На чердаке (джен)

Солнце, казалось, наконец выдохлось и решило сбавить обороты, немного понизив градус жары. Пустынные до этого улицы вновь оживились. На площадки высыпали дети, распугав мертвых птиц. Заняли свои посты у подъездов бабушки. Лето хорошо тем, что темнеет поздно, поэтому проснувшись под вечер сложно определить без часов наступило время обеда, ужина или снова пора ложиться спать.

Посмотрев на Воронцовых, не знающий человек никогда бы не заподозрил, что они не кровные родственники. Внешне может и не похожие, но привычки словно родители с рождения воспитывали детей. Если раньше Данька по возможности ложился рано и вставал после первого будильника, то под влиянием взрослых всего за несколько месяцев привык дрыхнуть до обеда. Вообще казалось весь их дом был одним сгустком лени. Пока вокруг кипела жизнь, их квартира, словно оторванная от мира, никуда не спешила, не гналась. Даже по утрам не было суеты, потому что все семейство походило на зомби, которые и не пытались отыскать свои мозги, совершая все действия бездумно, на автомате. А по выходным у всей четы Воронцовых понятие «утра» автоматически смещалось на обед, и после сразу шел ужин. Сам обед просто вытеснили за ненадобностью.

Время уже давно перевалило за полдень, а Влад только медленно разлепил глаза. Он бросил сонный взгляд на сына, который прижавшись к нему спиной, обнимал Боба. Кот одарил мужчину безразличным взглядом и поудобнее устроился у мальчика под рукой. Влад глянув на животное, только закатил глаза, коснулся губами Димкиного лба и, убедившись отсутствии температуры, покинул комнату. Несмотря на ночные приключения, он неплохо выспался и не чувствовал себя разбитым. Прежде чем отправиться в ванную, заглянул в их с Юлей спальню: проверить Даньку, который завернувшись в одеяло, как бабочка в кокон, спал в центре кровати.

Жена обнаружилась на кухне. Заткнув уши наушниками, она, хмурясь, с кем-то переписывалась, позабыв про не нарезанные овощи. После очередного сообщения Юля принялась агрессивно печатать ответ за ответом. Пальцы бегали по клавиатуре, не останавливаясь ни на мгновение, словно она не думала, что написать, выдавая заранее выученный текст. Лучи полуденного солнца путались в волосах, и создавалось ощущение, что девушка буквально светится, озаряя своим сиянием окружающее пространство и находящихся в нем людей.

Влад, пользуясь моментом, неслышно проскользнул в помещение. Юля вздрогнула, резко выключив телефон и вытащив один наушник, когда чужие руки осторожно обвили талию, прижав к крепкому телу. Он ткнулся носом в ее макушку, с наслаждением вдохнув приятный запах шампуня. Непривычная Юлина нервозность была проигнорирована, списавшись на мелкие, но раздражающие дела студии. Влад неспешно спустился ниже, прикусив мочку уха, провел носом по щеке и наконец добрался до желанных губ. Юля, хихикнув, заметно расслабилась и охотно ответила на поцелуй, немного приподняв голову и обхватив ладонями лицо Влада.

Он был не первым, с кем она целовалась, но раньше Юля видела в этом действии простую формальность. Когда-то мечтавшая ощутить прикосновение других губ на своих собственных, она взрастила убеждение о том, что ее охватит тот спектр чувств, который неизменно описывали в книжках, которые ей доводилось читать. И оказалась глубоко разочарована, получив от своего парня первый поцелуй, на долгое время уверившись в неприятности сего процесса, никак не откликавшегося в душе. Это было около двух лет назад, но она до сих пор помнила, чувство неловкости с нотками отвращения. Он просто поцеловал ее, когда они сидели у него на квартире. Набросился, словно одичал, что Юля просто не выносила, бесчисленное количество раз прося быть осторожнее. Придавил к кровати, грубо смял ее губы, и кажется, собирался зайти намного дальше, но девушка уже не помнила, как извернулась, чтобы этим все и закончилось. Остальное время, что они встречались, Юля просто терпела все его прикосновения, пытаясь понять, что ей не нравится. Оказалось, дело было вовсе не в ней. Ее вина заключалась лишь в том, что она плохо разбиралась в людях.

