Teacher's gold butterfly (гет)

Я долго не могла уснуть в эту ночь. Часы показывали час ночи, но я никак не могла закрыть глаза и отдаться сну. Голова была полна мыслей и переживаний после неожиданного признания от Чайльда. Это было таким удивительным событием, что ощущение окрыленности буквально наполняло каждую клеточку моего тела. Я сидела в темноте, зарывшись в мягкую подушку, и глупая улыбка не сходила с моего лица. Это были мгновения чистой радости, когда ты понимаешь, что кто-то любит тебя так сильно и искренне.

Мое сердце трепетало от мысли, что Чайльд сейчас спит в этом же доме, всего лишь в другой комнате. Это сводило меня с ума. Я ловила себя на мысли, что, может быть, хотела бы провести эту ночь рядом с ним, под одним одеялом. Однако, меня вдруг охватило странное чувство стеснения, чего за мной раньше не замечалось. В воспоминаниях у меня крутились моменты, когда в порыве эмоций мы занимались сексом без всякого смущения. Но сейчас, когда между нами возникло нечто большее, каждая мысль о нем заставляла меня краснеть.

Возможно, именно в этом и кроется истинная разница между просто физиологическим влечением и настоящей, глубокой любовью. Понимание того, что Чайльд не просто восхищается мною, не только хочет меня физически, но по-настоящему любит, полностью затронуло мою душу. Это осознание проникало в самые глубины моего сердца, вызывая колебания мыслей и чувств, которые усиливались и бурлили внутри меня, не давая мне уснуть.

Правда, бессонная ночь с бабочками в животе сказалась на моём состоянии утром. Я чувствовала себя такой помятой и уставшей, что мне казалось, что я упаду, не дойдя до ванной.

Мои глаза словно отказывались выполнять свою функцию. Веки были тяжелыми, как свинец, и закрывались сами собой, стоило мне хоть на мгновение перестать их контролировать. Организм буквально кричал, чтобы я вернулась в постель, под теплое одеяло, и подарила ему еще хоть немного времени для отдыха. Но у меня не было такой возможности: обязательства, учеба — все это не позволяло мне расслабиться.

С трудом поймав фокус, я схватила телефон, надеясь, что пара свежих новостей взбодрит меня и поможет сосредоточиться. Но вместо обычного потока уведомлений от социальных сетей и новостных сайтов, экран телефона показал мне нечто, что заставило кровь застыть в жилах. Я получила сообщение от Итто…

Когда я открыла это сообщение, мир перед глазами как будто бы расплылся. На экране воспроизводилось видео из моего прошлого, которое я была уверена, навсегда осталось в кошмарных воспоминаниях, убранных глубоко в подсознание. Видео, снятое в девятом классе, на той злополучной вечеринке. Я увидела саму себя — напившуюся, нелепо танцующую на столе. Но видео не заканчивалось на этом моменте, хотя в какой-то степени хотелось, чтобы так и было. На пленке было продолжение, о котором я боялась даже вспоминать.

Дальнейшие кадры показывали меня в другой комнате, лишенной людей, кроме Итто, который снимал происходящее на камеру. Я беспомощно смотрела, как моя пьяная версия принимала от него приказы и начинала раздеваться. В тот момент наш роман казался мне чем-то значительным, и я, несомненно, думала, что делаю это для забавы и только для него, ведь он был моим парнем.

Но я никак не думала, что Итто начнет использовать это видео как средство заработка. Сначала он предлагал просмотр одноклассникам, беря за это с них деньги, потом пошло по всей школе, городу… Сам Итто утверждал, что никому не скидывал видео и вообще потерял телефон. И я бы ему не поверила, но у него действительно появился новый мобильник.

Потом видео дошло до отца. Это был такой позор и унижение… Однако он использовал все свои ресурсы, долго трудился, чтобы заглушить эту историю, стереть видео и увезти меня подальше, надеясь, что смена обстановки подарит мне новую жизнь. А я сопротивлялась, ради Итто, потому что любила его. И только потом, когда я была уже в другом городе, отец сообщил мне правду. Это был удар, шок, потрясение для моего маленького наивного ума.

