Час первый: Тол-Сирион. Битва песен (джен)

— Гортхаур, — произнесла принцесса; голос её звучал звонко и торжествующе. — Ты побеждён мною, Лютиэн из Дориата. В моей власти лишить тебя твоего тела, и тогда ты отправишься к своему господину только жалким духом. Ты предстанешь перед ним униженным и побеждённым и останешься таким перед его гневным взглядом. Уступи мне власть на острове, поклянись в этом! Поклянись, что отзовёшь своих слуг, и я отпущу тебя!

Он лежал перед ней — чёрное пятно на грязном белом снегу, взъерошенном собачьими и волчьими следами, щедро сбрызнутом потёками крови. Сам — окровавленный, в разорванных одеждах, чёрные волосы свободно рассыпались вокруг головы, втоптаны в грязь и снег, хрипло вздымающаяся грудь под тяжестью огромной собачьей лапы, горло удерживает оскаленная пасть пса Хуана. Он был побеждён, но всё ещё медлил, как будто собирался с силами для последнего, решающего удара.

— Гортхаур… — снова воззвала принцесса, пряча за твёрдо звучащими словами собственный страх. Держаться становилось всё труднее, но отступить сейчас грозило верной смертью. Она нахмурилась и вложила всю ярость и гнев в свой взгляд, обращаясь к поверженному врагу.

Он встретил этот её взгляд бестрепетно; сейчас его лицо было искажено только гримасой боли. Горящие алым огнём глаза немигающими углями следили за каждым её движением, длинные пальцы руки медленно сжимались и разжимались, черпая в горсть снег. Лютиэн настороженно поглядела на руки Гортхаура. Это было похоже на плетение заклинания. Безмолвного, без слов? Она подалась вперёд, собирая собственные магические силы, и вдруг это обрушилось внезапно, точно подлый удар. Невидимая волна могучего колдовства прянула прочь от моста, пригнула верхушки деревьев, взвизгнула в голых кронах, вихрем погнала волны по воде против течения реки. Взрыкнул Хуан, но пасти не разжал, казалось, лишь сильнее навалился всей своей тяжестью на грудь в тёмных одеждах.

Лютиэн отшатнулась и закрыла голову руками, замерла, ожидая всего, чего угодно. Но мгновения длились, и ничего не менялось. Она вновь распрямилась, настороженно прислушиваясь к окружению. Но единственное, что услышала — невнятный булькающий звук, похожий на птичий клёкот.

Это смеялся Гортхаур.

Смеялся этим отвратительным звуком, и между его тонких губ лопались пузыри алой крови. Лютиэн застыла в совершенной растерянности. Казалось, даже Хуан обмер, чуть подался назад, снимая тяжесть лапы с поверженного тела своего врага.

Уже не багровые, а горящие жёлто-золотым огнём глаза нашли взгляд Лютиэн.

— Я… признаю… побеждённым… себя… принцесса Дориата… — вырвалось из окровавленных губ, на которых с каждым произнесённым словом лопались новые кровяные пузыри. — Клянусь… Крепость… твоя… Слуги… уйдут… Отпусти меня…

Поверженный враг прикрыл глаза, но прежняя кривая гримаса боли не покинула его лицо. Лютиэн вздрогнула и подобралась, всё ещё ожидая какого-то подвоха. И она вновь ощутила это: могучая воля ощутимым потоком хлынула назад к крепости, касаясь её многовековых стен, каменной кладки. Воля разрывала сотканные сети чар, пленившие некогда светлый оплот эльдар, выдёргивала нити заклинаний, глубоко проникшие в камень и железо, властно и непоколебимо отзывала прочь своих слуг. И пусть этот призыв не был обращён к ней самой, но Лютиэн его ощутила самым краем своего сознания. А следом уловила мысль, разделённую с произнесёнными вслух словами:

— Крепость твоя… бери…

Одномоментно разом на плечи обрушилась тяжесть, едва не согнувшая шею Лютиэн. Чужая сила, прежде державшая эти камни, уходила стремительно, напоследок растворяя все двери и запоры. Теперь вся власть в Ущелье Сириона перешла к ней — ошеломлённой своей окончательной победой и вместе с тем совершенно обессилевшей принцессе Дориата. Она ещё не вполне понимала, как обращаться с этой… властью?

— Отпусти меня… — услышала она рвущиеся с кровью слова. — Я выполнил своё… обещание…

— Д-да, — прерывисто и устало молвила она и кивнула скосившему на неё глаза Хуану. — Да, Хуан, пусти его, — и добавила, обращаясь к врагу: — Я отпускаю тебя, Гортхаур, своей милостью. Помни об этом. Всегда.

Хуан разжал пасть и подался назад, перебирая лапами. Беззвучно, даже наклонив морду к земле. Он не скалился больше и даже не рычал. Несколько мгновений Гортхаур лежал без движения, потом прижал руку к разодранному горлу, из которого ручьями сочилась кровь, резко перевернулся на бок, опёрся на свободную руку и встал на ноги почти уверенно. Лютиэн стиснула пальцы в кулаки, невольно делая один шаг назад. Но Гортхаур на неё даже не взглянул.

— Запомню… — услышала она последнее, сказанное хриплым шёпотом слово. Не оборачиваясь, тёмный слуга Моргота зашагал прочь по мосту к белому заснеженному берегу. Одной рукой он по-прежнему прижимал на горле страшную кровоточащую рану.

