Изменения произошли как-то совершенно внезапно, лишь неуверенное передёргивание плечами мальчишки-кадета говорило о том, что что-то таки происходит. А затем по силе пронеслась светлая волна чистой энергии, и если бы Энакин не был настолько поглощён своими размышлениями о том, что творить нечто подобное есть как минимум свинство, то он обязательно бы заметил, как за его спиной материализовался голубоглазый призрак. Мужчина жестом остановил вскинувшегося было сидящего рядом парня и, приложив палец к губам, печально улыбнулся. Момент таки соответствовал и не печалиться глупости людской было выше каких бы то ни было сил.
— Помни, сын мой, мы в ответе за тех, кого мы приручили. Чти закон предков, будь честен, — прошептал призрак и вновь растворился в небытии, а Энакин неожиданно встрепенулся и, бережно потрепав медово-золотые вихры лежащего перед ним мальчишки, посмотрел туда, где находился тот, кто был если не виновником, то уж точно, что сообщником.
— Отнеси его в шаттл, мне надо прибраться.
— Да ваша светлость, — откликнулся только что окончательно влившийся в их маленькую компанию тот, что хранит жизнь, и, подхватив малыша, словно бы это была не более чем пушинка, направился к уже несколько минут как приземлившемуся шаттлу. У входа его встретил клон-пилот и, проводив недоверчивым взглядом, позволил расположиться в салоне.
А тем временем Энакин подошёл туда, где в приступе праведного гнева запечатал своего бывшего учителя. Щиты хедрон вероятнее всего на голых инстинктах и вбитых на подкорку рефлексах отсекли и заперли того, кто представлял угрозу. Убедившись в том, что бывший учитель находится без сознания, Энакин активировал комлинк и отдал все необходимые распоряжения.
Едва поднялись на борт ИЗР, как их тут же окружили клоны, а прибывший из лазарета личный врач с явным удивлением мазнувший взглядом по не пойми откуда взявшемуся тут внуку принялся за вполне привычную в таком случае диагностику. Оба целителя моментально погрузились в работу, полностью связанную с заботой о столь неожиданном маленьком пациенте, и при этом совершенно игнорировали вытащенного из чрева шаттла под руки мужчину. Последнего тут же заковали в только что принесённые одним из адъютантов кандалы и, убедившись в том, что ингибиторы активировались, поволокли в карцер. Туда же спустя два часа и один самую капельку напряженный разговор спустился и Энакин. Спустился он не один, и стоило им пересечь порог камеры, как сопровождающий его врач сноровисто принялся за осмотр столь нежданного пациента.
Из рассказа милорда он понял, что этот человек совершил похищение несовершеннолетнего гражданина империи, и что целью оного было воспитание из маленького ребёнка фанатика-смертника. Подобное было, мягко говоря, неприемлемым и именно поэтому потомственному целителю не составило особого труда не так чтобы сильно переживать за жизнь этого пленника.
Осмотр подтвердил тот факт, что пленник имеет совершенно завидное здоровье, что какие-либо критические повреждения, способные необратимо повлиять на процессы его жизнедеятельности отсутствуют, и, как следствие этого, оный готов к допросу любой степени сложности. Единственным, что позволил себе уже закончивший свою работы врач, стала просьба о том, чтобы его светлость не марался об эту падаль. Ответом ему стал едва заметный утвердительный кивок.
* * *
Дождавшись, когда врач выйдет, Энакин ещё раз убедился в том, что, не считая бывшего учителя, он тут совершенно один, после чего от слова совсем недобро так улыбнулся и, разложив на столе снятый с пояса свёрток-скрутку, принялся перебирать его содержимое. Своё обещание врачу он собирался сдержать, вот только в его понятии не мараться — это значит не применять такие методы физического дознания как: кулаки, дубинки, паяльники и кованые берцы. Вот только ни один из лежащих в скрутке флаконов и близко не напоминал хоть чтобы то ни было из перечисленного.
