Черный рассвет (джен)

В глубь земную бежали они,

Избегая света.

В вечной Тьме искали они

Тех, кто прежде их направлял,

И нашли добычу свою,

Бога своего, их предавшего:

Спящего дракона Думата. Скверна их

Пропитала порчей даже ложного бога, и шептавший вкрадчиво

Пробудился, охваченный болью и ужасом, и повел их

Сеять смерть и раздор средь народов мира:

Первый Мор.

Где света нет, там торжествует тьма.

Погребальные песни 8:7

В покоях Архонта пахло гнилью и эмбриумом. Нестерпимо резкая вонь. Цертин прикрыл нос и рот рукавом, чтобы не вдыхать ее. Благовония в золотых чашах тлели, испуская лиловый дым, но от них становилось только хуже. К гнили и приторным цветам примешивался горький запах южной полыни.

Архонт Декратий лежал в постели под плотным багровым пологом. Сложно было разглядеть, спит ли он. Жив ли он вовсе? Цертин подошел к самому краю кровати и облегченно выдохнул: впалая грудь едва заметно вздымалась.

— Кто здесь? — слабо прошептал Архонт. Цертин невольно вспомнил судьбу каждого владыки Неромениана со времен постройки Тенебриса. Доля Декратия Игниса мало чем отличалась. Такой же несчастный не-мертвец, слишком важный, чтобы позволить ему упокоиться. Архонт слепо протянул к Цертину руки. — Это ты, Лукан? Нет, шаги слишком громкие. Вер. Ты наконец приехал. В Нессе совсем скучно? А я… Я и твоя сестра так тебя ждали.

— Нет, мой Архонт. Командор Альвиний… — Цертин запнулся. Что он мог сказать человеку, оплакивавшему Верилия, точно собственного сына, и теперь забывшему о самом факте его смерти? Ненеалей был прав: у Сената не оставалось времени на ожидание. Архонт должен был назвать наследника, пока разум хотя бы отчасти оставался при нем. Уважение к Архонту также не позволяло Цертину солгать. — Командор Альвиний пал при штурме крепости Эонар в восемьсот первом году от основания Империи. Его не может быть здесь.

Декратий хрипло рассмеялся.

— Не играйте со мной, Данарий. Верилий должен быть в столице, когда меня не станет. Позовите магистра Альвиния. Я хочу сообщить ему имя наследника прежде, чем Магистерий налетит на меня.

Цертин сглотнул. Ему было жаль старика. Без большинства своих регалий, в окружении врагов и заговорщиков, Игнис отчаянно цеплялся за тех, кого считал семьей. Все они, кроме Адрианы, были мертвы. Болезнь стерла воспоминания об их смерти. В некотором роде это было даже милосердно. Но сколько же проблем создавало подобное милосердие! Цертин запоздало подумал, что, возможно, стоило рассмотреть предложение сенаторов более тщательно. Может, так было бы проще? Он не хотел оказаться марионеткой своры политиканов, но с каждым днем становилось все более ясно: Декратий Игнис не просто умирал — он терял рассудок. А это существенно ограничивало пространство для маневра, и что куда важнее — ставило под удар всю Империю. Но Цертин все еще надеялся на этого некогда великого человека. Верил, что Архонт в состоянии сам определить будущее государства. И поэтому предложил:

— Мой Архонт, вы могли бы сообщить имя мне…

— Цертин, прошу тебя как верного генерала — сделай хоть что-то полезное. Позови Лукана, — Архонт поморщился от боли. — И подай мне эмбриум.

Плотнее натянув перчатки, Цертин взял с прикроватного столика чашу с лекарством, сел на кровать и приподнял голову Архонта, чтобы ему было удобнее пить. Сделав несколько жадных глотков, Архонт поежился в руках Цертина и откинулся на подушки.

Тот отметил, что на перчатках осталась черная слизь.

— Мой Архонт, разрешите спросить… — Цертин растер слизь по непроницаемой коже перчаток. — Вы ведь помните, что магистр Лукан Альвиний уже неделю как мертв? Сенат ожидает от вас выбора. В противном случае нам придется принимать его самим.

Архонт дергано замотал головой.

— И все-таки ты слишком властолюбив. После всего… Я отдал тебе Адриану. Позволил забрать Кварин и Вирантий. Тебе все мало.

— Мне не нужен трон, мой Архонт, — честно признался Цертин. — Мне нужно лишь имя. Облегчите Сенату принятие решения. Назовите своего наследника, и мы вас больше не побеспокоим.

Не поднимая головы с пропитавшийся потом подушки, Архонт посмотрел куда-то за спину Цертина. Серебристая поволока на его глазах не оставляла сомнений — он был слеп. И все же он пытался разглядеть что-то в полумраке покоев.

