Золотые Длани (джен)

— И что с ними стало, ты не знаешь?

— Нет, ваша светлость, меня заподозрили, и мне пришлось бежать раньше. За мной отправили целый отряд, я едва спасся — мне истыкали всю спину стрелами, вон, весь плащ в дырах. Благо, кольчуга уберегла. Так что я не знаю, что сталось с нашими воинами в Периллинене. Должно быть, всех убили.

Секлис кивал на каждое слово, слегка постукивая сапогом по земле. Мерал был отличным лазутчиком, разве что слишком словоохотливым и склонным приукрашать истину. Однако все это можно простить ему за те вести, что он привез: каждая из них стоит целого алмаза! К слову, не забыть бы наградить его как подобает.

— Насчет моей дочери, Мерал, — заговорил Секлис, слегка помедлив. — Ты уверен, что расслышал верно?

— Да, ваша светлость. Тот парень явно был из наших, но привез Амайрану — или графу ан Тойдре, как вам больше нравится, — вести о его сестре. Дальше я слышал не все, но имя герцогини он упоминал точно.

— Как его звали, помнишь?

— Да, ваша светлость. Анкей Эттерфольг.

Мерал продолжил говорить, но Секлис уже не слушал. Туман рассеялся окончательно, все нити заговора обнажились. Странное исчезновение Вальде, предупреждение Анастель, гнев Лабайна и подложное письмо — все это теперь сложилось в единую картину. Подумать только, собственная плоть и кровь пошла против него — из-за какого-то мальчишки-голодранца, не имеющего даже титула! Эх, мало розог изломала мать об ее спину. Что до письма, то сама девчонка до такого не додумалась бы. Это измыслил иной ум — и с ним Секлис уже имел дело. Эвлия ан Тойдре.

Да и ее проклятый брат сделал не меньше. Секлис жестоко корил собственную недогадливость: как можно было не понять очевидного? Зачем еще этому Амайрану прятать лицо, если не от кайбиганских соглядатаев? Поистине, эта щеррева семейка — его проклятье, скопище злых демонов, препятствующих его великому делу. Что ж, значит он сам уподобится им. Будет бить их так же, не выбирая средств.

— Ваша светлость? — привел Секлиса в чувство голос Мерала.

— Ах да, ты еще здесь, — невпопад ответил он.

Шпион выглядел удивленным, но Секлис едва заметил это. Позабыл он и о награде, которую недавно сулил мысленно Мералу. В голове теснилась, рождаясь в муках гнева, злобы и умирающей совести спасительная мысль — рождалась, росла и обретала форму и силу. Любой ценой. Любыми жертвами и потерями. Иного языка его враги не понимают. Да будет так.

— Иди и созови всех лордов-командиров, — приказал Секлис Мералу, который все еще мялся на месте, не зная, уходить или нет. — Хотя нет, постой. Передай им: пусть созовут всех воинов до единого. Я буду говорить с ними всеми. Ступай, и поживее!

Мерал умчался мгновенно — лишь колыхнулись полы шатра да зашуршала снаружи трава под сапогами. Секлис замер, собираясь с мыслями. Поневоле пальцы его затеребили сперва пояс, потом золотую цепь на шее. Он заставил себя остановиться и сжал кулаки. Мысль о возможном грехе смолкла, задушенная без жалости. «Ты не помог мне! — возопил мысленно Секлис, подняв глаза к небу, скрытому сейчас парчовым сводом шатра. — Если Ты сердцеведец, Ты должен видеть, сколь высока моя цель, — но не помог! Значит, я справлюсь сам, без всякой помощи, своими силами, которых больше, чем мнится моим врагам! Посмотрим тогда, кто будет прав».

Уверенность в победе, осененная трезубым венцом Неватана, вспыхнула вновь, сделалась ощутимой, словно кайбиганское войско уже покорило окончательно всю Аскеллу. Воистину, так и будет. Если захватить живыми сестру и невесту Ойнора ан Тойдре, тот будет готов на все, лишь бы спасти их. Мерал сообщил подробно, как отыскать убежище этих разбойников, хотя в этом, быть может, нет нужды, если ан Тойдре вернул Периллинен. Теперь он может осесть там — а может отправиться в монастырь за сестрой или послать за нею. Значит, нужно поспешить.

Где бы ни был ан Тойдре, он опоздает. Ему придется сдаться на волю победителя, когда он увидит своих родных в плену. И тогда — Секлис вновь сжал кулаки, скрипнул зубами в предвкушении — из этой трижды проклятой семейки вытрясут все тайны, все до единой, любыми способами, угрозами и пытками. А потом, если свершится невероятное и брат с сестрой переживут это, он велит предать их смерти — такой, чтобы при одном упоминании содрогались еще десять поколений!

Снаружи слышался топот, перекличка недоуменных и равнодушных голосов, звон оружия, редкое ржание коней. Быть может, воины недовольны приказом — или же, напротив, ждут его с надеждой на новую битву. Хотя это вряд ли: раненый, голодный, едва одетый и вооруженный воин не особо рвется в бой. Разве что ему посулят хорошую добычу.

