Неправильно... или - 7? Мир, дружба, мутанты. (джен)

Один лишь миг — и голубые глаза становятся серыми. Один лишь миг — и полностью преображается стоящий напротив него человек, тут же падая на то место, где отказалось сидеть его альтер-эго.

— Хантер, это невозможно, — тихо произносит она. — Твоя личность тоже несет в себе часть той дряни, что сотворили янхары. Либо ты, а следовательно, и я, станем своего рода носителями вируса и рано или поздно вокруг меня начнут умирать люди так, как здешние, либо… Либо часть твоей личности перехватит контроль над моим телом и мы получим слетевшего с катушек телепата десятого ранга, который вдобавок будет обладать всеми преимуществами боевого авангарда.

— Да. Я и забыл об этом. Мне сейчас тяжело думать, — Хантер глубоко выдохнул и посмотрел на Айрин.

— Я не понимаю, зачем тебе это, — неожиданно она начала. — У тебя ведь регенерация личностной матрицы еще выше, чем у меня, а значит — тебе не составит труда восстановить свой собственный разум и психику. И ты сейчас это пытаешься сделать, но почему-то постоянно рубишь то, что получается. Арэйн ведь права — если ты не дашь регенерационным процессам идти своим ходом, то… Это ведь хуже смерти.

— Я знаю, — Хантер зло сощурился. Потом как-то беспомощно оглянулся, словно прося поддержки. У него. У человека, который вообще не понимал, что происходит.

Перед ним был физически здоровый и крепкий бугай, который вдруг ни с того ни с сего должен был умереть до утра. В голове Мельника это не укладывалось категорически. Допустим, воздействие черных еще можно было понять: они сводили людей с ума, а слетевшие с катушек граждане подземки довольно быстро умирали. Но Хантер нормальный! Он говорит, двигается, осознает окружающую действительность, вдобавок — Рин только что сказала, что он может что-то там с собой сделать, то ли матрицу какую-то отрегенерировать, то ли еще что… И вместо того, чтобы сделать то, что можно и нужно делать, Хантер по непонятной причине буксует и со всей серьезностью готовится помирать!

Уже собираясь высказать все, что накипело за эти несколько минут осознания всей абсурдности ситуации, он поднялся со своего матраса и сел рядом с Хантером, хватая того рукой за плечо. В этот момент слова застряли в горле, потому что в таком состоянии он друга не видел ни разу. Здоровяк трясся, как осиновый лист, закусив нижнюю губу до крови и левой рукой периодически стирая сочащуюся из носа кровь. А смесь чужого страха, отчаяния и боли на долю мгновения выбила из колеи даже сурового лидера Спарты. Зато его жест словно заставил Хантера собраться с силами и начать говорить.

— Для вас все просто, да. Вы хоть понимаете, насколько мы отличаемся. Ладно, Мельник, но ты, Рин — уж от бойца Базы я ожидал элементарной способности сложить два и два.

— Хантер, попробуй нам все объяснить. Мы постараемся тебе помочь. Верно, полковник? — Рин придвинулась поближе к ним и осторожно, словно боясь спугнуть, провела своей рукой по спине дознавателя.

Мельник на всякий случай кивнул, хотя и не понимал конкретно, чем уж он-то тут может помочь. Драка с мутантами — это да, это был бы разговор. Вытащить какого-нибудь важного для Ордена человека, попавшего в неприятности на Красной Линии, в Рейхе или в Ганзе — это он тоже мог. Но какой от него толк сейчас, когда речь идет о какой-то паранормальщине, а он в этой паранормальщине ни в зуб ногой, разве что точно знает: от паранормальщины надо держаться как можно дальше?

— Моя изначальная личностная матрица была сформирована не мной. Сениором. Существо, выращенное для определенных целей. Ничем не интересующееся, выполняющее одну и то же работу, наделенное четким спектром навыков и практически лишенное эмоций. Твоя личностная матрица, все твои личностные матрицы, верней сказать — сформированы лично тобой. Да — под влиянием обстоятельств, других людей, полученной из разных источников информации, но это все в итоге твое. Именно поэтому ты можешь ее легко реставрировать, видоизменять, а у меня ни одной собственноручно созданной константы нет! Константа — это то, что ты называешь незыблемой установкой. При попытке отреставрировать все в том формате, какой мне создали на Сениоре, все разрушается по новой. Если пускать на самотек, то получается вообще черт те что. Ты хоть понимаешь, что это будет: телепат без каких-либо ограничителей? Вы хоть понимаете, к чему приведет такой эксперимент, если у меня не получится?

