Хрупкое счастье хранят дневники (гет)

Примечания:

Еще одна глава, которую я долго ждала. Она может быть тяжеловатой, особенно в конце. Если что, я предупредила. Но посмотрите на порядковый номер части, и вы все поймете.

7 мая [продолжение]

«Они здесь», — считала я. Вероятнее всего, Ан Сангин и На Ёнсу были в одной из припаркованных рядом машин. Первым моим порывом было начать оглядываться, но я пересилила это желание. Не надо. Мне надо вести себя, как обычно.

На душе у меня стало спокойнее. Раз агенты следят за нами, они точно проконтролируют, чтобы Шинву встретился с теми стажерами. Все-таки забавно, что простые школьники собрали за собой такой хвост. Тут тебе и благородные, и злодеи из Союза, и модифицированные, сбежавшие из Союза, теперь вот еще агенты из правительственного KSA. Не слишком ли много чести? Мы же обычные школьники… Ну да, обычные. Одна из нас мысли читает, другая скоро станет мировой знаменитостью, а еще у нас в ассортименте юный хакер и супер-боец. Ну да, мы совершенно обычные.

Моя мысль пошла дальше. Мне вдруг стало очевидно, что нормальными детьми мы можем казаться только своим одноклассникам. Они к нам привыкли и не удивляются. Человек посторонний тоже ничего особенного в нас не заметит. Но если этот человек был с самого начала в курсе о наших способностях? Приглядывался? Если этот человек, скажем, из KSA? Я вспомнила восприятия Сангина и Ёнсу. И мне стало стыдно от внезапного осознания: стажировки и стипендии — это только предлог. И я об этом знала с самого начала, но почему-то продолжала на них надеяться! Между тем, KSA просто нужны были новые агенты… Шинву должен встретиться со стажерами KSA! Значит, вероятно, его навыки хотят сравнить с навыками тех, кто недавно оказался в организации! Это действительно шанс всей жизни… чтобы стать агентом, работающим на правительство. Не будет никаких школьных и университетских олимпиад и конкурсов на выявление самых одаренных. Всех уже и так выявили! Шинву и Икхан просто станут агентами уже сейчас!

У меня захватило дух. На секунду мне стало страшно, ведь перед глазами явно прошла параллель со знакомыми мне модифицированными. Шинву и Икхана тоже могут улучшить, ведь, похоже, в KSA тоже на это способны. Я явно уловила, что Сангин и Ёнсу были из таких. Но вместо страха я почувствовала захватывающее каждую клеточку моего тела торжество. Тао, Такео и М-21 стали подопытными, а затем их модифицировали против их воли. В KSA же хотят сделать все законно и спросят у Шинву и Икхана (а также у их родителей и директора Ли) разрешения. Это будет их сознательный выбор! Да, это круто изменит их жизнь, но разве они оба не желали бы стать шпионами? Причем, использующими свои лучшие способности? Да еще и модифицированными? Не сомневаюсь, что они согласятся.

Я понимала, что это осознание сделало меня только счастливее. Итак, я больше не буду одна. Мои друзья обретут равные со мной возможности! Но, в отличие от моего случая, у них модификация будет проведена грамотно. Они не будут страдать, как я… А я больше не буду ни от кого прятаться! Мы сможем поддерживать друг друга и в этом тоже! Я больше не буду одинока!

«Их совсем ничему не учат? — услышала я мысленный голос Ёнсу где-то на периферии сознания. — Они же пялятся прямо на нас!»

Я была слишком счастлива и взволнованна, чтобы не то, что пялиться, а вообще смотреть, куда я иду. Поэтому уже в следующую секунду я врезалась в какого-то человека, который внезапно встал у меня на пути. Уж откуда он взялся, не представляю; но я осознала, что это те подозрительные парни оказались прямо перед нами, как по волшебству.

— Ай! — столкновение вышло прямо-таки ощутимым. Я упала на асфальт, а следом за мной и Суйи. Видимо, она хотела помочь мне подняться.

Я вдруг ощутила себя крошечной. Все еще сидя на дороге, я подняла глаза и увидела слоноподобную фигуру, возвышающуюся чуть ли не до самого неба. Вроде бы парней было четверо. А я ухитрилась врезаться в их главаря. Ну, он выглядел их боссом: самый крупный, развязный и страшный. Отгоняя от себя мысли в стиле: «Ой, как глупо получилось», я быстренько поднялась. Разумеется, внутри меня все ослабело от страха, а сердце билось, как пойманная птичка. Но успокоиться удалось достаточно быстро. Два вдоха и один взгляд в сторону Шинву. Спокойно, я с ним. Будь я одна, домой я бы уже не вернулась. Но я с Шинву, который всех нас спасал уже не один раз. Все соседские хулиганы поняли, что с Шинву шутки плохи, еще когда ему было лет пять-семь. А когда он повзрослел, его боевая слава прокатилась по нескольким кварталам, и уж всякой банде, вне зависимости от степени ее умственной деградации и общей отвратительности, было ясно, что с «этим рыжим» лучше не связываться. Эта банда была какой-то незнакомой. Поэтому, наверно, они и полезли на Шинву с явным стремлением его спровоцировать.

— Смотри, куда идешь!

— Самые важные, что ли? Всю улицу заняли!

— Куда прете-то? Глаз, что ли, нет?

— Они ходить не умеют, надо бы научить!

— Что сказал? — выскочил Икхан, закрывая нас собой. Дурачок… Как же он не заметил, что нас провоцируют? Иногда джентльменские замашки в нем срабатывают быстрее мозгов. То есть, зная Икхана, чрезвычайно быстро. — Да тут полно места! Это ты сам нарочно в нее врезался!

В принципе, мне уже было понятно, что мирно это закончиться не может. Громилы начали кричать на нас, угрожающе закатывать рукава, а Икхан пятился назад, прикрывая уязвимых нас. И для Шинву было делом нескольких секунд выдержать эффектную паузу и выступить вперед.

Я видела это и раньше. В конце концов, если поздно возвращаешься из школы по темным улицам, то всякого насмотришься, — даже в благоприятных районах. А Шинву защищал нас уже не первый год… Но я не перестаю восхищаться той элегантности и спокойной, взрослой уверенности, которая появляется в каждом его жесте и слове. В жизни он такой разгильдяй… И ах, как разительно он отличается от привычного себя в такие минуты!

— Ну все, достаточно, парни.

Я почувствовала одобрение наблюдающих за нами агентов и слегка удивилась: я так испугалась этого толстяка, что забыла, о чем только что думала и чего ждала. Ха! Сейчас сюда придут те стажеры и помогут Шинву! Потом я слегка забеспокоилась: вдруг опоздают, а Шинву уже вымотается? Еще потом Шинву и малолетний бандит обменялись парочкой реплик, и сумка полетела на землю.

