21,55,01 (джен)

Мы шли по людной улице в полдень. Солнце скрывалось за плотными серыми тучами, ветер теребил мои волосы и поддувал в спину, подгонял в сторону моей цели. В левой руке я держал поводок, который тянулся к собаке породы колли. Она рвалась вперед, вынюхивала углы зданий и оглядывала прохожих. Когда по дороге проезжала машина, собака замирала и резко поворачивала на голову — готовилась окликнуть железную карету, но та уносилась прочь. Иногда колли останавливалась и смотрела то на меня, то мне за спину. На моих сопровождающих: девушку в белой куртке и парня в черной толстовке. Ее настоящих хозяев.

У Воронова было три ребенка: Андрей, Настя и Оксана. Мальчик уже ходил в пятый класс местной школы. Насте было десять лет, а Оксане — семь. Совсем дети, но Зверя это не смутило. Он приказал им пойти со мной и выдать себя за чертей. Я повернулся к сопровождающим, которые выглядели точь-в-точь как те, которых я убил. По виду и не скажешь, что парню одиннадцать, а девушке — десять. Амбрагаруда неожиданно помогла. Она изменила внешность, нанесла на них «раны», чтобы черти приняли за своих. А собаку мне одолжили вместе с детьми. Она принадлежала самому Воронову.

Я собирался обмануть Ведущую. Отдать ей настоящую собаку, встретится с Надей, чтобы она ударила Ведущую ножом, на котором теперь кровь трех чертей. Надя была Знающей, поэтому правила не работали на нее. Ведь для мира Миряне и Знающие неотличимы от растений и животных. Такие же части Вселенной. Части единого целого.

Я ходил по острию ножа. Задумка может провалиться в любую секунду. Если Ведущая поймет, что сопровождающие не те. Если поймет, что собака не ангел. Если проверит мой долг перед ней и ее Пляской. В общем, меня спасет чудо. На крайний случай в рюкзаке лежала баночка с мороком и несколько хлопушек Нади — она оставила сумку в кабинете этой женщины.

Мы поднялись по ступеням Дворца культуры. Вошли внутрь. Я свернул к павильону, где проходила выставка. Сегодня у входа толпилось меньше людей, чем вчера. Но очередь все равно впечатляла. Сбоку стоял парень в белой рубашке и темно-синей жилетке и проверял билеты.

Он бросил на нас взгляд и кивнул в сторону кабинета, в котором Ведущая встретила меня сегодня. Я подошел к двери с табличкой «Только для персонала». Осторожно постучал три раза.

— Войдите, — раздался через нее голос Ведущей.

Правая ладонь мазнула по карману джинсов, нащупала ручку ножа. После убийства и вытер его салфеткой — кровь чертей прижглась к серебру сразу после удара, и с лезвия стекали остатки. Мокрые салфетки я, конечно же, закинул в рюкзак. Уверен, после возвращения в поместье трупы чертей исчезнут, а вместе с ними и кровь. Нельзя давать «добру» пропасть… На коже выступили мурашки. Добро? Так я назвал кровь убитых? Неужели мистицизм отравил мой рассудок настолько, что теперь кровь и смерти для меня — ресурс? Когда-то я и подумать не мог о вреде для другого человека. Но не теперь. Правду говорят, окружение меняет людей. Я провел около месяца среди мистиков и Скрытых. Каждый день возвращался в квартиру, где меня поджидали два существа намного старше меня. Уловки, ложь и угрозы стали обыденностью. Паранойя пропитала мои слова и действия. Нервозность вошла в привычку. А в речь вторглись манипуляции. Конечно, по меркам местных мистиков я еще новичок, но все еще впереди. Изменения беспокоили меня. Насколько глубоко я погружусь в это болото, прежде чем смогу выплатить долг? Останусь ли я прежним Теодором Рязановым?

Я открыл дверь и вошел в кабинет Ведущей. Меня встретили не маленькая комнатка и не два стола друг напротив друга. За дверью простирался целый павильон. Вдоль стен возвышались каменные статуи, накрытые тканью. Я видел лишь силуэты, но, судя по ним, Пляска собирала не только людей. Помещение освещалось рядами ламп, что висели высоко над полом. Середину павильона расчистили, а экспонаты отнесли ближе к стенам.

