Стереть твой номер (гет)

Тренажерный зал встретил их троицу гулким эхом и запахом железа. Люмин чувствовала себя немного странно, стоя между своим парнем, который выглядел так, будто его привели сюда под дулом пистолета, и тренером, который сиял, как начищенный самовар.

— Итак, команда! — бодро объявил Тарталья, хлопнув в ладоши. — Поскольку у нас пополнение, сегодня начнем с основ. Разминка, затем пройдемся по базовым упражнениям на основные группы мышц. Люмин, ты уже знаешь программу, можешь начинать с легкого кардио на дорожке. А мы с нашим новичком…

— Я не новичок, — ледяным тоном прервал его Скарамучча, скрестив руки на груди. Он был одет в свободные черные джоггеры и черную футболку, которые, впрочем, не могли скрыть, что его телосложение было скорее изящным, чем атлетичным. — Я читал про биомеханику движения больше, чем ты за всю свою жизнь, Аякс. Просто покажи, где у вас тут гантели, и не мешайся под ногами.

Люмин с дорожки бросила на него умоляющий взгляд. Тарталья на секунду замер, а затем на его лице появилась до боли профессиональная и терпеливая улыбка.

— Как скажешь, — он развел руками. — Только потом не жалуйся, если что-то потянешь. Безопасность прежде всего. Стойка с гантелями вон там. Начни с небольшого веса.

Скарамучча фыркнул, но подчинился. Он подошел к стойке, демонстративно проигнорировал легкие гантели и взял те, что выглядели посолиднее. Просто чтобы доказать, что он не слабак. Он уселся на скамью и начал делать жим гантелей сидя, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица.

Тем временем Тарталья подошел к Люмин, которая как раз закончила разминку.

— Так, сегодня усложним задачу, — сказал он, подбирая с пола нетяжелый прорезиненный блин от штанги. — Приседания с весом. Держи его перед собой вот так, на уровне груди. Спина прямая, таз отводишь назад, будто садишься на невидимый стул. Давай, попробуй.

Люмин взяла блин и под его руководством начала выполнять упражнение.

— Ниже… еще чуть-чуть… вот, идеально! Чувствуешь, как работают мышцы? Отлично, Люмин, продолжай в том же духе!

Скарамучча, пыхтя под весом гантелей, которые оказались тяжелее, чем он рассчитывал, невольно косился в их сторону. Его раздражал бодрый голос Тартальи. Раздражало, как легко и профессионально тот отдает команды. Раздражало, что Люмин слушает его с таким вниманием.

Он сделал очередной жим, и его взгляд снова метнулся к ней. Она как раз опускалась в глубокий присед, сосредоточенно закусив губу. Черные леггинсы идеально обрисовывали ее фигуру. И в тот момент, когда она начала подниматься из нижней точки, его взгляд невольно зацепился за то, как аппетитно и округло выглядит ее пятая точка.

Мысли в его голове мгновенно переключились с «биомеханики» на нечто куда более приземленное. Он представил…

ГРОХОТ!

Оглушительный звук металла, ударившегося о прорезиненный пол, эхом разнесся по всему залу. Люмин и Тарталья одновременно обернулись.

Картина была маслом: Скарамучча сидел на скамье с абсолютно ошарашенным видом, глядя на гантелю, которая лежала у его ног. Вторая гантеля все еще была у него в руке, но он, кажется, забыл о ее существовании. Его лицо за долю секунды сменило цвет с бледно-сосредоточенного на пунцово-смущенный.

— Скара, ты в порядке?! — первой подбежала к нему Люмин, ее лицо выражало неподдельное беспокойство. — Ты не ушибся?

— Я в порядке! — рявкнул он, слишком громко и резко. — Просто… рука соскользнула. Дурацкое покрытие у гантели, скользкое.

Тарталья подошел неторопливо, с трудом сдерживая улыбку, которая так и рвалась наружу. Он прекрасно видел, куда именно смотрел Скарамучча в момент «аварии». Он поднял гантелю, профессионально осмотрел ее и пол.

