Неправильно... или - 7? Мир, дружба, мутанты. (джен)

Примечания:

Небольшое пояснение к названию главы: отныне эпизоды имеют приписку "раз", "два" и "три" в зависимости от того, какая из трех личностей в них участвует (кто есть кто, думаю, сами разберетесь, если нет — нумерация приведена в главе 19.

— Все еще хочешь поговорить? — тихо спрашивает Артем, когда они с отчимом остаются один на один. Мельник и Аня отправились проведать Хантера, а Рин должна была быть в лазарете. По идее, Артем должен был присоединиться к ней, но вместо этого принялся решать свои проблемы. Проблемы? Нет, это и проблемами нельзя было назвать. Верней, в масштабах всего того дерьма, что творилось вокруг них, выяснение отношений с отчимом уже не было проблемой.

Сухой повертел в руках его пистолет, после чего протянул Артему рукояткой вперед. Парень махнул рукой, заставляя полюбившееся оружие, из которого он непонятно как умудрился убить Черного на вершине башни, раствориться в воздухе.

— Я не понимаю, в чем причина того, что ты говоришь со мной сейчас таким тоном.

— Я чувствую, как ты ненавидишь и боишься их. Янхаров. То есть Черных. Они могут свести человека с ума. Или группу людей. Я тоже могу. Могу заставить другого видеть то, что я хочу. Могу заставить другого напасть на кого-то. Могу считать чужие мысли, чувства… Как они, понимаешь? И я знаю, как люди будут реагировать на меня, если вдруг поймут… Если вдруг увидят, что я могу.

Вздохнув, он мешком упал на диван, прислоняясь виском к прохладной на ощупь дощатой стене. Взгляд механически пробежал по тем открыткам, которые он собирал все эти годы. Часть приносил Сухой. Другие дарили сталкеры, караванщики, что-то он покупал… Все знали: хочешь порадовать Артема — прикупи пару открыток с довоенными пейзажами или достопримечательностями. Вот и те открытки с видами Нью-Йорка, что подарил ему Хантер в тот день, когда жизнь покатилась под откос. Последняя память о прошлом.

— Артем… — Сухой сел рядом и уже было протянул руку, чтобы хлопнуть пасынка по плечу.

— Не трогай. Я устал и могу абсолютно случайно нагнать глюков. Начстанции, который бегает по перрону и ловит сачком розовых единорогов — это то еще зрелище, наверное.

— Я… понял, — во взгляде Сухого мелькнула плохо скрытая тревога.

Артем видел, как он пытается подобрать слова, чтобы хоть что-то сказать ему. Что-то важное и нужное. Он не умел этого. Абсолютно не умел. И Артема воспитал таким же. Ему на самом деле отчаянно хотелось рассказать этому человеку обо всем, что произошло с ним за эти несколько дней. О том, как он впервые столкнулся с аномалиями, как познакомился со странным мужчиной, который вел его по жуткому коридору с призраками. Хотелось, чтобы его расспрашивали в подробностях о библиотекарях и о том, как они вчетвером убивали огромную крылатую тварюгу. Хотелось рассказать о том, как было страшно тогда, на вершине останкинской телебашни. Почему-то Артем тогда видел Хантера. Словно это Хантер дал ему пистолет, который сейчас появляется словно из воздуха. Почему Хантер? Почему не Сухой, если уж теория Рин верна и то, что Артем видел тогда Хантера — это выверт его собственного подсознания. Разве не было бы логично увидеть в качестве помощника человека, который тебя вырастил и которому доверяешь? Доверяешь… А доверяет ли он теперь?

— Артем, ты просто устал. Давай сейчас отдохнешь, а утром поговорим нормально обо всем, идет?

— Рин так тоже сказали однажды. Она проснулась связанная по рукам и ногам в какой-то закрытой лаборатории. И поступили с ней так люди, которых она считала своей семьей.

— Не повезло твоей девчонке.

— Она не моя.

— Чего так? Симпатичная, не дура, возраст у вас один, веселая…

— Сватаешь?

— Внуков хочу, — со смешком в голосе отозвался Сухой. — А сахар от них я буду прятать, предварительно надев шапочку из фольги.

— Не поможет, — тихо ответил Артем. — И вообще — мне Анна нравится.

— Это вон та черненькая?

— Ага. Полковник меня, конечно, убьет, и Хантер, вероятней всего, ему поможет по-братски…

— Так, стоп, а Мельников тут при чем?

