На чердаке (джен)

Близился конец февраля, но снег выпал всего пару дней назад. Причем, не только за эту зиму, но и прошлую, да ещё с процентами. Замело все, что можно и нельзя. Снега навалило до окон первого этажа, так что утром на работу выйти было практически невозможно. Он облеплял провода, наваливался огромной белой массой, давил, и под тяжестью, электрические верёвочки не выдерживали, лопались, рвались, оставляя людей без света. За эти несколько дней занятия в большинстве школ отменили, не работали некоторые магазины и торговые центры. И только больницы, станции скорой помощи, стоматологии продолжали работать в обычном режиме.

В поликлинике, где Владислав работал педиатром, несмотря на нелетную погоду, присутствовали все, включая уборщиц и дворника, с самого утра усердно расчищавшего двор. Горы снега, накиданные мужчиной, могли посоревноваться размерами с Эверестом. Медперсонал правдами и неправдами оказывался на рабочих местах. Сонные и хмурые они литрами вливали в себя кофе, натягивали доброжелательные улыбки и шли трудиться. Делать то, что они умели лучше всего — помогать людям. Каким образом каждый из них, живших в самых разных концах города, добирался до родной поликлиники, можно было складывать легенды. Многие автобусные рейсы отменили, такси и машины не выбирались из пробок, пешком идти ещё проблематичнее, так как снег был чуть ли не по пояс и появлялась вероятность просто утонуть. Врачи, в попытках взбодриться и поднять настроение не только себе, но и больным, шутили, что главврач, наплевав на ужаснейший снегопад, прилетела в ступе, а метлу спрятала в подсобке. И Владислав не спешил опровергать подобную небылицу, вспоминая, как сам добирался на работу.

Он жил относительно близко. На машине без пробок минут двадцать, на автобусе чуть дольше и пешком дорога, смотря какую из путей выбирать, занимала не больше часа. А утром, выйдя в подъезд, он обнаружил соседей, столпившихся у двери, которую завалил снег. Попытки дозвониться куда надо и попросить их выпустить ни к чему не привели: свободных машин не было. В итоге, Влад, вспомнив, как будучи подростком прыгал с гаражей в снег, совершил тот же маневр из окна второго этажа. А как дальше он по сугробам добирался до работы сказать уже не сможет, сам считает это чудом. В связи с этими обстоятельствами, мужчина, как и многие его коллеги, домой решил не возвращаться, боясь, что второй раз ему так не повезет.

К обеду третьего дня, снегопад наконец-то прекратился, позволив более менее расчистить дороги и тротуары, откопать дома и школы. И сейчас в восемь вечера, после двух дней работы и внеплановой ночной смены, так сказать, невероятно уставший Влад тащился на родной пятый этаж, мысленно уже находясь в теплой кровати под мягким одеялом. Оказавшись рядом с дверью в собственную квартиру, Влад заметил открытую крышку люка, но не предал этому совершенно никакого значения. Его цель была кровать, поэтому повесив куртку, скинув обувь, не переодеваясь, даже руки не помыв, мужчина обессиленно упал поверх покрывала. Стоило голове соприкоснуться с мягкой поверхностью, как Влад провалился в такой долгожданный сон, который, к огромному сожалению Владислава не продлился и часа.

Мужчина вскочил из-за громкого вопля, больше напоминавшего визг свиньи. С тяжелым вздохом Влад откинулся на спинку, специально стукнувшись затылком о стену, сетуя на судьбу. Глаза слипались, голова гудела, хотелось снова заснуть, проигнорировав внешние раздражители, но врач был уверен, что если что-то не сделает, крики не прекратятся. Проклиная на чем свет стоит свою старую, крикливую и вечно чем-то недовольную соседку, Владислав поплелся к входной двери. В прихожей мужчина мельком посмотрел на свое отражение в зеркале, которое было одной из дверей шкафа купе. На Влада оттуда смотрел замученный, бледный, словно мел, и с мешками под глазами, куда пару ведёр картошки поместится, видимо, вампир, потому что люди так не выглядят. С тяжелым вздохом, немного пригладив каштановые волосы, образовавшие на голове гнездо, где лишь чудом не завелись птенцы, Влад открыл дверь и вышел на лестничную клетку. Как и ожидалось, пожилая соседка, в неизменном красном халате, с бигуди в волосах и пультом в руках стояла у распахнутой двери квартиры, оглушая своим воплем весь подъезд.

— Зинаида Львовна, добрый вечер, — максимально вежливо поздоровался Влад, затыкая женщину. — Из- за чего шум? — хотелось накричать на нее, послать так далеко, как только возможно, но мужчина подавил раздражение.

— Опять эти хулиганы на чердаке лазают, — снова взвизгнула старушка так, что Влад поморщился, сдержав желание закрыть уши.

— Какие? — не понял мужчина.

— Да повадилась какая-то шпана по осени лазать, громыхать, беспорядок наводить, так я замок сменила. Долго не было, а теперь вот опять появились. Куда только родители смотрят? — громко возмутилась старушка, вызвав у Влада очередную волну головной боли.

Третья дверь на лестничной клетке внезапно распахнулась, громко ударившись о стену.

— Что здесь происходит? — чеканя каждое слово, грозно спросила девушка, выйдя из квартиры.

Последней обитательницей пятого этажа была девушка Юля. Она, очевидно, тоже спала, потому что под наспех накинутым вишнёвым халатом, виднелась серая пижама с пингвинами, а длинные русые волосы, обычно, заплетённые или собранные в хвост, сейчас были распущены и местами спутаны. Несмотря на то, что она давно симпатизировала Владу, и он никогда не был прочь поболтать с ней, в данный момент девушка была здесь явно лишней.

Будучи приятной, веселой, активной, она имела единственный недостаток — зачастую легко выходила из себя. Зинаида Львовна, которая вечно к чему-то придиралась, любила сплетничать и выносить людям мозг, с первой встречи невзлюбила честную и правильную Юленьку. К счастью, девушка глупой не была и обычно просто игнорировала вредную старушку, но когда у нее было плохое настроение, то она как спичка вспыхивала от любой искорки, грозясь превратиться в пожар. Юля умела постоять за себя, в отличие от других не боялась поставить противную соседку на место так, что та ещё долго не выползала из квартиры, изображая оскорбленную и униженную. Но этому всегда предшествовал долгий и громкий скандал, потому что обе представительницы прекрасного пола, были весьма громогласны, эмоциональны и любили отстаивать свои точки зрения.

— Добрый вечер, Владислав, — кивнула головой девушка. — Зинаида Львовна, что вы устроили на ночь глядя? У меня от вашего крика стены трещинами пошли, — Юля опасно повысила голос.

— Это все паршивцы эти, залезли на чердак и гремят, я телевизор не слышу, а у меня сериал, — Зинаида Львовна потрясла у лица раздражённой девушки пультом. — Я сейчас полицию вызову!

— Она таким не занимается, тут псих бригада нужна, — выплюнула Юля.

— Юленька, — обречённо вздохнул Владислав, взглядом прося девушку не начинать. Не повезло. Юля оказалась не в духе, а в такие моменты она бывала очень грубой, ещё больше разжигая конфликт.

— Что?! — возмутилась старушка. — Да как ты смеешь?

— Дамы, — вмешался Влад, предугадывая скандал. Из-за криков голова разболелась ещё больше, хотелось элементарно — тишины, и ради достижения этой цели он был готов на все. — Успокойтесь, пожалуйста. Не надо полицию, я сейчас со всем разберусь. Зинаида Львовна, идите смотрите сериал и не о чем не беспокойтесь. Юленька, извините, что разбудили, больше шуметь не будем.

— Владислав, вы то за что извиняетесь? Этот балаган ведь не ваших рук дело, — Юля бросила на старушку укоризненный взгляд.

Влад многозначительно посмотрел на девушку, и та, затолкав недовольство поглубже, ушла к себе, пожелав доброй ночи. Нет, даже не смотря на вспыльчивость, Владу она по-прежнему нравилась как минимум за понимание. Зинаида Львовна что-то ворча про невоспитанную молодежь, тоже скрылась в квартире, и остался Влад один посреди лестничной клетки. Посмотрев на крышку люка, мужчина, тяжело вздохнув, проигнорировал головную боль и полез на чердак, откуда снова раздался какой-то шум.

Влад даже не забрался полностью, остановился на лестнице. Развернувшаяся картина его, мягко говоря, удивила. Последний раз он был здесь в конце лета, когда помогал Юле убрать велосипед, и кажется, все было чуть иначе. В помещении стало чище, пропали пустые картонные коробки, валявшиеся все время, что Влад жил в этом доме. На огромном окне, находившимся прямо напротив выхода и служившим единственным источником света, сейчас было закрыто чем-то вроде шторы. Шкаф из правой части переехал в левую, а на его месте расположился поломанный зелёный диван. Чуть поодаль друг напротив друга стояли два зелёных кресла, из того же комплекта, а между ними на старом поеденном молью коврике, круглый журнальный столик. На нем устроился электрический фонарь, достаточно яркий, чтобы освещать все правую часть помещения, при этом оставляя в тени, вход.

В одном из кресел сидел парень. На вид ему было лет четырнадцать. Красная куртка, джинсы, русые кудряшки, торчащие из-под синей шапки. Перед ним на коленях сидел второй подросток, осматривая ногу своего приятеля и подсвечивая её карманным фонариком. Лица его Влад не видел, но предполагал, что они ровесники. Он тоже был в джинсах, черная куртка расстёгнута, шапки не было, поэтому мужчина без труда разглядел каштановые волосы. Зинаида Львовна сказала, что они здесь с осени обосновались, но Влад их почему-то до этого не видел. Мальчишки о чем-то тихо переговаривались, но мужчина не разобрал слов. Когда спустя время парни так и не заметили его, он решил сам обнаружить свое присутствие.

— И что здесь происходит? — строго спросил мужчина, остановившись у люка.

Мальчишки мгновенно подскочили, испуганно уставившись на мужчину. Точнее поднялся только один — брюнет. А вот парень с кудряшками только встав на ноги, с болезненным шипением упал обратно, грозно посмотрев на Влада.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался брюнет. — Извините, мы, кажется, вам помешали. Уже уходим.

— Это вы все здесь переделали?

Мальчики не ответили. Брюнет опустил глаза в пол, а второй продолжал сверлить Влада гневным взглядом.

— Я жду, — поторопил мужчина.

— Да, — помявшись, ответил он. — Извините.

— Ладно уж, — махнул рукой Влад. Разбираться с перестановкой ему сейчас совершенно не хотелось. Мужчина обратил внимание на ногу второго мальчика. Штанина джинс была порвана и испачкана в крови. Брюнет, тем временем, помог приятелю подняться, и они собрались к выходу.

Влад не знал, стоит ли ему остановить мальчишек. С одной стороны, рану было бы неплохо обработать, но с другой, это не его дело. Он устал, а парни доберутся до дома и там все обработают. Ему работы и в поликлинике хватает. Но врач внутри Влада взял верх, напомнив, что это его долг, к нему присоединились жалость и желание помочь. Мужчина просто сдался под напором эмоций.

— Стойте. Что у вас случилось? Почему хромаешь?

— А тебе какое дело, — огрызнулся парень с кудряшками, удивив Влада.

— Дмитрий, — тут же одернул второй мальчик. — Извините его. У нас все в порядке, просто небольшая царапина. Мы пойдем.

— Стоять, — скомандовал Влад. Он конечно был недоволен хамством, но решил не обращать на это внимание, сейчас не до этого. — Маленькая или большая, не важно. Нужно обработать, не думаю, что ты хочешь подхватить инфекцию. Пойдёмте ко мне, а потом на все четыре стороны.

— Спасибо, не нужно. Мы справимся сами, — всё ещё вежливо, но уже с нажимом сказал брюнет.

— Поверьте, сепсис или заражение крови, вам, мягко говоря, не понравится, — грубее, чем хотел, ответил Влад.

— А тебе, то есть вам, — поправился парень с кудряшками, поймав грозный взгляд друга, — какое дело?

— Да в принципе никакое, — тоже огрызнулся мужчина. Он устал, у него болела голова, терпение было на исходе, хотелось лечь спать, а не возиться с подростками, которые помощи определенно не хотели.

— Мой друг имел в виду, — одарил брюнет приятеля недовольным взглядом, — что ничего не нужно. Ещё раз, извините, за беспокойство, мы уже уходим.

Подростки направились в сторону выхода, но Влад перекрыл им дорогу. Этот разговор ему порядком надоел. Терпение висело на волоске.

— Значит так, вы, двое, идете со мной, я обрабатываю рану и больше вас не вижу.

— Вот прицепился, как клещ. Маньяк что ли?

— Нет, врач и, к сожалению, моему и вашему, чересчур ответственный, поэтому пока не обработаем рану никто никуда не пойдет, — голос Влада был тихим, но грозным, практически угрожающим. Подростки испытывали его терпение, а совесть не позволяла отпустить их, не оказав помощь. Пришлось применять строгость. Он ясно дал знать, что не шутит, совершенно не обратив внимание, как при упоминании своей профессии, у парня с кудряшками расширились глаза, и он, крепче вцепившись в руку друга, попытался сделать пару шагов назад, в попытке спрятаться за товарища. — Ну, что?

— Извините, конечно, — начал брюнет, — но как мы должны себя вести, когда какой-то взрослый мужчина под каким-то сомнительным предлогом зовёт нас к себе? Нас учили в таких случаях кричать, звать на помощь и бежать.

Тут Влад растерялся, представив себя на месте подростков. Да, брюнет был прав, он выглядел крайне странно.

— Так, хорошо, понял. Я Владислав Владимирович, работаю педиатром в поликлинике, и если вы с нашего района, то возможно видели меня. Паспорт показать?

— Нет, — покачал головой парень. — Верим, к тому же я вас видел.

— Уже хорошо, — вздохнул Влад. — Ну, так что делать будем?

Подростки молчали, весьма выразительно смотря друг на друга. У них будто происходил мысленный диалог, но Влад уже устал ждать. Раздражённо рыкнув, снова перепугав парней, он быстро спустился вниз, схватил из ванной аптечку и вернулся обратно прежде, чем мальчишки успели сбежать.

— Так, мне это надоело, — сказал Влад, ухватив ребят за руки и потянув в сторону дивана.

— Эй, руки убери, — завопил Кудряшка, попытавшись высвободить конечность из крепкой хватки мужчины, но тот был сильнее.

Доведя одного и практически дотащив другого до дивана, Влад аккуратно толкнул подростков на поверхность. Брюнет все это время не протестовал, а вот второй снова вскочил на ноги, но с тихим вскриком упал обратно.

— Успокойтесь, — попросил Влад. — Знаю, мое поведение вам кажется странным, но я лишь хочу тишины и спокойствия, поэтому, чем быстрее мы обработаем рану, тем быстрее и вы и я разойдемся. Как вам план?

— Ужасный, — выплюнул Кудряшка, сложив руки на груди, и отвернувшись в другую сторону.

— Даже не знаю, — покачал головой второй. — Как-то это все, ну… Не знаю. — вздохнул Даня. — Зачем вам это?

— Потому что помогать людям — моя работа. Пара минут и вы уйдете. Знаю, с вашей точки зрения все это крайне странно, но я правда просто хочу помочь, ничего больше.

Брюнет задумался, не сводя серьезный взгляд с Влада.

— Хорошо, — вздохнул он.

— Что? — тут же среагировал Кудряшка. — Дань, ты чё?

— Дим, помолчи, — одарил друга снисходительным взглядом Даня.

— Что значит помолчи? Ты в своем уме вообще? Мы его даже не знаем.

— Теоретически знаем, — с нажимом сказал Даня. — Дим, пожалуйста. Я все равно не знаю, что делать, а вариантов у нас больше нет, — брюнет как-то просяще посмотрел на друга так, что тот ещё пару раз возмущённо вдохнув, сдался.

Что Даня имел в виду под отсутствием вариантов Влад не понял, да и не собирался. Он только убедился, что его внезапный пациент не собирается больше протестовать, и осторожно подвернул джинсы, открыв обзор на рану. При осмотре ничего серьезного не оказалось: кровотечение остановилось, инородных предметов в ране не обнаружилось, только рядом наливался синяк. Влад краем глаза заметил, как Даня поморщился, посмотрев на травму, а Дима вцепился в руку друга, при этом крепко зажмурившись и отвернувшись в другую сторону, а брюнет, как можно незаметнее, сжал его плечо.

— Может все же скажете, где так умудрились? — поливая перекисью рану, поинтересовался Влад.

— Да какое тебе дело-то, — сквозь стиснутые зубы, глубоко дыша, огрызнулся Дима. Владу такой тон решительно не нравился, но ответить он ничего не успел.

— Дмитрий, рот свой замолчи, — среагировал Даня. — Извините. Лёд под снегом оказался слишком скользким и острым.

— А мне кажется, что кто-то здесь врёт, — с сомнением проговорил мужчина, подавляя злость на Диму. Если бы не Даня, он бы его уже прибил. — На заброшке гуляли?

Ответа не последовало. Димка всё ещё сидел зажмурившись, и Влад связал такую реакцию с боязнью крови, но пока парень не собирался терять сознание, мужчина не заострял на этом особого внимания. Единственное — Даня, стыдливо опустивший глаза в пол, потому что Влад слишком быстро раскрыл маленькую ложь, уж слишком сильно беспокоился за друга. Во время обработки спостоянно спрашивал все ли в порядке, незаметно поглаживал по плечу, видимо пытаясь успокоить напряжённого приятеля. И Влад не обратил бы на это внимание, потому что сразу было видно: подростки очень хорошие и близкие друзья. Но обрывок фразы, долетевший до слуха Влада и заинтересовавший его, заставил прислушаться к разговору.

— Диман, все нормально. Он всего лишь педиатр, я его видел неделю назад, когда нас с Колькой на прививку отправили, — шептал Даня, следя за действиями мужчины.

— Да хоть травматолог, — так же шепотом, но как-то жалобно, словно жалуясь, ответил Дима, — врач — он и в Африке — врач.

— Не волнуйся, я же здесь, — Даня впервые слегка улыбнулся, хотя Дима этого и не видел, и хлопнул друга по плечу, подтверждая свои слова.

Пока Кудряшка продолжал шипеть и с силой сжимать руку друга, Влад продезинфицировал рану перекисью, наложил стерильную повязку и нанес на синяк заживляющую мазь.

— Все, свободны, — поднялся с колена Влад. — Кыш отсюда.

Подросткам повторять дважды не пришлось. Оба поспешили к выходу. Влад проследил, чтобы парни удачно спустились с лестницы, взял аптечку, выключил лампу, и захлопнув крышку люка, спустился сам, собираясь чуть позже закрыть чердак на ключ.

— Бегите, а то вас, наверное, уже родители потеряли. Надеюсь, больше никогда с вами не увидимся.

— Взаимно, — огрызнулся Дима, прежде чем быстро, насколько позволяла болевшая нога, сбежать по ступенькам.

— Спасибо, вам. До свидания, — недовольно покачав головой на поведение друга, одними краями губ улыбнулся Даня, поспешив за товарищем.

Влад проводил взглядом две скрывшийся в темноте фигуры, не совсем понимая, что вообще произошло. А после, устало проведя рукой по лицу, вернулся в квартиру.

На этот раз, он, пересилив себя, сходил в душ, смыв все, что накопилось за эти дни, выпил обезболивающие и наконец завалился спать. Находясь на грани между сном и явью, Влад мельком подумал, как там подростки, добрались ли до своих домов, но мысль исчезла так же быстро, как и появилась. А Морфей с распростёртыми объятиями встретил Влада в своем царстве, предложив чашечку чая и пирожок.

От судьбы никуда не уйдёшь! Особенно если она бегает быстрее…

Снегопады не прекращались. Конечно, они были уже не такие обильные, но снег продолжал регулярно, по два раза в день, радовать своим появлением. К счастью, тротуары и дороги не заметало, проблем с выходом из собственного дома тоже не было. А о недавних погодных выходках напоминали только горы снега, да снеговики, словно патрульные или конвойные, расположившиеся буквально на каждом шагу. Причем, эти белые ФСБшники явно имели пятерки по маскировке, потому заметить их получалось не с первого раза, а если и кто и замечал, то обязательно дёргался в сторону от неожиданности, потому что дети — личности творческие, талантливые, таких скульптур налепили, словно живые. У порога в поликлинику, где работал Влад, вообще лежал буховик. Сначала он тоже был снеговиком: большим таким, с носом из шишки, ведром уборщицы на голове, которое она долго искала, и медицинскими перчатками на руках веточках. А потом начались жизненные трудности: солнце пригрело, рука отвалилась, ведро забрали. Ну и запил. В итоге, сейчас снеговик не стоял, а лежал, даже валялся у порога с потекшим лицом и бутылкой из-под пива возле оставшейся руки. Так из снеговика в буховика и превратился. Яркий пример вреда алкоголя.

С момента странной встречи на чердаке прошло две недели. Влад уже забыл и про этот случай, и про мальчишек. Он в приподнятом настроении возвращался домой. Не повезло, что машина после затяжных морозов до сих пор не заводилась, а запись в сервис стояла только в марте, но он не унывал. Уже стемнело, фонари на улицах горели, и мужчина был не против прогуляться. Владу вообще нравилось темное время суток. По хронотипу он был совой, поэтому любил поспать, потому что только так мог в полной мере восстановить собственные силы, расслабиться, эмоционально успокоиться, разгрузить мозг. Он привык быть работоспособным в любое время, но ночные смены Владу нравились все же больше. Утром мужчина всегда чувствовал себя разбитым, без чашки кофе на работу подняться просто не мог, засыпал мгновенно, где бы ни находился. Зато ночью был активен, оптимистичен и горы свернуть готов, поэтому и гулял, если выпадала такая возможность, в позднее время. С наступлением темноты мир как будто становился другим: пустынным, тихим, таинственным. Влад сливался с этой темнотой, срывался с цепи. Именно по ночам случалось все самое интересное. Днём легко быть бесчувственным, а вот ночью — совсем другое дело. И пусть сейчас было только девять вечера, темнеть начинало уже в пять, и не будь фонарей, то у травматологов работы стало бы раз в десять больше.

До дома оставалось всего пара дворов, когда Влад услышал какой-то шум. Голоса сливались в неразборчивый гул, и только обрывки ругательств доносились до ушей мужчины. Чуть дальше явно была какая-то потасовка, и Влад не знал, пойти ли посмотреть или лучше обойти и не вмешиваться. Лезть в драку врач категорически не хотел, но кому-то определенно может понадобиться помощь, да и полицию вызвать тоже неплохо. Но с другой стороны, пока он позвонит, пока полицейские приедут, все уже разберутся и разбегутся. И Влад уже собирался пойти другой дорогой, когда один из голосов показался ему знакомым. Он замер на месте, напрягая слух. Точно, он знал этого человечка. Звонкий, энергичный голос, хамоватая манера общения, а сознание дорисовало светлые кудряшки и вежливого друга рядом. Больше Влад не медлил.

Быстрым шагом мужчина добрался до темного переулка между домами. Свет туда не попадал, поэтому видны были только фигуры, в которых Влад распознал подростков. Четверо парней окружили двоих, один из которых уже сидел на земле, используя стену в качестве опоры, рядом валялась черная спортивная сумка. Второй же пытался отбиваться, причем, весьма неплохо, только противников было больше. В тот момент, когда кулак одного из хулиганов поздоровался с лицом Димы, мужчина уверенно шагнул в подворотню.

— Что здесь происходит?! — грозно крикнул Владислав, обратив на себя внимание.

Врач слабым никогда не был, мог, если нужно, хорошенько врезать, а разобраться с подростками труда вообще не составляло. Драться с ними он, конечно, не собирался, дети ещё, всё-таки, но припугнуть было бы неплохо. Правда, даже это не понадобилось. Заметив высокую фигуру, всех четверых словно мухи унесли. С криком: «валим пацаны» они, как тараканы на кухне, стоило включить свет, кинулись в рассыпную. Остались только двое парней, в которых Влад без труда узнал Даню и Диму. Только вот его, по всей видимости, мальчики не узнали, потому что не успел он и шага в их сторону сделать, как Даня уже стоял на ногах, тяжело навалившись на Димку, и подростки прытко скрылись с места так, словно травм у них совсем не было.

Влад догонять их не стал, здраво рассудив, что раз сами смогли уйти, значит, точно никаких серьезных увечий не получили. Снаряд дважды в одну воронку не летит, поэтому второй раз за сегодня хулиганы к ним не пристанут. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль, что помощь ребятам бы сейчас не помешала, но они убежали, да и не его это дело. Пусть родители разбираются. Желание продолжать прогулку пропало, поэтому Влад ускорил шаг, уже не обращая внимание на окружающую красоту, не любуясь сумраком и ночной тишиной.

Внутри что-то неприятно колыхнулось. Отчего-то проснулось предчувствие. Слишком уж случайной была встреча. Влад был уверен: вероятность, что с неба на него упадет луна, и то больше, чем встреча с этими двумя подростками. Но вероятность не имеет значения, когда событие уже произошло. Мужчина прекрасно знал: часто чутье молчит, когда оно необходимо больше всего, и бьет тревогу на пустом месте. Тем не менее был убеждён, что к странным чувствам следует прислушиваться. Как правило, они не возникают на пустом месте, даже если зачастую их истолковывают не совсем верно. Странно, но сейчас Влад всем своим нутром чувствовал, что скоро начнется веселуха…

Дальше до дома он добрался без приключений. Двор встретил вечерней безмолвной тишиной и желтым светом фонарей, только машины постепенно занимали свои места, пустевшие с утра. Жильцы приезжали с работы. Вот, например, припарковался сосед с третьего этажа. Уставший и замученный он тем не менее вышел из машины со счастливой улыбкой, и остановившись, посмотрел в родное окно, помахав рукой своим детишкам, которые уже давно ждали его. Мужчина вытащил с заднего сиденья какие-то пакеты и широко улыбнувшись, потряс ими в воздухе, показывая ребятне, и когда те, скорее всего, с радостным визгом кинулись к двери, пошел в квартиру.

Влад стоял в сторонке, наблюдая за этой картиной. Он представил как сосед зайдет домой, поднимая на руки двух дочек, кинувшихся в объятия отца, и отдаст радостным девочкам пакет с гостиницами, который они поспешат разобрать. Как с кухни с улыбкой выйдет встречать жена. Обнимет его, легко поцелует в губы и уйдет обратно, накладывать с любовью приготовленный ужин. Как всей семьёй они сядут за стол: будут разговаривать, делиться интересными историями произошедшими в школе и на работе, может включат телевизор или музыку. И Влад соврал бы, сказав, что не завидует им. Ещё пару лет назад он даже и не задумывался о семье, потому что в плотном жизненном графике для нее просто не было времени: учеба, гулянки с друзьями, работа. Только недавно он заметил, что на душе становится как-то тоскливо, когда смотрел, как других встречают с работы, а его нет. Кого-то ждут, а его спутницами до сих пор остаются темнота, тишина и одиночество. Эти моменты такие обычные и необычные одновременно. С одной стороны, это стало обыденностью: каждый день встречать любимого человека с работы, но с другой, это не превращалось в рутину. Не надоедало, а сделалось неким обычаем, традицией, вносящей тепло и уют в эту холодную жизнь.

В большей половине квартир горел свет, много людей проводили время вместе, и Владу нравилось стоять под окнами, не замечая хлопья снега, мягко опускающиеся на его одежду, смотреть в окна, следить за темными силуэтами, видневшимися в них, и фантазировать, чем они занимаются в данную минуту. Спешить ему все равно было некуда, его в квартире никто не ждал. А если бы, возвращаясь с работы, он заметил в своем окне свет, то сразу бы позвонил в полицию и заявил об ограблении. Постояв, ещё немного Влад, тяжело вздохнув, всё-таки пошел домой, готовый к обычному серому вечеру. Только вот поднявшись на свой этаж, он с удивлением обнаружил снова открытый люк чердака. Мужчина был уверен, что в тот раз закрыл его на ключ, и утром он тоже был заперт. В голову начали закрываться подозрения. Закинув черную сумку с документами в квартиру, Влад полез разведывать обстановку, уже прекрасно зная, что там увидит.

— Вечер добрый, господа, — поздоровался врач, сложив руки на груди.

Как он и предполагал оба подростка были здесь. В этот раз они отреагировали не так резко, только устало перевели свое внимание на вошедшего, будто тоже ожидали его увидеть. Единственным источником света снова служила только электрическая лампа на журнальном столике. Димка сидел в кресле, чуть запрокинув голову, и прижимал к носу, по всей видимости, ужасной видимости, платок. Даня же свернулся калачиком на диване, прижав ноги к груди. Посреди чердака валялась черная спортивная сумка, из которой торчала ракетка для бадминтона. Эта печальная обстановка Владу совершенно не понравилась.

— Здравствуйте, Владислав Владимирович, — донёсся слабый голос Дани.

— Вечер добрый, — гнусавя отозвался Дима. Похоже сегодня он не был настроен так враждебно, хотя кто знает.

— Как я вижу, не очень добрый, — вздохнул мужчина, пройдя вглубь и усевшись напротив Димы в кресло. — Голову не запрокидывай, — посоветовал Влад, — это может привести к проглатыванию крови и вызвать рвоту.

Димка как-то затравлено посмотрел на врача, и повернул голову в сторону Дани, будто спрашивая, слушать или нет. Это весьма заинтересовало Влада. Всегда ли Димка прежде, чем что-то сделать, советуется с другом. Он не производил впечатление человека, который вообще хоть кого-нибудь слушал, но видимо, есть исключение. Даня не поднимаясь со своего места, медленно кивнул, и Дима, не сводя с Влада настороженного взгляда, опустил голову вниз.

— Вы что вообще здесь делаете? — облокотившись на подлокотник и подперев голову рукой, спросил мужчина главный мучавший его вопрос. — Почему не дома?

— А нам до одиннадцати гулять разрешили, вот мы и гуляем, — с нахальными нотками выдал Димка.

— А вам не кажется, что ваш вид не совсем подходит для прогулок? — подняв бровь, парировал Влад.

— Нормальный у нас вид, — буркнул Димка, отведя взгляд.

— Не боитесь, что родители волноваться будут, когда вы в таком виде заявитесь?

— Не будут, — огрызнулся Дима, сверкнув глазами. Влад посмотрел на Даню, ожидая, что тот как обычно одернет друга, но он промолчал, уставившись в одну точку и никак не участвуя в в разговоре. Видимо чувствовал себя не очень. Влада это начинало настораживать. Мужчина глубоко вздохнул. Кажется парни не совсем из благополучных семей, раз уже второй раз оказываются в такой ситуации, а следовательно отправить их домой не получится. Если он выгонит их сейчас, то они с большей долей вероятности, просто перекочуют на какой-нибудь другой чердак, и неизвестно, что с ними может случиться, потому что выглядели они, мягко говоря, плохо. А ещё Влад заметил, что ни у одного из мальчиков не было телефона. Этот факт его удивлял сильнее всего, но расспрашивать ребят он не собирался, потому что скорее всего не получит никакого ответа. Вон, как Димка колючки выпускает при упоминании родителей. Лучше не ссориться сейчас с мальчишками, посговорчивее будут.

Мужчина поднялся из кресла и подошёл к молчавшему Диме, собираясь осмотреть его лицо, но тот вскрикнув, шарахнулся в сторону, напугав своего друга. Даня подскочил с дивана, собираясь кинуться к товарищу на помощь, но с болезненным стоном завалился обратно.

— Извини, не хотел пугать, — Влад за размышлениями совсем забыл, что Кудряшка — ёжик колючий и с ним нужно осторожней. — Позволь я нос осмотрю, вдруг перелом.

— Нет! — тут же запротестовал Димка, вжавшись в спинку кресла. — Не подходите ко мне! Все нормально!

— Дим, я просто посмотрю, — предпринял ещё одну попытку врач.

— Нет! Не трогайте меня! — в голосе послышались истеричные нотки и Димка буквально выпал из кресла, перегнувшись через подлокотник, и отбежал от Влада как можно дальше.

— Ладно, ладно, — поднял руки мужчина. — Не трогаю, только не кричи. Если придёт Зинаида Львовна мы все отсюда вылетим, как сопельки в платочек.

Парню хватило совести смутиться и даже тихо извиниться, снова удивив Влада. Уж слишком противоречивый характер был у парня. Мужчина его решительно не понимал. Оставив Кудряшку мяться в стороне, Влад направился к Дане.

— За что они вас? — решил хоть чем-то разрушить напряжённо повисшую тишину мужчина.

— Это вы были? — спросил Даня, когда врач подошёл ближе.

— Ага. Видишь, как мир тесен, — Влад улыбнулся.

Насколько мужчина различил в полумраке, брюнет был бледноват, а на скуле наливался синяк.

— Да кто знает, — ответил Димка со своего места, напряжённо наблюдая за мужчиной. Он был практически на низком старте, готовый в любой момент кинуться на помощь другу. Владу Кудряшка определенно не доверял. — Гопота какая-то.

— А чего так поздно гуляете?

— С вечерней тренировки возвращались, — ответил Даня, взглядом указав на сумку, рядом с которой стоял Димка.

— Бадминтон любите? Это хорошо. В живот били?

Даня положительно кивнул головой.

— Я посмотрю?

Брюнет на мгновение задумался, переведя взгляд на явно обеспокоенного Димку. Друг порывался подойти поближе, подавался вперед, но так и не решался сделать шаг. Снова произошел непонятный Владу безмолвный диалог, после которого Даня, вздохнув, попытался встать.

— Не-не, лежи, — сразу же остановил его мужчина. — Просто на спину перевернись. Да, вот так, молодец, — Влад помог мальчику лечь и расстегнул куртку. — Не волнуйся, я просто посмотрю, — поспешил заверить врач, заметив напряжение Дани, и Димку, всё-таки подскочившего к ним, и теперь замеревшего у изголовья дивана, выражая безмолвную поддержку и защиту.

Подняв красную толстовку, Владу предстала не самая радужная картина. Она скорее состояла из холодных оттенков: синих и фиолетовых. В области живота наливались два огромных синяка, и теперь Влад понимал нежелание Дани двигаться. Димка сочувственно вздохнул, немного сжав руку друга. Под настороженный взгляд обоих парней мужчина принялся пальпировать живот, следя за Даниной реакцией. Он морщился, болезненно вздыхал, но ничего не говорил, Димка тоже молчал. Пару минут прошли в тишине, а после спросив о характере боли и получении травмы, Влад объявил, что ничего серьезного. Мужчина и сам незаметно облегчённо выдохнул, порадовавшись, что не было никаких внутренних травм, а только поверхностное повреждение брюшной стенки.

Осмотреть Димкин нос ему тоже удалось. Со скандалом и догонялками по чердаку, конечно, и когда Влад уже потерял надежду, Даня просто попросил Кудряшку. Жалобно так, что даже Влад бы сдался и сделал все, что угодно для него. Димка друга, определенно, уважал, потому помявшись пару минут, все же устроился на краешке дивана, ухватившись за Данину руку и зажмурившись, замер. Брюнет тем временем слабо улыбнулся и кивнул удивленному Владу, показывая, что тот может начинать. Дважды просить не пришлось. Мужчина включил на своем телефоне фонарик, бегло осмотрел чуть опухший по краям, но, к счастью, не сломанный нос, и убедившись, что кровь уже остановилась, отпустил Кудряшку.

— Так, сидите здесь, я сейчас вернусь, — уже спускаясь по лестнице, сказал врач ребятам, которые и так никуда не собирались.

Вернулся Влад уже с аптечкой, пакетом замороженного укропа и бутылкой воды. Снова, с помощью Дани, усадив Димку в кресло, мужчина быстро вытер влажной салфеткой остатки крови, засохшие на лице парня, и вручил ему пакет, заставив приложить к переносице. Тот к счастью сопротивляться не стал, видимо, готовый сделать все, лишь бы врач от него отстал. Оставив Кудряшку, Влад отправился к Дане. Осторожно нанес заживляющую мазь на живот и скулу и заставил выпить таблетку обезболивающего, предложил и Диме, но тот категорически отказался, но хоть позволил мазь нанести.

Время уже близилось к одиннадцати, а парни никуда не собирались, но Влада заверили что, скоро уйдут, поэтому поверив им на слово, он ушел к себе, и не ужиная завалился спать, осознав, насколько сильно устал. И мужчина даже не подозревал, что парни тоже устали и легли спать, только на чердаке. Там тоже проходили отопительные трубы, поэтому даже в сильные морозы было достаточно тепло. Градусов восемнадцать термометр точно показывал, а если на улице потеплеет, то и того больше.

Димка достал из коробки в шкафу притащенное ими на прошлых выходных теплое одеяло и две подушки. Даня подвинулся к стенке, Кудряшка положил одну подушку ему под голову, а вторую кинул в другую часть дивана, закрыл люк и погасил фонарь. Не снимая курток, парни устроились валетом, и укрывшись одеялом заснули, готовые, завтра подняться пораньше и тихо убежать. Они проворачивали подобное не в первый раз, и на чердаке зависали постоянно. Если Зинаида Львовна их не видит, это не значит, что их нет. В любом случае, они оба были благодарны новому знакомому за помощь, и вежливый Даня, и временами вредный Дима.

У судьбы нет причин без причины сводить посторонних.

Природе показалось: за эти три недели снега было мало. И наплевав, что календарь показывал первые числа марта, она решила порадовать людей морозами. То капель, то метель, как говорится. В ночь ртуть термометра замерла на отметке минус двадцать пять. МЧС присылали предупреждающие сообщения. Вода от недавно подтаявшего снега замёрзла мгновенно, покрыв все ледяной корочкой. Взрослые, чьи машины заводиться отказались, злые, выдыхая пар изо рта, напоминая драконов, топали на работу пешком. В школах занятия, к великому счастью детей, снова отменили, поэтому они радостные, проигнорировав мороз, веселились на площадках и ледяных горках.

Влад уже не смеялся, когда коллеги шутили, что до работы они летели вместе с птицами, отморозив руки, потому что махали ими словно крыльями. При таких погодных условиях подобный способ перемещения был вполне приемлем и даже не удивителен. Также как и уборщица, утверждавшая, что добрый мужчина подвез ее в ковше трактора. А главврач, сдав свою метлу дворнику, минут двадцать скидывала в кабинете свою лягушачью шкурку: пуховик, шерстяной шарф, шапку, штаны на флисе, первый свитер, второй свитер, рабочую рубашку и брюки снимать не стала. Хирург, заставший ее за этим занятием, шутки ради, сравнил с луком, через мгновение под грозным взглядом исправился, назвав капустой, но чуть не лишившись премии, извинился, и оставив папку с документами, поспешил ретироваться в свое отделение. Владу дорога до работы чуть не стоила жизни. Он старался идти максимально аккуратно, и почти справился с заданием, но когда конец пути уже был близок, на его дороге встали заледеневшие ступеньки. Это препятствие Влад не преодолел. Миссия — дойти до работы целым и невредимым с треском провалилась. И педиатр не знал смеяться ему, потому что кроме сломанного зуба больше никаких серьезных травм не было или плакать, ведь зубы лечить Влад не любил. В детстве в стоматологиях он боялся врачей, а теперь цен, потому что в отличие от стоматологов они кусались, причем, достаточно больно. Зато появился повод повидаться со старым другом, и не важно, что он был детским стоматологом, да и чай они пьют через каждые две недели, но кого это вообще волновало, если вместе время пролетало быстро и весело. Но больше всего Владу было жаль не себя, а травматолога, неизвестно как пробившегося к педиатру в кабинет посреди приема. Бедняга из другого корпуса бежал, чтобы бинтов и перекиси в долг попросить. Дни у него обещали быть весёлыми. Они ведь в детской поликлинике работали, а из-за гололёда увеличилось количество травм, особенно у детей. И дело было даже не в самих малышах, а в их родителях, любивших поскандалить в очереди и готовых в клочки разорвать за своих чад.

К вопросу о детях. С момента драки, свидетелем которой стал Влад, прошло два морозных дня, за которые врач парней не видел. На чердаке они точно не появлялись, в этом он был уверен. И Влад не совсем понимал самого себя. Вроде нужно радоваться, что у мальчишек хватило ума не высовываться на улице в такую погоду, и что не надо с ними возиться, но после прошлой встречи подростки не выходили у Влада из головы. Он даже спал чутко, просыпаясь от каждого шума и выходя на лестничную клетку, проверить не открыт ли чердак. Сон для мужчины всегда был чем-то важным и необходимым, а эти два дня он подолгу лежал, размышляя о жизни мальчишек. На беспризорников они похожи не были, но и на обычных детей тоже. Что-то в них было такого… Чего именно он понять не мог. Это и мучило. Выходя на работу и возвращаясь с нее, он уже инстинктивно смотрел на люк, в тайне надеясь, увидеть его открытым, но уже два дня подряд терпел неудачу.

Лютые морозы стояли третий день, который, к огромному счастью Влада, у него был выходной. Он работал по сменам и сегодня настал долгожданный отдых. Обычно, мужчина тратил это время на сон, он будто накапливал энергию, которую после медленно расходовал на работе. Именно по этой причине Влад почти всегда был относительно бодр, весел, терпелив, общителен. Мужчина зачастую находил к детям подход, достаточно быстро справлялся с истериками и капризами, мелкота его не боялась, можно сказать, любила. Да и сам Влад, хоть себе в этом и не признавался, детей любил. О том, чтобы завести своих, задумываться он начал совсем недавно, но постоянно терзали сомнения. Ведь дети — большая ответственность, с ними уже не будет такой свободы, какая у него есть сейчас, с ними нужно заниматься, уделять внимание, а он большую часть времени проводит на работе, но стоило посмотреть на счастливых соседей и их ребятню, как сердце наливалось теплом, и зарождалась зависть. Но Влад пока никак не решался. Такие вопросы с кондачка не решаются, поэтому мужчина и не спешил, все взвешивая и обдумывая.

Этот выходной начался не так, как все остальные. Хотя бы потому, что встал Влад в шесть утра, а не как обычно к двенадцати, даже не встал, а подскочил, разбуженный ужасным грохотом с лестничной клетки. И мужчина даже не заметил, что первой реакцией стало не удивление или раздражение, что его разбудили ни свет ни заря и медленное поднятие туши с кровати, чтобы доползти до двери и выяснить, в чем причина. Влад резко сел на кровати, ощутив какое-то волнение, предвкушение чего-то. Душу наполнило неизвестное до этого тепло. Мужчина бегом кинулся в прихожую, чуть не забыв схватить куртку. Какие бы батареи не были на чердаке, он все равно остаётся чердаком: большим, прохладным, но уже не необитаемым. Мужчина словами не мог передать радость и облегчение, которые он почувствовал, увидев открытую крышку люка. А когда сверху раздался Данин голос, и прилетело Димкино ругательство, на лице у врача и вовсе расцвела улыбка, стереть которую никак не получалось. Новые ощущения и эмоции Влада напрягали, но он их игнорировал, наслаждаясь моментом.

— Утречка парни, — необычно бодро даже для самого себя заявил врач, поднявшись на чердак.

Мальчишки, слишком увлеченный своими делами, испугались. Данька, возившийся с чем-то за письменным столом у окна, дернулся в сторону, запнулся о рюкзак, явно набитый учебниками, и громко шлепнулся на пол. Димка, стоявший на табурете и отчаянно пытавшийся достать что-то с верхушки шкафа, опасно покачнулся, вскрикнул и упал, припечатанный сверху картонной коробкой.

— Вы чего пугаете? — возмутился Димка, поднявшись с пола и кинувшись поднимать своего друга, запутавшегося в лямках рюкзака.

— Извините, не хотел, — против воли улыбнулся Влад. Уж очень забавно выглядели мальчишки. Димка воробья напоминал, бойкий, кудрявый и растрёпанный. Даня же по-прежнему выглядел опрятнее своего товарища, причесанный, вежливый, движение плавные и продуманные, а не резкие и порывистые, как у Димы. — Вы чего здесь в такую рань?

— Здравствуйте, Владислав Владимирович, — поздоровался Даня, не без помощи Димы, поднявшись на ноги. Парни выглядели довольно неплохо. Нос у Димки уже прошел, будто и не было драки пару дней назад. Данин синяк на скуле почти сошел, но вот на животе травмы, очевидно, до сих пор болели. — Извините, что снова побеспокоили, не хотели шуметь.

— Ничего страшного, главное, что вы не разбудили Зинаиду Львовну, а то нам всем здесь влетит.

— Да она надоела уже, — возмутился Димка, подняв упавшую коробку. — Вот чё ей вечно нужно? Орет по поводу и без. Ну скажите, кому мы мешаем? Шумим крайне редко, мужик на четвертом и то сверлит чаще и громче, а то, что у нее маразм так мы не при делах.

— Дмитрий, ну я же просил так не говорить, — скорее по привычке одернул Даня, потому что с другом он явно был согласен.

— Вы так и не ответили, чего так рано пришли? Да и в мороз.

Ответом Владу послужило истошное «мяу», донесшееся из деревянного ящика от мандаринов, стоявшего на письменном столе. Димка буквально кинул в Даню картонную коробку, которую тот ловко поймал, и подскочил к окну.

— Тише-тише, малыш, — ласково запричитал Димка, обращаясь к животному в ящике, максимально удивив Влада. — Больно тебе, да? Не волнуйся, мы сейчас что-нибудь придумаем, правда, Данилка, — Кудряшка обратил свой взгляд на Даню, всё ещё стоявшего с коробкой в руках, о чем-то задумавшись.

Влад совершенно по-другому посмотрел на Диму, буквально увидел его с другой стороны. Нет, мужчина и до этого замечал, что мальчику несмотря на задиристый и вредный характер свойственны: сочувствие, проявление заботы, эмпатия, но сейчас он так открыто выражал эмоции. Влад подошёл к ящику, чтобы посмотреть на того самого малыша, оказавшегося здоровенным черным, как смоль, котом. Животное занимало все маленькое пространство, застеленное какой-то тряпкой, и взирало на Влада таким же недовольным взглядом, как у Димки.

— Это Боб, — твёрдо заявил Кудряшка, решив познакомить врача со своим вторым другом, вспомнив о правилах приличия. — Но Бобу плохо, он лапку поранил, — грустно оповестил Дима, нежно погладив кота по голове. — Мы не знаем, что делать.

— Вообще-то знаем, — вступил в разговор Даня, подойдя к ним и поставив коробку на стол. — Лапу осмотреть, убедиться, что в рану ничего не попало, обработать, перебинтовать, — Данил улыбнулся и потрепал по голове сначала кота, а потом хитро прищурившись, дотянулся до Димкиной макушки. Друг повеселел, попытался скинуть руку товарища, но Даня только ещё больше растрепал волосы. Парни тихо смеясь, устроили небольшую перепалку, толкаясь и пихаясь, вскоре радостные и запыхавшиеся свалившись на диван. Влад с улыбкой наблюдал за мальчишками. Сейчас они были так расслаблены и счастливы, что мужчина просто боялся нарушить этот момент. Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит вода, течет огонь и веселятся два подростка.

— Всем утречка!

Все взгляды тут же обратились к выходу, где широко улыбаясь, стояла Юля. — Вот я вас и поймала. Что за собрание сектантов в столь ранний час?

Девушка выглядела не намного презентабельнее Влада: пижамные штаны, вишневый халат, сверху которого наспех была накинута куртка, а из-под шапки торчали длинные русые волосы, следовательно — Юля тоже только встала. К счастью, на чердаке даже при таком морозе было вполне тепло. Комнатная температура, так сказать.

— Доброе утро, Юленька, — все так же улыбаясь, поздоровался Влад.

— Здравствуйте, — хором выдали мальчишки.

— Значит, вы и есть, те самые таракашки — нарушители тишины, на которых Зинаида Львовна постоянно жалуется своим подруженькам на лавочке.

Димка тут же набрал воздух в легкие, собираясь возразить, но Даня предупреждающе толкнул его плечом, заставив друга сдуться, и насупившись, умолкнуть.

— Что-то вроде того, — замявшись, ответил Данил. — Извините, если мешаем, мы будем тише.

— Да все нормально, — отмахнулась девушка. — Кроме этой маразматички вы никого не беспокоите.

— Юленька, — мягко одернул Влад, чтобы девушка не называла так их соседку, какой бы противной она не была.

— Не, ну а в чем я не права? — искренне удивилась Юля, всплеснув руками.

— Вот, я же тебе говорил, что у старушки шарики за ролики закатились, — решительно заявил Димка Дане, но тот лишь закатил глаза и покачал головой.

Боб громким «мяу» напомнил о себе, заставив Юлю удивлённо воззриться на ящик, но в следующую минуту девушка, глянув на лестничную клетку, быстро и максимально тихо закрыла крышку люка, прижав палец к губам, призывая всех к тишине. Дима подскочил к Бобу, начиная его гладить, чтобы тот не мяукал, остальные застыли на своих местах, словно статуи, и даже задержали дыхание, прислушиваясь к происходящему снизу. Отчетливо слышалось, как открылась и закрылась дверь квартиры, в сторону чердака раздались шаги.

— Прячьтесь, — шепнула Юля, замахав руками. — Вы-то, куда? — возмутилась девушка, когда Влад вместе с мальчишками заметался в поисках укрытия. Даня долго не думал, забрался в шкаф, а вот Димка затупил: залез под письменный стол, но под красноречивый Юлин взгляд перепрятался за кресло, удостоился немого сомнения Влада, и только после этого забрался за диван.

Для старушки с больными суставами Зинаида Львовна оказалось чересчур прыткой, потому что стоило парням укрыться, как она буквально вломилась на чердак.

— Что вы здесь делаете? — взвизгнула она, и Влад лишь чудом удержался, чтобы не заткнуть уши.

— Добрейшего утречка, Зинаида Львовна, — с наигранной улыбкой, бодро поприветствовала Юля. — Какая нечистая притащила вас в такую рань?

Влад отчётливо услышал смешок, раздавшийся из-за дивана, и вздох недовольства из шкафа. Со вторым Влад был полностью согласен, а вот Димка явно поддерживал Юлю.

— Да что вы себе позволяете? — снова завопила женщина. Лицо ее побагровело от злости, она явно не ожидала такого нападения с утра пораньше.

— Зинаида Львовна, спокойнее, в вашем возрасте сильные волнения категорически противопоказаны, — состроив сочувственную рожицу, продолжала доводить соседку девушка.

Когда женщина была уже на грани, и чуть ли не пар из ноздрей пускала, а Димка катался поп полу от смеха, зажимая рот рукой, Влад решил вмешаться. Буквально отодвинув Юлю от люка, он быстро извинился перед Зинаидой Львовной, убедил ее, что они тоже пришли на чердак, потому что кто-то шумел, и пообещав со всем разобраться, спровадил соседку обратно в ее логово.

— Юлия, — всё ещё задыхаясь от смеха, выдавил Димка, упав на диван, — это было бесподобно. Как ты ее уделала! Она даже не нашла, что ответить.

— Спасибо, Дима, да?

— Это было не круто, — отряхиваясь, выбрался из шкафа Даня. — Так нельзя разговаривать со старшими.

— Данька, — вздохнул Дима. — Просто не надо быть такой стервозной. Не парься.

— Данил, между прочим, прав, — встрял Влад. — Юленька, прошу, не делай так больше. Ты же умная девушка, прекращай заниматься глупостями и доводить ее. А, вы, Дмитрий, никогда не делайте так, как Юлия.

— Хорошо, Владислав, я конечно, постараюсь, но ничего обещать не могу, — хихикнула Юля.

— А мне вообще указывать не надо, — снова распушил колючки Димка.

— Дмитрий, — встрял Даня.

— Не а чё?

— Да ни чё, Дим. Чё расчёкался?

— А чё?

Бессмысленный спор снова нарушил Боб. Оба парня сразу же все забыли и кинулись к коту.

— Откуда такое чудо? — спросила Юля, заглянув в ящик.

— Это Боб, — с нотками гордости заявил Дима, — он наш, но поранился. А на улице холодно, он замёрз и проголодался, вот мы и принесли его сюда.

— Владислав Владимирович, вы не могли бы одолжить перекись, вату и бинт, пожалуйста, — попросил Даня.

— Конечно, — улыбнулся врач. — Скажу больше, я даже помогу вам все обработать.

— А я пока поесть принесу, — хлопнула в ладоши Юля, и в своей привычной: быстрой и энергичной манере скрылась на лестнице.

* * *

— А может лучше не надо? — испуганно спросил Димка, когда врач приготовил все для обработки.

Кота вытащили из ящика и положили на стол, Даня приготовился держать задние лапы, чтобы Боб не убежал и никого не покалечил острыми коготками, Димка осторожно придерживал кота за туловище, а Юля следила за головой. Влад уже достал из аптечки перекись и бинт, осматривая лапу животного.

— Ему же больно будет, — снова подал голос Дима, со страхом в глазах наблюдая, как врач открыл колпачок перекиси.

— Дим, не волнуйся, — ободряюще улыбнулся Даня, — ему нужно потерпеть всего пару минут, зато потом Бобу станет лучше.

— Даня прав, — поддержал Влад, тоже улыбнувшись. — С Бобом ничего не случится.

Кот жалобно мяукнул, повернув голову так, чтобы посмотреть на Диму, который тяжело вздохнув, погладил питомца по голове.

— Диман, не ссы, — мотнув головой, скидывая челку с лица, подбодрила Юля. — У меня вот в детстве тоже черный кот был, так ему собака дворовая ногу прокусила и ничего. Мамка моя перебинтовала и через какое-то время снова кошара бегал, жизни радовался.

— Весьма оптимистично, — по-доброму усмехнувшись, подметил Влад. — Так, держите его, не хотелось бы остаться без рук, мне всё-таки завтра на работу.

— Вы только аккуратнее, — жалобно попросил Димка.

— Пожалуйста, — в той же манере добавил Даня.

Парни за своего четвероного друга явно беспокоились, что заметил не только мужчина, но и Юля, умиленно улыбнвшаяся этой картине.

— Обещаю быть максимально аккуратным, — заверил врач, и обменявшись с Юлей взглядом, принялся за работу.

* * *

— Ну, Димон, прекращай, иди сюда, — упрашивал Даня друга, забившегося за диван, словно дикий зверек.

С котом они разобрались достаточно быстро. Боб оказался весьма спокойным и терпеливым пациентом, почти без капризов вынеся обработку, учитывая, что Димка постоянно его утешал, поглаживал по голове, но в какой-то момент Владу просто не хватило рук, чтобы раскрыть упаковку бинта, поэтому на помощь ему пришел Даня, и работали они уже вдвоем. Все пошло не по плану в самом конце. Врач уже закрепил бинт, когда Боб решил, что его терпение кончилось. Жалобно мяукнув, он попытался встать, а так как задние лапы зафиксированы больше не были, он оцарапал Димку, попытавшегося удержать питомца на месте, а потом Даню, поспешившего другу на помощь. И теперь, пока Юля удалилась готовить завтрак, врач скучал в одном из кресел, вполне довольный Боб занял место у него на коленях, а Даня, которому под чутким Димкиным наблюдением, мужчина уже обработал все боевые ранения, пытался вытащить своего друга из укрытия.

— Дим, ну ты чего? — мягко спросил Даня, забравшись в Димину крепость. — Ты же видел, что это совсем не больно, — брюнет снисходительно улыбнулся, сев рядом с другом, прижавшись плечом к его плечу.

— Ты же знаешь, — запрокинув голову и уставившись в потолок, вздохнул Дима. — Не люблю я врачей. К тому же он по-прежнему нам вообще никто. Просто знакомый. Ну, очень хороший знакомый, — закатив глаза согласился Кудряшка, посмотрев на друга, чей вид буквально кричал «ты серьезно?» — Если он нам пару раз помог — это ничего не значит. Взрослые все такие, — в Димкиных глазах на мгновение мелькнули боль и обида, но он потряс головой, отгоняя призраков прошлого, сосредотачиваясь на настоящем.

— А я и не прошу тебя ему доверять и любить, — правильно поняв чувства друга, парировал Даня. — Он просто хороший человек, который уже несколько раз выручал нас просто так.

— Ты же знаешь, за все в этой жизни нужно платить, — устало вздохнул Дима.

— Знаю, и знаю, что людям ты не доверяешь, но мне?

— Только тебе.

— Тогда доверься и сейчас. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Ох, Данилка, какой же ты доверчивый. Сколько раз говорил, не привязываться ко всем подряд, терять будет больно, как ты это ещё не понял?

— Просто я оптимист, — улыбнулся Даня. В отличие от Димки, брюнет был весьма проницателен, и в людях немного разбирался. И Влад ему плохим совершенно не казался. — Ну что, пойдем?

— Ты неисправим, — покачал головой Димка. — Только не оставляй меня одного, ладно?

— Обещаю, — кивнул Даня.

— А я не брошу тебя, — обронил Кудряшка, цепляясь за руку друга, поднявшись вслед за ним.

— Ну, что? Все решили? — спросил Влад, когда мальчишки уселись на диван.

— Эй, Боб, предатель пушистый, — с наигранной обидой воскликнул Димка, одарив кота на коленях мужчины, недовольным взглядом. Боб как будто понял своего друга, и мяукнув, спрыгнул с насиженного места, переместившись к мальчикам, начиная тереться о Димкину руку.

— Ну, что Дим, готов? Или ещё побегаем? — по-доброму спросил Влад, сев рядом с мальчиками.

Димка хотел огрызнуться, набрал в лёгкие воздуха, но медленно выдохнул, поймав просящий взгляд друга. Врачу да и вообще каким-либо взрослым Дима категорически не доверял, не подпускал близко, в отличие от Дани. Тот всё ещё верил в доброту и справедливость этого мира, надеялся на что-то, пытался заразить своим настроем и друга, но тот был непоколебим. И Даня его понимал, но тоже был упрям, поэтому от оптимизма не отказывался, а Димка и не пытался, готовый поддержать товарища в любой ситуации, всегда быть рядом. В этом они были единодушны.

— Ты чего? Боишься что-ли? — немного удивился Влад, когда Кудряшка вытянул оцарапанную руку вперёд, другой сжав Данькину руку и уткнувшись лицом в его плечо.

— Ничего я не боюсь, — рыкнул Димка, сдерживаясь, чтобы не нахамить.

Врач это никак не прокомментировал, давно поняв, что у Димы все зависело от настроения. Он то хороший, добрый, вежливый, то выпускал колючки, рычал, словно зверёк, и мужчина не мог понять, в какой момент происходят эти изменения. Владу все время казалось, что он что-то упускал, но что именно понять не получалось.

Димка болезненно зашипел, крепче сжав руку друга, когда Влад начал промакивать царапины ватным диском, смоченным перекисью. Попадая на ранки, раствор образовывал шипучие пузырьки, весьма заинтересовавшие Боба.

— Тише-тише, ещё чуть-чуть, — в привычной манере утешал врач, пока Даня незаметно поглаживал друга по спине.

— Эй, а это зачем? — завопил Дима, увидев, как врач достал йод.

— Обработать, — спокойно пояснил Влад, обмакивая ватную палочку в йоде.

— Да зачем?! Не надо! Не трогайте! Щипать же будет! — Димка попытался вскочить и убежать, но Даня удержал его на месте, что-то шепнув на ухо другу. Димка тихо огрызнулся, но успокоился.

Влад не совсем понимал поведение парня, но спрашивать не решился, зная, как Димка реагирует на подобного рода вопросы. Вообще, врач все списывал на обычные подростковые капризы, другого объяснения он не находил. Порой парня, хотелось прибить, врезать подзатыльник, чтобы не возникал, но Владу они ни кем не приходились, а значит и жизни их учить права не имел. Под тихие ругательства, врач осторожно обработал царапины йодом, пока Даня дул на раны, пытаясь хоть немного облегчить болевые ощущения.

— Все, больше не мучаю, — отпустил врач Димку, который тут же прижал руку к себе и подхватив кота забрался в кресло, изображая обиженного. Даня сразу поспешил к нему, растрепал волосы, и потеснив друга в другой край, уселся рядом. Влад снова улыбнулся, уж слишком милой была картина.

— Завтрак готов, — весело объявила Юля, заглянув на чердак. Она по-прежнему была в пижаме и халате, только заплела волосы в косу, достающую до пояса.

— А сколько время? — опомнился Даня, посмотрев на часы возле шкафа, и Влад понял кто и куда забрал их из подъезда.

— Уже семь, — посмотрев в телефон, ответила Юля.

— Ой, нам уже пора, — засуетился Даня.

— А завтрак? Кому блинчики готовила, — пародируя какую-то бабулю, запричитала девушка.

— Юлия, извините, пожалуйста, но нам правда уже пора.

— А как же Боб? Данилка, он есть хочет и я тоже, — видимо решил подействовать другу на нервы Дима.

— Боб остаётся здесь, пообедаем в школе, а после принесем что-нибудь ему, — голосом, не терпящим возражений, заявил Даня, подняв свой портфель и кинув другу его.

— Так, нет, — поймав удивленный взгляд Влада, остановила Юля. — Боб остаётся у меня, а то он так с голоду умрет. А мы сейчас все вместе идём завтракать.

— Юлия, спасибо, конечно, но нам как-то неудобно, — в отличие от обрадовавшегося Димки, замялся и смутился Даня.

— Неудобно — спать на потолке, — безапелляционно заявила Юля, и Влад понял, что думают они примерно одинаково, потому что девушка одарила его весьма красноречивым взглядом, и он понял ее без слов.

— Так, мальчишки, сначала мы позавтракаем, а потом я отвезу вас к школе, — твёрдо заявил Влад, втайне обрадовавшись довольной Юлиной улыбке.

— Не, вы точно маньяк, — улыбнулся Димка, накинул рюкзак и, схватив Боба, поспешил на выход, где Юля заботливо перехватила кота и приобняла парня за плечи, пока Влад конвоировал смущенного Даню, явно ощущавшего себя не в своей тарелке.

Иногда то, чего ты никогда не ждал, становится для тебя самым дорогим…

К середине марта природа наконец смилостивилась и сменила морозы на весеннее солнышко. Температура всего за пару дней резко поднялась с минусовой планки вверх, растопив весь снег и лёд, оставив лишь редкие бело-грязные клочки в тени. Побежали ручейки. Дорожки, газоны и подвалы затопило. Люди, сняв шапки и сменив пуховики, наслаждались теплой погодой, свежим воздухом, если не затыкали уши наушниками, то слушали веселое щебетание вернувшихся птиц.

Влад тоже наслаждался весной, только по своему: через открытое на проветривание окно в собственном кабинете, и выходя на порог во время перерыва. Работа — она в любое время остаётся работой. Морозы, жара, наводнение, цунами, да хоть апокалипсис, «врач должен работать при любых обстоятельствах, » — всегда твердила главрач, когда выползала из своего логова за чашечкой кофе, на свой страх и риск, оставив ценные бумаги вместе с ключом помощнице. Последние пару дней голову врача снова занимали двое мальчишек, внезапно переставшие появляться, после двух недель постоянного пребывания на чердаке.

После того, как Боб, по сути, переехал к Юле, парни приходили проведать его каждый день: сразу после школы или вечером, возвращаясь с тренировки. За это время Влад успел привыкнуть, что приходя вечером с работы, он первым делом поднимался на чердак. С наступлением теплых деньков, парни там буквально прописались: делали уроки, играли, и как предполагали Влад с Юлей, даже спали. Как часто мальчишки оставались на ночь, никто не знал, и спрашивать тоже не решался, потому что кроме Зинаиды Львовны, которую постоянно отгоняла Юля, они никому не мешали.

За этот непродолжительный промежуток времени жизнь Влада, не сильно, но изменилась. Медленных прогулок до дома больше не было, теперь врач спешил вернуться с работы, чтобы застать на чердаке двух подростков и увидеться с девушкой. Он больше не злился, если какой-то шум будил его с утра пораньше, а наоборот, радовался, зная, что пришли парни. Юля, кажется, тоже измененила свой распорядок, потому что стоило Владу заглянуть к Димке с Даней, как девушка тут же появлялась на чердаке вметсе с Бобом и едой. Заставить мальчиков зайти в квартиру и там нормально поесть не получалось, протестовал даже Дима, поэтому взрослые перестали настаивать и нашли другой подход. В Юле то ли проснулась вторая личность — бабушки, то ли материнский инстинкт, но она постоянно пыталась накормить ребят, да и не только их, но и Влада в придачу. И так не тощего, а ещё и пушистого Боба, девушка уже откормила до размера картошки, которая без посторонней помощи не могла забраться к Димке на колени.

На чердаке стало ещё уютнее, чем раньше. Влад поменял перегоревшую лампочку, Юля с Даней вместе все пропылесосили и вымыли, Влад с Димкой разобрали оставшийся хлам и повесили гамак, найденный в одной из коробок. По поводу одеял, подушек и других мелких вещиц, обнаруженных в шкафу, взрослые ничего не сказали и вообще сделали вид, что не обратили внимания. Они давно поняли, что у мальчишек не все так гладко в жизни, но любые попытки что-то выяснить с треском проваливались и заканчивались ссорой с Димкой, оказавшимся за острыми колючками весьма ранимым. Он никого не подпускал к себе близко, в отличие от Дани, который более менее шел на контакт, Димка всегда помнил о своих принципах и границах. Пришлось Юле с Владом отступить, надеясь рано или поздно, что-нибудь да узнать. Они лишь чувствовали, что ребятам нужна помощь, поэтому старались как могли.

Но вот уже несколько дней Димки с Даней не было, поэтому Юля с Владом начали беспокоиться. Не сильно, но все же. Стало как-то непривычно. Благодаря парням за это время они стали ближе, узнали больше друг о друге, и вообще, теперь их объединяли не только лестничная клетка, но и два подростка, поселившиеся на чердаке.

Сегодня Влад собирался договориться с коллегой, чтобы тот его подменил, потому что он назначил встречу с другом, который обещал оценить ущерб, нанесенный ледяной ступенькой его зубу. Но звёзды сложились сами собой, потому что этот самый коллега лично забежал в кабинет.

— Влад, выручай. Знаешь детский дом «Василек», здесь рядом.

— Конечно, — кивнул мужчина.

— Короче, неделю назад, как обычно, делал реакцию манту, но ты ж знаешь, кто больной, кто хромой, в общем, не всем сделал. Завтра надо снова идти, а я, ну, никак не могу. Можешь, по дружбе подменить?

— Услуга за услугу, — ответил Влад, радуясь, как удачно все выходило.

— Что угодно, — развел руками другой врач.

— Заменишь меня после обеда?

— Да не вопрос, — обрадовался второй педиатр.

Мужчины пожали руки, и через час Влад уже был в детской стоматологической клинике. За две недели там ничего не изменилось. Все те же бежевые стены, пугающие своей жизнерадостью рисунки на стенах, чересчур улыбчивый персонал. В коридоре висел телевизор, уставший безостановочно крутить мультики, и чей звук перекрывался детским плачем. У его друга день был расписан по минутам, и свободными оказались всего пятнадцать, которыми они и решили воспользоваться. Проблемой было пробраться в кабинет через толпу родителей с детьми, что практически невозможно, поэтому Влад подготовился заранее. Педиатр без проблем прошел через регистратуру, где все его давно знали, резко завернул за угол в небольшой коридор перед рентгеновским кабинетом, как обычно пустовавшим. Влад достал из сумки свой халат и, накинув на плечи, вышел в общий коридор уже сотрудником клиники. По дороге на второй этаж, улыбнувшись, врач перехватил у медсестры какие-то бумаги, сказав, что сам их отнесёт, и прежде чем девушка успела одуматься, скрылся дальше по коридору. На подходе к кабинету друга педиатр натянул медицинскую маску и, серьезно поздоровавшись с сидевшими в очереди, заскочил в кабинет.

— Всем доброго дня, — улыбнулся Влад, плюхнув папку с бумагами на стол, обратившись к врачам и ассистентам в помещении.

Некоторые кабинеты в стоматологии были большими и рассчитанными на несколько врачей. Конкретно в этом было три рабочих места, отделенных друг от друга ширмами. Стоматологические кресла располагались напротив окон спинками к двери, в левой части находились раковины, и прямо у двери стоял стол. В помещение, как обычно, работали три врача, два ассистента и медсестра, занимавшая место за столом.

Все присутствующие поздоровались с врачом, впрочем не отвлекаясь от своих дел. Влад был здесь частым гостем. Он даже иногда помогал с особенно капризными детьми, если высыпался и у него было хорошее настроение. Ассистенты: девушка и парень, работавшие вместе несколько лет и уже год встречавшиеся, помогали двум врачам-женщинам. Ручка, кажется, уже стала частью руки медсестры, потому что она не выпускала ее, постоянно что-то записывая, подписывая, заполняя. Только друг Влада бил баклуши на протяжении уже трёх минут.

— Вот это да! Что это? Ясное солнышко или ты? — стянув маску на подбородок и скинув перчатки, улыбнулся Серёга, крепко пожав руку другу.

Клиника за две недели не изменилась, а вот друг подстригся. Короткая стрижка явно была ему к лицу. Сергей и так пользовался женским вниманием, а теперь, Влад был уверен, от девушек отбоя не будет. Уж очень привлекательно выглядел друг: серые глаза гарманично смотрелись вкупе со светлыми волосами.

— Здравствуй! Видеть твою улыбку — огромное счастье для меня сегодня! — в шутливой форме ответил Влад, заставив других улыбнуться.

Вместе эти двое всегда скрашивали серые будни, потому что на выходных видеться получалось крайне редко, а вот заглядывать друг к другу на работу никто не запрещал, потому что главные инстанции не знали. Врачи не были против, когда Влад сидел на стуле в кабинете, общаясь с их коллегой. Они тоже принимали участие в разговоре, давали советы, делились своими историями и задавали вопросы. Стоматологи работали не первый год, были отличными профессионалами, с детьми обращаться давно научились, но у Влада находить общий язык с малышами получалось как-то лучше и быстрее, поэтому порой он стоматологам очень даже помогал. Какая-то мамочка, чьего пятилетнего сыночка Влад смог без истерики завести в кабинет и уговорить на лечение, даже пошла к главврачу, чтобы написать благодарность. Нужно было видеть, как искусно стоматологи врали и выкручивались, сваливая все лавры на Сергея, и стояли на своем, как бы сильно мамочка не утверждала, что был другой врач, пока Влад прятался за шкафом.

— По делу или просто так? — спросил Серёга, прибирая рабочее место.

— И то, и другое, — отозвался Влад. — Я тут сошёлся в неравном бою с ледяной ступенькой, в результате которого пострадал мой зуб.

Серёга весело хохотнул, врачи улыбнулись, а ассистенты тихо посмеялись, представив эту картину.

— Ну, тогда прошу, — Сергей, явно пародируя дворецкого, указал на кресло, в котором Влад тут же устроился. — Давай посмотрим, — настроил лампу стоматолог.

Все оказалось не так критично, как Влад предполагал. Серега даже не стал отправлять его к другому врачу, сам залатал небольшой скол за короткий промежуток между приемами. Когда друг закончил, Влад, поблагодарив его, как обычно, занял место на стуле, и спокойно болтал с врачами, отвлекая непренужденной беседой каких-то слишком напряжённых подростков, сидевших в креслах стоматологов.

— Так, значит кроме того, что их зовут Дима и Даня, вы больше ничего не знаете? — уточнил Серёга.

— К сожалению, — поджал губы Влад.

— Бедные дети, — сочувствующие покачала головой одна из врачей.

— Почему сразу бедные. Дети как дети, просто нашли себе место для, так называемого, домика и веселятся, — пожал плечами ассистент.

— Да я бы тоже так подумал, — ответил Влад, — но ведь они там практически живут, уроки делают, спят, теперь ещё и едят. Лично нам с Юлей это кажется немного, если не сильно, странным. Заставляет насторожиться.

— Может я брату позвоню, — предложил Серёга, — он в полиции работает, а дети явно местные. Уверен, он найдет про них информацию.

— Было бы, конечно, неплохо, но пока мы про них ничего не знаем, лучше не вмешиваться, вдруг только хуже сделаем.

— Как хочешь, — пожал плечами Сергей. — Мое дело предложить, но если что — обращайся.

— Спасибо, — улыбнулся Влад. Всё-таки хорошо, когда у тебя есть лучший друг, который всегда поможет, и на которого можно положиться.

— А что у вас с Юлей? — с намеком спросил Сергей, резко переведя тему.

— В смысле? — прикинулся дурачком Влад, сосредоточив свой взгляд на быстро движущейся ручке медсестры, лишь бы не смотреть на друга.

— Сопли на носу повисли! — закатив глаза, ответил Серёга. — Не притворяйся. Так и скажи, что окончательно влюбился, — друг издевательски улыбнулся, что можно было понять только по глазам, потому что медицинская маска скрывала половину лица.

— Прекращай молоть чепуху, — недовольно оборвал Влад, выдав себя с потрохами и заставив присутствующих незаметно улыбнуться, хорошо, что маски скрывали большую часть эмоций. Серега поржал, но тему развивать не стал.

— Хорошо, хорошо, как скажешь, — совершенно не раскаиваясь, согласился друг.

— Ладно, пора мне. Увидимся.

— Бывай дружище, — Сергей пожал протянутую руку, остальные коротко попрощались и Влад вышел за дверь, сразу же сняв халат, заприметив завудущую в конце коридора. Мужчина быстро покинул клинику. До конца его смены оставалось ещё достаточно времени, но так как его замещал коллега, Влад, не долго думая, отправился домой. Уроки точно ещё не кончились, а значит и мальчишек ждать бессмысленно, поэтому за не имением других важных дел, мужчина решил просто поспать до самого вечера, надеясь, что сегодня, парни всё-таки объявятся.

Стоило Владу скрыться за поворотом, как на пороге клиники появилась Юля. Ни он, ни она, не заметили друг друга, разойдясь в разные стороны. Девушка, как обычно, решительно и энергично, словно ураган, ворвалась в здание, мимолётно улыбнулась медсестре в регистратуре, узнавшую ее и незаметно протянувшую халат. Юля, не сбавляя шага, ловко огибая идущих по коридору людей, натянула его и взбежала по лестнице на второй этаж. Проскочила мимо огромных очередей, улыбаясь медперсоналу и пока никто из них не опомнился, забежала в нужный кабинет.

— День добрый, друзья мои, — поприветствовала присутствующих Юля, плюхнувшись на стул возле стола и дав пять медсестре.

— Какие люди? Каким ветром к нам? — помахала рукой ассистентка.

— Мимо проходила, и вот, решила навестить старых друзей, — закинув ногу на ногу и облокотившись на поверхность стола, легко ответила девушка.

— Возможно, я буду очень груб, но… Черт побери, где ты пропадала? — отвлекся Сергей, разведя руки.

— Серый, я рада тебя видеть сегодня даже больше, чем солнышко на небе! — хихикнула Юля.

Девушка давно дружила с Сергеем, и так же как и Влад, частенько заскакивала к нему на работу. Обычно, во время перерыва или поздно вечером, ближе к концу рабочего дня, но бывало, что она забегала на пару минут днем. Коллеги Сергея были с ней знакомы также хорошо, как и с Владом, поэтому уже привыкли. К тому же девушка, чей рабочий график был крайне не нормирован частенько оказывала огромную услугу, становясь доставщиком и принося врачам поесть в обеденный перерыв. А они уже год, в тихаря, наблюдали за этой парочкой голубков, о чьих чувствах к друг другу заметили уже все, кроме них самих.

— Снова зуб сломала?

— Не дай бог, — замахала рукой на смеющегося мужчину Юля. — Ты же занешь, как я все это не люблю. Просто поболтать заскочила. И вообще, Серый, спасай, я кажется влюбилась.

И Юля рассказала ровно то, что и Влад ранее, только от своего лица, пока врачи и ассистенты многозначительно переглядывались, а медсестра прятала под маской улыбку. Все знали, что Влад с Юлей соседи, но никто не говорил им, что кроме общей лестничной клетки их связывает ещё и дружба с одним чересчур весёлым стоматологом, который уже год, как пытался свести своих друзей. Это ведь он помог Юле найти квартиру, как можно ближе к Владу, но чутка перестарался. И именно он сделал так, что Влад оказался рядом с изостудией, где работала девушка в нужное время. А теперь ещё и двое парнишек, к которым Сергей не имел никакого отношения, но был им очень благодарен, потому что они сильно помогли, буквально вывели отношения Влада и Юли на новый уровень. И сейчас ему нравилось наблюдать, как два взрослых человека, словно подростки, смущались и краснели, путались в собственных чувствах, но тем не менее шли навстречу. Сергей, как-то посмотрел на этих двоих с другой стороны и почувствовал, что они подходят друг другу. Он видел их как гриб и дерево, которым и по одиночке неплохо, но вместе будет намного лучше. Влад — подберёзовик, а Юля — береза. И если подберозовик поселится на корнях березы, то будет выполнят функцию всасывающих волосков корня, и помогать дереву усваивать питательные вещества из почвы, а сам от дерева получит готовые органические вещества.

Сергей любил биологию, и ещё ни разу не пожалел, что слушал на уроках. В отличие от математики и литературы, она ему в жизни пригодилась. И плевать, что друзья не растения, а их взаимодействие никоим образом не симбиоз⁽¹⁾ Все это не имело значение, ведь они становились счастливее, чему Сергей был очень рад.

Судьба не дура, зря людей сводить не станет… А Сергей, точно не дурак.

---

1) Симбиоз — это тесное и продолжительное сосуществование представителей разных биологических видов, например берёзы и гриба-подберёзовика, кораллового полипа актинии и рыбы-клоуна

Вернуться к тексту

Утро выдалось отвратительное. После солнечных мартовских деньков, настроение у погоды мухи съели, поэтому она решила поплакать. Серые тучи заволокли ещё недавно голубое весеннее небо. Дверь подъезда будто не на улицу вела, а в чёрно-белое кино. Всё освещенное казалось белым, всё неосвещенное — черным. И на душе был такой же мрак, без мягкий переходов и полутеней.

Сегодня подняться Владу с кровати было особенно сложно. Обычно, зимой и в дождливые дни таких проблем не возникало, потому что в комнате стояли темнота или полумрак, создавая ощущение ночи, что помогало обманывать мозг Влада, привыкший бодровстовать в темное время, но в этот раз система дала сбой. Последние пару месяцев его режим вообще претерпел достаточно изменений. Он стал меньше спать, по выходным ложился поздно, а вот вставал рано. После работы больше не только не получалось сразу заваливаться во владения Морфея, но и не хотелось. А вчера Влад лег позже обычного, потому что до последнего ждал мальчиков, но они так и не появились: ни вечером, ни утром. От этого настроение мужчины упало ещё ниже. С трудом разлепив глаза около шести, он услышал крик Зинаиды Львовны, и обрадованный, резво выскочил на лестничную клетку, уверенный, что она снова ругается на парней. Если бы месяц назад Владу сказали, что его будет радовать крик соседки по утрам, он бы покрутил пальцем у виска и вызвал этому полоумному псих бригаду. Но вся радость мигом улетучилась, когда выяснилось, что старушка ругалась на Юлю, спускавшуюся с чердака. Девушка тоже проверяла не пришли ли подростки, а Зинаиду Львовну, видимо, бессонница мучила, и она решила хоть чем-то себя занять. С молчаливого согласия девушки, раздосадованный Влад оставил дам выяснять отношения, а сам пошел досыпать оставшиеся до будильника минуты. Но сон уже не шел.

Пришлось, крайне раздраженному мужчине, встать окончательно и идти заваривать кофе, надеясь, что напиток сможет хоть немного поднять настроение. Дождик за окном впервые не радовал. Обычно, любуясь каплями, стекавшими по стеклу, Влад успокаивался, уходил в себя, размышлял, находил какое никакое душевное равновесие, и натягивая улыбку, шел работать. Сегодня, думать не хотелось от слова совсем. Все мысли крутились вокруг Димы и Дани, что сильнее подрывало душевное состояние. Мужчина уже начинал злиться на самого себя, потому что не понимал, с чего вдруг эти подростки стали для него так важны. Они ему вообще никто, просто знакомые, так почему Влад на них зациклился. Как мужчина не старался убедить себя, что ему все равно на мальчиков, ничего не получалось. Волнение ворочалось в груди, и Влад злился, надеясь искоренить одно чувство другим. Он категорически не принимал тот факт, что мальчики создали иллюзию семьи, о которой мужчина последнее время так мечтал. Не верилось Владу, что он стал зависим от других. Раньше мужчина ценил свое лично пространство и одиночество, но стоило выйти из зоны комфорта, как прошлая жизнь стала просто невыносимой, какой-то чужой. Снова хотелось радоваться тишине и темноте собственной квартиры, дневному сну, пасмурным дням, хотелось прежней жизни, потому что там все было хорошо, все что происходило сейчас было ново, непривычно. Неизвестность пугала. Влад боялся новых чувств и ощущений. Тепло, разливавшееся в груди, когда он смотрел на Юлю, помогавшую парням с домашкой, и приятный импровизированный ужин на чердаке, все существо Влада это не принимало, шарахалось, как от огня, ища подвох. И мужчина даже понимал какой именно. Дима с Даней чужие дети, которые пришли и ушли, отношения к нему они никакого не имели, и он к ним тоже. Юля, в которую Влад, хоть себе и не признавался, влюбился окончательно и бесповоротно, словно подросток, оставалась просто соседкой, и виделись они тоже благодаря подросткам, а без них все стало бессмысленно. Иллюзия — вот основной подвох, и Влад, догадывавшийся об этом заранее, старался подготовиться к удару мечты о действительность, прекрасно осознавая, как же будет больно.

Из размышлений мужчину выдернул дверной звонок. С тяжелым вздохом Влад оставил свой кофе и хмурый, как погода за окном, отправился открывать. На пороге оказалась Юля с тарелкой блинов и в сопровождении Боба. Девушка бесцеремонно зашла в квартиру, захлопнула дверь, и ничего не сказав, прошла на кухню. Боб, смерив Влада высокомерным взглядом, потрусил за девушкой. Удивленный педиатр последовал за гостями, которые уже во всю хозяйничали на кухне. Юля в своем неизменном бордовом халате, под которым виднелись белая рубашка и красные брюки, с лёгким макияжем и двумя длинными косами, заваривала себе чай. На столе уже появились джем, сметана, две тарелки и чайные ложки. Пока Влад затормозил в проходе, приходя в себя, девушка легко ухватила его за руку и усадила обратно на стул, подвинув тарелку с блином. Сама она, ухватив чашку с чаем и сахарницу, села напротив, а после подхватила на колени Боба, истошным «мяу» напомнившим, что сам запрыгнуть уже не в состоянии.

Первые минуты прошли в тишине. Влад наслаждался блинами с джемом, Юля щедро наваливала сметану на тарелку и даже предложила Бобу, но тот, уложив морду на стол, воротил нос.

— Не могу теперь одна завтракать, непривычно, — внезапно прокомментировала Юля, облизав ложку. — Вот, решила, что ты составишь мне компанию.

— Спасибо, — улыбнулся Влад. — Я рад, что ты заглянула. Мне, признаться честно, тоже стало непривычно.

— Интересно, где парни? — вздохнула девушка. — Боб скучает. Есть отказывается.

— Серьезно? — удивился Влад, уставившись на пушистую картошку, которая уже успела задремать.

— Со вчерашнего дня к еде не притрагивался, — погладила по голове кота девушка. — Я беспокоюсь. И за мальчишек, и за него.

— Да я тоже, — вздохнул Влад. — Давай подождем ещё денёк и попробуем что-нибудь предпринять?

— Согласна. Нечего ждать у моря погоды. Надо действовать, — Юля улыбнулась и продолжила поглощать блин.

А Влад сидел и любовался. Все действия у девушки были такие быстрые, резкие, энергичные. А ещё за это время он увидел, какой заботливой и хозяйственной была Юля. Один только борщ чего стоит. Не удивительно, что Димка с девушкой быстро нашел общий язык. Они с Бобом вечно были голодные, а Юле накормить кого-то, приносило особое удовольствие. Ну оно и понятно. Они ведь с мальчишками ей столько комплиментов делали, что Влад уверен: видел, как девушка засмущалась, и на щеках появился лёгкий румянец, что для воинственного характера девушки было не свойственно. Улыбка, похоже, вообще никогда не сходила с ее лица, а энергия не заканчивалась. Мужчине было крайне интересно, на каких батарейках работает девушка, потому что она всегда была бодра, весела, постоянно двигалась, что-то делала, не останавливаясь ни на секунду. Этим они были похожи с Димкой. Тот тоже никогда не унимался. Вечно куда-то спешил, находился в движении, а когда стихи учил всегда ходил туда сюда, и в голосе, как и у Юли, появлялась эмоциональность. Кудряшка на какие-то мгновения, сам того не замечая, забывался. Терял свою маску хулигана и вредины, показывая себя настоящего: веселого, доброго, заботливого. И если Димка всё-таки был ребенком, то Юля просто разрешала себе временами непосредственность. Нет, она давно выросла и была серьезной и ответственной, но только когда это было уж очень необходимо, а в остальное время вела себя как подросток. Да и работа в изостудии требовала такого поведения, потому что, чтобы поладить с детьми, нужно самой стать ребенком и веселиться вместе с ними.

Влад же больше был схож с Даней. Оба спокойные, не такие подвижные, вдумчивые, серьезные. Данил с Димкой хоть и ровесники, но словно огонь и вода. Противоположности. Даня всегда собран, немногословен, вежлив. Прежде, чем что-то сделать, обдумывал свои действия. Не так эмоционален, как его друг. В основном позволял себе лишь лёгкую улыбку, и только Димке иногда удавалось заставить его посмеяться. Данил больше напоминал взрослого: постоянно одергивал Димку, напоминал о вежливости, будто нес ответственность за друга. Но Даня был доверчевее. Намного быстрее шел на контакт, общался, не вредничал, и если Дима просто веселился, то Данил пытался узнать взрослых. Юля не замечала, а Влад буквально видел, как парень анализировал их действия, просчитывал шаги, и убеждаясь, что опасности нет, постепенно расслаблялся, начинал доверять, даже разрешал Владу гладить его по голове, в отличие от Димки, который к себе кроме Дани вообще никого не подпускал. Мужчина все это замечал и аккуратно использовал против самого же мальчика, тоже узнавая как можно больше, но вот сколько не старался кроме манеры поведения и имён выведать больше ничего не получилось. Даже фамилий мальчиков он не узнал. Удивляло, что парни явно были местными, но к нему на прием ни разу не попадали. Не могли же они за четырнадцать лет ни разу не болеть. А поискать информацию в медицинских картах руки не доходили. В итоге, пока Юля с Кудряшкой гоняли по чердаку мячик, Влад с Даней играли в шахматы, сидя в креслах, и вели какую-то бессмысленную, но приятную беседу, попивая чай.

Но несмотря на такие различия в характерах и поведении, парни были очень дружны. Они горой стояли друг за друга. Влад был уверен, что мальчишки любого порвут за своего товарища. Димка каждый раз награждал Влада таким взглядом, буквально кричащим: «только попробуй Даньку обидеть, убью». Данил тоже был на чеку, постоянно следил за ситуацией, а в особенности за Димкой. И Юля, и Влад привязались к парням, как бы они не доказывали себе обратное.

— Юленька, мне на работу пора, тебя подвезти? — спросил Влад, закрыв свою квартиру и бросив взгляд на закрытую крышку чердака.

— Было бы неплохо, — улыбнулась девушка, закинув ключи в карман, и тоже уставившись на люк.

* * *

Когда Юля ушла на работу, настроение Влада снова упало. Всю дорогу девушка без устали весело щебетала о чем-то конкретном и обо всем сразу, отвлекая мужчину от мыслей, не давая зацикливаться на всякой ерунде. Но стоило Юле исчезнуть, как снова на душе стало тоскливо и неспокойно. Влад начал злиться, не понимая самого себя.

На работу он заскочил всего на пару минут, после сразу же отправившись подменять коллегу. Дорога до детского дома была короткой, но мужчине хватило времени, чтобы успокоиться и взять себя в руки. Влад всегда отделял личное от рабочего, не позволяя им смешиваться. Вот и сейчас все ненужные мысли были задвинуты на задний план. Педиатр сосредоточился только на работе. На лице вопреки настроению появилась лёгкая улыбка и вообще нельзя было сказать, что мужчина не выспался, испытывал раздражение и не мог унять беспокойство.

Детский дом «Василек» встретил гулом и шумом. В здании кипела, не останавливаясь ни на минуту, жизнь. Дети разных возрастов, воспитатели ходили туда сюда по коридору, куда-то спешили, что-то делали. Все были настолько заняты своими делами, что на вошедшего Влада никто даже не обратил внимания. Какая-то ребятня маленьким ураганом влетела в фойе, лишь чудом не сметя все на своем пути, и с весёлым криком ускакала дальше по коридору. За ними по лестнице быстрым шагом спустилась воспитательница, но она скрылась прежде, чем мужчина успел у нее хоть что-то спросить. И педиатр уже собирался пойти и самостоятельно найти медсестру, но так и замер на месте, не веря собственным глазам. Все с той же лестницы в фойе выскочил невысокий парнишка. Педиатра он не заметил, остановившись спиной к выходу и высматривая что-то в коридоре. А у Влада сердце так и замерло. Вариантов было не так много: он сошел с ума, и у него уже начались галлюцинации, просто очень похожий мальчик, или то, чего мужчина, почему-то так боялся. Педиатр до последнего надеялся, что ему просто кажется, но вот парень резко повернулся к нему, они встретились взглядами, и у каждого, кажется, на мгновение остановилось сердце.

— Даня? — глупо спросил Влад, до сих пор не веря своим глазам. Как же он за эти дни соскучился по этой серьезной мордашке.

— Здравствуйте, Владислав Владимирович, — позволил себе лёгкую улыбку Даня, после снова спрятав ее за маской серьезности. — Не ожидал вас здесь увидеть.

— А я тебя, — улыбнулся Влад.

— Какими судьбами?

— Прививки пришел ставить, скажи а, — спросить, где Димка мужчина не успел.

— Вот ты где! — неожиданно рявкнул Даня, грозно уставившись на огромный фикус в углу, у самого входа. — А, ну, немедленно вылезай. Я тебя с самого утра ищу.

В следующий момент из-за цветка, бормоча что-то то ли на английском, то ли на арабском, но совершенно точно неприличное, показалась привычная недовольная мордашка, с светлыми кудряшками и грозным взглядом.

— С вами все в порядке, — искренне улыбнувшись, облегчённо выдохнул Влад, буквально почувствовав, как с души упал камень. Мужчина, конечно, даже не предполагал, что мальчики из детдома, и в первое мгновение проскочила нотка печали, но сейчас это уже потеряло всякий смысл. Какая разница, ведь главное, что с ними все в хорошо и они в безопасности.

— А что с нами случится? — удивился Даня, на мгновение перестав пытаться испепелить друга взглядом.

— Живым не дамся! — прокричал Димка, и воспользовавшись моментом, бросился бежать.

— Дмитрий, — раздражённо крикнул Даня. — Извините, — обронил брюнет, кинувшись за другом по коридору, чуть не сбив медсестру, появившуюся из-за угла.

— Зимин, Муравьев, — громко возмутилась женщина, и недовольно покачав головой на скрывшихся мальчиков, подошла к Владу. — Владислав Владимирович, здравствуйте. Извините, что заставила ждать. Мария Николаевна, — улыбнулась женщина.

— Приятно познакомиться. Все в порядке, я только пришел.

— Ну, что, пойдёмте. Осталось не так много детей.

— Простите, а эти парнишки… — ни на что не надеясь спросил педиатр, но судьба явно играла в какую-то свою игру.

— Дима и Даня. Хорошие ребята, — улыбнулась медсестра, поднимаясь по лестнице. — Яркий пример того, что противоположности притягиваются. Лучшие друзья, росли вместе, а такие разные.

— Например?

— Ну, Даня всегда вежливый, аккуратный, проницательный, а Димка — сорвиголова. Хамит, вредничает постоянно. В отличие от доверчивого Дани, никого к себе не подпускает, но это и понятно, — вздохнула Мария Николаевна, вытащив из кармана халата ключ и открыв им белую дверь.

— Что вы имеете ввиду? — нахмурился Влад, пропустил женщину вперёд, закрыв дверь.

— Понимаете, — протянула медсестра, замявшись, — его года три назад семья забрала. Данька тогда расстроился сильно, несколько дней из комнаты не выходил, но потом ничего. Они же с Димкой, как братья, и желают друг другу только счастья.

— И что же случилось? — поинтересовался Влад, готовя все для процедуры и делая вид, что спросил только из праздного любопытства, а не потому, что ему это на самом деле было очень важно.

— Обратно вернули, — со вздохом ответила медсестра. — Уж не знаю почему, но Дима тут явно не причем. Он после того случая окончательно взрослым доверять перестал, — печально поджала губы женщина. — Только Даню и слушает.

У Влада в груди неприятно заныло. Он знал, что Димка порой выводит из себя так, что треснуть хочется, но поступить подобным образом — свинство. Как так вообще можно было? Влад снова начал злиться. Сначала на этих людей, потом на себя, не понимая, почему ему так неприятно это слышать. Нет, он до сих пор отказывался верить, что мальчики стали для него важны и его интересуют их жизнь. Мужчина пару раз глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок и заталкивая эмоции куда подальше. Сначала работа, а потом все остальное.

— Пойду позову детей, — не заметив состояние коллеги, оповестила медсестра. — С Димкой повозиться придется, если конечно поймаем, — на последок обронила женщина, скрывшись за дверью.

А Влад немедленно схватил лист со списком, пробегаясь глазами по фамилиям. У кого из мальчишек какая именно была, он не знал, да и не важно это, потому что в списке оказалась и Зимин, и Муравьев. А потом в голове всплыли слова медсестры, заставив задуматься. Влад взглядом нашел медицинские карты, среди которых обнаружилась нужная ему. Быстро пробежавшись глазами по странице, мужчина тяжело вздохнул. С каждой минутой поведение Димки становилось все понятнее и понятнее. Диагноз: Пневмония, стоявший, когда парень был ещё маленьким, говорил сам за себя. Скорее всего, дело было не столько в капризах, сколько в недоверии и страхе врачей, не зря же Димка начинал шарахаться от Влада, стоило достать аптечку. Видимо, когда-то его коллеги хорошо напугали мальчика. Педиатр, конечно, понимал, что может ошибаться, но в любом случае, сегодня нужно было быть осторожнее.

* * *

Даня резко остановился в коридоре, тяжело дыша, облоктился на стену и сполз вниз, пытаясь привести дыхание в норму. Он уже несколько раз оббежал все два этажа в здании, находя и тут же теряя Димку из вида. Друг всегда был быстрее, проворнее и энергия у него, кажется, никогда не кончалась. Даня не помнил, как в прошлый раз Диме удалось уговорить его пропустить прививку, но сегодня он был решительно настроен затащить друга в кабинет. Выходило пока что не очень, но Даня не сдавался, веря в собственные силы. А ещё очень радовало появление Влада. В отличие от Димы, Данилу мужчина нравился. Он Владу доверял, и считал его с Юлей очень хорошими людьми. И если признаться честно, то парень к нему даже привязался и за эти дни успел соскучиться по их посиделкам на чердаке. Ему нравилось проводить вечера за неторопливой игрой в шашки и беседами на какие-то отвлеченные темы, пока на фоне Дима с Юлей играли с Бобом или в бадминтон. Димка сам себе в этом не признавался, но Даня видел, что другу это тоже нравилось. Он бедняжка за эти три дня совсем извелся. Воспитатели просекли, что они не пришли ночевать и усилили контроль, поэтому пришлось временно залечь на дно. Хорошо ещё, что они узнали только про одну ночь, а то Даня даже представить не мог, чтобы они сделали, выяснив, что последние месяцы они практически не бывали в детдоме. Спасибо друзьям, которые их постоянно прикрывали.

Потупив пару минут на полу, наблюдая за непрекращающимся движением в коридоре, Даня с тяжелым вздохом поднялся на ноги, снова отправляясь на поиски друга. Мечтать о том, какой бы чудесной была жизнь, если бы Юля с Владом были их родителями можно сколько угодно, но Димка сам не найдется. Если только к утру, когда минует опасность, а в лучшем случае, к ночи. Внезапно голову посетила идея, и воодушевленный парень поспешил к лестнице, мысленно коры себя за недогадливость. Оказавшись на втором этаже, он постучался в одну из многочисленных дверей, и дождавшись разрешения, буквально вломился в комнату.

— Где он? — строго спросил Даня у двух девушек, читавших какую-то книгу на одной кровати. Даже не посмотрев на вошедшего, девочки, молча, одновременно указали пальцами на кровать у противоположной стены.

Парень победно улыбнулся и двинулся в сторону спального места, намереваясь вытащить друга и под конвоем отвести к кабинету, но что-то пошло не по плану. Димка сам выкатился из-под кровати, ухватив друга за ноги и повалив на пол, чтобы в следующее мгновение, словно младенца, замотать в простынь. Проигнорировав Данины угрозы и крики, Димка со смехом выскочил из комнаты девчонок, уверенный, что друга они разматывать не станут.

Минут через десять дверь снова распахнулась, и злой Даня выбежал в коридор, озираясь по сторонам. В какие-то моменты даже его терпению приходил конец, и Димка прекрасно об этом знал, но все равно иногда продолжал доводить друга. И снова Данил вернулся к тому, с чего начал. Вот и где мог спрятаться этот неугомонный. Все остальные места Даня уже раскрыл, а Дима не дурак, по второму кругу не пойдет. Внезапно в другом конце коридора мелькнула фигура, которую все в здании, включая дворника с плохим зрением узнавали за два километра. Одна из воспитательниц, которая могла все: и Димку найти, и крокодила из унитаза достать. Попасться сейчас ей на глаза, значит оставить друга на растерзание этому монстру, а бросить Диму он никак не мог. Не теряя время на размышления, Даня бросился в противоположную сторону и заскочил в тёмную кладовку, тут же запнувшись о кого-то и свалившись на чье-то бесхозное тело, тихо обронившее пару нецензурных слов.

— Вот ты где, — прошептал Даня, зачем-то нащупав лицо друга.

— Молодец, победил в прятках, — съязвил Дима, а теперь убери руку от моего глаза.

— Извини. Сейчас дождемся пока Бабайка уйдет и…

— Я никуда не пойду, — твердо заявил Димка, и Даня был уверен, что его собеседник сложил руки на груди.

— Дим, — мягко позвал брюнет. — Ты же понимаешь, что надо. Не сегодня, так в следующий раз. Тебя все равно найдут и сделают. Разве не лучше, чтобы это был Влад, а не кто-нибудь неизвестный.

— Пусть сначала поймают, — не сдавался Дима.

— Димо-о-он, — протянул Даня, — ну, ты мне каждый год это говоришь, и каждый год все заканчивается одинаково.

— А в этот раз будет по-другому.

— Если пойдешь со мной, — по голосу было понятно, что Данил улыбнулся. — Я обещаю тебе, что будет почти не больно.

— Да конечно, ты только говоришь.

— Дим, ну я же тебя никогда не обманывал. Ты боишься больше.

— Нет, — отрезал Димка.

— Какой же ты упертый, — разочарованно вздохнул Даня, привалившись к боку друга.

— Эй, ты обиделся что ли? Дань? Да ты чё? Данилка, ну хватит. Ладно, хорошо, — раздражённо рыкнул Дима, спустя какое-то время, прошедшее в молчании. Даня откровенно манипулировал другом, Димка это знал, потому что Данилке было можно, но только ему. Любому, кто хотя бы подумает о подобном способе, брюнет лично даст в морду. — Я пойду, только при условии, что ты пойдешь со мной и первый.

— Договорились, — довольно протянул Даня, немного удивленный, что друг так быстро сдался.

Внезапно дверь распахнулась, и парни одновременно зажмурились от яркого света, ворвавшегося в помещение.

— Вот вы где, — прозвучал грозный голос Бабайки — самой опасной воспитательницы, грозы детдома. — Я почему вас искать должна! А ну быстро в медкабинет.

И прежде, чем мальчики успели хоть как-то отреагировать, женщина ухватила обоих за шкирки и буквально потащила по коридору. Сопротивляться не решился даже отчаянный Димка. Да и он сейчас был слишком напуган, чтобы предпринимать хоть какие-то действия.

Есть вещи, которые просто случаются... как бы ты ни старался.

Дождь за окном не прекращался. Даже, наоборот, на улице начался ливень. Холодные капли барабанили по крыше. Через плотную стену воды не видно было соседних домов. Небо — стиснутое, чёрное от дождя, прижималось к стёклам, по которым, словно слезы, стекали водяные капли. Темноту в комнате разгонял белый электрический свет от ламп. Но вещи не всегда то, чем кажутся. Многое, что кажется злом, может быть добром. Например, дождь.

Влад с Марией Николаевной как раз отпустили последнего в очереди ребенка, когда дверь медицинского кабинета распахнулась и в помещение буквально закинули двух мальчишек. Даня, которого грубо втолкнули в комнату, на ногах устоял, а вот Димка споткнулся о порог и обязательно бы поцеловался с белой плиткой, но Влад с ловкостью короткохвостой землеройки подался вперёд, спасая мальчика от близкого знакомства с полом.

— Вы кажется потеряли, — оскалилась женщина, обнажив два ряда желтоватых зубов, немного испачканных ярко красной помадой. На фоне этой высокой, словно кобыла, женщины, и так невысокий Даня казался ещё меньше. — Вечно за вас приходится выполнять всю работу, — махнув, когда-то золотистыми, а теперь поседевшими кудрями, небрежно обронила женщина.

— Спасибо, Изольда Генриховна, — с деланной любезностью улыбнулась Мария Николаевна, и Даня заметил, как у медсестры подергивается глаз. — Но нельзя ли поласковее с детьми?

Женщина презрительно фыркнула, закатив глаза:

— Где вы увидели детей? Два хулигана, на протяжении тринадцати лет отравляющие мою жизнь. Они вырастут преступниками, если мы не будем держать их в ежовых рукавицах. Я приучаю этих балбесов к дисциплине, — поучительно сказала женщина, одарив присутствующих таким тяжёлым взглядом, что даже у Влада по спине пробежали мурашки, а Димка, до сих пор не выбравшийся из незапланированных объятий, неосознанно придвинулся ещё ближе к мужчине.

— У нас с вами разные понятия о дисциплине, — нараспев любезно произнесла медсестра, со стальными нотками в голосе. Посмотрев на Влада и дождавшись еле заметного кивка, Мария Николаевна искусно выпроводила женщину из кабинета и ушла сама, закрыв дверь.

Первые минуты после, прошли в кричащей тишине. Никто не двигался с места, прислушиваясь к удалявшимся шагам. Даня ощущал себя кроликом, прятавшимся от тигра, поэтому даже не дышал, боясь, что хищник может его заметить. Прошло какое-то время прежде, чем Димка первый пришел в себя и резко оттолкнулся от Влада, отскочив к выходу. Парень затравленно посмотрел на педиатра и с силой дёрнул за ручку, но дверь ожидаемо не поддалась. Димка попытался ещё раз, только все было бесполезно. Он в ловушке. Эта мысль резко возникла в голове, разбудив панику.

«Ну нет, Дмитрия Зимина таким не взять», — подумал Димка, и повинуясь инстинкту самосохранения, решительно обернулся, готовый драться, если мужчина хотя бы подумает о том, чтобы подойти. Все врачи для парня были врагами: опасными, злыми, лицемерными, получавшими удовольствие, причиняя боль. И даже Дане не удавалось переубедить друга. Но развернувшаяся картина быстро сбила весь настрой. Удивление на мгновение пересилило страх. Влад сидел за своим столом, одновременно записывая что-то в большую тетрадь и печатая кому-то сообщение. Увлеченный работой, педиатр даже не смотрел на мальчиков. Находясь в лёгком шоке, Димка вопросительно посмотрел на Даню, по-хозяйки развалившегося на кушетке у стены, но тот лишь смерил друга уставшим взглядом и прикрыл глаза, разозлив Кудряшку.

Дима, конечно, привык, что они с другом слишком разные, но оттого не менее близкие. Оба парня давно поняли, что в целой Вселенной у них никого нет, они одни, а всем известно, что один в поле не воин, поэтому мальчишки объединились. Больше не одинокие, они были друг у друга. Да, их семейка, как парни в шутку называли свою компанию, состоящую из них двоих и Боба, была маленькой, совсем крошечной, но всё-таки была. Им хватало и этого. Они довольствовались малым. Только чтобы найти золотую середину и сохранить мир и гармонию, пришлось очень и очень постараться: понять, как сильно они важны друг для друга, научиться принимать своего брата таким, какой он есть или наоборот, что-то изменить в себе, чтобы всем было комфортно. Мальчишки даже близко не были родственниками, но они вместе с трёх лет, поэтому хоть и назывались друзьями, сами давно считали себя братьями.

Данино спокойствие порой дико бесило, вымораживало. У Димки колени от страха дрожали и ноги подкашивались, а Данька как ни в чем не бывало развалился и ещё игнорирует его. Даня был мозг и здравый смысл, а Димка сила и смелость, пусть и не всегда. Ему было проще притворяться хулиганом и врединой, чем признаться в своих страхах, потому что страх — это слабость, а чтобы выжить нужно быть сильным. Исключение составлял Даня, потому что друг от друга у них практически не существовало секретов. В отличие от самого Димки, Данил был очень проницателен и умен не по годам, всегда следил за непоседливым другом, заботился, вытаскивал из неприятностей. Дима делал тоже самое, но по-своему. Со стороны это было незаметно, но Димка всегда был рядом с другом, помогал как мог, и Даня это очень ценил.

Сейчас Димке как никогда была нужна Данина поддержка. Парень с трудом удерживался на месте, хотя мозг требовал сесть поближе к другу, чтобы тот его по братски приобнял за плечи, коротко улыбнулся, убедил, что все хорошо и растрепал кудряшки. Но Дима не мог себе это позволить. В помещении всё ещё оставался Влад. Такой открытой неприязни Димка к нему уже не испытывал, но всё ещё не доверял и остерегался, особенно, как врача. Теперь он тем более не должен узнать о маленькой слабости, а иначе обязательно использует против него. Этого Димка боялся больше всего.

— Ну, что начнем? — поднялся со стула Влад, неприятно скрипнув ножками по полу и Димкиным нервам.

Даня со вздохом сел на кушетке, недовольный лишь тем, что ему не позволили подремать подольше. Сегодня он встал около пяти, разбуженный Димкой, сбежавшим из комнаты. Даня сначала хотел продолжить спать, но решил, что по горячим следам друга будет найти проще, правда, немного просчитался.

— Данил, пойдем, — позвал Влад парня в процедурный кабинет, на секунду выглянув из соседней комнаты.

— Да, сейчас, — отозвался Даня. — Иди ко мне, — шепнул парень, коротко улыбнувшись другу.

Димку два раза звать не надо. Подросток в мгновенье оказался рядом, сев на кушетку, и нырнул в объятия. Данил мягко потрепал Диму по голове, растрепав непослушные кудряшки.

— Дим, это совсем не больно. Я честно тебе говорю.

— Это тебе не больно, а мне больно, — капризно заявил Димка, выбравшись из объятий, но оставшись сидеть рядом, прижимаясь к брату. — Дань, я не могу. Понимаешь? Мне очень страшно.

— Понимаю, Дим, понимаю, — искренне ответил Данил. — Но теперь ты пойми, что надо. Это необходимая мера. Комары больнее кусают.

— Меня не кусают, я ядовитый, — парировал парень.

— Ага, травятся твоей вредностью, — иронично заметил Даня, слегка толкнув друга плечом. Димка хотел отшутиться, но тут снова выглянул Влад, и подросток словно телепортировался обратно к двери, забившись в угол, как дикий зверек. Влад окинул Диму чуть удивлённым взглядом, но никак не прокомментировал.

Данил прошел за педиатром во вторую комнату, окинув друга внимательным взглядом. Как уговорить Димку он не знал. Но Даня знал, чувствовал, что Владиславу Владимировичу можно доверять.

Парень только для других был невоспитанным и безответственным хулиганом, не думающем ни о ком, кроме себя, но Данил знал, что все это лишь маска, панцирь, щит, за которым Димка прятался сам и пытался укрыть друга. Маленький Дима был искренним, заботливым, мечтательным и очень доверчивым ребенком, что в итоге сыграло с ним злую шутку. На протяжении многих лет окружающие не оправдывали ожиданий парня. Взрослые, обязанные заботиться и воспитывать, только обижали, рушили на кусочки мечты, резали душу. А потом случился переломный момент, окончательно расставивший все точки. Тогда оба парня сделали для себя определенные выводы. Дима больше не привязывался к людям и не разрешал привязываться к себе, отгоняя окружающих своим поведением. Взрослым не доверял и даже боялся. Даня же понял, что один просто не сможет, не справится, поэтому до сих пор мучался. Всякий раз, стоило подумать о том, как может сложится их дальнейшая судьба, накрывал страх, в груди будто образовывалась черная дыра. Пустая, бездонная, но приносящая жуткую душевную боль. И все, что Даня мог сделать в такие моменты: забраться к Димке на кровать, закинуть к нему на колени подушку, и уткнувшись в нее, от души поплакать, выпуская все скопившиеся эмоции. А Диме оставалось, только сидеть и поглаживать друга по голове или похлопывать по плечу в знак поддержки. Даня, в отличие от Димки, нередко позволял себе такую слабость, как слезы, но только в присутствии Димы. Больше об этом никто не знал.

— Присаживайся, — указал Влад на стул, стоявший рядом со стеклянным столиком, на котором уже находился металлический лоток с готовым шприцем, вырвав Даню из размышлений. Влад стоял спиной к выходу, поэтому не видел Димку, робко заглянувшего в помещение. — Давай руку, — сказал педиатр, аккуратно обхватив Данино запястье своей в медицинской перчатке.

Даня не то чтобы боялся, а до этого момента вообще все его мысли были сосредоточены только на Димке, но сейчас парень внезапно почувствовал волнение. Паниковать было уже поздно, да и бессмысленно, поэтому глубоко порывисто вздохнув, Данил крепко зажмурил глаза. Он был уверен, что Димка пристально наблюдает за ними, а значит — показывать страх нельзя, иначе друг перепугается ещё больше, и они отсюда точно не уйдут.

Влад, заметивший Димку, постарался встать так, чтобы тот ничего не увидел. Не стоило пугать подростка ещё больше.

— Даня, ручку расслабь, — мягко попросил врач, пройдясь спиртовой ваткой по широкому участку кожи, а после четким движением ввел иглу под кожу, медленно впрыскивая содержимое шприца. Данил почувствовал неприятное покалывание, но молчал. Проскочила мысль, что боль может увеличиться, но ничего подобного не произошло.

— Готово, держи ватку, — улыбнулся Влад Дане, удивлённо распахнувшему глаза.

— Все? — недоуменно переспросил мальчик, почему-то представлявший все немного иначе.

— Да, — кивнул Влад. — Что там Дима? Готов?

— Думаю, что нет, — грустно вздохнул парень, убрав ватку и уставившись на чуть надувшийся бледно-белый пузырек.

— Не расстраивайся, все будет, — улыбнулся педиатр, потрепав подростка по голове. — Можешь здесь посидеть, — указал Влад на кушетку, стоявшую у противоположной стены под окном. Даня с сомнением посмотрел на врача, но спорить не стал. Он вообще думал, что тот выставит его за дверь.

