Не та цель (джен)

От неожиданности я вскрикнул, и попытался оторвать свою руку от конечности хранителя, но она словно приклеилась, и все мои попытки были тщетны. Кровь из моей раны медленно текла вверх, по руке сущности, постепенно сливаясь с тенями.

А потом… Потом мир для меня перевернулся. Неожиданно на меня нахлынуло чувство падения, будто кто-то просто взял и выдернул землю у меня из-под ног.

Только вот спустя несколько мгновений я понял, что падаю не я, а моё сознание… Оно словно заново проживало ключевые моменты из жизни тела, куда меня занесло волей судьбы.

Передо мной проносились быстрые образы:

Вот маленький ребёнок лежит в колыбели, и завороженно смотрит на свои светящиеся руки, вот уже подросший мальчик, прячущийся в шкафу, пока за дверью раздавались громкие крики и грохот от промахнувшихся заклинаний, вот уже повзрослевший юноша, который впервые держит в руках палочку отца…

Это был как будто я, но в то же время и не я. Внезапно я начал видеть то, чего ещё не могло быть по определению: сильный уверенный в себе волшебник, к которому с двух сторон прижимается вейла и ослепительно красивая незнакомка, кровопролитное сражение из сотен волшебников, где вокруг меня сияет щит, а палочка в моих руках сеет настоящее опустошение в рядах врага…

Неожиданно в сознании раздался знакомый голос хранителя:

— Это Невилл Лонгботтом, но не ты, это тот Невилл, каким ты мог бы быть, спустя какое-то время.

— Почему МОГ бы быть? Почему не буду? — разочарованно спросил я, на что тихий голос хранителя буквально прошептал на грани слышимости:

— Потому что ты боишься.

«Что за бред… Я прошёл через смерть, канон мне прекрасно известен… Чего мне бояться?» — раздражённо подумал я, и тут же озвучил этот вопрос.

— Ты боишься себя. — резюмировал хранитель, и тут на меня снизошло озарение…

В тот же миг разрывающая сознание боль стихла, будто её и не было. Я снова стоял перед знакомым чёрным озером, но теперь мне не было дела до того, что я видел. Слова хранителя глубоко запали мне в душу, и я наконец понял:

— Колыбель… она показывает потенциал волшебника? — тихо спросил я у существа рядом с собой, на что он так же тихо ответил:

— Она показывает правду, молодой наследник рода. Правду — такой, какая она есть. Без прикрас и без недомолвок. А что с этим делать дальше — решаешь только ты.

Я посмотрел на свои руки. Из головы не шли образы, что совсем недавно транслировала мне колыбель, и я понимал, что это именно то, каким я ХОЧУ себя видеть в этом мире. Подняв глаза на хранителя, я решительно выдохнул и сказал:

— Я хочу… Я хочу понять свою магию… Понять себя.

Тот несколько мгновений помолчал, после чего, прежде чем медленно раствориться в воздухе, совершенно спокойно проронил:

— Так сделай это.

Я послушно закрыл глаза, и серьёзно задумался… Очень просто сказать: «сделай»… Но как именно это сделать? К сожалению в моём мире я никогда особо не увлекался мануалами по познанию себя, а сейчас это возможно бы пригодилось…

Тут я замер буквально на половине мысли, и неожиданно понял. Я в этом мире живу уже больше недели. Изучаю магию, познакомился с родителями, пытаюсь как-то устроиться в нём… Но всё это совершенно бесполезно, потому что в подсознании я до сих пор считаю СВОИМ тот мир, где меня сбила несчастная «Газель», а этот мир воспринимаю лишь как временное пристанище, которое возможно поможет мне отыскать путь домой.

С осознанием этого факта пришло и понимание того, что мне нужно сделать.

Я вспомнил всё то, что адамантовыми цепями держало меня в старом мире: жену, родителей, крохотулечку дочку, друзей, работу… На мгновение задержал дыхание, и постарался всё это отпустить. Нет, ни в коем случае не забыть! А просто отпустить… Мой дом теперь здесь, и попытки держаться за уже не существующую жизнь явно ни к чему хорошему не приведут, особенно с учётом грядущих событий.

Эти мысли полностью заполонили моё сознание, и неожиданно я почувствовал, что что-то изменилось. Открыв глаза, я осознал, что снова нахожусь в приёмной Гринготтса, а передо мной медленно затухает сияющая до этого дверь.

