Спастись от Гермионы Грейнджер (джен)

После Васькиного рассказа о злоключениях Поттера ребятишки вроде успокоились. Во всяком случае, вопросов больше не задавали. Вскоре Дин увёл Финика, чтоб показать его мадам Помфри, пообещав после этого присоединиться к Долгопупсу и помогать тому в праведном деле извлечения на свет зарытых запасов приглушающего либидо средства. Ну а у меня вопросы к подругану как раз-таки возникли.

— Ты что сейчас наплёл про Поттера? Ты это сам придумал или как?

— Я не знаю, — Васемона выглядела ошарашенной и только разводила руками. — Честно, не знаю. Я как будто и не говорил ничего, а это кто-то вместо меня… Я только рот открывал, а слова сами вылетали.

Было видно, что она не врала. «Уф! Этого только не хватало! Да что же это твориться-то?!» — я сразу вспомнил себя в такой же ситуации. Тогда, в кабинете Дамблдора.

— Послушай, а у тебя в башке временами никакой «внутренний голос» не появляется?

Услыхав мой вопрос, Васька ещё больше растерялась и даже побледнела… Я тут же осёкся. Эх, зря я это спросил! «Даже в мире волшебников слышать голоса — плохой признак» — вспомнилась фраза из канона. Я покосился на Джинни, внимательно слушавшую наш разговор. Но она, казалось, ничему не удивилась и лишь поинтересовалась, кивнув на Васемону:

— У неё опять «щёлкнуло»?

— Ты о чём?

— Как о чём? Вы ведь сами рассказывали, что иногда у неё в голове замыкает и проявляются воспоминания Гермионы. Может, и сейчас так же?

Точно! Я вспомнил историю, которую сочинил, когда нужно было объяснить Уизли, откуда нам известно про гермионовский Обливиэйт для родителей. Отлегло. Хорошо, что рыжая сама это напомнила.

— Ну да, наверное, — Васька тут же закивала головой, соглашаясь с предложенным объяснением. Чего-чего, а смекалки другу не занимать.

Вот только самому мне это ни хрена не объясняло! Но продолжать обсуждение щекотливой темы при Джинни вряд ли стоило. Поэтому я замолчал, отложив разговор до лучших времён.

* * *

— Мы его сразу убьём или посмотрим, как сам ночью загнётся в нашей постели? — примерно в таком русле шёл диалог между «моими любимыми» в течение следующей четверти часа. На меня они не обращали никакого внимания. Да им вообще было похрен на всё, что я сам думаю о случившемся! Вот так, значит? Да они обнаглели! Я им кто? Ноль без палочки? И даже постель, выходит, тоже уже не моя?! Офигеть!

Вначале я ещё пытался что-то возразить, вставить своё слово в их разговор, но потом бросил это занятие, потому как понял: бесполезно! И просто завалился на кровать. Хотя и не считал себя чересчур больным. Конечно, определённая слабость в теле чувствовалась, и в груди ныло, но зато голова была ясная, и мыслительный процесс не вызывал острых приступов боли, как это было вчера. Но, как говорится, раз считаете меня «тяжело раненым», так будьте добры: лечите, обеспечивайте уход, окружайте вниманием и проявляйте заботу.

Вскоре Васька поднялась со своего места и, даже не взглянув в мою сторону, выскользнула за дверь. Куда это она? Джинни по-прежнему сидела на диванчике и теперь, не отрываясь, смотрела на меня. Вот только странно она смотрела. Серьёзно и как-то изучающе, что ли?

Я отвернулся и задумался над тем, что произошло в последние дни, пытаясь связать между собой все события, имеющуюся информацию, сделать выводы и понять, как действовать дальше. Итак, что нам уже известно?