Влад же полностью изменил ее мнение о поцелуях. Он всегда был мягок, нежен, неспешен. Долго ластился, словно кот, обращая на себя внимание, и только насладившись, принимался целовать. Осторожно, словно она была хрустальной вазой, но страстно, с чувством, пытаясь показать ту любовь, которую он к ней испытывал. И Юля просто теряла голову, растворяясь в этом ощущении. Она сама тянулась к нему, как цветок с солнцу, отвечая со всем присущим ей энтузиазмом. Юле нравилось целовать мужа, обнимать, ластиться к нему и получать нежности в ответ.

Димка, показавшийся из-за угла, резко шагнул обратно в коридор, притаившись и выглядывая из-за стены. Увлечённые друг другом взрослые не заметили его, поэтому парень выжидал удачного момента, чтобы объявить о своем присутствии и наконец лицезреть яркий румянец, который непременно должен был расцвести у мамы на щеках, но кто-то резко дернул его за плечо, оторвав от представления.

— Хватит подсматривать, — шепнул ему на ухо Данька, старательно не глядя в кухню и стремительно алея щеками. — Надо поговорить, пока они заняты, — собравшись с мыслями, он вернул голосу серьезность и настойчиво утянул брата в комнату.

Боб, только подошедший к ним, проводил хозяев безразличным взглядом и, проигнорировав целующихся старших, принялся громко хрустеть кормом, так что Юля, уже сидевшая на подоконнике и прижимавшаяся к мужу, вынуждена была оторваться от его губ, чтобы определить источник звуков. Но убедившись, что это всего лишь кот, позволила Владу снова вовлечь себя в поцелуй и собственнически забраться под футболку, чтобы поглаживать спину кончиками пальцев. Он знал, как Юля обожала, когда он так делал. Стоило только начать гладить ей спину, и девушка буквально растекалась лужицей от наслаждения, позволяя ему все, что пожелает. Хотя, после однажды оставленного на ее шее засоса, он не кисло отхватил, поэтому впредь старался не забываться. Влад любил Юлю. Так, как ещё никогда в жизни. И если по первости он пугался и отталкивал свои чувства, то теперь принял их, как и жену, со всеми ее недостатками.

— На самом интересном прервал, — прохрипел Димка, стоило захлопнуться двери в их спальню. — Когда теперь такой момент представится?

— Прекращай, — одернул Даня, плюхнувшись на кровать рядом с братом.

Мгновение он собирался с мыслями, пока Дима привычно терпеливо ждал, залипая в телефон. Прошло какое-то время, прежде чем подросток глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь, вынудив Димку напрячься. Он прожигал Даню взволнованным взглядом, не начиная заваливать вопросами только из-за больного горла. Данил решившись, резко повернулся, смотря ему прямо в глаза, автоматически сведя брови домиком, словно заранее извиняясь. Димка был не очень хорош в анализе действий людей, но брата он знал, как облупленного. Успел наизусть выучить всего его жесты, предпочтения и повадки.

— Что натворил? — хрипло поинтересовался он, зайдясь в кашле, который попытался приглушить подушкой.

— Дим, прости, пожалуйста, — легко погладив брата по спине, пытаясь помочь справиться с приступом, виновато опустил глаза Даня, — я маме все рассказал. И прежде, чем ты начнёшь меня упрекать, — поспешно продолжил он, не давая Димке вставить слово, — я знаю, что слабохарактерный дурак, но я так за тебя вчера испугался.

— Глупое оправдание, — сипло отозвался подросток, дотянувшись до кружки на полке и сделав глоток. — А упрекать я тебя не буду, если ты не будешь меня.

— Если ты про саму ситуацию, то я сам согласился…

— Я папе рассказал, — прервал его Дима, виновато поджав губы, — он обещал маме ничего не говорить.

— А мама папе, — заметил Даня.

На какое-то время воцарилось молчание, прерываемое лишь шумом из окна.

— И что будем делать? — протянул Дима, но ответа получить не успел, в комнату заглянула Юля.

— О, Котятки, доброе утро! — отозвалась она преувеличенно бодрым голосом, не сулившим ничего хорошего.

— Д-доброе, — прохрипел Дима, невольно спрятавшись за брата.

Юля с кошачьей грацией подкралась к кровати, с притворной мягкостью опустившись между ними, и притянула с двух сторон в навязчивые объятия. Поочередно чмокнула каждого в лоб и, прижав покрепче, проворковала:

— Барашки мои бестолковые, ещё хоть раз провернете подобную глупость, получите по первое число, — она опасно сверкнула глазами, вызвав по коже табун мурашек. — И вам лучше не знать, как именно. Отсутствием воображения не страдаю, — Юля в качестве профилактики не сильно, но ощутимо потянула их за уши, когда у нее зазвонил телефон.