Молчание продолжалось несколько минут, однако Цертин терпеливо ждал. Ему некуда было спешить до полудня и следующего заседания Сената, обещавшего быть весьма хаотичным, если Игнис не заговорит. Ведь тогда нужно будет представить Кинтаре и остальным компромиссного кандидата. А его у Цертина все еще не было.

— Ступайте, генерал Данарий, — вдруг сказал Архонт неожиданно бодрым и ровным тоном. — Я должен переговорить с Императором легионов.

Подобное заявление удивило Цертина. Император Ишал был еще в пути. В последний раз, когда с ним получилось связаться, он находился в порту Эмерия и ожидал корабль. Однако это была первая более или менее здравая мысль Архонта за весь их разговор. И она в самом деле могла решить проблему. Ишал был не слишком благородным по крови, но достойным человеком, умелым полководцем и снабженцем, сочетая лучшие качества Сетия Амладариса и Лукана Альвиния. А еще он был довольно неприметен. Им не так часто восхищались в столице. В его честь не воздвигали памятников. Он не имел вкуса к власти, но исправно служил Империи. И это делало его если не возможным кандидатом, то хотя бы беспристрастным советником. Стоило попросить его поторопиться.

— Как прикажете, мой Архонт, — Цертин поклонился, обернулся и замер. В дальнем углу покоев, у распахнутого окна, кто-то стоял. Высокий, почти гигантский силуэт, чем-то отдаленно походивший на оскверненного Мастера Огня. Один из предателей в самом сердце Минратоса?

Не отводя взгляд и даже не моргая, Цертин направился к тени, сплетая в правой ладони парализующий сигил. Силуэт не двигался, только едва скрывался за занавесками, когда их колыхал ветер.

Запах гнили усиливался. Казалось, протяни руку — и почувствуешь под пальцами мертвую плоть. Слизь, гной, кровь…

Глаза заслезились, Цертин моргнул, и все исчезло. Развевались на ветру занавески, горели жаровни, отбрасывая незамысловатые тени. Той самой — зловонной и вытянутой — не было. Простое наваждение? Последствия бессонных ночей в холодной, пустой постели? Чей-то продуманный морок накануне важного заседания? Цертин не знал. Внутренний голос, взрощенный в столичных кулуарах и далеких военных лагерях, яростно советовал не оставлять Архонта в одиночестве.

Пройдя к дверям покоев, Цертин негромко позвал двух чародеев из своей личной стражи.

— Охраняйте Архонта, — за спиной вновь раздалось неразборчивое бормотание. Цертин не показал отвращения и жалости. — Если кто-то из сенаторов изъявит желание навестить его, немедленно сообщите мне.

Стражи ответили поклоном и закрыли за Цертином двери покоев.

Все было не так уж безнадежно. По крайней мере, Архонт был готов к диалогу с Императором легионов.

* * *

Декратий ничего не видел, но очень хорошо различал звуки. Шипение эфирных масел на углях. Звон лириума. Свист ветра за окном. Дыхание Сетия. То самое, которое он бы не спутал ни с чьим. Спокойное, уверенное дыхание смерти.

Сетий сел на кровать и приложил слишком длинные, неестественные для человека пальцы к его горячему лбу. Рукава жреческой мантии зашелестели в непроглядном мраке.

— Ты совсем плох, — расстроенно выдохнул друг. — Тебе стоило согласиться тогда, в Бариндуре. Все сложилось бы иначе.

— Я сделал выбор, — твердо, без сожаления сказал Декратий. Дернулся, пытаясь убрать ладонь со лба. — Лукану ты не дал и этого.

Сетий потянулся. Вновь раздался шелест. К губам Декратия прижался край чаши. Теплый. Эмбриум подавался холодным.

— То, что произошло между мной и Луканом — жестокая случайность. Я приходил к нему поговорить, — Сетий настойчивее надавил чашей на губы и подбородок. — Ну же. Это спасет тебя. Спасет Империю.

— Мне казалось, что ты видишь спасение Империи в моей гибели, — Декратий попытался отползти на другой край кровати, но Сетий удержал его. Провел когтями по исхудавшему предплечью. — Ты ненавидел меня, Сетий. А теперь вдруг собрался лечить?

— Я до сих пор ненавижу того, кто пришел в Бариндур, чтобы сразить меня. Но ты не имеешь к нему отношения. Ты все еще мой друг. Тот, с кем я прошел пустоши Юга. Тот, кто вдохновлял меня и поддерживал на пути к власти. Тот, кому я принес клятву на крови. Я верен этой клятве, — дыхание Сетия приблизилось, зазвучало словно внутри головы. Декратий понимал, что он совсем близко. Источник яда и спасительной смерти. — Выпей. Присоединяйся ко мне. Я знаю, как мы могли бы вернуть Лукана. Но только не в этот слабый мир. Мы укрепим Империю, и тогда…

— Я устал, старый друг, — перебил его Декратий. Боль возвращалась, постепенно отвоевывала себе остатки некогда крепкого тела. — Уверен, что и Лукан тоже устал. Я не знаю, что ты задумал на самом деле и чем еще окажешься готов пожертвовать, но… Империя должна остаться, Сетий. Несмотря ни на что. Кто будет сидеть на троне и кого будут называть богами — не столь важно. Правители и боги меняются. Но Тевинтер… Обещай мне, что Империя выстоит.