А известно нам то, что министр — слабый маг, при этом обладающий главными «достоинствами» маггловских политиков: целеустремлённостью, беспринципностью и умением пускать пыль в глаза. В отличие от Помоны Стебль, не знакомой с приёмами борьбы за власть в человеческом мире, мне было совершенно ясно, как он добился своего кресла. Наверняка для этого мистер Фарш использовал ложь, подкуп, пустые обещания и красивые лозунги. Ну и, разумеется, набрал команду единомышленников. Из таких, как сам. И вот теперь этому «светочу демократии» придётся брать под контроль и всячески ограничивать тех, кто в будущем окажется способен составить ему конкуренцию. С богатыми чистокровышами он это уже провернул. Да и с Поттером, — самой популярной фигурой в магическом мире — пожалуй, тоже. Во всяком случае, он так считает. А сейчас пришла очередь остальных молодых и перспективных волшебников. Такое предположение целиком объясняло всё, что происходило в магической Британии после победы над Волдемортом: и ограничения для слизеринцев, и предательскую речь Поттера, и всё, что я подслушал в кабинете Дамблдора.

Непонятным для меня оставалось лишь одно: зачем министру Гермиона? Почему она так важна в этой игре? Я и раньше говорил, что не особо верю в то, что Фарш стремится заполучить Грейнджер ради секса или политических преимуществ. И того, и другого у него наверняка хватает; коли он сейчас министр. Нет, определённо, причина в чём-то другом. Но вот в чём? Хорошо бы её понять до нашей с ним субботней встречи. А в том, что такая встреча состоится во время приёма, я не сомневался. И речь на ней обязательно зайдёт о Гермионе, раз уж теперь она «моя женщина», а Снейп, на помощь которого министр рассчитывал в этом деле, облажался.

Ну, с министром вроде всё более или менее понятно. Какие ещё пунктики мне надо проанализировать? Ага: Снейп. Нам пока известно только то, что ему хочется завладеть Малфой-мэнором. Именно такую плату он затребовал (или собирался затребовать) в обмен на Грейнджер. Неясно другое: зачем ему мэнор? Может, решил основать новый аристократический род? На него, кажись, не похоже. Но самое главное, что хотелось бы знать о чмошном профессоре, так это почему его не опознала Карта Мародёров? Итак: Снейп — это следующий пунктик. Что ещё? Родители Гермионы. Где они сейчас? Насколько большой опасности подвергаются?

И тут всплывает роль таинственного Монтгомери. А может, и остальных из «списка пяти» (мне удобней так его называть). С некоторых пор я почему-то перестал относиться к рассказу Трейси Дэвис как к пустой сказке, не имеющей отношения к действительности. Я не мог объяснить, из-за чего это произошло. Просто… какое-то предчувствие, что ли? Ощущение того, что люди из списка реальны и каким-то образом причастны ко всему происходящему. Глупо, конечно, доверять ощущениям в таком деле, но избавится от них не получалось.

И, наконец, последний пунктик: Дамблдор. Кто он во всей этой истории? Исполнитель, подельник Фарша или тот, кто двигает фигуры?..

Мои размышления прервала Джинни. Я даже не услышал, как она подошла и встала рядом с кроватью.

— Можно?

— Конечно, — я подвинулся, давая ей место.

Рыжая аккуратно присела рядом. Некоторое время мы, не отрываясь, смотрели друг на друга, а потом она спросила:

— Зачем ты это делаешь?

— Что именно?

— Зачем рискуешь жизнью? Зачем играешь в опасные игры со Снейпом и с Дамблдором? Это всё для того, чтобы поскорее исчезнуть отсюда и вернуть нам Гарри, да? Неужели нет способа попроще?