Даня успел заметить, что она резко изменилась в лице. Какое-то непонятное чувство промелькнуло в маминых глазах, но прежде чем подросток успел заметь ещё хоть что-нибудь, Юля быстро и как-то нервно сбросила вызов, настойчиво выпроводив детей на кухню завтракать. Димка ничего не заметил, все ещё не веря, что они так легко отделались, а Даня просто не подумал, чтобы проследить за мамой. Но он все же сделал мысленную пометку: понаблюдать за ней.

— Доброе утро, — улыбнулся им Влад, отхлебнув кофе и отложив телефон. — Как себя чувствуете?

— Жизнеспособно, — отозвался Даня, все ещё немного хмурясь от раздумий, и уселся за стол, автоматически придвинув к себе тарелку с кашей. Температура напрочь отбивала аппетит, поэтому за последние двое суток он ничего не ел, литрами вливая в себя ромашковый чай, поэтому, вдохнув манящий запах ещё горячей овсянки, почувствовал насколько сильно проголодался.

— Нормально, — прохрипел Дима, невольно скорчив лицо при виде ненавистной овсяной каши. Из-за больного горла и так есть не хотелось, а теперь его и вовсе подташнивало.

— Так, по поводу ночи, — серьезно начал Влад, обратив на себя внимание, — на первый раз прощаю, но, ещё одна подобная глупость — накажу. Вы меня поняли? — педиатр по очереди посмотрел на сыновей, энергично кивавших головой и старательно отводивших провинившиеся взгляды.

Владу по-прежнему каким-то неведомым образом удавалось взывать к самой совести. Попадать в яблочко одной интонацией и пронзительным взглядом, буквально проникающим в душу. От него, казалось, нельзя было скрыться, потому что он — взгляд — как рентген, просвечивал до костей, если не глубже.

— Прости, — выдохнул Даня. Громко чихнул. Подавился кашей и, закашлявшись, видимо решил задохнуться.

Димка, вытаращив глаза, бросился к брату, принявшись постукивать его по спине, пока не получил от Дани подзатыльник. Влад только коротко посмеялся, предусмотрительно протянув сыну салфетку, тут же пришедшую в негодность.

— Вот же, — прогнусавил Данил, попытавшись сделать вдох, — нос заложило.

— После завтрака закапаем капли, полегче станет, — обрадовал педиатр и неожиданно притянул к себе застывшего на месте Димку. — А ты как? Горлышко мне покажешь?

Дима насупился и опустил голову, взирая на отца исподлобья, всем своим видом демонстрируя недовольство сложившейся ситуацией.

— Не капризничай, — мягко пожурил Влад, — я просто посмотрю, ты же знаешь — это не больно.

— Все равно неприятно, — проворчал Димка, но послушно открыл рот.

Влад, ухватившись пальцами за подбородок, повернул его голову к окну, долго рассматривал, а потом дотянулся до ложки на столе. Заметив это, Димка тут же захлопнул рот, клацнув зубами, и собирался отшатнуться, но педиатр, усмехнувшись, поймал его за руку, не позволив сдвинуться с места.

— Дим, всего минутка, — настойчиво предупредил Влад, снова взявшись за его подбородок, слегка надавив большим пальцем.

Подросток неохотно, но подчинился, зажмурившись, а Даня от удивления попал ложкой мимо рта. На его памяти брат ещё никогда так быстро не давался в руки врачам. А где долгие уговоры? Это сейчас в реальности произошло или галлюцинация?

— Я тебе лекарство разведу — горло полоскать и микстуру выпьешь, — оповестил педиатр, отпустив недовольно морщившегося сына, наконец занявшего место за столом, — А, ещё же таблетки, — опомнился Влад, стремительно вскочив со стула, чуть не опрокинув чашку с остатками кофе.

Подростки безропотно выпили противовирусные, что-то от горла, а вот дойдя до сиропа Димка запротестовал. Одного взгляда на изумрудную жидкость в столовой ложке хватило, чтобы тошнота усилилась, а на глазах заранее выступили слезы, когда сознание услужливо напомнило о противности и приторности лекарства. Даня вмешиваться не спешил, предпочитая наблюдать со стороны. Это, как он заметил, уже вошло у него в привычку. И подросток не знал, хорошо ли это или плохо. Раньше они были друг у друга, и если не Даня, то больше некому было позаботиться о Димке, который размышлял в таком же ключе. Теперь у них появились Влад с Юлей, и Данька как-то незаметно, постепенно ослабил бдительность, буквально сбросив груз ответственности на взрослых, но продолжал украдкой следить за ситуацией, как и положено дикому зверьку.