— Хантер…

— Не перебивай меня, — он с трудом поднял руку вверх, заставляя Мельника замолчать. — Я знаю все, что ты хочешь мне сказать. Что вы оба хотите мне сказать. Что надо взять себя в руки, что надо попытаться использовать этот шанс… Вы даже думаете одинаково сейчас. Я… Мне страшно, — последнее он произнес настолько тихо, что Мельник едва расслышал эти слова.

В палатке воцарилась тишина. Долгих двадцать минут дознаватель, сталкер и альтернатор просидели неподвижно, замерев, как ледяные скульптуры. О том, какие мысли крутились в голове Рин, Мельник мог только догадываться. Сам он боролся с желанием то ли завыть, то ли начать рушить все вокруг.

Хантер за эти двадцать лет стал ему не просто другом — братом. Вместе они пережили вынужденный уход с Боровицкой, всю ту дрянь, что происходила на Смоленской. Без Хантера он бы не выжил тогда, после вылазки на поверхность, едва не стоившей ему жизни. Он бы сошел с ума от боли или, не выдержав, сделал бы что-нибудь с собой, если бы не этот громила, каждую ночь пробиравшийся в лазарет, разговаривающий с ним, без конца напоминающий, что даже в этом дерьмовом подземелье, в этой наполненной мрачным ужасом жизни есть то, ради чего стоит жить. И вот, Мельнику пришла пора отплатить той же монетой. А он не знает, что делать.

— Ты ведь уже слышал это, верно? Мы видим мир таким, каким хотим видеть, мы живем в мире, в котором хотим жить, мы меняем его и меняемся сами, как угодно нам… — тихо произнесла, практически прошептала Айрин, снова проводя по спине Хантера рукой.

— Знаменитая присказка Творцов. По-моему, в нашем ведомстве надо глухим быть, чтобы о ней не знать.

— Я не думаю, что она относится только к Творцам, Хантер. Верней, в каком-то роде ведь каждый человек сам себе Творец. Ты вот говоришь, что установки какие-то в тебя Суд Сениора заложил. Так ведь и в нас, кто как обычный человек растет, то же самое закладывается. Когда тебе меньше пяти лет, то ты просто делаешь то, что говорят тебе родители, не заморачиваясь причинно-следственными связями и поиском объяснений тем или иным вещам. Ребенок не делает плохо потому, что боится наказания. У многих этот подход сохраняется и в более взрослом возрасте. Намного меньше людей действительно взрослеют и, не боясь наказания, при этом не причиняют зла другим просто потому, что не хотят причинять. Почему они этого не хотят — отдельный вопрос.

Рин уставилась на Мельника почему-то. Словно прося помощи. Понимая, что девушка требует, чтобы он сказал хоть что-нибудь, Мельник призвал себе на помощь все имеющиеся запасы красноречия и продолжил ее тираду. Куда подводить разговор он примерно понял, даже вдруг нашлись подходящие слова и собственные воспоминания.

— Ты ведь уже давно не живешь по тем правилам, что для тебя написал Суд Сениора. И, по-моему, у тебя с самостоятельной жизнью нет никаких проблем. Сениор ведь не предписывал тебе спасать жизни другим, рискуя собой? Это ведь не Сениор заставил тебя уйти с Боровицкой тогда, верно? Сениор ведь, наоборот, я так понял, одобрил бы подчинение местной власти или как там это называется… И это не по вашим сениорским правилам ты ВДНХ решил с Черными помочь. Я тебе массу примеров могу привести, когда ты действовал не так, как того хотел от тебя этот Сениор. И да — я знаю, что он от тебя хотел, потому что с ваших с Рин слов уже имею представление об этой организации. И на Рин так не смотри. Даже если твоя теория верна и ты поступал в тех ситуациях именно так, а не иначе, руководствуясь ее примером, то… Я сомневаюсь, что Рин была первым допрошенным тобой Творцом. И очень сомневаюсь, что все подряд люди посмотрят на нее, решат поступать, как она, и в нужный момент у них отрастут яйца поступить по-совести, а не так, как им удобно и безопасно.