Я задумался. А действительно, зачем? Наверное, ещё несколько дней назад так и было: я просто хотел, чтобы мы с Васькой поскорее возвратились назад, в наш родной, уютный мир. А вот чтобы вернуть Поттера… Об этом я никогда не думал. Да мне вообще было наплевать и на него, и на всех остальных, и на то, что здесь случится. Вот только сейчас что-то изменилось. Нет, на Поттера мне по-прежнему наплевать, а вот на других… И уж точно, заварил я всю эту кашу с организацией «подполья», с противодействием сильным мира сего, со спасением Гермионы и её родителей совсем не для себя. А тогда зачем? Да просто обидно стало за ребят, которых норовят обвести вокруг пальца всякие местные ничтожества. Потому, что кругом ведь люди, а не какие-нибудь придуманные персонажи из книжки. Вот, одна сидит рядом. Тёплая, живая, обычная девчонка. И остальные такие же. И как их оставить, когда вокруг только ложь и обман? Но главное, что я вдруг понял, так это то, что если сейчас их брошу, уйду в сторону и затихарюсь, то после сам места себе не найду. Загрызёт меня совесть и сожрёт с потрохами за то, что когда мог что-то изменить и кому-то помочь, то не сделал этого, потому что, по сути, струсил. И ничем уже не оправдаться будет. Нет, перед людьми-то можно, а вот перед собой не получится. Я же не слизеринец какой-нибудь.

Я мог бы рассказать обо всём этом Джинни, отвечая на её вопрос, вот только зачем? Скоро мы пропадём, вернёмся к себе, а она получит своего любимого, и будут они жить долго и счастливо… Так что незачем ей знать, что у меня внутри творится. Поэтому я постарался увести разговор в другую сторону:

— А ты сама?

— Что я? — она удивлённо уставилась на меня.

— Почему ты сама рисковала, когда в Хогвартсе правили Пожиратели? Зачем пакостила им, а не сидела на попе ровно, как многие другие? Тогда было опаснее, чем сейчас.

— Ах, ты об этом, — она на мгновение задумалась. — Ну, тогда шла война, и все были в опасности. Да я и не делала ничего особенного. Тогда Невилл и Симус в основном старались…

— Ну вот мужики бы пускай и старались. А ты девушка. Зачем вместе с ними лезла на рожон? Зачем воровала меч Гриффиндора? Ведь если бы тебя решили наказать, то обошлись бы гораздо хуже, чем с любым из парней. Ты хоть это понимала?

Она странно поглядела на меня, опустила голову и произнесла медленно и неуверенно, словно опасаясь чего-то:

— Конечно, понимала. И временами мне было очень страшно. Но только я не могла по-другому… Ты знаешь, — она подняла глаза и проговорила так, как будто извинялась за что-то, — я ведь любила Гарри. И я не могла вот так, сложа руки, сидеть и ждать его возвращения. Я тоже должна была что-то делать… Наверное, я просто хотела быть достойной его. Для меня это важно.

Ну вот и всё. Я отвернулся и уставился на занавеску. Не знаю, сколько времени прошло, — мне было пофиг — должно быть, несколько минут, а я просто лежал и молчал. Не хотелось ни говорить, ни думать. Надоело. Вообще, ничего не хотелось… Наконец, молча валяться тоже надоело, и я обернулся к Уизли. Она сидела рядом, не шевелясь, и, не отрывая взгляда, смотрела на меня. Стало забавно, и я даже невольно улыбнулся:

— Ты чего смотришь?

— Хочу запомнить твоё лицо.

Я мысленно рассмеялся: «Чего его запоминать-то? Поттер как Поттер. Мало она его видела, что ли? Смешно!»

Джинни заговорила, будто угадав мои мысли:

— Ты не похож на Гарри. То есть, внешне, конечно, похож, но совсем другой. Он бы никогда не сделал того, что делаешь ты.

— Это чего бы он не сделал?

— Он бы не собирал людей, не давал им поручения. Он постарался бы всё сделать сам, чтобы не подвергать других опасности. И он бы очень переживал и винил себя, если бы с кем-то случилось что-то плохое. А ты не боишься такого.

— Это плохо?

— Нет. Просто ты другой.

Я только пожал плечами. Какой есть.

— Ты так и не ответил, — Джинни, определённо, решила не оставлять меня в покое. — Зачем тебе наши проблемы? Ты всегда такой неравнодушный к чужим бедам?

— Да нет. Последнее время сам себе удивляюсь, — и тут мне вдруг показалось, что я понял ответ на этот вопрос, который и сам себе задаю всё чаще и чаще. — Ты помнишь, Джинни, Лавгуд говорила, что нам больше никто не размягчает мозги и не мешает быть такими, какие мы есть по своей природе? Я думаю, что причина в этом.