Декратий сам вцепился в Сетия. Он и так был уже давно мертв, потому не боялся заразиться. Не испугался, когда лба коснулись сухие, покрытые коростой губы.

— И кто же возглавит ее, если не мы? — прошептал Сетий. — Я бы поставил свои виноградники в Цириане на Цертина Данария. Славный вышел генерал. Не без изъянов, но кто в наше время идеален? А еще на трон стремится Партениан. Как по мне, уж лучше сразу отравить всех скверной, чем позволить ему править.

Декратий улыбнулся. Боль куда-то уходила. Словно Лукан лежал рядом и таким привычным, желанным касанием, избавлял его от всех бед. Вот бы это оказалось правдой…

— Еще есть Верилий, — Декратий поддержал разговор и почувствовал, что его наконец отпустили. Сетий мерял шагами спальню. — Я верю в него и в Адриану. Моих детей… Знаешь, Сетий, все-таки у меня есть семья. Ты подарил мне ее, вытащив Лукана из-под удара цириан. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за это, мой друг. И никогда не смогу простить.

— И не стоит, Декратий. Я не ищу твоего прощения за то, что считаю правильным. Совсем как ты, — голос Сетия затихал, а телу становилось все легче. Возвращался контроль над даром, ясность движений и мыслей. Слепота… отступала. Словно Декратий вновь находился в окружении, и кто-то дерзкий пришел на помощь. Прорвал. Спас. Но что-то по-прежнему держало его прикованным к постели в полной власти Сетия. Декратий вновь почувствовал его рядом. Почувствовал теплую, густую кровь, затекающую в глотку. — Я обещаю тебе. Все, чего бы ты ни попросил. Все, чего ты боишься даже пожелать. Империя. Семья. Все, что…

«Декратий».

Тьма вспыхнула тысячей тысяч звезд. Они закружились, замерцали и пали к его ногам, сотворив сияющий океан. В одинокой лодке, плывущей по нему, Декратий был не один. Ни Сетия, ни лириума, ни ветра, сотрясавшего Минратос, он уже не слышал. Только водяные змеи пели у бортов.

Под капюшоном Перевозчика сверкнули любимые глаза.

* * *

Два шага вперед и поворот в левый коридор. Еще десяток шагов. Тупик. Пойти назад, зажимая растерзанный бок.

Лерноуд старался не думать о том, сколько крови они уже потеряли.

— Куда мы идем, Лерноуд?

Правый коридор был уже, но стены хранили следы обработки. В некоторых местах рука натыкалась на остатки древней мозаики. В темноте сложно было разглядеть мотив, но Лерноуд догадывался, что та изображала аравели и изначальных галл — ее излюбленный мотив.

— В безопасное место. Мы уже близко, милая, — воодушевленно сказал он Адриане. — Потерпи совсем немного.

Она кивнула в ответ. Лерноуд чувствовал, что Адриана едва держится в сознании. Они шли совместными усилиями, распределяя контроль над слабеющим телом. Слишком медленно. Нарастающая Песня в голове означала, что твари уже близко.

На середине коридора, когда продвигаться пришлось боком, Лерноуд уловил движение с оставленной ими стороны. Просто затаиться и подождать, пока тварь уйдет, они не могли. Запах крови выдавал их. И совсем не вовремя на поясе замерцал связующий кристалл.

Дико заревев, тварь побежала в их сторону. Узость прохода могла выиграть им минуту — и поймать в ловушку.

«А если в конце нет прохода?»

Мысль не его — Адрианы. Отчаянная, заразительная. Но хотя бы один из них не имел права сомневаться. Лерноуд протискивался вперед. Пришлось отнять ладонь от раны на боку; кровь выходила толчками. Тусклый, едва заметный свет ослепил, словно солнце. Дверь. Это была дверь в лабораторию. Гилан’найн взирала бесстрастно с золотой облицовки.

— Давай, милая, приложи руку. Она почувствует кровь элвен.

Рев твари был уже близко, когда кровь Адрианы коснулась двери — и тут же впиталась в нее, не оставив следа.

Завалившись внутрь, Лерноуд прислонился к двери с обратной стороны, закрывая проход перед самой мордой твари.

Здесь было почти уютно. Помещение успело оживить системы подачи воздуха и света. От колонн, увитых узорами галловых рогов, исходило тепло.

— Я же говорил, — выдохнул Лерноуд и потащил их тело к шкафу с лекарствами.

Добрался за три шага: лаборатория была небольшой. Точно не одной из главных. Слишком уж узок был ведущий к ней тоннель — и слишком мало коек для подопытных. Он старался не смотреть на барельефы. К чему сейчас пугать Адриану откровениями прошлого? Им нужна была повязка и спирт. Что-нибудь, чем можно прижечь рану.

