Поединок со сфинксом (джен)

Это был Гризликов.

И Антиплащ сразу все понял.

На площадке, кроме Гризликова, как будто никто больше не присутствовал, но Антиплащу было совершенно ясно, что он тут отнюдь не один. Ребята из ШУШУ всегда были мастерами маскировки, бедовый главарь имел случай убедиться в этом уже не один раз. И сейчас, конечно, все пути отхода уже перекрыты — и сверху, и снизу… Бежать Антиплащу было некуда — разве что прыгать в открывающуюся по левую руку каменистую пропасть.

Коварный белый сфинкс дотянулся до него даже здесь...

Заслышав шаги Антиплаща, Гризликов лениво повернул голову ему навстречу и смотрел на него несколько долгих, бесконечных, невероятно тягучих и томительных секунд. Наконец промолвил устало:

— Ну что, голубчик, добегался?

Да. Именно — добегался. Поглощенный своими (ха-ха) сердечными переживаниями, Антиплащ совершенно позабыл и про Хранилище, и про ограбление, и про всех этих настырных деятелей из ШУШУ. А вот они про него, судя по всему — нет.

Но как они его нашли?

— По-твоему, — сухо спросил Гризликов, — это было очень уж сложно?

Да нет, в общем-то, несложно. Он ведь, как и его дружки, объявлен в розыск. А про Гейл и Солт-Рокс в ШУШУ отлично известно… Но почему тут объявился именно Гризликов? Оторвал от мягкого офисного кресла своё необъятное седалище — и примчался… А где же Черныш? Лечит, надо полагать, свой разбитый подбородок? У пластического хирурга?

Неторопливо (торопиться ему, по-видимому, было уже некуда) Антиплащ подошел и тяжело опустился на камень рядом с Гризликовым.

Некоторое время оба молчали.

Солнце все еще неспешно утекало за горизонт, алой краской растворяясь в океанской пучине, и с востока, из-за вершины холма, наплывала на окружающие скалы всеобъемлющая, серовато-сизая сумеречная тень. Шумел внизу, разбиваясь о камни, неукротимый прибой. Пронзительно вскрикивали возвращающиеся к гнездовью альбатросы, по песку суетливо бегал туда-сюда заблудившийся муравей, тревожно шевелил усиками. Стремительно шмыгнула под камень припозднившаяся зеленоватая ящерица. Смеркалось…

В руках Гризликова серебристо, неярко поблескивали наручники.

— Ну что, повидался со своей подружкой? — Он усмехнулся: вроде бы добродушно и беззлобно, но так всепонимающе и мерзко-снисходительно, что Антиплащу разом захотелось затолкать эту усмешку ему поглубже в глотку. Яростно стиснутым кулаком.

— Я арестован? — спросил он сухо.

— Да.

— Значит, я имею право хранить молчание?

— Вон оно что… — Гризликов посмотрел на него внимательно. — Лезешь в бутылку? Ну, ладно. Давай сюда лапы, приятель, мы  припасли для тебя одно занятное украшение…

— А она… Гейл… знает?

Гризликов пожал плечами.

— Нет. Зачем?

Антиплащ нервно потер ладонью лоб.

— Гриз, — сказал он глухо. — Дай мне… час… полчаса… ну хотя бы пятнадцать минут... пятнадцать минут, черт побери! Я… мне нужно… ну… Позволь мне… — слово было неимоверно тяжелым, будто камень, и он никак не мог вытянуть его из себя; судорожным кивком указал на теряющуюся в сумерках вершину холма. — Позволь мне… попрощаться.

Гризликов медленно, даже как будто сочувственно покачал головой.

— Извини. Я не могу. Согласно инструкции…

— Инструкции! — Антиплащ застонал. — Ты хоть раз можешь поступить не по инструкции… а по велению совести, а?

Гризликов молчал. Смотрел на горизонт. Задумчиво крутил в руках тускло поблескиваюшие стальные браслеты.

— Мы всю жизнь вынуждены поступать согласно каким-то инструкциям, Антиплащ, ничего с этим не поделаешь, уж не обессудь. Те, кто живет не по инструкции… вот как ты, например… как правило, плохо заканчивают, увы. Закон не любит, когда его игнорируют.

— Закон? — процедил Антиплащ. — Это, надо полагать, тоже всего лишь инструкция, да?

Но Гризликов оставался совершенно серьёзен:

— Да, если угодно. В некотором роде. Инструкция о том, как прожить жизнь долго и счастливо и не попасть в места не столь отдаленные... А уж насчет совести... насмешил! Уж чья бы корова мычала, а? Следил бы ты уж лучше за своей совестью, голубчик, глядишь, нам всем жилось бы спокойнее...

