Как найти своего дракона (джен)

Блеклые серые тучи, собравшись одним большим облаком над спящим островом, затмевали вечно одинокую бледную луну, которая отражалась на воде тонкой серебристой дорожкой, рассекающей океанский простор на две равные половинки, уходя за горизонт, и оставалось лишь догадываться, куда она приведет путника, решившегося пройтись по ней. Остров был непривычно темен и тих, ветер умчался вслед за неизвестным путником, забрав с собой все звуки, тем самым погрузив мир в тишину, немного неуютную, непривычную, но почему-то очень приятную и легкую, дарующую умиротворение и покой.

Отвлекшись на эту небывалую тишину, я подняла глаза к лениво, сонно потрескивающему костерку, чье пламя отбрасывало такие же ленивые и сонные тени на сухую, заранее расчищенную землю, покрытую густой и ровной, будто нарочно подстриженной кем-то травой, огибающей костерок испуганным кружком, словно боясь сгореть дотла в обманчивом тепле огня.

Бур расположился поближе к камням и тихонько посапывал, спрятав морду под крыло, его грудь мерно вздымалась и опускалась, а дыхание, что было едва слышно, шевелило травинки, окутывая их полупрозрачным дымком, медленно рассеивающемся в застоявшемся воздухе.

Немного понаблюдав за своим верным товарищем и братом, пусть и не по крови, но по духу, я взглянула на записи, которые сделала буквально только что, и прочитав последние строки, со вздохом убрала их обратно в сумку, а затем улеглась на спину, любуясь ясными звездами, что с трудом виднелись сквозь сплошную завесу облаков и вслушалась в столь непривычную тишину, обнажавшую, казалось, все тайны мира.

В голове тоже царила такая же непривычная тишина, что было весьма странно, поскольку там вечно роились суетливые и сумбурные мысли, не знающие ни минуты покоя. Но сегодня, по какой-то причине, я не могла выловить ни одной… Наверное, всему виной эта колдовская ночь. Видимо, ее убаюкивающая магия столь сильна, что усмирила даже их. И, если честно, я не припомню ни одной такой ночи за последние годы своей короткой жизни.

Сегодня и вправду какая то невероятная ночь.

Сделав еще один вздох, на мгновение закрыв глаза, я перевела взгляд на Бура и почувствовала легкую зависть, неприятно кольнувшую где-то в груди, вблизи от сердца, которая, впрочем, покинула меня очень быстро, сменившись легким беспокойством, успевшее за полгода стать чем-то почти что родным, стоило мне вспомнить его братьев, как всегда летающих где-то там, за горизонтом. Интересно, где они сейчас? Далеко ли от меня, и не вляпались ли в какую-нибудь очередную неприятность? Очень надеюсь, что нет. Не хочу больше повторения Красной ночи.

Терять еще одного дракона я не готова.

Отогнав вставший перед глазами все еще очень болезненный кошмар, я успокоила себя тем, что в наших краях злополучных охотников и днем с огнем не сыщешь, все-таки, Морские драконы им здорово в этом мешают, даже несмотря на то, что сами частенько становятся уловом. Впрочем, меня это как раз таки устраивало. Пусть тешатся этим в свое удовольствие, пусть меняются ролями охотник-добыча сколько угодно, лишь бы к нам не лезли. Глядишь, и этой заразы в океане станет гораздо меньше. Всем это пойдет только на пользу.

Еще раз вздохнув, окончательно успокаиваясь, я вновь залюбовалась звездами, тая надежду вскоре заснуть.

Может, магия ночи и чарующая, нагоняющая сон, но мне почему-то совершенно не спалось, хотя и особой бодрости я не ощущала. А поскольку мысли снова разбрелись кто куда, я не знала, что еще делать, и потому мне оставалось только просто валяться на расстеленном спальном мешке, отдавшись моменту редкого умиротворения и гармонии с самой собой и всем миром, которыми имела право насладиться сполна, прекрасно помня сегодняшний день, насыщенный событиями, как приятными, так и не очень.

Вспомнив лицо разъяренной Липучки и то, с какой силой она влепила мне пощечину, я инстинктивно потянулась к щеке, на кротчайший миг вновь ощутив всей кожей эту боль, и свела брови у переносицы, обдумывая ее поступок. На самом деле, меня это, может, и ошарашило в первую минуту, но не удивило ничуть. Как раз таки такого от нее и следовало ожидать.