Педиатр краем глаза заметил как быстро скрылась за стеной Димкина мордашка, до этого внимательно следившая за каждым его действием. Влад приготовил ещё одну инъекцию, и закрыв шприц колпачком, убрал в карман белого халата. Врач обернулся к Дане и с удивлением обнаружил, что парень уснул. Подросток звёздочкой развалился на кушетке, одной рукой прикрыв глаза, а вторую вытянул вдоль тела и тихо посапывал. Ненужная уже ватка валялась рядом.

Врач усмехнулся, покачал головой и со вздохом вышел из процедурного кабинета: вылавливать Димку. Парень обнаружился у двери. Забился в самый угол так, что казалось он сейчас в стену войдёт или вывалится через нее в коридор. Увидев Влада, мальчик внезапно растерял весь свой боевой настрой, и если бы врач не знал Димку, то решил бы, что он будет давить на жалость, но подросток об этом даже и не думал. По цвету лица Димка уже сливался с белой плиткой в помещении, зрачки расширились от страха, почти скрыв радужку карих глаз.

— Не подходите! — как-то истерично воскликнул парень, выставив руки вперёд.

— Не кричи, Даня заснул, — спокойно сказал врач, сев на свой стул.

Педиатр не рассчитывал, что парень начнет вести себя тише и сказал это, чтобы просто не молчать. Общаться с подростками Влад, откровенно говоря, не умел. С детьми — да, с уже не детьми, но ещё и не взрослыми — не очень. С маленьким было просто: улыбнулся, приласкал, посюсюкался, заболтал какой-нибудь глупостью. Нужно лишь немного терпения. Но как вести себя с перепуганным ребенком-переростком, который взрослым не доверяет, Влад даже не представлял. Навряд ли Димка оценит, если педиатр начнет разговаривать с ним, как с малышом, но и насильно проводить процедуру — тоже не вариант. Наверное. В итоге, поразмыслив, Влад решил вести себя ласково, но настойчиво, и действовать по обстоятельствам, потому что предугадать действия парня он просто не мог.

К удивлению мужчины, Дима бросив взгляд в сторону процедурного кабинета, притих. Видимо, будить друга он не хотел.

— Дим, я понимаю, что ты боишься, — осторожно начал Влад.

— Ничего я не боюсь, — полу шепотом возмутился Димка, и педиатр понял, что парень в своем страхе сам не признается. Что ж, в эту игру можно играть вдвоем.

— Хорошо, — легко согласился Влад. — Тогда пойдем сделаем и будете свободны.

— Нет!

— Почему?

— Не хочу! — преувеличенно капризным тоном заявил парень, в привычной манере сложив руки на груди. Влад в этот момент посмотрел на подростка с другой стороны: вспомнил поведение парня до этого и сейчас, сравнил, проанализировал и сделал вывод, что Димка просто так не капризничает. Нет, здесь все сложнее. Он уже не маленький, чтобы так себя вести, а значит делает это нарочно. Влад мысленно усмехнулся. Раньше он считал, что Дима просто сам по себе такой вредина, что порой хочется его чем-нибудь стукнуть или влепить подзатыльник, а теперь выяснилось, что все это он делал специально.

— Дим, но это не аргумент, — заметил Влад, поднявшись.

— Нет! Не подходите! Не надо! — истерично начал парень, снова повысив голос, но опомнился и снова притих, поэтому последняя фраза прозвучала больше как мольба. Влад не переставал удивляться. Он даже не мог подумать, что в такой ситуации на первое место Димка будет ставить друга, а не собственный страх.

Парень прижимался к стенке, спиной ощущая холод плитки. Он чувствовал, что попал в ловушку. Сопротивляться, казалось бессмысленным. С ним каждый год справлялась медсестра и Изольда Генриховна, а Влад тем более. Слабым он не был, Димка давно это знал. А ещё он заметил, что мужчина терпеливый и спокойный, даже когда злится или раздражен, почти как Даня, но парень не знал, всегда ли он такой. Может быть на работе Влад ведёт себе совсем не так, как с ними на чердаке. И хоть друг давно Владу с Юлей доверял, Димка своим принципам не изменял, уверенный, что ничем хорошим эта дружба не закончится.

Пока что Влад вроде бы не злился, но и отпускать парня просто так не собирался, поэтому Димка боялся ещё больше. Он не понимал, чего ожидать от педиатра, несмотря на то, что с мужчиной он общался на протяжении нескольких месяцев. Мышцы были напряжены до предела, в горле встал ком, а в уголках глаз начала скапливаться влага, поэтому Димка поспешил опустить взгляд, чтобы педиатр ничего не увидел. Он не мог позволить при нем слезы. Никто не должен знать.

Сосредоточенный на том, чтобы не разрыдаться вслед за дождем, до сих пор шедшим за окном, Дима не заметил, как Влад подошёл к нему почти вплотную. Их разделял всего шаг. Если бы здесь была медсестра или другой врач, никому из них подобный бы трюк не удался, но Влад вел себя не так, как привык Димка. Ему, кажется, было не все равно на чувства парня, а Дима давно перестал верить, что о нем думает хоть кто-то, кроме Дани, поэтому и искал подвох.

— Димочка, — ласково позвал педиатр, заставив парня вскинуть голову и шокировано уставиться на Влада, будто у него выросла вторая голова, — пожалуйста, давай ты всего минутку посидишь спокойно, а я вам потом конфет принесу. Фруктовые, которые ты любишь, — мягко говорил педиатр, словно удав, гипнотизируя мальчика. — Там Юля волнуется, Боб скучает.

Димка чуть покрасневшими глазами, широко раскрытыми от удивления, смотрел на Влада, словно не веря, что это происходит наяву. Педиатр заметив, что ему удалось поймать внимание подростка, медленно протянул руку, траекторию которой пристально проследил Дима, и нежно погладил подростка по кудряшкам, словно дикого котенка. Димка опешил ещё больше, хотя, казалось бы, куда ещё? Он ожидал чего угодно, только не этого. Парень настолько был поражен, что даже не подумал огрызнуться. Его уже давно никто не гладит по голове, Даня не в счёт. Точнее, никому он этого не позволял, сразу же вспоминая, как будет больно после. Дима сам не понял, почему до сих пор ничего не сделал, не понял, почему стало так приятно, а слезы начали сильнее наворачиваться на глаза, только теперь не от страха, а от какого-то горького чувства внутри. Взялось непонятное желание обнять Влада, чтобы тот обнял в ответ, пожалел. Димка ужаснулся собственным мыслям, поспешив забыть их, выкинуть куда подальше и больше никогда не доставать.

А Влад, воспользовавшись заминкой, обхватил подростка за талию и изловчившись усадил на стоявший рядом стул. Димка рефлекторно попытался встать, но врач не позволил. Парень ещё не успел опомниться, как Влад мягко взял его руку, удерживая навесу. Димка не понял, откуда взялась ватка, которой педиатр провел по коже, оставив неприятный холодок и вызвав новую волну паники. Подросток попытался вырвать руку, но врач держал крепко. На свету неожиданно блеснула иголка, и Дима больше не смог контролировать слезы. Пара соленых капель скатилась по щекам.

Это снова произошло. Стоило только подумать о том, что он не такой, что ему не все равно, как все повторилось. А Даня ещё говорил довериться. Горькая обида обожгла стенки души, заставляя поднимать до этого немного опустившийся щит.

— Димочка, ручку расслабь и отвернись, пожалуйста, — все так же мягко попросил Влад, и подростку показалось, что в голосе скользнули извиняющимся нотки, а в глазах блеснуло сожаление, но парень ему уже не верил. Деваться было некуда и Дима повернул голову, зажмурившись в ожидании боли. Парень вздрогнул, почувствовав как под кожу вошла иголка.

— Тише-тише, все хорошо, — среагировал Влад, слегка погладив руку большим пальцем. — Готово! — с нотками облегчения оповестил педиатр, спустя пару секунд, прижав к ранке кусочек ватки.

Дима никак не отреагировал. Даже голову не повернул, продолжая сидеть на месте и тихо всхлипывать, безуспешно пытаясь успокоиться. Влад чувствовал себя самым ужасным человеком во Вселенной. Он понимал, что делать так не стоило, и предполагал, что ранимый Димка совершенно точно на него обидится, но других вариантов у него просто не было. Совесть тут же начала грызть изнутри, поэтому педиатр поспешил, хотя бы попытаться извиниться, особо не на что не надеясь.

— Дим, — позвал Влад, и обойдя стул, осторожно положил руки на плечи парня, как бы спрашивая разрешения. Димка руки не скинул, но и одобрения не высказал. — Дима, Димочка, прости меня, пожалуйста. Если сможешь. Да я поступил, мягко говоря, не очень. Но, понимаешь, вариантов было не так много. Если бы я тебя отпустил, то тебе бы все равно сделали прививку, только позже. И уже неизвестно кто. Ну разве я так больно делаю? — спросил врач, протянув яблочную конфету Димке, выуженную из кармана рубашки. Привычка таскать с собой сладость, которая пришлась по душе обоим парням, а особенно Диме, взялась из ниоткуда. Влад просто рефлекторно складывал в карманы фруктовые конфеты, всегда водившиеся у Юли, будто ожидая, что встретит ребят.

К удивлению мужчины Дима конфету принял, и кажется, немного успокоился, потому что перестал шмыгать носом.

— Подкупить меня хотите? — буркнул подросток, крутя в руках вкусняшку. Обида не прошла, но немного угомонилась. Дима даже снова подумал о том, что Даня в какой-то степени прав, и Влад не такой уж и плохой. По крайней мере, намного лучше многих других.

— Ты такой догадливый, — улыбнулся Влад, почувствовав некоторые изменения в настроении. — Просто я знаю, как они вам нравятся, вот и решил сделать приятно.

— Если вы знали, что мы здесь, почему Юля волнуется?

— Дим, я не знал. Честно. А конфеты просто в карманах ношу. Ну не дуйся, — извиняюще протянул педиатр, приобняв подростка, готовый в любой момент убрать руки, если Димке это не понравится, но тот ничего против не сказал. Ему, кажется, даже нравилось.

К Диме в голову снова полезли дурацкие мысли. Парень с удивлением обнаружил, что обида испарилась. Он попытался ее возродить. Чисто из принципа. Но ничего не вышло. Здравый смысл утверждал, что Влад поступил плохо, да. Но во-первых, ничего страшного не произошло, и Димка зря себя накрутил, а во-вторых, педиатр извинился. А Дима был уверен, что взрослые просить прощения не умеют.

— Я смотрю, тут бесплатная раздача обнимашек и сладостей, — выполз сонный Даня, потирая глаза. — Димка, помнишь, я говорил, что нужно делиться?

Друг возмущённо уставился на Даню, всем своим видом показывая, что он здесь не при делах. Даня, без раздумий, подошёл к Владу и Диме, позволив мужчине сразу же притянуть его к себе. Данил обниматься любил не меньше Димки, только в отличие от друга, не стеснялся этого.

— Не волнуйся, объятий у меня на всех хватит, — улыбнулся Влад.

Стояли они так до тех пор, пока Димка не решил, что на сегодня с него хватит. Даня, явно желавший пообниматься ещё немного, скорчил недовольную рожицу, поэтому Влад тут же предложил ему конфету. Парни не переставали удивлять Влада. Даня редко открыто показывал свои эмоции. В основном на лице у него красовалась вежливая улыбка или просто серьезное выражение, но педиатр в какой-то момент начал замечать, что парень стал чаще улыбаться, смеяться. И у Влада проскочила шальная мысль, что парень начал ему доверять, а Юля это подтвердила. Теперь мужчина вообще не знал, что с этим делать.

Влад убирал мусор и расписывался в тетрадке, когда Даня подошёл к окну и замер, увидев что-то на улице. И все бы ничего, но в следующую секунду к нему с кушетки, как ошпаренный, подскочил Димка. Выглянув в окно, парень сразу изменился в лице: посерьёзнел и насильно оттащил буквально оцепеневшего от страха друга в сторону.

— Это он, — с паникой в голосе воскликнул Даня, схватив Димку за плечи.

— Я вижу, — раздражённо отозвался Дима, вглядываясь в обеспокоенное лицо друга.

Влад, наблюдавший за этой картиной, тоже подошёл к окну и выглянул на улицу, где как из ведра лил дождь. Погода не успокаивалась. Замести снегом не удалось, заморозить тоже, на льду не разбились, от солнца не зажарились, и она решила попытаться людей затопить. Прямо напротив окна, посреди пустой улицы, под стеной воды стоял мужчина. В черном, уже до нитки промокшем пальто, в старомодной шляпе, с козырька которой струйками стекала вода. Он пристально смотрел точно в окно медкабинета, но встретившись взглядом с Владом, тут же развернулся и поспешил скрыться. Педиатр особо значения этому не предал, а вот мальчики запаниковали, особенно Даня.

— Так, а ну успокойся, — чуть встряхнул друга Димка. — Он сюда не зайдет. Слышишь?

— А если… — попытался возразить Даня.

— А если бы да кабы, во рту выросли грибы, — огрызнулся Дима. — Свалим на чердак.

— Нет, — тут же отрубил Даня. — Я отсюда не выйду. Ни за что.

Прежде, чем Димка успел хоть что-то ответить, Даня выскочил из кабинета. Кудряшка опешил. Мгновение молча стоял посреди комнаты, смотря в коридор, а опомнившись, коротко попрощался и убежал вслед за другом, оставив Влада размышлять над случившемся в одиночестве.

Самый благородный из известных людям видов страха — страх за судьбу другого.

---

Примечания:

Привет, Котятки ? Я тут что-то написала, не знаю? что именно, но мне нравится) А вы, что думаете?

За окном стояла глубокая ночь. Несмотря на дождь, дни были относительно тёплыми, а вот ночи ещё прохладными. По темному усеянному звёздами небу плыли серые тучи, периодически закрывая полную луну. Завывал ветер, покачивая ветки деревьев, чьи тени в белом свете луны напоминали руки страшных никому неведомых монстров. Пустынный двор дома освещали фонари, один из которых иногда мигал, создавая мрачную мистическую атмосферу какого-нибудь фильма ужаса. Кругом стояла пугающая тишина, нарушаемая лишь доносящимся с шоссе шумом машин. Во всем дворе не наблюдалось ни живого, ни мертвого, даже волчок, кусающий за бочок, этой ночью решил остаться дома и выспаться. Редко, где в окнах многоэтажек, коими был окружен двор, горел свет. Все спали.

У Влада в квартире тоже было темно. Обычно он ложился позже, но смена выдалась особенно тяжелой, поэтому стоило голове коснуться подушки, как мужчина просто вырубился. Прошло уже два дня, а парни так и не объявились, но теперь Юля с Владом хотя бы знали, где они и не волновались. Боб скучать не перестал и даже пытался отказываться от еды, но с Юлей подобный фокус не прокатил. Как она его заставила, Влад не знал, но кот, стоило девушке зайти на кухню, начинал заглатывать еду из миски, не жуя. Мужчине казалось, что положи он Бобу кусок мыла, тот слопает его, ничего не заметив.

Влад крепко спал на диване, укрытый сразу и пледом, и одеялом. Вернувшись домой около восьми, он мельком заглянул на чердак, убедился, что мальчишек нет, и пошел к себе. Мужчина не знал, чего он хотел больше: есть или спать. Посмотрев в холодильник, Влад решил, что всё-таки спать, потому что там повесилась не одна мышь, а как минимум три. Желания тащиться в магазин в столь поздний час не было, поэтому наскоро приняв душ, мужчина решил выпить чай. И ожидая, пока чайник вскипятится, Влад прилёг на диван всего на минуточку. Но декоративная подушка, мягкая как облако, начала заманивать его в свои сети, и педиатр, поддавшись уговорам, положил голову. А дальше спасительная, долгожданная темнота. Мужчина не слышал, как в незапертую квартиру заглянула Юля. И утром бы даже не вспомнил, про то, что чайник выключил не он, возможно, не обратил бы внимания, что был кем-то заботливо укрыт пледом и одеялом, и долго бы гадал, как умудрился не заметить в холодильнике сковородку с макаронами, контейнер с котлетами и овощи на подоконнике. Влад даже бы не принял во внимание, что дверь была закрыта на ключ, а не на внутренний замок, которым он пользовался, когда приходил в квартиру. Но утру суждено было наступить раньше обычного: среди ночи.

Влад резко сел на кровати, сонно хлопая глазами. Поднять то его подняли, а вот разбудить забыли, поэтому мужчина всеми силами пытался выпасть из царства Морфея и понять, что происходит. Выходило из ряда вон плохо. Вернуться в реальность не получалось, поэтому, находясь в какой-то прострации, Влад поднялся на ноги и пошел к двери, действуя на одних рефлексах. В квартиру звонили. Громкая трель дверного звонка разносилась по всему жилищу, словно сирена, предупреждающая об опасности.

— Дима? — Влад проснулся резко, одним рывком, стоило увидеть на пороге растрёпанного подростка. — Ты что здесь…

Договорить мужчина не смог, испуганный парень кинулся к нему, чуть не сбив с ног. Оба оказались в квартире, и Влад закрыл дверь, прижимая Кудряшку к себе. Мужчина щёлкнул замком, но так и остался стоять на месте, обнимая Димку, который был на грани того, чтобы расплакаться, но пока держался. Позволить себе слезы при посторонних он не мог. Влад первые пару минут просто впал в ступор, совершенно не понимая, что делать. Дима просто так плакать бы не стал, а значит случилось что-то по-настоящему серьезное. Сонное состояние пользы не приносило, а даже наоборот, невероятно мешало. Но Влад вовремя взял себя в руки.

Мужчина стянул с парня грязную куртку, оставив ее валяться на полу, опустился на корточки, чтобы развязать шнурки кроссовок, заметив разорванную штанину, испачканную в крови, а Дима решил, что обнимая Влада за шею, придушить его легче.

— Димка, ты меня задушишь, — шепнул на ухо парню Влад, не надеясь, что его услышат, но подросток ослабил хватку. — Пойдем-ка, — сказал мужчина подхватив подростка на руки, благо рост ещё позволял.

Зайдя в зал, мужчина усадил Диму на диван, накинул на плечи плед и собирался сходить на кухню за чаем, но парень крепко вцепился руками в футболку Влада, не давая тому уйти. Димка просто сидел, крепко прижимаясь к мужчине, слегка подрагивая то ли от холода, то ли от страха. А недоуменный Влад только и мог, что сидеть рядом и успокаивающе гладить по спине. Прошло какое-то время, прежде чем Дима более менее успокоился и вернулся к своей обычной манере поведения: у меня все супер, так что не вздумай подходить.

Влад всё-таки приготовил чай, решив, что подростку сначала нужно прийти в себя, а потом уже задавать вопросы. И мужчина был решительно настроен напоить подростка, даже если тот, как обычно, начнет отнекиваться и капризничать. Но теперь Влад хотя бы знал, что Димка делает это специально, пряча за скверным поведением свои страхи и слабости. Благо, в этот раз парень был не настроен на споры, поэтому без возражений принял кружку. От любимых конфет, правда, отказался. Пока подросток пил чай, смотря куда-то перед собой, но никуда конкретно, Влад быстрым взглядом окинул разбитую коленку и незаметно принес аптечку, зная как парень реагирует на подобного рода вещи.

— Даню собираются забрать, — неожиданно нарушил тишину Дима, пока Влад думал, как лучше подступиться к мальчику.

Мужчина резко вынырнул из своих мыслей, ошарашенно уставившись на Диму. Парень на него не смотрел, гипнотизируя взглядом чашку в руках. Поначалу мозг информацию не воспринял, потому что в душе, Влад искренне боялся подобной ситуации и сейчас просто не хотел верить. Но спустя пару секунд осознание всё-таки пришло, больно кольнув где-то в груди. Сразу стало как-то горько и неприятно, отчаянно захотелось увидеть Даню и крепко обнять их с Димкой и никому не отдавать. Влад ужаснулся собственным мыслям, почувствовав проскочившие нотки ревности. Нет, он до сих пор не мог принять тот факт, что привязался к мальчикам. Мужчина не понимал кашу из собственных чувств, по полочкам разложить которую просто не получалось.

Увязнуть в размышлениях Владу не позволил тяжёлый вздох. Педиатр оставил анализ собственных ощущений на потом, резко осознав, что раз ему неприятна эта новость, то какого же сейчас Диме. Он понимал, как много мальчики значат друг для друга, и парню совершенно точно намного больнее, чем Владу. С другой стороны, оба мальчика желают друг другу только добра, поэтому успокоившись, Дима скорее всего смирится с ситуацией. Но это будет потом, а сейчас ему определенно нужна была поддержка. Влада конечно, настораживало, что подросток пришел к нему. Мужчине почему-то одновременно и нравился, и не нравился тот факт, что Дима ему доверился. Одна его часть очень радовалась этому, а другая неодобрительно качала головой. Почему-то мужчина считал, что он не лучший вариант, для подобной роли. Таким образом, на него ложилась просто огромная ответственность, и она как-то пугала. С таким Влад сталкивался впервые, потому что обычно ответственности он не боялся.

— Мне жаль, — вздохнул педиатр, присев рядом. Он попытался обнять Диму, но тот ловко увернулся от рук мужчины.

— Нет, вы не понимаете! — небрежно опустив чашку на журнальный столик, стоявший возле дивана, воскликнул Димка.

Впервые за ночь Влад поймал взгляд парня, поняв, почему тот его прятал. Не зря говорят, что глаза зеркало души. В них отражаются особенности характера, прошлый опыт и даже интеллектуальные способности человека. По глазам всегда можно определить внутренние переживания, оттенки эмоциональных состояний и настроение. У Димки там плескалось отчаяние и страх. А Влад уже выяснил, что слабости свои подросток каждому встречному не показывал. В груди снова кольнуло какое-то неизвестное до этого чувство. То ли радости, то ли печали, а может и страх.

— Тогда объясни, — мягко попросил Влад, придвинувшись ближе, и аккуратно положил ногу подростка к себе на колени.

Дима попытался ее убрать и отодвинуться, но после строгого взгляда, которым его одарил педиатр, неожиданно решил не спорить, снова удивив Влада.

— Это случилось неделю, ну максимум две, назад. Мы с Данькой из школы возвращались, когда к нам какой-то фрик подкатил. В черном плаще, старомодной шляпе, как из театра сбежал. Ай! — вскрикнул Дима, когда Влад резко закатал штанину спортивных брюк, открывая себе вид на разбитую коленку. — Ну, зачем? Владислав Владимирович, ну не трогайте, — завел привычную шарманку Димка.

— Тихо, — строго оборвал врач, заставив подростка умолкнуть. — Продолжай, — уже мягче попросил он, вытащив из аптечки перекись и ватные диски.

Дима надулся, в своей манере сложил руки на груди, повернув голову в сторону, всем своим видом показывая глубокую обиду. Обычно, после подобного действия Даня начинал чувствовать себя виноватым и сразу же извинялся, но Влад никак не отреагировал. Поэтому вздохнув, парень откинулся на подушку, но продолжить не смог, потому что снова вскрикнул от резкой боли. Ощущения были такие, будто кожу на коленке резко стянули и не отпускали. Перекись на ране зашипела и запенилась, а Влад принялся дуть и махать руками, стараясь немного облегчить неприятные ощущения.

— Все, не дергайся, осталось только перевязать, — оповестил мужчина, когда Димка уже начал хныкать и пытаться высвободить ногу. — Ну, так и что фрик? Это тот, который в окна смотрел, когда я приходил?

— Ага, — всё ещё изображая обиду, отозвался Димка, пока мужчина заботливо забинтовывал рану. — К Даньке подскочил, в объятиях смял и такой: «Сынок, как ты вырос. Я так рад тебя видеть», — Димка недовольно скорчил лицо. — Даня охреневал стоял, а я вместе с ним. Мужик этот, заметив, что мы вообще не вдупляем, начал заливать, что, вот, он не знал, что Маша беременна, она ему ничего не сказала. Извинялся. Мама Дани во время родов умерла, — поджав губы, объяснил Дима. — Я в его историю, честно признаться, поверил, а вот Данилка нет. Вежливо послал мужика, куда подальше, схватил меня за руку и мы ушли. А он, кажись, реально маньяк, потому что преследовать начал.

— То есть как?

— Да вот так. Неделю за нами следил. Утром в школу встаём, а он уже у выхода дежурит, возвращаемся обратно, а он как тень за нами. Данька его конкретно так испугался. Мы пожарными выходами пользоваться стали, на улицу не выходили, а Данилка вообще по кладовкам прятался.

— И что в итоге произошло?

— Сегодня вечером он выловил нас у школы и прямо заявил Дане, что скоро заберёт его.

— Ну, так Данил уже достаточно взрослый, поэтому без его разрешения никто никому его не отдаст, — возразил Влад. Эта история ему очень и очень не нравилась. Если до этого он был уверен, что Дима просто расстроился из-за расставания с другом, то теперь все это приобретало совершенно иной оттенок.

— Конечно, — согласился парень. — Только вы же сами знаете, как просто можно все устроить. Если Даня так сильно ему понадобился, что он караулит его в любое время дня и ночи, и в любую погоду, то дать взятку тем более труда не составит.

— И ты думаешь заведующая согласится? — с сомнением спросил Влад.

— Не исключаю такой вариант, — вздохнул Димка, сев на диване. — Этот ненормальный, кстати, меня от самого здания вел. А я сбегал, время уже было два часа ночи. Как далеко он может зайти?

Стоило подростку это спросить, у Влада по коже пробежал неприятный холодок. Все оказалось, куда сложнее, чем он думал. Мысль о том, что какой-то сумасшедший преследует мальчишек его сначала напугала, а потом разозлила. С этим определено, что-то нужно было делать. На этом этапе Влад не задумывался о том, что дети чужие, и к нему отношения никакого не имеют, а следовательно и вмешиваться ему не стоит. Нет, подобного не было. Но и признаться, хотя бы себе в том, что парни ему не безразличны, мужчина тоже не мог.

— Владислав Владимирович, помогите, пожалуйста, — резко огорошил Димка, видимо решив довести врача до инфаркта. — Прошу, я больше не знаю к кому обратиться. Я не могу бросить Даню.

Влад задержал дыхание, удивлённо уставившись на Диму.

— Понимаете, Данька он уверен, что вы хороший и вам можно доверять. Он вам доверят, а я ему. У нас никого нет, и я подумал, что вы можете хоть чем-то помочь, — к концу предложения голос Димы совсем затих, а он опустил голову, устыдившись своей откровенности.

Парень не привык рассказывать кому-то кроме друга о проблемах, давно решая их самостоятельно. Но сейчас ситуация была практически безвыходная. Подросток знал, как плохо было Дане несколько лет назад, когда его забрали и они не виделись чуть больше недели. На друга тот случай повлиял сильнее, чем на Диму, и Кудряшка понимал, что не может оставить брата одного. Не может снова его подвести.

Молчание затянулось и начинало напрягать. А Влад просто пытался переварить информацию, но ничего не выходило. Мысли хаотично метались в голове, не находя своих мест. Творился такой балаган, что у Влада грозилась начаться мигрень. Все свалилось как-то слишком резко, словно из ведра ледяной водой окатило. Мужчина пытался одновременно разобраться и в своих чувствах, и объяснить их, но ничего не выходила.

— Дим, я не могу, — начал врач, пытаясь выиграть себе время на раздумья, но при этом не давать парню ложных обещаний, понимая, что в случае чего Дима его просто не простит.

Только парень договорить ему не дал.

— Я понимаю, — кивнул головой Дима, чувствуя, как к горлу подкатил ком. К глазам подступила влага, и парень, понимая, что сдержать ее не сможет, резко сорвался с места.

— Дима, подожди! — попытался остановить подростка Влад. — Я не договорил. Ты неправильно понял.

Но парень его не слышал. Подхватив куртку и наскоро сунув ноги в кроссовки, не завязывая их, он выскочил на лестничную клетку. В ушах звенело, слезы затуманили глаза, коленки слегка подрагивали, но Дима быстро бежал вниз по лестнице, чуть не падая, путаясь в шнурках. Грудь словно сдавили тиски, дыхание перехватило. Димка выскочил на улицу и кинулся со двора, не разбирая дороги. Парень бежал до тех пор, пока воздух в лёгких не кончился, и он тяжело дыша, обессиленно не откинулся на стену в какой-то подворотне. Опустившись на землю, подросток уткнулся лицом в сложенные на коленях руки и дал волю слезам, сопровождая рыдания подвываниями.

Это был второй раз, когда Димка чувствовал себя настолько плохо. Первый — два года назад. Тогда он думал, что у него наконец-то появится семья, его будут любить, о нем будут заботиться, но у тех двоих уже были дети. И его не приняли. Димка всячески старался понравиться им, найти общий язык, но все впустую. И его вернули. Просто как какую-то вещь. Бракованный телевизор. Но это Димка мог пережить, перетерпеть, попытаться забыть, но не состояние Дани, в котором он застал его, вернувшись. Они не виделись чуть больше недели, но друг, кажется, похудел, осунулся. Он и раньше редко улыбался искренне, в основном натягивая вежливую улыбку, а тогда вообще ходил понурый, как дождливый день. Он ничего не хотел, ничего его не радовало, все угнетало. И в школе, и в комнате, и на улице, везде ему было тошно. В первые минуты, увидев друга и заглянув тому в глаза, Димка испугался. Страх своими костлявыми руками провел по спине, сковывая душу. Взгляд Дани был потухший, мертвый, и несмотря на видимое желание, Данил не мог придать ему радостного и веселого блеска.

Димка тогда очень испугался за друга. Парень чувствовал себя виноватым: он не должен был соглашаться, не имел права оставлять единственного близкого человека одного. Сейчас Дима ясно осознавал, что бросить друга не может. Но что ему делать? Вариант был только один — побег. Но куда? И на какие шиши? Парень уже задыхался от слез, нос заложило, но успокоиться не получалось. Димке почему-то было горько и обидно, услышав отказ Влада. Хотя, идя к нему за помощью, он ожидал такого исхода. Так было, так есть, и так будет. Но почему же сейчас было настолько плохо? Может, потому что, где-то глубоко внутри, парень всё-таки надеялся на то, что в этот раз все будет иначе. Не чудес не бывает.

Дима заставил себя успокоиться. Да, опять было морально плохо, но делать нечего. Нужно было что-то решать. К тому же, Дане сейчас было хуже. Он нормально не спал уже несколько дней из-за всей это канители, и хотя, когда Дима уходил, друг определенно спал, то сейчас скорее всего нет. А значит, пора возвращаться, иначе друг может пойти искать его, что нежелательно. Пару раз глубоко вздохнув, Дима все же поднялся на ноги, осмотрелся, пытаясь понять, где оказался, а разобравшись, поспешил в детский дом. С твердым намерением организовать побег.

Влад тем временем бегал по двору, заглядывая во все возможные и невозможные места, коря себя. Он должен был сначала подумать, а потом уже говорить. Сейчас, когда угроза потерять мальчишек стала слишком высокой, Влад все понял. В груди неприятно щемило, и мужчина наконец принят тот факт, что привязался к парням. Смирился с тем, что они не безразличны ему, да что там небезразличны, он считал их своими. Воспоминая накрыли с головой, и Влад осознал, что скучает по этому времени. Он получил то, о чем мечтал — семью. Пусть, не совсем обычную, и больше похожую на иллюзию, но она была. Ему нравилось возвращаться домой с уверенностью, что его ждут: двое мальчишек, которых он, как теперь выяснил для себя полюбил и Юля, которая и так ему нравилась, а после всего, что было, он влюбился окончательно и бесповоротно. И сейчас Влад, ещё раз все проанализировав, принял твердое решение. Как все это организовать в столь короткий срок, он не представлял, но знал, что выполнит задуманное, чего бы ему это не стоило.

Внезапно в свете моргавшего фонаря мелькнула тень. Мужчина резко обернулся, ожидая увидеть Диму, но заметил только край шляпы и полу незастегнутого пальто. В груди вскипела злость. По поводу личности этого пвсевдо папы у Влада сложилось весьма однозначное мнение. Он не получит ни Даню, ни Диму, даже близко не посмеет к ним подойти. Влад об этом позаботится. Сейчас опасения Димки стали ему абсолютно понятны. Мужчина кинулся к нему, намереваясь поймать и попытаться поговорить, потому что первым желанием было просто врезать в морду, но того словно след простыл.

Искать его Влад не стал, а пару раз глубоко вздохнув, пошел будить Юлю, понимая, что один он не справится, а когда девушки не оказалось дома, просто позвонил. К огромному удивлению, ответила не Юля, а Серёга, и только потом девушка, видимо, просто отобрала у него свой телефон. Мягко говоря, Влад охренел, но терпеливо стал дожидаться друзей, обещавших подъехать через десять минут. Как давно они знакомы? Почему вместе так поздно, да ещё и не спят? И где? Вопросов было много, но друга Влад знал, а от него можно было ожидать любого сюрприза, поэтому мужчино терпеливо ждал друзей.

Обычная логика утверждает: если ты несчастлив, значит, у тебя нет счастья. А раз его у тебя нет, то иди и ищи. Парадоксальная же логика говорит: если ты пойдёшь искать счастье, то ты его потеряешь! Просто сядь и пойми, что оно у тебя есть.

Сократ

Время перевалило заполночь. Плотные светло-серые шторы были задернуты, но лунный луч все равно пробивался сквозь небольшую щель. В гостиной стоял приятный полумрак. Люстра была выключена, а источником освещения служили два светильника по сторонам от большого плазменного телевизора, мирно спавшего на тёмно-коричневой полке. Теплый, охристый свет мягко рассеивался по всей комнате, создавая какую-то мрачную, но тем не менее уютную атмосферу.

У противоположной стены расположился изумрудный диван, с двумя маленькими белыми декоративными подушками. Рядом стоял журнальный столик из темного дерева, а напротив, по сторонам, два кресла, такие же изумрудные. Оставшееся место занимал белый стеллаж, до отказа заполненный разного рода книгами.

На диване вальяжно развалилась Юля. В своих серых мешковатых штанах и белой широкой футболке она, в отличие от Сереги, сидевшего в кресле, даже в спортивках и потертой водолазке, выглядевшего так, будто только что он сошел с обложки журнала, не совсем вписывалась в изысканный интерьер гостиной. Облокотившись на подлокотник, девушка неспеша потягивала из чашки фруктовый чай, другой рукой поглаживая распущенные длинные волосы. Юля, чем-то напоминала кошку: все движения ее были ленивыми, медленными, но в каждом читалась грация и лёгкий намек на величие. Если бы кто-то из знакомых девушки, увидел ее сейчас такую: спокойную, умиротворенную, с плавными, осторожными движениями, то ни за чтобы не поверил, что это Юля. Потому что обычным состоянием девушки было движение. Она на месте не сидела, двигалась быстро, резко, словно фурия, пытаясь успеть везде, при этом не разнести все вокруг. По характеру Юля была бойкой, позитивной, общительной, деятельной. Где-то проявляла нотки инфантильности, детской наивности и доверчивости, любила подурачиться, но назвать ее безответственным ребенком ещё никто не решался. Во-первых, можно было отхватить от самой девушки, а во-вторых от других. Было кому вступиться. Юлю многие уважали и ценили. В первую очередь за отзывчивость. Девушка всегда помогала, не бросала в беде, на нее можно было положиться, но цену себе знала и пользоваться добротой не позволяла. Тот, кто говорит, что нет незаменимых людей, просто не знаком с Юлей и ни разу с ней не работал. Девушка, как палочка-выручалочка. Ей можно звонить и писать в любое время дня и ночи, и если она не отвечает — значит просто не хочет, редко, когда спит. Она общалась со всеми, но ни с кем близко. Уверенно заявить, что Юлю знают, могли только родители, лучшая подруга и Сергей, ну теперь и Влад, потому что ему девушка сама неосознанно раскрыла потайные частички своей души.

— Я его люблю, — тяжело вздохнула Юля, подняв взгляд на Сергея.

— Я искренне рад за тебя, — ободряюще улыбнулся в ответ мужчина. Внешне он был абсолютно спокоен и излучал одобрение и поддержку, а внутри уже ликовал, радостно кричал, прыгая до потолка, и выпивал на свадьбе.

— Спасибо, конечно, но что мне делать? — с нотками возмущения спросила девушка.

С Серёгой она познакомилась достаточно давно. Юля заканчивала пятый курс, а он только начинал работать в стоматологии. Встреча их была в лучших традициях анекдотов. Девушка, с огромной папкой рисунков, тяжелым портфелем, набитым не кирпичами, а художественными материалами, неспешно шла по заледеневшему тротуару, стараясь не упасть. Спешивший куда-то Сережа нарушил все её планы. Он поскользнувшись, на полной скорости въехал в Юлю. С громким вскриком девушка не совсем удачно приземлилась, стукнувшись подбородком об лёд и растеряв все свои вещи. Сережа ничего не имел против мата, но в тот момент он просто не ожидал, что невысокая хрупкая дама может пополнить его словарь ненормативной лексики. Кажется, девушку больше волновало состояние содержимого ее папки, чем возможные травмы. Преодолев первую волну шока, Серёга вспомнил, как себя в таких случаях ведут джентльмены и кинулся помогать Юле подняться и извиняться. Мужчина ожидал по меньшей мере оскорблений, а если быть совсем уж честным, что девушка просто даст ему по морде портфелем, который он передал ей, подняв с земли. Но та, оказавшись на ногах, лишь улыбнулась так, что у Сереги волосы на голове дыбом встали, и убедившись, что рамы в папке не пострадали, собралась уйти. Когда вторая волна шока прошла, Сережа заметил капли крови у нее на губах, а после обратил внимание на отколовшийся передний зуб. Чувствуя вину, мужчина предложил все исправить, но Юля мягко отправила его, куда подальше и прытко убежала, в то время как сам Серега снова распластался на дорожке. И он бы забыл про этот случай, если бы на следующий день ситуация не повторилась. Опять тротуар, лёд, девушка и спешащий мужчина. В этот раз Серёга был на девяносто девять процентов уверен, что его побьют, но Юля проявила несвойственные ей чудеса терпения. На третий день девушка, снова сидя посреди тротуара и закипая от злости, взирала на Сергея, пытаясь понять на что намекала Вселенная. А дальше все как-то закрутилось, завертелось. Мужчина всё-таки уговорил Юлю вылечить ее зуб. Она долго отнекивалась, и он не мог понять, в чем причина, пока за ручку не привел новую подругу к себе в кабинет, и она не решила потерять сознание от страха. Оказалось, что веселых стоматологов, она боится больше, чем неуклюжих мужчин, стремящихся помешать ей закончить университет. Так и началась их дружба, длившаяся уже достаточно долго.

Сергей, несмотря на то, что постоянно веселился, не хуже ребенка, на самом деле был серьезным, умел слушать и слышать, давать нужные советы и всегда добивался своей цели. Детей он не сказать, что обожал и непременно хотел к себе в дом маленькое чудо, нет. Для него дети были такими же людьми, только меньше и требовавшие иного подхода. Терпения Сергею было не занимать, также как доброты и понимания, поэтому с человечками, так боявшимися бормашины, он обращаться умел. Да и со взрослыми, которых эта несчастная бормашина пугала не меньше, чем детишек, тоже. Юля была тому примером. Сережа, ко всему прочему был красавцем и всегда пользовался женским вниманием. Но на Юлю красота почему-то не подействовала. Их отношения двигались от приятельских, через дружеские, до близких друзей. Но ни Юля, ни сам Серёжа даже представить не могли друг друга в качестве пары. И мужчина понимал, почему: они были схожи характерами. А им обоим чего-то не хватало. Какого-то спокойствия, размеренности, равновесия.

Серёга все это нашел, когда познакомился с Владом. Он оказался тем самым спокойным другом, следовавшим за не сидевшем на месте Серёгой, снисходительно смотревшим на все выкрутасы и с интересом слушавшим его, находясь совершенно не в теме. Влад, будучи полной противоположностью Сергея, разбавлял его чрезмерную активность, умудрялся заставлять друга спокойно посидеть на месте и набраться сил. К Владу можно было прийти и жаловаться часами на несправедливость жизни. Тот обязательно выслушивал и никогда не обесценивал даже самую глупую, как могло показаться другим, проблему. Если что-то волновало Серёжу, значит это важно и быть ерундой не могло. Серёга всегда знал, что может обратиться к Владу за помощью, а тот не сомневался, что Сережа поможет ему.

Как стоматологу пришло в голову свести лучшую подругу и друга, он не знал и сам. Но точно помнил, когда эта идея пришла ему в голову. Карьеру авантюриста Сергей начал ещё в школе, поэтому вытворить что-то подобное сейчас труда не составило.

Все случилось, когда заплаканная Юля, с бутылкой красного вина, завалилась к нему в квартиру. И сначала Сергей растерялся. Он увидел, какой же на самом деле уязвимой и беззащитной была девушка. Говорить об этом ей он конечно же не собирался, прекрасно понимая, что в этом она не признавалась даже самой себе. И уж точно не хотела услышать это от кого-то другого. Юле хорошо удавалось скрывать все свои слабые места за улыбкой и некоторой язвительностью. Даже Сергей забывал, что они у нее есть, что уж говорить про осталных. Но никто не идеален. А в тот вечер Юля окончательно доверилась Серёже, показав другую сторону своей души.

Причина слез оказалась весьма банальной. Рассталась с молодым человеком. Точнее она его бросила, узнав об измене. К счастью Сергея, встречались они не долго: пару месяцев, поэтому Юля уже на следующее утро полностью выбросила эту ситуацию из головы. Но Серёга понял, что девушке не хватает именно Влада. Вот как по голове молотком стукнули. Снова видеть подругу в таком состоянии стоматолог не хотел. А друг точно мог застраховать девушку от подобных неприятностей. Влад был сильным, во всех планах, надёжным, верным, а самое главное терпеливым. Это качество в общении с девушкой было просто необходимым. Юле, привыкшей решать все самостоятельно, лишняя поддержка не навредила бы. На Влада она могла положиться в любой момент. А Юля разбавила бы его однообразную жизнь.

И Сергей понял, что оказался прав, когда через неделю после Юлиного переезда, к нему завалился Влад: рассказывать о новой соседке, с которой успел познакомиться. А через две недели с такой же новостью прискакала радостная Юля. Сережа был на седьмом небе от счастья. Его очередная авантюра начала давать первые плоды.

— Тебе, дорогая Юля, делать ничего не нужно, — на манер мудреца протянул Сергей. — Поверь на слово. Просто подожди немного. Он сам сделает первый шаг.

— Почему ты в этом так уверен?

— Просто.

— Что просто Серый? Вот, что просто? — вспылила Юля. — Ты не понимаешь, я уже не могу без них. Я устала от одиночества. А с Владом и ребятами мне хорошо. Мы же как семья.

— Говорю тебе, подожди. И будет всё у тебя. Ты очень нетерпелива, в этом твоя проблема.

— А я не могу просто спросить у него?

— Умные учатся на ошибках чужих, а глупые на своих. Вспомни Татьяну Ларину. Хочешь также?

Юля закатила глаза, но друга услышала. Причин не доверять ему не было. Серёга ее ещё не подводил. Подруг у Юли не было, только одна, но она постоянно в командировках, да в таких местах, что о слове телефон там даже не слышали. Зато у нее был Серёга, а он значительно лучше любой подружки.

Внезапно на журнальном столике ожил телефон, разогнав громкой мелодией умиротворение в комнате. Пока Юля поставила чашку, Серега уже ответил.

— Доброй ночи, — поздоровался Сергей.

— Эй, — шёпотом возмутилась Юля. — Отдай!

— Да, она со мной. Потом объясню.

Девушка выхватила у друга телефон. Пару минут молча слушала, становясь все серьезнее, а после коротко сказав: «Скоро будем», выбежала в коридор. Сергей поспешил за ней. Случилось что-то серьезное. Об этом можно было судить и по голосу позвонившего Влада, и по резко сменившемуся настроению Юли.

— Ты знаком с Владом? — неожиданно затормозила посреди прихожей Юля, резко развернувшись к Серёже, так что взметнулись полы незавязанного пальто.

— Да, — кивнул мужчина. Сопротивляться смысла не было. Он собирался выводить авантюру на новый уровень.

У Юли округлились глаза, и она наверное раздумывала врезать сейчас или прямо сейчас.

— Давно?

— Со студенчества.

— Понятно. То есть наша встреча не случайна?

Сережа лишь извиняюще улыбнулся, ожидая бури, но той почему-то не произошло. Либо Юля была слишком взволнована случившимися событиями, либо просто смирилась.

— Тогда спасибо, — тоже улыбнулась девушка, выскочив в подъезд и оставив шокированного Сергея одного. Пару минут стоматолог приходил в себя, а после усмехнулся отражению в зеркале, и прихватив ключи от машины, выбежал за Юлей, искренне надеясь, что Влад примет эту ситуацию также спокойно.

* * *

Когда, позвонив Юле, трубку поднял Сергей, Влад, мягко говоря, удивился. А грубо, просто охренел. Но короткое: «Потом объясню» не позволило мужчине начинать выяснять ситуацию в ту же минуту. Причин не доверять Сергею у педиатра не было. Раз Серёга сказал, что объяснит, значит это объяснение у него совершенно точно имелось. А потом Юля, кажется, просто отобрала свой телефон, и выслушав сбивчивый рассказ, пообещала приехать.

Долго ждать, раздумывать над всем произошедшим, заниматься самокопанием, топя себя в негативе, не пришлось. Друзья буквально вломились в квартиру Влада через пятнадцать минут. Тратить много времени на выяснения кто когда и с кем познакомился друзья не стали. Главное, что так или иначе оказались вместе, а как именно, уже значения не имело. Сейчас, на первом плане у Влада стояли мальчишки.

Комнатой переговоров временно был назначен зал, в котором расположились трое человек. Циферблат часов, устроившийся на тумбе под телевизором, показывал четыре утра. Стоматолог с педиатром заняли тёмно-серый диван, а Юля единственное кресло такой же расцветки, стоявшее напротив. Включать основной свет или регулировать люстру не стали, ограничившись подвесными светильниками.

Влад ещё раз, только подробнее рассказал обо всем случившемся и окинул взглядом притихших друзей. Сергей полулежал рядом, облокотившись на подлокотник, согнув одну ногу в колене, а вторую свесив с дивана. Весь его вид говорил о серьезном мыслительном процессе. Мужчина замер, напоминая скульптуру мыслителя Огюста Родена. Серёга нахмурил брови так, что на лбу появилась небольшая складка, и устремил взгляд серых глаз в одну точку, даже не моргая. О чем таком думал в эту минуту Сережа, Влад мог только догадываться, но тревожить друга не собирался. Юля подскочила с места, начав расхаживать вдоль окна. Она явно злилась. Об этом говорили резкие, какие-то нервные движения, которыми она компенсировала грубые громкие слова, которые не могла использовать в столь ранний час. В чертах ее проявилось что-то звериное, хищное. Она напоминала тигрицу, на чье потомство решил покуситься враг. В глазах зажёгся огонек, и Влад подумал, что сейчас она и вправду может вспыхнуть, разгореться и сжечь все, что ее не устраивало. Педиатр смотрел на друзей, думая как сказать им о своем решении, и пытался предугадать их реакцию. Ничего не выходило. Откуда-то взялось сомнение, что они его не поддержат, осудят. Ему самому уже начало казаться, что затея глупая, но он поспешил отогнать ненужные мысли, навеянные страхом неизвестности.

— Я хочу их забрать, — как гром разнёсся в тишине голос Влада, заставив Юлю замереть на месте, а Сергея вынырнуть из размышлений. Педиатр смотрел в пол, не решаясь поднять взгляд. В повисшей тишине отчётливо слышалось завывание ветра.

— Ты уверен? — спокойно спросил Сергей.

— Абсолютно, — на мгновение прикрыв глаза, отозвался Влад.

— Тогда я хочу помочь, — решительно заявила Юля, бросив быстрый взгляд на Серёжу. Тот пристально посмотрел ей в глаза, словно спрашивая уверена ли она и после еле заметного Юлиного кивка, ободряюще улыбнулся. Все шло не совсем так, как планировал мужчина, но девушку он знал, поэтому такой вариант тоже предусматривал. В конце концов Влад, не Онегин, а он не Ленский и если надо вправит другу мозги.

— Я тебя люблю, — выпалила Юля. — Не перебивай, — рыкнула девушка, когда Влад попытался что-то сказать. — И тебя, и мальчиков. Знаю, это глупо, но все это время мы были как семья. И я бы хотела, чтобы мы стали настоящей семьёй. Я тебя ни в коем случае ни к чему не принуждаю, и ничего не требую, и помогу вне зависимости от того, что ты ответишь. Но просто знай, ты и мальчики стали мне очень дороги, и я готова на все, чтобы вы были счастливы, как бы банально не звучало.

Юля замолчала, и Сергей с удивлением обнаружил, что она смутилась. Стоматолог перевел взгляд на застывшего Влада, который в следующую минуту встал с места и сделав шаг вперёд, порывисто обнял девушку, что-то прошептав на ухо. Произошел непродолжительный диалог, но даже громогласная Юля говорила так тихо, что Сергей кроме слова «люблю» больше ничего не разобрал, как не прислушивался. Но в одном стоматолог был уверен — его авантюра пришла к относительно логичному завершению. Целый год влюбленных взглядов, глупых улыбок и разговоров, миллион честных признаний у него в кабинете, и вот, наконец, они поговори по душам. И не последнюю роль в этом сыграли мальчишки, которым Сергей искренне был благодарен. Они сами того не понимая, помогли друзьям узнать друг друга получше и сделать определенные выводы.

— Голубки, что делать-то будем?

— Оформлять документы, — серьезно заявила Юля, выпутавшись из объятий. — Нам нужно поспешить. Потому что насколько мне известно, если ты получишь опеку, — она обернулась к Владу, — то неважно папа, бабушка, тетя, дядя, да хоть Тони Старк, ребенка ему не отдадут.

— Ну, Тони Старку, может быть и отдали бы, — с сомнением протянул Сергей.

— Не суть, — с нажимом отозвалась Юля, всем своим видом показывая, что не стоит придираться к словам.

— А ещё нужно подготовить квартиру, — заметил Серёга. — Тут должно быть чисто, для детей необходимо оборудовать уголок и спальное место, а также купить игрушки.

— Им по четырнадцать лет, думаешь они ещё играют в игрушки? — удивился Влад, но тем не менее выглядел так, будто готов скупить весь детский магазин, если понадобится.

— Да кто их знает, — вздохнул Серёга. — В любом случае у нас нет ни кроватей, ни времени. Мало ли, может этот в шляпе уже собрал все документы.

— Не думаю, — покачала головой Юля, снова начиная расхаживать по комнате. — Он бы тогда давно пришел за Даней. И вообще они могут и не осматривать дом, если положительная характеристика с работы.

— С этим проблем не будет, но сколько времени уйдет на сбор документов, потом на рассмотрение и принятие решения, — вздохнул Влад, тяжело опустившись на диван.

— Со сбором документов проблем не будет. Есть у меня знакомые, которые помогут ускорить процесс, — отозвалась Юля.

— А у меня есть те, кто ускорит процесс рассмотрения и принятия решения. И вообще, мне не нравится этот в шляпе. Говоришь, Димка его маньяком назвал? — перевел взгляд на друга Серёга

— Именно, — подтвердил Влад. — Да и мне он кажется не совсем нормальным. Он же буквально их преследует.

На этих словах Юля не то рыкнула, не то выругалась, сцепив зубы, но лицо ее приобрело какое-то хищное выражение, а сама она напряглась, будто готовясь к прыжку.

— В таком случае, я поговорю с Олегом и мы попытаемся узнать о нем как можно больше, — следя за Юлей оповестил Сергей. Старший брат Олег работал следователем, поэтому помочь ему особого труда не составит. К тому же человек в шляпе и вправду может быть не так прост, как кажется.

— Ребят, спасибо вам огромное. Не знаю, чтобы я делал без вас.

— Да, ничего бы не делал, нас бы ждал, — просто ответила Юля.

Ещё раз переглянувшись, все трое одновременно встали, и наплевав на ранний час отправились претворять задуманное в жизнь.

Нет такого понятия, как «судьба». Это всего лишь сочетание нескольких обстоятельств, которые подстроил Сергей.

Время близилось к вечеру. На улице продолжало светить солнце, медленно опускаясь за горизонт. По небу плыли облака, подгоняемые ветерком. В марте было ещё холодно, но последняя неделя выдалась достаточно теплой, а местами даже жаркой.

Дверь в комнату громко хлопнула, закрывшись. Димка подскочил на кровати, сонно заморгав глазами, пытаясь сфокусироваться на фигуре друга. Бледный, как мел Даня, быстро метнулся к открытому окну, напомнив Диме призрака, и выглянув на улицу, резко отпрянул, одним движением задернув ночные шторы. Опомнившись, со скоростью гепарда ломанулся к двери, подперев ее деревянным стулом, и окинув комнату оценивающим взглядом, забрался к себе на кровать, укрывшись с головой покрывалом.

Дима нахмурился. Непонятное чувство страха охватило его, передавшись от Дани. Парень встал с места и медленно подошёл к окну со стороны стены, аккуратно выглянув на улицу. Димка резко втянул носом воздух, задержав на мгновение дыхание. Холодный страх провел по спине острыми когтями, парализуя. Ситуация набирала обороты, грозясь вот-вот дойти до абсурда. На залитом мартовским солнцем дворе, напротив здания, стоял, как неудивительно, мужчина в черном пальто и старомодной шляпе, пристально смотря прямо в их окно. Дима громко сглотнул. Если бы он не был уверен, что его не видно, то подумал бы, что странный человек смотрит прямо на него, гипнотизируя взглядом.

С момента разговора с Владом прошла почти неделя, а тот так и не объявился, окончательно убедив Диму, что они ему безразличны. Рассказывать Дане о своем визите к педиатру Димка не собирался, но когда он вернулся друг не спал и потребовал объяснений.

Данил расстроился. Сильно. И кажется, потерял надежду на спасение. Последнее время он и так плохо спал, напуганный преследованиями псевдо отца, а всю эту неделю вообще спал только на уроках. Почти не ел. И Дима очень волновался, потому что Даня снова стал похож на мумию, которую застал парень тогда, два года назад. Ходил бледный, дерганный, шарахался от громких звуков, прислушивался к шорохам. И когда Димка предложил сбежать, то друг на удивление согласился. Они даже вещи собрали и деньги на автобус в соседний город, но элементарный поход в школу доставлял трудности, что уж говорить про полноценный побег. Все эти дни мужчину они не видели, но от этого становилось ещё страшнее. Он был словно тень. Если парни его не видят, это не значит, что его нет. Скорее всего стоит где-то за деревом или столбом, наблюдая за ними.

— Когда уже это закончится? — проскулил Данил.

— Не знаю, Данька, не знаю, — вздохнул Дима, отойдя от окна и присев к другу на кровать, погладил по плечу. — Потерпи немного. Как только он отвлечется мы сразу же свалим.

— А если он и тогда нас выследит?

— Ну, значит он — псих.

— Как ты думаешь, почему он до сих пор не пришел за мной, а продолжает просто следить?

— Может ещё с документами не разобрался, — пожал плечами Дима. — Я не знаю. Вообще не понимаю.

Даня со вздохом снова отвернулся к стене. Димка тоже долго сидеть не стал, завалился рядом спиной к спине и прикрыл глаза. Поспать днём Дима любил. Но долго отдыхать парням не дали. Прошло чуть больше получаса, когда в дверь громко постучались, а после попытались зайти, но стул под дверью не позволил. Мальчики резко проснулись, уставившись на выход. Дверь пытались просто выломать, но неизвестный вовремя остановился.

— Зимин, Муравьев, — раздался грозный голос Изольды Генриховны. — К заведующей, немедленно.

— Да, уже идём, — отозвался Даня, испуганно переглянувшись с Димой.

* * *

Юля с Владом уже час сидели в машине напротив детского дома «Василек». На заднем сидении покоилась папка с документами. Похоже Юля дружила и была знакома с обитателями ада, иначе Влад не мог объяснить, как они смогли собрать основные бумажки всего за день. А потом в игру вступил Серега, с кем-то там поговорив, кому-то из старых знакомых сделав подарок, он ускорил процесс рассмотрения на несколько дней. Но сам за это время не появлялся, сказав только, что они узнали личность Шляпы и сейчас пытаются найти как можно больше информации, параллельно следя за ним, так что за мальчишек можно не волноваться. Влад с Юлей все это время были как на иголках. Мужчина втихаря пил успокоительные, а девушка гипнотизировала взглядом бутылку красного вина. Фанаткой алкаголя Юля не была, но красное вино всегда покоилось в дальнем ящичке на кухне.

— Смотри, он зашёл, — кивнула Юля на мужика в пальто, которого они караулили уже полчаса.

— Тогда и мы пошли, — сказал Влад, дотянувшись до папки. — Ну, удачи нам!

— Мне Серый звонил. Сказал, что мы можем не волноваться, потому что все получится. Он гарантирует. Обещал подъехать позже и просил не ждать.

— Ну, раз Серёга гарантирует, — передразнил мужчина, выходя из машины.

Нужный кабинет помогла найти медсестра, очень вовремя спустившаяся на первый этаж. В помещение они вошли одновременно с мужчиной в шляпе, которого по словам Сергея звали Рубцов Лев Никитич. Он был женат на Муравьевой Марии Николаевне, но развелся с ней и уехал в другой город, ещё до рождения Дани. Документов, подтверждающих, что именно он является отцом Даниила Муравьева не было. Олег запросил информацию из соседнего МВД, которая приходить не спешила.

В кабинете Рубцов всё-таки снял свою шляпу, развеяв Юлин миф о том, что у него рога или он лысый. На вид Льву Николаевичу было больше тридцати. Волосы черные, как смоль, а нос напоминал вороний клюв. Улыбался он как-то безумно, обнажая кривые, пожелтевшие зубы. Долговязый, тощий, с бледной кожей и темными синяками под глазами, он производил неприятное впечатление, отталкивал от себя. Самоуверенность читалась во всем: осанке, выражении лица, жестах. Юля поморщилась, окинув Льва Никитича презрительным взглядом. Она ещё даже не говорила с ним, но уже чувствовала отвращение и испытывала желание дать ему в морду, чтобы стереть самодовольную ухмылку.

После непродолжительного диалога, в ходе которого выяснилось, что уже два человека хотят взять под опеку Даниила Муравьева, было принято решение спросить у самого мальчика. Минут через десять в кабинет неуверенно постучались, а после в дверном проеме показались две подростковые мордашки. Окинув взглядом присутствующих, парни собрались уже убежать, но подошедшая Изольда Генриховна все испортила, втолкнув мальчишек в комнату и захлопнув дверь. Увидев мужчину в шляпе, навязчиво улыбавшемуся ему, у Дани по спине пробежал холодок. Он сделал шаг назад, наткнувшись на не менее ошарашенного Димку, который будто к месту прирос. Данил проследил за его растерянным взглядом и обратил внимание на Влада. Мужчина одними губами прошептал: «Простите», понимая, что ему нужно объясниться, но сейчас было не время. Педиатр ни на что не рассчитывал. Он вообще боялся, что Дима его просто не простит. Юля настрой имела менее категоричный, но тоже считала, что добиться прощения парня будет не так просто.

Кудряшка подавив удивление, демонстративно отвернулся. В душе что-то неприятно кольнуло. Злость на Влада резко испарилась, и парень всеми силами попытался ее воскресить, но все было напрасно. Если в воспоминаниях был ещё свеж разговор, принесший такую сильную боль, то в душе проснулись теплые чувства, которые Дима испытывал, проводя время на чердаке. Это было сложно. Он запутался. Ему нужно время, что бы все обдумать, разобраться в собственных чувствах. Димка просто не верил, что Влад вернулся, поэтому искал причины, но ничего не находил. На Юлю парень так и вообще не держал зла. Она ему ничего плохого не сделала. Из-за смерча из мыслей неприятно заныла голова.

Даня выдохнул с облегчением. В отличие от друга, Влада он простил сразу и без раздумий. Парень быстро понял, что все произошедшее было лишь обычным недопониманием. На душе стало легко. Страх больше не сковывал грудь, мешая дышать. Подросток буквально чувствовал как приближается конец кошмара. Внезапно захотелось подбежать к Владу и крепко его обнять, вцепиться как клещ и не отпускать, чтобы тот забрал его. Дима настрой друга почувствовал и переглянувшись, они сделали выбор. Димка доверился Дане и решил дать Владу ещё один шанс. Да побороть собственный страх оказалось сложно, но парень грубо заткнул его, потому что безопасность Данила была важнее.

Все случившееся дальше мальчики помнят лишь отрывками. Вот Даня уверенно заявил, что даже видеть Рубцова не хочет и высказал желание остаться с Владом, Дима его поддержал. Обрадованная Юля заметила, что в настроении Льва Никитича произошли какие-то изменения и на каких-то инстинктах притянула к себе, стоявшего рядом Димку. В глазах Рубцова блеснул нездоровый огонек, улыбка стала шире и безумнее. Он собирался что-то сказать, как в помещение ворвались Серега с Олегом, сразу же сунувшим заведующей под нос удостоверение. Братья были очень похожи: оба светловолосые, с серыми глазами, только Олег был чуть выше и выглядел крепче. Оказалось, что Рубцов Лев Никитич имел судимость за кражу. Папка с материалами дела легла на стол, и теперь уже не было сомнений, с кем останется Даня.

Только вот сам Лев Никитич мириться со своим поражением не захотел. Резко схватил Данила, до которого Юля просто не успела дотянуться, оттащив в сторону. На свету блеснуло острие ножа, которое он сразу же приставил к горлу парня. Всё-таки с головой у Рубцова было не всё в порядке.

Все замерли на месте, выслушивая бессмысленные угрозы и требования. Юля крепче сжала Димино плечо, опасаясь, что тот может кинуться к другу на помощь. Влад начал разговор, отвлекая на себя внимание. Лев Никитич в это время медленно двинулся в сторону двери, уверенный, что его отпустят, но стоило подойти к выходу, как на него накинулся Олег, незаметно обошедший комнату со стены. Даню, которого резко оттолкнули в сторону, поймал Серега, и передав Владу, кинулся на помощь брату. Педиатр в стороне оставаться не захотел, и оставив обоих мальчиков Юле, бросился в драку. Втроём Рубцова быстро повязали, но чем все кончилось ни Дима, ни Даня так и не узнали.

Юля, выбрав момент отвела их в комнату. Уложила мелко подрагивающего Даню на кровать, укрыла одеялом и начала ласково поглаживать по голове. Диму она позвала к себе, и всё ещё напуганный парень пристроился рядом, доверчиво подставив кудрявую макушку под Юлину руку.

— Теперь, все будет хорошо, — уверенно пообещала Юля. — Уже завтра мы вас заберём. Будем вместе жить. Там Боб уже соскучился, ждёт.

Непривычно мягкий и тихий голос расслаблял, успокаивал. Даня поближе придвинулся к Юле, Дима прикрыл глаза. В слова девушки хотелось верить. Очень сильно хотелось. Правда, в прошлый раз все звучало тоже убедительно, но Дима отогнал эти мысли. Сомнений больше не было. Сейчас все будет иначе. Вся злость на Влада улетучилась и Дима, наконец, позволил какому-то тёплому чувству разлиться в груди. Конечно, сразу и во всем довериться педиатру он не сможет, но Димка решил, что обязательно попытается. Переглянувшись с Даней, нежившимся от ласковых Юлиных прикосновений, Дима позволил себе полностью расслабиться.

В комнату заглянул Влад.

— Ну, как вы тут?

— Уже лучше, — заявила Юля, окинув мальчиков взглядом.

— Спасибо, — прошептал Даня, а Дима лишь кивнул.

— Я бы хотел извиниться, — вздохнул Влад. — Дим, ты меня тогда не понял. Я хотел сказать совершенно другое, просто растерялся и неправильно сформулировал мысль. Мы с Юлей к вам очень привязались. Правда. Вы стали нам родными. Знаю, что в мои слова сложно поверить, но хотя бы попытайтесь. Прошу. Дайте ещё один шанс.

— Я не смогу без вас, — покачала головой девушка. Даня заметил, что и она, и Влад выглядели уставшими. Под глазами залегли синяки не меньше, чем у него.

— Уже дали, — посмотрев Владу прямо в глаза, улыбнулся Дима, и его охватило какое-то странное, но приятное чувство, когда мужчина радостно улыбнулся в ответ.

Он подошёл к кровати и крепко обнял обоих мальчиков. А у Димки даже не возникло мысли, чтобы оттолкнуть мужчину. В этот момент было так хорошо. Парни ощущали себя в безопасности, и больше не было чувства, что они одиноки. Даню только сейчас осенило, что у них теперь есть семья. Это слово все еще странно ощущалось на языке и в мыслях продолжало звучать, как что-то фантастическое и невозможное. Слова Влада резко всплыли в голове и Данил понял, что снова безоговорочно поверил ему. Димка может сколько угодно называть его доверчивым глупцом, но конкретно в этой ситуации Даня был уверен в своей правоте. Юля по очереди чмокнула мальчишек в щеки, не зная, как ещё выразить все, что она чувствовала. Ее переполняла радость, в глазах загорелись счастливые огоньки и хотелось танцевать.

А Влад стоял, переполненный счастьем, и лишь лёгкое волнение периодически охватывало его, стоило вспомнить об ответственности, которая теперь легла на их плечи.

Он предчувствовал безумие грядущих перемен.

Наступил апрель… Сосед выкинул ёлку… Слабак!

Матушка-природа, по всей видимости, очень хорошо отметила день дурака. Апрель только начался, а на истеричку-погоду уже начали поступать жалобы. Город стал жертвой климакса планеты. Падал снег, была жара, наступили холода, и все это происходило в течение одного дня. Солнце, поставившее своей целью испепелить землю, сошлось в неравном бою с осадками, желавшими затопить жалких людишек, дабы наказать их за грехи. Каждые полчаса в чат заходили снежные тучи и сильный ветер, сделать ставки и убедиться, что друзья — главари непогоды оставили им работы. Снег почти сошел, выпустив из плена молодую траву. Деревья медленно стали покрываться почками, беспомощными и ничтожно маленькими до мая месяца, пока не превратятся в тысячи зелёных листиков. Вернулись птицы, оповещая о своем прибытие пением.

Люди воображают, что пернатые друзья исполняют музыкальные композиции для их удовольствия, совершенно не предполагая, что птицы о них даже не думают. У них полно своих забот, обязанностей, хлопот. Они спешат построить гнезда, занять скворечники, при этом не забывая соблюсти ритуал: набить морду наглому воробью, претендующему на жилплощадь. Маленькие птахи не задерживаются на месте ни на секунду, суетятся, пищат, шумят, отчаянно ищут еду. Несчастна будет та гусеница или жук, что прогуливали уроки маскировки, ибо будут они замечены зорким птичьим глазом с лазерной системой наведения, а после схвачены ловким и точным движением маленького, но беспощадного клюва. Люди избавились от теплой одежды и шапок, при этом не убирая их далеко, потому что матушка-природа та ещё шутница, до начала мая и снегом засыпать успеет.

Чернилами разлилась ночь, присыпанная сверху белой пудрой: бесчисленным множеством точек — звездочек. Луна — кошачий глаз пристально смотрела в окно, сквозь незадернутые шторы, осторожно пробираясь в комнату своей лапой — полоской белого света. Время давно перевалило заполночь, и некому было задернуть светло-серую ткань.

Дима, конечно, мог подняться и сдвинуть занавеску в сторону, избавив комнату от лишнего света, но парень продолжал сидеть на своей кровати, бездумно смотря на движущийся все дальше и дальше лунный луч. Новое постельное белье было пропитано свежестью с нотками стирального порошка, а в воздухе явственно ощущался сладкий, но приятный запах Юлиного крема для рук. Дима пару раз глубоко вдохнул наполненный ароматами комнатный воздух, будто пробуя его на вкус, а после поднес ладонь к носу, с упоением втянув носом нежный запах. Сердце защемило, а чувства стали ярче, приобрели очертания, разбуженные приторным ароматом. Дима с силой зажмурился, сжал кулаки и задержал дыхание, пытаясь угомонить эмоции, взбесившиеся словно наркоманы, получившие долгожданную дозу. Дурацкий запах крема. Парень и любил, и ненавидел его одновременно.

Они жили с Владом и Юлей всего две недели. Две долгие, наполненные суетой и нервным ожиданием недели. Дима обещал себе довериться, но всё ещё не мог отпустить прошлое. Мысленно ждал, когда же они отправятся обратно, готовый утешать Даню, принявшего ситуацию и старавшегося радоваться и благодарить судьбу. Да, он именно старался, потому что все случилось слишком быстро, слишком стремительно, что подросток тоже никак не мог свыкнуться с мыслью о том, что теперь у них есть семья. Даня, также как и Дима вел себя очень осторожно, следя за всем, чем только можно, анализировал поведение опекунов. В качестве мамы и папы они конечно их ещё не приняли, а Диме вообще казалось, что он никогда не сможет назвать хоть кого-то из них этими словами. Может для кого-то они значат очень много, но для него пока что просто слова. Пустые места. Даня брата понимал и принимал его позицию, лишь повторяя: «Никогда не говори никогда». В отличие от Димки надежду он не потерял и верил, что все будет хорошо.

Что происходило между Юлей и Владом мальчики не знали, но одно могли сказать точно: они стали намного ближе. Что-то парни явно пропустили, но что именно спрашивать не спешили, не так они пока близки. Взрослые внезапно решили объединить квартиры в одну. Согласовать все юридически проблем не составило, а вот договориться с Зинаидой Львовной… Парни как раз вернулись из школы, когда Юля с соседкой громко ругались на лестничной клетке, так что стекла дрожали. Хорошо еще, другие жильцы тогда не вернулись с работы, а иначе точно бы вызвали полицию. Шум стоял такой, что складывалось ощущение: кого-то убивают. Мальчики, незаметно, насколько это вообще было возможно, забрались на чердак, наблюдая оттуда за сражением двух титанов. А в это время рабочие делали проход в кладовке, которая теперь превратилась в маленький коридор, соединяющий два помещения.

Сначала взрослые предлагали мальчикам отдельные комнаты, так как места стало больше, но они без раздумий отказались. Дима знал, что один Даня точно не заснёт, да и он привык, что они всегда вместе. Юля с Владом спорить не стали, просто выделили им самую большую комнату: бывшую спальню Влада и сделали там ремонт. Всего за неделю помещение преобразилось до неузнаваемости. Поклеили светло-бежевые, нейтральные обои, которые мальчикам пришлись вполне по вкусу. Вдоль всей стены, прямо под подоконник поставили письменный стол из светлого дерева. Напротив друг друга расположились две кровати, а прямо у входа возвышался до натяжного потолка шкаф-купе, с двумя одинаковыми секциями и зеркалом, встроенным в одну из дверей. Рядом с Данькиной кроватью устроился стеллаж из такого же светлого дерева. Пока пустой, но взрослые надеялись, что со временем он обязательно чем-нибудь заполнится.

Дима очень хорошо запомнил первый день, когда они приехали. Точнее, был уже вечер. Вернувшись из школы, парни собрали вещи, Влад с Юлей подписали оставшиеся бумажки, и они четверкой разместились в черной машине Влада. Последние дни у всех выдались тяжёлыми. И взрослые, и подростки выглядели крайне уставшими и изнуренными, особенно Даня, не спавший два дня. Из-за стресса у него всегда начиналась бессонница, которая проходила достаточно быстро, но в этот раз затянулась, что очень беспокоило Димку. Началось это три года назад, когда Даня на неделю остался один, уверенный, что друга больше не увидит, и кто знает, чем бы все кончилось, не вернись Дима обратно. Это единственное, что заставляет парня не жалеть о той ситуации. Его семья — это Даня и ради него он готов на все, так же как и Данил. Юля, устроившаяся на переднем сидении отрубилась первой, за ней Даня, чему Димка был нескзанно рад. Они же с Владом всю дорогу молчали, каждый думая о своем.

По приезде педиатр показал им квартиру и предупредил, что пару деньков кому-то придется поспать у Юли, потому что заказанные кровати ещё не пришли, но мальчиков такой вариант не устривал. В тот вечер, при первой же возможности они убежали на чердак, прихватив с собой довольного Боба. Злить мужчину никто не собирался, но им было необходимо время, чтобы все обдумать, а для этого требовалась тишина и одиночество, ставшие их постоянными спутниками. Парни были больше, чем уверены, что Влад придет за ними, отчитает, но тот не появлялся до самого ужина. Ни он, ни Юля, за что подростки были им благодарны. Они обсуждали произошедшее, даже не догадываясь, что в это время Влад, по поручению Юли, усердно чистил картошку, а девушка носилась по кухне, словно электровеник: мыла овощи, нарезала салат, жарила котлеты. И она же позвала их есть. Ворвалась на чердак, как дракон, и безапелляционно заявила, что пора ужинать. Желания спорить ни у кого не возникло. А после еды парни снова убежали на чердак, где и провели ночь, потому что никто из взрослых не пришел их звать. К счастью, Даня слишком измотался, поэтому быстро уснул.

А вот утром к ним заявилась Юля, видимо решив взять на себя обязанности будильника. Девушка была единственной, не считая Боба, кто кажется совершенно не испытывал неловкости, как мальчики и Влад. Они не знали, о чем говорить, как себя вести, а Юля была рыбой в воде, птицей в небе. Девушка совершенно не задумывалась над своими действиями, действовала четко и уверенно, будто делала это каждый день.

— Мальчики, уроки, надеюсь сделали? — спросила Юля, выставляя на стол тарелки с яичницей.

Она уже оделась, готовая к выходу на работу. Любимый бордовый халат частично скрывал красный костюм: брюки и пиджак. Волосы убраны в высокий хвост, видимо сегодня она не успела заплести косы.

— Да, мы все сделали, — робко отозвался Даня, заглядевшись на аккуратные красные стрелки, а через мгновение к нему присоединились Дима с Владом. Юля же лучезарно улыбнулась, вызвав у Данила ответную улыбку, и неожиданно чмокнула парня в нос, рассмеявшись.

— Ваш кофе, — деловито заявила девушка, опустив перед Владом чашку и развернувшись, чмокнула в нос уже Диму и мягко приобняла, делая вид, что не заметила, как замер и напрягся парень.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарил Влад.

— Обращайся. Так, мальчики, я на работу, а вы тут не балуйтесь. Влад, парней в школу отвези. Ребятки не шалите.

— А меня поцеловать? — наигранно грустно воскликнул педиатр, когда девушка уже скрылась в коридоре.

— Раскатай губу, закатай обратно, — хихикнув, отозвалась Юля, и в прихожей хлопнула дверь.

Дима открыл глаза, выдохнув. Воспоминание мягкой дымкой растворилось, а на соседней кровати завозился Даня, поэтому парень упал на подушку, притворившись спящим. Будить друга было нельзя. На второй день их прибывания у Влада с Юлей, мужчина категорически запретил им спать на чердаке, так как на улице снова похолодало. Но когда Даня сказал, что они не хотят спать по отдельности, Юля предложила им занять ее диван. Он раскладывался и места там было предостаточно, а к середине следующей недели их команта была уже полностью готова. И все это время Даню не мучила бессонница. Димка был готов скакать от радости и ночевать хоть на полу, лишь бы друг чувствовал себя хорошо.

Да и вообще за это время Данилу явно стало лучше. Он все чаще и чаще улыбался, начал нормально есть, что не удивительно. Юля, как надзиратель, строго следила за их питанием. Дима готов был терпеть Влада, только за одну улыбку друга, которая появлялась на лице всякий раз, когда он разговаривал с мужчиной. Да и Димке он не то чтобы не нравился, просто парень ко всем относился настороженно. Но не мог он ничего поделать с собой. Дима просто боялся, что стоит ему довериться и привязаться, как его снова выкинут, словно котенка. И хотя прошло уже две недели, что больше, чем тогда: три года назад, он все равно продолжал ждать. Слишком часто его обманывали, чтобы сейчас просто взять и поверить.

Димка вздохнул и закрыл глаза, слушая размеренное дыхание друга и сопение Боба, свернувшегося рядом клубком. В нос снова ударил сладкий аромат, заставив парня распахнуть глаза. Запахи — чертовски важная часть жизни. Любой аромат — это как будка телепортации. Вдохнул — и перенесся в то время и место, где впервые его уловил. А Дима впервые почувствовал это запах, когда Юля, чуть меньше недели назад, перед сном, зашла к ним в зал. И парни просто не поверили своим глазам. Девушка и так была красивой, умело подчёркивая свой образ яркими цветами, тем самым выделяясь из толпы, но домашняя Юля стала чем-то новым. Волосы небрежно собраны в пучок, с лица исчез макияж, осталась только искренняя улыбка. Строгий и деловой красный сменился забавной пижамой с пингвинами. И двигалась она тоже иначе: также быстро и стремительно, как и всегда, но свободнее, только стук каблуков сменился тяжёлой подошвой тапочек. Юля легко села к ним, продолжая втирать в кожу на руках душистый крем. Даня, без раздумий, плюхнулся рядом, позволяя девушке мягко его приобнять, а вот Димку, так и оставшегося сидеть в стороне, Юля сама притянула за руку. О чем они тогда разговаривали парень уже не помнил, только приятный аромат отпечатался в подсознании, всякий раз вызывая в воспоминаниях образ девушки.

Последнее время Диме начало казаться, что аромат его просто преследует. Раньше парень не обращал внимания на такие вещи, как запахи, но этот оказывал на него какое-то странное действие. Душистые нотки Юлиного крема витали в комнате, они стали неотъемлемой ее частью и частью Димкиной души. Этот аромат ассоциировался у подростка с Юлей, а она, хоть он себе и не признавался, с теплом, уютом, безопасностью. Человек легко забывает все, что видел и слышал, и лишь ароматы остаются в памяти совершенно отчетливо. «Запах имеет большое значение. Если вам нравится, как от кого-то пахнет, значит, вам нравится и сам человек, » — всплыла в голове фраза учительницы литературы, прозвучавшая при обсуждении одного из произведений. С этой мыслью подростку неожиданно захотелось встать и пойти обнять девушку. Почувствовать мягкость прикосновений, взять за руку, пахнущую кремом, чтобы после ощущать этот запах на своей ладони, услышать ее преувеличенно удивлённую фразу: «Котик, что за прилив нежности?»

Юля имела привычку называть всех котиками. Конечно, такое обращение она использовала только с близкими знакомыми, учениками и дома. Поначалу Диме это не нравилось, но Юля, как и он сам, была слишком гордой, чтобы отказаться от своеобразных фишек в поведении. Парень не то, что привык, он теперь не представлял, чтобы девушка обращалась к нему иначе. Если Юля называла его Дмитрием, значит — все, сушите весла, будет разбор полетов. А ещё Юля любила обниматься, и вообще, была очень тактильной. Даня это в ней полюбил сразу, ластился к девушке не хуже Боба, а она всегда была готова уделить им минутку. Дима к такому не привык и старался не подпускать к себе девушку с ее телячьими нежностями. Влад тоже не прочь был лишний раз потрепать парней по голове, что очень нравилось Данилу, но к Диме, который был категорически против, он не приставал. А Юле было все равно. Она буквально приучила парня к объятиям. Ей пришлись по душе его кудряшки, которые девушка так и норовила растрепать.

И Дима начал замечать, что крепкая скорлупа, щит, за которым он долгие годы прятался, начала давать первые трещины. Он оказался просто бессилен перед заботой Юли и Влада. Парень никак не признавался себе, что ему нравятся опекуны. Понравились давно, когда они только начали общаться, но Диме было слишком сложно кому-то снова довериться.

Подросток перевернулся на другой бок, раздраженный кашей в голове. Его привычная жизнь рушилась, все прежние взгляды и выводы казались нелепыми и неверными на фоне новых обстоятельств. Не верил подросток, что Влад с Юлей любят их, ну не могло так быть. Они никто друг другу, но почему взрослые тогда так себя ведут? Разве могут они быть такими добрыми, отзывчивыми, заботливыми к чужим детям? Тем более Влад был врачом, которые в Димкиных глазах всегда были злыми, грубыми, равнодушными к чувствам других.

Дима тихо рыкнул и резко встал с кровати, заставив Боба недовольно мяукнуть. Мысли в голове никак не утихали. Метались словно птицы в клетке, не находя себе места. Одна противоречила другой. Парень максимально тихо, словно мышка, выскользнул из комнаты, закрыв дверь. Раздумья и внутреннее смятение мешали спать, поэтому Дима не стал пытаться заснуть. В темном коридоре стояла тишина. Юля с Владом спали в соседней квартире. Конечно, теперь она являлась частью одной большой, но мальчики продолжали разграничивать два помещения. В конце концов, у них было две кухни и две ванны, что и удобно, и странно одновременно.

Убедившись, что никто больше не проснулся, подросток, словно таракан, пробрался на кухню и вытащил из ящика пачку печенья. Осмотревшись, Димка вышел в коридор. Тихо щёлкнул замок, и подросток застыл на месте, прислушиваясь к ночной тишине. Выдохнув, парень выскочил из квартиры и поспешно забрался на чердак, сразу же подходя к шкафу, из которого он вытащил картонную коробку. Она была заполнена самыми различными вещами: маленький сложенный плед, стащенный из Юлиной квартиры и тоже пропахший кремом, несколько пачек печений, пакетик конфет, пустая бутылка для воды, блокнот для рисования, пенал. Где-то на дне покоился походный рюкзак, найденный на этом же чердаке и за ненадобностью перешедший в собственность Димке. Сегодня коробка снова пополнилась. Парень все это время собирал разные, нужные по его мнению вещи. Уверенный, что Юля с Владом скоро от них откажутся, а он не хотел возвращаться в детдом, только не снова, уж лучше убежать. Не важно куда и как, главное — попытаться сделать хоть что-то. Дима краем сознания понимал, что это звучит глупо, потому что некуда ему идти, он никому кроме Дани не нужен, но в мыслях творился такой бардак и эмоции перепутались, завязавшись в тугой узел.

— Возьми ещё вафли, — и Диме протянули пакетик, который он тут же перехватил.

— Спасибо, — на автомате поблагодарил парень.

— Обращайся, — тихо хихикнула Юля, а когда Димка, осознав случившееся, резко развернулся к девушке, вытаращив от удивления глаза, просто рассмеялась.

Сердце пропустило удар. Подросток не слышал, как она вошла, не знал, как нашла его, и что-то подсказывало, что Юля уже все знает. Почему-то эта мысль Диме не понравилась. Не хотел он, чтобы Юля была в курсе его плана. Мучила совесть. Зачем она это делала, Дима не понимал, никак не мог найти причину.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спросил парень.

— Принесла тебе вафельки, — улыбнулась Юля, присаживаясь рядом. Судя по интонации, девушка улыбалась, а значит не сердилась, чему Дима порадовался.

— Как ты узнала?

— Котик, ну я же не совсем глупая. Сложно не заметить, что слишком быстро заканчивается печенье. Я уже начала опасаться, что мы вас не прокормим.

— То есть ты уже давно знаешь?

— Ну, да.

— А почему молчала?

— Так, а что говорить-то? Правда, котик, я не совсем понимаю, зачем? Объясни мне, солнце мое ясное. Не думаю, что ты страдаешь клептоманией.

Дима пожал плечами. Он чувствовал себя крайне неловко. Почему-то стало стыдно.

— Солнышко, ну тебе же самому станет легче, если ты поделишься своими переживаниями, — Юля ласково погладила Димку по щеке. От ее руки приятно пахнула кремом, и Димка, стоило вдохнуть, не смог сопротивляться. Аромат, кажется, подчинял его, лишал воли, затуманивал разум, заставляя поступать так, как он чувствовал, а не думал.

— Я просто не хочу возвращаться, когда все это кончится.

Даже в темноте Дима заметил, как широко Юля раскрыла глаза от удивления и подняла брови, уставившись на мальчика так, будто у него выросла вторая голова.

— Прости, а что ты подразумеваешь под «это»?

— Ну, — замялся Дима, — эту непонятную игру в заботливых опекунов. Когда вам надоест и вы решите вернуть нас обратно, я лучше сбегу, чем снова окажусь там, — у Димки самого от своих слов по спине пробежали мурашки. Что-то его напрягло в сказанном, какое-то неприятное послевкусие осталось на языке от произнесенных слов, но парень никак не мог понять что именно. Он одним местом чуял, что где-то ошибся, но где?

Юля какое-то время молчала, и в темноте плохо было видно выражение лица, где в полной мере отразился весь спектр испытанных за какие-то мгновения эмоций. Дима так же как и девушка почувствовал неприятную горечь, разлившуюся в душе, но не придал этому значения, а вот Юля пару раз глубоко вдохнула воздух, понимая, что из-за собственного разочарования срываться на ребенка нельзя. Ей почти физически стало больно. Будто ножом по сердцу резанули, хотелось накричать на глупого подростка, донести, что он сильно и сильно заблуждался, доказать, как сильно они их любят, но Юля очень вовремя вспомнила, что Серый учил сначала думать, а потом делать. Кричать на Диму ей точно не стоило, а вот донести всю суть ситуации, да.

— Так, — твердо начала Юля, чеканя каждое слово, — послушай меня, Котик, и заруби себе на носу. Это не игра. Вот прям вообще нет. Мы с Владом вас любим, по-настоящему. Сильно сильно, даже не представляешь как. Я знаю, тебе сложно это принять, но придется. Услышь меня, теперь мы — семья. Слышишь? Ты, я, Даня, Влад — семья. А семью определяет не кровное родство, семья — это те, о ком ты заботишься. То, что мы с Владом делаем это наши прямые обязанности. И мы никогда вас не бросим. Ни-ког-да! — Юля попыталась заглянуть парню в глаза, чтобы узнать, дошло ли хоть что-нибудь сказанное ею до сознания.

— Но почему? — прошептал парень. — Я не понимаю, Юль. Понимаешь, — воскликнул парень, — не понимаю! Не может так быть! Не может! — Дима не заметил как повысил голос и вскочил на ноги, начиная расхаживать туда сюда, зарываясь руками в кудряшки. — Мы вам никто, а вы ведёте себя так, будто мы всегда были близкими людьми. Кто так вообще делает?

— Да почему не может-то?! — также громко спросила Юля, подскочив с места. Они с Димкой были два сапога пара. Огоньки: вспыхивали от малейшей искорки, готовые сжечь все на своем пути, но быстро успокаивались, угасали, жалея о совершенных в порыве гнева ошибках.

— Да потому что! — в сердцах выкрикнул Димка и голос оборвался на последнем слове. — Мы никому не нужны. И вам тоже.

— Давай ты не будешь решать за других, — строго оборвала Юля. — В отличие от тебя, меня сомнения не терзают, и я полностью уверена в том, что чувствую.

— Дим, — уже спокойнее позвала девушка, — я знаю, что тебе сложно. Мы с Владом в курсе того случая.

— Откуда? — растерянно спросил парень, на время растеряв свой запал.

— Ну, ты смешной. Во-первых, в материалах дела, во-вторых, воспитатели, в-третьих, разговорили Даню. Димочка, ты пойми, Котик, что твоя жизнь изменилась и это не плохо, — Юля медленно подошла к парню, положив руку ему на плечо. — Мы хотим, чтобы все осталось, как было. Мы миримся с болью, потому что боимся перемен, боимся, что все рассыпется… Но поверь мне рано или поздно нам все равно придется отпустить прошлое и вступить в новую жизнь. И пускай перемены болезненны, но это единственный путь к развитию…

— Мне страшно, — прошептал парень, подняв на девушку глаза, в которых надежда перемешалась со страхом, что она отвергнет, бросит. И он останется один. — Я запутался, Юль. Я думал, что понял людей, знаю как они мыслят и действуют, но вы другие. Я не знаю, чего от вас ожидать, — Дима плюхнулся на пол, потому что ноги уже не держали и уткнулся лицом в колени, пытаясь скрыть выступившую на глазах влагу. Сейчас он был беззащитен, уязвим, а парень терпеть не мог такое состояние: он сильный, а сильные не плачут.

— Мне тоже страшно, — Юля мягко приобняла Диму за плечи.

— Почему? — искренне удивился парень, вскинув голову и уставившись на девушку, которая стёрла скопившиеся в уголках глаз слезы.

— Потому что дети — это огромная ответственность. Нам важно, чтобы у вас все было хорошо. А мы даже не знаем, как выглядит это хорошо. Тычемся, как слепые котята, в надежде найти правильный подход. Наша жизнь перевернулась точно так же как ваша, и мы также не знаем, что вообще делать.

— Но ты не выглядишь как человек, который не знает, что делать. Да и Влад тоже.

Юля усмехнулась.

— Если я веду себя уверенно, это не значит, что я не боюсь. Просто не показываю свой страх, потому что вам навряд ли станет легче, если я буду носиться по дому, паниковать и кричать: «Что делать? Что же делать?» В любой ситуации надо быть позитивным и уверенным, недеяться, что все будет хорошо. Все зависит от настроя. Объясни мне, котик, чего ты боишься?

— Что вам рано или поздно надоест и вы от нас откажетесь, бросите, оставите одних.

Юля вздохнула, почему-то улыбнулась и окинула Димку снисходительным взглядом.

— Ну, уверенно могу сказать, что вы нам никогда не надоедите, — Юля наклонилась к парню, так что их лица разделяли всего пару сантиметров, и пристально посмотрела в глаза, — и мы вас не отдадим, даже если вы сожжёте квартиру. — Девушка отстранилась и тряхнула головой, скидывая упавшую от резких движений длинную прядь, выбившуюся из наскоро завязанного пучка. — Но это всего лишь слова, а они обычно ничего не значат, поэтому объясню по-другому. Мы с Владом хотели поговорить об этом чуть позже, когда вы немного освоитесь, но раз уж так сложилось… — Юля на мгновение замолчала, окинув подростка оценивающим взглядом. — Ты бы хотел, чтобы мы стали вашими родителями?

Дима нахмурился и завис, пытаясь понять, что девушка имеет ввиду.

— Подожди, — подросток замотал головой, пытаясь успокоить снова затормошившиеся мысли, — о чем ты?

— Мы хотим вас усыновить, — серьезно заявила Юля, а сердце у Димы, кажется, пропустило удар. — Нам с Владом давно уже не шестнадцать, поэтому мы пропустили конфетно-цветочный период в отношениях. Нам хватило времени проведенного с вами, чтобы разобраться в самих себе, понять наше отношение и к вам, и к друг другу. Мы люди взрослые, все для себя решили, и вчера Влад сделал мне предложение. В следующем месяце пойдем в ЗАГС, а потом мы хотели вас усыновить. Что думаешь?

— Усыновить? — тупо переспросил подросток, выглядя, как побитый щенок.

— Да, — кивнула головой Юля. В отличие от парня, она уже знала ответ, но все равно волновалась, внешне изображая спокойствие, редкое для нее состояние.

Дима завис, не веря сказанному. Может он спит. Да, конечно, это всего лишь сон. Такого не бывает в жизни, это всего лишь фантазии, глупые мечты. Если Дима правильно понимал разницу между опекунством и усыновлением, то точно не могло.

— Эй, земля вызывает Димку, — Юля пощелкала пальцами перед лицом подростка. — Давай я все же тебе поясню, чтобы мы окончательно во всем разобрались и закрыли эту тему. При усыновлении, если говорить совсем кратко, вы станете не просто нашими, а как будто родными сыновьями. Полноправными членами семьи, и мы сможем официально называть вас нашими детьми, не придерешься. А самое главное, если тебя это так тревожит, то отказаться от вас мы уже не сможем. Я не требую ответа прямо сейчас. Обдумай все, к тому же Влад обещал поговорить с Даней, — Юля улыбнулась, и Дима сосредоточил свой взгляд на ее улыбке.

Внутри все сжалось. Грудь словно сдавили в тиски. Такой необходимый сейчас воздух перестал поступать в легкие. Парень невольно задержал дыхание, переваривая все услышанное. Крепкий щит, все эти годы спасавший парня от жестокости этого мира лопнул. Множество трещин, подобно таракашкам, разбежались его поверхности, и он распался на тысячи осколков, зазвеневших по полу. Димкин мир окончательно перевернулся с ног на голову. Он всё ещё не верил. Но это был не сон. Он не мог быть таким реальным. Дима медленно, как кот, который боится спугнуть добычу, потянулся вперёд, взяв Юлину руку, и словно щенок, ткнулся носом в ладонь. По рецепторам сразу ударил знакомый аромат, и Димка сдался. Слёзы не заставили себя долго ждать, ком подкатил к горлу, и вот уже первая предательская капля скатилась по щеке, демонстрируя боль, перемешанную со счастьем.

— Мама, — прошептал Дима и буквально упал в Юлины объятия. — Мама, мамочка, я люблю тебя. Пожалуйста, пообещай, что не бросишь, — Димка спрятал лицо где-то в районе Юлиного живота, заливая слезами ее пижаму, пока девушка успокаивающе гладила парня по спине и голове. У нее у самой внутри все сжималось. Как же она к ним привязалась. Наблюдать за тем, как подросток плачет, было почти физически больно, она будто чувствовала все, что и он, пытаясь забрать хотя бы часть переживаний себе. Хотелось сделать хоть что-нибудь, чтобы Диме стало легче, но в данной ситуации Юля понимала, что может только быть рядом.

— Да, Дим, мама. Я ваша мама, — прошептала Юля, сморгнув выступившие слезы и поцеловала парня в макушку. — И я вас никогда не оставлю, клянусь.

Дима резко поднялся, заглянув Юле в глаза, будто проверяя не лжет ли она. Но девушка была искренна. Она снова потянулась к лицу подростка, чтобы стереть слезы, но Дима поймал ее руку и прижал к своей щеке, пытаясь вдохнуть приятный успокаивающий аромат. Теперь он понял, что для него значил аромат крема для рук, так пахла их мама, так пахло счастье.

«Запах мамы»… Человек забывает все, только не это… Потому что это запах спокойствия, прибежища в беде. Запах, в котором растворяется оскорбительная горечь всего, что пережито… Так могла пахнуть, только Юля, только мама, их с Даней мама. Дима закрыл глаза, продолжая повторять в мыслях это слово, и теперь в голове не было тупой пустоты, воображение сразу рисовало Юлю. Ночью от нее пахло кремом для рук, после работы разбавителем для масла, запах которого был похож на жженые еловые ветки. Этими ароматами пропиталась квартира, комната, Димина душа.

— Котик, я так понимаю — это значит да? — вырвала парня из размышлений девушка.

— Да, — хрипло ответил парень.

— Отлично, тогда пойдем-ка спать. Школу никто не отменял, — Юля поднялась с пола сама и потянула за собой Диму. Коробка отправилась в шкаф, а плед из нее переместился на плечи подростка, который в отличие от девушки, накинувшей халат, был в одних ночных штанах и футболке. — Завтра пятница, а потом выходные. Выспитесь. Отдохнете, — мечтательно рассказывала Юля, ведя подростка в его комнату.

— Спокойной ночи, Котик, — шепнула девушка, укрыв парня одеялом и мягко поцеловав в лоб.

— Спокойной, мамуль, — шепнул Дима, и пока девушка поправляла одеяло у Дани, также поцеловав его, Димка уже уснул, наконец-то чувствуя спокойствие и безопасность.

Сколько бы нам ни было лет, нам нужно место, которое называется «дом», потому что без тех, кого вы любите, вы будете чувствовать себя одиноко в этом мире. Счастье только там, где нас любят, и где нам верят.

Небо за окном медленно меняло угольно-черное платье на темно-синее. Маленькие пылинки — звёздочки, давно исчезли, скрылись, испугавшись света. Месяц на небе становился все бледнее и бледнее, а первые лучи солнца робко выглядывали из-за макушек деревьев. Птицы уже проснулись, начиная свое утреннюю суету. Их чириканье было слышно даже в квартире, хотя окно было закрыто.

Даня раздражённо перевернулся на другой бок, накрыв голову подушкой. Но это помогло скрыться лишь от назойливых птичьих голосов, а не мыслей в голове. Прошло пару минут прежде, чем парень одним рывком скинул подушку и с тяжелым вздохом лег на спину. Одеяло упало на пол вслед за подушкой, и подросток звёздочкой развалился на почти пустой кровати. В углу, свернувшись клубочком, спал Боб. Такая же серая, как и штаны, футболка, подаренная Юлей, задралась, оголив живот. Не защищённой одеждой кожи сразу же коснулся прохладный комнатный воздух, но Даня не обращал на это внимание, измученно смотря в окно. Он устал. Было слишком тошно. Хотелось хныкать, как маленький, а лучше и вовсе поплакать. Невидимый, застрявший в горле ком уже несколько часов неприятно давил, заставляя слезы безысходности наворачиваться на глаза. Но Даня всячески давил их, не выпуская наружу. Часы предательски показывали начало четвертого утра.

Парень повернул голову в сторону, уставившись на вторую кровать в комнате. Она пустовала. Боб предпочел спать с ним. Данил раздражённо рыкнул, ударив кулаком по матрасу. Слабак! Он ненавидел себя за это! Просто ничтожество. Он не мог один. Не мог без Димы. Его не было всего три дня, а он уже весь извелся. С самого вечера пятницы бессонница крепко сжала его в своих руках, отказываясь выпускать. Она начала преследовать его два года назад, периодически обостряясь, в особо стрессовых ситуациях. Подростка это очень пугало. Никому кроме Димы он об этом не говорил. Друг всегда помогал. Когда Даня не мог уснуть, Димка тоже не спал, и они могли ночь напролет страдать какой-нибудь ерундой, а на следующую ночь все было хорошо. Но сейчас Димы не было, и Даня чувствовал себя беспомощным. Он так же как и брат ненавидел это ощущение. Подросток совершенно не спал уже две ночи. Даня полностью вымотался. Сил ни на что не было, хотелось спать, но он не мог. Просто не получалось. Парень часами лежал, но ничего. Сна не было. Морфей обиделся и забрал у него пропуск в свое царство.

Даня, вздохнув, встал с кровати, начиная мерить шагами комнату. Подошёл к Димкиной кровати, полежал на ней. Понюхал тюбик с Юлиным кремом, который она забыла, когда заходила пожелать мальчикам спокойной ночи. Теперь Даня понимал, почему он так нравился Диме. Сразу вспомнилось раннее утро пятницы.

* * *

На залитой апрельским солнцем кухне сидел Даня, помешивая ложкой остывший чай. Поспать удалось ровно до пяти, а дальше как парень не старался, сон не приходил. Будить сладко спавшего Димку совесть не позволяла, да и смысл? Димка мог только помочь скоротать время до будильника, но вопреки своим мыслям эгоистом Даня не был. Скорее даже наоборот, готов всем пожертвовать ради Димы.

Время близилось к шести, и вот донесся приглушенный, еле слышный звон. Всё-таки, как ни крути, а комната Юли и Влада находилась в другой квартире. Даня уловил какие-то шумы, кажется ругань Юли, а после на кухню заполз сонный Влад, поправляя пижамные шорты. Футболку на ночь Влад предпочитал не надевать, и Даня, мельком взглянув на хоть и незаметные, но кубики, понял, что Юля ему просто не позволит. Подросток давно подозревал, что мужчина ходил в зал, а теперь только нашел этому подтверждение. Подросток спрятал усмешку в чашке чая. Он подумал, сможет ли когда-нибудь стать таким же, как Влад? Сильным, умным, спокойным, рассудительным, сосредоточенным в любой ситуации и всегда знать, что делать. Даня, конечно, понимал: нельзя быть готовым ко всему, но за то время, что он знал Влада, тот только пару раз показывал свою неуверенность. Парень тоже хотел научиться так владеть собой. Сейчас он считал себя слабым. Совершенно не умел контролировать собственные эмоции, часто давал волю слезам, причем из-за всяких мелочей. Даня уставал, не вывозил, не справлялся. А ему ещё приходилось следить за Димой, потому что в отличие от него, тот был еще большим ребенком. Сложно. Много обязаннеостей. Большая ответственность. Подросток искренне ненавидел это слово. Он боялся подвести Диму.

Даня думал, что с появлением в их жизни взрослых станет легче, но что-то шло не так. Камень с плеч никак не падал, кажется, даже не собирался. Он все ещё чувствовал себя подавленно. Постоянная усталость и вялость не пропадали. Какой-то невидимый груз продолжал давить, но Даня не понимал какой. Было морально тяжело, хотя все вроде бы наладилось. Подростку это состояние решительно не нравилось и пугало. Он всеми силами старался себя убедить, что все уже хорошо, можно наконец расслабиться и просто жить, но вздохнуть полной грудью так и не получалось.

— О, Дань, доброе утро, — поздоровался Влад, оторвавшись от чайника и обратив свое внимание на подростка. — А ты чего так рано встал? — последние слова утонули в сладком зевке.

— Доброе утро, — позволил себе лёгкую улыбку парень. — Выспался, — пожал плечами Даня, сразу же отхлебнув чай, чтобы скрыть ложь.

В отличие от Димки, Даня врал неплохо, но ему постоянно казалось, что Влад видит его насквозь. От этого становилось неловко, стыдно и страшно. Дане было, что скрывать помимо бессонницы, и даже Дима об этом не знал, а реакцию опекуна парень даже боялся представить. Нет, Влад был хорошим, Данил

это знал точно, потому что в людях разбирался. Но мужчина будил в душе какие-то непонятные чувства, распознать которые Дане, привыкшему опираться на факты, а не на чувства, не получалось. Восхищение и трепет перемешивались со смущением, страхом и неловкостью. В присутствии педиатра Даня чувствовал себя беззащитным котёнком, теперь понимая Диму. Наверное он ощущал себя именно так. Чем была вызвана подобная реакция, Даня и сам не мог сказать. Он был уверен, что доверяет мужчине, однако, до сих пор молчал о некоторых вещах, включая ту же бессонницу. Хотя, тут подросток нашел себе оправдание. Он боялся, что это может оказаться чем-то опасным и всячески оттягивал момент. Но рассказать про свое состояние кому-то кроме Димы, пока не решался.

Мужчина внезапно нахмурился, заставив Даню насторожиться. Влад какое-то время пристально смотрел на замершего, как добыча перед хищником, подростка, а после подошёл и приложил тыльную сторону ладони ко лбу, заставив Даню неосознанно вздрогнуть. Но педиатр или не заметил этого, или просто сделал вид.

— Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, — быстро пискнул Данил, почувствовав, как сердце пропустило удар.

Вот ещё одна черта Влада, которой он одновременно восхищался и боялся. Наблюдательность. Видимо, это была издержка профессии: подмечать детали, а после делать определенные выводы. Ещё одна причина, по которой Дане было сложно врать опекуну.

— Точно? Ты бледный какой-то и выглядишь вяло.

— Ну, спасибо, — сразу же наигранно обиженно надулся Даня, увернувшись от руки. Подобным маневром он надеялся отвлечь внимание. — Просто только проснулся.

— Ладно, — протянул Влад, окинув подростка странным взглядом, под которым Дане сразу же захотелось свернуться в комочек и спрятаться. Будто под сканер попал. Нет, он определенно не был готов рассказать о том, что его тревожит, Владу.

Даню спасла зашедшая на кухню Юля. По утрам девушка всегда была раздражительна, поэтому ее старались не трогать как минимум до завтрака.

— Утро, — помахала рукой Юля, запахнув полы бордового халата. Девушка загремела посудой, доставая чашки, тарелки, хлопнула дверца холодильника, являя на свет все, из чего можно было сварганить завтрак. — Готовить кашу или яичницу мне лень, а по утрам у вас все равно аппетита нет, поэтому обойдёмся бутербродами, — оповестила девушка, принявшись нарезать поочередно белый и черный хлеб.

— Да, — коротко согласился Влад, присев на стул.

— Хорошая идея, — поддакнул Даня.

Следующие минут десять прошли в тишине, прерываемой стуком ножа по доске и сопением Влада, успевшим задремать, положив голову на сложенные руки. Из размышлений Даню вывел закипевший чайник, громко опевестивший об этом свистом на весь дом и разбудивший педиатра.

На кухню зашёл сонный Дима, неся на руках сладко зевавшего Боба.

— Всем доброе утро.

— Доброе, — отозвался Влад, принимая из Юлиных рук чашку с живительным кофе.

— Привет, — улыбнулся Даня, вызвав подозрительный взгляд друга. Данил лишь опустил глаза, отвечая на немой вопрос Димы, который недовольно цокнул языком. А потом Димка сделал так, что брат, мягко говоря, охренел. Он подошёл к Юле, и нырнув к ней под руку, благо рост пока позволял, обнял, уткнувшись носом куда-то в районе ключиц. Девушка, мягко приобняла парня рукой, и поцеловав в макушку, продолжила нарезать сыр.

Даня, округлив глаза так, что они грозились выпасть из орбит, смотрел за всей этой картиной. Пазл не складывался. Детальки не хватало. Преследовало ощущение, что он что-то пропустил. Но что? И когда? Дима бы ему рассказал, в этом Даня был уверен. Он решительно ничего не понимал. Подросток перевел взгляд на Влада, который отвлекся на телефон, попивая кофе и совершенно игнорируя творившееся вокруг. Почувствовав, что на него смотрят, Влад вопросительно глянул на Даню, который коротко кивнул в сторону. Педиатр тоже удивился, но скрыл это, улыбнувшись. Мужчина порадовался, что Димка начал постепенно доверять и прятать колючки. С Даней оказалось сложнее. Он доверял им, но продолжал что-то скрывать, а что Влад даже не мог предположить.

— Мам, а можно мы сегодня в школу не пойдем? — спросил Дима, усевшись за стол.

— Ничего больше не хочешь? — с насмешкой отозвалась Юля.

В этот момент скрыть удивление не удалось даже Владу. Даня поперхнулся чаем, а мужчина выронил ложку, которой размешивал сахар в кофе и она громко звякнула, ударившись о стол. Педиатр поспешил похлопать закашлявшегося подростка по спине, а Юля, ласково сказав: «не спеши», опустила на стол тарелку с самыми различными бутербродами.

Даня вопросительно посмотрел на Диму, а Влад не сводил взгляда с Юли, но та просто игнорировала его, делая вид, что ничего не заметила, а возможно и вправду не замечала.

— Что это было? — шепотом поинтересовался Даня.

— Ты о чем?

— Дим, не придуривайся.

— А, — протянул парень. — Она наша мама, — твердо заявил Дима, серьезно посмотрев другу в глаза. — Делай, что хочешь, но теперь она для меня мама, — Даня почувствовал стальные нотки в голосе брата и железную уверенность. Он понял, что Дима принял решение и теперь точно не отступит. Но Даня был этому только рад. Сам он был еще не готов назвать Юлю мамой, но раз Димка ей доверился, значит и Даня мог.

— Когда вы успели? — все-таки озвучил вопрос вслух Влад, не дождавшись от девушки никакой реакции.

— Сегодня утром, — отозвалась Юля. — Встретились у ванной, поговорили и решили. Да, Котик? — девушка подмигнула парню, который ответил широкой улыбкой и кивком. — Данечка, если что, то от тебя я ничего не требую. Дима сам так захотел.

— Спасибо, — кивнул Даня, поняв, что ему было необходимо это услышать.

— То есть, ты ему рассказала? — спросил Влад.

— Ага, — протянула Юля, ставя мальчикам бокалы с чаем. — Дане сам расскажешь или мне лучше?

— Нет, я сам.

— Что рассказать? — посмотрел на взрослых подросток. Он чувствовал себя крайне неуютно. Все что-то знали, а он нет.

— Дань, мы решили… — Влада прервал телефонный звонок.

— Да, привет, — ответила Юля, и все обратили внимание на девушку. Она закатила глаза, услышав что-то от собеседника, но на лице у нее играла улыбка. — И что? Нет, Ириш, я все понимаю, но у меня дети. Четыре, — серьезно так заявила девушка, и парни заулыбались, увидев удивление Влада. — Это ж к черту на куличики переться. А у меня дети, жених и кот. Ну, кот ладно, он самостоятельный, я ему доверяю, но дети? Влад готовить не умеет и умрут с голоду без меня или спалят квартиру, — Юля замолчала, слушая собеседника. — Ир, ты слышишь меня? У меня дети, чем не аргумент? — спустя минуту Юля раздражённо рыкнула, видимо, так и не убедив собеседницу, и бросив, что скоро будет, положила трубку.

— Что-то случилось? — поинтересовался Влад.

— Семинар случился, — сморищила нос Юля. — Ехать в соседний город, на все выходные. Явка обязательна. И ради чего? Посмотреть на коллег и их учеников? Что я там не видела? — Юля всплеснула руками и отпила чай. — Бесит!

— Что за семинар? — заинтересованно спросил Дима.

— Очередное скучное мероприятие, где учащиеся одной из художественных школ продемонстрируют свои умения, а их преподаватели поделятся профессиональными навыками, — небрежно начала объяснять девушка. — Что-то вроде съезда художников для обмена опытом, получения новых знаний и общения с коллегами, а то мы ведь так редко видимся, — количество сарказма достигло своего пика и грозилось превратиться в яд.

— А что конкретно там будут показывать? — не унимался Дима, и Даня улыбнулся, заметив воодушевление друга.

— Ну, тема: живопись, так что будут продемонстрированы разные техники. Акварель там, мазковая, просто масляная живопись.

— А можно с тобой? — внезапно выпалил подросток.

— Что? — опешила Юля.

— Ну, можно с тобой съездить, — уже не так уверенно повторил Дима, а Даня легонько толкнул того локтем, предлагая продолжить. — Я хочу посмотреть.

Данил понимал интерес друга. Димка всегда любил рисовать и у него, по мнению Дани, получалось очень даже неплохо. Конечно, разгуляться было негде. В художественную школу пойти друг по определенным обстоятельствам не мог, а еще боялся. Во-первых, потому, что думал: не поступит, во-вторых, считал, что рисование — занятие для девочек, хотя и Даня, и двое лучших друзей были совершенно иного мнения.

— Эм… — содержательно протянула Юля, бросив взгляд на Влада, спрашивая его мнения.

Педиатр только пожал плечами и улыбнулся, показывая, что он определенно не против и решение принимать ей самой.

— Ладно, — махнула рукой Юля, — поехали. Сегодня после уроков. Дань?

— А? Что я?

— Ты с нами? — с надеждой спросил друг.

— Нет, спасибо, — покачал головой подросток. — Я лучше дома.

Даня, конечно, был не против, но тогда вероятность, что он сможет поспать вообще достигала нуля, а то что его маленькую ложь раскроют, наоборот, повышалась. Юля не Влад, но Даня понимал, что выглядит настолько паршиво, что даже девушка заметит.

— Ну, тогда я тоже лучше, — начал Дима, с сожалением глянув на Даню, но тот его перебил.

— Нет, нет, Дим, поезжай.

— Но ты, — попытался возразить подросток.

— Все в порядке. Я сам справлюсь, будь уверен. Не волнуйся.

— Ты считаешь я слепой? — вспылил Дима. — Или тупой? — он ясно видел, что друг не в порядке. У него опять началась бессонница, и Димка знал, что один друг точно с этим не справится. И Даня это знал, но продолжал вести себя как идиот.

— Дим, успокойся, — устало вздохнул Данил. Он был глубоко тронут заботой друга и хотел бы, чтобы тот остался, но понимал, что это эгоистично. Да, опасения Димы были не напрасны, Даня и сам знал, что один точно не заснёт, но лишать брата возможности побывать, на так называемом, съезде художников, считал эгоистичным, с учётом того, как сильно Димка хотел. Данил буквально видел, как у друга загорелись глаза, да и с Юлей они нашли друг друга.

