Линия жизни (гет)

This is the story of my life

And I write it everyday

I know it isn't black and white

And it's anything but grey

I know that no I'm not alright, but I feel ok cos

Anything can, everything can happen

That's the story of my life

(с) Bon Jovi — Story of My Life

У Питера ощутимо тряслись поджилки, но он скорее дал бы отрубить себе руку, как средневековый вор, чем ушел бы со своего поста. Позади едва слышно что-то шуршало, раздавался веселый смех. Петтигрю, то и дело вытягивая шею, пытался взглядом зацепить происходящее за приоткрытой дверью, но угол его наблюдательного поста для этой задачи вышел слишком неудобный. Он видел только стоящего у двери Ремуса, который давился от смеха, наблюдая за происходящим внутри. Этого, впрочем, было достаточно, чтобы понять — ему снова досталась самая скучная роль в их коллективной шалости. А шалость, между тем, была ужасающей в своей дерзости ровно настолько же, насколько великолепной в смелости и справедливости.

Все началось еще вчера вечером, когда Филч исхитрился поймать Джеймса, мокрого и грязного, возвращающегося с тренировки, в коридоре и наложил на него наказание за загрязнение школьной территории. Поттер напрасно возмущался и взывал к здравому смыслу завхоза, у него, похоже, оного вовсе не было. Филч не знал, с кем он связался. Джеймс ворвался в гостиную Гриффиндора злой, как черт, и с порога объявил друзьям, что у них есть важное дело, которое они прямо завтра осуществят. Деталей Поттер не раскрыл, но весь остаток вечера ходил задумчивый, а на следующий день привел их к кабинету Филча. Инструктаж был кратким: Сириус вместе с главой операции шмыгнули в кабинет, Ремус остался у двери, а Питера отправили на угол, отслеживать незваных гостей и предупреждать об их приближении.

— Канделябр, канделябр не забудь, — сказал Джеймс, с ловкостью прирожденного игрока в квиддич проскальзывая под тонкой, как паутина, нитью, тянущейся между спинкой стула и чернильницей на столе Аргуса Филча.

Сириус прыснул, закрывая рот рукой, и намотал несколько витков нити на канделябр, а потом, аккуратно переступив через нить, соединяющую кресло завхоза с нижним ящиком комода, потянул ее дальше, в сторону ручки шкафа у стены. Кабинет завхоза уже изменился до неузнаваемости. Могло показаться, что в нем устроил себе логово гигантский паук, и мальчики продолжали стараться, чтобы сходство усилилось. Все мелкие предметы в кабинете были так или иначе сплетены между собой волшебной нитью, все ручки, рычаги и просто выступы, на которые упал взгляд мальчишек, были пущены в дело. Джеймс с Сириусом постепенно отступали к двери, остался совсем маленький пятачок в начале комнаты, когда Ремус распахнул дверь и крикнул:

— Шухер!

Джеймс разочарованно цокнул языком.

— Эх, еще бы пару минуточек!

Сириус закатил глаза, схватил друга за шиворот и потащил следом за собой прочь из кабинета. Джеймс громко протестовал, но перед тем, как Люпин с силой захлопнул дверь, успел выпустить последний виток, который связал вместе его нить с нитью Сириуса, а потом, как жвачка, налип на дверную ручку изнутри. Дверь завхоза открывалась наружу, она стала, таким образом, рычагом, который запустит цепную реакцию.

Они успели добежать до следующего поворота и, с небольшим заносом, спрятаться за ним. Как раз в это время завхоз, воркующий с Миссис Норрис, появился с противоположной стороны коридора, совершенно не обращая внимания на четыре головы, которые, одна над другой, высунулись из-за угла. Кошка, как оказалось, была куда проницательнее хозяина. Она, по-видимому, уловила запах чужаков, насторожилась, начала вопить и путаться у Филча под ногами, желая остановить его. Завхоз наклонился, почесал ее за ухом (в этот момент четверка, кажется, даже перестала дышать, все дело висело на волоске), а потом, проигнорировав предупреждение мудрого животного, взялся за ручку и потянул дверь на себя. Обитая железными заклепками дверь на некоторое время скрыла Филча от глаз мальчишек, они слышали только звон, дребезг и грохот падающих предметов, вылетающих со своих мест ящиков. Потом грохот прекратился, на бесконечный момент в коридоре повисла тишина. Следом пришел рев. Яростный, полный жажды мести и ненависти. Рев, от которого кожа у друзей невольно покрылась мурашками, а потом Сириус, нависавший прямо над лохматой головой Джеймса, изрек:

— Пора валить.

Так они и сделали.

Прошло не больше пары секунд прежде, чем Филч с силой захлопнул дверь своей каморки и понесся вперед, уверенный, что нарушители не могли уйти далеко. Проклятое эхо от четырех пар бегущих ног и старательно подавляемого смеха тоже играло мальчикам не на руку, убеждая завхоза в его правоте. Школьные коридоры вывели их из полуподземелий, на втором этаже за компанией увязался Пивз. Полтергейст вопил и старательно докладывал Филчу о каждом повороте, за которым скрывались мальчики. В конце концов им это надоело, Сириус запустил в Пивза сноп красных искр, и пока полтергейст с радостным визгом от них уворачивался, кувыркаясь в воздухе, мальчишки успели оторваться. С Филчем вышло сложнее — завхоз как будто чуял, какой именно путь они выбирают, и не отставал. Приходилось с неудовольствием признать, что замок Аргус знает не хуже, чем его противники-третьекурсники.

— Сюда, здесь должна быть короткая дорога! — махнул рукой Джеймс, сворачивая в короткий широкий коридор, заканчивающийся массивной дверью.