Липучка, сколько я ее помню, всегда была крутой на нрав и скорой на расправу. Она с детства была импульсивна, не сдержанна и злопамятна, и сегодняшним днем все эти ее черты проявились во всей своей красе, обрушившись на меня как смертоносное торнадо, сметающее все на своем пути.

Мы с ней очень похожи и, наверное, потому стали лучшими подругами, каким-то образом умудряясь дополнять друг друга и балансировать. И, что самое удивительное в нашей дружбе — это именно я была тем, кто чаще всего уступал в спорах, которые неизменно возникали, стоило нам найти малейшую причину, что появлялись довольно часто и тут же приобретали огромный размах, помятуя о наших непримиримых характерах и нежелании мириться с поражением.

Это только после всего случившегося, она стала куда спокойней, погрузившись в свое горе, и потому совершенно не желавшей с тем же азартом, что и раньше, отстаивать свою точку зрения, предпочитая уйти в тень и срывать свою боль и злость на Скряге, что был достаточно податлив на такие провокации, но о которых, разумеется, всегда знал и просто позволял ей это.

Она словно потухла после гибели почти всей своей семьи, хотя во многом осталась прежней.

Поэтому я была так ошарашена ее сегодняшней выходкой, так напоминавшей мне ее прежнюю, всколыхнув яркие воспоминания о счастливых годах жизни, сгоревших дотла вместе с Лаоком.

Не думала, что когда-то снова увижу ее такой.

И я очень сожалею о том, что наша дружба уже никогда не возобновиться — моего предательства она не простит никогда. К тому же, я все равно скоро покину остров, так что мне жаль вдвойне, что все закончится именно так.

Однако и изменить уже ничего нельзя. Она вряд ли станет меня слушать.

Чувствуя возрастающую нервозность, я села и подобрала ноги под себя, сжимая пальцами переносицу, мысленно пытаясь заставить себя смириться с таким печальным завершением моего прибытия в родной край. В конце концов, мы не всегда получаем все, что хотим. Никто не получает.

Распахнув веки, я снова посмотрела сначала на костер, затем на Бура и тут, к своему немалому удивлению, вспомнила еще одну потрясшую меня вещь. Утэр… Лицо неожиданно вспыхнуло, вводя меня в еще большее недоумение. Чего это я вдруг смутилась?

Это было неожиданно, мягко говоря.

Мне не хотелось признавать, даже допускать такую мысль, но Утэр вел себя так, словно был влюблен в меня.

Стоило этим словам зазвенеть в моей голове, я почувствовала как мое лицо сделалось еще более красным. Приложив ладонь к щекам, я остро ощутила пылающий внутри жар. Да почему я так реагирую, Бог ты мой?

Усиленно тряхнув головой, начиная злиться на себя за такую эмоциональную реакцию, я вскочила, уже будучи просто не в силах усидеть на месте от растущих в глубине кипящих эмоций, и принялась расхаживать взад-вперед, хмуря брови, и по привычке кусая губы, не забывая так же про ногти, которым в последнее время тоже доставалось не меньше.

Почему он это сделал? Я не понимаю… И эти его слова, мимика, взгляд… Он как будто и правда… влюблен в меня…

Я резко остановилась, погружаясь в воспоминания двухлетней давности, в которых скрывалась причина моей ненависти к нему. Как он может быть влюблен в меня, если единственное, чего он хотел от брака со мной — это власти?.. Неужели я ошиблась? Ведь если вспомнить тот вечер, тот самый вечер, который навсегда вынудил меня отвернуться от семьи Хитролисов, в этом и заключалась его цель.

Это был случайно подслушанный мной разговор, произошедший после победы над кланом Беркутов, буквально за несколько часов до нападения драконов, во главе с Кровожадным Теневиком. Тогда я возвращалась с шумного празднования, порядком подустав от попыток особо настырных викингов привлечь мое внимание, да и ночь уже была не за горами, а день оказался весьма выматывающим, так что я ушла пораньше, воспользовавшись выпавшей возможностью, и единственное, чего мне тогда хотелось — это поскорее лечь спать, попутно я еще и сократила дорогу, решив идти окольными путями. Таким образом, завернув за угол, я услышала голоса, вынудившие меня остановиться и прислушаться, гадая, кому и что понадобилось обсуждать вдали от чужих глаз, уж явно что-то не хорошее, и оказалась права.

