Гарри Поттер и Вечерний дом (джен)

Гарри ушел домой немного раньше обычного. Заглянул к Андромеде, чтобы поужинать вместе с Тедди, который подарил ему несколько новеньких рисунков и с восторгом рассказывал о письме, которое получил из Хогвартса от своего друга Робби Свифта. Дети всегда помогали Гарри пережить тяжелые минуты. Особенно Тедди. Он был самым старшим, и с каждым годом все больше и больше становился похож на отца, вопреки постоянным шалостям с цветом глаз и волос, который он научился изменять с той же легкостью, как это делала Тонкс. Несмотря на его дар метаморфа, Гарри все чаще узнавал в Тедди именно Римуса. Жесты, улыбка, поворот головы, походка — сердце Гарри наполнялось теплом всякий раз, когда в озорнике с бирюзовыми волосами вдруг проступали черты его отца…

— Лайел говорит то же самое, — вздохнула Андромеда. — Мне трудно судить, я Римуса почти не знала… Бедный мистер Люпин сильно сдал в последнее время. Почти не выходит из дома. Мы с Тедди, как ты знаешь, навещаем его дедушку дважды в месяц — чаще ему тяжело. Тедди вроде не самый шумный и непоседливый ребенок, но все-таки он ребенок…

— А я так давно к нему не заглядывал, — сокрушенно откликнулся Гарри. — Надо навестить. Может, удастся на выходных… Андромеда, надеюсь, если что-то понадобится, вы сразу сообщите мне.

— Конечно, — ответила та. — Не переживай. Того пособия, которое ты ему перечисляешь каждый месяц, вполне хватает на все. Плюс пенсия от министерства, но она совсем мизерная… У бедняги очень скромные потребности.

Она усмехнулась.

— Иногда он покупает коробку хороших сигар и заказывает несколько новых книг — Лайел называет это «как следует покутить». Мистер Люпин немного чудак.

Андромеда сделала паузу и продолжила.

— Хорошо, что он затеял написать книгу. Все лучше, чем тосковать, перебирать вещи и растравлять старые раны, предаваясь воспоминаниям. Надеюсь, что он будет писать ее еще пару лет…

— Да, это точно, — отозвался Гарри. — Я не раз предлагал ему перебраться в «Дуглас-хаус», но он отказывается. Не может расстаться с домом, в котором провел всю свою жизнь. Хотя, говоря по совести, там давно нужен капитальный ремонт. Но на это он тоже не соглашается, как я ни убеждал…

— Гарри, этот дом можно только снести, — сказала Андромеда. — Вряд ли имеет смысл тратить деньги и силы на эту рухлядь.

— Возможно, вы правы. В любом случае, Лайел твердо намерен остаться там до самого конца. И я могу его понять…

Да, только в последние несколько месяцев Гарри понял, что такое по-настоящему привязаться к дому: когда обрел Ивнинг-холл. Сегодня, попрощавшись с Тедди и его бабушкой, он вернулся домой на площадь Гриммо. Однако, обычный вечер с семьей никак не клеился — перед глазами стояла предсмертная записка Стивена Бука и ухмылка Грея…

— Гарри, умоляю, не молчи, — попросила Джинни. — Я же вижу, что произошло что-то серьезное. Ты сам не свой.

Он вздохнул, словно вернувшись в реальность, и коротко пересказал все, что случилось. Джинни погладила его по голове.

— Знаешь, я бы на твоем месте навестила родовое гнездо и перекинулась парой слов с мадам Айрин, — сказала она. — Мне кажется, это тебе поможет…

Гарри удивленно поднял на нее взгляд. Джинни улыбнулась.

— Просто поверь мне на слово. Она знает, что тебе сказать.

— Да? Ну, ладно, — ответил он. — Только если ты не станешь дуться, что я снова оставляю тебя одну. Я бессовестно пропадаю целыми днями…

Джинни поцеловала его в лоб.

— Я же сама предложила. Давай. Мы с Джейми и Альбусом прекрасно справимся, не переживай.

— Ну, раз так, я пойду, — выдохнул Гарри, поднимаясь и целуя ее. — Спасибо тебе. Постараюсь не задерживаться.