Секлис набросил на плечи плащ, поправил цепь на груди. Нет, рано отчаиваться. Пускай без воинов ему не достичь цели, но и они без него — обычные бродяги-полуразбойники. Если он отыщет нужные слова, воины услышат и поддержат.

Все войско выстроилось перед герцогским шатром на некогда зеленой, а теперь вытоптанной поляне. Плеснуло на ветру багряное знамя с Дубом и Вороном. Секлис приказал подать коня и взобрался в седло, расправив плащ сзади. Сотникам он велел передавать его слова дальним рядам воинов, чтобы каждый услышал его волю.

— Слушайте меня, милорды командиры и вы, воины Кайбигана! — заговорил Секлис. Голос его полетел вдаль, подхваченный ветром, и он счел это добрым знаком. — Много дней нам не было военной удачи — лишь потому, что мы не знали, куда следует бить, дабы нанести противнику решающий удар. Не ставка Фандоана, не Маннискор — наша цель. Но цель наша — подлые враги, что бьют нас явно и тайно, те, за головы которых я давно объявил награду. Если мы захватим их, победа наша будет скорой. Ныне они скрываются в Мельтанском монастыре, который в нескольких днях пути отсюда. Возьмем монастырь — и война выиграна!

Секлис ждал криков — радостных, возмущенных, удивленных. Ждал надежды в сверкающих решимостью глазах, ждал, как содрогнется земля от дружных шагов вперед, а воздух — от боевых кличей. Ждал, что его замысел поймут, что на зов откликнутся. Но отклика не было. Ответом ему стала тишина, которая, казалось, воцарилась во всем мире, полностью поглотив все звуки жизни — даже назойливое жужжание мошкары.

— Вы не слышите меня? — вновь заговорил Секлис, не пуская пока в голос гнев. — Я говорю вам, что нашел путь к победе, к владычеству над всей Аскеллой! Такова моя воля, и вы исполните ее!

— Мы готовы исполнять волю вашей светлости.

Слова эти произнес лорд Йарангорд, тогда как прочие командиры как будто не скрывали радости оттого, что заговорить решился именно он, избавив их от необходимости отвечать. Сам же он продолжил, медленно и спокойно:

— Готовы до тех пор, пока она не идет наперекор иной воле, Высшей. Я воин, а не посол, чтобы плести словесные кружева, поэтому скажу прямо: то, что приказывает ваша светлость, — святотатство.

Секлису показалось, что его с размаху ударили в грудь тяжелым кулаком. Он качнулся в седле, потрясенный не столько словами лорда-командира, сколько его дерзостью. Взор Секлиса впился в прочих, что стояли рядом с Йарангордом или чуть позади, словно прикрываясь им, как щитом. Мало кто из них осмелился бы прямо бросить ему в лицо обвинение в святотатстве, но глаза их говорили безмолвно. Почти все были готовы отступиться от клятвы и присяги.

— Вы безумны, лорд Йарангорд, если смеете при всех говорить подобное мне! — бросил Секлис, теперь уже не сдерживая гнева. — Если вы трусите сами, это не значит, что прочие лорды-командиры и воины подобны вам.

— Дело не в трусости, ваша светлость, — неожиданно вступил лорд Танариг, самый молодой из военачальников — ему едва сравнялось тридцать. — Нам, командирам воинов, привычно смотреть вперед и просчитывать возможные исходы кампаний и сражений. Простите мою дерзость, но ваше решение бессмысленно для войны. Что за польза Кайбигану в захвате какого-то приграничного монастыря? Какую ценность он имеет, пусть даже там укрылись все личные враги вашей светлости? Мы воюем не с ними, а…

— Молчать! — крикнул Секлис. — Я не спрашиваю вашего совета — я объявляю мою волю. Из-за подобных советов мы упустили возможность разгромить Фандоана. Случись недавняя битва хотя бы днем раньше, Вербаннен бы ничто не спасло. Посему решения за мной. То, что видится мне, вашему государю и полководцу, наиболее мудрым, должно исполнять всем вам.

— Можно ли, ваша светлость, называть нападение на святую обитель мудрым делом? — высказался граф Ильвед, вырвавшись из привычной своей задумчивости. — Не будет благословения и удачи столь черному деянию, не может оно закончиться добром. Кроме того, как справедливо сказал лорд Танариг, какую выгоду оно принесет нам в войне с Вербанненом?

— Я смотрю дальше и выше вас, — бросил Секлис. — Если цель высока, средства неважны. Что может быть для вас, зовущих себя верными сынами Кайбигана, превыше славы нашей страны?

— Никакая слава не стоит вечного проклятия и в этом мире, и в Высшем, — отрезал Йарангорд — словно добил врага в бою.

