ГП и Ткач-недоучка (гет)

Удар по мне пришёл такой, что показалось даже, будто позвоночник вот-вот треснет, и бестолковка провалится прямо в таз. Чудовищная сила обрушилась, словно гигантская волна, вроде тех, что убивают серфингистов. Когда-то давно в прошлой жизни я попал под пшеницу на колхозном току — она ссыпалась на подготовленную площадку, а я сдуру влез на зерновой конус прямо под струю. Никогда не забуду этого жуткого ощущения беспомощности перед абсолютной силой, которая вяжет твои движения как смола, и наваливается невыносимой тяжестью на каждую клеточку тела. Мне удалось тогда вырваться из пшеничного плена, однако больше никогда я не шутил с зерном.

Вот и сейчас, когда невообразимая мощь замка-артефакта обрушилась на одно чересчур бестолковое тело, моё сознание разлетелось в клочья под напором гигантского количества информации, и за несколько мгновений, которые растянулись в бесконечное умирание, я понял, что все мои всплески школа блокирует, что долг перед Бэкки погашен, но остаётся обязанность отомстить за убийство, потому что непосредственный виновник этого стоит перед нами в розовеньких тряпочках. Жрица Великой Богини здесь и сейчас мне недоступна, поэтому исполнение долга откладывается до выхода из школьных стен, разве что мне удастся её удавить по тихому, без магии. Параллельно я осознал, что системы безопасности контролируют моё состояние до такой степени, что превращение в монстра, каковое происходит независимо от моего желания, откладывается до окончания школы по той же причине — артефакт поглощает любую магию, которая попадается в его область действия, перерабатывая её в нечто удобоваримое для человеческих детёнышей.

Всё это произошло за один бесконечно долгий миг, поэтому никто не заметил, что Колин Криви выпал из реальности. Когда я пришёл в себя, Сестра по-прежнему усыпляла народ чиновничьей ахинеей, потом, когда это розовое несчастье заткнулось, наш Великий и Светлый урезал марш, и мы побрели вверх по лестницам. Восьмой этаж, мать вашу!

Ноги успели подзабыть об этой хогвартской экзотике, и пока мы взобрались в родные пенаты, тяжело засопели все, от первоклашек до выпускников — это ведь вам не ростбиф трескать! Пока все пробрались сквозь Толстую Даму, пока в гостиной разобрались, кто кого меж тарелками не увидел, пока старосты мелкотню просеяли, я успел вспомнить, куда топать. Точнее, просто до такой степени умаялся после магического удара да восьмиэтажной прогулки, что почти вырубился среди шума и толкотни коллег по несчастью. Вот ноги и понесли меня в долгожданную люльку, пока мозги не мешают.

Все вещи уже были доставлены на место, сундуки и сумки расставлены у постелей, поэтому я только махнул ребятам, с которыми придётся теперь проводить почти всё свободное время, пробурчал что-то невнятное, и отправился на боковую. Боже, ещё один день закончился!

Утро встретило меня звонком будильника. Да, самого обычного механического будильника из тех, что когда-то продавались в каждом магазине, стояли в каждой спальне, и в век часов на рубиновых камнях (чем больше камней, тем точнее ход!), требовали, согласно народной мудрости, всего лишь два камня — на один поставить, другим прихлопнуть.

Я отдёрнул полог, вылез босыми ногами на холодный пол, увидел соседа Тима с ухмылкой до ушей.

— Класс, правда? — просиял он. — Даже мёртвого поднимет!

— Что это за хрень?! — отозвался ещё один сосед, кажется Дэн по имени. — Заткни его!

— Сейчас, сейчас... — Тим начал ковыряться в дьявольской коробке, но та дребезжала по-прежнему.

Я уже подзабыл, как работает эта машина, поэтому с интересом глядел на его возню. Будильник затыкаться не хотел, сосед злился всё громче, а потом вдруг наступила звенящая тишина.

— Маги, блин, — пробурчал заспанный голос. — И нахрен вам палочки?

— Спасибо, Мэл, — обернулся я к ещё одному соседу, который глядел на нас из закрученного в кокон одеяла. — Несколько месяцев под запертом колдовства, и всё напрочь забывается.

— Вижу, — буркнул тот. — Я буду досыпать, не мешайте.

Он задвинул полог, я повернулся к хозяину будильника. Адская машинка к этому времени перестала биться в руках хозяина — видимо, кончился завод пружины. Он с извиняющейся улыбкой поставил часы на тумбочку.

— А я ведь совсем забыл про „Полог тишины”. Ты прав, Колин, — за лето дома из башки почти всё улетучивается...

— Ничего, заботливые преподы быстренько засунут обратно в голову всё забытое.

— Не начинай, — поёжился сосед. — Я за зельеварение толком и не брался.

— Моритури тэ салютант, — хмыкнул я. — Всё, я в душ!

И пока сосед выкарабкивался из ночной дрёмы, отправился приводить себя в порядок.

В наших душевых особенно ярко проявляется магия Хогвартса. Дверь в «кабинет глубинного уединения» открывается на прикосновение волшебной палочки. За ней нас встречает обычная душевая кабинка и один же фаянсовый унитаз, но очередей в спальнях не бывает никогда. Даже если передо мной кто-то уже вошёл, после моего прикосновения к двери открывается пустая и сухая комната. Пространственный ли это карман, или ещё какое волшебство не знаю, но все санузлы в спальнях устроены по этому же принципу.

А вот на этажах туалеты уже не такие. Там обычные кабинки на одного седока, выстроенные в ряд вдоль стены — практически как на вокзалах или других общественных местах Англии. Месту пребывания только антураж соответствует — тёсаный камень на стенах, плиты под ногами, готическая резьба на дверях и волшебные светильники в виде никогда не кончающихся факелов. Заходим — они загораются, выходим — гаснут. Правда, не смотря на всю внешнюю экзотику, для полноценного уединения приходится самостоятельно блокировать звуки и запахи, потому что создатели об этом не позаботились.

Я поёрзал под контрастным душем, выскочил в спальню бодрый, как зелёный огурчик (даже шкура пупырышками пошла!), растёрся до красноты полотенцем и скользнул в коридор ещё до того, как соседи вернулись с водных процедур.Наговориться с ними успею, а сейчас мне болтать ни с кем не хочется.

Камин в гостиной уже горел, и волны тепла от него разгоняли утренний холод. За ночь пустое помещение успело остыть, и сейчас было приятно хоть на мгновение вот так постоять перед огнём. В креслах торчали головы ранних пташек, тех, кто до завтрака хотел что-то вспомнить из учебного материала, — совсем неглупая мысль, кстати сказать, потому что вечером в гостиной Гриффиндора можно играть в плюй-камни или взрывного дурака, укреплять социальные скиллы, в смысле, болтать с друзьями, вот только нормально учиться вечером у нас практически невозможно.

Я закинул сумку со всякой канцелярской фигнёй на плечо, отправился к выходу из башни. О, движущиеся лестницы, ну почему никто из магов не придумал сделать из вас эскалатор?!

Портреты на стенах успели проснуться к моему появлению, так что путешествие по ступенькам разнообразили магические копии некогда живших людей. С кем-то из них я раскланивался, кого-то проходил, отвернувшись — среди нарисованных магов хватало чистокровных снобов, которые и после смерти продолжали нести ахинею про голубую кровь. Так что разные картинки в замке висят, и всегда можно выбирать, с кем хочешь переброситься парой слов, когда топаешь с этажа на этаж, кому улыбнуться, а кому показать язык. Главное только не забыть, какую ступеньку надо перепрыгнуть, а на какую становиться только с краю.

Старшаки рассказывали, что ловушки эти были организованы ещё основателями для того, чтобы ученики не слишком расслаблялись. Действительно, иной раз бывает трудно вспомнить про опасность, когда тебе со стены мило улыбается розовощёкая красавица в чепчике и бросает такие взгляды, что самому на мгновение хочется стать портретом, чтобы с ней поближе и, так сказать, теснее познакомиться.

Но я уже ломал ногу на втором курсе под её портретом, поэтому на сей раз обошёлся воздушным поцелуем. А когда ставшая пунцовой девушка упорхнула прочь, я проверил догадку, что неожиданно вспыхнула в голове. Истинное зрение подтвердило версию, которая возникла в свежем после сна мозгу: и лестницы в целом, и ступеньки в частности сияли разнообразнейшими магическими связями-раппортами.

Мысль, появившаяся так неожиданно, была простой — а что, если эти школьные ловушки не подарок от мудрых предков, а всего лишь следы пренебрежения своими обязанностями прошлых поколений ремонтников?

Широкие каменные перила, которые ограничивали ступеньки со стороны многоэтажного колодца, поблёскивали рунами и вязью разнообразнейших заклинаний. Я узнал только „границу”, которая не давала свалиться через край — ну это ясно, если бы не она, половина первоклашек закончила бы свои приключения в замке на самом дне башенного пролёта, разбившись в лужицу на камнях первого этажа. А так, максимум неприятностей, что ждут дитяток — сломанные конечности после дружеского толчка вниз по ступенькам.

Однако во всей этой магической катавасии явно чувствовался какой-то дисбаланс и нарушение. Решив заняться этим вопросом попозже, я прошёл неожиданно быстрый путь к большому залу, хлопнулся на лавку за факультетским столом, глянул по сторонам. Гриффиндорцы, которых пока собралось немного, лениво ковырялись в мисках, а больше всего оказалось барсуков — они, похоже, целыми курсами на завтрак ходят. Вороны, как и мы, не торопились в столовую, а те, кто пришёл, в основном сидели каждый сам по себе, уткнувшись в книжки. Ну а слизеринцы, как в старом анекдоте про то, как кто в гости ходит, совсем по-английски гордо несли чувство собственного достоинства.

Я получил миску овсянки с лужицей свежерастопленного сливочного масла, жадно приступил к трапезе — овсянка оказалась неожиданно вкусной, а настроение хорошим. Насыщаясь, я успел глянуть на едоков, и пришёл к выводу, что выбор факультета для меня оказался оптимальным. Толпой ходить, как барсуки, мне бы надоело быстро, зелёные аристократы сожрали бы меня уже в первую неделю — как не под душем утопили бы, так в Запретном лесу закопали. Ну а вороны всё-таки слишком разобщены, как ни гляди на их стол. Да ещё Шенковские предупреждения про гоблинскую магию...

— Привет, — рядом хлопнулась Джинни. Несмотря на раннее утро, была она в прекрасном настроении. — Как спалось?

— Закрыл глаза, открыл глаза, вот ночь и прошла.

— Так же, как я!

— Ты удивительно весела, как на первый учебный день...

— Классный день, так почему бы не порадоваться?

— Попробую угадать... С Гарри поздоровалась?

— С тобой не интересно, Колин!

— Ага, тебе тоже приятного аппетита.

Мы посмеялись друг другу, вернулись к еде. Кроме овсянки, как основного блюда, выбор завтрака был достаточно разнообразен — и яичница с беконом, и сосиски с картофельным пюре, и несколько джемов, чтобы намазывать его на горячие тосты. Я подцепил розетку с тем, что из лесной ежевики, намазал на хлебный ломоть, захрустел поджаристой корочкой. Чаю только не хватает...

— Не знаешь, с чего начнётся новый учебный год?

— Рон принесёт расписания..

— Скорее, Гермиона, — я кивнул на фигурку с каштановой гривой, которая разговаривала о чём-то с МакГонагал у стола преподавателей.

— Точно, — прожевала Джинни кусок парящей сосиски. — Зная братика, он скорее лишнюю порцию сосисок съест, чем такими глупостями будет заниматься.

— Префект... Значок не заберут за лень?

— Директор обещал, что нет, — я их разговор с мамой подслушала. Ты же знаешь, мы не Малфои, чтобы в деньгах купаться, и это заточение у Блэка многие планы матери порушило...

