Победительница (гет)

Примечания:

Эффект бабочки — термин в естественных науках, обозначающий свойство некоторых хаотичных систем: незначительное влияние на систему может иметь большие и непредсказуемые последствия, в том числе в совершенно другом месте.

— Ты справилась, ты молодец. Я всегда в тебя верила, — прозвучал в голове Эйлин довольный голос Калисты.

Это было странно — слышать голос умершей подруги, но в то же время радостно: Эйлин чувствовала, что оправдала её надежды и смогла измениться к лучшему. Почему-то ей казалось, что слышит этот голос в последний раз. И всё же она знала: Лис осталась рядом. Невидимая, но настоящая — будет оберегать тех, кто ей дорог. А Эйлин сделает всё, чтобы не разочаровать её. Стать лучшей версией себя — теперь это было её личным обещанием.

— Мамочка, ты меня слышишь? Как ты, с тобой всё в порядке?

Эйлин приоткрыла глаза. Она лежала на диване в гостиной, рядом тревожно застыли муж и сын. Всё это — дом, забота, их испуганные лица — было таким настоящим. В прошлом всё могло закончиться иначе, но теперь... теперь всё было по-другому.

— Кажется, я в порядке. А что случилось? — спросила она, убедившись, что голос ей подчиняется, а тело снова её. В голове — тишина. Ни чужого присутствия, ни давящего страха. На секунду её охватило сомнение: справится ли она теперь без Вики? Не вернётся ли всё обратно? Но она отогнала эти мысли. Сейчас она должна быть сильной. Ради сына. Ради себя.

— Ты поскользнулась на мокром полу и долго не приходила в себя. Я перенёс тебя сюда, — мягко объяснил Тобиас, а затем, чуть скривившись предложил: — Может, Северус принесёт тебе одно из ваших зелий?

— Нет, не надо, правда, всё хорошо, — слабо улыбнулась Эйлин. И правда, ей было не так уж плохо.

Это было их первое настоящее Рождество. В доме царила атмосфера уюта: гирлянды, аромат еды, тепло родных голосов. Наконец-то — праздник, каким он должен быть. Волшебный и тихий. В их разговорах ещё сквозила осторожность, когда речь заходила о магии, но всё же Эйлин могла спокойно поделиться сплетнями от Лекси, а Северус — с энтузиазмом рассказать про свою секцию, которая нравилась ему даже больше дедушкиных уроков. Впервые за семь лет они чувствовали себя настоящей семьёй. И вместо рождественского желания Северус просто поблагодарил Санту за лучший подарок.

Эйлин отправила подарки Лукреции с мужем и Люциусу, и впервые с лёгкостью делилась с Тобиасом радостью от магических сладостей. В тот же день пришло письмо: с Молли они, увы, опоздали. Девочка отказалась возвращаться домой на Рождество, и Дамблдор поддержал её, запретив родным вмешиваться.

Эйлин стало жаль Молли, но она знала — одних добрых намерений мало. Недостаточно просто найти целителя. Сначала нужно признать саму проблему. И понять, что путь к исцелению лежит через внутреннее согласие.

С того дня Эйлин пообещала себе: прежде чем принимать решения, она будет стараться понимать и принимать чужую точку зрения. Этому же она хотела научить и сына. Истина многогранна. Прежде чем делать выводы, важно взглянуть на ситуацию со всех сторон. Даже самые близкие могут ошибаться — не потому, что не любят, а потому, что не всегда видят полную картину.

Никто не заслуживает слепого доверия. Даже те, кто желает тебе только добра. Потому что даже добро требует мудрости.

Постепенно жизнь входила в своё русло. Эйлин старалась наладить отношения с отцом — училась слушать, прежде чем спорить, пыталась понять его точку зрения, вникнуть в его логику, даже если не всегда с ней соглашалась. Получалось с переменным успехом, но шаг за шагом между ними выстраивалось нечто большее, чем просто сдержанное соседство — доверие. Они даже начали вместе отмечать магические праздники, пусть поначалу и осторожно, будто заново знакомясь друг с другом.