— В мозгошмыгах? Ты серьёзно?! — Джинни не выдержала и прыснула.

— Ага! — я тоже заржал.

Мы какое-то время безудержно хохотали, да что там, просто надрывались со смеха, а потом я всё-таки спросил:

— Ты сказала, что тогда, во время войны, любила Поттера. А сейчас?

Она разом замолчала, улыбка тут же сползла с её лица, а само лицо вдруг приняло растерянное и тревожное выражение. Джинни соображала десяток секунд, но потом:

— И сейчас люблю. Конечно! А разве может быть по-другому?

Она уже широко улыбалась. Я тоже заставил себя усмехнуться в ответ:

— Он скоро вернётся…

Дверь в нашу спальню открылась, и в проёме показался знакомый чемоданчик. А вслед за ним появилась и хозяйка. «Ну вот… Не иначе, как Васька подсуетился» — чего-чего, а становиться беспомощным пациентом в чужих руках не хотелось. Но, видать, такова была неизбежность: в этот раз просто проваляться ночь в кошмарах у меня, по ходу, не получится. Я тяжело вздохнул и поприветствовал своего лекаря:

— Здравствуйте, доктор Дафна.

* * *

Я лежал на спине и плохо понимал, что происходит вокруг. Потому что чувствовал себя так, как будто только что получил по башке здоровой дубиной. Ну, такой, знаете, какая была у Шрека, который гонял Гермиону по женскому сортиру в первой части киношки про Гарри Поттера. То есть, говоря по правде, не очень хорошо я себя чувствовал. И хотя никакой боли не ощущалось, но голова кружилась, как если бы в ней туда-сюда из уха в ухо одновременно сновал десяток вертолётов. А слабость была настолько сильная, что я не мог пошевелить ни телом, ни конечностями, ни даже языком. Дафна сказала, что это нормальное состояние для пациента во время обследования и диагностики. Чем, собственно, она сейчас и занималась, стоя рядом с кроватью и внимательно вглядываясь в зависшее надо мной сияющее золотистое пятно, внутри которого что-то непрерывно дрожало и пульсировало. Неподалёку с растерянными физиономиями за этим священнодействием наблюдали обе мои соратницы. Ну, то есть Джинни с Васемоной, это понятно.

Понаблюдав минут пять за движением внутри светящейся картинки, мисс Гринграсс покачала головой, выражая крайнюю озабоченность, и обратилась ко мне:

— Гарри, сейчас я буду задавать односложные вопросы, а ты просто обозначай ответ. Если «Да» — то прикрываешь глаза, если «Нет» — то ничего не делаешь. Понял?

Я прикрыл веки.

— Отлично. Скажи, в последнее время ты не замечал у себя ослабления магических способностей?

Последнее время — это когда? Сколько дней, недель, месяцев? Эх, жаль, спросить нельзя. Разговаривать я сейчас не умею. Но о чём это я? У меня ведь никаких способностей отродясь не бывало. А у Поттера они ослабли? Почём я знаю. Что же, будем придерживаться версии Васемоны, а вернее, её «внутреннего голоса», и списывать всё на последствия волдемортовской Авады.

Я снова прикрыл глаза.

— Насколько сильно они ослабли? Люмус зажечь мог? — тут же последовал вопрос.

На этот раз я не пошевелился.

— Ясно, — Дафна, казалось, задумалась.

— Знаешь, если бы я сейчас не видела тебя, то решила бы, что это, — она указала на золотистое пятно, — диаграмма какого-то слегка одарённого маггла или ребёнка, не доросшего даже до стихийных выбросов. Магическое ядро в зачаточном состоянии и крайне нестабильно. Как будто оно только начинает формироваться. А ещё виден заблокированный участок. Что там? Неизвестно. Могу лишь сказать, что это не проклятие… Такое с тобой после Авады?

Теперь она смотрела только на меня. Я зажмурился, изобразив положительный ответ.