— Вот как? — а ведь и правда, я с этой стороны на проблему не смотрел.

— Ну а ты как думал? Для нас лето всю зиму кормит — и травы насобирать для продажи, и шерсти напрясть. Да много чего можно и нужно сделать, пока все дома. А нам пришлось в этом семейном склепе торчать, чтобы Сириус в бега не подался к дементорам!

— Точно, мне он тоже показался не слишком уравновешенным.

— Мама это директору и рассказала, как она умеет.

— Боюсь даже представить...

Джинни хихикнула, отодвинула пустую тарелку, потянулась к стакану с соком.

— А директор и предложил маме обеспечить будущее сыну. Ты ведь сам видишь, что Рон хорош только в шахматах да еде, а с этого много не заработаешь.

— И что ему даст значок префекта?

— Практически гарантированное поступление в Аврорат. Пойти вслед за папой брат не может, Перси у нас сам по себе, к гоблинам пускать родители боятся, так что остаётся только аврорат. Зато потом в Лютном пару лет пооколачивается, сядет в кабинете за бумаги, и до самой глубокой старости в тепле, на всём готовом.

— Ну да, ну да, неплохой вариант... А Гермионе значок почему дали?

— Ну кто-то же должен работу тянуть, правда? У неё энергии не то что на двоих, а на десятерых хватит. Мама склоняется к мысли, что из неё получится неплохая жена для Рончика. Из магглов, конечно, зато ведьма сильная. Ой, извини, не хотела тебя обидеть!

— Ничего, Джинни, я понимаю. Но мне кажется, что пара из них так себе выйдет. Говорить им друг с другом не о чем, а сутки напролёт в постели кувыркаться сил не хватит — это я тебе как женатый человек говорю.

— Да есть способы... — протянула Джинни. — Всякую проблему можно решить, если подойти с умом.

Потом Джинни отвлеклась на подоспевших подруг, и я смог спрятать лицо в стакан с тыквенным соком. Ах вы твари! Руки свело бешенством так, что пальцы побелели от напряжения. Но за мгновение до того, как желание убить весь рыжий выводок начало воплощаться в реальность, накатила опустошающая слабость. Я поставил посуду, чтобы та не выпала под собственной тяжестью, уставился в тарелку с остатками овсянки. Х-х-ха... Замок опять мне помог, стянув излишек эмоций вместе с магией. Ничего, лучше десять минут посидеть с дрожащими от слабости руками, чем десять лет в Азкабане провести за убийство чистокровной семьи.

Бессилие прошло так же неожиданно, как и возникло. Я облегчённо вздохнул, глянул по сторонам — народ вокруг занимался собой и друзьями, совершенно не обращая внимания на бешеного фотографа. Тем более, что в этот раз я пришёл с пустыми руками, что для прошлого Колина даже представить было невозможно.

Потом я взял листок с расписанием занятий, и провёл эксперимент, который намеревался провести ещё с Гриммо. Дело в том, что расписание мы частенько получаем на завтраке, после которого приходится возвращаться на восьмой этаж за книгами. Пока я у Сириуса укладывал школьное барахло в сундук, в голове крутились мысли про все эти вынужденные прогулки по этажам. Отчаянное нежелание шарахаться вверх-вниз привело к идее использовать „Акцио” — примерно так, как Гарри это сделал со своей метлой на Турнире.

Чтобы облегчить работу, ещё тогда я навесил „маячки” на учебники, и сейчас, уже зная, в каких кабинетах нам сегодня предстоит страдать, сосредоточился на нужных титулах. Подгадал я удачно, потому что в этот момент в зал влетели совы с утренней почтой, и несколько книг, призванных беспалочковой магией, затерялись в поднявшейся суматохе.

Я спрятал их в сумку, где лежали писчие принадлежности, благо они одинаковы на весь год, скользнул глазами по Гермионе, которая уже песочила Гарри с Роном, двинулся на урок Трансфигурации, где моя госпожа по слову готовила нам что-то интересное.

— Значит, это правда! Я так и знала!- тормознул меня возглас сразу за дверями Большого зала. — Ты владеешь беспалочковой магией, Колин!

Я повернулся, встретил обвиняющий взгляд когтевранки, той, что ехала со мной в купе, хозяйки „египетской косички”. Сегодня она волосы уложила в высокое сооружение вроде того, что носили женщины на дореволюционных снимках — такая гуля из волос, благодаря чему шейка кажется особенно беззащитной, а хозяйка волос особенно милой, даже если лицо красотой не блещет. Но девочка была красива, и я с удовольствием посмотрел на это хорошенькое личико, которое светилось радостью от правильно разгаданной загадки. Она уставила в меня наманикюренный пальчик:

— Как ты этого добился? Какие-то зелья? Тайны рода МакГонагал? Я никому не скажу!

— Тебе очень идёт эта причёска, знаешь? Очень красиво подчёркивает стройную шею и нежный овал лица. Сама придумала?

— Нет, девчонки настояли. Я не хотела с этим возиться... Что?.. Я... ты мне комплимент сказал?.. Подожди, Колин, не сбивай меня! Я хотела спросить...!

— Нет никаких зелий, — вздохнул я. — Просто неожиданный эффект после клинической смерти, и живительный „Круцио” в несчётных количествах.

— Что, прости??

— На нашу семью напали этим летом. Пожиратели убили всех, но я выжил, и убил нападавших. Никто не знает, почему так получилось.

В глазах ошарашенной девушки начали шевелиться разного рода мысли, и пока она не сказала ещё что-нибудь, я добавил:

— Сразу предупреждаю — не стоит об этом говорить, и этим вопросом заниматься. Если мне не веришь, послушай старых опытных магов. Я работаю на Майка Ослоу из дома Шенк, и он мне говорил, что с „Круцио” много экспериментировали во время войны с Гриндевальдом, но опыты ничего полезного не дали.

— Шенк... Ты Архивариуса имеешь в виду?

— Его.

— На Старую семью работаешь? Помоги тебе Мерлин...

— Спасибо на добром слове. Пока

Дальнейший путь удалось пройти в молчании. Только у самого кабинета меня поймало двое пацанов с курса погибшего брата с вопросами, почему он не появился в школе и когда он приедет. Пришлось и им рассказать про то, что случилось в нашем доме. Подозреваю, уже к вечеру о моём сиротстве будет знать каждая собака в этом богоспасаемом заведении. А может, и к лучшему — недельку потерплю, а потом народ привыкнет, новость перестанет будоражить интерес, и юные умы найдут новую тему для ахов и охов.

Так что неприятные для меня разговоры удалось провести спокойно. Потом мы вошли в кабинет, расселись — на этот раз нашими соседями оказались когтевранцы, среди которых на глаза попалось несколько знакомых лиц из тех, с кем довелось ехать в поезде. Моя новая родственница по клану — Мораг — тоже училась на этом курсе. Садиться к ней я не рискнул, но на приветственный кивок ответил.

Сидела с их стороны и Луна Лавгуд, традиционно растрёпанная и заблудившаяся в мыслях. Но я пристроился рядом с Джинни, чтобы хоть на уроке не слышать просьбы рассказать про убийство родителей. МакГонагал, как обычно, долго турусы на колёсах разводить не стала, а с ходу озадачила нас тройной конфигурацией неживое — живое — неживое иной природы. Каждый получил по булыжнику как бы не с озёрного берега, и надо было превратить его сначала в глазастую устрицу, ту, что глазки на стебельках выращивает, а ракушку потом изменить в деревянный поднос.

В принципе, это всё мы уже проходили по отдельности, но такие переходы пришлось делать в первый раз. Разная концентрация, разное приложение магических усилий, и даже активизация разных даньтяней в теле волшебника. В общем, интересная задачка на внутреннюю прокачку, особенно полезная для тех, кто магичить всё лето права не имел. А наш декан — мудрая женщина!

Джинни сосредоточилась на своём камне, и мне никто не помешал переключиться на Истинное зрение. Точно, как и подозревалось! Разные формулы перехода предмета из состояния в состояние требуют разной концентрации, и состояние энергетических тел школьников заметно отличалось, причём я бы не сказал, что у воронов ситуация выглядит намного лучше, чем у нас. Зато обнаружился ещё один неприятный нюанс — от нескольких воронят едва заметно тянуло тухлятиной. Это не был запах, которым пришлось до рвоты насладиться у пробоя в Иномирье, это было что-то менее опасное, но такое же неприятное. Неужели это и есть отпечаток гоблинской магии?

Сразу вспомнился рыжий разрушитель проклятий и его жена «почти-что-вейла». Не на почве ли этой нечеловеческой магии они, так сказать, снюхались? Надо будет внимательнее присмотреться к старшакам из воронов, у них эти изменения в магической оболочке должны быть более заметны. Однако не время ли вернуться к заданию, а то МакГонагал уже два раза неодобрительно покосилась на мой камень?

Палочку я сразу переложил в левую руку, чтобы не учудить этой деревяшкой очередное магическое непотребство, а булыжник поднял к глазам правой ладонью. Увесистый, шероховатый, холодный...

Та-а-к, добавим ещё влажной прохлады... Усилим шероховатость, и пусть форма упирается в пальцы острыми краями ракушки... Выдох... Голова прозрачная, из центра ладони ровным потоком бьёт энергия, которая обволакивает предмет, пронизывает его, делает частью классного пространства... Нет, не моего тела, только класса... Предмет отрывается от ладони, покачивается на потоках магии, которая пронизывает весь мир, формирует пространство-время, изменяет его по желанию и необходимости мага...

— Ух ты, как здорово! — восторженный шёпот вырвал меня из концентрации, сбил настрой. Бухнуло в голову, зашумело в ушах, стало горячо над верхней губой.

— Колин, держи, у тебя кровь потекла! — Джинни сунула мне в ладонь платок, и я автоматически заткнул им ноздрю. Блин, а голова-то кружится... Перенапряг, что ли?

— Мистер Криви, вам нехорошо? — декан оказалась рядом быстрее, чем я успел о ней подумать. — Первый этап вы выполнили на отлично, однако... Кто мне скажет, в чём ошибка мистера Криви? Мисс О’Доэрти?

— Слишком глубокая концентрация на первой фазе превращения, мэм. Это привело к сильной перегрузке магического ядра, поэтому может не хватить сил на полный переход из фазы в фазу.

— Совершенно верно, пять баллов Когтеврану. Посмотрите на ракушку, созданную вашим коллегой...

В классе повисло несколько копий моего творения, так, чтобы каждый ученик смог её внимательно рассмотреть со всех сторон, и пока народ шумно обсуждал достоинства и недостатки, декан наклонилась ко мне:

— Как ты себя чувствуешь, Колин? Укрепляющее?

— Нет, мэм, спасибо. Мне уже лучше.

— Я не скажу всем о твоей главной ошибке, но постарайся хотя бы делать вид, что используешь волшебную палочку. Хорошо?

— Да, мэм, буду помнить, — выдавил я.

— Итак, делаем выводы! Все посмотрели? Столь подробное отображение текстуры ракушки совершенно не нужно, если это лишь переходная фаза трансфигурации. Увеличение точности копии в два раза на квадратный дюйм поверхности увеличивает магозатраты волшебника во сколько раз?

— В шесть!

— Точно, мисс Уизли, пять баллов Гриффиндору! Далее, глаза и реснички. Точное повторение их количества совершенно не обязательно, если мы используем форму глазастой устрицы, как переходный этап. Почему?

— Потому что при переходе в деревянный поднос можно реснички трансфигурировать в древесные волокна. Если увлечься их количеством, перейти в липу будет сложно, придётся создавать что-то из более плотной, мелкослойной древесины: то ли ель, то ли лиственницу.

— Или даже красное дерево, мэм! А если учесть количество бороздок на ракушке, то Криви пришлось бы трасфигурировать её в какие-то экзотические породы, может даже в самшит. Тогда Криви одним кровотечением из носа не отделался бы!