Он подлетел к ней, с силой распахнул и… едва успел удержаться за косяк, потому что под ногами у него была бесконечная пустота лестничного холла. Сверху и снизу лестницы Хогвартса лениво перемещались, по ним сновали ученики, но ни одна из этих лестниц не вела к двери, у которой, тяжело дыша, стояли беглецы. Чудом был уже тот факт, что никто не сорвался вниз, потому что Сириус, Ремус и Питер, не успев сбавить скорость, влетели в спину Джеймса всего парой мгновений позже.

— Назад, назад, назад!

Мальчики попятились, услышали за спиной злобное бормотание Филча, обреченно переглянулись. Завхоз был слишком близко. Джеймс цепким взглядом прошелся по коридору, ища возможности для укрытия. Три двери, две по правую стену, и одна — по левую. Он кивнул Ремусу на одну, Сириусу на другую, а сам кинулся к третьей. Поддалась та, которую проверял Люпин, вся четверка поспешно ввалилась в пустой класс, притворив дверь и затаив дыхание.

Филч с Миссис Норрис показались из-за угла. Завхоз, весь красный от бега и ярости, не переставая изрыгал проклятья. К двери, ведущей в лестничный холл, он подлетел едва ли медленнее, чем улепетывавший от него Джеймс. Мальчишки за дверью затаили дыхание, когда он распахнул дверь, то ли надеясь, что завхоз сорвется, то ли опасаясь этого, но Филч удержался, выругался пуще прежнего и, не глядя по сторонам, продолжил свою бесполезную теперь уже погоню. Мальчики облегченно выдохнули, выждали пару минут, пока стихли шаги Филча, толкнули дверь… и нос к носу встретились с внимательным взглядом кошки завхоза, которая сидела прямо напротив двери классной комнаты, где они прятались.

— Тссс! — Джеймс приложил палец к губам в умоляющем жесте.

Кошка посмотрела на него с презрением, а потом оглушающе-громко, как показалось мальчикам, мяукнула. У Филча с этой пушистой мочалкой была какая-то неведомая связь. И минуты не прошло, а шаги снова стали приближаться. Сириус чертыхнулся, Ремус втолкнул всех назад в класс и захлопнул дверь, ища что-то, чем ее можно было бы подпереть.

— Сюда! — Питер ткнул пальцем в противоположную стену.

Джеймс от обилия чувств сжал толстяка в крепких объятиях.

— Молодчина, Пит!

На противоположной стене была еще одна дверь, классная комната оказалась сквозной. Забыв про первую дверь, мальчишки дружной толпой бросились к выходу. Вторая дверь также была не заперта, но Ремус, покидая комнату последним, исправил это досадное упущение. Грохот по другую сторону подтвердил, что данное заклятье у Люпина получалось в точности так, как должно было. Мальчишки рассмеялись, Сириус хлопнул Ремуса по плечу и они, уже куда более расслаблено, поспешили убраться подальше от Филча и его преданной спутницы.

В гостиной факультета они были в полной безопасности, Джеймс обессилено рухнул на диван, закидывая ноги на журнальный столик у камина, Сириус присоединился к нему, Ремус с Питером заняли кресла.

— Господа, — сказал Джеймс, когда дыхание пришло в норму. — Вы как хотите, а я считаю, что нам нужна карта.

— Чего? — нахмурился Сириус.

— Карта, мистер Блэк, карта. Мы сегодня были в опасной близости к провалу, а если бы у нас была карта, на которой было бы видно, что из классной комнаты есть два выхода, проблема вовсе не возникла бы.

Сириус задумчиво почесал подбородок. Вообще, с того момента, как они узнали секрет Ремуса, они с Джеймсом частенько по ночам шатались по замку, разыскивая наиболее удобные пути для ночных побегов, чтобы проводить Люпина до ивы. Плюс ходы, о которых рассказал ему дядя Альфард… Материала было много. Но в то же время, замок был огромен, они и половины не исследовали за прошедшие три года.

— Карта не покажет, с какой стороны и к какой из дверей подбирается Филч, — заметил Ремус.

Джеймс с Сириусом переглянулись, на лицах появилась та самая улыбка, которая ясно давала понять окружающим — в их головах появилась одна и та же идея, и они об этом знают. Сириус рассмеялся, Джеймс вскочил, подошел к креслу Ремуса и принялся лохматить ему волосы.

— Ты гений, Лунатик! Именно! Мы сделаем карту, какой Хогвартс еще не видел. Самая подробная из всех. Карта Мародеров!

* * *

Теплый ветер играл светлыми локонами Марлен, выбивая волосы из небрежной косы. Девочка зажмурилась, подставив бледное лицо весеннему солнцу и наслаждаясь его теплом. Они вместе с Мэри сидели на ограждении старого фонтана в центре школьного двора, подруга с сосредоточенным видом читала «Ежедневный пророк». Марли не нужно было смотреть на нее, чтобы почувствовать, как напряжение в фигуре Мэри резко усилилось, когда она дошла до страниц с объявлениями.

— Пропал Эдвард Уолперт, 27 лет, работал в цветочном магазине Розариуса Блума, — прочитала Мэри, а потом опустила газету и тревожно посмотрела на Марлен.

МакКиннон открыла один глаз и ответила на взгляд Мэри.

— Люди часто пропадают…

Мэри сложила газету, убрала ее в сумку.