Отношения Тобиаса и Октавиуса тоже стабилизировались — вернее, они просто избегали пересечений. Но это молчаливое перемирие оказалось вполне рабочим. Оба спокойно воспринимали присутствие друг друга в жизни Эйлин и Северуса, и этого было достаточно.

Северус, видя, как мать без страха и агрессии относится к магглам, тоже перестал противопоставлять себя их миру. Это изменило многое. Он стал легче сходиться с одноклассниками, а в секции даже сумел завести настоящих друзей. Он чётко разделял два мира — знал, когда и как в каждом себя вести. Магию он оставлял в особняке деда, а успехами в школе делился с отцом. После того как Тобиас окончательно бросил пить, их отношения стали намного теплее. Северус увидел в нём не только слабость, но и силу — пусть тихую, земную, но настоящую. Он понял: отец тоже может чему-то научить, тоже может быть опорой.

Друзей среди магов Северусу не хватало — до тех пор, пока не началась переписка с Люциусом. Всё началось с короткого письма, в котором он выразил соболезнования по поводу смерти Калисты. Он рассказал немного о себе, спросил, каково это — учиться в Хогвартсе. Неожиданно между ними возникла тонкая нить связи.

Люциус, которому так сложно было показывать свои чувства, впервые позволил себе быть уязвимым — и именно перед мальчишкой, которого видел всего раз в жизни. Северус не жалел — он понимал. Он тоже знал, каково это — бояться потерять мать, и Калиста, пусть он и встречал её всего пару раз, оставила в его сердце глубокий след.

Их переписка продолжалась весь учебный год. А летом Люциус даже попросил отца трансгрессировать его к Эйлин и её сыну. Они провели вместе целый день — и, к удивлению обоих, прекрасно поладили, несмотря на разницу в возрасте. С того момента Северус с уверенностью считал: у него есть друг среди магов. Настоящий.

Однажды, когда Северусу было около десяти, он случайно стал свидетелем ссоры сестёр Эванс на берегу реки. Он знал, что их отцы работают вместе, а его мама тепло относилась к Петунье, которая частенько захаживала к ним в гости. Может, именно поэтому он не смог просто пройти мимо, даже несмотря на то, что лично с девочками никогда не общался. Он спрятался за деревом и стал наблюдать.

— Смотри, как я могу! — радостно воскликнула Лили. У неё на ладони распустилась ромашка. — А ты так умеешь?

Петунья напряглась. Северус замер — Лили была такой же, как он. Настоящей волшебницей. Хотелось тут же выбежать из укрытия и поделиться этим открытием. Ему даже на мгновение подумалось: может, мама так хорошо относится к Петунье, потому что она тоже такая же, просто ещё не знает об этом?

— У меня не получается… — тихо ответила Петунья, не оправдав его надежд.

— Ха-ха! Даже в этом я лучше тебя, — Лили засмеялась, искренне, но резко. Её радость вдруг показалась Северусу колкой, и весь восторг от встречи с «другой магичкой» как-то сразу померк.

— Это ненормально! Ты уродка! Ты всё время пытаешься выпендриться! — выкрикнула Петунья, разрываясь между обидой и слезами. Она выбила у сестры из рук цветок и отвернулась. Лили обиженно фыркнула и побежала прямо в сторону дерева, за которым прятался Северус.

— Не смей от меня убегать! — крикнула ей вслед Петунья.

Северус с облегчением подумал, что у него нет братьев или сестёр. Обе девочки произвели на него странное впечатление: Лили показалась слишком самоуверенной, а Петунья — жесткой. Но Лили была магом, как и он. И ему безумно хотелось поговорить с кем-то, кто, как и он, только начинает открывать для себя волшебный мир. Ему хотелось быть для кого-то проводником — как однажды Люциус стал таким для него.

А Петунья… она ведь знакомая мамы. Значит, к ней тоже можно найти подход. За последние пару лет Северус понял важную вещь: не все проблемы стоит решать в одиночку. Иногда нужно довериться взрослым. И сейчас — как раз такой случай.

— Привет! — сказал он, выходя из укрытия.

— Привет… — ответили обе девочки, немного настороженно, будто не понимали, кто он и чего хочет.