Снова тишина. Снова двадцать минут молчания, не слышно ни дыхания, ни даже скрипа или шороха одежды. Еще двадцать минут прошло. Время уходит. Время, которое есть у Хантера, чтобы разобраться с проблемой. Арэйн сказала, что у него около восьми часов. Теперь уже около семи.

— Айрин, — Хантер опускает голову ниже, чтобы они не видели его лица.

— Я слушаю, — кажется, девчонка, как и Мельник, уже интуитивно чувствует, что ничего хорошего Хантер сейчас не скажет, поэтому хмурится и сжимает свободную руку в кулак.

— Я сейчас тебе скину примеры матриц с допустимым границами и цепочками связей. Первая — минимум, вторая — максимум. Ты должна дать мне слово, что убьешь меня и уничтожишь мое тело, если то, что у меня получится, выйдет за пределы этого диапазона.

Мельник почувствовал, как его свободную руку сжали тисками маленькие, как у ребенка, пальцы. Ну вот… И эта у него словно просит какой-то странной поддержки, которую он просто не может дать. Он знает, что Хантер поступает правильно: пытается изменить неизбежное, но при этом оставляет выход на случай негативного исхода. И сталкер знал: Хантеру самому не нравится идея возлагать такую тяжесть на альтернатора, но другого выбора не было. Артем уже десятый сон видит, Анна занята помощью другим жертвам янхаров, а обычным людям с Хантером не справиться в случае, если новая личность, не вписывающаяся в рамки нормы, вдруг не будет отличаться такой готовностью отправиться на тот свет, как нынешний вариант.

— Я обещаю, — быстро произносит Айрин.

— Тогда доставай оружие. Я начинаю перезагрузку. Мельник… Останься. Не прикасайся только ко мне.

Кивнув, мужчина убирает руку с плеча Хантера и отсаживается в дальний угол палатки.

В течение пяти часов он смотрит на одну и ту же картину: лежащий на матрасе словно спящий человек, а над ним — девушка с занесенным для удара мечом, стискивающая рукоять побелевшими от напряжения пальцами.

— Ну что там?

— Пока непонятно, — подозрительно гнусавым голосом отвечает ему Айрин. Ее плечи дрожат, но руки держат меч все так же уверенно. Она выполнит обещание. И Мельник знает, что не будет ей мешать. Но почему-то он все-таки не может не задать вопрос:

— Какие границы он задал?

Ему это важно знать. Ему важно быть готовым к неудаче Хантера. Он и так к ней готов, но только Рин знает, какие шансы на осуществление того приговора, что вынес Охотник сам себе.

— Вменяемые, — глухо ответила она. — Но мне все равно страшно, — последнюю фразу Мельник прочитал по губам.

Фонарь давно погас, а заряжать сейчас нет желания, да и обстановка не самая подходящая. Тем не менее, только ради того, чтобы занять чем-то руки и разбавить вязкую тишину, он достает из сумки зарядник, подключает к нему фонарь и начинает нажимать на рукоятку. Фонарь, ПНВ… Непонятно, зачем ему теперь все это, если сейчас, без фонаря он, оказывается, видит лучше, чем в неровном свете. Сейчас он видит, что лицо Рин мокрое от слез. И куда с такими нервами в спасители мира?

Внутренний голос укоряюще напоминает, что с нервами у нее как раз-таки полный порядок. Просто она слишком близко к сердцу принимает проблемы других людей. Качество для бойца нежелательное, но именно благодаря наличию у нее этого качества выжили многие люди, в том числе и он сам.

Хриплый вздох со стороны лежащего напротив человека — и вот он открывает глаза. Смотрит на Рин и молча протягивает руку вперед. Девушка протягивает вперед левую ладонь, все еще сжимая в правой руке клинок, после чего прикрывает глаза, словно к чему-то прислушиваясь.