Голоса принадлежали Утэру и его дяде, главе семьи Хитролисов, Сэктару.

И темой их обсуждения было низвержение моего отца.

Говорил, в основном, Сэктар, Утэр же, по большей части, помалкивал и, кажется, даже пытался что-то возражать, но меня это уже не заботило — гнев затмил мой разум. Поразительно даже то, что я не набросилась на них с криками и обвинениями, вместо этого сразу же помчавшись к отцу, чтобы немедленно все рассказать, но он был слишком пьян и не стал меня слушать, а на утро и не вспомнил об неудавшемся разговоре.

А после стало не до того — на Лаок напали драконы, и я напрочь забыла о подслушанных словах, лишь время от времени вспоминая о них, и каждый раз обещала себе все рассказать, но стоило случиться битве, как тут же мысли об этом вылетали у меня из головы, пока в конце концов я не решила отложить тяжелый разговор на потом, видя, как отцу тяжело, и мои слова о планируемом захвате власти уже вряд ли поднимут ему настроение.

В общем, очнулась я только тогда, когда узнала о готовящейся свадьбе, но даже тогда ничего не рассказала отцу, в очередной раз поддавшись эмоциям, и просто каким-то внутренним чутьем осознавая, что теперь он точно не станет меня слушать, по понятным причинам решив, что я все выдумала, да и доказательств у меня не было, кроме своих же слов. Иными словами, мое молчание загнало меня в тупик, из которого пришлось выкручиваться своими силами.

Сейчас, вспоминая об этом, меня удивило то, что я не пыталась шантажировать этим знанием самого Утэра, а ведь у меня была реальная возможность так поступить. Однако вместо этого я повела себя как ребенок. Глупый и неразумный ребенок, идущий на поводу у своих эмоций. Не додумалась, не догадалась…

Цокнув в досаде языком, чувствуя, что, вопреки ожиданиям, немного успокоилась, я сложила ладони на затылке и продолжила расхаживать вокруг костра, переступая через хвост Бура, и в замешательстве думала, как мне теперь к этому относиться, вновь и вновь прокручивая смущающую выходку Утэра, совсем не сочетающуюся с его целью захвата власти, и потому пытающемуся добиться моей благосклонности. Действительно, зачем это ему теперь, когда он и так вождь, женившийся на Флике, второй, хоть и приемной, но все же дочери вождя? Благодаря ей он добился своего законно, не прибегая к низвержению или какой-либо другой гнусности. Странно еще, что во время боев он и его дядя не пытались хитростью избавиться от отца и захватить власть…

Но то, что случилось сегодня… У него ведь действительно нет причин хорошо ко мне относиться. Учитывая, как я тогда себя с ним вела, да и то, что он все-таки возражал против плана дяди… Выходит, я ошиблась? Утэру не нужна была власть? Но почему он тогда согласился на брак со мной?

Неужели он пошел на это только потому, что испытывал ко мне чувства?

Снова резко остановившись, я широко раскрыла глаза, мысленном взором пробегаясь по воспоминаниям, выискивая в них ответы на вопросы, которые не замечала раньше, и чем дольше и упорнее я роилась на закромах памяти, тем больше мне открывалось и прояснялось, раскрывая истинную натуру юноши, разрушая тот образ злодея и подлеца, который я сама себе придумала. О всемогущий Тор… Какая же я идиотка!

В полнейшем смятении и шоке, я заворочалась на месте, не зная, что делать, и, в растерянности почесав лоб, плюхнулась на бревно, закрыв лицо руками, и еще раз, для пущей достоверности, пробежалась по уже просмотренным воспоминаниям, неуклонно и полностью меняя свое отношение к Утэру, избавляясь от старого и ошибочного, как я понимала теперь.

Если собрать все это в одну четкую картину, то, получается, что мне просто не за что его ненавидеть?

Задав себе этот вопрос, я поняла, что это действительно так.

