Перекрёстки судеб (джен)

Сириус шагал по коридору, его мысли превратились в нечто, болезненно давящее на разум, однако с приближением к кабинету спокойствие окутывало его. Он чувствовал,что с каждым шагом приближается к истине.

Вот он уже стоял перед каменной горгульей. Она выглядела как новая, словно и не была расколота на мелкие кусочки.

Обычно он чувствовал нервозность, приближаясь к кабинету директора, но в этот раз он был уверен. Конечно, Дамблдор сможет всё объяснить, разложить по полочкам. Всё, что произошло с Питером несомненно, нелепая случайность, недоразумение.

Стук в дверь громом раздался в тишине коридора, словно возвещая что-то необратимое. Тихий голос директора пригласил его внутрь, и он уже стоял в круглой комнате.

— Сириус, — мягко проговорил он, жестом указывая на стул, — не ожидал тебя увидеть в столь ранний час.

Он послушно присел на стул. После суда чувство тревоги вырастало, но вид пылающего камина, уютная атмосфера в кабинете, вымывали эти эмоции, укутывая как теплое одеяло

— Я хотел поговорить о Питере, — проговорил он, глядя прямо на директора. Его глаза, проницательные и мудрые, наполнились сочувствием.

— Ох, мой мальчик, — печально произнёс он, — я понимаю, для тебя это было нелегко... Ты только что прошёл через ужасные события...

Сириус опустил глаза, сжав руки в замок. В сознании снова всплыли отчаянные крики.

— Питер выглядел таким... уверенным... — пробормотал он, понизив голос, — он был искренне убеждён...

Дамблдор покачал головой, отставив чашку с чаем.

— К сожалению, он в крайне тяжёлом состоянии, — он сделал акцент на каждом слове, — увы, но его разум оказался не в состоянии справиться с произошедшим...

— Но... — начал было Сириус, не представляя, как выразить свои мысли словами.

Директор снова вздохнул, его лицо стало серьёзнее.

— Сириус, — он подался вперёд, Питер был сломлен уже давно... Мы все видели, как его состояние ухудшается с каждым годом... Боюсь, он почти окончательно утрачивает связь с реальностью... А то, что он говорил на суде — иллюзии несчастного человека, у которого стёрта грань между правдой и вымыслом.

Сириус опустил голову.

— Я понимаю,это сложно для тебя, — продолжал старый волшебник, его голос стал настойчивее, — однако твоему подопечному необходимо лечение. К сожалению он не в состоянии контролировать свои мысли и поступки... Его обвинение — очередное доказательство этого.

Сириус нервно провёл рукой по волосам, борясь с беспокойством. Верить, что Питер сошел с ума не хотелось, но слова Дамблдора казались логичными.

— Но... Откуда эта... Уверенность? — высказал он последнее сомнение.

Директор тяжело вздохнул, и поставил локти на стол.

— Сириус... Когда разум повреждён, то он цепляется за ложные воспоминания с такой силой, будто это последний шанс сохранить себя... Но это остаётся плодом больного воображения.

Сириус молчал,глядя по отблески пламени камина пляшущие по стенам, не в силах отыскать ответ.

— Я... — что-то в нём сопротивлялось полной уверенности в безумии племянника. — почём он так концентрируется на Мэрэлин.

Дамблдор внимательно посмотрел на него. Его лицо стало ещё серьёзнее.

— Думаю,что это механизм защиты, весьма своеобразный... Вероятно, Питер так и не смог смириться с её уходом. Для него это было проще всего, ведь он был ребенком... Теперь же его разум рухнул, а фантазия обернулась против него.

— Я ее понимаю... Зачем... Почему он обвиняет вас? — тихо спросил Сириус, глядя собеседнику прямо в глаза. Дамблдор тяжело вздохнул, откидываясь на спинку кресла. Его взгляд потемнел.

— Это не редкость, мой друг... — осторожно начал он, — люди часто винят тех, кто кажется им сильнее и могущественнее... Я всегда старался быть рядом и помогать вам, и возможно стал для сломленного разума врагом... Он не способен справиться с реальностью, но именно поэтому, и потому, что он дорог вам, я должен помочь ему... Назначенное лечение даст шанс восстановиться.

Сириус нервно сжал руки в кулаки. Часть его понимала: Питер болен, но другая отчаянно цеплялась за остатки доверия ему, не желая отпускать его крики там, на суде.

— Вы уверенны, что это единственный выход? — тихо спросил он,надеясь на чудо.

Директор кивнул с лёгкой, почти невидимой печалью.