В кармане его требовательно запиликал телефон. Гризликов вполголоса чертыхнулся и запустил лапу в загашник.

— Да… Да? Вот как… Когда? Только что? Хм! Любопытно… Ну, вы мне очень вовремя сообщили… Хорошо. Я буду на связи.

Он отключил телефон и спрятал его в карман.

Рокотал далеко внизу прибой.

Кричали альбатросы.

Стекалась со всех сторон темнота.

Гризликов вновь шумно, устало вздохнул — и, нахмурившись, посмотрел на собеседника.

— Что? — спросил Антиплащ одними губами. И приготовился услышать: «Да ничего особенного. Твои дружки арестованы».

— Хоутер звонил, — спокойно пояснил Гризликов. — Макдак, видишь ли, решил спустить это дельце на тормозах.

— Ч-что?.. — Антиплащ не поверил своим ушам.

— Макдак хочет прекратить дело об ограблении Хранилища, — повторил Гризликов: внятно и терпеливо, точно объясняя непонятку маленькому ребенку. — Не давать ему судебный ход. И уже подал встречное заявление — о том, что не имеет претензий…

— П-п… почему?

Гризликов хмыкнул.

— Ну, потому что, во-первых, все побрякушки ему удалось благополучно вернуть... а, во-вторых, по его словам, в этом деле фигурируют кое-какие сугубо личные документы.

Ах вот оно что… Голубая папка. Значит, принципиально-упёртый Черныш Макдаку её так и не отдал. А Скрудж, конечно, не может (и не желает) допустить, чтобы копы совали в неё любопытный нос… и попробует завершить процесс «примирением сторон»? В надежде, что дело закроют, и он получит свои заветные бумажки обратно? Ха-ха!

Антиплащ облизнул губы. Раз, и другой. Язык у него оказался сухим и шершавым, точно вырезанным из наждачной бумаги.

— Так это что, выходит… — прохрипел он, — я… я теперь свободен? Так, что ли?

— Ну-ну, — проворчал Гризликов, — не так быстро, голубчик. Дело это мутное… То, что Скрудж «не имеет претензий» и не станет предъявлять обвинение, послужит, конечно, смягчающим обстоятельством, но от наказания тебя отнюдь не освободит. К тому же не забывай про попытку побега. Впрочем…

— Что?

— Наверное, мера пресечения теперь может быть заменена на подписку о невыезде… Видишь ли, — Гризликов потер друг о друга ладони, — мне тоже было бы предпочтительнее видеть тебя на свободе, а не за решеткой, и тем не менее, уж извиняй, прокатиться со мной до ШУШУ тебе все-таки придется. И дать там… кое-какие объяснения, хм-хм. Но…

— Что?

— Небольшую отсрочку, так уж и быть, я, думаю, теперь могу тебе предоставить. Не более часа, понял?

— Я… — Антиплащ онемел. — Да.

— Хорошо. Не пытайся бежать — все входы и выходы из дома будут под наблюдением. К тому же сейчас это не в твоих интересах, я полагаю, ты это понимаешь… Запомни: не более часа! Если по истечении этого срока ты к нам не выйдешь и не сдашься добровольно, мы будем вынуждены действовать решительно, что, я полагаю, ни тебя, ни нас, ни кого бы то ни было не обрадует... Ты понял?

— Да…

— Хорошо. — Кряхтя, Гризликов поднялся, потирая поясницу, сунул наручники в карман и оглянулся в темноту. — Ребята! Отбой…

Едва заметно дрогнул ивовый куст немного выше по склону. С другой стороны, чуть ниже по тропе, на секунду нарисовалась фигура человека в пуленепробиваемом шлеме, сделала Гризликову быстрый знак рукой — и бесшумно растворилась в ночи. Интересно, спросил себя Антиплащ, сколько тут этих фигур-невидимок: двое, трое? Десяток? Наверно, весь Стоун-Бридж оцеплен, как пить дать…

Ну и черт с ними. Антиплащ решил не забивать себе этим голову.

У него был час. Час свободы. Пока — час.

Он коротко кивнул Гризликову в знак согласия — или, скорее, судорожно дернул головой — потом повернулся и, не чуя под собой ног, торопливо зашагал к домику на холме: маленькому, выкрашенному белой краской домику под сенью платанов, в окошке которого горел такой теплый и уютный, такой яркий и приветливый огонек.

Желтый. Желтый, как золото. Огонёк, который был для Антиплаща сейчас дороже всех сокровищ мира.