— Министерские чиновники. Это ужасно, но я могла это понять. У магглов политиков тоже то и дело похищают или убивают. Но этот Уолперт был всего лишь продавцом цветов…

Марли промолчала. В ее семье были одни магические силовики, начиная отставным хит-визардом отцом и заканчивая братом, стажирующимся в Аврорате. Разговоры в доме МакКиннонов так или иначе сводились к работе. Марли не нужно было читать газеты, чтобы знать, как плохи дела на самом деле. Что «Пророк» не описывает и половины дел, расследуемых Авроратом. И что силовым подразделениям в Министерстве впервые за многие года не хватает людей, чтобы обрабатывать все обращения. Преступность в магическом мире будто с цепи сорвалась, с каждым днем становилось все хуже.

— Я не понимаю, что происходит, — тихо сказала Мэри, рассматривая свои руки с излишней внимательностью. — И мне поэтому страшно…

— Это нормально, — ответила Марлен. — Только полный дурак не боялся бы.

— Ты не выглядишь напуганной, — возразила Мэри.

Уголок рта МакКиннон приподнялся к неуклюжей улыбке. Выглядела она явно растерянно.

— Я… У меня вообще не очень хорошо с выражением эмоций.

Мэри это знала. Пожалуй, она хотела бы уметь так же. Равнодушие Марлен, реальное или мнимое, было непробиваемым щитом, за которым подруга могла спрятаться, казалось, от всего на свете. У Мэри не было такой защиты. Она вздохнула, опустила руку в прохладную воду фонтана и начала рассеяно водить пальцами, вычерчивая круги.

— Знаешь, почему так происходит, по-моему?

— М?

— Когда пропадали в основном чиновники Министерства, это как будто не касалось остальных. Политика — грязное дело, чего там только не происходит. Все к этому привыкли, в какой-то мере. Но когда начинают пропадать продавцы цветов, а целые семьи находят мертвыми в собственных домах… — Мэри поежилась, невольно вспомнив заметку прошлой недели. — Это уже не вопрос политики. Это происходит с обычными людьми. Значит, может произойти и лично с тобой, с твоей семьей…

Марли усмехнулась.

— Ну, у меня-то оба родителя из Министерства. Не думаю, что когда-либо относилась к этому иначе.

— Вот поэтому ты сейчас и смеешься, — укоризненно сказала Мэри.

Марлен перестала улыбаться, задумчиво смерила взглядом подругу, а потом кивнула и подалась вперед, чтобы быть ближе к ней.

— Знаешь, что говорит мой отец? Черная полоса не может длиться бесконечно. А Авроры нужны как раз для того, чтобы она не наступила вовсе, или, если уж это случилось, была как можно короче. Они найдут тех, кто это делает. Всегда находят.

Ей сложно было не верить. Мэри неуверенно улыбнулась, вынула руку из воды и стряхнула капельки с пальцев, небрежным движением вытерев руку о форменную юбку.

— Я решила не говорить родителям. Не хочу их волновать…

Марли пожала плечами. Она сама предпочла бы знание блаженному неведению, но это решение принадлежало Мэри. Подруга, однако, не сводила с МакКиннон ищущего взгляда.

— Думаешь, я не права?

Мэри отчаянно нуждалась в наставнике. Чтобы кто-то принял решение за нее, полностью подержал или полностью опроверг то, что, как ей казалось, она решила сделать. Марлен понимала это, но ей не хотелось становиться этим человеком. Слишком уж велика была ответственность.

— Не думаю, что в такой ситуации вообще есть правильное решение.

Мэри закусила губу.

— Что будет, если я ошибаюсь? Если я им не скажу, а потом к нам в дом кто-нибудь вломится?

Ответ был очевиден, но произносить это вслух не хотела ни одна из девочек. Впрочем, знание мало что решало в том случае, который озвучила Мэри: если в ее дом вломятся, магглы ничего не смогут сделать. Целого арсенала маггловского оружия не хватит, чтобы остановить даже одного мага, пришедшего убивать. Марли протянула руку, обхватила ладонью затылок Мэри и притянула ее голову ближе к себе, упираясь лбом в ее лоб.

— С утешениями у меня еще хуже, чем с эмоциями, — тихо сказала МакКиннон. — Но одну вещь я тебе все-таки скажу: нельзя постоянно жить в страхе. Это чувство отравит все, что ты знаешь и любишь. Происходящее — не только твоя проблема. Министерство примет меры.

Мэри закрыла глаза и медленно кивнула. Марли отпустила ее и снова откинулась назад, не сводя с подруги пристального взгляда. Макдональд несколько минут молчала, что-то обдумывая, а потом виновато улыбнулась.

— Я трусиха. Не понимаю, почему шляпа отправила меня на Гриффиндор.

— Ты снова начинаешь? — нахмурилась Марлен.

На первом курсе у них с Лили появилась забава: как только Мэри падала духом и начинала причитать, что не достаточно храбра для Гриффиндора, девочки набрасывались на нее с щекоткой. Мера оказалась эффективной, подруга прекратила это словесное самобичевание. Но иногда на нее находило, совсем как в эту минуту. Глаза Мэри расширились, когда она поняла, о чем предупреждали последние слова Марлен, девочка быстро замотала головой.

— Я просто… Я очень переживаю за них.

— Могу поговорить с папой, если хочешь. Он хорошо разбирается в защитной магии, сможет помочь с домом.

Мэри просияла и бросилась на шею МакКиннон с радостным вскриком.

— Лучше тебя нет в целом мире! Спасибо, Марли, спасибо!

Кризис миновал. Мэри успокоилась, дальше их разговор был легок. Макдональд взахлеб делилась планами на грядущее лето, МакКиннон щурилась, пригревшись на солнце, как довольная кошка, то и дело вставляя реплики для поддержания разговора. Туча страха рассосалась, ушла за горизонт, девочкам было спокойно и уютно. Они не чувствовали тяжести пристального взгляда, устремленного на них от противоположной стены, где на скамье в тени замка расположились два слизеринца.