*

— Берен! — с этим криком Лютиэн ворвалась на внутренний двор крепости и осеклась, застыв на месте. Двор крепости был переполнен орочьими отрядами. При доспехах, вооружённые до зубов, они были готовы к бою. Хуан оскалил зубы, зарычал, сразу становясь перед ней, заслоняя своим телом. Лютиэн тоже подобралась, готовая снова биться, если будет нужда, хотя вовсе не чувствовала в себе сил. Неужели Гортхаур использовал хитрую обманку? Однако орки, казалось, и не собирались нападать. Ближайший просто уставился долгим немигающим взглядом.

— Крепость твоя, дева-эльф, — услышала вдруг Лютиэн чей-то неприятно каркающий слова голос. — Владыка приказал. Мы уходим.

— Так уходите! — вырвалось у неё не к месту тонко и пронзительно. Она опустила руку на шею Хуана, и тот замер, напряжённо дрожа и скалясь, но с места покуда не двигался. Узкими цепочками, огибая Лютиэн двумя широкими дугами мимо неё медленно потянулись орочьи отряды. Они шли к воротам и дальше, по мосту, к заснеженной долине Сириона. Куда они уходили дальше по известным только им одним тропам, она не знала и не желала знать. Потом из парадных дверей крепости показались люди — мужчины и женщины в простых одеждах, безоружные, напуганные и растерянные. Рабы Тени. Они замялись на крыльце, но тоже стали покорно спускаться, с опаской, боязливо кидая взгляды на свою нежданную спасительницу. Лютиэн пыталась улыбаться, понимая, что их до трепета в сердце пугает огромный суровый пёс у её ног.

— Эта крепость вновь вернулась под защиту Света, она освобождена от власти зла, от чёрной власти Северной Тени! — провозгласила Лютиэн громко и проникновенно. — Вы все свободны! Возвращайтесь в свои дома, к своим близким!

Кто-то робко улыбался ей, но очень многие прятали глаза и прикрывали лица руками, не в силах сдержать слёз. А Лютиэн всё всматривалась в лица выходящих, надеясь увидеть то единственное, знакомое и родное. Одну из женщин, сбегавших по лестнице и на ходу кутавшихся в шали, Лютиэн остановила вопросом:

— Где здесь находятся темницы, тюрьмы или подземелья? Мог ли там остаться кто-то ещё из пленных?

Женщина вздрогнула, протянула дрожащую руку, указывая на огромные двери.

— Там лестница, — услышала Лютиэн прерывистый шёпот. — Все запоры и двери в крепости открылись, госпожа.

Она что-то попыталась продолжать, но Лютиэн уже не слышала ничего. Выкрикнув имя возлюбленного, она бросилась бежать через двор, а потом вниз, по крутой лестнице, ведущей в темноту. Хуан следовал за нею по пятам.

* * *

Шатаясь и едва дыша от боли, он сделал шаг. Ещё один. И ещё. Трясущаяся от слабости рука мёртвой хваткой прижимала высокий ворот куртки к горлу. На снег часто капали крупные алые пятна. Ничего… Ещё один шаг, преодолевший, наконец, заветную границу. И снова ничего… Последний запретный шаг. Он и подумать не мыслил, что когда-нибудь сумеет зайти так далеко. Но преграда не выросла перед ним. Больше нет. Он рассмеялся — хрипло и надрывно. Вот уж действительно подвиг — преодолеть пешком один проклятый мост.

Шагнув на скалистый берег, он обернулся, взглянул назад: на каменное полотно моста, на распахнутые ворота, башни и стены своей бывшей темницы.

Свершилось…

Майрон глубоко вздохнул всей грудью. Закашлялся — скользнувший со вздохом воздух злым прикосновением растревожил горло. Подумав, подсунул пальцы под наруч левой руки и вытащил… осколки… Просто пыль…

Эльфийская дева и Хуан давно скрылись за воротами крепости. Собравшись с силами, Майрон усилием воли заставил себя разжать судорожно стиснутую на горле руку. Кровь с ладони он бездумно отёр о штаны. Прищурил глаза, вслушиваясь в тишину и в камень. Как и прежде несущий на юг воды Сирион заглушал для него любые голоса. Ранее он не слышал за бегом реки берег, теперь — крепость. Все нити оборваны, ничего не осталось. Повернувшись, Майрон медленной поступью побрёл через снежный покров по берегу прочь от моста. Его настиг глухой гортанный окрик в спину.

— Владыка!

Майрон замедлил шаг, дождался, стоя вполоборота, смерил приблизившегося орка взглядом.

— Кихта? Мой приказ… — не дожидаясь вопросов, он обратился к орочьему сотнику. — Передай всем командующим. Алый приказ... Немедленно… Исполнять всем. Уходите по направлению к востоку…

Как он и ждал, распоряжение не вызвало у орка никакого удивления.

— Да, господин.

Орк повернулся и поспешил навстречу отрядам гарнизона, первыми переходившим мост. Более не оборачиваясь, Майрон почти добрёл до ближайших деревьев, растущих здесь же, на берегу. Больше всего сейчас хотелось просто прислонить усталую голову к живому дереву, ощутить под пальцами растрескавшуюся древесную кору. Однако через пару шагов его опять нагнал новый провожающий и новый вопрос, в котором слышалась неподдельная тревога:

— Ты ранен, господин?!

Цепочка волчьих следов на припорошенном свежей метелью насте оборачивалась взъерошенным снегом, с которого поспешно поднимался мокрый и голый рыжеволосый человек.