В глазах у Секлиса потемнело, в груди запылало. Будь его воля, он тотчас приказал бы своим стражам обезглавить изменников на месте. Но ярость не полностью поглотила его разум, чтобы он не сумел понять: сейчас сила не на его стороне. Не к тем людям он обратился, не так повел речь. Что ж, еще не все потеряно.

— Во имя Создателя, напрасно я поручил свое войско начальству трусов и баб, — бросил он с презрением.

Конь его двинулся вперед, повинуясь удару шпор. Секлис обвел взглядом ряды воинов, которые стояли неподвижно, разве что перешептывались между собой. Шепотки смолкли, когда Секлис поднял руку.

— Я обращаюсь к вам, воины Кайбигана! Вы сетуете на скудость военной добычи, что положена вам по праву. Так слушайте же меня: каждый, кто последует за мной на Мельтанский монастырь, получит награду вдесятеро больше обычной, дворянский титул и надел земли в любой местности Аскеллы. Все знают, что монахи и монахини лишь притворяются бедными, а на самом деле копят в своих подвалах богатства, которые им жертвуют благочестивые дурни. Эти богатства будут вашими, когда мы победим!

В рядах воинов поднялся шум и вскоре превратился из тихого гула в рокот сердитого моря, который Секлис слышал во время войны с мендритскими горцами. Многие шагали вперед, били ладонью о ладонь, щупали свои тощие кошели, хватались за рукояти мечей. Но столь же многие не тронулись с места.

— Пойдем! — послышались крики тех, кто отозвался на призыв. — Не все монашки старые и уродливые!

— Государь верно сказал: у них в подвалах полно всякого добра припрятано!

— И еды-питья вдоволь!

— Да и рядом деревень хватает!

— Что нам Высший гнев? Живем один раз!

Трое лордов-командиров присоединились к вопящей толпе воинов. Прочие так и стояли в стороне, поглядывая на тех, кто откликнулся на призыв герцога, и тех, кто остался. Секлис же ощутил необычайное воодушевление, грудь едва не разрывало от торжества. Еще несколько мгновений назад он был готов приказать «верным» уничтожить всех «отступников» до единого. Теперь же ему не было до них дела. Венец Неватана воссиял ярче: протяни руку — и возьми. А потом, после победы, никто из предателей не уйдет от справедливой кары.

— Теперь я вижу, кто из кайбиганцев верен своему государю, — провозгласил Секлис, когда воины слегка притихли. — Приказываю снимать лагерь и следовать к монастырю. Я сам поведу вас туда, к добыче и победе. У тех же, кто позабыл о клятве, — он прожег их взглядом, — есть еще возможность одуматься и присоединиться к нам. Если же вы слишком трусливы и малодушны, убирайтесь к своим бабам и держитесь за их юбки. Или сами наденьте их — этот наряд вам пристал больше, чем броня и меч.

С ликованием слушал Секлис раскатистый смех, которым встретили эти слова его верные сторонники. Радость цвела в его душе, когда они принялись собираться в поход, когда сзади послышался шелест тяжелой парчи и грохот шестов — это слуги убирали герцогский шатер. Верным командирам Секлис приказал взять все орудия, все припасы, овес для коней — хотя теперь, когда луга зазеленели, животных будет легче прокормить. А эти предатели пусть или грабят, или унижаются, прося милостыню.

— Вы жестоко ошибаетесь, ваша светлость, — сказал Йарангорд, подойдя так, чтобы его слышал только Секлис. — Признайте то, что есть: мы проиграли войну. Продолжать ее бессмысленно. Не лучше ли попросить мира?

— Когда я вернусь, Йарангорд, — процедил Секлис сквозь зубы, — твоя голова упадет с плеч первой. Мне не нужны при дворе благородные дураки.

— Вы сказали, ваша светлость. — Лорд-командир отдал поклон и отошел к своим единомышленникам.

На миг воскресла недавняя мысль убить всех ослушников — хотя бы командиров, без них воины превратятся в тупое стадо, разбредутся шайками разбойников или передумают и примкнут к нему. Нет, напрасная трата времени и сил. Йарангорд, как и прочие лорды-командиры, не из тех, кто сдается без боя, а в бою они много раз показали себя. Кроме того, рассудил Секлис, на их защиту могут кинуться простые воины, родом с их земель или преданные им лично, и тем уменьшить число его сторонников. Пока на счету каждый человек, следует беречь каждого. А потом, когда он увенчается драгоценной реликвией, все эти глупцы поймут, кому и чему препятствовали. Но будет уже поздно.

В поход на монастырь вслед за Секлисом отправились около двух тысяч человек. Немногим меньше осталось в лагере у Руманна.

* * *

Лорды-командиры не теряли времени. Еще не стих вдали топот сотен ног и копыт, скрип телег и оживленные голоса, когда Йарангорд приказал всем воинам оставаться на местах и ждать решения командиров. Сами же они собрались в палатке, надеясь отыскать это решение.