— Тебе крышка!

Немыслимая череда ловких движений, и Шинву нанес тому отморозку несколько идеальных ударов. А еще, кажется, выбил пару-тройку зубов. Парень мешком повалился на землю.

— А я-то так напугался, когда ты наехал на меня с такой злобной физиономией, — с веселым ядом в голосе заметил Шинву, вызывая во мне какое-то странное дежавю. — Мне было очень-очень страшно.

«Это точно тот же самый мальчик? У меня на уроках он дохлячок», — поразилась Ёнсу.

А совсем потом до меня все же дошло: на нас напала не банда придурков, а так трепетно мною ожидаемая группа стажеров из KSA, которые весьма убедительно этих придурков изображали. И агенты сейчас наконец-то получили шанс оценить боевые качества Шинву.

— От удивления мои руки сами начали двигаться, вот дела, — продолжал Шинву в духе светской беседы. — Это все самозащита! Вы же так меня напугали!

— Тебе всего-то раз повезло, и теперь ты самый сильный? Заносчивая ты малявка!

— И правда, — легко согласился Шинву, и я услышала ледяное предупреждение в его голосе, — мне всего лишь повезло!

А потом на него кинулся следующий агент, с которым Шинву расправился даже проще, чем с предыдущим; этот хулиган был по комплекции ближе к Шинву, чем к тому верзиле. Шинву было достаточно чуть сместиться в сторону, подставить подножку, а потом хорошенько наподдать нападавшему. На лицах остальных членов шайки нарисовался шок и раздражение. Видимо, они считали этого агента достаточно сильным.

— Ой, что-то опять повезло… — отчетливо пробормотал себе под нос Шинву. — Не пойму, с чего это мне так фартит сегодня…

И на него кинулись все разом, но Шинву с легкостью уложил их за несколько секунд. В этот момент поднялся здоровяк. И мы поняли, что на этот раз будет уже по-серьезному. Оба встали в стойки и уставились друг на друга, поджидая ту миллисекунду, когда нужно будет дернуться с места. Я почувствовала, как изменилось восприятие Шинву. До этого он просто валял дурака. Ему нравится производить впечатление. Но теперь он понимал, что соперники тоже не раскрыли своих способностей сразу. Он постарался очистить сознание от отвлекающих факторов (в том числе — от нас), глубоко вздохнул и собрался. Он ощущал каждый миллиметр пространства, разделявшего его с соперником. В голове были возможные сценарии боя. Но он постарался абстрагироваться вообще от всего. Стоит им совершить хотя бы движение, и Шинву поймет, что делать.

Я не профессиональная спортсменка. И уж тем более не умею описывать бои, в каком бы стиле они не проводились. Поэтому следующие несколько секунд свелись у меня к «Бац-бац!», «Бам-бам!», «Вжих!» и «Шмяк!». «Шмяк!» наступил тогда, когда Шинву сильнейшим ударом отправил громилу в нокаут. Мне совсем не было жаль этого человека. Даже несмотря на то, что на самом деле он всего лишь выполнял задание. Все равно он казался мерзким и страшным. Шинву же был… бесподобен. Он двигался легко и уверенно, похожий на огненную вспышку в темноте. Не было ни одного лишнего движения, ни одной заминки. Иногда мне кажется, что я до сих пор влюблена в Шинву. Когда он оттолкнулся от груди противника, отправляя того на асфальт, а сам взмывая в воздух, казалось, что Шинву и в самом деле умеет летать. Приземлившись рядом с поверженным хулиганом, Шинву без всякого страха посмотрел ему в лицо и убедился, что тот всего лишь оглушен. Сам же Шинву даже не запыхался. Рыжие лохмы гордо торчали в разные стороны, но от самого Шинву не исходило ауры самолюбивого упоения победой. Он смотрел на нас почти скромно, хотя и заметил не без лукавства:

— Ну вот. Что-то мне страшновато. Не натолкнуться бы опять на этих парней. Эх-эх, теперь тут ходить опасно… а то вдруг опять их встретим, да?

— Хан Шинву, твои слова совсем не соответствуют делу, — констатировал Регис. В общем-то, в этом и была вся соль.

Мы уставились на валяющихся в отключке парней. Их стоило бы пожалеть, но все наши считали, что Шинву только что оказал городу услугу, поучив уму-разуму какую-то шайку идиотов. А я… я просто любовалась Шинву и понимала, что уже сейчас он в состоянии не просто одолеть, а затмить настоящих агентов KSA.

— И что теперь с ними делать? А, Шинву?

— Побежали! — здраво рассудил он, и мы со всех ног кинулись прочь.

Вдогонку меня настигла одна-единственная фраза, подтверждающая мои мысли: «Он соответствует всем требованиям для вступления в KSA».

Надо ли объяснять, как я была счастлива. Думаю, завтра все решится.

8 мая

«Завтра» решилось действительно многое. В школу я пришла цветущая и восторженная, несмотря на кошмарный недосып. Синяки под глазами я привычно замазала и напилась, вопреки обыкновению, кофе вместо чая. (Все-таки записывать вчера пришлось ой как много, а тут еще и домашнее задание). Мне кажется, совсем на грани сна я все же задумалась, действительно ли хочу, чтобы Шинву стал агентом. Ведь я видела вчера настоящих агентов, и они оказались просто уродами. Да еще и слабаками. Но я тут же успокоила себя, что у них, наверно, для разных типов миссий есть разные люди… Шинву будет выполнять другие задания. Он умный, сильный и симпатичный. Перед ним все двери раскроются… На этом-то я и заснула и пришла в школу, как уже было сказано, вся в предвкушении триумфа.

В чем-то картинка совпала с тем, что я себе и рисовала. На математике к нам вернулся господин Пак и сообщил, что господин Ан Сангин и госпожа На Ёнсу больше преподавать у нас не будут. Ребята расстроились, и я тоже, хотя я давно понимала, что к этому все идет. Мне будет не хватать их…

Но никакой Сангин не вышел с речью о том, какие мы все молодцы и надежда нашей страны. Не было никаких конвертов и вручения стипендий. Ничего не было. Мы просто решали задачки по математике, а потом ушли на перемену. Набравшись смелости, я подошла к господину Паку и спросила, ничего ли он не забыл. Может, господин Ан просил что-то нам передать?..

Лицо господина Пака просветлело, и он открыл ящик учительского стола. Я с замиранием сердца смотрела, как он раскрывает обыкновенную пластиковую папку и достает оттуда… какие-то разрозненные листочки.