— Мархол… — хрипло промолвил Майрон, ощущая, как боль ожесточённо грызёт изнутри и снаружи истерзанное горло. — Ты… Все дошли?

— Да, господин, все они, до первого привала, — оборотень сделал неясное рваное движение, будто собирался кинуться на подмогу, но не осмелился коснуться без позволения. —Ты ранен! Я могу помочь?

— Внимательно слушай… Алый приказ… немедленно… Сопроводишь всех в лагерь… О ком договорились... Передашь им, что было оговорено… О виденном здесь… пока молчи. Я приду… позднее…

— Да, господин, но…

— Мне повторить? — слова, сказанные хриплым сорванным шёпотом, оказали чудотворное действие. Оборотень сорвался с места, кидаясь выполнять приказ. Майрон сумел даже усмехнуться краешком окровавленного рта. Осталось думать, что светлейшая дочь Тингола не будет столь уж сильно оскорблена видом нагого человека, если им доведётся случайно столкнуться в переходах крепости.

Он всё же добрёл до ближайшего дерева, росшего недалеко от моста. По счастливой случайности ствол наклонно раздваивался в паре футов от корня. Можно было попробовать присесть… и даже пристроить спину, дать отдых обессилевшему телу, прикрыть глаза на драгоценные минуты, жизненно важные, чтобы собраться с силами для исцеления.

— Гортхаур!..

«Ну-ну… не повезло…»

Прищурившись, Майрон склонил на плечо голову и искоса смотрел на спешно приближающиеся к нему верховые фигуры. Во главе отряда скакал Нирбог. Следом за Нирбогом… ах, на каких же тропах потерялась его удача?.. Тхурингветиль в подбитом мехом плаще. Орочий отряд в полном боевом доспехе и при оружии следовал за ними бегом. Эти пришли от ближайшего к северу поста. До чего же некстати!

Не доехав всего нескольких шагов, Нирбог спешился первым. Тхурингветиль чуть промедлила, прежде чем сойти с седла. На её лице читалось непривычное выражение растерянности. Майрон прочистил горло и обратился — не к командирам Айнур, а к запыхавшимся от бега оркам, оставшимся позади.

— Алый приказ… остальные… просто убирайтесь на север.

Мгновение колебания и — орки зашевелились. Один отряд, посвящённый в тонкости «Алого приказа», исполнил назначения в точности: развернулся и побежал к юго-восточному краю ущелья. Те, кто посвящён не был, просто пошли, не столь торопливо, как их товарищи, но уверенно. Как и было приказано, на север.

— Что? — Нирбог некрасиво завертел головой, ещё не понимая, отчего и как он вдруг лишился боевой поддержки. — Почему? Куда ты их отослал?

Майрон поднял сжатую в кулак руку к своему лицу, медленно разжал пальцы, не отводя взгляда от затуманившейся ладони.

— Я сдал крепость дочери Тингола... Она вызвала меня на поединок… Я проиграл ей.

— Что? Что ты говоришь? — воскликнула Тхурингветиль, откидывая за плечи тяжёлый плащ. Грудь её бешено вздымалась после скачки или от гудящего в венах вечного голода. — Ты сдал крепость? Эльфийке? Почему?!

— Ну, а сейчас зачем отослал всех моих орков прочь? — в ярости вскричал Нирбог. Он помотал головой будто в неверии; взгляд ожигал презрением.

— Ты совсем тронулся умом, Гортхаур.

— Почему ты здесь, Майрон? — каким-то странно звучавшим голосом спросила Тхурингветиль, неосознанно делая шаг назад. — Разве граница… она ведь проходила раньше…

Она оборвалась на полуслове. Нирбог тоже нахмурил лоб, метнулся взглядом к мосту, только сейчас, видимо, заподозрив кое-что неладное.

— Ах да, — пальцы Майрона скользнули под окаменевший от засохшей крови ворот, недолго пошарили там. Он размахнулся и швырнул на снег под ноги двум майар расколотое полудужье. Некогда золотой металл сейчас совсем утратил блеск, покрылся трещинами, ржавыми пятнами коррозии. Следом в снег упало и второе. Оттолкнувшись ногой от ствола дерева, Майрон поднялся, выпрямился, встряхнул обеими руками. Короткая улыбка на мгновение тронула его окровавленные губы.

— Остальных, увы, нету… Потерял. Где-то там…

Тхурингветиль как-то резко, с шипением втянула воздух сквозь стиснутые зубы и сделала ещё один шаг назад. Нирбог будто окаменел и смотрел на разбитые оковы широко распахнутыми глазами.

— Я сдал крепость эльдар… — повторил Майрон хрипло и отрывисто, стараясь не перетруждать горло. — Теперь и отныне моя служба закончена… У тебя нет начальника… Нирбог… нет больше… в моём лице…

— Предатель!

Меч Нирбога всё-таки покинул ножны. Жаль. Майрон неспешно потянул из-за пояса короткий кинжал. Встречать таким лезвием меч — откровенно глупый замысел. Очевидно, Нирбог подумал о том же, ибо с утроенной яростью ринулся встречать холодной сталью бывшего поднадзорного начальника. А вот о том, из-под чьего молота вышел его меч, откованный сотню лет назад в кузне Ангаманди, Нирбог задуматься не догадался. А может быть, он просто-напросто не знал.