Утэр не сделал мне ничего плохого. Нет, как раз таки наоборот: все чего он хотел — это быть рядом со мной, и ради этого он был готов терпеть мои выходки, совершенно отвратительные и непростительные даже для меня, готов был прикрывать меня и беречь мою тайну, хоть и делал это в свойской манере, но и здесь для этого была веская причина — после подслушанного разговора, я не дала ему и шанса сделать все как подобает, воспринимая любой его знак внимания в штыки, и продолжала отвергать его до последнего, не желая ни слушать, ни видеть, ни уж тем более жить с ним под одной крышей, как муж и жена, и делить положение, статус и постель.

Окончательно осознав, насколько я была не права, я почувствовала естественное и стремительное желание извиниться перед ним. Извиниться за все… И обсудить, все обсудить. Поговорить, наконец, по душам, высказав и прояснив все недопонимания между нами.

Да-а… Теперь-то я вижу — это я была злодейкой, сделавшей поспешные выводы, не попытавшись ни в чем разобраться и хоть немного повести себя по взрослому… А теперь уже поздно. Извиняться, разговаривать, расставлять все по местам…

Отныне уже ничего не изменить. Я опоздала. Опоздала на целых два года.

А завтра я покину остров и никогда больше не вернусь, достигнув своей цели — передала Утэру лично в руки пузырек с семенами Голубого Олеандра, убедилась, что с моим кланом — бывшим кланом, — все относительно хорошо, а после того, как ядовитые для драконов цветы прорастут, уже тем более. Что же до остального… Для достижения других целей оставаться здесь мне ни к чему — вожак драконьей стаи, которого я вознамерилась убить и отыскать того, кого в наших краях встретить я ну никак не ожидала, находятся за пределами острова.

Я устало вздохнула, глядя печальными глазами на тихо потрескивающее пламя.

Кто знает, может, убив вожака, я смогу заслужить прощение и начать, наконец, жить спокойно, не обвиняя себя за совершенное предательство, смирившись с последствиями своих поступков и глупых ошибок, оставив их позади?

Думая об этом, отчасти я понимала, что прощение мне нужно даже не от моего клана, а от самой себя, ведь разумная часть моего сознания то и дело напоминала о причинах, по которым я эти самые глупости совершала, ничуть их не обесценивая, а иногда даже наоборот, превознося, хоть и без крайности.

Думаю, семена Голубого Олеандра, с которыми я рассталась без сожалений, и которые способны избавить остров от драконов раз и навсегда, а так же последующее убийство вожака помогут мне хоть немного искупить свои грехи. Может, это принесет мне долгожданное облегчение, избавив от пут сожалений и вины… И моим соклановцам тоже, позволив взглянуть на меня по другому, с крохотной искоркой понимания и сочувствия.

Даже если о том, что я сделала во искупление своих грехов, будут знать лишь единицы, этого достаточно... все же мне действительно жаль, что все закончится на такой ноте… С Липучкой, с Утэром, с остальными… С Ряхой я и словом не обмолвилась, а отцу даже привет передать не смогла…

Действительно ли стоит заканчивать все вот так?

Сведя брови у переносицы, я посмотрела в сторону деревни, понимая, что у меня еще есть возможность все исправить. Для этого мне нужно просто задержаться здесь на какое-то время и устроить еще одну встречу со старыми друзьями, с Утэром и все им объяснить… Хотя бы попытаться.

О встрече с отцом я даже не задумывалась.

Хоть я и жаждала этой встречи с последним оставшимся мне близким человеком всем сердцем и душой, я боялась, что то, что случилось за последние годы, навсегда развело нас по разные стороны и уже никогда не сможет помирить.

Как я могу забыть то, что он убил Дреки на моих же глазах?

Как он сможет простить меня за столь жестокое предательство, когда вместо клана и семьи я выбрала ненавистного дракона, так похожего на того, кто лишил нас всего?

Если откровения с остальными я еще смогу осилить, то отец… Нет, это слишком тяжело и сложно для нас. Пусть лучше он считает меня мертвой, сгинувшей в морских пучинах, чем узнает, что я жива и здорова, и вожусь с драконами. Так будет лучше для нас обоих… Так он хотя бы сможет жить дальше, не тревожа старые раны, сосредоточившись на своей новой семье, Зегиде и Флике, да и Утэре тоже, раз уж он муж последней… Уверена, они смогут исцелить его и заполнить ту пустоту, что образовалась после моего исчезновения…

По крайней мере, я надеюсь на это. Очень надеюсь.