— Совершенно верно, мистер Браун. Ещё пять очков Когтеврану, и пять — миссис Уизли.

В общем, декан школьников разговорила так, что по итогу я получился чуть ли не идиотом с кривой палочкой. Про то, что я творил голыми руками, народ успел забыть, а я за это время спокойно пришёл в себя. На будущее надо что-то придумать с такими вот комментариями под руку. Кровь из носу — это я легко отделался на самом деле, после иных экспериментов школьники оказываются в заботливых, но безжалостных руках мадам Помфри, так что всякое бывает. Но свою десятку баллов я заработал — возможно, из-за того, что львы толком ничего ответить не сподобились, и надо было восстанавливать паритет.

Потом пришлось топать на Гербологию, где нас ждала та самая Мимбулюс Мимблтония, которую так необдуманно уколол Невил в поезде. Уродливый кактус с вонючим соком, который всё равно оказался менее раздражающим для носа, чем драконий навоз под соседней теплицей. Вот уж где зловоние-то! Но Джинни, которой я по-прежнему держался, сунула мне тихонько пузырёк, и шепнула мазнуть под носом.

— Это Чарли из заповедника привёз. Тамошние делают из местных трав, — улыбнулась она, когда на моём лице нарисовалось изумление. — Правда здорово?

— Ага. Ты меня спасла, Джинни!

Вонь пропала, словно по мановению волшебной палочки. Какое шикарное средство! И ведь у нас про него ни слова. Почему?

— Считают, что мы должны закалять характер, — пожала она плечами.

— Или проводят отсев тех, кто мог бы составить конкуренцию старым семьям, если бы пошёл в Гербологию...

— Вполне, — согласилась Джинни. — Уверена, что потомственные магозоологи знают кучу таких средств, и только на публику в «пузырях» работают.

— Интересно, как Лонгботтом такую вонь выдерживает? Он ведь из теплиц неделями не вылазит.

— Ему деканша барсуков какое-то своё средство дала, он говорил. Под обещание ни с кем не делиться.

— Ну да, секреты, чтоб их...

— Ну а ты как думаешь? Попадёт к такому Снейпу, он на составные ингредиенты разберёт, и потом сам продавать будет. Пусть не такое надёжное, зато для всех и за недорого.

Сам кактус оказался капризной штучкой. И температура ему нужна, и почва, и соседи-растения, с которыми ему растётся особенно хорошо. И даже муха, без которой сок теряет свою лечебную силу. Оказывается, ползает по нему какая-то насекомая, без которой у него не получается лекарство. Причём, она его не опыляет, как можно было бы подумать, а свои личинки в него высаживает, которые из него соки начинают сосать что есть сил. И вот в борьбе с ними эта уродливая гадость начинает вырабатывать волшебные алкалоиды, которые просто вонючую слизь делают слизью лечебной. А вот без мухи никак.

Так что сегодняшнее представление было для собирателей ценного сырья совершенно безопасным, потому что условий для превращения экзотического уродца в дорогущий ингредиент ещё не создали. Зато мы выслушали долгую, но познавательную лекцию про его местообитание, историю открытия — опять наши островитяне отметились, потому что узнали про эту пакость, когда зачищали анклавы Чёрного Вуду где-то на Карибах. Сначала узнали, потом искали, да так, что Ливингстон и Стенли тихо плачут в сторонке, а потом ломали голову, куда бы его применить. Саму муху увидеть довелось под конец урока, видимо, как награду за терпение и дисциплинированность. Ну что, муха как муха, мелкая, серая, незаметная. Восторгов у меня не вызвала, хотя Невил вполне мог на неё возбудиться — их семье деньги нужны, а без этой хрени кактус остаётся всего лишь уродливой диковинкой.

Потом мы все вместе поковырялись в земле, но больше для порядка, без огонька, почистились, и побрели в столовую, потому что пришло время почавкать. Я уже успел проголодаться, так что ждал обеденную пайку с нетерпением. И да, всё оказалось сытным, вкусным, английским, — ростбиф с картошкой, густой суп-соус из баранины, салат из стручковой фасоли и так далее. Самое то, чтобы наесться на следующие пол-дня. Главное только, чтобы от Рона сесть подальше, чтобы его объедки не долетели до моей миски.

Потом я увидел Луну Лавгуд. Она вошла в зал словно облачко, влекомое воздушным течением. Подплыла к Когтевранскому столу, принялась за еду.

— Опять у неё обувь спёрли, — вздохнула Джинни. — Придурки вороньи.

— Что, не первый раз так веселятся?

— Да с первого курса, считай! Я ей говорила: «Обратись к Флитвику!», а она только про мозгошмыги лепечет.

— А что старосты? Они разве не видят, что происходит?

— У воронов иначе, чем у нас. Она ведь не первая такая, кто ходит, — много их было, много ещё будет. Кто-то с магическими потоками замка сливается, кто-то тренирует согревающие заклинания. Помнишь, Вуд как-то в мокрой мантии неделю ходил, всё пытался противодождевые заклятья с рунами связать?

— Плохо, если честно.

— Ну это на нашем первом курсе было, когда ты по коридорам с фотоаппаратом бегал. Видимо, так увлёкся далёкими пейзажами, что не заметил того, что под носом.

— Похоже на то. И как, удалось ему чего-нибудь придумать?

— Нет. Его придумки постоянно конфликтовали с чарами на метле. Он-то хотел, чтобы Гарри не простужался на тренировках, а пришлось ограничиться нормальной игровой формой для нашего героя. Мама говорит, над комплексом «форма- метла» сотни магов работали, так что его затея с самого начала была безнадёжной.

— Ну хоть попробовал.

— Ага.

После сытной трапезы пришлось нам топать к розовой жабе на ЗОТИ. Это они хорошо придумали, чтобы осоловевшие подростки не сильно буянили после того, как обнаружат, что в этом годе кина не будет, потому как кинщик кинобудку закрыл на замок. Мы чинно расселись за парты плечо к плечу с воронами, продолжая трепотню, начатую ещё в коридорах.

Кстати, вопреки ожиданиям, места в замке оказалось достаточно много для гиперактивных детишек. Я успел в прошлой жизни посетить десяток европейских замков, и даже сподобился несколько фотосессий в древних стенах сотворить, поэтому достаточно хорошо представлял, чего в этих укреплённых жилищах ожидать. Но Хогвартс меня по-настоящему удивил с хорошей стороны. Коридоры оказались широкими, окна большими, классы светлыми. Сквозняки пока не ощущались, но это нас ещё ждёт, как только осень приведёт за собой шотландские дожди и туманы.

Пока же всё было классно, поэтому я спокойно уселся к Оливеру Бредко, ещё одному соседу по спальне, продолжая беседу про нового Джеймса Бонда. На каникулах он успел его посмотреть, и ещё не выплеснул все эмоции. Я хотел съехать на Кусто и подводный мир, однако сосед про такого не слышал (позор на его маггловскую голову!). Нашу дискуссию про недостатки пистолета Вальтер ППК, которым агент 007 пользовался в фильме, прервало неприятное покашливание. Мы вернулись в реальность, обнаружили, что все остальные глядят на нас не то с жалостью, не то с испугом.

— Представьтесь, мальчики, — сладко улыбнулась Амбридж. Улыбка её получилась настолько приторной, что меня непроизвольно затошнило.

— Колин Криви, Гриффиндор, мэм, — поднялся я.

— Оливер Бредко, Гриффиндор, — встал рядом сосед.

— Минус десять баллов Гриффиндору, — прищурилась тётка. — И раз все меня наконец-то слышат, давайте поздороваемся, дорогие дети. Можно просто: «Здравствуйте, мисс Амбридж!».

— Здравствуйте, мисс Амбридж, — нестройно повторили мы.

— Нет-нет, это совсем не годится. Давайте повторим ещё раз, это ведь совсем не сложно, правда?

Мы несколько раз повторили приветствие, и вороны ещё раз подтвердили свою сообразительность — они быстрее нас поняли, что тётка не успокоится, пока не добьётся своего, поэтому собрались раньше. Два последних раза повторять пришлось исключительно по нашей вине. Однако всё хорошее рано или поздно кончается, так что Амбридж удовлетворилась нашей реакцией. Потом она произнесла короткую, минут на десять, речь про то, как нам хорошо живётся под мудрой сенью Министерства, и предложила переписать первую главу в свои тетради.

Вороны опять оказались хитрее нас — недоумение они показали только выражением лиц. Мы же полезли на амбразуру всем факультетом, и видя всеобщее недовольство, дама в розовом снова улыбнулась смертоносной для диабетиков улыбкой.

— Вам что-то непонятно, дети?

— Да! — выскочил бедолага Оливер. — А когда практика?!

— Какая практика? — почти искренне удивилась жрица Великой Матери. — Вы о чём?

— О заклинаниях! О защите от тёмных сил!

— Во-первых, ученик, перед тем, как нарушить тишину в классе, должен поднять руку и дождаться разрешения говорить. Вам об этом не говорили, мистер...

— Оливер Бредко!

— Прекрасно, мистер Бредко. Минус пять баллов Гриффиндору. Садитесь.

Не обращая больше внимания на ошеломлённого бедолагу, Амбридж повернулась к доске, коснулась её палочкой, и на грязной поверхности нарисовались каллиграфические строки:

Программа обучения:

1. Понимание сути предмета Защитной Магии

2. Распознавание ситуаций, требующих применения Защитной Магии

3. Применение защитных заклинаний на практике.

— Это методика и последовательность обучения, по которой мы с вами будем заниматься, дети. Именно в такой последовательности. — снова улыбнулась она. — Потому что заклинания, неправильно использованные, либо применённые в неправильном месте, могут закончиться Азкабаном.

Она посмотрела мне в глаза, и сладко улыбнулась. Я ответил её самой широкой улыбкой, и не удержался:

— Как здорово, что у нас самый справедливый суд в мире! Вот и Поттера недавно оправдал за неправильные заклинания!

Лицо лягушонка перекосилось, она с заметным усилием удержала сладкое выражение, пропела девчоночьим голоском:

— Мистер Криви, у вас плохая память — я совсем недавно сказала, что говорить можно только после разрешения преподавателя! Но я помогу вам исправить этот недостаток... Пять отработок у меня, начиная с завтрашнего вечера! И десять баллов с Гриффиндора, конечно!

Я заткнулся, она удовлетворённо посмотрела на притихшую детвору, продолжила:

— Дети, почему я не вижу, чтобы кто-то начал переписывать? На следующем занятии будет письменный тест по прочитанному, а ничто не помогает запомнить так хорошо, как повторение написанного.

Остальное время прошло в тишине. Скрипели перья, шелестел пергамент, тихо бурчали недовольные школяры. У нас не было Поттера или Гермионы, а Джинни либо не успела отреагировать на несправедливость, либо довольствовалась моим примером. Так или иначе, вышел из класса я почти довольный — жаба сразу показала себя во всей красе, пошла на конфронтацию с детворой. У неё ведь ещё и Поттер сегодня, если не ошибаюсь? Послушаем вечером, как старшаки на неё отреагируют.

Зато после Амбридж у нас была История магии со слизеринцами. Прекрасное время для того, чтобы прийти в себя после министерской крысы, подремать или подумать о чём-то отвлечённом.

Когда преподаватель выплыл из доски, и забубнил историю про Крохмара Длиннозубого, что за один поход вырезал три магических манора, и закончил свою гоблинскую жизнь на алтаре четвёртого, народ вокруг начал клевать носом уже через несколько минут. Мои соседи даже этих минут дожидаться не стали — Оливер пристроился на столешнице, подсунув под физиономию книжку потолще, а Дэн и этим заморачиваться не стал, просто навалился грудью на широкую доску рядом. Вот и славно, не придётся тратить время на болтовню с детворой.

