Возвращение давно забытого прошлого (гет)

То, что произошло ночью, никак не укладывается в моей голове. Хан не проявлял ко мне особого интереса. Мне даже казалось, что я ему противна. Ну, да, во мне мало притягательных черт. Я не так мила, как, допустим, Кэрол Маркус. Я не так смугла и хороша, как та же Нийота Ухура. Я и не претендовала на место красавицы в этом мире. Да, я думала, что Хан испытывает ко мне неприязнь, максимум снисходительно терпит меня. А, нет. Вдруг накинулся с такой страстью, с таким вожделением. Я могла бы ожидать многого, но не этого. Даже капитан Кирк не позволил себе ничего, более поцелуя моей холодной ладони.

Я ждала смерти. Но теперь я готова пересмотреть все свои желания, ведь произошёл огромный скачок. Это касается и моих отношений с Ханом и моей памяти. Если Хан желал переубедить меня, отвлечь от мрачных мыслей о приближающемся конце — то ему это удалось. Пока не знаю, на радость или на беду. Ко мне возвращается память, правда, кусками, маленькими фрагментиками. Я помню немногое из жизни с Ханом, всё довольно болезненно для восприятия. Пару моментов из моего детства тоже не дали мне определённого представления о себе. Точно знаю, что Хан не врал. Действительно, меня зовут Бара. Такое имя дал мне дедушка, не знаю, откуда я в этом так уверена, но старое изборождённое морщинами лицо теперь всплывает передо мной постоянно, как только я задумываюсь о своём имени. Признаю, что моё лжеимя мне нравилось куда больше. При рождении выбирать не приходится.

Не представляю, что будет дальше. В объятиях Хана меня всё устраивает. Но даже это тепло его тела, его тяжёлое дыхание, всё продолжается недолго. Он грубоват. Да что там… жесток! Что могло так резко измениться, что он поволок меня не в камеру пыток, а в постель? Видимо, он тоже помнил не всё. Это слегка превозносит меня над ним, ведь права в итоге оказалась я, а не он. Но лучше бы мне молчать, лучше ни слова не говорить. Да и на что мне жаловаться?

Его замашки, его уверенность во вседозволенности ещё больше подталкивали меня на эту близость. Видимо, я люблю, когда надо мной доминируют. Не важно, в разговоре ли это проявляется или в интимной жизни.

Он не был обходителен. Ему это совершенно не нужно. Хан требователен и получает всегда то, что хочет. Так произошло и в этот раз. И тем самым этот случай лишь подтвердил мои слова о том, что мы знакомы. Я могу не сомневаться в своей правоте. При этих мыслях я улыбаюсь, глупо надеюсь, что всё будет хорошо. Так бывает, когда вы буквально размокаете, как губка в воде, впитываете в себя всё, и вам ничего не нужно, кроме того самого субъекта, который рядом с вами. Все страдания не прошли даром, поэтому светлые мысли быстро уходят, оставляя простор для реальности.

Очень надеюсь, что Хан поделится со мной остальными подробностями, всем тем, что он вспомнил и узнал. И он бы так и сделал. Наверное. Теперь толком и не узнаешь. А всё от того, что мы ещё толком проснуться не успели, не осознали до конца, что произошло, как нас тут же схватили. Благо, дали одеться.

Члены экипажа свирепы как никогда прежде. Меня точно посадят на кол, а потом разорвут на клочки! Если бы Хана не заковали в цепи, клянусь, он бы перегрыз каждому из них глотки. Глаза его налились кровью, но он ни слова не проронил. Ожидал, наверняка, и такого исхода, вот только не сегодня.

Нас приводят в шикарный и просторный кабинет. Всё тут напоминает мне то самое время, в котором, думается мне, я жила когда-то. В таких помещениях работали люди умные, целеустремлённые и богатые. Хан обладал всеми этими качествами. Тут не было ничего, что выдавало бы личность хозяина. Правда, на столе стояла фотография доктора Блэка. Теперь понятно, кто занял этот кабинет с самого раннего утра. Да, так и есть. В кресле сидит не капитан. Хан стоит на коленях, я тоже. А вот перед нами расхаживает доктор Блэк. Его улыбка такая довольная, что любой мультипликатор позавидовал бы ей, никто никогда не додумался нарисовать настолько довольную и широкую улыбину. Блэк не спешит говорить.