— Ты мог уйти, — бесчувственно поведал Майрон захлёбывающемуся кровью противнику: тело Нирбога пало на колени перед тем, как завалиться на бок, вздрогнуть в последней судороге и замереть окончательно. Взрыхлённый ногами бойцов снег обагрила кровь. По ветвям деревьев пронёсся резкий порыв — но на сей раз то был вовсе не ветер. Природа оплакивала лишённый плоти дух одного из своих предвечных создателей. Без тела и голоса майа Нирбог устремился куда-то в Эа. Возможно, в Ангаманди. Куда же ещё?

Майрон поднял голову и взглянул на Тхурингветиль. На Тхури, замершую без движения и не проронившую ни единого слова за мгновения их стремительной схватки.

— Ты тоже можешь сейчас уйти. Просто так…

— Ты освободился… — взгляд женщины всё ещё недоверчиво метался то к нему, то к половинкам золотого металла, утопленным в окровавленном снегу. — Но… Майрон…

Он устало отёр лоб ладонью.

— Я шёл к этому последние шестьдесят лет, — обронил он. Впервые честно.

Она запнулась, обрывая заготовленную фразу при звуке его слов. Бледное лицо майэ перечертила усмешка без веселья.

— Ты никогда даже не мыслил остаться с Ним, ведь так?

— Я дал обещание… что буду служить… пока не избавлюсь от оков... — Майрон глубоко вздохнул, стоя над мёртвым телом Нирбога. — И это всё. Моя служба Ему окончена.

— Ты предашь нас!

— Нет. Я ухожу из своей темницы…

— Куда? На Запад? — выкрикнула она неприятно резким пронзительным голосом. — К Валар? К Владыкам, которые оставили тебя гнить заживо в могиле? К своему Ауле? Падёшь на колени перед этим ничтожеством Манвэ вымаливать прощение? О нет! — её улыбка вдруг стала страшным оскалом. — Не после того, что ты сам творил здесь! Нирбог мне рассказал… как ты скармливал своим волкам любимых Валар эрухини! Ты их истязал! В какую клетку ты сам попадёшь после суда Валар? Как долго там пробудешь? И выйдешь ли вообще когда-нибудь?

Она решительно шагнула вперёд, протянула руку навстречу.

— Пойдём сейчас со мной, Майрон… Ну же! Яви Ему свою истинную верность. Докажи, что желаешь быть с Ним без оков и темниц! Отбери у девчонки крепость назад… и приди к Нему как равный… Ты жаждешь свободу? Кто посмеет её теперь у тебя отобрать?

Несмотря на боль в разодранном горле, Майрона разобрал смех. Он усилием подавил его.

— Как равный, Тхури?.. Неужели ты так глупа? Он не ставит никого… себе равным… А что до моей свободы… Вроде бы, я уже отвоевал её! Сам.

— А как же я? — внезапно её голос вернул нежность и будто бы наполнился укором и печалью. — Ты уйдёшь от меня? Вот так? Но, Майрон… Куда же ты пойдёшь? Видел бы ты себя со стороны… Ты был одним лишь пламенем, когда я впервые увидела тебя. Чистым пламенем. Теперь ты пламя с крыльями, сотканными из неподдельной Тьмы. Это увидит каждый. Любой Айну! Разве таким тебя примут в Валиноре? Или эльфы? Любой, кто способен видеть твой незримый облик… сразу поймёт, кто ты. Куда ты пойдёшь, Майрон? Если не в Ангамандо?

Майрон почувствовал во рту кислый привкус отвращения и крови.

— Уж точно не туда…

Тхурингветиль уронила руку.

— Но… нет… — плечи её вздрогнули. — Всё не может закончиться вот так!

— Тхури…

— Не может! — печальный лик майэ мгновенно стал разъярённым и диким. Рука сомкнулась на рукояти меча, клинок с лязгом покинул ножны, и с яростным криком Тхурингветиль ринулась к Майрону. В воздухе клубился сгусток боли и ярости: но то была не злость покинутой женщины, а скорее острое разочарование и обида за все поруганные надежды, за все её несбывшиеся ожидания. Вновь выхватив кинжал, Майрон приготовился уклоняться и обороняться. Всё же смерти Тхурингветиль он не желал. Он продумывал, как половчее выбить меч из её руки и, обезоружив, скрутить, но сделать это оказалось не так-то просто. Удары её белой женской руки вдруг обратились взмахами стальных когтей, которые неожиданно легко распороли ткань одежд и были остановлены только преградой спрятанной под рубахой кольчуги. Тхурингветиль издала вопль злости.

— Остановись! — вскричал Майрон, делая шаг назад. — Тхури, я не хочу убивать тебя!

— Не хочешь или не справишься? — майэ на глазах меняла облик. Глаза её заволокла непроницаемая чернота, черты лица заострились, приобретая хищный вид. Словно утратив последнее подобие разума, майэ облизнула губы и вновь бросилась на него с низким грудным рыком атакующего зверя. Она двигалась с удивительной быстротой — прилагать усилия, чтобы отражать её удары, становилось всё труднее.

— Остановись!

Губы Тхурингветиль криво изогнулись.

— Мой дорогой Майрон… — проговорила она напевно. — Тебя я не отдам! Даже тебе самому!