Ни слова не сказав, она разжимает правую руку, заставляя меч раствориться в воздухе. После чего разворачивается и вылетает из палатки с такой скоростью, что смазывается движение ее тела в пространстве.

— Могла бы хоть поздравить, — шумно выдыхает Хантер, рассматривая свои руки, будто чужие.

— Как ты? — тихо задает вопрос Мельник.

— Странно. У меня сохранилась вся память, все ассоциативные и энергетические связи — даже, кажется, пара-тройка новых протянулась. Но ощущение, будто меня прикладом по голове приложили. Причем раз двадцать так, — охнув, Хантер потер ладонью лоб и завалился обратно на матрас.

— Так что, ты — это все-таки ты? — усмехнулся Мельник.

— Выходит, да. Странно. Вроде все так же, как было несколько часов назад, но противоречия вида «подчиняться Сениору» или «работать своим мозгом, разбираясь, что будет хорошо, а что плохо» теперь отсутствуют.

— А что присутствует?

— Полумеры. Слишком много. Победителей не судят. Если Рин справится с задачей, то глупо будет говорить о методах, которые она использовала. А если мы все проиграем, то судить будет уже некого. По приказам Сениора я должен был законсервировать свою личность и ждать, пока кто-нибудь изволит спасти этот мир, но логичней самому поучаствовать в процессе по мере сил и возможностей. Забавно. Вроде бы раньше это тоже было, но считалось, что не должно выходить на первый план. Наверное, привыкать буду не один день.

— Это само собой, — хмыкнул Мельник. Сам он до сих пор не привык до конца к той истинной картине реальности, что обрушилась на его голову пару дней назад, а в случае Хантера речь идет о кардинальной замене личности. Замене ли?

— Я ничего не заменял. Просто удалил те установки, которые сам счел архаичными. Вдобавок — скопировал несколько самых адаптивных реакций на различные ситуации и события, которые встречал за время существования в этом мире у других людей. Кроме того — я установил в качестве констант часть тех установок, что выработались из-за синхронизации с Айрин. Не сказать, чтобы она была идеалом, на который следует равняться, но раз уж ее психика не слетела к чертям после разделения души на три части, то из некоторых ее черт запросто может получиться неплохая подушка безопасности для кого-то вроде меня.

Хантер вытянул ладонь вперед, направляя ее на свой рюкзак.

— Телекинез не скопировался. Жаль. Так и думал, что враки, но было бы приятно в случае опасности не просто знать о том, куда и откуда бьет противник, но и иметь возможность слегка удивить его без траты своих боеприпасов.

— Ты стал более разговорчивым.

— Это временный эффект. Я просто рад, что все обошлось.

— Я тоже рад.

— Предлагаю отсыпаться. Лично я очень хочу отдохнуть.

— Я не буду мешать, — тихо произнес Мельник, прекращая возню с зарядкой и, в свою очередь, вытягиваясь на своем спальнике. — Хочу дождаться Анну и узнать, чем все закончилось. И за тобой присмотрю, на всякий случай.

Хантер кивнул и закрыл глаза. Сталкер пару раз сжал и разжал кулаки чувствуя, как перестают трястись собственные руки, а по спине больше не бежит холодный пот. Мелькнула мысль найти Айрин, но интуиция подсказала: та сейчас не нуждается в его компании.

* * *

Люди начали приходить в себя. Они все помнили до определенного момента, а после нападения Черных воспоминания в их голове смазывались. Они помнили, что им было больно и что рядом были какие-то черные силуэты. На этом все.

Медики будут наблюдать. И та девушка, Анна, тоже. Она сказала, что они с Артемом задержатся на станции на несколько недель, чтобы быть уверенными в том, что все пришло в норму.

Сухой понимал, что сегодня, можно сказать, праздничный день. Но праздника особо не чувствовал. Хотя уже сейчас к раненым в лазарет столпилась очередь из родных и друзей. Медики сначала хотели запретить свидания, а потом вдруг сказали, что положительные эмоции лучше повлияют на ход выздоровления.