А между тем, Эрик Мальсибер уже десять минут немигающим взглядом кобры следил за каждым словом и жестом, производимым девочками. Это получилось как-то само собой: Деметрий рассказывал о будущем экзамене по каббалистике, который рассчитывал сдать на отлично, Эрик слушал его, блуждая взглядом по школьному двору, а потом увидел грязнокровку Макдональд у фонтана с газетой. Она хмурилась, напряженно поджала губы и выглядела донельзя обеспокоенной чем-то. Ему должно было быть полностью на это плевать… Но почему-то не было. Эрик, от природы рациональный, был обеспокоен этим фактом. Он искал объективные причины, и довольно быстро поиски эти увенчались успехом. Несомненно, грязнокровки вызывали в нем неприязнь, все и каждая из них. Они с Деметрием забавлялись, придумывая новые способы показать зарвавшимся выродкам магглов, где их истинное место в мире волшебства. В мире, где им были не рады, куда их никто не звал, кроме полоумного старика-директора. Видеть страх на лице Макдональд было приятно. Именно так должна была выглядеть каждая грязнокровка: напугано, растерянно и беспомощно. Она не имела права сидеть там, с этим ее дурацким хвостиком на макушке, задирающейся выше приличий юбкой, которую она стыдливо натягивала на колени после каждого порыва ветра и магической газетой в тонких бледных пальцах. Не имела права приезжать сюда. Само ее существование казалось ему чем-то кощунственным. И, тем не менее, она была здесь. Вечно на глазах, как надоедливое бельмо, от которого никак не избавиться. Единственным утешением был ее страх. Чем несчастнее она выглядела, тем лучше было настроение у Эрика. Он не улавливал пока связи и не отдавал себе в этом отчет. Так просто было.

Потом она вдруг улыбнулась и бросилась ко второй девице с объятиями. Что-то протестующе екнуло внутри, Эрик досадливо стиснул зубы. И только тогда осознал, что Деметрий молчит уже несколько минут и с любопытством наблюдает за ним.

— Что? — резко бросил Мальсибер, поворачиваясь к другу.

— Пытался понять, что могло так увлечь тебя, что ты совершенно перестал меня слушать.

Мальсибер прямо посмотрел на Эйвери и вопросительно изогнул бровь. Деметрий усмехнулся и расслаблено закинул руки за голову.

— Грязнокровка у фонтана. Что в ней особенного?

Он все-таки сказал это. Как и следовало ожидать от Деметрия. Первой реакцией Эрика была волна гнева. Идея о том, что Эйвери мог в мыслях связать его с Мэри Макдональд, была невыносима. Следом пришло понимание. Отец не зря говорил ему контролировать такие вспышки. Они были очень вредны. Мальсибер подавил гнев, голос его был совершенно спокоен, когда он заговорил:

— Паршивые грязнокровки отвратительны. Меня бесит, что они могут здесь находиться, и ничего нельзя с этим поделать. Я собственноручно утопил бы ее и всех ей подобных в этом чертовом фонтане, если бы мог.

Эйвери задумчиво посмотрел на весело щебечущих девочек, как будто не до конца еще решил, устраивает его такое объяснение, или нет.

— Может быть, скоро сможешь.

Фраза таила в себе больше, чем могло показаться на первый взгляд. Макдональд мигом вылетела из его мыслей, Мальсибер внимательно посмотрел на товарища.

— Ты говорил с Розье?

Эйвери медленно кивнул. Эрик быстро огляделся, чтобы убедиться в отсутствии поблизости заинтересованных лишних ушей. Двор в это время всегда был забит школьниками, но слизеринцы ни у кого не вызывали интереса. Мальсибер придвинулся ближе к Эйвери.

— Думаешь, он не врет?

— Эван любит приврать для красоты, но после Рождественских каникул в нем этой страсти поубавилось. Теперь из него все приходится вытягивать чуть ли не под заклятьем, — сказал Деметрий.

Эрик хмыкнул. Болтунов не любил никто. Мальсибер невольно вспомнил разговор с отцом, все слухи, которыми полнилась слизеринская гостиная и настороженность в глазах Розье, когда они осадили его в разговоре как-то осенью. Похоже, в одном Розье был прав. Темный Лорд был вездесущ и всеведущ. Ничто не скрывалось от его взгляда, даже склонность будущих сторонников к пустому трепу. По крайней мере, теперь разговоры стихли. Школьники продолжали обсуждать идеологию и принципы, декларируемые Темным Лордом, между собой, но теперь это делалось осторожно, только между посвященными. Это придавало важность каждой крупице, что удавалось урвать, они как будто уже принадлежали к некоему закрытому клубу. Чувство было захватывающим.

— Если он не врет, нам нужно объединиться, — задумчиво изрек Мальсибер.

— Рискованно.

— Это все равно произойдет, с нами, или без нас, — возразил Эрик. — Мы не единственные собираемся присоединиться к нему после школы. Рано или поздно они начнут сбиваться вместе, чтобы говорить, обсуждать и предвкушать. Понятно, что и половина из них не заслуживает той милости, на которую надеется. Но кто-то должен быть у них главным, организовать их. Если мы будем теми, кто объединит Его сторонников здесь, в Хогвартсе, потом это сыграет нам на руку. А если нет — это сделает какой-нибудь Флинт, или Селвин. Ты не думал об этом?

Эйвери помолчал, потом медленно кивнул.

— Не мы начали это. Люциус Малфой был первым здесь, в Хогвартсе. Я точно знаю, что они и сейчас продолжают собираться.

Эрик фыркнул.