Мой сосед, кстати, громко возмущался несправедливостью министерской жабы по дороге в лекционную аудиторию — заболело у него из-за снятых баллов. Видимо, ещё не успел перестроиться на местную систему ценностей, в которой штрафные баллы для наших часто предмет гордости, а не порицания. Конечно, совсем уж наглеть нельзя, за это обязательно прилетит от старших, но вот такие срывы, часто неожиданные для самого провинившегося, окружением воспринимаются, как проявление смелости, так характерной для нашего алого факультета. Сразу вспоминается бессмертное: «он махает шашкой, кричит и бросается вперёд, зажмуря глаза. Это что-то не русская храбрость!» Ну да мы тут и не русские, нам можно.

А вообще, интересно начался учебный год. Получил по башке от замка, увидел Старшую Жрицу, которую по всем раскладам придётся как-то убивать (в груди тяжело зашевелилась ненависть, но практически сразу заткнулась, когда на плечи мягкой, но беспощадной лапой легла замковая магия). Ну да, Хогвартс, я уже понял, спасибо, — в стенах тётю не трогать.

А вот она меня трогать собралась. Как и Поттера, и других бедолаг. Что там про перья в памяти Криви сохранилось? Я поковырялся, ничего не нашёл, вздохнул. Вот ведь повезло попасть в творческого придурка — вместо того, чтобы учиться, лазил по окрестностям, фотографировал, папараццил понемногу за девчонками, а теперь мне ещё тайник с фотками надо искать...

В голову стукнулся пергаментный самолётик. Я автоматически развернул, увидел криво нарисованную могилку с плачущим над ней человечком, повёл головой по сторонам: кто бы удивлялся, а я нет, когда увидел парочку придурков с зелёными галстуками, которые кривили мне рожи. Видимо, я действительно не умею готовить слизеринцев, раз так их не люблю!

А что, если... Я прищурился, чтобы образ реальности не мешал концентрироваться, напряг что-то внутри, чего даже словами описать невозможно, провёл ладонью над уродливым рисунком. Пергамент пошёл волнами, размылся на мгновение, смазывая картинку, сложился в простенького феникса, упорхнул к адресатам.

Те попытались поймать птичку, но мой конструкт выскользнул из рук, взмыл над головой ловца, пыхнул призрачным огнём. По голове слизеринца поползли зелёные слизни. Второй охренел от увиденного, но феникс то же самое повторил над ним — чтобы никому не было обидно. Пока оба придурка пытались очистить волосы от слизней, их сосед попробовал распылить птичку. Та поддаваться не захотела ни на простое «Фините», ни на усиленное заклинание, которое попытались повторить сразу трое молодых магов.

Бинс бубнил лекцию, народ постепенно пробуждался от начавшейся у слизеринцев движухи, потому что тем никак не удавалось рассеять моего посланца, хотя палочками махала уже половина присутствовавших, но в конце концов чьи-то нервы не выдержали, и в аудитории прозвучало громкое:

— Фините! Моргана тебя задери, Криви! Финита!!

Бинкс поперхнулся, словно пробуждаясь из наведённого транса, оглядел аудиторию, которая уже не спала, а радовалась новому развлечению, повёл рукой, словно в ней была по прежнему зажата волшебная палочка.

Мой феникс развеялся в мгновение ока, а вместе с ним исчезли червяки, которые копошились в волосах большей части слизеринцев — тех, кто пробовал его уничтожить. Бинкс помолчал, внимательно разглядывая меня, произнёс бесцветным голосом:

— Мистер Криви, минус пять баллов Гриффиндору. Передайте госпоже по слову о моём наказании.

Потом он дёрнулся, обмяк, и продолжил прерванную на полуслове лекцию.

— Охренеть, Колин! — горячо зашептал Дэн. — Ты у самого Бинкса минусы заработал! Близнецы удавятся от зависти!!

— Что мне близнецы, — буркнул я недовольно. — Мне ещё с МакГонагал объясняться...

— Да она классная тётка, своих в обиду не даёт!

— Посмотрим...

До самого конца лекции народ не спал, только шушукался, бросая на меня самые разные взгляды — от неприкрытого восхищения до такой же искренней ненависти.

К счастью, больше занятий в этот день у нас не было, так что появился резерв свободного времени. Чтобы избежать суматохи, я сбежал в библиотеку, где царил культ полной тишины и неторопливости. Мадам Пинс безжалостно выгоняла тех, кто пытался не то чтобы кричать, а даже громко шептать — просто потому, что для магических инкунабул, многие из которых видали свои лучшие дни ещё во времена Королевы-Девственицы и Войны Роз, какое-либо волшебство поблизости оказывалось разрушительным.

Ещё на первом курсе, в самом начале обучения, библиотеркарша провела специальное занятие со всеми учениками, объясняя, чего делать в библиотеке нельзя и почему. Криви тогда большую часть её слов пропустил мимо ушей, но, оказывается, в памяти кое-что сохранилось, в том числе и необходимость избегать всякого колдовства рядом с древними артефактами, к которым относилась и часть местных книжек.

С точки зрения взрослого человека, я прекрасно понимал нашу стражницу книжных полок: даже в нормальных архивах частенько заставляют работать в перчатках и поддерживают определённую температуру воздуха, что уж говорить про магические книгохранилища. Но детвора ценность древних книг понимать не хотела, в силу занятости более важными делами, и поэтому мадам Пинз вынуждена была непрестанно бдить, аки Аргус.

Меня эта тётка встретила подозрительным взглядом — чай, эталонный гриффиндорец пришёл, не ворон какой зачитанный, — и до самого стола с книгами я шёл, чувствуя затылком настороженные глаза. Но я тихо сел, раскрыл книгу по Рунам, и перестал представлять опасность для бесценных сокровищ Хогвартса.

Долго читать мне не дали. Я только добрался до соединения двух разнонаправленных желаний, типа «разорвать в клочья — удержать вместе», с которыми часто приходится сталкиваться при работе со старыми охранными заклятиями, вроде тех, что попадались на старой вилле, как меня начал тормошить какой-то поганец в красном галстуке.

— Криви! — шептал он, — Криви, очнись, ты чего?!

Я вынырнул из хитросплетений древнего Огама, злобно посмотрел на мерзавца:

— Какого хрена?!

— Декан тебя зовёт к себе, Криви! — прошептал пацан. — Наверное, из-за Бинса! Или слизеринцев!

— Бля!.. — На самом интересном месте, когда я так увлёкся!

— Господа гриффиндорцы! — мадам Пинз возникла над нашими головами словно ангел мщения, и я тут же вскочил из-за стола.

— Уже уходим! Прошу прощения за нашего младшекурсника! Извините!

По дороге к декану мелкий лопотал что-то восхищённое про мои сегодняшние успехи, но меня больше заботило, что скажет МакГонагал, так что отделывался я общими словами. Ему же больше и не надо было ничего — кажется, мелкому хватало звучания собственного голоса для счастья. Неужели я тоже был таким вот в его годы??

МакГонагал занималась бумагами. Она подняла голову, когда мы вошли, кивнула пацану, когда тот радостно отрапортовал про выполненный приказ, и отправила его отдыхать. Как только за ним закрылась дверь, она вздохнула, сняла маску холодной строгости, устало глянула на меня:

— Как ты попался Амбридж?

— Сам виноват, мэм. Дёрнула меня нелёгкая вспомнить про Гарри не вовремя. Её аж перекосило от этого.

Декан поджала губы:

— Она правая рука Министра, Колин, и вела суд, когда Гарри хотели наказать за вызванного Патронуса. Он рассказывал, как это произошло?

— Вкратце. Я не хотел им с друзьями мешать, потому что парень был обижен на всех. Мне потом Джинни рассказала.

— Хорошо... Точнее, ничего хорошего в этом нет, конечно...

Она переложила несколько листов с одного места на другое, добавила:

— Гарри тоже сегодня получил отработку у Амбридж...

— Правильно ли я понял, мэм, что эта госпожа прибыла сюда с целью определить, как много людей в Хогвартсе поддерживает директора Дамблдора?

МакГонагал удивлённо посмотрела на меня:

— Почему ты так решил?

— Всё её поведение — сплошные контры против директора. Начиная с того, как она прервала его на пиру. Я давно такого хамства не видел. Да и то, что она обещает на Защите от Тёмных Искусств, предполагает полную неготовность учеников к экзаменам. А потом в этом обвинят Дамблдора.

МакГонагал тяжело вздохнула:

— Видишь, мне даже рассказывать ничего не надо, Колин. Надеюсь, ты не собираешься об этом говорить товарищам по факультету?

— С некоторых пор я предпочитаю свои мысли держать при себе, мэм.

— Пример, достойный подражания, — на увядших губах мелькнула невесёлая улыбка. — Но вернёмся к нашим проблемам. Что произошло на Истории?

— Слизеринцы решили посмеяться над моим сиротством, нарисовав глупый рисунок. Я разозлился, и наложил на самолётик небольшую иллюзию. Она получилась сильнее, чем я сам ожидал.

Глаза декана заблестели от сдерживаемого смеха:

— Ты понимаешь, что войдёшь в историю нашего факультета, если не всей школы?

— Ой!

— Вот-вот, Колин. Я тоже так воскликнула, когда услышала от портретов описание твоего проступка. Мне придётся тебя наказать. Каждую пятницу будешь приходить ко мне, помогать разбираться с этой мордредовой макулатурой.

— Да, мэм. И заодно снимать серьгу?

Декан подняла брови в молчаливом удивлении.

— Прошу прощения, мэм, сглупил! Исправлюсь!

— Тогда почему вы ещё здесь? Ваши товарищи заждались в гостиной.

— До свидания!

Окликнула она меня уже когда я открывал дверь.

— Колин...

— Да, моя госпожа?

— Не пей слишком много пива: завтра у вас Зельеварение, а профессор Снейп очень болезненно воспринимает поражения своего факультета...

— Ой!..

Но вечеринку пришлось отпраздновать, потому как у нашего факультета это дело серьёзно поставлено. Как только я пролез в дыру от Толстой Дамы, на меня обрушился хор воплей и радостный свист. Прямо над камином висел огромный плакат с накарябанной физиономией какого-то блондина, отдалённо похожего на меня. Вокруг этой башки криво тянулась надпись алыми буквами: «Заклинатель привидений». Блин, только этой клички мне не хватало!

Близнецы запустили шутихи, посыпали на меня конфетти и даже покачали сразу двумя палочками. Я уже знал их манеру, так что сгруппировался вовремя, и оставил на потолке отпечатки только своих кроссовок, а не спины или головы.

Потом меня одобрительно похлопала по спине, плечам, пожала руку большая часть мужского населения, а меньшая часть женского оставила на щеках следы помады и взъерошила волосы. Как хорошо, что мой артефакт высшего качества — сработал на сто процентов! Никто не промахнулся руками, не попал в пустоту, так что я напрасно боялся разоблачения.

Потом, когда официальная часть закончилась (буйную шевелюру нашей неподкупной госпожи префекта удалось заметить в самом дальнем кресле, где её эффективно блокировали девчонки-выпускницы), народ перешёл к водным процедурам, то бишь к пиву. На факультете много лет существовала заначка именно для этих целей, которую поддерживали добровольные пожертвования школьников. Это не было обязательным, но каждый знал, что если появились какие-то деньги, надо чуток дать в факультетский общак, потому что пиво с закусками приходится покупать в Хогсмиде, а там студентам в кредит не продают. Я тоже со второго курса время от времени подбрасывал сиклей с кнатами, так что предложенную бутылку взял без каких-то угрызений совести.

Пиво, как на мой вкус, было больше похоже на странный молочно-пивной коктейль, и нормальный «молочный стаут» из тех, что были популярны в девятнадцатом веке, тут даже рядом не стоял, но местным этот напиток нравился, и лучшего у магов было не достать. Опять же, похмелья после него практически не бывает, так что почему бы и не выпить?