Более или менее упорядочив свои мысли, и наметив дальнейший план с учетом случившихся этим вечером изменений, я сделала глубокий вдох и, старательно отгоняя от себя слабовольные чувства и мысли, едва ли не умоляющие меня переступить через эгоистично принятое решение, я взглянула на темное небо и подумала, что уже пора укладываться, если не хочу проспать.

Поднявшись, я потянулась, затем повела плечами, встряхивая с себя навязчивое желание немедленно передумать, и тут вздрогнула, уловив подозрительный шорох, заставивший меня настороженно замереть и посмотреть туда, откуда раздался звук. Вглядываясь к тени деревьев и кустов, я прислушалась, предполагая, что это, скорее всего, какой-то зверь или птица, при этом, почему-то сразу вспомнив те загадочные моменты в лесу, но тут мой взгляд различил чей-то изящный силуэт, который неторопливо приближался ко мне, ступая столь бесшумно, что если бы не тишина вокруг, то я вряд ли бы обратила внимания.

Выпрямившись, я ждала когда силуэт подойдет ближе, пытаясь угадать кто бы это мог быть, и в изумлении распахнула веки, узнав во внезапном ночном госте свою мачеху, Зегиду, закутанную в такой же темный, как она сама, меховой плащ.

Бесстыдно таращась на нее все все глаза, от потрясения перестав следить за своим лицом, я беззвучно открывала и закрывала рот, не зная, как мне реагировать на ее неожиданный визит. Продолжая неотрывно смотреть на нее, я неосознанно подметила, что она ничуть не изменилась, и ее потусторонняя красота осталась все такой же холодной и чистой, а аура непоколебимой и спокойной, ненавязчиво подавляющей все вокруг, внушая легкое опасение, но и доверие тоже. Странное сочетание…

— Можно? — спросила она тихо, первой нарушив тишину, и, получив мой нервный кивок, грациозно присела возле костра, сложив ладони на коленях.

Не проронив ни слова, я опустилась на бревно с противоположной стороны, все еще гадая, что ей здесь понадобилось, попутно бросая на нее недоуменные, настороженные взгляды, готовясь, в основном, к худшему. Зегида была загадкой, передернутой сизой дымкой, ворвавшейся в нашу с отцом жизнь, сразу же заняв в ней свое место, с которого ее было уже не сместить никакими способами.

Я никогда не знала, чего от нее ожидать, и потому опасалась ее, даже ненавидела.

Теперь же, встретившись с ней лицом к лицу спустя два года, я не могла понять, что чувствую, находясь рядом с этой пугающей женщиной, чье спокойствие не могла нарушить даже молния среди ясного неба.

Единственное, в чем я сейчас была уверена касательно ее — она пришла сюда с какой-то целью.

Прикусив губу, не зная, как начать, очевидно, непростой разговор, я бросила взгляд на Бура и, моргнув, вдруг осознала, что он даже не проснулся, хотя всегда очень чутко реагировал на чье-либо присутствие. Не знаю, почему, но это напугало меня до смерти.

Проследив за моим взглядом, Зегида посмотрела на мирно спящего дракона и вдруг мягко улыбнулась.

— Он очень красивый… Как его имя?

— Бур, — ответила я. Ее неожиданная улыбка застала меня врасплох, но, как ни странно, помогла унять напряжение и расслабиться, пусть и чуть-чуть. — Ты пришла ко мне по какому-то делу? — спросила я напрямую, попутно желая избавиться от этого мимолетного липкого страха, сковавшего меня от кротчайшей мысли о том, что это ее загадочное воздействие каким-то образом усыпило моего дракона.

И вообще, как она нашла это место? Как она нашла меня? Неужели обо мне уже всем известно?

— Да, я хотела поговорить с тобой, — призналась она, возвращая меня в реальность, и, не дожидаясь следующего вопроса, продолжила: — Нам многое стоит обсудить с тобой, Рапика, и я бы хотела, чтобы ты выслушала меня не предвзято.

Не предвзято? Это она о моем к ней отношении? Что ж, ее просьба понятна.