— А, так Аня его дочка.

— Может, все-таки лучше та, светленькая?

— Она может вывернуть меня наизнанку без помощи рук.

— Ну, Аня, так Аня. Возражать не буду. А она хоть знает о твоих планах?

Артем пожал плечами.

— Она вроде посильней меня. Так что, думаю, знает. Поскольку мой мозг до сих пор при мне, а не выжжен подчистую, можно считать, что она даже согласилась на свидание. А ты перевел тему.

— Отсыпайся, Артем.

— Нет уж, — упрямо отозвался парень.

— Про тебя только я знаю. И я не собираюсь причинять тебе вред, Артем. Что бы там ни случилось и кем ты в итоге бы не оказался — ты для меня, как родной сын.

— Могу навскидку назвать двадцать примеров отцов, которые убивали своих детей. Начну с Тараса Бульбы, — оргызнулся он.

Лицо Сухого словно окаменело. Больше не сказав ему ни единого слова, тот встал и вышел из комнаты, ни разу не обернувшись. Дверь закрылась с неприятным скрежетом, оставляя Артема наедине с начавшейся головной болью и собственными донельзя мрачными мыслями.

Наверное, в какой-то момент он провалился в странную полудрему, из которой выдернул серебристый тихий голос, напевающий незнакомую мелодию. Голос был странным. Высоким, гнусавым и противным, но почему-то именно из-за него начала пропадать головная боль, а в душе воцарилось странное спокойствие. Он уже слышал этот голос.

— Кэтрин, — он спускает ноги с дивана. Девушка, понимающая его без слов, пересаживается с пола на сиденье и подгибает ноги. В ее руках планшет Артема, который используется как некая альтернатива столу, а на листе бумаги появляется под монотонное пение странная схема. Лист очень большой, но закрашен пока что только на треть. Пение обрывается.

— Я знаю, о чем ты думаешь. С дядей Сашей ты, наверное, зря так. Он тебе дурного не желает. Я знаю, что ты боишься, что окажешься в том же дерьме, что и я в свое время, но… Для того, чтобы этого не произошло, тебе достаточно не повторять моих ошибок.

Артем сел также, как и Кэт, после чего внимательно уставился на девочку с двумя хвостами. С ним там, в туннелях, была другая. Другая помогала отражать атаку. Другая шутила, другая говорила ему про Сухого, другая светилась, как яркая лампочка, которая притягивала к себе людей, как мотыльков. Девушка, сидящая рядом с ним, была в чем-то похожей на него: не очень-то уверенная, не могущая порой связать два слова и просто не знающая, как общаться с другими людьми. Изолированный ребенок, проведший слишком много времени среди одних и тех же лиц и не видящий ничего в своей жизни, кроме металлических стен родного Убежища.

— Там было очень страшно. Наверху. Конечно, был Мэт, но он не производил впечатления человека, который может служить опорой и поддержкой. То есть, он мне помогал, конечно, но порой, помогая, так в дерьме прополощет, что стоишь, обтекаешь и думаешь, что в следующий раз подыхать будешь, а его ни о чем не попросишь. Были еще другие. Те, с кем я встречалась. Я просто сначала не поняла, что именно они мне нужны. И что они мои друзья и семья. Думала, что это просто что-то навязанное, что о них самих надо заботиться, что они не смогут мне помочь, случись что. А Братство Стали… Они для нас были, как Спарта в вашем Полисе. Рыцари без страха и упрека, с правильными идеалами и высшей целью, с большими пушками и в стальной броне. Даже при всей своей паранормальщине я сама себе казалась рядом с ними маленьким ребенком. Вцепилась в тот идеал, который сама себе нарисовала и даже не заметила, как меня просто используют. Даже радовалась, что я хоть кому-то нужна наконец-то… Чем это все закончилось — ты знаешь.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ты должен понять кое-что. Люди — это мрази, каких поискать. И их отношение к таким, как мы, вряд ли изменится к лучшему. По крайней мере, не в тех временных промежутках, что мне доводилось бывать. Но они такие не все. Не надо отталкивать от себя других, хороших. Айрин говорит, что мы должны делать мир лучше ради них.

— Если она так говорит, то почему она не осталась в… где там все началось, в четыреста пятнадцатом, если я правильно помню с ее слов? Или в твоем мире?

