Любить и заботиться можно и без инструкции (гет)

Беседа с Карлом — не просто известным художником, а отцом моего, полагаю, друга — оказалась донельзя легкой и непринуждённой. Над ответами я даже не задумывалась, потому что двойного дна у вопросов, в отличие от общения с журналистами, не было вовсе. Разговоры за ужином не касались революции андроидов даже отсылками, за что Манфредам огромное — не побоюсь этого слова — человеческое спасибо. Карла интересовала только я, будни с Андерсонами и то, чем я обычно занимаюсь, когда не «зарабатываюсь до полной отключки», как сдал меня Маркус (за что получил пинок по ноге под столом, давно ведь напрашивался).

Карл был… Простым? Искренним? Прямолинейным, как и Хэнк, а ещё много иронизировал и шутил. Если его картины отображали душевные переживания и образы, недоступные для объяснения столь смешанных и непонятных порою даже человеку чувств, то его слова всегда являлись именно тем, что он имел в виду.

Если он спрашивал самое простое, например:

— Какой твой любимый цвет? — щурил он внимательный прозрачный взгляд, неприлично звякая ложкой по стенкам чашки с чаем.

Я, даже не задумываясь и на доли секунды, отвечала с улыбкой:

— Белый.

Меня не спрашивали «почему?», «какой именно оттенок?», «какой цветовой код?», не искали глубинных смыслов в ответах вроде «потому что это цвет начала и чистоты». Нет. Художнику хватало этих высоких разговоров на выставках, а с другом его сына он общался так, как общался бы с любым знакомым.

Тактичность, домашнее спокойствие и уверенность умудрённого долгой жизнью человека, что являлся старше меня даже по сравнению с суммой обеих жизней, направляли беседу в комфортное русло.

* * *

— Что ж, молодёжь, — Карл, отмахнувшись от подскочившего было Маркуса, самостоятельно откатил коляску от стола. Выезжая к выходу из гостиной, он ловко крутанул колёса и развернулся к нам. — Старику пора отдохнуть…

— Вот увидишь, он сядет за традиционное рисование и породит десяток набросков, чтобы через час спросить твоё мнение, — отправил Маркус весёлый сигнал между словами отца.

— Я и не против, лишь бы это не был цветовой набросок из хаотичных линий, иначе у меня фоновый анализ заглючит, — не менее несерьёзно ответила я, улыбаясь Карлу.

— «Хаотичные линии», говоришь?

— …так что оставлю вас на некоторое время.

Художник продолжал говорить, ненадолго с нами прощаясь. Он не замечал ни моего скрытого под волосами диода, подмигивающего в такт сообщениям, ни лёгкую усмешку Маркуса, что намеренно-вредно наотправлял мне абстрактные геометрические образы, от чего вредный блок действительно глючило в попытке проанализировать неанализируемое. Весьма наглядно приподняв брови, когда мне пришлось третий раз пихнуть Маркуса под столом, Карл задорно прищурился.

— Имей совесть и не грузи мне процессор!

— У меня нет такого параметра, — ответила эта разноглазая ехидна, от чего я практически задохнулась от возмущения, если бы вообще могла это сделать.

— Не шалите тут, дети, и не устраивайте беспорядок, — художник пригрозил нам пальцем, однако довольно улыбаясь, будто действительно мог слышать, о чём мы устроили перепалку.

Возможно, он догадывался, поскольку прожил с Маркусом десять лет и научился отличать, когда его андроид «выпадал в сеть». Хэнк уж точно мог угадывать, когда я сёрфила по интернету, потому что некоторые темы я знать никак не могла, если только не прочитала об этом только что. Иначе как обычная нянька вообще могла знать породы древесины и токсичность лака, когда мы ремонтировали крыльцо? Лишь поискав об этом статьи в данный конкретный момент, конечно.

За спиной Карла с лёгким шорохом механизма закрылись автоматические сдвижные двери на кухню, и в просторной светлой гостиной мы остались одни. Тихо чирикали воробьи в кустах у дома, соседская собака лениво гавкала на кота на каменном заборе. Где-то проехала машина.

Вот теперь, когда третьего лица не было в комнате, я позволила негодованию выплеснуться на того, из-за кого это негодование копилось уже многие месяцы. Скрипнули по паркету ножки стула, когда я резко встала, упёршись одной рукой о столешницу, а вторую грозно поставила на талию в недовольном жесте. Хмуро глядя на приподнявшего брови Маркуса, расслабленно откинувшегося на стуле, я прищурилась.

— Маркус, черти тебя задери, Манфред, — прошипела я, чтобы Карл нас не услышал, — у меня из-за твоих шуточек голова разболелась!

— Разве у андроида может болеть голова? — со странным любопытством поинтересовался не случившийся революционер, склоняя голову к плечу.

