделано быстро.

— Я дам денег, ваше величество, — сказала Альвева. — По счастью, я пока сама распоряжаюсь своими средствами. Пренебрежение Тангора мною и моими делами невольно играет нам на руку.

— Тем лучше, — кивнула королева. — Признаюсь, у меня сейчас нет при себе наличных денег, ведь король урезал все расходы из-за мятежей. — Она вновь оглядела всех. — Даст Создатель, наши общие усилия принесут добрые плоды.

— И еще одно, ваше величество, — сказала Эдит. — Куда ему бежать?

Королева нахмурилась.

— Это самый сложный вопрос, — ответила она. — Домой ему, разумеется, нет пути. Разве что затаиться на время в каком-нибудь отдаленном городе — если, конечно, он сумеет остаться там незамеченным.

Все невольно заулыбались — и тут же посерьезнели, когда королева продолжила:

— Да и на дорогах сейчас неспокойно, особенно на тех, что ведут в порты. Но оставим тревоги, друзья мои. Наша задача — помочь лейтенанту Роскатту спастись из тюрьмы. А дальше он, как мужчина, пусть решает сам.

Против этого было нечего возразить. Оставалось лишь дождаться удобного случая, когда Урсарата не окажется в Лаутаре.

* * *

Удачнее времени было не найти: очередной забрызганный грязью гонец явился под вечер, сообщив, что штурм Коинта оказался успешен, что королевские войска уже проникли в город и ведут уличные бои. Король немедленно созвал совет, в котором неизменно участвовал и Тангор. Его шпионка Гильда Бирн удалилась к себе, в чем Эдит Роскатт удостоверилась лично. И королева Эстриль совершила то, чего никогда раньше не позволяла себе, — тайно покинула дворец.

Ее сопровождала Готнис. Среди носильщиков запросто могли оказаться шпионы Тангора, поэтому за дело пришлось взяться Урдану, возлюбленному Оры, горничной графини Бостры, и одному из его приятелей. Оба получили от Альвевы щедрую награду, хотя без того были счастливы услужить ее величеству, пускай не знали, в чем состоит дело. Им не было нужды это знать.

Королева Эстриль добилась своего с помощью двойного оружия — власти и денег. Простым стражникам довольно было одного ее приказа, тогда как Деграма, помощника Урсарата, пришлось подкупить. Не сомневаясь в том, что он и деньги возьмет, и выдаст ее наутро своему начальнику, Эстриль последовала за провожатым в подземелье.

Холодные низкие коридоры, истертые ступени, чуть ли не крошащиеся под ногами, и застарелая вонь заставили ее содрогнуться. Она потянулась было за платком и все же совладала с собой, решив терпеть. Готнис ласково, но твердо поддерживала ее под локоть. Когда стражник отпер дверь, Эстриль велела ему ждать снаружи, а сама вошла вместе со спутницей.

От вида и особенно от вони камеры к горлу вмиг подступила тошнота, а нынешний жалкий облик некогда красивого юноши, учтивого кавалера и отважного бойца, вызвал невольные слезы. Но Эстриль пришла сюда не жалеть. Она знаком велела Роскатту сесть, хотя он, как только она вошла, тотчас поднялся со своего жуткого ложа, словно не понимая, сон он видит или явь. Эстриль кивнула ему и обратилась к стражнику, рябому, черноволосому, который вытянулся перед нею, поспешно подхватив мушкет.

— Вот вам моя воля, — сказала Эстриль. — Я желаю устроить Ринигеру Роскатту побег из Лаутара, поскольку он не виновен в том, за что осужден. Вы можете подчиниться мне или умереть. В первом случае вам тоже будет лучше покинуть Паридор. Во втором… полагаю, вы понимаете сами.

Стражник размышлял недолго. Он смотрел то на королеву, то через ее плечо на Роскатта, который все-таки поднялся, грохоча цепями, и стоял неподвижно и безмолвно, будто не верил в то, что происходит.