— И кто их предводитель, с позволения сказать? Розье, который трясется над каждым словом после зимней головомойки?

Деметрий усмехнулся и скосил взгляд на товарища.

— Звучит так, как будто у тебя уже есть план.

— Не самый плохой, смею заметить.

Слизеринцы обменялись понимающими взглядами и, не сговариваясь, поднялись на ноги. Обсуждать важные вещи на шумном школьном дворе было не разумно, слизеринская спальня мальчиков в этом плане была куда удобнее и надежнее.

* * *

Последняя пергаментная птичка встрепенулась, сорвалась с места и, вместе с еще десятком таких же, закружилась вокруг долговязого мальчика в очках. Джеймс Поттер рассмеялся, вскинув руку с палочкой вверх. Птички роем закружились вокруг него, послушные каждому движению.

— Фас!

Он резко выбросил руку в сторону, и бумажная пернатая армия ринулась к озеру, по кромке которого прогуливалась хаффлпаффка Берта Джоркинс под ручку с очередным кавалером, в выборе которых она была не слишком разборчива. Птички налетели на кавалера, вцепились в его мантию и принялись тащить в разные стороны с удивительной для таких хрупких созданий силой. Парень закричал, начал ругаться и пытаться вывернуться из-под атаки. Берта, охая и ахая, крутилась вокруг него, бесполезно махая волшебной палочкой и обещая помочь немедленно. Представление заняло несколько минут, затем Берта все-таки произнесла заклятье, угодила кавалеру в голову, отчего та раздулась в размерах, напоминая большой воздушный шар, и посинела, словно слива. Причитания Джоркинс усилились многократно, переходя по высоте тона звуковой барьер, а кавалер, наученный горьким опытом, перестал обращать внимание на птичек, быстрым шагом направившись в сторону замка. Берта бежала за ним, продолжая размахивать палочкой, извиняясь и обещая все исправить.

Четверо мальчишек под раскидистым вязом разразились звонким, беззаботным смехом, не упустив ни секунды разыгравшейся у озера драмы. Мальчик в очках буквально рухнул сверху на товарищей, держащихся за животы, и, когда первый приступ смеха отгремел, сообщил:

— Я говорил, это будет весело!

На этот раз с ним не спорил даже добряк Люпин. У него просто не было сил — от смеха мальчик был весь красный, ничего не мог с этим поделать. Не очень хорошо было вот так потешаться над старой доброй Бертой, но очень уж нелепый был у нее вид. Сириус одобрительно похлопал друга по плечу.

— Повторим?

Джеймс шутливо поклонился.

— Выбирайте вашу цель, господа.

Мальчишки цепкими взглядами принялись зондировать пространство вокруг. День был теплый и солнечный, почти все промежуточные экзамены уже были сданы, а потому Черное озеро пользовалось большой популярностью у студентов. На большом, наспех наколдованном из водорослей плоту рыбачили в смешных соломенных шляпах братья Прюэтты, несколько семикурсниц свили шезлонги из камыша и принимали солнечные ванны на берегу. Мимо них то и дело проносились младшекурсники, устроившие соревнование на смелость: кто дальше забежит в озеро, где плавать они боялись из-за гигантского кальмара. Мальчишки поднимали тучу брызг, семикурсницы вопили на них, а потом все повторялось снова.

— Потренируемся на наших загонщиках? — предложил Сириус. — Делаем ставки, свалятся они со своего плота, или нет?

Ремус посмотрел на Блэка с сомнением, а Питер и вовсе с неприкрытым страхом. Братья Прюэтты были предшественниками Мародеров на поприще главной головной боли всей школы, и шутки с ними были чреваты пропорциональным ответом. Джеймс с Сириусом переглянулись, на лицах обоих появились азартные улыбки подмастерьев, уверенных, что смогут превзойти мастеров, и Сириус принялся рвать пергамент на подходящие для трансфигурации в птичек клочки.

Джеймс в ожидании снова вскочил на ноги, примеряясь к плоту близнецов и прикидывая расстояние, на которое придется послать заклинание. Быстро спускающуюся с холма девочку он заметил не сразу, а когда заметил — не узнал. Лили Эванс, зануда и зубрила с ее вечными косами и бабушкиными пучками, нацепила вместо школьной формы насыщенно синее платье с белоснежным воротничком и распустила волосы. Они, волосы эти, оказались на поверку длиннющими и густыми — у Джеймса даже руки зачесались догнать и дернуть, чтобы проверить, действительно ли они такие мягкие на ощупь, как казались издалека. А еще, было совершенно не понятно: они и раньше были такие яркие, такие рыжие с золотистыми нитями, вспыхивающими на солнце, или она только теперь с ними что-то сделала? В общем, Джеймс Поттер был поражен и парализован. Он стоял, как истукан, с открытым ртом и пялился на Эванс, пока та пересекала лужайку. Разумеется, подобное пристальное внимание не осталось незамеченным, Лили на ходу оглянулась, бросила на Джеймса неодобрительный взгляд и ускорила шаг. Джеймс в ответ нагло усмехнулся, тряхнул растрепанной шевелюрой и посмотрел на плот Прюэттов. Запал пропал. Почему-то теперь взгляд его то и дело возвращался к рыжей девочке в синем платье, а попытки строить стратегии и планы с треском проваливались еще на начальной стадии. Лили поднялась на небольшой пригорок к одиноко стоящему толстому дубу, ствол которого почти полностью скрыл ее от глаз. Джеймс фыркнул, повалился на траву и закинул руки за голову.

— Я устал, давай ты.

Сириус удивленно вскинул брови, огляделся, не нашел вокруг ничего подозрительного и принялся трансфигурировать пергаменты в птичек.