— Знаешь, я предполагаю, что она просто знала, чем в итоге может закончиться ее постоянная помощь. Вот только не надо говорить обо мне так, будто меня нет, — последнюю фразу девушка произнесла совершенно другим голосом и сама мгновенно преобразилась. Вместо спокойной и немного флегматичной Кэтрин, которая рисовала схему, проявилась девочка, которая с непониманием отложила рисунок в сторону и произнесла: — Потом доделаешь. Так вот, к теме о том, почему я постоянно уходила… Понимаешь, конечно, это кайфово: ты такая без напряга вжух, рукой махнула — и сделалось что-то там, например, гроза началась. Махнула рукой — и вжух, убила сразу пять человек. Вот только люди слишком быстро привыкают, что за них все делают и, по-честному — такая помощь их расслабляет. То есть, я делаю все еще хуже. Знаешь, в моем мире, ну в родном, где я жила до того, как на Элизиум загремела, я часто смотрела за другими людьми. Ну вот, за ровесниками своими, например. Вот у меня трабла с родаками, ну, то бишь бати нет, мать со всякими заебами, а что в итоге, плохо было? Я работала с четырнадцати, в торговле работала, кстати, так что болтливости не удивляйся, там же и взаимодействовать с людьми научилась. Ну, верней, как, взаимодействовать — врать и притворяться, когда мне надо, просчитывать психологически всякие заморочки. Знала, допустим, как одеться и расчесаться, чтобы придирчивый препод не так придирался, как говорить с вон той бабкой у подъезда, чтобы она меня шалавой не обзывала… С другой стороны, постоянно под всех подстраиваться оказалось западло. Ну, то есть когда по работе, тогда понятно: жрать-то надо, а вот просто так под левых людей… Типа, чтобы рядом кто-то был, а нахуй оно мне надо? Тратишь потом свое время и свою жизнь на тех, кто тебе не подходит. Ну, поэтому я и была одна. Но! Я могла сама себе заработать, знала, где покупать продукты, планировала расходы на всякие крупные покупки, откладывала деньги на учебу… А в это же время мои ровесники не знали, как пуговицу на рубашке пришить, что делать в экстремальной ситуации и как платить за коммуналку. Соображалки у большинства из них не было вообще. Ну и что? Я на Элизиум попала, быстро сориентировалась, а если бы кто-то из них? А если бы я была такой, как они? И что, получается, если мы людям помогаем, то мы должны постоянно помогать и они пусть тогда становятся какими-то слизнями бесхребетными? Так от такой помощи вред один. Да и вообще — могут привыкнуть, обнаглеть, как с Кэт было. Поэтому я так делаю: когда я могу помочь там, где никто другой не может, то я сразу помогу и без вопросов, а когда ситуевина такая, что местные сами справятся, то я могу только помочь тем, кто сам что-то делает. Ну, то есть, вот если брать ситуацию с твоим миром, то разрыв я закрою. С призраками, кстати, поговорила, среди них есть нормальные, кто еще не забыл все и облик не потерял, и хочет нам помочь сетку снять. Сетку снять, опять же, люди здесь сами не смогут. Но, допустим, картошку новую выводить можно уже всем вместе, а собирать ее — так вообще сами пусть копаются, как хотят, а я свалю туда, где нужно разрывы закрывать и с тварями из иных измерений бороться. Конечно, мне грустно будет все это оставлять, но я запомню все хорошее, ничего плохого, научусь чему-то и… Лучше такое расставание, чем не уйти вовремя, а потом что-то плохое… Вот, в общем. Ладно, ты извини, но я ретируюсь, а то я Кэт рисовать мешаю, а она злится.

— А ты разве не умеешь?

Девочка хихикнула и закинула руку назад, взъерошивая светлые волосы и ослабляя резинку на правом.

— Да нет. Я это… У меня на рисование с детства руки из жопы. И у Арэйн тоже, а Кэтрин хорошо рисует. Пока, Артем.

— Ага, пока, — ошалело произнес он. И в следующий момент место «у руля» снова заняла Кэт.

— Даже не знаю, что добавить к этому, — тихо вздохнула она, снова беря в руки планшет Артема и принимаясь за отложенный в сторону рисунок.

— Она… Всегда такая? Подожди, но ведь раньше так не было, до того как…

— Мы разделились. Три личности в одном теле. До этого дня ты общался словно бы с разными масками одного человека, а сейчас нас тут трое.

— Это… Нормально?