— Я спокоен, — упрямо заявил Дима. — Просто беспокоюсь. Ты же…

— В полном порядке.

— Кому ты заливаешь? Я не слепой!

— Дим, если я сказал, что все в порядке, значит все в порядке, — с нажимом повторил Даня, чувствуя, как в груди растет раздражение.

— Не забывай, кому можно врать, а кому нельзя, — огрызнулся Кудряшка, сверкнув глазами.

— Дмитрий, я не ребенок и в твоём присмотре уж точно не нуждаюсь, — Даня повысил голос. В обычное время он бы не вышел из себя так быстро, но сказывался недосып. Он становился раздражительным и несдержанным. Данил понял свою ошибку, только заметив блеснувшую в глазах Димы обиду.

— Я тебя понял, — сквозь зажатые зубы процедил Дима, и резко встав так, что ножки стула неприятно скрежетнули по плитке, быстро вышел из кухни, бросив Юле: «спасибо».

Даня устало вздохнул, и зажмурившись, откинулся на спинку стула, проведя ладонями по лицу. «Дурак,» — мысленно обругал себя парень. Димка за него беспокоится, готов отдать все, чтобы помочь другу. Если бы не он, то всего бы этого не было, Дани не было. Дима — самое дорогое, что у него есть, а он так по-свински себя ведёт. Раздражённо рыкнув, Данил тоже вскочил со своего места.

— Дмитрий, — громко окликнул Даня, и бросив короткое спасибо, скрылся в коридоре.

— Ты что-нибудь понял? — спросила Юля, смотря в пустой коридор.

— Нет, — вздохнул Влад, отхлебнув кофе. — Но я всё узнаю, — поспешил заверить мужчина, поймав обеспокоенный взгляд Юли.

— Я волнуюсь, — честно призналась девушка, устало прикрыв глаза. — Я совершенно не понимаю Даню. С Димкой как-то проще, что ли, он как открытая книжка, все очевидно. Но Данил… — Юля покачала головой. — Я чувствую, что что-то не так, а понять не могу.

— Да, я тоже заметил.

Влад медленно подошёл к Юле, заключив ее в объятия.

— Не все сразу, милая. Наберись терпения. Нужно больше, чем две недели, чтобы мы хотя бы начали узнавать мальчиков, и очень много времени, чтобы доверять друг другу. Вы пока с Димкой отдохните, а я мы тут попробуем.

— Уверен?

— Доверься мне, — шепнул Влад, поцеловав девушку в губы.

— Верю.

* * *

Даня снова посмотрел в окно, где с каждой минутой становилось все светлее. Птицы, кажется, взбодрились ещё больше, и шум, поднимаемый ими, раздражал. Данил тяжело вздохнул и заставил себя подняться с кровати друга. Они тогда так и не помирились. В школе Даня был слишком сосредоточен, чтобы не уснуть, а Дима продолжал изображать обиду, ко всему прочему друзья-близнецы, которые могли повлиять на них, не пришли, и ситуация не сдвинулась с мертвой точки. Данил, конечно, знал, что Димка уже на него не обижается, и не злится. В этом был весь друг. Он остывал так же быстро, как и вспыхивал, быстро прощая, особенно когда дело касалось мелких неурядиц. Но Даня все равно чувствовал, что должен извиниться и услышать, что брат не держит на него зла.

Сунув руку под подушку, Данил вытащил оттуда небольшой блокнот, который они с близнецами вместе подарили Димке на прошлый день рождения. С обложки на него взирал своими большими зелёными глазищами черный кот, нарисованный Димой. Даня смотрел на него и видел Боба. Когда друг рисовал, то ему удавалось находить и передавать черты, по которым сразу узнавался тот, кто нарисован. Даня искренне считал, что у брата талант, и очень хотел, чтобы тот начал его развивать, но Дима оставался непреклонен. Данил раскрыл блокнот, медленно листая изрисованные страницы. На каждой из них были изображены люди: кривоватые, непропорциональные, но в каждом из них Даня с лёгкостью узнавал знакомых, друзей, самого себя. Димке не нужен был фотоаппарат, чтобы запечатлеть какие-либо моменты. Блокнот медленно заканчивался: оставалось две или три странички. Заканчивался так же как и один из этапов их жизни. Данил подумал, что надо искать новый блокнот ко дню рождения Димы. Перевернув последнюю изрисованную страницу, Даня замер, невольно задержав дыхание. На белом листе, простым карандашом, было изображено, как Влад, легко улыбаясь, одной рукой обнимал хохочущую Юлю, прижимавшую к себе недовольного Димку, а второй мужчина притянул счастливо улыбавшегося Даню. Парень на мгновение выпал из реальности. Как во сне, он провел пальцами по листу, будто пытаясь почувствовать эмоции, которыми была наполнена картинка. Диме, несмотря на непрофессионализм, очень точно удавалось передать момент. Даня мысленно вернулся в тот вечер, и вправду, снова почувствовав лёгкость и счастье, даже улыбка на мгновение промелькнула на лице. Но тут же исчезла. Воспоминание принесло непонятную грусть, усугубив и так мрачное состояние подростка. Последний раз, взглянув на рисунок, Даня спрятал блокнот обратно.

Подросток посидел ещё какое-то время, прежде чем поднялся и подошел к рюкзаку, валявшемуся под столом. Даня сунул руку в боковой карман, потом во второй, порыскал между учебников, и в итоге, просто высыпал содержимое сумки на пол, принимаясь судорожно рыться в вещах. Искомое никак не находилось, заставляя парня паниковать все сильнее. Даня метнулся к толстовке, висевшей на стуле, обшарил карманы джинс и замер посреди комнаты, слыша как отдаются в ушах удары сердца. Парень пару раз вдохнул и выдохнул, беря себя в руки. Натянув толстовку, Даня выглянул в коридор, и убедившись, что Влад спит, неслышно проскользнул в прихожую. Нащупав в куртке пачку сигарет, Данил облегчённо выдохнул. Мысли в голове мгновенно забились в панике, но Даня поспешил успокоить их. Если бы кто-то их нашел, его бы уже давно отчитали, а значит пока можно было не волноваться. Зажигалка, к счастью, надёжно была спрятана на чердаке вместе с пепельницей. Максимально аккуратно открыв дверь, парень выскочил на лестничную клетку и сразу же забрался на чердак, не заметив Влада, выглянувшего из-за угла.

Даня добрался до окна и распахнул его настежь, запустив свежий и влажный воздух раннего утра на чердак. Но дышать по-прежнему было тяжело. Какой-то невидимый груз продолжал давить, мешая вздохнуть полной грудью, а ком в горле отрастил противные колючки. Щёлкнула зажигалка, явив миру крошечный уродливый огонек. Подросток поспешно втянул сигаретный дым, который по обычаю имел вишневый аромат, и выпустил его изо рта, представляя, как под действием давления грудной клетки объём в лёгких становится всё меньше и меньше, испытывая при этом огромное удовольствие. Сначала он был быстрой, тонкой струйкой, а потом сизый поток постепенно замедлился и рассеялся, потерял густоту и вышел единым комом из окна. Дане нравилось смотреть, как воздушные потоки играют с этим облачком, кидая из стороны в сторону, как бы прикидывая, что с ним делать дальше, а потом вдруг засасывали его куда-то вверх или в сторону. В ярком солнечном свете, смешанном с прохладным утренним воздухом, фигуры из дыма приобретали причудливые очертания. Каждое облачко рисовало новую форму, которую Данил пытался превратить в какую-то воображаемую фигуру в своей голове. Легче дышать не стало, ком в горле не рассеялся и не спрятал колючки, но теперь все это потеряло значение. Стало глупым, бессмысленным, неважным. Все проблемы и переживания временно отошли на второй план. Подобное состояние продлится недолго, Даня прекрасно это знал, но не мог не воспользоваться крошечными моментами, помогавшими сбежать от жестокой реальности хотя бы на короткий срок. В лёгком забытье, он закрыл глаза и погрузился в себя.

— А тебе не рановато ли? — голос Влада громом разнёсся в тишине чердака, отскочив от стен и вернув Даню в реальность.

Подросток резко развернулся и испуганно замер, не сводя с мужчины затравленного взгляда. По телу пробежала волна ледяного страха, сковав движения, заморозив подростка. Сигарета осталась зажата между пальцами, и Даня не мог даже рукой пошевелить, чтобы избавиться от нее. Дыхание перехватило, а перед глазами появились цветные круги. Подросток чувствовал, что близок к тому, чтобы потерять сознание. Он даже не мог предположить, что примет Влад. Почему-то сейчас опасения Димы, что от них откажутся, перестали казаться глупыми. Лучше будет, если Влад просто отругает, покричит, может ремнем отходит, вспомнил Данил подслушанный рассказ одного из старшеклассников. Главное, чтобы не бросили. Измученный и парализованный страхом мозг отказывался работать, но то, что Влад не злился, заметил.

— Поделись-ка, — мужчина встал рядом и бесцеремонно вытащил из кармана подростка пачку сигарет. Чиркнув зажигалкой, врач затянулся дымом и уставился в окно.

— Не знал, что ты куришь, — спустя пару минут выдавил подросток, опустив взгляд в пол.

— Потому что, не курю, — отозвался педиатр, продолжая бездумно смотреть в окно, на залитые ранним солнцем крыши многоэтажек, — но подростком частенько баловался. Когда отец ушел, — безэмоционально заметил педиатр.

Даня расширил от удивления глаза и пораженно уставился на Влада. В груди неприятно кольнуло. Хоть мужчина и не выглядел расстроенным, подросток почувствовал перемены в настроении. Педиатр очень хорошо владел собой, поэтому Дане было сложно читать его, зато парень знал, что мужчина без труда читает его, как открытую книгу.

— Он был хорошим отцом, — улыбнулся Влад, сделав очередную затяжку, — любил и меня, и маму. Мы тоже его любили, — на лице у мужчины заиграла лёгкая улыбка, а в голосе звучало тепло. — Но, видимо, все было не так гладко, как мне казалось. Родители хорошо скрывали от меня свои разногласия, я не вспомню ни одного скандала, — мужчина прикрыл глаза, сжав губы в тонкую линию. — А потом, внезапно, в один из вечеров, он собрал вещи, поцеловал меня и ушел. Мама старалась как могла, но я все равно скучал, злился на него, обижался, только толку от этого не было. Он не вернулся, — Влад открыл глаза, потушил сигарету, придавив горящий кончик о дно пепельницы. Он обернулся к застывшему Дане, не сводившего с него сочувственного взгляда, и кажется, понимавшего чувства Влада. Мужчина забрал из ослабевших пальцев сигарету. — Я встретил его, когда уже начал работать. Он привел на прием своих детей. И знаешь, я даже рад, что все так сложилось, потому что останься они с мамой вместе, то точно бы не были счастливы и мучались бы сами, и друг друга, а так…

— Ты счастлив? — тихо спросил Даня.

— Да, — кивнул Влад, улыбнувшись. — Теперь да, потому что у меня есть семья. Знаю, это всего лишь слова, и у нас жизнь, а не роман, но все же… Я знаю: тебе тяжело, но Дань, так ведь нельзя.

— Я понимаю, — опустил голову подросток, — а что мне делать? Я такой беспомощный, без Димы вообще ничего не могу. Получается, что это он мне нужен, а не я ему. И вообще…

— Ну что ты такое говоришь, — мягко прервал его Влад, — ты Димке тоже нужен. Это ведь ты настоял продолжить общаться с нами, ты доверился, а он тебе. Вы нужны друг другу и нам с Юлей. Мы вас любим, очень сильно, — мужчина подошёл к Дане, и положив руку ему на плечо, наклонился, заглядывая в глаза. — Ты накручиваешь себя, зацикливаешься, придумываешь то, чего нет, пытаясь отвлечься. Но что тревожит тебя на самом деле?

Даня смотрел Владу в глаза, чувствуя, как у самого наворачиваются слезы, а грудь сдавливают невидимые тиски. Голова работала плохо, что было совершено некстати. Даня привык полагаться на факты, а не на эмоции, как Дима. Мысли метались из угла в угол: рассказать или нет? Почему нет? Влад же может помочь? Так почему нет? Не хочет доставлять проблем? Это же бред. Даня на мгновение зажмурился, сбитый с толку. Педиатр был прав, он просто придумывал, пытаясь найти оправдание паршивому состоянию. Все это просто выдумки, не имеющие ничего общего с реальностью. Даня и сам это знал, но видимо, чтобы мозг обработал эту информацию, кто-то должен был ее озвучить. Но почему тогда так плохо? Он устал. Очень устал. И физически, и морально. Ему нужно отдохнуть, расслабиться, отпустить то, что было и принять то, что есть. Но один он не справится. Это очевидно.

— У меня бессонница, — на выдохе ответил Даня, подняв на Влада уставший взгляд.

— Давно?

— С четверга. Она у меня два года назад началась. Периодически обостряется, и я не понимаю, почему? — Даня почувствовал, что ком в горле начал колоть сильнее, а сдерживать эмоции становилось все сложнее, поэтому он опустил голову.

— Ты вообще не спишь? — с нотками беспокойства спросил Влад, мягко заставив подростка посмотреть на него.

— Да, — ответил подросток, и первая слезинка скатилась по щеке. Даня ненавидел себя в такие моменты, когда не мог совладать с эмоциями.

— Бедняжка мой, — вздохнул Влад, неожиданно притянув парня в объятия так, что Даня просто уткнулся ему лицом куда-то в районе груди. Данил откровенно разревелся, выпуская все скопившееся. Педиатр мягко гладил подростка по спине, позволяя пропитывать футболку слезами. Влад был не удивлен. Столько не спать. Как Даня вообще на ногах держался? Бессонница на фоне стресса была вполне ожидаема.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем парень немного успокоился.

— Дань, я все никак тебе не расскажу, — привлек внимание подростка педиатр, мягко потянув к дивану в углу чердака.

— Что? — вяло спросил парень, пристроив голову у мужчины на плече. Он чувствовал себя значительно лучше. Всё ещё устало, но ком в горле наконец соизволил пропасть.

— Как ты смотришь на то, чтобы мы с Юлей стали вашими родителями?

Дане понадобилось какое-то время, чтобы мозг принял информацию, а когда это случилось, парень удивлённо уставился на педиатра, пытаясь понять не шутит ли он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я сделал Юле предложение, и в следующем месяце мы собираемся подать заявление в ЗАГС, а после усыновить вас. Дима не против, а ты? Я не прошу ответа прямо сейчас, ты можешь подумать, — поспешил заверить Влад, заметив, как у подростка снова заблестели глаза.

Даня сидел и не верил. Неужели он все-таки уснул и ему это снится. Судя по общему состоянию, точно не спит, да и Влад, сидевший рядом слишком реальный для сна. Пришлось пару раз глубоко вдохнуть, чтобы заставить мозг работать, но это было сделано скорее по привычке, потому что думать Даня не собирался. Счастье, накрывшее его с головой и заполнившее каждую клеточку, уже сделало выбор. На радостях Даня почувствовал, как огромный булыжник грохнулся с души, как со скалы, в воду прошлого, обрызгав. Но эти капельки тоже высохнут. Рано или поздно. Сейчас все определенно налаживалось.

— Я могу называть тебя папой? — с широкой улыбкой спросил Даня, не замечая катившиеся по щекам слезы.

— Конечно, — заверил Влад, снова притянув подростка в объятия, немного напуганный его реакцией. Он ожидал другого. — Рад, что мы во всем разобрались, но думаю, тебе пора отдохнуть.

— Я не смогу.

— Тебе только кажется. Пойдем, — Влад встал сам и потянул за собой Даню, поставив мысленную галочку: избавиться от сигарет и проследить, чтобы подросток больше никогда их в руки не брал.

Разложив диван, мужчина усадил Даню, притащил белый пушистый плед, подушки из комнаты и скрылся на кухне. Две прозрачные чашки переместились из шкафчика на деревянную столешницу. Влад подумал о том, что надо бы купить парням кружки, какие они захотят, а ещё телефоны. Да и вообще стоит пройтись по магазинам. Два пакетика ромашкового чая сразу же отправились в ёмкости, а после были залиты крутым кипятком и оставлены, накрытые прозрачными блюдцами. Травяной чай распространил по кухне тонкий аромат ромашки. Тем временем Влад вытащил баночку с медом и мисочку с фруктовыми конфетами, теперь всегда имевшимися в доме. Дождавшись, пока чай окончательно заварится, Влад слегка разбавил воду холодным кипятком и добавил ложечку меда, размешав.

— Так, держи, — педиатр вручил подростку чашку с чаем, — осторожно, горячий, — вторую оставил на журнальном столике вместе с конфетами.

Мужчина задернул плотные ночные шторы, скрывшие яркое солнце и погрузившие комнату в полумрак. Влад включил телевизор, подложил Дане подушку, укрыл пледом и завалился рядом.

— Выпей волшебный чай и уснешь.

— Звучит так, будто там яд. Ты что туда снотворное подмешал?

— Было бы неплохо, но нет, — улыбнулся Влад. — Как часто у тебя бессонница?

— Ну, долгие проблемы со сном были только два года назад. В прошлом году может было пару раз, но я даже не вспомню. А в этом… — Даня замолчал, но Влад понял, что он хотел сказать. Собственно, все как педиатр и предполагал.

— Понятно, — вздохнул мужчина, приобняв подростка, устроившего голову у него на плече. — Как я понял бессонница у тебя не постоянна, а только в период каких-то стрессовых ситуаций и длится в течение нескольких дней. Как только проходят события, приносящие тревогу, то и бессонница тоже?

— Да, — кивнул Даня.

— Ну вот, значит ничего серьезного, поэтому смысла идти к неврологу или психотерапевту я не вижу. Тебе просто нужно нормализовать режим сна и меньше волноваться по пустякам, я знаю, ты это любишь. Но если ситуация не нормализуется, что маловероятно…

Даня кивнул, отпил ароматный чай и уставился в экран. Влад включил какой-то фильм, максимально убавил звук, и спустя десять минут подросток уже сладко спал, пристроившись под боком у педиатра. Мужчина одной рукой мягко почесывал парню голову, чуть оттягивая отросшие каштановые волосы, а другой печатал Юле сообщение, пересказывая многочисленные события утра.

Быть уверенным в близком человеке — это как пить горячий чай, завернувшись в плед, — но только без насморка и больного горла. Счастье — это когда окружен любимыми людьми и знаешь, что они чувствуют к тебе то же самое. Время никого не лечит, оно приносит умиротворение.

---

Примечания:

Я опять развела розовые сопли, но во-первых, что вы мне сделаете, а во-вторых, признайтесь, вам ведь тоже это нравится ?

Солнце несмотря на ранний час уже с силой долбило в окна, тщетно пытаясь пробиться сквозь задернутые ночные шторы. Яркие лучи отражались в стёклах пятиэтажек, сверкали на каплях воды, оставшихся на листьях и траве после ночи… Неспеша рассеивался туман, оставляя после себя невыплаканные слезы — росу, которую обязательно высушат теплые лучи. В светло-голубом девственно чистом небе суетились птахи, а во дворе сонные, словно мухи, только вышедшие из спячки, гуляли со своими противно жизнерадостными собаками люди. Солнце с каждой минутой поднималось все выше и выше, время до будильника оставалось все меньше и меньше.

В комнате парней, погруженной в холодный утренний полумрак, царили тишина, покой и бардак — новый спутник мальчиков, выгнать который не удавалось даже Юле. Стол у подоконника больше не пустовал, теперь полностью заваленный и захламленный тетрадями, учебниками и другими возможными и невозможными вещами. Например, в одном из углов столпились кружки-сектанты, устроив вокруг тарелки с остатками печенья тайное собрание, на котором приносили содержимое в жертву. На другом заряжались два новых телефона, подаренные Владом в конце апреля, после того, как мальчики задержались на бадминтоне, а опекунов чуть не хватил инфаркт. У Димкиной кровати, со стороны окна, поселилось жёлтое кресло-мешок, притащенное Серёгой, пока мальчики были в школе. На подоконнике появилась лежанка Боба, но ночью он все равно спал с кем-нибудь на кровати. Медленно начал заполняться стеллаж. Пара книг классической литературы, потому что выяснилось, что Димка — гуманитарий и любит читать. Медицинский справочник, энциклопедия и что-то по химии и ядерной физике, принадлежавшие Дане — технарю и любителю естественных наук. Влад с Юлей, видя все это разнообразие, медленно заполонявшее комнату, искренне радовались и удивлённо переглядывались, морально готовясь к тому, что ещё им предстоит узнать.

Даня крепко спал на своей кровати, полностью укрытый одеялом, и одной рукой обнимавший длинного, как сарделька, с коротенькими лапками, серого кота. Когда Влад начал следить за тем, чтобы Даня вовремя ложился и вставал, заваривая перед сном всякие травяные чаи, парень наконец смог спокойно спать. Бессонницы, как не бывало. Дима только за одно это был готов расцеловать Влада и делать все, что он не попросит.

Кудряшка развалился по всей поверхности матраса. Одеяло как могло держалось, пытаясь не упасть в пропасть, но большая часть его уже была на полу и на ней, свернувшись клубочком, посапывал Боб. Подушку крепко прижали к спинке, не выпуская, а Димка, крепко обнимал, такого же как у друга кота, только в разы больше, почти одного роста с подростком, закинув на него одну ногу. В отличие от Дани, Дима ночью спал плохо. Скорее даже находился в состоянии какого-то полусна, постоянно просыпаясь. До будильника оставалось ещё прилично времени, и парень обычно пользовался каждой минутой, которую можно потратить на сон, но, видимо, не сегодня. Димка медленно разлепил глаза, пытаясь понять спал он или ему просто казалось. Второй вариант по ощущениям звучал правдоподобнее.

Полежав какое-то время, подросток неохотно сел, чувствуя себя ужасно. Календарь утверждал, что наступил конец мая: одновременно ненавистное и любимое время школьников. С одной стороны, лето в купальнике и солнцезащитных очках, уже на пороге, с неистовой силой тянуло дверь, пытаясь зайти в дом, а с другой, весна, крепко вцепилась в ручку, попутно командуя всеми, кем только можно, чтобы поторопились. Две последние майские недели самые суматошные: контрольные, самостоятельные, сдача учебников, долгов, исправление оценок, последние звонки, экзамены. Складывалось ощущение, что весь год они пинали пни, а к концу, когда уже все настроены на отдых, опомнились. Все спешили, суетились, как муравьи, на чей муравейник наступила корова. Замотанные учителя, мысленно уже находившиеся на отдыхе, воображали себя художниками и рисовали тройки. Данька с Димкой всю неделю пахавшие как не в себя, думали, что сойдут с ума. С одной контрольной на другую. Даня на математике решал два варианта, а Дима писал два сочинения, и у них ещё списывали друзья-близнецы. Жуткая жара, стоявшая как на улице, так и в здании, делала школу ещё больше похожей на ад. У окна кабинета географии осы свили улей, поэтому от духоты многие отправлялись в далёкие края с Христофором Колумбом прямо из класса, теряя сознание.

Но тем не менее, парни справились. Для этого, правда, Владу и другим родителям пришлось пережить родительское собрание, на котором математичка орала так, что с потолка сыпалась штукатурка. А Юле, к тому времени уже с колечком на пальчике и фамилией: Воронцова, идти разговаривать с этой самой математичкой, занижавшей оценки. Этот разговор, произошедший в учительской, педагоги обсуждали ещё долго. Юля оказалась первой родительницей, буквально бросившей вызов учительнице математики, имевшей, как говорили, старую закалку. Говорили, что стены дрожали и громыхал гром, когда на поле боя, которым была учительская, в словесном сражении сошлись два титана. Директор, заглянувший в помещение и увидевший женщин, вгрызшихся друг другу в глотки, словно тигрицы, резко захлопнул дверь и поспешил ретироваться в министерство образования. Даже там, в тот момент, было безопаснее. Девушка наехала на преподавательницу раньше, чем та успела подумать. И заткнуть Воронцову не решилась даже завуч. Юлю, когда-то учившуюся в этой школе, а потом отработавшую в ней год, женщина хорошо знала, поэтому встать на пути не решилась, опасаясь за собственную жизнь. Что удивительно, неугомонная математичка сбавила обороты, и Даня с Дима смогли закончить год без троек. Но старая карга, теперь положила на них глаз, поэтому в следующем году у шоу намечался второй сезон, обещавший ещё больше крови и зрелищ.

Димка окинул комнату усталым взглядом, мысленно пытаясь понять причину пробуждения. Но в голову ничего не приходило. Парень сладко зевнул, клацнув зубами, и в следующую секунду испуганно замер, на автомате поднеся руку к щеке. Внутри все похолодело, а сон сдуло ветром в сторону Африки. Один из зубов отдавал неприятной тянущей болью, которую Димка до этого не замечал. Парень не двигался, слушая удары собственного сердца и прислушиваясь к ощущениям. Он очень надеялся, что ему показалось, но боль не проходила. Дима вскочил с кровати, чуть не споткнувшись о Боба, который недовольно мяукнул и потрусил за хозяином.

— Только этого не хватало, — в пустоту прошептал парень, пытаясь в зеркало в ванной рассмотреть, что случилось с зубом. Выходило, мягко говоря не очень. Ничего конкретного парень не находил. — Что же нам делать? — обречённо спросил у сидевшего на стиралке кота, Дима, почистив зубы. Боб мяукнул. — Точно! Боб, ты гений! — радостно воскликнул Димка, и схватив питомца, бросился в комнату.

— Даня! Даня, вставай, — тряс за плечо друга Дима.

— Отстань! — отмахнулся Данил. — Уйди! Рано ещё!

— А ну поднимайся, — психанул Дима и сначала стянул одеяло, а потом самого парня, ухватив за ногу.

— Ты охренел! — процедил Даня, пытаясь забраться обратно.

— Дань, помоги, — плюхнулся прямо на пол Дима, усадив на колени Боба. — У меня зуб болит.

— Ну иди папе скажи, — закатил глаза парень, спросонья не поняв всей критичности ситуации.

— Ты прикалываешься надо мной?

— А, блин. Прости, не подумал, — дошло до друга. — Тогда просто скажи, что голова болит и обезболивающее попроси.

— Дань, ну ты ж знаешь, я врать не умею. А Владу вообще — бесполезно, он сразу догадается.

— Иди к Юле. Она с утра сделает все, о чем не попросишь, лишь бы ты отстал и дал ей поспать, — предложил Даня.

— Ага, а потом она упомянет это в разговоре с Владом, и он докопается, — парировал Дима, гладя кота.

— Задачка… — протянул подросток. — Что у тебя с зубом хоть?

— Не знаю, не понял.

— Дай посмотрю.

Даня сходил распахнул шторы, впустив в комнату солнечный свет. Димка сел на его кровать и с готовностью открыл рот, не выпуская из рук Боба.

— Мда…

— Что там? — всполошился Дима.

— У тебя поверх молочного коренной начал расти, а тот раскрошился, поэтому болит.

— И что делать?

— А сам как думаешь?

— К зубному не пойду, — сразу нахохлился Дима, сложив руки на груди.

— Да я знаю, — вздохнул Даня, задумавшись. — Что же нам делать?

— А ты знаешь, где обезболивающее? — внезапно спросил Димка, с надеждой уставившись на друга.

— Знаю, а что?

— Пойдем возьмём, пока никто не видит, а в школе попробуем зуб выбить, — улыбнулся Дима, обрадованный гениальной, по его мнению, идеей.

— Опять? — устало спросил Даня.

— Снова, — безапелляционно заявил Дима, потянув друга на кухню.

На полочке в холодильнике, как и ожидал Данил, нашелся детский Нурофен, уместившийся между доисторической засохшей луковицей и обгрызанной каким-то кроликом моркови. Вдвоем, парни с горем пополам, открыли бутылку и Даня налил мутновато-белую жидкость в столовую ложку, и погрев воду в микроволновке, вручил другу.

— Думаешь поможет? — с нотками волнения спросил Дима, стоя на шухере, пока Даня заметал следы.

— Должно. Мне Влад сказал, что он и от температуры, и как обезболивающее.

— Хорошо. Пойдем собираться. Пораньше уйдем, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание.

* * *

В кабинете ОБЖ, несмотря на два открытых окна было очень жарко. Разморенные ученики, лужицами растеклись по помещению: кто на стульях, кто на партах. И только отъявленные чертята, которых высокие температуры совершенно не брали, умудрялись носиться между рядов, кидаться бумажками, меловой тряпкой, запускать самолётики, один из которых уже удачно улетел в космос через окно. В помещении раздавались вопли диких животных, напоминая зоопарк. Под потолком летали учебники, мел, стулья. Двое парней, нацепив шлемы космонавтов, сделанные из папье-маше десятиклассниками, устроили бой бутылками. Подростки, скакавшие по партам, напоминали безрогих оленей, как их частенько называл ОБЖешник.

— Здорова! — заглянул в окно Илья, один из братьев-близнецов и лучший друг Дани и Димы. — Подержи-ка, — парень передал в Данины руки огромный фикус, охреневший от ситуации не меньше самого парня. Одноклассник закинул одну ногу в окно, потом вторую и неловко забрался в кабинет, отряхнув штаны от свежескошенной на территории школы травы. — Спасибо, — поблагодарил Илюха, забрал зелёного друга и направился в сторону двери.

— Ты откуда? — спросил Даня, наконец отойдя от шока.

— Да в физике с парнями в футбол глобусом играли, а он выпал, — потряс растение в руках парень.

— Вы уронили фикус со второго этажа, и он не разбился? — не поверил Даня.

— Так там траву собрали, он аккурат в кучку и упал.

Илья развернулся и поспешил вернуть зелёного на место, пока никто не заметил. Хотя, смысла в этом, наверное, уже не было, потому что семиклассника, вылезшего в окно на первом этаже, поднявшего цветок и летящей походкой отправившегося к другому открытому окну, видели не только первоклассники, но и вся администрация, чьи окна выходили во двор школы.

Димка, устроив голову на парте, читал «Станционного смотрителя», пытаясь отвлечься от назойливой зубной боли, снова начавшей донимать его к концу дня. В какой-то момент парень почувствовал, что что-то со свистом пролетело у него над головой. Кирпич что-ли? Подняв взгляд, он успел застать портфель, удачно не задевший подростка и радостно спикировавший точно в окно. Парень обернулся, собираясь узнать, кто был тот придурок, как его резко дёрнул вниз Даня, спасая от столкновения с очередным портфелем, вылетевшим в окно вслед за товарищем.

— Макар, охренел? — покрутил пальцем у виска Даня.

— Я не Макар, я Илья, — весело ответил темноволосый парень, чей красный галстук, словно змея, медленно уползал из-под воротника белой рубашки.

— Да кому ты чешешь, — убрал с лица кудри Дима. — Хоть бы галстуки одинаковые надели, а то вас так каждый второй различает.

— Так неинтересно, — улыбнулся парень и высунулся в окно, поднимая с травы портфель свой и брата.

С Ильей и Макаром Куницыными — братьями-близнецами, Дима с Даней дружили с самого первого класса. Братья были главными заводилами, проказниками и шутниками, а парни всегда поддерживали их безумные идеи, даже правильный Даня. Они чем-то напоминали близнецов Уизли из книг о Гарри Поттере, только были не рыжими волшебниками, а темноволосым диггерами или сталкерами, Дима так и не понял разницы. Главное, что все заброшки города были их. Как только до сих пор себе ноги не переломали. И братья ещё находили время, чтобы играть с Димой и Даней в бадминтон.

— Эй, олух, лови, — разнёсся по кабинету крик Ильи, и Даня с Димой одновременно нырнули под парту, спасаясь от огнетушителя, бесстрашно пролетевшего над ними.

— О-па, тяжеленький, — поймал Макар огнетушитель, крутя его в руках, — это может пригодиться.

— Илюха, вот я сейчас тебя этим огнетушителем, — пригрозил Димка, уже поднимаясь на ноги.

— Да ладно тебе, Димон, — отмахнулся Илья, уворачиваясь от Димкиной руки, собиравшейся стукнуть друга, чуть не зашибившего их.

— Илюха, лови, — крикнул Макар, и парням снова пришлось пригнуться, спасая свои головы. Друг ловко поймал прибор.

— Эй, я ловлю, — присоединился Ваня, замахав руками из другого конца класса.

И началась игра «Догони меня огнетушитель». Димка тоже кинулся к доске, на время отложив мысли о зубной боли, чтобы быть готовым играть в баскетбол столь необычной вещью. Даня участия в этом принимать не захотел и вместе с большинством девочек, сидевших на среднем ряду, забрался под парту, чтобы случайно не получить огнетушителем по башке и не носить до конца года кличку Пожарный. Игра шла хорошо. Огромный красный прибор предназначенный для тушения пожара летал по кабинету, словно птичка, пару раз попав в кольцо, коим служила полка с книгами, которые уже совершили эпичные прыжки со скалы, спасая жизни свои и близких. Но матч быстро закончился. Ваня пропустил пас, и огнетушитель, чуть не пробив дыру в двери, вылетел в коридор, слегка зашибив уборщицу. Судьей она оказалась строгим, но справедливым: громко пригрозила директором, отметелила подростков шваброй, и вручив Макару огнетушитель, удалилась. Продолжить никто не решился.

— Ты говорил у тебя зуб болит, — заметил Илья, которому спустя пару минут снова стало скучно, — так погнали вырвать попробуем. Я за ниткой, — выскочил парень из кабинета, прежде чем кто-либо успел возразить.

— Болит? — поинтересовался Даня, выбравшись из своего укрытия.

— До этого нет, а сейчас опять начал, — вздохнул парень, падая обратно на стул.

— Давайте нитку к огнетушителю привяжем, — воскликнул Макар, осененный идее, — а его в окно, — с безумной улыбкой предложил друг, громко стукнув предметом по парте.

— Не думаю… — начал Даня, но Дима его перебил.

— Давай.

Даня лишь закаил глаза, понимая, что остановить их теперь не получится и проще просто проследить.

Илья, и вправду, вернулся с мотком бечевки, одолженным у учительницы технологии. Каждый в классе занимался своим делом. Стоял гул, способный свести с ума любого, кто не принимал в нем участия. Совершенно никто не обращал внимания на дружный квартет, старательно обматывавший огнетушитель веревкой. Второй конец Даня привязал к Димкиному зубу. Близнецам, воодушевленным идеей, не терпелось вышвырнуть тяжелый предмет в окно, а Димка с Даней изрядно волновались.

— Так, — скомандовал Илья, — Дань, держи Диму, Димон, ты тоже держись, во всех смыслах.

— Звучит обнадеживающие, — съязвил парень.

— Поехали! — воскликнул Макар. — Три, — близнецы начали раскачивать огнетушитель, Дима до побеления костяшек вцепился в стул, а Даня покрепче обнял друга.

— Два, — близнецы с широкими улыбками, уже представляли, как эпично полетит громадина, а Дима с Даней одновременно зажмурились.

— Раз, — огнетушитель камнем вылетел в окно, под ошалевший взгляд дворника. Радостные Макар с Ильёй кинулись смотреть. Дима тем временем громко вскрикнул и схватился за щеку, а испуганный Даня кинулся к другу.

Теперь зуб реально болел, а во рту ощущался неприятный солоноватый привкус.

— Не парни, не вышло, — вздохнул Илья, вытащив несчастный огнетушитель и не обнаружив на нитке зуб.

— Да что ты! — болезненно корчась, съязвил Дима.

— Может к ручке двери попробуем, — предложил Макар, — или со второго этажа кинем?

— Нет! — одновременно крикнули парни, останавливая фонтан идей.

— Ребят, а тут пломбы нет, — заметил Илья и прежде, чем кто-либо успел среагировать, вытащил чеку и нажал на ручку. — Ой, — трое подростков со скоростью света нырнули под парту, спасаясь от пены. Закричали девчонки, подлетели мальчишки, и когда дверь класса с грохотом распахнулась, учитель ОБЖ схватился за сердце, лицезрев перепачканный пеной кабинет.

В пене было все: парты, стулья, стены, дети, потолок. В кабинете будто прошел снежный ураган или смерч, до этого побывавший на автомойке, забравший оттуда всю пену и выплеснувший ее в классе.

— Ёк макарек, вы что это? Как? Ух ё, — содержательно протянул широкоплечий мужчина, обводя взглядом помещение и почесывая затылок. — Ну хотя бы огнетушителем я вас пользоваться научил, — вздохнул учитель. — А теперь мухой к уборщицам за швабрами, — под грозный рык, измазанные парни пулей выскочили в коридор, — завучу не попадитесь, — долетел до них конец фразы.

— Может все-таки дверью? — предложил Макар, видя страдания друга, пока они дружной гурьбой сбегали по лестнице.

— Завались, и без тебя плохо, — отмахнулся Дима, и парень, пожав плечами отстал, зная, что сейчас друга лучше не трогать.

Кабинет отмыли, от завуча люлей не получили, но вот домой ребята не спешили. У Димки кровь в жилах стыла, стоило подумать о стоматологии. Он был там один раз, когда в шесть лет ему пришлось удалять молочный зуб. Тот день и та женщина-врач, отчитавшая за слезы и сделавшая очень болючий укол, крепко отложились в памяти, иногда словно зомби из могил, поднимаясь в кошмарах.

— Дим, ты только не паникуй, но у тебя, кажется, щека опухла, — обрадовал Даня, когда они уже под вечер подошли к подъезду.

Дима не хотел возвращаться домой, одним местом чувствуя, что ничем хорошим это не закончится, поэтому уговорил Даню погулять после уроков. Они предупредили опекунов и с близнецами обошли почти половину города, вернувшись уже к восьми. Они могли погулять подольше, но изрядно устали и проголодались.

Парень понимал, что с зубом, в любом случае, надо что-то делать, потому что сам он точно не пройдет и не испарится. Они после огнетушителя ещё столько способов перепробовали. Илья всё-таки уговорил по-старинке привязать к ручки двери, и выбрали они кабинет физики, где дверь ещё динозавры устанавливали. Захлопнув ее посильнее изнутри, Макар позвал какого-то знакомого из одиннадцатого и попросил открыть. А этот олень безрогий только и рад. Как дернул со всей дури, так Димка вместе с Даней в коридор и вылетели, как сопельки в платочек. Пробовали они зуб выбивать. Сначала килограммовой гантелей, на физкультуре, а когда ничего не вышло, и Даня начал опасаться, что они кого-нибудь покалечат, решили прибегнуть к тяжёлой артиллерии. Танюшку — главную силачку класса, но мазилу, взяли играть в волейбол, где она заехала мячом по роже не только Димке, но и половине класса. Пробовали просто кулаком бить, но зуб даже не начал качаться, а у Димы разболелась вообще вся щека.

— Серьезно? Сильно? Очень видно? Скажем, что на физкультуре мячом попали, даже не соврем, — сразу начал накидывать версии Кудряшка, пока Даня осторожно приложил ладони к щекам друга, пытаясь оценить масштабы катастрофы.

— Попробуем, но я думаю, что это из-за воспаления, а оно не пройдет, пока не вылечим зуб.

— Блин, — страдальчески протянул подросток, запрокинув голову. — Я не хочу, — как маленький проныл Дима, резко опустив голову и уткнувшись Дане в плечо. — Мне страшно.

— Я знаю, — вздохнул друг, по-братски похлопав Диму по спине, — знаю. Но ты не один. Нас теперь даже больше, чем двое с половиной, — Даня очень переживал за Диму, зная как ему сейчас плохо, и что будет, когда придется идти к врачу. А в том, что придется, он был уверен.

— Может все-таки не будем им говорить, — пробурчал Кудряшка. — Просто подождем.

— Чего? — по-доброму усмехнулся Даня. — Чуда? Ладно, хорошо. Я говорить ничего не буду, и тебя не заставляю, но будь готов к тому, что они заметят сами.

— Спасибо и на этом, — вздохнул Дима, хлопнув Даню по спине и уверенно открыв дверь подъезда, после звукового сигнала.

* * *

Зайдя в квартиру в нос ударили различные запахи: тепла, вечернего воздуха из открытого окна, жареной картошки, Юлиного крема для рук, тонкого парфюмом Влада. Из всех этих компонентов и возникала какая-то особая композиция запахов дома. И была эта композиция уникальной.

— О, Барашки наконец нагулялись, — вышла в прихожую Юля, привычно широко улыбаясь. Она уже переоделась в домашнюю одежду: светло-голубые шорты и лёгкую белую футболку. На плече у девушки покоилось полотенце для посуды, а в руке она держала деревянную кухонную лопатку.

— Привет, мам, — скинул портфель на пол Дима и кинулся обнимать Юлю, удачно пряча свое лицо.

— Привет, Юль, — улыбнулся Даня, тоже подойдя к девушке.

— Нагулялись, парни? — вышел в коридор Влад. Он до сих был в рабочей рубашке и галстуке, а вот брюки уже сменил на спортивные тёмно-синие штаны.

За мужчиной из комнаты, топая лапами, словно слон, выскочил Боб, и сразу же кинулся к мальчикам.

— Ага, — подтвердил Даня, — с Макаром и Ильёй по городу шатались, — подросток наклонился и поднял кота, сразу же забавно обхватившего подростка лапами за шею и прижавшись мордой к лицу.

— Ну, значит проголодались, — заключила Юля. — Руки мыть и за стол, — девушка потрепала мальчиков по голове, и стоило им скрыться, прильнула к Владу, оставив на губах мягкий поцелуй.

Подростки поспешили юркнуть в ванную комнату.

— Дань, сильно щека распухла? — поинтересовался Дима, рассматривая отражение в зеркале.

— Не очень, но видно, — отозвался друг. — Может лучше скажем?

— Нет! — отрезал Димка. — Просто на физ-ре мячом попали. Ясно?

— Ясно, — вздохнул Даня. — О, у меня идея! — парень подхватил Боба, облизывавшегося на стиральной машинке, и вручил Димке.

— Данька, ты — гений, — заключил Кудряшка, обняв довольного кота, позволив ему практически забраться к себе на плечо и прижаться к лицу, полностью скрывая чернотой распухшую щеку.

Отбив пять, парни двинулись на кухню, где на столе уже стояли тарелки с едой, сидели Влад, и Юля хлопотала у плиты.

— Как день прошел? — спросила девушка, к Димкиному счастью, не отрываясь от сковороды. Влад тоже пока был занят, кому-то отвечая в телефоне. Подросток собирался воспользоваться ситуацией, побыстрее поесть и сбежать, поэтому ткнул Даню локтем, прося прикрыть. Друг его понял без слов и за дело принялся с энтузиазмом.

— Близнецы сегодня такое устроили, — начал Даня и даже вскочил с места, показывая, как всё было, отвлекая на себя внимание и немного закрывая друга. Влад к этому времени уже отложил телефон и слушал Данила. Мужчина мельком взглянул на Диму, немного удивленный его молчаливостью, но Даня отвлек его, а когда педиатр снова посмотрел на Кудряшку, того уже не было.

— Эй, а где Димка? — удивилась Юля, стоило Дане сесть на свое место и приняться за ужин.

— Он только что был тут, — слегка нахмурился Влад, уставившись на пустую тарелку у раковины. Педиатр не мог отделаться от ощущения, что он что-то упустил. Но что именно понять никак не мог. Парни вроде вели себя как обычно, но что-то все равно было не так.

— Завтра последняя контрольная по физике, и Елена Геннадьевна сказала, что если Дима напишет ее на пять, то и в году она тоже поставит пять, а не четыре. Он пошел шпаргалки писать.

Даня ни капли не соврал, но все равно поспешил сосредоточиться на картошке в тарелке, чтобы чем-нибудь не выдать себя под пристальным взглядом папы.

— А выучить никак? — по-доброму усмехнулся Влад, бросив на Юлю многозначительный взгляд.

— Пусть он хоть весь учебник зазубрит, все равно. В задаче нужно понять какую именно формулу и в какой последовательности использовать, — заметил Даня, — а у него получется анализировать только поведение литературных персонажей.

Пока Влад забалтывал ничего не подозревавшего подростка, Юля понимающе улыбнувшись, выскользнула из кухни. В очередной раз напомнив мужчине, за что он так ее любит. Несмотря на взрывной характер, Юля была весьма догадливой. Она понимала Влада, достаточно ему было моргнуть или слегка кивнуть головой. Они будто думали об одном и том же.

Краем уха слушая разговор на кухне, девушка постучалась в комнату к мальчикам, и дождавшись разрешения, вошла. Подросток нашелся на кровати. Обложившись книжками, он закинул ноги на своего игрушечного кота-сардльку и увлеченно читал учебник физики, держа его на уровне глаз. И вроде бы ничего удивительного, только вот книжка была вверх тормашками. Юля тихо хихикнула.

— Димка, уверена, если перевернешь учебник, то поймёшь намного больше.

— А я его неправильно держу? — удивился парень, ловко развернув книгу, но и так не опустив ее.

Юля, прикрыв дверь, прошла в комнату и плюхнулась на кровать, мягко потянув книгу вниз. Девушка не ждала, что Дима ее послушается, но тот на удивление опустил учебник, правда, отвернулся к окну, скрывая проблемную щеку.

— Котик, ну что случилось? — мягко поинтересовалась Юля, осторожно повернув голову подростка и увидев проблему. — Подрались что ли? — нахмурилась девушка, нежно коснувшись щеки пальцами, пытаясь оценить ущерб. — Да ты не парься, ругаться не будем, бывает. Надеюсь ваши противники целы?

— Ма, да не дрались мы, — вздохнул Дима, понурив голову.

— Тогда что с лицом?

Дима открыл рот, чтобы выдать заготовленную ложь про физкультуру, но сразу же захлопнул его, не решившись сказать. Он внезапно понял, что не хочет врать Юле. Близнецы как-то сказали, что маме врать нельзя. Дима тогда не понял почему, даже после объяснений братьев, а сейчас, кажется, дошло. Мама любит их с Даней, волнуется, и если внимательный Влад все замечает, делая выводы, то Юля буквально чувствует, что что-то не в порядке. Умолчать о проблеме, зная, как сильно она будет переживать, мучаясь от неизвестности, Димка считал просто хамством. Но и говорить правду тоже не хотелось.

— Хорошо, давай в угадайку?

Дима удивлённо уставился на девушку.

— Так, если не дрался, значит на физ-ре упал? Нет? Может мячом? Опять неправильно? Неужели огнетушитель припечатал? — Юля явно баловалась. Об этом говорила и ее расслабленная поза, и жесты, и интонация, с которой она говорила. — Хорошо, а может дело в больном зубе? — девушки игриво прищурилась, хитро улыбнувшись. Она была уверена, что попала в точку, и Дима, дернувшийся словно от электрического разряда, это только подтвердил.

Подросток был, мягко говоря, обескуражен. Он не предполагал, что все может быть настолько очевидно. Димка ожидал подобного трюка от Влада, но точно не от мамы, уверенный, что невнимательная Юля ничего не заметит или не сложит два и два.

— Ну, Димас, давай уже, сознавайся. Я ведь права? — Юля медленно потянулась к кудряшкам, будто боясь, что парень, словно дикий звереныш может грозно рыкнуть и убежать. Но Димка продолжал сидеть на месте и прожигать взглядом учебник физики.

— Права, — прикрыв глаза, подтвердил подросток, и не сдержавшись юркнул в мамины объятия.

— Давно? — поинтересовалась Юля, прижав сына к себе и мягко гладя по голове.

— Сильно разболелся сегодня утром, а до этого не замечал.

— Ясно все с тобой, — вздохнула девушка. — Но, Котеныш, ты же понимаешь, что его все равно придется лечить?

— Но я не хочу! — капризно заявил Дима. — Мне страшно!

— Прекрасно тебя понимаю. Сама зубных боюсь до потери сознания, но может ведь стать только хуже.

— Мам, я не могу. Ну, пожалуйста, — Димка с жалостью посмотрел на девушку. В голосе звучало отчаянье, и Юля была уверена, что парень не притворяется.

— Котик мой, услышь меня, прошу. Ты же уже взрослый парень, должен понимать, что это не шутки. Ты больше боишься, а там на самом деле ничего страшного. Больно почти не будет.

— Откуда ты знаешь? — обиженно отозвался Дима, чувствуя, что Юля сейчас его уговорит. Он уже и сам устал. И от боли, и от постоянного страха. Просто хотелось, чтобы это просто закончилось и как можно скорее.

— Димочка, мне почти все молочные зубы удаляли в стоматологии, потому что в отличие от передних они не выпадали, а просто крошились.

— Мне тоже зуб удаляли, — чуть громче, чем надо заявил подросток. — Так мне эта ведьма теперь в кошмарах снится, от одной мысли об этом жутком месте в дрожь бросает.

— Ну, тише-тише, Дим. Какая ведьма?

— Я что, помню что ли. Семь лет прошло. Надеюсь, что она уже на пенсии, потому что уже тогда старой была, — со злостью и нотками обиды в голосе рассказал Дима. — Но если всё ещё работает, то с уверенностью заявляю, что она — вампир.

— Не бойся, мы тебя к Серому запишем, — провела рукой по волосам Юля, чмокнув парня в нос. — Как раз познакомитесь поближе с нашим с Владом другом. Ты его видел пару раз.

— Он стоматолог? — удивился Дима, и Юля заметила блеснувшие в глазах искорки страха.

— Ага, — довольно заявила девушка, обняв подростка. — Пусть он хотя бы посмотрит, а там дальше по обстоятельствам.

— Я не знаю, — вздохнул Дима. Внутри все в комок сжималось. Он не хотел идти в это жуткое место, пропитанное болью и страхом.

— Зато я знаю. Только Владу сказать надо.

— Может не стоит? — наивно спросил Димка. Почему-то ему не хотелось, чтобы Влад знал, об этой проблеме. Он хоть не стоматолог, но все равно — врач, что до жути пугало подростка.

— Стоит, — твердо заявила Юля, и Дима не захотел с ней спорить. Девушка уже собралась встать и идти за мужем, как в комнату влетел обеспокоенный Даня. Видимо, он понял, что его нагло обвели вокруг пальца.

— Ну, как ужин? Понравился? — сразу начала заговаривать зубы Юля, притянув неожидавшего такого напора подростка в объятия.

— Эм… — многозначительно протянул Даня. — Да, было очень вкусно. Спасибо. У вас тут все в порядке?

— Более чем, — отозвалась Юля, потрепав Даню по голове.

— Что случилось? — появился в комнате Влад, аккуратно присев с другого края кровати.

Он сразу обратил внимание на Диму, но тот поспешил отвернуться, прячась от пронзительного взгляда врача.

— Ясно, — вздохнул Влад, сразу все поняв. Врач поджал губы и мысленно досчитал до десяти, чувствуя, что их ждёт много работы и нервотрёпки. Договориться с Димкой будет, конечно, сложно, но возможно. Только сколько сил на это уйдет, но, к счастью, терпения Владу не занимать. — Димочка, можно я посмотрю? — осторожно начал педиатр.

— Не называй меня так, — огрызнулся подросток, за что сразу же получил лёгкий подзатыльник от Юли.

— Как скажешь, — ни чуть не обиделся Влад. — Ну так что?

Смерив врача недоверчивым взглядом, Дима взглянул на Юлю, и дождавшись ее кивка, тяжело вздохнув, придвинулся к Владу.

— Пойдем к окну, — мягко потянул за руку подростка врач, вынуждая подняться и пересесть на стул. — Я просто посмотрю, — посчитал нужным предупредить Влад, но Дима уже смирился со своей участью. — Так, ну понятно, — выдал мужчина, осмотрев больной зуб.

— Что именно? — недовольно уточнил подросток.

— Что я звоню Серёге, — нерешительно растрепал Димкины кудряшки Влад, но подросток уже привык к подобным действиям и был абсолютно не против.

Взрослые ушли, оставив мальчиков одних. Они прекрасно понимали, что Димке нужно время, чтобы все обдумать, морально подготовиться, и если ему будет нужна поддержка, то Даня точно справится с этим лучше них. А так подросток будет только лишний раз раздражаться.

— Как я на это согласился? — задал риторический вопрос Димка, упав на кровать и обняв игрушечного кота. Страх своими щупальцами уже медленно опутывал подростка, но до паники дело пока не доходило.

— Ты меня удивил, — согласился Даня, упав рядом с братом, а ему на живот улёгся Боб.

— Данька, мне страшно, просто пипец. Словами не описать.

— Не дрейфуй, не лодка, — легко стукнул кулаком по плечу брата Даня. — Все не так страшно, как тебе кажется. Меньше фантазируй. Да и Сергей совершенно не плохой и не страшный, а даже прикольный. На Юлю чем-то похож.

— Ты решил это, всего после пары встреч? — с сомнением спросил Димка.

— Не поверишь, но да, — улыбнулся Даня. — Я слышал, как он разговаривал: его тон, манера речи, жесты. Поверь на слово, ты знаешь: я в людях разбираюсь.

— Ну-ну, Шерлок, — усмехнулся Дима, тоже хлопнув друга по плечу.

— Парни, я вас прерву ненадолго, — зашёл в комнату Влад. — Дим, на выпей, чтобы зуб не болел, — мужчина протянул подростку ложку, и мальчики с лёгкостью узнали лекарство, которое они стащили сегодня утром. Обоих кольнула совесть, но совсем чуть-чуть. — Все, больше не мешаю. Какой чай будете?

— Ромашковый, — с готовностью отозвался Даня, и Влад, коротко кивнув, удалился.

— Слушай, может Шерлока посмотрим? Хоть отвлекусь, — предложил Дима.

— А контрольная? А пофиг, я напишу, а ты у меня спишешь, — махнул рукой Даня, и встав с кровати, пошел к Владу, просить ноутбук.

Устроив компьютер в одной части кровати, Даня занял место с другого края, откинувшись на подушку и обложившись котами-сардельками, а Дима притащил кресло-мешок, угнездившись там вместе с Бобом.

За окном близился вечер, комната наполнялась оранжево-золотистым светом, а во дворе понемногу утихали детские голоса и шум немногочисленных машин. Духоту сменял свежий прохладный вечерний воздух, который закрадывался в комнату через открытое на проветривание окно, с удовольствием заполняя собой все пространство. Влад заглянул в комнату, думая, стоит ли ему попытаться отправить мальчишек спать или оставить их в покое, но те уже спали. Димка развалившись в кресле, Даня свернувшись у него на кровати вместе с Бобом. Влад выключил компьютер, укрыл Димку пледом, зная, что под одеялом ему жарко, а на Даню накинул покрывало с его кровати.

Вздохнув, Влад вышел из комнаты, предчувствуя, что после ночи их ожидает долгий, сложный день, наполненный нервами и переживаниями. Но о том, что будет завтра, они подумают завтра, а пока они с Юлей тоже собирались посидеть в зале и посмотреть фильм, раз уж дети все равно спят.

Утро только наступило, а солнце уже ярко светило в небе. На улице, хоть, и был только конец мая, стояла жара, поэтому во всей огромной квартире окна были нараспашку. Часы утверждали, что время всего семь утра, но в доме творился настоящий балаган.

Димка встал в четыре, когда солнечные лучи только начали показываться из-за крыши соседней пятиэтажки. Парень осмотрелся и понял, что проспал всю ночь в мягком кресле, укрытый, видимо, кем-то из взрослых пледом. Даня спал рядом на его кровати, обеими руками обнимая котов-сарделек. Боба видно не было, но дверь в комнату приоткрыта, значит, кот уже ушел завтракать. Дима сладко потянулся. Неприятно ныла щека, но сонный мозг не воспринял эту информацию всерьез. Прохладный утренний воздух заполнил комнату, заставив Диму зябко поежиться и укрыть руки пледом. Подросток, кинув быстрый взгляд на электронные часы, стоявшие на столе, счастливо прикрыл глаза, потому что до будильника оставалось ещё куча времени, которое можно потратить на сон. Какая-то навязчивая мысль мельтешила в сознании, пытаясь о чем-то предупредить, но Дима, уверенный, что спать ещё три часа, отмахивался от нее.

Зуб пронзила острая боль, заставив парня резко подскочить и принять сидячее положение. Страх мгновенно сожрал сон вместе с настроением, заставив сердце ускорить ритм, а грудь болезненно сжаться. Вечером, пока Даня ходил за ноутбуком, Дима успел подслушать, как Юля разговаривала по телефону с Сергеем, и знал, что прием у него сегодня в девять двадцать. Внезапное желание пойти и обнять Юлю тоже было чем-то странным. С одной стороны, парень хотел, чтобы мама его обняла, успокоила, сказала, что все будет хорошо, а с другой, хоть, все и знали про страх, показывать его не хотелось. К тому же было ещё слишком рано, а за это время Дима успел сделать один важный вывод: без особой причины будить кого-либо в доме раньше будильника категорически нельзя. Они нашли друг друга. Что взрослые, что подростки, любили бодрствовать ночью и спать днём. А Юлю по утрам так и вообще дергать было опасно для жизни. Нет, к маме прямо сейчас он не пойдет, но и спать тоже больше не ляжет.

Зуб снова начал болеть, поэтому, не долго думая, Дима побрел в ванную, надеясь, что почистив его несколько раз, станет легче. На улице радостно галдели птицы, когда парень зашёл на кухню и поставил чайник кипятиться. Пока металлический друг грелся на плите, подросток позалипал в телефон, насыпал Бобу, прибежавшему на шум ещё корма, порисовал в скетчбуке, прикормил с балкона воробья. С завтраком Димка решил не заморачиваться и просто сделал бутерброд с колбасой, который даже не смог съесть полностью, потому что воспаленная десна и вся щека в целом приносили дискомфорт. В итоге, Димка ограничился одним лишь чаем, и ещё раз почистив зубы, включил в зале телевизор, сфокусировав все свое внимание на какой-то комедийной передаче, которую просто обожала мама.

А ровно в семь, сразу после будильника Влада, в квартире начались непривычный переполох и суматоха, ещё больше нервируя парня. Сначала все было, как обычно. Назойливая мелодия, которую из комнаты родителей было почти не слышно. Через десять минут ещё одна. За ней неразборчивые шумы, ворчание, тихие ругательства, а после в коридоре показалась сонная Юля, кутаясь в свой любимый бордовый халат. Девушка уже на одних инстинктах, не открывая глаз, зашла в ванную и вышла оттуда уже совершенно другим человеком. Димка, не раз наблюдавший эту картину, только удивлялся, как маме удавалось проделывать такие трюки с внешностью, всего лишь умывшись и причесавшись. И это Юля ещё не заплела косы и не накрасилась. Дима осторожно выглядывал из зала вместе с Бобом, но девушка и в силу своей невнимательности, и сонного состояния их не замечала, уверенно направившись на кухню. Подросток уже порывался обнять маму, зная, что Юля его обязательно пожалеет, просто так, ничего не спрашивая, но был остановлен на входе телефонным звонком. Юля, отставив чашку с чаем, сразу же бодро ответила.

— Доброго бобра, Котик! Чего в такую рань?

Судя по интонации и обращению, звонил или Сергей, или Ирина, мамина коллега и лучшая подруга.

— Чего? — выслушав собеседника воскликнула Юля, — Совсем рухнула? Картина или… — Юля выругалась, и Дима понял, что сейчас к маме лучше не подходить. Мальчики искренне удивились, когда Юля впервые употребила нецензурную лексику. Сами они, конечно, тоже ругались, но слышать это из уст воспитанной девушки, было непривычно, но как они позже выяснили, мама позволяла себя подобную роскошь лишь в самых исключительных случаях, даже не замечая этого.

В этом была вся Юля. Дима уже привык к тому, что Влад с мамой были что-то вроде противоположностей. Педиатр владел собой, был терпелив, спокоен, наблюдателен, ещё не разу не повышал голос, что нельзя сказать о Юле. Она, почти как Димка, очень вспыльчива, громогласна и нетерпелива, выходит из себя буквально по щелчку пальцев, особенно, если нет настроения. Когда девушка впервые накричала на него по какому-то пустяку Дима даже испугался и расстроился, но спустя полчаса заглянув к девушке в зал, чтобы извиниться, как посоветовал Даня, Юля лишь жестом пригласила присоединиться к просмотру передачи и мягко его обняла, ничего не сказав. Подросток от удивления даже забыл извиниться. Так и сидел, плавясь от нежных поглаживаний по голове. Но, спасибо наблюдательному и умному Дане, разъяснившему ситуацию.

Со слов брата Юля была, как взрослый ребенок. Она любила дурачиться, постоянно смеялась, шутила, баловалась, никогда не контролировала свои эмоции и не задумывалась, что о ней подумают. Девушка всегда говорила, если ей что-то не нравилось и была очень искренна, открыта, в какой-то степени наивна. Только за всем этим она умело скрывала свои страхи, сомнения, неуверенность. Юля умела подстраиваться под ситуацию и людей, показывала им только то, что они хотели видеть, тем самым занимая выгодную позицию. Девушка легко выходила из себя, кричала, но она делала это не со зла, а потому, что ей нужно было выпустить эмоции. Это была настоящая Юля, эмоциональная, пылкая, открытая, и Влад, и мальчики любили ее такой, какая она есть. Все в доме научились распознавать, когда к девушке лучше не подходить, а если она начинала ругаться, то просто соглашались со всем, что она скажет, зная, что через несколько минут Юля успокоится и все забудет. А зачастую девушка даже приходила извиняться за свои эмоциональные всплески, во время которых могла сказать что-то очень обидное, но по совету Дани и Влада Димка просто не воспринимал сказанное мамой в порыве злости. Девушке и самой это не нравилось, и она честно пыталась стать сдержаннее и терпеливее, но все это заканчивалось жуткой эмоциональной усталостью и истериками, поэтому она бросила глупую затею, особенно после близкого знакомства с Владом, которому, кажется, даже нравилось иногда злить супругу.

— Нет, а я говорила! — не успокаивалась Юля. На другом конце, насколько слышал Дима, тоже кричали. — Блин, мне сына к зубному везти, — хлопнула себя по лбу девушка. — Да поняла я! — огрызнулась Юля на громкие возмущения собеседника. — Отменяй занятия на неделю, нафиг! Я скоро буду. Да, позвоню, позвоню.

Юля раздражённо закатила глаза и принялась искать чей-то номер, не замечая замершего в дверях парня. Димку передёрнуло, а внутри все похолодело. Он был уверен, что Юля поедет с ним, но, видимо, не судьба. Настроение упало ниже плинтуса, а страх медленно начал закрадываться в душу, царапая своими длинными когтями. Дима поспешил не сосредотачиваться на этом чувстве, понимая, что к врачу они пойдут в любом случае. Рано или поздно. Лучше, конечно, поздно, но Даня говорил, что все может стать ещё хуже, а значит и больнее. Боли Димка боялся, а следовательно и врачей, которые, обычно, ее и причиняли.

— Борис Андреевич, утро добрым не бывает, — рыкнула Юля, снова обратив на себя внимание мальчика. — Она рухнула! — с каплей иронии объявила девушка, пожав плечами, словно собеседник находился в комнате. — Стена! — резко гаркнула Юля так, что Димка дернулся в сторону. Девушка молчала, слушая указания, как понял подросток, директора студии, но тот факт, что мама разговаривала так, по сути, со своим начальником и пугал, и восхищал одновременно. — Да, я сейчас приеду, — уже спокойно ответила Юля, спустя какое-то время разговора. — До встречи.

Девушка с глухим стуком положила телефон на столешницу, устало потерла лицо ладонями, и повернув голову в сторону заорала:

— Влад! Поднимайся! У нас стена рухнула! О, Димон, утречка! — наконец заметила парня Юля. — Я тебя разбудила?

— Нет, я сам встал, — Димка прошел на кухню и сразу же нырнул в объятия мамы, Боб от хозяина не отставал, крутясь под ногами, тоже требуя ласки.

— Какая стена?! — влетел на кухню взъерошенный Влад.

— В студии у нас, — вздохнула девушка. — Я давно говорила, что в соседнее здание перебираться надо, а он тянул, — развела руками девушка. — Ты сам тут справишься?

— Конечно, — кивнул мужчина. — Если Дима обещает сильно не капризничать.

— Котик, извини, но мне, правда, нужно быть там, — с сожалением проговорила девушка, заглянув парню в глаза. — Сходишь с Владом?

— Будто у меня есть выбор, — вздохнул подросток, но тем не менее улыбнулся маме. Он ее понимал и не злился, к тому же, когда она так просила.

— Спасибо, дорогой, — Юля чмокнула парня, и глянув на время, буквально сорвалась с места. — Опаздываем!

Влад, тихо ругнувшись, кинулся за супругой, чуть не сбив Даню, зашедшего на кухню, и Боба, кинувшегося спасаться бегством от обезумевших взрослых.

— Что случилось? — сонно пробормотал парень, посмотрев вслед скрывшийся родителям.

— Ты не поверишь, — усмехнулся Дима, поспешив рассказать брату все случившиеся события.

Как итог, утро прошло в суматохе. Влад с Даней заняли обе ванные, поэтому Юля просто долбила ногой в одну из дверей, ругаясь, что ей надо накраситься, но так и не дождавшись реакции, словно маленький ураган, начала носиться по дому, собирая какие-то документы и попутно одеваясь. Боб сначала хвостиком бегал за девушкой, но когда она споткнулась о него и с криком упала, напугав Даню, сбившего сушилку в ванной, Боб поспешил забраться на руки к Диме.

— Мам, это рубашка Влада, — заметил Димка, наблюдавший за всей картиной из зала, поглаживая питомца.

— Черт! — выругалась девушка, бросив разбирать бумажки на журнальном столике, а потом махнула рукой. — Оверсайз! — буркнула девушка, вызвав у Димки тихий смешок.

— Юля, найди ещё Димкино свидетельство о рождении и полис, — заглянул в зал Влад, но Юля, тихо рыкнув, швырнула в него подушку. Мужчина успел увернуться, и снаряд поймал Даня.

— Юль, а можно я в школу не пойду, а с Димкой поеду, — Дима с благодарностью посмотрел на брата, и подростки одновременно уставились на девушку жалобными глазами, но в отличие от Влада, на нее они не действовали. Юля оставалось непреклонна.

— Котик, я бы с удовольствием, но твоя физичка мне уже весь мозг вынесла с этой несчастной контрольной, — не отрываясь от бумаг ответила Юля, — и если ты ее сегодня не напишешь, то она окончательно меня достанет, и я пойду в школу. А ты знаешь, что тогда будет, — девушка смерила сына снисходительным взглядом.

— Знаю, не надо, — со вздохом отозвался Даня, ободряюще улыбнувшись поникшему Димке. — Пап, сними Юлин галстук и возьми другую рубашку, потому что её надела мама, — прокричал Даня, скрывшись в коридоре.

В итоге, ненакрашенная Юля в рубашке Влада, своих красных брюках и с распущенными волосами, устроила в квартире настоящий бардак, но собрала необходимые ей документы. Даже в таком виде девушка выглядела красиво и уверенно, поэтому и мысли не возникало о том, что что-то в ее образе не так. Влад, с горем пополам, но успел собраться и выпить необходимый ему кофе. Портфель Дане собрал Дима, просто сметя половину содержимого стола в сумку, и сунул в руки мешок с собственной спортивной формой.

Закрыв дверь, семейство поспешно спустилось к машине. Влад похлопал по карманам и под ругань Юли вернулся в квартиру за ключами и забытыми документами. Только после этого Воронцовы всё-таки смогли выехать со двора. За всей суматохой Дима сумел отвлечься и от тянущей зубной боли, и от страха, но сейчас, сидя в машине, где тишину нарушала включенная Юлей музыка, он снова начал волноваться. Накрыло непонятное чувство беспокойства. Пугала неизвестность.

— Дима, — позвала Юля парня.

— А? — отозвался подросток, заметив, что мама с Даней не сводят с него обеспокоенных взглядов. — Я в порядке, просто задумался, — поспешил заверить их Дима.

Юля закатила глаза, всем своим видом показывая, что она не поверила, а Даня лишь покачал головой и стукнул кулаком в плечо, в знак поддержки. Легче не стало, но в душе потеплело, потому что за него беспокоились, кому-то кроме Дани было не все равно. Страх не унимался, но парень хотя бы мог от него отвлечься и не начать плакать, словно маленький. Этого он тоже боялся, потому что все немногочисленные походы к стоматологам, точнее к одной, да и вообще к любым врачам заканчивались слезами. Димке кардинально не везло, ибо любая встреча с врачами заканчивалась для него чем-то болезненным.

— Держись там и звони, если что, — шепнул Даня, вырвав друга, не заметившего как они подъехали к школе, из размышлений, и напоследок коротко улыбнувшись, убежал в сторону дверей. Близнецы, стоявшие у ворот одновременно помахали руками и скорчили рожицы, явно пародируя грустную моську Димки, вызвав улыбку и ответную гримасу. До начала уроков оставалось около пяти минут.

До студии, где работала Юля они добрались достаточно быстро. Девушка пыталась завести разговор, чтобы немного отвлечь подростка, но Димке совершенно не хотелось разговаривать. Ему нужно было немного времени, чтобы хотя бы попытаться настроиться, смирится с собственной участью, морально подготовиться, а Юля, наоборот, раздражала. Парень понимал, что она хочет помочь и ценил это, но сейчас, ему нужно было немного другое. Ругаться с мамой не хотелось. Димка старался как мог, чтобы не огрызнуться, зная, что девушка, которая сама сейчас была не в самом лучшем расположении духа, ответит грубостью на грубость. Плохо, что не было Дани, обычно усмирявшего пыл своего друга. Ссориться именно сейчас Дима очень не хотел, ему и так хватало переживаний, а если он поругается с мамой, то будет чувствовать себя ещё хуже. Он любил ее слишком сильно, поэтому очень боялся, что она может обидеться на него из-за какой-нибудь глупости.

К счастью, все ещё был Влад. Он мягко и ненавязчиво попросил девушку оставить парня в покое, и она без пререканий послушалась. Хотя, парень думал, что взвинченная из-за рухнувшей стены мама должна была как минимум огрызнуться. Дима подумал о том, что взрослые похожи на них с Даней. Один серьезный и спокойный, вроде, как взрослый, следит за неугомонным и вспыльчивым, вроде бы ребенком, прекрасно понимая, что они не смогут обойтись друг без друга. Парни были необходимы друг другу так же, как Юля с Владом, а теперь взрослые не могли обойтись без детей как и они без них.

— Ого, уже участковый прибежал, — удивилась Юля, когда они подъехали к изостудии.

Дима посмотрел в окно, где возле машины МЧС стоял достаточно молодой парнишка в форме, беседуя с мужчиной в костюме. Люди в рабочих комбинезонах и спасатели сновали туда-сюда, молодая девушка с длинными вьющимися, словно гусеницы, темными волосами в таком же как у мамы костюме, только пастельно-синего цвета, с кем-то ругалась по телефону, обходя кругами клумбу. Увидев машину, она на мгновение отвлеклась, с улыбкой помахала Юле с Владом и снова вернулась к разговору.

— Ещё бы он не прибежал, — фыркнул Влад. — Не думаю, что он хочет спать на диване.

— Иришка, конечно, бывает жестока, но не настолько же, — усмехнулась Юля, поцеловала мужа и, извернувшись, чмокнула в щеку Димку, выйдя из машины. Стоило оказаться на улице, как Юля громко объявила о своем присутствии, резво направившись в сторону директора в своей излюбленной импульсивной манере. Борис Андреевич, словно ребенок, неосознанно шагнул за спину сразу же напрягшегося участкового, который бросил взгляд на Ирину. Как понял из короткого диалога Дима, участковый встречался с Ирой. К маме сразу же присоединилась коллега, и обе девушки грозно начали наступать на своего директора, а МЧС с рабочими поспешили скрыться в здании, видимо, предчувствуя бурю.

— Бедный Борис Андреевич, — вздохнул Влад, выехав со двора.

— Почему? — спросил Димка, продолжая наблюдать за развернувшейся баталией, но они слишком быстро оказались на главной дороге.

— Ты же знаешь свою маму, а теперь представь, что ее две. Иришка же почти ее копия, только немного чудная, как мне кажется. Они уже давно говорили, что здание на соплях держится и нужно переезжать в соседнее, девочки даже с документами разобрались, одна только подпись оставалась. Но Борис Андреевич тянул, и вот, чем кончилось.

— И что теперь? — с любопытством спросил Дима, оставив тщетные попытки рассмотреть происходящее у изостудии.

— Да, как обычно, — пожал плечами Влад, взглянув на парня через зеркало в салоне, — девочки пошумят, мозг повыносят, а завтра начнут обустраивать новую студию.

Димка хотел спросить что-то еще, но все мысли разом улетучились из головы, потому что Влад круто повернул в сторону, припарковавшись между двумя другими машинами. Парень почувствовал, как внутри все похолодело и перехватило дыхание. Он замер испуганно смотря на возвышавшееся двухэтажное здание скрытое в тени ряда высоких деревьев и двух жавшихся к нему пятиэтажек.

— Пойдем, Дим, — улыбнулся Влад и открыл заднюю дверь, заставив Димку вздрогнуть. — Все хорошо, — заверил педиатр, протянув подростку руку, за которую он, к удивлению мужчины, ухватился.

Пока они шли Дима не проронил ни слова, лишь крепче прижимаясь к Владу. Да, он все ещё немного опасался своего опекуна, не доверял ему так, как Юле, но сейчас он единственный, кто был рядом, и как думал Димка, не даст в обиду. Резкая мысль о побеге проскочила в мыслях, но так же быстро растаяла. Это раньше можно было убежать, спрятаться, и никто потом искать не будет. Сейчас это было уже не актуально. За них с Данькой волновались, беспокоились, поэтому долго скрываться все равно не получится, а тянуть время за хвост не хотелось. Страх клокотал внутри, заставляя колени дрожать. Парень не чувствовал своих движений, не замечал ничего вокруг, передвигался на автомате, следуя за уверенным и спокойным Владом. На лице у мужчины как и всегда играла мягкая улыбка. И если Даня научился различать, когда это была искренняя эмоция, а когда всего лишь маска, за которой мужчина прятал свои настоящие чувства, то Дима нет. Парень в отличие от друга не умел читать людей, тем более таких профессионалов, как Влад. Но одно Дима понял точно, педиатр всегда добивался своего и никогда не пытался навредить им. От этого становилось хоть немного легче, потому что в данный момент Влад был единственной спасательной соломинкой, за которую парень хватался, чтобы не начать истерить, как какой-нибудь малыш, хотя, был близок к этому.

Здание встретило жёлтым коридором, серой плиткой на полу, гардеробом справа и стойкой регистрации слева. На первом этаже находилось всего пара кабинетов, туалет и кладовка, поэтому там было достаточно тихо, не считая лёгкого гула, создаваемого людьми. Разговаривали улыбчивые медсестры в регистратуре, переговаривались между собой родители и утешали хныкающих детей, двое подростков-близнецов, напомнившие о Илье и Макаре, в шутку дрались руками, смеясь. Но Диму будто парализовало. Липкий страх растекся по всему телу, заморозив, не позволяя соображать. Парень просто замер, не в силах двинуться. Влад же спокойно взял бахилы, надел сам и вручил пару Диме, который автоматически взял их, никак не отреагировав. Педиатр вздохнул, чувствуя, как будет сложно. Мужчина мягко ухватил подростка за плечи, усадив на свободное сиденье и попросив подождать, подошел к медсестре в регистратуре, сразу же узнавшей его. Получив талончик, терпеливо выслушав бесполезную для него информацию о местонахождении кабинета, бросая взгляды на Диму, Влад вернулся к подростку, так и сидевшему на месте, сжимая в руках бахилы. Влад снова вздохнул. Забрал из рук парня синие пакетики и самостоятельно натянул их на кроссовки Димы.

— Пойдем, — улыбнулся подростку педиатр, заглянув в глаза. Димка испуганно посмотрел в ответ, порадовав Влада хоть какой-то реакцией и коротко кивнув, поднялся на ноги, сразу же ухватившись за руку опекуна, сжав пальцами белую ткань рубашки.

Влад мягко погладил подростка по голове и направился на второй этаж, чувствуя, как подрагивает Димка. Говорить что-то было бессмысленно. Подросток находился в каком-то отстраненном состоянии, с трудом сдерживая свои эмоции, поэтому тревожить его не стоило, чтобы не сделать ещё хуже и не вызвать намечавшуюся истерику раньше времени. Хотя Влад и ожидал, что рано или поздно нервы у парня всё-таки сдадут. Конечно, лучше пораньше, но педиатр думал, что Димка, всячески пытавшийся храбриться, сам этому не обрадуется.

В тишине они поднялись на второй этаж и стоило ступить в коридор, где первым шел кабинет хирурга, как Дима резко замер. Сегодня было, как не к стати, многолюдно. Все места заняты, несколько таких же несчастных, как Влад, папаш были вынуждены стоять с детьми на руках. И если один держал маленькую девочку, которой на вид было около трёх лет, и она хмурясь тискала в руках какую-то игрушку, то второй страдалец прижимал к себе ревущего сынишку, тот был постарше, но в школу наверное ещё не ходил. Влад смотрел на этих зашуганных, зареванных детишек, которых успокаивали родители, говоря, что «никто ничего делать не будет», «просто посмотрят и они пойдут домой». В углу, за огромным фикусом не менее напуганные подростки залипали в телефоны, огромными глазищами следя за открывавшейся и закрывавшейся дверью. Влад не любил эту часть здания не меньше детей. Здесь всегда было шумно. Одни малыши пугали своим криком и плачем всех остальных. Яркие картинки с улыбавшимися животными, на которых пытались отвлечь внимание своих чад родители, только больше злили. В отличие от детей, они счастливо улыбались, им же не надо было лечить зубы.

Влад уже собирался побыстрее провести Димку дальше по коридору, чтобы не напугать и так взволнованного парня ещё больше, как из кабинета донесся по истине душераздирающий крик, резко создавший в коридоре тишину. Дети мгновенно замолчали, взрослые, как по команде, перевели взгляды на белую дверь с номером тринадцать и рисунком котика, один из подростков под фикусом перекрестился. Давно уже поломанная и потёртая металлическая ручка резко дернулась вниз, и из помещения вышла обеспокоенная, немного побледневшая женщина с ревущей девочкой. Следом высунулось старое сморщенное лицо врачихи, чьи белые волосы виднелись из-под медицинской шапочки. Черные полоски нарисованных бровей и ярко-красная помада, от вида которой Димку начало подташнивать, выделялись и смотрелись нелепо. Огромные очки, через линзы которых, наверное, можно было пожарить шашлыки, чуть съехали, когда она обвела серьезным взглядом помещение, заставив взрослых подобраться и напрячься, а детей в ужасе замереть и замолчать. У Димки при виде женщины внутри все оборвалось. Он инстинктивно крепче сжал край пиджака Влада так, что побелели костяшки пальцев. Парень задержал дыхание и почувствовал, как по коже пробежал холодок, когда он попал в поле зрения старушки. Дима с трудом подавил желание нырнуть в объятия педиатра и спрятать лицо от пронзительного взгляда ведьмы, но парень, как и остальные дети, был прикован страхом к месту и мог лишь с ужасом взирать на опасность, не в силах что либо сделать, как кролик, перед удавом.

— Виноградов, — резко объявила женщина, заставив несчастного подростка под фикусом испуганно подскочить. Последний раз недовольно обведя взглядом зашуганных пациентов, зачем-то остановив свой взор на Димке, будто узнав, чудище снова скрылось в совсем логове.

Стоило хлопнуть двери, как со всех сторон одновременно раздался детский плач, причем, разрыдались все, включая спокойную до этого трёхлетнюю девочку.

— Ну, с Богом. Не поминайте лихом, — выкрикнул подросток, выйдя на середину. Он взглянул на своего товарища, который посмотрел так, будто провожал друга на казнь, и решительно зашёл в кабинет.

Напряжение хоть и не спало, взрослые явно расслабились. Кажется, только Влад совершенно никак не отреагировал на врачиху. Точнее, Дима просто не почувствовал, чтобы педиатр, стоявший рядом с ним, не заметил никакой реакции. Он оставался совершенно спокойным и непоколебимым, что нельзя сказать о Диме. Все звуки слились воедино, превратившись в шум, напоминавший помехи телевизора. Единственное, что отчётливо слышал парень, отдававшийся в ушах стук собственного сердца. Картинка перед глазами начала плыть, а ноги в миг ослабли, и парень бы упал, но Влад вовремя подхватил подростка под руку и провел вперёд по коридору, усадив на свободное сидение, подальше от жуткого кабинета.

— Дима, — позвал Влад, сев перед парнем на корточки, — посмотри на меня, ну же, Дима, — не дождавшись реакции, педиатр легко похлопал подростка по щекам.

— Это она, — выдавил парень, перехватив руки мужчины, и с паникой посмотрел на Влада.

— Кто? — нахмурился мужчина.

— Ведьма, — шмыгнул носом Димка и резко подался вперёд, обняв педиатра, который лишь чудом не упал. Владу пришлось подняться, позволив подростку уткнуться носом куда-то в районе груди, до куда дотягивался парень в свои тринадцать. — Давай уйдем, пожалуйста, папа, я тебя прошу, — куда-то в одежду начал тараторить парень, оставляя мокрые пятна от слез на рубашке опекуна, и не замечая, как обратился к Владу. Это произошло на каких-то рефлексах: когда Даня так говорил, то получал желаемое, как думал Дима. Педиатр, если и заметил, то особого значения не предал, не до этого было. Он был немного взволнован реакцией Димы, не понимая, чем она была вызвана, ведь они даже в кабинет не успели зайти. Но парень о том, что Влад тоже волновался не узнает, а то начнет паниковать ещё больше.

— Дим, мы бы ушли, честно, но нельзя. Пойми, пожалуйста, — с сожалением проговорил Влад, думая как бы ему лучше поступить. — Пойдем-ка к окошку, подышим, — предложил педиатр, когда парень спустя пару минут успокоился.

Влад обнял Димку одной рукой и провел мимо нескольких кабинетов и ряда взрослых до зоны ожидания, где висел телевизор, который был виден из коридора. Здесь обстановка была поспокойнее. Дети, конечно, волновались, но не истерили и не плакали, а все их внимание сосредотачивалось на мультиках. Влад подвёл подростка к уже открытому окну, через которое в душное помещение проникал свежий воздух. Димка сразу же подставил немного покрасневшее лицо под лёгкий ветерок, позволяя охладить горячую кожу. Парень глубоко вздохнул, чувствуя, что становится легче, и облокотился на стоящего рядом Влада. Вокруг сидели взрослые с малышами, неуклюже ходили совсем крошечные дети, скучали подростки. Медперсонал сновал туда-сюда: по коридору, из кабинета в кабинет, с бумагами, какими-то перчатками. Но никто не заострял внимания друг на друге. Взрослые лишь мысленно сочувствовали друг другу и желали терпения, так же как и дети.

— Извини, — шмыгнул носом Димка.

— Не нужно. Ты как?

— Уже лучше.

— Расскажешь, что случилось? Ты неплохо держался.

— Это все та ведьма, — буркнул Димка.

— Амелия Леонидовна? В очках? — не понял Влад.

— Ага, — обиженно отозвался подросток. — Она мне уже вырывала зуб. И это больно, очень. А ещё ругалась. Мне, наверное, около шести было. Пап, я не хочу больше, пожалуйста, давай уйдем, — опять завел свою шарманку парень.

— Тихо, — настойчиво прервал Влад. — Успокойся. Мы пришли к Серёге. Сначала узнаем, что скажет он, а потому уже будем думать. Не паникуй раньше времени, хорошо?

Дима надулся, но кивнул.

— Отлично, тогда пойдем. Как раз десять минут осталось.

Внутренности снова свело, руки подрагивали и вообще плохо слушались, а сердце выплясывало лезгинку, но Дима послушно сел в коридоре, напротив двенадцатого кабинета, стараясь не вслушиваться в очередные крики, доносившиеся со входа. Влад же заглянул в помещение, поздоровался, кажется, со всеми присутствующими, к Димкиному удивлению, и отдав бумажку, сел рядом с ним. Парень чувствовал себя как на иголках. Его буквально трясло. Он старался отвлечься, думая о том, что сейчас Даня с близнецами сидят на ненавистной математике.

На телефон пришло уведомление. Дима с удивлением открыл мессенджер, обнаружив сообщение от Дани, и не просто текст, а голосовое. Сделав звук потише, парень поднес динамик к уху, слушая как под монотонный голос преподавательницы брат интересуется, как у него и дела и желает удачи, а близнецы наперебой несут какие-то бредни. Дима впервые за время нахождения в больнице смог улыбнуться, и коротко ответил Дане, понимая, что в ближайшее время он ему точно не ответит. У математички была чуйка на телефоны, поэтому это сообщение было настоящим подвигом, и радость от того, что у него есть такие друзья, на мгновение перекрыла страх.

Дверь кабинета открылась, заставив Димкино сердце испуганно замереть, но оттуда просто вышла медсестра.

— Не волнуйся, — мягко шепнул Влад, потрепав по голове. — Дим, скажи, а что конкретно тебя пугает?

— Боль, — без раздумий выдал парень, отдав телефон Владу, чтобы тот убрал его в карман, которых у Димки в штанах не оказалось. — Вы же всегда делаете больно. И не надо мне говорить про то, что врачи не стремятся навредить, а наоборот, Данька эту лекцию постоянно читает. От боли это совершенно не спасает.

— Хорошо. Я тебя понимаю, — кивнул Влад. — Но ведь можно потерпеть пару минут. Правда? Разве, когда я делал прививку было так больно?

— Нет, наверное, — задумавшись, ответил Дима. — Но стоматологи — это совершенно другое. Там не пару минут, и не немного. А прям очень больно, — парня передёрнуло.

— Знаешь, все ведь и от врача зависит, — протянул Влад. — Тебе просто не везло. Поверь, ближайшие минут пятнадцать больно не будет.

— Оставь эту ложь во спасение для маленьких детей, — отмахнулся Дима. — Мне уже не помогает. Мне страшно. Просто до чёртиков. И всегда будет, кто бы мне что не обещал.

— Возможно, — не стал спорить мужчина, мягко приобняв подростка. Влад ожидал, что Димка отстранится, но тот, видимо, и вправду, был слишком напуган, поэтому даже придвинулся ближе. — Но ведь можно снизить страх до обычного волнения. Хочешь я расскажу, что будет делать Серёга?

— А ты знаешь? Ты же не стоматолог? — с нотками недоверия спросил Дима.

— Во-первых, я тоже лечил зубы, а во-вторых, я часто бываю здесь и наблюдаю за работой. Я знаком со всеми врачами, работающими в этом кабинете.

— Допустим.

— Ты сядешь в кресло. Серёга наденет перчатки, нашутится, позадает вопросы по типу: «Какие жалобы и были ли травмы», настроит лампу. Ты откроешь рот, он просто осмотрит твои зубы и скажет, что делать.

— Но ведь мы знаем, что нас отправят туда, — Дима кивнул в сторону кабинета хирурга.

— Может и нет, — пожал плечами Влад. — Если зуб качается, то Серёга сам справится с этим.

— Не качается, — вздохнул Дима. — Кстати, мне рассказывать про мяч, огнетушитель, дверь?

— Про что? — удивился Влад.

— Ну, мы же пробовали его вырвать, — ответил Дима так, словно это было совершенно очевидно. Но прокомментировать Влад не успел. Из кабинета выглянула медсестра, назвала три фамилии, и Влад, сориентировавшись быстрее, чем Димка, у которого ноги отказали от страха, затянул подростка в помещение.

В коридоре было достаточно темно из-за перегоревших ламп, а стоило ступить в кабинет, как по глазам резко ударил яркий свет. Окна были открыты, поэтому свежий воздух заполнил помещение, и Димке даже стало чуть легче дышать, чем в душном коридоре. Все кабинеты выходили окнами на дорогу, вдоль которой росли деревья, не пропускавшие солнечный свет, поэтому в комнате было прохладно.

— Нож мне в печень, вот это встреча, — подлетел какой-то врач, заставив парня испуганно спрятаться за спину Влада.

В светлом помещении было три рабочих места, отделенные друг от друга ширмами. В центре работал Сергей, с двух сторон от него две женщины, помимо них в кабинете шныряли молодая девушка и парень — как понял Дима, ассистенты, и медсестра, сидевшая за столом. Все тихо усмехнулись с такой выходки коллеги, пряча улыбки за масками. Врачи знали, что Влад приведет одного из своих, по сути, сыновей, о которых они разговаривали ещё зимой. Все были в курсе истории семейства Воронцовых. Будто смотрели очередной любовный сериал, режиссером и сценаристом которого стал Серёга. Влад несколько раз предупредил друга о том, что Димка боится и очень сильно, но тот лишь закатывал глаза, напоминая о том, что в отличие от педиатра, он с подростками работать умеет. Воронцов тоже закатывал глаза, но с другом соглашался. Серёге Влад доверял больше, чем самому себе.

— Не пугай мне ребенка, — с нотками недовольства отозвался Влад. — Дима, познакомься, мой лучший друг, Сергей Васильевич, — за руку вытащил подростка вперёд педиатр, представив.

— Сам ты ребенок, — огрызнулся стоматолог, — а он уже подросток. Подожди, ты только что назвал меня страшным? — Серёга с наигранным испугом приложил руку к серцу. — Анна Павловна, вы слышали?

Врач лишь хлопнула себя по лбу и, бросив на Влада сочувствующий взгляд, зашла за ширму, занявшись пациентом.

— С кем я работаю? — вздохнул Сергей, покачав головой. — Приятно познакомиться, — протянул руку мужчина, — для тебя просто дядя Сережа.

— Взаимно, — немного неуверенно пожал руку Дима.

— Быстрее начнем, быстрее закончим, — заключил стоматолог и, ловко ухватив подростка за плечи, провел к креслу. — Садись, не паникуй, клятвенно обещаю, что просто посмотрю, кусаться не буду. И ты не кусайся. Я, конечно, понимаю, что шрамы украшают мужчину, но не такие же.

Дима замер прямо у кресла, кинув испуганный взгляд на Влада. Все происходило слишком быстро. Страх не успевал за шустрым врачом, а Димка вместе с ним. Он до сих пор слышал собственное сердце, отбивавшее в ушах барабанную дробь, не воспринимал то, что радостно говорил Сергей. Но мужчина не выглядел злым, что немного успокаивало. Даже, наоборот, он был слишком позитивным и оптимистичным. Педиатр ободряюще улыбнулся и коротко кивнул, после чего Дима, получив необходимую ему моральную поддержку, неуверенно забрался в кресло. Парень старался не смотреть на окружавшие его инструменты, концентрируя внимание на пейзаже за окном и нервно комкая в руках подол своей футболки. Юля, гладившая ее половину утра, точно по голове не погладит, разве что утюгом. Мысль о маме немного отвлекла. Подросток ненадолго задумался, представив, как Юля с Ириной ругаются на директора.

— Сергей Васильевич, ну что ты скачешь, как горный козел. Выспался что ли? — с лёгкой усталостью в голосе спросила медсестра, смотря за мельтешившим, словно мошка, мужчиной.

— Ты абсолютно права, моя дорогая, — обворожительно улыбнулся стоматолог, помыв руки. — Теперь Юленька нежится в кровати с любимым мужем, а не смотрит со мной ночь напролет комедии, поэтому мне удается урвать больше пяти часов сна.

Кто-то из врачей фыркнул одновременно с Владом, а ассистентка тихо хихикнула, прикрыв смех за кашлем. Серый сделал вид, что не обратил внимания. Он одним движение настроил лампу, заставив подростка зажмуриться и втянуть голову в плечи. Серёга быстро нацепил перчатки, плюхнулся на свой стул и, крутанувшись, натянул маску, скрыв широкую улыбку.

— Дим, посмотри на меня, — бодро позвал Сергей, и подросток робко приоткрыл глаза. — Я ничего страшного пока делать не буду, а если соберусь, то обязательно тебе об этом скажу. Смотри, у меня только зеркало, — стоматолог продемонстрировал парню инструмент, — и пинцет. У тебя вон, как щека опухла. Или это вы подраться успели, а то Юлька наговорила там тысячу слов в секунду, что я ничего не понял?

— Нет, — покачал головой парень. — Это, наверное, из-за огнетушителя.

У Сереги глаза на лоб полезли, а два ассистента одновременно выглянули из-за ширм, но поймав грозный взгляд врача, поспешили скрыться.

— Тебя ударили огнетушителем?

— Нет, мы просто верёвку к зубу привязали и к огнетушителю, а его в окно, но ничего не вышло.

Послышался смех Анны Павловны, ее ассистента и, кажется, пациента, который зашел вместе с Димкой, но выглядел намного бледнее.

— Оригинально, — заметил Сергей. — Но, давай лучше я посмотрю. Да не трясись, как заяц. Сказал же, просто посмотрю. Давай, открывай рот.

Помешкавшись, Дима со вздохом последовал указанию, поспешив зажмуриться.

— ЗУБЫ? Наши стоматологи сделают все, чтобы вы забыли про них, — пошутил Сергей, принявшись за осмотр.

Пару минут ничего не происходило. Серёга чем-то постучал по зубу, заставив тихо пискнуть от неприятной боли, попробовал покачать пинцетом, но, видимо, не добившись никакого результата, выключил лампу.

— Все, закрывай. Так, ну что, — обратился мужчина уже к Владу. — В принципе, ничего серьезного. Зуб молочный и, как я смотрю, последний. Он вовремя не выпал, начал расти коренной, а молочный крошиться. Его вырвать и все дела. Сейчас направление напишу. И вы в регистратуру, и в тринадцатый.

У Димки сердце в очередной раз за день остановились и рухнуло в пятки. Внутренности завязались в тугой узел. По телу прошлась дрожь, не оставшаяся незамеченной. Мужчина хлопнул по плечу, разрешая подняться, и придержал за руку, когда тот чуть не упал из-за ослабевших и онемевших от страха ног. Серёга буквально передал подростка Владу, который поспешил усадить сына на стул, стоявший рядом со столом медсестры, и обнять.

— Серый, только давай не к Леонидовне, а то я боюсь, его точно инфаркт хватит, — обратился Влад к другу.

— Да, я тоже об этом подумал. Вик, запиши к Игорю.

— Я бы с радостью, только он сам к стоматологу пошел, — ответила медсестра, не отвлекаясь от бумажек.

Димка сильнее сжал пиджак Влада, смерив мужчину испуганным взглядом.

— Что больше никого нет? — удивлённо спросил Серёга.

— Ну, есть. Кирилл Викторович. Правда, он молодой совсем. Только из института пришел.

— Вот прям только что? Сейчас? Или прошло какое-то время? — с сарказмом поинтересовался Серёга. — Жалобы на него были?

— Нет.

— Ну и все. К нему давай. Всё, друзья мои. Выметайтесь. Через недельку зайдёте, гляну, как рана заживать будет.

Влада эта фраза насторожила, и он вопросительно посмотрел на друга. Серый опустил маску с лица и хитро улыбнулся, всем своим видом показывая, что педиатр правильно подумал, и обсудят они это не в присутствии подростка.

— До встречи, — махнул рукой Влад, прищурившись и кивнув. Он забрал листочек и вытолкал застывшего парня из помещения, — ещё увидимся.

— Не хочу видеть ваши рожи у меня в кабинете, — успел выкрикнуть стоматолог прежде, чем закрылась дверь.

— Мне нужно в регистратуру, ты со мной или здесь подождёшь? — спросил Влад, стоило им оказаться в коридоре.

— С тобой, — с готовностью отозвался Дима, на всякий случай снова ухватив педиатра за рукав пиджака. Он не посмеет оставить его одного в этом жутком месте даже на минуту.

Мужчина отвечать ничего не стал, лишь приобнял подростка одной рукой и двинулся в сторону первого этажа, не позволяя задерживаться у кабинета хирурга, где до сих пор было слишком шумно. Но не прошло и десяти минут, как они уже сидели у злосчастной двери с цифрой тринадцать, среди ревущих детей. Очередная жертва Амелии Леонидовны с громким воем вышла из кабинета, оглушая ревом присутствующих и бедного отца, тщетно пытавшегося успокоить свою дочь. Другие дети присоединились к девочке, и родители сразу же поспешили убедить своих чад, что все хорошо, и она просто боится, а не заливается слезами из-за боли. Но дети чувствовали настроения друг друга и только накаляли обстановку, пугаясь сами и пугая других. Дима с каждой минутой бледнел все больше, что не укрылось от внимательного Влада.

— Димка, — позвал педиатр, — все не так страшно, поверь на слово.

— Влад, мне страшно, — тяжело дыша прошептал парень, уставившись на педиатра.

Стало трудно дышать, воздуха будто не хватало, хотя Дима был уверен, что он не задерживал дыхание.

— Эй, ты чего, — улыбнулся Влад, притянув парня в объятия, — хочешь совет?

Димка честно пытавшийся успокоится, обратил внимание на педиатра, готовый слушать, что угодно, лишь бы отвлечься от детского плача, доводившего до паники.

— Не смотри и не думай о боли. Просто закрой глаза и доверься профессионалу. Поверь, врачи знают, что делать.

— Все равно будет больно, хоть смотри, хоть не смотри, — надулся Дима.

— Всегда больнее, когда ты этого ждёшь и думаешь. Не сосредотачивайся и будет не так больно и страшно. В этот раз уж точно. Скорее всего просто очень неприятно, когда заморозку будут делать.

— Правда? — с недоверием спросил парень.

— Если постараешься успокоиться и расслабиться, то да, — уверенно кивнул Влад, и Димке хотелось ему верить.

Мужчина, кажется, знал, о чем говорит, но порассуждать подростку не позволили. Из-за двери показался достаточно молодой парень, явно младше Влада. В отличие от ведьмы, обитавшей в этом кабинете, он не пугал одним своим видом. Спущенная маска не скрывала лёгкой расслабленной улыбки, а из-под шапочки можно было разглядеть рыжие волосы. Врач коротко назвал их фамилию и скрылся в кабинете. Влад сразу же встал, ухватив замешкавшегося Димку, у которого внутри снова все похолодело. Они находились в клинике не больше часа, но парню казалось, что прошла уже целая вечность.

В кабинете неприятно пахло, но чем именно Димка не мог сказать. Он охарактеризовал аромат, как страх. Тот, кто говорит, что эмоции не имеют запаха и звука, никогда не был у стоматолога.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался врач.

— Добрый день, — отозвался Влад, подтолкнув парня к креслу.

Дима буркнул что-то в знак приветствия и устроился на синем кресле. Кабинет был маленьким, всего одно место, но работали там два врача и медсестра, сидевшая за столом. Справа находился вход в ещё одно помещение, откуда вышла ведьма. Дима испуганно замер, следя за тем, как Влад и стоматолог, беседовавшие о чем-то, одновременно сдвинулись в сторону, выпустив женщину из кабинета. Стоило ей удалиться, Димка смог разжать пальцы. Он даже не заметил, как с силой сжал кулаки. Мужчины закончили разговор, и Влад подошёл к Диме, положив руку на плечо.

— Дим, ничего не бойся, если что, то я сижу вот здесь, — педиатр указал на стул в углу у входа, только вот кресло стояло спинкой к двери.

— Пап, — рвано выдохнул Дима, сжав руку мужчины, почувствовав, как в груди все болезненно сжалось от страха.

— Тише, все хорошо, — мягко, но уверенно проговорил Влад, смотря прямо в глаза и поглаживая руку парня, стараясь убедить подростка. — Просто слушай Кирилла Викторовича, — педиатр ободряюще улыбнулся, и сам того не ожидая, наклонился вперёд, поцеловав подростка в макушку.

Дима замер, позволив педиатру высвободить свою руку и отойти. Парень глубоко вздохнул, пытаясь понять, что произошло. Приятное тепло в груди потеснило страх, поселившись там. Подросток собирался испугаться и этого чувства, но что-то помешало. Влад часто позволял подобные жесты, когда Даня рассказывал об очередной пятерке или ещё чем-то. Дима же мужчину к себе по-прежнему не подпускал, предпочитая Юлю, а тот и не навязывался. Парень уже не боялся, что взрослые от них откажутся, но лёгкое недоверие к Владу и страх все же остались. Но бояться мужчину, который, наоборот, пытается спасти его от этого самого страха, было как-то глупо. И Дима решил, что Влад в роли родителя совершенно не страшный. В роли врача — да, возможно, но родителя, точно нет, и им с Даней повезло встретить именно Воронцова.

— Здравствуй, — вырвал из размышлений парня врач, — ну что, покажешь, в чем проблема?

Дима снова перепугался, но бежать было уже поздно, а закатывать истерику глупо. Парень вспомнил слова Влада и зажмурился, открыв рот. Он чувствовал, как бешено билось сердце и дрожали руки, поэтому поспешил снова сжать в руках края футболки. Дима не видел, но почувствовал, что врач включил лампу, а после начал осмотр.

— Я сейчас помажу десну вкусным гелем, — после каких-то манипуляций, которых Димка не видел, но слышал, предупредил врач, — десна немного онемеет, так что не пугайся. Одной рукой он зафиксировал голову парня, ограничивая движения, а второй начал быстро наносить специальный гель, дающим легкую заморозку.

Дима продолжал сидеть и крепко жмуриться. Он знал, что одним гелем они не обойдутся, и дальше точно будет укол, но старался не думать об этом. Парень напряг мышцы и до дрожи в руках, и побелевших костяшек сжимал свою футболку, чувствуя, как немеет десна.

— Молодец, — протянул врач, отстранившись, — когда я скажу, сделай глубокий вдох.

Голос стоматолога был уверенным и успокаивающим. Не то, что у той ведьмы. Хотя, Дима подумал, что Влад бы не разрешил кому-либо повысить на него голос. Только Юле. Но маме было можно. Она ведь просто так разговаривала.

— Глубоко вдохни, — сказал врач, а после Димка явственно почувствовал, как иголка вошла в десну. — А теперь медленно выдыхай, — парень покрепче зажмурился и напрягся, выполняя указания. Неприятная точечная боль, видимо, от лекарства, заставила Диму тихо пискнуть. — Все хорошо, ещё чуть-чуть, — успокаивающе произнес мужчина, и Дима почувствовал укол с другой стороны, но молча терпел. — Молодец, — на автомате похвалил врач, и Димка надеялся, что облегчение в голосе стоматолога ему просто послышалось.

В следующую секунду мужчина разрешил встать и попросил подождать в коридоре. Все оказалось не так страшно, как парень предполагал, но он тем не менее перенервничал. Влад поспешил помочь подростку, боясь, что тот просто грохнется в обморок, уж слишком бледным был Димка.

— Па, у меня перед глазами все рябит и плывет, — испуганно позвал подросток, когда они вышли из-за двери.

— Ничего страшного, — отозвался Влад, поспешив усадить Димку на стул. — Ты просто испугался, сейчас все пройдет. Посиди. Очень больно было? — сочувствующе поинтересовался педиатр, поглаживая парня по голове.

— Неприятно, — ответил Дима, выдохнув, когда зрение спустя пару минут начало приходить в норму. — Не хочу больше.

— А больше и не надо, — улыбнулся Влад. — Ты как? Лучше? Нормально видишь?

— Да, все хорошо. Только щеку не чувствую и губу. Вообще. Как будто опухло.

Дима коснулся рукой лица, но Влад осторожно отвёл ее сторону.

— Значит заморозка действует, и когда удалять будут, ничего не почувствуешь. Я знаю ты устал, но осталось совсем чуть-чуть. Скоро домой поедем, — педиатр обнял парня, пристроившего голову у него на плече.

В нервном ожидании прошло около десяти минут. Дима успел заметить, что Амелия Леонидовна и Кирилл Викторович работали по очереди. И от ведьмы дети выходили с громким плачем и криком, а вот молодой врач явно работал хорошо. Пациенты не выглядели так, будто в кабинете их пытали. И вот снова их фамилия, точнее Димкина. Но со слов Юли после усыновления они с Данькой тоже станут Воронцовыми, и парень был абсолютно не против.

В этот раз сесть в кресло было не так страшно. К тому же сказывалась усталость, как физическая, так и моральная. Димка зажмурился, стоило только заметить щипцы. Кирилл Викторович снова фиксировал одной рукой его голову, а второй удалял зуб. Боли парень не чувствовал, только сильное давление и страх. Но все закончилось очень быстро. Зуб хрустнул, сломавшись окончательно, и врач убрал остатки, попросив Диму сплюнуть их. На место раны сразу легла ватка, и парню разрешили подняться. Врач что-то говорил Владу, но после фразы не есть два часа, подросток уже не слушал, крепко обхватив руку педиатра. Похвалив Димку, стоматолог отпустил их, чему мальчик был несказанно рад, поэтому буквально вытянул опекуна из злосчастного кабинета. Напряжение спало стоило им оказаться в коридоре. Навалилась усталость, поэтому Дима шел, практически опираясь на Влада. Мужчина оставил подростка на первом этаже, расплатился в регистратуре, снова поднялся на второй этаж, отдал бумажку, и они спокойно вышли на улицу.

— Димочка, ты как? — спросил педиатр, когда они уже подходили к машине.

Влад ожидал, что мальчик опять огрызнется, он ведь знал, что подобные сюсюканья Дима разрешал только Юле, но не смог удержаться. К его удивлению парень коротко ответил:

— Живой, — и сел на заднее сиденье.

Влад, если и удивился, то виду не подал. Мужчина списал все на Димкину усталость. До дома они добрались быстро. Но подросток успел заснуть и проснулся, когда они подъехали к дому. Стоило оказаться в квартире, как Димка первым делом помыл руки, проигнорировав Боба, бросившегося к хозяину, скинул одежду, оставив валяться их на полу, и натянув домашние брюки, упал на кровать. Педиатр, заглянувший в комнату к мальчикам через пару минут, обнаружил крепко спящего Диму, и укрыв того пледом, вышел.

* * *

Солнце сменило свой оттенок с жёлтого на ядрено-оранжевый и медленно готовилось опуститься за горизонт, на пару часов зависнув над крышами пятиэтажек. Из открытого окна доносились редкие птичьи голоса и шум с детской площадки. Лёгкий ветер колыхал занавески и перебирал листы одной из тетрадей, валявшихся на столе.

Дима с трудом разлепил глаза, осматриваясь. Он вроде и спал, но чувствовал себя таким разбитым. Зуб больше не болел, но десна всё ещё приносила дискомфорт. Отлепившись от подушки, парень заметил Даньку, спавшего на своей кровати, привычно прижимая к себе кота-сосиску. Боб дрых у Димы в ногах. С кухни доносились шум кастрюль, тихий голос Влада и смех Юли.

— Добрый вечер, — привлек к себе внимание Даня, сладко потянувшись.

— Добрый, — улыбнулся Дима.

— Сколько времени?

— Уже пять, — глянув на часы, отозвался Кудряшка. — Что в школе?

— Да, как обычно, — отмахнулся Даня. — Близнецы стащили у уборщицы ключи и перед уроками доски во всех кабинетах натерли мылом, — парень с улыбкой покачал головой, вызвав у Димки смешок. — Математичка так орала, что я чуть не оглох. Зато, — выдержал паузу подросток, — я принес ответы на контрольную по физике. Сразу два варианта. Она тебе в понедельник даст ее, а ты «Бац!» и на пять.

— О, — обрадовался Димка. — Вот это мне фортануло! Хотя, зачем мне пять по физике?

— Да что было. Дают бери, бьют беги, как говорится. Ты как кстати? Плохо было?

— Да нет, — задумавшись, пожал плечами Дима. — Серёга классный, хирург тоже нормальным оказался, не так больно было. Ты прикинь, там эта белобрысая до сих пор работает.

— Да ладно? — удивился Даня. — Она чё, бессмертная?

— Нет, мне кажется, она просто страхом питается. Я думал прямо там откинусь, — Димка передёрнул плечами.

— Жуть какая, но теперь все хорошо, — улыбнулся Даня. — Пошли поедим, думаю, ты голодный.

— Да, согласен. А судя по запаху, мама приготовила шарлотку.

Даня принюхался.

— Точно!

Парни хитро переглянулись и одновременно сорвались с места, перепугав Боба, чуть не выбив дверь и врезавшись в стену. Подростки влетели на кухню, сразу же обняв Юлю, и состроив мордашки начали выпрашивать пирог. Девушка, что-то в шутку бубня себе под нос, принялась накладывать пирог и наводить чай, пока Влад притянул мальчишек к себе, потрепав по головам.

Солнце медленно садилось за горизонт. Небо темнело. А на маленькой кухне, на пятом этаже, двое взрослых с подростками пили чай, ели пирог и смотрели на ноутбуке, какой-то фильм.

12:00, д. Калиновка

Пятница

На чистый и ядрено-голубой небосвод кто-то прибил жаркое солнце с садистскими наклонностями. Яркий шар, от ослепляющих и жарящих лучей которого не спасали ни солнечные очки, ни кондиционер, явно пытался приготовить себе яичницу из жалких людишек на поздний завтрак, используя в качестве сковородки их машину. Почему-то Даня все представлял себе именно так.

Несмотря на то, что нет ничего лучше, чем ясное, солнечное летнее утро, в их случае уже обед, и нет ничего хуже, чем ясное, солнечное утро в любое время года и в любой точке Вселенной — в том случае, если тебе не дали выспаться. А им не дали. Второй день лета подряд. Негодовал даже обычно спокойный Даня, что уж говорить про Влада, поспавшего от силы часа три и Юлю с Димой, этой ночью не спавших вовсе.

Долгожданное лето пришло внезапно. Свалилось жарой первого июня, когда школьники либо ещё крепко спали, либо вовсе не ложились. Все было ещё впереди. Темнело поздно, рассветало рано. Ночь казалась такой же короткой, как и лето в целом.

У Юли с Владом отпуска выпали на июнь, поэтому оба уже мечтали о долгом сне, безделью и времени вместе. Мальчики представляли, как будут гулять допоздна, приходить вечером домой, а их будет ждать ужин и фильм на ночь с родителями. Планы изменил один звонок. Родители Юли уже уехали отдыхать и просили дочь недельку присмотреть за дачей: поливать огурцы, протяпать и окучить пять соток огорода с картошкой, заняться клубникой и теплицами. Девушка повозмущалась для приличия, но уже сегодня они ехали в деревню Калиновку, до которой от города добираться было чуть больше часа. Никто в принципе не был против. Единственным минусом оказался чересчур ранний подъем: около девяти, чему никто из Воронцовых не обрадовался. Все утро ушло на сборы необходимых вещей, о которых они не удосужились позаботиться с вечера. Парни поездке были особенно рады. Мальчики думали, что вновь проведут лето без лучших друзей, которых родители на все лето отправляли к бабушке в деревню, но их дача находилась там же. Калиновка представляла собой не столько деревню, сколько поселок городского типа, но на всех картах она продолжала оставаться деревней. И если бы не сонное состояние, то их предвкушение было бы очень хорошо видно.

Димка успел уснуть, прижимая к себе переноску с Бобом, Юля слушала музыку, уставившись в окно, а Влад внимательно следил за дорогой.

— Дань, не хочешь поспать немного? У тебя есть ещё полчаса. — поинтересовался мужчина, бросив на парня беглый взгляд через зеркало в салоне. Они как раз свернули с шоссе на проселочную дорогу, проехав указатель с надписью «Калиновка».

— Не-а, — качнул головой подросток, снова сосредоточив внимание на телефоне.