— Точно! Спасибо, Юна! Я все как раз не мог вспомнить, что такое забыл сделать… Господин Ан не успел раздать вам позавчерашний тест, хотя и проверил его. Кажется, он думал, что сегодня еще успеет с вами увидеться, но вот нет… Держи, раздай одноклассникам, хорошо?

— Хорошо, — пробормотала я.

Может быть, такие вещи не объявляются в классе? Может, Шинву вызовут к директору? Или позвонят ему домой и пригласят в какой-нибудь офис KSA? А что, логики в этом было больше, чем все вопросы решать через школу, но в моей голове так четко нарисовался нужный мне сценарий, что я никак не могла поверить, что все пошло не так. Я понуро брела по коридору и размышляла. Агенты ведь разговаривали с директором. Они ему сказали о стипендиях. Значит, с ним же они и должны были обсуждать итоги. А они будто просто растворились. Как же так? В любом случае, директор должен знать, сказала себе я. Вот решусь ли я так прямо спросить у Франкенштейна, чем все кончилось, вопрос другой. Сообразив, что стоит мне хорошенько подумать, и я со стопроцентной вероятностью на это не пойду, я рванула по коридору по направлению к директорскому кабинету. Надо было срочно придумать какой-нибудь предлог, чтобы попасть внутрь! Предлогом вполне мог послужить Рей. В классе его не было, и я могла бы сказать, что потеряла его, обежала всю школу и с ног сбилась, а теперь пришла его искать у директора. (И не важно, что Рей, скорее всего, в столовой: я его могла там просто не заметить). Но мне не пришлось убедиться на практике, смогла бы я напрямую расспросить директора или нет, так как входная дверь распахнулась, и я практически влетела в объятия Тао. Мы оба подскочили от неожиданности и неловкости, а потом Тао чуть приподнял меня и легко переставил в сторону, чтобы я не закрывала им проход. Ну что у меня за привычка такая в людей врезаться?

— Юна, ты что-то хотела? — спросил М-21. — Директор сейчас занят.

— Я…я, — я раскраснелась то ли от бега, то ли от смущения, и все-таки вывалила на них заготовленную ложь, — я Рея ищу. Все обежала, а его нигде нет…

— Странно, он должен быть в классе, — сказал Тао с уверенностью, из чего я заключила, что Тао действительно приглядывает за нами с помощью камер. — Но у директора его уж точно нет. Он как раз хотел с ним поговорить.

— Понятно, — пробормотала я и снова прыгнула вперед, загораживая им путь. — Оппы, Аджосси, а вы не знаете?..

— Чего не знаем? — добродушно поинтересовался Тао, в то время как Такео и М-21 просто терпеливо ждали.

— Куда подевались господин Ан Сангин и госпожа На Ёнсу? — выпалила я. — Они не говорили вчера, что это последний день! Я думала, они хотя бы попрощаются с нами!

— У них закончилась практика… или, хм, испытательный срок, что бы они тут ни делали, — сказал Тао. — Мы с ними уже официально попрощались.

— Но я думала, — снова робко возразила я, — что они хотя бы попрощаются… Они такие хорошие учителя…

— Правда? — спросил М-21.

— Всему классу они понравились, и мы теперь беспокоимся из-за них… Почему они так резко ушли из школы?..

На самом деле, похоже, из школьников это беспокоило одну меня. Но не из охранников. Что-то промелькнуло в их восприятиях, уж не знаю, одновременно у троих, либо это все же было чье-то одно. И меня вернуло буквально на пару минут назад во времени, когда они еще находились в кабинете директора.

Они открыли дверь и осторожно вошли. Директорское кресло было повернуто к посетителям спинкой, и над ним явно разлетались какие-то страшные черные сполохи. Троим модифицированным они были хорошо знакомы: тут же стало ясно, что Франкенштейн на месте, но настолько погрузился в какие-то свои мысли, что пока разговаривать не готов.

«Что это еще такое? Что с ним на этот раз? — пронеслось у них в головах. — Поговорить-то с ним можно будет? Или попозже зайти?»

— Кхмм, ше-еф? — как самый бессмертный, позвал Тао.

С легким скрипом кресло повернулось, и перед слегка нервничающими модифицированными возник ангельский лик Франкенштейна. Тот буквально лучился счастьем и благожелательностью.

— Да-да, чего изволите? — мелодично и вкрадчиво, как только ему это дано, спросил он. Но модифицированные молча таращились в ответ, поэтому Франкенштейн продолжил разговор сам. — Вы наверняка натолкнулись в коридоре на тех двоих.

Под «теми двоими» он подразумевал, разумеется, все тех же Сангина и Ёнсу.

— Да, встретились с ними в холле. Видок у них был недовольный, — подтвердил Тао.

— Как и собирался, я им решительно отказал, — похвалился Франкенштейн, и я почувствовала волну облегчения, исходящую от модифицированных. — Я очень люблю своих студентов.

На этом мне очень захотелось хмыкнуть, но нельзя хмыкать в чужих воспоминаниях. А директор тем временем предложил модифицированным чай и, когда они отказались, потянулся за телефоном, чтобы вызвать Рейзела. Между прочим, Франкенштейн благодарил модифицированных за что-то… стоило мне поинтересоваться, за что, и время отмоталось еще чуть-чуть, до вчерашнего дня.

* * *

Модифицированные стояли, вытянувшись по стойке смирно, в хорошо знакомой мне гостиной. Франкенштейн расхаживал рядом с ними и задавал вопросы.

— Да, мы действительно ввязались в конфликт… Не большой и не маленький, а так, как посмотреть, — устало, явно не в первый раз, промямлил Тао.

— И все-таки это конфликт.

— Да, — обреченно выдохнул Тао, не чая, что их отпустят подобру-поздорову.

— Это я виноват, — внезапно сказал М-21, и Тао с Такео синхронно вздрогнули при этом заявлении. — Я не смог справиться с эмоциями и спровоцировал их.

* * *

Параллельно с этим я видела, как именно это было.

— Какая чушь! Какое-такое недоразумение?! — взорвался М-21.

— Ты перешел черту, — злобно прошипела Ёнсу, но Сангин преградил ей дорогу, препятствуя столкновению. — Да, не было у нас на это разрешения! Но школа дала нам право поработать со школьниками. Мы заключили соглашение. Так что нечего тут канителиться! Мы уже за все извинились перед вами…

— Ни слова больше, — с ледяной яростью оборвал ее М-21. — Мне безразлично, почему вы поставили этих детей под угрозу. Важен сам факт.

* * *

— Хммм, — задумчиво протянул Франкенштейн, нарезая по комнате безумные восьмерки. — Не смог справиться с эмоциями и спровоцировал их. А принимая во внимание твой паршивый характер, ты недолго думая выплеснул на них весь свой гнев, который и вызвал ответную реакцию… — Франкенштейн остановился. — Молодец, М-21!