— Простите, что вмешиваюсь… но мне кажется, я могу вам помочь.

— А ты кто вообще такой? — нахмурилась Лили.

В ответ Северус поднял с травы тонкую соломинку и, слегка махнув рукой, превратил её в бумажную птицу. Она взмыла в воздух и мягко опустилась в ладони Лили. Простое заклинание, но всё равно впечатляющее.

— Ты такой же? Что это было? Что за чёрт?! — Петунья растерянно отступила назад. Она была на грани истерики — её пугало и восхищало то, что и этот странный мальчик, как и её сестра, мог вот так творить что-то… невозможное. И, главное, почему она — не может?

— Да, я волшебник. Такой же, как Лили, — спокойно ответил Северус.

— Но почему? Почему она может, а я — нет? — спросила Петунья, почти шёпотом, не то упрекая, не то жалуясь самой себе.

— Так бывает, — мягко сказал Северус. — У обычных родителей может родиться ребёнок с волшебным даром. Ты особенная, Лили, — добавил он с доброй улыбкой.

— А я?.. Почему всегда Лили? — тихо, почти сломленно, прошептала Петунья.

— Ты тоже особенная. Просто у тебя другой талант, другая сила. — Он старался повторить то, что недавно говорила ему мама. — Магия — это просто способность. А человек… человек ценен не этим. И волшебник может быть никем, а обычный человек — великим.

Он замолчал на мгновение, а потом добавил:

— Меня зовут Северус.

— Я Лили. А это моя сестра, Петунья, — быстро ответила девочка за них обеих.

— А хотите зайти ко мне? На чай? — предложил Северус. — Моя мама тоже волшебница. Петунья, ты ведь её знаешь. А тебе, Лили, я могу показать книгу о волшебной школе — Хогвартсе. Когда тебе исполнится одиннадцать, тебе обязательно придёт письмо.

Он заметил, как глаза Лили загорелись — она всё ещё немного его опасалась, но искренний интерес к школе пересилил.

— Пошли? — предложил он снова.

— Пошли… — вздохнула Петунья.

Она знала Эйлин Снейп уже три года. Часто заходила к ней в гости. Эйлин ни разу не обидела её, не высмеяла, не унизила. Наоборот — рядом с ней Петунья чувствовала себя важной, нужной, будто она тоже может чего-то достичь. И сейчас она надеялась, что Эйлин снова поможет — разобраться в себе, в этой странной боли и в собственной зависти, с которой, кажется, она сама уже не справлялась.

Приход Северуса с сияющей от восторга Лили и невероятно подавленной Петуньей не стал для Эйлин неожиданностью. Она ждала этого момента почти год — с нетерпением и внутренней готовностью. Это был её шанс — отплатить Лис за добрые советы, Вике за помощь в принятии себя… и просто поддержать ту, кто этого по-настоящему заслуживал.

Петунья всегда вызывала у неё особое чувство. Эйлин давно призналась себе: в этой девочке она видит отражение себя в детстве. У неё не было младших братьев или сестёр, но она тоже часто не оправдывала ожиданий — слишком тихая на фоне блистательной Лукреции, слишком обыкновенная рядом с необычной Калистой и не такой «ценной», как единственный сын в семье, Орион.

Она помнила, каково это — чувствовать себя лишней. Петунья не была злой. Она была одинокой. Раненой. Неуслышанной. И слишком рано научилась защищаться — не эмоциями, а отчуждённостью. Отращивала колючки, чтобы не дать себя ранить снова. Но рядом с Эйлин позволяла себе быть собой — просто маленькой девочкой, которая не понимала, почему всё внимание всегда достаётся младшей сестре.

Эйлин усадила детей на кухне, угостила их чаем и своими фирменными пирожками, рецепту которых когда-то научила её Вика. Спокойно, с теплом рассказала о магическом мире и школе, не спеша, внимательно глядя на лица. Потом мягко попросила Северуса показать Лили книгу об истории Хогвартса, а сама осталась с Петуньей. Она знала — сейчас девочке нужна не магия, а простое человеческое участие.