— И что ты собрался прижигать? Мы потеряли столько крови, что…

Лерноуд оборвал ее, прикусив язык, и вернулся к изучению склянок. Они продолжали истекать кровью, но тело еще могло справиться. Разумеется, Адриана не могла это чувствовать, но он знал это наверняка.

Проблема была в другом. Кровь осквернилась — достаточно, чтобы убить, но слишком мало, чтобы дать шанс на перерождение. Без силы и воли к жизни тело могло не выдержать заразы. Им в любом случае придется выбирать между смертью и превращением. Лерноуда это не устраивало.

Он достал из шкафа наполовину истлевший бинт и склянку с обеззараживающим средством. Завалился на ближайшую койку и попытался оголить бок.

Адриана взвыла.

— Потерпи еще немного, — попросил Лерноуд, все же расстегивая мантию и забираясь под рубашку. О врачевании он знал мало. Не любил наблюдать за врачами — особенно за теми, кто исследовал скверну в Элвенане. Сейчас сожалел и завидовал Духам Мудрости.

Холодная жидкость полилась на рану, и Адриана вновь завопила. Алые капли стекали на пол и уходили в камень. Это нравилось Лерноуду еще меньше, чем работающий воздуховод.

Среди колонн что-то мелькнуло. Черная тень, затем белая. За ними шли две до одури знакомые фигуры.

— Когда он придет? — Гилан’найн взволнованно вырисовывала защитные сигилы на колоннах. Лерноуд узнал формулу. Она предназначалась для защиты от своих. Чистая кровь элвен активировала бы ловушки.

— Он сейчас в Пределе. Эльгар’нан задержит его на несколько лет. Но вряд ли ты везде успеешь.

— Значит, я могу успеть? — она обернулась к Диртамену, ловя меланхоличный взгляд.

— Я и Фалон’Дин будем последними. В Арлатане, через десятилетие. Джун и Силейз сразу перед нами. Они попытаются сбежать, но у них ничего не выйдет. Тебя усыпят через три года от этого дня. — Обман сел ему на плечо. — Как я уже говорил, у нас нет никакого выбора. Чтобы иметь возможность вернуться и править, сейчас мы не должны ему мешать.

— Я помню, — Гилан’найн оперлась о стол и опустила голову. Лерноуд никогда не видел ее настолько уставшей. — И, допустим, я согласна. Что дальше? После того, как мы окажемся в заточении?

— Понадобится исполнитель, — Диртамен подошел и встал над Адрианой. Смотрел в упор на нее, хоть и не мог видеть. — Инструмент, если тебе угодно. Такой, какого бы не сдерживала клетка Волка.

— Если ты прав, то чистокровный элвен нам не подойдет. Солас наверняка наложит ограничения, ослабит Народ.

— Ты не видела тех жалких тварей, что придут на наше место. Я им даже кормление воронов не доверю, не то что наше освобождение. Их роль проста — стать сосудами или привести нас к сосудам, — Лерноуд с ужасом вспомнил бессвязный лепет Грация Альса. — Но не более того.

— Ты, верно, не уловил мысль, Диртамен. Наша кровь в инструменте определенно нужна. Но зачем же создавать чистокровную особь? Полукровки будет вполне достаточно, чтобы исполнить нашу волю и при этом не попасться Волку. Однако тебе это уже известно, не так ли? К чему эта игра?

— Я не ошибся в тебе, Гилан, — Диртамен улыбнулся, протянул руку и погладил Адриану по щеке. — Ты та, кто мне нужен.

Видение пропало, и Лерноуду все стало ясно. Весь план Диртамена обрел стройный вид. Сдаться в плен, чтобы не быть убитыми толпами рабов. Оставить свою служанку, чтобы та дожила до сотворения новой цивилизации, соблазнила человека и зачала полукровку. Элвен ослабли из-за Завесы, но на людей это не распространялось. Они могли прорвать ее, войти в Тень физически и достичь тюрьмы. А полукровка должен был привести вселившихся в них эванурис назад неоскверненными. Сквозь все защитные барьеры, которые его попросту не видят. Но сосуды заразились от тех, кого должны были спасти. И все пошло не по плану. Теперь эванурис оставались только…

— Драконы, — с ужасом осознания прошептала Адриана. — Они хотят наших Богов.

«Правильно, змейка, — довольно сказала Тишина. — Ты все верно поняла».

— Надо выбраться, — Адриана попыталась встать, но Лерноуд удержал тело на постели. — Я должна предупредить Цертина.

— Или мы просто позволим Корифею осквернить драконов, — предложил Лерноуд. — Позволим — и никогда не выпустим их с Троп. Пусть гниют во тьме, как и эванурис в своей тюрьме. Мы выберемся, обещаю. Но сначала надо побороть заразу.