— Вроде все целы, — констатировал он с серьезным видом. Затем он посмотрел прямо в глаза Скарамучче, и в его взгляде плясали черти. — Может, все-таки возьмем вес поменьше? И сконцентрируемся на технике. В зале, знаешь ли, главное — концентрация. Чтобы ничего не отвлекало.

Последние слова он произнес с особым нажимом, глядя Скарамучче прямо в душу.

Тот почувствовал, как у него горят уши. Он был пойман. Пойман самым унизительным образом. Он бросил на Тарталью испепеляющий взгляд, полный невысказанных угроз, но спорить не мог. Люмин смотрела на него с такой искренней тревогой, что устраивать сцену было бы верхом идиотизма.

— Давай сюда свои легкие погремушки, — процедил он сквозь зубы, протягивая руку.

Тарталья с широчайшей улыбкой победителя протянул ему гантели вдвое легче. Люмин с облегчением вздохнула. Кажется, Скарамучча наконец-то прислушался к совету профессионала.

Скарамучча с мрачным видом принялся за упражнения с «погремушками», которые вручил ему ухмыляющийся Тарталья. Он делал сгибания на бицепс, и каждое движение было наполнено сдержанной яростью. Он ненавидел чувствовать себя некомпетентным. А еще больше он ненавидел, что Тарталья видел его слабость.

Тем временем «тренер» вернулся к своей основной подопечной.

— Так, с приседаниями разобрались, теперь выпады, — бодро объявил Тарталья, словно и не было никакого инцидента. — Отличная штука для ног и ягодиц. Возьми вот эти гантели, — он указал на пару совсем легких, — и встань здесь, боком к зеркалу. Так тебе будет лучше видно технику.

Люмин послушно взяла гантели и встала на указанное место. Оно было всего в нескольких метрах от скамьи, на которой сидел Скарамучча. Она видела в зеркале и себя, и его насупленное отражение на заднем плане.

— Исходное положение: ноги вместе, спина прямая, — командовал Тарталья, вставая чуть сбоку от нее, чтобы контролировать процесс. — Теперь делаешь широкий шаг вперед и сгибаешь оба колена под прямым углом. Важно, чтобы переднее колено не выходило за носок. Смотри в зеркало, контролируй положение. Давай.

Люмин сделала шаг. Тело качнулось, теряя равновесие.

— Оп, держи баланс! — тут же отреагировал Тарталья. — Мышцы кора напряги.

Она сосредоточилась, глядя на свое отражение. Шаг, присед, возврат в исходное положение. Снова шаг, но уже другой ногой. Мышцы горели, но она старалась, пытаясь поймать ритм и равновесие. Она была так увлечена процессом и отражением в зеркале, что совершенно не замечала взглядов.

А взгляды были. Скарамучча, опустив свои «погремушки», не сводил глаз с зеркала. Но смотрел он не на себя. Он видел Люмин — сосредоточенную, закусившую губу, с прядями волос, выбившимися из хвоста. Он видел, как подрагивают ее ноги от напряжения. И он видел Тарталью.

Тот не сводил с нее взгляда. Его поза была абсолютно профессиональной — руки скрещены на груди, взгляд сфокусирован, он оценивал каждое ее движение. Но Скарамучче казалось, что в этом взгляде слишком много… внимания. Слишком много одобрения. Особенно, когда Тарталья чуть заметно улыбнулся, видя, как Люмин наконец поймала ритм.

— Отлично, Люмин, очень хорошо получается! — похвалил он ее. — Только таз не заваливай в сторону. Держи его ровно.

Он сделал шаг и легко, почти невесомо, положил ладони на ее бедра, чуть корректируя их положение.

— Вот так. Чувствуешь? Корпус стабилен.

Это было абсолютно невинное прикосновение. Люмин даже не вздрогнула, полностью поглощенная упражнением. Но для Скарамуччи это стало последней каплей.

Он с тихим, но отчетливым стуком поставил свои гантели на пол и поднялся. В два шага он оказался рядом с ними.