К счастью, в этом городе никто ни о чем не знал: связи отца помогли, и сети Интернета подчистили тщательно до того, как видео распространилось за пределы города. Больше я не слышала ничего ни от Итто, ни о той ситуации. До того самого момента, пока не встретила его в кафе…

Сердце в груди превратилось в тяжелый комок тревоги, а руки тряслись с такой силой, будто они больше не принадлежали мне. Паника охватила мой разум, держа меня в своих тисках. Я не понимала, зачем это ему сейчас, но одно знала наверняка — мне снова придется столкнуться с кошмаром, который я так тщательно пыталась забыть.

Я с силой отбросила телефон в сторону и бросилась в ванную, как будто это был спасительный остров среди бушующего моря. Там, вцепившись в прохладную керамическую поверхность раковины, я пыталась унять беспощадную дрожь в ногах и руках. Казалось, что этот панический ужас охватывает меня волнами, захлестывая до самой макушки. В голове роились одни и те же мучительные вопросы: почему это снова происходит со мной, и что Итто от меня нужно? Снова и снова, как навязчивая мелодия.

Неожиданно тишину ванной комнаты нарушил звук открывающейся двери, и я, будто в замедленной съёмке, увидела на пороге Чайльда. Он стоял с моим телефоном в руке, и на экране до сих пор мерцало то проклятое видео, от одного взгляда на которое сердце проваливалось в пятки, а взгляд обреченно устремлялся в пол. Я чувствовала себя так, словно меня поймали на месте преступления, словно я школьница, уличённая в чем-то ужасном.

— В-верни мне телефон, — выдавила я из себя дрожащим голосом, в котором звучала мольба и страх. — Не смотри… Пожалуйста.

Чайльд, казалось, не слушал меня. В его голосе прозвучала угроза, когда он произнёс:

— Кто? Кто этот ублюдок, Люмин?

В отчаянии я попыталась объясниться, крича сквозь слёзы, которые затуманили мой взгляд:

— Я тебе клянусь, это всё произошло в девятом классе, это в прошлом! Пожалуйста, закрой видео и отдай мне телефон.

Чайльд, казалось, начал понимать, что происходящее на видео — прошлое, но его неотступная раздражённость была направлена на другое:

— Я вижу, что видео старое. Я спрашиваю: кто этот придурок, что тебя им шантажирует?! И чтобы ты знала: я вошёл в твою комнату, а телефон валялся на кровати с включённым видео, я тут не причём.

Словно из-под меня ушла земля, ноги больше не могли меня держать, и я медленно опустилась на холодный кафель пола. Подтянув колени к груди, я затряслась от рыданий, чувствуя, как безысходность и стыд захлёстывают меня.

— Уйди, пожалуйста. Оставь меня одну, — прошептала я, практически ослеплённая слезами.

— В таком состоянии я точно тебя не оставлю, — твёрдо сказал Чайльд, опускаясь на колени передо мной и стараясь меня успокоить.

— Отстань. Я знаю, что ты теперь обо мне думаешь. Не надо мне ничего говорить, я и так знаю, какая я. Но все люди ошибаются, верно? Я не знала, что он начнет показывать это видео всем, не знала! — я продолжала выплёскивать свои эмоции, не в силах больше сдерживаться.

Чайльд начал тихонько поглаживать меня по волосам, старался смягчить свой голос, когда он нежно сказал:

— Успокойся, Люмин. Я ничего о тебе не думаю. Просто расскажи мне всё по порядку… Я хочу помочь и не позволю, чтобы мою девушку кто-то обижал.

Его слова проникали в моё сознание, как теплые лучи солнца сквозь пелену туч. Это было обещанием помощи и защиты, в которых я так отчаянно нуждалась.

Сначала я не могла унять нахлынувшие эмоции, но вскоре, с трудом успокоившись, оказалась на кухне, где меня уже ждала чашка тёплого чая с ромашкой. Горячий напиток и его лёгкий травяной аромат действительно помогали прийти в себя, вернуть ясность мыслям. Я чувствовала, как постепенно отпускает напряжение в теле, и тревожные мысли начинают понемногу утихать. Однако на смену им пришло неприятное чувство стыда. Хотя бывал ли кто-нибудь настолько устойчив к чувству стыда, чтобы его не волновала истерика, которую он устроил на глазах другого человека? Особенно если этим человеком был Тарталья.