— Как это понимать? — грохочет Хан.

Такое ощущение, что Хан цепной пёс и только что он прогавкал, но никак не проговорил.

— А тут всё понятно, Хан. Экипажу нужен капитан.

— И он есть!

— Нет, нет, нет. Не нужно утверждать старый, как мир, факт о том, что капитан ты, — хохочет Блэк.

Хан мечется из стороны в сторону, его распирает злоба. Я пытаюсь дотянуться до его руки своей рукой, но мне мешают наручники, а Хану цепи. Во мне просыпается почти ребяческий интерес: а что тут такое вообще происходит?

— Когда капитан даёт слабину — это признак непригодности.

— Да что ты? И где же эта слабина?

— В ней, — доктор Блэк тычет в меня своей тростью.

Такое ощущение, что я кинжал проглотила. И выплюнуть неудобно, и глотать больно. Все уставились на меня, конечно.

— Неубедительно, — отвечает Хан, выбиваясь всеми силами.

Мир рухнет, рухнет прямо сейчас. Провалимся мы вниз, вверх… Не важно. Ведь когда мир рушится, привычные стороны света, всё, что мы привыкли называть верхом и низом, исчезает. Как будто мы на старых весах. И совсем не обязательно, что перевесит та чаща, на которой большинство. Страх экипажа, да, он всё ещё присутствует. Кто-то постепенно переходит за спину Хана, опустив глаза в пол. Да, сегодня я и пол, на котором мы стоим, в центре внимания. Столько опущенных глаз, столько подавленных душ я не видела никогда прежде. Они колеблются, не верят в правильность того, что делают. Не все. Есть и те, кто вполне очевидно жаждет смерти и мне, и Хану. Как же нестабильна верность. Вчера эти люди подчинялись тебе, ты был всем для них. А сегодня ты в их плену. А как же может доктор Блэк быть так невозмутим, он ведь был ближе всего к капитану?! Немыслимо, просто немыслимо.

— Твой юмор всегда был туп.

— Команда разочарована, Хан.

— МОЯ КОМАНДА!

Все тут же умолкают. Похоже, даже мысли остановились и страшатся тронуться с места в дальнейшее путешествие по разуму.

— Нет.

— Ты так думаешь? А я вижу ужас в их глазах! Я вижу!

По комнате проносится незримая волна. Это и протест, и страх, всё это поддерживает лёгкий шёпот, который обходит каждого, будто желает смирно удалиться из помещения. Ведь попади он к Хану — не миновать беды.

— Ни слова, — выдаёт Блэк.

За его мнимым спокойствием читается дикая ненависть. Я и подумать не могла, что этот спокойный человек может быть настолько злобным. Что ему сделала я? Ладно, у него есть обида на Хана, скорее всего, тот дал повод. Но я? Неужели в прошлом было что-то такое, чем я не угодила этому поганому человеку?

— И что же это, Блэк? Восстание? Переворот?

— Публичный отказ от тебя.

— Ну-ну, — Хан ехидно присвистывает.

Видимо, это стало отправной точкой несдержанного Блэка. Хан получает зверский удар по лицу тростью. Сейчас только и замечаю, что доктор Блэк нисколько не хромает. Да и вообще он выглядит довольно свежо и молодо. Почему раньше это ускользало от моего внимания? Обычно я более внимательна к деталям. Меня пронзает дикий испуг. Кричу, естественно. Боюсь я вовсе не за себя. Мне страшно за прекрасное лицо, которое теперь так некстати окровавлено. Удар за ударом, а Блэк всё не может успокоиться.

— Перестаньте! — не сдерживаюсь я.

Слёзы из глаз ручьём. Мне надоело попадать в такие передряги! Меня оттаскивают от Хана. Между капитаном и доктором происходит беседа, я мало что слышу. Да, для меня Хан будет капитаном. Вечно.

— Мне плевать на твои удары. Боль мне неведома, — упирается Хан, сплюнув кровью в очередной раз.

— Хорошо.

Теперь я оказываюсь брошенной под ноги Блэка.