В тот же миг моё сознание разорвал встревоженный голос бабушки, которая с моим появлением тут же подорвалась со стула и уже спешила в мою сторону:

— Нев?! Как ты, дорогой?! С тобой всё хорошо?

— Я… — мой голос звучал очень хрипло, а в горле разлилась настоящая Сахара, но тем не менее я нашёл в себе силы выдавить:

— Я в порядке, ба.

Развернувшись в их сторону, я тут же заметил на себе пристальный взгляд Гарнтока, который коротко спросил одно единственное слово:

— Получилось?

Прислушавшись к своему источнику, я неожиданно осознал, что как бы это ни было странным, но он действительно изменился! Раньше я просто ощущал расходящееся по всему телу тепло от этого шарика энергии, а теперь я внезапно осознал, что мой источник буквально пылает от магии, заключённой внутри!

Осознав это, я поймал взгляд гоблина, и коротко кивнув, ответил ему:

— Да, Гарнток, всё получилось.

Услышав эти слова бабушка неверяще всхлипнула, и тут же обняла меня, прижав к себе, но я на это не особо отреагировал, потому что до сих пор смотрел на дверь, а в голове был тихий холодный голос хранителя:

Ты боишься себя.

Встряхнув головой, будто стряхивая наваждение, я отвернулся от этого странного места, и забрав свою палочку, едва слышно проронил:

— Больше нет.

Гарнток, услышав ответ на свой вопрос, удовлетворённо склонил голову в почти незаметном поклоне, признающим мои способности, после чего его острые глаза сверкнули в полумраке зала, и он тут же проскрипел:

— В таком случае, полагаю, банк Гринготтс выполнил свою часть обязательств перед наследником Лонгботтом, теперь очередь за вами.

Бабушка после этих слов нахмурилась, а её пальцы от волнения сжали моё плечо чуть сильнее необходимого.

— Что ты имеешь в виду, Гарнток? — спросила она, и я впервые услышал, как в голосе Августы зазвучали опасные стальные нотки.

Тем не менее гоблин даже не дрогнул, а только лишь мерзко оскалился, после чего проронил:

— Колыбель — это древний артефакт, знание о котором не допустимо для распространения среди посторонних. Вы оба видели её. Вы оба узнали её силу. И теперь… — он медленно провёл когтистой рукой по воздуху, — вы должны дать Клятву Молчания, что с вами эта информация и останется.

— Это абсурд! — бабушка резко выпрямилась, а её трость гулко стукнула о каменный пол, после чего она продолжила:

— Мы члены уважаемого рода, клиенты Гринготтса в конце концов, а не ваши пленники! Вы не имеете права удерживать нас здесь и заставлять давать непонятные клятвы!

Гарнток на эти претензии лишь в очередной раз усмехнулся, обнажив ряд острых зубов, и сказал:

— Ещё как имеем, миссис Лонгботтом. По статье 13 Устава Гринготтса, любой, кто прикоснётся к тайнам банка без санкции Совета Гоблинов, автоматически попадает под действие Закона о Сокрытии, — он сделал паузу, затем совершенно спокойно, будто говорил о погоде за окном, добавил:

— Вы не уйдёте отсюда, пока не поклянётесь. Это не обсуждается.

Я почувствовал, как Августа не шуточно напряглась, её магия заволновалась вокруг нас, и у меня сложилось ощущение, что ещё несколько мгновений и бабушка сорвётся, но затем… Она перевела взгляд на меня и сжав губы опустила голову.

— Хорошо, мы сделаем это — прошептала она, но потом резко вскинула голову и буквально прорычала:

— Но знай, Гарнток, я никогда не забуду этого.

Гоблин лишь равнодушно кивнул и жестом пригласил нас следовать за ним. Обратный путь мы проделывали в звенящей тишине, что позволило мне в полной мере насладиться открывающимися видами на подземелья Гринготтса с высоты прохождения путей для тележек.

Когда мы поднялись на самый верх, то сразу после того, как я помог бабушке выбраться из этого издевательского средства передвижения, гоблин уверенно повёл нас по хитросплетениям коридоров, и совсем скоро мы оказались перед дверьми, которые вели в его кабинет…

Кабинет Гарнтока оказался неожиданно просторным, но в то же время мрачным. Высокие стены, облицованные тёмным деревом, уходили вертикально вверх, где терялись в густой тени.