Через несколько мгновений он, вращаясь, выскочил из камина, отряхиваясь и переводя дух. В доме было уже по-осеннему прохладно. И совсем темно. Он зажег огонек на кончике своей палочки и направился через гостиную к лестнице.

— Айрин! — позвал он. — Где вы?

Привидение вышло из стены с портретами.

— Добрый вечер, Гарри, — улыбнулась она. — Не ожидала увидеть тебя сегодня.

— Знаете, просто случилось кое-что, — начал он. — И… Мне нужно с кем-то об этом поговорить. С кем-то, кто понимает. Кто знает. И Джинни сказала, что вы можете помочь.

— Весьма охотно, — откликнулась Айрин.

Гарри вздохнул и, устроившись на диванчике в гостиной, подробно рассказал ей о Стивене Буке, о его непростом детстве и о чудовищном, непоправимом конце, который он избрал. Айрин слушала, не шевелясь. И когда в комнате повисла тишина, Айрин склонила голову и издала горестный стон.

— Несчастный мальчишка, — прошептала она с болью. — Бедный глупыш…

Она помолчала, будто собираясь с духом, а потом продолжила.

— Джинни правильно сделала, что отправила тебя ко мне. Она знает, что я когда-то совершила такую же глупость. И именно поэтому я здесь.

— Боже милостивый! — потрясенно воскликнул Гарри. — Вы? Вы? Тоже… Но почему? Зачем?

Она отплыла к окну и, став почти прозрачной, снова заговорила.

— Я на три года младше своего брата Феликса. Как ты уже слышал, я была не похожа на других членов нашей семьи. Мама и папа очень любили меня, но никогда не могли со мной сладить. Я росла упрямой, своевольной, мечтала доказать всему миру, что тоже способна на что-то великое, выдающееся. Во время церемонии распределения я попала на Слизерин и была в восторге от того, что мне удалось пойти наперекор семейной традиции. Я мечтала об этом с тех пор, как узнала о Хогвартсе и была уверена, что только среди слизеринцев мое настоящее место. Мама была из Лонгботтомов, тоже гриффиндорка, как и отец…

— Лонгботтом? — переспросил Гарри.

— Да, Селина Лонгботтом, — ответила Айрин. — Знаешь, она была красавицей. Всегда говорила тихо и ходила так плавно, что казалось, что она плывет над полом… О, моя бедная мамочка… Сколько им пришлось перенести из-за нас с братом.

Она снова издала горестный стон. Гарри молчал, не решаясь торопить ее. Подобные признания всегда тяжелы, даже если их делает привидение…

— Они старались привить мне правильные взгляды, научить добру, — снова заговорил призрак. — Но разве кто-то слушает родителей в 15 лет? Я считала их отсталыми и глупыми и предпочитала больше верить своим друзьям, с которыми проводила в школе большую часть года.

После школы наши отношения совсем испортились — жить с ними я не хотела, а о замужестве не могла даже слышать. Я считала себя современной девушкой, которая сама будет решать свою судьбу. Я смеялась над всей этой романтикой, считала глупостью и мещанством. В конце концов я потребовала у родителей полной свободы. После долгих сомнений и скандалов отец отдал мне ключи от нашего лондонского дома, положил на мой счет приличную сумму и отпустил, попросив лишь не забывать, что меня всегда ждут здесь, дома. О, Гарри, если бы ты знал, как мне стыдно. Как это было жестоко, эгоистично с моей стороны. И к каким ужасным последствиям это привело…

Я жила в Лондоне, свободно и беззаботно. Нет, не подумай ничего такого… Я знала, что такое достоинство и осторожность. И репутация для меня имела огромное значение, ведь соверши я какую-то глупость, и все почтенные, чистокровные семейства тут же захлопнули бы передо мной дверь. Хотя бы что-то сдерживало мои безумные порывы…

Я много экспериментировала и добилась больших успехов в зельеварении. Брат помог мне наладить тайное сотрудничество с кое-какими аптекарями, я даже стала сама зарабатывать, что, конечно, вознесло мое самомнение до самых небес… Я считала себя независимой и неуязвимой, посмеивалась над патриархальной моралью и воззрениями и искренне жалела Феликса, который обречен следовать тем путем, какой избрали для него родители. Он ведь наследник рода…