Начать решил с того, чтобы заставить бывшего учителя прекратить изображать из себя спящую принцессу, благо имелась в его арсенале парочка весьма и весьма специфических препаратов. Зарядил иньектор и, не особо церемонясь, приподнял свешенную голову бывшего учителя.
— Пора просыпаться, мой старый, как оказалось, ни разу ни друг, — произнёс Энакин и, приставив инъектор к шее, надавил на спуск.
Пока препарат медленно, но неумолимо выводил бывшего магистра ныне распущенного за государственную измену ордена из темноты забытия, с любопытством естествоиспытателя натуралиста прошёлся по своим не сказать, чтобы скромным запасам с тем, чтобы определиться, что и в каких количествах даст максимально положительный результат. А выбрать-таки было из чего. Оба ученика, особенно Гарри Джеймс, буквально считали своим долгом поделиться любым мало-мальски годным приобретением. К их числу парни относили и весьма специфические по своему составу препараты, кои местные именовали зельями. Специфичность их заключалась в том, что основаны они были на произрастающих именно на их планете ингредиентах и далеко не всегда оные были из мира растительного.
Любопытства ради даже пытался сам сподобиться, ан нет, не вышло. Ну вот нет ничего и близкого по своим уникальным свойствам, и если растения ещё хоть как-то и где-то, то вот ингредиенты животного происхождения… Нет, если, конечно, устроить экспедицию на Тайтон, Илум, ну или к примеру на Дагобу, а того лучше на Корибан, то, скорее всего, что-нибудь да найдётся, но вот совсем не факт, что это будет именно единорог, а если и он, то не факт, что этот его подвид имеет те же свойства, что и тот, что обитает на, как указано в архивах предков, Мидгарде. В общем, уникальность составов, как и то, что антидота или прививки от них не найдётся и во всей империи, была обеспечена, и именно это и позволяло Энакину столь любовно перебирать заботливо подписанные учениками флаконы.
Тут было всё, начиная от сыворотки правды и заканчивая весьма и весьма специфически действующими пыточным. Всего одна инъекция — и несколько часов весьма и весьма пренеприятных ощущений принявшему обеспечено, а бонусом идёт то, что от действия зелья нет спасения, ни потерять сознание, ни прекратить пытку принявший не может, да что там говорить, рассудок у несчастного будет весьма и весьма ясным, а ощущения обострены до предела. Так, к примеру, если принять вот этот очаровательный флакончик, всего-то один миллилитр, и на несколько часов, тут всё зависит от личного метаболизма, любое, даже легчайшее прикосновение будет вызывать настолько дикую боль, что и описать-то сложно. Можно и без прикосновений, это вон тот состав справа, принял, и можешь наслаждаться выламывающим виски гулом. Всего-то зелье обострение слуха, но что будет, если камера его принявшего будет недалеко от реакторной ну или двигательного отсека? На корабле, да и не только на нём, предостаточно возможностей создать совершенно незначительный для остальных, но очень ощутимый для принявшего сей чудесный препарат шумовой фон, который в лёгкую превратится в настоящую пытку. И, самое главное, никаких доказательств, а то, что несчастный сам о стенки камеры бился, так тут уж извините.
— Я знаю, что ты уже очнулся, не притворяйся, Оби-Ван, лучше скажи, зачем вы всё это устроили?
— Будь ты проклят, падший, — выплюнул решивший, что не хочет притворяться Оби-Ван. — Ну давай, покажи, чему тебя научила эта мразота.
— Увы и ах, но я очень и очень плохой ученик, зато я очень благодарный сын и, как выяснилось, ещё и хороший учитель. Но раз ты не настроен на разговор, то так уж и быть, я буду настолько добр, что таки развяжу тебе язык.
— Я ничего не скажу.
— О нет, нет и нет, ты скажешь и скажешь всё. Ингибиторы ты, я полагаю, уже ощутил, можешь мне поверить, я знаю средство, которое развяжет тебе язык.
