Гарри Поттер и старуха-процентщица (гет)

Вечно радостный, как молодой игривый щенок, Рон появился в комнате Поттера ранним погожим утром. Кажется, это был выходной день, хотя Гарри и не был в этом уверен, потому что давно потерял счёт времени и перестал обращать внимание на даты.

— Привет, Гарри! — начал рыжий с порога. — Какое прекрасное сегодня утро! А ты чего лежишь в постели смурнее тучи? Давай, подымайся, сегодня нас к себе в гости просила Гермиона, она не говорила, зачем именно, но просила не отклонять её приглашение.

Поттер нехотя поднялся и, прихватив с собой свежую одежду, спустился вниз, чтобы принять душ. Он уже даже не помнил, когда последний раз это делал — настолько ему стало безразлично собственное тело и собственное здоровье.

— Гарри, ну что ты там возишься? — услышал он из-за дверей голос Рона. — Давай уже, выходи, шевелись, ты как сонная муха.

— Да выхожу я уже, выхожу, — сказал Поттер, открывая дверь ванной. — Мне кажется, я сто лет голову не мыл, — сказал он, откинув назад влажные волосы. — Кстати, я так и не спросил, что ты имел в виду под "в гости к Гермионе"? Куда именно мы идём?

— А разве я не уточнил? — переспросил Уизли. — В дом её родителей, именно туда она нас и звала. Я не думаю, что у неё есть какие-то иные дома, кроме родительского дома и тех апартаментов, в которых она живёт с Локхартом.

При воспоминании о бывшем профессоре Гилдерое Локхарте Гарри болезненно перекривился — он всё никак не мог принять то, что подруга дней его суровых сделала такой выбор. "И ладно бы там была любовь или хоть что-то в этом роде! Сплошной расчёт!" — грустно подумал он, натягивая на себя чистый, но немного мятый костюм, разгладить который чарами или утюгом всё никак не доходили руки.

К Гермионе они добирались магловским способом, точнее, молодые люди аппарировали куда-то в соответствующий район, а там уже, пользуясь картой местности и общественным транспортом, искали нужный дом. К их превеликому неудовольствию у калитки они столкнулись с самим Гилдероем Локхартом. Тот сверкал, словно только что начищенный золотой котёл. Локхарт им улыбнулся, Рональд кивнул в ответ, а Гарри предпочёл многозначительно отвернуться, сделав вид, что озабочен поиском дверного звонка, и нажал на него с такой силой, что кнопка чуть не провалилась. Дверь открыла мама Гермионы, и эта странная троица, не желая уступать друг другу, попыталась протиснуться в проём одновременно. В конце концов, им это удалось, потому что фигурами все они были довольно стройные — это ж не с дядей Верноном в одни ворота проходить.

Гарри с Роном, быстро поздоровавшись с миссис Грейнджер, прошли вперёд, а Гилдерой чуть замешкался в прихожей, снимая с себя верхнюю одежду, напоминающую нечто среднее между магловским фраком и мантией волшебника. Гермиона, услышав, что гости пришли, первым делом кинулась обниматься с Гарри и Роном, и только потом коротко поцеловала своего жениха. Гилдерой Локхарт, как и в прежние времена, даже не смотря на годы, проведённые в психиатрическом отделении больницы Святого Мунго, обладал прекрасными манерами и учтиво раскланялся перед хозяевами и гостями, изыскано поцеловав ручку матери Гермионы. На его фоне Поттер и Уизли смотрелись как два неотёсанных диких бугая. Миссис Грейнджер немного даже растерялась, но быстро сообразила и пригласила всех в гостиную к большому овальному обеденному столу из цельного дерева, на котором уже была расставлена белоснежная фарфоровая посуда, её доставали, по видимому, из бабушкиного серванта исключительно по великим случаям.

Гарри показалось странным, что Гермиона и Гилдерой сели не рядом, а друг напротив друга на разных концах стола, поэтому сам он, недолго думая, сел возле своей подруги, а Рональду пришлось занять место возле Локхарта, родители же Гермионы расселись напротив молодых людей. Миссис Грейнджер засуетилась, ставя на стол супницу, от которой валил густой пар, и всевозможные нарезки и заварник. Поттер догадался, что всё, чем сейчас потчуют хозяева дома, куплено на деньги этого самого Локхарта.