Даже тусклое освещение на станции, казалось, светило намного ярче. Несмотря на ночное время и правило соблюдать тишину, тут и там раздавался оживленный гомон голосов. Тут и там — радостные вскрики, ведь люди уже не ждали, что жертвы Черных выживут.

В баре образовалось столпотворение из полутора десятка человек. К счастью, к начальнику станции они не приставали. Может быть, видели, что у него совсем не праздничное настроение.

— Я тут упаду, можно? Рядом мест больше нет, — раздался над ним знакомый голос. Тихий и очень уж уставший.

Он кивнул и отсутствующим взглядом проследил за тем, как напротив него приземляется Рин. Странно, но рядом с ней снова душу окутало привычное ощущения спокойствия. Того, что рядом кто-то свой.

Та открыла бутылку с самогоном, которую принесла с собой, и, налив в кружку больше половины, потянула было ее ко рту. Но тут в Сухом взыграло чувство сродни отцовскому инстинкту.

— Так-так-так, а ну стой! У тебя вся жизнь впереди, а ты организм водярой гробишь. Посадишь печень…

— Не посажу.

— Это ты по молодости да по дурости так считаешь.

Рин взяла в руку лежащий на столе нож Сухого, которым он сам до этого открывал бутылку и резанула по своему запястью с такой силой, что на мгновение стала видна кость. Но только на мгновение, по прошествии которого разорванные вены снова соединились, а остальной порез начал срастаться. Не с молниеносной скоростью, но через минуту он выглядел так, будто с момента ранения прошло дня три-четыре при правильной обработке свежей раны.

— Не посажу, — снова произнесла она, одергивая рукав свитера. — И печень не посажу, и нервы у меня стальные, и яйца титановые и сама я неведомая ебаная хуйня и сбоку бантик.

— Два бантика, — Сухой подлил себе из бутылки пятую по счету стопку. — Закусывай, — он великодушно подвинул к девчонке тарелку с ломтиками вяленой свининой.

— Мне тогда вообще бухать смысла не имеет, — вздохнула она, снова наливая себе почти полный стакан. И убрала пустую бутылку, тут же достав из кармана новую и ставя ее на стол перед собой.

— Проблемы? — понимающе уточнил Сухой.

— Уже нет.

— Кстати, как там Хантер?

— Очухался, что ему будет-то, — махнула рукой Рин. — А я… Да просто устала. Все это дерьмо вокруг, я вечно в центре событий, внутреннее ощущение, что без меня все развалится нахуй, да еще и близкие порой такое отчебучивают, что хоть стой, хоть падай, хоть сама бери и в бетон на полметра вглубь закапывайся от жизни такой.

— Понимаю, — выдохнул Сухой. Опрокинул очередную рюмку, закусил…

— Так что у вас случилось? Из-за Артема так распереживались?

— Знаешь уже, — выдохнул Сухой. Покачал головой, снова налил себе стопку. Покачал в руке, махом опрокинул.

— Да знаю. Вы бы не злились на парня. У него сейчас только-только вся телепатическая фича в башке укладываться начала, а телепат на стадии формирования — он хуже девочки-подростка на диете и с ПМС. Да и ему тоже нехило Черные по психике потоптаться успели, я уж не говорю, что путешествие по Метро для человека, который никогда родную станцию непокидал — это тот еще променад. Он уже сам жалеет о том, что вам сказал.

— Откуда знаешь? Или ты тоже телепат?

— Послабей только. Тактильный. Ну, это когда могу эмоции и чувства считать при прикосновении, а на расстоянии — только если они фоном вокруг телепата или же он мне их напрямую передает. Это… Сложно объяснить все.

Вторая бутылка подходила к концу, а в глазах Рин не было ни намека на опьянение.

— Телепаты, непонятная черная жижа, молнии из рук… Занятная у вас компания. Жалко только, что к людям вы так относитесь… Не все люди ведь вас угробить готовы.

— Не все. Но вы ведь тоже подсознательно боитесь таких, как мы?