Взгляд упал на девушку в разорванной розовой пижаме. Она сидела на стуле, ноги сомкнуты, руки уходили за спину. Ее короткие русые волосы были растрепаны, на левой ноге не было тапочка. Надя выглядела ужасно. По щекам стекали слезы, на лоскутах пижамы блестели алые бусинки. Рядом с ней стояла Ведущая в своей обычной одежде: сером пиджаке и серой юбке.

— Вы ранили ее! — прорычал я сквозь зубы.

— Не мы, — сказала Ведущая. — Девочка пролезла через разбитое окно.

Я обвел взглядом павильон. Утром черти разлучили нас с Мечтателем, но мистика Грез нигде не было. Сейчас он мог бы отвлечь Ведущую на себя, выиграть нам немного времени.

— Не вижу Мечтателя.

— Он сопротивлялся, — ответила Ведущая. — Боюсь, его душа покинула Срединный мир.

— Вы убили его. — Я очень постарался, чтобы это не прозвучало как вопрос.

Он мертв? Вот так просто? Смерть не сильно трогала меня — за два года на улице навидался ее сполна. Но Мечтатель — единственный, кто относился ко мне… нормально? Без открытой вражды. И теперь его не стало. Без пафосных возгласов, без грома и молнии. Он умер обыденно, как человек.

Мистики уязвимы. В конце концов, все мы — люди.

«Что скажет Воровка лиц? — неожиданно промелькнула мысль. — Будет ли она плакать? Может ли чудовище плакать?»

— Мы предложили сделку, он отказался, — объяснила Ведущая. — Отказался весьма грубо. Но хватит о нем. Ман, Ра возьмите у Теодора Рязанова поводок и подойдите ко мне.

Я не обернулся к своим ложным сопровождающим, чтобы не выдать их. Судя по неуверенным вздохам, приказ Ведущей застал их врасплох. Но они собрались. Передо мной вышли парень и девушка. Первый схватился за поводок и выдернул из моей руки. На мой вкус, переигрывает.

Ложные сопровождающие шагнули вперед, к Ведущей. На ее лице пропала улыбка настолько быстро, что я не успел и понять.

— Вы захватили их, — сказала Ведущая. Она подняла одной рукой Надю со стула. — Обмен отменяется.

♀♀♀

— Нет! — выкрикнула я, когда женщина с каштановыми волосами дернула меня.

Мои плечи опустились, коленки подогнулись. Я сгорбилась, чтобы казаться меньше, незначительней. Хотелось сжаться до точки, лишь бы меня не видели. Лишь бы Тео не видел меня такой.

Пижама в лоскуты, на коже порезы и ссадины, под глазами круги от недосыпа. Я выглядела ужасно, как беспризорница, которую оставили на улице.

Из голоса пропала былая дерзость, а поза так и кричала о ничтожности. Если Тео поймет. Если догадается, насколько я жалкая, то бросит меня. Откажется от меня, как от балласта, каким я и являюсь. Бесполезная, беспомощная. Меня выкрали на пороге маминого участка. Я ни разу не помогла ему в тяжелом «квесте» по выплате долга. Только мешалась. Вот какая я. Надежда Рязанова. Самая трусливая из Рязановых. Самая пустая. Самая жалкая.

Когда женщина притянула меня поближе и впилась острыми ногтями в шею, я взвыла. Боль развязала язык, и наружу вырвалось то, что я держала в себе так долго. То, что скрывала от Тео, от друзей, от одногруппников. Даже от мамы.

— Я… я… заплачу, — задрожал голос. Я отвела взгляд от Теодора и вдавила его в пол. — Я расскажу тебе все, что захочешь! Все мамины секреты! Она оставила библиотеку и комнату. Там ее ингредиенты, ее книги, ее знания! Я все отдам! Только не трогай меня!

Маска треснула окончательно. По щекам побежали теплые слезы, тело задергалось, как рыба на суше. Назад пути нету. Я мертва. Тео меня бросит, поэтому я рассчитывала на себя.