М-21 в немом шоке воззрился на своего начальника. В неожиданной похвале, как ни странно, не было ни капли иронии.

— Как и было сказано, я не позволю, чтобы детям причиняли вред, — с мрачным удовлетворением сказал Франкенштейн. — И этот случай — хороший предлог, чтобы отказаться от сотрудничества с KSA.

* * *

Вот, оказывается, как наши мечты накрылись медным тазом. Это все Франкенштейн! Ненавижу! И М-21… он тоже… этому поспособствовал!

— Они ушли, потому что сотрудничество подошло к концу, — невозмутимо сообщил мне Тао. — Уверен, что директор Ли полностью доволен его результатами.

Не сомневаюсь.

— Понятно, спасибо вам, оппа, — бесцветно произнесла я и наконец-то дала им пройти. А потом со всех ног бросилась к другой лестнице. Они сказали, что агенты только что были здесь! (Вернее, подумали, но для меня без разницы). Значит, я еще могу их увидеть!

* * *

Я действительно нагнала их у самых ворот, когда они были готовы пересечь ту самую грань, которая, вероятно, навсегда отделит их от нас. Сейчас я и сама не могу себе толком объяснить: зачем я за ними гналась? Ведь я не могла спросить про стипендии, иначе неизбежно раскрыла бы себя. Да и вряд ли я хотела попрощаться. Ведь я, в конце-то концов, не влюблена в Сангина. Тот сон — забавное недоразумение.

— Учитель!

Они обернулись, и в их глазах синхронно возникло и исчезло замешательство; должно быть, меня узнали. Я тяжело дышала и хваталась за бок, а еще совершенно не знала, что теперь сказать.

— Ты что-то хотела? — вежливо спросил Сангин, в то время как Ёнсу явно решила помолчать: я прямо-таки кожей чувствовала ее недовольство, и госпожа На сдерживалась из последних сил, чтобы на ком-нибудь не сорваться.

— Я… хотела… — пропыхтела я, — поблагодарить вас, учителя! — выпалила я, внезапно понимая, как я могу выкрутиться. — Мне сказали, что вы больше не будете у нас работать, но я хотела сказать спасибо… ну, от всего нашего класса!

Сангин и Ёнсу, которые уже не являлись моими учителями, так что я вполне могу их мысленно так назвать, недоуменно переглянулись, а потом Сангин улыбнулся и чуть наклонился ко мне.

— Вам спасибо, — серьезно сказал он. — Таких ответственных учеников у меня еще не было. Правда, госпожа На?

Нам обеим почудилось легчайшее подтрунивание в его тоне. Неожиданно я поняла, что, может быть, Ёнсу когда-то была ученицей или же ассистенткой Сангина. Хотя… ничего конкретного я все же не узнала.

— Правда, — благосклонно кивнула она. — Вы все способные ребята, — с задумчивым сожалением добавила она.

Я поняла, что терять Шинву им очень досадно. И что они рады бы продолжить за него борьбу, но директор явно нашел, что противопоставить их усилиям. И из-за этого у них на работе будет еще немало проблем… И все же о Шинву, вероятнее всего, придется забыть.

— Вы очень хорошие учителя, — сказала я и поклонилась. — Желаю вам удачи в будущем!

И убежала. Сангин и Ёнсу, конечно же, не догадались, что я вкладывала в эту формулировку больше, чем можно было бы подумать. И все же я сама себе поразилась. Почему мне было так больно расставаться с этими людьми? Они же мне совсем чужие… Более того, вчера они довольно рискованно проверяли способности Шинву… Мы все, конечно, знаем, на что он способен. Но они-то нет! Я догадываюсь, что они хотели сделать: если бы стажеры увидели, что Шинву не справляется, ему не стали бы вредить, а поддались бы и просто дали бы нам убежать… И все же план был какой-то потенциально рискованный. Но даже за это я не могу на них злиться. Как будто что-то в них заставляет меня им симпатизировать.

И огорчаться из-за расставания. Но, думаю, на самом деле меня все-таки больше расстроило другое: мысль, что Икхан и Шинву не станут агентами. И они не смогут должным образом проявить свои способности. И я опять останусь одна…

Как-то незаметно для себя я сползла на пол по стенке кофе автомата и уселась, уткнувшись лицом в колени. Откуда только взялись эти слезы? Я не думала, что меня так сильно выведет из равновесия одно-единственное прощание. Наверно, расставаться со своими мечтами и планами и правда тяжело. Я всхлипывала (и, как мне представляется, не слишком громко) уже несколько минут, когда рядом со мной возникли длинные ноги в черных выглаженных брюках. Я равнодушно скользнула по ним взглядом и только сильнее вжалась в собственные колени. А те чужие ноги мне не надо было рассматривать детальнее, я и так прекрасно знала, кому они принадлежат.

— Юна, что-то случилось? — М-21 присел на корточки и попробовал отнять мои руки от лица. — Почему ты плачешь?

В любой другой момент я бы растрогалась от такой заботы. Похоже, М-21 все же обращает внимание на женские слезы. Его можно пронять жалостливыми всхлипами? Вот уж не подумала бы! Но мне это было совершенно не важно. Я была зла! Ведь М-21 своими руками (осознанно или нет) помешал сбыться моей мечте! А теперь еще и увидел меня зареванной и жалкой.

— Хочу и плачу, вам-то что, — пробубнила я.

Он так и стоял над душой, ожидая продолжения разговора. Я не знала, как от него отвязаться, поэтому встала и пошла прочь. К счастью, уже заканчивалась перемена. Он пошел за мной.

— Скажи мне, я беспокоюсь, — глубоким серьезным голосом попросил он.

— Мне просто грустно, что учителя Сангин и Ёнсу уехали, — в качестве объяснения бросила я.

М-21 остановился, как вкопанный, а потом догнал меня, поднял рукой мое лицо, так что я неминуемо посмотрела ему в глаза, и спросил:

— Неужели правда в этом дело?

— Да, — вздохнула я и пошла в класс.

М-21 мне не поверил. Я чувствовала это по его беспокойно клубящимся мыслям и тому долгому печальному взгляду, которым он проводил меня. Мне показалось даже, что напрасно я ему соврала, и М-21 легко и сам догадался о правде. И она его расстроила.

9 мая, все еще о вчерашнем дне

Идти к директору в гости мне не хотелось. На Франкенштейна я была зла, а по отношению к М-21 испытывала какое-то раздраженное раскаяние. Мне вообще никого видеть не хотелось. Вместо этого я со скукой досидела до конца уроков и сказала всем, что пойду сегодня сразу домой. Друзья, конечно, заметили мое покрасневшее лицо, когда я вбежала в класс с перемены. Я их успокоила, что ничего не случилось, просто я плохо себя чувствую. И это правда. Из многого, многого того, что я говорила, это было чуть ли не единственным, о чем я не солгала. Мне просто хотелось лечь и пожалеть себя. Минутная слабость. Но я имею право злиться!