— Ты знаешь, как?

Лерноуд кивнул и на всякий случай лишил Адриану контроля над позвоночником.

— Мы примем еще скверны. Совсем немного. Это позволит восстановить потерянную кровь, а как доберемся до поверхности — выпьем смолу и излечимся.

— Я против.

— Тогда мы останемся здесь и погибнем. А они… победят. — Лерноуд обратил их взор на барельефы. Эванурис ухмылялись, ведя Народ в золотые города-тюрьмы. Надменно смотрели со своих тронов, как в рабов вливают заразу, а золото обращается чернотой. — Я не рассказал тебе всего об Элвенане. Не рассказал, что эванурис планировали сделать с Народом. Если позволить им ослабить тюрьму, перехватить контроль и вернуться — это ждет Тевинтер!

На поясе зажегся тусклым светом связующий кристалл.

— Прошу, дай мне поговорить с ним, — в голосе не было мольбы. Адриана просто вежливо приказывала, а Лерноуд никогда не выполнял приказы.

Он сам взял кристалл, покрепче сжал его в ладони и прислушался.

— Меня кто-нибудь слышит? — вместо хриплого дыхания Архонта они услышали уставший, несколько взволнованный голос Акция Партениана.

С ним Лерноуду было не о чем говорить.

— Акций! — Адриана приподнялась на постели и надрывно закричала в кристалл. — Что с Декратием? Он в порядке?

— Адриана… — изумленно донеслось сквозь грани. — Я… не знаю, как сообщить тебе такое… Архонт скончался этим утром, так и не назвав наследника. Сенат поглощен распрями.

Руки Адрианы задрожали. Кристалл почти выскользнул. Лерноуд с трудом подхватил его, перевел дыхание и заговорил за нее.

— Акций, послушай, ты должен немедленно позвать Цертина. Мы обнаружили источник угрозы, но Имилия и прочие участники экспедиции погибли. Меня необходимо вытащить с Троп, а затем перекрыть все выходы на поверхность. Мы должны сдержать скверну под землей.

Некоторое время мутная поверхность кристалла хранила молчание. Затем с той стороны вновь послышался тихий шепот:

— Мне очень жаль, но тебе запрещено возвращаться до тех пор, пока не будет избран новый Архонт. И я сильно сомневаюсь, что даже тогда кто-то пожелает твоего возвращения.

Адриана перехватила контроль и со всей оставшейся силы сжала кристалл.

— Послушай меня, Акций: как бы сильно ты ни был обижен, то, что происходит, касается не только нас, но и всей Империи. Пострадают люди. Тысячи граждан. Мы должны действовать.

— Я не хочу. Ни слушать тебя, ни действовать тебе во благо. Ты воспользовалась мной и отвергла. Моя очередь.

— Акций…

— Довольно, Адриана. Меня ожидает Магистерий. Я возглавлю Империю и приведу ее к Совершенству. А ты, — он усмехнулся, смакуя слова, — оставайся во тьме, среди чудовищ, к которым так стремилась. Прощай.

Адриана отложила кристалл, молча закрыла глаза и задумалась обо всем, что они натворили своим вмешательством. Лерноуд вряд ли смог бы найти оправдание. Зато отчетливо видел картину со стороны.

Два слепца, скованных нерушимой цепью, бредут по тонкой полоске земли над бездной. В руках у слепцов целый мир. Вокруг бушует ветер, под ногами осыпается земля. Слепцам бы быть умнее, работать сообща, поделиться всеми страхами и желаниями, а затем отбросить их. Спасти себя. Спасти мир. Но они только спорят и тянут цепь каждый на себя. Вот-вот свалятся. Так не лучше ли поставить мир на землю и со спокойной совестью упасть?

— Напомни мне, — Лерноуд сглотнул вязкую слюну и устроил их как можно более удобно, — с чего мы начинали? Кажется, была ночь?

— И небо в огненном зареве. Библиотека горела. Ты сказал, чтобы я не спасала записи.

— Запомни на будущее, милая — мы вообще ничего и никого не спасаем, — Лерноуд откупорил флакон со скверной и наполнил шприц. — Только самих себя.

— Прости меня… — Адриана плакала. Лерноуд чувствовал, как ядовитые черные слезы разъедают глаза и оставляют глубокие борозды на щеках. — Я бы хотела…

Он вытер дорожку с левой щеки, тронул край раны. Адриана ничего не почувствовала. Лерноуд испытывал боль за двоих. Он бы забрал ее всю, лишь бы хватило сил. Согрел, спрятал их как можно дальше.

— Я тоже. Не плачь. Мы же одно целое. Какие могут быть обиды? — он почувствовал, как ее дыхание замедляется. Разорвал рукав и задал следующий вопрос: — Ради чего мы все это делали?

— Ради красоты.

— Хорошо, — кивнул Лерноуд. — Помни это. Что ждет нас на поверхности?