Люмин как раз завершала очередной выпад и, увидев его отражение прямо за своей спиной, удивленно замерла.

— Кажется, у нее проблемы с балансом, — произнес Скарамучча ледяным тоном, глядя не на Люмин, а прямо на Тарталью поверх ее головы.

Тарталья убрал руки и отступил на шаг, его лицо оставалось непроницаемо-дружелюбным.

— Для второго занятия у нее отличный прогресс. Это нормально.

— Нормально — это когда тело работает как единый механизм, — продолжил поучительным тоном Скарамучча, демонстративно игнорируя тренера и обращаясь к отражению Люмин в зеркале. — Ты слишком концентрируешься на ногах и забываешь про верхнюю часть тела. Центр тяжести смещается. Попробуй держать лопатки сведенными. И не смотри под ноги, взгляд прямо перед собой.

Он говорил быстро, уверенно, явно желая продемонстрировать свое интеллектуальное превосходство. Люмин растерянно смотрела то на его отражение, то на Тарталью. Она совершенно запуталась. Тарталья выслушал эту лекцию с вежливой улыбкой.

— Спасибо за ценный совет, — сказал он ровно, и в его голосе прозвучали стальные нотки. — Но, пожалуй, программу тренировок для своего клиента я составлю сам. Это моя работа, — он снова повернулся к Люмин, полностью выключая Скарамуччу из их пространства. — Не отвлекайся, звездочка. Давай еще по восемь повторений на каждую ногу. Ты отлично справляешься.

Люмин, чувствуя на себе два прожигающих взгляда, с трудом закончила свой подход. Ее ноги дрожали не столько от усталости, сколько от нервного напряжения. Она поставила гантели на пол и выпрямилась, не решаясь посмотреть ни на одного из своих «тренеров».

Скарамучча все еще стоял за ее спиной, скрестив руки на груди, с видом профессора, принимающего экзамен у нерадивого студента.

Тарталья, выдержав театральную паузу, с улыбкой хлопнул в ладоши.

— Отлично, Люмин! Просто блестяще! А теперь — заслуженный отдых. Попей воды, походи, восстанови дыхание. А я пока займусь нашим… энтузиастом.

Он повернулся к Скарамучче, и его улыбка стала шире, но глаза при этом совершенно не смеялись.

— Раз уж ты так хорошо разбираешься в теории, — начал Тарталья обманчиво-дружелюбным тоном, — я уверен, ты не откажешься от небольшого практического теста. Давно хотел опробовать одну связку на ком-то с… продвинутым пониманием процесса.

Скарамучча прищурился. Он почувствовал подвох, но отступать было уже поздно. Отказаться — значило признать поражение перед Люмин.

— Валяй, — бросил он с вызовом.

— Прекрасно! — обрадовался Тарталья. — Это будет весело. Нам понадобится вот этот тренажер.

Он подвел Скарамуччу к блочному тренажеру с двумя рукоятками — кроссоверу. Люмин, с любопытством наблюдавшая за этим со стороны, видела, что Тарталья чувствует себя как рыба в воде.

— Упражнение называется «сведение рук в кроссовере». Работают грудные мышцы. Казалось бы, все просто, — Тарталья с легкостью выставил минимальный вес. — Но весь фокус, как ты правильно заметил, встабильности корпуса.

Он встал в центр тренажера, взял рукоятки и продемонстрировал движение: корпус чуть наклонен вперед, спина идеально прямая, руки, слегка согнутые в локтях, мощным, контролируемым движением сводятся перед грудью.

— Видишь? Никаких рывков. Только чистое, изолированное сокращение мышц, — он отпустил рукоятки. — Твоя очередь.

Скарамучча подошел к тренажеру с видом человека, которому сейчас предстоит обезвредить бомбу. Он взялся за рукоятки. Вес был смехотворно маленьким, но рукоятки тянули в разные стороны, заставляя напрягать мышцы-стабилизаторы, о существовании которых он и не подозревал.