Мне было 24 года, когда я познакомилась с Мариусом. Он был наполовину француз, учился в Шармбатоне. Он был так непохож на других, такой великолепный, изысканный, утонченный. Богатый. И такой умный… Он мгновенно стал звездой всех салонов и самым желанным женихом для всех девушек из чистокровных семейств от пятнадцати до тридцати. Из всех Флинтов, Малфоев, Розье, Ноттов и прочих он выбрал меня, Гарри. Мы очень быстро полюбили друг друга, я совершенно потеряла голову. Он казался мне божеством, снисшедшим с небес. Я ловила каждое его слово, восхищалась и умирала от желания быть достойной его…

Айрин снова сделала паузу, собираясь с силами перед главным, самым сложным признанием.

— Знаешь, Гарри, в элегантных гостиных высокородных семейств, где я проводила тогда большую часть своего времени, царила довольно своеобразная атмосфера. Там вращалось множество выдающихся интеллектуалов, велись споры о темных искусствах, о последних исследованиях и экспериментах с хрономагией и мнемагией. Постоянно гремели дискуссии о маглорожденных и полукровках, о власти над маглами и отмене Статута о секретности… Молодежь хотела перемен, влиятельные солидные господа жаждали власти, а те, кому посчастливилось попасть в круг избранных и кто составлял услужливую и усердную свиту, как всегда, искали себе теплое местечко и возможность подзаработать… Это было очень интересно, захватывающе. Казалось, что еще немного и мы будем вершить судьбы мира… И однажды вечером я услышала, как Мариус обсуждает со своими приятелями какую-то игру. Они то и дело смеялись. Я подошла ближе и поняла, что они говорят об охоте. Всем хотелось острых ощущений. Сначала мне показалось, что они говорят об охоте на лис или оленей, но через несколько минут я поняла, что речь идет о какой-то семье маглов, которые кому-то из них крепко насолили… Я стояла рядом, смеялась вместе с остальными, но мое сердце охватил страх. Как бы я ни бунтовала, не посмеивалась, но я была дочерью Кристофера Поттера. И мой отец все-таки успел привить мне кое-какие представления о добре и зле, о ценности любой человеческой жизни, чья бы она ни была.

Я была напугана и подавлена. Мужчина, которого я считала идеалом, со смехом обсуждал охоту на людей, считая это лишь отличным способом развлечься.

— Мерлин великий… — прошептал Гарри, нарушив молчание.

Айрин с горестным возгласом переместилась к другому окну.

— Да. Это было ужасно, — продолжила она едва слышно. — На следующий день я спросила его — Мариус отшутился, сказал, что это только обычная болтовня, что мне не стоит забивать голову глупостями, которые болтают разные юнцы, перебравшие вина на вечеринке… Я поверила ему, Гарри. Решила, что не стоит обращать внимания. Еще несколько раз я слышала обрывки того же разговора и каждый раз гнала от себя мысль, что они воплотят в жизнь свои жестокие фантазии. Я решила, что все это не более, чем юношеская бравада.

— Но они все-таки сделали это, — с ужасом выдохнул Гарри.

Айрин застонала.

— Да… Фермеры. Муж, жена и двое детей-подростков… О, Боже. Когда я узнала о случившемся… Гарри, я знаю, что ты не сможешь презирать меня больше, чем я презираю сама себя. Поэтому рассказываю тебе все, как есть. Я не хочу оправдываться и лгать. А правда чудовищна. Да, они сделали это. Я, которая слышала, как они предвкушали, как обсуждали, как готовились… Я сделала вид, что меня это не касается. Не приняла всерьез. Поверив слову мужчины, которого любила без памяти.

Расправу над маглами много обсуждали и каждый раз всплывали новые, все более отвратительные подробности…

Это было слишком. Мой мир рухнул. Я сказалась больной и заперлась у себя в доме, пытаясь прийти в себя. Но стало только хуже. Угрызения совести буквально убивали меня изнутри. Я не могла это выносить. И я не могла поговорить об этом — мне было стыдно, страшно и казалось, что такое унижение хуже смерти… По ночам мне снились эти несчастные дети. Я слышала крики… Мне казалось, что они обвиняют меня, зовут… Я начала буквально сходить с ума.