— Вы правы, милорд, — сказал Йарангорду граф Ильвед, — хотя неправы в том, что высказали герцогу свои мысли открыто. Следовало придержать их до нынешнего часа, когда все мы едины в своем намерении и можем не бояться предательства или мятежа.

— Что сделано, то сделано, — отрезал Йарангорд. — Я привык говорить прямо. Нам нет нужды бояться угроз герцога — во имя Создателя, наши головы сидят на плечах много крепче, чем его собственная. И мыслят более здраво.

— В этом нет сомнения, клянусь святым Киринном Доблестным, — подхватил лорд Танариг. — Секлис лишился рассудка. Он одержим некоей тайной, которую знают только графы ан Тойдре, — недаром он начал войну с нападения на их вотчину. Для подобных дел ему следовало держать при себе людей вроде лорда Камписа, которому он даровал захваченный замок.

— Истинно так, милорды. — Словно сам того не замечая, граф Ильвед оказался негласным главой нынешнего совета и облек в слова те мысли, что давно уже посещали всех присутствующих. — Герцог всецело пленен своей мечтой о королевском троне, но не понимает очевидного. Война проиграна по всем фронтам. Продолжать ее Кайбиган более не может, поскольку наши силы истощены, казна пуста, а союз с Ходанном распался. Милорд Йарангорд произнес мудрые слова: нужно заключить мир с Вербанненом.

— И поступиться гордостью? — спросил один из сотников.

— Много ли стоит гордость по сравнению с судьбой государства? — развел руками граф. — Секлис во имя своей непомерной гордости готов загубить Кайбиган и всех, кто воспрепятствует его замыслам. Наш долг перед своей страной — спасти ее и остановить безумца.

— Обратить оружие против своих соотечественников? Развязать гражданскую войну?

— Нет, этого мы не допустим. — Граф Ильвед оперся кулаками на походный стол. — Я скажу сейчас крамольные слова, милорды, но не лучше ли будет для Кайбигана, если Секлис сложит голову под стенами монастыря? Стрелы, пули и ядра слепы. Нам же следует поспешить в Васарин, к герцогине. Она не глупа и наверняка поддержит нас, как бы ни было для нее горестно известие о безумии супруга.

— Герцогиня Анастель — не правительница и не может быть ею, — заметил Йарангорд. — Секлису наследует юный герцог Вардинн.

Упоминание племянника Секлиса озадачило командиров. Хорошее же наследство оставит герцог Кайбиганский преемнику: поднимать разоренную военными расходами страну, заново строить отношения с соседями. Сотники же, особенно те, что служили при герцогском дворе в Васарине, позволили себе легкие улыбки.

— Насколько я помню, — сказал самый молодой из них, — Вардинн по уши влюблен в меньшую герцогиню, леди Федею. Ни о чем другом он и не помышляет.

Несмотря на легкомыслие этих слов, в них крылась доля правды. Юный правитель — всегда испытание для страны. У нынешнего же Кайбигана лишь два пути: или возродиться вновь, несмотря на разорение и людские потери, или ввергнуться неумелыми руками в еще больший хаос. Лорды-командиры и сотники зашептались, но их решительно прервал граф Ильвед.

— Не стоит недооценивать юных и неопытных, милорды, как и чрезмерно обольщаться возрастом наследника. Юность, как известно, проходит быстро, а сам Вардинн — не из тех, кто позволяет легко вертеть собой. Те, кто хорошо знает его, согласятся, что он рассудителен не по годам. Пускай он не слишком силен и опытен в делах правления, зато ему есть на кого опереться. Чтобы пресечь любые смущения и опасения, можно будет создать правящий совет во главе с ее светлостью, хотя для этого придется отыскать вескую причину, поскольку герцог Вардинн совершеннолетний. Но пусть ему не стать великим правителем, великим завоевателем — задумайтесь, так ли это нужно? У всех нас перед глазами прискорбный пример. Правители, при которых народ сыт и спокойно трудится, при которых страна просто живет, приумножает богатство и залечивает раны войн, стоят больше, нежели тщеславные упрямцы, мечтающие превзойти славой великих королей прошлого.

Речь графа возымела нужное действие. Когда он умолк, почти все склонили головы или пробормотали согласие. Йарангорд хмурился — он не любил долгих витиеватых бесед, — но поддержал единомышленников.

— В одном вы правы, граф, — сказал он. — Герцог Вардинн не станет напрасно тратить средства и людей в бессмысленной погоне за славой.

— Значит, решено: мы возвращаемся в Кайбиган, — подвел итог лорд Танариг. — И все же есть еще один вопрос, который мы не обсудили. Стоит ли посылать прямо сейчас в ставку герцога Фандоана с предложениями мира?

— Вы еще предложите сообщить ему о намерениях Секлиса, — мрачно усмехнулся Йарангорд. — Всему свое время, милорды. Мы более не повинуемся Секлису, но мы не враги Кайбигану и не помощники Вербаннену. Пусть Фандоан сам заканчивает войну.