* * *

Золотистые нити играли на солнце, окружая голову Лили волшебным свечением. Она улыбнулась, приветственно взмахнула рукой и ускорила шаг, приближаясь к дереву, у которого расположился Северус Снейп. Высокий дуб стоял в стороне от равнины у озера, его широкий ствол скрывал Северуса от глаз собравшихся там школьников, что полностью устраивало слизеринца. Единственным, что не давало ему насовсем забыть о них, были голоса, долетавшие от воды. Берта Джоркинс вопила так сильно, что Снейп не удержался и высунул голову из своего укрытия, чтобы посмотреть, кто там ее убивает, но вместо хаффлпаффки взгляд его упал на Лили. Стоит отметить, это было намного приятнее. Северус помахал в ответ, думая про себя, что ни один человек в целом мире не мог быть настолько волшебным, какой была Лили. С самой их первой встречи и до сих пор это чувство было с ним. Снейпу казалось, что навстречу ему идет не девочка, а какое-то сказочное создание. Не фея, нет: все знали, как тупоголовы эти магические существа, при всей их декоративной прелести. И не русалка, хоть они и были рядом с озером, в это было бы очень легко поверить. Кто-то совершенно особенный. Уникальный. Единственный в своем роде.

Лили обошла дуб, уселась рядом, подобрав под себя ноги, и оперлась спиной о ствол дерева, под которым расположился Снейп.

— Так и знала, что найду тебя здесь, — сказала девочка, расправляя складки на платье. — В библиотеке шумно в последнее время, как бы мадам Пинс ни ругалась.

Северус бросил взгляд на несколько пергаментных свитков, лежащих рядом с ним на траве. Он закончил повторять основные тезисы по ЗоТИ, но хотел еще раз прочитать конспект перед обедом, чтобы закрепить.

— Здесь, как видишь, тоже есть такая проблема, — буркнул Снейп, кивая на озеро.

Лили оглянулась, пожала плечами.

— По крайней мере, здесь свежий ветерок и пахнет весной.

Девочка с наслаждением втянула полный ароматом цветущих деревьев воздух и медленно выдохнула, а потом с любопытством посмотрела на пергаменты Снейпа.

— Это ты к чему готовился?

— ЗоТИ, тема про болотных чертей.

Она наморщила лоб, что-то вспоминая, а когда Снейп уже готов был рассказать, как именно нужно справляться с болотным чертом, изрекла:

— Нужно сломать ему пальцы, верно?

Снейп кивнул, немного обескураженный, а Лили удовлетворенно улыбнулась.

— Я повторяла эту тему вчера вечером. Надеюсь, мне она на экзамене не попадется. Одно дело боггарты, и совсем другое — ломать кому-то пальцы.

— Даже если этот кто-то хочет утопить тебя в болоте? — спросил Северус, улыбаясь.

— Пусть сначала поймает. — Лили наморщила нос.

Они рассмеялись. Девочка запрокинула голову, упираясь затылком в ствол дуба, изучая взглядом рисунок листьев над головой. Свет пробивался через них, окрашивая воздух в зеленоватые тона.

— Завтра мне сдавать прорицания, а потом останется только один экзамен.

Северус поморщился. У него прорицания вызывали исключительно скептическую реакцию, он никак не мог взять в толк, зачем Лили записалась на этот факультатив, но ей, судя по всему, нравилось, поэтому он старался свое недоумение не озвучивать. Лили заметила его гримасу и скорчила в ответ рожицу.

— Между прочим, Профессор Ленорман сказал, что у меня прекрасно получается с гаданием по ладони. Вот дай руку.

Снейп попытался увильнуть, но Лили не дала ему такой возможности. Пришлось сдаться и протянуть девочке ладонь. Отсутствие энтузиазма ее ничуть не смутило — Лили хотела попрактиковаться, перед экзаменом это было совсем не лишним, а Северус по природе своей был ворчлив, к подобной реакции она успела привыкнуть, и мало обращала на нее внимание. Девочка бережно раскрыла прохладные пальцы Северуса (почему-то по коже от этого прикосновения побежали мурашки, будто кто-то перышком пощекотал) и принялась пристально вглядываться в рисунок на его ладони. Лили изучала его руку, а Снейп изучал Лили. Рыжие волосы, потемневшие на тон в тени дерева, маленькую морщинку, появившуюся между бровями, выдавая крайнюю степень сосредоточенности, длинные черные ресницы, прятавшие взгляд зеленых (совсем как молодая листва дуба у них над головами, он это точно знал) глаз, прикованный к его руке. Вроде и не вежливо было вот так пялиться, а с другой стороны, почему нет? Ему нравилось наблюдать за ней, когда она не видит. Подмечать какие-то мелочи, не имевшие особого значения ни для кого, кроме него. В конце концов, они же были друзьями. Что плохого в том, что друг хочет знать о тебе больше?

— Это твоя линия жизни, смотри, — Лили провела указательным пальцем по витому углублению у него на руке. — Очень яркая, это значит, что у тебя огромный запас жизненной силы. А вот эту видишь? Это дополнительная линия, указывает на скрытые способности, приходящие на помощь в трудную минуту.

Снейп неопределенно хмыкнул, Лили усмехнулась и продолжила свое дело.

— А вот эта, смотри, линия судьбы. Есть, между прочим, далеко не у каждого на руке. Не веришь? Вот, смотри!

Лили протянула ему свою ладошку. Северус взглянул, и, к своему удивлению, обнаружил, что указанная линия на руке Лили действительно отсутствует. Медленно, но верно девочка вовлекала его в свое занятие, будила интерес к происходящему.

— И что, это плохо?