После третьей бутылки я поймал взгляд порозовевшей Гермионы, которая с такой же бутылкой в руках что-то настойчиво объясняла Рону, пока тот с сальной улыбкой пялился на грудь старшекурсницы — Анджелины, кажется, — и мне стало грустно. Моя красавица выйдет замуж за этого рыжего идиота, наша квиддичистка потеряет любимого, чтобы выйти за его близнеца, и никто из них не был счастлив, когда «шрам не болел уже девятнадцать лет»... К чёрту всё, пойду я спать!

Следующий день меня удивил. Всё утро думал, как избежать бодания с Ужасом Подземелий после вчерашнего позора зелёных, но Зельеварение прошло неожиданно спокойно. То ли он успел потоптаться на Гарри, то ли предвкушал будущие измывательства над своим «омегой», но на меня Снейп внимания практически не обращал.

Чёрной молнии подобный, наш горбоносый слуга двух господ метался между столов, умудряясь почти одновременно цедить язвительные комментарии по поводу криворукости очередной гриффиндорки, блокировать попытку добавить какую-то хрень в котелок у другой пары, и наделять своих змеёнышей новыми баллами «за идеальное размешивание подготовительной смеси». Многостаночник, что уж там говорить. Цезарь, который Гай Юлий, по словам древнеримских очевидцев, мог делать пять дел одновременно, и наш гений от жабьей чешуи и давленых червяков ничем ему не уступал. А может, даже превосходил, потому что колдовство требует недюжинной концентрации, особенно накладывание защитных экранов, а он ещё умудрялся следить за всеми нами. Нет, друзья мои, человек он, конечно, дерьмо, а вот специалист от бога.

Зато я успел заметить очень интересный нюанс, благодаря которому, возможно, и удаётся сварить качественные зелья. Некоторые из школьников время от времени добавляли магию в свой магический супчик. Причём не только во время перемешивания, как пишется в умных книжках, но и во время подготовки ингредиентов. И именно у этих ребят зелье получилось на «отлично», то есть «очень хорошо» по-снейповски.

Интересный нюансик, да... Понимают ли сами ребята, что делают, или это спонтанное действие? Потому что если второе, то вся непостижимость зельеварения, на которую жалуются выходцы из обычного мира, может быть связана именно с этим секретом, о котором никто не говорит, потому что не понимает, о чём вообще говорить-то?

Это как с пекарями: ещё в прошлой жизни встречал я парня, который был настоящим маньяком мучного дела. Не знаю почему — то ли его в хлебной деже нашли вместо обычной капусты, то ли закваской в детстве перекормили, но о хлебе и выпечке он мог говорить бесконечно, при этом совершенно не повторяясь. Так вот рассказывал он, что выражение «золотые руки» пошло от пекарей, не помню уже французских или итальянских. Дескать в те далёкие времена, когда из всех механизмов на кухне была только деревянная лопата да мальчишка-помощник, а тесто приходилось месить руками, заметили пекари, что у одних работников опара поднимается быстрее, а хлеб пропекается лучше, чем у других, столь же старательных. Отсюда, дескать, и выражение «золотые руки», то есть руки, после которых сотни килограммов теста превращаются в прекрасный хлеб, который оборачивается звонкими монетами, а не выливается в канаву прокисшим тестом и закалом.

А секрет этого дара, по его словам, открыли уже в двадцатом веке, благодаря тепловизору. У этих уникумов оказались более тёплые запястья и ладони, потому что кровеносные сосуды располагались чуть ближе к поверхности в силу каких-то анатомических особенностей. То есть, перемешивая тесто такими руками, пекарь его дополнительно подогревал на какие-то доли градуса — та самая исчезающе малая разница, которой не хватало другим специалистам.

И если я правильно понял увиденное на уроке, тайна умелых зельеваров может хотя бы частично объясняться вот такой непроизвольной доставкой своей магии в нужный момент. И да, об этом секрете не прочитаешь в книжках, потому что кто-то об этом просто не догадывается, а кто-то осознанно молчит. Да и я пока помолчу, только понаблюдаю побольше — не ошибаюсь ли?

Урок Флитвика тоже прошёл без эксцессов. После общения со старыми Шенками этого коротышку я побаивался, если честно. Однако ни от самого декана, ни от кабинета ничем особым не тянуло. Но ведь тогда, на уроке, что-то я почувствовал у воронов! Почему сейчас ничего нет?

В общем, помахали мы палочками, оживили орех — в смысле, запустили процесс роста в зародыше, — полюбовались, как зелёный росток постепенно превращается в молодое деревце, а по дороге выслушали лекцию о базовых понятиях Жизнь — Нежизнь, и чем Сон-Нежизнь отличается от Смерть-Нежизнь. А как время вышло, отправились дальше по своим делам.

Озадачил меня этот день занятий, в общем, — и Снейп не «пожрал моск», и Флитвик в гоблинские пещеры не заманивал. Я на скорую руку перекусил, да и отправился думать в одиночестве куда-нибудь повыше третьего этажа, куда наша буйная братия забредала только случайно, потому что вся общественная жизнь бурлила на первых этажах и внутренних двориках. Коридоры же верхних уровней замка отпугивали пустотой и зловещей тишиной, которую нарушает лишь завывание ветра в пустых бойницах.

Однако пока ещё в наших пенатах лето успешно боролось с осенью, и даже на высоте оказывалось достаточно тепло, чтобы хлопнуться задом на парапет, уставиться глазами в бескрайний горизонт или море, которое проглядывает в хорошую погоду между горами, и вдоволь помечтать. Или подумать о наболевшем.

Замок оказался полон сюрпризов. Нет, я и раньше помнил, что мама Ро описывала тайные двери, проваливающиеся ступени и прочий хардкор, но одно дело это воображать, и совсем другое — увидеть собственными глазами. Подозреваю, что многое из этих сюрпризов родилось из обычных средневековых придумок, вроде тайных коридоров в стенах или системы воздуховодов, по которым удобно подслушивать тайные разговоры тех, кто этого не подозревает. Позже, маги из обычных людей творчески осмыслили опыт простых замков и добавили магических сюрпризов в традиционную систему обороны Хогвартса.

Разве не здорово, когда можно выйти из стены прямо за спинами врагов, которые бегут по коридору, и шарахнуть им в спину «Бомбардой»? Или остановить лестницу на пол-пути к очередному этажу, чтобы с комфортом расстрелять тех, кто столпился на замерших ступенях? Им ведь выхода нет, только прыгать остаётся в пустоту, которая заканчивается на первом этаже очень твёрдым полом. В общем, когда-то это был очень нелёгкий орешек для хищных зубов. Когда-то...

А потом, уже после принятия Статута, когда уменьшилась и постепенно сошла на нет опасность неожиданного визита горячих парней из Инквизиции, которые обожают зажигать на площадях, новые директора пришли к выводу, что тратить силы и деньги на ненужную оборону просто расточительно. Всё реже подпитывались руны стационарных заклинаний, всё реже проводились охранные ритуалы, про жертвоприношения не вспоминая, и даже ремонт древнего замка начал делаться спустя рукава. То ли переоценка ценностей произошла (нам ведь в спальнях весьма современные душевые поставили, а не кадки с горячей водой), то ли «оптимизация ресурсов», как это современные рукой-водители называют.

В общем, стоило переключиться на Истинное зрение, как болеть начинало не только в глазах. Ныли зубы от хаотического сплетения магических линий там, где должны быть чёткие гармоничные узлы волшебных заклинаний, тянуло тупой болью в дань-тянях от дыр и пробоев, которые зияли в незыблемой когда-то стене защитных чар. Нет, простой пехотинец Её Величества по-прежнему увидит здесь только древние развалины (если вообще заставит себя в эту сторону посмотреть), но снаряды и мины, выпущенные из невидимой отсюда позиции в пустое место на карте, посекут осколками не только защитников, они ещё и перегрузят сеть антимаггловских заклятий. Интересно, сколько раз надо сюда попасть из полевой гаубицы, чтобы Хогвартс появился пред глазами обалдевших солдат во всей своей средневековой красе?

Вот во время такого гуляния по верхним этажам я и встретил Луну. Девушка стояла у окна с видом на озеро, глядела куда-то в небо, и выглядела ужасно одинокой. Я тихонько приблизился, завернулся поплотнее в мантию, потому что на здешней высоте уже ощущался холод, присел на широкий подоконник.

Девушка вздрогнула от неожиданности, показалось даже, что её первым порывом было убежать, но потом она узнала меня, и заметно успокоилась.

— Привет, Луна. Красивый вид отсюда.

— Здравствуй, Колин. Поэтому я очень люблю это место. На Часовой башне ещё красивее, но там часто кто-то уже есть, поэтому...

— Меня оттуда старшаки тоже частенько гоняли. Представляешь — прихожу с камерой, ставлю штатив, вожусь с кадром, чтобы сделать его по-настоящему классным, и тут вдруг вваливается хихикающая парочка старшекурсников, и меня прогоняют вон! Зато теперь мы сами с тобой старшаки, Луна. Теперь наша очередь отправлять оттуда молодёжь.

Девушка мягко улыбнулась, посмотрела на меня с укором:

— Я не думала об этом с такой точки зрения. Но ведь они обидятся и будут очень расстроены!

— Зато потом ни Филч ни Снейп их не застукают в пикантной ситуации, и не влепят отработки.

Луна хихикнула, в её огромных глазищах заплясали весёлые чёртики:

— Это тебе взрослые мозгошмыги подсказали?

— Они самые.

Я спрыгнул с подоконника, и уже хотел двигать дальше, когда заметил босые ноги девчонки.

— Луна, — осторожно протянул я, — скажи честно, тебе нравится ходить босиком?

По лицу девушки мелькнула тень, она опустила голову, тихо шепнула:

— Нет. Поэтому мне очень хочется домой...

— Есть два способа решить проблему исчезающей обуви. Хочешь знать, какие?

Луна склонила голову набок по-птичьи, с интересом глядя на меня, и по спине пробежал холодок узнавания: совсем недавно я уже сталкивался с одной такой «птичкой». Интересно, у Лавгудов среди предков кого-нибудь остроухого нет?

— Во-первых, попросить эльфов возвращать обувь, когда они в неё наиграются.

— Это не эльфы, Колин, это...

— Не важно, Луна. Обслуживающий персонал в нашем замке — эльфы, они по долгу службы обязаны проникать в самые дальние закутки. Значит, и обувь твою могут найти.

— Я с ними разговаривала. Они не умеют читать, и не различают где чьи вещи. Не напрасно ведь для стирки надо одежду в специальный ящик складывать.

— Значит, не имя своё на вещах пиши, а знак-картинку. Даже самый тупой эльф её узнает.

— Обязательно попробую это сделать! А второй способ?

— Призывать вещи «Акцио», как это Гарри с метлой сделал на турнире. А чтобы заклинание сработало, на каждый предмет повесить «маячок», за который будет цепляться заклинание.

— Что бы такое придумать... — нахмурилась девушка. — Чтобы красиво было...

— Нарисуй свой дом, Луна. Упрощённо, несколькими линиями. У вас ведь дом — башня, мне Джинни говорила? Тогда почему бы не посмотреть на такую руну, как Уруз?

— Точно! — девушка засветилась радостью, и я буквально почувствовал её эмоцию, словно в лицо теплом пахнуло. — Спасибо, Колин! Сейчас же попробую!

Она легко коснулась пальцами моей ладони, и вприпрыжку понеслась к лестнице. Дай-то бог, Луна, пусть у тебя всё получится!

