Остерегайся тьмы (джен)

Как Херобрин и говорил, на следующий день, когда Стив чувствовал себя уже лучше, он сказал тому одеться потеплее, после чего перенëс их на склон горы. Здесь было довольно холодно, но, если обернуться, открывался прекрасный вид на рощу вишнëвых деревьев. Парень невольно залюбовался красотой, всë-таки он ранее никогда не видел такого биома.

— Странно, сколько путешествовал, никогда не видел такой красоты.

— Это биом редкий и попадается только в горах, — ответил Херобрин, — Пойдëм, нам выше.

Они стали подниматься всë выше и выше. В начале шли по земле, потом по каменному склону, а в конце по снегу. Наконец парни остановились.

— Смотри. Вот это ты, — достал Херобрин блок дерева и показал его Стиву, — Совершенно обычное существо со своей энергией. А вот я, — указал он на себя, а затем зачерпнул немного снега и показал его в полузажатой руке, — Это моя энергия. Пока ты свободен и на тебе ничего нет, ты чувствуешь себя хорошо, спокойно двигаешься и думаешь, — вертел в руках блок Херобрин, — Когда же появляюсь я со своей энергией и своим воздействием, то как бы обволакиваю тебя со всех сторон, затормаживая твои движения и мешая двигаться, как бы замораживая, — он облепил блок снегом так, что теперь остался снежный квадрат, — Поэтому ты ощущаешь всë притупленно и плохо двигаешься.

— Хм, теперь всë стало понятней, — сказал Стив, смотря на блок в руке друга, — А этому как-нибудь можно сопротивляться?

— Можно, но придëтся проявить не дюжиную силу воли. В целом, я могу натренировать тебя, но будет ли в этом смысл, — посмотрел Херобрин на снежный кубик.

— Ну… — почесал Стив затылок, — думаю, да. Темнота ведь тоже может так делать, верно?

— У неë немного другой принцип. Я обволакиваю, она связывает сетью, как паук.

— Ого… А… какие ещё виды воздействия есть?

— Есть метод оглушения или введения в заблуждения. Это то что случилось с тобой. Есть метод растущего древа. Это когда возникает чувство, что в тебе что-то прорастает. Неприятная штука. Методов много, но самый неприятный и сильный из них — метод моментального подавления. Этому сопротивляться уже никак нельзя. Оно мгновенно подчиняет разум и волю и освободится от него не возможно. Только если подчинитель сам захочет отпустить, — посмотрел Херобрин на Стива.

— И… ты владеешь этим?

— Нет. Моя энергия не достаточно сильна. Для последнего метода нужно владеть громадным колличеством энергии сильнейшего типа и огромной силой воли, дабы подавлять чужую.

— Аэ… есть ещё и типы энергии… — неловко сказал парень понимая, что мир вокруг куда сложнее, чем он думал.

— Да, но о них как-нибудь в другой раз.

— Да пожалуй… О, слушай, а у кого из вас сильнее воздействие? Ну, всмысле что сильнее, нити или обволакивание?

— Обволакивание. Но на это тратится больше сил. Хотя пока никто ещё не вырвался из этого влияния. Но, справедливости ради, стоит сказать, что существа тут слабые. Редко удавалось встречать кого-то сильного.

— Хм, возможно, для них твой тип воздействия был слишком силëн, а другое они бы одолели.

— Это так не работает. Если не можешь одолеть одно воздействие, не сможешь и другие. Ну разве что самое слабое.

— А какое самое слабое?

— Психологическое. Для этого даже силы особо тратить не надо. Достаточно знать болевые точки.

— Например?

Херобрин улыбнулся своей снисходительной улыбкой, сунул руки в карманы и подошëл к Стиву.

— Например, если ты сегодня на тренировке не выучишь несколько новых приëмов, я буду мучать тебя кошмарами всю ночь.

— Пхахаха, неплохо, — рассмеялся парень, — Я не поведусь на это.

— Хм, ну посмотрим, — ответил всë с той же улыбкой белоглазый.