— Ты ничего не добьёшься, — зло прошипел Кеноби.
— Ошибаешься, добьюсь, ещё как добьюсь. Видишь этот очаровательный флакончик? Знаю, что видишь, так вот это экспериментальный состав, антидота нет. Изобрёл мой до каждой клеточки его естества любимый ученик. Называется веритасерум. Данная версия предназначается для введения инъекционным путём, то бишь для тех, кто не учил в школе биологию — внутримышечно или внутривенно. В нашем случае будет применён второй вариант. И поверь мне, эта вещица заставит тебя ответить на любые вопросы, даже на те, ответы на которые истёрлись из твоей памяти за давностью лет, погребённые под неведомой мне толщины слоем пыли, — говоря всё это, Энакин почти что бережно отклонил голову бывшего учителя и без единой капли сочувствия засадил инъектор прямо в яремную вену.
Следующие несколько минут бывший джедай, не унимаясь, мотал головой и явно всячески препятствовал действию препарата. Ответы получалась смазанными и неточными, и примерно через полчаса Энакину это надоело, да и препарат должен был начать уже выветриваться. Печально вздохнув Энакин, таки соизволил подняться со стула и, не оборачиваясь к своему узнику, зарядил инъектор ещё раз, решив, что раз у Кеноби столь хорошо с силой воли, то надо бы его слегка подтолкнуть.
Следующие несколько, а если точнее, то стандартные восемь часов превратились для Оби-Вана в самый настоящий ад. Как оказалось, вколотый препарат дал весьма неожиданный побочный эффект, и у мужчины не только скачкообразно усилился слух, но и в придачу пробудилось что-то навроде эхолокации. Как итог, его всюду преследовала дичайшая какофония звуков, сливающаяся в непередаваемые хрипы и скрежет, перемежающиеся непонятными, но от этого не менее жуткими видениями. Да и Энакин, добрая душа, не забыл и из чистой любви к искусству раздать охраняющим камеру клонам по камертону и вежливо попросить время от времени но никак не реже чем раз в десять минут, использовать их, так сказать, по прямому назначению.
Клоны с любопытством покрутили в руках доселе невиданные ими штуковины и со свойственным им от природы энтузиазмом принялись за дело. Быстро выяснилось, что розданные начальством погремушки весьма мелодичны и таки неплохо развлекают, а тут ещё и прямое указание шефа. Как итог парни, быстро сообразившие что да как, устроили соревнование на то, у кого звук чище получится. Единственное, что омрачало их бытие, так это то, что из охраняемой ими камеры периодически доносился не то стон, не то вой. Бойцы каждый раз, согласно уставу, проверяли пленника и каждый раз убедившись в том, что тот жив-здоров, возвращались на свой пост и продолжали исполнение столь забавного для них приказа.
Тем временем Энакин неплохо поспал, проверил своего маленького подопечного, который, согласно словам врачей, будет спать ещё не менее суток, и бережно потрепав соломенные вихры, следующие несколько часов занимался делами. А когда выставленный таймер показал, что Кеноби таки вероятно уже оклемался, поднялся и направился к камерам временного содержания. Выслушал доклад начальника караула, покивал и, немного грустно улыбнувшись под маской, пересёк порог камеры.
— Доброе утро, учитель, — припоминая свои детские выходки, во всё горло гаркнул Энакин и, удовлетворившись тем, как тихо взвыл пленник продолжил: — Итак, как думаешь, сегодня у нас получится? Да, нет? Можешь не отвечать, ведь если не получится, то мы повторим, а для большей сговорчивости добавим ещё что-нибудь не менее вкусное.
— Пошёл ты, — прохрипел надсаженным из-за собственного крика голосом Кеноби.