— Ты в порядке? — спросила Эйлин с лёгкой улыбкой.

— Я… не знаю, — прошептала Петунья, и в её голосе дрожала надежда. — А я точно не ведьма?

— Точно, — мягко, но уверенно ответила Эйлин.

— Так нечестно. Почему всё всегда достаётся Лили? — голос её сорвался на обиду.

— Петунья, милая, поверь, магия — это не всегда благо, — Эйлин чуть наклонилась вперёд, её голос стал чуть тише, теплее. — Магический мир — не добрая сказка, как может показаться со стороны. Это такой же мир, только со своими трудностями, законами и опасностями. Лили придётся учиться жить в нём, находить своё место. И если она не найдёт сильного покровителя, ей будет непросто. Более того, она всегда будет немного чужой там — и со временем станет чужой и здесь. Между мирами. Это гораздо труднее, чем тебе кажется.

— Правда?— глаза Петуньи слегка округлились. В них появилось сомнение, впервые уступающее место любопытству.

— Конечно. А ты… ты можешь быть свободной. Тебя больше не будут сравнивать с сестрой. Ты будешь одна. Сама по себе. И это — возможность.

Эйлин сделала паузу и добавила:

— Ты ведь хотела заниматься биологией? Стать учёной, ты рассказывала мне. Разве это изменилось только потому, что Лили — ведьма?

— Нет, — немного тише, но увереннее ответила Петунья. — Я всё ещё хочу.

— Вот видишь. Это и есть главное. Ты не хуже Лили, просто у вас разная дорога. И ты ещё покажешь, на что способна. Просто не позволяй зависти сбить тебя с пути. Всё, что происходит — это не приговор, а шанс.

Петунья молчала. Её глаза смотрели куда-то в чашку, но плечи чуть расправились.

Именно в этот момент в кухню заглянул Северус:

— Мам, мы вернулись! — радостно сообщил он.

Эйлин перевела взгляд на Петунью. Её лицо оставалось задумчивым, но в нём промелькнуло нечто новое — может, проблеск принятия, может, начало осознания.

Она сделала всё, что могла. Осталось только надеяться, что девочка перестанет мерить себя чужими успехами и начнёт строить свою жизнь — основанную не на сравнении, а на собственных желаниях, интересах и силе.

Северус проводил сестёр домой. По дороге он с увлечением рассказывал Лили о волшебном замке, о занятиях с дедом, о своих успехах в зельях. Лили слушала с горящими глазами, а Петунья, чуть отставая, всё ещё переваривала слова Эйлин.

С того дня в плотном расписании Северуса появилось новое занятие — общение с Лили. Он приносил ей книги, делился знаниями, а она охотно обсуждала прочитанное, задавала вопросы, спорила. На удивление, Петунья довольно быстро приняла эту новую реальность. Порой она даже гуляла с ними, наблюдала за тем, как они колдуют, смотрела, чтобы их никто не заметил, а иногда — сдержанно, но по делу — помогала определить, у кого из них заклинание вышло точнее.

Когда им исполнилось одиннадцать, и пришла пора отправляться в Хогвартс, на вокзале их провожали две семьи. Северус, стоя на перроне, неожиданно для себя поймал мысль, что будет скучать не только по родителям и ребятам из секции, но и по тихой, задумчивой Петунье. Они даже договорились переписываться — в каких-то вещах с ней было проще. Лили была яркой, вспыльчивой, она не терпела возражений, и эмоции её нередко шли впереди логики. Это притягивало, но порой и утомляло. Петунья же была спокойнее, вдумчивее, ближе к нему по духу. Они даже как-то раз всерьёз обсудили идею объединения маггловской фармацевтики и магических зелий.

Устроившись в купе Хогвартс-Экспресса, Северус сразу же заметил двух мальчишек — Джеймса Поттера и Сириуса Блэка. Они напоминали хулиганов из его прежней школы: громкие, самоуверенные, уверенные в своей безнаказанности. Мимо Северуса они прошли без лишних слов — дорогая мантия, спокойная уверенность в движениях, воспитание дедушки делали своё дело. Но своей мишенью они выбрали другого мальчика — тщедушного, в обвисшей одежде не по размеру, с виноватым взглядом. Питера.