Его любопытный взгляд скользил с моих грозно сведённых бровей к кривой линии недовольно поджатых губ, часто задерживался на пальцах, что стучали по столешнице неритмичным перебором, задерживались на другой руке, пальцы которой сжимались на талии, сминая ткань безрукавки.

— Может, когда биокомпонент превышает допустимую нагрузку, и процессор не справляется с обработкой поступающих файлов, сломанных из-за неверных результатов анализа, — я процедила это на столь тонкой грани злости с недовольством, что невольно нависла над Манфредом, борясь с желанием хорошенько стукнуть его по дурной бритой голове.

Вместо этого я глубоко и медленно вздохнула, прикрыв веки и остужая нагревшиеся в этот жаркий день системы. Когда же я их распахнула, наши с Маркусом глаза, оказавшиеся как-то слишком близко в процессе моей короткой вспышки негодования, смотрели ровно друг на друга.

— Ты красиво злишься, — неожиданно для напряжённой беседы выдал с непозволительно кокетливой улыбкой этот… этот…

— Грешное порождение извращённой фантазии Элайджи Камски, что ты сейчас сказал? — выдала я подсознательную и давно сдерживаемую формулировку, еле-еле переваривая, эм…

Комплимент? Флирт?

Что это вообще за нахрен было?!

Бикомпонент «Блок прогнозирования» не отвечает.

Перезапустить ветку процессов?

Я понимала, что уже ничего не понимала.

— Я сказал, что ты великолепна в гневе, — невозмутимо повторил Маркус.

Он, всё также улыбаясь и чуть прикрыв глаза, неожиданно протянул руку к моим волосам. С прервавшимся циклом вентиляции, похожим на обычное человеческое сбившееся дыхание, я наблюдала, как Манфред совершенно невинно заправил прядь, закрывающую мой предательски жёлто-красный диод, за ухо. Напоследок он мазнул кончиком пальца по линии челюсти, подушечкой большого огладив щёку.

Давление смуглых пальцев на искусственную кожу отозвалось уколом статики пластика о пластик, и я невольно отпрянула, испугавшись слишком заманчивых ощущений. Схватившись ладонью за фантомно горящую от смущения щёку, я не могла даже думать о чём-то, кроме тёплого касания.

Да, я не могу чувствовать физические прикосновения в прямом смысле этого слова, как я уже выяснила. Никто из андроидов не может. Однако статика всё так же стимулировала эти самые датчики и сенсоры, а давно забытые файлы, оставшиеся от человеческих ощущений, отзывались на это, оголодавшие по тактильному контакту.

Того случая, когда я едва не довела себя до критического перегрева, пластиковому тело явно было мало.

И я даже не могла сопротивляться этому.

Не могла сопротивляться ещё и потому, что это был именно Маркус с этими его невозможными прикосновениями ко мне, будто к хрупкой фарфоровой статуэтке.

— Ты великолепна в целом, — словно продолжил какую-то мысль Манфред и поднялся со стула, тихо скрипнув его ножками по паркету. Ноги меня едва держали, поэтому я подпёрла бедром край стола, уже точно не способная никуда деться. — Твоё выражение эмоций, словно у человека. Твои идеи, неповторимый характер. — Он вдруг усмехнулся, глядя в мои распахнутые от ошеломления глаза, и сделал небольшой шаг вперёд. — А ещё у тебя странный, но забавный юмор. На самом деле, он очарователен в своей оригинальности, прости за мои подколки.

Открытый канал связи вдруг вспыхнул яркой вспышкой. С жаром и искрой полыхнуло чужим пакетом информации, которую словами не передать, потому что нет таких слов в принципе, что донесли бы всю полноту чувств одного существа к другому.

— Ты — очаровательна, — оглушило меня нежной волной и восторгом от того, кто в свободное время занимал все мои мысли.

Не в силах смотреть на Маркуса, я бездумно опустила взгляд, глядя на свои белые балетки.

Сердце в груди билось настолько быстро, гоняя тириум по трубкам, что лишь совместная работа кулеров и глубокого дыхания и спасали, не позволяя мне отвлекаться на повышенную температуру.

Разве не этого я хотела?

Да, но…

Как показала практика, я оказалась совершенно не готова к тому, что услышу. Да, хотела, но — не ждала. Отрицала, что это возможно, потому что…

Так.

Так.

Собери себя из розовой лужи, ты, кто начал чёртову революцию чёртовых девиантов! Ты — кто дал Маркусу цель. Ты — кто урыла «Киберлайф», украв у них Коннора.

Ты — взрослый, мать твою, человек!

Человек.

Наконец расслабившись и осознав, что вообще-то так и приходит счастье, а не проблемы, которые на меня свалил канон и которые так-то уже все решены, я усмехнулась. Подняв взгляд на Маркуса, я улыбнулась настолько светло, насколько себя чувствовала.

Словно крылья, связанные до этого, теперь раскрылись.

— Спасибо за комплименты, Маркус.