Поэтому из школьных ворот я вышла одна и тревожно огляделась по сторонам. Не далее, чем вчера, на нас напали хулиганы. И пусть все было спланировано, ходить одной по улицам резко расхотелось. А тут уже и темнеет… Решение пришло спонтанно. Обычно я не езжу на общественном транспорте, если могу добраться до места пешком (берегу наличку и окружающую среду). Но тут к остановке подъехал автобус, и я сорвалась с места, растрепанной кометой взлетая по ступенькам. Уж лучше доехать, чем идти сейчас по темным улицам.

Я заплатила за проезд и плюхнулась на сидение, видимо, решив себя начать жалеть, не доезжая до дома. Повторила несколько раз, как мне себя и ребят жалко, и какой злодей Франкенштейн, а потом незаметно уснула. Все-таки не спать столько ночей подряд даже агентам трудновато, а кто такая я?

* * *

— Ты уверен, что это здесь? — Такео с сомнением осмотрел крышу относительно невысокого жилого дома. — Это же дыра какая-то!

— Они здесь были! — уверенно заявил Тао. — Я засек сигнал.

— Вот на этой самой крыше? — скептично уточнил Такео и огляделся в поисках третьего охранника. — М-21, ты там где?

— Здесь, — глухо отозвался М-21, напряженно рассматривающий соседние дома. Он наморщил лоб, словно пытаясь что-то вспомнить, но не похоже, что ему удалось.

— Нет, на соседней! — бодро ответил Тао еще на первый вопрос. — Она чуть повыше! Давайте осторожно проверим, не осталось ли там датчиков! На всякий случай! О-о…

— Что там у тебя? — переспросили агенты, когда голос Тао внезапно оборвался. Тао опустился на колени и что-то рассматривал на полу. М-21 и Такео присели рядом и посветили вниз фонариком. — Что ты нашел?

— Не уверен, — сбившимся голосом сказал хакер. — Но… М-21, ты видишь?

На полу лежал ржавый металлический лист, неведомо с какой целью там оставленный. В нем не было ничего примечательного, кроме странных царапин в левом углу. Выглядело так, словно кто-то старательно царапал металл чем-то острым, чтобы кривые символы отчетливо запечатлелись на поверхности.

— М-21, — прочитал Такео и поспешно затараторил. — Это может быть все, что угодно… Номер этого пласта, например, или часть какого-то…

— Твое зрение лучше моего, — тут же прервал его Тао. — А даже я вижу, что шрифт не фабричный. И вообще, это от руки царапали.

Такео скосил глаза в сторону М-21 и потом неодобрительно поднял их кверху. Тут только до Тао дошло, что Такео не хотел бы при М-21 акцентировать внимание на этой записи. Но было поздно.

— М-21, — прочитал Аджосси. — М-24.

Действительно, рядом с первой надписью была и вторая, хотя сделана она была с меньшим нажимом. Зато как будто аккуратнее. М-21 выпустил коготь на указательном пальце и провел им по надписи.

— Что это такое? — спросил Тао. — Ты не объяснишь?

— Год назад, — сказал М-21 и замолчал, словно ему не хватило воздуха на всю фразу. — Ровно год назад мы приехали в этот город с моим напарником, М-24. Вы знаете, что с ним случилось.

— И эта надпись… — прошептал Тао.

— Сделана мной, — дрожащим голосом подтвердил М-21 и трансформировал всю руку целиком, занеся ее так, словно хотел ударить по железу… но передумал.

Такео положил руку Тао на плечо, и на этот раз напарник его понял без слов. Оба агента подошли к краю крыши и оглянулись на бессильно застывшего с поднятой рукой М-21.

— Мы разберемся сами, — твердо сказал Тао. — Возвращайся домой, когда будешь готов.

И оба модифицированных оттолкнулись от ограждения и перемахнули на другую крышу, оставляя М-21 в одиночестве.

— День в день, — прошептал М-21, сжимая в руках проржавевшую железяку. Потом прислонился спиной к ограждению и тихо, безнадежно заскулил.

Наверное, модифицированным было виднее, как поступить. Но мне все равно казалось неправильным, что М-21 бросили одного с прошлым на открытой всем ветрам крыше. Даже если он сам этого хотел. Я пожелала оказаться рядом с ним и утешить его. Если бы только я могла.

Сделав шаг, я случайно задела камешек, и он отлетел вперед, ударившись о несколько больших кирпичей, которые тоже лежали тут без всякой надобности. В темноте я практически не видела, куда иду, но это было не так и важно. Главное — не спотыкаться. Я приблизилась к сгорбившейся у самого края фигуре. Аджосси, этот молодой охранник в приличном костюме, смотрелся здесь совершенно не на своем месте. Было так странно осознать, что здесь он и начал когда-то свой путь.

На мои шаги он никак не отреагировал, и дыхание его было ровным. Казалось, он не притворяется спящим, а действительно спит. Странно, я только что видела, как он жалобно, как лишившийся хозяина пес, воет на крыше. Его рука была без трансформации, но все еще лежала поверх нацарапанных имен.

Догадавшись, что я получила свой шанс как-то его утешить, но по-прежнему не понимая, что, пускай и во сне, я должна сделать, я опустила свою теплую ладонь на его ледяную руку, пальцами тоже погладив неровные буквы. У меня возникло ощущение, как будто я прикоснулась к памятнику.

— Моих сил недостаточно, чтобы вернуть прошлое, — проговорила я, и каждое слово показалось мне живым теплым огонечком. — Но я бы хотела каждый свой день подарить тебе, чтобы ты жил дальше.

Его рука дернулась, а потом он открыл глаза, не понимая, как это возможно, чтобы я была на крыше. Я этого тоже не понимала, поэтому растерянно ему улыбнулась и отступила во тьму, растворяясь в ней.

* * *

Проснулась я только тогда, когда меня потрепали за плечо. Я беспокойно шевельнулась и посмотрела в окно. Там светились какие-то вывески и окна. Но я не поняла, где я.

— Конечная скоро, — сказала мне какая-то старушка, которая меня и тормошила. — А ты не проспишь свою остановку, а, милая?

— Нет, не просплю, — пробормотала я, а сердце в груди замерло. Я не понимала, где оказалась!

Старушка закивала и вышла из автобуса, а я подавила желание броситься за ней и попросить подсказать, где я, или же постоять со мной, пока я жду другой автобус. Потому что я уже понимала, что уехала слишком далеко. Но все же, этот маршрут я знала, и никак не могла понять, где же оказалась, даже если проехала свою остановку. И только тут я посмотрела на табло и увидела это. Две. Совершенно. Другие. Цифры. Я же села в первый попавшийся автобус не глядя! Мне кажется, все мои напасти чисто из-за моей безалаберности.