Плечи её пришли в движение, она снова подняла меч, но следующий удар нанесла отнюдь не рука Тхурингветиль, а когти кожистых крыльев, возникших вдруг откуда-то из-за спины майэ. Один удар пришёлся по плечу Майрона, и был остановлен плетением кольчуги, однако второй достиг незащищённой шеи, поверх и вглубь всех прочих ударов. С истошным воплем обезумевшая Тхурингветиль бросилась на Майрона, хватаясь руками за его плечи и пытаясь припасть зубастым ртом к брызжущей кровью ране, и вдруг обмякла, обвисая. Взгляд её, отразивший испытываемую боль, на мгновение прояснился от черноты и жажды. Но в следующую же секунду в её глазах вновь вспыхнула ярость. Хватка майэ опять стала цепкой и болезненной, кожистые крылья сомкнулись вокруг Майрона страшными объятиями, неотрывно притягивая к себе.

— Мой! — раздался звенящий крик Тхурингветиль за одно мгновение до того, как оба они, сцепленные воедино, скатились со скалы и рухнули в тёмные бурлящие воды Сириона, ломая под тяжестью своих тел хрупкие пальцы берегового льда.

* * *

С сильно бьющимся сердцем Лютиэн остановилась в начале длинного и тёмного каменного коридора, уходящего куда-то глубоко в недра невидимого за поворотом подземелья.

— Берен! — позвала она громко и отчаянно. — Берен! Ты здесь?

Почудилось ли ей это, или откуда-то издали донёсся чей-то приглушенный возглас? Рядом громко гавкнул Хуан, привлекая к себе внимание, и Лютиэн обернулась. Пёс стоял над брошенными стражей факелами. Всё правильно. Удар кресала и маленькая искра падает на просмоленную ткань, возжигая огонь. С факелом в руке Лютиэн уже не шла, а почти бежала дальше по тёмному и неведомому коридору. В этот самый час и миг ничто на свете не посмело бы встать у неё на пути.

— Берен! — выкрикнула она вновь. Хуан вдруг обогнал её, припустив вперёд и залаял. Но не злобно. Радостно?

— Вы поглядите! Здесь собака лорда Туркафинвэ! — услышала дева звонкий голос, произносящий слова на квенья. При приближении свет факела выхватил из темноты железную решётку. Дверь в решётке была растворена. Когда-то тут, видимо, размещался пост тюремной стражи, но после победы Лютиэн орки поспешили покинуть остров, побросав даже вещи и припасы. Перед решёткой стояли несколько эльдар, грязных, облачённых в жалкую рванину. Их коротко и неровно стриженые волосы и измождённый вид свидетельствовали о долгих днях перенесённых мучений и тяжёлого заточения в плену, вот только глаза светились неизбывной решимостью. Не имея при себе мечей и копий, они вооружились тем, что раздобыли — простыми камнями и палками.

— И эльфийская дева! — воскликнул вдруг молодой эльда, стоявший ближе всех к решётке. В голосе его звучало искреннее изумление. — Истинно! Я ведь не грежу наяву? Дева эльдиэ? Откуда ты?

— Моё имя Лютиэн, — легко переходя на запрещённое её отцом наречие Изгнанников из-за Моря, ответила Лютиэн. — Я из Дориата. Я пришла сюда в поисках моего друга, адана Берена и моего дальнего родича, короля нолдор Финдарато. Мне стало известно, что они попали в плен к Гортхауру много недель назад. Есть ли у вас вести о них? Вы их видели?

Эльдар обменялись взглядами, и отвечали не сразу.

— Мне жаль говорить это тебе, — произнёс всё тот же предводитель. — Боюсь, ты опоздала всего на один день.

Лютиэн судорожно вздрогнула, пальцы сомкнулись на рукояти факела.

— Короля Финдарато мы знаем, — с горечью ответил ещё кто-то, стоявший позади. — Он и впрямь был здесь в плену. Саурон не разоблачил его. Их держали там, — эльда указал направление назад по коридору. — Вчера Гортхаур приказал их всех казнить. Их выводили друг за другом по одному. Никто из них не вернулся обратно.

— Но их было одиннадцать. Эльдар, — вставил другой голос, уставший и хриплый. — Ты же говорила о адане, так? Пришедших Следом среди казнённых не было. Но один точно находился в последней камере.

— Гортхаур бежал. Он утратил власть над островом, — непререкаемо отчеканила Лютиэн, давя в голосе слёзы. Больше всего она боялась расплакаться прямо здесь перед всеми. — Уходите сейчас! — властно продолжила она. — Слуги Тени тоже бежали. Но я опасаюсь, что они могут вернуться. Забирайте всех пострадавших, кто ранен, кто не может идти сам и уходите! Скорее!

— Постой, я провожу тебя! — воскликнул первый эльда, но Лютиэн уже не слушала его. Воздев высоко факел, она поспешила по указанному коридору сквозь темноту и неизвестность. Хуан бежал на полшага впереди.

Она нашла Берена на полу в дальнем углу в одной из самых последних камер. Он сидел на коленях в совершенной темноте, уткнувшись лицом в дрожащие ладони. Кажется, он плакал. Или же смеялся? Он не заметил света, разогнавшего кромешный мрак в подземелье, не услышал лёгких шагов и голоса Лютиэн. Он не замечал даже того, что дверь его железной темницы отворена настежь.

— Берен! — едва смогла вымолвить Лютиэн. От слабости, от россыпи нахлынувших внезапно чувств ноги её подкосились, и ей пришлось самой ухватиться рукой за прут решётки. Она поднесла факел ближе. — Берен! Ты слышишь меня?

— Тинувиэль! О Тинувиэль! — воскликнул он, не отнимая ладоней от лица.