— Ну что ж, надо ждать и следить за динамикой восстановления. Будем надеяться, что способности вернуться раньше, чем через десять лет, — взмахом палочки она свернула картинку и уселась рядом со мной. — А пока — никакой магии и никаких упражнений. Последствия могут быть непредсказуемыми.

— Но ведь он колдовал! Ещё сегодня, — вмешалась Джинни, — Поттер, ты ведь защищался от Финнигана?

Я закрыл глаза. А что? Я же действительно выставил щит. И всё получилось.

— Я не знаю, как такое возможно! — отрезала Дафна. — По диаграмме видно, что сейчас он беспомощен, как младенец. И совсем не способен на волшебство! А как у него вышло, я не могу сказать. В конце концов, это ведь Поттер. Уникум! Кто ж его разберёт?!

— А может… — Уизли вновь начала говорить. — Может, его подпитать? Дафна, ведь ты наверняка знаешь ритуал?

Мисс Гринграсс помолчала, а потом быстро повернулась к Джинни и как-то зло на неё посмотрела. Нет, даже не так: просто впилась в неё свирепым взглядом! Вот теперь верно сказано.

— Ты готова пойти на это?

Тут Джинни, как мне показалось, немного растерялась и замешкалась с ответом. А «звезда Слизерина» уже развернулась к Васемоне:

— А ты?

Та просто захлопала глазами, откровенно не понимая сути разговора. Я тоже не врубился, о чём идёт речь.

— Забудьте! — Дафна только махнула рукой. — Никакого ритуала не существует.

— Но как же? Мне ведь мама рассказывала… — как-то по-детски попыталась возразить Уизли.

— …Пустые слухи, сплетни и выдумки. Никого нельзя подпитать магией. Такого ритуала нет! — теперь Дафна снова говорила, как учительница, вбивающая в головы остолопов прописные истины.

На несколько минут воцарилась тишина, а потом Джинни робко спросила:

— Но что же тогда делать? Он переживёт сегодняшнюю ночь?

Дафна с интересом глянула на меня и кивнула:

— Я не знаю, почему он так реагирует на волшебство, но, вероятно, для него это лучше, чем оказаться под воздействием чар. Может, это какая-то защита? Или организм сам борется с магией? Если так, то, скорее всего, переживёт. А мы ему поможем.

Сказав это, мисс Гринграсс сунула руку в свой чемоданчик и выставила на тумбочку большой фиал с прозрачной жидкостью и пару пачек каких-то пилюль. Ну да, самых обычных таблеток, какие продаются в любой человеческой аптеке. Я офигел! И Васька, по ходу, тоже, потому что уставился на них, вытаращив глаза, и даже раскрыл рот от удивления.

— Это что? Колёса?

— Поскольку магия нашему больному сейчас противопоказана в любом виде, — не обращая на него внимания, принялась пояснять Дафна, — значит, попробуем обойтись маггловскими способами. Здесь обезболивающее и жаропонижающее средства. А в фиале — водяная вытяжка. Не буду говорить, из какого растения, — вам это знать всё равно ни к чему — но здорово укрепляет и мобилизует организм. Начнёшь принимать прямо сейчас, чтобы получить эффект уже к ночи, когда начнётся кризис.

* * *

Дафна ушла уже больше часа назад, а я ещё валялся в кровати. Вставать не хотелось. Слабость периодически сменяли то несильная головная боль, то лёгкие тошнотные позывы, то обычное нормальное состояние, когда ничего не болело и дискомфорта не ощущалось. И так по кругу. Я то засыпал ненадолго, как будто проваливаясь в какую-то чёрную дыру, то вдруг очухивался и начинал чувствовать себя совершенно легко и прекрасно. И тогда мог думать и даже поддерживать разговор. Впрочем, говорить было особо не о чем. Да и не с кем: Васька забралась с ногами на диванчик и дремала, опершись о подлокотник, а Джинни сидела рядом с ней и с очень серьёзным видом пялилась в какой-то блокнот, водя по страницам волшебной палочкой и иногда поглядывая на меня. Со стороны казалось, будто она что-то записывает или рисует, используя палочку, как карандаш.