Они дразнили его без остановки, насмешки сыпались одна за другой, и мальчик вот-вот готов был расплакаться.

Северус сжал кулаки. Он знал этот взгляд — взгляд того, кто не может дать сдачи, потому что боится, что потом станет только хуже. Он узнал в Питере себя — того, кем был всего пару лет назад. И он знал: сильный не унижает слабого. Его учили: настоящий боец бьётся только с равным. Унижать тех, кто слабее, — удел подлецов.

Он встал.

— Прекратите, — тихо, но твёрдо сказал он. — Так поступают трусы. Вы — двое, а он — один. Это не бой, это издевательство.

Слова не подействовали. Джеймс ухмыльнулся, сделал шаг вперёд — видимо, решил, что силу можно доказать только силой. Попытался ударить. Получил отпор — короткий, точный, выверенный. Северус положил его на лопатки в два счёта. Он не хвастался этим, просто действовал. Как его учили.

И в этот момент дверь купе распахнулась.

— Что здесь происходит? — спросил знакомый голос.

На пороге стоял Люциус Малфой — староста Слизерина, которому поручили поприветствовать новых учеников, а заодно он хотел навестить своего юного друга.

Он молча окинул взглядом сцену, задержавшись на Джеймсе, лежащем на полу, на Сириусе с сжатыми губами, на потрясённом Питере и невозмутимом Северусе.

— Хм. Интересное начало поездки, — с иронией заметил Люциус. — Придётся составить отчёт о дисциплине… и, пожалуй, запомнить название секции, в которую ты ходил, Северус. Очень любопытная подготовка.

Он отвёл взгляд и расправил мантию:

— А теперь, джентльмены, я прошу вас вести себя достойно. У нас впереди долгий путь..

Вопрос с факультетом для Северуса даже не стоял — он знал, куда хочет. И когда шляпа почти без колебаний провозгласила: «Слизерин!», — он почувствовал не просто радость — гордость. Он оказался там, где учились его предки, где был его дед, где блистал Люциус.

К его удивлению, следом за ним на тот же факультет направился Питер Петтигрю — тот самый мальчик, за которого он заступился в поезде. Это было неожиданно, но в какой-то мере приятно: Питер не испугался — значит, у него была внутренняя стойкость.

Лили, как и ожидалось, оказалась на Гриффиндоре, туда же попали Джеймс Поттер и Сириус Блэк, с которыми они успели столкнуться в поезде.

Если для Северуса в школе кумиром был Люциус Малфой, старший, опытный и уверенный в себе, то для Питера подобной фигурой неожиданно стал сам Северус. Сначала это внимание тяготило: Питер старался быть рядом, следовал за ним буквально по пятам, ловил каждое слово.

Но постепенно Северус привык. Питер не был навязчив — скорее, тихий, почти прозрачный. Он слушал и старался запоминать, задавал вопросы не из любопытства, а из желания понять. И в какой-то момент Северус понял: им есть о чём говорить. У них много общего.

История Питера была пугающе похожа на историю самого Северуса. Его мать — волшебница — когда-то влюбилась в сквиба, мужчину из маггловской среды, и пошла наперекор обеим сторонам. Их брак не продлился долго: отец ушёл, оставив её одну с младенцем на руках. Вернуться в магическое общество оказалось невозможным — его двери были закрыты для «предательниц крови» вроде неё. Презрение, насмешки, отчуждение. В итоге — жизнь на грани бедности и работа за гроши в забытой гостинице на краю волшебного мира.

Питер рос в тени. Тихий, незаметный, он стал удобной мишенью для всех, кому нужно было сорвать зло или показать силу. Он был идеальной жертвой — не сопротивлялся, не жаловался, не отвечал. В любой ситуации оказывался виноват, даже когда всё было наоборот. Его научили молчать, чтобы выжить. Научили не верить, что он достоин большего.