— Фу как грубо, учитель, вы же дипломат и лучший переговорщик, ну как же вам не стыдно? — ответа не последовало, но Энакин его и не ожидал. Вместо этого он вовсю изучал свой личный наборчик на предмет того, чем бы ещё порадовать бывшего учителя. В итоге остановился на зелье, вызывающем непреодолимое желание почесаться.
Утром следующего дня вид пленника был ещё более жалким, а Энакин, даже не спрашивая, согласен ли тот общаться, вколол ему очередной термоядерный коктейль, на этот раз долженствующий погрузить разум несчастного в весьма и весьма качественную иллюзию. Суть её была неизменна, и в ней человек долго и мучительно умирал, пожираемый собственными страхами. А вот как это будет, тут только и исключительно индивидуально. Так, к примеру, когда опробовал препарат на гранд-моффе Зиндже, тот перед тем, как окончательно спятить, орал про вроде как жрущих его могильных червей.
В общем, никому, кроме самого Кеноби, не ведомо о том, что же привидится именно ему. А что до Зинджа, то там всё было проще, чем можно подумать, благо броня позволяла осуществить и в том числе незаметное проникновение. Подлил препарат в систему кондиционирования воздуха. Благо старичок любил баловаться натуральными отдушками. А если учесть то, что зелье было разделено на три этапа... В общем, что-либо найти никому так и не удалось. Ну мята и мята, мало ли у кого какие предпочтения, а объединить все три части вместе, это надо ещё догадаться.
В итоге ушлому гранд-моффу хватило немногим более месяца, и ныне он обитал в учреждении весьма специализированного типа. Участь Кеноби, конечна, была чуть менее завидной, ведь дурка ему совершенно не светила. Уж точно, что не с таким букетом, вот если бы все его преступления ограничивались теми, что так успешно пресёк Гарри, то тогда да. Тогда его бы судили, как и положено, но вот малыш Кай... Такое простить, нет, даже не просите, а если судить ублюдка по закону, то о Кае неминуемо узнает император. Можно, конечно же, сказать, что этот урод убил у него на глазах его собственного сына. И если потребуется, то именно так он и скажет, вот только Кеноби к тому времени будет давно и безоговорочно мёртв.
Следующие сутки караул слушал сначала невнятный шёпот, затем плач и наконец переходящие в вой крики. Командующий объявился ближе к вечеру и выяснил, что Кеноби таки готов.
— Ненадолго же вас хватило, мой бывший мастер. Тот же Зиндж продержался неделю. — Ответом ему была лишь хриплая тишина. А в следующие несколько минут Энакин поочерёдно применил верисатерум, зелье забвения памяти, а также подготовленный специально для одарённых состав, что долженствовал буквально выжечь из их тела мидихлорианы все до единой, и тем самым отсечь несчастного от силы. Процесс этот весьма и весьма болезненный и то, как бился в своих путах Кеноби, лучше тысячи слов демонстрировало то, насколько это чудовищное наказание.
С тех пор прошли ещё сутки, за которые Энакин, добрейшей души человек, подлечил своего бывшего учителя, ну, как подлечил. Привёл в чувство, прояснил сознание, прямо у него на глазах снял с него ингибиторы, после чего весьма показательно провёл тест на мидихлорианы. Экран тестера показал только и исключительно пять одинаково круглых нолей. Неспособный осознать нечто подобное одарённый попытался было рвануться, но куда там, ослабленный применением столь жуткого зелья организм даже на энергетиках был мало на что способен.
Следующее же пробуждение лучшего теперь уже окончательно бывшего переговорщика и дипломата произошло под полуденным палом двух неумолимых солнц-близнецов. При этом что-то неприятно оттягивало его правую руку. Проморгавшись, бывший рыцарь понял, что к правой ладони самым обыкновенным канцелярским скотчем примотана банка карбюраторного очистителя и записка, гласящая: «наслаждайтесь, учитель». Как-то само собой вспомнилось, что лет так пятнадцать назад именно такой же очиститель он отобрал у своего не в меру бойкого тогда ещё падавана.