— Почему сразу плохо, Сев? Наоборот. В старых трудах по гаданию на руке говорится, что обладатель такой линии добьется большого успеха в жизни. А вообще, это значит, что ты целеустремленный, у тебя есть мечта и ты будешь активно к ней стремиться. По-моему, это замечательно.

Девочка подняла на него взгляд и тепло улыбнулась. У Северуса екнуло сердце. Он не говорил с ней про Темного Лорда. Не делился планами, которые они с Эйвери и Мальсибером строили в последнее время. Лили и понятия не имела, к каким целям он стремился, а если бы имела, вряд ли так радовалась бы за него. Он до сих пор помнил, каким взглядом она смотрела на Люциуса Малфоя и как просила не слушать Эйвери и Мальсибера. Северусу от этого было не по себе. Он почему-то чувствовал себя обманщиком.

— Класс, — произнес он, а Лили снова уткнулась в его руку.

— Вот линия головы, тут тоже ничего удивительного. Видишь, какая длинная и глубокая?

— Ну?

— Значит, ты по природе своей новатор и большой интеллектуал. А вот это…

Договорить Лили не успела — яростные визги со стороны озера заставили детей одновременно посмотреть друг на друга, а потом синхронно выглянуть из-за дерева. Картина, представшая их глазам, была весьма занимательной: Сириус Блэк справился с птичками ничуть не хуже Джеймса, но, в отличие от Берты Джоркинс, близнецы Прюэтты и не подумали смиренно сбежать с поля боя. Они моментально определили виновников происшествия, схватились за палочки и наколдовали два водяных смерча, которые теперь гонялись за третьекурсниками по всей равнине у озера. Питер Петтигрю уже барахтался в воде, куда смерч утащил его, у остальных троих уворачиваться получалось лучше. Следующим смерч поймал в ловушку Ремуса Люпина — тот споткнулся о корягу и чуть не рухнул в траву. Блэк и Поттер показывали чудеса ловкости, обманывая смерчи, но с братьями Прюэттами шутки были плохи. Близнецы наколдовали еще два смерча, те окружили мальчишек и, поймав-таки, утащили в озеро, сбросив в воду неподалеку от плота близнецов. Казалось, на этом история должна была закончиться, но упрямые мальчишки сдаваться не желали. Плот был перевернут, близнецы оказались в воде, где пошла ожесточенная драка брызгами. Снейп фыркнул и отвернулся.

— Идиоты.

Лили, пытавшаяся сдержать улыбку (картина была действительно забавной), последовала его примеру.

— Надеюсь, Поттер завалит все экзамены и его выгонят из школы, — буркнул Северус.

Девочка пожала плечами.

— Ни разу не видела, чтобы они готовились к экзаменам. Но желать другим зла плохо, Сев.

— Плохо?! — возмущенно воскликнул Снейп. — Это же Поттер, Лили! В школе нет большего придурка, чем он, хотя Блэк и старается.

Лили поджала губы. Пусть мнение Северуса во многом совпадало с ее собственным, злословить о других девочка не любила.

— Да, он придурок. А значит, и говорить о нем нет никакого смысла. Расскажи лучше, что ты будешь делать на каникулах?

Северус открыл, было, рот, чтобы еще раз пройтись по неразлучному дуэту, но упоминание о приближающихся каникулах сбило его с толку. Снейп не любил каникулы. В отличие от большинства студентов, он с удовольствием остался бы в Хогвартсе на все лето, лишь бы не видеть больше опухшую физиономию отца и не смотреть в потухшие глаза матери, которая уже даже не пыталась что-то сделать с происходящим. Северус вздохнул.

— Как обычно.

— Можем попробовать сварить зелье для четвертого курса, о котором Профессор Слагхорн говорил на последнем занятии. У тебя найдутся тертые флобберы?

Она всегда так поступала: не давала ему зациклиться на плохом, вытягивала их болота, куда Снейп с таким энтузиазмом стремился погрузиться. Он посмотрел на нее и благодарно улыбнулся.

— Я сделаю, это не сложно.

— Прекрасно. Значит, договорились?

Он квинул, Лили лучезарно улыбнулась ему в ответ. Они продолжили говорить. О трех месяцах лета, о том, как здорово будет спать до обеда и как рады будут родители Лили ее возвращению. Не замечая взглядов, которые то и дело бросал на дуб Джеймс Поттер, выделывая особенно удачный кувырок с плота. Мальчишки плескались в озере (Фрэнк Лонгботтом поспешил на помощь близнецам, когда третьекурсники толпой навалились на них, силы стали равны и борьба скоро перешла в ныряния с плота), светило яркое солнце, а в воздухе пахло весной.

* * *

«Дорогая Цисси!

Молчание стало для меня невыносимым. Во мне накопилось слишком много вещей, которыми я хочу поделиться, и поэтому я решилась. Я пишу тебе это письмо.

Я стала мамой. Уже четыре месяца прошло… Ее зовут Нимфадора. Нимфадора Дорея Тонкс — красиво звучит, не правда ли? Пишу ее имя и улыбаюсь. Цисси, это крошечное существо — лучшее, что случалось со мной за всю жизнь. Я ужасно боялась, особенно последние месяцы беременности, что что-то пойдет не так. Что я не смогу полюбить ее, что буду плохой матерью… Знаешь, все эти женские страхи, которые, наверное, типичны для большинства молодых матерей. Не могу сказать, что полностью избежала их.