— Так, корпус чуть вперед. Спину не горби! — тут же скомандовал Тарталья, его голос стал жестким и профессиональным. — Лопатки сведи, как ты и советовал Люмин.

Скарамучча стиснул зубы и попытался выполнить движение. Получилось дергано и неуклюже.

— Стоп! — немедленно остановил его Тарталья. — Ты тянешь плечами. Грудные не работают. Расслабь плечи. Представь, что хочешь обнять огромное дерево.

Скарамучча бросил на него испепеляющий взгляд. «Обнять дерево»?! Что за идиотские метафоры? Он попробовал еще раз. И еще. Движение никак не давалось. Теория в его голове никак не хотела превращаться в практику.

— Ладно, — вздохнул Тарталья с наигранным сочувствием. — Видимо, нейромышечная связь пока не установлена. Попробуем кое-что другое. Гораздо проще. Планка.

— Я засеку, — с предвкушением в голосе сказал Тарталья, доставая телефон. — Люмин в первый раз простояла сорок семь секунд. Уверен, ты, с твоим-то знанием биомеханики, легко перебьешь ее результат.

Это был удар ниже пояса. Теперь он соревновался не просто с Тартальей, а с результатом Люмин. И проиграть ей на ее же глазах было бы верхом унижения. Он молча, с мрачной решимостью, принял упор лежа.

— Время пошло! — объявил Тарталья.

Люмин подошла поближе, с искренним любопытством глядя на секундомер.

Первые десять секунд Скарамучча стоял неподвижно, как гранитная скала. На двадцатой его руки начали мелко подрагивать. Он стиснул зубы, глядя в пол. Он слышал собственное сбившееся дыхание и тиканье воображаемых часов в голове.

«Сорок семь секунд… Сорок семь секунд…»

На тридцать пятой секунде его тело начало вибрировать. Мышцы горели адским огнем.

— Дыши! Не задерживай дыхание! — весело скомандовал Тарталья. — Лопатки! Не забывай про лопатки!

Скарамучча мысленно проклял и Тарталью, и его лопатки.

Сорок. Сорок одна. Сорок два.

Он чувствовал, как его вот-вот сломает пополам. Он бросил быстрый взгляд на Люмин. Она смотрела на него с таким сочувствием и одновременно восхищением, что это придало ему сил на последний рывок.

Сорок шесть. Сорок семь. Сорок…

БУХ!

Он рухнул на коврик, тяжело дыша, не в силах пошевелиться. Тарталья посмотрел на секундомер.

— Сорок восемь секунд! — торжествующе объявил он. — Поздравляю! Ты побил рекорд новичка! Всего на одну секунду!

Он протянул Скарамучче руку, чтобы помочь подняться, с самой широкой и невинной улыбкой на лице. Скарамучча оттолкнул его руку и с трудом поднялся сам. Он был полностью разбит. И физически, и морально. Он победил, но эта победа ощущалась как сокрушительное поражение.

Люмин смотрела на него, разрываясь между желанием посмеяться и пожалеть. А Тарталья, одержав тактическую победу, окончательно утвердил свой авторитет.

Тренировка близилась к своему логическому завершению. После серии упражнений, в которых Скарамучча то терпел поражение, то одерживал сомнительную победу, он окончательно выбился из сил. Его идеальная теоретическая подготовка разбилась о суровую реальность физической нагрузки. Каждая мышца ныла, а на лбу выступил холодный пот.

Люмин, наоборот, чувствовала себя прекрасно. Легкая усталость была приятной, а похвалы Тартальи, который отмечал ее быстрый прогресс, придавали уверенности. Она с удивлением замечала, что ей действительно нравится эта атмосфера, нравится чувствовать свое тело сильным.

Последним этапом была растяжка. Они втроем расположились на ковриках. Люмин легко выполняла знакомые упражнения, Скарамучча с мрачным видом пытался повторить за ней, но его неразогретые и уставшие мышцы протестовали. Тарталья, как мудрый наставник, ходил между ними, давая короткие советы.