…Я в очередной раз проснулся от звука открывающейся двери. На пороге замер Сириус. Тревожно оглянувшись вокруг и кивнув девчонкам, «крёстный» быстро подошёл к моей кровати.

— Мне сказали, что ты ранен. Что случилось? Это серьёзно? Как себя чувствуешь? Разговаривать можешь? Чем я могу помочь? — он тут же засыпал меня вопросами.

Кое-как нам троим удалось его успокоить и убедить (не углубляясь в подробности), что со мной уже всё в порядке, никакой опасности нет и что стараниями «доктора Дафны» к утру я буду как огурчик. Во всяком случае, сам я на это очень надеялся.

Дафна… Конечно, я был совсем не в восторге от того, что теперь эта слизеринка знает мой секрет. Ну, то, как действуют на меня заклинания. И о том, что магией Поттер теперь пользоваться не способен. Хреново это! Одно дело — гриффиндорцы (они ведь под Непреложным обетом, да и вообще, болтать не станут), и совсем другое — она. Я не понимал, что чувствую к Дафне. С одной стороны, её вроде как не в чем упрекнуть. Ничего предосудительного по отношению к нам она не делала. Напротив, всегда отлично помогала: и советом, и делом. Одно лишь излечение Сириуса чего стоит! Но, с другой стороны, избавиться от навязчивого недоверия к этой супердевушке у меня не получалось. Было в ней что-то такое… непонятное. Я не мог сформулировать претензии к ней даже в своей голове, но… ощущения загадочности и недосказанности в словах и поступках «змеиной принцессы» не давали мне покоя. Не понимал я её, короче. И от этого не доверял.

Меж тем Сириус, убедившись, что со мной всё в порядке, принялся рассказывать, как нынче обстоят дела в Запретном лесу. По его словам, Долгопупс вместе с братьями Уизли развернули сегодня настолько активную деятельность по вскрытию «могильника отходов магической жизнедеятельности», что Хагрида чуть не хватил удар. Вначале он, размахивая руками и вопя, ещё пытался сопротивляться «наглому произволу малолетних преступников» (это он их так назвал), осмелившихся цинично нарушить указание Великого Светлого Мага об утилизации пищевой добавки. Но когда Фред на пару с Джорджем объяснили ему, что никакого дамблдоровского приказа они не нарушают, поскольку тот определил Хагриду конкретную задачу: зарыть мешки с бромом, что бывший лесничий и сделал. А о том, что их нельзя вновь выкапывать, не было сказано ни слова. После таких аргументов полувеликан затих, по-видимому, справедливо рассудив, что и в самом деле, не учиняя препятствия гриффиндорцам, никаких правил он не нарушает и может таким образом сохранить добрые отношения как с нами, так и со школьным директором.

Сам же Сириус уже полностью выздоровел и окреп благодаря стараниям Дафны, а также «могучей собственной воле», как он сам про себя сказал.

— А что? Ведь я же Бичара, а не какой-нибудь заштатный маг-алкоголик! — гордо выпятив грудь, провозгласил наследник выдающегося древнего рода.

— Слушай, дружище, — я поманил его пальцем и зашептал в лицо, не желая, чтобы мой вопрос слышали девчонки. — А как у тебя с Дафной? Всё на мази?

Мне просто стало очень интересно… Сириус набрал полные лёгкие воздуха, шевельнул усами и оглянулся в сторону дивана, где восседала парочка заинтересованных представительниц прекрасного пола. Он как бы намекал: «Ну не при них же о таком говорить». Джинни, внимательно наблюдавшая за нами, конечно же, всё сразу поняла и, проявляя тактичность (вот же умница!), встала на ноги и, зацепив под локоть Васемону, решительно потащила ту к выходу из спальни: «Пойдём, подруга. У мальчиков намечается мужской разговор!»

— Ты представляешь, Гарри, — энергично зашептал Сириус, как только дверь за девчонками закрылась. — А я ведь скоро женюсь!

— Да ладно!?