Пока я размышляла над этим, время шло. Я взглянула на часы и поняла, что до начала учёбы оставалось всего тридцать минут. Тридцать коротких минут, которых недостаточно, чтобы собраться с мыслями, но достаточно, чтобы опоздать.

— Ты опоздаешь на работу, а я на учёбу… — сказала я, не столько с упрёком, сколько пытаясь отвлечься от недавних переживаний и отсрочить необходимый, но такой нежелательный разговор.

— До университета на машине пять минут езды, — сказал Чайльд с уверенным видом. — Мы успеем, если не станешь тянуть время и всё мне расскажешь.

Раньше я бы его послала куда подальше, не терпя давления на себя, но теперь он вроде бы как мой парень, и я понимала, что он просто переживает за меня. Но от этого желание обсуждать болезненное прошлое не становилось более привлекательным.

Тем не менее, в какой-то момент я поняла, что лучше один раз сказать правду, чем носить её в себе и вновь переживать нелегкие моменты прошлого в одиночку. Я глубоко вздохнула, собираясь мыслями, и начала рассказывать:

— Ладно, в общем… — начала я с небольшой паузой, пытаясь собраться с духом. — Всё началось с моего бывшего…

И я рассказала ему всё: о своей наивности, о том злополучном вечере, о видео и о том, какой Итто мудак, решивший подзаработать на моем унижении.

Рассказ вырвался из меня, словно непрерывный поток, который невозможно было остановить. И когда я закончила, подняла взгляд на Тарталью, боясь на его лице увидеть отвращение ко мне или разочарование.

Он сидел и побрякивал сахарницой, словно обдумывая услышанное. В комнате повисла необъяснимая тишина, нарушаемая лишь звуками города за окном. Тарталья, наконец, поднял взгляд, встретился со мной глазами и, к моему облегчению, на его лице не было и тени осуждения.

— Мне жаль, что ты это пережила, — наконец, произнёс он мягким голосом, в котором слышалось сочувствие. — Ты не должна нести вину за неосторожный шаг, тем более сделанный в школьные годы. Те, кто судит тебя только по тому видео, выставили себя глупцами. А этому Итто ничего не отвечай. Он же тебе больше ничего не писал?

— Сейчас посмотрю.

Я взяла свой смартфон и нажала на кнопку включения. Экран засветился, в глазах замелькало знакомое изображение рабочего стола, и я, не мешкая, открыла диалог с Итто. Там было новое сообщение…

Итто

Посмотрела видео? Вспомнила, как нам было весело вместе? Может, попробуем еще раз, малышка? Да, знаю, что с тем видео поступил, как урод, но. Прости, ладно? Ты ничо такая стала~

Сначала я вздрогнула, а затем раздражение волной прошло по моему телу. Какой же он самоуверенный. Сплошной идиотизм…

Развернув экран телефона к Тарталье, сидящему рядом, я указала на сообщение. Он внимательно вгляделся в текст, и его обычно спокойные глаза загорелись, клокоча подступающим гневом. Тарталья обладал поистине львиным темпераментом и совершенно не переносил, когда кто-то нарушает его внутренний покой.

— Вот же козёл, — процедил он сквозь зубы, не сводя глаз с экрана. Было очевидно, что мысли о том, что кто-то пытается влезть в наши отношения, заставляют его нервничать. Итто явно не входил в круг приятных людей, и это сообщение было едва ли не последней каплей.

— Погоди-ка… У него что, на аватарке ваша совместная фотография стоит?! — вскинул он брови в искреннем негодовании, всматриваясь в мелкие детали на экране.

Я быстро развернула телефон снова к себе и пригляделась. И действительно, на аватаре Итто красовалась наша старая фотография, сделанная еще в те времена, когда я, возможно, питала к нему какие-то чувства.

— Да уж, — пробормотала я вполголоса, чувствуя, как это открытие подливает масла в огонь моего негодования. Что ж, кажется, пришло время поставить точку в этом театре абсурда, и решительно открыла клавиатуру.

— Напишу ему, чтобы отвалил от меня и что у меня уже есть молодой человек, — пояснила я, ловко набирая текст на экране, сжимая губы, стараясь сдержать раздражение. Это был не первый раз, когда мне приходилось объяснять кому-то, что его внимание мне не нужно. Как только мои пальцы начали стремительно бегать по клавиатуре, сидящий напротив Тарталья неожиданно протянул руку и остановил мое движение.