Адриана помедлила с ответом. Невидяще уставилась в одну точку. Сердце слишком часто пропускало удары.

— Семья. Империя, — напомнил ей Лерноуд и дернул ногой. — Не отвлекайся, милая. Надо запомнить.

— Я устала.

Лерноуд прикрыл глаза. От них все равно не было толку. А какой толк был от памяти? Если историю пишут победители, то они точно не останутся на страницах. Нежеланные, лишние с самого начала. Они смогут выжить, только если отбросят прошлое. Нет. Адриана сможет. А он, так уж и быть, сохранит то, какой она была. Любой ценой.

— Тогда отдохни немного. Вспомни море, милая. И ветер в скалах. Песок. Рассветы цвета счастья и покоя. Гранаты. Помни вкус гранатов.

На мгновение перед глазами встала темнота, и не было никаких звуков. Совсем как в Арлатане после освобождения маяка. Лерноуд неуверенно позвал Адриану, но та не ответила. В их голове он был один на один с гнетущим скрежетом о зеркальную гладь.

— Тише, не злись. Я о нас позабочусь. Все будет хорошо.

Лерноуд выдохнул, подумал о гранатах и ввел под кожу яд.

* * *

По всему Минратосу звонили колокола, горели огни и лилась кровь. Много жертвенной крови, должной проложить путь лучшему из граждан Империи. Осколки Печатки Перевозчика все еще лежали на полу Сената. Час Тишины и Ночи, в который Магистерию надлежало собраться и хранить молчание, еще не закончился.

Акций вел внутренний монолог. Повторял одну и ту же мысль разными словами. Вспоминал, как услышал скорбную для Империи весть в уединении Мастерских Красоты, как передал ее Адриане. Как… Корифей уже все знал. Даже раньше, чем тело обнаружили.

Декратий Игнис — правитель Империи Тевинтер, владыка Минратоса, враг всего жречества и Звездного Синода — был мертв.

Дикость. Нелепица. Боги не умирали. Значит, старик все же отверг дар? Корифей не дал Акцию желанных ответов, но пообещал войну. Пообещал, что Тевинтер ответит за то, что отнял у него и за то, что не позволил получить. И ушел.

И стало страшно. Стало горько, темно и очень тихо. Акций больше не слышал песню. Не видел грядущего величия Империи в новом совершенном мире. Боги вновь оставили его. Вновь обманули.

Так не послать ли и таких богов в бездну? Использовать, а затем выбросить вслед за Адрианой. Акций впервые ни от кого не зависел, никого не пытался впечатлить, ни перед кем не выслуживался. Свобода пьянила — и пугала до дрожи.

Империи предстояла долгая и мучительная агония. Безвластие и террор. Если только кто-то умный, достаточно изворотливый и практичный не возьмет ее в свои руки. И, к несчастью для Акция, Сенат был почти един во мнении о том, кто это должен быть.

— Цертин Данарий, Защитник Государства! — объявил Сильвиан Тит, глашатай Сената. — С речью о положении Империи!

Ненавистный генерал, палач, мучитель десятков жрецов встал за трибуну и начал говорить. О том, что потеряла Империя с кончиной Декратия Игниса, о его заслугах, о памяти, которой его выдающаяся, сильная личность будет удостоена в истории. Это было вопиющее лицемерие. Акций хорошо знал, что Цертин Данарий не считал Архонта ни сильным, ни выдающимся. Для жестокого вояки Декратий оказался слишком слаб и нерешителен. Просто потому, что не желал усеять Империю плахами и виселицами. Теперь без его сдерживающей руки ничто не мешало генералу устроить настоящий террор, о котором он так давно мечтал. Заметив, что Данарий закончил расточать бессмысленные похвалы, Акций прислушался.

— …сейчас я скорблю вместе с вами, почтенные сенаторы, об этом уникальном человеке. Но еще больше я беспокоюсь об Империи. Архонт Декратий, да пребудет в мире его прах, так и не успел назвать преемника. Без достойного руководителя Тевинтер ожидают тяжелые времена. Я знаю, что многие из вас хотели бы видеть во главе государства меня, но будучи его Защитником, я не имею права принять столь высокую честь. Наше положение таково, что все способные полководцы сейчас нужны на границах, а особенно на западе, откуда поступают сообщения о волнениях племен. Орты, похоже, воодушевлены нашей кажущейся слабостью, и готовятся нанести удар по Империи. Нас ожидает война, мессеры и монны. Я хотел просить Сенат направить меня и мои легионы против этих презренных варваров, что будет невозможно, если на мою голову ляжет Корона Кобры. Мой долг генерала Тевинтера стоит для меня превыше любых амбиций…

Он сделал паузу. Акций мог поклясться, что слышит, как повисшая тишина трещит от напряжения. Старый Клавдий Кинтара вдруг хищно осклабился, явно ожидая чего-то — но улыбка так же быстро исчезла, когда Данарий продолжил:

— Поэтому я не могу просить у вас даже разрешения на поход, о котором сказал. Как генерал, в условиях подготовки к войне я обязан подчиняться Императору легионов, который уже спешит сюда по моей просьбе. Полученный приказ запрещает мне покидать столицу до его прибытия. Именно Ишалу Анодату предстоит решить дальнейшую судьбу Империи. До тех пор, пока этого не произойдет, я вынужден сложить с себя все полномочия и титулы, кроме звания генерала и Защитника. Поэтому, почтенные сенаторы, я более не смею вмешиваться в работу Магистерия. Я завершил свою деятельность. Прошу вас продолжать свою. Наслаждайтесь безопасностью.