— Слушаюсь, ваше величество, — поклонился стражник и вновь поглядел через ее плечо. — Осмелюсь сказать, что вы правы. Я который год здесь служу и умею отличить, когда кто виновен, а когда нет. Только его све…

— Довольно. — Эстриль подняла затянутую в перчатку ладонь. — Не будем говорить лишнего и обойдемся без имен. Времени мало. Берите ключи и снимайте кандалы.

Пока стражник возился с объемистой связкой, Эстриль обернулась к Роскатту, все еще безмолвному.

— Надеюсь, лейтенант, вам достанет сил, — сказала она, — хоть с вами обошлись весьма жестоко. Говорят, когда хочешь жить, преодолеешь что угодно.

— Ваше величество, я… — начал он и умолк.

— О королях ходит немало дурных слухов, — продолжила Эстриль, мысленно поторапливая стражника, — но я не забыла того, что вы для меня сделали. Примите мою благодарность, и да хранит вас Создатель.

Бледные щеки Роскатта вспыхнули, губы сжались. Он отвел взгляд, словно в тяжких раздумьях. Ответ его изумил и саму Эстриль, и рябого стражника, уже подошедшего с ключами наготове.

— Я не могу, ваше величество, — произнес Роскатт, выпрямившись. — Если я сбегу, то признаю этим свою вину. Лучше смерть, чем такой позор.

Казалось, каждое слово срывается с его губ против воли. Эстриль видела в его глазах радость обретенной надежды и жажду жизни — и все же он готов был умереть, ставя честь превыше всего. Однако сейчас подобное благородство могло вызвать что угодно, только не восхищение.

— Вот как? — Эстриль топнула ногой, не сдержавшись. — Вы не понимаете, чем я рискую, чем рискуем все мы, в том числе две известные вам особы? Или вы полагаете, что им будет радостно видеть вас мертвым? Хотите оставить их без защиты? Хотите победы сами знаете кому?

Слова угодили точно в цель. Роскатт вновь покраснел, но иначе, скрежетнул зубами, глаза его сверкнули. Без всяких слов было ясно: он готов на все, лишь бы не дать Тангору одержать верх.

— Вы правы, ваше величество, — сказал он. — Я просто глупец. Умереть всегда можно. Лучше жить и бороться — за себя и за всех, кто тебе дорог. Но, ваше величество, берегитесь его. Он замышляет…

— Я знаю, лейтенант. — Эстриль кивнула и сделала стражнику знак поспешить. — Он открыто признался в этом вашей сестре, видимо, считая, что уже победил. Ваше спасение лишит его одного оружия, а ее избавит от лишних тревог.

Стражник отомкнул кандалы и взял Роскатта под локоть, чтобы помочь ему идти. В углу тускло горел фонарь, его подняла Готнис и пошла впереди, освещая путь. По влажным стенам плясали тени, а звуки шагов не могли заглушить бешеного биения сердца Эстриль. Сама она шла вслед за верной камеристкой, знаком приказав стражнику, что привел ее сюда, замыкать шествие.

Они благополучно вышли из Лаутара. Проводник вернулся обратно, получив щедрую мзду и пламенно поклявшись, что не выдаст ее величество. Эстриль поверила ему. Вместе с Готнис, прикрывшей фонарь полой плаща, она проводила обоих беглецов к конюшне: дверь была заперта изнутри на засов, но стражник без труда поднял его кинжалом. Внутри тихо фыркали во сне лошади, а конюх даже не проснулся.

Пока стражник седлал двух коней, Эстриль вручила Роскатту шелковый кошелек с золотом и серебром. Он принял дар без лишних слов, хотя даже в темноте было видно, что он озадачен. Здесь Эстриль не могла дать никаких советов, как и сама предоставить беглецу убежище. Стражнику было проще — он сказал, что у него имеются под Борданом родственники, к которым он намерен отправиться. Он даже предложил Роскатту присоединиться к нему, но тот отказался, назвав себя слишком опасным спутником.

— Будьте осторожны, лейтенант, — сказала Эстриль на прощание. — На дорогах неспокойно. Берегите себя ради тех двух дам, что любят вас и тревожатся о вашей судьбе. Они будут счастливы знать, что вы благополучно спаслись.