— Дима, хороший мой, — терпеливо уговаривал Влад, кружа у стула, словно акула, пока Димка, зажал рот ладонями, на манер капризного ребенка, — всего лишь сироп. Я же тебе не отраву предлагаю.

— Он скорее отраву выпьет, — с издёвкой шмыгнул носом Данька, поймав укоризненный взгляд брата, но убрать ладони от лица, чтобы огрызнуться, тот не решился.

— Дмитрий, — тяжело вздохнул Влад, словно нес на своих плечах вселенское бремя, — я так много прошу? Ты же знаешь: ничто не вечно. Мое терпение — не исключение. Не заставляй, пожалуйста, угрожать тебе уколами.

Реакция последовала незамедлительно. Подросток резко повернулся к отцу, уже привычно собираясь начать словесную перепалку, но стоило возмущённо открыть рот, как в нем оказалась ложка. Напускная флегматичность Влада удобно скрывала хитрую и гибкую, по истине змеиную натуру, позволяя, не задев чужую недальновидную гордость, получать желаемое. Спокойный и мягкий на первый взгляд, Влад имел внутри несгибаемый стержень. А аналитический склад ума позволял подмечать самые незначительные детали людского характера, которые он с легкостью мог использовать для собственной выгоды, что делало его опасным хищником, притаившимся в кустах и при необходимости готовым с легкостью загрызть беззащитного кролика. Эта деталь характера Влада, отмеченная Даней ещё в первую встречу, до сих пор пугала, но подросток тем не менее был уверен, что Влад никогда не преследует цели навредить, тем более им. Димка скривился, словно снова съел вместе с малиной клопа, и кажется, немного позеленел. Даня на мгновение забеспокоился, что организм брата сейчас тоже выкажет протест и отправит биологическое оружие обратно, но Влад, видимо, имел достаточный опыт в скармливании детям лекарств, потому что тут же впихнул сыну в руки кружку с чаем. Димка без раздумий припал к сосуду и практически в два глотка выпил спасительную жидкость, избавившую от отвратительного послевкусия на языке, будто он снова на спор жевал цветы, и успокоившую начавший было протестовать из-за вкусовых рецепторов желудок.

— Обычно, если хотят отравить, то подмешивают яд так, чтобы он был незаметен, а не наоборот, — возмущённо отозвался Дима, стукнув кружкой о стол.

— Приму к сведению, — насмешливо промурлыкал Влад, растрепав гнездо Димкиных волос и придвинул к нему тарелку.

Брат напоследок из вредности показал отцу язык, получив ответную реакцию, и теперь с неприязнью уставился уже на овсянку. Ее Дима не переносил почти также, как и сироп, если не хуже. Мальчики, в силу обстоятельств, в отношении еды были непривередливы. Главное, чтобы еда была, а вкусная или нет уже не имело значения. Либо ешь то, что есть, либо не ешь вовсе. Поэтому от предложенных блюд они никогда не отказывались. Хотя Даня с удовольствием бы держался подальше от щавелевого супа, ненависть к которому начиналась с запаха и заканчивалась болотными остатками, застревавшими в зубах. Данька его буквально заглатывал, задерживая дыхание, чтобы не чувствовать кислоту, неизменно сопровождающую бульон, кто бы не готовил это зелье, а иначе вероятность, что суп решит развернуться на пути по пищеводу, достигала космических высот. Но иногда Судьба была благосклонна, позволяя Дане избежать пытки, и поменяться тарелками с почти всеядным Димкой. Он всегда был активным, и растущему организму постоянно требовалось пополнять запасы энергии, которую брат расходовал, как машина резко выросший в цене бензин, в непостижимых уму количествах. Вот и получалось, что для Димы порой даже черный хлеб казался деликатесом. Причем, таким он был с детства: все пробовал на вкус, поэтому лет до семи Даньке приходилось пристально следить за другом, который так и тянулся попробовать то землю, то поганки, то ягоды неизвестного происхождения. И ведь, что им только не доводилось есть, а Диме все нипочём. Бездонный, казалось, желудок без проблем переваривал все… За исключением овсяной каши. Димку после нее буквально выворачивало наизнанку, поэтому после очередного неудачного приема пищи, он отказался на нее даже смотреть, не то, что есть, поэтому каша всякий раз незаметно перекочевывала в тарелку к брату, чтобы ее не дай бог не заставили съесть силой. И даже тот факт, что готовила Юля просто восхитительно, не спасал ситуацию, а наоборот, ухудшал, потому что оба опасались огорчить маму.