— Я — нет, — неожиданно признается Сухой. — Я даже чувствую, что вы какие-то все… Странные. Ты, Хантер, Хан… Полковник — тот нормальный абсолютно, а вот та девчонка маленькая — от нее вообще такой жутью несет, будто… бррр… — начстанции передернулся. — Дети, опять же… все не такие. Не могу тебе даже сказать точно, что с ними… Зачем я тебе это рассказываю? Ты меня ведь психом сочтешь сто процентов…

— Не сочту, — Рин пожала плечами. Прищурилась. Посмотрела на него, но при этом — словно бы сквозь него. — А вокруг вас в детстве лампочки не сгорали? Или, может, предметы в воздух поднимались, или вы, допустим, не садились в транспорт, который потом попадал в аварию…

— Не было такого, — Сухой пожал плечами.

— И сами себя не чувствуете необычным с точки зрения обычного человека?

Он покачал головой.

— Знаю, что ты скажешь. Мол, дядя Саша сам паранормальный, раз чувствует паранормальщину. А вот к черту прогуляйся — я обычный человек. Но почему-то всю эту хреномуть нестандартную чувствую. Бывало, идем по тоннелю, а я уже знаю, что впереди аномалия, или призраки. Хан говорит, что-то типа дара. Раньше даже годилось для использования, когда еще не сидел на одном месте, а по всему метро ходил да по поверхности на разведку. Сейчас уже…

— Интересный вы человек, дядя Саша, — Рин убрала пустую бутылку и положила локти на стол, упираясь подбородком в сложенные замком руки. — Главное, никому не рассказывайте про вот это ваше… чутье. А то мы тут наткнулись на одного ублюдка, который на нас призраков натравил. Подозреваю, что есть и другие.

— Я тебя понял, — вздохнул он. — Знаешь, пожалуй, по этой теме у меня есть кое-какая информация. Символ такой знаешь? — достав из кармана старый потрепанный планшет и карандаш, он наскоро набросал на бумаге знакомые контуры хреновины, которая очень часто была рядом с нехорошими местами.

Выражение лица Рин изменилось. Было видно, что он показал ей что-то очень важное.

— Интересно… Дядь Саш, спасибо большое. На самом деле очень выручили.

Прежде, чем он успел задать вопрос, за стол рядом с ним приземлился Артем. Серо-зеленые глаза все еще были заспанными, да и сам он выглядел помятым и плохо отдохнувшим.

— Знаю, я не должен был говорить того, что сказал тогда. И я жалею о том, что сказал. Простишь? — пасынок уставился на него глаза в глаза.

— Знаешь же, что прощу, — вздохнул Сухой. — Услышу еще раз что-то такое — и ты мне больше не сын, Артем. Серьезно.

— Я лучше сам себе язык отрежу, — тихо поризнес пасынок. После чего обратил внимание на лежащий между Рин и отчимом лист бумаги. — Что это?

— Объяснение, почему часть призраков ведет себя, как приличные призраки, а часть — хрен пойми как. Потом расскажу подробней, — махнула рукой Рин. — Если хочешь, можешь ему рассказать о нас. Будет справедливо, если вы будете об этом знать, если захотите конечно, дядя Саша. А я спать пойду.

Встав из-за стола, девушка прошла к барной стойкой абсолютно трезвой походкой и вернула самогонщику бутылки. После чего предпочла удалиться — видимо, в направлении палатки, где разместилась на отдых странная сталкерская компания. Кстати, неполным составом — девочка-подросток и семилетка предпочитали ночевать где-то в туннеле между ВДНХ и Ботаническим Садом. Бойцы с передового блокпоста потом неделю рассказывали о том, что из тоннеля всю ночь раздавались звуки, похожие на чавканье, но, понятно дело, все посторонние шумы списали на мутантов. У Сухого вплоть до обеда было куда более интересное времяпровождение: он слушал рассказ пасынка о фантастическом мире между временем и пространством, где существует организация для борьбы с угрозами межмирового масштаба. И о первой встрече с Рин. И о ритуале Ризенхельца. И о разрыве над Останкинской Телебашней. И о прогулке по призрачному миру. И свои собственные мысленные обещания самому себе о том, что он пить больше не будет и грибы на всякий случай тоже прекратит употреблять.