Они с Димой, как говорили близнецы, были какими-то неправильными, потому что любили читать. И если Даню от классики буквально воротило, то научная литература, фантастика или детективы стороной не обходились. Димка же, наоборот, читал и даже перечитывал заданную на лето литературу и держался подальше от всяких энциклопедий, так любимых братом. Раньше в их распоряжении была только библиотека в школе, а теперь Юля показала как скачивать книги, и последние пару дней школы парни буквально не открывались от экранов. Узнав, что мама фанатка мистических детективов, Дима взялся выяснить, какие именно книги она читает, и они с Даней до поздней ночи не отрывались от посоветованной книги.

Произведение оказалась, по истине великолепным. Бывает, начнёшь читать и забросишь, а иной раз пробежишься по первой страничке глазами и очнешься уже на последней. У Юли в этой категории жанров явно был вкус. Она не смотрела ни одного фильма ужасов, предпочитая книги, пугавшие намного больше. Написанные так искусно, что нагоняли тревогу одними деепричастными оборотами. И что самое главное, это была не излюбленная всеми классика, которую не переносил Даня, а что-то более современное и малоизвестное. И если Дима осилил все пятьсот страниц за день, то Даня по-привычке вырубился около десяти, отчего был вынужден дочитывать в машине.

— Приехали! — отчитался Влад, когда Даня пробежал глазами по последнему предложению и выглянул в окно.

Небольшой деревянный домик с террасой, огороженный деревянным забором, стоял среди таких же домов, шедших стройным рядом друг на против друга. Жилища на первый взгляд были похожи, но присмотревшись, оказывались совершенно разными. Среди старых покосившихся домиков резко выскакивали стройные двухэтажные здания с глухим забором. Но таких, как позже выяснили ребята, было на деревушке всего четыре и в них приезжали ближе к июлю, а остальное время они пустовали. А так, заборы были как новые, так и старые, обветшалые с потрескавшейся краской, и вдоль них росли разного рода кусты и деревья, создавая хорошую тень. По дороге ходили куры и индюки, щипая траву. Бегала дворовая собака, которую кормили все, кому не лень. Громко выясняли отношения коты, которых тщетно пытался согнать с крыши сарая дед Иван, сосед напротив, с которым их познакомила Юля.

Дима пробормотав что-то нечленораздельное и, кажется, матерное, разлепил глаза. Потянулся одновременно с Бобом и тоже выглянул в окно.

— Ух ты! — искренне восхитился парень. — Как тут круто! Все такое зелёное, живое. Мне нравится.

— Мне тоже, — с улыбкой согласился Даня. — Погнали поможем с вещами.

Парни резво выскочили из машины. Димка выхватил у мамы какой-то пакет, а Даня ловко перехватил у Влада, замешкавшегося у калитки, сумки с вещами, заскочив во двор. Юля зашла следом и отперла дверь, пропустив подростков в дом.

— Проходите, не стесняйтесь, — громко объявила Юля, небрежно бросив ключи на деревянную полочку в коридоре. — Кухня, — девушка махнула рукой налево, — гостиная и выход на террасу, — направо. — Ванная, туалет, — кивок в сторону двух дверей прямо напротив входа, — две спальни, наша и ваша, — Юля прошла в маленький коридор мимо гостиной, заканчивавшийся окном, и поочередно положила руки на две деревянные двери, находившиеся напротив друг друга.

— Идите разбирайте вещи, — Влад подтолкнул застывших мальчишек, и те поспешили заскочить в комнату.

— А мы? — хитро улыбнулась Юля, приблизившись к мужу и мягко коснувшись губ.

— Ты идёшь готовить обед, а я разберу вещи, — усмехнулся Влад.

— Может я тебе помогу? — девушка ухмыльнулась, прижавшись к мужу.

— Юля, ну дети же дома, — шепнул мужчина, обняв жену, и та, обречённо вздохнув, отправилась на кухню, оставив на губах супруга мимолетный поцелуй.

— Дань, харе подсматривать, помоги лучше, — прикрикнул Дима, заставив брата подскочить и резко закрыть дверь.

— Нам стоит пойти погулять, — обратился Даня, похлопав себя по слегка покрасневшим щекам. Почему-то подобное поведение родителей его смущало, хотя он не видел в этом ничего плохого.

— Ага, — задумчиво отозвался Димка, честно выискивая отверстие в пододеяльнике, — оставим их наедине. Да где эта дырка? — рявкнул парень, скинув постельное белье на пол, куда сразу же спрыгнул с подоконника Боб, зарывшись в вещи.

— Баран, — покачал головой Даня, одним рывком подняв брошенную ткань. Согнав кота, он показательно засунул конец одеяла в пододеяльник.

Димка надулся, огрызнулся, подхватил Боба, но принялся помогать, потому что немногочисленные вещи они уже запихали в старинный шкаф, стоявший в углу у стены. Мама, конечно, будет ругаться, когда, а точнее, если, увидит, но это мелочи. Комната была больше, чем их в квартире, но проще. Две кровати стояли у стен, завешанных двумя красными старомодными коврами с узорами, скрывавшие выцветшие жёлтые обои. На деревянном темно-коричневом полу, который красили явно не один и не два раза, тоже расположился ковер, но уже темно-синий с яркими изображениями птиц. Окна были новыми, но не пластиковыми, а деревянными.

— А это же мамина комната была, да? — спросил Дима, плюхнувшись на кровать у левой стены, отчего та жалобно скрипнула пружинами.

— Ага, — отозвался Даня, накидывая покрывало.

— А откуда тогда ещё одна кровать?

— Юля сказала, что раньше здесь диван стоял, но когда она сказала родителям, что приедет с нами, то его унесли на террасу, а оттуда перенесли кровать, — пояснил брюнет. — Ну, что? Пойдем прогуляемся?

— Пошли, — улыбнулся Дима, сунул в карман телефон и выскочил из комнаты. Даня кинулся за ним, но резко врезался в спину брата, вставшего, как столб, прямо у входа на кухню.

— Ты чего? — возмутился Даня, но тут же замолк, проследив за взглядом Димки, а щеки сразу же покрылись предательским румянцем. — Пойдем отсюда, — шепнул подросток, потянув за футболку Диму.

— Ма, па, мы ушли гулять с близнецами, — громко крикнул Димка, отмерев, и не дожидаясь ответа, выскочил на улицу за братом.

Оказавшись за забором, парни переглянулись и рассмеялись, поняв, как глупо это выглядело. Они уже давно не были маленькими и прекрасно знали, откуда берутся дети и чем любят заниматься взрослые, оставшись одни, но их родители явно ничем таким не промышляли. В любом случае, повода никогда не подавали. Юля с Владом, по крайней мере, в их присутствии, больше лёгких поцелуев и объятий себе не позволяли. Поэтому парни немного зависли, увидев, как мама сидевшая на подоконнике целовалась с папой, запустив руки к нему под футболку. Димка с Даней мельком заглянули в окно на кухне, но увидели только Боба. Юля уже как ни в чем не бывало стояла у плиты, а Влад, видимо, ушел в комнату разбирать вещи. Даня был уверен, что в ближайшее время, они не увидят даже как взрослые целуются, уж Юля об этом позаботится. Димка же считал это довольно забавным, поэтому частенько пытался подловить родителей на чем-то подобном, но постоянно терпел неудачу. Уж очень ему хотелось смутить маму, но пока что не выходило. Последний раз посмеявшись со взрослых, которые порой вели себя, как подростки, парни поспешили к колодцу, где они собирались встретиться с близнецами.

* * *

01:00, д. Калиновка

Суббота

Ночь наступила слишком быстро. Небо почернело в одно мгновение, только полная луна оставалась висеть белым пятном. По затихшей деревне медленно расползался молочный туман, окутывая дорогу, дворы, дома. Стелился, как покрывало, захватывая все, что попадалось на пути. Вдоль улицы шли фонари, и во многих дворах было освещение, но тем не менее оставались участки, куда свет не попадал. Там клубилась тьма. Она, будто живая, пыталась тянуть свои щупальца, но свет обжигал, заставляя прятаться обратно и агрессивно выжидать удобного момента для побега.

В доме Воронцовых было тихо, только сонное сопение Боба и тихое похрапывание Влада, говорили о том, что жилище не пустовало. На улице изредка лаяла собака, которую было отчётливо слышно из-за открытой форточки, через которую в комнату пробирался свежий воздух, и лёгкий ветерок колыхал ночную занавеску, не пускавшую в помещение белый свет фонаря. Только тонкая полоска пробилась и медленно ползла по полу.

Мерно тикали настенные часы над дверью. Дима уже час лежал на кровати, сверля взглядом потолок, но сон не шел. Вернувшись вечером с прогулки, парень чувствовал себя настолько уставшим, что думал отрубится, лишь коснувшись головой подушки, но что-то шло не по плану. Мама загнала их домой часов в девять, накормила ужином и они с Даней, с двух сторон прижавшись к Владу, а Боб занял место на коленях взрослого, смотрели с ним какую-то старую комедию почти до одиннадцати. Данька, уже привыкший к режиму, заснул в десять, растаяв в объятиях отца, поэтому мужчина просто отнес его в кровать. Димка же спать почему-то не хотел, и согнав Боба в комнату к маме, поймавшей вдохновение и рисовавшей весь вечер, устроил голову на коленях у Влада. Родитель был не против, а наоборот, рад, потому что у Димки редко случались подобные приливы нежности. В гостиной было прохладно из-за открытых окон, поэтому педиатр укрыл сына пледом, и на автомате мягко гладил по голове, зарывшись теплой рукой в русые кудряшки. Фильм ещё не закончился, когда уснул и Дима, которого мужчина тоже потрудился оттащить на кровать.

Только около двенадцати подросток неожиданно проснулся. Он не помнил, что его разбудило, но непонятное чувство тревоги не позволяло вновь провалиться в царство Морфея. Что-то парня напрягало, но что именно понять не получалось. Димка, будто парализованный, лежал на кровати, вслушиваясь в царившую тишину и до боли в глазах всматриваясь в темноту, ожидая, что она сейчас распахнёт глаза и бросится на него. К счастью, единственным, кто в доме напоминал живую тьму и имел возможность с лёгкостью накинуться на хозяина, был Боб, но тот мирно спал у Димки под рукой. Парень рефлекторно поглаживал пальцами по мягкой шерсти, вызывая успокаивающее мурчание под боком. Димку не покидало ощущение, что на улице кто-то ходит, но после прочитанной недавно книжки подняться и выглянуть в окно он боялся. Парень лежал и мысленно ругал себя за этот дурацкий страх. Он же не ребенок, чтобы пугаться каждого шороха. Димка убеждал себя, что это просто кошки шумят или собака всё-таки пролезла под забором, но самовнушение не срабатывало. Парень сдавался страху и оставался неподвижно лежать, борясь с детским желанием забраться на кровать к Дане или вообще убежать к родителям. Будить ни брата, ни взрослых парень не хотел, понимая, что утром будет чувствовать себя максимально неловко. Он привык всегда показывать себя смелым, сильным и уверенным. С тем, что семья знает о его страхе врачей он уже смирился и принял, но вот признаваться, что он перепугался каких-то бытовых шумов посреди ночи из-за жуткой книжки, не собирался. Его гордость просто не выдержит подобного насилия.

Внезапно до слуха вновь донеслись шум и дыхание, словно кто-то топтался у окна. Дима прислушался, пытаясь определить, откуда доносится звук. И чем больше он вслушивался, тем отчётливее понимал, что это именно то, что ему кажется. Шаги. На улице, прямо у окна. В душе зашевелился давно забытый детский страх, сердце забилось чаще.

На соседней кровати зашевелились.

— Дань, — шепотом позвал Дима, — ты спишь?

— Нет, — так же отозвался парень. — Мне кажется или кто-то ходит под окном?

— Мне тоже кажется.

Парни одновременно перевернулись на бок, посмотрели друг на друга в кромешной темноте и перевели взгляды на закрытое шторой окно. Раздался стук по стеклу. Подростки вздрогнули и замерли.

Тук-тук, тук-тук, тук-тук.

Дима задержал дыхание. Стук сердца отдавался в ушах так же громко, как и стук в окно. Даня прерывисто задышал, сжимая в руках край одеяла. Проснулся Боб, пристально уставившись в окно, чем ещё больше напугал ребят. Раздался противный скрежет, будто неизвестный начал скрести когтями по стеклу. У Димки против воли на глаза навернулась влага, а в груди все сжалось, перекрывая воздух.

Снова настойчивый стук. Снова три неспешных удара через одинаковые временные промежутки. Больше ждать никто не стал. Мальчики, не сговариваясь, подскочили с кроватей и кинулись к выключателю. Щелчок. Комнату заполнил яркий свет. Парни на мгновение зажмурились, привыкая, а после медленно сползли по стене на пол, тяжело дыша. У обоих зашкаливал пульс, взгляды сосредоточились на зашторенном окне, но при свете было не так страшно.

Шаги и стук прекратились, словно невидимка испугался и тоже замер в ожидании, они даже представили это себе. И снова липкий страх стал заполнять души.

Парни прижались друг к другу, сцепили руки и просидели на полу ещё добрый час, игнорируя сквозняк, пробивающийся из-под щели двери. Дима, сжимавший Данину руку, чувствовал как заледенели у брата пальцы, а Данил явственно слышал, как у Димки колотилось сердце. Прошло прилично времени, прежде чем парни окончательно успокоились. А отлепиться от стены решились только, когда около двух, за окном забрезжил рассвет, и прокричал соседский петух, предупреждая о начале нового дня. Спать подростки больше не собирались.

— Что это было? — с трудом выдавил Даня, приближаясь к занавеске.

— Не знаю, — отозвался Дима, стараясь, чтобы голос не дрожал, следуя за братом.

Мальчики обошли окно с двух сторон, и ухватившись за ткань, резко дёрнули на себя, открывая вид на улицу. Подождав пару мгновений, оба выглянули во двор, но ожидаемо никого не обнаружили. Небо уже начало светлеть, щебетали птицы. Даня распахнул створку и высунулся на воздух, осматривая дом, но так ничего не найдя, захлопнул фрамугу.

— Может мы с ума сходим? — спросил Дима, чувствуя себя максимально глупо. — Мало ли, что это могло быть, а мы перепугались, как дети.

— С ума по одиночке сходят, — вздохнул Даня, подхватив на руки Боба и плюхнувшись на свою кровать, — а здесь явно кто-то был. Трава под окном примята.

Дима тоже вздохнул и сел рядом. В комнату пробралась утренняя прохлада, пробежавшись по коже и заставив Димку зябко поежиться. Они были в футболках и шортах, и Кудряшка явственно ощущал сквозняк, а вот Даня о чем-то думал, уйдя в себя и игнорируя обстановку вокруг. Не долго думая, Димка забрался на кровать брата, пристроился у стены и потянул за плечи Даню, усадив рядом. Кудряшка укрыл их одеялом и пристроил голову на плече у брата, прикрыв глаза. Спать по-прежнему не хотелось, но делать все равно было нечего.

До четырех они страдали какой-то ерундой: поиграли в видеоигру, в камень-ножницы-бумагу и какую-то викторину, начали по ролям читать книгу из литературы на лето, поругались и помирились из-за ерунды, которую уже не помнили. К пяти, заправив кровати и одевшись, выползли на кухню. Даня покормил Боба, Дима нарыл в холодильнике фруктов и, стараясь не шуметь, подростки обосновались в гостиной, принявшись смотреть мамину любимую комедийную передачу, повтор которой крутили на канале по несколько часов в день. Около восьми, когда парни только сварганили завтрак из яичницы, неожиданно написали близнецы, предложив встретиться. Подростки удивились, но виду не подали, и оставив записку родителям, убежали к колодцу, где их уже ждали Макар с Ильёй.

— Здорова, — пожал протянутую руку Димка.

— Привет, — последовал за ним Даня. — Чего в такую рань?

— Родаки аж в шесть пошли картошку тяпать, а они шумят как слоны, поспать не дали, — пояснил Макар, двинувшись к лавочке у заброшенного дома.

— Я думал они и нас припашут, но нет, обошлось, — подхватил Илья. — А тут гляжу, ты в сети, — обратился к Дане, — вот и решили, что пора развлечься.

— Кстати, а вы чего так рано поднялись? — посмотрел на Димку Макар, — вас же раньше обеда не поднять.

— Мы с часу не спим, — отозвался Дима. — Кто-то в окно ночью стучать начал, разбудил, а потом заснуть не смогли.

Димка кинул быстрый взгляд на Даню, призывая не распространять тот факт, что они перепугались, как маленькие. И брат его понял.

— И кто это был? — нахмурился Илья, плюхнувшись на лавку.

— Неужто с дедом Колей познакомились? — с загоревшимися глазами осведомился Макар.

— Это ещё кто? — не понял Даня.

— Пьяница местный, — пояснил Илья, — он как напьется, пытается до дома добраться, только вот пока свой найдет, успеет заглянуть ко всей деревне.

Даня незаметно выдохнул от облегчения, а Димка рассмеялся. Да, они и правда, перепугались просто так. Совсем как дети. Хорошо, что ещё никому не рассказали, а то как бы было стыдно, и близнецы бы засмеяли.

— Чё ты ржешь, — Макар пихнул Димку локтем, и тот шагнув назад, зацепился ногой о камень и сел в траву, заставив хохотать близнецов.

— Смейся, смейся, пока можешь. А то вдруг это Стукач был, — ухмыльнулся Илья, заставив Димку резко замолкнуть.

— О чем ты? — нахмурился Даня.

— А вы не слышали? — искренне удивился Макар, поджигая интерес.

— Не слышали, выкладывай, — грубее, чем нужно отозвался Дима, не поднимаясь с травы, но близнецы давно перестали реагировать на выпады друга, привыкнув к такой манере общения.

— Клавдия Ивановна, ее дом самый первый идёт, рассказывала, что в деревне живёт Стукач, — издалека начал Илья, стараясь напугать зловещей интонацией.

— Он что-то вроде древнего духа, — пояснил Илья. Близнецы имели привычку говорить вдвоем, чуть ли не по предложениям. Казалось, что они читают мысли друг друга.

— Высокий: около двух или трёх метров, худощавый, — продолжил Илья.

— Скорее даже тонкий, как ствол молодого дерева, — вклинился Макар.

— Он ходит ночью по деревне, чаще всего в туманные, и стучится в окна, пугая людей. Если выглянешь, то точно будешь кричать от ужаса. Говорят, что тот, кто его видел, моментально седел и в деревне больше не появлялся, — закончил Илья, довольный, наблюдая за реакцией друзей.

К сожалению, ожидаемый эффект произвести не удалось. Даня нахмурился и смотрел в одну точку, видимо, снова уйдя в себя и обдумывая сказанное, а вот Димка как всегда. Друг продолжал сидеть на месте и давить лыбу, будто они опять спросили, кто такие Тарас и Бульба.

— Молодцы парни, — похвалил парень, — отличная страшилка. Ночью бы у костра точно зашла, а так…

— Да ты просто балбес, — аргументировал Макар, — хочешь — верь, хочешь — нет, твое дело. Наше предупредить.

— Ладно, ладно, я вас понял, — поднял руки Димка, — в окна выглядывать не будем. Харэ, не хочу, чтобы из-за ваших глупых страшилок у Даньки опять началась бессонница. Смотрите, он вон уже думает, как бы этого монстра запечатлеть.

— Серьезно? — слегка толкнул локтем сидевшего рядом Данила Илья.

— Чего?

— Чевочка с молочком, — отмахнулся Макар, понимая, что пугать друзей дальше смысла не имеет. — Погнали на поляну, мяч погоняем.

Спорить никто не стал. Димка с Даней лишь переглянулись, пока близнецы не видели, и поняв друг друга без слов, поспешили за друзьями. Илья был не прав, когда решил, что им не удалось их напугать. Удалось и ещё как. У Димки внутри все похолодело при описании этого Стукача, благо это удалось скрыть за привычным весельем, распознавать эмоции Дани вообще было бессмысленно. Он всегда выступал в роли того самого спокойного и рассудительного человека в компании безбашенных дурачков.

Но за день ночной инцидент успел забыться, страх притупиться, и парни уже сами себя уверили, что, и вправду, испугались деда Колю. Разошлись они в этот раз быстро. Время было около пяти, когда мама загнала близнецов домой поужинать, а потом заставила помогать на огороде. Парни тоже решили пойти помочь родителям, поэтому почти час Димка вместе с Юлей поливал в теплице помидоры, а Даня тяпал с Владом картошку. Боб же, которого из разумных соображений не выпускали на улицу, лишь одиноко сидел на подоконнике, наблюдая за работой и изредка жалобно мяукая.

— Ма, а ты ночью ничего не слышала? — после долгих молчаливых споров с Даней, решил спросить Димка, когда они около восьми сели ужинать.

— Нет, а должна была?

— Нам просто показалось, что кто-то в окно стучал, — пояснил Даня, на вопросительный взгляд папы.

— Да, это небось дед Коля, — отмахнулся Юля, отправив в рот вилку с картошкой, — не бойтесь. Он напьется и ходит дом свой ищет. Постучит и уйдет, ну или под окном спать завалится.

— А он окно не выбьет? — поинтересовался Влад.

— Пусть только попробует, — серьезно заявила Юля, показав кулак, и Влад почему-то подумал, что местный пьяница точно не попытается вытворить что-то подобное.

Юля хоть и была невысокой, скорее даже маленькой и хрупкой на вид девушкой, при необходимости могла хорошенько врезать. Особенно, если под рукой окажется какой-нибудь тяжёлый предмет. А он окажется. Мужчина заметил, что его жена, которая любила «Преступление и наказание» Достоевского, так же питала какую-то нездоровую любовь к топорам. Она сделала штук пять фотографий с этим орудием, валявшимся у порога, и отправила их Ирине, с которой они полчаса шутили и обсуждали произведение.

— А про Стукача слышала? — нерешительно подал голос Даня. Они долго думали, стоит ли поднимать этот вопрос, боясь, что родители над ними просто посмеются, но какой-то иррациональный страх помог принять решение.

— Конечно, — фыркнула Юля. — Это вы с бабой Клавой пообщаться успели или близнецы поведали?

— А я не слышал, — улыбнулся Влад.

— Да, ерунда, — махнула рукой девушка. — Я ещё маленькой была, когда баба Клава эту дурацкую страшилку выдумала. Внуки у нее были, — Юля покачала головой, — находили приключения на свою кхм… даже из дома не выходя, а уж если оказывались на улице, то все, сушите весла. Ну, в какой-то момент бабушкины нервы не выдержали, и она вдохновившись привычкой деда Коли стучаться в окна, придумала этого Стукача. А уж рассказывать она умеет. Внучата так прониклись, что каждого шороха пугались и домой приходили даже солнце сесть не успевало. Ну, а я ещё меньше них была, тоже поверила и лет до десяти в деревне с родителями спала, — хихикнула Юля, — а потом баба Клава мне всю правду поведала, и я успокоилась.

— То есть это все выдумка? — с надеждой выпалил Дима, стушевавшись под осуждающим взглядом Дани и удивленным их поведению Влада.

— Конечно, — улыбнулась Юля, крепко прижав к себе Димку и поцеловав в щеку, до Дани сидевшего напротив, она не дотянулась, поэтому просто улыбнулась.

— Если вдруг что-то услышите, то этому обязательно найдется разумное объяснение, — потрепал Данила по голове Влад, — но если вдруг чего-то испугаетесь, то будите нас. Юля в гневе с топором страшнее любого монстра и пьяницы. Да, и без топора тоже, — хитро улыбнулся Влад, скрыв смех за кашлем.

— Что? — наигранно изумилась девушка под смех сыновей. — Ты кого страшной назвал, жук-навозник.

— А чего это я навозник? Это от тебя постоянно какой-то гадостью несёт.

— Это не гадость, а разбавитель, — повысила голос мама и показательно отвернулась, оскорбившись, — ты ничего не понимаешь. Только настоящий художник пахнет разбавителем.

— Тогда почему им пахнешь ты?

Юля громко ахнула, приложив руку к сердцу.

— Ты сейчас спать на диван отправишься, — грозно оборвала девушка, поднявшись со стула.

— Как пожелаешь, дорогая, — ничуть не испугался Влад, и ловко поймав жену за руку, притянул к себе, поцеловав в губы. Юля поначалу пыталась отстраниться, стараясь сохранить вид обиженной и аргументировала тем, что здесь дети, но быстро плюнула на это.

— А папа всё-таки любит запах разбавителя, — хихикнул Дима, с каким-то воодушевлением наблюдая за родителями, но ему на голову тут же прилетело полотенце, закрыв обзор, а покрасневшему и стушевавшемуся Дане, Влад закрыл глаза рукой.

— Так, все, сцена восемнадцать плюс завершилась так же, как и ужин, — объявила Юля, — гуляйте.

Димка рассмеялся и, ухватив растерявшегося брата, потащил того в гостиную, а через полчаса к ним присоединились родители. И это именно то, что так обожал Кудряшка: вечер с семьёй за просмотром телевизора. Вообще все равно, что они будут смотреть, он почти никогда не вникал в происходящее на экране. Ему просто нравилось сидеть на полу возле Юли, устроив голову на ее коленях, пока она ловко массировала его голову, зарывшись пальчиками в волосы, при этом она умудрялась гладить и Даню, который разваливался поперек взрослых, закинув ноги к Владу на колени, а Боб забрался к нему на живот. Обоим парням нравились такие посиделки.

* * *

00:00, д. Калиновка

Воскресенье

Темнота скреблась и мяукала приблудным котёнком под окном, сулила россыпи звёзд. Ночь по-старушечьи ныла и сиротливо жаловалась скрипящей калиткой соседского дома и заунывным воем собаки.

В гостиной всё ещё работал телевизор. Юля лежала на боку, вжавшись в спинку дивана, потому что с краю дремал Димка, которого девушка по инерции гладила по плечу, тихо смеясь с происходящего на экране.

— Я не сплю, — сонно пробормотал Даня, когда Влад поднял его на руки, намереваясь отнести на кровать.

— Конечно, конечно, — улыбнулся мужчина, двинувшись в сторону комнаты.

— Дим, иди-ка тоже не спать к себе, а то уже глаза слипаются, — мягко потрепала сына по голове Юля.

— Можно я ещё посмотрю, пожалуйста, — состроил жалобные глаза Дима, но снисходительная улыбка мамы говорила сама за себя, пришлось подчиниться.

Они с Даней держались как могли. Стрелки на часах утверждали, что уже полночь, но несмотря на убеждения Юли о том, что Стукач просто выдумка, спать было как-то жутко. К тому же Димка видел через стеклянные двери террасы, как на улице стелился туман.

Зашторив окно, парень лег на кровать, куда сразу же запрыгнул Боб, устроившись между хозяином и ковром на стене. Влад заботливо укрыл Даню одеялом, оставив незаметный поцелуй на лбу. Он старался не перебарщивает с нежностью, зная как агрессивно относятся к этому подростки, но пока никто кроме них об этом не знал, то он мог обнимать и тискать их столько, сколько захочет. Немного подумав, мужчина вытащил с верхней полки шкафа плед и укрыл им Димку, отбросив одеяло. С поцелуями отец лезть не собирался, зная, как воспринимает их сын, поэтому собирался только погладить по голове, но парень удивил. Резко поднялся, обхватив отца за шею, и Влад поспешил упереться рукой о матрас, чтобы не упасть, а другой обнять сына.

— Спокойной ночи, — смущённо шепнул Дима, в следующее мгновение отпустив Влада и поспешив повернуться лицом к стене. Он не привык к объятиям, по крайней мере к объятиям Влада. Но иногда можно было позволить себе эту маленькую слабость. И он был благодарен мужчине за понимание и терпение. Влад никогда не вторгался в личное пространство, как часто делала Юля, хотя, девушке это легко прощалось. Владу не надо было ничего объяснять, он понимал все без слов и никогда не торопил и не настаивал. С ним Дима чувствовал себя в безопасности, а для него это было важно, особенно сейчас, когда сердце колотилось из-за какого-то иррационального, ничем не подкрепленного страха.

— Спокойной ночи, — улыбнулся Влад, потрепал сына по волосам и тихо ушел, закрыв дверь.

Димка, сам того не заметив, уснул. В комнате стояла тишина, мирно сопел Даня, и иногда с тихим мяуканьем зевал Боб. Юля с Владом, уставшие за день на огороде, тоже успели заснуть. Но не долго длилась ночная идиллия.

Даня проснулся внезапно. Если днём он был уверен, что ночью они испугалась обычного человека, то к вечеру эта уверенность начала пропадать. Даня пытался себя убедить в том, что ничего сверхъестественного нет, но выходило не очень. Парень гнал бестолковые мысли и ругался на себя за глупый страх. В конце концов он давно уже был не ребенком и бояться темноты казалось чем-то постыдным. Но как бы Даня не пытался, избавиться от страха не выходило. В конце концов, пока никто об этом не знал, то он мог бояться. Только вот совершенно этого не хотелось. Из-за этого спал он чутко. Настолько, что резко проснулся, уловив какой-то мимолётный шум за окном. Парень лежал неподвижно, затаив дыхание и вслушиваясь. Он определенно слышал шаги. Кто-то опять ходил под окном. Сколько это длилось Даня не знал, но внутри все похолодело, стоило раздаться первому стуку.

На кровати подскочил Димка, резко обернувшись в его сторону и кинув взгляд на окно. Даня медленно сел, так же не сводя глаз с белой занавески. У Димы заледенели кончики пальцев, а в ушах звенело из-за наступившей тишины, даже дыхание Боба было не слышно. Парни переглянулись. Оба считали, что это максимально глупым, а внутренний голос твердил о том, что нужно просто подойти, дёрнуть за ткань и убедиться, что никого на улице нет. Но никто так и не двинулся.

Неожиданно раздался второй стук, заставив подростков вздрогнуть, а Дане показалось, что у него на затылке зашевелились волосы. После этого парням начало казаться, что на них кто-то смотрит, хотя, судя по свету фонаря, падавшего на окно, за ним никого не было. Ведь неизвестный должен отбрасывать тень. Даня не выдержал и перебрался на кровать к Димке. Мальчики затаили дыхание, прижимаясь друг к другу, чувствуя колотящиеся сердце, кажется, готовые выпрыгнуть из груди. Они кожей чувствовали чей-то пристальный взгляд со стороны зашторенного стекла, но страх ещё не успел затопить остатки здравого смысла. Если бы за окном кто-нибудь стоял, то обязательно бы отбрасывал тень на стену. Но незнакомой тени не было, а чувство пристального взгляда все так же ярко ощущалось зудом прямо на спине.

Сделав глубокий вдох, парни попытались задавить ничем не обоснованный страх, не сидеть же им так ещё одну ночь. Но приближаться к окну все равно было страшно. Подростки чувствовали себя детьми. Глупости, конечно, ведь все дети чего-то боятся.

Они бы так и просидели, только в следующую минуту у мальчиков внутри всё похолодело, кровь отступила от лица, и они широко раскрытыми глазами, не в силах оторвать взгляд, уставились в окно. В свете фонаря буквально из ниоткуда выросла высокая темная фигура. Ее черный силуэт отчётливо виднелся сквозь белую ночную штору, а жуткая тень упала на противоположную стену. Оно протянуло тонкую конечность к стеклу и снова постучало. Но стук перекрыл громкий крик, разбудивший Боба, пулей метнувшегося с кровати, даже быстрее подростков. Парни с громким воплем сорвались с места, кинувшись к выходу из комнаты, но так и не выбравшись в коридор. Димка со страху забыл, что дверь закрыта и со всей дури вписался в дверной косяк, вскрикнув уже от боли, запнулся о край ковра, повалившись на пол. Даня тоже болезненно вскрикнул, только ещё раньше. Споткнувшись в темноте о Боба, который с испугу тенью метнулся под кровать, парень приложился об спинку собственной кровати и свалился на ковер, кажется, задев ногой тумбу. Раздался грохот и не понятно, то ли в за окном, то ли в соседней комнате, а может дело в упавших с тумбы телефонах и цветка.

Прошло всего пару мгновений, прежде чем в комнату вломились родители. Зажёгся свет, разогнав тьму и предоставив взрослым весьма занимательную картину.

— Боже, что случилось? — взволнованно воскликнула Юля, и секунду пометавшись между мальчиками, все же кинулась к Кудряшке, который был к ней ближе, а Влад к этому времени уже подошёл к Дане.

— Там кто-то есть, — дрогнувшим голосом отозвался Дима, ткнув пальцем в сторону окна, которое Влад распахнул и выглянул двор, замечая мелькнувшую за угол тень.

Из носа у парня шла кровь, на белой футболке и шортах уже успели расползтись алые пятна. Подросток мелко подрагивал, и девушка видела, как Дима старался сдержать подкатившую к глазам влагу, поэтому наплевав на одежду крепко прижала сына к себе, позволив уткнуться лбом в свое плечо, запачкав футболку Влада, в которой она спала, и расплакаться. Все равно, что он уже не маленький, он испугался, потому что это было страшно и ему просто необходимо выплеснуть скопившееся напряжение. А в маминых объятиях было так хорошо. Юля прижимала к себе мальчика, поглаживая по подрагивающим плечам, кажется, готовая разорвать за своего ребенка.

Влад, тем временем, помог подняться Дане и собирался осмотреть рассеченную бровь, но мальчик резко прижался к нему, вцепившись в футболку.

— Там кто-то был, он в окно стучал. И фигура не человеческая, — бормотал Даня, пряча лицо в складках одежды родителя, которому оставалось только сидеть на полу, обнимать сына, позволяя ему пропитывать влагой кофту.

— Юля, — негромко позвал Влад, обращая на себя внимание жены. Короткие переглядки, и девушка поднялась на ноги, потянув за собой Диму, и усадив его на кровать, потянула за руку Даню. — Я пойду посмотрю, — коротко бросил мужчина, оставив жену успокаивать сыновей.

В мистику и необъяснимые вещи Влад особо не верил. Не исключал существования чего-то необычного, неподвластного человеческому разуму, но явно не у них в деревеньке, да и не в таких масштабах, вроде чудища, слоняющегося ночью по улицам. А стоило оказаться на пороге, как слух уловил тихие смешки. Мужчина хмыкнул и, бесшумно добравшись до конца стены, выглянул за угол. Там оказался не человек, а сразу два, причем, подростки. Мальчики следили за происходящим через окно спальни взрослых, воспользовавшись тем, что обе двери были нараспашку и через небольшой коридор открывался отличный обзор на комнату напротив. Близнецов Куницыных мужчина узнал сразу. Илья, а может Макар, он признаться честно, в отличие от сыновей их совершенно не различал, забрался на плечи другого, сверху накрылись простыней, в качестве тонкой руки использовали руку макета скелета. Мужчина покачал головой и усмехнулся. Розыгрыш максимально банальный, но сыгран достаточно качественно, чтобы устроить такой переполох. Влад подавил желание влепить по хорошему подзатыльнику или пару раз шлёпнуть по одному месту, за ночные выходки. Мужчина не был сторонником подобных воспитательных мер, но от лёгкого подзатыльника хуже никому не станет. Только это не его дети, поэтому Влад сдержал секундный порыв злости, лишь коротко кашлянул, обозначая свое присутствие.

Подростки вздрогнули, резко обернулись, а один из мальчишек вновь оказался на земле.

— Попались, — хищно улыбнулся Влад и, воспользовавшись замешательством, резко ухватил подростков за руки, обрезая пути к отступлению.

— Доброй ночи, — мяукнул Илья.

— Владислав Владимирович, — закончил Макар.

— Извините, пожалуйста, — одновременно проговорили парни, стараясь интонацией передать все свое искреннее раскаяние, которым, конечно, даже и не пахло, а вот хорошая взбучка, как от родителей друзей, так и от собственных, явно маячила на горизонте.

— Что ж с вами поделаешь, шутники, — устало вздохнул Влад. — Идите объясняйтесь и извиняйтесь перед мальчиками за свою выходку, а дальше посмотрим.

Близнецы с готовностью закивали и сорвались в дом стоило Владу ослабить хватку.

— Здравствуйте, — хором поздоровались близнецы, ворвавшись в комнату и обратив на себя внимание.

Даня сидел на кровати, рядом валялась перекись и стопка ватных дисков, один из которых Юля без сожаления прижимала к рассеченной брови сына, вызывая сдавленное шипение. Димка по привычке забился в угол кровати, не обращая внимания на то, что он похож на вампира, и явно не собираясь подпускать к себе маму с этими орудиями пыток.

— Извините, — воскликнул Илья.

— Мы просто пошутили — добил Макар, невинно хлопнув глазами.

— Что… — закончить вопрос Юля не успела.

— Вы совсем… — гневно начал Даня, но резко прервался, не желая демонстрировать родителям свой богатый нецензурный лексикон, а вот Димка сдерживаться не стал.

Грязные слова слетали с языка раньше, чем подросток успевал хотя бы подумать. Дима резко вскочил с кровати и дернулся было в сторону близнецов, благоразумно отступивших назад, явно намереваясь разукрасить физиономии друзей, чтобы им с Даней не было так одиноко, но Юля оказалась быстрее. Девушка ловко перехватила разгневанного сына и, легко хлопнув по губам за ругательства, прижала к себе, не позволяя затеять драку.

— С одиннадцати вечера и до одиннадцати утра никаких розыгрышей, — твердо заявила Юля, бросив на близнецов грозный взгляд, пробудивший табун мурашек.

— Мы поняли, — отозвались парни, — больше не будем, — часто закивал Илья.

— Извините, ребят, — поддержал Макар.

— А теперь брысь домой, — шикнула Юля, избавляясь от навязчивой мысли припугнуть непутевых детишек топором.

Обрадованные тем, что им не влетело, мальчишки ещё раз извинились, пожелали доброй ночи и поспешили удрать, столкнувшись в дверях с Владом.

— Сумасшедшая ночка, — вздохнула девушка, устало опустившись на кровать рядом с Даней.

— И не говори. Шутка то старая как сама Земля, мы тоже так развлекались, но парни постарались, — Влад ловко заклеил пластырем Данькину бровь и потрепал сына по голове.

— Они за эти старания отхватят, — буркнул Даня.

— Обязательно, — поддакнул Димка и сразу же попытался вывернуться из маминых крепких объятий, стоило смоченному в перекиси ватному диску появиться у его лица. — Ну, нет, не трожьте, — принялся махать головой парень, не имея возможности отойти или отмахнуться, так как Юля не выпускала его руки из цепкой хватки. Влад церемониться не стал и, ухватив за подбородок, осторожно стёр засохшую кровь и быстро осмотрел нос, убеждаясь, что сын себе ничего не сломал.

— Все, все, не трогаю, — улыбнулся педиатр, налепив на переносицу пластырь.

— Отлично, — хлопнула в ладоши Юля, вскочив с кровати. — Переодевайтесь и спать.

Только вот мальчики засыпать у себя не захотели. Спустя десять минут приползли в комнату ко взрослым. Юля поворчала для приличия, но подвинулась, освобождая место Дане, который с удовольствием устроился в маминых объятиях. Димка, пыхтя как ёжик, забрался между Юлей и Владом, даже позволив мужчине приобнять его. А вишенкой на торте стал Боб, который громко цокая когтями по полу, добрался до кровати и улёгся с краю поверх одеяла.

В доме снова стало тихо. Ветер колыхал ночные занавески, часы утверждали, что шел уже второй час ночи, а значит скоро должен был закричать соседский петух. Завтра близнецы обязательно отхватят от Димки, а Даня будет дуться и читать лекции о недопустимости подобного поведения, пока скорее всего Макар будет кататься с Димой по траве, а Илья тщетно пытаться их разнять. Но это будет завтра, а пока Даня крепко спал, уткнувшись маме в ключицы и вдыхая приятный аромат ее крема для рук, перемешанный с нотками папиного геля для душа, которым пахла футболка, используемая Юлей как пижама. Дима доверчиво прижимался к отцу, который заботливо обнимал сына рукой. Тихо посапывал Боб.

Ночь кралась медленно, словно черная кошка. Мягко и неслышно ступала своими лапами. Сонно опускалась на небо, пряча ярко-оранжевые вечерние тона своей переливающейся от темно-синего до угольного шерстью. Сверкала одним приоткрытым глазом — неполной луной. Пылинками осели звёзды на чернильной шерсти. Дневная удушающая духота после ливня сменилась прохладой. Скорее даже холодом, совершенно непривычным для лета. Неприятный ветер колыхал ветви деревьев, сбрасывая с листвы влагу. Цветочные бутоны наклонялись к земле под тяжестью воды, роняя капли, словно слезы.

Противно скрипнув, словно жалуясь, распахнулась деревянная створка окна. Мерно тикали часы, а стрелки показали ровно полночь. Боб на кровати потянулся и сонно мяукнул, уставившись на хозяев своими глазами-фонарями, блеснувшими в лунном свете.

— Тихо, — раздражённо шикнул Дима на питомца, одновременно с Даней с опаской оглянувшись на дверь. Но коридор остался безмолвен, позволив мальчикам облегчённо выдохнуть.

Пригрозив коту, Димка ловко перемахнул через подоконник и помог перебраться не слишком спортивному брату. Стоило двум парам кроссовок примять мокрую траву под окном, мальчики поспешили оглянуться, убеждаясь в отсутствии свидетелей. Только соседский пёс, стоявший на задних лапах и подпиравший забор, тихо фыркнул, вернувшись в конуру. Даня аккуратно закрыл створки, оставив между ними платок, чтобы воспользоваться черным ходом на обратном пути, и чтобы не сбежал Боб.

— Уверен, что не заметят? — в сотый раз спросил Даня, двигаясь за Димой в сторону калитки, согнувшись крючком.

— Уверен, — с лёгким раздражением отозвался брат, осматриваясь по сторонам, оказавшись на главной улице. Вдалеке, на холме, показались два силуэта, дважды мигнул свет фонарика.

Даня и сам не знал, как согласился на эту вылазку. Вроде бы он был трезв и в здравом уме, но, видимо, все-таки было место помутнению рассудка. Потому что Данил искренне не понимал, почему он в столь поздний час тащился со своими немного отбитыми дружками и братом неизвестно куда, а не спокойно спал дома. Макар с Ильёй целую неделю уговаривали друзей пробраться в заброшенную избушку в лесу на другой стороне пруда. И если Димка согласился сразу и без раздумий, то Даня взывал к разуму. Терпения парню было не занимать, поэтому он до последнего стоял на своем, находя тысячу и один довод, почему затея плохая. Но то ли Данька начал стареть и сдавать позиции, то ли ребята нашли слабое место и надавили, но итог один. И весьма плачевный. Они вчетвером тащатся туда, где Макар телят не гонял. Ну, не их Макар, конечно. Да и не буквально. Просто выражение, услышанное от одной из соседок.

Завтра они возвращаются домой, а близнецы остаются чуть ли не до конца августа, поэтому едва ли им удастся пересечься за это лето ещё раз. А Куницыны были решительно настроены забраться в старую избушку и непременно захватить с собой друзей. К слову, ни Дима, ни, тем более, Даня подобными вещами не интересовались. Но в отличие от Даньки, Кудряшка был за любой кипиш. А куда Димка, туда и братец, ибо отпускать его одного так ещё и с близнецами было категорически нельзя. Подобное действо в большинстве случаев, а если конкретнее, то всегда, ничем хорошим не заканчивались. Димка возвращался под утро, выглядя так, будто по нему проехался грузовик. И Даня бы не удивился, если подобное когда-нибудь оказалось правдой. Их в лучшем случае, ругали, в худшем… Даня предпочитал не вспоминать. Нет, все было не так плохо, но ограничения в передвижение ни ему, ни брату не нравились.

С одной стороны, они не собирались совершать ничего противозаконного, но с другой, едва ли побег среди ночи считается чем-то нормальным. Со слов близнецов родители бы их точно не отпустили, хотя Даня порывался спросить, надеясь успокоить совесть, но Димка не позволил. И вот, теперь они, укрыв подушки одеялами и убедившись, что Юля с Владом спят, сбежали через окно. Данька даже не хотел думать, что будет, если взрослые узнают об их вылазке. А парень почему-то был убежден, что они узнают. Хотя, ребята собирались только заглянуть в заброшенное здание и вернуться обратно. Час, может полтора не больше.

Юля скорее всего накричит, и парни уже привыкли к подобной манере общения их мамы, но как оказалось они слишком зависимы от ее мнения, поэтому видеть в глазах девушки разочарование совершенно не хотелось. А вот чего ожидать от Влада мальчики до сих пор не знали. Мужчина, обычно, не повышал голоса, но Дима считает, что лучше бы он кричал, потому что от тихой и размеренной интонации, буквально пропитанной сталью, кровь стынет в жилах, а по спине скачет табун мурашек. Взгляд у Влада острый, как у орла: подмечает любые детали, и слишком уж проницательный, будто душу видит, отчего врать не то, что глупо, но и страшно. Неизвестно, съест ли удав провинившихся кроликов. За это время мужчина вроде бы ни разу их сильно не ругал, только объяснял, почему те или иные действия лучше не совершать, но ему удавалось делать это так, что желания повторять не возникало. Вроде никогда не наказывал, но все равно как-то страшно, когда знаешь, что тебе скорее всего влетит, но все равно делаешь, надеясь на чудо.

— Ночь добрую, — поздоровались близнецы, и парни обменялись рукопожатиями.

— Я всё ещё считаю это плохой идеей и настаиваю вернуться домой, — обронил Даня, когда их квартет двинулся в сторону пруда. — Если кого-то интересует мое мнение.

— Данька, не ссы, — отмахнулся Илья.

— Пошаримся в избушке и вернёмся, — поддержал Макар.

— Никто и не узнает, что нас не было.

— Одна нога здесь, другая там, — хлопнул по плечу один из близнецов.

— Это призрачный намек, что нас может разорвать дикий зверь? — хохотнул Димка, убрав фонарик в карман и накинув капюшон черной толстовки. Даня бросил на брата быстрый взгляд, повторил за ним, кутаясь в кофту и, выжидающе посмотрел на идущего рядом Илью.

— У нас можно встретить максимум зайца, — пояснил Макар, зябко поежившись и застегнув темно-синюю олимпийку.

На улице было холодно. Ветер не унимался. Беспощадно хлестал потоками воздуха по лицу и незащищённым ногам. За всеми мысленными метаниями и борьбой с совестью Даня совершенно не подумал об соответствии одежды с погодой, поэтому все четверо выперлись в шортах. Кроссовки, не предназначенные для прогулки по сырой траве и вязкой грязи, медленно пропитывались влагой, но никто не возникал. Данька лишь надеялся, что они не заболеют. Ему не хотелось бы подхватить какое-нибудь воспаление лёгких в разгар лета и вместо прогулок сидеть дома, а его братцу, у которого уже покраснел нос, тем более.

До пруда они добрались достаточно быстро и практически в тишине, боясь привлечь внимание кого-то из полуночных соседей, страдающих бессонницей. Только когда улица вместе с фонарями кончилась, а последний дом стал темным силуэтом, парни позволили себе непринуждённую болтовню.

— А нельзя просто по кругу обойти? — спросил Даня, когда близнецы принялись спускать на воду деревянную лодку. — Темно же, вдруг зацепимся за что-то или лодка перевернется, а мы даже без жилетов.

— Данька, — с лёгкой улыбкой вздохнул Илья, — повторяю, не ссы.

— Все под контролем, — поддержал Макар, помогая Димке забраться.

— На лодке, напрямую, будет быстрее.

— К тому же пруд маленький.

— Да и неглубоко здесь.

— Мы днём уже доплывали и проверяли.

— Так что все будет путем.

Убеждать близнецы умели, недовольно отметил про себя Даня, когда они пересекли уже половину пруда.

— Скажите, а как так заброшке удавалось прятаться от близнецов Куницыных столько лет? — с лёгким сарказмом поинтересовался Димка, придвинувшись ближе к Дане, недеясь согреться. У воды было ещё холоднее, и если близнецы усиленно гребли веслами, хоть немного согреваясь, то Воронцовы начали замерзать без движений.

— Нас никогда не пускали на другую сторону пруда, — тяжело дыша от нагрузки, отозвался Макар.

— А прошлым летом мы увязались с дедом Ваней за грибами, — поддержал Илья.

— Во тогда и обнаружили эту избушку.

— Дед Ваня сказал, что там раньше лесник жил.

— Но то ли спился, то ли ещё что-то.

— В любом случае, одноэтажный крошечный домик пустует уже не один год.

— Дед Ваня ещё кое-что ещё рассказал, — как-то загадочно обронил Макар, но Илья вопреки Даниным ожиданиям, не продолжил.

Лодка упёрлась в берег. Пассажиры поспешили покинуть транспорт, тщетно стараясь не промочить обувь окончательно. Пруд был небольшой, скорее даже маленький, в любом случае меньше, чем городской в парке. С одной стороны деревня, а с другой полукругом расположился лесок, ведущий прямиком в соседнюю деревню. Земля размокла от дождя и парни вязли в грязной каше, но упорно двигались вперёд, игнорируя пробирающий до костей холод и мокрые кроссовки, неприятно чавкавшие при ходьбе.

Пруд находился в низине, поэтому от берега вверх поднимался холм высотой метров десять. Если обходить по кругу, то спуск достаточно плавный с двух сторон, но по центру, где остановились парни, он был достаточно крутой. Подняться, конечно, можно. Так даже интереснее. Только не ночью, когда не видишь угодил ты в яму или звериную норку, а земля размокла и ты скатываешься, как с горки, сбивая многочисленные кустарники и молодые берёзки, распугивая своим криком обитателей леса. К Данькой радости близнецы были не настолько отбитыми, поэтому решили немного обойти и подняться по уже готовой тропинке, где склон был более менее плавным. Единственное, в темноте Куницыны не могли точно определить местоположение объекта. Оба помнили, что дом стоит прямо на холме, но располагается не по центру, а уходит не то влево, не то вправо. От обрыва метров пять, а из окон, если не брать в расчет деревья, открывается отличный вид на пруд.

— А вот и он, — гордо объявил Макар, наведя фонарик на разрушенный домик.

Телефоны с собой никто не брал. Даня подумал об этом, когда они выползали из окна, потому что если их хватятся раньше времени или они застрянут где-нибудь, но потом вспомнил про сеть возле леса и оставил гаджет. Так что сказать, как быстро они добрались до места, никто не мог.

Заприметив долгожданный «замок», обрадованные близнецы, кинулись к разваленной избушке, как дети, увидевшие карусель. Дима с Даней немного задержались, переглянувшись. Нет, они, наверное, никогда не поймут, чем близнецов так привлекают всякие руины. Все четыре окна, по два с каждой стороны, были безжалостно выбиты, даже осколков не осталось. Дверь держалась на честном слове, соплях и одной ржавой петле, грозясь отвалиться после очередного порыва ветра. Последний раз окинув постройку скептическим взглядом, парни двинулись за близнецами, с воодушевлением остановившихся у входа. Кажется, от переполняющих эмоций Куницыны даже забыли о холоде. Даня не видел их лиц, но мог поклясться, что в них плясали огоньки, будто они смотрят на что-то неописуемой красоты. Парень даже боялся представлять, какие друзьям нравятся девушки, если их так привлекают подобные постройки. Близнецы, казалось, наслаждались запахом сырости и гнили, пропитавшими доски. А пауки и мыши стали им друзьями получше, чем Димка с Даней, и они готовы проводить в их скромном обществе все свободное время. А может дело было в неуёмной подростковой энергии, бьющей через край, и которую нужно было выплескивать хоть куда-то. Вот близнецов и тянуло во всякие сомнительные места, где они легко находили приключения на свои многострадальные пятые точки. И это ещё их родители не знали, а точнее даже не предполагали, о развлечении своих детей. Димка с Даней весьма ловко прикрывали задницы товарищей, соглашаясь с любыми отмазками, придуманными друзьями.

Избушка встретила непроглядной темнотой, запахом затхлости, из-за которого ужин просился наружу, слоем пыли, грозящей заполнить лёгкие и похоронить под собой горе-исследователей вместе с остальным хламом. Домик оказался по истине крошечным. Всего две комнаты: большая, оказавшаяся одновременно и спальней, судя по старой разломанной кровати с проржавевшими пружинами, коридором и залом.

— Круто! — восхищённо шепнул Макар, рассматривая освещаемый четырьмя фонарями интерьер.

Деревянные половицы противно ныли под ногами, прося пощады. Димка тихо вскрикнул и принялся размахивать руками, чуть не роняя фонарь, вписавшись лицом в паутину. Даня, поспешивший ухватить брата за плечи, пока тот не поранился, и снять с лица паутину, мысленно извинился и посочувствовал пауку, скорее всего схватившего инфаркт при виде рожи его брата.

— Что здесь крутого?

— Ничего ты не понимаешь, — отмахнулся Илья, подергав верхний ящик чудом уцелевшей тумбы. Тот оказался закрыт. Все возможные более менее сохранившиеся вещи давно уже растащили, поэтому Даня решительно не понимал, что ищут близнецы. А они искали.

— Держи, — Макар бросил шариться среди хлама на полу, который чем-то настораживал Даню. Будто его не должно быть здесь. Материализовался рядом с братом, протянув ему набор отмычек, скреплённых вместе и вытаскивающихся на манер раскладного ножика.

Димка с Данькой тоже оказались рядом и направили свет фонариков на ящик, наблюдая за тем, как Илья копошится в замке. Они не знали, где близнецы научились вскрывать замки, но факт оставался фактом. Они это умели. Главное, что использовали этот навык только на заброшках. Спустя какое-то время, под тихое «йес! , » Макара, щёлкнул замок, и Илья выдвинул ящик. Там, под слоем пыли лежала небольшая книжка в толстом красном переплете.

— Фортануло, — улыбнулся Макар, подхватив найденную вещицу и бесцеремонно вытерев пыль рукавом.

— Что это? — спросил Дима, протолкнувшись между Ильёй и Даней.

— Мы за этим сюда пришли? — нахмурив брови, поинтересовался Данил, подсветив фонариком.

— Ага, — довольно отозвался Илья.

— Дед Ваня сказал, что лесник был ну, того, этого…

— С приветом, в общем.

— Вернее, так деревенские считали, а сам он говорил, что остался последним владельцем драгоценного ожерелья, что принадлежало его пра- какой-то бабки — дворянке, и многие века передавалось из поколения в поколение.

— Все в таком роде.

— Но наши списывали все на «белочку» и особого внимания не обращали.

— Но лесник постоянно носил с собой этот блокнот и что-то туда записывал.

— Говорят, карту, где ожерелье спрятано.

— Главное, что в какой-то момент мужик пропал.

— Перестал приходить и все тут.

— Ну деревенские наведались сюда, порыскали в лесу, по канавам. В озере пошарили, вдруг утонул пьяный.

— Но лесника и след простыл. Так и не нашли.

— А блокнот этот, со слов деда Вани, так и остался здесь.

— И что там? — загорелся любопытством Димка, уже протянув руку, чтобы открыть блокнот, как в соседней комнате что-то громыхнуло, привлекая внимание.

— Выключить фонари, — скомандовал Макар.

— Что это? — прошептал Дима, вместе с остальным всматриваясь в темноту.

Близнецы только сейчас поняли, что совершили ошибку, не проверив помещение на наличие в них обитателей. Макар, спрятав книжку в широкий карман на молнии, уверенно шагнул ко входу в соседнюю комнату. Ребятам не осталось ничего, кроме как последовать за ним. Димка пробрался у Макара под рукой, одновременно с ним заглядывая в помещение. Комната ничем особо не отличались от соседней, разве что размерами, ржавой раковиной, видимо, раньше это была кухня, и обилием хлама, которым было забито помещение. Даня, с трудом протиснулся между братом и другом, пытаясь понять, чем его настораживал мусор, но в темноте было решительно не разобрать. Внимание привлек слишком резкий запах из ближайшего угла, посмотрев в который, Даня поспешил зажмуриться и отвернуться, дабы ужин не поспешил обратно. Вид окровавленного топора с разбросанными вокруг перьями совершенно не прельщал. Похоже, кроме Дани этой детали больше никто не заметил. Взгляды остальных были прикованы к вороху тряпок у противоположной стены.

— Может белка? — наивно предположил Димка, уверенно шагнув в комнату, чтобы в следующую секунду резко отскочить назад, врезаясь в близнецов.

— Кто здесь? — хрипло вопросила фигура мужчины, резко поднявшаяся из тряпок у стены.

Избушку и окрестности сотряс дикий ор, спугнувший стаю птиц и покачнувший пару деревьев. Ударной волной, кажется, сбило с петли дверь. Ребята не знали, чего они испугались больше: местного бомжа или вопящего друга. Близнецам не в первой встречать обитателей заброшек, они в конце концов сами виноваты, что забыли первым делом проверить не побеспокоят ли жильца. Все-таки не очень гостеприимно врываться в чей-то дом только потому, что он выглядит не совсем презентабельно. В любом случае, Димка своим ором дикого кабана временно оглушил хозяина дома, которому пришлось в срочном порядке закрывать уши ладонями, чтобы не заложило, выиграл время для побега. Илья с Макаром, тоже заметившие топор, решили не испытывать лишний раз судьбу и как можно скорее ретироваться. С громким криком Димка вышел прямо в окно в коридоре, разодрав ногу и кубарем покатившись со склона.

— Димка! — крикнул Даня, кинувшись к окну, надеясь остановить брата, но в итоге прыгнул за ним.

Макар в темноте споткнулся о половицу, поцеловался с полом. Илья запнулся о брата и вылетел в проход, окончательно оторвав дверь.

— Чего разлегся! Валим отсюда! — выскочил Макар, помогая подняться брату и утягивая его за собой прямо вниз по склону, вслед за Димкой и Даней. Мужик, что удивительно, выскочил за ними, причем, с топором. Их ещё ни разу не преследовали.

— Где вас носит?! — рыкнул Данил, стоило близнецам чуть ли не скатиться с холма.

— В лодку! В лодку! — замахал руками Илья.

— Твою ж! — выругался Димка, заприметив фигуру, стремительно спускавшуюся по тропинке.

Не медля, все в четвертом спустили лодку на воду и поспешили запрыгнуть, уже не заботясь об обуви. Близнецы быстро заработали веслами, так что, когда темный силуэт добрался до берега, они уже успели пересечь половину пруда.

До противоположного берега оставалось немного, и парни, наконец, смогли облегчённо выдохнуть. Напряжение начало медленно спадать. Близнецы позволили себе присесть и отдышаться. Димка заметил, что у него подрагивают руки и колени. Он посмотрел на Макара, потом на Илью, перевел взгляд на хмурого и явно разъяренного брата, который глубоко дышал, выдыхая пар, похлеще дракона, искренне сдерживаясь, чтобы не наорать на друзей прямо сейчас. Кудряшка внезапно рассмеялся. Немного истерично, но его смех подхватили и Куницыны.

— Что б я с вами, — тяжело дышал Даня, — ещё хоть раз, хоть куда-нибудь, — от возмущения парень подскочил на ноги. Лодка опасно покачнулась и с тихим вскриком подросток упал в воду.

— Данька, твою на лево! — Дима под ошеломлённый взгляды близнецов сиганул за братом. — Я спасу тебя! — Кудряшка не звучал напугано, скорее даже весело. Видимо, ещё не отпустило после жаркой погони.

— Придурки, — констатировал Илья, нервно рассмеявшись.

— Полные, — поддержал Макар. — Эй, за бортом, водя ледяная, давайте обратно.

— Нам ещё домой надо, в порядок себя приводить.

Братья продолжали плескаться в воде, не обращая внимания на друзей. Данька ругался, пытаясь треснуть Димку, пока тот хохотал и брызгался.

— И кто из нас, здесь ещё пришбленный? — задал риторический вопрос Илья, помогая Даньке забраться в лодку, где уже сидел Дима, на которого Макар накинул свою олимпийку, надеясь согреть хоть немного.

— Теперь нас точно убьют, — стуча зубами, консатировал парень, обхватив себя руками.

Начал накрапывать дождик, и парень не мог ручаться, что тот сейчас прекратится, а не польет, как из ведра. Кажется, Вселенная решила, что они не сахарные, а значит не растают. К тому же они все равно уже мокрые.

— Если не умрёте раньше от переохлаждения, — фыркнул парень, накинув на друга свою кофту.

Капель становилось все больше. Они быстрее и быстрее падали с неба, барабаня по лодке и воде, заставляя тысячи кругов разбегаться по водной глади.

Стоило ногам ступить на берег, как парни бегом кинулись по улице. Дождь уже лил во всю, как под водопад попали. Даже свет фонарей плохо просматривался сквозь серую стену воды. На удивление все четверо смеялись, пока бежали по лужам, уже не просто моча и так мокрую до нитки обувь, но и безжалостно пачкая ее в жидкой грязи. Одежда неприятно липла к телу, и с нее как и с волос струйками стекала вода. Илья тщетно пытался спасти дневник лесника от потопа, пока Макар с Димкой бессовестно катались по мокрой траве. Данька, словно наседка, бегал рядом, разбавляя шипение кота грязными ругательствами, за которые можно было легко отхватить от родителей. Илья, укрывая своей кофтой заветное сокровище, прижимая к себе, как мама ребенка, смеялся. Стоило Даньке отвлечься, как Макар с Димкой резко потянули его за руки, и парень громко выругавшись, заскользил по грязи и плюхнулся к парням в мокрую траву. Илья разразился смехом, сложившись пополам. Нервы не к черту.

Даня, с которого струями стекала вода, сидевший с такими же мокрыми мышами-друзьями под проливным дождем среди ночи, мысленно подвёл итог: они дураки. Идиоты. И все в таком же роде. Самые настоящие. Психи, сбежавшие из дурдома, за которых их бы приняли, если бы увидели сейчас. А иначе не объяснить, почему на душе у него легко. Они поперлись в заброшенную избушку среди ночи, где нашли бомжа, погнавшегося за ними с топором, свалились в ледяную воду, попали под проливной дождь, а ему хорошо. Он чувствует себя просто прекрасно. Тянет смеяться, ткнуть Даньку лицом в лужу, чтоб в следующий раз не искал приключений на свой зад. Хочется извалять Макара в мокрой траве, в знак их крепкой дружбы. Он чувствовал себя глупым ребенком. Безмерно счастливым, беззаботным, ещё не узнавшим жестокости этого мира. Поддавшись мимолетному чувству, решив, что стоит воспользоваться моментом, Данил развалился на траве, сложив руки под голову и подставив лицо стихающему дождю.

Мало кому нравится мокнуть под дождем. Но иногда это бывает полезно. Поэтому хоть раз, но нужно попробовать. Промокнуть хоть раз в год. В летний день, после изнурительной жары, теплый дождь бывает очень желанным. Или холодный среди ночи. Не имеет значения. Все зависит от вкусов и обстоятельств. Главное — сделать первый шаг. Самое трудное вначале, потом пройдёт.

Это как, когда хочешь зайти в воду, но не можешь решиться. Она кажется холодной, заходишь по колени и останавливаешься. Но чем медленнее продвигаешься, тем мучительнее процесс.

Иногда, самым безболезненным способом сделать то, что сделать не решаешься, это плюхнуться с разбега или поддаться уговорам лучших друзей, которые фигни точно не посоветуют и самолично скинут в ледяную воду, разбавляя скучную, размеренную жизнь, показывая все прелести мира, которые бы сам никогда не увидел из-за собственной нерешительности и осмотрительности.

Когда парни добрались до развилки, где им приходилось разминуться, дождь уже закончился. Условившись, что если родители что-то заметят, друг друга по возможности не выдавать, а если что, сразу писать выдуманную легенду, которую нужно будет подтвердить. Даня был уверен, что заметят. Теперь они оба выглядели как котята, которых попытались утопить, но они выжили. А потом по ним проехал камаз, только вот они оказались живучими, как тараканы. Едва ли прокатит отмазка, что они упали с кроватей.

— Стучи зубами потише, — шикнул Даня, когда они забрались домой.

— А сам-то, — огрызнулся Димка, поспешив обернуться в одеяло.

— Куда ты, — устало возмутился парень, — мокрый же.

— А чё делать?

— Одежду снять, забросить в стирку, а лучше сразу в порошке замочить. Самим в горячую ванну. Иди первый, только тихо, — Даня кивнул в сторону двери и стянул с себя прилипшую к телу футболку.

— Ага, разбежался. Я тебе не дед Мороз, чтобы ты мне Снегурочку или Морозко изображал. Вместе отогреваться будем, не впервой, — отмахнулся Димка и решительно потянул брата из комнаты, не давая возможности возмущаться. — А то пока я отмокну, ты превратишься в ледышку.

В коридоре они на мгновение замерли, прислушиваясь к происходящему в спальне родителей. К счастью, тишину прерывали только шумное сопение Юли и редкий храп Влада. Прокравшись к ванной и запустив Боба, разумно предполагая, что тот будет мяукать, Даня включил горячую воду. Димка поспешно начал скидывать мокрую одежду в таз, в который брат насыпал порошка. Обоих парней буквально трясло от холода, поэтому они не дожидаясь, пока ванная полностью заполнится, забрались в воду, оставшись в одном белье. Уселись спина к спине, передавая друг другу душ, используя его как лейку. Теплая вода неприятно обжигала заледеневшие ноги и кончики пальцев. Белый пар клубился в небольшом помещении, оседая каплями на жёлтой плитке. Зеркало — дверца шкафчика над раковиной — запотело.

Когда вода почти заполнила ёмкость, а парни согрелась, Димка тихо зашипел, откинув голову брату на плечо. Боб, спавший на корзине с бельем, сонно приоткрыл глаза.

— Ты чего?

— Нога болит, я ж ее об подоконник, и остальные раны саднит. У тебя разве нет?

— Да, тоже неприятно, — устало согласился Даня. — Чую, нам все же придется рассказать, что мы ушли ночью гулять. Потому что по нашим рожам видно, что мы как минимум проехались ими по асфальту. За чистосердечное признание ведь смягчают наказание?

— Ага, только, я думаю, можно опустить подробности. По типу ночного заплыва и глупого валяния в грязи, подражая свиньям, дабы сохранить наши уши и мамины нервные клетки.

— Поддерживаю. Как ты думаешь, нам сильно влетит?

— Без понятия. Не, ну мама скорее всего опять покричит для виду, а вот папа… Одно могу сказать точно: обратно нас никто не вернёт и бить тоже не будут. За драку и вызов к директору почти не влетело. Хотя, там заварушка была мама не горюй.

— И за отказ идти в школу и детские капризы тоже, — устало припомнил Даня, как он спустя неделю после того, как Димка практически специально устроил грандиозную драку, за которую родителей вызвали в кабинет директора, отказался идти в школу, потому что не выспался. — Юля покричала, побеспокоилась о самочувствии, пожалела, уже даже разрешила остаться дома, а потом Влад надавил на совесть, прекрасно зная, что мы с тобой не глупые и уже достаточно взрослые, чтобы устраивать капризы из ничего.

— А я в начале целый месяц огрызался на Влада, хамил, игнорировал, но он вообще как скала, непробиваемый. Хотя, взгляд у него бр-р-р…

— Да ты и сейчас огрызаешься, — заметил Даня. — Одним словом, мы знатно потрепали им нервы, чтобы проверить на сколько их хватит и вернут ли нас обратно, несмотря на все заверения, — тяжело вздохнул парень, теперь ощущая себя самым настоящим глупцом.

— Они прошли проверку. Не вернули, — тихо отозвался Дима. — И уже точно не вернут. Документы на усыновление поданы, — нервно хохотнул парень.

— Думаешь дело только в этом? — поинтересовался брат, слегка обернувшись, чтобы понять серьезно ли он.

— Нет, конечно. Это я так. Если честно, то я боюсь, что откажут. Потому что, ну… — Димка замялся, потерев ладонью шею, — в общем люблю я их. Как однажды сказала Юля: «Мы семья». У меня раньше не было всего этого, что до сих пор непривычно, поэтому терять вдвойне страшно.

— Не волнуйся, — улыбнулся Даня, разделяя чувства брата, — опеку одобрили и усыновление тоже. Нам в следующем году паспорта получать и там обязательно будет: Воронцов Дмитрий Владиславович и Воронцов Даниил Владиславович.

— Надеюсь.

— Так, ладно, выбираемся. Нам ещё боевые ранения обрабатывать.

— Ну не-е-е-т, — сразу же проныл Дима, — я не хочу. Опять больно будет.

— Если не дашь обработать, то я пойду и прямо сейчас разубужу папу.

— Это шантаж, — проскулил Дима, но послушно выбрался из воды, поймав полотенце, которое в него бесцеремонно швырнул Даня вместе с одеждой и ушел в комнату, оставив Диму переодеваться в ванной, куда брат вернулся через пару минут, с влажными волосами и завернувшись в плед. Ещё один он бросил другу.

— Садись, — буквально приказал Даня, слегка надавив на Димкины плечи, заставив того опуститься на бортик ванной.

Из шкафчика показался жёлтый контейнер, используемый в качестве аптечки. Дима, тяжело вздохнув, уставился на коробочку, как на своего злейшего врага, кажется, пытаясь силой мысли заставить ту исчезнуть. Стоило одному из бутыльков перекиси оказаться в руках у Дани, и Димка, будь он котом, обязательно бы зашипел и вздыбил шерсть на загривке. Жидкость вмиг пропитала ватный диск, от которого Кудряшка ловко увернулся, стоило тому приблизиться к ссадина на щеке, но Даня зафиксировал голову брата, ухватив за подбородок. Жидкость вспенилась и кажется зашипела, словно змея, одновременно с Димкой, стоило соприкоснуться с раной. Даня в отличие от Влада долго сюсюкаться не любил. Они с Димой с детства вместе, а с их тягой к приключениям и везением брата, не раз приходилось обрабатывать тому царапины. Кудряшка ругался, шипел, пытался драться, давил на жалость, но Даня, оставался как скала, уверенным и непоколебимым. Он, пропуская все возмущения мимо ушей, аккуратно и медленно выполнял все необходимые действия, изредка дуя, чтобы облегчить неприятное жжение, зная, как Димка это ненавидит, а после крепко обнимал. Что удивительно, практически без капризов подобные издевательства над собой Дима позволял только брату. Даня всегда был, есть и будет поддержкой, как физической так и моральной. Ему даже говорить ничего не надо, достаточно стоять и держать руку на плече, чтобы Дима чувствовал безопасность.

Вскоре пытка закончилась и пластыри: телесные и цветные, украшали оба лица. Жёлтый у Даньки на носу, два зелёных на щеке, скрывающие последствия близкого знакомства с каким-то колючим кустарником, и два красных крестиком перекрывали бровь, которой парень удачно приложился об кору. Димке залепили переносицу, после неравного боя с одной из берез, скулу, по которой проехалась какая-то ветка и замазали йодом истерзанную колючим кустом щеку. Под тихие ругательства Димкины и Данькины, второй все же обработал рану на ноге брата, прижав того к себе, зажав рот ладонью и вылив на царапину перекись. После этого горе-врачу, узнавшего много нового о своей скромной персоне, чуть самому не пришлось обрабатывать руку, которую с любовью прикусил дорогой братец. Ногу Даня обмотал бинтом в несколько слоев и завязал бантик.

Замочив одежду в тазу, парни около трех ночи, с чистой совестью отправились спать, отредактировав, что будут говорить утром родителям, чтобы не путаться в показаниях.

* * *

Солнце уже светило в небе, когда одновременно с криком петуха зазвенел будильник. Ещё маленькой Юля поняла, что такой как ее мама она никогда не станет, как бы сильно не хотелось. Хотя бы потому, что она чисто физически не могла подниматься в шесть утра, и ладно бы на работу, но летом, в отпуске. И Юля ещё понимала встать, чтобы открыть теплицы и лечь обратно, но мама после этого сразу начинала заниматься домашними делами. Однажды, девушку посетила мысль, что она сможет так, когда вырастет, но чуда не свершилось. Вот ей уже больше двадцати, а она по-прежнему терпеть не может ранние подъемы, предпочитая сидеть допоздна и завтракать в обед. А с учётом того, что муж и дети у нее такие же сони, девушка по этому поводу совершенно не переживала, успевая на выходных сделать все дела по дому, поднимаясь к часу дня. Но сейчас, они увы не дома, а на даче, поэтому хочешь не хочешь, приходилось подниматься рано утром, раскрывать двери, даря такой долгожданный огурцам с помидорами воздух, и заваливаться обратно к Владу дрыхнуть.

Сегодняшнее утро исключением не стало. Радовал лишь тот факт, что этот день последний. Родители приедут поздно вечером, а они уже будут у себя в квартире. Юля, конечно, была немного расстроена, потому что не сможет повидаться с родителями и познакомить их с детьми и мужем. Как ни крути, а все случилось так быстро, что они с Владом даже не рассказали родным о свадьбе, а тем более о детях. И если Юлины родители были не против, считая, что их дочь уже взрослая, чтобы самостоятельно распоряжаться своей жизнью, и главное — ее счастье, то Влад своей маме ещё ничего не говорил.

Насколько девушка поняла со слов мужа, его родительница вообще была женщиной хорошей, доброй, заботливой, но вместе с тем строгой, принципиальной и частенько перегибала палку. Влад маму свою безмерно любил, был ей искренне благодарен за все, что она делала для него. Он прекрасно понимал, как сложно ей было, особенно после ухода папы, но женщина стойко переносила все жизненные испытания, воспитывая сына в любви и заботясь, чтобы тот ни в чем не нуждался. И Влад понимал это и ценил, но как только появилась возможность, он сразу же съехал в общагу, а там и на квартиру. Он часто был не согласен с ее мнением, но никогда не возникал, потому что знал: они поругаются, а расстраивать маму совесть не позволяла. Женщина относилась к тому типу людей, которые верят, что есть только одно верное мнение — их. Считала, что знает все лучше, а значит ее нужно слушать. Влад честно сказал Юле, что мама его выбор не одобрит и заранее извинился перед женой за возможные последствия, которые могут настигнуть, когда та всё-таки обо всем узнает, а тем более о приемных детях. К детдомовским женщина всегда относилась скептически, считая тех невоспитанными, хамами, беспризорниками. И в большинстве случаев так оно и было, но в том то и дело, что их никто не мог воспитать. Парни тоже порой такое вытворяли, что волосы на затылке шевелились, но не больше, чем все остальные дети. Как ни крути, но даже в среде детского дома они смогли вырасти достаточно послушными и вежливыми, недоверчивыми, конечно, а временами дерзкими, опять же не хуже многих других. Даже с учебой у обоих было все хорошо, что поначалу очень волновало Юлю, которая пеклась по поводу образования, заранее опасаясь за будущее детей. Но маме Влада явно понадобится время, чтобы все понять, только вот гарантий, что она примет, совершенно не было. Вот мужчина и тянул. Понимал, что ведёт себя, как трусливый и неразумный подросток, но ничего не мог с собой поделать.

Юля глубоко вздохнула свежий утренний воздух. Трава, как и дорожка, уложенная плиткой, ведущая к теплицам, была мокрая после дождя. Земля черная. Кое-где наблюдались меж грядок грязные лужи, не успевшей впитаться влаги. Посетовав на то, что клубнику из-за грязи собрать не удастся, Юля вернулась домой. Она планировала снова отправиться в царство Морфея, но поняла, что рано легла и успела выспаться. Тяжело вздохнув, девушка почистила зубы, не обратив внимание на замоченные в тазу вещи, и не завтракая, засела смотреть телевизор. Ближе к десяти девушка отправилась на кухню и уже через час в доме приятно пахло свежей выпечкой, а на столе стояла тарелка с блинами. Первым на запах примчался Боб, а за ним подтянулся Димка.

— Доброе утро, мамуль, — присел за стол парень, потянувшись к блину.

— Доброе, — бодро ответила Юля, выключила воду и, взяв полотенце, обернулась. Полотенце выпало из рук, а парень выронил на стол блин. — Мать моя Достоевский, — ошарашенно выдала Юля, проморгавшись, не веря своим глазам. — Это ещё что такое?! — возмущенный голос эхом разнёсся по дому, где-то в комнате упал с кровати Даня. — Откуда? Когда?

— Я все объясню, — поспешил заверить парень. — Прости.

— Что случилось? — влетел на кухню брат.

При виде второго сына, Юля открыла рот, подумала и закрыла, разведя руками. В голове царила оглушающая тишина, изредка прерываемая уханьем совы, прямо как на контрольных по математике и физике. Все слова приходившие на ум были сплошь и рядом нецензурными. Девушка знала, что подростки и так знают и употребляют матные слова, но решила, что не стоит сегодня пополнять их лексикон.

— Что с вами случилось, пчела мне в рот?! — гаркнула Юля так, что парни невольно вздрогнули и переглянулись. Девушка подлетела к сыновьям, обхватив Даню за щеки, принявшись осматривать его лицо.

— Мы сейчас все объясним, — виновато пискнул Данил.

— Любимая, что случилось? Из-за чего шум, гам? — появился на пороге сонный Влад, посмотрел на грозную жену, потом на детей и кажется вышел в астрал.

— Пап, ты только не ругайся, — поспешно начал Даня, — мы ночью ходили к избушке на другой стороне пруда, а там склон скользкий, мы поскользнулись, упали и вот… — неловко закончил парень, вжав голову в плечи, одновременно с Димкой, которому Юля отвесила подзатыльник.

— Вы вообще нахрен туда поперлись?! — возмущённо спросила девушка, и ее голос неприятно резанул по барабанным перепонкам. — Да ещё и ночью! Дня мало было? А если бы с вами что-то случилось?! Сломали бы себе что-нибудь?

— Кстати об этом, — отмер Влад, в мгновение оказываясь рядом с мальчиками. — Руки, ноги целы? Ничего не болит? Обработать нужно? — мужчина выглядел обеспокоенно, так же как и жена принявшись осматривать детей: буквально ощупывать руки, ноги, ребра. Быстро обнаружил перевязанную Димкину ногу, сразу же засыпав тысячью и одним вопросом. А убедившись, что дети, не считая мелких ссадин и ушибов в порядке, Влад с Юлей усадили обоих за стол и наперебой принялись читать лекции о том, насколько это было плохой идеей.

— Простите, — выдохнул Даня, когда взрослые немного угомонились.

— Мы не подумали. Точнее, Данька подумал и отговаривал, но мы не послушались, — виновато продолжил Дима, вперив взгляд в пол.

Он чувствовал себя странно, и дело было даже не в першащим с утра горле. Какое-то непонятное чувство. Он начал испытывать его относительно недавно. Что-то неприятно ворочалось, щекотало, где-то в районе груди. Иногда из-за этого ощущения начинало покалывать в глазах, грозясь вызвать слезы, но Дима не позволял себе такого. И парень поделился этим с братом, который усмехнувшись, предположил, что это совесть. Взрослые вроде бы и не ругались особо. Мамины крики не в счёт, она так разговаривает. Они только в разных формулировках и с разными интонациями твердили о том, что это было опасно. Юля даже обронила, что для приличия стоило хотя бы спросить разрешения. С ее слов, она бы обязательно отпустила их днем. Родители волновались. Боялись за них. Парень вдруг понял. Ухватил за хвост мысль, много раз посещавшую его на протяжении нескольких месяцев, но вечно ускользавшую: Юля с Владом беспокоились. Им не все равно. Они с Даней, наконец, кому-то нужны. Осознание обухом ударило по голове, заставив на мгновение выпасть из реальности. Все это время он не мог, скорее даже не хотел принять тот факт, что взрослые их полюбили, как родных, поэтому волнуются и стараются оберегать от неприятностей. Даня всегда был доверчивее, поэтому давно все понял, а вот Димке, оказалось, понадобилось время, чтобы все осознать.

— Простите, — снова выпалил парень, подскочил со стула и попытался обнять сразу обоих родителей. — Мы постараемся так больше не делать.

— Да, — подтвердил Даня, на мгновение удивившись действиям брата, а потом тоже нырнул в объятия.

— Надеюсь, — вздохнула Юля, прижав к себе мальчиков и облокотившись Владу на плечо. Мама успокаивалась так же быстро, как и злилась. Мужчина тоже покрепче обнял детей, и Даня почувствовал, как тот расслабился.

— Ты не горячий? — вдруг спросил Влад и приложил ладонь к Димкиному лбу, а потом прикоснулся губами. — Вы же под дождь скорее всего попали. Не заболели бы, — недовольно цыкнул мужчина.

— Да нормальный я, — тут же извернулся Дима, выбравшись из кольца рук. Данька было рассмеялся с недовольной рожицы брата, но резко замолчал и уставился на Юлю, от которой прилетел подзатыльник.

— В качестве профилактики, что б больше не чудили, — отозвалась мама. — А теперь марш умываться и завтракать.

Парни выбежали с кухни, прихватив с собой Боба, успевшего наесться своим кормом. И Дима, и Даня умолчали о том, что у обоих неприятно саднило горло. Влад, дождавшись пока хлопнет дверь в комнату мальчиков, притянул к себе Юлю и мягко, но настойчиво поцеловал. Девушка ответила на поцелуй, и прижимаясь к мужу, игриво провела пальцами по спине, щекоча. Когда через пару минут парни вернулись на кухню, родители уже сидели за столом. Папа пил чай, а мама гладила его по голове, перебирая кроткие каштановые волосы и записывая подруге голосовое. Димка тут же плюхнулся на соседний стул, Боб запрыгнул к нему на колени и нагло потянулся к блину, вызвав тихий упрек Влада. Димка заступился за питомца, и оба начали спорить. Из-за того, что Кудряшка любил вредничать и препираться по поводу и без, у них с папой регулярно случались споры. Влад устало вздыхал, закатывал глаза, но терпеливо отстаивал свою точку зрения, пока сын по привычке пытался вывести взрослого из себя.

Даня окинул утреннюю идиллию и невольно улыбнулся. В такие моменты он чувствовал себя как никогда счастливым.

Во всю царствовала ночь. Висел кривой запятой месяц. За окном начал шуметь ветер. Яркая вспышка молнии на мгновение озарила чёрное небо и раздался громовой удар. Нестерпимая духота стояла уже несколько дней, и природа наконец-то решила немного освежиться. Даже после захода солнца на улице было невыносимо жарко. МЧС неустанно сообщали о том, что на территории области в ближайшие дни ожидаются запредельные температуры. Люди старались по возможности не выходить на улицу, дети сидели по домам и лишь смельчаки пытались играть на площадке, не выдерживая и десяти минут. Растения вяли на глазах. Плавился асфальт. Близнецы в деревне вели прямой эфир в соцсети, где готовили на капоте ржавой соседской копейке яичницу. Так как подавляющее большинство подростков сидело дома и не знало, чем себя занять, то трансляцию смотрело чуть больше половины их школы, как успели заметить Даня с Димой, тоже от скуки следившие за развлечениями друзей.

Они уже два дня как вернулись домой. За это время оба успели понять, что всё-таки заболели. Этот факт Даню совершенно не удивил, учитывая все нюансы их ночной прогулки. У обоих текло из носа и уже не першило, а дико болело горло, буквально резало, будто когтями. У Димки к вечеру даже начал пропадать голос. Они не то, чтобы это скрывали, но подойти к кому-нибудь из родителей и прямо сказать про появившиеся симптомы не решались. Даня, потому что опасался, что всплывут все ненужные подробности, а Димка, потому что не хотел близко знакомиться с Владом в роли врача, как отец он его вполне устраивал. Они надеялись, что простуда пройдет сама через пару дней, к тому же температура не поднималась. Им было не впервой. Болели парни редко, но если и приходилось, то переносили все на ногах. Как-то раз Димка несколько дней проходил в школу с температурой, уверенный, что просто устал. Даня, в отличие от брата, врачей не боялся, но Дима каким-то образом умудрился уговорить его никому не рассказывать и убедить, что лёгкий насморк и кашель вскоре самостоятельно пройдут, как и всегда. Да, Димка определенно нашел точки, на которые нужно надавить, чтобы заставить брата поддерживать его сомнительные идеи. Дане пора было менять тактику.

Димка был уверен, что и в этот раз простуда надолго не задержится. Но парень боялся, что от зоркого взгляда Влада ничего не укроется, на что и рассчитывал Даня, и так бы и произошло, но жара сыграла свою роль. Эти два дня все внимание мужчины было приковано к Юле, на которую очень плохо влияла такая погода. Девушка была раздражительнее обычного, злилась из-за пустяков, лежала на кровати в шортах и широкой футболке мужа, не имея сил подняться. Кожа у Юли покраснела и чесалась, подскочила температура, поэтому она не вставала с постели, обдуваемой вентилятором, много пила сока, дремала или смотрела телевизор. Мальчики за маму беспокоились, поэтому старались ее не тревожить, отсиживаясь в своей комнате, где было достаточно прохладно, и откровенно пользовались ситуацией. Влад иногда заглядывал к ним, убеждаясь, что дети поели и не скучают, и продолжал возиться с женой. Литрами таскал сок, заставлял поесть, пичкал каким-то таблетками от аллергии. Бедный Боб, тоже из комнаты родителей не выходил. Валялся безвольной тряпочкой под вентилятором, пил воду, которую услужливо приносил Влад, и в наглую лакал у Юли из бокала молоко. Девушке стало лучше только к вечеру, когда духота наконец соизволила спасть, а лёгкий ветерок пригнал дождевые тучки.

Даня разлепил тяжёлые веки как раз в тот момент, когда очередная электрическая полоска трещиной прошлась по небу. Ветер сквозь распахнутое окно развевал шторы, словно паруса, а на подоконнике образовалась приличная лужа, щедро налитая дождем и медленно стекавшая на стол. В комнате стало ощутимо свежее, но заложенный нос не позволял глубоко вдохнуть, он в принципе не давал возможности дышать. Попытка высморкаться привела лишь к тому, что горло сдавил режущий кашель, и мальчику пришлось уткнуться в подушку, чтобы не разбудить брата. Под одеялом было настолько жарко, что ночная майка пропиталась потом и неприятно липла к телу, а кожа горела огнем. Ещё раз кашлянув, подросток с трудом перевернулся на спину, стягивая с себя одеяло. Попытки снова заснуть ни к чему не привели. Дышать нормально не получалось. Теперь его ещё начал бить озноб, но в тоже время было душно и тяжело дышать.

Парень медленно принял сидячее положение и прижал руку к горячему лбу, когда в голове раздалась тупая боль. Первой мыслью было пойти к родителям, но сил не было, поэтому подросток снова лег на подушку. Время шло, а легче не становилось, наоборот, голова начала ныть сильнее и терпеть становилось сложнее. На соседней кровати заворочался Дима.

— Дань, — сипло позвал он, закашлявшись под конец и зажав рот рукой. — Жарко, — все-таки выдавил парень.

Данил кое-как поднял свое бренное тело и доковылял до кровати брата, буквально упав на край постели. Из-за собственной горячей руки понять, насколько поднялась температура у Димки, Даня не смог, но судя по мокрым от пота кудряшкам и футболке, из которой, кажется, можно было выжимать влагу, достаточно для действий.

— Пойду позову кого-нибудь, — жмурясь от головной боли, решил Даня и покачнувшись поднялся с кровати.

Когда речь заходила о брате, то любые препятствия автоматически игнорировались. Стену плохого самочувствия пробивал здравый смысл, логика и решительность — главные черты, присущие Данилу. Мысленно парень обозвал себя дураком, потому что вместо того, чтобы сразу рассказать папе и не доводить до такого состояния, он потакал страху брата.

Дима тихо угукнул в ответ, даже не попытавшись поспорить, а значит ему было очень плохо. Прежде чем направиться к родителям, Данил закрыл окно и бросил на воду на подоконнике какую-то валявшуюся рядом тряпку, возможно это была одна из их футболок, но сейчас было все равно. У них в комнате царил настоящий хаос, а они, если верить утверждению Эйнштейна, гении, которые над ним господствуют.

Добраться до нужного ему помещению оказалось достаточно сложно. В комнату родителей превратилась бывшая Юлина спальня, куда взрослые приобрели большую кровать. Даня был почти уверен, что дело заключалось не столько в том, что Юля любит разваливаться звёздочкой на спальном месте, сколько Влад позаботился о том, если они с Димкой вдруг решат прийти к ним. С одной стороны это грело душу, но с другой немного задевало гордость. Они же не маленькие. Хотя, раз взрослые рассматривали такой вариант развития событий, им было искренне все равно сколько мальчикам лет.

Когда Даня, пошатываясь и держась за стену, медленно добрел до нужной комнаты, то чуть не наступил на Боба, распластавшегося на полу, прямо в проходе. Кот резко подскочил, вздыбил шерсть и, громко топая, умчался в сторону кухни. Парень проводил темный силуэт усталым взглядом и подошёл к Юле, которая сегодня почему-то легла с краю, хотя обычно предпочитало место у стены.

— Мам, — шепотом позвал Даня, наклонившись к девушке. — Мама, — слегка потряс ее за плечо парень, когда та не отреагировала.

— А? Что? — сразу же подскочила Юля, и голос спросонья у нее звучал так, будто до этого она хорошенько выпила.

— У Димки кажется температура, — шепотом отзывается Даня, — и у меня тоже.

Возле стены закопошился Влад и поднялся на локтях.

— В чем дело?

Юля резко потянула парня за руку на себя, заставляя упасть на кровать, мягко коснулась губами лба, а после приложила тыльную сторону ладони.

— Вот же… — сквозь зубы выругалась девушка и ловко перебралась через сына, мягко толкнув того на свое место.

Комнату озарил холодный свет настольной лампы, заставив Даню зажмуриться и резко отвернуться, отчего голову резко пронзила боль, и уткнуться отцу в грудь. Колючей щекой мужчина прижался ко лбу сына, а после чужая рука зарылась в волосы, приятно массируя кожу. Юля возле стола копошилась в картонной коробке, служившей аптечкой, которую она вытащила из одного из трёх ящиков над кроватью.

— Измерь, — тяжело вздохнув, хрипло ото сна сказала девушка и самостоятельно установила градусник, просунув руку под футболку сына. — Пойду Димку приведу, — коротко бросила мама, накинула халат, висевший на стуле, и скрылась за дверью, чуть не вписавшись в дверной косяк.

Девушка явно не рада, что ее разбудили и выглядела раздражённо, хотя движения ее были мягкие и плавные, а не резкие, как обычно. Даню неприятно кольнула совесть за то, что пришлось поднять родителей, к тому же мама сама плохо себя чувствовала и ей нужно было отдыхать.

— Прости, что разбудил, — тихо выдохнул Даня, чуть приоткрыв глаза.

— И молодец, — мягко отозвался Влад, слегка улыбнувшись. — Не извиняйся за то, что обязан делать. Я, честно признаться, волновался, что вы будете молчать вместо того, чтобы прийти.

Совесть снова напомнила о себе, а во время болезни и так доверчивый Даня становился ещё откровеннее.

— Горло уже два дня першит и насморк, а у Димки голос сел.

— Я даже не удивлен, — недовольно отозвался Влад. — Я так понимаю, что идея молчать принадлежит Димке? Чтоб больше такого не было, — прорезались в голосе мужчины стальные нотки. — Если плохо или что-то болит, то незамедлительно говорите об этом? Понятно?

— Да, — устало отозвался парень.

— Молодец, — смягчился отец.

В комнату вернулась Юля, обнимая за плечи Димку и кутая того в собственный халат. Влад предусмотрительно подвинулся ближе к стене, а Даня к нему, освобождая брату место. Парень сначала нерешительно замер, жмурясь от света, но девушка, хмурясь, подтолкнула его в спину, заставляя лечь. Что-то шипя, кажется, про глупых подростков и неумение думать головой, щедро приправляя все тихими ругательствами, она просунула под футболку дрожащего от озноба сына второй градусник, заставив того поежится от холода и мягко поцеловала в лоб. С другой стороны подтянулся Влад, осторожно перебравшись через Даню, и повторил за женой, оценивая масштабы проблемы. Димка, тихо кашлянув, вздрогнул и сосредоточил мутный взгляд на мужчине, который лишь мягко улыбнулся и провел ладонью по волосам.

— Чего ты лыбишься, — рыкнула Юля, — у нас дети заболели, а он радуется.

Мама всегда после сна была раздражительной, ругалась, хмурилась, осознавая всю тщетность бытия и ворчала похлеще бабок на лавке у подъезда. К слову, пожилым соседкам, любившим круглосуточно перемывать кости жильцам, несказанно везло. Они хоть и занимали свои позиции достаточно рано, чтобы случайно не пропустить очередного хахаля бедной тети Люды, которая уже не знала куда деваться от пущенных вредными старушками слухов, Юлю Влад отвозил на работу раньше, поэтому пересечься они пока что не успели. Даня предположил, что если девушка узнает все, придуманное соседками, то будет жуткий скандал, потому что их мама молчать не станет.

— Это не повод для слез, милая, — всё ещё улыбаясь, протянул Влад и вытащил у Даньки градусник.

— Ты у меня сейчас на диван отправишься, — не унималась Юля, но вопреки грубостям, она мягко гладила Димку по голове, пристроившись рядом, и кидала на сыновей обеспокоенные взгляды. — Котики мои, как же вас так угораздило. Не уследила я.

— А я даже не удивлен, — отозвался мужчина, — после прогулки под холодным дождем, кто угодно простынет, — в голосе зазвучали укоризненные нотки.

— В следующий раз будут думать головой, — наставительно произнесла девушка, обняв Димку, который так и льнул к ней.

Видимо ему было совсем плохо, раз он настолько забил на свой привычный образ и скинул маски. Парень нечасто позволял себе, как он называл «телячьи нежности». В свое время ему просто пришлось сдаться под напором тактильности мамы, все эти объятия, попытки растрепать волосы и прочее ему нравились в умеренных количествах, поэтому долго тискать себя, в отличие от Дани, он не позволял, а сам подходил и того реже. И все это знали и всех это устраивало. Даня, наоборот, обниматься любил и совершенно этого не стеснялся, но только об этой детали тоже знали только дома. За его пределами со своими знакомыми и друзьями мальчики оставались серьезными, самостоятельными и неприкосновенными. Едва ли кто-то из их окружения, включая близнецов, знали настоящие черты характера, так умело скрываемые за масками безграничной веселости и чрезмерной серьезности.

— Сколько? — поинтересовался Даня ослабшим голосом. Юля тоже посмотрела на мужа.

Влад проигнорировал обоих. С тяжёлым вздохом слез с кровати, обошел ее и под настороженный взгляд Димки забрал у того прибор. Юля гневно зашипела на манер гадюки, заставив мужа показать результат. Оба подростка пристально следили за реакцией и мимикой взрослых. Юля выгнула одну бровь и вопросительно глянула на мужа. У того на лице застыло задумчивое выражение, которое по мнению Димы, не сулило ничего хорошего. В памяти очень четко отпечатались моменты, как ему лет в шесть сбивали температуру врачи скорой, а потом отправили в больницу, где уколы кололи каждый день. Небо разрезала на пополам очередная вспышка молнии, раздался раскат грома, и резко погас свет.

— Просто чудесно, — с сарказмом протянула Юля, и Даня представил, как мама закатила глаза. Девушка нашарила рукой на столе ночник на батарейках и щёлкнула выключателем. Бледный теплый свет разлился по помещению. — Надо телевизоры из розеток вытащить и ноут, а то, когда включат, опять что-нибудь перегорит. — Совсем плохо? — сочувственно спросила девушка.

— Еще бы им не было плохо. Пойду лекарство найду, — отозвался Влад, включив фонарик на телефоне. — Мальчики, буквально пара минут, мы быстро.

Влад провел рукой по Даниным волосам и потянулся к Димке, но тот увернулся. Мужчина немного удивился, но решил не заострять внимание, списав все на плохое самочувствие. Он уже успел привыкнуть, что Дима перестал шарахаться от прикосновений и даже сам иногда обнимал. Влад ценил такие редкие моменты, не прося большего. Он прекрасно понимал, что парни уже достаточно взрослые и буквально через пару лет ни о каких сюсюканьях не будет даже идти речи. Обоим уже через месяц исполнится четырнадцать, а Влад помнил себя в эти годы, когда хочешь казаться максимально крутым, самостоятельным и независимым. Хотя, на улице с друзьями он был одним, а дома с мамой совсем другим. Так что возможно у Влада и будет возможность хоть иногда обнимать своих мальчишек, когда они вырастут, если их никто не будет видеть. А Юле так и вообще не запретить тискать сыновей. Даже если они попытаются протестовать, мужчина знает, что девушка либо будет ругаться и продолжать делать то, что делала, либо надавит на жалость и поплачет. Она давно раскусила, что слезы — это один из видов манипуляции, который безапелляционно действовал на подростков, у которых, к счастью, была совесть.

Температура у Димки с Даней была не то, чтобы критичная, но сбить ее стоило. Некоторые родители, конечно, предпочитали держать какое-то время, чтобы дать организму бороться с болезнью, но мальчикам было плохо. К тому же Влад совершенно не горел желанием уговаривать Димку, чтобы сделать ему укол, если они не уследят за температурой. По его мнению, тридцать восемь и девять самое то, чтобы дать таблетку и не заставлять детей мучаться. С этими мыслями, сталкиваясь с дверными косяками и запинаясь о Боба, крутящегося под ногами, Влад направился с фонариком на телефоне в кухню, где уже гремела посудой Юля.

— Ты чего? — тяжело посмотрел на закопошившегося брата Даня.

— Хочу температуру посмотреть, — хрипло отозвался парень, стянув со стола оставленные градусники и нащупав рядом Юлин телефон.

— Сколько?

Ответом послужили ругательства, прерываемые кашлем.

— Почти тридцать девять, — проныл парень, упав на подушку. — Как ты думаешь, что они будут делать?

— Да все равно, лишь бы легче стало. Мне так плохо, — почти проскулил Даня, зарывшись между прохладными подушками родителей, пытаясь хоть немного облегчить головную боль.

— А мне не все равно. Живым не дамся! — рыкнул Дима, и Даня отчётливо услышал знакомую интонацию, явно перенятую у Юли. — Пропусти меня к стене.

— Это глупо, — вяло запротестовал брат, но тем не менее позволил Кудряшке переползти через него, вжаться в стену и сам подвинулся ближе, позволяя братцу прижаться и спрятать лицо у себя на груди.

Если бы не ужасное самочувствие, то Димка бы точно попытался убежать и закрыться в ванной или туалете, даже не задумываясь о том, что разбуженная и раздраженная Юля без особых заморочек просто бы открыла замок снаружи. Но, к Данькиной радости, сил творить глупости у братца не было, поэтому тот максимум потянет время, прячась между ним и стеной. А это не критично. Дождь мерно барабанил по окну, молния озаряла небосвод, но гром отдавался уже где-то вдалеке. Даня слышал, как засопел под боком Димка, и чувствовал, что сам начал засыпать, но заложенный нос раздражал.

— А вот и мы, — лёгкой походкой вернулась в комнату Юля, неся в руке ложку и бокал. За ней хвостиком прибежал Боб, ловко запрыгнув на кровать. — Вы чего там запрятались, ползите сюда. Лекарство выпьете и спать будем.

— Эй, мальчики, поднимайтесь, — позвал Влад, у которого руки тоже были заняты столовой ложкой с какой-то жидкостью и кружкой.

Даня нехотя поднялся. Димка прижался ближе и сонным, но настороженным взглядом смерил родителя, пытаясь найти куда тот мог запрятать шприцы. Но Влад спал в одних ночных шортах, даже без футболки, а обе руки были на виду. Юля, которая уже успела сесть на край кровати тоже была в одной футболке Влада, которая доходила ей чуть ли не до коленей и шортах, но Димка знал, что карманов там нет.

— Котики, давайте чуть быстрее, я вас прошу, — недовольно отозвалась Юля.

Даня первый придвинулся ближе, и девушка без предисловий сунула ему в рот ложку, а после вручила бокал с теплой водой. Дима внимательно следил за ситуацией, но брат, вернув посуду, свалился обратно на подушку. Юля оставила ложку на столе, перехватила у мужа другую и выжидающе посмотрела на Диму.

— Вы ничего делать не будете? — прохрипел парень, заставив девушку поморщиться.

— Действие: выпить сироп, входит в эту категорию?

— Нет, — буркнул подросток.

Парень осторожно подобрался к маме, смерил ложку таким взглядом, будто она хочет вцепиться ему в горло, и выпил то, что в ней было. Димка сразу узнал сладковатый вкус Нурофена, который они когда-то использовали. Юля чмокнула сына в щеку.

— Ты же мой умница, — нараспев произнесла девушка, чем заставила Димку надуться, потому что он, видите ли, уже не ребенок, и рассмешить Даню. — Не бойся, Котик, даже если этот фокусник сейчас, как в мультике, вытащит буквально из ниоткуда шприц, хотя есть откуда, но едва ли мультяшные персонажи хранят там огромные мечи, — ушла в дебри каких-то забавных, но бессмысленных рассуждений Юля.

Она часто так делала, буквально перетягивая внимание на себя и очень хорошо отвлекала. Делала Юля это нарочно или даже не догадывалась, пряча волнение и страх за дурацкими шутками, Дима не знал. Но ему очень нравилась эта мамина черта. Откровенно сюсюкаться, как некоторые, чтобы до тошноты, Юля не умела. Шутить, вести себя на манер подростка, употреблять уменьшительно-ласкательные — да. Причитать по типу: «моя радость, моя булочка, пирожочек мой, такой сладенький», сжимая в удушающих объятиях на виду у всех — нет. Девушка даже с детьми разговаривала относительно серьезно и на равных, меняя только интонацию, забывая про громкость.

— В любом случае, если он попытается устроить какую-нибудь подлянку, то я его покусаю, — договорила Юля, показательно клацнув зубами.

— Во-первых, ты уже укусила меня вчера, — парировал Влад, напомнив, как любимая женушка тяпнула его за палец, когда тот протянул ей клубнику, — во-вторых, не поломай зубы, потому что я с тобой к стоматологу не пойду.

— Ой, какие мы обидчивые, — ухмыльнулась Юля. — Ну и ладно, со мной Иришка сходит или я маму попрошу.

Под тихий смех мальчиков и наигранное обидчивое выражение лица мужа, Юля встала, гордо вскинув подбородок, показательно махнула завязанными в хвост волосами, так что они ударили по лицу Влада, подхватила ложки, удалившись на кухню. Мужчина закатил глаза, улыбнулся и услужливо подал Диме кружку с водой. Теплая жидкость приятно смочила больное горло.

— У меня нос заложен, — шепотом сообщил Даня.

— Сейчас спрей найдем. Дим, а у тебя?

— Нет, — коротко отозвался парень, порадовавшись, что ему не придется терпеть пытку с промыванием носа.

Влад порылся в коробке, оставленной на столе, выудил оттуда нужный баллончик, и пока Димка укладывался возле стенки, пшикнул сыну лекарство.

— Все, а теперь спать, — закрыла дверь в комнату Юля, легко поцеловала мужа, потрепала по голове Даню, утиравшего нос платком, и протиснулась между сыном и стеной, обняв мальчика. Боб свернулся калачиком прямо на одеяле.

Влад выключил ночник и остался сидеть на краю кровати. Даня осторожно придвинулся ближе, и мужчина начал поглаживать сына по голове, незаметно касаясь лба, контролируя температуру. Мягкие прикосновения будто убирали головную боль. Димка быстро заснул в теплых маминых объятиях, а Даня провалился в сон вслед за ним, наслаждаясь приятными прикосновениями.

Парни не видели, как через полчаса Влад поочередно прикоснулся губами ко лбу сыновей, проверяя температуру, задернул шторы после очередной яркой вспышки молнии и ещё долго сидел, смотря на спящих. Это именно то, чего он хотел. Семья. Его семья. Влад больше не завидовал соседу, которого встречали дети и жена с работы, потому что теперь его тоже ждали. Квартира стала уютнее, наполнилась звуками: громким голосом жены, спорами и смехом мальчишек, музыкой, доносившейся из всех щелей, телевизор в зале работал почти постоянно, а вечера не приходилось коротать за долгими прогулками. Мужчина больше не чувствовал себя одиноким. Он просто сидел, смотрел и улыбался, наслаждаясь теплым чувством, медом, растекавшимся на душе. Влад старался полностью насладиться моментом, стараясь не думать о том, как будет затаскивать завтра Димку в кабинет к своему коллеге — педиатру.

Несмотря на то, что было ещё достаточно рано, солнце уже ярко светило в небе. После грозы на улице посвежело, но к обеду снова обещала появиться духота. Растения от влаги ожили, позеленели. Из открытых окон отчётливо доносился птичий галдеж.

Влад сидел на кухне, гипнотизировал взглядом умывавшегося на соседнем стуле Боба и медленно потягивал из чашки живительный кофе. Пусть у него и был отпуск, он встал аж в семь утра. Раньше Влад бы провалялся в кровати в лучшем случае до обеда, в худшем до вечера. Но теперь у него была семья, которая, в принципе, не имела ничего против такого распорядка, только с заболевшими детьми мужчина не мог позволить себе таких вольностей. Он раньше не совсем понимал родителей, которые устраивали панику, если у ребенка поднималась температура. А сейчас, кажется, понял. Нет, носиться туда-сюда, причитая, Влад ни в коем случае не собирался. По симптомам скорее всего обычное ОРЗ на фоне лёгкого переохлаждения. Это частое явление, особенно летом. К нему на прием толпами приходят с подобным. Но одно дело чьи-то дети с насморком и температурой, когда ты уверен, что ничего серьезного и убеждаешь в этом родителей, а совсем другое свои собственные дети. Влад волновался. Немного. Самую каплю. Но он бы не был собой, если бы показал это. За искренние и открытые эмоции у них в семье отвечал даже не Дима, а Юля. Кудряшка старался как-то прикрыть свои слабые места агрессией, капризами или весельем, а Даня так и вовсе оказался уменьшенной копией Влада: чувствовал много, но открыто показать ни в коем случае. Вот и выходило, что Юля единственная, кто не боялась и не стеснялась своих чувств. Конечно, в силу возраста она владела собой, но в основном это было незаметно.

И это именно то, что Влад в ней любил. За детской наивностью, излишней эмоциональностью и открытостью скрывался стальной стержень. Стойкая, уверенная в себе, решительная. Юля не боялась своих чувств. Не говорила о них, но не потому что не умела, а потому, что просто не видела в этом смысла. Девушка передавала все через действия. Мужчина, честно признался самому себе, что боялся предательства, обмана и разбитого сердца, но Юля ничего не скрывала, всегда показывая искренние намерения. Это было для него некой гарантией верности, и девушка прекрасно знала об этом, понимала и принимала.

Ещё год назад Влад ловил себя на мысли, что устает. Не физически — морально. Каждый день до смешного похож на предыдущий, так что складывалось ощущение, что он застрял во времени. Внутри поселилась необъяснимая тоска. Раньше учеба и тусовки со знакомыми не оставляли времени на философские размышления, и жизнь, казалось, кипела, бурлила, хотя, по сути, тоже была однотипной. Сам по себе Влад был спокойным, порой несколько без эмоциональным. Привыкший скрывать от всех свои чувства, он не заметил, что начал обманывать не только окружающих, но и самого себя. Ему так хорошо было с Серёгой, потому что у друга буквально хватало эмоций на двоих. Он заряжал своей энергией и энтузиазмом Влада, вваливался, без предупреждения, во всех смыслах, в жизнь, напоминая, как же она прекрасна. Но педиатру с их графиками работы катастрофически не хватало времени с лучшим другом. Он медленно тонул в пучине тоски, рутины. На работе, среди людей, сил прибавлялось, но стоило оказаться в собственной пустой квартире, как у Влада кончалась энергия. Мужчина большую часть времени испытывал необъяснимое раздражение, которое приходилось душить и прятать за улыбкой. Все свободное время он предпочитал спать, а короткая дорога до дома занимала часы. И Влад уже смирился со своей участью, когда в его жизнь ураганом ворвалась Юля.

Он помнил то утро и едва ли сможет забыть. Даже если на голову ему с пятого этажа свалится рояль и у него случится амнезия, конкретно это утро будет единственным уцелевшим воспоминанием. Влад тогда проснулся от криков Зинаиды Львовны, собственно, как и всегда по субботам. Соседка постоянно громко жаловалась на ранний шум, но в итоге слышно во всем подъезде было только ее. Правда, сказать об этом старушке никто не решался. Ее не столько боялись, сколько не хотели связываться. И Влад бы тогда, тихо проматерившись, как и всегда, лег обратно, но ещё один голос буквально перекрывший вопли соседки, откровенно заинтересовал. И не одного педиатра. Почти весь подъезд столпился на площадке четвертого этажа. Возмущение, искреннее удивление, восхищение и некая гордость мешались на лицах людей, когда они наблюдали, как новая жительница, заселившаяся в квартиру от силы дня три назад, без зазрения совести высказывала все, что не устраивало ее в поведении соседки. Влад, высунувшись из квартиры, оказался в первом ряду. Незнающий человек, узрев эту картину, первым бы делом заставил молодую и невысокую девушку замолчать, а потом бы отчитал за такое отношение и неуважение к старшим. Но как позже понял Влад, Юля, если знает, что она права, никому и никогда не позволит себя заткнуть, а скорее наоборот. Да и Зинаида Львовна, можно сказать, сама нарвалась.

Изначально, Влад собирался разнять сцепившихся дам, но увидев Юлю, с горящими праведным гневом глазами, решительно стоявшей напротив вредной соседки и искренне пытавшейся вбить ей в голову простые истины о правилах поведения, так и замер на пороге собственной квартиры. Мужчина сам не понял, что его так привлекло. Ситуация была, откровенно говоря, неприятная. Его разбудили слишком рано, поэтому Влад должен был злиться на соседей, да и Юля тогда вела себя, по его мнению, совершенно не правильно. Но тем не менее, он смотрел на девушку, а в глазах горели искорки неподдельного восхищения. В тот момент, когда Влад всё-таки отмер и попытался уладить конфликт, то чуть не словил случайную пощёчину, потому что, Юля, когда говорит всегда жестикулирует руками. И его это не то что не разозлило, а даже привело в какой-то детский восторг, потому что в ту же секунду девушка начала так мило извиняться, что Влад засмотрелся и даже не попытался прервать поток ненужных слов.

То, за что девушку часто корили другие, он искренне любил. Громкий голос — она говорила обо всем с таким воодушевлением, Влад считал ее должно быть хорошо слышно. Прямолинейность — не нужно гадать и бояться ошибиться, неправильно поняв. Излишняя эмоциональность — Юля так заразительно радовалась, что только такие, как Зинаида Львовна, могли не улыбнуться в ответ на улыбку девушки. Она была похожа на Серёжу, но все качества, за которые Влад ценил друга, у Юли были выражены в два раза ярче.

Отношения у них развились быстро. Даже слишком. Стремительно. Сначала все ограничивалось лишь доброжелательными улыбками при встрече в подъезде, неловкими разговорами и рассказами о чувствах Серёже. А потом на голову свалились мальчишки. Тогда-то мир обоих перевернулся и соединился. Образовался новый, принадлежащий и понятный только им самим. Они как-то пропустили конфетно-цветочный период, долгие прогулки, любования звёздами, под философские размышления и признания в любви. Все это компенсировалось посиделками на чердаке и заботой о парнях. У них случился некий тест-драйв семейной жизни, который обоим пришелся по душе, поэтому как только стало возможным, Влад без раздумий сделал предложение. Оба считали это чистой формальностью, необходимой для усыновления детей, но педиатр в мельчайших подробностях помнит весь спектр эмоций, так ярко отобразившийся на лице Юли, когда он сказал: «Выходи за меня».

Из мыслей Влада вырвали приятно пахнувшие сладким кремом руки, мягко но настойчиво огладившие плечи, спустившиеся ниже и обвившие поперек живота. К голой спине прижались, и длинные русые волосы облепили со всех сторон, щекоча незащищенную кожу.