— Нет. Но мы никогда не были нормальными. Арэйн и Айрин мне не мешают, даже наоборот. Кроме того, они и есть я, верней — просто другие части меня, так почему что-то должно быть ненормально?

— Ну, как-то…

— Жутковато? Полагаю, это все-таки вписывается в общую атмосферу окружающего мира. Да пребудет гармония во всем, — Кэтрин поправила правый хвостик, который до этого растрепала немного Айрин и вновь углубилась в рисование. Артем ей не мешал, не возражал он и против того, что девушка снова принялась напевать что-то себе под нос. Не прошло и пары минут, как он снова уснул под тихий и мелодичный незнакомый напев.

* * *

Кэтрин сидела и рисовала карту, переместившись с дивана на стул, чтобы Артем мог нормально вытянуть ноги во сне. Айрин, довольно быстро заскучав без дела, заснула, а я продолжила думать над тем, как помочь здешним обитателям. Увиденное было одновременно и похоже и непохоже на телепатическое воздействие, которое я видела и информацию о котором изучала. В памяти Айрин об этих существах было не так уж много информации, исходя из которой можно было с уверенностью сказать только одно: янхаров настолько ненавидели и боялись (должна заметить — абсолютно обоснованно и первое и второе), что даже не стремились изучать. Между тем, парочку теоретических способов избавиться от их влияния я нашла, осталось только придумать, как на практике это реализовать. А для того, чтобы это реализовать, надо было обсудить все с другими боеспособными телепатами. Артема лучше было не напрягать, Хантера тоже. Оставалась Аня и, в принципе, психокинетика уровня эдак шестого-седьмого должно было хватить, чтобы вместе сесть и придумать что-нибудь стоящее, но это только идеальный вариант развития событий.

«Рин, зайди сюда», — голос Дознавателя раздался у нас в голове в тот момент, когда Кэтрин вырисовывала особо сложную часть схемы. К счастью, она ее не запорола, иначе бы мы долго выслушивали череду мудреных английских ругательств. Нет, Айрин то была бы в восторге, а мне вот неприятна такая речь.

«Арэйн, я в жизни не объясню все то, что ты собираешься рассказывать», — лениво произнесла Айрин. Я вздохнула, мысленно поправив, что объяснить-то она объяснит, но своими словами, то есть «берем вот эту штуку, вставляем вот в эту штуку, делаем вот так и получаем вот такую штуку». При этом две трети речи ее будут составлять нецензурные выражения, что, по ее мнению, должно облегчать понимание темы. Как ни крути, а с ее недалекими друзьями придется общаться мне.

«Вовсе они не недалекие».

«Я имею право считать их таковыми, поскольку они не разбираются в тех вещах, которые в моем родном мире были известны трехлетнему ребенку», — обрубила я. Айрин обиженно засопела, но смолчала.

Я перехватила контроль и за полминуты дошла до палатки, где улегся на отдых Дознаватель Девяносто Шесть. За это время я успела двумя взмахами рук привести в порядок одежду нашего тела, разгладить волосы, избавившись от столь бесящей меня электризации и вернуть резинкам на волосах их первозданный темно-синий цвет. Определенно, теперь мой внешний вид был более представительный и куда лучше подходил для переговоров и совещания на очень серьезную военно-политическую тему. Мама бы одобрила.

— Всем снова здравствуйте. Вы хотели меня видеть? — пригнувшись, я зашла в палатку и окинула находящихся здесь оценивающим взглядом. В наличие были Анна, Хантер и Мельник.

— Присаживайся, — устало произнес глава Спарты, кивая мне на один из матрасов, лежащих вдоль стен. Наклонившись, провожу по нему рукой и, брезгливо стряхиваю с ладони пыль:

— Благодарю, я постою.

Чистить еще и матрас не было желания, как и пачкать только приведенную в порядок одежду. Все равно недолго этому телу чистеньким ходить: не Шепард, так Андерсон изгваздают его в мазуте, машинном масле или еще какой-нибудь субстанции так, что мать родная не узнает.

— Рин, да что с то… — начал было Мельник.

— Святослав Константинович, мы с вами не друзья и не родственники, чтобы вы ко мне столь фамильярно обращались. Конечно, у вас тут свои порядки, но давайте соблюдать приличия, как цивилизованные люди.

Полковник поперхнулся чайком и, закашлявшись, уставился на меня, исподтишка доставая из-за пазухи пистолет. Поднимаю наверх руку, заставляя по пальцам пробежать разряды молний.