Юля проскользнула на кухню как-то непривычно незаметно. Даня, занятый разработкой плана по скрытной ликвидации овсянки из Димкиной тарелки, даже не сразу заметил ее. Она, не оборачиваясь на них, открыла один из навесных шкафчиков и, встав на самые кончики пальцев, одной рукой опираясь на столешницу, второй потянулась к упаковке с черным чаем.

Ростом Юлю Судьба не просто обидела, а оскорбила до глубины души, кажется, искренне желая размазать ее гордость по стенке. Но не вышло. Девушка с присущей ей непосредственностью на протяжении всей жизни игнорировала подколы и откровенно грубые шутки в адрес ее маленькости и даже временами шутила над собой, без лишних терзаний используя стул, чтобы дотянуться хотя бы до тарелки. При ремонте Влад совершенно не рассчитывал, что на кухне у него будет хозяйничать чуть ли не гном, которому и кончиками пальцев не коснуться высоких шкафчиков.

Юля же, хоть и смирившаяся со своей участью и часто просившая о помощи, все ещё тешила свое самолюбие, справляясь самостоятельно там, где можно. Даня не раз становился свидетелем того, как мама выуживала любимый фруктовый чай с недосягаемых верхушек полок. Техника по-настоящему поражала воображение: поднявшись на носочки, Юля деревянной лопаткой подцепляла коробку, тянула ее на себя, и та, оказавшись на краю, падала точно маме в руки, ни разу не упав. Юля может и не блистала аналитическим складом ума и логикой, но находчивости и упрямства ей было не занимать.

Коробка чая с тихим хлопком шлёпнулась на плитку, утянув за собой пакетики с экзотическим растворимым кофе и какими-то обезболивающими, которыми пользовались только взрослые.

— Юлёк, ну попросила бы, — мягко укорил Влад, с нотками внутреннего сожаления глянув на жену, прекрасно зная, что она не позволит себе слабости даже с ним.

— Я и сама могу, — отмахнулась Юля, подхватив упавшие вещи, а Даню резко перестала волновать овсянка.

В поведении мамы что-то было не так. Упавший чай стал первым признаком, с потрохами выдав Юлину рассеянность. Она явно была мыслями где-то далеко, чтобы достаточно сосредоточится на бытовых делах. Даня бросил короткий взгляд на папу, желая узнать, заметил ли он, но Влад был увлечен телефоном, да и сам подросток все еще сомневался в верности своих догадок. Пришлось незаметно толкнуть под столом брата и одним взглядом указать на Юлю. Димка отреагировал: прекратил мучить кашу и посмотрел, как мама вдумчиво заваривала чай, словно готовилась к чайной церемонии. Дима невольно нахмурился, тоже уловив изменения в ее поведении. Он буквально прожигал Юлю взглядом, пытаясь понять, что его настораживало. Дане пришлось снова пнуть его под столом, чтобы не потревожить чуйку Влада.

Димка, развернувшись, принялся с новой силой пытать кашу, перемешивая ее ложкой, кажется, тоже уйдя в себя. Отвлекать его от размышлений Данил не стал, автоматически закинув в остатки завтрака малину, чтобы потянуть время. Покосившись на отца, который, к счастью, все ещё был занят телефоном, Даня вернулся к маме, так и замершей у столешницы, бестолково макая чайный пакетик в и так уже насытившийся кипяток. Длинные волосы, рассыпавшиеся по спине, доставали до поясницы вьющимися, словно змеи, кончиками, и поглотив плечи, удачно закрывали лицо.

Дима толкнул ножку его стула ногой и, дождавшись реакции, жестами указал на Юлину прическу. Даня посмотрел на него с долей скептицизма, никак не понимая, на что намекал брат. Тот раздражённо стукнул себя ладонью по лбу, лишь чудом сумев не привлечь внимание Влада, а потом принялся шевелить в воздухе руками, словно что-то перебирая, пока до Данила не дошло — коса. Юля почти не ходила с распущенными волосами. Они постоянно лезли в лицо, путались, сковывая движения, и вообще мешали, поэтому мама собирала их в хвост или пучок, заплетала косы. И она не изменяла своим привычкам, в каком бы паршивом настроении ни была. Значило ли это, что ее неясное беспокойство достигло своего пика? Как вообще вела себя Юля, когда поддавалась негативным эмоциям? Мама была примером невозмутимости, решительности и оптимистичности, поэтому как-то само собой сложилось мнение, что она неподвластна унынию и волнению в принципе.