Теперь вид из окна не нагонял тоску в душу. Солнце выглянуло из-за облаков, разогнало осеннюю хмарь, и даже поверхность озера потеряла вечную черноту, набрав хоть и на время, но почти нормальный зелёный цвет. В таком озере купаться я бы не стал сейчас, а вот на лодочке поплавать очень даже был бы не прочь.

Потом вода взорвалась брызгами, в воздух выстрелили длинные тонкие щупальца, которые сбили несколько чаек, необдуманно спустившихся слишком низко, и с уловом исчезли под тёмной поверхностью. Похоже, опять наш Кальмар соскучился по свежатинке — иногда он всплывает из своих непроглядных глубин, привлекает внимание птиц поблёскиванием чешуи вокруг присосок, а когда те соберутся на «новый рыбный косяк», ловит пернатых щупальцами. Интересно, у нас тут Лавкрафт не учился в своё время?

Но остался я не потому, что заинтересовался охотой местного многоножки. Мне вдруг остро захотелось попробовать исправить вот эту прореху в цепочке древних рун, которые когда-то тормозили движение воздуха, чтобы нагреть его следующим заклинанием, создавая воздушную подушку в каждом окне. Из-за древнего возраста и отсутствия полноценного ремонта, камень выщербился, и две руны исчезли, разорвав всю последовательность магических чар. Одни тормозят движение воздуха, другие его нагревают, третья контролирует интенсивность первых двух, чтобы не создать в отдельно взятом окне жарочный шкаф.

Я осмотрелся на всякий случай, положил руку на скол в оконном проёме, расслабился. Ощущается нехватка материала, надо её чем-то заполнить...

— Вот, молодой МакГонагал, сэр, — пропищал сзади неожиданный голосок. — Это поможет магу.

На помощь мне пришёл школьный эльф. Он протягивал в руках обычный камень, точно такой же, как тот, что мы обрабатывали на Трансфигурации. Занятно, я ведь этого уродца не звал. Замок, что ли, на мои требования реагирует? Мягкая волна тепла прошла сквозь тело, и я улыбнулся, — приятно, когда угадываешь точно.

— Спасибо, можешь идти.

Увесистый булыжник я прижал к выбоине, снова расслабился, наполнился верой в успех и пропустил замковую магию через себя. Мелькнула на мгновение пугливая мыслишка, что меня разорвёт потоком силы, превосходящим все мыслимые возможности обычного человеческого тела, но тут же смылась под напором мощи, которая ринулась даже не по каналам, а просто сквозь клетки и ткани тела. Снится ли Будде, что он бабочка, или это бабочка видит сон про то, что она — Будда?

Под давлением магии камень поплыл, стал прозрачным, выплащиваясь из трёхмерного пространства в двухмерное. За бесконечно долгое мгновение до того, как он вывалился из этой реальности, я ухватил Идею, которая перестала быть Вещью, вернул её в Основу и выплыл обратно в свою человеческую жизнь.

Дикое страдание от возвращения в ограниченное существование бросило меня на колени, я заорал от боли, которая разрывала страдающую душу, но мягкая сила наполнила пустоту в сердце, тёплой лаской погладилась о сознание. Я вытер слёзы, поднялся, — ноги держали уверенно, а ведь мгновение назад казалось, что всё, больше на них уже не встану, — облегчённо вздохнул. Значит вот через что проходят настоящие маги... А ведь если бы не замок, подпитавший силой, можно было и окочуриться в страшных муках, да.

Стена блестела новой заплаткой, и на удивительно ровной поверхности виднелись отпечатки моих пальцев — папиллярные линии, хоть сейчас на дактилоскопическую экспертизу, вон даже чёткий след от шрамика под безымянным пальцем есть. Блин, да по такому следу творца найти раз плюнуть! А с другой стороны — вот он, демиург, завидуйте! Я ещё раз глянул по сторонам, но коридор был по-прежнему пуст.

Вот и славно, теперь пришла очередь отсутствующих рун... Мысли ещё раз попробовать беспалочковую магию такого масштаба вызвала непроизвольную дрожь во всем теле. Я клацнул зубами, вытер набежавшую слезу, и достал из рукава волшебную палочку. Пусть она у меня чудит время от времени, думаю, магия замка поможет удержать её в узде. Опять же, здравый смысл шептал, что с голыми руками на руны замахиваться не стоит — в них столько энергии аккумулируется, они так мощно закручивают вокруг себя Реальности, что безопаснее будет голыми руками в трансформатор высоковольтный забраться. Там просто у трупа ручонки до костей обгорят, а здесь придурка может разбросать по нескольким измерениям стразу — вроде тех, куда я уже имел несчастье заглядывать. Не-не, чур меня, чур!

Отказаться от идеи выцарапать руны в камне собственным ногтем тоже ума хватило. И дело даже не в том, что поток энергии из пальца контролировать архисложно (это всё-таки не световой меч джедая), а в мыслишке, которая неожиданно скользнула где-то на краю сознания, пока я разглядывал место приложения сил.

А подумалось мне вдруг, что если работать прямо телом, то можно буквально привязаться к замку, стать его частью. Родство, раппорт, — после рассказов о «живых орудиях» трансильванских вампиров это для нас не пустой звук, а тошнотворные образы чудовищным образом слившихся в единое целое человеческих тел. Не-не, таких впечатлений мне не надо, я ещё к этому не готов!

Главная проблема здесь в том, что для начертания рун надо изменить структуру носителя, запечатлеть знаки-концентраторы в этой конкретной реальности-возможности, чтобы направить естественное течение событий в нужном для мага направлении.

Когда-то руны вырезали специальными инструментами, но сегодня в обычном мире часто применяют электродрель с нужными насадками. Однако в волшебный камень так просто изменения не внесёшь, надо что-то, что не вызовет разнобой в уже работающей системе рун и заклятий. И здесь трудно придумать что-то более подходящее, чем волшебная палочка — очень точный инструмент, который позволяет в огромном диапазоне варьировать энергию, то выпуская её тонким, почти лазерным лучом, а то поливая широченным потоком аки садовый шланг. Вот только у меня-то с палочкой как-то не очень, она у меня норовистая, зараза...

Но выбора не было, я чувствовал, что надо вот прямо сейчас воссоздать руны, иначе недоделанное дело потом аукнется чем-то нехорошим. Ну что ж, попробуем?

Я взял палочку в «сильное» положение — это когда она всей щепотью берётся, чтобы вложиться в заклинание полностью, — приблизил её к камню, сделал выдох. Страшновато мне как-то, блин...

Потом многовековая мощь замка окутала меня добрым одеялом, повела руку к начальной точке конструкта. Я улыбнулся, чувствуя, как разгораются внутри магические центры, дунул на пальцы левой руки, охватил ими запястье правой, чтобы выпустить из себя всё, что получу, чтобы опустошиться магией без остатка. ДА!!

Магическая энергия вырвалась из кончика волшебной палочки таким ярким лучом, что я зажмурил глаза от нестерпимой боли. Но даже сквозь плотно закрытые веки это пятно выдавливало слёзы, и жгло меня прямо в мозг. ДА!!

Затрещала ткань мироздания, когда мой волшебный «зайчик» потянул за собой древние охранные связки, словно старую запутавшуюся сеть. Застонали мышцы от напряжения, потому что многовековая инерция не давала желанию скользить свободно в застоявшейся Реальности, но упрямство, злость и благодарность вели мою палочку, из которой била невообразимая мощь, и воплощали желаемое в чётких линиях восстанавливаемых заклятий. ДА!!

Свет погас, я рухнул на пол высушенной жабой, целую бесконечность лежал где-то между обмороком и сном. Потом тело наполнила новая сила, радостная, бурлящая, и я вскочил, желая обнять весь мир. Получилось!! У меня получилось!! ДА!!

Я прыгал, кричал, кувыркался, смеялся и плакал, пока организм не приспособился к новому состоянию. Тело воспринималось более ловким, более сильным и «заряженным» магически. А от магического истощения не осталось и следа. Даже все те прелести, которые буквально минуту назад выворачивали душу, сейчас казались чем-то очень далёким и почти что забытым.

Интересный опыт...

Что-то об этом писали в книгах, да и преподаватели рассказывали на уроках, когда речь заходила о магическом перегрузе, о попытке замахнуться на колдовство не по силам. Но вот только что я выжал из себя всё до донышка, пропустил сквозь тело бог знает сколько силы, и чувствую себя так, словно месяц только и делал, что отдыхал. В жизни волшебников подобные ситуации случаются редко, и каждая из них что-то за собой несёт — кабальный договор, чрезвычайно серьёзную оплату, какие-то обязанности.

И теперь я, получеловек — полуневедомая зверушка, получил возможность безопасно разогнать свои магические возможности взамен за небольшой ремонт старого замка. Как полагаете — это случайность? Вот и я думаю, что нет. Что — некого было попросить до меня? Или я такой весь из себя красивый да уникальный, что вот никто другой сделать за меня не может? Блин, а ведь похоже, что именно это и есть правда: я уникальный, не такой, как все остальные. Неужели я действительно тот Паук из маговских кошмаров? Но в таком случае, ждёт меня в конце недолгой жизни какая-то хрень, для исполнения которой, может быть, в тело мальчишки был вселён взрослый мужик, который всё-таки чуток лучше понимает людей, чем наивный подросток.

В этих размышлениях я и двинул с этажа вниз, туда, где шумела детвора и степенно рассуждали о высоких материях старшаки. До экзаменационного безумия целый учебный год, и даже выпускники радуются возможности повалять дурака. Тем более, что Амбридж ещё не создала аналог местных полицаев во главе с Малфоем, и придурки эти ещё не испортили настроение остальным школьникам.

Но раздумывая о странностях жизни, я совершенно забыл, что меня здесь кое-кто не любит. Нога скользнула по очередной ступени, которая буквально в мгновение покрылась тонким слоем льда, а магический толчок в спину выбил из равновесия, так что осталось только загрохотать по ступенькам. Нормально сгруппироваться не удалось, я смог лишь уберечь голову от удара о твёрдые углы, зато ногам досталось по полной.

Хруст перелома прошил меня такой болью, что слёзы брызнули ручьём. Я захрипел перехваченным горлом, перекатился на спину, успел заметить, как на верхней площадке мелькнула когтевранская мантия. Ах ты ж, больно как!

Кричать я не мог, колдовать тоже — боль не позволяла сосредоточиться. Мать!!! Потом уши уловили громкий хлопок, в руку ткнулся знакомый пузырёк:

— Обезболивающее, молодой МакГонагал, сэр.

Я вылил в горло холодный эликсир, вздрогнул, когда морозным инеем осыпалась по телу боль.

— Костерост, — пропищал тот же голос.

Ещё один большой глоток, от которого передёрнуло до глубины души — аврорские эликсиры действую быстро и эффективно, только вот платить за это приходится ощущениями. Ну почему хотя бы одно лекарство нельзя сделать вкусным?!

— Пусть молодой МакГонагал оставляет ларец открытым. Эльфам замка запрещается рыться в вещах школьников, Макки придётся прижечь уши о печную дверцу.

— Хорошо, так и буду делать теперь, — просипел я, успокаиваясь. Состояние возвращалось к норме, в сломанной ноге ещё тянуло, но я знал, что это ненадолго. Вот только пальцы сломанной ноги по-прежнему торчали под неестественным углом. Вот блин, надо к Помфри, пока ещё кости не срослись!

— Если молодой маг позволит... — эльф глянул на меня огромными глазищами, дождался кивка, щёлкнул узловатыми пальцами. Нога ещё раз хрустнула, но теперь, под воздействием лечебных зелий, процесс я перенёс легко, только вытаращился на правильно вставшую стопу.

— Виновник нападения будет наказан, молодой МакГонагал, сэр. Просьба не мстить самому.

— Хорошо... — медленно протянул я, глядя на странного эльфа. — Искать повода не буду, но если нападёт опять, ничего не обещаю.