— Ага! Точно тебе говорю! Это ведь такая девушка! Такая!!! Мне кажется, я влюблён, как мальчишка! — Блэк произносил эти слова с выражением крайнего счастья, восторга и какой-то совершеннейшей эйфории, как будто в этот момент получал… ну, я не знаю, наверное, самое большое удовольствие в жизни. Культурно выражаясь.

— Вот только помогу Малфою отсудить наследство и сразу же пойду к её отцу, — вдохновлённо продолжал он. — Договариваться о свадьбе.

— Думаешь, он согласится?

— А почему он должен возражать? — на лице Блэка появилось искреннее изумление. — Ты ведь знаешь: я же не простой волшебник. Я же БИ-ЧА-РА! Сам посуди, где он ещё найдёт себе в зятья такого великого мага?!

— Ну да, ну да… — я усмехнулся про себя. — Ну а невеста-то согласна? Вы с ней всё обсудили? Ты признался в любви, подарил кольцо и всё такое?

— Нет. А зачем? — теперь он уже удивился. И снова совершенно искренне.

— А как тогда? — сейчас уже у меня от удивления, кажется, даже открылся рот.

— Эх, Гарри, ты совсем ничего не понял! Я ведь говорю: вначале договорюсь с её отцом. А уже потом признаюсь, конечно. Ну и кольцо тоже… Хотя, куда уж она после сговора денется?

Я озадачился таким поворотом… Ну ни фига себе у них здесь порядки! Интересно, это всегда так помолвки происходят?

— Сириус, — я постарался аккуратно донести свою мысль, — а ты не думаешь, что это как-то… неправильно? Несовременно? Даже не спросить у девушки согласия… А вдруг она тебя не любит?

— Ох, Гарри! О чём ты говоришь?! Конечно же, она меня любит! Тем более, что мы уже давно перешли на новый уровень в отношениях. Теперь мы знаем друг друга целиком и полностью! И я тебе скажу: Дафна, она такая умелая! Такая подготовленная! Ну, почти как я сам! Чувствуется, что с ней поработали настоящие мастера. И не один год! И я как это увидел, так сразу понял: моя девушка! И сразу влюбился. Вот так вот!

Сириус, увлечённый рассказом, сейчас сиял, как надраенный сапог. Так, что казалось, что в его блестящем от пота лице я, если бы пригляделся, то увидел бы своё отражение. Вот только мне показалось, что я перестаю понимать, о чём он говорит. И поэтому решил поинтересоваться:

— Новый уровень в отношениях? У вас что, уже было? Ну, это самое…

Блэк замолчал и хитро посмотрел на меня. А потом, видимо, собравшись с духом, резко выдохнул и признался:

— Да, Гарри! Мы с ней фехтовали! Целых два раза!

Фехтовали?! Это у них так называется? А Сириус продолжал с упоением:

— Да, Гарри! Поединок — это момент, когда ты полностью узнаёшь партнёра! Всё, что он держит в себе и не выставляет напоказ, проявляется! Все его достоинства и все недостатки становятся видны… Вы чувствуете друг друга ближе, чем при поцелуе! И тогда можно выбирать, как себя с ним вести и что делать. И я выбрал!

М-даа… А ведь он сейчас говорит совершенно искренне. Я задумался, вспоминая свою сегодняшнюю схватку. Что ж я про Финика-то ничего не узнал? Или наоборот, узнал? Ну что он честный, например. И что вспыльчивый. И это всё. А что, мало?

— Фехтовали? Это вы, в смысле, на шпагах, что ли? Как мушкетёры? — я всё ещё не мог до конца поверить в серьёзность «крёстного». Уж настолько это отличалось от того, как обычно ведут себя с девчонками, что… Я просто не врубался в смысл!

— Круче, Гарри… На мечах!

— Ни х..я себе!!

— А я о чём толкую? — мой взрослый друг усмехнулся в усы. — Говорю же тебе: она потрясающая девушка!

«Да уж, — подумалось вдруг, — то-то меня после её диагностики до сих пор потряхивает».