Она умолкла. И через несколько мгновений тягостного молчания прошептала:

— В очередном припадке безумия я смешала несколько сильнодействующих зелий и выпила.

— Это ужасно, — тихо откликнулся Гарри. — Просто ужасно… Но… Почему вы здесь? Почему не отправились дальше?

— Потому что боялась, — ответила ему Айрин. — Мы росли на рассказах о вечном осуждении и адских муках для грешников. И… Когда все было кончено, я даже не сразу осознала свое новое положение. Это было, словно кроличья нора, в которую я провалилась. И потом… Я ничего не помню. Когда ко мне снова вернулся разум, прошло уже несколько недель после похорон. Тело нашел Феликс, мой брат. Он переживал за меня, много раз пытался как-то сблизиться со мной, но я отвергала его помощь.

Моя смерть разбила сердце родителей. Чтобы не поднимать шум, историю обставили как несчастный случай во время эксперимента. Они похоронили меня здесь, на фамильном кладбище. Мама так горевала… О, Гарри… Когда я снова начала сознавать саму себя, поняла, какую непоправимую ошибку совершила, какую страшную боль причинила своим родным и друзьям, было уже поздно.

— Зеркало мира…

Гарри прошептал это самому себе, пытаясь представить, каково пришлось бедной самоубийце.

— Я не смогла, — сдавленно откликнулась Айрин. — Я сразу поняла, как больно, как страшно будет взглянуть в него. Нет, когда я оказалась в том лабиринте, я просто закрыла глаза и упала на колени. И, кажется, провела так целую вечность. А когда открыла вновь, я снова была в своем доме. Там, где умерла. Это было тяжело, но здесь все было знакомо и понятно. Так я и осталась.

— Я даже представить себе не могу, что пришлось пережить твоим родителям, — произнес Гарри. — Вы виделись с ними? После того…

— Да, виделись. Собственно, это получилось почти случайно, — ответила Айрин, вздыхая. — Папа приехал, чтобы привести в порядок и закрыть лондонский дом, разобраться с вещами… Ну, и… Он плакал, как ребенок. Я никогда не видела его таким. Никакие адские пытки не причиняют такую боль, как слезы отца. Я рассказала ему все, я молила его о прощении, а он только кричал и плакал… Потом почти также было и с матерью, когда я решилась вернуться сюда, в Ивнинг-Холл. Тогда же я дала клятву, что останусь здесь, чтобы больше никто из Поттеров не встал на такой путь. Чтобы больше никого из моих родных не постигла такая страшная судьба. С тех пор я обитаю здесь. Мне пришлось увидеть, как умирает мой брат. Феликсу было всего 43 года, сгорел от какой-то стремительной болезни, оставил вдову и трех малышей… Иоланта, его жена, страшно горевала, но держалась великолепно. Настоящая Пруэтт…

— О, Господи, — выдохнул Гарри.

— Да, Джинни спрашивала о ней, — откликнулась Айрин. — Иоланта — дальняя родственница ее матери. Прекрасная была женщина. Взяла на себя заботу о моих несчастных родителях, о сыновьях. Состояла в совете попечителей Хогвартса, много занималась благотворительностью. Она вела наше хозяйство до тех пор, пока Ричард, старшенький, не подрос и не взял дело в свои руки. Максимилиан, его младший брат, мой средний племянник, был непоседой и баламутом, но с золотым сердцем. Он так и не женился… А самый младший, Чарльз, не придумал ничего лучше, как жениться на Дорее Блэк. Они уехали в Америку.

— Айрин, можно спросить? — осторожно начал Гарри. — Тот человек, из-за которого все случилось… Мариус… Ты знаешь что-нибудь о нем?

— О, разумеется, — откликнулось привидение. — Он был совершенно шокирован моим поступком. Я ведь оставила ему прощальное письмо. Романтические традиции нашего века… Знаешь, я никогда не виделась с ним после этого. Только слышала, что рассказывали родители. Мариус вернулся во Францию и, по слухам, отказался от наследства в пользу младшего брата и стал отшельником где-то в монастыре, в Альпах. Не самый плохой исход. Хотя бы моя смерть его вразумила…

Она подплыла поближе и, глядя на Гарри с печалью, промолвила:

— Я знаю, что ты чувствуешь, мой дорогой. То, что сделал этот глупыш, этот Бук… Это поступок против природы. Это всегда приносит лишь горе и разрушение. Он поддался отчаянью, не смог пересилить свой стыд, свою гордость… Он сам сделал этот страшный шаг и… Ты не должен винить себя, знай это.