Северус стал для него первым человеком, с которым он почувствовал себя… кем-то. Не мешком для насмешек, не невидимкой, не мальчиком, за которого всегда стыдно. Северус не позволял себе ни колкостей, ни снисхождения. Он относился к Питеру на равных. Говорил с ним, как с тем, кто имеет право на голос. И Питер, изумлённый этим доверием, расправлял плечи.

Сначала он просто слушал. Почти с благоговением. Но постепенно начал отвечать, делиться мыслями, спорить, если был уверен. А Северус, к собственному удивлению, начал прислушиваться. Так между ними возникло нечто большее, чем дружба. Это было почти братство — не по крови, а по схожести внутренних ран, по опыту одиночества, которое теперь они разделяли.

Отношения между Лили и Северусом остались вполне ровными. Назвать их друзьями было бы натяжкой: слишком быстро они нашли своё место в разных кругах. Лили — в шумном, ярком Гриффиндоре, Северус — в сдержанном, ироничном Слизерине. Они вежливо здоровались, иногда сталкивались в библиотеке — тогда Северус помогал Лили выбрать книги, объяснял сложные темы. Но их пути расходились всё дальше, и это было… естественно.

Вражда с Джеймсом Поттером и Сириусом Блэком, начавшаяся ещё в поезде, разгорелась с новой силой в Хогвартсе. Северус никогда не нападал первым — ему это казалось ниже достоинства. Но и позволять унижать себя или, тем более, Питера он не собирался. Джеймс и Сириус, не терпящие его колкости, уверенность и дружбу с таким, как Питер, находили в нём раздражающего противника. Северус же воспринимал их как шумных, самодовольных щенков, которым нужно поставить границы.

Со временем Питер окреп. Он научился защищаться — не кулаками, а умом, наблюдательностью и цепкой, почти болезненной, памятью. Под влиянием Северуса он начал расти: медленно, но уверенно. Питер заработал уважение однокурсников, стал незаменимым в группе, полезным, организованным, эффективным. Он не заискивал — он работал. И стал одним из лучших учеников курса, запомнившись преподавателям как способный, исполнительный и по-своему блестящий мальчик.

После школы он без труда устроился в Министерство магии и всего за несколько лет прошёл путь от юного ассистента до личного секретаря министра — Миллисенты Багнолд.

С Лили у Северуса не было ни громкой ссоры, ни предательства. Просто однажды они оба поняли, что их пути расходятся. Лили вышла замуж за Джеймса Поттера. Северус же уехал в Италию, чтобы продолжить обучение и получить звание мастера зелий. Поступление в престижную академию стало возможным не без протекции Люциуса — поддержка которого стала особенно важной после смерти деда, Октавиуса, когда Северусу было всего двенадцать. Потерю он переживал тяжело, но рядом были те, кто помог пройти через это: мать, Питер, Люциус.

А уже через год умер и Абраксас Малфой. Всё произошло так, как когда-то предрекала Калиста: Люциус, едва достигнув совершеннолетия, унаследовал титул лорда и стал главой семьи.

Том Реддл, молодой, обаятельный и харизматичный, быстро нашёл подход к юному наследнику. Люциус, всё ещё не оправившийся от потерь, попал в его сети. В двадцать он получил Тёмную Метку — в тот момент ещё не до конца понимая, куда она его приведёт.

Северус держался в стороне. Он не лез в политику и особенно в набиравший обороты конфликт между Дамблдором и Реддлом. Он предпочёл сосредоточиться на науке, и ловушек, которые расставляли обе стороны, искусно избегал — благо, рядом были Люциус и, что особенно удивительно, Питер, чувствовавшие себя в интригах, как рыбы в воде, и всегда дававшие вовремя нужный совет. Благодаря им, Северус с чистой совестью покинул Англию сразу после окончания школы.

Деньги на обучение у него были. А в шестнадцать он официально принял титул Лорда Принца. Нарцисса и Люциус, с которыми он особенно сблизился в последние годы Хогвартса, часто навещали его в Риме. В итоге они выбрали именно его в крëстные для своего сына — Драко.

Северус вернулся в Англию лишь много лет спустя — когда Тёмный Лорд был повержен сыном его школьной подруги. Он приехал в тихую, уставшую страну, и узнал, что Гарри Поттер оказался подкинут на порог Дурслей в начале ноября.