— Да, да! — эльф радостно закивал головой, исчез с громким хлопком. Какая занятная картина получается... Кто меня просит не ввязываться в месть — неужели сам Дамблдор? Но ему проще меня было бы на чай вызвать, как того же Гарри. Или не проще? Или это вообще кто-то третий, вроде того же декана воронов? А ему что с меня? Боится, что сорвусь, и понесёт моё бешенство когтевранских студентов по закоулочкам?

— Колин, ты чего здесь лежишь? — вырвал меня из бесплодных размышлений звонкий голос Дэна. Сосед по комнате, запыхавшись, поднялся по ступенькам, остановился перевести дыхание. — Я два этажа пробежал, а ты отдыхаешь!

— Ногу сломал, — улыбнулся я. — Жду, пока схватится.

— Опять чёртовы лестницы? — парень окинул взглядом пролёт над нами, скривился. — Помню, как я на таких стопу подвернул год назад. Пока до мадам Помфри допрыгал, Снейп мне отработку влепить успел.

— А ты на травму ссылался?

— Конечно! За это он меня слизней для Костероста давить поставил — потому что такие безответственные особи, как я, приводят к непредвиденным расходам лечебных зелий!

Мы посмеялись над общим несчастьем, потом он помог мне встать на ноги. В голени ещё отдавалось тупое нытьё, стопа казалась чужой и непослушной, поэтому дальше мы отправились как герои военных фильмов — я ковыляю, он подставляет плечо для опоры. Только кровавого бинта на голове не хватает, да простреленных гимнастёрок.

— А как ты меня нашёл?

— Портреты сказали. Одна такая симпатяшка подозвала меня, и попросила срочно бежать на помощь другу. А друг, оказывается, просто разлёгся на ступеньках, чтобы поскучать. И чего было торопиться?

— Для того надо было торопиться, что без твоей помощи я бы здесь напрочь простыл, и сегодня вечером пол-факультета соплями бы забрызгал.

— А мы бы тебе бодроперцового зелья дали!

— А я бы его не взял, потому что одинокий и больной лежал на лестнице никому не нужный. Поэтому вместе со мной вечером страдал бы весь Гриффиндор.

— Так во ты какой эгоист, оказывается!

— Нет, я был бы страдающий эгоист, если бы ты не пришёл. Но ты поспешил на помощь одинокому бойцу, и как настоящий друг, будешь за это наказан — разделишь со мной трапезу домашними вкусняшками!

— Почему тогда «наказан»?

— Потому что уж очень они вкусные. А так как взял я их немного, помнить мы будем о такой вкусноте долго. Как съедим, так сразу начнём страдать.

— Ну так предкам напиши, пусть ещё приш... Ой, я забыл, что у тебя..!

— Да я тоже на пару секунд почти забыл... Кстати, спасибо за помощь, Дэн,- не знаю, сколько бы мне ещё там валяться пришлось.

Дальше мы шли в молчании. Настроение у меня ухнуло вниз, раскрывать рот просто не хотелось, и я уже подумывал, как бы отпустить посмурневшего друга, когда из-за поворота прямо на нас выскочила Гермиона.

— Колин?! Что с вами случилось, ребята?

— Поскользнулся на лестнице, — отмахнулся я. — Уже практически всё прошло. Спасибо Дэну, не дал мне простыть, забытому всеми меж этажей.

Дэн засмеялся в ответ, я благодарно пожал протянутую руку, и он заторопился в Большой зал. Но Гермиона не купилась на мои слова. Она привычно нахмурилась, строго посмотрела в глаза:

— Что там произошло?

Я замялся — говорить правду не хотелось, а врать не хотелось тем более. Самый ответственный префект Хогвартса вздохнула, глядя на мои муки, и продолжила мягко:

— Колин, я уже слышала о твоей стычке с когтевранцем из чистокровных. Это он?

— Сказать точно не могу, потому что после тычка в спину заботился только о том, чтобы шею не свернуть. Кажется, мелькнула мантия воронов где-то выше, но я сломал ногу, и боль была такая, что сквозь слёзы мало чего получилось увидеть.

— Ты сломал ногу??! Мадам Помфри!..

— Спокойно, Гермиона! Стоп! У меня всё в порядке! Я глотнул Костерост!

— Да он только за ночь кости зальёт! Как ты вообще ходишь при переломе?! Сейчас я тебя в медпункт отправлю! Та-а-к, заклинание носилок...

— Да подожди ты! У меня аврорская аптечка, Гермиона, — ты ведь помнишь, как мне спину намазывала?

Девушка поперхнулась, лицо её порозовело, и продолжила она уже с меньшим напором:

— Но Колин, тебе всё равно надо к мадам Помфри! А вдруг что-то внутри повредилось после падения? Она должна тебя проверить!

— Разумеется. Поэтому именно к ней я и направляюсь.

— Я тебя провожу. Знаю я вас, мальчишек, — раз не болит, можно не беспокоиться.

— В целом ты права, конечно, только не со мной и не сейчас.

— Почему это?

— Потому что Колин Криви очень изменился за лето.

— Это правда. Я всё ещё привыкнуть не могу: пару дней назад ты был молодым мужчиной, женатым, а сейчас опять мальчишка. Так странно...

Начавшееся было неловкое молчание следовало прервать любой ценой:

— Гермиона, а ты есть не хочешь?

— Да, немного. А к чему ты это клонишь?

— Может, тебе лучше пойти перекусить, а я до медпункта сам доковыляю?

— Вот ещё! И не надейся даже!

— Злая вы, мисс префект. Не доверяете людям.

— Потому что я прекрасно знаю этих людей, Колин Криви. Смирись, несчастный, и влачи свой крест.

— Как скажешь, о мой Лонгинус!

Гермиона попыталась спрятать довольную улыбку, но блестящие глаза выдавали радость от маленькой победы. Ох уж эти девчонки...

— Кстати о Лонгинусе, — я тебе говорил, что видел одно из Младших копий?

Брови нашей ботанички полезли вверх:

— Что?! Ты видел ТАКОЙ артефакт??!

— Место раскрыть не могу, потому как под Обетом. Чья это земля ты, полагаю, сама догадываешься.

— Думаю, да. У Шен...

— Стоп! — я заткнул тираду, приложив палец к девичьим губам. — Если озвучишь правильно, я могу быть наказан за раскрытие тайны!

— Ой!

— Я тоже так подумал, хе-хе. Так вот, на прекрасном зелёном склоне совсем недалеко от морского побережья, где чувства случайного путешественника радует молодой вереск и белоснежные чайки, торчит прямо на склоне деревянная жердь над грудой костей и ржавого мусора. Кусок ветхого тряпья болтается на самой жерди, словно бельё, которое повесили было сушиться, да забыли. На самой же вершине холма красуется мощнейший артефакт, на который облизываются многие поколения островных магов. Упомянутая жердь и является остатками одного из Младших копий, которым пытались пробить защиту недоступного артефакта.

— Что, вот так прямо торчит из земли, и всё?

— Ага. Тот магический предмет, что на вершине холма, искажает пространство вокруг, да так, что уже много веков аномалия продолжает оставаться неизменной.

— Какая мощь!..

— Точно. Не про наши сегодняшние силы. Однако много веков назад, когда хозяева тамошней земли были полны сил и надежд, они попытались добраться до тайны с помощью христианской святыни — сама знаешь, как те порой эффективны против магии бывают. Но не получилось ничего из этой затеи. Может, если бы у них оказалось само Копьё Судьбы, вышло иначе, только где оно сегодня, это Копьё?..

— Разве не в Ватикане?

— Гриндевальд рулил Гитлером, а Папа Римский того чуть не в попу целовал, потому что против коммунистов выступил. Думаешь, не смог бы Гриндевальд такую цацку выдернуть из папских подвалов?

— Не знаю... У нас ведь Пакт с католиками, так что не знаю...

— Это такой соблазн, Гермиона, и такая мощь, что нашего придурка, боюсь, даже Крестовый поход против магов не отпугнул бы. Сила в голову шибает куда как мощнее алкоголя, а Гриндевальд действительно был силён. Я думаю, что у католиков Копья никогда не было, они только щёки надувают. По мне, так в Австрии его скорее найдут. Или в Израиле — помнишь, там сейчас находят рукописи в пещерах вокруг Мёртвого моря? Бесплодная земля, горы, пещеры: прекрасное место, чтобы спрятать мощный артефакт от нескромных глаз хоть магов, хоть обычных людей.

— А почему не Россия, например? Они ведь тоже христиане, хоть и восточные.

— Слишком сильные тёрки с католиками во-первых, а во-вторых, там своих артефактов хватает, которые либо надо найти, либо уже потеряли. Они ведь свой Камень-Алатырь так и не нашли?

— Кажется, нет... Я не помню, чтобы об этом писали в «Вестнике Магической Европы». Про их экспедицию к острову Рюген было, но потом всё заглохло...

За разговорами время прошло незаметно, и к дверям хозяйства мадам Помфри мы подошли неожиданно для самих себя. Удивлённо переглянулись, улыбнулись друг другу, и вошли под сень верной последовательницы Асклепия с Эскулапом.

Встретили нас громкие стоны за высокой ширмой, и строгий голос медсестры.

— Вы уже на пятом курсе, мистер Джонсон, и в вашем возрасте стыдно быть так невнимательным! Такой сложный перелом! Теперь вам придётся трое суток провести в лазарете, не меньше! И не притворяйтесь, что страдаете от боли — зелье уже действует!

— У нас послезавтра деканский тест по Чарам! — простонал знакомый по поезду голос. — Я же подготовиться не успею!

— Споткнуться на ровном месте вы успели! Пусть друзья принесут вам необходимые справочные материалы, а освежить память времени вам хватит!

— Мерлин, за что мне это?!

Я повернулся к Гермионе, сказал одними губами: «Это не я! Клянусь!»

Девушка нахмурилась, смерила меня недоверчивым взглядом, но тут, на моё счастье, к нам вышла медсестра.

— Колин Криви? Мисс Грейнджер? Что случилось?

— Подвернулась нога, мэм, — ответил я, пока моя дорогая староста не начала рассказывать душераздирающую историю о превозмогании. — Упал на лестнице, сломал ногу. К счастью, у меня с собой была аврорская аптечка, так что проблему удалось решить на месте. Но наш префект решила, что было бы хорошо проверить результат лечения палочкой специалиста.

— Аврорская аптечка? — удивилась Помфри. Она взмахнула волшебной палочкой, протарабанила автоматной очередью целый набор диагностических заклинаний, нахмурилась, что-то увидев.

— Неплохо, неплохо... Два дня не бегать, не поднимать тяжестей, от Гербологии освобождаю на неделю: некоторые питомцы из теплиц Страут могут вызвать дисбаланс в твоём магическом поле. И Колин, откуда у тебя такая дорогая вещь? В свободной продаже их нет именно потому, что это зелья, которые варят исключительно Мастера. Они слишком эффективны, и привыкание вызывают очень быстро: в Мунго хватает ветеранов, которые годами не могут избавиться от зависимости.

— Я работаю на Шенков, мэм. Подписывал контракт с мистером Олсоу, но позже сотрудничал с магом по прозвищу Гуляка. Вот он и заменил содержимое ковчежца на более эффективное.

— Гуляка? — Помфри совсем по-МакГонагаловски поджала губы, негромко пробурчала: — То ли он тебя так ценит, то ли снова занялся одноразовыми контрактами. Ну да кто мы против Старых... Он тебе рассказывал про опасность передозировки?

— Нет, мэм. Как-то не подворачивалась оказия.

Где-то в глубине медицинских покоев хлопнула дверь, мелькнула в лучах дневного света большая серая бабочка и приземлилась на моей ладони потрёпанным томиком. Помфри ткнула в неё палочкой, книжица вздрогнула, словно живая, зашелестела страницами, худея на глазах, словно кто-то её пролистывал невидимыми пальцами, вырывая при этом лишнее, и окончательно замерла тонкой брошюркой.