Димка вскинул голову, чем привлек Данькино внимание и, уставившись на него широко распахнутыми глазами, проговорил одними губами: «Слушай». Сначала Даня даже не понял, до боли в ушах вслушиваясь в тишину. А потом осознание словно битой ударило по голове. Тишина. Юля не выносила тишины, избавляясь от нее любыми доступными способами: говорила сама, использовала наушники, включала фоном телевизор или без зазрения совести врубала музыку на колонках (в пределах разумного, но Зинаида Львовна была недовольна даже шумом воды в их квартире). Только наедине с Владом она позволяла безмолвию царить вокруг, словно мысли, безостановочно терзающие ее, замолкали рядом с любимым. В остальное же время Юля не расставалась с наушниками, что частенько занимало Даньку, пытавшегося понять: маме просто нравится музыка или все намного сложнее.

Братья переглянулись и одновременно обернулись на Юлю, продолжавшую издеваться над чайным пакетиком и буравить пустым взглядом столешницу. Из глаз пропали все эмоции: ни радости, ни печали, ни гнева. Словно рыба в аквариуме, хотя даже у тех в бестолковых радужках отражалось временами больше, чем сейчас у чрезмерно эмоциональной мамы. У Дани от этой картины что-то болезненно сжалось в груди, на мгновение перекрыв кислород. Волнение гадко заворочалось внутри, мешая взять контроль над собственным телом. Судя по тому, как напрягся Дима, сжав ложку так, что та немного погнулась, он испытывал схожие чувства. Это слегка отрезвило. Даня всегда считал себя ответственным за состояние брата, поэтому по инерции мгновенно собрался из состояния беспомощной лужицы до относительно здравомыслящей ледышки, коей всегда был его мозг. Но предпринимать что-то было уже поздно — Влад заметил их копошения.

Оба поспешили сделать вид, что ничего не происходит, но, если папа за что-то цеплялся, провести его было уже невозможно. Он мгновенно определил, что так взбудоражило сыновей, и сам обратил внимание на Юлю, отложив телефон.

— Юлёк, все хорошо?

— А? — будто вынырнула из-под толщи воды девушка, резко повернувшись на голос, качнув русыми локонами. — Да, все в порядке, задумалась просто, — лучезарно улыбнулась она, выбросив чайный пакетик.

Даня от удивления засунул в рот пустую ложку, в смятении не зачерпнув каши. Резкая смена настроения поразила настолько, что он на мгновение усомнился в своем здравомыслии. Юля, как и Димка, врать и притворяться не умела. В отличие от них с Владом, мама с братом имели по одной маске, за которой тщетно прятали свои слабости. Дима прикрывался грубостью и колкостью, чтобы даже не пытались в душу лезть, а Юля улыбкой и шутками, чтобы все видели: у нее все хорошо — не лезьте. И мама — открытая книга, настолько преуспела в этом искусстве, что Даня до сих пор не мог определить, когда кончалась ее искренняя веселость и начиналось защитное притворство.

— Ты сегодня решила сменить имидж? — как-то хищно улыбнулся Влад, пробежавшись по маме жадным взглядом.

Юля нахмурилась, соображая, о чем говорит муж и, оставаясь совершенно безразличной к пожирающему ее взгляду, в то время, как Данька уже залился краской, а Димка бессовестно смеялся, спрятавшись за ещё полной тарелкой.

— Ты волосы до сих пор не собрала, — беззлобно усмехнувшись, пояснил Влад, спасая жену от необходимости строить логические цепочки. «Заметил», — мысленно отметил про себя Даня.

— Да ну тебя, — фыркнула Юля, блеснув смешинками в глазах, и у Димки буквально отлегло от сердца, — резинку где-то посеяла, ты случаем не видел? — игриво протянула мама, склонив голову к плечу и позволив нескольким локонам упасть на лицо, а после с кошачьей грацией заправила их за ухо.

Слишком плавно. Краска с Даниного лица исчезла так же быстро, как и появилось. Юля явно играла. Даже ластясь к Владу, ее движения оставались несколько импульсивными, но искренними. Она не думала: просто подчинялась мимолётным желаниям. Сейчас ее движения были выверенно спокойными, плавными: Юля просчитывала каждое свое действие. Влад, кажется, повелся, но Даня никогда не умел его читать, поэтому и делать точных выводов не мог. Эта игра и заводила, и утомляла одновременно. У подростка от напряжения и постоянной мозговой активности начала ныть голова.