— Хорошо, — согласилась я, с трудом сдержавшись от желания еще раз посмотреть на своего дракона. По ее лицу я поняла, что мои метания для нее очевидны, но она никак на это не отреагировала. Внутреннее чутье подсказывало, что она не причинит ни мне, ни моему дракону никакого вреда, поэтому я постаралась успокоиться и настроиться на предстоящую «беседу», чем бы на самом деле она ни была. — Я тебя внимательно слушаю.

Она кивнула и приступила к разговору.

— Возможно, тебя это удивит, но то о чем я хочу поведать тебе — это моя история, моя и моей дочери.

Я молча вскинула брови. Это действительно удивило меня и вызвало вопросы, но я не стала ничего говорить, оставив слова для нее, сама же целиком и полностью обратилась в слух.

— Возможно, ты уже и сама догадалась об этом, и если это так, то я подтвержу твои предположения: я родилась в клане Лунных Ветров, и была их Жрицей, совершавшей обряды во имя Богов. — Ее губы тронула слабая улыбка, а взгляд стал непривычно теплым, в них не было ни тени затаенного гнева за то, что я раскрыла ее происхождение, сама того не подозревая.

В конце концов, я не зря тогда назвала ее ведьмой. Видимо, почувствовала это нутром.

Медленно кивнув, я сказала, решив пока не делать никаких выводов:

— Продолжай.

Она повернула голову, устремив свой взгляд поверх вулкана, на черное звездное небо, погружаясь в воспоминания.

— Мой клан обитал на одном из архипелагов, неподалеку от вашего края, скрытый туманом, однако я не стану вдаваться в излишние подробности, чтобы не утруждать нас обеих длинными историями… Единственное, что я тебе расскажу — это то, как мой клан был уничтожен и как я оказалась здесь, разлученная со своим народом. — Она на мгновение замолчала, ее взгляд был задумчивым. — Это случилось три года назад, поздней летней ночью — клан Беркутов тайно напал на нас.

Я чуть дернулась, услышав ненавистное название клана и стиснула зубы. И здесь они…

— За одну ночь наш клан был вырезан, поселение стерто с лица земли, а те, кто выжил, были захвачены в плен и проданы в рабство… Я предвидела это, но не смогла предотвратить, — призналась она, и ее привычно холодное выражение лица наполнилось эмоциями, болезненными и острыми. — Незадолго до этого был избран новый вождь клана, и он весьма лояльно относился к Беркутам, желая скрепить союз между двумя кланами, так как считал, что те помогут ему обрести власть и могущество большее, чем он уже имел. Однако у Беркутов были свои цели и когда мы им больше не понадобились, они напали на нас и поработили. — Она вновь замолчала, видимо, собираясь с силами, чтобы продолжить. — Мне, как Жрице клана, удалось избежать смерти только потому, что вождь Беркутов счел меня полезной. Он решил использовать мою силу для дальнейшего порабощения кланов, и чтобы я не пошла против него, взял мою дочь в плен, а мужа убил на моих же глазах…

Подавшись назад, пытаясь это все переварить и осмыслить, я искренне произнесла:

— Сочувствую твоей утрате.

Она вновь мягко улыбнулась, и вернулась к истории своей жизни:

— Так я стала заложницей и делала все, что он велел, чтобы сохранить жизнь своей дочери — единственное, что у меня осталось и единственное, что я еще могла хоть как-то защитить… Почти год я верно служила ему, помогая завоевывать другие кланы, используя для этого свою силу предвидения, но вскоре я начала замечать, как он смотрит на мою дочь… И мои видения подтвердили его намерения, обнажили его грязные помыслы… Я испугалась того, что вскоре произойдет, если я ничего не сделаю и наконец решилась действовать. — Она пристально посмотрела мне в глаза, ее взгляд стал неожиданно жестким и твердым. — Чтобы защитить ее, я натравила Беркутов на ваш клан, поскольку только вы могли остановить его.

От осознания того, что она сделала, меня прошиб холодный пот и страх. Эта женщина…

Она горько улыбнулась.

— Он сомневался, что у него получится, даже несмотря на мои убеждения и то, что раньше мои силы никогда не подводили его, и не зря, ведь ваш клан был поистине силен и могущественен. Бросить вам вызов было равносильно смерти… Но мне удалось убедить его в победе, надавив на его жадность и тщеславие, которые только росли с каждой победой… — На ее губах вновь расцвела горькая улыбка. — Все остальное ты знаешь, поэтому на этом я закончу свою историю.