— Время для посольства настанет — когда мы явимся в Васарин и обсудим эти вопросы в совете, с герцогиней и наследником. — Граф Ильвед с улыбкой поклонился всем собравшимся. — Пока же, милорды, не вижу смысла задерживаться здесь.

Прежде чем день сменился сумерками, кайбиганский лагерь у Руманна опустел.

* * *

— Разведчики вернулись, Вайм? — спросил лорд Те-Сапари.

— Да, милорд, хотя то, что они докладывают, звучит весьма странно. — Говоривший развел руками. — По их словам, кайбиганцы снялись с лагеря и ушли неизвестно куда.

— Что значит неизвестно куда? — Лорд Те-Сапари притопнул ногой, так, что зазвенела броня и оружие. — Вчера они переполошили всех вестью, что у кайбиганцев небывалое оживление и что они явно готовятся к бою, а сегодня их лагерь пуст! Что это, по-твоему, может означать?

— Не знаю, милорд. — Молодой Вайм Харанн низко поклонился, словно опасался, что вызвал своими вестями неудовольствие командира. — Быть может, разведчики лорда Кимбара подробнее разузнают…

— А наши на что? Для чего, по-твоему, посылают на разведку нескольких людей? Чтобы один заметил то, чего не увидел другой. Зови их сюда, я сам расспрошу.

После очередного поклона Вайм удалился, тщетно борясь с ветром, который нещадно трепал его светлые волосы. Глядя ему вслед, лорд Те-Сапари качнул головой: не слишком ли поспешное решение он принял? Ниере едва минуло шестнадцать, и вряд ли она засидится в девках с ее красотой, нравом, родом и приданым. Стоило ли предлагать ее руку первому, кто попался на глаза? Хотя и время подчас — скверный советчик. Порой ты ждешь несколько лет, всецело доверяешь выбранному тобою человеку, привязываешься к нему, а потом случается что-то вроде…

«Хватит». Подавив вспышку гнева, лорд Те-Сапари заставил себя не думать об этом. Но как можно было не думать, когда каждый день, каждое мгновение заставляли его поневоле сравнивать Вайма Харанна с Ойнором ан Тойдре. Как ни пытался он унять собственное сердце, он понимал, что сравнение не в пользу нынешнего жениха. Да и девчонка взбунтовалась — сперва заявила матери, что не желает идти ни за кого другого, а потом осмелилась написать ему, отцу, что скорее сгорит в пламени этой войны, чем станет женой Харанна. За такое дерзкое письмо лорд Те-Сапари не пожалел бы для дочери плети, если бы не приказ герцога Фандоана, призвавший силы Эредеро к Руманну.

И все же Вайм не так уж плох. Он командовал сотней, как и Ойнор, и всегда старался безупречно исправлять службу. И пускай это стремление порой граничило с тщеславием — молодости можно простить многое. Не обладая ни титулом, ни особо знатным происхождением, Вайм был из тех, кто завоевывает все своими трудами. Такой человек, с горечью думал порой лорд Те-Сапари, не бросит все ради зыбкой прихоти, но станет ценить то, что имеет.

По лагерю раздавался столь желанный для ушей воинов звук медных бил, зовущий к обеду, когда к лорду Те-Сапари явились разведчики. Они подтвердили то, что рассказал Вайм, хотя принесенные ими подробности вызывали только недоумение.

— Мы вместе с людьми лорда Кимбара осмотрели место лагеря, милорд. Судя по следам, войско Секлиса разделилось и ушло в двух разных направлениях: на север и на запад. Земля сильно вытоптана, трава объедена лошадьми, обозы и орудия оставили глубокие колеи, так что это хорошо видно.

— Когда, по-вашему, это произошло? — спросил лорд Те-Сапари.

— Точно не сегодня, милорд, иначе не успели бы остыть кострища. Должно быть, вчера, днем или ближе к сумеркам.

— И ничего не оставили?

— Нет, милорд. Кое-где земля перекопана, дерн снят — должно быть, хоронили погибших. Но ничего забытого нет. Если позволено будет сказать, похоже, что кайбиганцы отступили.

— И вот еще что странно, — прибавил другой разведчик. — Следы от телег ведут на запад, а на север — только следы копыт и ног. Как будто у тех, кто поехал на север, не было при себе ни обоза, ни пушек. Но не мог же Секлис бросить часть своих людей без пропитания…

— Щеррь его знает, что он мог и чего не мог, — отмахнулся лорд Те-Сапари, устав думать и гадать. — Скажите: лорд Кимбар получил такие же известия? — Разведчики поклонились. — Значит, государь скоро созовет военный совет. А сейчас ступайте обедать и передайте сотнику Харанну, чтобы отправил на разведку другой десяток.

Вскоре после того, как разведчики ушли, явился Вайм, словно желал получить подтверждение приказа из уст самого командира.

— Вы в самом деле приказали, милорд, отправить новых людей на разведку? — спросил он.