— Да, это я! Я пришла! — воскликнула она, преисполняясь облегчением, радостью и надеждой, смешанными с горем и печалью. — Я пришла к тебе!

Он слепо покачал головой.

— Нет! Уже слишком поздно!

— Дева Лютиэн! — послышался за её спиной ещё один голос, негромкий, но твердый. Это были двое из бывших пленников нолдор. Один из них решительно подошёл к Берену и помог ему встать на ноги. Другой обратился к Лютиэн: — Королевна, скорее! Нужно торопиться! Тёмные чары, что навёл Саурон, похоже, обрываются. Эта крепость больше не под его властью, но и не под нашей. Камни могут обрушиться нам на головы в любую минуту.

…Они уходили спешно, победители Тёмного майа, благословенные освободители Тол-Сириона: и во главе маленького отряда первыми шли Лютиэн с Хуаном. Спасённые из плена эльдар следовали по пятам. Двое самых выносливых почти волоком тащили Берена, подхватив его под локти. Вслушиваясь в магические переплетения, пронизывающие крепость, Лютиэн теперь и сама ясно понимала нависшую опасность. Пусть Саурон и передал ей власть над крепостью, но взять её под свою руку она полностью не смогла. Лютиэн слышала жалобные стоны камней, ощутивших острую потерю своего создателя и годы угнетения в плену тёмной власти. Когда она и эльдар поднялись в пустой внутренний двор, каменные стены вокруг зримо сотряслись крупной дрожью. Пересекая мост, Лютиэн боялась даже обернуться, невзирая на слышимый ею за спиной грохот обрушающихся башен. В глазах сопровождающих её эльдар стояли слёзы. В отличие от неё они, должно быть, помнили Тол-Сирион в светлые годы его расцвета и славы.

— Эту крепость построил король Финдарато. Строил своими руками. Видимо, ей было суждено стать памятником и вечной гробницей его праху и праху всех верных, что пришли на смерть с ним, — с неизбывной горечью произнёс один из эльдар.

Небольшой отряд бывших пленников стоял на заснеженном берегу убегавших к Морю тёмных зимних вод Сириона. Только сейчас Лютиэн обернулась и поглядела назад. Мост, что вёл к вратам крепости, как ни удивительно, остался цел. Несколько крепостных стен тоже. Но бело-серые высокие обзорные башни рухнули. Сквозь снег и пыль, взвившиеся в воздух, всё ярче проглядывали языки пламени. От незатушенных очагов кухонь или кузниц распространился пожар. Горело то, что не обрушилось, то, что могло гореть. Гибель пришла в Минас Тирит. Ныне вслед за своим королём умирал сам замок.

С горестным воплем Берен упал на колени прямо в тающий снег и завыл, цепляясь грязными пальцами за давно нечесаную шевелюру. Плечи его содрогались от непреходящих рыданий.

— Король, мой король… это моя вина… только моя, друзья мои…

Лютиэн опустилась в снег рядом с ним, не совсем понимая, чем она может сейчас утишить его боль. Она даже не осмелилась дотронуться до плеча Берена.

— Его феа повреждена долгим пленом и горем, моя госпожа, — смущённо произнёс один из эльдар. А другой добавил:

— Послушайте, друзья. Оставаться и дальше в этом течении Сириона по-прежнему опасно. Пусть орки и другие слуги Саурона покинули крепость, здесь часто шныряют их отряды. Дортонион весь наполнен ими. Разумнее всего будет попытаться добраться до Бретиля, а оттуда пробираться в Нарготронд.

— Мы принесём печальные вести брату короля.

Всё это время Лютиэн молчала, оставаясь подле Берена. Смысл её жизни вновь вернулся к ней… и всё же где-то в своей груди она ощущала пустоту. Радость от встречи застыла нежным полураспустившимся цветком, но до конца его лепесткам не позволял раскрыться ледяной ветер потери. Она не могла сказать, что близко знала короля Финдарато, но он был её родичем. Отчего-то именно в эти минуты в её памяти всплывали их долгие часы бесед, только сейчас она начинала понимать, что новых встреч впереди больше не будет.

Она не сразу осознала, что к ней на синдарине обращается кто-то из эльдар:

— Прости меня, госпожа, если мои слова покажутся неучтивыми. Но этот пёс, что сопровождает тебя — определённо Хуан, пёс лорда Келегорма. А где же сам лорд и его дружина? Неужели они не сопровождают тебя? Они не пришли с тобой от Нарготронда?

Несколько мгновений Лютиен молчала, пытаясь собраться с мыслями и дать хоть какой-либо ответ. Вести о предательстве лордов нолдор Келегорма и Куруфина, о захвате ими власти в Нарготронде вряд ли принесут сейчас мир в ожесточённые и истерзанные феар бывших пленников. Вести об её временном пленении лордами Феанарионами тоже были бы сейчас излишни. И она ответила так просто и кратко, как могла:

— Когда я оставила позади пределы Дориата, случайные дороги привели меня в Нарготронд. Там я узнала о том, что король Фелагунд ушёл в сопровождении Берена в поход на Север. Когда я решила отправиться за ними по пятам, Хуан согласился сопроводить меня. Один.

— Следовательно, помощь от лордов не придёт? Феаноринги не выдвинутся следом?

Лютиэн только покачала головой. Она отыскала глазами пса Хуана. Он сидел тут же на снегу, совсем рядом, и не сводил с неё взгляд не по-собачьи умных глаз.