— Надя… — потерянно прошептал Теодор.

Парень и девушка перед ним шелохнулись. Девушка подхватила с земли собаку, и они оба забежали Теодору за спину. Похоже, он подготовил какой-то план. Подменил чертей на настоящих людей, но провалился. Его раскрыли.

— Мне не нужны секреты ведьмы, дитя, — покачала головой Ведущая. Кажется, так ее звали? — Я видела то, о чем люди слагают легенды.

— Мама прожила очень долго! Дольше обычных людей! — выпалила я на одном дыхании. — Отпусти меня. Я все расскажу.

— Заманчиво. — Она не отводила глаз от Теодора. Давала понять: я — букашка. Меньше, чем букашка. Вещь. Говорящий торшер. Всего лишь предмет обмена. Ведущая обратилась к Теодору, а не ко мне: — Отказываюсь. Мы хотели разжиться ангелом и должником. Но обойдемся только последним. Очень жаль.

Вот и все. Меня превратят в статую. Продадут мистику, который работает с Ничтожными.

Я обмякла. Силы покинули меня. Тревога отдалилась, и в бурлящем ранее разуме появилось смирение. Иначе и быть не могло. Меня изначально поставили в невозможные условия. Мистиком не стать. Себя не защитить. Мы с Теодором были одни против Совета, против всех. Но и он меня бросит.

— Мы можем договориться, — вытянул он руки ладонями вперед. — Найти другой выход.

Что он делает? Почему не бросает меня?

По его лицу стекали капли пота, глаза были округлены, а плечи дергались. Мои слова, казалось, прошли мимо него. Словно он не услышал ничего нового. Словно и так знал, какая я на самом деле.

Нет. Невозможно. Перед ним я всегда играла роль дерзкой сестры. Временами проступали настоящие чувства, но я спешила избавиться от них тут же. Затолкать поглубже, где никто, даже я, не найдет их.

Тео видел «меня». Маска не была помехой для него.

«Он знал о моих вкусах, — напомнила я себе. — Знал, хотя не должен был».

— Нет, — ответила Ведущая. — Будьте добры, покиньте выставку. Вы больше не желанные гости. Моя Пляска покинет город с девчонкой. Мы уйдем. Оставим вас в покое.

— Я призову ещё ангела! — воскликнул Тео. На последнем слове голос истончился до писка. — Мы пленим его и…

— О нет! Нет! Мне не нужен такой ангел. Приходя сюда, я надеялась встретиться с теургом. Человеком, что заключает с ангелами сделки. Но встретила лишь ребенка. Мне жаль потраченного времени. Только и всего.

— Ладно. — Тео опустил взгляд в пол. Его руки опустились вдоль тела и закачались, как веревки на ветру.

Зато короткое время, что я знала Теодора, научилась читать его язык тела. Он говорил и действовал как герой сказки. Детской сказки. Тео представлял собой кальку белого рыцаря. Спасителя прекрасной дамы. Он был добр и совершенно бесхитростным. На нем был налет «Рязановых» — некие черты, которые выдавали в нем маминого ребенка. Но они меркли по сравнению с другими особенностями.

Времена в его поведение проскакивало нечто противоречивое и чувственное. Нечто человеческое. И сейчас в мимике и жестах Теодора читалась усталость. Он сдался.

На секунду. Всего на жалкую секунду шепот в моей голове, что шептал об ужасных исходах, утих. А по телу растеклась обманчивая теплота. Я ждала этого так долго. Момент истины. От меня отказался даже Теодор.

Вторя моим мыслям, «брат» поднял взгляд на Ведущую и медленно, почти шепотом, произнес:

— Последнее предложение. Забирай сестру. Но я хочу обменять один из ваших экспонатов.

Ведущая хмыкнула. Ее рука на моей шее чуть расслабилась, ногти до сих пор врезались в кожу. Легкое движение вызвало новую вспышку боли. Я поморщилась.

— С удовольствием выслушаю ваше предложение.