— Скажи, я могу ему помочь? — тихо спросил Гарри. — Хотя бы сейчас. Раз не смог в жизни…

Айрин покачала головой.

— Я не знаю. Когда я снова начала осознавать себя, прошло несколько недель. Самоубийство так калечит и запутывает… Не знаю, хватит ли ему мужества взглянуть в «Зеркало мира», чтобы сделать следующий шаг, пойти вперед. Но все это он должен сделать сам.

— А ты сама? — снова спросил Гарри. — Ты сама никогда не думала о том, чтобы все-таки уйти?

— Я дала клятву оберегать свою семью от тяжелых ошибок, — твердо произнесла она. — И до сих пор мне удавалось сдержать ее. Почти всегда.

— Почти? — удивился Гарри. — Значит, были еще…

— Кэролайн, — вздохнул призрак. — Самая младшая сестра твоего дедушки Флимонта. Упрямая, как я. Умная, хоть и гриффиндорка. Она выскочила замуж, едва закончив школу, в 18 лет, за одного из Эйвери. Отец тщетно пытался ее образумить… Как ты понимаешь, брак оказался чудовищной неудачей. У себя дома она привыкла к теплу, к уважению. Ведь Генри обожал жену, просто на руках носил… А там… Жуткое семейство. В общем, однажды Кэролайн вынуждена была бежать от них. Чуть ли не в ночной рубашке. Он отбирал у нее волшебную палочку, запирал, бил… Просто кошмар. Генри долго хлопотал, добиваясь развода, а она долго приходила в себя здесь, скрывшись от всего мира. А потом сестра позвала ее в Штаты. Дороти уехала туда с мужем. Прекрасный парень, Шон. Он тогда только начинал преподавать в Ильверморни, позже стал выдающимся профессором… Сестры очень любили и поддерживали друг дружку, так что Кэролайн, хоть и наломала дров, но благодаря Дороти сумела собраться с духом. Замуж она больше так и не вышла, но зато стала довольно известной писательницей. Что ж, каждому свое.

— А у Дороти и Шона были дети? — спросил Гарри.

Айрин пожала плечами.

— Да, вероятно. Она вроде писала брату о появлении племянника. Я не знаю, что с ним стало.

— Значит, вполне возможно, что где-то в Америке у меня есть двоюродный дядя, — задумчиво произнес он. — Невероятно…

— Да, наверное, — кивнул призрак. — Гарри, пожалуйста, не будь слишком суров. Никто не знает чудовищность моих ошибок лучше, чем я сама. Если, узнав правду, ты больше не захочешь говорить со мной, я пойму. И никогда не покажусь тебе на глаза. Но… Пожалуйста… Здесь мой дом.

— Да что вы, — торопливо ответил он. — Кто я такой, чтобы судить… Мне жаль, правда. Это так ужасно… И, если вы вдруг однажды захотите уйти, я как глава рода, освобождаю вас от клятвы.

— Нет, не сейчас, — Айрин покачала головой. — Я еще не готова… Я не смогу. Я знаю, что нужна тебе, мой мальчик. И… Надеюсь, тебе хоть немного помогло все это.

— Да, — ответил он. — Помогло. Спасибо вам. Мне пора домой, к Джинни. Уже совсем поздно… Спасибо, Айрин!

Он попрощался и отправился к камину.

То, что он узнал о своей семье, было и ужасным, и печальным. Но стало действительно чуть легче — бессильный гнев и угрызения совести уступили место горькому состраданию. Он неистово сочувствовал несчастному мальчишке, который не смог жить с тем, что совершил. Сочувствовал бедняжке Айрин и двоюродной бабушке Кэролайн. Сколько разбитых сердец. Сколько искалеченных судеб. Сколько зла, лжи и бессмысленной жестокости…

«Tueri bonum». Сейчас эти слова горели и пульсировали у него внутри еще сильнее, чем прежде.