— Ладонь вниз. Очень медленно, иначе от вас не останется мокрого места. Я сюда не драться пришла, а помочь, но вы явно нарываетесь.

— Нарыва… — начала было Анна. Она хотела сказать, что нарываюсь именно я, но в этот момент, кажется, поняла, кто именно перед ней.

— Мельник, все в порядке. Это Арэйн. Согласен, с твоей точки зрения не самая приятная личность, но будет лучше для всех нас, если мы спокойно ее выслушаем.

— Благодарю, Дознаватель, — тихо произнесла я, не поворачиваясь к нему лицом. Полковник достал из-за пазухи руку, демонстрируя, что оружия в ней нет, после чего опустил ладони вниз. Кивнув в знак того, что оценила его великодушие, я опустила руку, заставляя искры погаснуть. После чего перешла к делу.

— Я провела обследование живых и мертвых жертв янхаров и поняла, в чем заключается ключ их воздействия. Их энергетическое поле полностью подавляло все регенерационные психические и психологические механизмы защиты сознания.

— Подробней можно? — уточнила Анна. Я кивнула и принялась объяснять. К счастью, Хантер хорошо обучил эту девушку, да и присутствующий здесь абориген умудрился понять большую часть моих разъяснений. Это было удивительно, учитывая средний уровень ай-кью местных.

— Проще всего объяснить на примере уже известных мне людей, поскольку многие из здесь присутствующих применяют или применяли методы защиты сознания интуитивно. Метод первый — абстрагироваться. Актуален при проявлении различных форм морального давления. Выглядит со стороны, как классическое «выпадение в астрал»: вы читаете нотацию Айрин, а Айрин таращится перед собой пустым взглядом. Абстрагирование также актуально при жестовом и звуковом воздействии. Просто «выключить» ту часть разума, которая ответственна за восприятие чужой речи, музыки или изображения — и вуаля. Метод второй — диссоциация. Ну, то есть, «все это произошло, но как бы не со мной». К этому часто прибегают жертвы насилия, не наделенные особой устойчивостью психики. С одной стороны — это позволяет сохранить рассудок, с другой — может привести к так называемому «расстройству множественной личности». С Айрин это и произошло, разве что с побочным эффектом в виде памяти каждой личности о том, что делали в ее теле другие. Она не знает, но именно благодаря ее диссоциации я присутствовала в ее родном теле еще с десяти ее лет. Девочке двое разных людей внушили две противоположных установки. Мать, бывшая авторитетом, внушала, что девочки не должны драться, что это неженственно фу-фу-фу, что цивилизованные люди должны решать свои проблемы словами, а не кулаками. А один не кровный родственник популярно объяснил малолетке с и без того начавшей ехать крышей, что если она не будет давать сдачи, то в следующий раз ей не руку сломают, а голову пробьют. Умирать не хотелось, драться девочке Кате было нельзя. И тогда Катя решила: а что, если драться буду как бы не я? Ведь я — это я, а это пусть будет «Рин». В результате все чаще место плачущей девочки Кати занимала жестокая и беспринципная Бешеная, которая могла распороть обидчику руку ржавым гвоздем или осколком стекла, мастерски лгала, не велась на просьбы простить и отпустить и явно была способна убить человека. Так проснулась я. Айрин даже не заметила, как мы начали сливаться воедино и вскоре стали идеальным симбиозом. К моменту, когда она начала вспоминать о том, кто я такая, верней — кто такая она, было исключено любое возникновение внутренних конфликтов. Метод третий — оправдание. Этот метод знаком вам, полковник. Даже если вам приходится принимать решения, идущие вразрез с вашими же принципами и совестью, вы всегда можете сказать, что это для общего блага, поверить в данное высказывание и, таким образом — то, что в определенной ситуации лишило бы вас рассудка или заставило бы пустить пулю себе в голову, уже становится просто неприятным событием, которое можно пережить. Четвертый вариант — отрицание. В этом случае человек забывает все то, что он сделал, таким образом даже при предоставлении очевидных доказательств своей вины сам себе он может говорить что-то вроде «это не я». Примерами могут служить убийство в состоянии аффекта, наркотического или алкогольного опьянения. Несмотря на то, что с моральной точки зрения эти состояния различаются и по-разному воспринимались вашим довоенным судом, у них один и тот же механизм: особое состояние сознания, при котором человек не осознает своих действий в полной мере, а в дальнейшем использует метод отрицания для сохранения своей психики. Кроме отрицания есть еще принятие. Принятие — это единственная установка, которую, как я считала до сегодняшнего дня, невозможно разрушить. Все, что я делаю, я делаю правильно и никогда не ошибаюсь, я люблю себя такой или таким, какая я есть, меня не колышет мнение окружающих, я делаю так, как считаю нужным, а если я делаю это — это действительно нужно. Большинство приписывает подобный механизм исключительно персонажам с отрицательной кармой, но на самом деле — подобная механика свойственна и положительным персонажам. Или условно положительным личностям органического происхождения наподобие Дознавателя.