Какое-то время все молчали и сидели, не осмеливаясь притронуться к аппетитно выглядевшей еде, пока Локхарт не достал из кармана белоснежный накрахмаленный платок, обшитый рюшами тонкой ручной работы. Он эффектно встряхнул его, и по всей гостиной распространился запах его дорогого одеколона, после чего повязал платок себе на шею и, взяв столовые приборы в какой-то странной, явно вычурной манере, стал накладывать себе на тарелку еду. Все остальные последовали за ним, словно получив разрешение хозяина приступить к трапезе.

Локхарт был несколько недоволен тем, что в этом доме без предупреждения появились два молодых человека. Он намеревался обсудить с родителями Гермионы детали свадьбы, а присутствие лишних свидетелей для столь личного, можно даже сказать, интимного разговора, были совершенно ни к чему. Но, будучи человеком высоких манер, Гилдерой смог промолчать и скрыть своё явное неудовольствие. Однако из-за наличия незваных (Локхартом) гостей нужный разговор никак не клеился. Просидев так добрые полтора часа, Гилдерой демонстративно достал из кармана золотые часы и, пристально посмотрев на них, изрёк:

— Так-с, мне необходимо отправиться по делу, — сказал он, снимая свой белоснежный платок и вставая из-за стола. — Мне непременно нужно кое-куда отправиться. Заодно не буду мешать вашему разговору, — он кинул едва уловимый презрительный взгляд на молодых людей.

— Нет-нет, останьтесь, господин Локхарт! — вдруг подорвалась Гермиона, удивив Поттера и Уизли тем, что назвала своего жениха господином. — Вы ведь намерены были остаться до самого позднего вечера, чтобы обсудить кое-что с моими родителями.

— Да-да, мистер Локхарт, мы просим вас остаться, — залепетала старшая хозяйка дома, при этом отец Гермионы продолжал меланхолично жевать свой стейк, не обращая никакого внимания на разыгравшуюся перед ним сцену.

— Да это так, дорогая моя Гермиона, — сказал Гилдерой, усаживаясь обратно за стол, — я действительно желал обсудить с вашими многоуважаемыми родителями некоторые вопросы, касающиеся нашей личной жизни, — он интонационно выделил последние два слова, — но я не желаю и не могу обсуждать эти личные вещи при... извиняюсь, если это прозвучит грубо... посторонних людях. Я же упоминал, что это будет частный разговор и просил обойтись без посторонних лиц...

— Но, Гилди, дорогой... — Гермиона заговорила медовым голоском. — Гарри и Рон не посторонние люди. Они такие же члены моей семьи, как и мои родители. Гарри мне практически как брат, а Рон... Рон... он лучший и очень близкий друг, — девушка посмотрела на своего нового жениха жалобным взглядом. — Извини, Гилдерой, это я настояла, чтобы мом друзья пришли и присутствовали при нашем разговоре. При этом могу уверить тебя, что они даже были не в курсе, что эта беседа намеревается быть, иначе, я уверена, они отклонили бы моё приглашение. Я считаю, что если мы собираемся стать законными мужем и женой, а тем более заключить магический союз, то нужно... необходимо наладить отношения со всеми моими родственниками и друзьями.

— Я не злопамятен, — ответил Локхарт, — но я был оскорблён вашим так называемым братом. Заметьте, мистер Поттер вам никакой и не брат вовсе, и нет никакой необходимости мне налаживать с ним родственные узы.

Поттер сидел как в воду опущенный, только лишь бегал глазами с одного конца стола на другой, следя за реакцией и словами оппонентов. Все остальные присутствующие тоже пожелали не вмешиваться в этот разговор.

— Я, как и любой человек, даже намереваясь стать вашим законным супругом, имею полное право не любить кого-то из ваших родственников и не желать общения с ними. Я готов обеспечить ваше счастье, но не в ответе за тех, кто вас окружает...