Петунья долго ругалась на безответственность магов. В тот день она оказалась дома совершенно случайно — уже собиралась переезжать ближе к университету, где готовилась защищать кандидатскую. Мальчик разрушал её планы, рушил всё, чего она так долго добивалась. Но оставить его — просто не смогла.

Она обратилась к Эйлин, как когда-то в детстве, и та, не раздумывая, пообещала помочь всем, чем сможет.

Когда документы были оформлены, Петунья передумала продавать дом. Она взяла академический отпуск, решив временно сосредоточиться на воспитании племянника. К тому моменту она всё ещё числилась невестой Вернона Дурсли — человека, которого её покойная мать считала идеальной партией для дочери. Он красиво ухаживал, дарил цветы, умел произвести впечатление. Вот только их представления о жизни были слишком разными: Вернон хотел видеть рядом с собой домохозяйку, преданную и тихую, а Петунья мечтала о карьере учёного и независимости.

Пока мать была жива, Петунья пыталась соответствовать ожиданиям, даже соглашалась с ней, когда та ставила Лили в пример. Но в глубине души она всегда знала: чужую жизнь прожить нельзя. В день, когда на её пороге оказался младенец, Петунья поняла, почему всё это время откладывала свадьбу — Вернон не был тем, кто способен понять или поддержать её. Вместо сочувствия он вылил на неё поток упрёков и претензий. После этого они окончательно расстались.

Северус поддерживал Петунью как мог, параллельно оказывая помощь Нарциссе, чей муж оказался в Азкабане за связь с Тёмным Лордом. Когда буря немного улеглась, Люциуса освободили, и Петунья привыкла к новой жизни, Северус попросил Питера разобраться с делом Сириуса Блэка. Слишком многое не сходилось. Какими бы идиотами ни были Джеймс и Сириус в юности, их дружба была настоящей — и Северус просто не верил в предательство.

Вскоре они втроем — он, Питер и Люциус — собрались и внимательно разобрали материалы дела. Всё указывало на то, что приговор Сириусу был вынесен поспешно, без должного расследования. Питер пообещал поговорить с министром, и спустя несколько лет дело действительно было пересмотрено. Верховного чародея Визенгамота — Альбуса Дамблдора — временно отстранили, а целый ряд дел узников Азкабана начали пересматривать.

Благодаря грамотной политике Миллисенты Багнолд, министр пользовалась широкой поддержкой как среди чистокровной аристократии, так и среди обычных волшебников.

К сожалению, мать Сириуса — Вальпурга — умерла всего за несколько дней до освобождения сына, скончавшись от той же драконьей оспы, что унесла жизни многих в тот год. Нарцисса, несмотря на сложные отношения с кузеном, не могла оставить его одного и немедленно устроила лечение в госпитале Святого Мунго. Там Игнатиус Пруэтт обнаружил в сознании Сириуса следы ментальных закладок — последствий тёмной магии и долговременного стресса. Он связался с коллегой — индийским целителем Рави Вармой, который помог Сириусу не только избавиться от этих следов, но и принять случившееся, начать путь к исцелению.

Когда всё немного успокоилось, Нарцисса уговорила Северуса познакомить её с тётей легендарного Гарри Поттера. Обе женщины, воспитывающие детей одного возраста, быстро нашли общий язык. Нарцисса делилась советами, как справляться с магическими выбросами, а Петунья показывала маггловские детские изобретения, которые упрощали жизнь.

Именно Нарцисса первой заметила, что с Гарри что-то не так: он был слишком маленьким и хрупким для своего возраста. Но главное — её насторожил шрам. Авада Кедавра не оставляет следов, тем более таких. Подозревая, что дело не ограничивается просто выжившим ребёнком, она обратилась к Игнатиусу Пруэтту, и её опасения подтвердились: в мальчике таился фрагмент чужой души — осколок Тёмного Лорда.

На помощь вновь пришёл Рави Варма, и, благодаря его вмешательству, крестраж был безопасно удалён. Гарри, наконец, смог начать по-настоящему восстанавливаться — физически и ментально.