— Стой. Пригласи его на свидание.

Я замерла, ощущая, как мое удивление сменяется недоумением и даже легким гневом.

— Чего?! — мои глаза расширились, как будто передо мной распахнули неожиданный сюрприз, совершенно не к месту. — Ты серьезно?! Или это еще одна из твоих неудачных, дурацких шуток, которые ты так любишь отпускать в неподходящий момент?

Тарталья, словно только что нашел в своих мыслях нечто забавное, еле слышно хмыкнул.

— Не кипятись, — улыбка мелькнула на его лице, и он пояснил свою задумку. — На свидание вместо тебя приду я и четко ему разъясню, чтобы к тебе больше не приставал.

Хотя в его голосе звучала уверенность и даже какая-то забота, я все еще оставалась скептически настроенной. Вкусом во рту осталось ощущение циркового выступления, нелепого и какого-то неуместного.

— Может, не надо? Это ведь какой-то цирк, разве нет? — попыталась я донести до него серьезность ситуации, но он казался непоколебимым. — Придешь, скажешь что-то вроде: «Если еще раз ей напишешь — закопаю, потому что она моя», развернешься драматично и уйдешь?

Моя попытка изобразить его будущий героический поступок, казалось, лишь развлекала его. Но, возможно, в этой простой идее и скрывалось нечто важное: желание защитить, придать уверенности или просто устроить небольшое представление для тех, кто не понимает иначе.

— Да ладно тебе, не драматизируй, вовсе не обязательно угрожать. Можно ведь просто поговорить, как цивилизованные люди. Я ему всё объясню, без угроз.

Я заметила, как его серьезный тон слегка перекрывает нотки игривости. Возможно, ему действительно было важно проявиться в этой роли — не просто как парень, а как человек, который может заступиться, защитить. Хотя мой скептицизм не отступал, отчасти мне стало приятно, что он так настойчиво хотел помочь.

— И что ты ему скажешь? — спросила я, все еще сомневаясь, но уже не так уверенно протестуя, как раньше.

Тарталья усмехнулся, почудилось, что он сразу придумывает десяток остроумных ответов.

— Ну, сначала объясню, что нехорошо донимать девушку своим излишним вниманием, если он не поймёт, то по-другому объясним, — сказав последнюю фразу, он размял кулаки. — Но не кипишуй. Силу буду применять в крайнем случае.

— Ладно, — наконец сказала я, уголки губ непроизвольно приподнялись в лёгкой ухмылке. — Давай попробуем. Но напишу ему позже, сейчас нам пора в университет уже.

Походы в университет стали казаться мне наискучнейшим времяпровождением с тех пор, как мы с Лизой поссорились. Я считала, что мы помиримся на следующий день, но она уже неделю на меня сердилась и отказывалась обсудить ситуацию, игнорируя мои попытки поговорить. Обиженная дура. Как вредный ребёнок, ей-богу.

Как только я вошла и осмотрела аудиторию, у меня дар речи пропал от удивления, а глаза полезли на лоб второй раз за утро. Там, в третьем ряду, сидела Лиза и оживленно болтала с Фишль. С девушкой, отношения с которой у нас с Лизой чаще всего оставляли желать лучшего. С человеком, у которого Лиза фактически увела когда-то парня. И теперь они сидели за одной партой и разговаривали, как давние подруги.

Но больше всего меня поразило то, что рядом с Фишль не было Моны. Они обычно были неразлучны. А в этот раз Мона сидела в гордом одиночестве за последней партой. Я чувствовала себя словно в параллельной вселенной, где всё перевёрнуто с ног на голову.

Я пришла буквально за пару минут до начала лекции, и свободных мест было уже немного. Единственное оставшееся место оказалось рядом с Моной, от которой я была совсем не в восторге. Она своим поведением и отношениям с Фишль вызывала у меня искреннее раздражение, и перспектива провести с ней ближайший час, мягко говоря, не радовала. Но выбора не было, и я, стараясь держать нейтралитет, села рядом, надеясь, что занятие пройдёт как можно быстрее.