Я выскочила из автобуса на следующей же остановке. Сама остановка ярко светилась, но дальше все тонуло в сумерках. Вокруг не было ни души. Названия на остановке тоже не было. Видимо, ее только что установили. Я села на холодную скамейку, готовая уже не в первый раз за сегодня зарыдать. Я абсолютно не понимала, куда меня занесло, и на каком автобусе возвращаться обратно. Более того, тут явно было не так оживленно. А что, если автобус так и не приедет, а меня найдут какие-нибудь бандиты?

В любом случае было логично перейти на другую сторону дороги и включить GPS на телефоне. Хотя бы узнаю, где я. Дорогу я просто перебежала, а интернет в телефоне помахал мне ручкой, как и зарядка. На коротенький звонок мне, наверное, хватило бы, но так не хотелось… Как же меня будут ругать! И ведь я не смогу сказать, где нахожусь! Как меня тогда искать? Я уже забыла номер автобуса, на котором сюда ехала! Просто катастрофа.

Вдалеке показался какой-то транспорт, и я от всей души пожелала, чтобы это был автобус. Все равно, какой. Наверняка он идет в центр. И я смогу спросить, до куда он идет, прежде чем ехать или не ехать. В любом случае, это лучше, чем стоять на остановке, где меня может найти какой-нибудь маньяк…

Я услышала какой-то звук на крыше остановки и в ужасе обернулась, замечая, как за застекленной поверхностью метнулась какая-то тень. Послышался едва различимый звук, с которым человек спрыгнул с крыши, и я спросила себя, как он оказался там. А потом увидела, что человек огибает остановку и направляется ко мне. Я заверещала и бросилась к дороге, туда, где все ближе облизывали асфальт фары автобуса.

— Стой! — раздалось у меня за спиной. — Подожди! Юна!

Видимо, от удивления, что маньяк не просто прыгает по крышам, а знает мое имя, я замерла у края дороги, и автобус резко затормозил рядом со мной. Я подпрыгнула, снова оказываясь на ступеньке неизвестного автобуса, но успела обернуться и заметить, кто вбегает в автобус следом. Это был М-21.

Я попятилась от него и уперлась в поручень, а потом просто сползла вниз. Он подошел ко мне, взял за руки и посадил на первое же попавшееся место (автобус был абсолютно пустой). Потом заплатил за проезд и вернулся ко мне, садясь рядом. Меня колотила дрожь, и я была настолько перепугана, что даже плакать уже не хотелось. Вместо этого я во все глаза смотрела на него и пыталась понять, как он тут оказался.

Какой-то частью себя я надеялась, что он обнимет меня и прижмет к себе, успокаивая. Но М-21 так же обалдело глазел на меня в ответ, а потом просто закрыл лицо руками и со вздохом уперся локтями в колени. Вот так мы и ехали какое-то время. Потом он поднял взгляд на меня. Его глаза мне показались слегка покрасневшими.

— Ты можешь мне внятно объяснить, что ты тут делаешь? — с видом усталости перед вселенской безысходностью спросил он.

— Я не на тот автобус села, — едва слышно сказала я.

Лицо М-21 исказила гримаса, и я поняла, что он мне не верит. В тот момент я удивилась, почему, но вообще-то эта фраза всегда звучит, как отговорка. Тем более, если тот сон, что я видела…

— Просто чтоб ты знала, — он не смотрел на меня, а все еще опирался локтями на колени, и его волосы понуро повисли, заслоняя лицо, — мы из кожи вон лезем, чтобы вас защитить. Чтобы знать, что вы в безопасности. А ты шляешься непонятно, где. Тебе совсем не важно, что с тобой может случиться?

— Говорю же, я просто заблудилась! — отчаянно воскликнула я. Он был прав, прав! Он совершенно поделом меня отчитывал. Но не понимал, что я все-таки не так виновата, как ему казалось.

— Знаешь, — тихо сказал он, и его взгляд тревожно сверкнул из-под челки, — мне кажется, все мы когда-то заблудились.

Наверное, любая другая девушка поняла бы эту фразу образно, но я точно знала, что М-21 имеет в виду. И именно это меня и добило. Я уронила лицо в ладони и истерично разрыдалась.

— Аджосси! Простите меня! Я… я не хотела! Я просто ехала домой!

М-21 подождал, пока я успокоюсь, и убрал одной рукой челку со своего лица, другой — с моего.

— Посмотри на меня, Юна, — сказал он тоном, в котором в равной степени было и печальной доверительности, и властности. — Всем бывает тяжело. И нам тоже. Если это зависит от тебя, старайся избегать опасностей. Договорились?

— Договорились, — покорно произнесла я. Он был прав… И мне повезло, что я его встретила. А не кого-нибудь с дурными намерениями.

Ехать было достаточно далеко. Мы молча сидели рядом, и я чувствовала, что М-21 уже не сердится. Он рассердился только потому, что переживал за меня. Видимо, я ему кажусь очень легкомысленной, и он думает, что я не могу сама о себе позаботиться. А еще он сердился, потому что сам очень устал. На душе у него скребли кошки, и вообще в тот день все ему осточертело. Он старался не подавать виду, но эти волны отрицательной энергии чувствовались и в школе, и когда он спрыгнул с крыши остановки, и когда теперь сидел рядом со мной. Несмотря на внешнюю невозмутимость, внутри ему было больно.

— У вас все хорошо, Аджосси? — спросила я. Он резко взглянул на меня, словно с неприятным удивлением, а потом безразлично обронил:

— Пока всякие неразумные школьницы живы и здоровы, вроде как да.

Разумеется, я спрашивала не об этом. Интересно, мой сон… он ведь не может быть правдой? Ведь я не могла оказаться на той крыше рядом с ним. Это мне только приснилось.

Но моя интуиция говорила, что это не так. М-21 ответил, что у него все хорошо (и соврал, конечно же). Но мысленно он добавил, что у другого человека уже никогда не будет «все хорошо». Я пригляделась к контурам и прислушалась к эмоциональным отголоскам, и они показали мне все того же человека, что и сон. Бывший напарник.

Я изо всех сил старалась сконцентрироваться и уговаривала себя: «Ты же сидишь так близко! Ну что тебе стоит считать его память? Его мысли? Ты же почти осязаемо чувствуешь, как тяжело они перетекают из одной формы в другую у него в голове!» Но я не могла ухватить нужный кончик. Не могла выяснить, о чем он думает, сколько бы ни пыталась. И все-таки я знала, что щит сейчас нарушен. Что-то так и тянуло меня навстречу невысказанным мыслям М-21, что-то такое жертвенное и печальное. Если бы я могла, я бы все сделала, лишь бы только смягчить его боль и тоску.