— Ах, оставьте эту обидчивость, господин Локхарт! — эмоционально выкрикнула Гермиона, снова перейдя на "господина". — Я считаю и всегда считала вас умным и благородным человеком, который не будет опускаться до детских распрей. Я ваша невеста, но я не могу выбирать между вами, моим будущим мужем, и между моими близкими людьми, не важно, родственники они мне по крови или нет. Все вы для меня одинаково дороги. Я призываю вас относиться друг к другу с должным почтением. Я не могу разорвать с вами из-за желания Гарри, как и не могу разорвать с Гарри из-за того, что вы на этом настаиваете. Вы просите от меня неисполнимого, — она пристально посмотрела сперва на Локхарта, а затем на покрасневшего как рак Поттера. — Если вы меня цените, Гилдерой... — но договорить девушке не дал резко поднявшийся из-за стола мужчина.

— Гермиона... мисс Грейнджер, — сказал он, теряя самоконтроль, — ваши слова крайне обидны и оскорбительны для меня. Вы ставите меня на один уровень с этим... заносчивым молодым человеком! — Гилдерой некультурно ткнул пальцем в ошарашенного Поттера. — Неужели я так мало значу для вас? Неужели я мало вам дал, — он многозначительно обвёл рукой стол. — Если вы, уважаемая мисс Грейнджер, не забыли, между нами существуют некие обязательства и договорённости.

— Да как?.. Да как?.. Вы... Гилдерой... — Гермиона начала запинаться от возмущения. — Вы дороги мне, и вы это прекрасно знаете. Но вы взрослый человек и не должны обижаться и ревновать к моим друзьям.

Гарри почему-то стало смешно, но он всячески старался сдержать рвущийся наружу хохот, а выражение Рона было непередаваемым, примерно таким же, как тогда в школе, когда профессор Локхарт отобрал у него сломанную палочку и пытался ею колдовать.

— Любовь к будущему спутнику жизни, — продолжал наставительно вещать помпезный мужчина. — К мужу, к супругу, к суженному, к благоверному — назовите это как хотите, она, в любом случае, должна превышать любовь к друзьям и даже родственникам. — "Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть", — процитировал он зачем-то слова из Священного писания, известного маглам как Библия.

— Ну вот, всё верно, — перебил его Рон, — муж прилепится к жене и оставит родителей своих, а не наоборот!

— Я не должен стоять на одном уровне с вашими друзьями , — продолжал Гилдерой, не обратив внимание на сказанное Рональдом. — И я настаиваю на том, чтобы они ушли, прежде, чем мы продолжим наш разговор. И не забывайте, мисс Грейнджер, сколько я вам уже дал и сколько ещё мог бы дать и смогу дать, если вы прислушаетесь ко мне и сделаете правильный выбор. А я удаляюсь, — сказал Локхарт вставая и с грохотом отодвигая стул, — не буду мешать вашему приятному дружескому общению. И уж извольте, избавьте меня в будущем от подобных встреч и не заставляйте меня идти против моих принципов.

— Гилдерой! Раз уж собрались уходить, то уходите! Не томите меня своими капризами! — неожиданно для всех выпалила Гермиона вместо того, чтобы бежать останавливать и уговаривать суженого, уже напяливающего свою мантию-пальто.

— И уйду! — ответил тот, с силой застёгивая на себе золотые пуговицы так, что одна оторвалась и закатилась под трюмо. — И уйду! И не ворочусь более обратно! И не зовите, не просите!

— Да идите уж! — крикнула ему в ответ Гермиона. — Мне и не нужно, чтобы вы возвращались, обойдёмся без ваших денег.

— Да-да, — вторила мать девушки, — такому напыщенному индюку, как вы, мы свою доченьку не отдадим! Не в деньгах счастье!

Гарри надрывно расхохотался, не в силах больше держать это в себе, а Локхарт в бешенстве хлопнул входной дверью и покинул дом четы Грейнджер.

— Извини, Гермиона, мы этого не планировали, — Уизли лукаво улыбнулся и тоже рассмеялся.

Все присутствующие переглянулись, а мистер Грейнджер, доселе молчавший, наконец-то, оторвался от своей тарелки с едой и, жуя, произнёс:

— Так что, свадьбы не будет, что ли? — недоумённо спросил он, смотря то на дочь, то на жену. — А я уже к своему бардовому галстуку костюм-тройку заказал, в тон...