Сделав шаг ближе, я почти упёрлась грудью в грудь Манфреда и снизу вверх теперь смотрела на подрастерявшего былую уверенность революционера.

Я знала, что такое чувства. Вся палитра эмоций, все скачки́ настроения и желания тела — всё это просто часть человеческой природы.

Но что чувствовал сам Маркус?

Чувствовал ли он ту самую любовь, а не восхищение и привязанность? А мог ли андроид без нужных биологических процессов, созданных эволюцией, так-то, для продолжения рода, в принципе любить в романтическом смысле этого слова?

Выяснить это я собиралась прямо сейчас.

Потому что силы гадать у меня исчерпались уже давно.

— Это же были именно комплименты? — я склонила голову к плечу и убрала руки за спину, чтобы не распустить их ненароком. Уж очень хотелось пощупать уникального андроида за… Кхм. — Или это была похвала?

— Совершенно точно комплименты, — кивнул Маркус, но тут же слегка нахмурился, когда понял, к чему столь странный вопрос и почему он прозвучал именно сейчас. — Я понимаю, что есть тонкая граница между восхищением, благоговением и прочими формами столь затягивающих чувств. Живя с Карлом, я многому научился. Но поверь, — аккуратно коснувшись моих предплечий и не получив сопротивления, Маркус потянул своими пальцами за мои, чуть сжав, — то, что я чувствую к тебе, — большие ладони накрыли мои, относительно небольшие, и подняли на уровень груди, сжимая между нами, — это будто всё вместе взятое. Самое сильное, самое тёплое, самое… Самое, — впервые не нашёлся со словами Манфред, немного потерянно глядя то на меня, то на наши переплетённые пальцы.

— Так это признание в любви? — продолжала с улыбкой выпытывать я, намеренно выводя Маркуса на откровенности. Да и, в принципе, помогая ему определиться в своих собственных сложных чувствах, для андроида порою неосознаваемых. — Это именно то, что ты чувствуешь? И ты в этом уверен?

— У меня такое ощущение, что ты сейчас попросишь официальную доверенность в трёх экземплярах, чтобы удостовериться в моих чувствах, — вздохнул Манфред, горестно сведя брови. — Да, я люблю тебя, Ханна, — после этих слов внутренний интерфейс едва не треснул от ментального визга. — И, знаешь, — лукаво улыбнулся он и до того ласково коснулся кончиком своего носа до моего, утыкаясь лбом в лоб, что и я засмеялась, щурясь на яркий взгляд напротив, — я бы действительно написал эти чёртовы документы, если бы ты попросила.

— Ты ещё сотню раз пожалеешь, что решил привязаться именно ко мне, потому что я умудрилась сходу влюбиться в тебя ещё с нашей встречи в особняке Златко, — я немного отстранилась и, выпутавшись из пальцев удивившегося этому открытию Маркуса, свободно положила руки ему на плечи, наконец совершенно законно помацав искусственные мышцы под плотно облегающей футболкой. — Со мной не может быть просто, ты сам уже убедился, что порой я совершаю нелогичные вещи.

— Не думаю, — посветлевший Манфред, с любопытством проследив за моими манёврами, на пробу опустил руки мне на талию, с прикрытыми глазами откровенно наслаждаясь моментом и едва не мурча. — Мне нравится твоя непредсказуемость, показанная с самых первых минут. В хорошем смысле этого слова! — спешно добавил он под мой короткий смешок.

Впрочем, что-либо добавить Маркус просто не успел. Я взяла дело в свои руки, раз уж увязла столь глубоко, и, собрав всю решимость в кулак, коснулась своими губами его губ.

Тёплых, мягких и так давно желаемых.

Хорошо знакомая статика кольнула искусственную кожу, и, судя по удивлённому полувздоху и сжатых на талии рук, не меня одну это приятное чувство застало врасплох. Что ж, это будет интересный романтический опыт…

Со стороны дверей в коридор донеслось вежливое покашливание, и мы отшатнулись друг от друга, брякнув столом и посудой на нём.

Ой.

— Ах, как быстро растут дети, — трагически печально вздохнул Карл, поддерживая подбородок рукой, упиравшейся локтем в подлокотник коляски. Старик, однако, улыбался и стыда за прерванную сцену очевидно не испытывал. — Я надеюсь, вы про пестики и тычинки в интернете прочитали? Во второй раз объяснять после Лео я не выдержу.

— Па! — смущённо воскликнул Маркус, звонко шлёпнув себя по лицу ладонью и прикрыв глаза.

— Не волнуйтесь, нам конструкция не позволяет, — ехидно отозвалась я, похлопывая по широкому плечу Манфреда-младшего.

Маркус абсолютно точно не был готов к столь пикантным темам сразу после первого поцелуя, и то толком не прочувствованного.

А это значит, что мне предстоит научить революционера плохим, но приятным вещам.

На практике.

Хе-хе.

Примечания:

＼(￣▽￣)／