— Не тяни рывками, Скара, — спокойно заметил он. — Дыши глубже и на выдохе плавно увеличивай амплитуду. Ты же не хочешь завтра ходить, как железный дровосек.

Скарамучча бросил на него испепеляющий взгляд. Он ненавидел, когда ему указывали, что делать. Особенно он ненавидел, когда это делал Тарталья. И особенно — когда тот был абсолютно прав.

Он стиснул зубы и попытался наклониться ниже, но тело не слушалось. Рядом Люмин с легкостью сложилась почти пополам. Это было последней каплей. Он резко выпрямился, прерывая упражнение.

— Всё, с меня хватит, — бросил он, поднимаясь на ноги. Его голос был резок и холоден.

Люмин и Тарталья удивленно посмотрели на него.

— Мы еще не закончили, — сказала Люмин. — Осталось еще пара упражнений…

— Я закончил, — отрезал Скарамучча. Он подошел к скамейке, где лежали его вещи, и начал с преувеличенной небрежностью стягивать с себя футболку, пропахшую потом. — Вся эта ваша беготня и тягание железок — для слабаков, которым больше нечем заняться. Пустая трата времени и сил.

Люмин растерянно моргнула. Еще полчаса назад она была уверена, что ему, пусть и со скрипом, но понравилось соревноваться.

— Но… ты же сам говорил про биомеханику, про пользу для тела… — пролепетала она.

— Теория и эта примитивная практика — разные вещи, — он натянул свою чистую толстовку. — Я получил всю необходимую информацию. Проанализировал. Сделал выводы. И мой вывод таков: мне здесь больше нечего делать. Это скучно и однообразно.

Он говорил это, глядя куда-то в сторону, избегая их взглядов. Это была его защитная реакция — обесценить то, что у него не получилось, выставить себя выше этого.

Тарталья молча наблюдал за ним, скрестив руки на груди. Он все прекрасно понимал. Он видел, как уязвленное эго Скарамуччи отчаянно ищет способ сохранить лицо.

— Я больше не приду, — заявил Скарамучча, теперь уже глядя прямо на Люмин. В его голосе не было злости, только холодная, окончательная констатация факта. — Но ты можешь ходить, если тебе так нравится.

Он бросил быстрый, полный яда взгляд на Тарталью, схватил свою сумку и, не сказав больше ни слова, направился к выходу из зала.

Люмин растерянно смотрела ему вслед. Радость от тренировки мгновенно испарилась, сменившись тревогой и обидой.

— Я… я не понимаю, — тихо сказала она, поворачиваясь к Тарталье. — Что я сделала не так?

Тарталья вздохнул и сел на коврик рядом с ней. Его обычная беззаботная улыбка исчезла, сменившись серьезным и немного уставшим выражением.

— Ты ничего не сделала не так, Люмин, — сказал он спокойно. — Просто… он не умеет проигрывать. Особенно когда ему кажется, что он проигрывает в твоих глазах, — он посмотрел на дверь, за которой скрылся Скарамучча. — Он пришел сюда не тренироваться. Он пришел сюда, чтобы доказать, что он лучше. А когда понял, что в этой игре правила устанавливаю не я, и даже не он, а просто физика и выносливость… то решил просто выйти из игры. Проще объявить игру глупой, чем признать, что ты в ней не самый сильный игрок.

Люмин молчала, переваривая его слова. Она чувствовала себя виноватой, хотя и не понимала, в чем именно. Ей было жаль, что ее новое увлечение стало причиной такого конфликта.

— Не переживай из-за него, — мягко сказал Тарталья, видя ее расстроенное лицо. — Дай ему остыть. Он тот еще упрямый баран. Но он вернется. Не в зал, так к тебе. А пока… давай закончим растяжку. Нельзя бросать на полпути, правда?

Он ободряюще улыбнулся ей. И Люмин, хоть и с тяжелым сердцем, кивнула. Она не знала, чем закончится этот день, но понимала одно: ее отношения со Скарамуччей были похожи на хождение по минному полю, и она только что случайно наступила на одну из мин.