Расслабив скованные нервозностью плечи, только сейчас осознав, как сильно напряжена, я длинно выдохнула и взглянула на женщину, сидящую напротив меня со смешанными и противоречивыми чувствами, совершенно не понимая, кто она для меня теперь.

Только одно я понимала очень хорошо — я однозначно не смогу относиться к ней так, как раньше.

— И должна тебе признаться, Рапика, — продолжила она вдруг, вынуждая меня вновь напрячься, — у меня не было никаких намерений разрушать твою семью. Все, чего я хотела — это спасти свою дочь, и готова была сделать для этого все… Поэтому, когда твой отец освободил нас от рабства и решил взять меня в жены, а мою дочь назвал своей дочерью, это стало для меня такой же неожиданностью, как и для тебя. — Ее взгляд снова обратился к звездному небу. — И я не стала отказываться, так как предвидела, что только так мы с дочерью сможем прожить спокойную жизнь в безопасности и под защитой.

Она пытливо уставилась на меня, явно ожидая моей реакции на ее рассказ о своей жизни, и я, обдумывая все это, поняла, что мое тогдашнее поведение — это вновь поведение глупого, неразумного и эгоистичного ребенка, не видящего ничего дальше своего носа. Иными словами, я снова ошиблась, сделав преждевременные выводы, основанные исключительно на эмоциях и самолюбии.

Осознав все это, я почувствовала разочарование в себе.

Поглощенная подобными размышлениями, я устало протерла лицо руками, облокотившись о колени и уставившись в огонь, от стыда не решаясь посмотреть женщине в глаза, глухо спросила:

— Зачем ты мне все это рассказала?

Меня действительно очень волновал этот вопрос. Мне казалось, что за этим разговором стояла какая-то скрытая цель, которую я не разглядела. В самом деле, к чему это все?

— Я хотела стереть все недопонимания между нами, — коротко ответила она.

— И это все? — не поверила я, прищурившись. Так просто?

В ответ она лишь загадочно улыбнулась. Я недоуменно моргнула. И что это значит?

— Время позднее, — заметила она, поднимаясь, таким образом дав понять, что разговор окончен. — Нам обеим стоит отдохнуть, — и лукаво взглянув на меня, спросила, чуть склонив голову на бок: — Или ты хочешь узнать что-то еще?

Заволновавшись, отчетливо уловив в ее словах явный намек, я хотела повестись на эту завуалированную провокацию, но вспомнив о своем решении и намерении придерживаться его до конца, промолчала, а потом все-таки спросила, но совсем не о том, чего она от меня ожидала:

— Как Флика? Брак с Утэром сделал ее счастливой?

Выражение лица Зегиды переменилось, она взглянула на меня с недоумением, но уже через мгновение все поняла.

— Моя дочь не замужем, пока еще нет, — возразила она, ошарашив меня. То есть… Как нет?

— Это все, что ты хотела спросить? — вновь обратилась она ко мне, сбивая с мысли. Ее глаза выжидающе уставились в мои, призывая таки задать желанный вопрос и получить на него ответ, но я снова сдержалась, плотно сжав челюсть, чтобы рвущиеся наружу слова не сорвались с губ.

— Нет, это все, — твердо произнесла я, встретившись взглядом с Зегидой, надеясь, что она все поймет и не станет настаивать.

И она поняла.

— Что ж, хорошо, раз ты так желаешь… — произнесла Зегида после почти минутной заминки, — закончим на этом.

Она поправила меховой плащ и как ни в чем не бывало пошла прочь, чем неимоверно озадачила меня. Слегка ошарашенная, я вскочила следом и почти крикнула ей в спину:

— И ты даже не попрощаешься?

Она остановилась и обернулась, одарив меня короткой, хитрой улыбкой, за которой явно прятала какое-то знание.

— В этом нет нужды, — коротко пояснила она, и наконец ушла, больше ни разу не обернувшись.

Таким образом, я осталась наедине с собственными мыслями, полными недоумения, вопросов и кучи догадок, постепенно назревающих в моей голове, складываясь в цельную картину, проясняющую все. Но это было потом, сейчас же я, испытывая смущение, непонимание и легкое раздражение, вдруг осознала, что перестала что-либо понимать.

Да что вообще здесь происходит?