— Нет, — расплылся в улыбке Влад, — но могу помочь поискать? — с явным намеком отозвался он, но ни Данил, ни тем более Димка не поняли: хотел ли он продолжить начатое перед завтраком или поговорить с Юлей наедине.

Мама коротко рассмеялась, элегантно проведя пальцами по вискам, заправляя пряди за уши так, что подвис даже Димка. И если бы Даня не был занят детальным анализом Юлиного поведения, далеко бы от них не ушел. Потому что мама была очень красива. Для них троих уж точно. Данил, пусть и не разбирался в женской красоте, никто не запрещал ему твердо заявлять, что красивее Юли никого нет. И это было очевидно, потому что для каждого ребенка мама являлась эталоном красоты, образцом поведения. Юля любила их. Смогла полюбить чужих детей, которые и кровным родителям оказались не нужны, а она приняла, как родных. И даже если и есть девушки красивее Юли, никто из них троих никогда об этом не узнает, потому что все внимание их будет приковано к маме.

— Димка, а ты чего не ешь? — неожиданно спросила Юля, вырывая Даню из размышлений. — Не нравится? Не вкусно?

Дима замялся под внимательными взглядами родителей, одновременно обратившихся к нему, и жалобно посмотрел на брата, ища помощи. И Даня с ужасом осознал, что мама только что отвела от себя все подозрения. Она чересчур ловко сменила тему, и даже если Влад что-то заметил, то выяснить, что именно, не сможет. Юля выиграла достаточно времени, чтобы взять себя в руки. На лице снова сверкала искренняя улыбка, а в глазах горели привычные искорки. И Даня решил на время оставить ее. Нет, он все ещё считал, что мама что-то скрывает, но раскусить ее оказалось сложнее, чем предполагалось.

— Нет, мам, очень вкусно, — не дождавшись от брата поддержки, начал Димка. — Я просто…не голодный, — нашелся подросток.

— Котик, я понимаю, но хотя бы пару ложек, — перешла на ласковую интонацию Юля, прекрасно зная о эффективности ее воздействия на сына.

Димка потупил взгляд и с отвращением уставился на кашу. Есть ее было сродни самоубийству, но подросток не знал, как сказать об этом Юле, не обидев ее и не лишившись еды. Зависший где-то в своих мыслях Даня совершенно не помогал, и Дима, собравшись, зачерпнул кашу, мысленно уже представляя, как к вечеру ему станет ещё хуже, но ложка резко исчезла, так и не достигнув рта.

— Нет! — панически воскликнул Данил, практически выбив у брата столовый прибор, приземлившийся в кашу, расплескав ее по столу, и придвинул тарелку к себе. — Не надо!

— В чем дело? — через недоумение в голосе Юли прорезались грозные нотки.

Даня замер, переводя взгляд с мамы на хмурившегося отца. Его мозг во время болезни явно не справлялся с нагрузкой, поэтому в ход пошли выработанные инстинкты. Если брату угрожала опасность, пусть это всего лишь каша, его надо было выручать любой ценой. Даня просто не успел переключиться и придумать хоть какой-нибудь план, а руки уже убрали пищевое оружие как можно дальше от Димы. Из хаоса мыслей никак не удавалось вычленить нужные слова, а давящая атмосфера только ухудшала положение. От напряжения разболелась голова.

— Тут такое дело… — нерешительно начал Дима, невольно ухватив стоявшую рядом Юлю за руку.

— Димка не ест овсянку, — перебил Даня, решительно уставившись Владу в глаза, словно уже приготовился отстаивать свою позицию. — Ему от нее плохо.

— Только от овсянки? — поинтересовался педиатр, игнорируя боевой настрой сына.

— Да, — уже спокойнее отозвался Даня, сбитый с толку неожиданной реакцией. Влад, казалось, уже понял то, что не до конца понимали они сами.

— Меня после нее наизнанку выворачивает, — недовольно буркнул Дима, сверля взглядом стол, упрямо не смотря на непривычно молчавшую Юлю, чью руку он до сих пор не выпустил.

— Хреново, — легко обронила она и под удивлённые взгляды мальчиков убрала тарелку.

Дима горестно вздохнул, смиряясь с тем, что до обеда он, видимо, останется голодным.

— Картошка, суп, омлет, могу бутерброды сделать, — внезапно перечислила Юля, заглянув в холодильник.

— А?

— Спрашиваю, что вместо каши будешь? — немного раздражённо отозвалась мама. — Тебе необходимо поесть хоть что-нибудь, а то считай второй день голодный.