Юля всегда была резкой, импульсивной, но в моменты особого настроения она буквально ластилась, как кошка: медленно, мягко, осторожно, растягивая момент. Такой она была в основном поздними вечерами, когда Влад возвращался с работы. Девушка накладывала ужин, и пока он ел, принималась обхаживать со всех сторон, зарываясь руками в волосы, пропуская короткие пряди меж пальцев. Игриво проводила кончиками ногтей по спине, вызывая волну мурашек. Прижималась со спины и начинала что-то рассказывать, шепча на ухо, опаляя горячим воздухом. Или долго смотрела на мочку уха, так же как Боб смотрел на подоконник, куда ему нельзя, прежде чем все же запрыгнуть на поверхность. Так и Юля после прикусывала ухо мужа кончиками зубов. Аккуратно, нежно.

И Влад был уверен, что сама она даже не замечала разницы в своем поведении. Юля просто любила. Любила так, как умела: искренне, крепко и с энтузиазмом. Девушка быстро увлекалась, ныряла в дела с головой, отдавая себя полностью. Юля не говорила Владу: «Люблю». Юля готовила вкусную еду, терпела скучные передачи, которые любил Влад, быстро прощала, когда они ссорились, выглаживала одежду, дарила море прикосновений, так что мужчина порой ощущал себя беззаботным котом, у которого долг — есть и принимать ласку.

Девушка уткнулась холодным носом мужу в изгиб шеи, прикрыла глаза и глубоко вздохнула, вдыхая приятный запах геля для душа. Знал бы Влад, как она его любила. Нет, не запах геля, хотя и его тоже. Влада. Все в нем: спокойствие, терпение, уверенность, непоколебимость, нежность, настойчивость. Она совершенно не разбиралась в людях, не умела их читать, анализировать действия, предугадывать поступки. Но всего полтора года и Юля легко могла отличить искреннюю улыбку мужа, от вежливой маски. С ним девушка чувствовала себя в безопасности. С Владом было спокойно и уютно. Юля знала, что ему не надоедает ее поведение, не бесит громкий голос, не раздражают глупые шутки. Он не просто принял ее такой, какая она есть. Влад полюбил ее. Это всего лишь слова, но они не просто не говорят их, а заменяют поступками. И это выглядит надёжнее.

— Ты хоть немного поспал? — поинтересовалась Юля, притираясь щекой и покрывая лицо поцелуями. Она тоже волнуется. Немного. Даже меньше, чем Влад.

Если землю вдруг атакуют метеориты, и все начнут паниковать, хаотично носясь из стороны в сторону, как муравьи, на чей муравейник наступили, Юля встанет в самом центре суеты, прикрывая голову металлическим зонтом, и снисходительно будет наблюдать за всеобщим балаганом. Девушка не поддавалась общему настроению. И суету не разводила. Паниковала максимально незаметно так, что даже Влад со своей наблюдательностью едва ли мог заметить.

— Да, урвал пару часиков. А ты как?

— Точно также, — вздохнула Юля, пристроив голову на плече Влада и уставившись на мирно задремавшего Боба.

Оба ночью почти не спали, поднимаясь каждые полчаса, чтобы проверить детей. Юля отрубилась уже под утро, а Влад так и сидел. Невесомо гладил мальчиков по голове, пока Димка не мог это видеть и возмущаться.

— Их бы врачу показать, — Влад потерся щекой о Юлину.

— А ты чем не врач? Знаешь же, как Димка отреагирует.

— Да я сам их осмотрю, проблем нет. И дел всего на пару минут. Но всё-таки в кабинете удобнее и карты заполнить тоже нужно. Сегодня Женька работает, он мне с радостью уступит. А вот про Димку ты верно упомянула.

— А может, ну это все? — с надеждой посмотрела Юля. — Какая разница здесь или там. А карты заполнишь, когда выйдешь из отпуска. Мы так нервы и себе и Диме сохраним. Я вот прям вообще не хочу тащиться в поликлинику, толкаться в коридоре и драться со старушками за право жить.

— Я прекрасно понимаю, родная, — с сочувствием ответил Влад, поцеловав девушку в знак извинения, — но всего двадцать минут облегчат мою жизнь.

— Подлиза, — фыркнула Юля, но мягко улыбнулась, получив ответную улыбку. — Во сколько пойдем?

— К девяти. Пусть мальчики выспятся.

— А если я уже выспался?

Юля с Владом обернулись на гнусавый голос. В проходе стоял сонный Даня. На голове у него творился полный хаос, даже птичье гнездо выглядит аккуратнее, чем прическа парня.

— Доброе утро, — протянула Юля и решительно приблизилась к мальчику, коснувшись губами лба. — Как себя чувствуешь? Уверен, что не хочешь ещё поспать.

— Я выспался, — прогнусавил Даня, шмыгнув. — У меня нос не дышит. Совсем.

— Я принесу капли, — отозвалась девушка, чмокнула сына в макушку и выпорхнула в коридор. За ней, топоча, как слон, выскочил Боб, оставив Влада с Даней одних.

Мальчик сел на соседний стул, тяжело втянул воздух ртом и устало уставился в окно. Температура с ночи спала, но была явно повышена. Горло неприятно першило, поэтому постоянно тянуло покашлять, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Во всем теле ощущалась ужасная слабость и хотелось поплакать, но Даня знал, что это у него из-за температуры. А ещё парень мысленно начал прикидывать, у кого раньше сдадут нервы, пока будет болеть Дима. Потому что, когда брат плохо себя чувствовал, он становился несколько невыносим, особенно, учитывая его отношение к врачам. Постоянные капризы, чтобы обратить на себя так необходимое в таком состоянии внимание. А Дане, наоборот, хотелось, чтобы его никто не трогал и не лез. Ему нужно было просто спокойно лежать и не отсвечивать.

— Хочешь есть? — обратил на себя внимание Влад.

— Не-а.

— А что насчёт морса или чая?

— Чай можно. Ромашковый, — вздохнул Даня и перевел замученный взгляд на отца. — Ты уверен, что сможешь затащить Димку в поликлинику, не применяя грубой силы? Даже мне ещё не удавалось это сделать.

— Не беспокойся, что-нибудь придумаем. К тому же в стоматологию мне удалось его отвести. Может и сейчас повезет? — вопрос явно был риторическим, поэтому Даня не ответил.

Влад окинул сына сочувствующим взглядом и принялся за чай. Видеть Даню таким уставшим, хмурым, безжизненным ему было почти физически больно. У него на лице должна играть лёгкая улыбка, глаза гореть неподдельной детской радостью, которую мальчик никогда открыто не показывал. Даня должен читать очередную книжку в телефоне, полностью погружаясь в выдуманный мир, теряя все свои маски, а Влад наблюдать за ним, как за развитием сюжета в фильме. Но подросток сейчас выглядел слишком измученно, а слабость не позволяла проявлять даже толику интереса к происходящему вокруг.

Даня молча, будто загипнотизированный, наблюдал, как Влад вытащил из коробочки пакетик чая и бросил его в прозрачный бокал. Из чайника в посуду хлынул крутой кипяток, заполняя ёмкость и медленно окрашиваясь в жёлтый. Вода постепенно теряла прозрачность, как в школе на опыте по химии, становясь насыщаясь цветом. Стенки бокала запотели. По кухне распространился стойкий, приятный аромат. Немного холодной воды из графина, ложка сахара, чьи маленькие крупицы медленно оседали на дно. Влад поставил перед сыном бокал, как раз в тот момент, когда Юля вернулась на кухню.

— Влад, а научи меня этой штукой пользоваться, — Юля продемонстрировала капли. — А то я во всем, что касается медицины, полный профан. У меня мама медсестра, она ещё разбирается, а я вот все никак.

— Ты серьезно? — мужчина с искренним удивлением уставился на жену, которая смущённо улыбнулась и пожала плечами.

— А может лучше папа? — Даня с опаской посмотрел на маму и орудие пыток в ее руке, в этот момент как никогда напоминая Диму.

— Извини мам, но я с ним согласен, — прохрипел Димка, показавшись на кухне, и вяло пробрался Юле под полы халата, обхватив руками, прижавшись к ее боку.

Дима устало прикрыл глаза, когда девушка зарылась рукой в кудряшки, мягко перебирая их и массируя голову. Был бы подросток котом, точно замурчал бы от удовольствия. Димка старался не болеть, а если и болел, то об этом никто не знал. Ему хватило одного раза в больнице. Но в те моменты, когда он плохо себя чувствовал, ему хотелось ласки. Димка сторонником сюсюканий не был, к тому же с такими намерениями к нему и так никто не лез, а порой очень хотелось. И сейчас, крепко обнимая маму и чувствуя ее прикосновения, Дима несмотря на садняшее горло, слабость и недомогание чувствовал себя как никогда хорошо.

Хотя, выглядел парень даже хуже Дани. Мутные глаза не заостряли ни на чем внимание, на щеках расцвел болезненный румянец. Он выглядел таким непривычно хрупким, беззащитным. Димка не должен быть тихим и мягким. Дима должен громко препираться с Владом, носиться, как ураган, чуть ли не сметая все на своем пути, уворачиваться от руки, при попытке коснуться головы. Но точно не ластиться, словно котёнок, вызывая желание прижать к себе и не выпускать, ограждая от любых неприятностей.

У Влада сердце болезненно сжималось, стоило посмотреть на сыновей в таком состоянии. И самое обидное, он ничем не мог облегчить их мучения. Только пичкать жаропонижающими таблетками, сиропами от кашля, да отпаивать чаем и быть рядом. Влад, конечно, врач. Но заставить болезнь исчезнуть по щелчку пальцев не мог, хотя очень хотелось. Юля, судя по тому, как она принялась гладить сына по голове, чувства мужа разделяла, но говорить ничего не стала. В этом не было необходимости.

— Мне приснилось, — почти шепотом начал Дима, потому что голос у него сел окончательно, — или кто-то что-то говорил о врачах.

— Не приснилось, — отозвалась Юля, поцеловав сына в лоб. — Мы сходим в поликлинику, поругаемся со старушками в очереди, Влад вас осмотрит, выпишет лекарства и вернёмся домой. Самое страшное — это бабульки. И сразу говорю, капризы и возражения не принимаются, — Юля хоть и говорила в своей привычной чуть задорной манере, но проскочившие стальные нотки действовали даже на капризного Диму.

— А ты пойдешь с нами? — недоверчиво глянув на маму, спросил Димка.

— Конечно, — чуть растянув слово, улыбнулась Юля, — не могу же я бросить вас на съедение злым старушкам.

Девушка покрепче прижала к себе сына и, чуть нагнувшись, притерлась щекой о его кудряшки. Влад предполагал, что через пару лет Юле придется тащить табуретку, чтобы отвесить кому-нибудь из парней воспитательный подзатыльник.

— Ма, а почему у тебя такое предвзятое отношение к бабушкам? — подал голос Даня, медленно попивая чай.

— Ну, оно у меня не предвзятое, просто они в большинстве своем чересчур настойчивы, бестактны и суют нос не в свое дело. Кстати, к слову о носах. Давай закапаем уже.

— Пусть лучше папа, — запротестовал вдруг Дима, как клещ вцепившись в халат девушки, не давая ей двинуться к брату.

Юля посмотрела на сына, как на предателя, и наигранно надула губки, а педиатр рассмеялся.

— Димка, не наводи панику, — Влад подхватил парня под руки и усадил на стул. — Это просто и абсолютно безопасно так, что справится даже Юленька.

— Теперь мне страшно, — мученически отозвался Даня, неосознанно пытаясь отодвинуться от приближающейся мамы подальше.

— Спокойно, я здесь, а значит, все под контролем, — Влад обошел сына со спины, не давая упасть со стула или сбежать. — Четко выполняем мои указания и все будет хорошо.

— Почему бы тебе самому не стать подопытным кроликом, — недовольно буркнул Дима, но вмешиваться не стал.

— Так, Дань, голову чуть-чуть назад и в сторону, — протянул Влад, самостоятельно отрегулировав положение, так и не убрав руки, мягко придерживая голову. Даня непроизвольно зажмурился. Когда подобные манипуляции выполнял Влад, ему было спокойнее. — Юлёк, набирай жидкость в пипетку. Да, вот так. Димка, подай салфетку, пожалуйста, — спохватился мужчина, а подросток поспешил вытащить одну из упаковки на столешнице, протянуть ее отцу и вернуться на место, продолжая наблюдать за экзекуцией.

— Пап, — пискнул Даня, бросив на отца снизу вверх опасливый взгляд.

— Все хорошо, — поспешил заверить Влад, большими пальцами погладив сына по щекам. — Юль, приподнимаешь кончик носа, вводишь пипетку. Не глубоко. Держи на расстоянии. Одной капли вполне хватит.

Девушка кивнула, Даня зажмурился, а Димка закрыл лицо ладонями, наблюдая за происходящим сквозь пальцы. Влад старался не рассмеяться. Уж слишком серьезно и собранно выглядела жена. Ей оставалось только кончик языка высунуть, для полноты картины. Она будто снова прорисовывала муравьям на картине глаза, а не пыталась закапать капли. Влад чувствовал, как напрягся Даня, что тоже забавляло. Когда в нос попала первая капля, подросток скривился и попытался вывернуться, чтобы почесать нос и избавиться от неприятных ощущений, но Влад не выпустил, только прижал к ноздре салфетку.

— Ну, тихо, тихо, все в порядке, — по привычке начал утешать Влад.

Димка кривился одновременно с братом, будто ему тоже было неприятно. Педиатр тем временем наклонил голову сына в другую сторону, пользуясь тем, что он спокойно сидел, и Юля быстро капнула во вторую ноздрю. Влад выпустил Даню из хватки, позволив почесать нос. И тот сразу же расфыркался, словно ёжик.

— Ты как? — заглянула ему в глаза Юля.

— Нормально. Не хуже, чем обычно.

— Извини, — выдохнула девушка и крепко прижала подростка к себе, уткнувшись носом в макушку. Даня обхватил руками в ответ и доверчиво спрятал лицо в воротнике халата, громко засопев.

Влад улыбнулся и закатил глаза. Эта драматичность его забавляла. Особенно Димка, которому ничего не делали, но сидел он с такой кислой миной, будто съел лимон. Влад подошёл к нему и погладил по голове, ожидая протеста, но парень удивил. Димка сам льнул к руке, правда делая вид, что ничего необычного не происходит.

— Ну, что, друг мой? Твоя очередь? — бросил на парня снисходительный взгляд Влад.

— Что? Зачем? — мгновенно встрепенулся подросток. — У меня же нос не заложен.

— Но насморк есть. А его все равно лечить нужно.

— Не-е-е-т, — тут же заныл Димка, предприняв попытку спрыгнуть со стула, но Влад перехватил его со спины и прижал к себе. — Пап, ну не надо. Это противно. Пусти, — запищал подросток.

— Возражения не принимаются, — мягко отозвался Влад, игнорируя возмущения и капризы. Димка вел себя, совсем как маленький ребенок, а у педиатра к такому был иммунитет. Это с подростками он не знал, как себя вести. С пугливыми и капризными детишками проблем у него не возникало. — Но у тебя есть выбор я или Юля?

— Никто, — пропыхтел подросток, не оставляя попыток выбраться.

— Так нельзя, вредина мой. Давай, головку чуть наклони, — Влад мягко обхватил лицо подростка ладонями, заставив принять нужное положение. Димка, кажется, собирался поспорить, даже дёрнул головой, пытаясь скинуть чужие руки, но тут же замер. Он решил, что во-первых, взрослые все равно добьются своего, во-вторых, ситуацию можно использовать, чтобы выпросить обнимашки. Страх, забившийся в груди птицей в клетке, парень старался игнорировать.

Кто-то, может даже Даня, как-то сказал ему, что послушных детей обнимают чаще и любят больше. И Дима тогда пытался быть послушным, надеясь выпросить необходимое каждому малышу внимание и заботу. Не всегда у него получалось вести себя хорошо, но он старался. Старания остались незамеченными, и Димка, как и положено маленькому ребенку, обиделся. Он начал делать с точностью наоборот. Раз так внимания не привлечь, значит можно нарушать правила, отказаться есть кашу, закатить истерику. А с возрастом и это перестало работать, потому что взрослые, спасая остатки своей нервной системы, предпочитали закрывать глаза на мелкие пакости. Хорошо, что у Димки был Даня. Его, в отличие от своего голоса разума и совести, он проигнорировать или заткнуть не мог, поэтому брат заранее пресекал большинство возможных неприятностей.

— А можешь ты? — смущённо посмотрел на отца Димка, бросив маме, до сих пор обнимавшей брата, извиняющийся взгляд. Та лишь отмахнулась, улыбнувшись. Юле Дима, конечно, доверял больше, чем Владу, особенно, учитывая тот факт, что он врач. Но сейчас ему почему-то не хотелось, чтобы кто-то нарушал хрупкое взаимодействие между ними.

— Хорошо, если обещаешь не капризничать и посидеть смирно пару минуток, — кивнул педиатр и, потрепав парня по волосам, принялся открывать капли.

Дима бросил угрюмый взгляд на баночку в руках мужчины, будто та, как минимум пыталась убить его, и недовольно засопел. Педиатр усмехнулся про себя, но посчитал, что это прогресс, потому что ещё несколько месяцев назад парень шарахался от него и шипел, как дикий котенок. Когда Влад приблизился к Димке с пипеткой в одной руке и салфеткой в другой, мимо прошмыгнул Даня, ухватив брата за руку. Мужчина сделал вид, что слепой, а Юля, подавившись смехом, поспешила выскочить из кухни, отмазывась тем, что закрыла Боба в спальне. Отговорка так себе, посчитал вместе с остальными кот, сидевший на подоконнике. Все в мире меняется, только Димка с Даней, несмотря на споры и ссоры, при любых обстоятельствах остаются рядом друг с другом.

Дима крепче сжал ладонь брата, стоило первой капле попасть в нос, и дернулся, скривившись и испугавшись, когда понял, что противная жидкость прошла дальше и горечью ощущалась на языке.

— Все в порядке, не паникуй, — поспешил успокоить Влад, прижав к носу сына салфетку и слегка наклонив голову вниз.

— Хватит! Не надо больше, — как-то плаксиво отозвался Димка, закашлявшись, пока Даня сочувствующе смотрел на него и успокаивающе гладил по руке.

Влада так и тянуло рассмеяться с этой картины, но он держался, борясь с желанием выскочить вслед за женой. Такое ощущение, что он их здесь пытает. Педиатр закатил глаза, в ответ на собственные мысли, и прежде чем Димка успел среагировать, подцепил пальцами его подбородок, вынуждая наклонить голову назад, и капнул ещё раз. Парень ожидаемо скривился, начал утираться салфеткой, отплевываться и фыркать, пока братец обеспокоенно крутился вокруг, как Боб вокруг миски.

И это они просто закапали капли, а что будет дальше. Влад пару раз глубоко вдохнул и выдохнул, обнял Диму со спины, зарываясь рукой в русые кудряшки, а второй притянул к себе мельтешившего Даню. Он предчувствовал надвигающиеся трудности, море капризов, вымотанные нервы. Мысленно педиатр поставил галочку: купить валерьянку. На всякий случай. Юля то на больных мальчишек кричать не станет. На него покричит. Пар выпустит и все. Проблем как и не бывало. А у него так не получится. Он будет зацикливаться, пытаться анализировать ситуацию тогда, когда в этом нет необходимости. Немного успокоительного ему точно не помешает. И наверное, стоит принять его уже сейчас. Им выходить через час. Дима хоть и согласился идти в поликлинику, это не значит, что он не будет бояться, волноваться и не попытается отмазаться перед самым выходом.

В любом случае, парень неплохо справлялся со страхом. Ему почти четырнадцать, поэтому Влада волновал тот факт, что Димка закатывает истерики, стоит ему увидеть белый халат. И педиатр как-то задумался о том, что стоит обратиться к психологу. Но после того, как они сходили к Серёге, Влад немного успокоился. Если надо, то Димка может и потерпеть и закрыть глаза на собственные переживания. Надо просто показать, что врачи по большей части не пытаются причинить ненавистную парню боль намеренно, как он когда-то решил будучи ребенком. Влад понимал, что ещё пару лет всякие прививки и прочее будет для них с Димкой проблемой, но в том, что со временем парень станет относиться ко всему спокойнее, педиатр был уверен. Просто им с Юлей нужно быть рядом и поддерживать.

Не сойти бы с ума. Хотя, какая разница? Главное, что они счастливы, а остальное мелочи. И пусть жизнь состоит из этих мелочей, на некоторых заострять внимание не нужно. Ради душевного спокойствия и своего и близких.

Солнце в очередной раз пыталось поработить человечество, а точнее просто выжечь его с лица земли. На улице припекало. Скорее даже жарило. Горячий воздух опалял лёгкие. Люди старались лишний раз не высовываться из домов, а те, кто оказывались за пределами жилищ, спешили добраться до работы или ближайшего магазина, где работали вентиляторы и кондиционеры. Бездомные коты и бродячие собаки безвольными тушками лежали в тени, высунув языки, не имея сил подняться.

Поэтому Даня и не горел желанием выходить из квартиры. К тому же он чувствовал, что у него снова начала подниматься температура, а жара явно не пойдет на пользу. Парень, уже готовый к выходу, сидел в коридоре на обувной полке, обнимал прижавшегося к нему Боба и зависал в телефоне, исподтишка наблюдая за родителями.

— Дим, выйди, пожалуйста, — уже в какой раз устало попросил Влад. — Мы же договорились.

Мужчина прикрыл ладонью глаза, будто пытаясь спрятаться от проблем этого бренного мира. За то время, что они стояли в коридоре он уже успел изрядно вспотеть в белой футболке и светлых льняных брюках. Мама же сделала выбор в пользу лёгкого красного платья чуть выше колен. И Даня, увидев Юлю утром, всерьез подумал, что он бредит из-за температуры. Димка неприлично открыл рот и во все глаза таращился на Юлю, будто видел ее впервые.

А посмотреть было на что. Девушка выглядела ослепительно. Ей определенно шли яркие цвета. Короткие черные стрелки привлекали внимание к глазам, а вишнёвая помада обращала внимание на улыбку, на которую было сложно не ответить. До этого мама появлялась только в двух образах: домашнем и деловом, а вот в таком изысканно-простом ещё нет. Судя по восхищенному взгляду Влада, он тоже.

— Нет! Я передумал, — донёсся из-за двери ванной хриплый голос, сорвавшийся на кашель.

Юля с тихим рыком стукнулась лбом о стену, позабавив Даню, и выругалась сквозь зубы. Кажется, на немецком? Это определенно был мат. Вот она — отличница, закончившая школу с золотой медалью. Из всего курса языков запомнила только ругательства. Хотя сейчас Влад жалел, что не знает нецензурных слов на другом языке, потому что выругаться очень хотелось. Использовать великий и могучий русский в таких целях мужчина не решился. Это Юлю мама учила не ругаться матом, а жизнь научила не ругаться при маме. Влад же к своей манере речи относился ответственнее, потому что всё-таки работал с детьми. А они, как известно, впитывают все, что можно и нельзя, словно губки, позже демонстрируя накопленные знания в самый неподходящий момент.

— Димочка, котик мой, — елейным голосом начала Юля, — если, ты, сейчас же не откроешь дверь, я выбью ее нахрен! — резко закончила девушка, потеряв терпение, и долбанула кулаком по двери.

— Неубедительная угроза, — заметил Даня, откровенно забавляясь.

— Солнце, я год в школе отработала. Поверь, вышибать двери и вскрывать замки было первым, чему меня научили, — притворно сладко отозвалась Юля и с размаху ударила теперь уже ногой, заставив Влада вздрогнуть. — Дмитрий, я не шучу! Немедленно выходи и никто не пострадает!

За дверью упрямо молчали.

— Юленька, я тебя прошу, не надо крушить дом и пугать сына, — поспешил вмешаться Влад, не уверенный, боится он больше за психику сына или целостность дома. Ухватив жену за плечи, Влад мягко отодвинул ее подальше от входа в ванную.

— Димочка, выйди, пожалуйста, а то боюсь, что мама сейчас выполнит свою угрозу. Мне бы очень не хотелось менять дверь в ванную, — спокойно, но настойчиво уговаривал мужчина, совершенно не предполагая, как подступиться к сыну.

Юля, скрестив руки на груди и подперев плечом стену, фыркнула. Даня же оторвался от экрана и посмотрел на папу, устало остановившегося у ванной и упершегося лбом в дверной косяк. Мальчик снова расплылся в улыбке и поспешил прикрыть ее телефоном.

Картина вырисовывалась очень комичная, но родителей становилось уже откровенно жалко. Данька не знал, что заставило брата устроить весь этот цирк. Он мог, как просто снова не справиться с накатившим страхом, так и решить потрепать взрослым нервы, проверить их выдержку. Сам Данил считал все это глупостью, детской забавой, но тем не менее не спешил останавливать друга. Ему, во-первых, самому было интересно, во-вторых, Димке лучше дать возможность немного посвоевольничать, а потом уже требовать от него чего-либо. Это было дурной привычкой, от которой Даня не мог отучить друга. Правда, он не так уж и старался, прекрасно понимая, что подобное поведение Дима позволяет только с теми, кому доверяет. А раз брату хорошо, то и ему тоже. И все равно, что за эти полчаса взрослые успели вымотаться, и они опаздывали на прием. Наверное, в этом и заключалась задумка парня. В любом случае, Дане было важно то, что Дима чувствовал себя в безопасности, раз нарочно пытался довести папу с мамой. А все остальное — мелочи.

На мгновение в квартире повисла тишина, так что было слышно ворчание Зинаиды Львовны, покинувшей свою квартиру. Влад тем временем отлепился от косяка и бросил взгляд на Юлю. Даня с интересом наблюдал за немым диалогом, длившемся какие-то несчастные секунды, прежде чем девушка коротко кивнула.

— Так, все, — внезапно отчеканила Юля, заставив Даню удивлённо вскинуть брови, и громко топая, скрылась на кухне. Только длинная коса резко взметнулась в воздух.

Парень недоуменно смотрел девушке вслед, а потом перевел взгляд на педиатра, который стоял на прежнем месте, будто чего-то ожидая. Данил нахмурился, осознав, что совершенно запутался и не может понять, почему его напрягает поведение взрослых. Он одним местом чуял, что те, что-то задумали, но раскрыть их план пока не удавалось. Парень, прищурившись, сверлил папу пристальным взглядом, будто глаза у него излучали рентгеновские лучи, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, чтобы прояснить ситуацию. Данька делал это неосознанно, на автомате. Он прекрасно знал, что родители не навредят им, но интуиция кричала об угрозе Димкиному плану. И пусть Даня не поощрял некоторые выходки брата, он привык всегда ему помогать. А когда Данил убедится, что они вышли сухими из воды, можно будет высказать свое недовольство. Сначала безопасность друга, потом все возмущения и нравоучения.

Парень впился взглядом в педиатра, отслеживая каждое мимолётное движение, до боли в ушах вслушиваясь в чужое дыхание. Его что-то настораживало в поведении отца. Он был напряжён, как струна, и Даня тоже невольно напрягся, готовый в любую секунду броситься на помощь брату. Правда, замыслы взрослого оставались неизвестны, поэтому конкретного плана действий у него не было, но парень все равно приготовился. Влад, тоже следивший и анализировавший ситуацию, напряжение сына заметил и поспешил занять более расслабленную позу. Не хватало ещё и второго ребенка напугать. Зная о стремлении Даньки защищать брата, стоило быть осторожнее, а то с парня станется раздуть из мухи слона.

В тишине послышался щелчок. Даня с Бобом одновременно метнули взгляды на дверь, из-за которой высунулся Димка.

— Она ведь не за топором пошла? — с лёгким испугом поинтересовался подросток.

Влад воспользовался моментом и резко ухватил парня за руку, вытаскивая из укрытия. Данька от неожиданности подскочил со своего места, кинувшись к брату, а Юля с победоносной улыбкой вырулила из-за угла.

— Попался, который кусался, — по-доброму хихикнула девушка, притянув к себе переполошившегося Даньку, который поняв, что его помощь оказалась не нужна, мялся на одном месте.

— Не честно! — обиженно прохрипел Дима, попытавшись вырваться из хватки родителя и нырнуть обратно в ванную. Но Влад быстро сориентировался и, коротко улыбнувшись, резко подхватил сына на руки, перекинув через плечо.

Даня, мягко говоря, офигел. Такой вариант развития событий он никогда не рассматривал. Хотя парень был уверен, что предусмотрел больше половины возможных. Все было так просто? Серьезно?! Без лишних слов, криков, многочасовых уговоров. Вот так совершенно легко и непринужденно Влад решил проблему столь незамысловатым действием? А так можно было что ли?

Димка даже пикнуть не успел, как повис, словно мешок с картошкой, и от неожиданности даже не стал сопротивляться. Юля рассмеялась, потрепала по голове растерянного Даню, ошарашенно взиравшего на брата, который глядел на него в ответ глазами по пять копеек. Судя по тому, как округлились глаза у Боба, тот тоже охренел. Такого расклада никто не ожидал. Парни только в очередной раз убедились, что родители, непредсказуемые по отдельности, вместе вообще могут довести ситуацию до абсурда.

Влад, забрав у Юли папку с документами, не мешкая, покинул вместе с Димкой квартиру. Девушка, не выпуская Даньку, выскочила за мужем, закрыв дверь. В гробовой тишине процессия добралась до третьего этажа, где Дима наконец отошёл от происходящего, и сгорая от стыда, попытался вернуть почву под ногами. Он и ладонями по спине отца стучал, и ногами размахивал, уговаривал и умолял, но Влад только легко хлопнул сына по мягкому месту папкой с документами, заставив залиться краской и притихнуть. Даня с Юлей честно пытались не улыбаться, но получалось у них, откровенно говоря, плохо.

— Пап, ну пусти! Все же смотрят! — шипел Димка, закрывая лицо руками, когда они вышли на улицу.

— Плевать, — отмахнулась Юля, коротко поздоровавшись со старушками на лавке, одарив их мимолётной улыбкой, больше похожей на оскал.

Даня спиной чувствовал прожигающие взгляды бабулек, которые уже начали обсуждать их, сплетничать и строить теории заговора.

— О, смотри, лось какой, а он его на руках таскает. Совсем от рук отбились, — долетел противный голос до Данькиных ушей, и он посмотрел на брата, уже раздувавшего ноздри от возмущения.

— А эта, такая молодая, а кричит… — донеслась ещё одна осуждающая фраза.

Даня невольно сжался, покрепче обхватив мамину руку, и подошёл поближе, чувствуя себя рядом с Юлей в безопасности. Девушка, что удивительно, даже голову не повернула, всем своим видом показывая отношение к злоключениям. Она шла, как всегда, уверенно, быстро, не сбавляя шага, держа спину ровно, а голову прямо. Все кричало о ее безразличии к чужому мнению, которое она даже не спрашивала. Легкая улыбка не дрогнула на лице, не проскочило ни одного шипящего сквозь зубы ругательства. Каблуки ритмично цокали по асфальту, и стук их успокаивающе действовал на Даню. Он был уверен, что в случае чего, мама сможет и за них постоять и собственное мнение отстоять.

— Вздорная, как баба базарная, — поддержала третья бабушка, которая Дане всегда казалась особой весьма приятной. Осознание низости ее интеллекта и отсутствие элементарных правил приличия неприятно кольнули. А гадкое сравнение покоробило настолько, что возникло желание развернуться и поставить невоспитанных бабулек на место.

Они подошли к машине, и Влад опустил Димку на землю. Даня поспешил забраться внутрь, чтобы сбежать от злых языков, но стоило сунуть нос в салон, чтобы понять, почему Юля не торопилась. Разгоряченный воздух неприятно полоснул по коже, обжигая, и заставил в темпе вальса вернуться на прежнее место. Мама тихо хихикнула, посмотрев на скривившегося сына и притянула к себе Диму, уже сделавшего пару шагов в сторону. Папа принялся открывать окна, двери, включать кондиционер, пока Юля, пристроилась в тени дерева, прижимая Димку к своему боку и гладя по голове, зарывшись в кудряшки.

— Грубит вечно и нос высоко задирает, будто она здесь умнее всех. Постоянно с Зинкой цапается вместо того, чтобы прислушиваться к старшим. Как он только с ней живёт?! — старушки все не унимались, ещё больше теряя Данино уважение. Диме хотелось закрыть уши. Во время болезни он становился чересчур чувствительным, поэтому слова, на которые раньше парень даже не обратил бы внимание, сейчас больно резали душу. Подросток вжался Юле в плечо, давя непрошенные слезы. Сказывалась слабость, поднимающаяся температура и так и не отступивший страх. Какое этим бабулька вообще дело? Слишком любопытные.

— Наверное, уже все мозги ему, бедному, выела.

— Это он ещё хорошо держится.

— О чем ты?

— Дык ведь прошлого всего на пару месяцев хватило, а потом сбежал, — попыталась понизить голос старушка, но слова эхом разносились в пустоте двора, — интересно, сколько этот вытерпит?

Очередная фраза, как пощёчина ударила по сознанию. Димка встрепенулся. Встретился взглядом с братом, и оба обратили внимание на Юлю, желая узнать ее реакцию. Дане было до глубины души обидно. Он как человек привыкший опираться на факты, терпеть не мог подобные ложные выводы, бравшиеся буквально из воздуха. Но девушка, к удивлению мальчиков, оставалась спокойна и непоколебима, как скала, хотя они были уверены, что мама все слышала. Юля смерила Даню пристальным взглядом и крепче сжала Димку в объятиях, чтобы тот даже не думал дёргаться.

— Не слушайте, — улыбнувшись чуть шире, отозвалась девушка, тоном, не терпящим возражений. — Пусть бабушки немного развлекутся, пофантазируют. Не будем лишать их оставшихся в жизни радостей.

— Но это неправильно, — возразил Даня.

— Они не имеют права так говорить! А если кто-то будет обсуждать их?! — хрипло поддержал Димка.

Юля в ответ одарила их снисходительным взглядом. Так смотрят на маленьких детей, которые не понимают каких-то самых элементарных вещей. Девушке осталось только сказать, что они поймут, когда вырастут. Даня уже собирался оскорбиться, но заглянув маме в глаза, стушевался. Парень всегда считал, что Юля не так внимательна и наблюдательна, как папа, и людей читать не умеет. Даня, признаться честно, тешил этим фактом свое самолюбие, но теперь задумался, а так ли все просто. Никто не говорил, что при всем этом девушка не может так или иначе видеть простые человеческие истины, о которых Влад с Даней даже не задумывались.

Юля уважала людей. Как бы по-хамски они себя не вели, и как бы девушка не огрызалась, она продолжала здороваться, коротко улыбаться и была готова помочь, если потребуется. Она не обижалась на грубости в свой адрес. По крайней мере, никогда открыто это не показывала, хотя Дане казалось, что мама, как и он сам, многое принимала близко к сердцу.

— Дорогие мои, карета подана! — позвал Влад и поклонился, пародируя швейцара.

Парни смерили отца удивлёнными взглядами, а Юля просияла. В глазах у нее загорелись искорки детской радости и она, ухватив мальчиков за руки, буквально на буксире дотащила до автомобиля, не дав Диме время на сопротивление. Юля легко подтолкнула Даню в спину, когда он занимал место на сидении, а Влад захлопнул дверь. Оказавшись в машине, подростки понимающе переглянулись и резко заинтересовались пейзажем за окном, игнорируя обнимающихся родителей. Подростки уже привыкли, что мамина энергичность порой зашкаливала, и она вела себя чересчур эмоционально для взрослого. Могла танцевать под музыку, громко петь, лезла обнимать и тискать все, что двигалось. Но никто не говорил Юле, что они обожают подобные моменты. Особенно Влад с Даней, которым собственных эмоций не хватало. Вот и сейчас девушке приспичило ураганом подлететь к мужу и крепко его обнять. Судя по тому, как часто Юля вставала на носочки, чтобы уткнуться носом куда-то в район шеи, ей очень нравился одеколон Влада.

— Дим, а что ты думаешь про…ну, — Даня замялся, растерянно посмотрев на брата.

— Про маминого бывшего? — усмехнувшись, прямо выдал Дима.

— Да.

— Ничего, — пожал плечами парень, отвернувшись. — Мама о нем ничего не говорила. Влад тоже. Мы его никогда не видели и вряд ли увидим. Нас это волновать не должно, — голос хрипел, но звучал твердо. Парень смотрел в глаза, показывая, что подобная тема обсуждению не подлежит.

Даня прищурился, обдумывая сказанное и коротко кивнул, показывая, что понял. Им, как и Владу с Юлей слова порой были ни к чему. Они понимали друг друга по одному короткому взгляду, мимолетному движению и вскользь брошенному слову. Услышанное, откровенно говоря, обеспокоило Даню. Он хоть этого не показывал, но Дима и так все прекрасно понял. Брат слишком хорошо его знал и с лёгкостью улавливал любые даже хорошо скрываемые изменения. Температура явно не шла на пользу, потому что мысли были вязкими, противными и вместо здравого анализа, только прибавляли переживаний. Бессмысленных и необоснованных.

Но Диме удалось его успокоить. Кудряшка доверял Юле и очень серьезно относился к ее словам. Решения и просьбы мамы не ставились под сомнения и не подлежали обсуждению. Они выполнялись тут же и безоговорочно. Когда Даня только заметил это, то откровенно заволновался. Откуда-то взялся страх, что ситуация повторится, а он не мог позволить, чтобы брату снова было плохо. Всплыли мысли о том, что это он сам настоял, чтобы доверится взрослым. Но Влад, вовремя заметивший метания сына, снова терпеливо объяснил, подкрепляя все логикой и неоспоримыми фактами, что они с Юлей никогда от них не откажутся. И Даня успокоился. Папа умел убеждать и пока ещё ни разу не обманул.

— Ну что, не сварились ещё? — плюхнулась на переднее сиденье Юля, с улыбкой обернувшись на мальчиков. Следом сел Влад, отдав жене папку с документами и оставив на ее губах лёгкий поцелуй. Настроение у мамы снова подскочило. Дане показалось, что Юля сейчас просто лопнет от счастья — так ярко загорелись у нее глаза.

Димка, делавший вид, что заинтересован голубями за окном фыркнул, обратив на себя внимание мамы.

— Лошадка, будешь фырчать, я тебя укушу, — Юля обернулась, демонстративно клацнула зубами, вызвав тихий смех Влада и Дани. Димка показательно надулся, не отрываясь от созерцания пернатых на газоне и пряча улыбку. Это он зря. Машина тронулась, а Юля, хищно улыбнувшись, ущипнула сына за коленку.

— Мама! — сразу же отреагировал подросток, закашлявшись под дружный смех девушки и брата. Парень тяжело вздохнул, понимая, что родительница просто разыгралась и сейчас успокоится. Он без зазрения совести наклонился в сторону, укладывая голову на плечо Дани.

Друг действие никак не прокомментировал, растрепал чужие волосы и достал телефон, принимаясь листать ленту новостей. Мама включила любимую музыку, избавляясь от тишины, а Влад следил за дорогой, иногда бросая на них взгляды через зеркало. Уютная атмосфера располагала к спокойствию и умиротворению, но у Димки внутри все сжималось в тугой узел. Мысли о сплетнях бабулек отошли на второй план и быстро забылись, уступая место основным переживаниям. Конечно, парень понимал, что они едут только на осмотр и никто не собирается делать больно, но иррациональному страху было все равно. Он засел глубоко в сознании, постоянно напоминая о своем существовании. Мозг услужливо подкидывал не самые приятные воспоминания из детства, только усугубляя положение. Больничные стены, люди в белых халатах, страх и боль. Это все, что отпечаталось в памяти, несвязными обрывками и отголосками эмоций, преувеличенных детской фантазией.

По телу прошлась нервная дрожь, а может просто озноб. Дима и сам не понял. Это в любом случае не осталось незамеченным братом. Даня, которому уже не раз приходилось успокаивать друга, быстро сориентировался: закинул руку на плечи, обняв покрепче, и зарылся пальцами в кудряшки, массируя голову. Юля часто использовала этот трюк. Дима сразу таял, успокаивался и чуть ли не мурчал от удовольствия, а мама тщетно пыталась скрыть лисью улыбку. Димка и в этот раз заметно расслабился, и прикрыл глаза, позволив близким контролировать ситуацию. Это раньше им приходилось делать все самим, а сейчас можно было довериться взрослым и просто плыть по течению, зная, что они не позволят им утонуть. Сон накрыл, словно топором по голове ударили. Крепкое плечо брата оказалось отличной подушкой. Дима только на мгновение прикрыл глаза, а когда открыл, пытаясь выбраться из плена липкой дремы, машина уже стояла на парковке. Знакомое здание бросилось в глаза.

— Димочка, просыпайся, — мягко просил Влад, легко похлопывая по плечу.

Если бы не паршивое состояние, парень обязательно бы огрызнулся на такую вариацию собственного имени. Осознание пришло резко, дрёма прошла, нервы натянулись словно струны на расстроенной скрипке. Видимо, эмоции отразились у него на лице, потому что Влад неожиданно переполошился. — Не-не-не, не паникуем. Все хорошо. Сделай глубокий вдох.

Только после этой фразы Дима понял, что у него сбилось дыхание. Частые и короткие вдохи совершенно не позволяли лёгким наполнится воздухом. Будто кто-то сдавил горло, пытаясь придушить. Страх сковал тело. Все мышцы будто налились свинцом, став неимоверно тяжёлыми. Звуки слились в один сплошной шум, а картинка перед глазами начала двоиться и плыть.

— Пап, — слово далось тяжело. Язык будто онемел, а нервные вдохи неприятно резали больное горло, с садистским удовольствием раздирая его. Страх разлился по всему телу, завладев созданием. Иррациональная паника с каждой секундой крепче сжимала в своих ледяных объятиях, зловеще смеясь. И сил не было, чтобы выбраться. Парень чувствовал себя как в прострации: вокруг была пустота и противный гул, от которого разболелась голова. Единственное, что всё ещё ясно чувствовал Дима. Ситуация полностью вышла из-под контроля и вернуть его, казалось, было уже невозможно.

По ощущениям прошла целая вечность один на один со страхом, прежде чем на плечи легли чьи-то тяжёлые руки. Его резко притянули в крепкие объятия, заставив прижаться к широкой груди. Дима на автомате сжал в руках чужую футболку. Единственная нить, которая связывала его с реальностью. Он боялся, что если выпустит одежду из рук, то снова останется один.

— Дима, дыши. Просто дыши, — сквозь вату в ушах пробился знакомый голос, за который парень поспешил ухватиться краем сознания. Интонация была спокойной и уверенной. Тот кто говорил, точно знал, что нужно делать. И Дима, не задумываясь, последовал указаниям, доверившись.

Поначалу дышать глубоко не получалось. Удушение не спешило пропадать, а голова здраво мыслить. Но лёгкие постепенно начали наполняться воздухом, и удалось сделать пару глубоких вдохов. В нос ударил запах знакомого одеколона, окончательно согнавший панику и вернувший в реальность. Звуки вернулись мгновенно, как и четкая картинка перед глазами. Словно кто-то щёлкнул пальцами или резко выдернул из-под толщи воды.

Медленно обведя глазами окружающую обстановку, парень встретился с наполненными беспокойством глазами Юли и Дани, стоявших перед открытой дверью в машину. Сам Димка прижимался к Владу, сидевшему рядом на заднем сидении. Слух уловил ускорившее ритм сердцебиение отца, и парень невольно сосредоточил на нем внимание, все ещё приходя в себя.

— Как ты себя чувствуешь? — спустя пару минут спросил мужчина, ласково гладя ладонью по спине.

Дима прислушался к собственным ощущениям. Слабость никуда не делась, наоборот, стала ещё сильнее, но дышать было легко, и в груди больше не ворочался противный страх, ещё недавно растекавшийся по всему телу.

— Нормально, — хрипло выдохнул подросток, покрепче прижавшись к отцу. Так было спокойнее.

Юля облегчённо выдохнула, опустив плечи, и Дима заметил, как до этого она была напряжена. Девушка пару раз тряхнула руками, чтобы избавиться от лёгкой дрожи и поспешила потереть пальцами глаза, скрывая выступившую влагу. В голове промелькнула какая-то мысль. Слишком быстро. Дима не успел ее ухватить, но она показалась ему такой значительной, что мозг чуть не вскипел, пытаясь восстановить ее. Вслед за Юлей отпустило и Даню. У брата от облегчения буквально подкосились ноги, поэтому он неловко облокотился на маму, уткнувшись лбом ей в плечо, и тихо всхлипнул, обратив на себя внимание.

— Ты чего? — удивился Дима.

— Придурок, — злобно отозвался брат, хлюпая носом. — Зачем так пугать?

— Да я специально что ли? — вяло запротестовал Димка, закашлявшись. Сил на возмущения совершенно не было.

— Тихо-тихо, — вмешался Влад, — все в порядке. Ничего страшного не произошло. Никто ни в чем не виноват. Дима просто переволновался.

— Он все равно баран, — не уступал Даня.

— Сам такой, — огрызнулся кудряшка.

Юля только глаза закатила и протянула сыну платок, чтобы он перестал вытирать сопли о ее платье. Какими бы дружными не были мальчики, подобные перепалки у них происходили регулярно. Когда Юля первый раз застала ссору сыновей, то несколько опешила от разнообразия их лексикона. Она не знала, что они там не поделили, но стоило обозначить свое присутствие, как мальчишки сразу помирились. А потом Юля просто перестала обращать внимание на подобные стычки, которые происходили постоянно и длились не больше часа. Братья ругались, обзывались, разносили собственную комнату, которую сами и приводили в более-менее божеский вид, а ночью вместе играли в телефоны, игнорируя Влада и его режим. Девушка не особо волновалась по этому поводу. Ссоры всегда были чем-то несерьёзным, обыденным, неотъемлемой частью жизни. Мальчики использовали их как возможность выпустить пар и в какой-то степени обсудить ситуацию. Однажды, конечно, они перешли все возможные границы и Юля, уставшая после тяжёлого дня, просто отругала их так, что притихли не только мальчишки, но Влад с Бобом и весь подъезд в придачу. Она влепила парням по подзатыльнику, пообещала отшлепать и поставила по углам — думать о своем поведении. Возражать девушке, буквально дышащей огнем и готовой убивать одним взглядом, не решился никто. Даже Зинаида Львовна не прибежала жаловаться на крики, кажется, впервые воспользовавшись задатками здравого смысла. Влад, собрав тогда всю свою смелость, попытался успокоить взвинченную женушку, пока к ним не наведался участковый. А то сердобольные соседи могли подумать, что они кого-то убивают. Уже вечером Димка с Даней приползли извиняться за свое поведение, прекрасно зная, что мама давно уже не злилась и тем более не обижалась.

— А ну притихли, оба, — рыкнула Юля, мгновенно добившись тишины. — Данька, прекращай реветь, а то температура подскочит. Димка, если тебе лучше, то пойдёмте уже. Поскорее разберемся со всем и вернёмся домой, пока я не потеряла сознание от жары.

— Да, точно, мы и так задерживаемся, — подхватил Влад и выбрался из машины, придержав Димку. Он бы с удовольствием снова донес его до входа на руках, но что-то ему подсказывало, что подобного сын точно не простит. Пришлось просто взять Диму за руку, чтобы в случае чего не дать упасть.

Парень противиться не стал. Наоборот, вцепился в ладонь и, коротко взглянув на Юлю, попытался скопировать ее позу. Расправил плечи, поднял подбородок и уверенно зашагал рядом, пытаясь не накручивать себя. Только в глазах продолжался плескаться страх. Даня оставил маму и пристроился рядом с братом. Влад успел заметить, что Даня заглянул Диме в глаза и коротко улыбнулся, видимо извиняясь за внезапную вспышку. Кудряшка в ответ закатил глаза и пихнул друга плечом, показывая, что не в обиде.

Юля прикусила губу, сдержав улыбку. В этом заключались все мальчики. Братья, хоть и не по крови, их родственные узы были крепче стали. И девушка сама не могла найти слово, описывающее чувство, возникающее всякий раз, когда она смотрела на сыновей. Счастье, любовь, а может гордость?

Поликлиника встретила электрическим белым освещением, светло-зелеными, бледными стенами, призванными своим цветом успокаивать, а не вгонять в уныние, стойкой регистрации и занятыми местами для посетителей. У Димки внутри все скрутило, чувство смутной тревоги, ощущение опасности словно сжало его плечи. Парень замер на пороге, потянув за собой Влада.

— Все в порядке? — сразу же заволновался педиатр, опустившись перед сыном на корточки, и заглянул в глаза. С другой стороны присела Юля.

— Да, — чуть запоздало кивнул парень, шумно сглотнув. Он старался не смотреть по сторонам, не заострять внимание на снующих туда-сюда людей в белых халатах, от вида которых беспричинно охватывало волнение. На плечо опустилась рука, заставив вздрогнуть и обернуться. Даня, как всегда, подошёл слишком тихо и незаметно.

— Когда вернёмся, я посмотрю с тобой тот ужастик, — горячее дыхание опалило ухо, и Димка глубоко вдохнул и выдохнул, сосредоточив внимание на этой мысли.

— Серьезно? — не поверил парень, когда до него наконец дошел смысл сказанного.

— Да, — закатил глаза Даня, явно не обрадованный подобной перспективой.

В отличие от друга, его чувство страха не прельщало и не привлекало, поэтому и хоррор-фильмы он не переносил всеми фибрами своей души. Но, что не сделаешь, ради брата? А Димке будто в жизни переживаний мало. Чем ему сейчас не ужастик? Пусть наслаждается, а то дрожит, как кролик, и сознание теряет, вместо того, чтобы получать удовольствие. Хотя тут все очевидно. Одно дело пугаться вместе с героями фильма, при этом зная, что тебе ничего не угрожает, и совсем другое оказаться на их месте. Ужастики — источники контролируемого страха, поэтому отлично подходят для того, чтобы просто пощекотать нервишки, в реальности же держать под контролем страх или то, что его вызывает практически невозможно.

Димка сразу посветлел и даже улыбнулся, уже предвкушая сегодняшний вечер. Близнецы посмотрели этот фильм ещё в начале весны и так его расхваливали… Дима несколько месяцев уговаривал брата тоже его глянуть но тот, как обычно, оставался непреклонен. И Кудряшка особо и не настаивал, так поныл несколько дней, понервировал, а потом просто периодически напоминал о своем желании, прекрасно зная ответ, но все ещё грея надежду. На первый взгляд Данька не казался очень впечатлительным, но Димке ли не знать, что после всяких жутких историй, тот долго не может уснуть. В любом случае, в квартире бояться нечего, да и родители рядом, так что едва ли брат сильно испугается.

— Котеныш, никто не собирается тебя убивать, а если и попробует я отгрызу ему голову, клятвенно обещаю. Идём, — Юля, видимо уже уставшая, настойчиво потащила Диму к стойке регистрации, приобняв за плечи, а второй рукой ухватила за руку Даню, на буксире потащив того за собой, пару раз чуть не заехав по лицу папкой с документами. Влад просто поражался настойчивости и бесцеремонности жены. Он и глазом моргнуть не успел, как они достигли цели. Педиатр думал, что успокоить сына займет ещё какое-то время, но видимо у жены были другие планы.

— Добрый день, — улыбнулся он пожилой медсестре, чье морщинистое лицо, обрамленное покрашенными в ядовитый вишневый волосами, выражало только безразличие, когда она оторвала взгляд от бумаг.

— Здравствуйте, Владислав Владимирович, — с лёгким удивлением отозвалась женщина, глянув на педиатра поверх очков, съехавших на кончик носа.

Димкина хватка на маминой ладони усилилась. Его всегда пугали медсестры в возрасте. Они, будто уже познавшие жизнь и безмерно уставшие от нее, совершенно не церемонились и не заботились о чувствах беззащитных детей, которые в силу возраста отпор дать не могли. В мыслях всплыл образ школьной медсестры, работавшей, когда они учились в первом классе. Она выглядела точно также, и оказалась одной из немногих, кому удалось сделать Димке прививку. Внешне женщина была грузной и казалась неповоротливой, но сила у нее оказалась медвежья, а прыткости и меткости мог позавидовать даже мангуст.

Он никогда не забудет ее крепкую хватку на собственном плече и болезненный укус иголки, после которого рука болела ещё неделю. Все длилось какие-то секунды. Но осознание собственной беспомощности, безвыходности, стыд перед одноклассниками, удивлённо взиравшими на то, как обычно смелый, хамоватый и позитивный Димка, смеющийся в лицо любым невзгодам, льет слезы, все это огромной трагедией отпечаталось в памяти. Жалостливые взгляды девочек, так и стремящихся утешить его, задевали гордость. Никто не смеялся, не осуждал, а если бы попытался, то беспокоящийся о нем Даня, наплевав на все свои моральные принципы, точно бы набил морду. Димка в этом не сомневался. Брат в отличие от него был спокойным, рассудительным и грубой силе предпочитал хитроумные планы и заумные слова, от которых даже у взрослых глаза на лоб лезли. Но когда дело касалось Димы, Данька не чурался никаких методов, готовый переступить через себя и громко послать всех на три заветные буквы, только бы защитить единственного близкого человека.

А Димка и так всегда был готов побить за брата, только повод дай. В начальной школе Даня выбивался из общего ряда мальчишек. Класса до пятого он был невысоким, щуплым, в какой-то степени хрупким. Пока одноклассники бесновались: носились по коридорам, игнорируя дежурных и учителей, дёргали девочек за косички, срывали уроки, Даня мирно сидел за партой. Всегда тихий, послушный, увлеченный книгами и единственный из мальчиков отличник в классе, он постоянно становился предметом насмешек. Дети отказывались принимать того, кто не похож на них и активно не поддерживает безумные увлечения класса. Димка рычал на них, угрожал, но Даня, которого подобное отношение никогда не задевало, долгое время умудрялся удерживать друга от необдуманных поступков и резких действий. Но когда в третьем классе Данил на контрольной отказался дать списать, а на перемене одноклассники решили «научить ботаника правилам поведения», остановить брата он уже просто не смог. После первого прилетевшего удара, хорошо приложившись головой о стену, Даня даже не увидел, как Димка, возникший чуть ли не из воздуха, со всей силы врезал в ответ одному из парней. Завязалась драка. И когда спустя время их разняли и отправили в медицинскую комнату обрабатывать боевые ранения, Даня впервые видел друга настолько взволнованным и напуганным. Искренне беспокоясь за брата, тот даже не стал закатывать истерику медсестре, послушно позволив той разукрасить себя зелёнкой. После того случая Димка от него не отходил, а к ним двоим, кроме близнецов никто даже и не думал не то, что приближаться, даже разговаривать.

Парни переглянулись, будто почувствовали, что думают об одном и том же. Даня коротко улыбнулся, выражая немую поддержку, и Диме стало немного легче. Воспоминания прошлого мгновенно начали терять свои краски. Тревога немного отступила, но парень на всякий случай поближе придвинулся к маме. Мало ли что. Если медсестра вдруг решит накинуться, Юля точно сможет дать отпор.

Женщина же, тем временем, никакой агрессии не проявляла. Скорее наоборот. Она улыбнулась педиатру, окинула все семейство теплым взглядом, коротко поинтересовавшись, по какому поводу Влад заглянул на работу во время отпуска. Голос у медсестры оказался непривычно приятным, тихим, певучим, а не старчески-хриплым, как уже представил Дима. Она очень весело удивилась, узнав, что у Влада и жена есть, и даже дети, которых ещё до отпуска не наблюдалось. Надо было видеть выражение ее лица. Они с Даней предусмотрительно спрятались у мамы за спиной, потому что сдерживать улыбки и тихие смешки было просто невозможно. В любом случае, женщина быстро взяла себя в руки, а с педиатра обещание позже обязательно все ей рассказать, в чем он отказывать не стал.

Дальнейший разговор Димка прослушал, уйдя в размышления. Несоответствие его представлений с реальностью заставляли задуматься. Он находился в самом центре своего страха, окружённый жуткими кабинетами и непредсказуемыми людьми в белых халатах, но никто его ещё и пальцем не тронул. Все было максимально спокойно и цивилизованно. Даже маленькие дети не плакали, сбившись в небольшую группу, увлечённые собственными игрушками. И улыбчивая медсестра уже не пугала так, как ещё пару минут назад.

— Спасибо, — донёсся до Димы голос отца, и прежде чем он успел сообразить, Юля потянула его за руку дальше по коридору, вслед за Владом.

— Теперь разговоров не оберешься, — с лёгкой досадой цыкнул мужчина.

— Да ладно, — хихикнула Юля. — Представь только, сколько сейчас разных теорий построят люди. Их педиатр ушел в отпуск холостым, а вернулся женатым, так ещё и с двумя детьми, которые, судя по возрасту, явно не могут быть его, да и молодой жены его тоже. Вот магия то.

— Почему не могут? — затупил Влад, вызвав Данькин смех.

— Па, потому что у тебя не могли появиться дети в четырнадцать.

— Тебе ведь даже тридцати ещё нет, — заметила Юля, улыбнувшись.

— А куда мы идём? — очнулся Димка, с лёгким испугом оглядываясь на мелькающие двери кабинетов и детей с родителями.

Даня смерил его скептическим взглядом.

— Ты чем слушал? К педиатру, куда же ещё? Кабинет в конце коридора.

— Я как-то прослушал, — отозвался парень, как раз в тот момент, когда они остановились у нужной двери.

Небольшое пространство было до отказа забито людьми. Дети занимали всевозможные горизонтальные поверхности, некоторые носились между препятствий в виде взрослых, подпиравших стены, которые казалось могут рухнуть, если они перестанут их держать. Будто муравьи облепили кусочек сахара, не оставив даже щелочки, сквозь которую виднелся бы белый цвет.

— Бедный Евгений, — покачал головой Влад, остановившись в проходе. — У него сегодня прямо аншлаг. Надо бы помочь.

— Я, так понимаю, мы здесь надолго, — со вздохом заметила Юля.

— Вовсе нет. Сейчас дождемся, когда из кабинета выйдут и зайдём.

— А они нас не загрызут? — с опаской уточнил Даня.

— Нет, конечно. Как можно? Если уже два врача будут вести прием. Тут же больше половине нужно всего лишь справки выписать, дел на пару минут.

— Любишь же ты работать, — недовольно закатила глаза Юля, но вопреки интонации, чмокнула мужа в щеку.

— Я буквально на часок, — притянул к себе жену Влад, — а то неудобно получится, — прошептал в губы мужчина, коснувшись своими. Поцелуй вышел коротким, смазанным, но возражения, даже если они и были у Юли, тут же испарились.

— Хорошо, но только на часок. Я засеку время, — нежно улыбнулась девушка, пока Дима неосознанно вцепился в подол ее платья, наблюдая за вышедшей из кабинета мамой с девочкой.

Парень сейчас был как никогда благодарен родителям за их любовь. Они частенько выпадали из реальности на какие-то минуты, увлечённые друг другом, и пусть весь мир подождёт. Дима надеялся, что сможет отсрочить казнь ещё хотя бы ненадолго. Но не прокатило. Влад всегда, при любых обстоятельствах, контролировал ситуацию.

— Обещаю, — кивнул мужчина и перехватив за руку Даню, уверенно двинулся в сторону освободившегося кабинета, игнорируя недовольные возгласы и возмущения.

У Димки ноги будто онемели. В голове творился настоящий хаос. Мысли бестолковыми мошками метались из стороны в сторону, бились о стекло, пытаясь вырваться на свободу, не осознавая, что выхода нет. Только мамины руки на плечах, уверенно ведущие в сторону входа, не позволяли впасть в панику.

— Не волнуйся, я рядом, — ободряюще улыбнулась Юля, бесцеремонно затолкав сына в кабинет и захлопнув дверь. — Здравствуйте, — громко поприветствовала девушка, после снова вернувшись к успокаивающему шепоту на ухо. — Все хорошо, не трясись так. Мы с Владом здесь, никто больно делать не будет, — Юля чмокнула сына сначала в одну щеку, потом в другую, в нос, заставив поморщиться, и со смешком переключила внимание на Даню, дав Диме возможность осмотреться.

Помещение встретило приятным цветом бледно-желтых стен. Солнечный свет безуспешно пытался пробиться сквозь белые жалюзи. Прямо под окном, тесно прижавшись друг к другу, коротали свой век два стола из светлого дерева, до отказа заваленные всякими разными бумажками, папками и оснащенные двумя компьютерами и принтерами, покоившимися в двух противоположных углах. Прямо у входа расположилась светло-зеленая кушетка, на которую Влад бесцеремонно усадил сыновей, мимолетно обняв обоих. Кудряшка сразу теснее прижался к брату. Слева за вторым столом высились вдоль стены два шкафа из того же светлого дерева. На них красовались яркие наклейки с чудаковатыми животными, бросающимися в глаза. Все они выглядели так, будто они не спали несколько столетий. Кабинет в отличие от коридоров больницы выглядел очень даже уютно. По крайней мере Димка ещё не начал паниковать от одного вида медицинского помещения, как происходило обычно.

— Евгений Валентинович, — протянул коллеге руку Влад.

— Здравствуйте, — хором отозвались парни.

— Владислав Владимирович? — поднял удивленный взгляд второй педиатр, пожав руку.

Внешне он был ненамного старше Влада, чуть ниже и шире в плечах, но шкаф не напоминал, скорее в меру набитую перьями подушку. Медицинская маска пока не скрывала округлого лица с мягкими чертами и добрыми глазами, горящими какой-то искоркой. Данька пробежался взглядом по нему, по его рабочему месту. Много узнать о человеке по паре фраз было сложно, но сравнить двух врачей парню удалось.

По характеру Евгений Валентинович явно был очень мягким, кротким, чрезмерно спокойным, будто вместо чая по утрам пил валерьянку. Он точно не вспыльчивый, судя по негромкому, вкрадчивому голосу. Не лишенный чувства юмора, исходя из не просто вежливой, а искренней улыбки и красноречивым, открытым эмоциям. Человек — душа. Дети скорее всего любят его, так как более восприимчивы к эмоциям и ценят искренность. Но тем не менее настойчив в своих намерениях. Хотя это качество, наверное, присуще большинству врачей.

Влад же, как ни крути, а душу напоказ никогда не выставлял. Он демонстрировал свои настоящие эмоции и чувства, но строго следил, какие именно. Никакой раздражительности и нетерпения. Воронцов показывал только то, что хотели видеть люди, примешивая в свои намерения искреннюю любовь к работе и нотки жившего в нем энтузиазма. Все же в отличие от коллеги папа был более организован, практичен и рационален, чем второй педиатр. А еще Влад был резче, быстрее и взгляд имел цепкий, острый, рассчитанный на поиск и сбор информации о человеке, исходя из которой сможет сделать выводы. И, если Евгений Валентинович в принципе не повышал голос, что было очень хорошо понятно по простому тихому и какому-то нежному приветствию, Влад просто хорошо владел собой, но здоровался всегда бодро и звонко.

Даня попытался спрятать улыбку, наконец сосредоточив внимание на одежде педиатра. Он легко ткнул брата, гипнотизировавшего взглядом пол, локтем, указывая на костюм врача. На белой медицинской блузе красовался яркий принт гипертрофированного жирафа с глазами больше головы и шеей палкой, на одной силе воле державшей огромную морду. Художник, создавший дизайн сего животного, по мнению Дани, должен был выколоть себе глаза, чтобы больше не нарисовать подобного. Штаны тоже были усеянными жирафами, правда, поменьше, но не менее забавными. А волосы скрывала шапочка с изображениями кроликов, которые, кажется, переели моркови. В любом случае, зверушки на одежде свою работу выполняли исправно. Димка нервно усмехнулся, а после уткнулся брату в плечо, душа смех. Забавный принт навевал воспоминания о зайце, которого изобразил брат на уроке ИЗО во втором классе. Он выглядел так, будто его переехал камаз, но картинка каким-то чудом попала на школьную выставку. Учительница ещё долго смеялась с кривого кролика, да и все, кто проходил мимо стены с шедеврами тоже. Как он потом им в кошмарах не снился.

— А ты чего здесь? У тебя ж отпуск. И кто эта прекрасная леди и эти дети с тобой?

— Эта прекрасная леди — моя жена Юлия, а дети — наши сыновья, Дмитрий и Даниил, — поведал Влад, натянув белый халат и такую же как у коллеги забавную шапочку, только с совами. — А здесь, чтобы тебе помочь и детям своим больничный оформить.

Юля тихо фыркнула, плюхнувшись между мальчишками и закинув тем руки на плечи. Евгений Валентинович выпал в осадок, переводя ошеломленный взгляд с коллеги на его семейство. Димка тоже невольно улыбнулся. Реакция у врача была ещё более красноречивой, чем у медсестры. Даже было слышно, как вращаются шестерёнки в его голове. А нет, это просто настенные часы. В любом случае, у него происходил активный мыслительный процесс. Загрузка явно не прошла.

— Не понял. Когда? Откуда? А самое главное как?! И какого ты, прости, обо мне мнения, раз не доверяешь собственных детей?

— Ну, вообще свадьба у нас была в мае, — отозвалась Юля. — Откуда берутся дети, я думаю вы уже сами должны знать. А вот как — это уже магия, — девушка довольно улыбнулась, следя за спектром эмоций, меняющихся на лице мужчины.

— Ну, в основе своей, все так и есть, — пожал плечами Влад, выудив из шкафа со стеклянными дверцами две медицинские карты и направившись к столу друга. — И да, дело не в том, что я тебе не доверяю. У нас просто, — мужчина на мгновение замялся подбирая нужные слова, — немного сложная ситуация. А ты чего один? Где Ольга?

— Оленька на больничном, отогревается на солнце в деревне у бабушки до конца недели, — с нотками сарказма поведал Евгений причину отсутствия медсестры, не став расспрашивать подробнее про сложность ситуации, только коротко осведомился, когда коллега пытался отрыть свой фонендоскоп у него в бумагах:

— Все настолько плохо?

— Могло быть и хуже, — так же отозвался Влад. — Сам сейчас понаблюдай и поймёшь всю степень запущенности.

Наконец-то отыскав нужную вещь в настольной свалке, педиатр вернулся на место, а Евгений обратил свое внимание на семейство друга. С Владом они общались достаточно долго, чтобы отношения у них приобрели доверительный характер.

— Ну, так что, я пока других зову, а ты со своими разберёшься?

— В принципе, можем разделить обязанности, если никто не против? В целях экономии времени, так сказать. Дань? — Влад посмотрел на сына, которого собирался отдать на растерзание коллеге.

Евгений Валентинович тоже смотрел на мальчиков, отмечая как тот, который кудрявый вцепился в руку девушки так, что та поморщилась. Напуганные глаза подростка говорили лучше слов. Женя мысленно усмехнулся. Если тот и боялся, то держался очень даже хорошо. Все вопросы, до этого крутившиеся в голове мгновенно отпали. На его практике море напуганных детей разных возрастов, закатывавших такие истерики… Его уже ничем не удивить.

— Да мне как-то всё равно, — пожал плечами Даня, спрыгнув с кушетки, — я домой побыстрее хочу.

— Тогда прошу, — улыбнулся педиатр, указав на стул у стола.

Подросток напоследок ободряюще хлопнул друга по плечу и плюхнулся на предложенное место, с интересом наблюдая, как врач какими-то иероглифами принялся заполнять бумажки.

— Дим, а ты давай ко мне, — чуть шире улыбнулся Влад, кивнув в сторону второго стула.

Парень шумно сглотнул. Внутри все скрутило в тугой узел. Подросток дождался, пока Юля настойчиво подтолкнет его в спину, и только после этого на не гнущихся, одеревеневших ногах, добрел до места назначения. Сесть, когда кажется забыл как дышать и вообще двигать конечностями, оказалось очень трудно, но Дима справился. Сердце ускорило ритм, отбойными молотками отдававшийся в ушах.

— Дим, — негромко позвал Влад, чтобы никто не слышал, наклонившись к лицу сына и положив свою теплую ладонь, на подрагивающую руку сына, — скажи мне, что конкретно сейчас тебя пугает?

— Я, — парень прервался, рвано вздохнув, — я не знаю.

Димка замялся, пытаясь разобраться в своих эмоциях и, оглядевшись по сторонам на маму, удачно отвлекшуюся на телефон, Даню, с которым беседовал врач, и сам поближе наклонился к отцу.

— Я боюсь, что будет больно. У врачей всегда так, чтобы они не делали. А я не хочу. Не хочу, чтобы кто-то намеренно причинял мне боль, а я не мог ничего сделать. Даже когда я знаю, что ничего такого не будет, мне все равно страшно. Я не знаю почему, — под конец голос парня стал ещё тише, и он, смутившись, отстранился, опустив взгляд в пол. Откровенничать с кем-то кроме Дани ему было ещё сложно. А Влада он продолжал опасаться, чисто инстинктивно.

— Я могу объяснить, — негромко отозвался Евгений, бросив взгляд на Влада, как бы спрашивая разрешения вмешаться. Тот перевел вопросительный взгляд на Диму, узнавая его мнение, и только дождавшись неуверенного кивка, тоже подал знак продолжать.

— Страх — это цепная реакция в мозгу, — размеренно начал лекцию мужчина, — которая начинается со стрессового стимула и заканчивается выбросом химических веществ, которые вызывают учащенное сердцебиение, дыхание и наполняют мышцы энергией. Эту реакцию ещё называют «бей или беги». Вообще цель страха у людей, да и всех животных — способствовать выживанию. Страх, по сути, защитная реакция, предупреждающая о приближающейся угрозе и помогающая удержать нас от попадания в опасные ситуации.

— То есть, — вмешался во время паузы Даня, и Димка, до этого внимательно слушавший педиатра, перевел взгляд на друга, — когда Димка маленьким испугался врачей, потому что те, в его понимании причиняли боль, то мозг, грубо говоря, прировнял всех в белых халатах к опасности. И теперь всякий раз начинает напоминать об этом в целях защиты, так сказать.

— Да, все верно, — кивнул Евгений, обведя мальчишек взглядом. — Испытывать страх — нормально, скорее даже необходимо. Если бы мы не боялись, то долго бы не прожили: мы бы выходили на дорогу прямо под машины и тискали ядовитых змей.

— Однако страх не всегда полезен, — вступил Влад, обратив внимание присутствующих на себя. — Когда мы начинаем испытывать страх перед обыденными вещами и ситуациями, которые не представляют реальной угрозы, это может стать проблемой.

— Как в Димкином случае, — подключился Даня, глянув на внимательно слушающего брата, — он боится врачей, и если у него что-то заболит, то сам он скорее всего никогда не скажет, что может привести к серьезным проблемам?

— Именно, — подтвердил Влад.

— И что мне делать? — немного помолчав, осторожно поинтересовался Дима.

— Ну, — задумчиво протянул Евгений, — есть разные способы борьбы со страхом. Он может как пропасть самостоятельно, с возрастом, так и просто притупиться. Ты можешь избавиться от него, если поймёшь, что он в какой-то степени беспочвенен, а все корни лезут из неудачного опыта.

— К психологу походить, тоже вариант, — предложила Юля, которая была увлечена рабочей перепиской и, казалось, даже не слушала разговора.

— Разумеется, — кивнул Влад. — Но это уже Диме решать.

— Безусловно, — нараспев произнесла девушка, — я просто хотела сказать, что этот вариант есть, и он смело может им воспользоваться.

— Видишь, Дим, — позвал Даня. — Проблема вполне решаема.

Друг в ответ только кивнул, что стало своеобразной точкой в разговоре и сигналом по возвращению к делам.

— Ну, а пока поступим так, — начал Влад. — Осмотр провести нужно в любом случае, но я буду объяснять все, что собираюсь делать. Клянусь, там ничего страшного. Попробуем?

Он звучал как всегда мягко, но в то же время твердо и уверенно. Не возникало даже мысли о том, чтобы сомневаться в его словах. Влад успокаивал на каком-то подсознательном уровне. Незаметно подбирался близко, как ни старайся держаться подальше, но пока что еще без предупреждения не кусал.

— Ладно, — со вздохом согласился Дима, прекрасно понимая, что выбора у него просто нет.

— Ну вот и договорились, — Влад снял с шеи фонендоскоп, — сейчас я просто тебя послушаю. Ты ведь знаешь, как это делается, верно?

— Конечно, — неосознанно надулся Дима. Он не любил, когда с ним разговаривали, как с маленьким, пусть порой это и было необходимо, поэтому неосознанно начинал огрызаться.

— Тогда подойди ко мне и подними футболку. Я просто послушаю, ничего больше, обещаю, — заверил мужчина, заметив сомнения сына.

Димка нерешительно последовал указаниям. Когда холодный кружок коснулся кожи, парень неосознанно вздрогнул.

— Все хорошо, не волнуйся, — отреагировал Влад, пару раз успокаивающе проведя рукой по плечу. Кудряшка не заметил, как начал расслабляться, поддавшись спокойной, в какой-то степени ленивой атмосфере кабинета.

— Молодец. Теперь спинкой.

Пока папа выслушивал лёгкие и сердце, Дима обратил внимание на Евгения Валентиновича, только начавшего аускультацию. У него ушло больше времени на сбор анамнеза, в отличие от Влада, который и так все знал о состоянии своих детей.

— Так, ну что Дань, давай послушаю тебя, — услышал Дима, пока мужчина выкапывал из-под бумаг свой фонендоскоп.

— Какую песню хотите? — криво улыбнулся Данька, вызвав ответную улыбку. Обычно, глупо шутить было Димкиной прерогативой, но пока брат боится, разрядкой обстановки будет заниматься Даня.

— А ты у нас певец? — усмехнулся педиатр, жестом попросив подростка встать.

— Нет, но если надо, то и спеть могу, — поднял футболку парень, поморщившись от прикосновения холодной мембраны к коже. Даня осмотрелся, поймав взгляд брата. Они тут же поспешили отвернуться, чтобы не рассмеяться. Уж очень комично выглядели со стороны.

— Все, садись, — коротко скомандовал Евгений Валентинович. — Хрипов при аускультации нет, — громко оповестил он Влада, что-то внеся в карту и данные на компьютере.

— У меня тоже, — отозвался второй мужчина, незаметно сжав руку сына в знак поддержки.

— Объяснил бы мне кто-нибудь, что это значит, — как бы невзначай заметила Юля, по-домашнему развалившись на кушетке.

— Это значит, что пока что все неплохо, — ответил Евгений, выудив из стаканчика на краю стола металлический шпатель. Влад сделал то же самое, только использовал деревянный, вскрыв упаковку и отправив ту в мусорку под столом.

— Теперь мне нужно посмотреть горлышко, — мягко предупредил мужчина, видимо окончательно войдя в режим доброго доктора, каким он всегда был на работе.

— А без этого никак? — поморщился Димка, бросив на палочку неприязненный взгляд.

Педиатр лишь чудом подавил порыв обнять сына. Обычно детские капризы были минусом. Когда же Дима начинал так осторожно высказывать свое недовольство у врача, это означало, что ему достаточно комфортно и уже не так страшно. Влад после недавней паники серьезно опасался, что сын просто упадет в обморок. Но он, к счастью, выглядел достаточно спокойно.

— Если хорошо покажешь, то постараюсь без него. Идёт?

— А как это — хорошо?

— Пошире ротик открой и скажи а-а-а, — наставлял Влад.

— А ты можешь не сюсюкаться? Просто говори, как обычно, а то мне совсем уже стыдно, — покрывшись румянцем, хрипло сознался Дима.

— Прости, — усмехнулся педиатр. — Я не хотел задеть тебя, просто профессиональная привычка. Давай, открывай и к окошку повернись.

Нехотя Дима последовал указаниям, на всякий случай зажмурившись и открыв рот так, что заболели скулы.

— Скажи а-а-а. Умничка. Сейчас всего секундочку потерпи, — деревянная палочка коснулась языка и надавила на корень, вызвав неприятные ощущения. Подросток инстинктивно попытался отстраниться, но Влад не позволил, положив ладонь на затылок. — Тише-тише, мой хороший, — проворковал педиатр, быстро осматривая горло, миндалины, язычок под недовольное мычание Димки. — Все-все. Больше не обижаю.

Влад быстро выкинул палочку, потрепал морщившегося сына по голове и принялся калякать что-то на листочке, после перенеся все в компьютер.

— Извини, дорогой, больше не трогаю. Дуешься?

— Да нет, — на автомате отозвался Димка, но прислушавшись к себе, понял, что даже мысли об обиде не проскочило. — Все нормально, — уже увереннее заявил парень, — но мне не понравилось.

— Прости, — примирительно улыбнулся Влад. — С меня шоколадка или мороженое, когда выздоровеете, потому что горло у тебя сейчас красное. Жень, что там у нас с горлом, — уже громче осведомился педиатр.

— Покрасневшее, но не критично. Зато заложенность носа. Я спреи напишу, а ты уже сам там разберёшься, какие эффективнее.

— Ага, спасибо, — отозвался Влад.

— Так, Дим. Сейчас лимфоузлы прощупаю и все. Это не больно, — поспешил заверить педиатр, под пристальный взгляд сына, устроив теплые пальцы на его шее. — Расслабься, я слегка надавлю.

Влад мягкими движениями прошелся по области шеи, начиная с подбородка и двигаясь вниз по линии шейки, следя за эмоциями Димки.

— Не больно?

— Нет, но неприятно иногда.

— Угу, понял.

— Это плохо? — осторожно поинтересовался Димка, заглядывая в листочек на котором писал Влад.

— Нет, не беспокойся, — по-доброму усмехнулся педиатр. — Это вполне обычно при вирусных заболеваниях.

Димка коротко кивнул, обозначив, что услышал отца и посмотрел, чем занимаются брат с Евгением Валентиновичем. Судя по обрывкам фраз, долетавших до парня и улыбке врача, Данька начал заваливать того вопросами. Дима только улыбнулся, наблюдая, как педиатр, видимо, показывал другу расположение лимфоузлов, сначала продемонстрировав их на подростке, а потом показав на самом себе. Юля тоже наблюдала за тем, с каким интересом и сосредоточенностью сын нащупывал нужные узлы, и судя по искоркам в глазах, радовалась новым знаниям вместе с ним. Впрочем девушка не забывала бросать взгляды и на Диму, хотя за ним она следила не так пристально, полностью доверяя мужу.

Даню привлекало все, что касалось природы, человека, его внутреннего мира, причем, во всех смыслах, поэтому неудивительно, что его привлекли лимфоузлы. Они с братом всегда были диаметрально противоположны. И по характерам, и по интересам, типам мышления, даже цвету глаз. Димка — ураган, нескончаемый поток энергии, детская наивность, яркие эмоции, не помещающиеся в одном человеке и постоянно бьющие через край. Даня — штиль, спокойствие, размеренность, некоторая безэмоциональность, умение разбираться в людях и анализировать ситуацию. Кудряшку привлекало искусство, литература — все, что позволяло проявить творчество, фантазию и поделиться собственными чувствами. Брат же отдавал преимущество точным и естественным наукам, потому что его мозг упорно не желал придумывать что-то своё, предпочитая оперировать уже известными и доказанными фактами.

— А кто-нибудь будет для меня переводить или нет? — с нотками возмущения вмешалась Юля.

— Перевожу: увеличение подчелюстных и заушных узлов характерно при простудных заболеваниях, поэтому предположительно ОРВИ, — отрапортовал Евгений. — Недельку дома отдохнёте, попьете горячего, горло пополоскайте и за справками.

Педиатр протянул Юле одну бумажку с рецептом, Влад вторую. Девушка изучила ту, которая в правой руке, потом в левой, и лицо ее исказилось гримасой искреннего непонимания и безысходности. Казалось, она сейчас как кот из видео, поднимет лапки с этими листочками кверху и завалится на спину.

— Вы в курсе, что дети в школе и то разборчивее пишут. Как я должна разбирать эти закорючки? Что это вообще? Санскрит?

Влад рассмеялся, потрепав облепивших Юлю мальчишек по волосам.

— Юлек, в аптеку сам зайду и все куплю, такси я вызвал. Ты там дома попытайся накормить их, если не будут, не заставляй. За температурой следи, постельный режим обеспечь, ну, ты и без меня все это знаешь. Через часок вернусь, — Влад легко чмокнул жену в губы. Юля в ответ улыбнулась, жестом указала на время и, ухватив мальчишек за руки, выволокла из кабинета, попрощавшись с Евгением Валентиновичем.

— До встречи, дорогие, — долетел вслед голос Влада, и Даня, прежде чем закрылась дверь, успел увидеть, как второй педиатр выжидающе уставился на отца, явно требуя объяснений.

— Дань, — шепотом позвал Дима, когда все заняли места в подъехавшем такси, — если честно, то все было не так страшно.

Подросток и сам не понял, зачем вообще завел этот разговор. Но сейчас он чувствовал острую необходимость поделиться с кем-нибудь своими открытиями. Столько всего нового за один день. Мозг просто не справлялся. Это был второй поход к врачу за все четырнадцать лет, прошедший без значительных потерь со стороны нервных клеток и истерики. Дима не чувствовал себя так, будто его пытали. В теле чувствовались лишь лёгкая усталость и недомогание.

— Ну, вот видишь, — улыбнулся Даня, обрадованный откровениям. — Я же тебе говорил, что все зависит от врача. Влад хороший специалист, и Евгений Валентинович тоже. Может, рано или поздно вообще перестанешь на все так остро реагировать, — пожал плечами брат.

— Не думаю, — вздохнул Димка, поджав губы, — но надеюсь.

Когда Влад вернулся домой, улица стала настоящей духовкой, а он в ней почти готовым пирогом. Казалось, что асфальт плавился под ногами, и мужчина ощущал себя, как на раскаленной сковороде, добираясь от машины до двери в дом. Даже бабушки у подъезда сменили место дислокации, заняв наблюдательные позиции на балконах и у дверных глазков. Вокруг не было ни души, словно все вымерли. Но Влад оказался не единственным идиотом, высунувшимся на улицу в эту убийственную жару. Кроме него и птиц, купавшихся в небольшой лужице у трубы, протекавшей ежегодно без остановки и являющейся единственным крошечным, но неиссякаемым источником влаги в столь жаркий день, был участковый, резко выруливший из-за угла.

Прошлый ушел на пенсию и место его занял новый, молодой, но ответственный и исполнительный парень. Несмотря на погоду одет он был по форме, только фуражку держал в руке, неистово размахивая ей и одновременно какой-то папкой, сигналя Влада придержать дверь. Педиатр невольно усмехнулся, увидев взмокшего, словно в фонтане искупался, парня, услужливо открыв вход в подъезд пошире и наблюдая, как тот на всех парах спешил к нему, готовый как собачка высунуть от усталости язык. С новым участковым они были уже даже не знакомыми, а приятелями, учитывая сколько времени успели провести вместе в изостудии, помогая любимым женщинам. Юрий Николаевич или Ходячая катастрофа, как его звала Юля, встречался с ее коллегой Ириной, заходя за своей девушкой на работу, как и Влад. Так и познакомились, томясь по несколько часов в ожидании окончания занятий или перемещая по просьбе дам тяжёлые холсты и гипсовые фигуры, иногда развешивая картины. Парнем Юра был хорошим: весёлым, находчивым, активным, романтичным, но малость наивным и неуклюжим. Владу стоило больших усилий удержать жену, готовую, если не побить непутёвого, так хотя бы хорошенько пройтись кисточкой по лицу «этого тарзана с двумя левыми ногами», споткнувшегося о стул и упавшего аккурат в банки с краской, в миг превратившись в зелёного человечка и уничтожив свежевыкрашенную, подготовленную для росписи белую стену. Но несмотря на такие мелочи участковым он оказался достойным. Всегда собранный и рвущийся в бой Юрий Николаевич был готов прийти на помощь жильцам в любое время, что сейчас и доказывал.

— Добрый, — Юра не договорил, опершись рукой о стену и пытаясь отдышаться.

— Добрый, Юрий Николаевич, — улыбнулся Влад, вручив приятелю бутылку воды, удачно захваченную из машины.

Участковый с искренней благодарностью принял предоставленный дар, кажется, готовый в ноги мужчине поклониться. Бесцеремонно вручил Владу в руки свою фуражку с папкой и припал к горлышку губами. С кончика чуть отросшей светлой челки на лицо падали капельки пота, но парень решительно не обращал на них внимания, наслаждаясь живительной влагой. Наполовину опустошив бутылку, участковый расслабленно выдохнул, мгновенно повеселел и, платком утерев губы, забрал свою ношу.

— Эх, хорошо! Спасибо, Влад! Просто спас, а то я думал точно задохнусь. И чего ты все Юрий Николаевич да Юрий Николаевич, — передразнил парень. — Вроде не чужие.

— Да, как-то на автомате, — отзеркалил улыбку приятеля педиатр, двинувшись в дом.

— Просто адская погода! Я и не подозревал, что в нашем городе может быть так жарко! Пот льется рекой, хоть в фонтан лезь, — начал активный диалог Юра, видимо ожив после воды.

— И куда же в такую погоду спешит наш доблестный страж порядка? Я думал, вы, как и все, отсиживаетесь в участке под кондиционером?

— Кондиционер? Да он у нас больше похож на вентилятор горячего воздуха! Лучше бы он превратился во френч-пресс, можно было бы чай заварить! — мечтательно протянул Юра, чуть не запнувшись о собственную ногу.

— И правда, в такую жару пить хочется только холодный чай или лимонад! — поддержал Влад.

— Ты, случайно, не пробовал вешать свою чашку на вентилятор и надеяться на конденсацию? — с каким-то интересом истинного исследователя спросил внезапно участковый, напомнив Владу Димку, которому в голову пришла «гениальная» идея.

— Чего? — тихо рассмеялся Влад.

— А что? — изобразил удивление участковый, тоже рассмеявшись. — Буду пить освежающий воздушный чай! Но опасаюсь получу нагоняй за неправильное использование чашки от начальника.

— Ты мне сына напоминаешь, — поделился педиатр. — Он тоже постоянно фонтанирует безумными идеями, хорошо хоть у него брат есть, который остановит от попытки проверить все на практике.

Участковый в ответ только дружелюбно хмыкнул.

— Так, куда ты в такую жару?

— Да Львовна ваша, — поморщился, как от кислого лимона Юра. — Опять у нее там Барабашка завелся, — сокрушенно покачал головой участковый, поднимаясь по лестнице и наслаждаясь прохладой подъезда. — То ли стучит, то ли шумит, кто ее разберет?

Влад только усмехнулся, прекрасно понимая Юру.

— Сочувствую, друг мой, но помочь, увы, ничем не могу. Мы всем подъездом с ней уже несколько лет воюем, и все одно. У нас в квартире вообще сейчас живут главные нарушители тишины, — акцентировал внимание на последних словах педиатр, вызывав у участкового смешок. — Мы — ее главные враги.

— Ничего, разберемся! — задорно выдал Юра свою любимую фразу. — Ну, — выдохнул парень, поняв, что они достигли нужного этажа, — удачи мне!

— Ни пуха, ни пера, — похлопал приятеля по плечу Влад, сдерживая улыбку. — Как закончишь, в гости загляни.

— К черту! — отмахнулся участковый. — Спасибо, обязательно зайду.

Юрий Николаевич, собравшись с духом, нажал на звонок, вызывая Зинаиду Львовну, а Влад, мысленно посочувствовав приятелю, поспешил заскочить в свою обитель.

Квартира встретила приятной прохладой и относительной тишиной, что теперь была крайне редким гостем. Теперь всегда, когда Влад вечером возвращался с работы, мальчики уже были дома, так или иначе создавая шум. Они могли о чем-то громко спорить, ругаться, кидаться вещами, а уже через пятнадцать минут вместе засесть за просмотр какого-нибудь фильма. Однажды даже подрались, правда, понарошку, играючи, но Юля, не знавшая об этом, переполошилась и так напомнила о правилах поведения, что их усвоили даже соседи, а у сыновей надолго отбило желание устраивать подобные игры при маме.

Частенько по вечерам Димка играл на компьютере, при этом громко ругаясь, по максимуму стараясь избегать матов, пока Данька рядом «делал уроки», заключавшиеся в увлечённой слежке за ходом игры, комментированием действий, руганью с братом и порой удачных попытках перехватить управление на клавиатуре, в моменты, когда Димка бесился. Именно наблюдение за подростками в привычной среде обитания натолкнуло Влада на мысль о том, что им стоит приобрести второй компьютер. Один был Юлин, доставшийся от сына племянника дочери маминой подруги, которому подарили новый. Девушка, счастливо жившая с ноутбуком и телефоном, просто оставила хороший игровой компьютер пылиться в квартире, пока он не перекочевал в комнату сыновей, что было правильным решением.

Надо было видеть восторг мальчиков, когда Юля поведала им тайны текстовых редакторов. Помогая им с докладом, девушка ловко скопировала текст с пяти разных сайтов, заменила шрифт и распечатала каждому по экземпляру, сэкономив ребятам кучу времени. До этого они либо заучивали параграфы из учебника, либо списывали из книжек от руки. Сказать, что Юля была в шоке — промолчать. Всего неделя и парни буквально за пятнадцать минут сами клепали себе доклады и презентации, если не тратили время на препирательства и драки за единственную свободную электронно-вычислительную машину.

Раньше у мальчиков даже телефонов не было, поэтому обо всем они знали лишь с рассказов близнецов, которые часто делились вещами с друзьями. А Воронцовы старшие, давно привыкшие ко всем благам цивилизации и уже не видевшие без них свою жизнь, спешили сделать так, чтобы дети у них ни в чем не нуждались и от сверстников знаниями в технике не отличались.

— Я дома, — негромко оповестил Влад, заглянув на кухню, откуда доносились хоть какие-то звуки.

Там обнаружились Юля в его жёлтой футболке, смотревшейся на миниатюрной девушке, как платье, и скрывавшей шорты. Она что-то готовила под негромкую музыку, а Дима, клещом прилип к ее спине, тесно прижавшись всем телом и удобно устроив голову в районе лопаток. Парень всего на мгновение приоткрыл глаза, одарил отца незаинтересованным взглядом и снова их закрыл. И непонятно Боб научился у него этому поистине величественному действию или наоборот.

— Наконец-то, — улыбнулась девушка, ярко улыбнувшись ему, не отрываясь, правда, от сковороды, но Влада так и потянуло накрыть эту улыбку своими губами.

Помады у жены были безвкусные, а дома она вообще ими не пользовалась, поэтому едва ли он стремился почувствовать какой-то определенный вкус. Нет. Ему нужно было ощущение, то приятное тепло, разливающееся где-то в душе при одном только воспоминании о Юле. Поначалу он шугался подобных мыслей, словно дикий зверь на протянутую добрым человеком руку, не совсем понимая их природу. В силу любви Влад не особо верил, поэтому когда она сама огрела его булыжником по башке, он просто не понял. Постоянная тяга к девушке, желание слушать ее, не важно, что она будет говорить, главное — голос, наполненный эмоциями, заталкивалась, куда поглубже, пугая до чертиков. Его как-то вечером даже потянуло выпить чего-нибудь покрепче кофе, когда он понял, что наслаждался громкими, немного писклявыми, но искренне пытавшимися казаться ниже и влиятельнее криками с лестничной клетки, выключив звук на телевизоре. И спустя несколько недель всё-таки опрокинул в себя рюмку коньяка, когда Юля вновь сцепилась с Зинаидой Львовной в словесной схватке, а он слушал их, прижавшись ухом к двери.

Юля ведь всегда была живой, энергичной, зажигала своим энтузиазмом, словно огонек. И Влада, как заблудшего странника, тянул к себе этот свет и тепло, которым девушка с радостью была готова делиться. Если бы не Серёга, сваха хренова, подрабатывавший переводчиком с языка чувств и русским языком не сказавший: «Это любовь, баран», то он бы так и блуждал в потёмках собственной души, терзаясь муками.

— Мы уже думали, что на обед будет кулебяка с папой, — вяло и жутко хрипя, отозвался Дима, даже не оторвав щеку от чужой спины.

У Влада сразу же из головы вылетел образ жены. Он поморщился, окинув подростка прищуренным взглядом, и демонстративно опустил пакет с лекарствами на стол.

— Как себя чувствуешь? — Влад приложил руку ко лбу парня, после коснувшись губами, ощутив нездоровое тепло.

— Жизнеспособно, — подал голос Дима, даже не удосужившись, как обычно, скинуть чужую руку. Наоборот, сам прильнул к ней.

— Температура невысокая, по ощущениям где-то тридцать семь, но если начнет знобить и ноги мёрзнуть, скажешь, — погладил сына по голове мужчина, не обделяя той лаской, в которой он сейчас так нуждался, и принялся словно белочка орешки, распихивать коробочки с лекарствами по разным местам: в шкаф, в холодильник, в аптечку. Незаметно заныкал шприцы, будто они ценное сокровище, поглубже в коробку, под упаковки с бинтами, чтобы точно не попались на глаза, а ампулы на верх двери холодильника за бутылку с острым перцем, где уже возникла новая цивилизация, ибо без стула Юля до нее не доставала. — А Даня где?

— Мы как пришли, он присоединился к Бобу у нас на кровати, — поведала Юля, кое-как пересыпав пассеровку со сковороды в кастрюлю, потому что делать что-либо, когда на тебе виснет подростковая тушка, крайне неудобно. — Я его проверяла полчаса назад, температура точно не поднималась. Но я буду тебе очень признательна, если ты посмотришь ещё раз сейчас.

— Уже иду, — мягко отозвался Влад, все же невесомо коснувшись желанных губ, пока Димка делал вид, что дремлет, максимально не заинтересованный окружающей обстановкой.

Одно дело видеть, как прилюдно целуются в парке молодые парочки, которые не могут удержаться, потому что любовь бьёт фонтаном, и они готовы заявить о ней на весь мир. И совсем другое наблюдать, как уже взрослые, по крайней мере, осознанные люди, всячески пытаются контролировать свои любовные порывы, стараясь как можно меньше ластится друг к другу даже при сыновьях, которые уже и не дети и все прекрасно понимают. Первое вызывает только отвращение, второе детское любопытство и желание попытаться смутить родителей, что оказалось практически невозможно.

— А, Юрий Николаевич обещал зайти, — обронил Влад, прежде чем покинуть кухню, под тщетные попытки Юли отлепить от себя сына.

Он по инерции свернул в сторону собственной спальни, но вовремя опомнившись, сменил направление. Теперь квартира у них была по-настоящему большой. И если две ванные комнаты с двумя детьми — весьма удобно, хотя они все равно умудрялись передраться всей семьей за право первым сходить в душ, то две кухни — это слишком. Ту, которая в Юлиной квартире, планировалось во время ремонта превратить в еще одну комнату, а свою спальню переместить во второй зал, беспокоясь о том, что мальчики вырастут и решат всё-таки занять раздельные комнаты. За этими размышлениями Влад добрался до нужной двери. Данька обнаружился на их большой кровати, звёздочкой развалившись по центру, подмяв под себя покрывало и одной рукой обняв подушку. Тонкий плед, которым Юля укрыла сына, практически сполз на пол, недовольно мяукнув и зыркнув на него желтыми глазами, блеснувшими в полутьме, созданной ночными шторами.

— Тихо! — шикнул Влад Бобу, показавшемуся из-под вороха тканей.

Кот в ответ нарочито громко спрыгнул с кровати, окинул мужчину взглядом так, что Влад почти увидел в нем предупреждающие искорки и, демонстративно подняв хвост, двинулся на выход, словно убедившись, что второму хозяину ничего не угрожает. Боб до сих пор вел себя по отношению к мужчине максимально неуважительно. Будто педиатр был ему должен: спал на его месте, не подпускал к жене, шипя и готовясь кусаться, таскал из шкафа, терзал и прятал его галстуки, причем не трогая Юлиных вещей. Разве что в тапки не гадил. Чувствовал, паршивец, что за такое Влад его точно на улицу выкинет, и не спасет семейство, так любившее эту черную животинку. Конечно, как не любить ласкового, милого и услужливого Боба, который и приласкать себя даёт, и тапочки, как послушная собачка принесет. Даже Серёгу это пушистое недоразумение пленило.

Пожив с Бобом несколько месяцев, педиатр пришел к выводу, что услышанное им когда-то: «Собак заводят те, кто хочет, чтобы их любили. А кошек — те, кто сам готов любить» — заблуждение. Кошки могут любить и любят, не меньше собак, порой даже больше. Просто кошки горды и с характером. Прямо, как Юля. Наверное, поэтому Боб ее слушался и побаивался, избрав авторитетом. Или дело было в Димке. Не зря говорят, что питомцы похожи на своих хозяев. Кудряшка тоже к Владу относился с недоверием, а к девушке прикипел сразу и безоговорочно слушался. В любом случае, полностью Боб пока что признавал только Юлю.

Она как-то быстро изучила повадки животного, буквально чувствуя, когда пушистая задница намеревалась пожевать ее пышную хамедорею в зале, запрятать чей-нибудь носок или завалиться спать на выглаженные вещи мальчиков. А кот по одной интонации, с которой было выкрикнуто его имя, сразу же прекращал все свои злодеяния, нехотя выпуская из зуб прикушенный зелёный листик, прекрасно зная, что в ином случае его будут гонять тапком по квартире.

Растения и картины у Юли стояли практически наравне с семьёй, поэтому за них она была готова убивать. Димке с Даней хватило буквально одного предупреждения насчёт зелёных сожителей, чтобы во время своих подростковых активностей они умудрялись разнести полдома, но при этом не задеть ни одного цветочного листика. Влад предусмотрительно к подоконникам вообще не приближался. А вот Боб был котом — своенравным, упёртым, как баран, но неожиданно разумным для животного, поэтому незаметно обгрызал позабытые всеми в комнате мальчиков кактусы.

Влад проводил чёрное недоразумение недовольным взглядом, борясь с желанием швырнуть в него подушкой, и невесомо коснулся губами подросткового лба, проверяя температуру. Даня спал крепко. Шумно сопя из-за снова заложенного носа, он не проснулся, когда мужчина вновь накинул на него плед, убедившись, что температура не поднялась выше, и ласково поцеловал в лоб, направившись в сторону выхода. Но стоило Владу добраться до двери, как внезапно прямо над ними раздались какие-то шорох и грохот. Данька резко сел на кровати, сонно уставившись на педиатра, который в свою очередь прожигал взглядом потолок, словно мысленно собирался обложить хренами шумных соседей сверху, только вот над ними был только чердак.

— Что это? — тоже подняв голову, тихо поинтересовался Даня.

— Без понятия. Не обращай внимания, мой хороший, — Влад вернулся обратно, опустившись на край кровати и мягко надавив на грудь подростка, вынуждая лечь. — Поспи ещё немного. Организму нужны силы, чтобы бороться с вирусом.

Парень сопротивляться не стал, послушно опустившись на подушку, но глаза не закрыл, посмотрев на Влада. Открыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут же закрыл стушевавшись, и поспешил отвести взгляд.

— Что такое, Данюш? Ты что-то хотел? Воды принести?

До сих пор было так непривычно слышать свое имя в подобных формах, ещё и с такой интонацией, ласковой, заботливой, немного приторной. Даня никому не говорил, но он стал буквально зависим от всех этих «телячьих нежностей», как выражался Димка. В отличие от с детства тактильного брата, Данил почувствовал вкус прикосновений относительно недавно, благодаря Юле и Владу окунувшись в этот омут с головой и, уже не имея возможности вынырнуть. Не было ни дня, чтобы Данил не выпрашивал ласки. Хоть когда-нибудь, хоть как-нибудь, но подлезет Владу под руку, чтобы тот потрепал по голове или приобнял за плечи. Вычислял момент более-менее хорошего расположения духа Юли, и обязательно притирался к ней, лез обниматься или укладывал голову на колени, когда девушка читала в своей комнате, и не отрываясь, принималась одними кончиками пальцев выводить у него на спине узоры, заставляя чуть ли не урчать от удовольствия. Димка не знал, но Влад практически каждый день заглядывал к ним около двух ночи, поправляя одеяла и всегда оставляя невесомый поцелуй на лбу. Это Юля чуть ли не вылизывала их, как кошка, при любом удобном случае, а отец хоть и не был скуп на подобные жесты, все же оказался более сдержан. Поэтому Даня ценил и откладывал в памяти каждый подобный жест.

Ему вообще безумно нравилось проводить время с папой. Сидеть в их комнате на кровати, протиснувшись под рукой и устроив голову где-то в районе груди, смотреть какой-нибудь сериал, при этом слушая мерное биение сердца, пока старший на автомате перебирал волосы, иногда в шутку щёлкая по носу. К сожалению, такие посиделки были практически единичны, а попросить Влада уделить ему немного времени, Даня стеснялся, боясь помешать или отвлечь.

— Ну, чего ты? — по-доброму усмехнулся Влад, кажется, обо всем догадавшись, но ожидая от парня самостоятельных действий.

Наверху снова что-то громыхнуло, и оба на мгновение отвлеклись, бросив взгляд на потолок, но там не обнаружилось ничего интересного.

— Ты же знаешь, — Влад, которого уже начала напрягать чрезмерная активность на чердаке, учитывая, что все они находились дома, вновь обратил свое внимание на сына, — если тебя что-то тревожит или что-то нужно, то мы с Юлей всегда готовы помочь и выслушать. Всегда. Что бы не случилось, мы поможем и поддержим. Не сомневайся.

— Спасибо, — кивнул Даня, с благодарностью посмотрев отцу в глаза. — Я просто хотел попросить тебя немного побыть со мной.

Фраза далась нелегко. Под конец парень вовсе отвел глаза, смутившись. Влад неслышно усмехнулся, устроив руку на макушке сына, массируя голову. Даня доверчиво уткнулся носом в чужое запястье, прикрыв глаза и плавясь от приятных прикосновений, а рукой нащупал на кровати руку старшего, обхватив прохладную ладонь. Даня по-прежнему чувствовал себя паршиво, но плохое самочувствие временно отошло на второй план, растворилось в приятном чувстве, просыпавшемся в душе, когда подросток чувствовал, что он больше не один. Они больше не одни. Не только друг у друга. Не нужно больше заботиться обо всем самостоятельно. Можно просто расслабиться и плыть по течению, вверив ситуацию взрослым, которые обязательно все решат, не подведут, не бросят. От осознания этого факта на душе становилось так легко и радостно.

Влад тоже любил сыновей. Благодаря им с Юлей, теперь он тоже был не один. Ему нравилось смотреть с Данькой телевизор, беззлобно подкалывать Димку, всегда очень остро реагировавшего на любые шутки, и это они не прожили вместе и года. А сколько ещё совместных занятий они смогут найти в будущем? Влад думал об этом, перебирая короткие каштановые волосы сына, аккуратно сжимая другой рукой его горячую ладонь. Даня успел задремать, теперь шумно посапывая, словно ёжик.

Педиатр рассеянно перевел взгляд на его умиротворённое лицо и, не сдержавшись, погладил костяшками пальцев по румяной из-за жара щеке, после коснувшись губами лба. Все эти действия приносили какое-то «внутреннее умиротворение и удовлетворение», как выражалась Юля. Девушки обычно чувствительнее нежели мужчины, поэтому им проще понять, а тем более принять подобные непонятные потребности собственной души, когда мозг так и кричит, что сын просто душка и его надо срочно, в эту самую секунду обнять, прижать к себе покрепче, растрепать волосы, пощекотать. Влад раньше не испытывал подобного. Разве что в детстве, по отношению к домашнему коту. Он тоже был невероятно милым, до невозможности рыжим и пушистым. Влад безумно любил его, тискал, спал в обнимку, несмотря на все протесты матери. А потом кота не стало. Как не стало и какой-то частички души Влада, отвечавшей за привязанности к животным. Наверное, он так и не отпустил, не смог, поэтому сейчас ко всем животным относился нейтрально.

— Но мальчики ведь не пушистые коты, а мои сыновья, нормально ли, что порой так и хочется их приласкать? — поделился как-то поздно вечером Влад, и Юля долго хохотала, прижавшись к его боку, уткнувшись в плечо, чтобы не разбудить мальчиков в соседней комнате.

— Милый, — сквозь смех выдавила девушка, заглянув ему в глаза, — ты у меня такой умный, но порой говоришь невероятно глупые вещи, — жена ткнулась носом в его щеку, притерлась, с наслаждением вдохнув запах, оставшийся от пены для бритья, и зарылась ладонью в волосы. — Конечно, это нормально. — уже серьезно продолжила она. — Ты же родитель. Папа. Ты любишь их, а слов не хватает, вот и тянет показать любовь, как-нибудь ещё. Это инстинкт. Как… — Юля пощелкала пальцами, пытаясь сформулировать мысль. — Как кошка, когда вылизывает котят.

Влад тогда понял, что ничего не понял. Но Юля лишь отмахнулась, обронив, что есть вещи, которые понимать просто не надо, их надо чувствовать. А у педиатра с этим всегда было туго. Понимать эмоции и чувства других людей и уметь ими пользоваться — ноль вопросов, как задачка по математике. Разобраться в собственных — как ответить, какие эмоции испытываешь при прочтении стихотворения — невыполнимо. Но девушка сказала, что рано или поздно до него дойдет. И сейчас, наблюдая за мирно спящим сыном, поглаживая его ладонью по груди и получая от этого какое-то внутреннее наслаждение, Влад решил, что, видимо, дошло.

Оглушающий грохот, словно бегемот пробил потолок и провалился к ним в квартиру, разрушил атмосферу.

— Юра, ты цел? — Юлин окрик разрезал тишину.

Данька тут же подскочил, до конца не сориентировавшись, но автоматически бросившись за Владом, ринувшимся в коридор. На кухню они вбежали одновременно и очень вовремя, чтобы лицезреть, как жирная крыса, с которой сражался участковый, видимо, упавший к ним на балкон, Даня пару раз моргнул, не веря своим глазам, резко сиганула в квартиру, ломанувшись вглубь. Юлин вопль оглушил, кажется, не только весь район, но достиг самых отдаленных точек планеты. Даня на мгновение представил, как два полярника, пившие горячий чай, услышав непонятный крик, сошлись на том, что это рожает кит. Девушка, не переставая визжать, запрыгнула на столешницу и выставила перед собой в защитном жесте половник, а Димка, наоборот, с восторгом кинулся к крысе, стремительно несшейся вдоль стены, провожая ее заинтересованным взглядом. Боб, примчавшийся на шум, топоча словно слон, тоже сначала офигел от размера хвостатой, схоронившись на стуле. Но инстинкт охотника взял верх, и кот тенью притаился на месте, приготовившись к прыжку. Данька, замерший с отцом в проходе, аж проснулся, ошалело наблюдая за развернувшийся картиной, и не сразу во всем этом балагане обнаруживший диверсанта, пробравшегося в дом. Когда крыса, тряся жирным задом, проскочила у него мимо ног, а следом и Боб, пронесшийся, как ураган, и чуть не сбив своей бегемотьей тушкой, Даня присоединился к маме, оглушив округу, так что у Зинаиды Львовны за стеной заложило уши, и запрыгнул на Влада, обхватив руками за шею, повиснув на манер коалы на дереве. Педиатр, не ожидавший такого налета, лишь чудом удержал сына на руках, забавно крякнув и опершись спиной о стену. Из коридора, куда унеслись животные, донёсся грохот упавшего стула, звон единственной в квартире вазы, приказавшей долго жить, и воинственный ор Боба. Присутствующие, до сих пор не пришедшие в себя и не осмыслившие случившиеся, немо пялились в коридор, замерев на своих местах, пока соседка неистово трезвонила в дверь.

— Влад, а я вот тут… В гости заглянул, как и обещал, — неловко отозвался участковый, поднявшись с болезненным шипением.

Когда Юрий Николаевич, по просьбе Зинаиды Львовны полез на чердак, чтобы выяснить, кто там постоянно шумит, он совершенно не ожидал, что нарушителем тишины окажется крыса, занимавшаяся незаконным строительством гнезда на крыше. И тем более не рассчитывал, что животное совершит нападение на сотрудника при исполнении, а он фееричный полет с карниза на балкон, пытаясь защититься от налета.

Юля, так и сидевшая на столе, медленно повернула голову в сторону участкового. Дима, предчувствовавший бурю, заблаговременно закрыл уши руками, пока Влад попытался было опустить Даню на пол, но тот вцепился руками в его футболку, отказываясь слезать, вопя о том, что там крыса.

— Юра! — резко гаркнула девушка, швырнув в участкового половником, от которого он ловко увернулся, поэтому тот отправился в свободный полет с балкона, приземлившись на голову Ирине, удачно подошедшей к дому. — Какого хрена?! — деревянная лопатка тоже не достигла цели. — Ты что, пчела мне в рот, творишь?! — маленький половник пролетел в сантиметре от лица парня, ловко ушедшего из-под снаряда.

— Юля, да я не специально. Так вышло, — пытался объясниться парень, поймав запущенную в него крышку кастрюли.

А вот сама кастрюля попала в яблочко. Юра зацепился за что-то ногой и не успел увернуться, близко познакомившись с предметом посуды, вновь упав на пол. — Ходячая катастрофа! — злобно выкрикнула девушка, тем не менее закончив обстрел столовыми приборами и направившись на балкон, проверять целостность участкового. Данька только успел в очередной раз поразиться, как быстро у мамы сменялось настроение.

Влад, наконец отцепивший от себя сына, поставив того на стул, тоже испугался за приятеля, поспешив на помощь.

— Юр, ты там как? — заглянул в проход педиатр, наблюдая, как жена бегло осматривала последствия столкновения кастрюли с лицом стража порядка. Но металлическая посуда, на удивление, не принесла никакого видимого ущерба, если только морального.

— Нормально, только спину, кажется, отбил, — отозвался парень, во второй раз поднимаясь уже с трудом. Если бы не Юля, поддержавшая за руку, он бы точно упал обратно.

— Как тебя так угораздило? Надеюсь, ты ничего себе не сломал, — сочувствующе глянул на приятеля педиатр, переняв у жены ношу. — Пошли в зал, осмотрю. Вдруг скорую вызывать.

— Да не надо, я в порядке, — поспешил заверить Юра, но руку приятелю на плечо закинул, чувствуя, что ноги держат не очень крепко.

— Катастрофа ходячая! — снова припечатала Юля. — Да хватит трезвонить! Иду я!

— Что это сейчас было? — перевел на брата удивленный взгляд Даня, не спускаясь со стула, когда взрослые покинули кухню.

— Не знаю, — с улыбкой покачал головой Димка, — но это было круто! Я даже заснять успел! Близнецы точно обалдеют! — от радостного вскрика парень зашелся в кашле, сложившись пополам.

— Человек лишь чудом себе ничего не сломал, у нас в доме теперь жирнющая крыса, — заметил Данил, не разделяя оптимизма брата.

— Ну не сломал же, — пожал плечами парень, уже отправляя видео друзьям, — а крысу Боб поймает.

— И на обед тебе ее принесет.

Из зала раздался женский визг, и мальчики одновременно зажали уши. В кухню, видимо, спасаясь бегством, влетела крыса с глазами по пять копеек. Даня готов поклясться, что она уже сто раз пожалела, что вообще родилась, и пыталась понять, за что ей такие испытания. Димка, окинув животное оценивающим взглядом, тоже запрыгнул на стул, от греха подальше, позволив брату вцепиться в свою руку. Охотник не заставил себя долго ждать, под ругань Юли вбежав в кухню, и сразу же накинулся на хвостатую. Том и Джерри в реальной жизни. Крыса выскочила на балкон. Боб за ней. Даня, соскочив с места, закрыл балкон.