— И её боль тебе нипочём?

— Совершенно верно.

И снова я выступаю в роли «груши». Блэк бьёт не так зверски, как это делал Хан, надо отметить. Но тоже неприятно, больно. Пора бы привыкнуть, что я провоцирую людей на побои одним своим видом, но не могу. Когда доктор заносит ногу над моей головой, чтобы размазать мои мозги тяжёлой подошвой ботинка, Хан вдруг дёргается.

— Довольно, — властно говорит он.

— Как скажешь.

— Меня ты нисколько не удивил, — пожимает плечами Хан, опустив глаза.

Он пытается врать, или мне что-то кажется?

— Ты забыл, кто таков есть сверхчеловек! Позор, да и только, Хан! Сверхчеловек всегда делает всё осознано, и он точно знает, что ни в ком не нуждается. Он ни к кому не привязан, он не испытывает нежных чувств по отношению к тому, кто слабее, беднее, больнее, ничтожнее. Сверхчеловек сам по себе. Ему не нужен кто-либо. Ему нужно что-либо: то, что поможет доказать себе в очередной раз свою исключительную мощь — это власть. Сверхчеловек сильнее, выносливее, дольше живёт и меньше болеет. Ему неведома не только физическая боль, но и духовная. Власть — вот что важно! А если ты хочешь обрести эту власть, нужно уметь управлять собой. А ты? Что ты, Хан? Поддался этому? На эту девку? Ты подвёл команду, которая, несомненно, вела тебя к власти.

— То, что я проснулся в одной постели с ней, никак не отражается на идее моей мести Кирку и на моей команде. Мне не нужна власть Кирка, мне нужна его боль, его смерть.

— Да ну? А ты как раз не подумал, что она была у Кирка? Ты хочешь продать нас ему! Хочешь вернуться туда? Да, конечно же, ты хочешь, чтобы они приняли изгоя назад.

— Большей чепухи в жизни не слышал. Несмышлёный ребёнок рассуждает и то куда лучше тебя.

— Девка переманивает тебя! Она шпионила! А ты поддался.

Все снова шепчутся, тычут пальцем то на меня, то на Хана. Хан разочарованно мотает головой.

— Я не думал, что моя команда состоит из идиотов.

— Ты больше не капитан. Всё. ТЫ НИКТО. Никто, повторюсь.

— Будь уверен, Блэк, когда я выберусь, ты очень пожалеешь!

— Завтра я лично прослежу за тем, чтобы тебя убили, Хан. Добиться от тебя диких страданий будет сложнее, чем от твоей подружки, но я очень постараюсь. Завтра ты умрёшь. Наслаждайтесь! — Блэк говорит с такой экспрессией, ноздри его раздуваются настолько широко, что при вдохе слышен свист.

— Я УНИЧТОЖУ ТЕБЯ!

В голосе Хана ненависть, ярость. Нотки этих неблагоприятных эмоций играют свою мелодию. Но я слышу фальшь в этой игре. Мне слышится обида.

Нас уводят в камеру. Она совершенно пуста, металлический пол и стены. Конечно, Хан не думал, что его пленникам должно быть хорошо. Вот только он не рассчитывал стать таковым сам. Ощущаю себя на другой планете, в другом мире, но никак не в помещении. На прощание Блэк язвительно замечает:

— Нечем заняться? Можешь использовать свою девчонку по назначению.

Хан яростно рычит, готовясь сказать что-то в ответ, но не успевает.

— В последний раз! — завершает свою фразу Блэк и быстро закрывает дверь.

Слышу, как множество замков щёлкают, преграждая нам путь к свободе. Страха нет, зато отвращения во мне хоть отбавляй.

— Я ожидал этого. Но не сейчас, не от него.

— Для тебя это было слишком внезапно? — спрашиваю осторожно.

— Он сам не ожидал. Похоже, он побаивается тебя.

— Меня? — моё лицо, похоже, скривилось в самом забавном виде.

— Да, ведь как только я вспомнил, кто ты, он запаниковал и устроил это. То самое, что он готовил, но не доработал.

Задумываюсь. А ведь Хан прав, в его словах звучит истина, ни больше, ни меньше.

— Почему же он… побаивается?