— Мы не можем оставить его в подобном состоянии. Его разум обернулся против него,и также может обернуться и против вас.

Сириус медленно кивнул, чувствуя как сомнения улетучивается, развеянные словами старого волшебника.

* * *

На переполненной платформе сновали множество учеников, возвращавшихся с Рождественских каникул. Сириус провожал Карема и Гарри. Несмотря на то, что внешне он был весел, принимая участие в их разговорах, его мысли всё ещё витали вокруг племянника.

— Па, всё нормально? — выдернул его из раздумий звонкий оклик Карема.

Видимо он слишком погрузился в раздумья, что отразилось на его внешнем виде.

— Всё в порядке, просто... Задумался, — выдавил он из себя довольно теплую улыбку.

— Ты только не беспокойся за нас, — проговорил Гарри, словно чувствуя, что с крёстным что-то не так, — мы будем в Хогвартсе, с нами то всё будет хорошо.

— Конечно хорошо, — бодро согласился Сириус, — наверняка по вам все соскучились... Особенно профессор слизь.

Гарри фыркнул, и он расплылся в довольной улыбке.

Оставшееся время до посадки в поезд они от души поносили профессора зельеварения на разные лады. Минут через пятнадцать раздался гудок к отправлению, и он по очереди обнял мальчиков.

Глядя им вслед, как они заходят в вагон, машут ему, Сириус где-то глубоко внутри понимал, что как раньше уже не будет. Поезд тронулся, и Сириус поспешил замахать им в ответ. Вскоре ему осталось лишь наблюдать, как поезд исчезает малиновой змеёй, оставляя наедине с собственными мыслями.

* * *

— Жаль его, — Эван сосредоточённо нахмурился, разворачивая шоколадную лягушку, — когда я был у вас осенью, он не показался мне сумасшедшим.

— Он не сумасшедший! — Гарри зло ударил по столу кулаком, и поморщился от боли, — даже если он хотел бы напасть на директора, то он бы действовал осторожно.

— Я и сказал, — миролюбиво проговорил Макгрегор, — он не похож на сумасшедшего.

— А ты что думаешь? — Гарри обратился к Карему, который не проронил ни слова о Питере, пока он рассказывал их другу о каникулах. Мальчик оторвался от созерцания стены, и вздохнув произнёс:

— Мне кажется, что Эван прав... Зачем кому-то подставлять Питера?

— Ты ведь не хочешь сказать...

— Я не знаю, — Карем перевёл взгляд на Гарри, — может кто-то подмешал ему что-то, или сделал так, что он сошёл с ума... Но что мне кажется точным — это правда был Питер.

Гарри вздохнул, и подпёр щёку кулаком. Он выглядел так, будто его последняя надежда рухнула у него на глазах.

— Даже если так, — пробормотал Эван, — то зачем это кому-то надо?

— А если это сам Дамблдор? — Карем выпрямился, и продолжил, не обращая внимания на недоумённые выражения лиц, — ведь никто не видел как он напал и...

— Да, ведь он мог подчинить его заклятием! — Гарри явно понравилась эта идея, — тогда всё сходится...

— Кроме смысла и причины подобного поведения, — назидательно повторил Эван, — я тоже не верю директору, но не представляю, для чего ему может такое понадобится.

— Например для того, чтобы... Если Питер что-то знал?...

Карем удивлённо поднял брови, взглянув на Гарри.

— Вряд-ли. Питер общительный, он точно кому-нибудь рассказал, если узнал бы что-нибудь эдакое...

Карем умолк, прерванный пинком Эвана. В дверях показалась Гермиона и, следом за ней, Рон.

— О чём говорите?.. — полюбопытствовать девочка, садясь напротив Гарри.

— Ни о чём. — сухо ответил Эван, прежде чем кто либо успел произнести хоть слово, однако его слова отразили мысли всех присутствующих в купе, — только обсуждали каникулы.

— Я видел газету о вашем брате... Это ужасно, — произнёс Рон, укладывая свой чемодан на полку.

— Не представляю, что было бы, если проффесор Макгонагалл не пришла вовремя, — кивнула Гермиона, качая головой.

Гарри зло посмотрел на неё, но предпочёл промолчать, и перевести тему в нейтральное русло — Карем, несмотря за весь свой запал, когда речь заходила о родных, не хотел совсем касаться темы Питера в негативном ключе. Гермиона что-то начала рассказывать о том, как они с родителями ездили кататься на лыжах. Гарри сначала старался слушать, но быстро погрузился в собственные мысли, не в состоянии слушать пустую болтовню.