«Точно! Арэйн, Хантера ведь невозможно взломать как раз из-за этого. Верней, из-за того, что раньше у него эта штука была, когда он на Сениоре работал… А потом? Куда и почему она исчезла?»

— Получается, если мы сможем вернуть механизмы регенерации на место, то люди придут в себя и смогут вернуться к нормальной жизни?

— Так точно, полковник. К сожалению, мне известен только один способ, который мы сможем применить с имеющимися у нас ресурсами и возможностями.

— Это явно что-то нехорошее.

— Полное уничтожение соответствующего участка памяти, которое нужно провести одновременно у всех выживших, подвергшихся воздействию янхаров. Нам понадобится человек, который способен выделить соответствующие участки памяти, а также ассоциативные цепочки, к ним и от них проходящие. Нужен тот, кто удалит выделенные участки памяти — рекомендую взять на это место Тефиану, поскольку сущности справляются с такой работой намного лучше обученных людей. Кроме того, потребуется психокинетик, способный смоделировать долговременную ложную память. Если ее не будет, то ничем хорошим для людей подобное не закончится: пустующие участки памяти быстро займут какие-нибудь созданные разумом ситуации, причем совсем не факт, что они будут благоприятными и в итоге не приведут к сумасшествию.

— Выпускай Теф. Аня, ты знаешь, что делать.

— А ничего, что я работала с живыми людьми только для того, чтобы быстро сделать их мертвыми? — возразила было девушка ехидно, но встала и прошла мимо меня к выходу из палатки.

— У вас нет выбора, — проинформировала я. — В группе Айрин есть психокинетики, но все они по уровню ниже тебя, а соответственно — имеют еще меньше шансов успешно справиться с поставленной задачей. В конце концов, этим люди все равно умирают. И больней, чем им уже есть, вы не сделаете.

— Мне потребуется две минуты, чтобы собрать информацию и найти нужные участки у всех пострадавших, — тихо произнес Девяносто Шестой, морщась от яркого света. Вздрогнул и глухо застонал, рукой стирая кровь под носом.

— Постой, — Мельник нахмурился. — Но если ты будешь участвовать, то кто разберется с тобой?

— Никто. Он умрет в течение восьми часов. Личность того, кого вы знали под именем Хантера, разрушается и к моменту смерти его тела вновь вернется в исходное состояние.

— Это значит, что я… Когда вернусь, не буду ничего помнить об этом мире? — ужас Дознавателя полоснул по сидящей в подсознании Айрин. Я почувствовала, как разревелась Кэтрин, контролирующая свои эмоции хуже нас. Эта-то чего вдруг? Она ведь знакома с Дознавателем без году неделю. Хотя и Айрин его знает не так уж долго. Если они будут так трепать себе нервы из-за каждого знакомого, то долго не протянут — работа альтернатора слишком уж нервная.

— Да. Все преобразования личности, которые ты провел с собой за период нахождения в этом мире, сотрутся. И память тоже.

— И я не смогу их сохранить? А если перезаписать их в резерв твоей памяти? — он поднял голову и, уже не обращая внимания на боль от яркого света, пытливо уставился на меня.

— Это невозможно. Твоей любимой «оперативной памятью» заведует другой человек. Договаривайся с Айрин сам. Передаю управление ей, тем более, что она как раз просится порулить. А сама удаляюсь. Всего хорошего, господа, — вежливо поклонившись напоследок, я закрыла глаза и провалилась в наше общее подсознание радуясь, что в ближайшее время наконец-то выйдет побыть в тишине.

«Ну нет… ну как же так… Ну почему-у-у-у?!» — рев Кэтрин вызвал желание выскочить из тела куда-нибудь погулять, вот только сделать это возможным не представлялось. Пришлось спать под этот заунывный вой. Теперь я поняла, почему некоторые люди ненавидят общежития.