На этих стенах было несколько тускло мерцающих светильников в виде драконьих черепов, от которых света было столько, что они походили больше на элемент декора, нежели на осветительные приборы.

В центре кабинета стоял массивный вырезанный из чёрного камня стол, чья поверхность была буквально испещрена зубодробительными рунными связками. На этом столе лежал уже развёрнуты свиток пергамента, который словно только и ждал, что его вот-вот подпишут.

Гарнток зашёл за свой стол, и усевшись в весьма лаконичное кресло, произнёс будничным тоном, указывая на раскрытый пергамент:

— Клятва очень проста. Её суть сводится к тому, что вы клянётесь никогда никаким образом не раскрывать кому бы то ни было того, что знаете про Колыбель. Я искренне рекомендую не нарушать данную клятву, потому что в случае её нарушения — род Лонгботтомов прервётся, и я потеряю статус поверенного.

Я кинул быстрый взгляд на бабушку. Она выглядела очень недовольной, но поймав мой взгляд уверенно кивнула, после чего тихо сказала:

— Давай, Нев. Мы ведь и так с тобой не собирались болтать об этом месте, так что воспринимай это просто как формальность.

Немного успокоенный я подошёл к столу и взял в руки огромное писчее перо, после чего оглянулся в поисках чернильницы. Гоблин очень быстро расшифровал мой взгляд, и в очередной раз обнажив свои острые зубы в довольном оскале, проскрипел:

— Чернила вам не потребуются, мистер Лонгботтом. Пишите как есть.

Я моментально провёл аналогии с каноном, и осознал, что держу в руках весьма тёмный артефакт, который если мне не изменяет память именуется кровавым пером. Как только я коснулся пергамента, то тут же ощутил очень неприятные ощущения, будто в мою руку втыкаются множество острых иголочек, которые моментально подтвердили мои предположения.

Проведя пером в пустом месте пергамента, я оставил кровавую абстрактную подпись, сразу после чего обнаружил, что чернила на пергаменте вспыхнули золотистым цветом, а в следующий миг почувствовал, как что-то сжимается у меня внутри, будто невидимая прочная нить обвила моё сердце, и замерла в ожидании нарушения договора с моей стороны.

После этого я отошёл от гоблинского стола, уступая место Августе, которая совершенно без эмоций повторила мои недавние действия, вызвав удовлетворённый хмык со стороны Гарнтока.

Как только он проверил подписанные нами договора, то тут же поднял свою голову и произнёс:

— Отлично. С вашей стороны так же выполнены все обязательства, и Гринготтс не имеет к вам ни малейших претензий. Теперь вы свободны. Снаружи вас ждёт мой помощник, который проводит вас до операционного зала.

Не утруждая себя прощаниями, Августа резко развернулась, и схватив меня за руку, быстро потащила по направлению к выходу из кабинета, словно боялась, что Гарнток в любой момент может передумать, и заставить подписывать что-то ещё.

Мы вышли из Гринготтса в молчании. Только когда массивные двери банка закрылись за нами, бабушка резко развернулась ко мне и с не поддельным волнением сказала:

— Внук, мне нужно проверить — насколько сильны наложенные на нас ограничения, поэтому я у тебя сейчас кое-что спрошу… Что именно ты там увидел?

Мне тоже было весьма интересно — как это всё работает, поэтому я честно попытался ответить, но сразу же отказался от этой затеи, как только ощутил, что клятва буквально сжала мне горло, не позволяя ответить на этот вопрос.

Бабушка прекрасно увидела это и сжав кулаки зло прошипела:

— Проклятые гоблины… Что б я ещё раз обратилась к ним за решением своих проблем… — затем она несколько смягчилась и положив руку мне на плечо произнесла:

— Ладно, дорогой. Самое главное, что ты в порядке, и всё это было не зря.

Мы спустились с крыльца банка и вышли на залитую солнцем брусчатку Косого переулка, но холодное послевкусие после встречи с Гарнтоком всё ещё висело в воздухе.

Бабушка шла быстро, её трость отстукивала резкие, раздражённые удары по булыжникам, а я едва поспевал следом за ней, всё ещё находясь под впечатлением от посещения Колыбели, когда вдруг увидел, что нам наперерез устремился какой-то человек.

Я резко повернул голову в ту сторону — и увидел ЕГО.