— Мне нужны годы жизни, — завел Теодор «старую шарманку». — Хочу знать, сколько у вас есть и на что вы обмениваете.

Ведущая фыркнула мне в ухо.

— Мальчик, ты не проведешь меня. Пытаешься выплатить долг девчонки.

Теодор покачал головой.

— Я умираю.

Мне не послышалось?

— Не верю, — сказала Ведущая.

— Позволь мне доказать.

Он медленно стянул со спины потрепанный рюкзак, расстегнул змейку и вытащил блокнот. Вырвал лист бумаги и бросил перед собой. Тот покачал в воздухе и, словно невидимая рука потянула его, устремился к Ведущей. Лист приземлился у ее ног текстом вверх.

Я присмотрелась. На нем виднелась проверка:

«Мне осталось жить» и «1 год».

Ровная линия тянулась от нижнего круга к верхнему. Она не утончалась и не утолщалась ни на одном из краев.

Я застыла, не зная, что и думать. Тео виделся мне неизменным. Живой статуей. Он жил в рамках одной роли, что взвалил на свои плечи. Но Тео умирал. Смерть тянула костлявые руки к червоточине в мирозданье, как к обычному человеку. Были ли его человеческие черты не ошибкой, а проявление чего-то большего? Не ошиблась ли я на его счет?

«Что ж в одном я оказалась права, — вернулся уничижительный шепот. — Он бросил меня, как и предсказывала. Никому не нужна жалкая Надежда Рязанова».

— Неплохая попытка, — сказала Ведущая. — Но годы жизни сразу зачтутся в долг.

— Если я стану вашей вещью, вы сможете «влить» в меня годы жизни напрямую, — парировал Тео.

Я даже не знала, что это возможно.

— Мне любопытно, что ты предлагаешь. — Рука ведущей расслабилась еще сильнее. Ногти отступили от кожи, и грозная женщина отпустила мою шею. Но она крепко держала меня за руку до сих пор.

На слова Ведущей Тео запустил руку в рюкзак. Порылся и достал банку из-под кофе с серым порошком, что заполнял ее на треть.

— Мое предложение таково, — сказал он и посмотрел мне в глаза. Его взгляд горел от уверенности, а голос на секунду выровнялся. Следующие слова он прорычал: — Вы отпускаете мою сестру и валите из города!

☉☉☉

Я кинул банку из-под кофе с мороком на пол. Она разбилась, осколки разлетелись вместе с катышками, серый порошок расстелился на полу в форме вытянутой звезды. Ее щупальца тянулись к Ведущей.

Не тратя ни секунды, я упал на колени и коснулся ладонью морока. Закрыл глаза, погрузился в омут воспоминаний. Случайные события не подойдут. Мне требовались тревога, кошмар, ужас. Худшее воспоминание из наихудших, чтобы морок оживил его.

Я вспомнил первые дни на улице. Дождливые ночи, когда ливень не прекращался часами. Он стучал по тротуару, оседал в ямах и реками лился по дорогам. Я сидел на скамейке в полупустом парке. Уличные фонари светили в полсилы, последние крохи электрической жизни покидали их стремительно. Они моргали под нападками непогоды.

Холод. Темнота. И туман. Клубящаяся серость. Словно существо из другого мира он обволок собой парк, скрыл далекие огни многоэтажек, слабые уличные фонари сделались его огненными глазами. Туман ощупывал окрестности своими многочисленными усиками. Одну за одной поглощал лавки, кусты, деревья. Отщипывал от мира по кусочку. Но туман не страшен сам по себе. Страшно то, что скрывалось в нем. Прохожие стали тенями, что лишь отдаленно напоминали людей. Я всматривался в серые клубы и дрожал, когда среди них мелькали бесформенные силуэты.

«Туман не страшен сам по себе. Страшно то, что скрывалось в нем».

Я зацепился за эти слова и выдернул их наружу, проживая те долгие часы под дождем вновь. Открыл глаза.