— Да. Разумеется, после того, как они поедят, — прибавил лорд Те-Сапари, заметив, что Вайм готов сорваться с места и немедленно бежать к своей сотне, дабы отдать распоряжения.

— Слушаюсь, милорд. — Вайм поклонился, придерживая рукоять меча, и поправил плащ. — Простите, что я порой бываю неуклюжим. Я лишь желаю усердно служить вам, государю и Вербаннену, быть достойным руки леди Ниеры и не уподобляться…

— Довольно, — оборвал лорд Те-Сапари: при всем своем усердии Вайм слишком стремился всячески подчеркнуть при случае, насколько он достойнее Ойнора. — Не упоминай об этом и не сравнивай себя ни с кем. А преданность свою доказывай делами, а не словами, которые ничего не стоят.

— Так, как это делает Амайран, которого вы столь часто поминаете, милорд? — В голосе Вайма угадывалась легчайшая насмешка.

— Да, — ответил лорд Те-Сапари. — Это достойный пример воина. Кем бы он ни был, он доблестно служит своей стране.

Отпустив Вайма, он вновь поддался размышлениям не ко времени, которых не смогли перевесить даже недавние странные новости о кайбиганцах. Пускай усердие Вайма граничит порой с навязчивостью, он — неплохой человек и искренне старается принести пользу своей семье и стране. Поневоле лорд Те-Сапари замечал, что наставляет Вайма так же, как некогда наставлял Ойнора. И тот, и другой жадно внимали ему, хотя вряд ли Вайм решился бы ослушаться его приказа. Тогда как этот…

Лорд Те-Сапари отвел душу в отборной брани, вновь осознавая, что не в силах не думать об «изменнике». Где он сейчас? Слухи о разорении Каннатана доходили до Эредеро, и можно было не сомневаться, кто повинен в этом. Но куда мальчишка подался потом? В глубине души лорд Те-Сапари слегка опасался, что Ойнор мог бы попытаться похитить Ниеру из отчего дома — горячая кровь зачастую побуждает и не на такое. Однако этого не случилось. Зная нрав несостоявшегося зятя, лорд Те-Сапари сильнее убеждался, что лишь одно могло бы помешать ему это сделать.

Смерть.

Невеселые думы развеял оруженосец, пришедший звать лорда Те-Сапари на обед к герцогу и прочим лордам-командирам.

Все они, начиная с его светлости, казались озадаченными, хотя не упоминали волнующих их вопросов за трапезой. Недоумение в серых глазах герцога Фандоана мешалось с тайной надеждой. Он словно ощущал, что лорды-командиры разделяют его тревогу, и все же не спешил начинать беседу — как будто знал, кто именно ее начнет. Лорд Те-Сапари тоже знал и ничуть не удивился, когда ожидания сбылись.

— И что же вы думаете, милорды, по поводу кайбиганских причуд? — Лорд Кимбар бросил на блюдо кость и шумно сполоснул руки в лохани, которую держал слуга.

В последних двух ожесточенных боях старший командир вербанненских войск не щадил ни себя, ни врагов, и в обоих сражениях получил тяжкие раны. Однако заживали они, по его собственным словам, как на собаке, и никогда не служили лорду Кимбару помехой. Война была его жизнью, его страстью, поэтому и помыслы его всецело сосредоточились на ней. Особенно сейчас, когда было над чем поразмыслить.

— Трудно сказать, — ответил лорд Хойя после долгого общего молчания. — Со стороны кажется, что кайбиганское войско разделилось. Но почему — вернее, зачем? Любые распри врагов окажутся нам лишь на руку. Если же причиной не распри, а некая хитрость…

— Именно хитрость, — заявил Кимбар, привстав с лавки, для чего ему пришлось ухватиться за грубый костыль. — Ни за что не поверю, что Секлис вдруг образумился и повел свое войско обратно…

— Это разговоры для военного совета, милорды, — прервал герцог, окончив трапезу, и отставил пустой серебряный кубок. — Не для застольной беседы. Несомненно, мы все соберемся сегодня, чтобы решить, как нам быть дальше. Тогда я охотно выслушаю всех вас, и, надеюсь, Создатель пошлет нам мудрости избрать верный путь. Сейчас же ступайте, милорды, у всех вас достаточно дел. Через один переворот больших часов я вновь жду вас здесь.

С поклонами лорды поднялись и покинули герцогский шатер, направляясь каждый к своим войскам. Лорд Те-Сапари мимоходом услышал, как Кимбар тоже отправляет воинов на разведку, причем на все дороги. Если так, усмехнулся он мысленно, воины скоро станут от скуки драться за право первыми сообщить своему командиру вести. Сам лорд Те-Сапари не знал, как истолковать вражеский маневр, и раздумывал над тем, что скажет герцогу на совете, когда его вырвал из размышлений оклик по имени.