На протяжении всей лекции я старалась держаться как можно более отстранённо, будто я и не нахожусь за одной партой с Моной. Несколько раз мысленно убеждала себя в том, что я здесь, чтобы учиться, и только лишь это должно занимать мои мысли. Пообещала себе, что по окончании занятия быстро перебегу в следующую аудиторию и займу место получше.

Но, как оказалось, сегодняшний день был полон сюрпризов. В какой-то момент Мона слегка ткнула меня ногтем в бок, пытаясь привлечь внимание, и незаметно передала мне небольшую записку.

Я развернула записку и, увидев её содержимое, почувствовала, как моё раздражение медленно нарастает. Рука легко узнавала этот почерк: «Что, закончилась дружба у вас с Лизой?» — лаконичная, но весьма провокационная фраза всего в нескольких словах.

Я закатила глаза, преодолевая первый порыв ответной колкости, но всё-таки не удержалась. Быстро начиркала на обратной стороне листочка: «Кто бы говорил, тебя вышвырнули из клуба стерв, а Фишль предпочла Лизу тебе?»

Как только записка вернулась обратно к Моне и она успела прочитать ответ, я заметила, как она тихонько усмехнулась. Её реакция не заставила себя долго ждать: «Я бы поспорила, кто тут ещё стервы. Не мы же с Фишль чужих парней уводили».

Ответ был подобно искре для собирающейся разгореться ссоры — вспомнилось столько старых обид и недосказанностей. Я снова принялась писать, стремясь как можно яснее выразить своё негодование: «Я никого у тебя не уводила, вы со Скарамуччей тогда не встречались», — слова едва умещались на маленьком клочке бумаги, уже почти заполненном до краев.

Понимая, что места для продолжения этого своеобразного диалога уже не оставалось, Мона быстро вырвала ещё один чистый листок из своей тетради. Я с напряжённым интересом наблюдала, как она продолжает писать, пытаясь представить, какая же реплика последует на этот раз.

«Лучше бы и я и не начинала с ним встречаться…» — последовал неожиданный ответ на новом листке. Этот ответ застал меня врасплох, и я удивлённо взглянула на Мону. До этого момента я даже не предполагала, что у неё были схожие проблемы со Скарамуччей. Однако прежде, чем я успела хоть что-то написать в ответ, она порывисто вырвала лист из моих рук и добавила к своей первоначальной реплике: «Мудак он, вот кто. Изменяет постоянно. Как ты вообще с ним встречалась? И как я с ним встречалась?»

Внезапно что-то изменилось в нашем общении: как будто невидимая стена, разделяющая нас, рухнула, и мы перешли из режима враждебности в импровизированное союзничество. Обе обиженные и разочарованные действиями Скарамуччи, мы увлечённо погрузились в обсуждение, перебирали в памяти его поступки.

Пока другие студенты сосредоточенно записывали лекции за преподавателем, мы с Моной активно продолжали свой диалог, не обращая внимания на окружающих. Мы обсуждали каждую мелочь: начиная от пренебрежительных комментариев Скарамуччи и заканчивая его открытыми изменами. К концу урока у нас накопилось пять тетрадных листов, до краев исписанных нашими оскорблениями, возмущениями и проклятиями в адрес этого человека. Каждый из нас как будто выплеснул наболевшее, и, в каком-то смысле, это приносило облегчение.

Когда урок закончился, мы вышли из аудитории и продолжили сплетничать о нём уже вслух, не заботясь о том, слышит ли нас кто-то из проходящих мимо студентов.

— Слушай, — сказала Мона, неожиданно прервав разговор о Скарамучче. — Знаешь, я тут задумалась о нашей вражде и поняла, насколько она была глупой и бесполезной. Дело в том, Люмин, что я никогда на самом деле не ненавидела тебя как человека. Вся моя неприязнь была вызвана лишь Скарамуччей. Дело в том, что, как полная дурочка, я в него влюбилась, и эта влюбленность полностью ослепила меня. Я ревновала его к тебе и, признаюсь, меня невероятно злило то, что он выбрал именно тебя. Ну, а потом мне стало ясно, что он не стоит всех этих переживаний и разногласий. Сейчас я полностью осознала, какой он кусок дерьма. Как результат, у меня больше нет никакого повода испытывать к тебе неприязнь. Поэтому я подумала, что, может, пришло время закончить этот детский сад. Более того, я даже начинаю подозревать, что ты — на самом деле неплохая девчонка…

— А как же Фишль? Бросила тебя подружка? — спросила я, скрестив руки на груди и добавив в голос легкую нотку сарказма.