— Пользуйся, — бросила медичка. — И сегодня же её прочитай! Проверю!

— Обязательно, мэм! — я спрятал книжицу в карман, благодарно поклонился. — Не смею больше отнимать ваше драгоценное время!

Мадам Помфри улыбнулась, помолодев сразу лет на пятнадцать, махнула рукой:

— Иди уже, подлиза. И не забудь прийти за новыми лекарствами, когда закончится курс!

Большую часть дороги в Большой зал мы прошли в молчании. Я думал о том, как улыбка меняет человека, а Гермиона напряжённо думала о чём-то своём.

— Колин, — решилась она в конце концов. — Ты позволишь мне прочитать эту брошюру?

— Да конечно, — удивился я неожиданной стеснительности нашей библиофилки. — Хочешь, сейчас прямо и возьми. У тебя ведь будет время её пролистать?

— Конечно! У нас сегодня История магии, так что минут двадцать я найду.

— Тогда держи. А чего ты вдруг заинтересовалась?

Она осторожно взяла томик, раскрыла мне титульный лист.

— Видишь? Больница Мунго, выпущено для сотрудников. Это особое издание, специальное, такого ни в нашей библиотеке не найдёшь, ни где-то ещё! Это очень ценные и редкие книги! Мерлин, как тебе повезло...

— Хочешь, поменяемся — ты будешь везучей сиротой, а я верну семью? И книги редкие читать будешь, и зелья дорогущие пить вот прямо до рвоты!

Девушка густо покраснела, опустила голову:

— Прости... Я не это имела в виду...

Я выдохнул, попытался улыбнуться, но сведённые неожиданной болью губы лишь скривились в дурацкой ухмылке.

— Ничего, Гермиона, я понимаю...

— Что грязнокровки делают в нашем коридоре? Грейнджер, ты что — нового воздыхателя нашла? Сироту без камеры? Как же он твои зубы фотографировать будет?

Перед нами появилась ухмыляющаяся физиономия Малфоя. Прилизанный ублюдок кривил рожу в гадкой улыбочке, и вид этой белобрысой мерзости сорвал планку в моей башке. Одно наложилось на другое, в голове щёлкнуло, сознание залила обжигающе холодная ярость и мир стал пронзительно контрастным, да рези чёрно-белым. В мёртвой тишине перехода с листа на лист, я вытянул правую руку сквозь шорох песчинок времени, коснулся струн-колебаний, которые мелко дрожали под напором моего бешенства, дёрнул их пальцами. Образ реальности подёрнулся рябью, на мгновение превращаясь в Возможность, и я сместил движение событий в сторону, там, где Наследник Малфой жалеет о своей болтливости.

— Закрой рот!

В голову толкнуло, над верхней губой стало тепло, и главный хогвартский крысёныш прижал ладони к лицу, глухо замычав. Креб и Гойл кинулись к нему, отшатнулись, когда он отнял окровавленные ладони, и показал миру безумные глаза над зашитым ртом. Ух ты, да я ещё и вышивать на губах умею?!

— Фините! — Гермиона пришла в себя первой. — Фините Инкантатем!

— Ты переоцениваешь свои возможности, — бросил я через силу. Мне было плохо, только вот показывать своё настоящее состояние врагам было нельзя. — Пусть волокут хозяина в медпункт, там его точно расколдуют.

— Фините! — девушка меня не слышала. Она всё ещё пыталась убрать последствия колдовства. — Да что же это такое?! Финита!

Я схватил дрожащую руку, заставил опустить палочку:

— Хватит махать, пока ты ему глаз не выколола!

Потом прижал шокированную девушку к себе, рявкнул ошарашенным придуркам:

— А вы чего ждёте, остолопы? Бегите в медпункт, глупцы!

Охранники включили рабочий режим, подхватили белокурую немочь под мышки, бросились от нас по коридору. Тем временем дыхание моей красавицы восстановилось, она мягко выскользнула из объятий.

— Что это было, Колин?!

— Магический выброс, конечно.

— Но они бывают только у детей! Магическая наука утверждает, что..!

— Наука имеет много гитик! — прервал я начинающийся спич. — Они много чего утверждают, яйцеголовые, только потом вдруг оказывается, что культ Кибелы — Матери цветёт в Великобритании двадцатого века, и на алтарях практикуют магическую евгенику! Ты веришь всякой херне, Гермиона, лишь бы она была написана с высокомерным апломбом да пересыпана учёными словами!

— Это неправда! — взвилась девушка. — Это..!

— Посмотри на меня, девочка! — усталость заставила меня покачнуться. — Без палочки, на одной злости, я зашил грязный рот чистокровному ублюдку. Ты об этом много где читала?

— Нигде... — прошептала она. — Нигде об этом не пишут. Зато часто пишут, что выбросы невозможны после первичного формирования магического ядра... И что беспалочковую магию может освоить только взрослый маг. Один из десяти...

— Можешь меня потрогать, — усмехнулся я невесело. — Убедись, что я живой, реальный, и только что совершил выброс. Книгам будешь верить, или своим глазам?

— Но ведь книги!.. — в глазах девушки билось отчаяние, вот только я помнил, куда её привела слепая вера в авторитеты, которые не могут похвастаться ничем, кроме седых волос да застиранных фартуков.

— Книги пишут люди, Гермиона. А роли играют актёры. А стихи пишут поэты. И все они — учёные, поэты, актёры, — выполнив свою работу, превращаются в обычных людей. Часто излишне доверчивых, трусливых, хитрых, меркантильных. Ты ведь помнишь, что наука — это удовлетворение собственного любопытства за государственный счёт?

Гермиона остановилась от неожиданности:

— Что? Кто это сказал?

— Учёный Арцимович, международный физик и советский академик. А ещё он сказал, что экспериментатор должен относиться к теории, как к хорошенькой женщине: с благодарностью принимать то, что она даёт, но не доверять ей безрассудно.

— Он был шовинистом, — фыркнула Гермиона, заметно успокаиваясь, — и у тебя кровь из носа шла. Помочь?

— Сам справлюсь, спасибо.

Я достал платок, попытался вытереть физиономию, но Гермиона вздохнула, глядя на мои мучения, забрала его, и быстро привела внешность в порядок.

— Всё? Не буду пугать народ окровавленной физиономией?

— Теперь нормально, первокурсники от тебя не разбегутся.

По коридору прокатился гул школьного колокола, которым отмечался конец обеда. Девушка посмурнела:

— Ну вот, опять опоздала...

Я огляделся, определился с нашим расположением, ухватил её за руку:

— У нас достаточно времени, чтобы решить эту проблему! За мной!

Да кухни оказалось недалеко: мы свернули в первый коридор, нырнули в дверь-картину, на которой толстяк в средневековом камзоле нюхал вино в бокале, прошли немного по следующему коридору, и остановились у картины с натюрмортом. Я пощекотал самую большую грушу, та хихикнула, превратилась в ручку, дверь открылась, и мы шагнули в царство местных эльфов.

Гермиона замялась было на пороге, но влекомая решительным мужчиной, то бишь мной, отправилась внутрь. Я раньше здесь не бывал, да и Колин почему-то тоже, поэтому озирался я с искренним интересом. Ну что ж — вполне тянет на храм кухонного искусства: огромное помещение, столы, заставленные какой-то посудой, и лопоухие импы, которые буквально кишат вокруг. Хотя вся эта масса магических слуг двигалась в каком-то непонятном ритме, возле нас тут же появился один такой красавчик с базедовыми глазами на бледной физиономии.

Гермиона явно чувствовала себя не в своей кастрюле — полагаю, из-за своего ГАВНЭ, будь оно неладно, так что я выдвинулся вперёд, прикрывая подругу своей пока ещё не очень широкой грудью.

— Здравствуй, я Колин Криви, студент Гриффиндора. Могу я попросить парочку бутербродов с говядиной? Сегодня утром они были очень вкусными.

— Конечно, конечно, молодой МакГонагал, сэр! — закивал энергично эльф. — С радостью!

— Только пожалуйста, друг мой, — дословно ЧЕТЫРЕ бутерброда, не больше! Иначе мы переедим, расслабимся слишком сильно, и заснём на уроке. Поэтому только четыре!

Эльф поник головой, вздохнул так тяжко, что его огромные уши по-слоновьи качнулись, щёлкнул пальцами, и в моих руках появился большой пакет, аккуратно перевязанный верёвочкой.

— Но молодой МакГонагал придёт ещё раз к эльфам, сэр? — с надеждой уставился на меня кухонный пролетарий. — Чтобы вкусно поесть?

— Обязательно, — серьёзно ответил я. — Обещаю.

Потом возложил правую ладонь на его лысую черепушку, и в последний момент задавил чуть не вырвавшееся: «Нарекаю тебя рыцарем Черпака и Кастрюли!». Блин, они ведь шуток не понимают, надо просто пожелать ему добра! Тепло толкнулось из лао-гун, разлилось по ладони, и эльф пьяно качнулся:

— Спасибо, спасибо, молодой МакГонагал, сэр!

Я еле вырвался из его объятий — остальные коротышки за это время собрались вокруг, чтобы таращиться на нас огромными глазищами и завистливо вздыхать — схватил Гермиону за руку и выскочил в коридор, подальше от этого неприятного зрелища.

— Они меня не любят... — буркнула моя красавица неожиданно.

— Да я и сам от них не в восторге, — поддакнул я в ответ. — Особенно когда их так много в одном месте собирается. Сразу в голову приходят уэллсовские морлоки...

— Они хорошие! — возмутилась наша идеалистка. — Работают изо всех сил!

— Но на элоев не тянут, ты уж меня прости. Вон, дождевые черви пашут всю жизнь, и почва благодаря их усилиям становится плодороднее. Но ты ведь не требуешь, чтобы все любили дождевых червей?

— Как ты можешь так сравнивать??!

— Потому что это почти одно и то же.

Бедная девочка задохнулась от гнева. Её лицо побагровело, показалось даже, что её просто кондратий хватит прямо здесь.

— Ты же книги читаешь, Гермиона. И днём и ночью читаешь, а главную идею, которую я хочу тебе сказать, всё не поймёшь — они симбионты, они существуют благодаря магии волшебников, и твоё освобождение для них означает скорую и мучительную смерть.

— Но эльфы разумные, они думают и чувствуют!

— И поэтому надо стараться улучшить их положение, изменить отношение магов к эльфам, чтобы перестали их воспринимать, как вещь. Но зачем убивать магических слуг в этой борьбе за свободу?

Девушка поперхнулась словами, яростно сверкнув глазами. Боже мой, как она красива!..

— Гермиона, радость моя, — продолжил я мягко, — ты ведь действительно самая умная девочка в этой богадельне. Давай не будем сейчас рвать друг на друге мантии, а поищем доказательства наших точек зрения. Глянем книги прошлого века или даже раньше, когда маги писали то, что думают, а не то, что им разрешено. Если тогдашняя информация тебя не убедит, обещаю вместе с тобой заботиться об улучшении жизни домашних эльфов. Хорошо?

— Ладно, — недовольно буркнула девушка. — Посмотрим, что там можно найти...

— Тогда забираемся сейчас вон в ту аудиторию, жуём бутерброды, пока никто не видит, и после уроков встречаемся в библиотеке?

— Почему «пока никто не видит»?

— Чтобы не отняли. Я ведь слабенький, муху не обижу, а художника всякий обидеть норовит.

— Художник... Ты не художник, а змей!

— Почему это??

— Потому что искуситель! — Гермиона выхватила пакет, гневно выдала: — Мне пора на урок, и тебе тоже! Идём!

Я улыбнулся в гордо выпрямленную спину, бросил вдогонку:

— Следует ли мне это понимать, как «Да»?

— Да!