— Я никогда не смогу в должной мере отблагодарить тебя, Хуан, — произнесла она вслух, уже не скрывая падающие слёзы. Пёс засопел, негромко тявкнул. — Но теперь в память о короле Финроде, в память о его доблести иди с ними. Сопроводи их благополучно в Нарготронд. Пусть отнесут горестные вести о короле его брату Ородрету… ибо неведение — это величайшая мука из всех существующих.

Среди нолдор послышался недоумённый ропот.

— Только мы? А вы? А как же ты, благословенная дева?

Но Лютиэн только покачала головой.

— Я не вернусь в Нарготронд, — глухо заговорил вдруг Берен, по-прежнему закрывая лицо руками. — Но прошу, передайте их друзьям и родичам… Их: Эдрахила, Малосиона, Кемнаро, Урувойтэ, Арассэ, Мелендула, Кальмегила, Айменела, Тилгелона и Лаурэ… что они пошли с государем во имя чести и долга и оставались с ним до конца. Они — величайшие герои. Их память должны воспевать до скончания времён.

— Берен, — Лютиэн мягко опустила руку на его плечо, но к величайшему её удивлению, Берен вдруг резко отпрянул от её нежного прикосновения, словно от удара плетью.

— Госпожа моя, я недостоин…

*

— Его разум может излечить только время. Он пережил страшный удар, — негромко проговорил Лютиэн на прощание один из нолдор. Здесь, у заснеженной опушки леса, бывшие пленники прощались с принцессой. Они уходили без доспехов и без оружия, без тёплых зимних вещей, а все скудные походные припасы составили только несколько мешков с сухарями и вяленым мясом — всё, что получилось отыскать в пустых хижинах на острове, оставленных в спешке слугами Саурона. Нолдор настойчиво убедили Лютиэн, чтобы она взяла часть этих припасов и для себя с Береном. Далее смельчаков эльдар ждал трудный и полный опасностей путь на юг через кишащие орками и слугами Моргота земли. Но они возвращались домой, и вместе с ними уходил пёс Хуан. Лютиэн же оставалось полагаться на собственные силы и стойкость. Эту силу и стойкость ей отныне предстояло делить на двоих: Берен по-прежнему был далёк от исцеления.

— Надеюсь, ты не пожалеешь о своём решении, госпожа, — добавил другой эльда, Ферен-Книжник. — Надеюсь, не пожалеем о нём и мы. Мы могли бы вместе дойти хотя бы до Бретиля. В тех землях обитают его сородичи, — он указал глазами на стоявшего в отдалении молчаливого и мрачного Берена. — Может быть, он даже встретит там кого-то из своих близких.

Нельзя сказать, что Лютиэн об этом не задумывалась, однако на доброе предложение друга лишь покачала головой. Дальнейший путь Берена она разделит только под руку с ним. Решит ли он идти в Бретиль, или на север, она отныне всюду пойдёт по его следам. До тех пор покуда будет нужна ему.

— Прощайте, прощайте, — шептала она, поднимая руку на прощание и долго глядя вслед уходящим эльдар, пока последний из них не скрылся среди деревьев.

Только сейчас Берен вдруг поднял голову и будто бы очнулся от забытья.

— Уходи с ними, госпожа, — внезапно заговорил он, отчего Лютиэн вздрогнула и обернулась.

— Почему ты гонишь меня от себя, друг мой?

Берен потряс головой, будто отгоняя от себя какую-то мысль или восставший в памяти образ. Глаза его затуманились слезами.

— Я ошибался. Я был не прав. Уходи с ними, госпожа моя. Прекрасная моя Тинувиэль! Спеши, покуда их ещё можно догнать! Они благополучно проводят тебя к твоим матери и отцу!

— Мы говорим на одном языке, но я больше не понимаю тебя, — едва слышно прошептала Лютиэн, борясь с подступающим к горлу горестным комком. Она подняла глаза к небу. Короткий зимний день сменился сизыми сумерками. Пора было искать место для ночлега в заснеженном лесу. В эту ночь впервые с тех пор, как она покинула Нарготронд, доброе тепло пса Хуана не прогонит от неё прочь злое дыхание северных морозов. Кутаясь в волшебный плащ, Лютиэн отошла от опушки вглубь леса. У неё осталось в запасе несколько часов сизого вечернего света, чтобы отыскать хворост для ночного костра.

Берен присоединился к её трудам почти сразу же, как сообразил, что и для чего она собралась делать. Конечно, у него не было при себе ни то, что топора, даже плохонького ножа, оттого сухие сучья он ломал голыми руками. Ломал нещадно, пробираясь глубже в лес, откапывал из-под снега старые мертвые деревья. Выбрав удобный участок для лагеря, Лютиэн сама сложила костерок и чиркнула кресалом, тотчас уронив искру на трут. Пламя неохотно поднялось на влажных от зимы сучьях. Минуту Лютиэн опасалась, что огонёк угаснет, но он окреп, потянулся вверх, сумел разгореться ярче. С радостной улыбкой Лютиэн подняла голову от костра и взглянула на Берена. Он сидел на очищенном от снега стволе поваленного дерева, но, кажется, даже не заметил её маленькой победы. Взгляд его был устремлён куда-то себе под ноги, в мокрый грязный снег.

Она встала, подошла к нему, села рядом, порылась в походном мешке, где теперь хранились все их немудренные припасы.

— Тебе надо поесть, друг мой, — нежно сказала она, доставая из мешка кусочек сухаря. — Пусть это и не лембас, что мы когда-то разделили на двоих в лесах Нэлдорета, но я готова делить с тобой всё, что предложит мне судьба.