— Ну, Фишль всегда относилась к Лизе с антипатией из-за Беннета, которого Лиза у нее «увела». Вы ведь с Лизой были близкими подругами, а я, в свою очередь, ненавидела тебя, в то время как Фишль ненавидела Лизу. Это и стало основой нашего с ней общения. На самом деле, мы практически только сплетничали и обсуждали вас и всё. Однако, несколько дней назад, Лиза вдруг подошла к нам и заявила, что разочаровалась в тебе. Она пожаловалась, что ты мешаешь ей построить отношения с парнем, который ей симпатичен, и извинилась перед Фишль за ситуацию с Беннетом и всё, что из этого вылилось. С того момента они с Фишль начали устраивать бесконечные обсуждения о тебе. Примерно тогда же я и рассталась со Скарамуччей. Когда я рассказала об этом Фишль и Лизе, они не удержались от колких шуточек. Они говорили, что якобы у нас с тобой один парень на двоих — то он со мной, то с тобой. Они даже намекали, что мне стоит больше уважать себя и не «подбирать объедки» за тобой. Так что, в общем и целом, наша с Фишль дружба иссякла. Помидоры завяли, говоря метафорически. Больше я с ней не общаюсь.

— Ну ничего себе… — вырвалось у меня. — Вот это повороты, конечно… Я не хотела ссориться с Лизой, возникло недопонимание, а она обиделась, не разобравшись. А теперь я узнаю, что она поливает меня грязью за моей спиной. Да пошла она. На самом деле, Мона, я к тебе относилась с неприязнью, потому что ты ко мне цеплялась, и мне надо было, как бы сказать, защищаться. Сейчас, если все в порядке, я тоже ничего против тебя не имею.

— Может, тогда вместе сядем на следующей паре? Еще обсудим Скарамуччу, а то я еще не все рассказала. Это просто ужас!

— Конечно, и у меня осталось пару историй о том, какой же он придурок. На этот раз мои листы из тетради будем использовать. Идёт?

* * *

Как итог, наш учебный день с Моной прошел довольно необычно. Мы не только сидели за одной партой, но и провели вместе обеденный перерыв, обсуждая всевозможные темы, начиная от предстоящих экзаменов и заканчивая нашими любимыми фильмами. Всё это казалось странным и неожиданным, учитывая наше прошлое. Наверное, наши взаимные разногласия оказались началом новой дружбы, хотя пока было немного рановато называть нас подругами. Тем не менее, такие перемены обещали сделать мою университетскую жизнь намного ярче и интереснее.

После занятий, как обычно, отправилась домой на автобусе. Университетские пары закончились еще до того, как Тарталья закончил свой рабочий день, поэтому подолгу ждать его мне не хотелось. Всё шло своим чередом, пока я не подъехала к нашему дому. Открыв дверь подъезда и дойдя до своего этажа, я испытала неожиданный приступ тревоги, обнаружив, что входная дверь нашей квартиры была незаперта. Я несмело вошла внутрь, надеясь, что это не взломщики решили наведаться к нам. К моему облегчению, в гостиной я заметила знакомую обувь, принадлежавшую отцу.

— Вернулась, наконец! — в его словах звучало больше облегчения, чем упрека. Но тут же его тон изменился, добавив нотки раздражения. — Я не могу поверить, что у тебя настолько пусто в голове. Как ты могла снова сойтись с этим придурком Итто?

— Что? Но я не… — начала оправдываться я, ворвавшись на кухню в попытке объяснить ситуацию, но отец перебил меня, не дав и слова вставить.

— Я видел ваше фото на его странице. Тебе что, мало того, что было?! Слишком взрослой стала? По-моему, самостоятельность идет тебе только во вред. Пакуй свои манатки, ты переезжаешь обратно на мою квартиру.

— Позволь мне объяснить!

— Никаких объяснений! — криком прервал меня он. — Будешь показывать теперь мне теперь телефон каждый день, раз не умеешь себя правильно вести!