Ближе к закату Стив готовил ужин, а Херобрин сидел на крыльце позади него. Он осознавал, что с каждым днëм становится всë слабее, а вот тьма явно напирает ощутимо сильнее не только на его друга, но и на его самого. Чего только стоит та иллюзия в пещере и тот факт, что белоглазый на это повëлся: «Я становлюсь менее бдительным. Мне нужна энергия. Но вокруг нет никого, от кого я мог бы еë взять.» Херобрин посмотрел на Стива и вспомнил, как в прошлом, когда сказал, что еда не особо наполняет его силами, а вот чужая энергия куда лучше, его назвали паразитом. Паразитом, злом, темнотой, монстром, который не должен существовать в этом мире. Но разве он виноват, что таким родился? Им было плевать на это. С каждым днëм его всë чаще и чаще называли паразитом, лишая какой-либо еды, лишая света, лишая неба, наполняя лишь тьмой и ненавистью ко всему миру. Херобрин изо дня в день сидел на зачарованной цепи, в том подвале. Сидел и думал за что с ним так жестоко обходятся. Он ведь просто хочет вновь почувствовать себя сильным, как тогда. Разве это плохо? Его глаза ярко блестели в непроглядной темноте, а мысли были пусты. Периодически до него долетали звуки с поверхности, и тогда он подползал ближе к щелям, чтобы лучше слышать и понимать что происходит. Именно так Херобрин познавал жизнь первые несколько лет заточения. Дальше было хуже. Магия, которой обладали эти существа, была очень могущественной, а заклинания, которые они создавали, в несколько раз превосходили по разнообразию и мощи те, что сейчас. Если бы Херобрин был полон сил, то без труда бы смог победить их всех. Но увы… Над подвалом, в котором он находился, стоял большой храм. Не понятно что за богу они поклонялись и зачем (Херобрин никогда не понимал зачем кому-то поклоняться, если при желании самому можно стать сильнее объекта поклонения), но он, судя по доносившимся от туда звукам, делал что-то такое, от чего все жители были в восторге. «Хочу познакомиться с ним. Может, он хороший, и они все его послушают и станут добрее ко мне относиться»: думал Херобрин. И однажды, когда к нему вновь спустились он спросил про того, кого все называли странным словом «бог».

— Ты не достоин знакомства с ним.

— Но… почему? — не мог поверить белоглазый.

— Ты паразит. Ты зло. Ты тьма. Ты грязь этого мира. Наш Бог никогда не снизойдëт до общения с таким ничтожеством!

Вот что услышал он в ответ, после чего на него вновь набросили зачарованную верëвку, накрепко связывая руки и шею, отвязывали зачарованные цепи и вели вновь туда, наверх, к тому, кто его исследовал и был куда доброее других, к тому, кого Херобрин называл своим другом, правда не вслух. Это был старый уважаемый представитель цивилизации, которому никто слова дурного не смел сказать, но к которому каждый обращался за советом. Судя по исходящей от него энергии, белоглазый мог сказать лишь одно: он очень силëн. Но и также очень мудр. Он единственный, кто не стал смотреть на Херобрина свысока, единственный, кто согласился поговорить с ним наедине без тени страха. Уже во время первого их разговора мудрец сказал, что не знает кто такой белоглазый, от куда и для чего тут. Но знает точно, что ничто не просто так, и что ему стоит быть осторожней с самим собой. Когда Херобрин в очередной раз пришëл к мудрецу, связанный верëвками, то спросил:

— Почему я должен сидеть там, на цепи? Я сделал что-то не так? Почему я не могу быть с вами?

На это тот нахмурился и ответил, что он опасен. И это просто мера предосторожности.

— Но я не желаю зла…

— Это из-за тебя все беды! — воскликнул стоящий рядом стражник, — Не строй из себя святошу!

Кажется, это и есть ответ на его вопрос. Ведь более никто ничего по этому поводу не говорил. Даже тот, кого Херобрин считал своим другом и заступником. Тогда он начал замыкаться в себе и всë чаще думать о морали, мире, взаимоотношениях, судьбе, предназначении: «Для чего я кому-то понадобился? Для чего я был создан? Кем я был создан? Этим богом? Почему этот бог так шумит? Будто те двигающиеся пластины.» С течением времени до него начало доходить многое, чего он раньше не замечал и не слышал. Эти взгляды смотрят на него с отвращением. Эти лица уродливы. Эти голоса грубы и властны. Эти сердца темны. Эти души прогнили насквозь. Они все действуют будто зомби, все говорят о бессмысленных вещах, все бездумно делают одно и то же, все носят одно и тоже. Никакой индивидуальности: «Отвратительно. Мерзко. Ненавижу.» Находясь в очередной раз у мудреца, Херобрин молчал, сверля говорившего взглядом. И этот взгляд слегка напугал того. «Нет, он мне не друг. Никто из них мне не друг»: понял наконец белоглазый, после чего окончательно замкнулся в себе и перестал разговаривать. Это начало раздражать всех вокруг. Оскорбления сыпались на одинокого скованного парня со всех сторон, а некоторые особо наглые даже применяли магию. Херобрин же в свою очередь лишь сидел и молчал, наконец начиная осознавать жизнь, понимать и принимать еë мораль. А мораль: все вокруг желают зла, потому что он не такой, как они. А если он не такой, значит он лучше, сильнее, мощнее, могущественнее. И значит только он может применять магию. Значит только ему дозволено жить. Боль душевная и боль физическая начали смешиваться в Херобрине в единую, которая придавала ему сил каждый новый день. Каждый раз, когда его мучители приходили, он исподлобья смотрел на них ненавидящим взглядом и вслушивался в их энергию, в их слова, всматривался в их поведение. Годами изучал их всех. Бездействие и заточение давили на Херобрина. Желание вырваться увеличивалось в нëм с каждым новым днëм. Но сил на это, к сожалению, не хватало. И он ждал. Ждал, пока ему предоставится подходящая возможность. И вот однажды это наконец случилось. Эта цивилизация совершила самую большую ошибку, положившую конец их существованию.