— Сам пока не вспомнил. А ты? Никаких прояснений?

— Нет, я помню куда меньше твоего…

На этом разговор прерывается. Никакого откровения Хана Нуньен Сингха я не слышу и не получаю. Горечь, посещающая людей в момент осознания обиды, никчёмности, приходит очень скоро. Меня жрёт эта обида, ведь Хан пользовался мною, так ведь? Это было когда-то давно, и это повторилось минувшей ночью. А я действительно думала, что если откинуть моё желание умереть, то я что-то представляю собой. Что я больше, чем кажусь, что я важнее. Больше, чем просто игрушка. Нет, реальность всегда сопровождается горечью. А воспоминания — тем более. И не вернуть их, если было хорошо, и не вычеркнуть, если было ужасно. А у меня даже нет этих воспоминаний в полной мере, что же мне прикажете чувствовать?

Не сразу замечаю, как синеют мои руки, а изо рта валит пар — единственное, что в этой комнате всё ещё тёплое. Вспоминаю, что давно, очень давно, я полюбила глаза Хана. Мне было противно его отношение ко мне, его манеры, его властность, но я должна была привыкнуть к нему. Объектом обожания стали его чистые глаза, но и холодные, как вечный лёд. Позже я полюбила его руки, его скудную мимику, отдельные слова и жесты. Никакой мгновенной любви, всё пришло с болью, со временем.

— Я… — начинает Хан, но тут же кидается к двери.

Замки снова щёлкают, Хан помогает открыть дверь тому, кто снаружи. Понимаю всё только тогда, когда входит Кси с двумя мужскими плащами.

— Кси?

— Бара, здравствуй!

Плащи бесцеремонно бросают на пол, и вот я уже в объятиях новой знакомой.

— Подруга! — восторженно шепчет она.

Что? Когда мы успели подружиться?

— Ты так много мне показала, объяснила. Бара, как я скучала!

— Зачем ты пришла? — голос Хана прерывает всю милую атмосферу, принесённую Кси.

Кси не отпускает меня, но обращается уже к Хану. Её короткие волосы, которые едва достают ей до плеч, щекочут мне лицо.

— Помогаю Вам, капитан. Бегите, пока есть возможность. Патруль нынче в другом крыле, доктор Блэк так недалёк, что и не подозревает, что отсюда можно сбежать. Но скоро они придут сюда. Пользуйтесь моментом.

— В этой камере должен быть субъект, иначе поднимется тревога, — возражает Хан.

— Идите, я останусь.

И как это Хан сразу не додумался, что ради себя можно оставить Кси? Будто бы он задумался о чужой жизни… Хан надевает плащ. Кси силой напяливает на меня второй. Он мне велик, приходится закатать рукава. Бежать в таком будет трудно.

— Зачем ты это делаешь?

— Я в отличие от Вас, капитан, искренне люблю и привязана к одному человеку. Это Бара.

— А мне зачем помогать?

— Она испытывает то же к Вам.

Эти слова тронули меня, а вот осознание всего приходит только за пределами корабля.

«Вы ушли?» — слышу голос у себя в голове.

«Да», — отвечает голос Хана. Он тоже слышит?

«Бегите прочь!»

И мы бежим, бежим, что есть сил. Шаги Блэка всё ближе и ближе… Дверь, щёлкают замки. Крики Блэка. Он спрашивает у Кси много вопросов, но не получает ни одного ответа. Она молчит.

«Сука ты такая! За кого ты борешься?» — пищит Блэк.

«За капитана».

«Врёшь!»

«Верно. Я борюсь за Бару».

Чувствую боль в затылке. Криков не слышу, а вот приглушённые стоны чётко раздаются в моей голове. Что-то металлическое ударяет по чему-то мягкому. Всё сильнее и чаще… Звуки удара сменяются противным хлюпаньем. Последний выдох… Связь с Кси прервана.

— Господи! Что там случилось?

— Он размазал её голову по всей камере.

Я вспоминаю, что Кси была единственным человеком, кто безвозмездно помогал мне. Нет, она мертва!.. Хан берёт меня за руку, хочет поддержать? Но ярость перебарывает в нём любые другие чувства, моя ладонь ноет от боли. Я выдираю руку силой.