Закончив свою речь, Данарий залпом допил вино и демонстративно уселся на ступени у трона, положив на колени меч. В следующее мгновение зал взорвался гневными криками, но Акцию уже было плевать.

Цертину Данарию удалось перехитрить и его, и Кинтару. Сложив с себя обязанности политика, он оказался недоступным для любой попытки силой усадить себя на престол, чего так боялся Архонт и чего хотели многие из знати и военных. Оставшись в армии, он в любой момент мог отдать неугодных на милость своих солдат. Теперь он будет ждать Императора и присягнет ему, чтобы самому не попасть в рабство к Короне Кобры. Заключит сколько угодно сделок с совестью, чтобы позволять людям гибнуть в междоусобице. Лишь бы кровь драконов и их трупы в древних гробницах оставались нетронуты.

«А ты? — за руганью сенаторов послышался голос. Не женский, не мужской: вышний, прекрасный, божественный. — Что сделаешь ты, мой Избранный? Кто ты? Раб?..»

Акций был готов стать рабом, лишь бы выжить и однажды вновь возвыситься.

«Или господин? — голос звучал птичьими трелями, шелестом листьев и звоном горного хрусталя. — Чего ты хочешь?»

Он посмотрел на Прорицательницу Тайны. Она поняла его намерение и взглядом попросила оставаться на месте. Они словно вернулись к началу. В самый жаркий день в их беспокойном веке. Мир вновь ломался под их ногами — но теперь это сулило возможности.

Сомнений не осталось. Акций встал и сделал шаг вперед, становясь центром внимания. Магистерий видел его. И среди них Цертин Данарий — самый опасный, самый могущественный и самый желанный противник. Он единственный смотрел не отрываясь и уже зная все слова Акция наперед. Данарий улыбнулся.

Акций улыбнулся ему в ответ.

* * *

В покоях на вершине башни магистра Цертина Данария Ливия переставляла фигурки. Мраморные — для тех, кто живет. Глиняные — для тех, кого уже нет. Стеклянные — для тех, кто еще не родился. Золотые — для королей и королев из ее снов и семерых жрецов. Но сейчас на мраморном полу стояло только шесть.

— В высокой башне грез моих

Для каждого найдется место.

Улыбкой нежной, тонким жестом

Расставлю в комнатах пустых

Фигуры мрамора и глины.

И золота, черней, чем ночь.

Отца и мать, дядьев и дочь.

Из темноты ей ответили:

— Черты почти вообразимы.

Ливия хохотнула, глядя, как фигурка женщины в звездной вуали становится рядом с фигуркой ее самой.

— Начну игру. Давай играть.

Сначала ходят семь фигур.

Ливия осторожно сдвинула шестерых оставшихся жрецов на соседнюю плитку, переставила женщину в вуали к ним.

— Затем одна… — прошептали ей из темноты. Костлявая кисть дымящейся тени переставила фигурку Архонта так, чтобы она оказалась напротив семерых. Сжала в кулаке, раскрошив золото, словно песок. — Закончен тур. И кто-то должен умирать.

— В высокой башне вьется нить.

Виток один. Другой. Десятый.

Сестра пошла с ножом на брата.

И друга друг пришел убить.

Фигурки Верилия и Лукана Альвиниев стояли поодаль от остальных. Восходящее солнце почти их не освещало.

— У ивы корни золотеют, — рука переставила золотую фигурку красивой эльфийки ближе к стеклянным. — И змеи с птицами поют.

Ливия кивнула.

— Лисиц не слушай — лисы врут, — фигурка Акция Партениана оказалась на возвышении из детских книг. — Лекарство в корешках созреет.

Ливия и тень одновременно посмотрели на стеклянные фигурки и потянулись к ним. Ливия едва успела схватить себе пять самых маленьких. Она сможет их сберечь.

На фигурку с красной полоской на носу в руках тени было обидно смотреть. Сломает ведь. Поставит слишком высоко.

Тень выжидающе молчала.

— А в башне много этажей.

И лестницы смолой облиты.

И шпили в облаках сокрыты.

Чем выше всходишь, тем глупей.

— Летать драконы только смеют…

— Их волки держат за хвосты, — губы Ливии дрожали. Ей больше не нравилась игра. — Фигурки в зеркалах… п-пусты.