— Раз я вынужден бежать, ваше величество, — ответил он, — молю вас позаботиться о них обеих. Особенно об Эдит. Если этот… — Он осекся, как будто не смог подобрать приличное слово.

— Если вы спасетесь, — заметила Эстриль ему в тон, — то я не стала бы особо тревожиться за вашу сестру. Вы знаете ее не хуже, а то и лучше меня. Если уж бояться, то не Тангора, а скорее за Тангора.

Роскатт сверкнул в темноте своей мальчишеской улыбкой.

— Дай Создатель, чтобы вышло так! — Подхватив правой рукой поводья, он взобрался в седло. — Прощайте, ваше величество, и вы, сударыня, тоже.

Готнис любезно поклонилась в ответ и посоветовала ехать Дераисской заставой, которая оставалась открытой день и ночь на случай приезда гонцов. Через заставу было проще выбраться из города, чем дожидаться утра и открытия ворот.

Копыта зацокали по камням мостовой — сперва тихо и осторожно, затем смелее. Эстриль уже не смотрела, как оба всадника выезжают в ворота Лаутара и растворяются в темноте одной из боковых улочек. Вместе с Готнис она вернулась к носилкам и приказала возвращаться во дворец.

Всю дорогу она молчала, погруженная в раздумья. Все получилось так, как они замышляли, но на душе у Эстриль было неспокойно. Отчего-то ей казалось, что даже сейчас они сыграли на руку Тангору.

* * *

Гонец из Лаутара явился незадолго до рассвета, вскоре после того, как Легард отпустил всех советников. Тангор еще оставался при нем, да и не думал уходить. Появление гонца невольно заставило его вспомнить такое же утро и такого же вестника. Правда, в тот раз Тангор не удивился вести, поскольку знал ее заранее. Не слишком он удивился и сейчас.

— Это немыслимо! — разбушевался Легард, когда поостыл и смог говорить. — Тангор, вы клялись мне, что на сей раз все будет благополучно! Хвост Аирандо, вам нельзя доверять преступников! Ивиммон у вас повесился, Роскатт бежал! Как? Как такое вообще могло произойти?

Тангор ответил не сразу. Картина была ясна до мельчайших подробностей, хотя гонец либо недоговаривал, либо сам знал не все. Отчасти мудро: ни Урсарат, ни его помощник Деграм не осмелились бы бросать тень на высокопоставленных людей, перед тем не убедившись, что это угодно их господину. Мысленно Тангор усмехнулся, вообразив, как взъярится Легард, когда узнает о тайных делах своей супруги, — тут уж ее никто и ничто не спасет. Но для этого время настанет.

— Не тревожьтесь, ваше величество, — сказал Тангор. — Не пройдет и суток, как я во всем разберусь. Поверьте, виновные будут наказаны. Что до преступника, то он не сможет далеко уйти. Его покарает если не меч правосудия, то рука Создателя.

Легард отмахнулся, все еще красный и встрепанный от гнева. Ему и так было о чем подумать: мятежный Коинт наконец пал, но Гемелл заперся в цитадели, взяв десятка три заложников из числа почтеннейших горожан, и грозился жестоко перебить всех, если ему с сыновьями не позволят уйти живыми. Синнард начал переговоры, которые пока стояли на месте. Тангор же, слушая все эти вести, вспоминал недавно полученное письмо и размышлял гораздо серьезнее.

Неохотно Легард вернулся к прежней теме.

— Еще и стражник исчез, — буркнул он себе под нос. — Как это возможно? Неужели мне совсем некому больше доверять, если мои слуги, недавно клявшиеся мне в верности, предают направо и налево? Или сам я не заслуживаю верности?

— Не корите себя, ваше величество, — сказал Тангор, подбавив в голос теплоты. — Слишком уж многое жестокая судьба взвалила на ваши плечи. Даже ваш покойный батюшка не снес бы такого, а вы еще так молоды.