— Чувствую, пообедает сегодня только Боб, — сокрушенно вздохнул Димка, бросив грустный взгляд в коридор, где тетя Ирина, ругаясь с Юлей, звонила в скорую, пока Влад, подперев стену, наблюдал за всем балаганом, пережидая бурю.

Даже несмотря на плохое самочувствие Дима никогда не терял аппетита. Он вообще любил поесть. Особенно, когда волновался или боялся. В такие моменты парень был готов цветы в школе жевать и грызть карандаши, поэтому на этот случай у Даньки всегда была припасена парочка каких-нибудь конфет, иначе от переизбытка чувств брат грозился сжевать какую-нибудь тетрадку или укусить преподавательницу, раздающую листы для контрольных. Сам Даня в такие моменты, наоборот, вообще есть не мог. Кусок в горло не лез, стремясь обратно. А когда у него поднималась температура так вообще воротило от одного запаха еды, из-за чего любая простуда длилась невыносимо долго, а он за этот период успевал сбросить пару килограмм. Никакая диета не нужна. Только вот Димка из-за этого очень злился, потому что волновался и не мог ничего сделать. Пару раз буквально с ложечки вталкивал в брата какую-то кашу, пока Данька от чего-то не разревелся, и растерявшемуся Димке не пришлось его в срочном порядке успокаивать. Что-то мальчикам подсказывало, что взрослые с ними ужасно намучаются.

— Может, тогда чаю? — предложил Даня, чувствуя, что температура у него явно ползла вверх, а от запаха супа на плите начинало подташнивать.

— А давай! Я как раз фильм классный нашел. Глянем, пока они там развлекаются.

И не понятно, кого он имел ввиду. Взрослых в зале или Боба с мышью. А может и всех их вместе взятых.

Димка заварил брату ромашковый чай, себе обычный черный, и они под шумок проскочили в комнату родителей, коротко поздоровавшись с тетей Ириной, которую Юрий Николаевич на пару с Владом убеждали, что молодой человек ее в полном порядке. Через пару минут к мальчикам присоединилась Юля со словами: «Цирк уехал, клоуны остались», завалившись на кровать и позволив сыновьям прилипнуть к ней с двух сторон. Данька устроился под боком, использовав ее руку в качестве подушки, а Димка устроил голову у девушки на коленях, тоже задремав от мягких поглаживаний по голове. Поэтому фильм Юля досматривала в одиночестве.

Так их и обнаружил через полчаса Влад, проводив друзей и выкинув на улицу крысу, которую с боем удалось отбить у кота.

— Так и не пообедали, — заметил педиатр, подобравшись к жене и притершись щекой к щеке.

— Успеется, — отмахнулась Юля, извернувшись и утянув Влада в поцелуй, пока Димка крепко спал, обняв мамины ноги и даже не догадываясь, какой удачный момент он упускает.

Прекрасное время — ночь. Тишина, умиротворение. Все важные вещи в это время отходят на второй план. Остаются лишь мелкие, незначительные, но родные и близкие сердцу. Обычно, именно в темное время суток случаются самого разного рода мероприятия: побеги, шабашы, ограбления, преступные сделки. Все самое странное, необычное и интересное происходит под покровом ночи, когда нормальные люди наслаждаются или одиночеством, или временем друг с другом, или сном. Дети не ценят это чудесное время, отказываясь идти спать пораньше. Зато взрослые зачастую, сидя на работе, любовно ждут наступления темноты, когда можно будет вернуться домой и со спокойной душой лечь в кровать, отрубившись до следующего отвратительного утра. Во время сна нет проблем, а наутро, на свежую голову, все кажется не таким уж и ужасным.

Месяц — лунный огрызок — криво прибитый к тёмному небу, словно уродливая декорация, сделанная учениками на уроке труда для постановки, агрессивно проталкивал свои лучи сквозь шторы. Ветерок, точнее, жалкая пародия на него колыхала шторы, совершенно не облегчая духоту в комнате.

Боб нефтяной лужицей растекся на полу у Димкиной кровати, пытаясь хоть немного облегчить свое существование. Шерсть хороша зимой, когда холода. Летом от нее не только толка нет, но ещё и лишние проблемы. Конечно, можно было уйти на кухню или в ванную, где на полу невероятно прохладная плитка, но принципы были превыше всего. Спал Боб только в присутствии домочадцев. Особенно сейчас, когда один пыхтел из-за заложенного носа, как паровоз, грозясь задохнуться, а второй кашлял даже во сне. Оба ещё и с температурой. Вот как их одних оставлять? Так Боб гордо подрабатывал сторожевым львом, держа ухо востро, и незамедлительно реагировал на каждый лишний шум. Глаза-фонари, то и дело загорались в редком лунном освещении, когда кот обеспокоенно наблюдал за подростками, приподняв голову.

Юля бы предпочла забрать мальчишек к ним на кровать, чтобы они были под постоянным контролем, но в квартире и так было душно, несмотря на немного спавшую к ночи жару, а тесниться на кровати хоть и большой, значило превратиться в яичницу. Оба родителя, конечно, могли вести непрерывное боевое дежурство в комнате сыновей, но пока те чувствовали себя в относительном порядке, в этом не было необходимости. Старшие только каждые два часа приходили проверять самочувствие подростков. Так, на всякий случай.

Измотавшиеся за день походом к врачу и выходками взрослых мальчишки крепко спали, не собираясь подниматься как минимум до обеда. Даня, имитируя гусеницу, как в кокон завернулся сразу и в одеяло, и в плед, громко сопя. Спал он сразу на двух подушках, в то время как Димка, скинувший одеяло на пол, устроился головой на одном из их игрушечных котов-сарделек, а второго прижимал к своему боку, уткнувшись лицом в мягкий ворс. Спокойная и безмятежная атмосфера казалась хрупкой, даже не хрустальной, а тоньше, словно оболочка мыльного пузыря. Одно неловкое касание шума и…

Громкая трель звонка, словно молоток, разбила всё на тысячи кусочков. Данька рефлекторно подскочил, запутавшись в одеялах, и рухнул на пол, чуть не придавив Боба. Димка, тихо матерясь, принялся отыскивать свой телефон. Встряхнул упавшее одеяло, отправив кота, присевшего на него, в свободный полет. Пошарил на столе, сметя с его поверхности все что можно и нельзя, кажется, шумом перебудив половину района. Кинувшись обратно, запнулся о собственно одеяло, с громким стуком распластавшись на полу рядом с копошившимся братом. Зато обнаружил источник звука, громко трезвонивший под кроватью.

— Ты совсем охренел! — хрипло прорычал Димка, агрессивно ответив на вызов. — Второй час ночи!

Данька, наконец выбравшись из тканевого плена, подполз к брату, прижавшись ухом к уху, чтобы тоже слышать разговор.

— Димон, выручайте. У меня тут форс-мажор, — раздался с другого конца приглушенный голос.

— Игорь! Какой форс-мажор может быть в два часа ночи? — шепотом возмутился Даня.

Помимо близнецов достаточно близкую дружбу они водили ещё и с Игорем. Парнем он был неплохим, частенько выручал. Но приключения на свою задницу находил с завидной регулярностью, как по расписанию. А где Игорь, там и Коля. Вместе эти двое создавали по-настоящему взрывоопасную смесь. Они как и близнецы занимались сталкерством, ведя с Куницыными что-то вроде соперничества. Но случалось, что ребята объединялись, и на такой случай братья знали номера их родителей, а также МЧС, скорой, пожарной и на всякий случай газовой службы, потому что они по отдельности представляли угрозу для всех в радиусе километра, а объединившись, сразу для всего города. К счастью, учились Игорь с Колей в параллельном от Куницыных классе, поэтому с Макаром и Ильёй пересекались нечасто. А на совмещённой физкультуре школу они пока не разнесли только потому, что кто-нибудь обязательно прогуливал последний урок.

— Если ты снова застрял в туалете! — срывающимся голосом начал было Димка, но был прерван.

— Не, не в туалете. У Маши в квартире.

— В окне что ли? — не понял Даня, переглянувшись с братом.

Из динамика донёсся грохот, словно телефон уронили на пол, приглушённая ругань, шипение, скулеж Игоря, а потом отозвался женский голос.

— Привет, парни. Это Маша. Этот балбес припёрся ко мне на ночь глядя, а родители неожиданно от тети вернулись. Они только к утру обещали. А он теперь уйти не может.

Игорь встречался с одноклассницей Машей, которая перевелась к ним в прошлом году. И если родители парня были не против, уверенные, что подростки походят за ручку какое-то время и разойдутся, как в море корабли, то Машины настроились категорично. Буквально запрещали им общаться. Но подростки только головой кивали, да продолжали проводить время вместе, скрываясь от старших. В школе сидеть за одной партой и делать общие проекты им никто не мешал и оставаться у Игоря на квартире или у Кольки в гараже.

— Придурок, — коротко и ёмко поддержал Дима. — От нас ты чего хочешь?

— Выручите по-братски, — втиснулся Игорь, — а то близнецы в деревне, помочь не могут.

— Каким образом? — устало вздохнул Даня, потерев ладонями слипавшиеся глаза.

— Ну, придумайте что-нибудь, пожалуйста. Вы же можете, я знаю. Должен буду, — заумолял парень.

— Ладно, не ной, — грубо прервал поток слов Дима. — Сидите тихо и ждите.

Игорь рассыпался в благодарностях, слушать которые Димка не стал, сбросив вызов. Телефон отправился на кровать, а сам парень плюхнулся на пол поверх одеяла, уставившись в темный потолок и раздумывая над тщетностью бытия. Боб бессовестно сиганул к нему на живот, тут же свернувшись клубочком и уставившись на хозяина немигающим взглядом. Даня какое-то время гипнотизировал окно, в итоге с тяжёлым вздохом упав рядом, накинув на них сверху плед.

— Мы серьезно пойдем?

— Конечно! Надо же помочь! Вспомни, сколько раз он нас выручал. Мы не можем его бросить.

Даня снова вздохнул, промолчав. Брат был прав. Единичные более менее адекватные и конструктивные аргументы оказывались слишком ничтожны на фоне дружеского долга.

— Родители нас по голове за ночной побег больными не погладят, — осторожно заметил Данил.

— Постараемся провернуть все так, чтобы они не узнали.

— Мне кажется, это как-то некрасиво. Они ведь беспокоятся, заботятся о нас, тратят свое время. А мы им вот так отплачиваем. Как неблагодарные свиньи.

Дима и сам это понимал. Раньше ночные побеги его не беспокоили. Наоборот, раззадоривали, поднимали адреналин, пробуждали радость к жизни. Но тогда на них всем было все равно, а сейчас Юля с Владом будут волноваться. К тому же они ещё не успели вытворить что-то такое, за что получили бы какое-то серьезное наказание, чтобы понять, где кончаются границы дозволенного, и какие санкции могут последовать. Юля могла лишь покричать, правда, заставляя задуматься о содеянном, да влепить пару профилактических подзатыльников. А вот Влад пока никак не демонстрировал свои крайние меры воспитания. И от этого было только хуже, потому что неизвестность пугала. Только проводил серьезные беседы, после которых совесть, даже если до этого ее не было, резко появлялась, начиная бешено метаться в душе. Обезумев лезла на стены, выла и кричала, очень громко напоминая о себе. Димка не привык плакать, но рядом с Владом вся его выдержка всегда давала трещины. Он будто знал, где их слабые места, на какие точки надавить, чтобы добиться желаемого результата. Это и пугало, и восхищало одновременно.

— Дань, они нас поймут. Поругают, возможно, накажут, но поймут. А вот, если мы Игоря сейчас не выручим, то они с Машкой точно больше не увидятся. Для них обоих это будет ударом. Он же хороший, надёжный, верный. Он не заслужил этого, — задавив мысли о том, что будет, если родители узнают, твердо заявил Дима, кашлянув.

— А мама с папой по-твоему заслужили? — с нотками возмущения аргументировал Даня, резко сев. Дима тут же опустил голову, чтобы не огрызнуться. — Они нас буквально спасли. Вытащили из неприятностей. Дали нам дом, еду, любовь. Будущее, если уж на то пошло. Благодаря им мы можем быть уверены в завтрашнем дне.

— Дань, я тебя прекрасно понимаю, — уверенно отозвался Дима, поморщившись от боли, резанувшей горло, и тоже сел, отчего Боб скатился к парню на колени, — но и ты попробуй понять меня. Игорь — наш друг. Он, как и близнецы, и Коля, помогал нам до того, как в нашей жизни появились Юля с Владом. Вспомни, как часто они делились с нами едой, разрешали оставаться на ночь, несмотря на запреты их родителей, прикрывали в школе. — ветерок особенно сильно колыхнул шторки, и лунный луч удачно осветил Данино лицо, позволив Димке заглянуть ему в глаза. — Они видели в нас таких же, как и они сами, а не издевались, будто о слове мозг даже не слышали, и не шарахались, словно от прокаженных. Я не хочу предавать нашу дружбу.

Даня не нашелся, что ответить. Только пронзительно глядел в ответ. Брат был серьёзен. Чуть хмурился, сжав челюсти, буквально прожигал уверенным взглядом, словно в душу проникал. И этот взгляд Данька знал слишком хорошо. «Ты либо со мной, либо я иду один», — вот, что всплывало у парня в голове, когда Кудряшка так на него смотрел. Димка принял решение, а значит отговорить его уже не получится. Любой здравый аргумент разобьётся о твердую стену упрямства. Теперь проще было поддержать и пойти с ним, чтобы лично проконтролировать ситуацию, чем заставить отказаться от затеи. И Даня находил такое поведение брата весьма и весьма пугающим. Он боялся, что в один из таких моментов, просто не окажется рядом, чтобы помочь, а остановить Диму никто не сможет.

— Хорошо, — не разрывая зрительного контакта, уверенно ответил Даня. Брат в любом случае был прав, и не согласиться с ним он не мог. — Идём. Только, как мы выйдем из квартиры? Влад с Юлей нас каждые два часа проверяют.

— Тут как раз все просто! — задорно ответил Дима, несильно стукнув кулаком по плечу. — Ты ж знаешь родителей, они без будильника просто так среди ночи не проснутся. В лучшем случае к обеду поднимутся, а то и вовсе до вечера проваляться могут. Выключим один из будильников, и дело с концом. А за пару часов мы управимся и вернёмся так, что никто ничего не узнает, — коротко улыбнулся Дима, кажется, пытаясь убедить в этом не только брата, но и себя.

— Ты вообще как себя чувствуешь? — поинтересовался Даня. — Температура невысокая? — парень коснулся рукой лба брата, после приложив к своему, но из-за жара собственного тела и духоты в комнате никаких конкретных выводов сделать не смог.

— Да нормально, — с нотками удивления отозвался Дима, повторив действия брата. — И чувствую себя не так паршиво. Живчиком. Только горло дерет.

— А ну, конечно, — поморщился Данил, — мы же жаропонижающее пили.

— Сама Судьба намекает нам, что надо действовать, — хмыкнул Кудряшка, поднявшись и подхватив Боба. — Погнали, пока нашего Ромео не застукали.

Даня лишь покачал головой, все ещё не очень довольный сложившейся ситуацией. Но послушно начал одеваться вслед за братом. Свет включать предусмотрено не стали, боясь разбудить родителей. А отыскать одежду в темноте и бардаке комнаты задачей оказалось практически невыполнимой. Фонарики на телефонах помогали, как близнецы на контрольной по географии: никак. К тому же общее состояние оставляло желать лучшего несмотря на временное отсутствие температуры. Димке было труднее всего. Любой глубокий вдох вызывал неприятное першение в горле, которое то и дело грозилось перерасти в раздирающий кашель. Даня, постоянно спотыкаясь о какие-то разбросанные предметы на полу, докатился до шкафа, чуть не расшибив голову, чтобы обнаружить в нем только школьную форму, да нижнее белье. Остальная одежда устроила в комнате вечеринку, находясь в самых неожиданных местах. Психанув, Димка одним резким движением затолкал все, что было на полу, под стол, прикрыв компьютерными креслами, а Данька впихнул одежду в шкаф, случайно прихватив Боба, и кинул брату в лицо первые попавшиеся под руку футболку с шортами, и плевать, что та вроде как была брата.

Самым сложным оказалось незаметно пробраться в комнату родителей. Напряжение поселилось в теле, когда они двигались по коридору на носочках вдоль стены. Боб неизменным охранником следовал за ними, топая громче мальчиков, пытавшихся ступать максимально аккуратно. Уже подобравшись к комнате, Димка умудрился в темноте поздороваться с дверным косяком. Глухой звук столкновения в оглушающей тишине дома был подобен грому. Даня поспешил притянуть брата к себе и закрыть ему ладонью рот, пока Кудряшка жмурился и скулил от боли, мысленно матерясь. Юля, как и Даня, даже летом спала под одеялом, укрывшись чуть ли не до подбородка и закрыв глаза маской для сна. Влад, наоборот, раскрылся, устроившись на боку и прижав к себе жену, сопя ей в макушку. Бесшумно, ощущая себя волчком, который пришел укусить за бочок, Димка прокрался к столу, на котором заряжались оба телефона. Край его находился на расстоянии вытянутой руки от Юли, и парень замер, невольно задержав дыхание, боясь потревожить маму. Страх мелькнул на грани сознания. Поддавшись ему всего на мгновение, Димка коротко дернулся, словно намереваясь уйти, но быстро подавил этот порыв, решительно шагнув вперед. Кликнув два раза по экрану, он еле сдержался, чтобы не выругаться.

— Тут пароль! — шепнул Кудряшка, и Влад, по классике жанра завозился во сне. Парни, казалось, успели поседеть. Димкино сердце пропустило удар. Но инстинкт самосохранения сработал быстрее, чем мозг обработал ситуацию. Парень рыбкой нырнул вниз и, стукнувшись лбом, закатился под кровать. Даня неслышной тенью шагнул за дверь. Тревога оказалась ложной. Мужчина не проснулся. Только устроился поудобнее, в наглую закинув ногу на Юлю. Парни облегченно выдохнули.

— Буква «П» снизу по крайней левой части, — уловил еле слышимый шепот Кудряшка, выбравшись из-под кровати. Не поднимаясь с пола, он нащупал телефон, стянул его, уронив на лицо, но пароль ввел. Боб тут же забрался к нему на колени, потершись о руку и ткнувшись мокрым носом в щеку. Будильник, стоявший на два часа ночи, был успешно отключен, и Димка с чувством выполненного долга пополз на выход, пока кот бессовестно устроился у него на спине.

— Ты откуда пароль знаешь? — спросил Димка, когда они уже спустили с чердака стремянку, случайно отправив ее в поездку по ступенькам, чуть не перебудив весь подъезд. Даже Зинаида Львовна выглянула на лестничную клетку. Но ночью Юля с Владом спали крепким богатырским сном, что не раз спасало парней, засиживавшихся за компьютерными играми. Взрослые не просыпались от разгневанных криков и проскакивавшей нецензурной лексики.

— Увидел как-то и запомнил, — шмыгнул носом брат, поудобнее перехватив ношу. — Я и от телефона Влада знаю.

— Ты даёшь конечно. Стихи бы так запоминал. А то цифры в голове держатся, а слова в одно ухо влетают, в другое вылетают, — съязвил Дима, закашлявшись.

— Зато у тебя одни слова, — парировал Даня, погладив брата по спине, пытаясь облегчить приступ хотя бы морально. — Только и болтаешь на алгебре, что за партой, что у доски. А решить хренушки.

На улице было темно, душно, но тихо. Не пели птицы, не шумели листья и машины. Казалось, что мир замер, наслаждаясь спокойствием и умиротворением. Только Димка с Даней, как два таракана, ночью на кухне, портили атмосферу, уверенно двигаясь по двору и со стремянкой, изредко попадая под фонарный свет.

— Данька, ну не занудствуй, — поморщился как от кислого лимона парень. — Лучше воспользуйся своим гениальным мозгом и скажи, куда нам сворачивать, я в этих переулках не шарю.

Решение идти через лабиринтную сеть гаражей было принято не просто так. Во-первых, чтобы лишний раз не светиться, во-вторых, скоротать путь. Тропинка была в какой-то степени запасной, и пользовались ей только в крайних случаях, поэтому дорогу Димка не помнил от слова совсем. Первый и единственный раз, когда Коля показал этот путь, они всей дружной компанией в кромешную осеннюю ночь спасались бегством от какой-то гопоты. К счастью, Данька обладал какой никакой фотографической памятью и топографическим кретинизмом не страдал, выведя их прямо к нужной пятиэтажке. Протиснувшись в пространство между двумя гаражами, мальчики словно попали в другой мир. Свет не проникал туда, и плотная темнота обволакивала со всех сторон, тяжело наваливаясь, душа. Спертый запах гнили, забивавшийся в легкие, казалось, мог довести до тошноты, но мальчики не ощущали его. Привыкли. Слишком часто ошивались они в этих местах, поэтому даже в темноте Даня с легкостью смог найти нужный путь.

Чужой двор встретил тишиной, которую сразу же нарушил хриплый Димкин кашель. Но едва ли кто-то мог обратить на него внимание. Вопреки уличной духоте Кудряшку начало морозить, но он упрямо игнорировал это. Сначала дело, потом все остальное.

— Игорь! — отыскав нужное окно позвал Даня, иначе Кудряшка грозился перебудить весь двор своим хриплым кашлем тысячелетнего дракона, курящего с рождения. — Ромэо хренов! Игорь!

— Тише вы! — шикнула Маша, высунувшись из окна.

— Парни! Здорово! Рад видеть!

— Мы тоже, — отозвался Даня, Димка только махнул рукой в знак приветствия, — но кровать я был бы рад видеть больше. Поэтому поторопись!

Братья подставили лестницу к окну, придерживая ее. Игорь забрался на подоконник, свесил ноги на улицу, и видимо, решил, что момент весьма романтичный, поэтому наклонился обратно в комнату, качнув рыжими кудряшками, и коротко поцеловал Машу в щеку. Та возмутилась для приличия, но на лице у нее заиграла улыбка, а на щеках расцвел лёгкий румянец, который можно было списать на духоту.

— Голубки, я все понимаю, но нельзя ли побыстрее, — раздражённо подал голос Димка, чувствуя, что у него начала кружиться голова.

Игорь что-то пробубнил в ответ, но послушно начал спускаться. И казалось бы — все. Друг спасён. Времени прошло немного, а значит никто не должен был заметить их отсутствия. На душе слегка скреблись кошки, недовольные тем, что пришлось сбежать без спроса, когда они болеют. Но это можно было игнорировать. А вот интуиция или шестое чувство, Димка сам не знал названия этого чувства, внезапно настойчиво засосало под ложечкой. Парень инстинктивно заозирался по сторонам, пытаясь понять, что его насторожило. Игорь уже почти спустился, когда тишину двора молотком разбил громкий окрик.

— Стоя-я-я-ть!!!

Из-за угла дома что-то стремительно выскочило, налетев на лестницу, с грохотом упавшую на клумбу, похоронив чьи-то пионы, и чуть не прибившую Даньку. Скейт, не знавший законов физики, подлетел вверх, стукнув Димку по башке. Крылья любви Игоря не удержали, поэтому он, нелепо взмахнув руками, отправился в свободный полет вслед за лестницей, феерично приземлившись в куст с розами. Маша, наблюдавшая за всем из окна, лишь чудом не вскрикнула, зажав рот ладонями, и поспешила захлопнуть створку, когда убедилась, что ее незадачливого Ромео не надо собирать по косточкам.

— Бежим! — гаркнул Димке прямо в лицо парень с капюшоном на голове, оказавшийся Колей, и подхватив скейт, снова бросился бежать.

Ребята, поддавшись стадному инстинкту, ломанулись вслед за другом, так удачно упавшим кирпичом им на голову и набив пару лишних шишек.

— Стоять, кому я говорю! — летел им вслед запыхавшийся голос, в котором Даня с ужасом узнал участкового.

Вторым оказался никто иной, как следователь. Олег Васильевич, брат Сергея Васильевича. Что он здесь вообще забыл, Даня не знал. Да и не хотел узнавать. Все мысли сейчас занимала дорога. Мужчины, конечно, физически были сильнее и выносливее, но подростки моложе и быстрее. Единственное, плохое самочувствие резко снижало их шансы на удачный исход. Позабыв о стремянке, они кинулись через площадку к небольшой посадке в противоположной части двора. Одним прыжком, на манер косуль, перемахнули небольшую ограду. За нее Игорь «удачно» зацепился, пропахав носом землю. Крот хренов.

— Окружай! — успел уловить Даня, когда Димка одновременно с Колькой в панике схватили друга за ноги, проволочив по земле пару метров. Теперь друг выглядел так, словно его соседка все-таки выполнила свою угрозу и прикопала на умерщвлённой клумбе.

— Разделяемся, за всем не угонятся, — изрядно выдохшись, скомандовал Данил, бросив обеспокоенный взгляд на брата.

Сам он ещё держался, несмотря на начавшуюся головную боль и слабость, а вот Димке бег на пользу не пошел. Тот откровенно задыхался, хотя физически всегда был сильнее. Но времени разбираться не было. Полицейские наступали на пятки. Воздуха не хватало. Перед глазами в темноте бешено мелькали белые стволы берез. Зайцами они петляли между деревьями, пытаясь сбить со следа. Если выхода нет, то его надо сделать. Видимо, так рассудил Игорь, скейтом принявшись пробивать тропинку там, где ее быть попросту не могло. Димка, бежавший за ним, нахватал репейников, теперь напоминая лешего. Игорь разодрал руки, на всей скорости к черту снеся какой-то кустарник. Неуклюжесть Юрия Николаевича была бы сейчас очень кстати, но тот, как назло, во время работы был максимально собран. Колька в какой-то момент пробил путь на главную дорожку, чуть не раздавил черного кота, запнувшись о него и поцеловавшись с черно-белой красавицей. Животное с оглушающем воплем кинулось прямо в ноги одному из преследователей. Послышались приглушенные ругательства. Грохот упавшей тушки. Короткая заминка, подарившая надежду на спасение. Звуки вокруг пропали. Димка слышал только оглушающие удары собственного сердца. Ног он уже не чувствовал, но мысль остановиться он даже не рассматривал. Стоило пересечь пародию на берёзовую рощу, как ребята выбежали к крутому склону, у подножия которого расположился еще один двор. Мальчики остановились всего на секунду, упершись ладонями в колени, пытаясь перевести дух. Сил не было даже у Коли с Игорем, а братьям вообще казалось, что они лягут прямо здесь и сейчас. Димка зашелся в лающем кашле, когтями раздиравшем горло.

— Вон они! — сквозь плотный гул в ушах снова услышал Даня, как в замедленной съемке, обернувшись назад. Две мужские фигуры стремительно бежали вверх по склону, словно о законах физики не слышали вовсе. Выдохшимися они не выглядели. Димку накрыло отчаянье. Он физически больше не мог бежать. У Игоря мелькнула шальная мысль спросить у полицейских, на какой энергии они работают: батарейках, кофе или энергетиках. До сближения оставалось пара метров. Димка глубоко вдохнул, чудом поборов приступ кашля, и задавив разливавшееся в душе чувство безысходности.

Все четверо, переглянувшись, мгновенно рассредоточились, ломанувшись в разные стороны. Даня прямо, свернув за одну из пятиэтажек. Игорь влево, чуть не сбив помойку, бросившись срезать через другой дом, сам не зная, куда попадет. Димка, силы к которому не возвращались, одновременно с Колей, кинулся прямо в сторону склона. На пути перед ними, как из-под земли, ожидаемо выросли фигуры полицейских. Но парни, не раз отрабатывали подобный трюк.

— Попались! — с горящими глазами, победоносно воскликнул участковый, широко расставив руки и ноги, словно вратарь.

Дима, уже поддавшись безумству ситуации, резво проскользнул у обалдевшего стража порядка под ногами, испачкав футболку и стесав об траву кожу на животе, и безвольной сарделькой покатился вниз.

— Какого? — проводил парня круглыми глазами мужчина.

Парень надеялся, что Юрий Николаевич не успел его узнать в темноте, иначе родители точно обо всем узнают, потому что домой их за шкирку, как нашкодивших котят, притащат под конвоем двое жандармов. Колька, которому достался более опытный в делах подростковых погонь Олег Васильевич, тоже был не лыком шит. Парень посильнее нахлобучил на голову капюшон черной толстовки, скрыв лицо, сжал и разжал руки, облаченные в неизменные перчатки без пальцев, в кулаки, и разве что пар из ноздрей не пуская, кинулся прямо на полицейского. Резкий кувырок. Рука пролетела в сантиметре от одежды. Парень, извернувшись, упал на скейт животом, резво скатившись вниз вслед за Димкой, успев показать стражам порядка неприличный знак.

Стоило оказаться у подножия, в очередном дворе, как Коля закинул руку друга, которого буквально задушил кашель, себе на плечо и поспешил скрыться. Участковый со следователем оказались до скрежета зубов настырными, не прекращая преследования. Им ночью заняться нечем? Замутить что ли вредным соседкам полночную вечеринку, чтобы доблестные стражи порядка делом занялись, а не двух с половиной сталкеров отлавливали.

Димке было откровенно плохо. Он с трудом унял кашель, но ощущения в горле остались такие, словно его разодрали наждачной бумагой. Дышать удавалось через раз. Дыхание восстанавливаться отказывалось так же упрямо, как и преследователи. Его трясло от озноба. Зубы отбивали барабанную дробь, а дрожь тела чувствовал даже Коля, который стиснув челюсти, решительно двигался вперёд, практически волоча на себе друга. Он решил скрыться в дворах, пройтись кругами и переулками, сбив гончих псов со следа. Те, может и знали местность лучше парня, но в некоторые лазы они протиснуться просто не смогут. А вот подростки успеют добраться до гаражей, если Кудряшка не окочурится раньше времени.

— Ты как там? Держишься? Чё с тобой? — обогнув один из домов и воспользовавшись неприметной тропинкой, парни засели за широкими кустами сирени, наблюдая как полицейские, сбежав со склона, остановились в свете фонаря и заозирались по сторонам в поисках подростков.

— Болею, — хрипло отозвался Димка, опершись на Колю и прикрыв глаза, в надежде, что мир перестанет пестрить и вращаться.

— А нахрена тогда выперся? — как обычно, хамовато и недовольно отозвался Коля, но Кудряшка знал, что тот просто беспокоится.

— Не могли Игоря бросить.

— Вот идиоты, — покачал головой друг, но в голосе проскочили нотки понимания и одобрения. Колька поступил бы так же. — Отдышался? — коротко поинтересовался он, и не дождавшись ответа, поднялся, потянув за собой Димку. — Пошли.

Пока полицейские раздумывали, куда могли деться подростки, парни по тропинке добрались до противоположного дома и по специальной лестнице поднялись наверх. Дальше от того места, где внизу остались двое мужчин. Там их уже дожидались Игорь с Даней. Второй сразу же нырнул брату под руку, помогая идти.

— Пошли срежем, — коротко скомандовал Игорь, глянув на силуэты полицейских.

— Николай, что это вообще было? — возмутился Данил.

— Да, — махнул он свободной рукой, — на заброшке автограф оставлял, а там эти из соседней комнаты выскочили. Уж не знаю, че они там искали. Копы вообще с начала лета активизировались. Караулят даже особняк на перекрестке, будто охраняемый объект, хотя здание, считай, новое и там вполне безопасно. По крайней мере, на голову кирпич просто так не упадет.

— Маньяк может какой завелся? — хрипло предположил Димка, окончательно повиснув на друзьях и еле переставляя ноги.

— Не, мама с бабушкой знали бы, — покачал головой Игорь, пробравшись в дыру между прутьями забора, который возвели, когда собирались что-то строить на свободной полянке, но не сложилось.

Мама и бабушка у Игоря были теми ещё птичками секретарями. Словно пауки, они восседали на паутинках связей, узнавая достоверную информацию то тут, то там, постоянно находясь в центре событий и пытаясь предостеречь любимого ребенка. Они были не то, чтобы гиперопекающими, но порой проявляли чрезмерную заботу, в которой их уже достаточно взрослый сын и внук не нуждался. Если бы не отец, которого парень всегда считал авторитетом и брал с него пример, то Игорь грозился вырасти мягкотелым и несамостоятельным. Но результат оказался полярно противоположным. В попытке избежать постоянного контроля и помощи, парень научился справляться со всем сам, обращаясь ко взрослым, обычно папе, только за советом. Димка с Данькой раньше немного ему завидовали, но теперь у них был Влад. И он был ничем не хуже. Наоборот, казался лучшим из всех.

У хамоватого Кольки отца не было. Несчастный случай. Но подросток пытался не отчаиваться. Держался обособленно, был скуп на эмоции и грубоват, привыкнув со всем справляться самостоятельно, ни от кого не ожидая помощи. Поэтому он с Димкой и Даней сдружился, найдя в них родственные, такие же побитые и израненные, как и у него, души, которым чего-то не хватало. Близнецы же с Игорем просто были теми, кто оказался готов оказать любую помощь в любое время и не унижал жалостью. Да, люди сочувствовали, но парню этого было не нужно. У него была мама, которая сына безмерно любила и держалась ради него, а он ради нее. Слова для Коли смысла не имели, а действия, которые постоянно оказывали друзья, были одними из самых главных ценностей в его жизни.

— Вы что сразу не сказали, что в таком состоянии и прийти не сможете? — негромко возмутился Игорь, сворачивая за кусты на одну из тропинок, ведущую к дому Коли, а от него уже ко всем остальным.

— Какая разница, мы бы тебя все равно не оставили, — вяло ответил Даня.

— Спасибо, конечно, — кажется, смутился парень, — но в следующий раз давайте без вот таких подвигов.

— Головой думайте, а не кидайтесь в самое пекло, — поддакнул Коля. — Ладно этот, — кивнул на Димку, — но Дань, тебя то куда понесло? Мозг от температуры расплавился?

— Вполне возможно, — вздохнул подросток, чувствуя, что его тоже начинает знобить.

— Ещё немного, — кинув на друзей обеспокоенный взгляд, оповестил Игорь, сделав очередной поворот. Глухое ругательство достигло подростковых ушей. Парень испуганно отскочил от Олега Васильевича, в которого он весьма удачно вписался, замерев, как кролик, перед удавом.

У Даньки внутри все оборвалось. Паника, которую до этого перебивал адреналин, в мгновенье затопила сознание. Тело словно онемело. Все. Это конец. Сейчас их точно схватят и растащат по домам, где они точно отхватят по полной.

Секунда на раздумья. Колька сделал мелкий шаг назад, подальше от света фонаря. Данька, борясь с нахлынувшей тревогой, парализовавшей мысли, последовал за ним. Мужчины и сообразить ничего не успели, а парни уже дали деру.

— Куда ломанулись?! — опешил Олег Васильевич. — Стоять!

Погоня возобновилась, и Даня успел уже сто раз пожалеть, что снова пошел у брата на поводу. Тем не менее он прекрасно понимал, что будет делать так снова и снова, потому что по-другому они просто не могут. Если и творить дичь, то только вместе. Димку они буквально волокли на своих плечах. Адреналин схлынул. Перед глазами все плыло, и если бы не парни, он бы обязательно поздоровался с асфальтом.

— Какие настырные! — рыкнул Игорь.

— Там тупик, — тяжело дыша предупредил Даня, держась из последних сил.

— Я сейчас сдохну! — глотнув воздух отозвался Димка, замедлившись, но Коля упрямо, как на буксире, тащил его за собой.

— Даже не думай! — рыкнул он.

— Быстрее, — подгонял Игорь, когда они вбежали в темный двор, заканчивавшийся глухой стеной.

Полицейские успели немного отстать, но времени не было. В кромешной темноте Игорь громыхнул крышкой мусорного бака, спугнув стаю голубей, один из которых впопыхах попытался пробить стену дома. Первым препятствие преодолел скейт, переброшенный через стену. Игорь резво подсадил зашедшегося в кашле Димку, за ним забрались Даня и Коля, подтянув друга. Ниндзя они, конечно, не были, но ловкости и хитрости им не занимать. На стену забирались по похожей схеме. Игоря использовали как подставку, сначала пропустив братьев, потом подтянувших их. Как они спрыгнули с другой стороны и не переломали ноги, осталось для подростков главной загадкой. Но темп они сбавили. В тот момент, когда запыхавшиеся мужчины влетели во двор, парней и след простыл.

— Куда они делись?

— Хороший вопрос, Юрий Николаевич, — пытался отдышаться Олег Васильевич. — Хороший. Улетели.

— Чего? — изумился участковый.

— Чего-чего. Через стену небось махнули, вон контейнер. По нему и забрались, — судя по звукам, следователь подошёл к стене и закурил. — Ну, что, Юрка, полезем?

Участковый одарил старшего коллегу скептическим взглядом

— Не, я конечно, не против. Но боюсь, вас по косточкам собирать придется, — подколол в ответ Юрий.

Олег Васильевич поперхнулся дымом, но ответить не успел.

— Зачем мы вообще за ними носимся?

— Увеличилось число травматизма детей на заброшках и стройках, а этого гражданина я не первый раз наблюдаю. Прыткий, гаденыш. Думал, может хоть сейчас удастся выловить и побеседовать. Чтобы я хотя бы знал чью задницу нам при случае вытаскивать из неприятностей. Так удачно его сегодня встретили, — разочарованно цыкнул мужчина.

— Ничего, ещё поймаем, — немного сконфуженно встал рядом участковый. — Он точно не свернет свою деятельность. Себя подростком вспомните.

— Да, понимаю, — выдохнул в темное небо кольцо дыма мужчина. — Спасибо, что помог. Извиняй, что побегать заставил.

— Ой, не начинайте, — отмахнулся Юра. — Всегда рад помочь. А физические нагрузки полезны в любое время.

— Скажи, а тебе другие пацаны знакомыми не показались?

— Показались, но мало у нас их что ли? Может каждый день их видим во дворе. В темноте же не разобрать.

Олег Васильевич только утвердительно угукнул, устремив взгляд в постепенно светлеющее небо. До рассвета оставалось около часа. В такие моменты, обычно, тянуло на философию и глубокие размышления. Последнее время на душе было как-то… Не тяжело, но и не чувствовалось легкости. Не отпускало ощущение невыполненного дела. Будто он был обязан кому-то или забыл что-то важное. Из-за этого чувства всё, что можно, стало перепроверяться. Даже будильник на телефоне. И сон подолгу не шел, несмотря на усталость. Олег лежал, прожигая взглядом потолок и гадая, а все ли правильно он делает?

Когда полицейские несолоно хлебавши покинули двор, ребята уже добрели до гаражей, просунувшись в узкий ход и оказавшись в привычном лабиринте. Димка тут же опустился на первую попавшуюся шину, зашедшись в кашле. Даня плюхнулся рядом, переводя дыхание и одновременно с тем, поглаживая брата по спине, пытаясь помочь справится с приступом. Коля с Игорем не церемонились, развалились прямо на траве. Все равно были грязными.

— Вы как? Живы ещё? — тяжело дыша, поинтересовался Коля, наконец стянув с себя кофту, продемонстрировав отросшие темные волосы, собранные в хвост. Немного подумав, накинул одежду на стучавшего зубами Димку.

— Нормально, — хрипло отозвался Даня, поняв, что горло у него тоже сдало позиции.

— А вам сильно влетит, что вы… Ну… Вот так свалили? — подал голос Игорь.

— Ну, мы надеемся, что они не заметят, — стушевался Димка, сильнее кутаясь в одежду.

Сейчас, когда ему казалось, что он откровенно говоря, умирает, вся затея в миг стала максимально глупой и безрассудной. Но с другой стороны, не все ли равно? Что такого они сделали? Сбежали ночью из дома? Наверное. Но у них была на то веская причина. Тогда, почему у него сейчас внутри все скручивается в тугой узел, при мысли о возможных последствиях?

Домой они буквально приползли за двадцать минут до звонка Юлиного будильника. Димка чувствовал себя просто отвратительно. Навалилась жуткая слабость, и если бы не Коля с Игорем, поддерживавшие его, он точно бы не дошел. Ноги просто не держали. Картинка перед глазами периодически плыла, но Димка упорно держался в сознании, кутаясь в кофту друга. На улице от озноба зуб на зуб не попадал, несмотря на духоту, а дома стало невыносимо жарко. Данька ещё держался, а вот у Димы не было сил даже раздеться. Брат придерживая, чтобы не упал, стянул с него футболку, быстро пройдясь по стесанной на животе коже смоченным ватным диском. Помог натянуть пижаму и, с трудом дотащив до кровати, собирался уже идти за взрослыми, когда в соседней комнате раздалась противная трель. Время будто остановилось. Сердце у обоих резко замерло, в следующую секунду забившись с новой силой. Даня только сейчас осознал всю степень совершенного ими идиотизма. Они уже обсуждали ночные побеги без предупреждения, один из которых и стал причиной их болезни. В первый раз родители предупредили, а после второго должны были последовать санкции, как говорили близнецы. А враньё всегда ухудшало степень наказания и являлось чуть ли не главным пороком человечества, за которое и по заднице отхватить можно. Куницыным в детстве за такое досталось каждому по пять шлепков по мягкому месту, но запомнили они это очень хорошо. Врать не врали, но свои вылазки утаивали.

— Расскажем? — коротко осведомился Даня, прислушавшись к копошению в соседней комнате.

— Нет, — испуганно выдохнул Дима, ухватив его за руку и с мольбой заглянув в глаза.

Похоже брат тоже вспомнил рассказы близнецов о методах воспитания. Дане договориться с совестью было очень сложно, но страх перед возможной реакцией родителей, которая явно не сулила ничего хорошего, грубо заткнул ее. Значит, будет у них своя маленькая тайна.

И они предпочли сделать вид, что не знают одного из правил жизни: тайное всегда становится явным.

Даня вовремя успел нырнуть под одеяло, когда в комнату зашла Юля. Притворившись спящим, парень почувствовал, как мама мягко коснулась губами лба и осторожно стянула с него одеяло, укрыв лёгким пледом. Дима незаметно укрылся с головой, сжав зубы, пытаясь угомонить начавшийся озноб. Девушка также прикоснулась ко лбу сначала губами, потом щекой, внезапно пощупала ступни. Димке стоило больших усилий, чтобы не дёрнуться.

— Котеныш, — шепотом позвала девушка, — коть, проснись. Давай температуру померим, — осторожно потормошила за плечо сына Юля, самостоятельно просунув ему градусник под подмышку и опустившись рядом.

Подросток, изображая максимально сонное состояние, пристроил голову у девушки на коленях, уткнувшись носом в район живота. Почему-то он только сейчас подумал о том, что результат термометра скорее всего будет неутешительным, но мозг словно плавился от внутреннего пожара, не успев испугаться. Кажется, он ненадолго отключился, разомлев от поглаживаний по голове. Проснулся от того, что Юля уложила его на подушку и громко позвала Влада, практически вылетев из комнаты.

Дима не придал этому значению, приобняв Боба, клубком свернувшегося под боком, и провалился в беспокойную дрёму.

— Влад! Влад просыпайся, у Димки температура почти сорок! — Юля ураганом вбежала в комнату, растолкав мужа и уставившись на него испуганными глазами.

Солнце медленно поднималось из-за горизонта. Первые лучи пробивались сквозь щели в шторах, скользили по темной комнате. Ожили птицы, устроив на ветках привычные утренние разборки. Их суетливое чириканье неприятно било по барабанным перепонкам, вызывая острое желание закрыть окно, поэтому в первое мгновение Влад не понял, что разбудил его не птичий ор.

— Вла-а-а-д! — настойчиво потрясла его за плечи Юля.

— Что случилось? — с трудом разлепил глаза мужчина.

— Температура у Димки, — взволновано отозвалась Юля, больно вцепившись в чужие плечи так, что на коже точно останутся красные отпечатки, — почти сорок.

Непривычные отчаянные нотки в голосе жены, словно ведро холодной воды, резко привели в чувство. Сонливость как рукой сняло. Слова он по-прежнему не воспринял, но интонация, такая нехарактерная для Юли, растормошила. Влад на одних инстинктах подскочил с кровати, натянув домашнюю футболку, лежавшую на стуле, запахнул полы Юлиного халата и выскочил в коридор. Девушка кинулась за ним.

Данька, забившись в угол собственной кровати, наблюдал, как взрослые уже вдвоем влетели в комнату, чуть не застряв в дверном проеме. Папа пощупал Димкин лоб, бросил короткий взгляд на него, ободряюще улыбнувшись, и принялся высматривать результат на градуснике. Даня видел, что брату стало ещё хуже. Тот побледнел, что было заметно даже в бледном свете восходящего солнца. Озноб периодически сотрясал тело, и Димка в попытках хоть немного согреться сжался в такой комочек, что его было почти не видно среди игрушек и вороха одеял. Состояние брата откровенно пугало. Сердце болезненно сжималось при мысли о том, насколько ему плохо. Даню и самого морозило. Ступни напоминали ледышки, что могло говорить о повышающейся температуре. Стоило бросить взгляд на хмурое сосредоточенное лицо Влада и взволнованное Юли, у Дани неприятно кольнуло чувство вины. Если бы он настоял, то ничего бы этого не было. Димка не чувствовал бы себя так плохо, а родители не волновались. Ну что он за тряпка такой: постоянно идёт у кого-то на поводу. От жгучей обиды на самого себя в горле встал неприятный ком и в носу защекотало, поэтому Даня пару раз шмыгнул, пытаясь избавиться от раздражающего чувства. Вышло слишком шумно. Юля мгновенно обернулась и двинулась в его сторону.

— Плохо? — сочувственно поинтересовалась она, коснувшись губами лба, и притянула к себе в объятия.

Даня, не долго думая, устроил голову у нее на коленях, вжавшись лицом в район живота до звёздочек перед глазами, и крепко ухватился за полы халата. Отчаянно хотелось спрятаться, унять бушующие внутри чувства, разрывающие на части. Сделать вид, что все хорошо. Юля, не посвященная во все подробности подростковой души и уверенная, что сыну просто нездоровится, принялась успокаивающе поглаживать по спине.

— Может скорую вызовем? — шепотом, осторожно предложила девушка, помня об отметке в тридцать девять и восемь на градуснике.

— Нет, — тут же слабо отреагировал Димка, — пожалуйста, не надо…

Он высвободил руку из-под одеяла, попытавшись нащупать ладонь Влада, словно мог удержать его, если тот решит пойти за телефоном. Педиатр поспешил накрыть холодные пальцы своими, несильно сжав.

— Мы не будем никого вызывать, мой хороший, не волнуйся, — заверил Влад. — Толку от этого никакого, — повернувшись к жене, тихо начал объяснять, — они сделают ровно то же, что могу сделать и я, только нервов потратим больше.

— Может тогда таблетку попробуем?

Влад покачал головой. Юля тяжело вздохнула глянув на Димку, и покрепче прижала к себе второго подростка. Педиатр тем временем вытащил градусник и, поймав свет, устремил взгляд на полоску ртути, достигшую отметку в сорок градусов.

— Уведи Даньку, — коротко бросил он, поднявшись и погладив Диму по плечу, — не стоит его лишний раз волновать. Жаропонижающее ему дай, а мы тут справимся.

— Уверен?

Влад только кивнул, и Юля тяжело вздохнув, похлопала сына по спине, вынудив подняться. Она накинула ему на плечи свой халат и попыталась было вывести из комнаты, но тот упёрся ногами в пол, отказавшись двигаться с места.

— Нет, я хочу остаться, — из последних сил сопротивлялся подросток, отчаянно пытаясь вернуться на кровать, пока девушка настойчиво толкала его в спину.

— Нет, — процедила Юля, — мы идём к нам, Котеныш.

— Даня, — Влад подошёл к нему и немного наклонился, чтобы заглянуть в глаза, — я понимаю: ты беспокоишься за Димку, — педиатр опустил руку на плечо сыну, — и ты мне сейчас очень поможешь, если пойдешь с Юлей и продолжишь отдыхать. Прибавятся лишние заботы, если у тебя от волнения тоже поднимется температура. Понимаешь меня?

Данькин взгляд метался от лица Влада к брату на кровати. Тяжёлая рука на плече и мамины ладошки, упирающиеся в спину, давили на не унимавшуюся совесть. Из-за навернувшейся на глаза противной влаги, Даня поспешил уткнуться в воротник Юлиного халата. Стоило всего на миг потерять бдительность, как девушка резко сдвинула его с места, обхватив за плечи и утащив в соседнюю комнату. Напоследок Юля одарила мужа мрачным взглядом, так и кричащим о том, что она доверила ему самое дорогое, и не дай дракон что-то пойдет не так. Никогда бы Влад не подумал, что кто-то ещё кроме его мамы сможет вызвать у него табун мурашек одним незамысловатым действием. Бросив на сына сочувствующий взгляд, педиатр поспешил на кухню выискивать нужные лекарства.

Стоило комнате опустеть, Димка с трудом перевернулся на бок, натянув откинутое отцом одеяло повыше. Лежать было просто невыносимо. Тело горело огнем. Подушка от горячих щек словно раскалилась, поэтому подросток перевернул ее, пытаясь хотя бы немного охладить пылающую кожу. Его будто выжигало изнутри, и мысли вязкие, липкие ворочались в голове, только нагоняя лишнюю панику. Если бы он не был таким упрямым, то чувствовал бы себя сейчас лучше. И Данька, который всегда поддерживает его безумные идеи, тоже. Совесть буквально придушила. Слезы предательски подступили к глазам, но Димка даже не потрудился вытереть их, позволив солёным каплям обжечь щеки. На душе словно камень залёг, отяжеляя существование. Тянул на дно. Слишком занятый душевными терзаниями парень пропустил момент, когда Влад вернулся в комнату, поэтому ощутимо вздрогнул, стоило руке опуститься на плечо. Димка затравлено посмотрел на отца.

— Я знаю, что тебе это не по душе, но может повернешься на животик, — с надеждой попросил педиатр, погладив по горячей щеке тыльной стороной ладони, стерев влагу.

У Димки внутри что-то резко оборвалось.

— Прости!

Прежде чем мужчина успел хоть как-то отреагировать, Кудряшка резко подскочил с места и навалился на Влада. Обхватил за шею, уткнувшись холодным носом и просто разревелся.

— Прости, прости меня, пожалуйста. Мы больше не будем, честно, обещаю, — мешая слова со всхлипами отчаянно шептал Димка, крепче стискивая отца в объятиях, словно тот в любой момент мог оттолкнуть его и уйти.

Влад, чудом не упав, в смятении обхватил сына одной рукой, устроив ладонь на спине, а второй с усилием дотянулся до небольшой полки у спинки кровати, оставив там закрытый колпачком шприц. Он предполагал, что без слез они не обойдутся, но что-то все шло чересчур не по плану. Влад на автомате обнял Димку двумя руками, позволив тому забраться к себе на колени, и просто гладил по спине, дожидаясь, пока тот немного успокоится. Педиатр понимал, что с такой температурой медлить не стоит, да и плакать тоже, но поделать ничего не мог. Подросток сейчас едва ли его воспринимал. И Влад сильно сомневался, что Диму так расстроила перспектива укола. Что могло произойти? За что он извинялся? Сердце болезненно сжималось от горьких рыданий и переживаний. Догадки и предположения одно хуже другого собрались в голове, толкаясь и пинаясь, а педиатр ошалело пялился на кривой карандашный рисунок, прикрепленный над Данькиной кроватью, которого раньше здесь точно не было. Несмотря на корявые линии Влад с лёгкостью узнал себя, обнимающего хохочущую Юлю и счастливого Даню, а девушка прижимала к себе недовольного Димку. Ответа на волнующий вопрос мозг не находил, поэтому он сосредоточился на первом, что попалось на глаза: кто это рисовал? Точно не жена. У нее штрихи профессиональные: ровные, поставленные, даже если она стараться не будет. Данькины работы на ИЗО он видел лично и испытал искреннее облегчение, когда сын объяснил, что это всего лишь дольки арбуза, а не лужи крови. А то Влад уже начал прокручивать в голове номера знакомых психологов. Оставался только Димка, потому что запечатлеть этот момент с такой детальностью никто посторонний не мог. И если это Дима, то у него точно талант, поэтому надо попытаться выяснить как-нибудь на досуге, возможно сыну захочется развиваться в этом направлении.

В комнату, возвращаясь с кухни с кружкой жаропонижающего, заглянула Юля. Окинула их вопросительным взглядом, покрутила пальцем у виска, показывая свое отношение к сложившейся ситуации, и скрылась в спальне, где Данька тоже внезапно решил устроить потоп. Следом за ней в дверной проем сунулась усатая морда, которая проводив девушку взглядом, бессовестно устроилась наблюдателем на письменном столе, словно злобная консьержка, не сводя с них глаз-фонарей.

— Дима, — осторожно позвал Влад, когда всхлипы немного стихли, но попытки отстраниться парень не предпринял, — Димка, хороший мой, что случилось?

— Прости, — хныкнув, снова повторил подросток.

Извернувшись, Влад мягко коснулся губами виска, чувствуя, как буквально пылала жаром кожа. Ткнулся носом в кудрявую макушку, втянул воздух вместо привычного стойкого запаха собственного шампуня, который пришелся мальчикам по душе, ощутив только непонятную сырость и траву. Но он бы и при других обстоятельствах не заострил на этом внимания, а сейчас тем более.

— За что ты извиняешься? — мягко спросил Влад, пригладив влажные от пота кудри.

— Пообещай, что простишь и не будешь ругать, — словно маленький, потребовал Димка.

— Так уверен, что это меня расстроит? — в голосе явственно слышалась улыбка.

— Думаю, что да, — шмыгнул носом парень и, поддавшись бархатном успокаивающему голосу, устало прижался щекой к плечу отца.

Дышать было сложно. Воздух, словно раскаленный, обжигал лёгкие. Голова, казалась тяжёлой, неподъемной. Тело пылало, будто он находился под солнцем, но в тень уйти не мог. Хотелось прохлады, хотя бы лёгкого ветерка, чтобы остудиться. Приходилось бороться со стойким желанием лечь на пол, как делал в жару Боб. Пальцы ног, наоборот, были ледяными, как снег зимой, и он безуспешно пытался согреть их, потирая друг о друга. Сам Димка оставался неподвижен, но сознание бестолково и обеспокоенно металось, сосредоточившееся, будто маньяк, на том, что станет легче, если все рассказать. Никакого смущения по поводу того, что он, как маленький, сидит у папы на коленях и льет слезы, парень не испытывал, даже отвратительное самочувствие временно отошло на второй или даже третий план. Душевные терзания оказались важнее физических.

Влад на мгновение задумался. Что бы там не натворили мальчишки, сейчас его волновало только Димкино состояние, все остальное могло подождать. Но сам подросток, несмотря на плохое самочувствие, явно считал иначе. Зная упрямство сына, тот не успокоится, пока они с этим не разберутся, а времени не было. Мозг судорожно искал выход. Жар, исходивший от кожи, Влад чувствовал даже сквозь футболку.

— Дим, — задумчиво позвал он, погладив сына костяшками пальцев по щеке, привлекая внимание, — давай, ты разрешишь мне сделать тебе укольчик, а я обещаю, что не буду ругаться, чтобы вы там не сделали. Что думаешь?

При упоминании неприятной процедуры Димка инстинктивно сжался, покрепче смяв в руках футболку Влада. Он смотрел на отца глазами запуганного зверька, угодившего в капкан, но вынужденного подпустить к себе человека, чтобы выбраться. Не было вопросов: что? почему? зачем? Возражений тоже не последовало. Лишь отчаянье и страх. Подросток не согласился и не отказался, только глаза снова заблестели от влаги и несколько капель стекло по щекам, оставив на бледной коже влажные дорожки.

— Хороший мой, не расстраивайся, это не стоит твоих слез, — Влад снова пригладил кудряшки.

Димка не ответил, только медленно закрыл глаза, будто смирившись. Влад, тяжело вздохнув, вернул сына на кровать, погладив по плечу, надеясь хоть немного успокоить. Димка поспешно зарылся лицом в одеяло и весь напрягся, обратившись в слух, когда Влад натянул взявшиеся из ниоткуда перчатки, щелкнувшие не только по коже, но и по натянутым нервам. Мозг соображал туго, картинка перед глазами немного плыла, но страху было все равно. Он долгие годы жил в душе и исчезать по щелчку пальцев не собирался. Градус внимания вновь сместился, сосредоточившись на том, что он боится боли и иголок. Немного утихшие слезы полились с новой силой, и Димка никак не мог это контролировать. Сил сопротивляться или попытаться сбежать просто не было. Он ощущал себя самым настоящим варёным картофелем. Беспомощным котёнком, зажатым стаей собак в угол. На задворках сознания мелькнула шальная мысль жалобно помяукать — позвать маму — но Даньке она сейчас была нужнее. На секунду и Димке, и Владу показалось, что из соседней комнаты доносятся всхлипы, но оба отмахнулись от этого, каждый найдя для себя какое-нибудь объяснение слуховым галлюцинациям. Когда Влад осторожно потянул резинку пижамных шорт вниз, Димка сдался и окончательно расклеился, позорно разревевшись, пряча лицо в одеяле.

Педиатр не обратил на слезы никакого внимания. Может кого-то они и трогали, но точно не его. Слишком много он их видел. Хочет плакать, пусть плачет, кричит, выпускает напряжение как ему только вздумается. Всё это мелочи, не имеющие никакого значения. Главное, что потом ему станет лучше. А Влад обязательно и утешит, и обнимет просто сейчас в этом не было смысла.

В комнате отчётливо послышался запах спирта. Стоило ватке коснуться кожи, Димка непроизвольно дернулся, сжав в руках одеяло. Нос заложило от слез, поэтому пришлось оторвать лицо от ткани и устроиться щекой на прохладном покрывале, чтобы воздух поступал хотя бы немного. Все воспоминания, оставшиеся из детства, твердили о том, что это ужасно больно. Невыносимо. И Димка с замиранием сердца ожидал этой боли, не понимая, почему самостоятельно позволил подобные издевательства над собой. Мышцы непроизвольно напряглись, стоило обострившимся чувствам уловить звук снятого колпачка.

Парень вздрогнул, зажмурившись, но укола до сих пор не последовало. Влад всего лишь погладил костяшками пальцев по пояснице, и Димка окончательно растерялся. Обычно, все происходило быстрее. Никто с ним долго не возился. Но за несчастные минуты он успевал и понервничать, и страх покормить, и во всех красках прочувствовать боль, а сейчас совершенно запутался, не понимая, чего ожидать в следующую минуту. Сил уже ни на что не хватало. Сознание то и дело пыталось уплыть. Тело жгло огнем и лежать было также невыносимо, как и двигаться.

— Помнишь, что я говорил? Не думай о боли. Когда ты ждёшь, всегда больнее.

— А я тебе уже отвечал. Все равно будет больно, хоть думай, хоть не думай, — вяло огрызнулся парень, тут же жалобно пискнув.

Он не почувствовал, как вошла игла, а вот лекарство ощутимо защипало. Димка обижено хныкнул.

— Тише-тише. Знаю, мой хороший, знаю, неприятно. Ты молодец, ещё немного, — попытался успокоить Влад, медленно вводя лекарство.

— Папа, больно, — почти проскулил подросток, до побеления костяшек стискивая покрывало. В покрасневших глазах собралась влага, затуманив взор. Лекарство оказалось просто отвратительным. Неприятная точечная боль начала медленно распространяться под кожей, так что свело ягодицу. — Хватит, пожалуйста, — ни на что не рассчитывая, попросил Димка, снова от бессилия уткнувшись в простыню, уверенный, что пытка все равно продолжится. Время в такие моменты тянулось, как на уроке математики, неумолимо медленно.

— Хорошо, — внезапно согласился Влад, закончив вводить лекарство и вынув иглу. Он невольно улыбнулся, когда сын резко вскинул голову, обернувшись и уставившись на него растерянным покрасневшим взглядом. Использованный шприц оказался на полочке вместе с ватой и перчатками.

— Больно, — пожаловался Димка, всё ещё чувствуя себя потерянным.

— Думаю, это вполне можно пережить, верно? — мягко усмехнулся Влад и, вернув резинку шорт на место, сгреб сына в охапку, сжав в объятиях и зарывшись носом в кудряшки. — Ты у меня молодец! Просто умница! — слегка покачиваясь на месте, хвалил педиатр.

Недолго думая, он упал на подушку, утянув за собой Димку, который доверчиво жался к нему, словно кот, притираясь щекой к щеке, выпрашивая ласки. Стоило Владу лечь, парень буквально вжался носом ему между ключиц, задев макушкой подбородок, так что зубы щёлкнули друг о друга. Если от мамы пахло кремом для рук и краской, то от папы большей частью тянуло больницей: самыми разными ее запахами, лёгкими нотками одеколона и по выходным гелем для душа. Этот запах Димка любил так же, как и Юля. У парня он всегда ассоциируется с тихими вечерами, когда они все вместе смотрят телевизор, а у девушки с долгими ночами, о чем мальчишкам знать по определённым причинам не стоит.

Ягодица всё ещё немного ныла, но Дима не обращал на нее внимания. Это раньше сам себя не пожалеешь, никто не пожалеет, а теперь этим занимался Влад. Он гладил по спине, целовал в лоб и макушку, осторожно прижимал к себе, словно защищая от всего на свете. Устроившись у отца под боком, Димка окончательно успокоился и расслабился. Температура начала спадать, и подросток это явственно ощутил, медленно проваливаясь в сон.

— Я должен тебе рассказать.

— Ты должен поспать, — безапелляционно заявил Влад, зачесывая Димкины кудри назад, массируя кожу головы. — Что бы то ни было, уверен, оно может подождать пока ты отдохнешь.

Парень собирался возразить, но сдался под грозным взглядом. Опустил глаза, неловко ухватившись за чужое запястье, потерся носом о ладонь, а после и вовсе прижал руку Влада к своей груди. Димка выглядел как побитый щенок, и педиатр не мог понять была ли это открытая манипуляция или просто стечение обстоятельств. В любом случае, он не мог все так оставить. Подросток явно очень переживал из-за этого, и хоть Влад и ожидал, что сын после лекарства быстро уснет и разговор отложится хотя бы до вечера, придется учитывать желания самого Димы.

— Можешь рассказать, только вкратце, — сдавшись, шепнул на ухо педиатр и покрепче прижал сына к себе, почувствовав, как напряглись пальцы, сжимавшие его руку. — Обещаю, что ругаться не буду, — на всякий случай заверил он.

Димка какое-то время молчал, собираясь с духом, и когда Влад решил, что тот уснул, хрипло заговорил.

— Мы с Данькой сегодня ночью ходили помочь Игорю. Он у Маши был, когде ее родители вернулись, поэтому он не мог уйти. А потом мы все бегали от участкового, который гнался за Колей, — вывалил Димка, тут же зажмурившись и спрятав лицо у Влада на груди.

Парень почувствовал, как закаменели чужие мышцы. Рука, гладившая по голове замерла, через мгновение продолжив перебирать волосы. Молчание давило на нервы, но Димка не решался его прервать. Влад был без понятия кто такой Игорь, и Маша, и Коля. Единственными знакомыми словами оказались участковый, сбежали и ночью. Злость, резко вскипевшую внутри, тут же пришлось тушить. Он ведь обещал не ругаться. Но они с Юлей уже предупреждали мальчиков относительно ночных побегов, один из которых и послужил причиной их болезни. Вот только никто не обещал, что сыновья вот так просто с первого раза откажутся от привычных для них вещей. Как успел понять Влад, ночные прогулки раньше для них были занятием обыденным, поэтому требовать мальчишек в одночасье перестать так делать — бесполезно. К тому же он не знал всех подробностей. Они ведь не гулять ушли, а помочь. Вот и что делать?

— Это было глупо, — выдохнул Влад, поцеловав сжавшегося сына в лоб, — и безрассудно. Знаешь почему?

— Да, — прошептал Димка. — Ночью на улице опаснее, к тому же мы болеем.

— Температура так поднялась из-за побегушек, я правильно понял?

Парень только осторожно кивнул, чувствуя, что щеки залил стыдливый румянец.

— Ты сам себя наказал, мой хороший, — вздохнул Влад. — Ругать и наказывать не буду…

— А маме скажешь?

— Если хочешь, то и маме рассказывать не буду. Но вас попрошу, конечно, не надеясь, что останусь услышанным, больше ночью никуда не сбегать. Если вам что-то нужно, даже среди ночи, то всегда можно разбудить нас. Поверь, взрослым легче найти наиболее рациональный выход из ситуации. Договорились?

— Да, — с готовностью отозвался Дима. — Обещаю. Мы больше не будем, правда. Прости.

— Верю, — усмехнулся Влад, поцеловав резко успокоившегося и задремавшего Димку в лоб, мысленно порадовавшись, что начала спадать температура. Он обязательно ещё поговорит с ними. Как-нибудь потом.

Боб, словно убедившись, что все закончилось хорошо, спрыгнул со стола и решительно двинулся в соседнюю комнату. Заглянув в помещение, не залитое утренним солнцем лишь потому, что были закрыты ночные шторы, Боб разглядел на широкой кровати Юлю и зареванного Даньку, которого она обнимала со спины, прижимая к себе.

— Ну все, не реви, — ворчала девушка. — Было и было. Что с вас теперь взять. Главное, что целы. Владу не скажу, не парься.

Юля притянула сына поближе к себе и чмокнула в макушку.

— Обещаешь? — Даня с надеждой заглянул девушке в глаза, ухватив ее за руку.

— Обещаю, — усмехнувшись, шепнула на ухо Юля, пробежавшись пальцами по коротким прядям.

Даня последний раз всхлипнув, успокоился, и прижавшись к Юлиному боку, задремал. Он был уверен, что папа ничего не узнает, потому что маме почему-то удавалось утаивать от него информацию.

Боб фыркнув, словно посмеялся, ушел на кухню, набивать щеки кормом из миски. Хозяева обещали проспать до вечера, поэтому рассчитывать в ближайшее время на внимание и ласку было бесполезно. Зато была отличная возможность пожевать не только сухую еду, но и привлекательные зеленые листья хамедореи. Юля, конечно, обнаружит обглоданные цветки и обеспечит ему близкое знакомство с тапком, только это будет потом. Сейчас можно было порадоваться за хозяев и в честь мирного завершения бестолковой выходки нажраться ядовитыми листьями, а после закусить кактусом в комнате.

Солнце, казалось, наконец выдохлось и решило сбавить обороты, немного понизив градус жары. Пустынные до этого улицы вновь оживились. На площадки высыпали дети, распугав мертвых птиц. Заняли свои посты у подъездов бабушки. Лето хорошо тем, что темнеет поздно, поэтому проснувшись под вечер сложно определить без часов наступило время обеда, ужина или снова пора ложиться спать.

Посмотрев на Воронцовых, не знающий человек никогда бы не заподозрил, что они не кровные родственники. Внешне может и не похожие, но привычки словно родители с рождения воспитывали детей. Если раньше Данька по возможности ложился рано и вставал после первого будильника, то под влиянием взрослых всего за несколько месяцев привык дрыхнуть до обеда. Вообще казалось весь их дом был одним сгустком лени. Пока вокруг кипела жизнь, их квартира, словно оторванная от мира, никуда не спешила, не гналась. Даже по утрам не было суеты, потому что все семейство походило на зомби, которые и не пытались отыскать свои мозги, совершая все действия бездумно, на автомате. А по выходным у всей четы Воронцовых понятие «утра» автоматически смещалось на обед, и после сразу шел ужин. Сам обед просто вытеснили за ненадобностью.

Время уже давно перевалило за полдень, а Влад только медленно разлепил глаза. Он бросил сонный взгляд на сына, который прижавшись к нему спиной, обнимал Боба. Кот одарил мужчину безразличным взглядом и поудобнее устроился у мальчика под рукой. Влад глянув на животное, только закатил глаза, коснулся губами Димкиного лба и, убедившись отсутствии температуры, покинул комнату. Несмотря на ночные приключения, он неплохо выспался и не чувствовал себя разбитым. Прежде чем отправиться в ванную, заглянул в их с Юлей спальню: проверить Даньку, который завернувшись в одеяло, как бабочка в кокон, спал в центре кровати.

Жена обнаружилась на кухне. Заткнув уши наушниками, она, хмурясь, с кем-то переписывалась, позабыв про не нарезанные овощи. После очередного сообщения Юля принялась агрессивно печатать ответ за ответом. Пальцы бегали по клавиатуре, не останавливаясь ни на мгновение, словно она не думала, что написать, выдавая заранее выученный текст. Лучи полуденного солнца путались в волосах, и создавалось ощущение, что девушка буквально светится, озаряя своим сиянием окружающее пространство и находящихся в нем людей.

Влад, пользуясь моментом, неслышно проскользнул в помещение. Юля вздрогнула, резко выключив телефон и вытащив один наушник, когда чужие руки осторожно обвили талию, прижав к крепкому телу. Он ткнулся носом в ее макушку, с наслаждением вдохнув приятный запах шампуня. Непривычная Юлина нервозность была проигнорирована, списавшись на мелкие, но раздражающие дела студии. Влад неспешно спустился ниже, прикусив мочку уха, провел носом по щеке и наконец добрался до желанных губ. Юля, хихикнув, заметно расслабилась и охотно ответила на поцелуй, немного приподняв голову и обхватив ладонями лицо Влада.

Он был не первым, с кем она целовалась, но раньше Юля видела в этом действии простую формальность. Когда-то мечтавшая ощутить прикосновение других губ на своих собственных, она взрастила убеждение о том, что ее охватит тот спектр чувств, который неизменно описывали в книжках, которые ей доводилось читать. И оказалась глубоко разочарована, получив от своего парня первый поцелуй, на долгое время уверившись в неприятности сего процесса, никак не откликавшегося в душе. Это было около двух лет назад, но она до сих пор помнила, чувство неловкости с нотками отвращения. Он просто поцеловал ее, когда они сидели у него на квартире. Набросился, словно одичал, что Юля просто не выносила, бесчисленное количество раз прося быть осторожнее. Придавил к кровати, грубо смял ее губы, и кажется, собирался зайти намного дальше, но девушка уже не помнила, как извернулась, чтобы этим все и закончилось. Остальное время, что они встречались, Юля просто терпела все его прикосновения, пытаясь понять, что ей не нравится. Оказалось, дело было вовсе не в ней. Ее вина заключалась лишь в том, что она плохо разбиралась в людях.

Влад же полностью изменил ее мнение о поцелуях. Он всегда был мягок, нежен, неспешен. Долго ластился, словно кот, обращая на себя внимание, и только насладившись, принимался целовать. Осторожно, словно она была хрустальной вазой, но страстно, с чувством, пытаясь показать ту любовь, которую он к ней испытывал. И Юля просто теряла голову, растворяясь в этом ощущении. Она сама тянулась к нему, как цветок с солнцу, отвечая со всем присущим ей энтузиазмом. Юле нравилось целовать мужа, обнимать, ластиться к нему и получать нежности в ответ.

Димка, показавшийся из-за угла, резко шагнул обратно в коридор, притаившись и выглядывая из-за стены. Увлечённые друг другом взрослые не заметили его, поэтому парень выжидал удачного момента, чтобы объявить о своем присутствии и наконец лицезреть яркий румянец, который непременно должен был расцвести у мамы на щеках, но кто-то резко дернул его за плечо, оторвав от представления.

— Хватит подсматривать, — шепнул ему на ухо Данька, старательно не глядя в кухню и стремительно алея щеками. — Надо поговорить, пока они заняты, — собравшись с мыслями, он вернул голосу серьезность и настойчиво утянул брата в комнату.

Боб, только подошедший к ним, проводил хозяев безразличным взглядом и, проигнорировав целующихся старших, принялся громко хрустеть кормом, так что Юля, уже сидевшая на подоконнике и прижимавшаяся к мужу, вынуждена была оторваться от его губ, чтобы определить источник звуков. Но убедившись, что это всего лишь кот, позволила Владу снова вовлечь себя в поцелуй и собственнически забраться под футболку, чтобы поглаживать спину кончиками пальцев. Он знал, как Юля обожала, когда он так делал. Стоило только начать гладить ей спину, и девушка буквально растекалась лужицей от наслаждения, позволяя ему все, что пожелает. Хотя, после однажды оставленного на ее шее засоса, он не кисло отхватил, поэтому впредь старался не забываться. Влад любил Юлю. Так, как ещё никогда в жизни. И если по первости он пугался и отталкивал свои чувства, то теперь принял их, как и жену, со всеми ее недостатками.

— На самом интересном прервал, — прохрипел Димка, стоило захлопнуться двери в их спальню. — Когда теперь такой момент представится?

— Прекращай, — одернул Даня, плюхнувшись на кровать рядом с братом.

Мгновение он собирался с мыслями, пока Дима привычно терпеливо ждал, залипая в телефон. Прошло какое-то время, прежде чем подросток глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь, вынудив Димку напрячься. Он прожигал Даню взволнованным взглядом, не начиная заваливать вопросами только из-за больного горла. Данил решившись, резко повернулся, смотря ему прямо в глаза, автоматически сведя брови домиком, словно заранее извиняясь. Димка был не очень хорош в анализе действий людей, но брата он знал, как облупленного. Успел наизусть выучить всего его жесты, предпочтения и повадки.

— Что натворил? — хрипло поинтересовался он, зайдясь в кашле, который попытался приглушить подушкой.

— Дим, прости, пожалуйста, — легко погладив брата по спине, пытаясь помочь справиться с приступом, виновато опустил глаза Даня, — я маме все рассказал. И прежде, чем ты начнёшь меня упрекать, — поспешно продолжил он, не давая Димке вставить слово, — я знаю, что слабохарактерный дурак, но я так за тебя вчера испугался.

— Глупое оправдание, — сипло отозвался подросток, дотянувшись до кружки на полке и сделав глоток. — А упрекать я тебя не буду, если ты не будешь меня.

— Если ты про саму ситуацию, то я сам согласился…

— Я папе рассказал, — прервал его Дима, виновато поджав губы, — он обещал маме ничего не говорить.

— А мама папе, — заметил Даня.

На какое-то время воцарилось молчание, прерываемое лишь шумом из окна.

— И что будем делать? — протянул Дима, но ответа получить не успел, в комнату заглянула Юля.

— О, Котятки, доброе утро! — отозвалась она преувеличенно бодрым голосом, не сулившим ничего хорошего.

— Д-доброе, — прохрипел Дима, невольно спрятавшись за брата.

Юля с кошачьей грацией подкралась к кровати, с притворной мягкостью опустившись между ними, и притянула с двух сторон в навязчивые объятия. Поочередно чмокнула каждого в лоб и, прижав покрепче, проворковала:

— Барашки мои бестолковые, ещё хоть раз провернете подобную глупость, получите по первое число, — она опасно сверкнула глазами, вызвав по коже табун мурашек. — И вам лучше не знать, как именно. Отсутствием воображения не страдаю, — Юля в качестве профилактики не сильно, но ощутимо потянула их за уши, когда у нее зазвонил телефон.

Даня успел заметить, что она резко изменилась в лице. Какое-то непонятное чувство промелькнуло в маминых глазах, но прежде чем подросток успел заметь ещё хоть что-нибудь, Юля быстро и как-то нервно сбросила вызов, настойчиво выпроводив детей на кухню завтракать. Димка ничего не заметил, все ещё не веря, что они так легко отделались, а Даня просто не подумал, чтобы проследить за мамой. Но он все же сделал мысленную пометку: понаблюдать за ней.

— Доброе утро, — улыбнулся им Влад, отхлебнув кофе и отложив телефон. — Как себя чувствуете?

— Жизнеспособно, — отозвался Даня, все ещё немного хмурясь от раздумий, и уселся за стол, автоматически придвинув к себе тарелку с кашей. Температура напрочь отбивала аппетит, поэтому за последние двое суток он ничего не ел, литрами вливая в себя ромашковый чай, поэтому, вдохнув манящий запах ещё горячей овсянки, почувствовал насколько сильно проголодался.

— Нормально, — прохрипел Дима, невольно скорчив лицо при виде ненавистной овсяной каши. Из-за больного горла и так есть не хотелось, а теперь его и вовсе подташнивало.

— Так, по поводу ночи, — серьезно начал Влад, обратив на себя внимание, — на первый раз прощаю, но, ещё одна подобная глупость — накажу. Вы меня поняли? — педиатр по очереди посмотрел на сыновей, энергично кивавших головой и старательно отводивших провинившиеся взгляды.

Владу по-прежнему каким-то неведомым образом удавалось взывать к самой совести. Попадать в яблочко одной интонацией и пронзительным взглядом, буквально проникающим в душу. От него, казалось, нельзя было скрыться, потому что он — взгляд — как рентген, просвечивал до костей, если не глубже.

— Прости, — выдохнул Даня. Громко чихнул. Подавился кашей и, закашлявшись, видимо решил задохнуться.

Димка, вытаращив глаза, бросился к брату, принявшись постукивать его по спине, пока не получил от Дани подзатыльник. Влад только коротко посмеялся, предусмотрительно протянув сыну салфетку, тут же пришедшую в негодность.

— Вот же, — прогнусавил Данил, попытавшись сделать вдох, — нос заложило.

— После завтрака закапаем капли, полегче станет, — обрадовал педиатр и неожиданно притянул к себе застывшего на месте Димку. — А ты как? Горлышко мне покажешь?

Дима насупился и опустил голову, взирая на отца исподлобья, всем своим видом демонстрируя недовольство сложившейся ситуацией.

— Не капризничай, — мягко пожурил Влад, — я просто посмотрю, ты же знаешь — это не больно.

— Все равно неприятно, — проворчал Димка, но послушно открыл рот.

Влад, ухватившись пальцами за подбородок, повернул его голову к окну, долго рассматривал, а потом дотянулся до ложки на столе. Заметив это, Димка тут же захлопнул рот, клацнув зубами, и собирался отшатнуться, но педиатр, усмехнувшись, поймал его за руку, не позволив сдвинуться с места.

— Дим, всего минутка, — настойчиво предупредил Влад, снова взявшись за его подбородок, слегка надавив большим пальцем.

Подросток неохотно, но подчинился, зажмурившись, а Даня от удивления попал ложкой мимо рта. На его памяти брат ещё никогда так быстро не давался в руки врачам. А где долгие уговоры? Это сейчас в реальности произошло или галлюцинация?

— Я тебе лекарство разведу — горло полоскать и микстуру выпьешь, — оповестил педиатр, отпустив недовольно морщившегося сына, наконец занявшего место за столом, — А, ещё же таблетки, — опомнился Влад, стремительно вскочив со стула, чуть не опрокинув чашку с остатками кофе.

Подростки безропотно выпили противовирусные, что-то от горла, а вот дойдя до сиропа Димка запротестовал. Одного взгляда на изумрудную жидкость в столовой ложке хватило, чтобы тошнота усилилась, а на глазах заранее выступили слезы, когда сознание услужливо напомнило о противности и приторности лекарства. Даня вмешиваться не спешил, предпочитая наблюдать со стороны. Это, как он заметил, уже вошло у него в привычку. И подросток не знал, хорошо ли это или плохо. Раньше они были друг у друга, и если не Даня, то больше некому было позаботиться о Димке, который размышлял в таком же ключе. Теперь у них появились Влад с Юлей, и Данька как-то незаметно, постепенно ослабил бдительность, буквально сбросив груз ответственности на взрослых, но продолжал украдкой следить за ситуацией, как и положено дикому зверьку.

— Дима, хороший мой, — терпеливо уговаривал Влад, кружа у стула, словно акула, пока Димка, зажал рот ладонями, на манер капризного ребенка, — всего лишь сироп. Я же тебе не отраву предлагаю.

— Он скорее отраву выпьет, — с издёвкой шмыгнул носом Данька, поймав укоризненный взгляд брата, но убрать ладони от лица, чтобы огрызнуться, тот не решился.

— Дмитрий, — тяжело вздохнул Влад, словно нес на своих плечах вселенское бремя, — я так много прошу? Ты же знаешь: ничто не вечно. Мое терпение — не исключение. Не заставляй, пожалуйста, угрожать тебе уколами.

Реакция последовала незамедлительно. Подросток резко повернулся к отцу, уже привычно собираясь начать словесную перепалку, но стоило возмущённо открыть рот, как в нем оказалась ложка. Напускная флегматичность Влада удобно скрывала хитрую и гибкую, по истине змеиную натуру, позволяя, не задев чужую недальновидную гордость, получать желаемое. Спокойный и мягкий на первый взгляд, Влад имел внутри несгибаемый стержень. А аналитический склад ума позволял подмечать самые незначительные детали людского характера, которые он с легкостью мог использовать для собственной выгоды, что делало его опасным хищником, притаившимся в кустах и при необходимости готовым с легкостью загрызть беззащитного кролика. Эта деталь характера Влада, отмеченная Даней ещё в первую встречу, до сих пор пугала, но подросток тем не менее был уверен, что Влад никогда не преследует цели навредить, тем более им. Димка скривился, словно снова съел вместе с малиной клопа, и кажется, немного позеленел. Даня на мгновение забеспокоился, что организм брата сейчас тоже выкажет протест и отправит биологическое оружие обратно, но Влад, видимо, имел достаточный опыт в скармливании детям лекарств, потому что тут же впихнул сыну в руки кружку с чаем. Димка без раздумий припал к сосуду и практически в два глотка выпил спасительную жидкость, избавившую от отвратительного послевкусия на языке, будто он снова на спор жевал цветы, и успокоившую начавший было протестовать из-за вкусовых рецепторов желудок.

— Обычно, если хотят отравить, то подмешивают яд так, чтобы он был незаметен, а не наоборот, — возмущённо отозвался Дима, стукнув кружкой о стол.

— Приму к сведению, — насмешливо промурлыкал Влад, растрепав гнездо Димкиных волос и придвинул к нему тарелку.

Брат напоследок из вредности показал отцу язык, получив ответную реакцию, и теперь с неприязнью уставился уже на овсянку. Ее Дима не переносил почти также, как и сироп, если не хуже. Мальчики, в силу обстоятельств, в отношении еды были непривередливы. Главное, чтобы еда была, а вкусная или нет уже не имело значения. Либо ешь то, что есть, либо не ешь вовсе. Поэтому от предложенных блюд они никогда не отказывались. Хотя Даня с удовольствием бы держался подальше от щавелевого супа, ненависть к которому начиналась с запаха и заканчивалась болотными остатками, застревавшими в зубах. Данька его буквально заглатывал, задерживая дыхание, чтобы не чувствовать кислоту, неизменно сопровождающую бульон, кто бы не готовил это зелье, а иначе вероятность, что суп решит развернуться на пути по пищеводу, достигала космических высот. Но иногда Судьба была благосклонна, позволяя Дане избежать пытки, и поменяться тарелками с почти всеядным Димкой. Он всегда был активным, и растущему организму постоянно требовалось пополнять запасы энергии, которую брат расходовал, как машина резко выросший в цене бензин, в непостижимых уму количествах. Вот и получалось, что для Димы порой даже черный хлеб казался деликатесом. Причем, таким он был с детства: все пробовал на вкус, поэтому лет до семи Даньке приходилось пристально следить за другом, который так и тянулся попробовать то землю, то поганки, то ягоды неизвестного происхождения. И ведь, что им только не доводилось есть, а Диме все нипочём. Бездонный, казалось, желудок без проблем переваривал все… За исключением овсяной каши. Димку после нее буквально выворачивало наизнанку, поэтому после очередного неудачного приема пищи, он отказался на нее даже смотреть, не то, что есть, поэтому каша всякий раз незаметно перекочевывала в тарелку к брату, чтобы ее не дай бог не заставили съесть силой. И даже тот факт, что готовила Юля просто восхитительно, не спасал ситуацию, а наоборот, ухудшал, потому что оба опасались огорчить маму.

Юля проскользнула на кухню как-то непривычно незаметно. Даня, занятый разработкой плана по скрытной ликвидации овсянки из Димкиной тарелки, даже не сразу заметил ее. Она, не оборачиваясь на них, открыла один из навесных шкафчиков и, встав на самые кончики пальцев, одной рукой опираясь на столешницу, второй потянулась к упаковке с черным чаем.

Ростом Юлю Судьба не просто обидела, а оскорбила до глубины души, кажется, искренне желая размазать ее гордость по стенке. Но не вышло. Девушка с присущей ей непосредственностью на протяжении всей жизни игнорировала подколы и откровенно грубые шутки в адрес ее маленькости и даже временами шутила над собой, без лишних терзаний используя стул, чтобы дотянуться хотя бы до тарелки. При ремонте Влад совершенно не рассчитывал, что на кухне у него будет хозяйничать чуть ли не гном, которому и кончиками пальцев не коснуться высоких шкафчиков.

Юля же, хоть и смирившаяся со своей участью и часто просившая о помощи, все ещё тешила свое самолюбие, справляясь самостоятельно там, где можно. Даня не раз становился свидетелем того, как мама выуживала любимый фруктовый чай с недосягаемых верхушек полок. Техника по-настоящему поражала воображение: поднявшись на носочки, Юля деревянной лопаткой подцепляла коробку, тянула ее на себя, и та, оказавшись на краю, падала точно маме в руки, ни разу не упав. Юля может и не блистала аналитическим складом ума и логикой, но находчивости и упрямства ей было не занимать.

Коробка чая с тихим хлопком шлёпнулась на плитку, утянув за собой пакетики с экзотическим растворимым кофе и какими-то обезболивающими, которыми пользовались только взрослые.

— Юлёк, ну попросила бы, — мягко укорил Влад, с нотками внутреннего сожаления глянув на жену, прекрасно зная, что она не позволит себе слабости даже с ним.

— Я и сама могу, — отмахнулась Юля, подхватив упавшие вещи, а Даню резко перестала волновать овсянка.

В поведении мамы что-то было не так. Упавший чай стал первым признаком, с потрохами выдав Юлину рассеянность. Она явно была мыслями где-то далеко, чтобы достаточно сосредоточится на бытовых делах. Даня бросил короткий взгляд на папу, желая узнать, заметил ли он, но Влад был увлечен телефоном, да и сам подросток все еще сомневался в верности своих догадок. Пришлось незаметно толкнуть под столом брата и одним взглядом указать на Юлю. Димка отреагировал: прекратил мучить кашу и посмотрел, как мама вдумчиво заваривала чай, словно готовилась к чайной церемонии. Дима невольно нахмурился, тоже уловив изменения в ее поведении. Он буквально прожигал Юлю взглядом, пытаясь понять, что его настораживало. Дане пришлось снова пнуть его под столом, чтобы не потревожить чуйку Влада.

Димка, развернувшись, принялся с новой силой пытать кашу, перемешивая ее ложкой, кажется, тоже уйдя в себя. Отвлекать его от размышлений Данил не стал, автоматически закинув в остатки завтрака малину, чтобы потянуть время. Покосившись на отца, который, к счастью, все ещё был занят телефоном, Даня вернулся к маме, так и замершей у столешницы, бестолково макая чайный пакетик в и так уже насытившийся кипяток. Длинные волосы, рассыпавшиеся по спине, доставали до поясницы вьющимися, словно змеи, кончиками, и поглотив плечи, удачно закрывали лицо.

Дима толкнул ножку его стула ногой и, дождавшись реакции, жестами указал на Юлину прическу. Даня посмотрел на него с долей скептицизма, никак не понимая, на что намекал брат. Тот раздражённо стукнул себя ладонью по лбу, лишь чудом сумев не привлечь внимание Влада, а потом принялся шевелить в воздухе руками, словно что-то перебирая, пока до Данила не дошло — коса. Юля почти не ходила с распущенными волосами. Они постоянно лезли в лицо, путались, сковывая движения, и вообще мешали, поэтому мама собирала их в хвост или пучок, заплетала косы. И она не изменяла своим привычкам, в каком бы паршивом настроении ни была. Значило ли это, что ее неясное беспокойство достигло своего пика? Как вообще вела себя Юля, когда поддавалась негативным эмоциям? Мама была примером невозмутимости, решительности и оптимистичности, поэтому как-то само собой сложилось мнение, что она неподвластна унынию и волнению в принципе.

Димка вскинул голову, чем привлек Данькино внимание и, уставившись на него широко распахнутыми глазами, проговорил одними губами: «Слушай». Сначала Даня даже не понял, до боли в ушах вслушиваясь в тишину. А потом осознание словно битой ударило по голове. Тишина. Юля не выносила тишины, избавляясь от нее любыми доступными способами: говорила сама, использовала наушники, включала фоном телевизор или без зазрения совести врубала музыку на колонках (в пределах разумного, но Зинаида Львовна была недовольна даже шумом воды в их квартире). Только наедине с Владом она позволяла безмолвию царить вокруг, словно мысли, безостановочно терзающие ее, замолкали рядом с любимым. В остальное же время Юля не расставалась с наушниками, что частенько занимало Даньку, пытавшегося понять: маме просто нравится музыка или все намного сложнее.

Братья переглянулись и одновременно обернулись на Юлю, продолжавшую издеваться над чайным пакетиком и буравить пустым взглядом столешницу. Из глаз пропали все эмоции: ни радости, ни печали, ни гнева. Словно рыба в аквариуме, хотя даже у тех в бестолковых радужках отражалось временами больше, чем сейчас у чрезмерно эмоциональной мамы. У Дани от этой картины что-то болезненно сжалось в груди, на мгновение перекрыв кислород. Волнение гадко заворочалось внутри, мешая взять контроль над собственным телом. Судя по тому, как напрягся Дима, сжав ложку так, что та немного погнулась, он испытывал схожие чувства. Это слегка отрезвило. Даня всегда считал себя ответственным за состояние брата, поэтому по инерции мгновенно собрался из состояния беспомощной лужицы до относительно здравомыслящей ледышки, коей всегда был его мозг. Но предпринимать что-то было уже поздно — Влад заметил их копошения.

Оба поспешили сделать вид, что ничего не происходит, но, если папа за что-то цеплялся, провести его было уже невозможно. Он мгновенно определил, что так взбудоражило сыновей, и сам обратил внимание на Юлю, отложив телефон.

— Юлёк, все хорошо?

— А? — будто вынырнула из-под толщи воды девушка, резко повернувшись на голос, качнув русыми локонами. — Да, все в порядке, задумалась просто, — лучезарно улыбнулась она, выбросив чайный пакетик.

Даня от удивления засунул в рот пустую ложку, в смятении не зачерпнув каши. Резкая смена настроения поразила настолько, что он на мгновение усомнился в своем здравомыслии. Юля, как и Димка, врать и притворяться не умела. В отличие от них с Владом, мама с братом имели по одной маске, за которой тщетно прятали свои слабости. Дима прикрывался грубостью и колкостью, чтобы даже не пытались в душу лезть, а Юля улыбкой и шутками, чтобы все видели: у нее все хорошо — не лезьте. И мама — открытая книга, настолько преуспела в этом искусстве, что Даня до сих пор не мог определить, когда кончалась ее искренняя веселость и начиналось защитное притворство.

— Ты сегодня решила сменить имидж? — как-то хищно улыбнулся Влад, пробежавшись по маме жадным взглядом.

Юля нахмурилась, соображая, о чем говорит муж и, оставаясь совершенно безразличной к пожирающему ее взгляду, в то время, как Данька уже залился краской, а Димка бессовестно смеялся, спрятавшись за ещё полной тарелкой.

— Ты волосы до сих пор не собрала, — беззлобно усмехнувшись, пояснил Влад, спасая жену от необходимости строить логические цепочки. «Заметил», — мысленно отметил про себя Даня.

— Да ну тебя, — фыркнула Юля, блеснув смешинками в глазах, и у Димки буквально отлегло от сердца, — резинку где-то посеяла, ты случаем не видел? — игриво протянула мама, склонив голову к плечу и позволив нескольким локонам упасть на лицо, а после с кошачьей грацией заправила их за ухо.

Слишком плавно. Краска с Даниного лица исчезла так же быстро, как и появилось. Юля явно играла. Даже ластясь к Владу, ее движения оставались несколько импульсивными, но искренними. Она не думала: просто подчинялась мимолётным желаниям. Сейчас ее движения были выверенно спокойными, плавными: Юля просчитывала каждое свое действие. Влад, кажется, повелся, но Даня никогда не умел его читать, поэтому и делать точных выводов не мог. Эта игра и заводила, и утомляла одновременно. У подростка от напряжения и постоянной мозговой активности начала ныть голова.

— Нет, — расплылся в улыбке Влад, — но могу помочь поискать? — с явным намеком отозвался он, но ни Данил, ни тем более Димка не поняли: хотел ли он продолжить начатое перед завтраком или поговорить с Юлей наедине.

Мама коротко рассмеялась, элегантно проведя пальцами по вискам, заправляя пряди за уши так, что подвис даже Димка. И если бы Даня не был занят детальным анализом Юлиного поведения, далеко бы от них не ушел. Потому что мама была очень красива. Для них троих уж точно. Данил, пусть и не разбирался в женской красоте, никто не запрещал ему твердо заявлять, что красивее Юли никого нет. И это было очевидно, потому что для каждого ребенка мама являлась эталоном красоты, образцом поведения. Юля любила их. Смогла полюбить чужих детей, которые и кровным родителям оказались не нужны, а она приняла, как родных. И даже если и есть девушки красивее Юли, никто из них троих никогда об этом не узнает, потому что все внимание их будет приковано к маме.

— Димка, а ты чего не ешь? — неожиданно спросила Юля, вырывая Даню из размышлений. — Не нравится? Не вкусно?

Дима замялся под внимательными взглядами родителей, одновременно обратившихся к нему, и жалобно посмотрел на брата, ища помощи. И Даня с ужасом осознал, что мама только что отвела от себя все подозрения. Она чересчур ловко сменила тему, и даже если Влад что-то заметил, то выяснить, что именно, не сможет. Юля выиграла достаточно времени, чтобы взять себя в руки. На лице снова сверкала искренняя улыбка, а в глазах горели привычные искорки. И Даня решил на время оставить ее. Нет, он все ещё считал, что мама что-то скрывает, но раскусить ее оказалось сложнее, чем предполагалось.

— Нет, мам, очень вкусно, — не дождавшись от брата поддержки, начал Димка. — Я просто…не голодный, — нашелся подросток.

— Котик, я понимаю, но хотя бы пару ложек, — перешла на ласковую интонацию Юля, прекрасно зная о эффективности ее воздействия на сына.

Димка потупил взгляд и с отвращением уставился на кашу. Есть ее было сродни самоубийству, но подросток не знал, как сказать об этом Юле, не обидев ее и не лишившись еды. Зависший где-то в своих мыслях Даня совершенно не помогал, и Дима, собравшись, зачерпнул кашу, мысленно уже представляя, как к вечеру ему станет ещё хуже, но ложка резко исчезла, так и не достигнув рта.

— Нет! — панически воскликнул Данил, практически выбив у брата столовый прибор, приземлившийся в кашу, расплескав ее по столу, и придвинул тарелку к себе. — Не надо!

— В чем дело? — через недоумение в голосе Юли прорезались грозные нотки.

Даня замер, переводя взгляд с мамы на хмурившегося отца. Его мозг во время болезни явно не справлялся с нагрузкой, поэтому в ход пошли выработанные инстинкты. Если брату угрожала опасность, пусть это всего лишь каша, его надо было выручать любой ценой. Даня просто не успел переключиться и придумать хоть какой-нибудь план, а руки уже убрали пищевое оружие как можно дальше от Димы. Из хаоса мыслей никак не удавалось вычленить нужные слова, а давящая атмосфера только ухудшала положение. От напряжения разболелась голова.

— Тут такое дело… — нерешительно начал Дима, невольно ухватив стоявшую рядом Юлю за руку.

— Димка не ест овсянку, — перебил Даня, решительно уставившись Владу в глаза, словно уже приготовился отстаивать свою позицию. — Ему от нее плохо.

— Только от овсянки? — поинтересовался педиатр, игнорируя боевой настрой сына.

— Да, — уже спокойнее отозвался Даня, сбитый с толку неожиданной реакцией. Влад, казалось, уже понял то, что не до конца понимали они сами.

— Меня после нее наизнанку выворачивает, — недовольно буркнул Дима, сверля взглядом стол, упрямо не смотря на непривычно молчавшую Юлю, чью руку он до сих пор не выпустил.

— Хреново, — легко обронила она и под удивлённые взгляды мальчиков убрала тарелку.

Дима горестно вздохнул, смиряясь с тем, что до обеда он, видимо, останется голодным.

— Картошка, суп, омлет, могу бутерброды сделать, — внезапно перечислила Юля, заглянув в холодильник.

— А?

— Спрашиваю, что вместо каши будешь? — немного раздражённо отозвалась мама. — Тебе необходимо поесть хоть что-нибудь, а то считай второй день голодный.

— А можно? — выпалил Димка прежде, чем Даня успел его остановить.

— У тебя во время болезни слух или мозг отшибло? — нахмурилась Юля. — Я же сказала — необходимо.

— То есть, — протянул Дима, — я могу не есть овсянку, и ты дашь мне что-нибудь другое?

Юля мученически вздохнула.

— Именно это я и сказала, в чем проблема?

— Вы серьезно считаете, — с кривой усмешкой вмешался Влад, — что, если по каким-либо причинам откажетесь от еды, то мы вас совсем перестанем кормить? — подняв бровь, уточнил он, и Даня почему-то смутился.

— Ну, да…

Юля устало провела ладонью по лицу.

— Бараны, — вынесла она вердикт. — Бестолковые. Смотрите сюда и запоминайте! — Влад хотел было мягко прервать жену, но та уже вошла во вкус, упершись руками в стол и глянув на сыновей сверху вниз. — Если вам что-то не нравится из еды, не важно почему: приготовила ли я кусок дерьма, выглядит ли, как будто это кто-то пережевал и выплюнул, просто не любите. Вы. Нам. Говорите. Словами, через рот, дракон меня подери! — хлопнула ладонью по столу Юля так, что подскочила посуда. — И мы ищем альтернативный вариант. Морить голодом вас никто не собирается. Не дай бог я ещё раз услышу подобную глупость! Вы за кого нас вообще принимаете?!

— Юлёк, поспокойнее, прошу тебя, — поспешил немного усмирить девушку Влад, погладив по руке.

— Вы меня поняли? — практически прорычала Юля, автоматически перехватила руку мужа, несильно сжав, но так и не отвела грозного взгляда от сыновей.

— Да, — поспешно выпалили мальчики, взирая на нее широко распахнутыми глазами, готовые сейчас согласиться со всем, что она скажет.

Юля прищурилась, долго вглядываясь в их лица, но ответом осталась довольна и в мгновенье сменила гнев на милость, улыбнувшись и потрепав их по голове. Даня впервые подумал, что однажды сойдёт с ума, если будет продолжать пытаться понять маму. Димка запутался окончательно и, видимо, смирился с этим, молча принявшись за чай с бутербродами, тарелку с которыми Юля поставила перед ним, удалившись, когда зазвонил в другой комнате телефон.

— Чего она…так?

— Не обижайтесь на нее, — попросил Влад, допив кофе и убрав чашку в раковину, остановился у них за спинами, положив руки на плечи. — Вы просто неосознанно задели ее чувства, — пояснил он. — Юля — девушка, и в ней, считайте, проснулся материнский инстинкт. Она из кожи вон вылезет, чтобы вы были счастливы, поэтому подобное недоверие с вашей стороны… — пощелкал пальцами педиатр, подбирая слова, — зацепило ее.

— Мы не хотели, — начал было Даня, наконец поняв их с братом ошибку, но Влад мягко его прервал.

— Я понимаю, но вы же знаете вашу маму. Она вспыльчива и нетерпелива, поэтому порой торопит события, забывая о том, что вам нужно время, чтобы со всем свыкнуться. Не принимайте близко к сердцу и не обижайтесь на нее.

— Даже не думали, — с готовностью просипел Дима.

— Я рад, — снова улыбнулся Влад, оставив невесомые поцелуи на макушках. В отличие от Юли, он явно собирался сохранять их личные границы, вторгаясь в них крайне редко и осторожно, но так, чтобы намерения его были предельно ясны. Мальчики были благодарны ему за это.

Телефон Влада на столе разразился назойливой мелодией, высветив на экране: «главврач», и педиатр, закатив глаза, поднял трубку, удалившись в комнату, оставив сыновей вдвоем.

Дима все ещё находившийся под впечатлением, с воодушевлением начал жевать бутерброды. Аппетита не было, но он, подчиняясь какому-то внутреннему чувству, продолжал есть, не имея возможности остановиться. Даня же, уткнувшись носом в свою кружку с ромашковый чаем, никак не мог выкинуть из головы мамино поведение. Хотелось пойти и обсудить это с Владом, но что-то его останавливало. Боб устроился рядом на стуле, с интересом поглядывая на колбасу.

Подростки неосознанно переглянулись.

С одной стороны, все было хорошо, но с другой — оба чуть ли не кожей ощущали приближение чего-то, и лёгкое волнение охватывало их при мыслях о неизвестных возможных испытаниях.

Духота на улице откровенно бесила. Бесил детский ор, доносящийся из распахнутого окна. Бесила совесть, твердившая, что за завтраком она снова вспылила. Бесил раскалившийся чуть ли не докрасна от жары телефон, который Юля не выпускала из рук с самого утра. Бесила причина, по которой она была вынуждена делать это. Все необъяснимо бесило.

Очередной звонок, не прозвучавший, только благодаря беззвучному режиму, стал последней каплей. Девушка, раздражённо рыкнув, полностью выключила телефон, забросив его в шкаф с одеждой. Поглубже. Похоронила в ящике под носками, чтобы не мозолил глаза. Метнулась к ноутбуку, блокируя переписки и закрывая всевозможные чаты. Компьютер постигла та же участь, что и мобильник, и он отправился на стол, старательно зарытый под раскиданные по нему бумаги. Мера временная, но Юле был просто необходим перерыв. Хотя бы пару часов, чтобы привести мысли и чувства в относительный порядок или получше запрятать их, чтобы чересчур наблюдательные люди в доме ничего не заподозрили. Тревожность снежной лавиной накрыла слишком внезапно, на мгновение парализовав тело. Страх иглой кольнул в грудь, выбив на глаза непрошенные слезы, и Юля, сорвавшись с места, буквально подлетела к окну, чтобы с бешено бьющимся сердцем осмотреть двор и ничего там не обнаружить. Хорошо, что она имела привычку закрывать двери, а иначе метания обязательно выдали бы ее состояние. Нервы, натянутые словно струны, готовы были лопнуть в любой момент. Одно неловкое движение и она не совладает с собой. Тянуло одновременно и рыдать, и нервно смеяться. Чувство собственной беспомощности медленно, противно, опутывало своими щупальцами, сжимая все сильнее, по капле выдавливая наружу весь гной, скопившийся в душевной ране, чьи неровно сросшиеся края вновь резанули ножом.

Юля, мерившая шагами комнату, силой заставила себя остановиться и зло сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. От отвращения к самой себе затошнило. Злость, словно цунами, накрыла, затопив сознание. Даже не глянув в сторону двери, Юля подскочила к кровати и схватила подушку, с силой запустив ее в стену. На вторую она набросилась, как дикий зверь, на загнавшего его в угол охотника. Отчаянно заколотила по мягкой ткани, грозясь выбить из несчастной подушки весь дух, и, казалось, не собиралась останавливаться, пока та не начнет молить о пощаде. Жгучие слезы застилали глаза, потерялась в смявшемся покрывале резинка, и взлохмаченные, спутанные пряди спадали на лицо, щекоча щеки, но Юля не обращала на это внимания. Взгляд помутнел, и кулак неожиданно врезался в стену, вызвав задушенный стон. Боль вернула в реальность, и Юля тяжело упала на избитую подушку, потерявшую не одно пёрышко.

Слезы высохли, не успев пустив по щеке ни капли. Успокаивалась Юля также быстро, как и заводилась. Она с трудом взяла себя в руки и несколько минут бездумно лежала, пытаясь успокоить сбившееся дыхание. Убедившись, что чувства немного улеглись, и истерика не нагрянет в гости в ближайшие минуты, Юля заставила себя убрать кровать, привести в порядок волосы и скрыть слоем макияжа покрасневшие глаза, когда из коридора донеслись какие-то задушенные крики.

— У вас все в порядке?

Прихожая оказалась пуста. В зале под нудный бубнеж телевизора спал Даня, завернувшись в плед, как в кокон, а в ванной обнаружился Дима.

— Ты чего здесь? — заглянула Юля.

— Горло полоскаю, — несчастно прохрипел Дима, страдальчески глянув на маму.

Девушка подошла ближе и бесцеремонно сунула нос в стакан с жёлтой жижей, напоминавшей мочу, и тут же отстранилась, поморщившись. Она понимающе покачала головой, когда Дима мученически вздохнул, с надеждой посмотрев на нее.

— А Влад где? — двумя пальцами, словно вонючего клопа или какого-нибудь мерзкого жука, забрала стакан из его рук Юля, переставив на раковину.

— Боб его галстук утащил, он за ним погнался.

— Ясно, — задумчиво отозвалась она, выглянув в коридор, — я сейчас.

Не успел Димка спросить, а Юля уже умчалась на кухню, вернувшись оттуда со вторым стаканом, но наполненным уже раствором ромашки.

— Я бы предложила тебе альтернативу, — покачала она посудой, — но боюсь, Влад не оценит, поэтому попробую оказать моральную поддержку, — усмехнулась Юля.

— Это как? — нахмурился Димка.

— Смотри! — с каким-то нездоровым энтузиазмом отозвалась мама, сверкнув глазами.

Она немного погипнотизировала жидкость, поискала что-то взглядом, схватила с сушилки полотенце, накинув на плечи, отсалютовала сыну стаканом и, резко выдохнув, словно собиралась пить совершенно не ромашку, решительно сделала глоток. Демонстративно прополоскала горло, запрокинув голову, и выплюнула в ванную. Белый кафель покрылся желтыми каплями, разлетевшимися во все стороны, а в ванной остались охристые разводы, будто Боб забыл, где его лоток. Полотенце, к великому Юлиному сожалению, не спасло белую футболку от брызг. Но девушка только махнула на эту мелочь рукой.

— Теперь, твоя очередь, — мягко подтолкнула она сына.

— Ты уверена, что это именно так делается?

— Именно так! — подтвердила Юля, бесцеремонно всучив ему стакан. — Главное — не дыши и во рту долго не держи, а то она обратно пойдет, — поморщилась девушка. — Я эту гадость знаю.

Димка все ещё не решался, пытаясь испепелить стакан взглядом. Юля вздохнула, с сожалением улыбнулась и притянула сына в объятия. Диме дважды предлагать не надо. Он, чуть не уронив стакан, который Юля вовремя перехватила второй рукой, порывисто обхватил ее за талию и, привстав на носочки, спрятал лицо в изгибе шеи, расслабленно выдохнув. От мамы приятно тянуло масляными красками вперемешку с нотками крема, который, казалось, уже въелся в кожу. Слабость до сих пор не отпускала, а горло раздирало так, что хотелось на стену лезть, но в объятиях все автоматически отошло на второй план, оставляя только ощущения тепла и защищённости. Поддавшись каким-то внутренним инстинктам, Дима, как кот, притерся щекой к гладкой кожи, тычась холодным носом Юле в подбородок, выпрашивая ласки. По телу пробежалась дрожь, когда девушка легко рассмеялась и, куда-то убрав стаканы, обхватила его руками.

Отвратительное состояние мешало отвлечься: на книгах и компьютерных играх мозг просто отказывался сосредотачиваться, от музыки болела голова, а для рисования не хватало сил и мотивации. Вот и выходило, что он безжизненным трупом прожигал часы на кровати, бездумно листая ленту в соцсетях и автоматически наглаживая Боба у него на коленях, когда Влад, как рыбку, выудил его из комнаты под каким-то предлогом и всучил стакан с отравой. Благо начать экзекуцию он не успел. Боб, явно недовольный тем, что его хозяина нагло забрали, демонстративно приволок на порог ванной галстук Влада и, дождавшись, когда его заметят, бросился наутек. Димка так и остался один на один с врагом — противным лекарством — почему-то не сумев заставить себя вылить его в раковину и соврать, что прополоскал горло.

Даню во время болезни вообще тормошить было бесполезно. Он мастерски изображал удава на охоте, замерев в одной позе и отрешённо уставившись в телевизор, словно заснул с открытыми глазами. Но стоило только взяться за пульт, как он тут же начинал ворчать, будто старый дед, поэтому приходилось оставить его в покое. Так лежать, дремать или вообще спать он мог днями напролет, порой даже отказываясь от еды. Но это уже стало их привычной темой для споров. Если Дима был голоден всегда, то Даня временами забывал о том, что его организму требуется не только сон.

Дима почувствовал, как губы мягко коснулись кудрявой макушки, опустились ниже, оставив поцелуй на виске, щеке, второй. Кончики пальцев приятно пробежались по коже, пересчитав позвонки, чем вызвали непроизвольную дрожь. Ладони медленно огладили лопатки, заставив Димку окончательно разомлеть от ласки и с наслаждением прикрыть глаза. Он был тактильным, но никогда не получал нужные ему прикосновения, поэтому просто начал избегать их, чтобы не иметь лишних слабостей. Но Юле было все равно. Она бесцеремонно сносила любые стены своей по истине бараньей упрямостью.

И все почему-то позволяли ей это.

Дима называл ее мамой. Словом, которое мозг постоянно использовал, но до сих пор отказывался верить, рождая, то тут, то там червячков сомнения. Димка как мог противился, пресекая все глупые мысли на этапе их зарождения, но бережно хранил чувство трепета, неизменно отзывавшегося в груди на такое теперь родное и теплое «мама».

— Я тебя люблю, — шепнула Юля, обдав ухо горячим воздухом, и издала тихий смешок, когда Дима крепче стиснул ее в объятиях.

— Я тебя тоже, — прохрипел он, чувствуя, как непроизвольно алеют щеки. Говорить о своих чувствах он все ещё не любил, да и не собирался, предпочитая показывать все действиям и позволяя себе откровения только с родителями, которые точно не ударят по слабым сторонам его души.

Юля невольно задержала дыхание, словно боясь спугнуть момент. Слова теплом отозвались в груди, которую вместе с тем кольнул ледяной страх. Она боялась даже допускать мысли о разлуке с семьёй. Для нее это будет невыносимо. Юля нервно хихикнула, надеясь, что Димка не заострит на этой мелочи внимания, и с трудом отстранила его от себя. Сын присосался, как пиявка, присох, словно крышка к баночке со своей краской, открыть которую можно было только грубой силой или вскрыть топором.

— Знаю, а теперь полоскай.

— Ты точно уверена?

— Точно! Что тебя смущает?

— Да нет, просто… — Димка лукаво улыбнулся, — так мужики за гаражами водку пьют. Ты случайно не у них научилась? — подколол подросток.

— Мои учителя тебя волновать не должны, — Юля пропустила его колкость мимо ушей, щёлкнув по носу. — И вообще, что ты делал за гаражами? Неужели тоже…

— Что?! Нет! Никогда! — мгновенно забеспокоился Димка и замахал руками, но, видимо, поняв, что такое резкое отрицание совершенно не убедительно, замолк, растерявшись окончательно.

— Да расслабься, — по-лисьи улыбнулась Юля, — я просто пошутила. Но, если узнаю, а я узнаю, что вы пили, — радужки глаз, пристально уставившись на него, кажется, потемнели, заставив Димку глухо сглотнуть, отчего горло засаднило с новой силой.