Выстроить логическую цепочку оказалось несложно: если один осколок оказался в ребёнке, значит, есть и другие. Пока женщины сосредотачивались на здоровье детей и обустройстве жизни, мужчины взялись за дело. Поисками занимался в основном Люциус — он обладал связями, ресурсами, возможностями. Уничтожал найденные артефакты Северус: спокойно, точно, без лишнего шума. Позже к ним присоединился Сириус — оправившийся, очищенный, с новыми приоритетами.

К моменту, когда Гарри должен был отправиться в Хогвартс, все крестражи были уничтожены. Возможность возвращения Тёмного Лорда окончательно исчезла.

Сириус после лечения многое переосмыслил. Он осознал, сколько глупостей совершил в юности, и с того момента единственным приоритетом для него стал крестник. Он проводил много времени в доме Петуньи, помогал с Гарри и неожиданно для самого себя — влюбился. Сначала Петунья держалась настороженно. Северус откровенно рассказал ей всю правду о Сириусе, без прикрас. Но время, доброта и искренность сделали своё дело. Сириус оказался не только надёжным другом, но и верным, заботливым партнёром.

Со временем они стали семьёй. У них родилось двое детей — с разницей в три года: мальчик по имени Регулус, в честь младшего брата Сириуса, и девочка Кассиопея. Касси не унаследовала магического дара, но, живя в маггловской среде, это не стало преградой. Напротив — она росла любимицей всей семьи, и Снейпы, и Малфои с радостью принимали её как родную. В семье магов именно сквиб чувствовала себя особенной и невероятно любимой.

Северус же стал великим учёным, с помощью Малфоя и Петуньи открыл свою лабораторию по изготовлению редких зелий и препаратов, они всё-таки нашли универсальные препараты, которые помогали и магам, и маглам. Семью он завёл поздно, но все-таки Эйлин успела понянчить и родных внуков. И его дети были невероятно дружны с детьми Сириуса.

К Молли осознание, что она живёт как-то не так, пришло только после смерти любимых братьев и отца, но на тот момент она уже была беременна своим седьмым ребёнком, малышкой Джинни. Целитель Рави Варма помог и ей. Но ей уже было поздно что-то менять, к тому же отношения с Артуром у них сложились невероятно тёплые, он безумно любил свою супругу и был готов ради неё на все. Молли пришлось смириться, вот только благодаря тому, что она прошла курс лечения, она смогла получить своё наследство. И семейство Уизли постепенно стало возвращать семье былое величие. Артур уволился из Министерства и нашел себя в артефакторике. Его изделия пользовались огромной популярностью у магов.

Дамблдор же тяжело переживал тот момент, что все его любимые марионетки ускользают из рук, а планам не суждено сбыться. После падения Лорда всё резко пошло под откос: Молли перестала его беспрекословно слушаться, а Сириуса вообще освободили из Азкабана, и самое обидное — он больше ничего не мог им внушить. Ведь его ментальные закладки только усиливали чувства, страхи и мысли, которые и так были в человеке. Если бы Тобиас не опасался магии и всего, что с ней связано, ему никогда не удалось бы внушить ненависть к ней. Если бы Эйлин так отчаянно не старалась найти решение проблем вырождения, ей бы не удалось внушить идею создания супер-мага. А когда он увидел довольного жизнью, вполне себе счастливого Гарри Поттера, даже не зная о том, что Тёмный Лорд уничтожен, он понял, что сделать из него жертвенного ягненка вряд ли получится. И даже поступление мальчика на Гриффиндор не убедило его в обратном, слишком уж он был привязан к слизеринцу Малфою, слишком уж он спокойно преодолевал годами выстроенный межфакультетский барьер. В этот момент и так неустойчивая психика немолодого человека не выдержала, и он окончательно сошёл с ума и остаток жизни провёл в Мунго.

Примечания:

Буду рада вашим отзывам)

Мне, кстати, интересно, насколько моё виденье будущего магического мира и Северуса сходится с вашим? Как по вашему сложилась бы его жизнь и как бы изменился канон?)