— Спасибо вам, Тангор, — отозвался Легард, окончательно успокоившись. — Без вас я бы давно сломался. Вы сейчас упомянули моего отца… Так вы мне сами как отец — или хотя бы как старший брат. Порой мне кажется, что вы все можете…

— Не все, но многое. — Тангор сделал вид, что растроган, и от души улыбнулся. — Дайте мне время, ваше величество, и наш Урбнисс наконец обретет мир и согласие. А преступники — ни Гемеллы, ни Роскатт, ни прочие изменники — не уйдут от заслуженной кары.

— Когда вы говорите подобное, — ответил на улыбку Легард, — я верю, что все именно так и будет.

Уходя от Легарда, Тангор едва не падал от усталости — он уже позабыл, когда ему последний раз удавалось проспать целую ночь. Но два-три часа можно было уделить отдыху, чтобы освежить голову и восстановить силы. Тем более, они ему понадобятся — для очередного разговора с проклятой и любимой упрямицей.

Разумеется, бегство Ринигера Роскатта — дело рук королевы. Недаром она все это время столь усердно хлопотала о нем, добилась для него свидания с сестрой, на которое, как сообщил Урсарат, увязалась с Эдит графиня Бостра. Видно, Эстриль Фрейгодин, урожденная Аургельн, вправду лишена королевского порока, именуемого чернейшей неблагодарностью. А может быть — и это ближе к истине — ее ненависть к нему, Тангору, тоже сильнее любых ее прочих чувств. В нежные материнские сердца он давно не верил, зато в стремление сберечь для сына трон — охотно.

Тангор проснулся ровно через два часа. Он спал не раздеваясь, поэтому приказал Игалу подать свежее платье и легкий завтрак. Новых известий пока не было — ни посланцев, ни писем, ни горячих сплетен от Гильды. Хотя накануне она докладывала, что ее величество стала подозрительно часто уединяться с Эдит Роскатт и Альвевой Бострой. Подслушать их беседы шпионке, увы, не удалось: камеристка королевы, Готнис, была тверда, как прибрежный утес, и стоила двадцати стражей.

На сей раз он отправился за Эдит сам. Слуги, служанки, придворные и секретари прыскали с его пути, точно испуганные воробьи. Тангор не трудился придать своему лицу более мягкое выражение. Сейчас он был не влюбленным мужчиной, а грозным канцлером, которого недаром именовали при дворе всемогущим.

Не совсем правда, увы. Быть может, сейчас все изменится. Гордая велья Роскатт, достойная дочь своей семьи, могла предпочесть родовую спесь жизни брата. Что скажет она, если угроза нависнет над ее любимой покровительницей?

Решительным шагом Тангор вошел в покои графини Бостры. По счастью, толстухи Гаэнаты там не оказалось, зато оказалась одна из горничных, занятая уборкой. При виде него девица ахнула и едва не выронила метелку для пыли. Убежать или предупредить кого-либо она не успела: Тангор схватил ее за плечо, придав себе такой грозный вид, что девушка позеленела от страха и затряслась, точно дерево на ветру.

— Немедленно ступай, отыщи велью Эдит Роскатт и передай, что я жду ее в своем кабинете. И если она вздумает отказываться, то и ей, и тебе, и твоей госпоже не миновать беды, поняла?

— Да, в-ваша светлость, — пробормотала девушка, отложила метелку и передник и тотчас помчалась со всех ног на поиски Эдит.

Тангор проводил ее довольным взглядом: слишком уж его дражайшая невеста разбаловала свою прислугу. Несомненно, и эта вертихвостка, и ее товарка — пособницы графини в ее сомнительных любовных делах. «Неважно», — думал он, пока шел обратно к себе. Судьба графини Бостры уже была им решена. А Ринигер Роскатт, если ему удастся вправду затаиться и спастись, сам обрек себя на невыносимые муки, с которыми не сравнится ни один самый жестокий допрос. Каково мальчишке будет видеть свою любимую мертвой и опозоренной?