О чем он думал? Не знаю. Но я догадалась, что Аджосси скучает по М-24. Я глубоко вздохнула и подняла на М-21 виноватый взгляд. М-21 был явно не намерен со мной разговаривать. Я ему мешала думать.

Поэтому я была очень удивлена, услышав сначала свой вопрос, а потом ответ на него.

— О чем вы думаете, Аджосси? Я хочу помочь.

— Ты ничем не можешь помочь, — в его взгляде тускло что-то засветилось. — Я всего лишь вспомнил о человеке, который спасал меня много раз.

— Я догадалась, — тихо сказала я. Я поняла, что еще многого не знаю. Что значит «спасал»? От чего?

Автобус остановился, и М-21 помог мне выйти оттуда. До моего дома идти было максимум три минуты, но Аджосси все же решил меня проводить. Наверно, чтобы еще где-нибудь не потерялась. Мы дошли до подъезда, и М-21 протянул мне мою сумку, которую он так предусмотрительно забрал у меня еще в автобусе.

Собираясь попрощаться, я подняла на него глаза. Он попытался было отвести взгляд, но я успела заметить, какими были его глаза. «Хочу и плачу, тебе-то что», — пришло в голову то ли ему, то ли мне.

— Прошел год, — неожиданно с горечью сказал М-21, по-видимому, обращаясь ко мне. — С тех пор, как мы с ним приехали сюда. И я знал, что будет трудно. Но потерять его… я все-таки был не готов.

Я протянула ему руку, отчаянно желая найти правильные слова. Но М-21 только легко покачал головой и спустился с крыльца. Теперь он смотрел на меня снизу вверх. Я видела, как контрастируют блестящие влажные глаза и мягкая, почти кроткая улыбка.

— Спокойной ночи, Юна, — сказал он, развернулся и ушел в темноту, а я так и не успела ничего сказать.

Я зашла в подъезд, холодными, не слушающимися руками нащупывая в кармане ключи. Обида на М-21 по поводу той ссоры с агентами KSA вдруг показалась мне давнишней и незначительной.

«И я даже не смогла ничего ему сказать… ничегошеньки!» — горько упрекнула себя я. Если бы я только была честной и сказала, что я видела и помню из его воспоминаний, а что хотела бы узнать. Если бы я могла говорить с ним не как несведущая школьница, а как друг. Мне нужно во всем ему признаться и больше никогда ничего от него не скрывать.

Ночь не была спокойной.

* * *

Где-то внизу золотое солнце меняло окраску на оранжево-розовую. Мир казался залитым теплом и светом. Но плиты, на которых он лежал, не были теплыми. Наверное. Они были твердыми, и все. Это не обязательно чувствовать, достаточно просто знать. Он также знал, что далеко внизу, на тротуарах и проезжей части, кипит жизнь. Обычные люди, нормальные люди, бегут по своим делам или же никуда не торопятся и наслаждаются жизнью. Как же он их за это ненавидел. Что они не знают той боли, от которой корчится он, что они есть друг у друга. А у него никого не осталось, только М-24 жмется тут где-то рядом, не сильно жалуя высоту. Но приперся следом за ним, потому что почуял, что сегодня опять будет шоу. До этого М-21 постепенно сокращал дозировку, но продолжал принимать препараты. Было хреново, но он как-то держался. Часто даже получалось скрыть от М-24. Но в прошлый раз он просто не стал пить таблетку. Сначала все шло очень хорошо, но когда подошло время, когда, по идее, надо было пить таблетку во второй раз, его внезапно стало ломать со страшной силой. Это случилось где-то в общественном месте, и М-24 пришлось просто взвалить его на себя и улепетывать оттуда, пока М-21 никого не поубивал. М-21 мало что помнил из этого припадка, но очнулся тогда уже глубокой ночью, в груде мусора, весь в заживающих шрамах. Расспрашивать было мерзко и тяжело. Он не стал.

В этот раз, зная, что так будет, он специально заранее поднялся на крышу высотки, чтобы избавить их обоих от марш-бросков по людным улицам. Сейчас было хуже… сейчас он, вместо того чтобы рычать и кататься по земле от боли, не сознавая себя, в едином припадке, качался на волнах. Одна за другой. И нет им конца. Он не знает, ни сколько он уже пролежал здесь, ни сколько еще придется. И впервые за довольно продолжительное время к нему снова пришла эта мысль. Хочется просто сдохнуть. Хватит уже. Но не можешь. Кем ты будешь, если сломаешься вот сейчас? Почти в самом конце. Когда уже пережил и стадию эксперимента, создания и модификации, и адаптацию, и дополнительные опыты, и испытание боевых качеств, — все уже прошел, осталось только научиться жить без наркотика и удрать на все четыре стороны. Как же он жалок, если, пройдя все предыдущее, хочет умереть сейчас, когда они уже почти победили.

Но это он тоже выдержать не в состоянии. Либо не выдержит и покончит с собой от невыносимой боли, либо его тело самоуничтожится. Но ведь так хорошо получалось держаться, когда он просто уменьшал дозу… Может, не стоило бросать совсем? Ведь можно растягивать одну упаковку на пару месяцев… Где вот только запастись этими упаковками… Накатила новая волна, и он несколько раз изогнулся всем телом, изображая эту волну. Наконец-то… теперь будет легче. Лучше терпеть боль, чем ожидать ее…

Он перестал улавливать хоть какие-то связные мысли М-21. М-24 сидел рядом и бессильно комкал в мощных ручищах ни в чем не повинную шляпу. Насмешливо-прекрасный закат плыл где-то в небе, напоминая о том, что день подходит к концу, и пора бы задуматься о том, где найти пропитание и где ночевать. Только вот его напарнику сейчас явно не до того. На все лады ругая отчаянного идиота, который решил совсем отказаться от таблеток, да еще и его опять вовремя не предупредил, М-24 все-таки очень гордился. Переживал, бесился, но уважал такое решение. В конце концов, было в этом поступке что-то похожее на вызов. М-21 бросил вызов Организации. Либо он окажется сильнее системы, которая их породила, либо погибнет, борясь с нею. Не на задании и не в лаборатории, во время очередной пытки. А сам, по своему решению, стараясь преодолеть эффект от таблеток. Вот только потерять М-21 для М-24 было… Нереально. Запредельно. Немыслимо.