Мама умела быть пугающей. За это время Дима четко уяснил, когда Юля кричит — это не злость, а беспокойство, которое она пытается донести до окружающих, в надежде на их сознательность. Когда Юля молчит, сжав челюсти, и смотрит острым волчьим взглядом, пробирающим до костей — к ней лучше не приближаться. От нее в такие моменты волнами исходит подавляющая энергия, а уверенность, что читается в каждом действии, не заметит только слепой. Хотя даже он сможет почувствовать опасную решительность готовящегося защищаться до последней капли крови зверя, что источала Юля.

Убедившись, что сын понял, принял и обработал информацию, она легко чокнулась с ним посудой, и дождавшись, пока Димка резко выдохнет, одновременно с ним сделала глоток, запрокинув голову. Булькающие звуки, напоминающие собрание кабинете логопеда картавых людей, изучающих французский, заполнили ванную. Подросток первый выплюнул жидкость, закашлявшись, и Юля поспешила вытереть лицо сына полотенцем, пока он окончательно не уделал свою футболку.

— Это невыносимо, — корчился Димка, все ещё ощущая горький вкус на языке.

— Понимаю, — сочувствующе отозвалась Юля, погладив его по щеке костяшками пальцев. — Давай ещё пару раз, — заговорщически прошептала она ему на ухо, — а остальное выльем.

— Разве так можно? — вытаращился на нее подросток.

— Если Владу не скажешь, то — да, — ни чуть не смутившись, отозвалась Юля, щёлкнув его по носу. — Ты все равно пьешь таблетки и сиропы от кашля, поэтому пара глотков огромной роли не сыграют. Но злоупотреблять не советую, — пригрозила она пальцем.

— Ты же в курсе, что взрослые не должны учить плохому? — протянул он с издёвкой.

— Скажи это некоторым своим учителям, — легко парировала Юля. Этот раунд явно был за ней. Мама, в отличие от одной из пожилых учительниц начальной школы, не курила, а если и так, то дети об этом точно не знали.

Во второй раз Дима продержался дольше, но Юля снова его обыграла, поэтому подросток воспринял это как вызов. В третий победу одержал уже он, выплюнув остатки противной жидкости так, что они забрызгали не только ванну и кафель, но и Юлю. Та в стороне не осталась, плеснув в него ромашкой из своего стакана, уже не заботясь о сохранности одежды. В качестве примирения они выпили на брудершафт, окончательно заляпав все белые поверхности, и инстинктивно обернулись на дверь. По коридору, зажав в зубах галстук, промчался Боб, за ним, размахивая тапком, пробежал Влад, не вписавшись в поворот и набив себе шишку. Пока папа костерил на чем свет стоит «бестолковое животное», прикладывая к пострадавшему лбу замороженную курицу, Юля с Димой, под шумок, вылили остатки в стаканах, смыв улики душем.

Пока отмывали ванную, Дима умудрился свалиться в холодную воду, а Юля, в попытке удержать сына, нырнула за ним.

— Ёлки-палки, — многозначительно выдал Влад, кинувшись вытаскивать радостного сына, которого сразу же обернул полотенцем, а за ним не менее радостную жену, поскользнувшуюся на мокром полу.

Волосы в высоком хвосте растрепались и теперь мокрые вились, словно волны в море. Теплые, карие глаза горели игривым блеском, а аккуратные губы изгибались в такой привлекательной улыбке, что Влад лишь чудом смог отвести от них взгляд, чтобы не поддаться какому-то животному желанию и почувствовать их вкус на своих собственных.

Он не понимал, что творила с ним Юля, и уже смирился, просто позволяя ей это. Когда она пришла, в его серой, холодной жизни резко вспыхнул ослепляющий до боли свет, разогнав весь мрак и буквально затопив в солнечном тепле. И он, и его жизнь в это время только ошалело переглядывались, ошарашенные настолько, что даже не подумали останавливать девушку. А Юля, словно ледокол в Арктике, безжалостно таранила льды, надёжно скрывавшие его душу. Сдавшиеся под напором они, то рушились в дребезги, то плавно таяли от всепоглощающего тепла. И жизни больше не существовало, потому что Юля и сыновья стали ею.

— У него температура была, вы думали вообще? — отчитывал педиатр, старательно закутывая Димку пледом поверх одеяла.

— Нет, — флегматично заметила Юля, вытирая сыну волосы полотенцем.

— Оно и видно, — передразнил Влад. — Зачем я вообще спрашиваю, если и так все знаю, что думать — это не ваше, — вопреки своим словам, он чмокнул Юлю в губы.

— Конечно, куда нам простым смертным, до вашего гения? — съязвила девушка, показав ему язык, за что Влад ощутимо прикусил ее за шею.

Юля попыталась его треснуть, но даже промахнувшись, не расстроилась, а счастливо улыбнулась и завалилась на кровать, притянув к себе копошившегося в коконе из одеял Диму. Она любовно обвила его руками, прижав к груди, и устроила подбородок на кудрявой макушке.

— Все, не пущу! Мой! — забавляясь, заявила она, крепче сжав руки и заставив Димку нервно запыхтеть, словно ёжик.

Юля была слишком счастлива в этот момент, чтобы позволять тревогам омрачать свое существование. С лица не сходила лучистая улыбка, освещающая и согревающая все темные и холодные души в округе. Она была светом, на который неизменно слетались майские жуки, создавая оглушающий гул и сбиваясь в один жужжащий ком, только бы коснуться такого близкого, но вместе с тем далёкого источника. Только люди, которых вокруг себя умудрилась собрать Юля, отличались от бестолковых жуков. В отличие от них, они знали, что ничто в этом мире не вечно, и лампочка в фонаре, которым любезно выступала любимая мама, жена и подруга, рано или поздно обязана была перегореть. Но поменять лампочку не равно — починить потухший в душе свет. Человек — существо хрупкое, каким бы сильным не притворялось. И ему, как и всему живому, нужна помощь и поддержка, потому что жестокий мир, ботинком способный раздавить одинокого муравьишку, но уничтожить целый муравейник ни разу не быть укушенным, не сможет.

Димка наконец перестал ворочаться, удобно устроив голову у Юли на плече и расслабившись. Он уже понял, что мама выпускать его не собирается, и даже был этому рад. Эти моменты всепоглощающей нежности, как татуировка, выжигались в сознании и свести их будет уже невозможно. Дима запоминал каждую секунду этого момента, растворялся в нем, искренне желая остаться навсегда. Чтобы время остановилось в этот счастливое мгновение и не двигалось, чтобы как слон в посудной лавке на разбить хрупкую фарфоровую атмосферу.

По тому, как сильно Юля сжимала его в объятиях и шумно дышала в макушку, от чего-то жмурясь, Дима решил, что всё-таки мама была чем-то обеспокоена. Даню бы сюда, он, если не сказал точно, то хотя бы смог предположить, что тревожит Юлю. Диме же вход в чужие души и мысли был заказан. Ни особым умом, ни эмпатией он не отличался, но чутко и внимательно относился ко всему, что было связано с дорогими ему людьми, поэтому автоматически заучивал их повадки, которые в нужный момент открывали ему заветные двери.

— Мам, — собравшись, осторожно позвал Дима, неосознанно вцепившись в ее предплечье, — у тебя все в порядке?

— Почему ты спрашиваешь? — беспечно, с нотками удивления в голосе, отозвалась Юля, ласково проведя ладонью по влажным кудрям.

— Просто показалось, что ты расстроена, — пожал плечами Дима, при этом пытаясь найти хоть что-то в поведении мамы, способное выдать ложь. И будь он Даней непременно бы заметил хорошо отыгранную интонацию и едва напрягшиеся плечи, но такой внимательностью Димка похвастаться не мог. Пришлось поверить на слово и запрятать беспричинное волнение поглубже.

— Ни в коем случае, — Юля слегка потрясла головой, смахивая пряди с лица, — я просто волнуюсь за вас, — прошептала она ему на ухо, вызвав табун мурашек.

И ведь даже не соврала. Она и в правду волновалась за них, поэтому не важно, что причина ее пошатнувшегося душевного равновесия заключалась немного в другом. Это не имело значения. Дима, как послушный птенец, легко заглотил червячка и насытившись, решил подремать, пригревшись в объятиях.

От вида его умиротворенного лица грудь сдавило стальными тисками, перекрыв воздух. Страх, что кто-то может потревожить ее Котят, пронзил словно стрела, и вытаскивать она ее здраво не решалась, опасаясь, что кровь хлынет ручьем. Инстинктивно завернув Диму плотнее в плед, Юля с трудом контролируя тяжёлое дыхание, зарылась носом в его волосы, с наслаждением вдыхая запах любимого и единственного на всех мужчин в их доме шампуня, искренне пытаясь угомонить вновь разбушевавшихся чувства. Она цеплялась за Димку, как за спасательный круг, не позволяющий ей потонуть в пучине собственных переживаний.

Это была ее семья. Она достаточно постаралась, чтобы получить ее. И теперь никому не позволит тронуть близких ей людей. Юля бешеной собакой вгрызется в глотку любому, кто только мысль допустит, чтобы приблизиться к ее драгоценностям.

Она здесь хищный дракон, а муж и сыновья — главные бриллианты в сокровищнице, которые Юля будет защищать до последней капли крови.

Звёзды блёстками рассыпались по черному небу, сверкая невзрачными точками. Прозрачные, будто шелковые, облака лениво плелись через ясный месяц, опасно заглядывающий в окно. Жалкий ветер легко колыхал занавески, разбавляя удушающий комнатный воздух.

Голубоватый свет экрана выцеплял из темноты хрупкую фигуру Дани на кровати, укрытую простыней, и освещал лицо Юли, стражником устроившейся рядом на компьютерном кресле. Она включила телефон, и тот мгновенно подключился к сети, буквально разорвавшись от количества пришедших сообщений. Если бы не выключенный ещё утром звук, то мобильный непременно бы разразился громким звуком безостановочно высвечивающихся уведомлений. Юля отрешённо наблюдала, как всплывают и тут же гаснут в верхней части экрана сменяющие друг друга со скоростью света сообщения, чувствуя холод, медленно пробирающий позвоночник. Когда телефон, наконец, успокоился, а над значками нескольких мессенджеров высветились неприлично большие цифры, Юля ещё какое-то время бестолково пялилась на них, не имея сил заставить себя обозначить присутствие в сети.

Даня завозился на постели, что-то пробормотав и перевернувшись на бок. Юля тут же отвлеклась, положив удачно заледеневшую от страха ладонь сыну на лоб. Кожа пылала, выжигаемая изнутри лихорадочным огнем. Подросток жалобно заскулил, обхватив руку своими ледяными ладонями, и уткнулся носом в запястье, следуя за живительной прохладой. Юля нахмурилась, позабыв про телефон и подавляя беспокойство уже за сына. Она провела ладонью по мокрым спутанным волосам, словно он в пруду искупался, и наклонившись, нежно коснулась губами разгоряченного лба.

— Мам, — на грани забытия выдохнул подросток, сильнее прижав к голове, лежавшую на ней руку, будто она облегчала разрывающую череп боль.

— Я здесь, — шепотом отозвалась Юля, осторожно зарывшись пальчиками в волосы и помассировав кожу головы.

Данька снова что-то проскулил и хныкнул, уже не зная, куда деваться от противного самочувствия. Его буквально выжигало изнутри, и не хотелось ни сидеть, ни лежать. Казалось, даже окунись он в арктические воды, те закипят, как вода в чайнике. Слезы от бессилия и слабости жгли глаза, но затуманенное сознание, словно чувствовало, что проливать их нельзя, чтобы не стало хуже. Хотя, куда ещё? Несмотря на внутренний жар, ноги и руки заледенели, а тело то и дело бил озноб.

— Жарко, — изможденно выдохнул он, резко притихнув, а у Юли глаза округлились до размеров блюдцев, и адреналин волной разлился в крови.

Она, лишь чудом не пересчитав лбом в темноте дверные косяки и не раздавив Боба, кинулась на кухню, стараясь не потревожить мужа с Димкой, спать которого они отправили с боем. Он, беспокоясь за брата, у которого к вечеру подскочила температура, отказывался уходить из комнаты, поэтому Владу пришлось буквально уносить его на руках. Не уверенная, что у мужа в квартире найдется нужное ей, Юля проскочила на «свою» кухню, включив подсветку над столешницей. Из дальнего выдвижного ящика, между морозилкой и газовой плитой, она вытащила на свет две бутылки подсолнечного масла, одну красного вина, баночки со специями прежде, чем добралась до заветной бутылочки водки, прятавшейся на самом дне этой бездны. Юля уже не помнила, под чем они были с Ириной, когда, решив опробовать новую технику рисования, для заправки чернил воспользовались не спиртом, а гребаной водкой, так, что провоняла не только квартира, но и они сами, а Зинаида Львовна ещё долгое время прожигала ее презрительным взглядом, но бутылек остался практически полон и хранился в укромном темном месте, чтобы не достали дети. Юля, как любительница вина, не думала, что он ей ещё когда-нибудь пригодится, но жизнь распорядилась иначе.

Обеспокоенная состоянием сына и занятая попытками воскресить в памяти, что делала ее мама, когда у нее в детстве была лихорадка, она даже не подумала разбудить Влада. Порыв позвонить родительнице Юля также пресекла на этапе его зарождения, хотя очень хотелось. Внутренние переживания безжалостно терзали душу, а новое волнение только подкинуло дров в полыхающий огонь, чтобы точно выжечь ее до черных углей. Юля не привыкла молчать. Ей нужно было говорить хоть с кем-нибудь, только не держать в себе, иначе пожар из дум и чувств сожжёт ее шёлковую душу, колышущуюся от любого лёгкого дуновения. И сейчас, когда было, кому сказать, она не смела даже заикнуться. Юля не могла, чувствовала, что не имеет права втягивать в это ни Влада, ни тем более детей. Это только ее проблема и она сама с ней разберётся.

Откинув на время мысли о том, кто вообще не достоин ее внимания, Юля сосредоточилась на смешивании в маленькой пиале водки с водой. Шальную идею о том, чтобы под шумок сделать один глоток, она поспешила отбросить. Не в ее принципах. Какие бы не ходили слухи о чудодейственных свойствах алкоголя, Юля воспринимала их только в качестве способа сбить температуру, а топить печали она привыкла в чае, желательно фруктовом. Ее максимум — бокал вина, для снятия напряжения и тот, лишь в компании Сереги или Ирины. Спешно упрятав остатки волшебной жидкости, Юля схватила наполненную пиалу и почти бегом, чуть не сбив в дверях Боба, вернулась в комнату, на ощупь в темноте выискав в гардеробе шерстяные носки.

Лёгким движением руки покрывало полетело на пол. Боб, сунув любопытный нос в тарелку, громко чихнул от резкого запаха и, громко топая, унесся в соседнюю комнату. Телефон, лежавший экраном вверх то и дело включался от входящих звонков, но быстро погасал, не удостоенный вниманием. Даня что-то бессвязно забормотал, когда комнатный воздух облизал раскалённую, словно сковорода на плите, кожу. Ступни же, которые Юля принялась натирать спиртом, казались айсбергом в Африке.

— Извини, Котенок, но придется потерпеть, — мягко отозвалась она, когда Данька протестующе захныкал, недовольный леденящей влагой на коже. — Сейчас полегче станет.

Юля провела мокрыми ладонями по лимфоузлам, вспоминая примерное их расположение, по рукам, под коленями и, подождав, пока жидкость немного впитается, натянула сыну на ноги шерстяные носки. Завернув Даньку в простынь, как в кокон, она быстро отнесла пиалу, вернувшись с тазиком воды и мокрым платком, который сразу же оказался на пылающем лбу. Данька завозился, высвободив одну руку, и слепо зашарил по постели, пытаясь что-то нащупать, но прежде, чем Юля хоть как-то отреагировала, он уже успел расстроиться, и тихий всхлип громом прозвучал в безмятежной ночной тишине.

— Мама, — неуверенный шепот, отчаянная мольба, заполнила все пространство и ударила по барабанным перепонкам.

Юля на мгновение оцепенела: статуей замерла на месте, слушая глухой стук собственного сердца, который до этого не замечала, а теперь он казался слишком громким, поэтому она не была уверена, что слышала…

— Мамочка, — снова почти проскулил Даня, пока на горящих щеках слезы оставляли соленые дорожки, капая на простыню.

— Я здесь, Котенок, здесь, — зашептал Юля, метнувшись к сыну. Опустилась на край кровати, позволив вцепиться в собственную руку, а второй ласково утерла слезы.

Данька извернулся, крепче сжав ладонь, и устроил голову на ее коленях, беспомощно спрятав лицо в районе живота. Простынь съехала, и Юля, чтобы не тревожить Даню, который, спасаясь от головной боли и озноба, сильнее жался к ней, стянула с себя халат, закутав в него подростка. Она так и застыла каменным изваянием, боясь пошевелиться, пока Данька, выпустив ее руку, обхватил за талию, сжав в объятиях, и продолжал лить слезы от бессилия. Юля чувствовала, что с каждым всхлипом душу, словно рвет на части. Резко, безжалостно. Раздирает на лоскутки, медленно и мучительно выдергивает нитки. Ей ещё не приходилось так сильно за кого-то переживать. Чувство собственной беспомощности и бесполезности съедало изнутри, потому что она ничего не могла сделать, чтобы облегчить Данины страдания. Теперь Юля понимала свою маму, ее переживания и чувства, которые та испытывала, когда дочь болела. Она помнила, что будучи подростком внутренне раздражалась всякий раз, как видела в ласковом мамином взгляде сочувствие, всегда принимаемое за жалость, которое гордая душа просто не выносила. Сейчас же Юля в полной степени ощутила это едкое беспокойство, переполнившее ее, готовое вот-вот вылиться из краев.

Она выудила уже успевший нагреться платок и опустила его в ледяную воду, на мгновение освежившую сознание. Кончики пальцев тут же окоченели, но Юля этого даже не заметила, извернувшись и полностью погрузив ладони в воду, коснувшись дна. Душевное равновесие, с трудом достигнутое вечером, медленно, но верно пускало трещины. Данька вновь завозился у нее на коленях, что-то пробормотав, почти в бреду, и Юля поспешила вернуть ему на лоб платок. Руки ее промерзли и покраснели, поэтому она не решилась обнимать сына и прижала ладони к своему пылающему то ли от комнатной жары, то ли от волнения лицу. Подросток тем временем немного остыл и успокоился, поудобнее устроившись на коленях, обхватив их руками и тихо засопев через заложенный нос. Щеки и глаза покраснели от слез, а ресницы слиплись от влаги. И даже во сне Данька продолжал цепляться за Юлю, так и не выпустив из крепкой хватки края ее (Влада) безразмерной футболки. Он словно боялся, что, если отпустит, то мама просто растворится, а ему сейчас жизненно была необходима опора, спасательный круг, который поможет удержаться на поверхности, но не огнетушитель, который вместо помощи утянет на дно.

Чем крепче Данька сжимал руки, тем сильнее трещало по швам Юлино самообладание. Теперь ни у нее была тревожность, а она у тревожности. Юля чувствовала, что сыну становится лучше. Жар отступал. А вот её беспокойство, сдавливающее грудь и перекрывающее кислород, даже и не думало отступать, крепче сжимая в своих удушающих объятиях. Ее руки, кончиками пальцев бегающие по Данькиной спине, выводя замысловатые узоры, судорожно дрожали, но Юля не останавливалась, убеждая себя, что все уже хорошо. У сына всего лишь был жар, ничего смертельно опасного. Тогда, почему сердце продолжало колотиться, как коллекторы в дверь, пытаясь выломать грудную клетку. Боб сгустком черноты проскочил в комнату, с грацией перышка и тяжестью слона запрыгнув на полку у кровати, где Юля бросила свой телефон. Тот перестал светиться, но стоило девушке вспомнить про его существование, как холод вновь пробрал до костей, и она с трудом отвела взгляд, покрепче обхватив Даньку, уткнувшись носом в его мокрые волосы. Подросток не возражал.

— Люблю тебя, — во сне пробормотал Данька, неосознанно перехватив мамину руку и подложив ее себе под голову, окончательно сломав Юлю.

Чаша оказалась переполнена и жидкость фонтаном хлынула наружу. Она до боли закусила губу, зажмурившись, чтобы не пролить слезы. Свободная рука до побеления костяшек сжала в комок простыню. Всхлипы рвались из груди, но Юля не давала им выхода, только тело содрогалось в беззвучных рыданиях. Душно. Она запрокинув голову, судорожно глотнула воздуха, словно вынырнула из-под толщи воды. Кислород обжёг лёгкие, тянуло к открытому окну, но девушка силой заставила себя замереть на месте, и только размеренно дышала, до скрежета зубов сжимая челюсти. Злость зародилась в душе и уже распускала лепестки, а она заливала ее страхом и отчаяньем, заставляя расти быстрее, стать самым ярким цветком.

Душевное спокойствие Юля не вернула, но спустя время смогла достаточно успокоиться. Она не знала, сколько просидела в одной позе, бездумно перебирая волосы сына и взращивая в душе пышные цветы злобы, но небо за окном начало светлеть, а у нее затекли спина и плечи, поэтому, когда в комнату заглянул Влад, Юля даже не смогла помахать ему рукой. Стоило ему подойти ближе, и она натянула на лицо улыбку. Вымученную, но вполне искреннюю. Страх, что муж заметит ее состояние, птицей встрепенулся где-то внутри, и Юля поспешила успокоить себя, словно Влад хищник, способный его учуять.

Мужчина стянул с Данькиного лба платок и невесомо коснулся губами прохладной, но влажной кожи. Осторожно отцепив его пальцы от Юлиной одежды, он подхватил подростка на руки, позволив жене подняться, и уложил на кровать, накинув поверх халата простынь. Данька ожидаемо завозился, снова пытаясь отыскать чужую руку, но Влад бессовестно предложил ему огромного Димкиного кота-сардельку, которого парень безоговорочно принял, снова заснув. Убедившись, что сын не проснется, педиатр окинул жену оценивающим взглядом, и Юля всего на мгновение, но бросила взволнованный взгляд на молчавший телефон, поздно осознав опасность сего действия. К счастью, Влад не заострил на этом внимание, только ухватил жену за запястье и вывел из комнаты. Вернуться в свою спальню они не могли, потому что там спал Дима, и педиатр повел Юлю в зал. Боб, словно чувствуя, где происходят основные действия, тенью в рассветных солнечных лучах, последовал за ними.

— Что случилось? — коротко поинтересовался Влад, усадив ее на диван.

Он положил руки Юле на плечи, чувствуя, как те закаменели, при том, что ее била нервная дрожь. Влад всем своим существом ощущал Юлино напряжение и поверхностное дыхание, которое сама девушка скорее всего не замечала. Он был уверен, если попросит сделать ее глубокий вдох, то она не сможет, поэтому не стал указывать на это обстоятельство, боясь напугать жену. Педиатр даже не предполагал, что могло так сильно вывести Юлю из равновесия.

— У Даньки температура подскочила, — глухо отозвалась она, никак не желая подчиниться умелым рукам и расслабиться. — Извини, я тебя не разбудила, — виновато продолжила Юля после небольшой паузы, — не было времени. А его лихорадило...

— Что ты ему от температуры дала? — не обратив внимание на осторожность ее интонации, спросил Влад.

— Водки с водой, — хмыкнула Юля. — Просто растирание, если что, — поспешила пояснить она. — Знаю, старомодный метод, но мне больше в голову ничего не пришло. А пичкать его жаропонижающим, которое он пил час назад… — девушка запнулась, подавившись воздухом. Ее всю передёрнуло, видимо, при воспоминании о состоянии Даньки, и Влад поспешил крепче сжать руками ее плечи.

— Все правильно, — одобряюще ответил он, неслышно выдохнув, когда мышцы под его ладонями наконец расслабились. Влад опустился рядом, притянув девушку в объятия.

Юля пару раз глубоко вдохнула и выдохнула, заставив мужа окончательно успокоиться, и резко прижалась к нему, зарывшись носом в изгиб шеи. Руки с силой вцепились в футболку. Она с наслаждением вдыхала нотки его геля для душа, пытаясь окончательно прийти в себя. Боб, решив, что его поддержка не будет лишней, решительно запрыгнул к Юле на колени, тычась мокрым носом прямо в щеку. Влад обнимал ее, устроив подбородок на макушке, и рассеянно гладил по спине. Беспокойство ворочалось где-то в груди, но он стойко игнорировал его, потому что сейчас Юле была нужна опора, а не тряпочка.

— Я испугалась, — на грани слышимости пробормотала она ему в шею, и Влад знал, что эти слова дались ей почти физически тяжело.

Юля редко искренне признавала свои страхи и слабости. Она прикрывала их сарказмом, шутками, чтобы нельзя было угадать, говорит серьезно или валяет дурака. Схема удобная, но Влада таким не пронять, особенно, когда он, кажется, изучил повадки жены вдоль и поперек. Что-то ещё оставалось для него загадкой, которая не просто не удручала, а только подогревала интерес. И даже, если через года ему не удастся разгадать ее, это не будет для него поражением. Юля в одно время, предсказуемая, что складывалось впечатление, будто он видит будущее, и в тот же момент практически невозможно было предугадать, где прогремит взрыв. Сегодня она могла быть эталоном терпения, а завтра устроить ему скандал за забрызганную водой раковину. Утром лезть к ней целоваться равно самоубийству, а вечером ее не отлепить от себя, зацелует и заласкает.

— Все уже хорошо, — уверенно отозвался Влад, отстранив жену от себя и обхватив ее лицо ладонями. — Дане уже лучше, ты справилась. Все в порядке.

Солнечные лучи робко прокрадывались в помещение, скользя по полу, освещая задремавшего на коленях Юли Боба и добираясь до ее лица, делая шоколадную радужку светлее. Влад невольно залюбовался, уставившись в теплые, родные глаза. Всегда горящие каким-то озорным огоньком, сейчас в их глубине залегло незнакомое ему волнение с нотками безысходности, а судорожный вздох и на мгновение расширившиеся вопреки свету от страха зрачки, заставили его внимательнее присмотреться к жене. Она выглядела помято и устало, что неудивительно, учитывая бессонную ночь и волнение за самочувствие сыновей, на сокрытие которого Юля тоже тратила определенные силы. Но что-то не давало Владу покоя.

Девушка будто осунулась, и кожа стала бледнее, явно не из-за отсутствия сна. По крайней мере, одной ночи недостаточно, чтобы синяки под глазами напоминали два фингала. Это была единственная зацепка, и Влад намертво вцепился в нее. Все указывало на то, что Юля не отдыхала нормально как минимум несколько дней, но позапрошлой ночью, несмотря на побег мальчиков, они с ней успели выспаться. И тут он вспомнил, что, придя позапрошлым утром на кухню, Юля уже была там и успела приготовить и завтрак, и обед, поэтому какова вероятность, что она не просто встала раньше, а не ложилась вовсе.

Эта мысль ураганом ворвалась в голову и отказывалась уходить, заставляя изучать ее со всевозможных ракурсов. Юля по своему расценила его внезапную задумчивость. Она, приподнявшись так, что Боб скатился на пол, упёрлась руками в колени Влада, приблизившись к его лицу. Они почти стукнулись носами. Педиатр заметил озорные искорки, загоревшиеся в Юлиных глазах, но не успел хоть как-то отреагировать. Она повалила его на диван, завалившись сверху, и прижалась губами к губам. Страстно, настойчиво, выбивая из груди весь воздух и мысли из головы. Влад, не задумываясь, ответил на поцелуй. С трудом стянул резинку с чужих волос, кажется, вырвав парочку, и зарылся в русые локоны, струившиеся по плечам. Притянул ближе, пытаясь не то слиться, не то раствориться в ней. Губы у Юли не были накрашены, но Влад все равно чувствовал их вкус. Смаковал, как дорогое вино. Казалось, по-настоящему пьянел, иначе не объяснить туман в голове и узлом запутавшиеся мысли, что теперь и не вспомнить, какая была последней. Все сразу стало не важно. Мир сузился до одной точки — Юли. Во время каждого поцелуя для него переставало существовать все, кроме любимой. На душе становилось легко, он чувствовал, что горы может свернуть, луну с неба достать и даже Димку второй раз в кабинет педиатра затащить.

Тихое покашливание раздалось со стороны двери. Влад от неожиданности прикусил Юле губу, а она болезненно замычав, рефлекторно треснула его по лбу, отстранившись.

— Данька, что такое? Плохо? — взволнованно отозвалась она, так и не слезши с Влада.

Покрасневшая, взъерошенная, словно воробей, искупавшийся в луже, шоколадные глаза, затуманенные лёгкой дымкой. Влад не мог оторвать взгляда от ее губ, желая снова ощутить их вкус, но здравый смысл был сильнее, и он с трудом перевел внимание на сына, кутавшегося в Юлин халат, при этом не убрав руки с талии жены, а наоборот, стиснув сильнее.

— Нет, — просипел подросток, тоже забравшись на Влада, пока Боб с остервенением вцепился в пояс, дохлой змеёй тащившийся по полу. — Ты телефон забыла, — протянул он Юле гаджет, и педиатр заметил, как пристально наблюдал Даня за реакцией девушки. От него тоже не укрылось, как сразу забеспокоилась жена, но она быстро взяла себя и телефон в руки, коротко поблагодарив и чмокнув сына в лоб. Мобильник при этом быстро и как-то нервно затолкала в карман.

Влад вновь зацепился за ее поведение, но предпринять ничего не успел. Юля, коротко бросив, что пойдет готовить завтрак, убежала на кухню, оставив его и Даньку, хмуро смотрящего ей вслед, одних.

— Она что-то скрывает, — пробормотал подросток и тоже убежал. Боб, погнавшийся было за поясом, бросил его, умчавшись вперёд, а значит проснулся Димка, и Даня явно побежал делиться своими опасениями с братом. А лучше бы поделился с ним.

Влад остался на диване один, съедаемый чувством тревоги, которая с каждой минутой только усиливалась. Тупое раздражение не то на себя, не то на ситуацию в целом засело в груди, и он знал, что ничем хорошим это не кончится, но избавиться от него не мог.

Жаркие лучи безжалостно вламывались в помещение, наплевав на занавески, призванные защищать от солнечного вторжения. День снова стоял безветренный, поэтому некому было остановить праведный гнев небесного светила, пытавшегося свести счёты со всем родом человеческим. Знать бы ещё за что.

Юля снова выключила телефон, запрятав в карман шорт, чтобы не мозолил глаза. Резинка осталась валяться где-то в зале, поэтому волосы так и спадали на лицо, закрывая обзор, но она не обращала на это внимания, рефлекторно заправляя непослушные пряди за уши. В голове и сердце творился полнейший хаос. Мозг, судорожно пытаясь найти решение, фонтанировал идеями (одна абсурдней другой). Как на контрольной или экзамене, когда она умудрялась написать то, что никогда не знала. Чувства были в не меньшем раздрае. Буря бесновалась на душе, и Юля прилагала все усилия, чтобы чем-нибудь не выдать свою обеспокоенность. Только она не знала, что именно отсутствие привычной импульсивности первым бросалось в глаза наблюдательным мужу и сыну.

Раздражённо кромсая банан на кубики, грозясь превратить его в бесформенное месиво, Юля не заметила сыновей, уже занявших места за столом. Даня не сводил обеспокоенного взгляда с Юли, а Дима с брата, все ещё не веря, что Данькина задница, в отличие от его в прошлый раз, не пострадала. Юля так отыгрывала беззаботность и жизнерадостность, что в пору было присуждать ей Оскар. Увидев сообщения, забившие мамин телефон, Даня больше не сомневался в том, что что-то происходит и это что-то вот-вот должно достичь кульминационного момента. Только суть происходящего оставалась неизвестна. Влад, как он успел заметить, тоже не оставил без внимания Юлино состояние, но к разгадке был едва ли ближе них. Читать чужие переписки совесть не позволила, но, если в ближайшее время ничего не переменится в ту или иную сторону, Данька забьет на нормы морали и сунет нос в мамин телефон.

— Доброе утро, — поприветствовал Влад, объявившись на кухне и поочередно проверив у обоих температуру.

Даня только моргнул, а брата рядом уже не оказалось, только Боб на его месте бессовестно тянул морду к чашке чая. У Димки всегда была хорошо развита интуиция, поэтому он одним местом чувствовал приближавшуюся опасность и спешил как можно скорее смыться. Правда, это не спасало его от приключений на одно место, но только потому, что Дима сам их искал. Подросток пошарил взглядом по сторонам и рефлекторно заглянул под стол. Не прогадал. Димка на четвереньках пытался незаметно выползти с кухни, пока Влад что-то сосредоточенно выискивал в аптечке. Даня видел, как ранее тот выкинул баллончик из-под спрея в мусорку, поэтому сейчас, с большой долей вероятности, пытался выудить новый, при этом случайно не выставив на показ весь свой арсенал хранившихся в аптечке упаковок шприцов. Их Данька заприметил уже давно, но виду не подал. Едва ли Димка, увидев их, поверит в то, что Влад просто ходил делать уколы старушке, жившей несколькими этажами ниже. Только брат даже не смотрел в сторону отца медленно, но верно, приближаясь к спасению — выходу с кухни.

Даня снова не стал ничего предпринимать и уже даже не беспокоился по этому поводу. Он достаточно доверял Юле с Владом, чтобы переложить ответственность за Димку на них. Вне дома, конечно, придется продолжить свою роль здравого смысла, но сейчас можно было отпустить ситуацию и сосредоточить мысли на мамином поведении, пытаясь сложить имеющиеся крупицы информации воедино и прийти хоть к какому-нибудь выводу.

— Эй, куда? — наконец обнаружил пропажу Влад, когда Димка дорвался до свободы и бросился наутек.

Педиатр, видимо, приняв правила игры, пустился за ним, а Боб, не обнаружив в остатках чая ничего интересного, поспешил присоединиться, дождавшись, пока Димка проскочит мимо кухни в сторону спальни, и запрыгнул к нему на руки.

— Живым не дамся! — донёсся Димкин боевой клич к концу сорвавшись на хрип, перешедший в глухой кашель, а следом за ним хлопок закрывшейся в ванную двери.

— Это мы ещё посмотрим! — отозвался Влад, и Даня был уверен, что тот выискивал способы, как выкурить сына из укрытия.

Юля, что удивительно, никак не прокомментировала ситуацию, хотя обычно вставляла какие-нибудь забавные и порой едкие комментарии, которые так нравились Даньке. Сейчас же она молчала, усердно перемешивая фрукты в манной каше, и Даня всерьез опасался, что те скоро станут единой бесформенной, но счастливой субстанцией. Лучше бы кто-нибудь перемешал Влада с Юлей.

Девушка явно находилась где-то не здесь. Но почувствовав на себе пристальный взгляд, резко вернулась в реальность, солнечно улыбнувшись, что не знай Даня, какой она была минуту назад, поверил бы, что все в порядке. Юля поставила перед ним тарелку, и пусть в данный момент температуры у него не было, есть не хотелось. Влад все ещё не выудил Димку из ванной, поэтому Данька под предлогом «высморкаться» сбежал из кухни, на что Юля практически не отреагировала, и затаился за углом, наблюдая комедию с первых рядов. Совесть совершенно не терзала, потому что назвать это страданиями для Димки язык не поворачивался.

Влад тем временем, на манер Хатико, преданно ждал у двери, от нетерпения постукивая ногой. Но в какой-то момент педиатр, видимо, осознал, что ждать как будто уже нечего, а он всё равно ждёт, поэтому Данька почти увидел пришедшие в движение у него в голове шестерёнки, обязанные помочь найти выход из сложившейся ситуации. Было интересно, каким же изощрённым способом воспользуется педиатр в этот раз, и Даня не сказать, что был разочарован, но Влад просто взял отвёртку, набор которых одиноко хранился на полке прямо у входной двери, и открыл дверь снаружи. С другой стороны, только самые простые вещи никогда не разочаровывают.

Димка и пикнуть не успел, как педиатр снова бессовестно перекинул его через плечо и потащил в сторону зала, пока он сам удерживал в руках Боба, прилично растолстевшего и потяжелевшего от юлиной еды. Данька беззлобно усмехнулся, подумав, что будет делать Влад года через три, когда мальчики, если не перерастут его, то по крайней мере станут одного с ним роста. Маму они перемахнут ещё раньше, но, учитывая ее маленький рост, в этом не было ничего удивительного.

Возиться долго Влад явно не планировал. К моменту, когда Данька пробрался к залу, педиатр уже, как кот мышку, загнал Димку в угол дивана, наставив на него спрей, словно пистолет. Дима сдаваться не собирался, зажимая рот руками и спиной вжимаясь в диванные подушки, будто собирался провалиться сквозь них куда-нибудь в сторону Австралии.

— Димка, хороший мой, — предупреждающе протянул Влад, — терпение у меня не железное.

Даня бы поспорил. Это педиатр только запугивал, а на самом деле был готов ждать и уговаривать столько, сколько потребуется. Но Диме он об этом говорить не станет.

— Это же не больно, в чем дело?

— От него послевкусие, как после поцелуя с жабой, — на мгновение убрав руки от лица, сипло выпалил подросток, тут же вернув их обратно.

Влад тяжело вздохнул, будто нес на своих плечах вселенское бремя, и опустился рядом.

— Когда это ты с жабой целовался?

— Было дело, — хрипя, угрюмо отозвался Дима, немного успокоившись, стоило Владу перестать проявлять настойчивость.

И после этого Димка еще говорит, что он — Даня — слишком доверчивый?

А с жабой и вправду целовался. Данька хорошо запомнил, с какого произведения у брата началась любовь к литературе. Едва ли кто-то из взрослых мог предположить, что маленькому Димке так понравится «Царевна-лягушка». Он просил читать ее постоянно, выучил наизусть и декламировал везде и всюду, измучив историей не только окружающих детей, но и взрослых, которые перестали ее читать. Димка не расстроился. Алфавиту к тому времени их уже обучили, а при желании и на луну верхом на корове улететь можно, не то, что читать научиться. Данька уже не помнил, куда заныкал эту проклятую книжку, ибо от одной и той же сказки на ночь плавились мозги и лягушки снились. Но и это Диму и не остановило. Воодушевленный, он выловил где-то земляную жабу, отмыл ее, благо в луже, а не в раковине, с мылом. Даже попытался накормить, но охреневшая от такого подарка Судьбы жаба отказалась, не вдуплив, что делать с предложенным дождевым червяком, отчаянно извивавшимся в крепком захвате пальцев, мысленно уже простившись с жизнью. К внезапным нежностям она тем более оказалась не готова, а Димка к тому, что отхватит от брата по башке лопаткой. В сказках Кудряшка тогда глубоко разочаровался, поэтому перешёл на какие-то детские стишки, сменив репертуар, чем несказанно порадовал окружающих.

— Знаешь, обычно, я предлагаю детям конфеты, в качестве моральной компенсации, — издалека начал Влад, привлекая внимание, — но я понимаю, что тебя таким уже не подкупишь, поэтому…

Димка, растеряв всю осторожность, заинтересованно наклонился к педиатру. Рыбка клюнула. Данька хлопнул себя ладонью по лбу. Он едва ли перестанет восхищаться гибкой натурой Влада. Настоящий змей в кроличьей шкуре. С виду пушистый, безобидный, но стоит моргнуть, а тебя уже намертво зажали кольца змеиного хвоста, и два острых ядовитых клыка грозятся проткнуть плоть. Жутковатая метафора, но Дане нравилось видеть ситуацию под таким углом. Влад тогда представлялся опасным и сильным, а значит в любой момент способным защитить. Истинная сущность, очертания которой выглядывались из-под масок, достаточно подавляла всякие дурные намерения и личностей их имеющие. Дане это нравилось.

За размышлениями он чуть не пропустил, что такого собирался пообещать Димке Влад. Даня не знал, заметил ли его отец, поэтому особо не высовывался из-за угла, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание.

— Ты не капризничаешь и послушно разрешаешь мне проводить все процедуры, а с меня фигурка того монстра из игры.

Данька чуть не взвизгнул от радости, вовремя зажав себе рот руками, а Димка так и вовсе грозился Богу ласты вернуть от счастья. Они раздумывали о том, как заполучить заветную фигурку персонажа с момента, когда о ней только начали говорить, и она даже не появилась в продаже. Многие уже приобрели ее, и интернет был до отказа забит видео с распаковками и хвалебными одами. Близнецы ради этой фигурки пошли на сделку с дьяволом, пообещав маме целый месяц не влипать в неприятности, помогать бабушке на огороде, а самое главное — читать заданную на лето литературу. Данька не будет утверждать, но крик отчаянья, кажется, огласил не только деревню, достигнув даже города.

Брат замер на мгновение, бестолково пялясь на Влада, словно видел его впервые. Информация никак не укладывалась в голове. Тараканы под звуки сирены заняли места за столом переговоров, отчаянно ища подвох.

— Что ты подразумеваешь под всеми процедурами? — пересилив собственные чувства, осторожно поинтересовался Димка, и голос у него сел окончательно.

Данька мысленно поаплодировал брату. Тот наконец начал думать головой и задавать правильные вопросы, а не идти на поводу у собственных эмоций. По крайней мере, он может себя контролировать, если захочет. Только ответ Влада Данька не услышал. Боб, до этого сидевший в засаде за диваном, в любой момент готовый броситься на защиту хозяина, пулей выскочил из зала. Даня проследил за ним взглядом, вовремя уловив тихий хлопок закрывшейся входной двери.

Он шустро пробрался в прихожую. Боб, стоя на задних лапах, скребся в дверь, постоянно оглядываясь на него, словно и вправду звал. В отличие от Димки, Даня в сознательность животных не верил, наученный на уроках обществознания тому, что у братьев меньших есть лишь инстинкты. Но отрицать тот факт, что у животных развито некое шестое чувство, он не мог, в очередной раз убеждаясь, что те способны были тонко улавливать настроения людей.

Даня, став на носочки рядом с котом, дотянулся до дверного глазка, обнаружив на лестничной клетке говорившую по телефону Юлю. Он, забыв про правила приличия, в момент приник к деревянной поверхности, с трудом улавливая отдельные слова, звучавшие громче остальных, но и те были ругательствами, совершенно не внося ясности в суть диалога. Мама говорила непривычно тихо, что навевало определенные мысли. По интонации Даня смог понять только то, что Юля не хотела кого-то видеть, указав путь в такие дальние дали, о существовании которых подросток даже не подозревал. Разговор продлился едва ли больше минуты, прежде чем Данька по прозвучавшей гневно фразе: «только попробуй прийти, я…», понял, что звонок завершился. Что там Юля обещала сделать с неизвестным ему субъектом парень решил не слушать, здраво предположив, что его невинная психика к этому еще не готова, и в смятении поспешил вернуться к залу, чтобы не быть обнаруженным.

Боб, словно выполнив долг, задрал пушистый хвост и гордо потрусил обратно за диван, черной тенью проскочив мимо Влада, который, как успел понять Данька, всё-таки смог договориться с братом. Димка все ещё сидел с постной миной, прижимая руки к груди, и прожигал спрей в руках отца ненавидящим взглядом, будто пытался пустить из глаз лазеры и испепелить злостное оружие человечества.

— Просто открой рот, — устало вздохнул Влад, видимо, вымотанный переговорами. Дане показалось, что он нервничает, явно спеша закончить. Подобное нетерпение настораживало.

Димка, вдохнув, как перед погружением в воду, последовал указаниям, открыв рот и зажмурившись. Педиатр только этого и ждал, резко прыснув лекарство сразу два раза, прежде чем брат дернулся назад, вновь вжимаясь телом в угол дивана и демонстративно морщась. Спрей на мгновение словно обжег горло, но постепенно стал, наоборот, замораживать, утихомиривая надоедливую боль.

— Переигрываешь, — хмыкнул Влад и, ухватив сына за запястье, дёрнул на себя, прижав к боку.

Дима для приличия потрепыхался немного, но быстро сдался, теснее придвинувшись к Владу, словно пытаясь слиться с ним. Несмотря на жару, отстраняться не хотелось. Чужое тепло грело не тело, готовое расплавиться от высокой температуры, словно воск, а душу, которая никогда не сможет полностью насытиться. Она — вечно голодный зверь, нашедший кормовое место. И теперь, даже если его перестанут кормить, он будет приходить, ждать, мучиться, голодать, но не уйдет, потому что больше некуда. Лишь единожды вкусив этот неизведанный ранее плод чувств, любая другая пища покажется отравой. Его приручили, прикормили, посадил на цепь. Но свободы он не лишился, а скорее, наоборот, наконец обрёл ее. Свободу от одиночества, бессмысленности существования.

Влад, обняв жавшегося к нему Димку за плечи, устроил подбородок у него на макушке, устремив задумчивый взгляд в окно. Солнечный свет заливал подоконник, суетливо чирикали на ветках воробьи, с детской площадки во дворе, несмотря на погоду, доносился шум. Вся эта картина резко контрастировала с темнотой, что клубилась у них в квартире. И с каждым днём она становилась все гуще. Влад чувствовал напряжение, которое вот-вот должно было достичь своего пика. Невидимая струна натянулась до предела. Она должна была лопнуть, и тогда глухой ее звук на время непременно оглушит, собьет с толку.

Даня ловко нырнул под руку, прижавшись к другому боку. Четыре руки обвили Влада за талию так крепко, что казалось, хотели выдавить из него внутренности. Всех троих терзали смутные предчувствия. Неясный страх окутывал своими щупальцами, тянул на дно, в морскую пучину, а Влад был спасательным кругом, единственной соломинкой, позволяющей оставаться на поверхности. И им не обязательно было знать, что творится у него на душе. Пусть он всегда будет оставаться для них опорой. Пусть верят в то, что Влад всегда знает что делать, даже, если это далеко не так и большую часть времени он просто тычет пальцем в небо, после разбираясь с последствиями.

Он не знали, как долго они сидели вот так, устанавливая связь со Вселенной, пошевелились только, когда Юля громко напомнила про завтрак. Квартира вновь пришла в движение. Димка, опомнившись, отскочил от Влада, алея щеками, подхватил Боба, выскочив в коридор. Даня на мгновение ухватил Влада за руку, даже открыл рот, чтобы поделиться своими опасениями, но не смог вымолвить и слова, только напоследок порывисто обнял замершего Влада и поспешил за братом. Если он и заметил поведение сына, то виду не подал.

— Ещё немного и каша обзаведётся собственным сознанием, — глупо пошутила Юля, стоило им занять места за столом.

Она снова выглядела жизнерадостно, даже слишком. Аж до тошноты. Или дело было в болезни. Даня не разобрал, бестолково пялясь на вишню, пустившую красный, словно кровь, сок в манку. Аппетита и так не было, а с переживаниями он пропал окончательно, поэтому от еды его буквально воротило. Стараясь не привлекать внимания, Даня взялся за ложку, создавая вид бурной деятельности, а сам пнул под столом брата, одним взглядом давая сигнал. Димка, как обычно, понял его без слов, начав активнее заглатывать кашу. Он был голоден всегда, а во время болезни или стресса, когда организм требовал постоянного пополнения запасов энергии, особенно. Схема давно была отработана до автоматизма. Как только Димка расправится со своей порцией, они незаметно обменяются тарелками. И Данька не будет себя мучить, и Димка не останется голодным. Хотя, сейчас он мог с легкостью взять кастрюлю и съесть ее целиком, никто даже слова бы не сказал. Юля, с большей долей вероятности, предложила бы ему ещё чего-нибудь, но брат пока не настолько обжился, чтобы наглеть до такой степени. Дане порой казалось, что желудок у него, как у мопса, черная дыра, ненасытная и поглощающая все на свете. Когда они были маленькими, Даньке приходилось постоянно следить за тем, чтобы Димка не успел наесться чем-нибудь до обеда, будь то земля, куличики из песка, мухоморы или даже цветы. Он не брезговал ничем, пробуя на вкус все, что попадало на глаза.

Влад, к счастью, за ними не наблюдал. Все внимание приковывала к себе Юля. И Даня только сейчас начал понимать, какой же коварной была у них мама. Она знала, что от зоркого глаза мужа ничего не скроется, поэтому решила действовать по принципу: лучшая защита — это нападение. Юля максимально аккуратно, почти незаметно принялась обхаживать Влада. Обвила руками шею, прижавшись с спины, ткнулась носом в шею, невесомо поцеловала в щеку. Она так и стояла, обнимая Влада, который, если бы и хотел что-то спросить, давно уже растерял все мысли. Димка, занятый едой, даже не обратил на Юлины невинные поползновения никакого внимания, явно не собираясь пользоваться моментом, чтобы смутить родителей. А Даня был слишком увлечен составлением логических цепочек, чтобы бросать на Юлю с Владом косые взгляды и краснеть, хотя они не делали ничего чересчур уж смущающего. Всего лишь обнимались, а у отца в голове уже ломался механизм. Даня даже не хотел представлять, что с ним случается, когда мама лезет целоваться. У него наверное крышу вообще сносит.

Безмятежную идиллию разбила неожиданная трель дверного звонка. Димка оторвался от уже второй тарелки каши, Боб замер с листом цветка в зубах, а Юля ощутимо напряглась, что не осталось незамеченным ни Владом, ни Даней. Прежде, чем кто-то из них успел среагировать, девушка выскочила в коридор, громко оповестив, что сама откроет, а они пусть не отвлекаются. Боб, бешено метнувшийся за ней, заставил Даню внутренне подобраться. Влад хмурился, а Дима, затаив дыхание, испуганно вглядывался в сторону прихожей.

Натянувшаяся струна противно скрипела, держась на последнем издыхании, и никто даже не думал попытаться ее ослабить. Мурашки галопом носились по коже, нагнетая обстановку. Все трое до боли вслушивались в наполнявшие пространство звуки. Хлопнула входная дверь. Донёсся приглушённый мужской голос. Влад поднялся с места. Донеслось отдаленное Юлино ругательство перед тем, как захлопнулась входная дверь. С лестничной клетки отчётливо слышались звуки спора, тонкие, истеричные нотки Юлиного голоса и грубые, властные мужские. Влад первым выскочил с кухни. Братья сорвались за ним, чуть не застряв в дверном проеме. Шум увеличивался по мере их приближения к входной двери, и Даня отчётливо расслышал, как после возгласа Юли: «Не смей ко мне приближаться», звук звонкой пощёчины на мгновение болезненно ударил по барабанным перепонкам.

Влад, широко распахнув глаза, замер с занесенной над дверной ручкой ладонью, так ее и не коснувшись. Ошарашенный Данька схватился руками за угол, царапая ногтями обои. Он невольно задержал дыхание, продолжая вслушиваться в удалявшиеся по лестнице шаги, никак не желая поверить в случившееся. Димка ухватился за его футболку, до побеления костяшек сминая ткань и неприятно щипая за кожу, что позволило немного прийти в себя.

Струна лопнула. Глухой удар ее оглушил присутствующих. Казалось, что время в квартире остановилось, и только сердце Влада бешено отбивало ритм в груди, грозясь переломать ребра и выпасть наружу.

Отчаянное мяуканье Боба, ломившегося на лестничную клетку, резко вернуло всех в реальность. Даня успел заметить, как у Влада напряглись мышцы, и надулись вены на руке, с остервенением вцепившейся в ручку. Он ещё никогда не видел его таким. Димка рядом судорожно вздохнул, почти всхлипнул, неосознанно шагнув брату за спину, кажется, пытаясь слиться со стеной. Учитывая побледневшее, словно мел, лицо, ему это удастся без особого труда. Данька подумал, что отец сейчас просто сорвёт дверь с петель, как та пришла в движение с другой стороны, и Юля вбежала в квартиру, прошмыгнув в ванную раньше, чем кто-то из них успел среагировал.

— Юля! — отмер Влад, кинувшись к двери. — Юля, что случилось? Открой. Юля?!

— Все в порядке, все хорошо, — с деланным спокойствием заверила девушка, — ничего не случилось. Я подойду буквально через десять минут.

Зашумела вода. Если Влад и собирался настоять, то остановил свой порыв, сжав кулаки и стиснув зубы, вернувшись на кухню. Проходя мимо, он даже не взглянул на сыновей, испуганно жавшихся к стене. От него исходила такая плотная волна угрозы, что Димку от страха пробила нервная дрожь и на глазах навернулись слезы. Он что-то зашептал Дане на ухо, но тот не слышал его сквозь шум в ушах. Только пялился в одну точку на полу, где Боб обнюхивал яркую каплю крови. Слабость накатила как-то незаметно. Взгляд поплыл и ноги подвели чересчур неожиданно. Если бы не Димка, вовремя подхвативший его под руки, он точно осел бы на пол. Брат ожидаемо перепугался, забегал глазами по коридору и уже инстинктивно раскрыл рот, чтобы позвать кого-нибудь из взрослых, но поспешно себя одернул.

Взгляд его упал на закрытую дверь ванной, за которой шум воды не перекрывал судорожные всхлипы, а после переместился на кухню, где пугающе мрачный Влад грозился раскрошить чашку с кофе, так крепко он ее сжимал.

— Я в порядке, — глухо отозвался Даня, поняв заминку брата, и решительно встал прямо, все ещё позволяя Диме придерживать себя.

Вопреки желанию хоть как-то исправить ситуацию, Данька тоже не решался потревожить родителей. Влад, очевидно, был слишком зол, чтобы здраво воспринимать реальность, а значит возникала вероятность нарваться и усугубить положение. Даня ещё не видел отца в таком состоянии. Он в противовес маме всегда был спокоен, рассудителен, порой строг, но в меру.

Правда, уже тогда это вызвало у них смутный внутренний трепет. С одной стороны, ничего плохого им ещё не сделали, а с другой, не настолько сильно они пока косячили. Попытки успокоить Юлю приравнивались к самоубийству. Мамина гордость не знала границ, поэтому любого, кто увидит ее слезы, с большей долей вероятности не увидит больше никто. Она не любила показывать свои слабости, а детям, как предполагал Даня, тем более. Едва ли Юле понравится, если кто-то из них застанет ее истерику. Она в такие моменты была крайне уязвима, и мальчики не хотели унижать ее жалостью, позволяя справляться самостоятельно.

— Что это вообще было? — наконец дошел до Данькиного мозга вопрос. — И мне показалось или там кровь? Это мама кого-то или кто-то…

— Надо узнать, кто был на лестнице, — перебил его Даня.

— Каким образом? — прохрипел Димка, одарив его скептическим взглядом.

— Нам нужен мамин телефон, — задумчиво осматривая кухню, пояснил брат и, заметив искомое на столешнице, втолкнул Димку в помещение.

Тот не растерялся. Подскочил к Владу, нерешительно ухватившись за руку, привлекая к себе внимание. В глазах и так щипало, поэтому даже играть не пришлось. Первая слеза скатилась по щеке, выводя педиатра из ступора. Пальчики чуть крепче сжались на чужом предплечье, а лицо уже покраснело и было влажным от слез. Влад ломался у Димки на глазах. Это был грязный прием, и совесть ворчала где-то на задворках сознания, но тот факт, что это было для дела, позволял себя оправдать. Не давая отцу опомниться, Дима ловко нырнул ему под руку, прижавшись к груди и уже откровенно выпрашивая утешений. Он слышал, как бешено билось сердце в чужой груди, и Димка искренне жалел, что они вынуждены доводить Влада. Вся неприязнь, испытываемая им к педиатру, за эти месяцы не просто испарилась без следа, но и успела смениться болезненной привязанностью. Димка, скорее по привычке, продолжал выпускать иголки, только у Влада, как и у Даньки, был титановый панцирь, и он не обижался на словесные уколы и неконтролируемые эмоциональные вспышки, за которые парень себя постоянно корил.

Влад, не медля, крепко обнял сына, прижав к себе и ткнувшись носом в кудри. Дима послушно не шевелился, продолжая показушно всхлипывать и комкать в руках папину футболку. Даня тем временем под шумок забрался маме в телефон. Пароль она, к счастью, менять не любила, поэтому ему без труда удалось открыть мессенджеры. Ни Юля, ни Влад не пытались контролировать друг друга, поэтому телефоны свободно перемещались по дому, не вызывая желания почитать чужие переписки. Даня надеялся, что так оно и останется, а иначе он не простит себе, если подорвет доверие родителей.

Увидев цифры над значком мессенджера, оповещавшие о количестве непрочитанных сообщений, Данька даже получше всмотрелся. Больше ста. И около сорока сброшенных звонков. У него чуть глаза на лоб не полезли. Он не стал заходить в сеть, чтобы лишний раз не давать повод неизвестному. Просмотрел сообщения через всплывающие уведомления. Контакт, под кричащим именем «Тоскливый дятел. НЕ БРАТЬ.», оказался очень настойчивым. Те сообщения, которые удалось увидеть, были сплошь и рядом шаблонными угрозами, словно по сценарию какой-нибудь глупой драмы, вперемешку с громкими признаниями в безграничной любви, от приторности которых начинало подташнивать, и просьбами о встречи. Учитывая, случившееся ранее, Юля дала этому дятлу отворот поворот. Пробежавшись взглядом по контактам, подписанным до скрежета зубов официально: по имени и фамилии, где-то даже с отчеством, даже лаконичное любимый муж и Данька, Димка, меркли на фоне «Тоскливого дятла», который уже красовался в черном списке. Теперь хотя бы было понятно, почему он решил заявиться. А вот кто он, до сих пор оставалось неизвестным.

Даня не понял почему, но в голове неожиданно всплыл разговор бабок у подъезда, упоминавших Юлиного бывшего. Этот вариант казался наиболее вероятным, а самое главное — логичным. Юля совершенно точно близко знала того, с кем говорила, а иначе не посылала бы так откровенно грубо. Новые сообщения, но уже от тети Ирины, подтвердили Данькины предположения.

«Что там этот олень?»

«Я про Германа, если что, а то ещё подумаешь, что я твоего Владика обижаю»

«Но я в любом случае ноги обоим переломаю, только скажи»

«Юля?»

Боб громко мяукнул, и Даня поспешно выключил телефон, успев вернуть на место до того, как Юля зашла на кухню и застала его за этим правонарушением. Теперь он знал: Юлиного бывшего зовут Герман, а вот, что делать с этой информацией — не знал. Димка, убедившись, что брат закончил, осторожно выпутался из объятий Влада, который снова сосредоточил все свое внимание на Юле. На мгновение воцарилась тишина. Димка, бросивший взгляд на маму, невольно навалился на брата, который вцепился в столешницу, чтобы не упасть. Димка, кажется, теперь тоже был готов кому-то ноги переломать.

— Что с лицом? — подскочил, как ошпаренный, Влад, приблизившись к жене, и осторожно коснулся кончиками пальцев красной щеки и провел к краю покрасневшего носа. Кровь остановилась не до конца, и Юля сдерживала себя, чтобы не протереть нос. — Кто это сделал?!

Братья тоже сорвались с места, облепив со всех сторон, обеспокоенно прижимаясь к маме.

— Никто, — искренне улыбнулась Юля, приятно польщенная таким вниманием.

Нет, она знала, что муж и сыновья любят ее также сильно, как она их, но забота тем не менее нравилась ей. Пусть Юля не любила быть слабой и тем более волновать близких, иногда можно было ненадолго позабыть о собственных принципах и просто позволить себе насладиться моментом, каким бы на самом деле неприятным он ни был.

— Я просто неудачно встретилась с распахнувшейся дверью квартиры Зинаиды Львовны, — неловко посмеялась Юля, пытаясь казаться как можно более убедительной, мысленно смирившись с тем, что мужа таким не провести, — ты же знаешь, какая я неуклюжая.

Несмотря на то, что она ожидала любой реакции Влада, невольно отшатнулась, упершись поясницей в край столешницы, когда он прикрикнул.

— Ты серьезно?! Кого ты обманываешь? Я по твоему слепой? Или глухой? А может не отличу удар от двери и от руки?!

Юля испуганно уставилась на Влада, всматриваясь в такие родные, но теперь наполненные чистой злостью глаза. В них не осталось ни капли привычного тепла и спокойствия, только всепоглощающий шторм.

Она выросла в семье, где все имели привычку громко разговаривать и кричать, когда ссорились, поэтому напугать ее банальным повышением голоса было нельзя. Скорее пугала сама Юля. Но в этот момент в душе неожиданно зародился страх. Непонятно только чего. Она пристально смотрела в застеленные пеленой чистой ярости глаза, чувствуя, как неприятно начало печь глаза и щекотать в носу. Влад никогда не кричал. Это было что-то неизвестное, неизведанное. Натянутые нервы не выдерживали, лопались, как шарики, стоило только кончику иголки коснуться поверхности.

Злость вспыхнула неожиданно. Словно спичка упала в залитые бензином сухие листья, и целый лес в мгновение осветило оранжевым заревом. Защитная реакция не заставила себя долго ждать. Слезы высохли, так и не успев пролиться. Она невольно выпрямила спину, инстинктивно пытаясь казаться выше. Так делают красные панды, когда хотят запугать своего противника. Грозный, острый, словно лезвие ножа, взгляд не отрывался от глаз напротив, будто желая вскрыть черепную коробку и буквально вложить информацию в мозг, чтобы ее наконец услышали, поняли. Но в чем Влад с Юлей были до скрежета зубов похожи, так это упертостью. Они буквально стояли во главе бараньего стада и сдвинуть их с места получилось бы разве что бульдозером.

— Не смей. На меня. Кричать. — чеканя каждое слово, сквозь плотно сжатые челюсти, выплюнула Юля, тяжело дыша и не отводя глаз.

От этого сдержанного тона пробрало до костей. Подобное было настолько противоестественно, что Дима начал сомневаться, не снится ли ему все происходящее? Сегодня родители словно поменялись местами, открывшись с новых, скрытых до этого сторон.

— А ты не веди себя, как дура, — рыкнул Влад, тут же захлопнув рот, но было уже поздно. Слово не воробей, вылетит не поймаешь.

Даня видел, как мелькнула в мамином взгляде боль. Он почти физически ощутил горечь, разлившуюся у нее в груди, и ушат ледяной обиды, разом погасивший гневное пожарище. Димка не знал, что карие глаза, оттенок, который по определению относился к теплым, мог быть таким холодным, заставляя внутренности покрываться тонкой ледяной коркой.

— Юлек, — испуганно позвал Влад, в раз растеряв весь свой запал, и инстинктивно потянул руку в сторону жены, но Юля не позволила себя коснуться, отшатнувшись, вырываясь из крепкой хватки мальчишек.

Она ничего не сказала. Только смерила его непривычным ледяным взглядом, мечом пронзившим сердце. Он ждал крика, ответных обидных слов, что жена в конце концов ударит его, потому что имела на это полное право. Все, что угодно, с чем Влад знал, как работать. Но молчание было самым страшным наказанием. Он никогда не считал себя глупым. Скорее, наоборот, чувствовал некоторое превосходство, читая людей, как открытые книги и заранее предугадывая их действия. Сейчас он считал себя полнейшим идиотом. Не просто человеком с задержкой в развитии, а самым настоящим простейшим организмом. Юля не была всеми. Ее нужно было не просто читать, а анализировать. Вчитываться между строк, чтобы понять всю ценность и даже бесценность. Влад думал, что только он со своим интеллектом может по достоинству оценить Юлю, но по итогу провалился, поддавшись эмоциям, что обычно себе не позволял.

Он боялся даже представить, что снова останется один. Юля с мальчиками стали его солнцем, смыслом жизни, что каждый день заставлял подниматься с кровати. Влад тянулся за женой, как утопающий за соломинку. Его интеллект оказался ничем по сравнению с той душой, которая была у Юли и в которой он так отчаянно нуждался. Потому что только она была способна бездумно и доверчиво отдаться ему целиком и полностью, не ожидая ничего взамен. От осознания этого становилось ещё паршивее.

Взметнувшийся от резкого движения высокий хвост — последнее, что увидел Влад, выйдя из ступора, прежде чем в какой раз за этот день хлопнула входная дверь, словно крышка закрывшегося гроба, отделив его от Юли. Перекрыв кислород.

Когда люди выходят из себя, они начинают совершать ошибки. Теперь Влад знал это по собственному опыту.

Облака, словно насмехаясь, плотным слоем закрыли палящее солнце, погрузив мир в серый полумрак. Птицы за окном предательски замолкли, или это у Дани заложило уши. И перед глазами потемнело, возможно, не из-за изменившейся погоды.

Последнее, что он четко рассмотрел, прежде чем все поплыло, как Влад в порыве сделал несколько шагов вслед за Юлей, но так и замер на выходе из кухни. Даня видел, как до побеления костяшек сжались кулаки отца, как выпрямилась спина и напряглись мышцы. Он злился.

Даня никогда не забудет разгневанного Влада. Этот образ отпечатался в сознании, и ничем его больше не вытравить. Засел глубоко, врос крепко корнями, холодя душу. Маски спали, обнажились истинные лица, всех актеров театра абсурда просим выйти на сцену. Но Даня, смотря на замершую в проёме фигуру, вдруг понял, что не ощущает страха. Жалость, боль, смятение, отчаянье, но не страх. Нет, он не боялся Влада. До этого их пугала неизвестность, а сейчас все карты вскрылись. Отца было по-человечески жаль. Даня знал, видел, что значат для него они с Юлей. Понимал ту боль, что иглами сейчас пронзала его душу, потому что тоже испытывал это чувство, мешавшее сделать пару шагов в сторону Влада. Прижаться к нему, спрятать лицо в складках футболки, вдохнуть успокаивающий отголосок геля для душа. Разделить с ним эту боль, чтобы одиночество, слишком хорошо знакомое ему, не начало уничтожать душу родного человека.

Страх за близких — змея, которую Даня грел под сердцем с того момента, когда в его жизни появился Дима. Потерять названного брата — самый страшный Данькин кошмар. Он нередко просыпался в холодном поту, когда во сне неведомая темнота плотным слоем накрывала его, отделяя от Димки. Даня готов был весь мир перед братом положить, только бы не бросил. Отсюда и неумение отказывать даже в самых безумных идеях, излишняя обеспокоенность и забота. Не сразу Даня понял, что больше, чем одиночества, он боялся видеть единственного близкого человека несчастным. Данька искренне любил брата, поэтому его счастье как-то постепенно стало главным приоритетом, целью его — Даниной — жизни, потому что счастливый брат делал счастливым его. Душа радовалась всякий раз, как радовался Димка, поэтому Даня черта бы с луна достал и брату в подарок красной ленточкой перевязал, только бы тот улыбнулся. Димка был одновременно его силой и слабостью. Больная привязанность не то что бы мешала жить, но приносила некоторые неудобства, которые легко игнорировались в пользу внутренней удовлетворенности. Крепко цепляясь за брата, врождённый оптимизм и неуёмная энергия которого заряжали и Даню, он как-то упустил момент, что без Димы, жить уже не сможет.

И жизнь кончилась, когда объявили, что Диму хотят забрать. Данька не помнил, как тогда смог удержаться в сознании, а не рухнуть в эту же секунду, лишенный чувств. От его души будто откусили добрую половину, и от пронзившей боли захотелось элементарно взвыть, но Даня, увидев загоревшиеся глаза и солнечную улыбку брата, заставил себя молчать. Молчал он и тогда, когда Дима спрашивал его мнения. Оно не имело значения, когда речь шла о благополучии брата. Если что-то сделает его счастливым, Даня препятствовать не будет. Он только кивнул, безмолвно обозначая свое согласие, и чудом сдержался от рыданий, когда Димка налетел на него с крепкими объятиями и словами благодарности. Это уничтожало Даню изнутри, разламывало на кусочки, разбивало на осколки, в кровь разрезая оставшуюся часть души, но он как-то умудрялся слегка улыбаться, чтобы Димка ничего не заподозрил. С этой застывшей улыбкой Даня участливо слушал мечтания брата о семье, помогая собирать немногочисленные вещи, смотрел на взрослых, что пришли за Димкой, обнимал на прощание, а после и вовсе истерично смеялся, одновременно глуша подушкой рыдания. Солнце для него в тот момент зашло. От души остались кровавые рваные ошмётки, сшивать которые было не столько невозможно, сколько страшно.

Существовать в темноте оказалось вполне возможно. Даня каждое утро натягивал на лицо кукольную улыбку, возрождал в голове мысль о том, что Димка — его солнце — счастливо светит и не важно кому, и шел существовать. Автоматически ел, пил, сидел на уроках, до смерти пугая Куницыных, которые тщетно пытались растормошить друга, тайно курил ночами и рыдал в подушку, пытаясь таким способом избавиться от мучительной душевной боли. Но, если боль удавалось игнорировать или обманывать, то жизненных сил брать оказалось не откуда. Своих ему не хватало, а единственный источник их пропал, как и смысл подниматься по утрам, что Данька и перестал делать через неделю. Даже Изольде Генриховне не удалось заставить его встать. Даня, как цветок, увядал на глазах, но никому до этого не было равно никакого дела. Воспитатели пытались пару дней что-то предпринять: просили, приказывали, кричали, разговаривали, позвали психолога, но Данька умело изображал безжизненный булыжник, к счастью многих, сам поднимавшийся временами в туалет. Боль и одиночество стали его верными спутниками, поэтому, не вернись Димка, он, наверное, умер бы от истощения.

Для Влада солнцем и смыслом жизни была Юля. И сейчас, потеряв его, Даня понимал, что чувствовал отец. Он не желал ему таких мучений, через которые когда-то прошел сам. Теперь у Даньки в приоритетах стоял не только брат, но и мама с папой. Он был счастлив, когда счастливы были они. Кто-то снова вцепился в штопаную-перештопаную душу так, что крепкие, казалось бы швы, страшно затрещали, грозясь порваться.

Влад тем временем, даже не обернувшись, ушел в комнату, закрыв дверь. Они остались вдвоем, не считая Боба, забившегося под стул и наблюдавшего за всеми перепуганными глазами. У Даньки перед глазами окончательно потемнело. Стало слишком душно, словно воздух в кухне резко выкачали. Конечности ощущались ватными и будто не своими, поэтому он не почувствовал, как чуть не упал, и как его подхватили руки, усаживая на стул.

— Даня, — сквозь шум в ушах доносился истеричный голос брата, — ты чего? Эй, Данька? Даня?

Его настойчиво трясли за плечи, хлопали по щекам, прохладный ветерок облизывал горящую кожу щек, но воздуха по-прежнему не было. Димка ситуацию не облегчал. Его панический бубнеж неожиданно начал действовать на нервы. Брата хотелось заткнуть, прижать к себе, чтобы перестал носиться из стороны в сторону, создавая сквозняк, успокоить, сказать, что все в порядке, но он сам был в этом не уверен. Паника, охватившая Димку, начала передаваться и ему, потому что картинка не восстанавливалась, как и воздух не появился в комнате. Горло сдавил болезненный спазм, и Даня инстинктивно схватился руками за воротник футболки, оттягивая тот подальше, в надежде избавиться от мучительного давления. Действие эффекта не возымело. Он судорожно глотал воздух, но тот не поступал в легкие.

— Даня, Дань, — Димка не переставал легко трясти его, но заметив, что брат продолжал познавать небытие, бросил это дело и испуганной птахой заметался по кухне.

Он выскочил в коридор и даже открыл рот, чтобы позвать Влада, но остановился, не произнеся ни звука, вернувшись обратно. Опять позвал брата, опять не добился никакой реакции. Паника душила все сильнее. И Димка так бы и продолжил в смятении носиться взад вперёд, если бы не Боб, бросившийся ему в ноги и уронивший на пол. Боль в пятой точке от встречи с полом отрезвила. Собственные чувства немного улеглись, и здравый смысл с ноги открыл дверь, выуживая с задворок сознания все, что делал Влад и Данька, когда его самого накрывала паническая атака.

— Так, окно, окно, — забормотал Димка, кинувшись к балконной двери, распахивая ее.

Свежий воздух очень кстати ворвался в помещение. Дима не церемонясь, придвинул брата прямо на стуле ближе к балкону. Помявшись мгновение, прижал к себе, начав трещать на ухо какую-то чепуху, кажется, ту самую сказку про царевну-лягушку, а когда Данька вяло выразил протест, переключил тему.

— Тебе надо восстановить дыхание, — спустя время осенило Димку, у которого самого уже тряслись руки, потому что Дане лучше не становилось.

Брат продолжал тяжело глотать воздух, словно рыба, выброшенная на сушу, и сжимать в руках его футболку.

— Как же там дышать то надо? А, на четыре вдох, на два выход. Давай, повторяй за мной. Даня, Дань.

Димка крепче прижал брата к своей груди и начал показательно дышать, считая вслух. Паника комом застряла где-то в горле, к глазам предательски подступили слезы, но дыхательное упражнение, к счастью, помогало не разрыдаться. Своими слезами он Дане точно не поможет.

Неожиданно ногу в районе лодыжки неприятно закололо, и Димка, опустив глаза, увидел Боба, который ухватился когтями за край его шорт, не то пытаясь залезть на руки, не то стянуть одежду.

— Брысь! Не сейчас! Боб!

Кот недовольно фыркнул, но отцепился, а когда Дима вернул свое внимание брату, одним прыжком оказался на столешнице, демонстративно принявшись сталкивать со столика бокал. Димка вовремя это заметил и успел перехватить инициативу, не позволив стакану разбиться, но Боб не дал поставить тот обратно, с громким мяу, готовясь снова отправить в свободное падение. А когда Дима смерил его разгневанным взглядом, демонстративно сиганул в раковину, хотя обычно боялся даже на метр приближаться к ней после устроенной Юлей взбучки. Намек был понят правильно. Димка налил воды и поспешил напоить наконец начавшего приходить в себя брата.

Взгляд Даньки медленно, но прояснялся. После пары отрезвляющих глотков, он смог сделать глубокий вдох.

— Данька, ты как? — тщетно пытаясь скрыть дрожь в голосе, поинтересовался Дима. — На, выпей ещё.

— Все в порядке, — вяло отозвался Даня, отодвигая бокал, который ему настойчиво совал под нос брат. — Мне лучше. Просто переволновался.

— Ещё раз так разволнуешься, я тебя точно тресну, — возмутился Димка, а потом разом сдулся, нервно всхлипнув и отставив бокал, плюхнулся рядом на стул, утыкаясь брату в плечо.

— Эй, ты чего?

— Он ещё спрашивает?! — обиженно отозвался Димка. — Я тут поседеть от страха успел…

— Теперь понимаешь, какого мне, когда ты у кабинетов врачей такое выкидываешь? — мягко пожурил Данька, устало потрепав брата по голове.

Он чувствовал себя рыбой-каплей. Беспомощной, бесформенной, подвластной одному лишь течению. Сил хватало только на то, чтобы удерживать свою тушу в вертикальном положении, а у них было ещё столько дел. Нужно было срочно спасать ситуацию, чтобы избежать как можно больших потерь.

— К маме привязался ее бывший, — облокотившись щекой на макушку брата, негромко оповестил Даня.

— Чего?! — Димка удивился слишком резко, перестав плакать, и дернулся, улетев со стула на пол. — Тот самый, про которого бабки у подъезда трещали?

— Ну, тот или не тот не знаю, — пожал плечами Даня, — но зовут Герман и тетя Ира про него знает, только всего масштаба проблемы мама ей не рассказала. Он записывает ей тысячи сообщений, названивает и угрожает.

— Чё этому оленю надо?! — хрипло отозвался Димка (видимо, начало проходить действие спрея).

— О, тетя Ира его тоже оленем назвала. А у мамы он записан как «Тоскливый дятел», — вяло усмехнулся Данька.

— Олень, дятел, да хоть козел. Животное он и будет животным, остальное — незначительные мелочи. Рога пообломаем и клюв вырвем, — похрустел костяшками пальцев Димка, так и не поднявшись с пола. — Что он себе позволяет?! У мамы, между прочим, муж и двое детей.

— Уровень культурного и да и в принципе развития конкретно этого индивида низок настолько, что ему там снизу ещё и стучат.

— Не усложняй. Он — олень безрогий. Все. Точка.

— А мама на улицу одна ушла, — вдруг встрепенулся Данька.

У Димки комично расширились глаза. Он подскочил с пола так резко, что голова закружилась не только у него, но и у Даньки.

— Надо ее срочно вернуть!

— Да не спеши ты! — остановил его Даня, успев ухватить за руку, пока брат не умчался ураганом в неизвестном направлении. — Мы не знаем, куда она пошла — это раз. Влад ещё дома, и мы не можем просто уйти — это два.

— А вдруг он ее… Пока мы тут…

Данька почувствовал, как болезненно кольнуло сердце. Лучше бы он даже не догадывался, что может произойти, если этот «дятел», у которого явные проблемы с психикой, доберётся до Юли. Но увы, они провели достаточно времени за гаражами, чтобы во всех подробностях знать о границах человеческой низости. Мысли, одна паршивее другой, заполонили голову, так, что Данька почувствовал лёгкую тошноту, поспешив глотнуть воды из попавшегося под руку стакана. Страх породил злость, ярким огнем вспыхнувшую внутри, а она дала необходимую сейчас энергии.

— Телефон мне, живо, — почти рыкнул Даня, не заметив, как вздрогнул Димка, прежде чем пулей броситься в комнату, чтобы как послушная собачка выполнить команду и принести в лапках тапок, точнее телефон.

Один звонок и уже через пять минут Игорь с Колей сидели у них, забравшись по пожарной лестнице, и внимали Данькиному плану. Тот выглядел пугающе сосредоточенным и серьезным, а взгляд, так напоминавший Влада, сейчас полыхал ледяным огнем, что он успел перенять от Юли.

— Вы сейчас ложитесь на кровати, укрываетесь одеялами с головой и делаете вид, что спите, — разжевывал Данька.

— А если он подойдёт посмотреть как мы? — задал логичный вопрос Игорь.

— Мы над дверью колокольчик повесили, поэтому если она откроется больше необходимого, то кто-то из вас должен незаметно включить звук дверного звонка, поэтому телефоны поближе к себе держите, — поспешил вмешаться Димка. — Мини-колонка в коридоре на антресолях.

— А пока папа пойдет смотреть, кто пришел, вы либо прячетесь в шкаф, либо обратно по пожарной лестнице. Ясно? — серьезно спросил Даня, почему-то задержав взгляд на Коле.

— Не ссыте, все будет чики-пуки, — задорно подмигнул тот в ответ, завалившись на кровать и с интересом выуживая из-под Димкиной подушки скетчбук.

В отличие от Игоря, его затея совершенно не смущала. Он, как и близнецы, был готов на любую, даже самую сомнительную, авантюру. А иначе не объяснить, зачем им с Куницыными понадобилось в феврале месяце выносить фортепьяно из кабинета музыки и волочить его в кабинет директора, а потом наблюдать, как завхоз с дворником прут его обратно.

— Да, не волнуйтесь, мы поможем, чем сможем, — улыбнулся им Игорь, видимо, наконец собравшись.

Он чувствовал, что был должен ребятам за помощь, поэтому трусить права не имел. Парень похлопал братьев по плечам, и те, наконец уверенные, что отсутствие их обнаружено не будет, все по той же пожарной лестнице покинули квартиру, предварительно нацепив кепки, чтобы скрыть лица. Боб кинулся было за ними, собираясь сигануть в окно, но Коля успел поймать его прежде, чем кот совершил фееричные прыжок. Правда, ловя Боба, подросток не очень удачно свесился с подоконника, поэтому Игорю пришлось хватать за ноги уже его, и Боб оказался ровно на уровне окна Зинаиды Львовны.

Та, удачно решившая полить цветы, лицезрев сначала «воров», а после парившего в воздухе кота, который медленно поднялся обратно наверх, перекрестилась и кинулась вызванивать участкового.

* * *

Юля села в автобус. Прошла в самый конец, заняв удачно пустующее место у окна. Стоял негромкий гул голосов, из динамиков механически объявлялись остановки, заставляя невольно вслушиваться в сказанное, отвлекаться. Картинки мелькали перед глазами, сменяясь быстро, словно кадры фильма, жизни. Юля ещё школьницей полюбила ездить на автобусах. Было в этих поездках что-то особенное, привлекательное. Сознание бегало по окружению, вылавливая отдельные моменты, но не сосредотачиваясь ни на чем конкретном. Отвлекалось. Мысли не приходили в порядок, но временно успокаивались, оставленные без должного внимания.

Не существовало ни вчера, ни завтра, только сейчас. Этот момент. Только она, автобус и сменяющийся пейзаж за окном. Маленькие наушники удобно легли в уши, разом перекрывая фоновый шум.

Так было проще смириться с происходящим.

На душе все ещё кошки скребли, но чувства притупились, и уже не так сильно хотелось волком выть от безвыходности.

Музыка была связана с воспоминаниями. Будила то одни, то другие из прошлого, как хорошие, так и плохие, но неизбежно отзывавшиеся в душе тем или иным чувством. Не сказать, что Юля скучала по прошлому, привыкшая не жалеть о сделанном, но лёгкая ностальгия часто охватывала ее. Когда-то тогда было хорошо, сейчас не хуже, но там, в прошлом все уже случилось. Она точно знала, как и что произошло. Не приходилось гадать и беспокоиться о том, что будет. Юля по-настоящему была счастлива с Владом и мальчиками, снова дышала и жила рядом с ними, а оттого мысль о потере того близкого, уже как воздух необходимого, сводила с ума.

Она не ехала куда-то конкретно. Даже не удосужилась посмотреть, в какой автобус запрыгнула, но когда таблички с названиями улиц стали слишком уж знакомыми, Юля поняла, что это сама Судьба.

Когда она заскочила в уже ставший родным ларек, подарив вымученную улыбку знакомой жизнерадостной продавщице, у которой на шее неизменно красовался плохо скрытый засос. Та понимающе улыбнувшись в ответ, молча выставила перед ней бутылку красного вина, не требуя паспорта. Для своих двадцати с хвостиком Юля выглядела, как подросток, поэтому спиртным ее обычно снабжали по праздникам друзья, зная, что сама она после того, как однажды ее выпер из магазина охранник, алкоголь покупать не пойдет. Но именно в этом магазинчике, возле дома Сереги, Юля появлялась не единожды, поэтому работница и сменщица девушку знали и лишний раз не возникали.

Ноги несли Юлю, пока сама она была полностью поглощена эмоциями. Совесть уже начала свою излюбленную песнь о несдержанности, здравый смысл нудил, что сама Юля виновата и Влада, который терпит ее и пылинки сдувает, обижать права не имела. И с каждой минутой все больше убеждалась в том, что в случившейся ссоре виновата только она и ее непомерная гордость, которую уже давно нужно было приструнить. Не просто посадить на короткий поводок, а загнать в вольер, как непослушную собаку, чтобы только пугала, но зубы свои не обнажала. Чувство вины холодной водой потушило разгоревшийся ранее гневный пожар, и невыплаканные слезы вновь навернулись на глаза, туманя взор. Тело двигалось инстинктивно, следуя давно заученному и исхоженному до новых тропинок маршруту в сторону многоэтажки. Привычный домофон без проблем принял специальный код и, пиликнув, услужливо открыл дверь. Лифт тоже остался предан своим привычкам, поэтому стоял, отлынивая от работы, но Юля будучи в расстроенных чувствах, не заметила тяжёлого подъема, птицей влетев по лестнице на нужный этаж.

То, что от одной боли можно избавиться посредством другой, сказал какой-то идиот, потому что, запнись сейчас Юля о собственную ногу, полетев вниз, считая носом ступеньки, то к душевной боли, разрывавшей внутренности на части, только прибавится физическая.

Сердце что-то резало ножом, а иначе Юля не могла объяснить давящее чувство в груди, словно там было что-то лишнее, отяжелявшее существование, мешавшее дышать. Пробить бы грудную клетку, вынуть этот балласт, но что-то не позволяло ей этого сделать.

Она не помнила, как добралась до квартиры, как звонила в дверь и как ее открыли. Осознанность появилась лишь тогда, когда из ослабевших пальцев забрали пакет с бутылкой вина, а теплые руки прижали к крепкой широкой груди, скрытой футболкой, от которой несло стоматологией. Запах этот, как дым, въелся, наверное, в самого Серёгу, и Юлю это бесило, но с другой стороны успокаивало, потому что он, как и гель для душа Влада, ассоциировался с безопасностью. Стоило почувствовать, что она больше не одна, что ее поддерживают и точно не дадут упасть, Юля дала волю слезам. Они лечат душевную боль так же хорошо, как и смех.

Юля повисла на Сереже, громко взвыв, словно раненое животное, пытаясь со слезами вывести из организма все скопившиеся эмоции: страх, грусть, отчаянье, боль. Она вжималась лицом в тело напротив, что воздуха не хватало. Словно пыталась раствориться в нем, как сахар в кислоте. На ткани расплылось внушительных размеров мокрое унылое пятно, но Юля этого не чувствовала, продолжая уже тупо кричать от бессилия, глуша звук о ребра друга. Тугой узел, что завязался за несколько дней, наконец ослаб. Не развязался до конца, но хотя больше не стягивал так мучительно, удушающе, перекрывая внутренний кислород. Истерика немного угомонились, но разъедавшая душу боль никуда не исчезла, и осознание этого факта вызвало новую волну только утихомирившихся слез.

Серёга, который автоматически прижимал Юлю к себе, поглаживая по спине, боролся с накатившим ужасом. Подругу он видел в разных состояниях, но такого ещё не было. Если никто не умер, то он даже боялся представить, что могло в таком случае произойти. Апокалипсис покажется каплей в море на фоне того, что случилось у Юли. Он очень остро воспринимал чужие эмоции, а особенно Юлины. Когда она спустя время даже не начала успокаиваться, то Сергей просто поднял ее на руки, оттащив в ванную. Усадил на бортик и бесцеремонно плеснул из ковша, в котором покоились резиновые уточки, теперь разбросанные по полу, холодной водой. Юля на мгновение замерла и наконец сделала глубокий вдох, ошеломлённо уставившись на Серёгу осознанным взглядом.

Вода капала с носа, скапливалась на подбородке, ручьями лилась с кончиков мокрых распущенных волос. Серёга, удовлетворенный результатом, вышел и спустя время вернулся со своей футболкой, Юлиными бриджами, забытыми несколько лет назад после ливня, и полотенцем, которое полетело в девушку. Стопками сложенная одежда опустилась на стиралку. Бросив на Юлю хмурый взгляд, Сергей удалился на кухню заваривать чай, закрыв за собой дверь и дав Юле возможность окончательно прийти в себя в одиночестве. После такой истерики нельзя было делать вид, что что-то случилось, и надоедать девушке тоже не стоило. Жалость она не терпела, так же как и нотации, прекрасно все понимая и не нуждаясь в объяснениях.

Был вариант влить в нее успокоительное или снотворное, но вероятность, что подруга решит залить печали бокальчиком другим вина, была очень велика, поэтому Серёга просто заварил любимый фруктовый чай и порылся в шкафчиках, надеясь, что любимые Юлины конфеты ещё остались.

Сергей услышал, как зашумела вода, и невольно скосил взгляд на свой телефон. Эмоции заклокотали внутри. Он не помнил, чтобы ещё когда-нибудь так на кого-то злился. Особенно на лучшего друга. Юля была для него как сестра, о которой он всегда мечтал, но которой у него никогда не было. И он доверил ее Владу, передал из рук в руки, чтобы Юлька больше не сидела у него ночами, заставляя смотреть глупые юмористические передачи, на которые он, откровенно говоря, подсел. Не заваливалась к нему с вином, чтобы пожаловаться, что ей одиноко. Серёга был уверен, что Влад сможет сделать Юлю счастливой и, учитывая, что почти полгода девушка цвела и пахла, ссора была первой. Это нормально, такое случается. Но отчего же на душе так тяжело, что хочется лично Владу по морде дать, чтобы Юлю не доводил. Пусть хоть из кожи вон лезет, наизнанку выворачивается и свою гордость душит, только бы не страдала гордость Юли. Ему было плевать, чего там Влад хотел или не хотел. Таких как Юля, на самом деле, единицы. Она только на первый взгляд кажется обычной, но немногие девушки могут похвастаться такой искренностью и верностью. Сережа знал, как сильно могла любить миниатюрная Юля. Любовь эта скапливалась у нее внутри, и когда ее становилось слишком много, она начинала себя уничтожать.

— Немедленно тащи сюда свою задницу! — не здороваясь, начал Серёга, стоило Владу поднять трубку.

— Она у тебя? — пришибленно отозвался голос на другом конце, что друга стало немного жаль. Совсем чуть-чуть.

— У меня, — мрачно ответил Серёга. — Мне плевать, что ты там натворил, но исправь это. Немедленно.

— Не думаю, что она хочет меня видеть.

— Да насрать, Влад. Ты — мужчина, ты должен извиняться первый, даже если не прав. Души девушек, в особенности Юли, хрупкие, как крылья бабочки, поэтому твоя обязанность следить, чтобы никакой ветер не мог повредить их, а не создавать ураган намеренно. Иначе бабочки эволюционируют, приспособятся к условиям, крылья их покроются хитином и никакой ветер не будет им страшен. Мы станем им не нужны.

— С такими рассуждениями тебе как недооценённому философу нужно было идти на зоолога, — недовольно проворчал Влад, прекрасно поняв, о чём толковал друг.

— Не паясничай, — пригрозил Сергей. — У Юли тут истерика, а ты сидишь и жалеешь себя, а не ее. Слабак.

— Ладно, ладно, я понял, — сдался Влад. — Дурак. Сейчас приеду и все исправлю, если ты мне поможешь. К нам завалился какой-то урод и ударил ее, когда Юля стала его прогонять. Мы из-за этого повздорили.

На мгновение воцарилась тишина.

— Какая сука посмела? — процедил Серёга, вцепившись в спинку стула.

— Не знаю, — сквозь зубы выдохнул Влад, борясь с клокотавшим гневом, — поэтому и прошу помочь.

— Понял, — с трудом взял себя в руки Сергей, — я сейчас Ирине позвоню, она должна что-то знать, — пообещал он и сбросил вызов.

Идти выспрашивать Юлю было бесполезно. Если она не хочет чего-то говорить, то хоть пытай, и слова не вымолвит. Последней надеждой оставалась Ира, знавшая все и про всех. Пусть Юля и рассказывала Серёге очень многое, оставались вещи, которые доверялись лучшей подруге и только ей.

* * *

Влад отбросил телефон и спиной упал на кровать, утонув в простыне. Он потёр ладонями глаза и, раскинув руки в стороны, уставился в потолок. Стоило Юле уйти и силы его покинули. Хотелось спать. Забыться, чтобы хоть немного облегчить распространившееся в душе непонятное, бесформенное чувство. Оно жгло изнутри, ворочалось, задевая сердце, и все казалось пустым и бессмысленным. Влад не предполагал, что при малейшей ссоре с женой, собственные чувства будут доводить его до такой глубокой депрессии чуть ли не за час.

Он не понимал, что произошло. Прокручивая в голове прошедшее утро, все равно не мог догнать, в какой момент все пошло не так. Влад анализировал действия свои и Юлины, никак не находя, где совершил ошибку. Какое из его действий привело к этому. Он сомневался, что Юлю так задели его слова. Может не стоило повышать голос? Всё-таки она уже привыкла к его извечному спокойствию, размеренности, степенности. Кажется, Юля чуть ли не с ума сходила от того, как нежно он с ней обращался. Ей явно льстило, что мир Влада сосредоточился вокруг нее и мальчишек. Как и любой девушке, Юле нравилось быть единственной. Она этого и не скрывала, без лишних колебаний отдавая себя целиком и полностью.

Но Юля даже не предполагала, насколько сильно она была важна. Влад стал зависим от нее как от наркотика. И ломка начиналась всякий раз, как они долго не виделись. Юля чувствовала это, знала самую главную его слабость и никогда не использовала против него. Влад был поистине ненасытен, когда дело касалось жены. У него словно срывало крышу, унося ураганным ветром в сторону Австралии, но Юле это нравилось. И она, и самооценка ее возносились на небеса при осознании, какую реакцию вызывает у Влада она и только она. Запоминала каждый брошенный на нее хищный пожирающий взгляд, показывая в ответ свой, не менее голодный. Они оба удивлялись, как жили друг без друга раньше, как ели, ведь вкус еды ощущается только после поцелуя, как спали, если под боком не храпело родное тело и волосы не забивались в ноздри, как дышали, не имея возможности разделить воздух на двоих.

Да, Юля была не права, скрывая от него что-то. И Влад злился и обижался, что родная жена не доверяет ему. Только не долго клокотала злость. И часа не прошло, а он успел измучиться и известись, пытаясь дозвониться до Юли. Плевать, что не права, не страшно. Пусть не говорит, если не хочет, он не будет заставлять, вообще будет делать все, что не прикажет, только бы вернулась. Он уже привык смотреть, как она ест, спит, целует Диму и Даню, как танцует, готовя на кухне, пытается подвыпившая поцеловать его в губы, постоянно промахиваясь, как утром мяукает Бобу и старается не споткнуться о него же, стряпая завтрак. Ради этого Влад готов был подниматься ни свет, ни заря, только бы видеть такую родную и любимую Юлю. Ему уже не важно было, существует ли в мире столь сильные чувства, больше напоминавшие дурной женский роман или сказку. Главное, что он их испытывал, и они и делали его счастливым, давали вкус к жизни. Все остальное не имело смысла.

Звонок телефона вырвал его из беспокойной дрёмы, которой мозг пытался спасти резко пошатнувшуюся, как карточный домик на ветру, психику. Влад подорвался, ответив на вызов, послушно выслушал нотации Сереги и без раздумий кинулся все исправлять. Сонливость исчезла быстрее, чем от чашки кофе. Адреналин плотным потоком хлынул в кровь, требуя срочных действий. В спешке пробежав мимо комнаты мальчиков, Влад вернулся и с силой треснул кулаком стену, коря себя за безответственность. Поэтому он так не любил излишние эмоции. Они мешали, отвлекали разум. Влад, сосредоточившись на своих переживаниях, совершенно не подумал про сыновей, которым должно было быть в разы хуже, чем ему. Но он эгоистично забыл про их чувства. Педиатр не удивится, если они будут злиться на него. У них было на это право.

Собравшись и поборов сиюминутную слабость, Влад постучал в дверь и, не дождавшись реакции, приоткрыл немного, заглянув в помещение. Мальчики обнаружились на своих кроватях, с головой укрытые одеялами. На компьютере негромко играла какая-то успокаивающая инструментальная музыка, Боб бессовестно жевал кактус, пялясь в окно. Влад осторожно прикрыл дверь. Он решил не будить их, пока не помирится с Юлей и не вернёт ее домой, чтобы они вместе извинились перед ними за этот неподобающий концерт, потому что Влад считал, что дети не должны становиться свидетелями ссор родителей. По крайней мере таких серьезных. Особенно их сыновья, находящиеся в постоянном страхе, что их могут бросить, как бы они с Юлей не доказывали обратное.

Ещё раз убедившись, что мальчики спят, он на всякий случай оставил несколько записок на кухне, в спальне, на двери входной и ванной, чтобы точно увидели и, схватив ключи от машины, ушел.

— Кажется, я поседел, — робко высунул голову из-под одеяла Игорь, с опаской оглядываясь на дверь.

Ответом ему послужил громкий храм, спугнувший задумавшегося Боба. Игорь только закатил глаза и поспешил написать братьям о том, что «птенец покинул гнездо».

Юля успела выпить лишь бокал принесенного вина, когда в квартиру друга буквально вломился Влад. Сергей предусмотрительно не закрыл дверь на ключ, опасаясь, что тот вынесет ее с ноги, не дождавшись, пока откроют. Они, конечно, жили достаточно близко: полчаса пешком и пятнадцать минут на машине, но с момента их телефонного разговора прошло не больше десяти минут. Сергей с трудом подавил желание пойти выглянуть в окно, чтобы убедиться, что Влад именно приехал к нему, а не прибежал, поставив никем не зарегистрированный мировой рекорд. Потому что в таком случае Серёга запрет Юлю у себя и заставит друга повторить подвиг, только уже под наблюдением комиссии, потому что попасть в книгу рекордов Гиннеса это не хухры-мухры.

Влад не успел ничего спросить, Сергей сцапал его за руку и уволок на кухню.

— Не так быстро! Выкладывай, что там у вас за хомячок подох, если она так убивается.

— Если бы я знал про этого хомяка, я бы не говорил, что он сдох, — в той же манере отозвался Влад, тяжело опустившись на стул.

Серёга видел, что друга буквально трясло от переполнявших эмоций, но тот честно пытался взять над ними контроль, помня, что ни к чему хорошему эти всплески не приводят.

— Влад, я уверен, ты понимал, на что шел, когда сделал Юле предложение.

— Да. — твердо согласился друг.

— Тогда какого…? — он не договорил, оборвался, потому что ему показалось, что глаза Влада как-то подозрительно заблестели на свету.

Сергей тупо пялился, потеряв разом не только слова, но и все мысли. Когда он знакомил своих друзей, уверенный, что те сойдутся характерами, то не ожидал, что выведет такую формулу, где в одной букве ошибёшься, и все взорвется. Призванные оберегать, они также способны уничтожить друг друга, сами того не заметив. Незначительная ссора, которых в их жизни будет ещё бесчисленное множество, а они уже ломаются. Может, Сергей ошибся.

— Я не справился.

— Что? — рассеянно переспросил стоматолог.

— Я обещал оберегать ее, а не…

— Ты не виноват, — перебил Серёга, покачав головой и прикрыв глаза, потому что истина как-то слишком резко пришедшая к нему, вызвала перед глазами разноцветные пятнышки. Пришлось сесть на стул, чтобы не упасть от осознания, что именно сотворил его «злобный» гений.

— Но ты сам сказал…

— Вы оба хороши, — Серёга снова не позволил ему договорить, ошеломлённый достаточно, чтобы эмоции привычно брызжали во все стороны, как огненная лава. — Она, потому что до сих пор не научилась видеть очевидное, а ты, потому что забываешь об этой ее невнимательности, не делая свои чувства понятными для нее.

Серёга невольно поморщился, бросив на друга быстрый взгляд. Тот выглядел побитым щенком, что явлением было таким же редким, как солнечное затмение.

— Не разводи сопли, — почти рыкнул стоматолог. — Прекращай жалеть себя. Все мы ошибаемся. Устроили тут театр абсурда. Влад, — позвал он, наконец обращая на себя внимание, — прекращай спрашивать сердце, когда перебесится. Оно тебе не ответит, поглощённое. Внутри него молоко сгущенное, липкое, сладкое. Смирись, вы теперь единое целое, неделимое. Она растворилась в тебе, как сахар в чае, и этот сладкий чай вы преподносите своим близким.

— Ты сегодня фонтанируешь философскими идеями, — хмыкнул Влад, но Серёга понял, что его услышали и даже приободрились.

— Все для тебя, дорогой друг, — незаметно выдохнул стоматолог, наконец почувствовав, что буря миновала. Причем, не только в душе Влада, но и его собственной. — А ещё, Ира поведала, что Юлькин бывший хахаль вспомнил о ее существовании и решил прибрать к лапкам, но…

Влад вскинул голову, со смесью удивления и раздражение уставившись на друга. Весь его вид кричал «с этого надо было начинать, я пойду и набью ему морду». Серёгу невольно позабавила такая реакция, в сущности потому, что он испытал схожие чувства. Кулаки чесались разбить ненавистному Герману его свиное рыло, но он понимал, что другу это нужнее.

Стоило коротко пересказать то, что удалось узнать от Иры, и Влад уже мялся у двери в зал, где Юля топила печали в вине. Серёга устало наблюдал за метаниями друга, пока не психанул, потому что терпение сдавало даже у него, и просто втолкнул педиатра в комнату, словно в клетку с тигром, подперев дверь своей тушкой с другой стороны.

Юля обернулась в привычной ей манере резко, что подлетели в воздух волосы, но вместе с тем грациозно, словно кошка, и у Влада внутри все перевернулось. Жена вальяжно растеклась по дивану, облокотившись на подлокотник, и смаковала вино. Судя по количеству жидкости, которую благодаря солнцу было видно через темно-коричневое стекло, это был первый бокал, и тот ещё не закончился. Она перевела на него ленивый взгляд, в котором за мгновение сменилось столько эмоций, что распознать все Влад просто не успел. Он ничего не сказал, впервые не найдя слов. Все также с ноткой ленцы, она отвернулась обратно в сторону окна, игнорируя его, а внутри все болезненно сжалось. Обижается.

Нужно было что-то сказать или сделать, что угодно, только не стоять столбом. Но ноги словно приросли к полу. К такому его ни жизнь, ни медицинский не готовили. Юля всегда начинала первая, и извинялась она тоже первая. С неизменной улыбкой наскакивала со спины, обнимала, ворошила волосы, осыпала лицо горячими поцелуями, плавившими лёд. Она знала, что он не умеет злиться на нее больше пары минут, и нагло пользовалась этим. Что делать ему Влад не знал. Попробовать Юлин способ? Он успел сделать только шаг, как был остановлен:

— Если ты меня поцелуешь, я откушу тебе язык, — словно прочитав его мысли, предупредила жена, слегка повернув к нему голову.

Их взгляды столкнулись — всего мгновение, но Влад успел нахлебаться расплавленной ледяной стали. В груди болезненно сжалось, и он скорее всего напоминал провинившегося школьника, потому что на непривычно бесстрастное лицо, не выражавшее ни единой эмоции, что медленно убивало Влада, скользнула призрачная улыбка. Юля лишь приподняла уголки губ, но весь мир его словно залило светом. В груди вспыхнуло знакомое голодное чувство, видимо, отразившееся в его глазах, потому что лёд треснул. Юля, словно дразнясь, медленно сделала глоток, не отводя от него прищуренного взгляда. В потеплевших глазах плясали чертята.

Красная капля медленно вытекла из уголка губ, устремившись вниз по лицу. Влад глухо сглотнул. Юля довольно наблюдавшая за ним, жадным взглядом впилась в дернувшийся кадык. Она почему-то очень любила его, постоянно поглаживая пальцем или одаривая поцелуем. Капля уже опасно повисла на подбородке, грозясь упасть и запачкать обивку изумрудгого дивана, когда Юля выжидающе посмотрела ему в глаза.

Влад мгновенно оказался рядом. Их разделяли казавшиеся световыми годами сантиметры. Но чем ближе друг к другу, тем сильнее влияние каждого слова, слетевшего с губ.

— Прости, — выдохнул Влад.

Голос его — коэффициент сглаживания углов. Всего одно слово, но такое тёплое и необходимое. Оно удивительно передало все раскаяние, горечь и боль, что разъедали душу. И Юля услышала. Улыбнулась ярко и солнечно, как умела только она. «Простила», — кричала улыбка, и Влад сорвался. Одним рывком сократил расстояние между ними. Нагло слизал каплю, что вот-вот должна была упасть. Поцеловал в уголок губ, вложив всю мягкость и нежность, на какую только был способен. Ткнулся носом в щеку. Юля пахла вином и кремом для рук, а еще — болезненным инфантилизмом с нотками слабости, скрытыми за белозубой улыбкой.

Она подалась ему навстречу, жадно прижимаясь губами к губам. Каждый миг — передозировка на все оставшиеся времена. Влад навалился сверху, прижав к диванным подушкам, упиваясь пьянящим чувством. Рассудок уже застелило туманной дымкой. Теперь ему нельзя за руль. От Юлиных поцелуев он хмелел быстрее, чем от любого алкоголя. Влад целовал нежно, но настойчиво. Единственными свидетелями ее губ должны быть он и солнце, что залило помещение своим светом.

В этот момент вокруг ничего кроме них двоих не существовало.

Юля в какой-то момент извернулась, ужом выскользнув из-под него, и навалилась сверху, вжимаясь поцелуем. Руки Влада бездумно гуляли по спине, касаясь лишь кончиками, потому что от прикосновений словно током прошибало. Распущенные волосы разметались, лезли в лицо, щекотали кончиками скулы, но Влад в эти минуты не замечал ничего. Кажется, снова упади Юра на балкон, он не заметит. Весь Влад сейчас был сосредоточен на Юле, ее губах, что жадно прижимались к его собственным, уже покрасневшим и приятно нывшим от чужой напористости.

— Прости, — прошептала Юля, слегка отстранившись и заглянув ему в глаза.

Она смотрела в них и вся вселенная была именно там, а Юля понимала, что бороться с этим вселенским магнетизмом просто невозможно, понимала, что — все, погибла, потому что лучше утонуть в этих глазах, чем отвести свой взгляд в сторону. — Это все мой бывший, я не хотела тебе говорить, решила: сама разберусь, чтобы ты ничего не подумал.

Она нервничала, а оттого привычно тараторила, но Влад был не в состоянии вообще воспринимать информацию. Он хмурился, пытаясь понять, почему его резко перестали целовать. Видел, что жена что-то щебетала, интонация ее приятным фоновым шумом отдавалась в ушах, но смысл слов до сознания как-то не доходил, а лицо приобрело ненавистное им печальное выражение. Влад инстинктивно заставил Юлю замолчать, снова утянув ее в поцелуй.

Они потеряли счёт времени, и только когда Серёга тактично постучал в дверь, напоминая о том, что дальше поцелуев им заходить не стоит, неохотно отлипли друг от друга.

— Я не обижаюсь, — ответил Влад, когда Юля устроилась у него на груди. — Я же вижу, как ты скалишься, только попробуй помочь. Руку помощи протяни — так ты её откусишь, нафиг, потому что тебе эта помощь настолько нужна, что ты боишься: тебя вновь бросят.

Юля ничего не ответила, только сильнее прижалась к Владу, что было красноречивее любых слов.

— Я постараюсь быть честнее, — пробормотала она в итоге.

— Надеюсь.

— Голубки, а вы часом не охренели! — Серёга, потеряв всякое терпение, не пощадил даже собственную дверь, колотя в нее так, что она чуть не слетела с петель.

Так как ему не ответили, он бесцеремонно вломился в комнату, кажется, готовый увидеть все, что угодно, но заметив друзей, невинно сидевших на диване, заметно расслабился. Сергей явно собирался разразиться гневной тирадой, даже рот уже открыл. И Юля с Владом, готовые к этому, одновременно перевели взгляды на друга, только тот ничего не произнес. Замер вдруг с комично открытым ртом и поднятым вверх указательным пальцем.

На лице его проступила палитра эмоций, а после щеки залил неожиданный румянец, словно он стал свидетелем чего-то интимного.

— Я рад, что вы помирились, — в итоге выдавил обычно многословный Серёга и, пробормотав что-то про чай, пулей вылетел из зала, закрыв дверь.

Ни Юля, ни Влад ничего не поняли, а Сергей спрятавшись на кухне, пытался вернуть контроль над эмоциями, как никогда жалея, что не являлся полным дураком, который точно не может осознать такие никому незаметные, но по-истине невероятные вещи. Он ожидал застукать друзей за чем-то неприличнее поцелуя, но чтобы настолько.

Лучше бы он застал их за тем самым, чем в тот момент, когда души их слились воедино, ведь в этой близости было больше интимного, утонченного, оригинального, личного.

Любовь — энергия души, толкающая на самые безрассудные поступки, пробуждающая к жизни.

* * *

От Сереги они буквально сбежали, оставив записку. Проскользнули к двери, пока тот возился на кухне, словно подростки, спешившие ночью на дискотеку. Друг скорее всего слышал, но все почему-то были слишком смущены, чтобы в ближайшее время смотреть друг другу в глаза, поэтому разумно решили не пересекаться какое-то время, чтобы спокойно делать вид: уже все забылось.

Переполненные счастьем, Юля с Владом заскочили в лифт, который успели отремонтировать, пока они мирились, но оба не обратили на это обстоятельство внимания. Влад снова присосался к Юле, как сом к стенке аквариума, а та практически повисла на нем, словно мартышка на ветке, обхватив руками за шею, потому что даже на носочках с трудом дотягивалась до его лица. Увлекшись, они лишь чудом успели выскочить на первом этаже, прежде чем вызванный кем-то лифт увез их обратно. Застань их кто-то целующимися в лифте, точно будет неловко. А Влад сейчас был не готов позволить ещё хоть кому-нибудь смотреть на произведение искусства, что он успел урвать к себе в уединенную усадьбу, словно чокнутый коллекционер.

Они легко выскочили на улицу. Оживленная после бокала вина Юля, порхала вокруг довольного Влада, что-то радостно щебеча. Душа ее пела, и она хотела радовать этой музыкой любимого. Скакала вокруг него молодой козочкой, одаривая короткими поцелуями и шепча на ухо то, от чего у Влада в глазах то и дело загорался похотливый огонек, а на лице выступал лёгкий румянец, который можно было списать на духоту на улице. Они уже дошли до машины, и Влад потянулся открыть дверь, как Юля резко замерла на месте, замолчав. Он посмотрел на резко поникшую жену, которая неосознанно вцепилась в его руку, обеспокоенно глядя ему за спину. Влад обернулся рывком, чтобы увидеть приблизившегося к ним молодого человека. Высокий, но щуплый, с зализанными волосами и в костюме явно не по погоде. Пытался казаться выше и статуснее, прятал гниль за внешним видом. Вычурность одежды удачно гармонировала со смазливой мордашкой, чтобы привлекать к себе внимание легкомысленных девушек. Теперь Влад не удивлялся, как Юля клюнула на удочку. Такие змееныши легко заманивали в свои сети даже самых закалённых леди, что говорить про неопытных девчушек вроде Юли.

Он инстинктивно задвинул жену себе за спину и вскинул брови, молча спрашивая: «Чё надо?» Самодовольная ухмылка победителя на чужом лице вызывала внутреннее негодование и гнев, но педиатр уже вернул контроль над собственными эмоциями, поэтому даже не пошевелился, когда Герман поравнялся с ними.

— Чем обязаны? — холодно бросил Влад, источая тяжёлую ауру.

— Хотел поздороваться со старой подружкой, — ничуть не смутившись, улыбнулся мужчина, нагло заглядывая Воронцову за плечо.

— Поздоровался, вали, — загородив Юлю, грубо рыкнул педиатр.

— Юлька, — театрально возмутился Герман, — и на этого грубияна ты меня променяла?! Одумайся, нам же так хорошо было вместе! Да, я совершил ошибку, но кто из нас не грешен?

Влад кожей чувствовал, как напряглась жена. Он коротко обернулся, заметив покрасневшие Юлины глаза, которые она старательно прятала за завесой волос, низко опустив голову. Юля всего лишь шмыгнула носом, а у него словно сорвало крышу.

— Стой здесь, — бросил ей Влад и схватил что-то бессмысленно вещавшего Германа за грудки.

Тот «крякнул» от неожиданности, но педиатр под пораженный взгляд Юли, уже уволок его в переулок. Она не видела, что произошло дальше, до нее донеслось лишь невнятное блеянье Германа, рычащие нотки Влада и пара глухих ударов. Не успела Юля начать беспокоиться, как Влад спокойно шагнул из темноты, оправляя одежду и тщетно пытаясь скрыть сбитые костяшки правой руки. Лицо его было непроницаемо, но Юля успела научиться распознавать его эмоции. И она позволила себе облегчённо выдохнуть, заметив удовлетворённо поднятые уголки губ. Юля радостно подалась навстречу, утопая в родных объятиях. Влад крепко прижал к себе, коротко поцеловав в макушку.

— Он тебя больше не побеспокоит, — объявил Влад, а Юля чудом сдержалась, чтобы не разрыдаться от счастья.