Берен покорно принял сухой хлеб.

— Леса Нэлдорета, — едва слышно проговорил он. — Я помню эти дни… Тогда я впервые увидел и полюбил прекрасную звезду, светлейшую среди звёзд на ночном небе.

— Значит, ты ещё помнишь… — Лютиэн не могла скрыть своей радости, прозвучавшей в голосе и осветившей её лицо.

— Я помню, — глухо ответил Берен. — Но я ошибался. Крошечной искре, на миг оторвавшейся от костра, можно лишь восхищаться звездой в недоступной вышине. Но разве возможно ей подняться в небо и встать рядом? Искра прогорит прежде, чем поднимется к деревьям.

— Что с тобой случилось? — в страхе воскликнула Лютиэн.

Берен яростно тряхнул головой.

— Я погубил своего короля, Тинувиэль, светлая госпожа моя. Я, и никто другой. Теперь я вижу это очень ясно. Разве теперь могу я предложить тебе руку, запятнанную кровью друга? И даже не одного, а одиннадцати? Разве могу я позволить, чтобы проклятье их смерти пало и на тебя?

— Ты ошибаешься. Не ты виноват в смерти Финрода и остальных, — у Лютиэн дрожали губы, и ей потребовались силы, чтобы вымолвить вслух страшные слова, которые уже нельзя будет взять обратно. — Они погибли. Но на твоих руках нет их крови!

— Когда я покинул границы Дориата, я долгие дни шёл и размышлял, как поступить, какую дорогу выбрать. Верная дорога должна была привести меня на север. Ведь я пообещал твоему отцу, что вырву из лап Моргота утраченное твоим народом сокровище. Так почему же ноги повели меня на юг? Мой разум должен был указать мне путь к Дортониону, к выжженной долине Ард-Гален. Но что-то потянуло меня к теплу юга, к старинным сказаниям моего народа о короле эльдар. Сперва я думал — то была светлая надежда, но, госпожа моя, только сейчас я понял, как я заблуждался. Искажение, вложенное в мой народ, проклятье — вот, что вело меня. Я принёс королю его давнее обещание. Я вернул ему его же слово, которое он дал моему отцу и был вынужден теперь сдержать. Я повёл его на смерть.

— Что ты такое говоришь, друг мой? — Лютиэн нахмурилась. Слова Берена ещё не обрели до конца ясный ей смысл, но сама его речь не казалась более бессвязной. Он говорил осознанно, будучи в ясном рассудке. Сердце Лютиэн кольнуло болью недоброго предчувствия. Она предвидела недоброе уже в тот самый миг, когда её отец во всеуслышанье назвал Сильмарилл выкупом за её руку. Лютиэн вспомнила бледность, проступившую на лице матери при этих его словах. В недолгое своё пребывание в Нарготронде в качестве почётной пленницы она раздумывала о неясных причинах, побудивших короля Фелагунда поспешно оставить трон и народ и уйти в безвестность. По побуждению сердца и доброй дружбы, решила она для себя тогда. И только сейчас, слушая рассказ Берена, она с растущим отчаянием узнавала, что король Нарготронда до недавних пор даже не был знаком с её избранником.

— Я принёс ему это в знак, — что-то холодное коснулось руки Лютиэн. Она опустила вниз замутнённый от слёз взгляд и увидела в своей ладони серебряное кольцо, вложенное Береном.

— Это кольцо я когда-то получил от моего отца, — продолжал говорить Берен, — а мой отец от короля Финрода в знак вечной дружбы. В знак обещания любой услуги.

— Нет. Я не могу его принять... — одними губами шепнула Лютиэн, отирая пальцами мокрые глаза. Слёзы бессильно стекали по щекам, падали в снег, в прошлогоднюю траву, на сияющее в тусклом вечернем свете кольцо Валинора.

— У моего короля, как он упоминал, кроме брата осталась и младшая сестра, — Берен, казалось, даже не услышал невольно вырвавшиеся слова Лютиэн. — Когда ты вернёшься в Дориат, светлая госпожа моя, ты отдашь кольцо ей и скажешь, что её брат погиб... как великий и храбрый воин. Что он исполнил свой долг до конца, что он исполнил все любые клятвы.

— Что ты говоришь… — шептала Лютиэн. Она уже не желала слышать новых слов, она желала благословенной тишины, но произнесённые вслух слова больше не могли покинуть её сердца. Одиннадцать эльдар расстались с жизнью ради того, чтобы она обрела своё невиданное счастье. Один из них был её близким родственником. У этих одиннадцати остались родные и дети. У Финрода остались брат, племянница и младшая сестра. Галадриэль. Лютиэн до боли стиснула кольцо в ладони, поднесла кулак ко лбу и вдруг разрыдалась.

Больше они не проронили ни слова. Сидя у костра, оба молча глядели в огонь. По щекам Лютиэн беспрерывно текли тихие слёзы, трепещущее сердце рвалось из груди. Но вот она ощутила на плече крепкую ладонь, дыхание Берена коснулось её виска.

— Если бы я мог облегчить твою боль, моя прекрасная звезда, я бы сделал всё.

— Тогда не оставляй меня, только не оставляй меня, — прошептала она. Его объятия стали крепче, и она сама была рада укрыться и навсегда забыться в них.

Тропа написанной судьбы легла под их ноги; невидимый, но провозглашённый Рок вновь устремился к давно предрешённому концу.