Сперва лорд Те-Сапари подумал, что очередные разведчики принесли новые вести, и поневоле подобрался. Но голос летел не со стороны кайбиганского лагеря, а с востока, вслед ему несся цокот копыт. Обернувшись, лорд Те-Сапари увидел несущегося во весь опор всадника. Взмыленный конь еле держался на ногах, а сам всадник — в седле. Когда же он приблизился, лорд Те-Сапари с изумлением узнал Иорага, верного своего слугу, много лет служившего гонцом. Выглядел он так, словно выдержал нелегкий бой с множеством врагов, а потом мчался день и ночь, загоняя коня, чтобы принести свою весть — вряд ли добрую.

— Тебя прислала госпожа? — спросил лорд Те-Сапари, запретив себе думать о худшем. — Что стряслось?

Иораг буквально сполз с седла и чудом сумел не упасть, ухватившись за стремя. Он был невыносимо грязен, от него несло засохшей кровью и потом, на покрытом пылью лице виднелись белые дорожки, оставленные слезами, — не то от страха, не то от горя.

— Замок захвачен, милорд! — чуть ли не прорыдал гонец, стиснув стремя окровавленными пальцами. — Разбойники…

— Какие разбойники?

Лорд Те-Сапари ощутил, словно под ногами у него разверзлась земля и он летит глубоко вниз, в черную неизвестность, которая хуже ледяной или огненной преисподней. Привычный гнев защитил сердце от боли, точно броня в бою. Иораг, видимо, заметил на его лице знакомое выражение и едва не спрятался под брюхо коня.

— Должно быть, беглые кайбиганские наемники, милорд. — Гонец все же совладал с собой и продолжил рассказ более связно: — Судя по их речи и оружию, так и есть. Миледи защищала замок, как подобает, но… — Он запнулся, потряс сжатыми кулаками. — Будь они прокляты, эти щерревы трусы и предатели! В ту же ночь они открыли разбойникам ворота и…

— Кто?

Голос лорда Те-Сапари разлетелся на весь лагерь, хотя сам он едва заметил это. Стало нечем дышать, словно от сильного удара под вздох, а из мыслей осталась лишь одна: «Что бы я сделал с теми предателями, которые открыли врагам ворота моего дома!» Ведомый слепым гневом, лорд Те-Сапари шагнул вперед, и гонец вновь отпрянул.

— Кто открыл, назови имена! Впрочем, подожди… — Он тяжело выдохнул. — Что с моей женой и дочерью?

— Они бежали, милорд, успели спастись через потайной ход. С ними поехали человек десять из тех, кто не предаст. Леди Те-Сапари надеялась отправиться сюда, под вашу защиту. Больше мы ничего не знаем, милорд. Поутру разбойники вызнали от предателей, что леди бежали, и бросились в погоню. С тех пор мы их не видели — ни обеих леди, ни уехавших разбойников.

Иораг продолжал говорить: о том, как захватчики перепились и передрались, а слуги перерезали их пьяных, о том, как всех предателей вздернули на стене замка. Лорд Те-Сапари этого не слышал, в голове и в душе сделалось пусто. Нет, не совсем. Словно издалека, ему послышался молодой, твердый голос, чуть хриплый от гнева и от бурлящих чувств: «Я предпочту последовать зову крови». Перед мысленным взором запылали темно-серые глаза, так похожие на отцовские: «А как поступили бы вы?»

Неужели это возмездие? Не понаслышке знал лорд Те-Сапари: за что ты осуждаешь других, на том споткнешься сам. Вспомнились ему и слова из небывало яростного письма Ниеры: «Лучше мне сгореть, чем выйти за другого!» Неужели они оказались пророческими? Голос крови взывал к нему, терзал так, как не способен терзать свою жертву ни один палач. Если бы ему распороли живот и вытаскивали железными крючьями внутренности, это не было бы столь мучительно.

Лорд Те-Сапари искренне любил свою Ригинну — прежде всего за то, что она, хорошо изучив его нрав, не докучала ему мелкими сварами и склоками. За годы супружества она так безупречно наладила жизнь в замке, что его хозяин мог воистину отдыхать там душой и телом. А дочери… Пускай говорят что угодно о том, как мечтают мужчины о сыновьях, но кто измерит счастье отца, впервые взявшего на руки новорожденную дочь? Трижды познал лорд Те-Сапари эту радость. Ниере же — младшей, любимой, самой красивой — судьба, казалось, определила наилучший жребий. И что же обрела она? Вместо счастливого замужества — позор, мучения и смерть.

Бессильный гнев, подобно сухой траве, полыхал недолго. Он же высушил невольные слезы на глазах лорда Те-Сапари. Что бы ни происходило, он оставался самим собой. Врожденное упрямство, взращенное и укоренившееся с годами, не всегда служило ему худую службу.