Морок под ладонью забурлил. Вспенился и воспарил водяным паром. Туманом окутал меня и пространство вокруг. Силуэты Ведущей и Нади сначала размылись, а затем стали мутными тенями за клубами. Серость завертелась ураганом, объяла меня с ног до головы. Перед глазами летали маленькие хлопья, словно мухи над трупом. Они метались. Поедали мои страхи и требовали. Требовали добавку.

Слева промелькнула приземистая тень, совсем как гном. Справа прошла высокая — будто великан. Темные образы кружили вокруг меня, показывались едва-едва, чтобы я увидел их лишь боковым зрением, и тут же растворялись в тумане.

Открыл рот, хотел закричать. Предупредить Надю, но серость поглотила все звуки. И оставила шепотки и шуршания листвы, которой не было в павильоне.

Я вскочил и понесся вперед — туда, где находились Ведущая и Надя. Туман обволакивал, залезал в нос и рот, сочился подмышками и обтекал ноги. Мои движения замедлялись, на конечности давила невидимая тяжести, словно воздух превратился в воду. Но я бежал.

Одна тень остановилась. Она не держалась боков, а встала на пути.

Я выставил вперед локоть и врезался в нее, откидывая в сторону. Тень разделилась на две: Ведущую и Надя. Первая упала на пол, утонула в тумане. А вторая рухнула на колени недалеко от меня.

Рука нащупала отражение ножа в кармане. Вытащил его, сменил хват — взялся пальцами за лезвие и…

— Жалкая, — прошептали из тумана. — Пустышка похуже Кати.

— Врунья. Ты обманывала нас. Обманывала Теодора.

— Куда делась дерзкая девчонка? Где же Надежда Рязанова, которую мы знаем?

Тени возвышались над Надей. Окружили ее и осыпали, оплевывали желчью, а она сжалась на полу. Обняла коленки и зажмурилась. Рот открывался и закрывался, будто она бормотала что-то себе под нос.

Я опустил руку на ее плечо. Надя дернулась. Широко распахнула веки и посмотрела на меня круглыми от страха глазами.

Я протянул ей отражение ножа. Она помотала головой, что-то прошептала, но туман проглотил слова.

— Она не станет, — усмехнулась тень девичьим голосом. — Боится, что не сможет.

— Брось ее. Продай! — прорычал соседний силуэт. — Она лишь вещь! Бесполезная побрякушка!

Речи теней совсем не трогали меня. Они промахивались, вместо ран давили на толстую кожу, которой я оброс еще в детстве. Разве морок питался не от моего страха? Зачем тогда он действовал так… неэффективно?

Надя сжалась сильнее и прикусила нижнюю губу. Понятно. Он набросился на нее. Морок нашел другую подпитку. Более вкусную.

Я прожил со страхом бок о бок два года. Ни дня не проходило без волнения и мыслей о поиске еды и крова.

Надя жила в другом мире. Она — цветочек, который растили под плотным и теплым куполом. Но откуда тогда эти тени? Может, ее кошмары шли не извне, а изнутри? Тени говорили о ее лжи, о жалости, о бесполезности. Тогда, в день нашего воссоединения, когда она заперла меня в библиотеке, Надя проронила, что чувствует себя беспомощной. Были ли ее слова лишь вершиной айсберга? Слабым проявлением страха быть брошенной.

— Ты сможешь! — прокричал я над ней. Похоже, мои слова пробились сквозь безмолвие. Надя шелохнулась и подняла на меня взгляд. — Я не брошу тебя! Какой бы жалкой ты ни была. Сколько бы ни врала. Я не брошу! Это и значит быть семьей! Я приму тебя какой бы ты не была. Ты не бесполезна и уж точно не беспомощна! Прямо сейчас ты нужна мне!

На последних словах я всучил ей отражение ножа с кровью трех чертей на лезвии. Надя сжала рукоятку двумя рука, прижала к груди.

— Я… — донесся ее слабенький шепот. Мой вскрик пошатнул иллюзию морока. Он постепенно сходил на нет. Туман расходился. — Я не знаю, что делать.

— Все сюда! — завопила неподалеку Ведущая. Ее силуэт виднелся сквозь серую завесу. Она озиралась, размахивала руками, отгоняя от себя туман.