— Войну и кровь они лелеют, — сказала тень и протянула Ливии открытую ладонь.

Та покачала головой, замерев на месте.

Тень только выдохнула, поднялась и направилась к окну. В который раз зарождался рассвет, а они так по ним скучали.

Оставшись одна, Ливия посмотрела на расставленные фигурки и заплакала.

— В высокой башне грез моих

Все вновь расставлены не точно.

Задернут занавес непрочно.

И перед бурей хор притих.

* * *

С трудом открыть единственный видящий глаз. Вокруг лишь чернота. Черные камни, рассыпающиеся под прикосновением ее руки. Черный липкий сгусток остался на ладони после первой же попытки прочистить горло. Черные своды коридора. Чернота и шум.

Голоса окружали ее. Многие и вовсе никакие. Громкие и тихие. Ласковые и гневные. Родные и чужие. Она знала каждый. Была каждым.

«Я вижу в тебе Красоту, Адриана». Архитектор. Жар. Желание. Ложь. «Ты здесь чтобы предать меня».

«Я бы отдал жизнь за тебя. Несмотря ни на что». Брат. Забота. Отражение. Кровь. Вина. «Адриана, как?»

«Боишься снов? Заставь их бояться тебя в ответ. Страх — это оружие, девочка. Пойми это, и нас ждет величие». Змей. Страх. Понимание. «Мы все, что есть друг у друга. Только я и ты». Только она. Одна. Встать. Должна встать.

»…я нужен в твоей жизни не меньше, чем ты нужна в моей». Муж. Верность. Любовь. Покой. «Истина в крови драконов».

Еще один голос. Счастье. Красота. Имя. Амеллий. Обещание. «Я заберу тебя на Юг. В город цепей и высоких скал. Там будут птицы и солнце. Белый эмбриум и красные рассветы. Только мы одни».

«Я беру то, что хотел! Я спасаю нас!» Архонт. Предательство. «Оставайся во тьме…»

Тьма. Они во тьме. И Музыка… «Палач, любовь, маяк. Судьба миров лежит в одной струне. Пускай играет…»

Пускай. Поддаться, отпустить. Слиться с тенями в одно целое. Они звучали покоем. Драгоценным покоем. Обещанием Тишины. Долгожданным ничем.

«Я буду ждать».

Шаг. Еще один. Еще. Еще. И еще один. Боль.

Тени тянулись за ней. Не было нужды оглядываться, чтобы увидеть. Они выходили из кончиков пальцев, струились из глаз, хлюпали под ногами. Множество… Часть… Одна была так близко. Каждый ее шаг из тьмы был шагом тысячи теней. Спокойные, умиротворенные. Сонные. Одна хотела бы сказать им хоть что-то, разбудить, но бесчисленные пасти открывались в унисон с ее.

«Эти арфы играют нашу смерть, Адриана!»

Адриана. Слабая. Хрупкая. Сломать. Забыть.

«Это не просто арфы, дитя. Не просто музыка. Эта Песня — инструмент абсолютного контроля. Тот, кто овладеет умением направить ее, станет богом».

Одну поразила догадка. Разум… он все еще принадлежал лишь ей. Вписать свой собственный тон в Музыку, переплести с чужим звучанием, подавить, овладеть. Направить. Если Семь были арфой, то Одна будет скрипом, скрежетом. Звучанием страха и боли. Одна заставит всех почувствовать их.

Первый пробный аккорд. Боль заполнила ее и вылилась из тела все большей чернотой.

«Довольно! — ее тон на миг возобладал над прочими. — Слушайте. Чувствуйте. Это я. Это мы. Они сделали это с нами. Наверх. К ним. Туда, где свет. Наверх».

По черным камням, волоча за собой древнюю тьму. Она больше не была одинока. Шаг за шагом к ней присоединялись другие. Не просто тени. Плоть. Кровь. Музыка. Ее Музыка.

Они шли, ползли, карабкались, пока первые лучи солнца не стали видны сквозь черный камень. Взмах ее руки открыл проход, и еще не до конца покорная тьма поспешила вырваться наружу.

«Стоять». Этот приказ был не только ее. Еще один тон. Столь же сильный. Столь же властный. Знакомый. Власть. Сталь. Тишина. Корифей. Улыбка тронула ее искаженные уста.

Одна обернулась к многим.

«За мной».

---

Примечания:

Большое спасибо всем, кто был с нами на протяжении этой истории! Мы прошли долгий путь. И впереди нас ждет еще многое!

Особую благодарность хотим выразить:

Нашей бесподобной бете — Лизе Бронштейн! Без Вас эта история не дошла бы до финала. Мы серьезно.

Преданному читателю и единомышленнику — Meghren! Благодарим Вас за ценные советы и тонну вдохновения.

Идейным вдохновителям — Astera и Herr_Tatzelwurm!

Ждем ваших впечатлений от финала! И до новых встреч!