Знаешь, говорят, что ты обязательно полюбишь новорожденного, стоит тебе его увидеть, приложить к груди. Это ложь, Цисси. Для меня она была как инопланетянка весь первый месяц ее жизни. Удивительной, чудесной, но совершенно непредсказуемой и чужой. Она меня поражала буквально всем, никогда не делала того, что я от нее ожидала. Понадобилось время, чтобы осознать — она больше не часть меня, это самостоятельное существо, отдельный человек, пусть пока крошечный. Пока я не могла ее понять, она меня пугала. Ее плач, причин которого никто не знал, ее маленькое несчастное личико. Я и рада была бы помочь, но совершенно не знала, как. Миссис Тонкс очень помогла мне в этот период, она почти целиком взяла на себя все заботы о Нимфадоре. Было стыдно, ужасно стыдно перед ними обеими. Сейчас я рада, что тот период закончился.

Ей было месяца два, когда я взяла ее на руки, всмотрелась в личико и впервые в полной мере осознала: это моя дочь. Мое дитя, моя Нимфадора. А она очень внимательно посмотрела на меня в ответ, улыбнулась… Цисси, я не могу описать тебе словами чувство, которое возникает внутри тебя, когда твой ребенок впервые тебе улыбается. Я влюбилась в нее в этот момент окончательно и бесповоротно.

Сейчас стало легче. Я научилась жить, учитывая ее постоянно присутствие рядом. Она растет, меняется, нет ничего увлекательнее, чем наблюдать за этими переменами. К примеру, недавно она научилась самостоятельно переворачиваться на живот, и делает это с таким очаровательно-сосредоточенным видом, что волосенки на голове становятся ярко-оранжевыми.

Еще одна важная новость, прости, что не сообщила в самом начале: Нифадора — не простой ребенок. Она метаморф, теперь я точно уверена. Волосы — это самое невинное. Однажды мы через окно смотрели на резвящихся в луже во дворе птиц, и у нее вместо носа вырос самый настоящий клюв! Вряд ли я еще когда-либо пугалась так сильно. Полагаю, к этому нужно просто привыкнуть. Такой редкий дар… Знаешь, я очень горжусь ей. Понимаю, что это просто дело случая, здесь нет ее заслуги, а все-таки горжусь. Мало кто с младенческих лет ребенка точно знает — он особенный. Мне повезло.

А еще у нее прекрасное здоровье. Миссис Тонкс пугала меня детскими коликами, бессонными ночами и многочасовыми истериками, свойственными малышам. Ничто из этого не коснулось нас, слава Мерлину. Дора — просто золотой ребенок. Она почти не плачет, только если голодна, и как будто сознательно старается не доставлять мне хлопот. Понимаю, она еще слишком маленькая, чтобы это было действительно осознанно, но есть у меня такое чувство.

Я счастлива, Цисси. Сейчас я могу с полной уверенностью сказать, что я счастлива. Прости меня за то, что расстаться нам пришлось внезапно. Прости, что так и не попрощалась с тобой как полагается. Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты меня ненавидела, дорогая моя сестричка. Шлю тебе все свое тепло, всю любовь, которой полнится мое сердце. Пусть они греют тебя и будут тебе поддержкой, когда это будет тебе необходимо.

С любовью,

25 мая 1974г.»

Несколько прозрачных капель упали на исписанный аккуратным каллиграфическим почерком пергамент. Нарцисса Блэк поспешно вытерла глаза тыльной стороной руки, сложила письмо и отложила его подальше от себя, как будто оно могло ей навредить.

— Ты не имела права… — тихо прошептала девушка.

Не имела права писать после того, как бросила ее. Не имела права выплескивать на нее все эти сцены из жизни, в которой не было места никому из ее семьи. Нарцисса ничего не хотела знать. Ни про Теда, ни про миссис Тонкс, и уж тем более — про Нимфадору, младенца-метаморфа. Зачем она сделала это? Зачем открыла письмо? Его следовало сжечь в ту же минуту, как сова уронила его на стол перед ней. Почему у нее не хватило сил сделать это?

Племянница… У нее была теперь племянница, и ее звали Нимфадора. Событие, которое должно было стать счастливым, казалось Нарциссе едва ли не самым траурным за всю ее жизнь. Нужно ли сказать родителям и Беллатрикс? Белла, скорее всего, придет в бешенство, а родители не станут слушать. Андромеду выжгли с семейного древа. Ей больше не было места в их сердцах. Почему же в ее, Нарциссы, сердце сестра до сих пор занимала так много места? Юная Блэк решительно достала палочку, направила на пергамент и произнесла воспламеняющее заклятье. Пергамент вспыхнул, за считанные секунды обратился в пепел. Взмах палочки — и пепел развеялся, не оставив о себе следа. Если бы так же просто можно было избавиться от воспоминаний.

Нарцисса подошла к зеркалу, внимательно всмотрелась в собственное покрытое красными пятнами лицо и глубоко вдохнула, а потом медленно выдохнула. Нужно научиться держать себя в руках. Она не станет отвечать на это письмо. Не смысла плакать над пролитым зельем, Андромеда сделала свой выбор. Она выбрала не Нарциссу. Блэки — гордое семейство. Пренебрежения они не прощают. Предательства — и подавно. Жизненные пути разошлись, нет смысла поддерживать эту глупую затею Андромеды снова сблизить их. Цисси взмахнула палочкой, накладывая маскирующие чары. Никто не должен был заметить, что она плакала, это вызовет вопросы. А раз письма больше нет, не нужны и лишние расспросы от любопытных. Девушка придирчиво оглядела свое отражение в зеркале, осталась довольна, развернулась на каблуках и поспешила прочь из слизеринских спален. Ей нужно было общество. Нужен был хоть кто-то, пусть даже это будут Кэрроу или Розье, чтобы поговорить. Не важно, о чем. Убежать, отвлечься, забыть. В конце концов, не так уж много ей было нужно.