Эдит вошла в кабинет ни жива ни мертва, лицо ее казалось настолько прозрачным, что видны были тонкие голубые жилки на лбу и на шее. На миг это пробудило нежность в сердце Тангора, и он заставил себя заглушить ее: время еще не пришло. Тем более, Эдит, хоть и напуганная, не растеряла своего проклятого упрямства.

— Что я слышу, сударь? — заговорила она первой, как всегда. — Вы уже смеете угрожать моим друзьям?

— Не сделай я этого, вы могли бы пренебречь моим приглашением, — ответил Тангор и собрался было подвести ее к стулу, но она мотнула головой. — К слову, позвольте выразить вам самые искренние поздравления по случаю счастливого побега вашего брата из Лаутара. Не каждому это удалось бы без сторонней помощи — вернее, вообще не удалось бы.

Эдит оказалась гораздо лучшей актрисой, чем ее брат, — столь правдоподобно она захлопала глазами и приоткрыла рот в мнимом удивлении. А ее дрожащие губы и пальцы заставили бы бешено рукоплескать самую взыскательную публику.

— Браво, Эдит. — Тангор отступил на шаг и похлопал в ладоши. — Жаль, что ваш актерский талант пропадает зря. Не делайте мне таких изумленных глаз, я все знаю. Знаю, что ваша царственная покровительница не побоялась рискнуть своей честью, лишь бы отблагодарить вашего брата, которому столь многим обязана.

— Не понимаю вас, сударь. — Эдит сжала губы. — При чем здесь ее величество? Она слишком любит своего супруга-короля, чтобы пойти против его воли. Не понимаю, отчего вы так…

— О, я прекрасно знаю ее величество, как и то, на что она способна. — Тангор улыбнулся и не без удовольствия заметил, что Эдит вновь побледнела и распахнула глаза. — И неважно, что руководит ею: желание отблагодарить или желание отомстить. Что до вас, то не думайте, что вам вечно доведется купаться в лучах ее благоволения. Как вы полагаете, Эдит, что скажет король, если узнает правду?

— Вы не посмеете… — прошептала она и прикусила сжатые пальцы.

— Еще как посмею, и вам это известно. — Тангор улыбнулся еще шире. — Вы не политик, Эдит, как и королева. Вы полагали, что когда ваш брат очутится на свободе, мне нечем будет давить на вас. Тем самым вы сделали только хуже — или же лучше, как знать.

— Чего вы от меня хотите? — спросила она, так, будто не знала ответа.

— Того, о чем я уже говорил: вашей руки и вашей любви. Помните о силе слова. Достаточно вам произнести одно — и король ничего не узнает о том, как ее величество помогает сбежать из тюрьмы государственным преступникам. Если же он узнает, королеву ничто не спасет.

Эдит молчала. Она то принималась ломать пальцы, то рассеянно глядела по сторонам. Ее вышитая шемизетка колыхалась от бурного дыхания, и Тангор поневоле залюбовался. Но не двинулся с места, понимая, что упрямая девушка наконец готова принять решение — единственно верное. Неважно, что он добился своего угрозами. В любом деле важен итог, а не способы, которые употребили, достигая его.

— Итак, Эдит, — нарушил Тангор густую, грозную тишину, — что вы мне скажете?

— Я скажу вам «да», сударь.

Заветное слово прозвучало так, словно в Паридоре одновременно ударили во все колокола и выпалили из всех пушек. Тангору показалось, что пол под ним сейчас разверзнется, и он упадет куда-то глубоко на дно морское — и даже там будет слышать ее голос.

«Я скажу вам "да"».

— Эдит… — Он ощутил, как перехватило дыхание, и уже не думал, кажется он сейчас смешным или нет. Но она не смеялась.

Она улыбалась. Не так, как брату или покойному Паэну Вартаниссу. Она улыбалась, как королева на официальной церемонии, приветствуя своего царственного супруга, — и все королевы всех стран по берегам Хиризийского моря не смогли бы сравниться с нею. «Воистину, ты рождена, чтобы сиять и повелевать! — с восхищением думал Тангор. — Золото волос, алмазная твердость и чистота! Ты прекрасна, ты невероятна. Ты покоряешься — и ты владеешь. Во имя всех штормов, ради этой минуты стоило пережить все, что пришлось пережить!»