Мужчина с длинными белыми волосами, ниспадающими на чёрные, безупречно сшитые мантии, стоял в нескольких шагах от нас. Его бледное, высокомерное лицо было абсолютно бесстрастно, но в холодных глазах очень легко читался целый океан презрения. Он наблюдал за нами, словно за интересными, но малозначимыми насекомыми.

Дождавшись, пока мы приблизимся к нему, он тут же сказал:

— Августа… Какая… неожиданная встреча, — произнёс он, и хоть его голос был вежливым, но в то же время казался СЛИШКОМ гладким, словно шёлк, который прикрывает острейшую сталь.

Увидев своего собеседника, бабушка резко замерла. Её спина выпрямилась, а пальцы сжали трость с такой силой, что костяшки побелели.

— Люциус, — ответила она, и в этом одном слове звучала целая буря — ненависть, отвращение, и предостережение, чтобы он и не думал связываться с ней.

Люциус медленно приблизился, его взгляд скользнул по мне сверху вниз, будто я был чем-то незначительным, после чего он протянул:

— Это и есть твой внук? — спросил он, и в его тоне явно звучало: «Это тот самый слабак, позор вашего рода?»

Бабушка слегка прикрыла меня собой, и ледяным голосом прорычала:

— Если тебе ДЕЙСТВИТЕЛЬНО есть что сказать, Люциус, говори. В противном случае — не задерживай нас.

Уголок его губ дрогнул в намёке на лёгкую улыбку, а затем он сказал, явно наслаждаясь ситуацией:

— Как прямолинейно. Что ж, я просто хотел поинтересоваться… Не пересмотрела ли ты свою позицию по Закону о преследовании оборотней? Совет Волшебников скоро вынесет решение, и твой голос мог бы быть… решающим.

Бабушка даже не моргнув, тут же решительно ответила:

— Скорее магия моего рода откажет, чем я изменю свою позицию, Люциус.

Тишина.

Малфой не дрогнул, но в его глазах промелькнуло что-то очень хищное и опасное.

— Жаль, — произнёс он мягко. — Ты всегда была слишком… упряма для собственного же блага.

Затем его взгляд снова упал на меня, и чему-то криво усмехнувшись он спросил:

— А как поживают твои родители, юный Лонгботтом?

От неожиданности, что он посмел задеть эту тему, сердце у меня пропустило удар, но не успел я хоть как-то среагировать, как бабушка резко шагнула вперёд, её магия вскипела вокруг нас, но Люциус на это лишь ещё шире усмехнулся — он ХОТЕЛ этой реакции и он её добился.

— Довольно, — прошипела Августа. — Ты переходишь все границы!

Люциус медленно отступил, делая театральный жест рукой.

— Конечно, прости мне мою бестактность. — он слегка наклонил голову, но в этом жесте не было ни капли уважения, после чего проронил:

— До следующей встречи, Августа.

Но прежде чем уйти, он бросил на меня ещё один насмешливый взгляд, после чего сказал:

— Надеюсь, твои родители хотя бы понимают, что их сын жив… Они же ещё способны что-то понимать?

В этот момент все мои внутренние тормоза напрочь смело волной всепоглощающего гнева. На одних инстинктах я потянулся к волшебной палочке, но бабушка ловким движением мгновенно схватила меня за запястье, а затем прожигая меня горящим взором сказала короткое, но ёмкое:

— Нет.

Малфой же не стал дожидаться результатов своего пассажа и уже уходил в эффектно развивающейся мантии.

Я буквально дрожал от с трудом контролируемой ярости:

— Он… он…

— Он хотел именно этого, — холодно сказала бабушка, после чего тут же добавила:

— Он хотел, чтобы ты дал ему ПОВОД, которым он бы воспользовался сполна.

Мы стояли так несколько секунд, пока фигура Малфоя окончательно не исчезла в толпе. Только тогда бабушка разжала мою руку и внимательно заглянув в мои глаза прошептала:

— Запомни, внук, с такими, как Малфой, ни в коем случае нельзя играть по их правилам. Они планируют свои действия на много шагов вперёд, и выйти победителем из противостояния с ними практически невозможно.

Я кивнул, но в голове уже звучал новый голос — не хранителя, а мой собственный:

«Когда-нибудь он ответит за каждое слово, вылетевшее из его грязного рта…»