Я указал на нее пальцем. Лишний раз не смотрел, потому что Скрытые ощущали взгляды.

— Не смотри, — сказал я Наде. — Только боковым зрением. Так она не почувствует.

— Я не смогу. Я…

— Я и сам не верю в наш успех, — улыбнулся я. — Руки трясутся. Я с трудом держусь на ногах. Похоже, мы в полной заднице, дорогая сестра. Но… Если мы выживем, я куплю… брат купил бы тебе мороженое. Твое любимое.

Надя посмотрела на меня, как на дурака. Она ждала слов поддержки, но получила то, что получила. Даже в столь опасной обстановке я не собирался врать ей. Не собирался пускать «арсенал Рязановых» против единственного дорогого человека. Если опущусь до такого, потеряю ориентир и стану этой женщиной. Той, кто выращивал своих детей на убой ради выплаты долга. И разорву ниточку — хрупкую связь, которая тянулась между мной и Надей.

Она натужно улыбнулась. Из двух уголков рта приподнялась только левая.

— Хреновый из тебя братец, — сдержанно фыркнула Надя.

— А из тебя сестра, — не остался я в стороне и кивнул в сторону Ведущей. — Время уходит. Надеюсь, ты поняла почему…

— Дело в долге, — взяла она меня руку, и я помог ей встать. — Я тоже читала те книжки.

— Выстави перед собой нож и беги прямо на нее. Помни: она не человек. Она — чудовище.

— Я и сама успела заметить.

Надя сделала, как я сказал. Но ее движения были медленными, неуверенными. Одно дело думать, а другое делать. Сколько бы она не убеждала себя в истинной природе Ведущей, та все еще выглядела как человек. Говорила как человек. И вела себя не отличимо от нас. В этом и была главная опасность чертей. Не их способность отворачивать, не их способность ранить сам мир. А их изворотливость. Они скрывались у всех на виду. Растворялись в толпе, смешивались с местными и разрушали изнутри. Пляски не сметали деревни, будто ураганы. Черти отравляли их. Соблазняли девушек, прерывали стойкие рода и предавали забвению древние фамилии. Под их влиянием люди губили себя сами. Вот почему черти считались одними из опаснейших славянских Скрытых. Вот почему Совет боялся прибытия Пляски.

Надя сорвалась с места и врезалась в спину Ведущей. Та не успела пискнуть, как лезвие ножа ударило между лопатками. Тело черта обмякло, руки повисли, ноги подкосились. Она завалилась на Надю, но сестра успела скользнуть в сторону. Ведущая упала с грохотом. Туман осел на пол в виде серых пятен, которые стремительно уменьшались. Морок, не подпитываемый страхами, развеялся.

В павильон через дверь за моей спиной забежали три парня в одинаковых белых рубашках и темно-синих жилетках. На груди болтались бейджики с именами. Черти из Пляски. Они пришли на зов, но поздно.

Их взгляды мазнули по мне и уперлись в тело Ведущей, что лежало рядом с Надей.

Один из чертей раскрыл рот, я опередил его:

— Бегите. Члены Совета скоро ворвутся сюда. Поэтому бегите. Валите из города. Вам здесь не рады.

Они обменялись взглядами и скрылись за дверью. Мой блеф сработал. Если бы они обменяли часть долга за смерть товарищей, мне бы пришел конец.

Я подошел к Наде — она смотрела на тело Ведущей — и приобнял ее. Сестра не одернула, не отошла от меня. Только тихо всхлипнула.

Мы стояли так какое-то время, как за спиной послышались шаги. Обернувшись, мне на глаза попалась розовое пальто и такого же цвета брюки. Шаги сопровождались ударами расписанной трости о пол.

Я поднял взгляд и зацепился за серый шерстяной шарф, за длинные седые волосы и широкую улыбку. Невозможно.

— Мы вовремя, — рядом с ним шла девочка в красной куртке и белой шапке. Совсем ребенок. Лет двенадцать, не больше. Но голос принадлежал взрослой женщине. Даже пожилой.

— Действительно, — проговорил мужчина, похожий на Мечтателя, его голосом. — Пора бы нам прибраться.