— Если вам угодно, сударь, — ровным голосом произнесла Эдит, не прекращая улыбаться, — давайте встретимся сегодня вечером. Сейчас нам обоим хватает иных забот и иных дел.

Как ни велик был восторг Тангора, как ни ударило ему в голову крепкое вино любви, в душе его привычно шевельнулось подозрение. Слишком легко она согласилась.

— Я не ослышался? Это правда? — уточнил он и получил в ответ кивок и ясный взгляд. — И какие же гарантии вы мне даете, Эдит?

Она молча протянула к нему руку.

— Самые верные. О, не спешите, сударь, всему свое время, — прибавила она и отступила, когда Тангор в порыве готов был схватить ее ладонь и прижать к губам. — Раз я сама назначаю вам встречу, я непременно явлюсь. Никто ничего не узнает. Все будет тихо.

— Учтите, Эдит, — усилием воли Тангор совладал с собой, — я удостоверюсь в этом.

— Ваше право, сударь, — склонила она голову. — У вас достаточно людей, которые докладывают вам о каждом моем шаге. Не беспокойтесь, сегодня я не сделаю ни одного лишнего.

Тангор не сумел отыскать нужных слов, лишь вновь прошептал ее имя, казавшееся ему сейчас самой дивной музыкой. Она молча присела перед ним в глубоком реверансе и так же молча удалилась, не прекращая улыбаться своей величавой, чуть загадочной улыбкой.

И лишь тогда Тангор задумался. Его призывало множество дел, но он отбросил их, точно смятый черновик письма или приказа. Он думал об Эдит — думал, мечтал, надеялся и сомневался. Надежды и сомнения так взвинтили его душу, что тело не могло оставаться в покое и возжелало действия. Тангор резко поднялся с кресла, где только что предавался думам, и вышел в приемную.

— Вызови ко мне Бирн, — велел он Игалу.

Ожидая, пока вернется слуга и явится шпионка, Тангор продолжил размышлять. Гильде сегодня придется не спускать глаз с Эдит, слушать все ее разговоры, следить, как сама она верно заметила, за каждым ее шагом. Привычная подозрительность овладела им, сменив недавний светлый восторг. Ибо любой здравомыслящий человек понял бы, что внезапное согласие Эдит выглядит неестественно.

Что, если ее величество решила закрутить собственную интригу против него? Ей определенно есть чего бояться после того, как она вытащила Роскатта из Лаутара накануне казни. И если так, то лучшего орудия, чем его сестра, не найти. Притворяться Эдит умеет, как и все женщины, — достаточно вспомнить, как мастерски она недавно разыграла изумление.

И все же в глубине души Тангора таилась надежда: неужели?

Почему бы нет? Эдит не глупа и способна оценить все выгоды брака с ним. Возможно, дело все-таки в том, что между ними больше нет крови ее брата. С глубоким вздохом Тангор кивнул себе: возможно, это впрямь к лучшему. Как ни жаждал он отправить Ринигера Роскатта на плаху, он не хотел причинять тем самым страдания своей возлюбленной. Теперь же сама судьба руками королевы сняла с его души этот тяжкий камень.

Мальчишка бежал — пусть бежит, если есть, куда. Разумеется, он может отложить ненадолго свою месть и выждать где-нибудь, заодно дав себе время оправиться от ран. Неважно. С другой стороны, гонцы и шпионы недаром докладывают о беспорядках вокруг Севона и дорог к портам, как и о разбойниках, способных убить ради пары стоптанных сапог или того меньше.

Хождение туда-сюда по кабинету показалось вдруг глупым и бессмысленным. Тангор вернулся в кресло и прикрыл глаза. Да, с Роскаттом может произойти что угодно — и, даст Создатель, непременно произойдет, как когда-то с Вартаниссом. Это был бы лучший вариант: избавиться от врага, не запачкавшись самому в его крови.

Тогда его совесть перед Эдит останется чиста и спокойна.