— А можно? — выпалил Димка прежде, чем Даня успел его остановить.

— У тебя во время болезни слух или мозг отшибло? — нахмурилась Юля. — Я же сказала — необходимо.

— То есть, — протянул Дима, — я могу не есть овсянку, и ты дашь мне что-нибудь другое?

Юля мученически вздохнула.

— Именно это я и сказала, в чем проблема?

— Вы серьезно считаете, — с кривой усмешкой вмешался Влад, — что, если по каким-либо причинам откажетесь от еды, то мы вас совсем перестанем кормить? — подняв бровь, уточнил он, и Даня почему-то смутился.

— Ну, да…

Юля устало провела ладонью по лицу.

— Бараны, — вынесла она вердикт. — Бестолковые. Смотрите сюда и запоминайте! — Влад хотел было мягко прервать жену, но та уже вошла во вкус, упершись руками в стол и глянув на сыновей сверху вниз. — Если вам что-то не нравится из еды, не важно почему: приготовила ли я кусок дерьма, выглядит ли, как будто это кто-то пережевал и выплюнул, просто не любите. Вы. Нам. Говорите. Словами, через рот, дракон меня подери! — хлопнула ладонью по столу Юля так, что подскочила посуда. — И мы ищем альтернативный вариант. Морить голодом вас никто не собирается. Не дай бог я ещё раз услышу подобную глупость! Вы за кого нас вообще принимаете?!

— Юлёк, поспокойнее, прошу тебя, — поспешил немного усмирить девушку Влад, погладив по руке.

— Вы меня поняли? — практически прорычала Юля, автоматически перехватила руку мужа, несильно сжав, но так и не отвела грозного взгляда от сыновей.

— Да, — поспешно выпалили мальчики, взирая на нее широко распахнутыми глазами, готовые сейчас согласиться со всем, что она скажет.

Юля прищурилась, долго вглядываясь в их лица, но ответом осталась довольна и в мгновенье сменила гнев на милость, улыбнувшись и потрепав их по голове. Даня впервые подумал, что однажды сойдёт с ума, если будет продолжать пытаться понять маму. Димка запутался окончательно и, видимо, смирился с этим, молча принявшись за чай с бутербродами, тарелку с которыми Юля поставила перед ним, удалившись, когда зазвонил в другой комнате телефон.

— Чего она…так?

— Не обижайтесь на нее, — попросил Влад, допив кофе и убрав чашку в раковину, остановился у них за спинами, положив руки на плечи. — Вы просто неосознанно задели ее чувства, — пояснил он. — Юля — девушка, и в ней, считайте, проснулся материнский инстинкт. Она из кожи вон вылезет, чтобы вы были счастливы, поэтому подобное недоверие с вашей стороны… — пощелкал пальцами педиатр, подбирая слова, — зацепило ее.

— Мы не хотели, — начал было Даня, наконец поняв их с братом ошибку, но Влад мягко его прервал.

— Я понимаю, но вы же знаете вашу маму. Она вспыльчива и нетерпелива, поэтому порой торопит события, забывая о том, что вам нужно время, чтобы со всем свыкнуться. Не принимайте близко к сердцу и не обижайтесь на нее.

— Даже не думали, — с готовностью просипел Дима.

— Я рад, — снова улыбнулся Влад, оставив невесомые поцелуи на макушках. В отличие от Юли, он явно собирался сохранять их личные границы, вторгаясь в них крайне редко и осторожно, но так, чтобы намерения его были предельно ясны. Мальчики были благодарны ему за это.

Телефон Влада на столе разразился назойливой мелодией, высветив на экране: «главврач», и педиатр, закатив глаза, поднял трубку, удалившись в комнату, оставив сыновей вдвоем.

Дима все ещё находившийся под впечатлением, с воодушевлением начал жевать бутерброды. Аппетита не было, но он, подчиняясь какому-то внутреннему чувству, продолжал есть, не имея возможности остановиться. Даня же, уткнувшись носом в свою кружку с ромашковый чаем, никак не мог выкинуть из головы мамино поведение. Хотелось пойти и обсудить это с Владом, но что-то его останавливало. Боб устроился рядом на стуле, с интересом поглядывая на колбасу.

Подростки неосознанно переглянулись.

С одной стороны, все было хорошо, но с другой — оба чуть ли не кожей ощущали приближение чего-то, и лёгкое волнение охватывало их при мыслях о неизвестных возможных испытаниях.