— Я благодарю тебя за вести, Иораг, пускай они и черны, — произнес он наконец, вспомнив о гонце. — Теперь ступай отдохни. Потом возьмешь свежего коня и вернешься в замок. Передай всем мой приказ: ищите повсюду. Если найдете трупы, — голос его не дрогнул, — похороните их как подобает. Но не будем терять надежды. Быть может, они обе живы.

Лорд Те-Сапари уже не услышал ответа Иорага: «Слушаюсь, милорд», не увидел поклона. Мысленно он перенесся в тот далекий день, когда ему пришлось предать проклятью того, кто был ему дороже сына. «Как поступил бы я? — ответил он незримому собеседнику. — Так, как поступаю сейчас: исполнил бы свой долг. Пока в Вербаннене не настал мир, ни одна личная забота, ни одна потеря, даже самая страшная, не может затмить служения. Бросить все, мчаться неизвестно куда на поиски, быть может, бесплодные? Если ты уже потерял достаточно, было бы безумием расточать то, что еще осталось у тебя».

Вайму он пока решил ничего не говорить — благо, тот был сейчас занят служебными делами. Держать же лицо лорд Те-Сапари давно научился и знал, что ничем не выдаст себя. Пока кто-то из воинов провожал усталого Иорага вместе с его измученным конем, лорд Те-Сапари вернулся к себе и вновь предался размышлениям, отгоняя прочь думы о семье. Верное решение так и не пришло к нему, когда настало время идти на совет к герцогу.

Пока Кимбар продолжал стоять на своем и честить на все лады кайбиганское коварство, прочие командиры высказались иначе.

— Пускай это всего лишь слухи, — заметил лорд Хойя, — они не вырастают на пустом месте. Кайбиганское войско теряет единство. Чем бы Секлис ни надеялся объединить их, его явно постигла неудача. Наемников держало одно только обещание богатой добычи, а ее они не получили. Неудивительно, что они покидают Секлиса.

— Это правда, — подтвердил лорд Те-Сапари, окончательно похоронив боль. — Я получил известия о кайбиганских разбойниках, которых видели к северо-востоку от Пелейи. К счастью, они уничтожены, но могут появиться и другие.

— Разбойники — это не войско, — сказал герцог Фандоан. — Недовольных алчных беглецов можно не считать. Гораздо важнее знать, что же произошло вчера в лагере Секлиса, куда он ушел и зачем. Быть может, лорд Кимбар прав, и это некий хитроумный замысел против нас. Но не стоит упускать иную возможность. Что, если некоторые военачальники Секлиса покинули его? Слухи, о которых упомянул лорд Хойя, могут быть правдивы: приближенные Секлиса недовольны им и войной, которую он ведет.

— Секлису не нужен повод для войны, ваша светлость, — заявил лорд Кимбар. — И он не стал бы просить мира, даже если бы понял, что нынешняя война бессмысленна для Кайбигана.

— Быть может, кто-то из его командиров оказался мудрее своего герцога…

— И сам покинул его? Секлис не позволил бы уйти никому.

Некоторое время споры продолжались. Герцог Фандоан сидел молча, постукивая пальцами по резным подлокотникам и словно прислушиваясь к голосам спорщиков, хотя мысли его явно витали далеко. Казалось, он знает нечто такое, чего не вправе сказать своим лордам-командирам. Наконец, он поднял раскрытую ладонь, призывая к молчанию, которое не сразу наступило в шатре.

— И все же, — сказал герцог, — примирение возможно. Сам я не намерен продолжать войну, хотя не могу закончить ее первым. Но предпочту закончить мирными переговорами, а не победой в очередном сражении, которое щедро польет кровью вербанненскую землю. Мудрые решения приходят не сразу. Вспомните недавнее посольство из Ходанна — кто мог ожидать подобного от Лабайна? Тогда мы тоже гадали, подозревая некую хитрость, однако мой родич доказал делом, что намерения его благородны.

— Во многом причиной тому — нынешнее положение ее светлости леди Каинги, — позволил себе улыбку лорд Хойя. Герцог неожиданно ответил на нее.

— Признаться, я принял посольство Ходанна не только ради мира между нашими герцогствами, — произнес он, — но и ради моей сестры. Она замужем за Лабайном и, что бы между ними ни происходило прежде, она правда его любит и счастлива подарить ему наследника. Поди пойми этих женщин!

Лорды позволили себе улыбнуться. Разрыв союза Секлиса и Лабайна значительно ослабил угрозу, хотя не уничтожил ее полностью. Ходанн примирился с Вербанненом — и все же отозвал войска, дабы не вмешиваться более в войну ни на чьей стороне. Быть может, это и заставило Секлиса изыскать иные пути для победы.

Прежде чем герцог вернул беседу к прежним вопросам, снаружи шатра послышались крики и топот копыт. Лорды, как и сам герцог, вскочили с мест, но выйти не успели. В шатер ворвался запыхавшийся воин из числа сегодняшних разведчиков.

— Ваша светлость! — выдохнул он, едва успев поклониться. — Только что прибыл граф ан Тойдре. Он просит встречи с вами.