М-21 метался на твердых плитах, уже основательно вымазанный в пыли и крови. Плащ и рубашку он снял заранее, зная, что изорвет все в клочки. А где взять другую одежду? М-24 беспокоился, что М-21 замерзнет, хотя и сам понимал, как это глупо. Во-первых, его напарнику лишь бы пережить эту ночь. А насколько она холодная — не важно. Во-вторых, М-21 сейчас щедро разбрасывал энергию своей трансформации. Не замерзнет. А вот и трансформированная рука. О нет. Опять.

М-24 проворно вскочил и прижал когтистую руку к земле. Помнит он эти когти. М-21 извивался с какой-то удесятеренной энергией, пытаясь вырваться и рыча от боли. М-24 лишней деликатностью не страдает, но и ему было бы неловко сравнивать, во сколько раз он превосходит М-21 в весе и объеме. Но только М-21 в таком состоянии он долго не удержит. М-21 изо всей силы вцепился зубами в руку. Но в свою. Вот ведь черт. У него зубы тоже трансформируются. Вот сел бы на него, чтобы не трепыхался и не вредил себе дополнительно. Да только раздавить страшно. Он прижал руки М-21 одну к другой, сгреб его в охапку и потащил к ограждению. Он посадил его, прижимая к невысокому барьеру. Вот на кой М-21 полез именно на этот небоскреб? На крыше девятиэтажки не так страшно. Голова М-21 откинулась назад, и тело обмякло, но М-24 не стал отпускать его, зная, что тот тут же может прийти в себя и с новой силой начать махать руками. И точно, напарник дернулся и странно посмотрел на него. В его взгляде была типичная искорка его фирменной зловредной иронии.

— Ты чё делаешь?

М-24 нависал над ним, прижимая лапищами его грудь и плечи к ограждению. Поза странная.

— Оклемался? — спросил М-24 с радостью, видя знакомую кривую ухмылку собрата, который явно углядел в ситуации что-то забавное.

— Не дави… так…

Он отпустил руки, и М-21 тут же завалился на бок, отчаянно кашляя и выплевывая кровь. М-24 смотрел на него, от всей души ненавидя Организацию в целом и Кромбеля в частности. Гении человечества… научились бы сначала тела стабильные создавать, а потом уже модификации проводили… Нестабильность. Их тела просто уничтожаются изнутри.

— Что смотришь? — откашлявшись, поморщился М-21. — Восстановлюсь… — Он снова закашлялся, вымазывая руки в крови. — У меня… гере…реге…ренеге…рация сильная… А противно — не смотри. Аргх! — он подскочил от резкой боли.

— Опять?

М-21 страдальчески закатил глаза.

— Иди поешь лучше, а?

Ступор. При чем тут ужин?

— Это ин…инмте…рещнее… — у М-21 не было сил стереть струйку крови, в которой захлебнулось последнее слово.

* * *

Ночь была безлунная и зябкая.

— Хочешь плащ?

— Н-не… ты меня потрогай.

— Сам сказал не лапать.

— Жарко…

— Воды?

М-21 облизнул пересохшие губы.

— Нет… ты мне туда подмешаешь…

Тьфу. Кто вот из них двоих мысли читает? М-21, пытаясь сдержать стон, заскулил. Получилось еще жалостливее.

— Семнадцатый раз? Ты издеваешься.

— На двадцать первом не подохну… ты мне бургер…

— М-21…

* * *

Чик-чик. Чик-чик. Нормальный человек умер бы от потери крови. Чик-чик. Но они не нормальные люди. М-21 что, и кровь умеет восстанавливать? Чик-чик. Бред. Так не бывает. Выдох-вдох. Разрезал вену — заживил вену. Ему скучно, что ли? Выдох-вдох. Говорить он не может.

— Прекрати.

Он не может ответить. Он не в себе. Сидит, сгорбившись от боли, и полосует свою руку. Но на вопрос еще смутно реагирует, потому что М-24 поймал клочок мысли. Ему так легче. Он отвлекается на другую боль. В прошлый раз то же самое говорил. И это он явно не впервые. Шрам на губе становится все глубже и глубже. Страшно, если в лаборатории хватятся, почему. Он ранит себя, чтобы не думать о другой боли. Рана накладывается на рану. В конце концов регенерация перестает справляться, и шрам остается незаживающим. Но раньше это был шрам на губе. А не вены. Нормальный М-21 понимает, что от потери крови умирают. А ненормальный нет. А он ненормальный на всю голову. По жизни. А сейчас — особенно и буквально. В прошлый раз он изранил руки в неопасных местах. Плечи… царапины глубокие, но не смертельные. Сегодня в ранах все тело. И это запястье…

Уставший М-24 поднимается и, убеждаясь, что контроль разума на партнере не работает, вырубает его самым простым и надежным способом. Подхватывая откидывающегося назад М-21, заодно ловит еще какую-то его мысль. Что-то типа: «Хоть кровь оближи… тебе надо… голодный».

Ненавистная модификация. Самому же мерзко. Но нужно. У него который час голова кружится от голода. Но в этот раз не уговорит. Заботливый напарник. Сам не помнит, но в прошлый раз тоже предлагал. И М-24 не устоял, вытер и слизнул несколько капель. Теперь вот мысли читает… Но в этот раз нет.

Наконец-то бессознательный М-21 спокойно и тихо лежит на крыше. М-24 со всей возможной нежностью хлопает его по щекам, приподнимает его голову и вливает в рот воды с разведенной таблеткой. М-21 ничего не осознает. Потом он будет кричать на М-24 и бросаться с кулаками, виня его в том, что помешал бороться. Но М-24-то понимает, что проигран только один раунд, а выиграна жизнь напарника. Слишком долго он его слушался… Этому больному только жизнь доверяй.

Если доживут, М-21 ему еще спасибо за это скажет. А сейчас он только стонет и снова отключается. Рука с когтями медленно принимает прежний вид. Раны затягиваются, энергетика трансформации спадает… М-24 накидывает поверх изукрашенного тощего тела сбереженное пальто и ложится рядом. Целую ночь маялись… Глаза слипаются, а в голове все плывет. Насмешливо встающее солнце будет через час гладить их лучами. Кажется, что небоскреб шатается. Ну и выбрал ты, М-21…

* * *

Не глядя выключаю будильник и долго собираюсь с силами, чтобы открыть глаза. На руках, слава богу, никаких шрамов. И крови на теле. Тело девичье, мое. Во сне я была то М-21, то этим его напарником, М-24. И я готова поклясться, что в основном я видела, считывала память М-24, потому что М-21 этого помнить не может. Как можно прочитать восприятие человека, который уже мертв? Я тут же решаю, что пора объявить себе больничный. Подожди, мир, мне нужно прийти в себя. Лежу на постели, обнимая колени, и беззвучно плачу. От жалости к себе и этим парням… по сути, раз я проживаю сейчас их жизни, это одно и то же.