* * *

Солнце было в зените. Жара даже не думала сходить. Асфальт, казалось, плавился под ногами, а канализационные люки накалились докрасна, поэтому наступать на них было опасно теперь не только из-за угрозы провалиться под землю, но и получить ожог степени этак второй. Бродячие собаки, тяжело дыша, безвольными куклами валялись в тени большого дерева у магазина, честно пытаясь не умереть от жары. Сейчас их не сумел бы поднять даже выстрел пушки, но Даня все равно опасливо зашёл Димке за спину, привычно зацепившись за край футболки. Привычка, появившаяся ещё в детстве. Как брат прятался за него от врачей, так же и Данька от собак. Он боялся их даже сильнее, чем Дима людей в белом, потому что при виде их где-нибудь на улице или проходя мимо поликлиник, брат не спешил впадать в панику и терять сознание, как неизменно делал Даня, стоило на горизонте появиться хотя бы чихуахуа, коих Димка громко величал крысами, потому что Боб частенько кидался на них. Да и на овчарок тоже. Даня за одно только это, готов был коту поклоняться и выполнять любые его прихоти, даже не мешать есть мамины цветы.

После ночной лихорадки едва ли стоило соваться на улицу в такое пекло, потому что Даню уже элементарно не держали ноги, и он в итоге повис на Димке, который на манер танкера уверенно шел вперёд. Кажется, на него жара действовала не так сильно. Или он ушел в глубокие размышления, не замечая ничего вокруг. У него такое состояние случалось крайне редко, зато метко. Обычно незамолкающий Димка мог за день ни сказать ни слова и ни на что не реагировать. К счастью, это продолжалось самое долгое день, а так пара часов и брат либо находил решение мучающей его дилемме, либо клал на нее. Чаще всего второе, что Даню тоже радовало, потому что неординарное мышление Димки могло привести к катастрофе, что случалось ни раз и ни два.

— А они не разведутся? — как обычно, огорошил Дима, и Даня, не сразу осмысливший сказанное, запнулся о какой-то камень, уронив на газон и себя, и брата.

— Не каркай, — фыркнул он, безуспешно пытаясь подняться.

— То есть такая вероятность есть? — почти проскулил Димка, почему-то позабавив Даню тем, с какой стороны он воспринял ситуацию.

— Дим, — позвал Данька, тщетно пытаясь скрыть снисходительную улыбку.

Не добившись реакции, он положил руку брату на плечо и заглянул в глаза:

— Поверь мне на слово, Юля с Владом скорее подерутся и выкинут диван с балкона, чем разведутся. Они дышать друг без друга не могут. Это, на самом деле, очень заметно.

Димка смерил его недоверчивым взглядом и привычно надулся, отвернувшись и сложив руки на груди. Данька только вздохнул, закатив глаза. Два сапога и оба на левую ногу. Один беспокоится, что родителям плохо, второй, что семья развалится. И оба имеют на это право. Ещё свежи в памяти события прошлого, чтобы так просто они побороли внутренние страхи, крепко вросшие корнями в душу.

— Дим, ну не начинай. Я не провидец, просто говорю, что вижу.

— Что смешного в том, что я беспокоюсь за сохранность нашей семьи? Да, я и правда поначалу ничего этого не хотел, но ты не имеешь права винить меня за осторожность, — чуть повернув голову, заворчал Димка, ещё больше веселя брата.

— Я смеюсь не над твоим страхом, а из-за ироничности ситуации. Меня терзают похожие мысли, и ты это прекрасно знаешь. Это показалось мне забавным, — пожал плечами Даня, поднимаясь сам и поднимая брата. — Давай хотя бы мы не будем ссориться.

Димка ничего не ответил, но улыбнулся и ощутимо стукнул в плечо, обозначая, что сам не злится и просит прощения. Они по сути ничего не обсудили, но от бессмысленного диалога почему-то стало легче. Даня и так знал, что не одинок в своих страхах, но стоило Димке вслух обозначить свои, как с души свалился один из булыжников. Дальше путь они продолжили в тишине, достаточно быстро достигнув квартиры дяди Серёжи.

К нему они отправились прямиком от тети Ирины, которой он позвонил, чтобы спросить о причинах Юлиных загонов, как раз в тот момент, когда девушка открыла им дверь. Тетя Ира, обматерив на чем свет стоит и Юлю, и Серёгу, и Юрия Николаевича, что мирно пил на кухне холодный чай, за компанию, буквально втащила их в дом. Закончив ругаться по телефону, она принялась делать это уже в квартире, намывая посуду, параллельно громко жалуясь на то, какая подруга у нее бестолочь. Даня с Димой, прижавшись друг к другу, молча пили насильно впихнутый им чай, безмолвно поражаясь запалу тети Ирины. А они то думали, что мама у них вспыльчивая, но оказалось, что Юля ещё цветочек, по сравнению с ее подругой. Дима невольно вспомнил сцену у изостудии, когда там рухнула стена, и также как Влад тогда, мысленно посочувствовал маминому директору. Юрий Николаевич же, кажется, искренне наслаждался, наблюдая, как Ирина фурией носилась по помещению, размахивая тряпкой и расставляя посуду, каким-то чудом не разбивая ее. Участковый, подперев щеку ладонью, влюблёнными глазами следил за девушкой, глупо улыбаясь, что Димку начало подташнивать. Из этого театра абсурда их, что удивительно, спасла никто иная, как Зинаида Львовна, заявившая, что в дом лезут воры. Данька, поняв, что речь про них и предчувствовав новую волну возмущений, под шумок вызнал у Юрия Николаевича адрес дяди Серёжи, и они сбежали раньше, чем кто-то успел заметить.

— Знаете, я почему-то не удивлен, — поприветствовал их Сергей, пропустив в квартиру.

— Здравствуйте, — неуверенно отозвался Даня, в отличие от Димки не успевший поближе познакомиться с другом семьи. — А мама случайно не у вас?

— Случайно, не у меня, — усмехнулся в ответ стоматолог. — Опоздали вы. Влад ее минут десять назад забрал.

Братья переглянулись.

— Дядь Серёж, а они помирились? — после паузы осторожно спросил Димка.

— Ещё бы не помирились, — фыркнул он. — Скажите, у меня медом намазано? Чего вам то дома не сиделось?

— Так мы же не знали, что она к тебе пойдет, — нахмурился Дима. — Мы сначала к тете Ирине съездили, а у нее уже узнали…

— Я вот не пойму, вы сами по себе такие или это Влад на вас так влияет. Он тоже порой, как выдаст, что хоть стой, хоть падай. Сбежали значит? — добавил он нотки строгости.

Димка понуро кивнул, а Серёга только покачал головой.

— Ну, вот и что с вами делать? — от участия, прозвучавшего в голосе, у Димки неприятно защипало глаза. Он почему-то только сейчас подумал о том, что они в очередной раз доставили неприятности и сбежали из дома, хотя Димка ещё день назад клялся, что больше так не будут.

— Прости, — выдохнул он, не справившись с голосом, и опустил глаза.

Данька, видимо, тоже понял, что они снова накосячили, пытаясь сделать как лучше, потому что шагнул ближе, вжимаясь плечом в плечо, и незаметно вцепился в ладонь брата. Несмотря на это, страх, терзавший душу с самого утра, начал отступать.

— Нет, ну вы точно сговорились, — устало прикрыл глаза Серега. — Квартиру решили мне затопить. Вот и делай после этого добро. Только неприятностей себе нажил.

Димка всхлипнул громче, чем планировал, а Данька до боли закусил губу, тщетно пытаясь скрыть набежавшие на глаза слезы.

— Идите сюда, неприятности вы мои, — мягко усмехнулся Сергей, раскрывая руки для объятий.

Как оказалось, сыновья хоть и неродные, но родительские привычки уже впитали, потому что футболка его уже второй раз за день оказалась насквозь мокрой стараниями Воронцовых. К счастью, что делать с детскими слезами, Серёга знал. Ухватив мальчиков за руки, он отбуксировал их на кухню, усадив за стол. Даня засмущался, стараясь как можно скорее утереть влагу, а Димка в открытую лил слезы, устроив голову на сложенных на столе руках.

— А вы…

— Ты. — перебил Сергей Даньку, выискивая на полках ромашковый чай. Он точно помнил: Влад говорил, что сын его любит. — Я достаточно близок с вашими родителями, чтобы вы называли меня просто дядей Серёжей, — пояснил он на вопросительный взгляд, наконец найдя нужную коробку.

Данька снова смутился, но быстро справился с собой, продолжив:

— А ты что-нибудь знаешь про этого Германа?

— Вы и про оленя в курсе, — как от кислого лимона поморщился Сергей, заваривая чай.

— Чё ему от мамы нужно? — вспылил Димка.

— Не чёкай, — автоматически осадил Даня, не желая, чтобы брат перенимал дурные привычки Коли.

— Да ненормальный он, — после недолгих раздумий, ответил Сергей, присев на стул. — Юля с ним на выставке познакомилась. Он мне сразу не понравился, но Юлька такая счастливая ходила, что я как-то не решался высказывать свое мнение. Поначалу нормально всё было. Комплименты, цветы, конфеты. Только настойчивость его меня напрягала, — гневно закончил стоматолог, стиснув в руке стакан.

Данька с Димкой переглянулись, чувствуя, что фраза скрывала целый огромный неприятный пласт, который им никто не расскажет, потому что вспоминать не захочет.

— Так, конечно, говорить плохо, — собравшись, продолжил Сергей, — но я искренне обрадовался, когда Юлька расстроенная заявилась ко мне и объявила, что они расстались. Точнее, она его бросила, когда увидела, как он с кем-то целовался. Жаль, что Юлька тогда не разрешила мне эти розы ему в одно место засунуть, — снова сорвался стоматолог, и глаза его опасно блеснули, как иногда бывало у Влада, но он быстро справился с собой. — Юля — она искренняя, открытая, светлая. И на этот свет всякие мрази сползаются, как жуки майские. Но Юлька, к счастью, гордая, что порой против нее играет, как сейчас, например.

— Она из-за гордости папе ничего не рассказала? — спросил Димка.

— И из-за нее тоже, — кивнул стоматолог. — Но главная причина в том, что Юля просто побоялась Владу говорить.

— Почему? — не понял Дима.

— Мама думала, что папа приревнует и это может подорвать их отношения? Не хотела давать ему повод усомниться в собственных чувствах, — предположил Даня.

Стоматолог только грустно кивнул.

— Но Влад никогда, — внезапно вступился Димка, — он ведь такой, не может подумать такое, — сумбурно закончил брат, но Даня его понял, мысленно согласившись и обратив вопросительный взгляд на Сергея.

— Это для нас все так очевидно. А у Юли, чтоб вы знали, проблемы с самооценкой. Она постоянно сомневается в себе, считает хуже других, постоянно сравнивает, хоть никогда об этом не скажет.

— Но мама прекрасна, — почти отчаянно возразил Дима. От этой информации кошки на душе скребли не только у Даньки.

— Дело даже не во внешности, — покачал головой стоматолог. — Юля привыкла быть второй, считать, что обязательно есть кто-то всего на шаг, но лучше нее. Ирина, например.

— И чем она лучше? — испытывая смешанные чувства от полученной информации, с нотками претензии поинтересовался Даня.

— Уровень ее мастерства выше, чем у Юли, — пародируя девушку ответил Сергей, под конец закатив глаза, показывая свое отношение к этому мнению. — Они вместе в художке учились, и Юля всегда восхищалась работами подруги. Я не думаю, что это зависть. Может, какое-то ее зарождение, но Юлька точно не позволит ему разрастись, чтобы испытывать какие-то негативные чувства по отношению к близкому ей человеку.

— Просто будет мысленно себя принижать, — неожиданно проворчал Дима, обратив на себя удивленные взгляды брата и дяди Серёжи. — А что, я не прав?

Как раз, наоборот, Димка был как никогда прав, и хоть Даня не сомневался в интеллектуальных способностях брата, он не привык, чтобы тот обличал пришедшие ему правильные мысли в слова. Дима всегда быстро находил ответы на вопросы, только объяснить сразу не мог, ему требовалось время на размышления. Данька невольно ухватился за эту незначительную деталь, но развить не сумел.

— Так все и есть, — подтвердил Сергей. — Юля всегда внутренне готова к неудаче. Она никогда не возлагает на себя больших надежд и другим не позволяет, заранее готовясь к тому, что падать будет больно.

Димка ощутил неприятную горечь, разлившуюся внутри. Что-то заворочалось, царапая внутренности. Кажется, это чувство было ему знакомо, но он не стал заострять на нем внимания. Все его мысли занимала позиция мамы, с которой он был в корне не согласен. Протест поднялся в душе как-то слишком резко, потому что мама, их невероятная, шумная, искренняя мама заслуживала всего самого лучшего. Никто: даже она сама, не имел права так думать, преуменьшать ее заслуги. Ведь Юля, по мнению Димки, сделала просто невозможное. Она полюбила их. Чужих, никому не нужных детей. Он снова невольно всхлипнул, когда в груди что-то болезненно сжалось.

— Так, ну хватит, — поморщился Серёга, ставя перед ними кружки с чаем и сахар, — развели мне тут сырость. Подумаешь, родители поругались. — перевел он тему. — Я думал, вы уже привыкли, что Юля бывает вспыльчива.

— Она ещё не уходила из дома, — заметил Димка, дотянувшись до вазочки с печеньем.

— Да куда она денется, — фыркнул Сергей, придвинув ту поближе к мальчику. — Юлька такой человек, если раз полюбила, так это навсегда. А Влад вообще ей душу продал, куда он теперь от нее денется.

— Разве так бывает, — робко спросил Даня, крутя в руках печенье, — ну, чтобы раз и навсегда. Я думал, такое только в книжках да фильмах.

Серёга беззвучно рассмеялся, прикрыв глаза и покачав головой.

— В этом мире много чего бывает, — философски заметил он. — И любовь настоящая, искренняя, она тоже есть. Вы маленькие ещё, а я вот видел. И прямо сейчас наблюдаю. И вы тоже приглядитесь повнимательнее. Такое редко встречается, а у нас есть возможность смотреть все с первых рядов.

Димка заинтересовался, а Данька нахмурился, вспоминая все, что видел, но упорно не мог понять, о чем толкует Сергей. То, что Влад с Юлей любят друг друга так сильно, что долго в разлуке находиться не могут, было и так ясно. Только стоматолог нашел в этом что-то ещё. Что-то, что Данька пока либо не видел, либо не понимал.

— Дядя Сергей, о чем ты? — робко поинтересовался Димка, кажется, даже не задумываясь над тем, чтобы самостоятельно поискать ответ.

— О единении душ, — с какими-то нотками мечтательности отозвался Сергей. — Это, как мне кажется, редкое явление, когда порознь люди ощущают себя неполноценными, а вместе, превращаются в единое целое. Я бы сказал, что вы ещё малы, чтобы понять это, ведь нужно ощутить на себе, но, к сожалению…

Сергей не договорил, бросив на них печальный взгляд, но Данька понял. Как по щелчку пальцев. Да, он понял. Невольно скосив взгляд на замершего Димку, он сделал вывод, что брата тоже осенило. Даня был вынужден посмотреть на стоматолога с другой стороны. Основываясь на нескольких встречах он заметил, что за маской дурашливости Сергей скрывал серьезность, но то, что тот мог быть настолько проницателен, Даня даже не предполагал. У Юли тоже временами проглядывалась такая способность, но она у мамы явно была развита не так сильно, как у ее друга.

Даня осознал, что пытался донести до них стоматолог, только в голове это укладываться не хотелось. Просто не верилось, что подобное вообще возможно. Точнее, подобные случаи безусловно были, но чтобы такое случилось с ними. В отличие от Дани, который воспринимал отношения родителей как что-то само собой разумеющееся, Сергей увидел всю глубину, завязавшихся между Владом и Юлей чувств. Все их эмоции были искренны, неподдельны, они оба обнажили души друг другу, позволив им слиться в одно единое. Их родители достигли той стадии, когда отделиться друг от друга, означало оторвать кусок от собственной души. Потерять часть самого себя. Сергей верно отметил, что им уже удалось испытать это удивительное и чистое чувство. Юлю с Владом связала романтическая любовь, а их двоих братская. Поэтому, стоило Димке ненадолго оставить его, как Даня просто перестал жить, потому что потерял себя.

Люди приходят и уходят, жизнь не кончается, продолжается, но те, кто слились душами, уже не смогут просто быть на этой земле только с одной половиной. Человек может жить только целым. Не бывает такого, чтобы правая половина тела отделилась от левой, так же и половина души, не может существовать без второй половины. В таком случае, она просто умрет, если не найдет идентичную брошенную половину, которая согласится снова стать единым целым. В голове все это звучало абстрактно и как-то бессмысленно, но внутри все заполнила приятная удовлетворенность. Сергей во всем оказался прав. Это нужно не понимать, а ощущать. Больной душе мозг не поможет.

— Это значит, — попробовал уточнить Димка.

— Значит, что родители ваши как бы не ругались, никуда друг от друга не денутся. Жить с Юлей, как ходить по минному полю. Неизвестно, где и когда взорвется. Уверен, она разобьёт не одну дверь и еще не раз заявится ко мне в квартиру. Но Влад, во-первых, мины обезвреживать умеет, во-вторых, быстро учится, поэтому сможет предугадать свои шаги. Не стоит вам так беспокоится, а то никаких нервов не хватит. Просто дайте им возможность обоим выпустить пар и разобраться в накопившихся проблемах.

— Ты уверен, что они не разведутся? — все ещё не сдавался Димка.

Сергей подавил тяжелый вздох, в этот момент как никогда понимая, какие же они ещё дети.

— Зуб даю, — выдал Серёга, в любой момент готовый этот самый зуб ему предоставить. Не со всем свой, но он и не уточнял. — Кстати, — по-лисьи улыбнулся стоматолог, наклонившись в сторону подростка, поспешившего вжаться в спинку стула, — как там твой зуб, точнее его отсутствие. Ничего не беспокоит?

— Н-нет, — запнувшись, отозвался Димка и, не долго думая, спрятался за брата.

— Могу я посмотреть? — не отступал Сергей, двигаясь за ним. Данька спешно прикрыл брата спиной. — Одним глазком, — не унимался стоматолог, сложив руки в молитвенном жесте.

Даня обернулся на Димку, который в плотную прижался к нему, сжав футболку. Он бросил на брата испуганный, но просящий взгляд, и Данька понял его без слов. Поднялся со своего места и, дождавшись, когда Дима сядет на стул, обошел сзади, обняв и позволив захватить в плен свои руки, которые брат поспешно стиснул своими. Сергей с интересом наблюдал за развернувшейся сценой, пряча улыбку. Он не спешил, готовый ждать столько, сколько понадобиться Димке чтобы собраться. И только дождавшись Данькиного кивка, который сжимал в объятиях успевшего зажмуриться брата, подошел. Дима, почувствовав присутствие врача в непосредственной близости от своей персоны, инстинктивно опустил голову и как-то весь сжался, пытаясь казаться меньше, незаметнее. Поэтому стоматолог осторожно подцепил его пальцами за подбородок, вынуждая запрокинуть голову, и чуть надавил, безмолвно прося открыть рот. Димка, глубоко вдохнув, спиной вжался брату в грудь и немного приоткрыл рот.

Серёга закатил глаза и повысил голос, но с игривой ноткой, постоянно сквозившей в Юлиной речи, которой он долго учился:

— Шире!

Димка мгновенно подчинился, до побеления костяшек сжав Данины руки. Тот поморщился, но свое неудобство никак не обозначил, даже не шелохнулся. Сергей не собирался мучить парней, просто воспользовался случаем, потому что предполагал, что Влад просто рехнется, пытаясь затащить сына на профилактический осмотр. Он включил на телефоне фонарик, бегло пробежавшись взглядом по ротовой полости, уделив внимание месту, где раньше располагался молочный зуб. Стоматолог переживал, что коренной, подпиравший его, мог начать расти криво и сместить остальной ряд, что сулило бы лишние проблемы, но обошлось. Он ещё присмотрелся к молярам, отдаленно помня, что в прошлый раз его что-то насторожило, но визуально зубы выглядели в порядке, поэтому Сергей не стал более мучить подростка, который и так сидел белее мела, хотя стоматолог к нему даже не прикасался.

— Свободен, — наконец дал он отмашку, и Дима спрятался за брата.

Сергей только усмехнулся. Он предлагал отвезти мальчиков домой, но те убедили его, что доберутся сами и отчаянно просили не звонить родителям. Стоматолог повредничал для приличия, но в итоге отпустил их, взяв обещание, что они сообщат как доберутся.

Когда дверь за братьями Воронцовыми закрылась, Серёга поймал себя на мысли, что понимает, почему Влад с Юлей так вцепились в этих мальчишек, готовые на все лишь бы защитить их. А то, что испытаний им предстоит достаточно, он даже не сомневался.

* * *

Игорь с Колей в напряжении помирали от скуки. Прошло несколько часов, а в квартире они по-прежнему оставались вдвоём. Колька успел уже трижды прошерстить холодильник и организовать им бутерброды с чаем, а теперь валялся на Димкиной постели, закинув ноги на стену и чесал Боба, устроившегося у него на животе. Игорь пытался было почитать книжки, но от Димкиных кровавых ужасов его воротило, а Данькины заумные детективы и энциклопедии усыпляли похлеще учебника математики, поэтому он принялся листать Димин скетчбук. Они пробовали играть в видеоигру, но для этого нужна была хотя бы половина команды, а близнецы в поте лица трудились на грядках за коллекционную фигурку. Парни, мечтавшие о статуэтке не меньше, старались лишний раз не возникать, потому что Куницыны обязательно дадут посмотреть и пофоткаться для соцсетей.

Шум из прихожей в одно мгновение развеял скуку. Оба сели, переглянувшись. Боб поспешно метнулся из комнаты, а мальчиков пробрал холодный озноб.

— Ты оставил их одних? — донёсся до парней возмущенный Юлин голос, заставив подскочить с насиженных мест и заметаться по помещению.

— Юлёк, они спали и я не стал их будить, — чуть тише слышался спокойный голос Влада, — к тому же у них есть телефоны, поэтому они в любой момент могли нам позвонить.

Парни испуганно замерли, но опасность миновала, потому что Воронцова прошла дальше. Коля, решив, что пора выбираться, кинулся к окну, но резко отпрянул.

— Ты чего?

— Там Львовна с волкодавом, — смачно выругавшись, оповестил друг.

Игорь успел только испуганно расширить глаза, вспомнив, каких размеров была собачка племянницы Зинаиды Львовны (она жила в соседнем доме), а Коля уже уверенно волочил его за руку в прихожую. Влад гремел чем-то на кухне, Юля копошилась в спальне, поэтому они без препятствий добрались до входной двери. Игорь уже схватился за ручку, когда по дому разнеслась трель звонка. Мальчики как по команде вздрогнули, и Коля, спохватившись, затолкал друга в шкаф купе, забравшись следом. Они отдаленно слышали, как Зинаида Львовна верещала что-то про воров, Юля бросала в ответ ядовитые комментарии, тщетно пытаясь выдворить старушку, ломившуюся в квартиру.

— У меня клаустрофобия, — шепотом решил напомнить Игорь.

— Не смей начать задыхаться, — обеспокоенно рыкнул в ответ Коля.- Какое наказание в уголовном предусмотрено за проникновение в чужое жилище — поинтересовался он, надеясь отвлечь Игоря.

— Вы несовершеннолетние, — оповестил голос рядом, и только ладони, мгновенно зажавшие им рты, не позволили громко заорать. — Тихо, это я.

Коля нащупал в темноте влажную руку друга, сжав в своей ладони, пытаясь успокоить и успокоиться.

— Юрий Николаевич, что вы то здесь забыли? — проскулил Игорь, пытаясь восстановить дыхание.

— И какая тогда ответственность? — сквозь зубы спросил Коля, честно пытаясь унять нервную дрожь.

— Административная.

Участковый говорил о чем-то с Игорем, не позволяя тому начать паниковать, но Коля их не слушал, сосредоточив все внимание на тяжёлом дыхании друга и руках, что с каждой минутой все сильнее сжимали его собственные. Он пытался здраво оценить ситуацию, в которой они оказались, но у него почему-то никак не получалось. Потому что они с Колькой понятно, что у Воронцовых делали и почему прячутся, но как сюда попал участковый, что никто из них не заметил, и почему он сидел в шкафу? Коля так глубоко ушел в раздумья, что пропустил момент, когда шум снаружи их убежища стих, а в следующее мгновение хор голосов своим ором оглушил район.

— Что вы здесь забыли?! — вопила Юля, распахнувшая дверь гардероба.

Влад отреагировал спокойнее, истуканом замерев рядом, а после и вовсе удержал жену, когда та кинулась бить рожу участковому.

— Юля, я все объясню. — замахал руками Юра. — Я воров ловил!

— А мы Димку с Данькой прикрывали! — вставил свои пять копеек Коля, усаживая Игоря на тумбу для обуви и обмахивая его руками.

Воронцова в запале собиралась, кажется, высказать все, что она думала, но крик уже с лестничной площадки и громкий лай собаки прервали ее, вынудив метнуться к двери и распахнуть ее. Открывшаяся картина на миг поразила всех, заставив замереть, а уже через минуту огромная псина, призванная охранять разве что врата в ад, заскулила, получив по морде зонтом, и выпустила из захвата зубов Димкину руку. Черный алабай был чуть ли не в два раза больше Юли, но он трусливо поджал хвост, когда девушка потрясла у него перед носом зонтом. И этим же зонтом чуть не досталось по роже Зинаиде Львовне, которая высунулась из своей квартиры, куда поспешно заскочило исчадие ада.

— Какого черта эта тварь разгуливает без намордника?!

Соседка поспешно закрылась на ключ, испугавшись Юлиного гнева, а Игорь разумно полез обратно в шкаф, чтобы ненароком не попасть под горячую руку. Сказать, что Юля выглядела угрожающе — промолчать. Коля, заметив финт друга, поспешил за ним, и они всерьез снова схоронились в шкафу. И не зря, потому что дальше начался настоящий хаос. Разгневанный Влад, которого буквально колотило от злости, за шкирку выволок участкового разбираться с Зинаидой Львовной и подхватил на руки Димку, пытавшегося достучаться до побелевшего, словно полотно, брата, совершенно не обращая внимания на заливавшую пол на площадке кровь.

— Справишься? — коротко поинтересовался он у Юли, кивнув в сторону Дани и, дождавшись утвердительного кивка, поспешил унести сына в ванную.

Данька выглядел так, словно готов был потерять сознание, но Влад понимал, что разорваться не мог. Юля вполне могла обработать раны, но для Димки это было настоящей катастрофой, поэтому Влад предпочел меньшее из зол и оставил жене Даню. Он не сомневался, что она сможет его успокоить. Краем сознания педиатр вспомнил про Колю с Игорем, но они скорее всего сбегут или не будут на глаза попадаться, поэтому о них можно пока не беспокоиться.

— Данька собак боится, — вырвал его из размышлений Дима, когда Влад усадил его на край ванны.

Сын выглядел на удивление спокойно, только как-то отрешённо смотрел на укус и уже начавшуюся сворачиваться кровь. Он не плакал, не пытался сбежать, даже не просил не трогать, что обычно наблюдал Влад, когда нужно было обработать раны.

— Я понял, — ответил педиатр, пытаясь подавить бурливший внутри гнев. Он сейчас точно был лишним. — Позволишь?

Дима смерил бутылек с перекисью неприязненным взглядом, тяжело вздохнул и, схватив Влада за край футболки, вытянул руку вперёд, разрешая делать все, что вздумается. Педиатр, если и удивился, то виду не подал. Димка бояться не перестал, но по крайней мере больше не сопротивлялся. «Мне», — добавил Влад, осторожно прощупав кость. Собака цапнула от души, но не критично. Зашивать ничего, к счастью, не придется. Он отрыл в шкафчике хозяйственное мыло, под сдавленное шипение Димки промыв рану, а после прошёлся перекисью по краям. Сын жмурился, но руку вырывать не пытался, только подозрительно шумно дышал, словно сдерживая подступающие слезы.

— Учитывая, какой скандал мы с Юлей учинили, — начал Влад, обмахивая ладонью рану, чтобы снизить болевые ощущения, — я даже не буду спрашивать, где вы были и почему ушли.

— За Юлей мы, — недовольно буркнул Дима, когда Влад в третий раз полил все перекисью, — хотели убедиться, что этот олень безрогий ничего не сделает.

— Какой ещё олень?

— Ну дятел унылый. Ну, пап, этот, как его, бывший то. Герман, во! Тоже мне имя, фиг запомнишь.

— Вы у Сереги были?

— И у тети Ирины, — усмехнулся Димка, но тут же поморщился, когда Влад принялся накладывать повязку. — Па, а… Ну… Надо теперь сорок уколов в живот делать?

Влад не удержался и коротко рассмеялся. Дима всегда оставался Димой, заранее рассчитывая придется ли встречаться с врачами и чем ему это грозит. Но даже страх перед возможными последствиями не помешал ему защитить брата от опасности. Даня, если боится собак, явно отреагировал бы на это намного хуже.

— Нет, волкодав Зинаиды Львовны привит от бешенства, а вот тебя от столбняка привить надо, — вздохнул Влад.

— Прости, — внезапно выпалил Дима и повис у него на шее, кажется, не расслышав конца предложения.

— За что?

— Мы опять ушли, не предупредив. Но ты злился и мама, мы не знали, к кому идти.

— Поэтому пошли к Серёге, — усмехнулся Влад, прижимая к себе сына. — Повторюсь, мы с Юлей виноваты, поэтому не злюсь, но в следующий раз хотя бы записку оставьте или СМС напишите.

А в том, что следующий раз будет Влад даже не сомневался.

— А вы с мамой помирились?

— Конечно, Дим. Обещаю, что как бы сильно мы не ругались, всегда будем мириться. Я не позволю нашей семье распасться из-за мелочей.

— Клянешься?

— Зуб даю, — хмыкнул Влад и уткнулся сыну в макушку, чувствуя, как отпускает скопившееся за день напряжение.

Все дома и почти целы. Большего ему для счастья не надо.

Чердак горел в пламени последних закатных лучей, что бессовестно пробрались в помещение через открытое окно. Они ползали по мебели, забирались в самые темные углы, словно любопытные дети, трогали все, до чего дотягивались их световые ручонки. Парочка даже затерялась в Данькиных волосах, будто пытаясь растрепать прическу. Но в отличие от Димки, он не обладал впечатляющей шевелюрой, и наводить беспорядок у него на голове было просто нечем.

Данька, воровато оглянувшись на закрытый люк, мгновение прислушивался, а после, облегчённо выдохнув, высунулся в окно, с наслаждением вдохнув посвежевший к вечеру воздух. Огонь вспыхнул на кончике сигареты, освещая его лицо и нагоняя причудливые тени. Руки ещё дрожали, но подросток упорно это игнорировал. Он глубоко втянул носом едкий дым, медленно выдыхая, создавая облака пушистого пара. Движения стали медитативными — Даня упивался каждым мгновением, впитывая в себя аромат и вкус табака. Все вокруг замерло, словно время остановилось, пока он бессовестно курил. Тишина и успокоение…

А закат, беспокойно громыхая, выжигал внутренности.

— Не поделишься сигареткой, — усмехнулись за спиной, и Даня чуть не подавился дымом после очередной затяжки.

Влад, как и тогда, неслышно остановился рядом, бесцеремонно выудил у него из кармана пачку сигарет и чиркнул зажигалкой. Привалился рядом, легко пихнув в плечо, молча прося подвинуться, и пристроился рядом. Даня, до этого замерший, как кролик перед удавом, заметно расслабился, облокотившись на отца. Какое-то время они молча курили, наблюдая за вздымавшимися в воздух клубами дыма. Кажется, посмотри кто на окно чердака, решит, что начался пожар.

— Извини, — выдохнул Даня, первым нарушая тишину. — День выдался…насыщенный.

— Понимаю, но ты не злоупотребляй. Где сигареты достал?

— Здесь припрятаны были. Заберёшь?

Влад только покачал головой, выпустив кольцо дыма и запихнув пачку обратно в карман к сыну.

— Получше спрячь, и чтобы больше ни-ни.

— Обещать ничего не буду, — понуро отозвался Данька.

Влад скосил глаза, отмечая бледность чужого лица и подрагивание пальцев. Прошло уже достаточно времени, а Даня до сих пор не мог успокоиться, и педиатр пытался понять так сильно сын боится собак или это реакция на переживания за день. В отличие от брата, Даня был менее стрессоустойчив и на многое реагировал достаточно остро.

— Как Дима? — осторожно поинтересовался Данька, поймав взгляд Влада.

— Ничего серьезного, — улыбнулся педиатр, понимая, что вся нервотрёпки из-за переживаний за брата. — Так, прикусил слегка — он вон, как горный козел, вокруг Юли скачет. Даже не знаю, как его завтра на прививку тащить.

— Я отведу! — с готовностью отозвался Даня, вызвав у Влада смешок.

— Я обязательно возьму тебя для моральной поддержки, — уверил он, потрепав сына по голове и притянув к себе. — Ты за Диму переживаешь?

— Он не должен был так рисковать, — покачал головой Даня.

Влад тяжело вздохнул, мысленно считая до десяти. Данька был в разы умнее и рассудительнее брата, но временами он заставлял Влада серьезно сомневаться в его умственных способностях.

— Мне кажется, у нас уже был такой разговор, но я повторюсь. Вы с Димкой нужны друг другу. Когда ты вступаешься за него, ты же не думаешь: должен или не должен. Просто делаешь.

— Я не хочу, чтобы он рисковал собой, — понуро пояснил Даня, ближе прижимаясь к Владу.

— Это уже, к сожалению или к счастью, решать ему, а не тебе. Просто помни, что Дима волнуется за тебя так же, как ты за него, поэтому просто примите заботу друг друга, а не втыкайте палки в колеса.

Даня ничего не ответил, только затянулся почти истлевшей сигаретой, но Влад от него ничего и не ждал. Главное, что сын задумался и сделал выводы. И явно те, которые предполагал педиатр, потому что Данька значительно расслабился, и не так уже дрожала его рука. Последние закатные лучи лениво скользили по лицам, путались в волосах, постепенно исчезая вслед за уходящим солнцем, уносившим с собой прошедший день. Там, во вчера, остались все переживания, проблемы, душевные камни, и они с лёгкой душой, готовы были встретить новое завтра, чтобы оно не уготовило.

— Вы что курите?

Оба так глубоко ушли в размышления, что позабыли об осторожности, поэтому Юля застала их врасплох. Они одновременно развернулись, пряча руки с сигаретами за спины.

— Нет.

— Это папа.

Юля нахмурилась, причем, ни Даня, ни Влад не могли понять напускная была сердитость или нет. Уперев руки в бока, она привычным резким и широким шагом пересекла чердак, замерев в паре сантиметров от мужа и выдернув у него из-за спины тлевшую сигарету. Затянулась, после отправив остатки в пепельницу. На чердаке вновь воцарилась уютная, ласкавшая слух тишина.

Юля неожиданно резко обвила сына руками, сжав в объятиях, словно в тисках. Облегченный вздох потерялся где-то на макушке, где мягко, но как-то отчаянно коснулись ее губы. Данька, прижатый к ее груди, слушал глухие удары сердца, забившегося отчего-то быстрее. Невообразимо сильное, теплое, почти обжигающе горячее чувство в этот момент разлилось внутри, прижигая кровоточащие раны прошлого. От фантомной режущей боли на мгновение потемнело в глазах, но на смену ему быстро пришло непривычное облегчение. Даня вдруг почувствовал себя совсем маленьким, беспомощным, но бесконечно счастливым, потому что груз ответственности, давивший на плечи, неожиданно пропал. Червячок тревожности, вечно напоминавший об обязанностях, то ли замолк, то ли сдох, в любом случае, больше не отравляя существование.

Данька инстинктивно обхватил Юлю за талию, прижимаясь как можно ближе. Футболка ее уже пропитывалась влагой, но он не замечал этого, упиваясь новым, неизвестным, но таким туманящим разум, словно наркотик, чувством.

Даня не искал истину, она сама открылась ему. Весь смысл, тайна, скрывавшаяся за таким простым, но по-настоящему непостижимым «мама» вдруг раскрылась. Горячие слезы лились по щекам, пока он с силой вжимался Юле носом в ключицы, вдыхая запах крема для рук, перемешанного с нотками папиного парфюма и жженых еловых веток — разбавителя. Запах мамы. Его мамы. Он пытался запомнить этот момент, запечатать у себя в памяти до мельчайших деталей. Сохранить в душе каждую каплю этого чувства, этой живительной энергии, что текла прямиком из ее сердца, заряжая его. Видимо, это и есть то, что называется материнской любовью.

Теперь Даня знал, что это. Ощущал и был готов пасть ниц перед этой женщиной, что смогла стать для него мамой. Он не знал, почему она выбрала их, почему ее доброе сердце полюбило их, почему душа привязалась к ним. Кажется, Юля сама не знала, и даже не пыталась узнать, как и всегда молча подчиняясь чувствам. Она просто почувствовала, что нужна этим детям, и начала действовать, не тратя время на пустые размышления.

Прошло какое-то время, прежде чем Данька взял себя в руки и неловко выпутался из объятий. Юля ничего не сказала и не спросила, но это было и не нужно.

Пока папа получал заслуженный нагоняй за безответственное отношение к воспитанию ребенка, Даня поспешно избавился от собственной сигареты и поднырнул Юле под руку, чтобы не получить затрещину. Не прокатило. Профилактический подзатыльник все равно настиг его, заставив поморщиться.

— Дорогие мои, — приторно-сладко так, что свело скулы, протянула Юля, неприятно сжав мочку Данькиного уха кончиками пальцев, — а вы часом не обалдели?

— Прости, что не позвали с нами, — по-лисьи улыбнулся Влад, оказавшись в непосредственной близости от Юлиных губ, ловя каждый ее вздох.

— Паршивец.

Даня, поняв замысел отца, воспользовался моментом и ловко вывернулся из цепкой хватки. Мышкой проскочил к шкафу, предусмотрительно не оглядываясь на целующихся родителей, и поглубже заныкал пачку в тайник под шкафом.

— Ещё раз увижу, губы оторву, — прервавшись предупредила Юля, прежде чем Влад снова увлек ее в поцелуй, прижав к подоконнику так, что Даня начал опасаться, как бы пепельница не выпала из окна и не огрела по голове какую-нибудь нерадивую старушку.

— Папа, я смотрю, уже выполняет угрозу, — хихикнул Даня, услышав в ответ брошенное со смешинкой: паршивец.

— Эй, а вы чего здесь и без меня? — донёсся с лестницы притворно обиженный голос Димки, и Данька метнулся в сторону люка, подхватывая на руки забежавшего Боба и не позволяя брату подняться. Он соскочил с лестницы, стукнувшись ногой о ступеньку, но даже не заметил этого, повиснув у Димки на шее.

Тот замер от неожиданности. Обычно Даня был более сдержан и осторожен, в отличие от самого Димки, что наскакивал на брата со спины, толкался и пинался просто потому, что нужно было выплеснуть эмоции, поэтому в первое мгновение он просто не знал как реагировать. Но быстро сориентировался, обняв Даню в ответ. Боб, до этого сидевший на полу, почувствовал себя обделённым и повис на Димкиной штанине. А Данька все жался к Диме, словно тот мог исчезнуть. Он, казалось, впервые был настолько эмоционально наполнен, что одновременно хотелось и плакать, и смеяться, потому что держать все в себе просто не получалось. Ему нужно было что-то сделать с этим зарядом энергии. Например, поделиться с братом, что был его незаменимой бензоколонкой.

Это ассоциация позабавила Даньку, и он не сдержался, рассмеялся, уткнувшись Диме в плечо и подрагивая всем телом.

— Данилка, все хорошо? — обеспокоенно поинтересовался Димка, пытаясь заглянуть ему в лицо.

— Да. Знаешь, почему?

Даня заглянул брату в глаза. Их лица разделяли жалкие сантиметры — даже обычно бесцеремонный Димка невольно смутился от такой близости. Но внутри тем не менее легко вспорхнула тихая и осторожная, словно бабочка, радость, что просыпалась всякий раз, как брат открывался и проявлял такую несвойственную ему эмоциональность. В такие моменты он ощущался таким уязвимым, что Димке приходилось бороться с желанием завернуть Даньку в одеяло, прижать к себе и никуда не отпускать, ограждая от всех неприятностей мира. Дима, осознав, что молчание затянулось (рядом с ним такого никогда не бывало), поспешил покачать головой, потому что слов у него, что удивительно, не нашлось.

Данька снисходительно улыбнувшись, заставив Димкино сердце замереть, а в следующую секунду забиться быстрее, прижался лбом ко лбу брата и, не разрывая зрительного контакта, выдал:

— Потому что я тебя люблю!

А после рассмеялся, щёлкнув ошарашенного Диму по носу и вместе с Бобом удалившись в квартиру. Димка же, чувствуя, как слабеют ноги, привалился к стене, по ней же съехав на пол, пряча в ладонях лицо. Щеки горели, губы растянулись в глупой улыбке, больше походившей на последствия паралича, а от переизбытка счастья хотелось кричать, но Дима смог только поскулить побитой собакой, совершенно беспомощный от такой искренности.

То, что он чувствовал, Димка не смог охарактеризовать иначе, как братская любовь. И они настолько привыкли друг к другу, что не считали нужным озвучивать то, что и так было очевидно. Дима не знал, что слышать это настолько приятно. Воодушевленный, он резко вскочил, с трудом удерживаясь на ногах от переполнявших эмоций, и поспешно бросился за Даней, чувствуя острую необходимость поделиться всем, что было на душе.

Зинаида Львовна на пару с волкодавом, наблюдавшая за всем через дверной глазок, раздражённо фыркнула от такой нежности, но помня о Юле, предусмотрительно не высовывалась. Взаимодействие душ есть жизнь. Была ли она у Зинаиды Львовны? Может жизни другим она не даёт, потому что у самой ее нет, как и родственной души, что возможно до сих пор не нашлась или покинула ее.

---

Примечания:

Из-за экзаменов пропадаю до июня (в лучшем случае). Не скучайте и не теряйте)

Погода смилостивилась, и ночью прошел хороший дождь, немного сбив изнуряющую жару. Природа ожила. Листья на деревьях позеленели на несколько оттенков, трава прибавила в росте, распустились цветы на клумбах и дворовые собаки больше не прикидывались трупами, жадно хлебая воду из луж.

В поликлинике, несмотря на теплое время года, было чересчур шумно. Широкий на первый взгляд коридор был до отказа забит людьми. Они копошились и галдели, словно майские жуки в тесной банке, толкаясь и наваливаясь друг на друга, создавая своими разговорами и препирательствами монотонный гул, как от огромного пчелиного улья. Очередь в поликлинике, наверное, была одним из кругов ада, иначе описать то, что творилось у кабинетов процедурного и педиатра не получалось.

Основную часть люда составляли, как ни странно, дети. Те, кто молча не лил слезы у родителей на коленях, собрались небольшой группой у пеленального столика и готовили план по захвату мира. Подростки, на манер пауков, заполонили самые отдаленные углы, кажется, отыскав даже пятый и уткнувшись в телефоны, пытались делать вид, что их вообще нет, чтобы общее сумасшествие случайно не задело их нежные души. И только взрослые никак не могли угомониться. С каждым прибывшим ребенком и родителем в помещении становилось душнее, причем, во всех смыслах.

В какой-то момент Димка подумал о том, что самые страшные люди в поликлинике это вовсе не врачи, а бабушки. Им, казалось, уже нечего терять, кроме веры в участкового. И выглядели они так, словно могли прогнать двух бурых медведей. Эти божьи одуванчики, потом и кровью, пробившись к самым дверям кабинетов, грозными церберами у врат ада, бдели у входа, грозясь загрызть любого, кто к ним приблизится. Ведь они пришли первые, заняли эту очередь еще до того, как поликлиника появилась в этом месте, вообще с самого основания земли они здесь сидят, отгоняя динозавров, мамонтов, первобытных людей и молодый мамаш. Не понятно только зачем? Приходи они вовремя, может и не было бы всего балагана. Особо инициативные мамаши, которые в будущем обещали превратится в этих самых «невинных» бабушек, не отставали от сильных представительниц старшего поколения, показывая, что им растет достойная смена. Женщины, переругавшись друг с другом, пришли к выводу, что ближе к цели не стали, поэтому они объединились и пошли против бабок. Те тоже не лыком шиты и удвоили оборону, выстроившись у двери крепостной стеной. Их даже танком было не сдвинуть. Немногочисленные мужчины, нутром чувствуя, что находятся в клетке с разъяренными тиграми, защищающими своих детей, старались лишний раз не двигаться и не дышать, хоронясь где-то на входе.

Димка с Данькой и Юлей оказались зажаты перед процедурным кабинетом, находившемся дальше кабинета педиатра, из которого они вышли. Влад, встав утром на работу, потому что отпуск, как это не прискорбно, закончился, поднял жену. Она не обрадовалась, потому что по хронотипу была совой, которая могла повернуть голову на двести семьдесят градусов любому жаворонку, посмевшему ее разбудить. В связи с этим он лично растолкал мальчишек, особо не церемонясь с Димкой. Времени выслушивать нытье не было, поэтому Влад снова перекинул сонного сына через плечо, Юля, ухватившись за рукав Данькиной футболки, на буксире тянула того за собой, собирая все углы, стены и двери. В поликлинику они приехали до начала приема, но очередь уже начинала собираться. Быстро осмотрев мальчиков так, что Димка не успел даже испугаться и, выписав им справки, Влад выпроводил семейство в коридор, сказав, позвать его, если их очередь в процедурный подойдёт раньше, чем он закончит. Даня сомневался, что они вообще уйдут отсюда до наступления темноты.

Он развлекал себя тем, что вместе с каким-то парнишкой наблюдал за противостоянием бабок и «яжематерей», делая ставки, при этом крепко сжимая руку брата, то и дело пытавшегося под шумок затеряться в толпе. Даня не сомневался, что мама мигом его найдет, но та уже была на пределе, играя в гневные гляделки с какой-то бойкой старушкой, чей внучок обхватил Юлину ногу, прячась от гиперопеки любимой бабули, а заодно и медсестер, что сверкали шприцами в кабинете.

Юля вообще среди всего этого люда, несмотря на свой небольшой рост, выделялась. Не изменяя своей любви к ярким цветам, она была в любимом красном платье, усыпанном рисунками маленьких котов. Из-за раннего подъема ей лень было заплетать косы, поэтому длинные волосы были убраны в пучок, который украшала шпилька с котом, и маленькая сумка, в которую Юля убирала телефон, тоже была в виде кота. Вся она была в котах, чем привлекала внимание многочисленных детишек. Они, быстро заскучав, сползались к девушке, бесцеремонно хватая за подол, чтобы получше рассмотреть котиков. Цеплялись за сумку, заглядывая в глаза сначала Юле, с немым вопросом, а не получив возражения, начинали играть в гляделки с животным. Какая-то девочка лет четырех долго рассматривала Юлину заколку и, всё-таки не выдержав, робко попросила посмотреть.

Даня видел, с каким восхищением Влад, выглянувший из-за двери, чтобы забрать карты, посмотрел на Юлю, замершую с безразличным и недружелюбным лицом, но молча позволявшую детям бессовестно себя тискать. Залюбовавшись женой, педиатр даже не обратил внимание на дверь, которая, закрывшись от сквозняка, врезала ему по лбу, вынудив вернуться к работе.

Периодически поглядывая на притихшего брата, Данька пытался понять, о чем тот думал, потому что у него буквально на лбу было написано: «идёт мыслительный процесс». Димка со сложным лицом не сводил глаз с Юли, то ли тоже желая спрятаться у нее за юбкой, то ли ревнуя к детям. С него станется. Брат у него был довольно щедрым, но, когда речь заходила о близких, он временами превращался в жуткого собственника. Конечно, не запрещал никому общаться, но смотрел косо и всем своим видом показывал, что это его.

— Ты как? — наклонившись к брату, негромко поинтересовался Данька.

— Не знаю, — честно ответил Дима, кажется, смутившись. — Не понимаю. Вроде и ссыкотно, а вроде и голова не кружится, руки не трясутся. По крайней мере пока.

Данька только похлопал его по плечу, в знак поддержки, зная, что слова будут излишни. Учитывая, что раньше брат даже на порог поликлиники без истерики не ступил бы, а сейчас он почти покорно стоял у кабинета, отчаянно не пытаясь сбежать и не давил на жалость, все было просто замечательно.

Продолжить разговор они не смогли, так же как и многие другие, обратив свое внимание на новоприбывших.

— В процедурный «живая» очередь, — громко спросила какая-то мамаша, суетливо оглядывая помещение и крепко сжимая запястье явно уставшего от этой жизни сына, безвольной куклой следовавшей за ней.

— Пока да, — громко отозвалась Юля, недружелюбно косясь на бабку, отчаянно пытавшуюся протиснуться с внучкой мимо них к двери. — Но я за себя не ручаюсь.

Мамаша, что-то прощебетав себе под нос, принялась разделывать свою капустку. Димка с Даней ошалело наблюдали, как женщина стянула с мальчика кепку, кофточку, под которой оказалась водолазка, и только потом она добралась до футболки. Братья невольно облегчённо выдохнули вместе с парнишкой. Даня, успевший облиться потом в одной футболке и шортах, искренне недоумевал, как ребенок не сварился. Бабули и другие мамаши, что удивительно, смотрели на все это с толикой одобрения во взгляде, и Димка не мог понять цирк приехал или уже уехал, оставив своих клоунов.

— Мам, — осторожно позвал Дима, подергав Юлю за подол, при этом не сводя взгляда с мальчика, — если бы мы были маленькими, ты бы также делала?

Юля на мгновение прервала ожесточенную борьбу в гляделки с бабкой и обратила свое внимание на сына. Мрачно глянув туда, куда смотрел Димка, она презрительно фыркнула:

— Ещё никто так виртуозно не называл меня сумасшедшей. Спасибо, Димочка!

— Ему же плохо может быть, — подал голос Даня, — она что не понимает? И почему эти женщины ее поддерживают?

— Они, наверное, из дурки, — предположил Дима.

Юля тихо рассмеялась, прикрыв рот рукой.

— На самом деле, они просто заботятся о своих детях.

Даня, в последний раз взглянув на смирившегося мальчика и мамашу, что настойчиво терла ему салфеткой ладошки, продолжая что-то назойливо щебетать про микробов, мысленно решил, что Юля, вопреки всему, самая адекватная мама.

Следующие полчаса прошли нудно. Очередь двигалась так же быстро как фонарный столб, благо его периодически сбивал бульдозер, отбрасывая вперед на несколько метров. Юля успела известись не меньше детей, прочитав первый том «Войны и мира» и переиграв с кучей детей в ладушки. С каждым вышедшим из кабинета ребенком Димка начинал заметнее нервничать, честно пытаясь держать себя в руках. Точнее, в руках его держали Юля с Даней, но он тоже старался. До их очереди оставалось не больше трёх людей, и тогда произошел апокалипсис: небо упало на землю, прибив одну из особенно наглых бабушек.

— Извините, сейчас наша очередь, — вежливо заметила Юля, высокой мадам, явно преклонных лет, но по яркости помады она могла посоперничать с Юлей.

— У нас талон, — безапелляционно заявила всё-таки женщина, потому что назвать ее бабушкой, у Юли язык не поворачивался. Не столько из-за внешности, выдававший возраст с головой, сколько из-за манеры поведения.

— Здесь у всех талоны.

— Я с маленьким ребенком, — упрямилась особа, раздражая Юлю все больше. «Маленький» ребенок, маяком возвышавшийся за спиной бабушки, хлопнул себя ладонью по лбу и сделал виноватое выражение, явно устав спорить со своим невольным сопровождением.

— Мы будто просто так сидим, — парировала Юля.

— Хамло! Нос не дорос со мной так разговаривать! Никакого воспитания! Совершенно не уважает нынешнее поколение старших. Вот в наше время…

Димка с Даней опасливо покосились на Юлю, у которой нервно задёргался глаз.

— Могли бы и пропустить пожилую женщину!

— Для пожилой вы чересчур активны, не находите? Хатико ждал и вы подождёте, — пожала плечами Юля.

Крашеные в вишневый кудри пожилой женщины, кажется, встали дыбом, а лицо приобрело оттенок близкий по цвету к ее вырвиглазной красной помаде. Даня невольно съежился, вцепившись Юле в руку, пытаясь успокоить ее.

— Как вам не стыдно?! — распахнув глаза, выдавила она.

— Здорово! Правда?

Старушка ахнула, натренированным движением показательно схватившись за сердце. Внучок сразу же выставил руки, готовясь ловить свою бабушку, очевидно, не в первый раз исполнявшую такой трюк.

— Вы совсем совесть потеряли?

— А я то думаю, почему так легко стало? Прямо груз с плеч!

Юля оставалась поразительно спокойной, кажется, откровенно забавляясь. Подобного злорадства Димка за ней не замечал. Заскучавший люд постепенно сползался к ним, чтобы погреть уши. Им нужно было только хлеба и зрелищ.

Женщина от злости побелела лицом, на мгновение слившись со стеной, а потом резко покраснела, вновь догнав по цвету свою помаду, и набрала в лёгкие воздуха, готовясь разразиться криками. Димка выступил чуть вперёд, готовый вступить в словесную перепалку, пока Даня попытался оттащить Юлю назад, при этом не выпуская из поля зрения брата, которого хлебом не корми, дай с бабками поругаться. Уже был опыт. Он с лёгкостью мог развязать межпоколенную войну.

Их, как обычно, спас Влад. Он будто одним местом чувствовал, когда его неугомонная семейка устраивала другим неприятности и спешил на помощь. Влад одним своим появлением разогнал толпу, холодный взгляд, брошенный на сварливую женщину, отбил у той желание спорить, а лёгкая улыбка, обращённая к Юле, заставила жену успокоиться. Коротко поцеловав ее в губы, он незаметно вручил ей свою банковскую карту и мягко, но настойчиво, подтолкнул вместе с Данькой в сторону выхода. Юля попыталась было возразить, и Димка со страху, что его оставляют, вцепился в подол ее платья, но никто не мог противиться настойчивости Влада.

Юля, чмокнув сына в макушку, а Данька всего на секунду сжав его в объятиях, ушли. Из-за брата было обиднее всего. Дима даже подумал повредничать, чтобы его вернуть, и раньше бы он так и сделал, отказавшись идти куда-либо без Дани, но с появлением в их жизни родителей эта привычка начала постепенно уходить. Димка и сам понимал, что Данька не всегда сможет возиться с ним, но так резко оставаться в самом страшном для него месте, совершенно не хотелось. С другой стороны, он был не один, а с папой. Дима поймал себя на том, что даже в мыслях начал так звать Влада, раньше за собой такого не замечая. В жизни он начал это делать невольно, повторяя за Даней, а теперь начал сам. В отличие от Юли Влад казался ему чрезмерно строгим, хотя он их ещё ни разу не наказал, хотя было за что, но Диму до сих пор не покидало чувство, что отца лучше не злить. Влад тем временем ухватил сына за запястье, протиснувшись ближе к кабинету.

— Я куплю вам того странного осьминога из игры, — шепнул педиатр на ухо Димке, вспомнив совет Юли, который использовала ее мама, когда пыталась отвести в детстве к стоматологу. Влад предположил, что если ему придется вести жену к стоматологу, так просто он не отделается. Димка хоть уже и не был маленьким, с ним ещё можно было договориться.

Тот неверяще посмотрел на отца, но тот его ещё не обманывал, поэтому Дима покорно кивнул, соглашаясь на откровенный подкуп его невинной детской души. Подростковая ладонь в руке педиатра заметно тряслась, но Кудряшка упрямо не двигался с места, честно борясь со страхом.

Стоявшая перед ними мать, довольно громко, а самое главное убедительно, сказала своему неугомонному чаду:

— Если будешь себя плохо вести, тетя сделает тебе укол большим шприцем!

Через пару минут медсестра в кабинете стала экзорцистом, пытаясь выгнать дьявола из орущего малыша, а Дима был близок к тому, чтобы потерять сознание. Из кабинета весь в соплях и слезах вылетел ребенок. Дети в очереди поспешили дать заднюю и поддержать товарища по несчастью, тоже начав реветь.

— Гнома, — посмотрев на всю вакханалию, отозвался Дима.

— Что? — не понял Влад.

— К осьминогу, ещё гнома.

Влад хотел было напомнить, что у них уже есть Юля, но вовремя себя остановил.

— Я отведу тебя в магазин, возьмёшь всех, кто тебе понравится, — дал отмашку педиатр, потянув сына за собой. Радость от услышанного на время притупила страх, поэтому они без проблем оказались в кабинете.

Влад о чем-то поговорил с медсестрой, без лишних вопросов пропустившую их в соседнюю комнату и продолжившую работу. Педиатр здраво решил, что доверять переставшего шарахаться от иголок сына пусть профессиональной, но незнакомой ему женщине, не стоит.

Димка был усажен на кушетку, пока Влад принялся готовить лекарство. Подросток старался лишний раз не двигаться, а самое главное — не смотреть по сторонам, чтобы случайно не зацепиться взглядом за то, что с лёгкостью могло убить его шаткий, но настрой.

— Это так больно?

— Конечно нет, — фыркнул Влад. — Я не знаю, чего ты боишься, хороший мой.

Он знал. Сам Димка — нет, а он знал. Сын когда-то сказал ему, что его пугает боль, но это было не так. Дима боялся быть уязвимым. И не столько он страшился боли, сколько, что не может контролировать ситуацию. Но Владу он доверял и не считал угрозой своей личности.

— Как комарик укусит.

— У твоего комарика укус, как у крокодила, — буркнул Димка, но послушно стянул футболку, оголив спину.

Влад честно пытался держать лицо, чтобы оно уж слишком сильно не светилось от счастья. Он готовился к апокалипсису, а по итогу не получил даже истерики и пока не понял: это хорошо или всего лишь затишье перед бурей.

— Расслабься, — буднично напомнил Влад, похлопав Димку по плечу.

Подростка слегка потряхивало не то от страха, не то от прохладного воздуха процедурного кабинета. Дима как мог успокоился, сжав руку в кулак, до боли впиваясь ногтями в ладонь, а другую попытался расслабить. Данькины советы про таблицу умножения сами собой всплыли в памяти, и Димка честно попытался ими воспользоваться. Выходило посредственно, а стоило холодной вате коснуться кожи, как все цифры тут же вылетели из головы. Он резко вскочил с места, избегая прикосновения. Дима сам не понял, что произошло, испуганным оленем замерев на месте и растерянно таращась на Влада.

— Прости, — все, что удалось выдавить, потому что слов просто не было, собственно, как и страха.

Лёгкое волнение щекотало душу. И если мозг понимал всю абсурдность ситуации, то тело действовало в соответствии с выработанным инстинктом самосохранения. Влад только вздохнул и отложил шприц.

— Хочешь обниму?

Дима стал выглядеть ещё растеряннее, слегка нахмурившись.

— И поцелую, — добавил Влад, окончательно вводя сына в ступор.

Провокация. Он знал это, но попробовать стоило. Димка стал более тактильным с момента их первой встречи и уже не огрызался на любое прикосновение, все чаще ластясь самостоятельно, но предлагать так открыто — шутить над человеком с топором. Даню можно было тискать, как котенка, с Димой нужно было выжидать момента, чтобы не уколоться. Подросток и сам это прекрасно знал, недоверчиво смотря на Влада. Что ж, это можно было считать личным достижением, потому как план сработал и сына удалось дезориентировать, а значит отвлечь.

— Издеваешься? — сразу же оскалился Дима.

Влад не стал отвечать, мягко улыбнувшись, как он улыбался только своим сыновьям, и приглашающе раскинул руки, предлагая проверить самостоятельно. Захочет — подойдёт, нет — он не будет настаивать. Влад не собирался заставлять Димку. Если тот захочет уйти, то они соберутся и уйдут. Правда, обязательно вернутся, потому что уступать настолько и рисковать здоровьем сына Влад был не намерен, но некоторые поблажки лишними не будут, и возможно сохранят обоим нервные клетки.

Дима окинул его оценивающим с нотками недоверия или неверия взглядом, а потом вдруг усмехнулся и вскинув голову, решительно подошёл к отцу. Руки сомкнулись на талии, щека упёрлась в мягкую ткань рубашки, пахнувшей почему-то не привычным одеколоном, а Юлиным кремом. Руки Влада легли на плечи, рукава белого халата укрыли спину, уже не вызывая такого откровенного отвращения. Знакомые запахи приятно окутали со всех сторон, а тело перестало трясти от холода, потому что тепло Влада ощущалось даже через одежду. Дима заметно расслабился в объятиях, и педиатр, выдохнув ему в макушку, тоже, поняв, что сам все это время был напряжен.

Дима, кажется, был полностью удовлетворен, потому как молча позволил снова усадить себя на кушетку.

— Не думай о боли, — припомнил Влад свой извечный совет, протирая ватой кожу и мысленно прикидывая, как лучше колоть.

— Все равно будет больно, — не изменяя себе, напряжённо огрызнулся Дима, резко застыв.

Пока он распинался, Влад успел ввести иглу, не больно, но от неожиданности он шумно втянул носом воздух. Лекарство неприятно распространялось, под лопаткой чувствовалось некоторое онемение, и Дима невольно зажмурился от неприятных ощущений, а в следующую секунду ему в лицо прилетела футболка.

— А поцеловать, — растерянно пробормотал подросток, и Влад, подавив усмешку, но не сдержав улыбку, чмокнул сына в лоб, чтобы чересчур не нарушать личное пространство, и осторожно вложил в ладонь конфету, на которую Дима посмотрел, как на восьмое чудо света.

Влад не изменил своей привычке носить в карманах сладкое.

— Одевайся и пошли за вашими гномами, осьминогами и кого я тебе там ещё обещал, пока у меня ещё есть деньги на карте, потому что Юле волю дай, и она скупит весь художественный магазин.

Влад ворчал что-то ещё, пока убирал мусор, закрывал кабинет, прощался с медсестрой, через тернии и очередь тащил сына к выходу, а Дима, сжимая в руке конфету, думал о том, что брат, возможно, не поверит, когда он поделится с ним тем, как все прошло, потому что он сам не верил.

— Если расскажешь кому-нибудь про обнимашки и поцелуй, то я нарисую твою карикатуру у Зинаиды Львовны на двери, — счёл нужным предупредить Димка.

— Ни в коем случае, — серьезно пообещал Влад, уже представляя как вечером будет делиться всем с Юлей, пока она методично будет зацеловывать его.

Воскресенье не задалось с самого утра, наступившего не как обычно, в обед, а именно утром. Около шести часов. Соседи ещё видели десятый сон, а Зинаида Львовна не сняла огуречную маску. В квартире Воронцовых царила привычная для выходного дня сонная тишина. Юля, не изменяя себе, спала со стороны стены на спине, прижимая к боку игрушечного кота, подаренного отцом ещё в детстве. Ночная маска с растянувшейся резинкой съехала с глаз и болталась где-то на шее, а пряди русых волос змеями вились по подушкам. Влад привычно прижимался к Юле с другого бока, обхватив руками, и тихо сопел ей в шею, периодически по инерции сдувая волосы, лезшие в лицо. Димка звёздочкой раскинулся на своей кровати, потеряв где-то одеяло, а на животе у него клубком дремал Боб. Данька, как в кокон завернувшись в одеяло свое и брата, едва слышно похрапывал.

Безмятежную идиллию разрушила назойливая трель дверного звонка. Первым среагировал Боб, кинувшись в коридор. За ним, сонно потирая глаза, проснулись Дима с Даней. Они переглянулись, посмотрели на время и легли обратно. Влад, поморщившись от неприятных звуков, попытался зарыться в волосы жены, но не добившись успеха, перевернулся и накрыл голову подушкой. Так вышло, что открывать пришлось Юле. С трудом отлепив себя от кровати, девушка, завернувшись в халат, побрела в прихожую, чуть не споткнувшись о Боба. Не проснувшись до конца, она даже не подумала спросить, кто пришел или посмотреть в глазок, сразу же распахнув дверь, желая поскорее прогнать нежданного гостя.

Сонливость как рукой сняло, стоило встретиться взглядом с женщиной, стоявшей на пороге. Первым, что привлекло внимание, аккуратное каре без единого торчащего волоска, будто волосы обильно полили лаком. Юля даже позавидовала таким здоровым волосам, которых у нее никогда не было, и укладке, недостижимой для нее из-за лени. Лицо женщины, несмотря на редкие морщины, ещё не успело потерять элегантности, а прямоугольные очки, чуть сползавшие к кончику носа, придавали ей благородства. Юбка-карандаш подчеркивала стройность фигуры, делая общий вид гостьи изящнее. Но уничижающий взгляд свысока, во всех смыслах, быстро заставил Юлю вспомнить о гордости и перестать откровенно завистливо рассматривать женщину.

Что-то в ее чертах показалось девушке болезненно знакомым, но она не позволила себе снова начать пялиться на гостью.

— Э… Здравствуйте, — неуверенно поздоровалась Юля, дружелюбно улыбнувшись.

— Кто вы?

От тона, с которым был задан вопрос у девушки по спине пробежали мурашки. Ей показалось, что она уже слышала что-то похожее. Лёгкая угроза, прозвучавшая в голосе, почему-то приятно отозвалась в груди, а не вызвала привычную агрессию для защиты.

— Юлия, — твердо отозвалась Юля, непроизвольно выпрямив спину и подняв подбородок, чтобы казаться выше.

Она все же растерялась, позабыв о том, что у нее есть отчество, которое стоило бы использовать при общении с неизвестной, но поправляться не стала.

— Что вы здесь делаете? — не соизволила представиться женщина.

— Я здесь живу, — нахмурилась Юля, ожидая, когда гостья поймет, что ошиблась квартирой и уйдет, но та не выглядела так, будто вообще способна ошибаться. Ее уверенность с каждой секундой все больше настораживала Юлю.

— Давно?

— Что за допрос?

Женщина нахмурилась. Пронзительный взгляд змеей впился в Юлю, пробрав до самых костей. Глаза. Она уже видела их. Определенно. Только смотреть они должны иначе, мягче. Боб, послушно сидевший у ног, зашипел, вздыбив хвост и обратив на себя внимание. Опустив ненавистный взгляд на кота, гостья скривилась, как от зубной боли. Боб мастерски его проигнорировал, показательно повернувшись к женщине задом, видимо, выражая свое отношение к ней. Напряжение плотной пеленой повисло в воздухе.

— Мама? — раздался сзади удивленный голос Влада.

Мальчики, толкавшиеся на выходе из комнаты, замерли, уставившись на взрослых. Юля ошалело перевела взгляд с мужа на незнакомку. Боб, будто предчувствуя бурю, под шумок сбежал на чердак, слово нарочно зацепив своей шерстью одежду женщины, оставив на кипельно белой юбке оскорбительные черные шерстинки.

— Мама? — переспросила Юля.

— Мама? — переглянулись Димка с Даней.

— Владислав, как это понимать? — не обращая на окружающих внимания, сурово спросила гостья, бесцеремонно шагнув в квартиру, грубо сместив девушку.

— Мама, обычно, собираясь в гости, об этом предупреждают, — заметил Влад, подойдя к ним и положив обескураженной Юле руки на плечи. — Познакомься, это моя жена. А там Димка с Даней, — мужчина кивнул в сторону комнаты, и мальчики хором неуверенно поздоровались. — Семья, познакомьтесь, моя мама — Галина Михайловна.

Женщина с каждой минутой хмурилась все сильнее. Ее тонкие брови грозились достигнуть пола, а выражение лица приобрело какое-то сложное, но определенно недоброжелательное выражение. Весь ее вид выражал недовольство и раздражение, а в коротком взгляде, брошенном на мальчиков, читалось отвращение.

— Обычно, прежде чем жениться, об этом говорят матери, — вернула она сыну, осуждающе сверкнув глазами.

— Поверить не могу, что ты ей не сказал, — прошипела Юля, наступив мужу пяткой на ногу. Влад лишь извиняюще улыбнулся, ближе прижав к себе жену.

Даня обратил внимание, что папа нервничал. Внешне это было почти незаметно, но благодаря своей наблюдательности, он научился различать настроение флегматичного Влада. Улыбка была не искренней, которую папа носил дома, и не вежливой, используемой на работе, а какой-то новой. Чересчур широкой с едва подрагивающими уголками, словно он не знал, какую из его улыбок выбрать, чтобы угодить сразу всем. Это выглядело жалко. Даня подумал, лучше бы он вообще не улыбался.

Димка рядом напрягся, уловив общую эмоциональную атмосферу. Даня анализировал ситуацию, людей, их поведение, а Дима был эмпатом, воспринимая все на интуитивном уровне.

Галина Михайловна была настроена недружелюбно, своей холодностью замораживая всех вокруг. Даня отметил схожесть матери и сына, как внешнюю, так и в характерах. Влад унаследовал от нее не только глаза, ставшие для Дани родными, а теперь смотревшие так, будто он был грязью, но и поражающую воображение выдержку. Внутри все болезненно сжалось. Дима неприятно впился ему пальцами в руку.

Их новоявленная бабушка, которую он не решится так назвать, чувствуя, что та воспримет это как оскорбление, Димке не нравилась. Уверенность и непоколебимость, которыми обладали они оба, оказывали совершенно разное влияние. Владу хотелось довериться, а от Галины Михайловны держаться подальше, потому как было непонятно, на что она была способна.

Внутренний стержень, который Даня мог отметить у бабушки, лишь увидев ее, смог сформировать и Влад. Только он никогда его не показывал, отчего становился ещё более опасным противником. Влад всегда отстаивал свои границы легко и непринужденно, так что не сразу приходило понимание того, что тебя обвели вокруг пальца, а мама его, по всей видимости, действовала резче и грубее, даже не давая противнику возможности выпустить когти. Она вгрызалась в глотку сразу, завидев жертву, слабее нее.

Дане не понравилось, что он рассматривает ситуацию, будто хищники собрались делить территорию. Из размышлений его вырвал Димка, высунувшийся из-за его спины. Данька почувствовал, что брат, словно ёжик, обнажил свои колючки, завидев опасность. Если острый ум Влад тоже взял от мамы, то ей стоит воспользоваться своим, пока не поздно. Димка хоть и маленький, но агрессивный — вцепится в палец — откусит всю руку. Это теперь была его территория, его родители, его брат, поэтому он подобно животному готов сражаться до последней капли крови. Данька потряс головой, пытаясь избавиться от дурацких сравнений.

— О чем ты вообще думал, Владислав? — не отводя взгляда, спокойно спросила Галина Михайловна, но сталь, прозвучавшая в голосе, вызвала непроизвольные мурашки.

Влад виновато — не то перед женой, не то перед матерью — опустил глаза в пол. Данька, распахнув глаза от удивления, невольно шагнул назад. Папа был их опорой, защитой, непробиваемым щитом, который сейчас так просто опустился перед Галиной Михайловной. Она была его матерью, он уважал ее, поэтому уступал. Не слабость перед сильным, а почтение старшего. Но это страшно, потому что теперь они беззащитны.

— Что вы имеете в виду? — мгновенно вскинулась Юля.

Нет. Влад не единственная их защита. За каждым успешным мужчиной стоит женщина. Юля не стояла за Владом, она шла впереди, снося все возможные и невозможные преграды, а он распугивал всех, кто пытался ей помешать. Юля всегда пробивалась сама, умела постоять за себя и свою семью. Она была не могучим дубом, все равно не защищённым от ураганного ветра, а пеньком, о который все спотыкаются, проклиная, но ему все равно; он продолжит стоять на месте, крепко держась корнями. Даня снова потряс головой. Спросонья в голову лезли всякие глупые сравнения.

— Душа моя, — мягко, но с нажимом, позвал Влад, как он обращался только к Юле, и она, подавив раздражение, силой заставила себя промолчать.

— Я имела в виду, — начала Галина Михайловна с едва улавливаемой едкостью в голосе, — как сын, воспитанный мной, решил жениться на женщине с прицепом. Хотя, зная его покладистый характер, я не удивлена, что вы смогли сесть ему на шею.

Юля подавилась воздухом, набрав его в лёгкие слишком резко, и лицо ее приняло какое-то новое, изумлённо-возмущенное выражение. От таких откровенных заявлений она даже потеряла дар речи.

— Мама, — нахмурившись, с укором воскликнул Влад, резче необходимого спрятав жену за спину.

— Не мамкай, — вскинулась Галина Михайловна.

— Выбирай, пожалуйста, выражения.

— Владислав, а какой реакции ты ожидал? Не навещаешь больше года, звонишь только по праздникам, я скучаю, беспокоюсь, приезжаю узнать, все ли хорошо у моего сыночка, а дверь мне открывает какая-то профурсетка.

Возмущение вновь выступило у Юли на лице. Димка дернулся вперёд, и не менее обескураженный Данька на одних инстинктах успел остановить брата от действий и зажать ему рот рукой, чтобы тот ненароком не развязал внеплановую войну. Оскорбления в свой адрес Юля стерпит, но в их нет. А если Юля сцепится с Галиной Михайловной, то разнять их не сможет даже участковый. Влад, тоже это понимавший, не позволил жене и рта раскрыть, самостоятельно прервав свою маму.

— Мама! Выражения!

— А как иначе? Это ж во сколько родить надо было, — недовольно фыркнула Галина Михайловна.

— Это не Юлины дети, а наши.

Влад сказал это твердо, всем своим видом показывая, что возмущения не принимаются, но Даня все равно заметил его колебания. Он был не уверен не в том, что говорил, а в том, как на это отреагирует Галина Михайловна. Та удивлённо вскинула брови. Неверие проскочило в глазах, в упор смотревших на сына, а после метнувшихся в сторону мальчиков. Даня поежился от холода во взгляде, обратившегося к ним. Димка неосознанно сжал руки в кулаки и задвинул брата себе за спину. В отличие от Дани, стойко встретившего взгляд Галины Михайловны, Дима ей в глаза не смотрел, сосредоточив внимание на точке у нее между бровей. Квартира на мгновение погрузилась в напряженную тишину, плотную настолько, что казалось ее можно пощупать. Было слышно, как Зинаида Львовна включила телевизор, где шла утренняя передача о здоровье.

— Так они приемные?

Даньке совершенно не понравилась интонация, с которой был задан вопрос. Прозвучало так, будто они какие-то неправильные, прокаженные. Юля до сих пор была слишком поражена, чтобы говорить, а Влад, хоть и не сводил взгляда с матери, перечить явно был не намерен.

— Владислав, я серьезно не понимаю. Вы не можете иметь детей?

— Да что вы несёте?! — автоматически вскрикнула Юля.

— Тогда может вам нужны были деньги?!

— Мама, прекрати!

— Тогда объясни мне, что сподвигло вас на столь категоричные действия. Нечем было заняться, чем возиться с невоспитанными и неотесанными сиротами, которые даже собственным родителям не нужны.

Слова больно резали и слух, и душу, оставляя поверх старых шрамов новые раны. Данька неосознанно стушевался, тоже опустив взгляд. Он понимал, что Галина Михайловна не права, но внутри все переворачивалось и неприятно сжималось в тугой комок. Димка же, наоборот, стал выглядеть ещё агрессивнее, но возникать не спешил, обеспокоенно косясь на него.

— Я бы советовала вам следить за своими словами, — практически прорычала Юля, замерев прямо перед Галиной Михайловной, пылая яростью. — Если вы приехали сюда только для того, чтобы кого-нибудь оскорбить и потешить свое самолюбие, то выход прямо за вами. Будете уходить, дверь закройте с той стороны.

Даня их уже не слушал, сосредоточив свое внимание на Владе. Он поймал взгляд отца, надеясь получить поддержку, увидеть отрицание слов Галины Михайловны… Тот отвёл глаза.

Внутри что-то сломалось.

Неожиданно треснуло, пустив тысячи трещин, развалившись на части. Удар молотка по хрупкой вазе.

— Гостеприимству вас, Юлия, я смотрю мама не научила. Или вы как они? — она кивком головы указала в сторону мальчиков. — Тогда неудивительно.

— А вас, видимо, не научили держать свое мнение при себе, потому что оно мне вообще не упёрлось! — Юля уже перешла на крик, ее буквально трясло от злости.

Чувства внутри кипели и бурлили, грозясь выплеснуться наружу жгучим кипятком. Злоба буквально разъедала внутренности. Острые слова щекотали язык. Юля непроизвольно сжала чесавшиеся руки с такой силой, что ногти неприятно впились в ладонь, не позволяя терять связь с реальностью. Было до боли обидно. За себя, за мальчиков. Она не выносила несправедливости, а Галина Михайловна осуждала их ни за что ни про что. Резала без ножа. Юлю чуть ли не выворачивало наизнанку, так сильно хотелось стереть с лица женщины эту гипсом застывшую непоколебимость. Оскорбить сильнее, задеть за живое, чтобы она почувствовала ту же боль. Втоптать в грязь, сбить спесь, показать, что есть сильнее.

Влад вовремя подоспел, втиснувшись между женой и матерью.

— Мама, пожалуйста, перестань. Проходи на кухню, я позже покажу тебе твою комнату.

Галина Михайловна смерила сына нечитаемым взглядом, оставила у порога свою сумку, которую раньше никто не приметил и, сняв туфли на невысоком каблуке, грациозно продефилировала в указанном направлении мимо мальчиков. Разозленный Димка утащил брата в комнату, закрыв дверь и оставив Влада с Юлей одних в коридоре.

— Юленька, душа моя, любовь моя, пожалуйста, потерпи немного, — Влад прижал к себе жену, но не получив реакции, принялся покрывать ее лицо поцелуями. — Всего пара дней и она уедет, я тебе обещаю. Пойми, мама — моя семья. Она несмотря ни на что вырастила и воспитала меня, я люблю ее и не могу просто выгнать. Она не заслужила этого. Пожалуйста, душа моя, ты должна меня понять.

Голос Влада непривычно дрожал. Он, казалось, готов был при необходимости встать на колени. Юлю словно окатило холодной водой. Вспыхнувший внутри огонь мгновенно потух. Она успокоилась, смотря в печальные глаза мужа. Юля видела, что это важно для него. Влад принимал ее такой, какая она есть, любил не за что-то, а просто так, не просил меняться и был готов исполнить любую ее прихоть. Юля тоже любила его. Искренне, отдавая себя полностью, без сожаления. И сейчас она просто не могла отказать ему в этой маленькой, но такой дорогой для них обоих, только в разных смыслах, просьбе.

— Хорошо, — выдохнула Юля, поднявшись на носочки и прижавшись к губам мужа. — Только попроси ее хотя бы мальчиков не трогать, они не я, их чувства слишком хрупки. Я не хочу после ее отъезда снова собирать по осколкам детские души.

— Конечно, — Влад будто воскрес и посветлел.

Его глаза заискрились такой искренней благодарностью, что Юле даже стало неловко. И смотря в них, она думала: можно ли влюбиться ещё раз. Потому что она, кажется, влюбилась. Не было бабочек в животе, и ноги не подкашивались. С Владом было просто спокойно и безопасно. Ни цветы, ни подарки были не нужны, она просто хотела быть рядом. Юля хотела, чтобы он доверял ей. Она была готова вытереть ему слезы и быть рядом в любом состоянии. Влад верил в нее, поддерживал и Юля хотела отвечать тем же.

Данька, наблюдавший за ними через щёлку в двери проглотил непрошенные слезы. Ему было обидно, но тот факт, что родители не заострили на словах Галины Михайловны внимания, обнадёживал, правда не успокаивал. Угрюмый Димка, обнявший своего кота-сардельку, показательно завалился спать, словно его ничего не волновало. Данька хотел было последовать его примеру, но был слишком взволнован, поэтому не придумал ничего лучше, чем лечь рядом, прижавшись спиной к спине, и просто лежать, в надежде, что гадкое предчувствие пройдет само собой.

Все воскресенье в доме царила противная, нехарактерная для их дома тишина. Влад занялся тем, что ограждал семью от общения со своей мамой, полностью перехватив ее внимание, и весь день молча слушал нотации и укоры. Юля, лишённая душевного равновесия, скрылась с холстом и красками на чердаке у Боба. Они сами, прихватив ракетки для бадминтона, сбежали сразу после быстрого завтрака, не появляясь до вечера.

Юля категорически отказывалась возвращаться в квартиру, поэтому ужинали они, как и зимой, на чердаке. Мама даже заказала пиццу с роллами, а позже к ним присоединился папа. Они не говорили о Галине Михайловне, поэтому мальчики успели благополучно забыть о неприятности, появившейся в их семье, просто наслаждаясь приятным вечером.

Но неприятность о них не забыла.

Солнце сонно потягивалось, едва показывая свои первые лучи. Звонко щебетали птицы и орали будильники. Понедельник не щадил никого. Так же как и Галина Михайловна, поднявшаяся как по расписанию: в семь утра, стоило Владу с Юлей уйти на работу. Мальчики, на каникулах спавшие до обеда, не ожидали такой подставы.

— Я встал! Встал! — не открывая глаз, подорвался на кровати Дима, уронив на пол Боба, ловко приземлившегося на четыре лапы.

Даня, с трудом разлепивший веки, мутным взглядом наблюдал, как брат, шлепая по полу босыми ногами, на пути к гардеробу успел сбросить ночную шкуру: снять футболку и шорты, червем тянувшиеся за ним, и принялся натягивать школьную форму. Боб успел перебраться на кровать к Даньке, и тот, поглаживая по спине ластившегося кота, молча наблюдал за метаниями Димы, застряв где-то между сном и реальностью. Он понимал, что все неправильно, но непроснувшийся мозг отказывался нормально функционировать. За то время, что Даня тупил, Кудряшка успел полностью собраться, не обратив внимания на то, что рубашка стала мала настолько, что рукава задрались до локтей, а пуговицы на груди не застегивались. Бормоча, чтобы брат вставал, подхватил вместо валявшегося под столом портфеля стоявшее рядом мусорное ведро, перекинул его через плечо, задев Даню и вывалив весь мусор, двинулся в сторону выхода. Только ощутимо получив ведром по голове Данька наконец проснулся.

— Куда ты встал?! Дмитрий! Каникулы, — Данил вскочил на ноги, зацепил Боба, который кувыркнулся с его коленей да так и остался лежать на спине, и дёрнул брата за руку, роняя на кровать.

— Что случилось?! — распахнул глаза Дима.

— Кажется, часы сломались и будильник сработал, — зевнул Данька, окинув его красноречивым взглядом.

Димка выругался, поспешив переодеться. Даня тем временем направился на кухню, где издавала звуки жизнерадостная сволочь — будильник. Боб выскочил в коридор первым, чуть не сбив своей жирной тушкой и, тряся боками, на всех парах ломанулся к миске, будто не ел несколько лет. Димка нагнал его прямо у входа, поэтому в помещение они зашли одновременно, также одновременно оторопев.

Галина Михайловна, одетая с иголочки, но в Юлином фартуке и с закатанными рукавами белой рубашки, под завывания будильника спокойно хозяйничала на кухне. Даже с убранными в короткий хвост волосами и в домашних тапочках она выглядела так, словно в любой момент была готова дать интервью для канала «Культурный». Движения ее были размеренными и точными, ни одного лишнего жеста. Гипсовой маской застыло выражение лица, не выражая ни одной эмоции. А глаза через линзы очков смотрели на все со сдержанным укором.

Димка невольно поразился. Юля дома носила пожеваную жизнью футболку Влада, изрешеченную когтями Боба, раскрашенную масляными красками. Она носилась по дому электро веником, когда готовила, танцевала под музыку, дрыгаясь мухой в предсмертных судорогах. Юля была эмоциональной и обладала выразительной мимикой, поэтому лицо ее никогда не оставалось статично, демонстрируя усталость, радость, злость. Хоть что-нибудь. После подобных сравнений Димка и сам почувствовал раздражение, зарождавшееся всякий раз, когда в его жизни появлялись чужаки, особенно те, что несли явную угрозу. А Галина Михайловна была опасностью во плоти, поэтому подросток неосознанно нахмурился и весь подобрался, готовясь отражать любую атаку: словесную или силовую.

Данька, следивший за тем, как степенно, но уверенно она накладывала кашу в тарелки и с выверенной неспешностью сервировала стол, подумал о том, что Галина Михайловна, по всей видимости, полностью сосредотачивалась на одном деле, выполняя его скрупулёзно качественно, поэтому наверняка должна была всегда составлять четкие планы действий, чтобы все успевать. Это не Юля, которая, готовя суп, может дописать рабочие планы на прошлый и будущий месяцы, общаясь с Ириной, решить проблему глобального потепления, прочитать статью про смерть от вентилятора и внести туда правки.

Данька, заметив напряжение брата, первым сбросил с себя оцепенение, ступив в кухню и молча выключив будильник.

— Доброе утро, — бесцветно поприветствовала Галина Михайловна, поправив криво лежавшую ложку, и уставилась на них придирчивым взглядом.

— Доброе, — кивнул Даня.

— Брешешь, оно уже испорчено, — прошипел за спиной Димка, за что тут-же получил ощутимый тычок локтем.

Галина Михайловна смерила их уничижающим взглядом, но комментировать, что удивительно, не стала, молча принявшись нарезать хлеб. Даня состроил брату недовольное лицо, предупредительно сверкнув глазами. Не то, чтобы Дима беспрекословно его слушался, но по крайней мере не игнорировал и по возможности старался следовать просьбам.

— Вы долго спали, — сухо констатировала Галина Михайловна, заставив Даньку напрячься и неосознанно шагнуть брату за спину.

— Только семь утра, — возмутился Димка.

— Без десяти восемь, — припечатала она в ответ. — Вы должны были сделать зарядку, выполнить водные процедуры, привести себя в должный вид и приняться за еду. Но вы успели только встать.

Димка вытаращился на нее, как на сумасшедшую, и Даня не мог его осуждать, смотря на Галину Михайловну похожим удивлённым взглядом. Это было что-то новое. Он ещё вчера понял, что папина мама характер имела специфичный и взгляд, ржавчиной покрытый, консервативный. И исходя из рассказов Влада, Даня знал, что Галина Михайловна весьма строга и педантична, но не до крайности. По крайней мере у отца подобного распорядка не было, ну или он просто не рассказывал. Данька сделал мысленную пометку уточнить этот вопрос у Влада, потому что что-то едва уловимо напрягало его в этой ситуации.

— То, что мы должны, написано в налоговом кодексе. То, что нет — в уголовном. Остальное на наше усмотрение, — пробурчал Димка.

От взгляда брошенного на них Галиной Михайловной по спине пробежали мурашки. Данька невольно поежился, словно невидимый сквозняк облизнул не только кожу, но и душу. Димка ожидаемо не отреагировал, отыгрывая привычную роль колючки. Обычно, он с незнакомыми был просто нелюдим, смягчаясь по мере того, как узнавал человека. Но первое впечатление Галина Михайловна произвела не самое приятное и вела себя открыто неприязненно, поэтому Дима без зазрения совести отвечал ей тем же.

— Приятного аппетита, — отозвалась она, с явным усилием проигнорировав выпад.

Даня коротко поблагодарил в ответ и уже собрался занять место за столом, но Боб неожиданно ухватился за край его шорт, удержав на месте. Галина Михайловна замерла у своего стула, не сводя с них прищуренного взгляда. Димка, молча двинувшийся к столу, был грубо остановлен Данькой, сцапавшим его за край футболки и вернувшим на место. Даня старался игнорировать вставшие на затылке волосы. Видя, что мальчики ждут, Галина Михайловна грациозно опустилась на свой стул и от Дани не укрылось лёгкое недовольство, отразившееся на ее лице. Он почувствовал, как сердце пропустило удар, будто они находились на какой-нибудь контрольной или скорее экзамене, от которого зависела их жизнь. Мозг кипел от напряжения, по крупицам выуживая вычитанные когда-то и зачем-то правила этикета. Первыми садятся дамы.

Даня осторожно сел за стол вторым. Дима, если и удивился действиям брата, то виду не подал, доверившись и молча плюхнувшись рядом. Обилие приборов сразу бросилось в глаза, заставив на мгновение растеряться. Брат рядом пытался взглядом испепелить овсянку, кажется скалившуюся ему в ответ.

Ругаться с Галиной Михайловной Данька не планировал и Диме позволять это не собирался, но лёд был слишком тонок. Враг хитёр, а Кудряшка несдержан. Если он ошибётся, то взрыв не заставит себя ждать.

— Извините, Дима не ест овсянку, — первым заговорил Даня, не позволив брату раскрыть рта. — Мы не знали, что вы будете готовить завтрак, поэтому не могли предупредить.

Губы Галины Михайловны изогнулись в кривой улыбке. Он невольно подался спиной назад, упёршись в спинку стула и опустив глаза.

— В таком случае, — слащаво протянула она, — можете не есть. Следующий прием пищи — обед.

Димка возмущённо вытаращился на Галину Михайловну, но Даня успел пнуть его, не дав издать ни звука. Тот бросил на брата гневный взгляд, скривив лицо. Данька посмотрел в ответ не менее грозно, сразу сбив всю спесь. Их взгляды пересеклись всего на мгновение, но этого хватило, чтобы Дима пристыженно опустил голову, молчаливо выражая свою покорность. Даня тут же смягчился. Он бы с радостью вылил эту овсянку в окно и ушел, но брат дал ему право решать, поэтому Данька решил рискнуть.

Игнорируя орлом следившую за ними Галину Михайловну, Даня взял лежавшую на столе тканевую салфетку, расправив ее на коленях. Он не смотрел по сторонам, но знал, что Дима повторял все в точности за ним. Данька напряжённо осмотрел столовые приборы. Справа от тарелки ложка с ножом, с левой вилка. Она здесь явно не для каши. Он покосился в сторону брата, рыбьим взглядом таращившегося на посуду, как на доску на уроке физики. В этом деле помощи от него можно было не ждать. Даня быстро глянул на столешницу, заприметив салатницу. Все начинало становиться на свои места. Оставались только ложка с вилкой перед тарелкой. Откуда у них вообще столько столовых приборов? Судя по сложному Димкиному лицу, тот задавался тем же вопросом.

Внезапный грохот заставил вздрогнуть. Боб неуклюже запрыгнул на столешницу. Это было не просто смело, а капец как смело. В глазах у него не было ни капли вины, словно кот сделал это нарочно. Прежде чем Галина Михайловна успела отреагировать, Боб сунул нос в раковину, чихнул и показательно столкнул лапой на пол грязную ложку. Та с грохотом упала на плитку, разбрызгав во все стороны творог, который по видимому ей мешали, и Даньку осенило. Десерт. Галина Михайловна тем временем подлетела к Бобу, грубо схватив его за шкирку, так что кот громко мяукнул.

— Паршивый шерстяной мешок! Блохоферма!

Даня видел, каких трудов стоило Диме оставаться на месте. Брат медленно закипал, сцепив зубы и до побеления костяшек сжав кулаки, так что ногти неприятно впивались в кожу ладоней. Галина Михайловна едва ли догадывалась, что ходит по острию ножа, но она очень вовремя выпустила Боба из хватки. Он ловко приземлился на все четыре лапы, злобно ощерившись и гордо удалившись. Данька чувствовал, как злость клубилась внутри, противно щекотала в груди, требуя выхода. Юля тоже часто ругала Боба, причем более изощрёнными ругательствами. Швырялась в него веником, когда тот бессовестно лез на стол, гоняла по квартире тапком, за погрызенные цветы и нечаянно подраные шторы, но кот продолжал лезть к ней на руки, крутиться под ногами, ластясь, шипел на Влада, не подпуская его к жене. И у них никогда не рождалась мысль, что мама обижала Боба.

Даня, по крайней мере, смог понять, что еще одна вилка с ложкой предназначались для десерта, которым явно послужит творог. Правда, он сомневался, что они продержатся до него.

Галина Михайловна быстро прибрала устроенный беспорядок, вернувшись на свое место. За еду они принялись одновременно. Даня скрыл эмоции за маской невозмутимости, взявшись за ложку справа от него. Дима повторил. Краем глаза Данька следил за Галиной Михайловной, убеждаясь, что они делают все правильно. За те мгновения, что ложка достигала рта Даня судорожно пытался придумать, как на время избавиться от «бабушки», потому что перспектива провести день у ванной комнаты, где Димкин организм будет избавляться от завтрака, его не прельщала.

У него не было цели угодить Галине Михайловне. Он не собирался доказывать ей, что они вполне себе воспитанные и прилежные. Или Даня просто хотел так думать.

Периферийным зрением он с замиранием сердца смотрел, как ложка неумолимо приближалась ко рту брата, пока тот честно пытался отключить субтитры на своем лице и не выдать отвращения. Даня, казалось, ждал, что сейчас как в фильме их что-нибудь прервет: Боб разобьёт вазу, Зинаида Львовна разбудит маразм и позвонит в дверь, участковый упадет на балкон. Хоть что-то. Но чудо даже не пошевелилось. Пришлось действовать самому.

— Не ешь, — коротко бросил он Диме.

Тот так и замер с ложкой в руках, вопросительно уставившись на него.

— Чего?

— Ты можешь не есть, если не хочешь. Мама так сказала, — обратился Даня к Галине Михайловне.

Тишина в квартире достигла своего апогея, начиная приносить ощутимый дискомфорт. «Бабушка» гневно сверкала глазами, Данька упрямо не отводил взгляда, наплевав на бегавших по коже мурашек, Димка следил за ними.

— Ваша «мама» совершенно не компетентна, — выплюнула Галина Михайловна. — Дура молодая, а самомнение размером с планету. Решила, что сможет вас воспитать. Втянула Владислава в эту сомнительную авантюру. Где это видано, чтобы чужих детей воспитывать?! Как подобрать сломанную вещь на свалке, в надежде дать ей вторую жизнь. Но порваная рубаха, как ее не латай, новой не станет. Вы невоспитаны, дерзки, эгоистичны! — указательный палец грозился упереться Даньке в лоб. — Паразиты, живущие за счёт других. Сели на шею и ножки свесили. Владислав в отца пошел… Чересчур благодетельный, — лицо ее на мгновение болезненно скривилось от воспоминаний, — а вы этим нагло пользуетесь. Неблагодарные! Владислав ослеплён своей жалостью, но будьте уверены, я раскрою ему глаза! И ни вы, ни «мама» ваша больше не будете пудрить ему мозги.

— Хватит!

Громкий крик был подобен хлесткой пощечине, что привела в чувство. Данька вынырнул из поглотившего его вакуума, ощущая себя выброшенным на берег пловцом. Каждое слово врезалось в голову, ножом вырезалось на подкорке, грязными отпечатками оставалось на душе. Пластыри, что методично лепили Влад с Юлей, оказались резко сорваны вместе с только образовавшейся ещё нежной и тонкой кожей. Закровоточили былые раны, покрылись гноем из-за попавшей грязи. От слов, которые Даня так боялся услышать, внутри все завязалось в тугой узел. Он не заметил, как невольно окаменел. Ком встал поперек горла, мешая нормально дышать, и взор затуманили непрошенные слезы.

— Не смей затыкать мне рот! Что, правда глаза жжет!? Неужели у диких зверят есть совесть?

Димка неожиданно впился ногтями в его руку, заставив вздрогнуть, и наконец отмереть. Брат стоял рядом, низко склонив голову, пряча покрасневшее от злости лицо, и до пятен на коже сжимал его запястье. Им, видимо, понадобятся услуги стоматолога, потому что Даня отчетливо слышал скрип зубов, так сильно Дима их стиснул. Дыхание у него было тяжёлым, будто он пробежал кросс. Ещё немного и повалит густой пар. Выдрессированная интуиция забила тревогу.

Дима находился на грани своей сдержанности. Даня в одно мгновение взял себя в руки. Как по щелчку пальцев высохли глаза и пропал сжимавший горло спазм, и только противное чувство осадком осталось на душе. Он поспешил вытащить брата с кухни до того, как произойдет взрыв.

— Спасибо за завтрак, но мы не будем кашу, — сквозь сжатые челюсти выдавил Данька, чувствуя, как Димку уже трясет от злости. Или его самого.

— Тогда вон из-за стола, — опасно понизив голос, ответила Галина Михайловна, указав пальцем в сторону выхода, и Даня не стал спорить.

Собственные ноги двинулись не сразу. Тело будто онемело и приросло к полу, поэтому пришлось приложить определенные усилия, чтобы сделать хотя бы шаг. На время очистив голову от лишних мыслей, Данька на буксире потащил Димку в ванную комнату. Он не осторожничая, схватил брата за ворот пижамной майки и наклонил над ванной, обильно полив холодной водой из душа. Дима ожидаемо затрепыхался, но у Дани было достаточно сил и сноровки, чтобы удержать его, несмотря на то, что Димка был крепче. Эмоции бесновались, и в попытке сдержать их, он не сразу услышал Диму.

— Все-все, я успокоился! Пусти! Холодно!

Он замер, упёршись ладонями в бортик, и Даня соизволил выпустить его. Брат поспешил отскочить в сторону, принявшись мотать головой, разбрызгивая по ванной воду. В лицо ему прилетело полотенце, и ещё одно упало на макушку. Мрачный, Данька принялся вытирать ему волосы. И так кудрявые, те вились непослушными волнами, путались, вызывая неприятные ощущения, но Димка молчал и не двигался, только жмурясь.

Буря внутри стихла, только злость никуда не делась. Затаилась, готовая нападать. Галина Михайловна сколько угодно могла поливать их грязью. Ничего нового она не сказала. Он привык слышать подобное в свой адрес, но оскорблять маму…

— Думаешь, она права? — коротко поинтересовался брат.

— Пошла она к черту, карга старая! Принесла нелёгкая. Ее мнения никто не спрашивал!

— Я про нашу характеристику, — прервал его Данька, развернув к себе лицом и положив руки на плечи. — Про маму и говорить нечего. Чушь какую-то сказала.

Они замолчали, смотря друг на друга. Читали в глазах напротив все скрытые мысли, чувствовали эмоции. И слова им были не нужны. Дима первым прервал зрительный контакт, опустив голову и скрыв лицо челкой.

— Может и права, — глухо отозвался он. — Мы ведь им только нервы треплем, по ночам сбегаем, заставляем волноваться. От нас одни проблемы.

— Я тоже об этом подумал, — вздохнул Даня, отпустив брата, и опустился на бортик, чувствуя, что ноги не держат. Запрокинул голову, пялясь на плетущего в углу паутину паука. — Я не сомневаюсь в том, что… «они» нас любят…

— Родители, — грубее, чем следовало, поправил Димка, плюхнувшись рядом, тоже уставившись на паука. — Мы — семья. Ты первый согласился на это, первый принял Влада за отца, так что не смей идти на попятную только потому, что у Галины Михайловны тараканы крышу угнали.

— Я не отказываюсь, просто… Думаю, что нам стоит быть более благодарными за то, что они дали нам не только дом, еду, но и любовь. Они ведь любят?

Данька с надеждой посмотрел на него. Они были вдвоем, поэтому он позволил себе сбросить маску и обнажить чувства, что цвели в нем пышными цветами, скрытые в оранжерее от чужих глаз.

— Учитывая, что они бросили нас один на один с ней, я начинаю сомневаться, — подумав, выдал Димка, за что тут же получил локтем в бок.

— Дмитрий! — сдерживая смех, возмутился Даня, пряча от него улыбку.

— Я с тобой согласен, — неожиданно серьезно выдал Дима. — Нам стоит быть благодарнее, но только не к Галине Михайловне.

Данька только согласно кивнул, поспешно утащив его в комнату. Быстро переодевшись, они уже у двери предупредили, что ушли гулять и, не дожидаясь ответа, убежали на улицу, захватив Боба, ломившегося на улицу вперёд них. Данька на всякий случай написал сообщение в семейный чат, умолчав об утреннем инциденте.

* * *

— Все. Умотали, — Коля, согнав дремавшего на его футболке Боба, завалился на лавку.

Покореженная ракетка для бадминтона выпала из ослабевших пальцев. Со звоном металла на нее упали ещё три. Воланчник угнал Боб, решив распотрошить доконца. Данька, скинув ногу друга, осторожно опустился на освободившийся край, вытирая со лба пот. Димка с Игорем бесцеремонно сели прямо на траву, через головы стягивая вымокшие от пота футболки. Дима свою даже выжал.

— Вы сегодня агрессивнее обычного, — заметил Игорь, горестно уставившись на опустевшую бутылку воды.

— Вы на каких энергосах сидите?! — всплеснул руками Коля. — Звери, а не люди. Я в скейт-парке днями напролет пропадаю, от копов по заброшкам регулярно бегаю, и то не такой выносливый.

— Ты чё доктор? — вяло возмутился Димка.

— Не чёкай, — машинально осадил его Даня, на что Игорь устало махнул ему рукой.

— Нет, — недоуменно отозвался Коля.

— Вот и не лечи чушь всякую. Мы только два гейма сыграли. Ты от участкового бегаешь больше.

— Так ведь это другое.

— Завалитесь оба! — прервал их Игорь, кинув в Кольку свою футболку и треснув Димку пустой бутылкой. — Данька, вы молодцы! Если в таком же темпе продолжите, то глядишь, и осенью на межшкольный турнир попадете.

Даня признательно улыбнулся.

— Поддерживаю, — вставил свои пять копеек Коля, тяжело поднявшись и морщась от жжения в спине. Он первым скинул футболку, поэтому за время игры успел не просто загореть, а скорее обгореть. — Близнецы вот из деревни вернутся, вы с ними натренируетесь и всех на школьных порвете. Мы за вас на межшкольные болеть придем.

— Фантазер, — фыркнул Данька. — В близнецах я не сомневаюсь, а вот мы…

— В себе тоже не сомневайтесь, — оборвал его Игорь. — А то я Макару пожалуюсь, он вам новую фигурку не покажет.

Данька только хмыкнул. Про новое приобретение Куницыных они уже знали. И не только они, но и почти тысяча с лишним человек, подписанных на их канал. Близнецы честно заработали себе на коллекционную статуэтку, чуть грабли не сложив на картофельных плантациях своей бабушки. При этом они успевали снимать и монтировать видео об ожесточенной борьбе с сорняками и колорадскими жуками. А ещё посетили очередную заброшку, найдя второй дневник лесника, где была ещё одна часть карты, которая, как они думали, могла привести их к сокровищу. Но Данька уже не так сильно жаждал подержать в руках заветную фигурку, потому что благодаря Димке у них собралась уже половина коллекции. Только парням об этом знать пока не стоило. Приедут близнецы и тогда они покажут ее всем сразу.

— Так все, пошли жрать! — первым подскочил Колька, закинув на плечи свою футболку и подхватив скейт. — А то я сейчас помру с голоду.

— Не жрать, а есть, — поправил Игорь. — А вы обедать не идете? — друзья посмотрели на замявшихся братьев, которые явно никуда не собирались.

— Мы плохо себя вели и за нами пришла Баба Яга, — неловко отшутился Димка. — Она нас на завтрак овсянкой отравить собиралась.

— Приехала папина мама, — пояснил Даня. — Власть пошатнулась, революция близка. Народ волнуется, поэтому мы подождем возвращения родителей, чтобы нас не устранили раньше времени.

Игорь покачал головой, а Колька закатил глаза:

— Чё сразу не сказали? Погнали ко мне, маман шарлотку на десерт обещала, иначе Димка примется с Бобом птиц есть. И Боба берите, ему тоже чё-нидь перекусить найдем.

— Неудобно как-то, — начал было Данька.

— На потолке спать неудобно, — оборвал его Игорь, поднимая на руки Боба с воланчиком в зубах. — Дают бери, бьют беги. Идём.

Мальчики переглянулись, посмотрели на окна своей квартиры и поспешили за друзьями, прихватив ракетки. Ностальгия легко коснулась своими ледяными пальцами, напоминая о прошлом, волнуя будущее, но Воронцовы поспешили отмахнуться от нее, как от назойливой мухи. Есть у Кольки им не впервой, но на ночь у него они больше не останутся. У них теперь был дом.

Они не знали, как долго продержатся под напором "бабушки", обоих терзали сомнения и страхи, но взрощенные Владом и Юлей ростки доверия были достаточно крепки, чтобы не усомниться в родительских чувствах, что были сейчас их главной опорой. Братья верили, что мама с папой смогут защитить их даже от такой угрозы, как Галина Михайловна.

Свежий утренний воздух неистово ломился в комнату, игриво холодил незащищённую одеялом кожу, балуясь, вызывал щекотку в носу, заставляя сильнее вжиматься лицом в подушку. Начали привычные ранние трели птицы, за чьей суетой неотрывно следил с подоконника Боб, снося нервно мечущимся из стороны в сторону хвостом хлам на столе.

Димка сквозь сон зябко поежился на своей кровати, рукой пытаясь нашарить одеяло, после приподнявшись и разлепив веки, чтобы найти его взглядом. Искомое обнаружилось, что неудивительно, на Даньке. Брат ночами жутко мерз, поэтому даже в жару кутался, как ингредиенты в лаваш, превращаясь в шаурму. И у Димки выработалась привычка накрывать его своим одеялом, потому как ему самому всегда было жарко.

Подросток поленился подняться, чтобы лечь к брату или хотя бы укрыться покрывалом, поэтому просто проигнорировал утреннюю прохладу и завалился обратно. Лениво дотянулся до полки у кровати, стащив оттуда телефон и посмотрев на время. До возмутительно раннего будильника Галины Михайловны оставалось не более двадцати минут, но Дима не спешил отчаянно досыпать их. За неделю он успел смириться с режимом, вернее приспособиться к нему, чтобы успевать улизнуть до завтрака и не появляться вплоть до ужина. Но первый наступивший выходной, не позволял им провернуть привычную аферу, потому что Юля была дома. Это поликлиника работала без перерывов, почти как Влад — по сменам — а Юлина изостудия, как и любая школа, отдыхала два дня в неделю.

Он боялся этих выходных. Все его существо отчаянно противилось, предчувствуя бурю. Дикое желание схватить брата и бежать от эпицентра как можно дальше не давало покоя. Они остались заперты в клетке с двумя тиграми. Димка до сих пор удивлялся, как за неделю, которую Галина Михайловна гостила у них, им с Юлей удалось не перегрызть друг другу глотки. И пусть со свекровью мама старалась не пересекаться, игнорировать семейные ужины, отсиживаясь на чердаке с коробкой пиццы, совесть ей не позволяла. Сознание услужливо подкинуло воспоминания с вечера понедельника.

За окном медленно темнело. Загорелся во дворе фонарь. Нахмурилась в ожидании дождя небо, спрятав звёзды и луну.

На кухне Воронцовых было непривычно тихо. Удивлённо молчал телевизор, потерялась в комнате беспроводная колонка, остались забыты на полке переполненные уведомлениями телефоны, даже с улицы не проникали звуки из-за закупоренного балкона, предательски пускавшего убийственные сквозняки Галине Михайловне в спину. Зинаида Львовна, выключив сериал, подозрительно вжималась ухом в стену, держа наготове телефон с номером участкового.

Дима тяжело вздохнул, по-волчьи глянув на невозмутимую «бабушку». Но та ни ухом не повела, ни подавилась, пустив подростковые старания Бобу, прожигавшему ее с подоконника презрительным взглядом, под хвост. Атмосфера в помещении была мрачнее, чем ночное небо, и тяжелее, чем кирпич. Душно. Димка посмотрел на брата, ушедшего мыслями в себя и смиренно жевавшего салат. Глянул на маму, пялившуюся на свою тарелку с таким постным лицом, что еда давно должна была скиснуть. На Влада он смотреть не стал, чтобы лишний раз не столкнуться взглядами и не дать ему прочитать в своем всепоглощающую обиду.

Они с Данькой, пообедав у Кольки, до позднего вечера слонялись по улице (как в старые добрые), дожидаясь возвращения родителей. Димка, голодный всегда, а от волнения готовый поглощать все, что можно и нельзя, лишь бы заполнить черную дыру, в которую превращался его желудок, печально перебивался запрятанными в Данькиных карманах конфетами и ещё зелёным крыжовником во дворе какого-то дома. Даня, стоявший на шухере, честно старался не морщиться, слыша, как удовлетворённо чавкал брат, уплетая кислые и скорее всего грязные ягоды, после которых он сам бы надолго застрял в туалете. Но Димкин организм к таким мелочам выработал железный иммунитет, словно понимая, что в ином случае не получит необходимой ему пищи. За почти полгода, прожитые с Юлей, они успели отвыкнуть голодать, потому как кормили их постоянно и вкусно. Димка до сих пор нарадоваться не мог, ночами втихаря хлебая суп половником прямо из кастрюли на пару с Бобом. Тот тоже ел все подряд, включая Юлины ядовитые цветы, за что неизменно получал тапком.

Домой они вернулись даже позже Влада. Тот воззрился на них недовольным взглядом, но наткнувшись на более угрожающий жены, вставшей им за спины, неловко стушевался, промолчав. Ужин, который, к сожалению, тоже готовила Галина Михайловна, был сплошь овощным, за исключением курицы. Успевшему проголодаться Димке было на это глубоко все равно. Нет овсянки, а остальное можно есть. В радостном порыве он даже не обратил внимания на изящную сервировку, оголодавшим зверьком кинувшись к столу.

Данька, как и утром, одернул его, заставив стоять на месте. Брат неотрывно следил за Юлей, так пронзительно смотревшей на Влада, что воздух, казалось, накалился и наполнился электрическими разрядами. Владу хватило совести сделать виноватый вид и состроить щенячьи глазки. Юля с явным усилием сделала лицо попроще. Влад услужливо выдвинул Галине Михайловне стул, собираясь провернуть тот же трюк с женой, но Юля смерила его недвусмысленным взглядом и показательно села на свое место, без чьей-либо помощи. Дима не понял, отчего удовлетворённо ухмыльнулся брат.

К тому моменту, когда пришла их очередь занять свои места, Димка успел смекнуть, что Галина Михайловна либо чересчур чтит этикет, либо профессионально играет на их нервах, пытаясь вывести Юлю из себя. С Даней кровными братьями они не были, и аналитический склад ума ему не достался, а оттого Дима не догадывался, что это действие даст «бабушке», но сам факт того, что кто-то покушался на спокойствие его мамы, разжигал внутри злость. Также ему было не понятно, почему и брат, и мама шли у нее на поводу. Эта мысль укоренилась в сознании, с каждой минутой расшатывая нервы. Смешавшееся с беспомощностью раздражение затопило с головой, требуя срочных действий. Пожар сильнее разгорался внутри, грозясь спалить все дотла. Оставить после лишь черную горстку пепла.

Влад осторожно накрыл своей ладонью его руку, до дрожи сжимавшую вилку. Простое прикосновение, но внезапная волна спокойствия потушила внутренний огонь. Димка взглянул на отца и невольно замер, всматриваясь ему в глаза. Те, как и всегда, источали искреннее участие, всякий раз заставляя Диму теряться от этого. Начинавшаяся буря мгновенно стихла, оставив после себя неприятное волнующее чувство. «Быть благодарнее», — эхом пронеслось в голове, заглушив все остальные мысли. Димка на мгновение поставил себя на место Влада.

Галина Михайловна была его мамой, она любила его, и как любая мать хотела для сына только лучшего, пусть забыв поинтересоваться, что для него являлось этим лучшим. Мама — то немногое, что было ценно для отца, и Юля с Даней понимали это, а теперь понял и он. Влад любил их, уважал все, что было важно для них, Дима осознавал, что не ответить тем же будет настоящим свинством с его стороны. Совесть предупреждающе заскребла своими когтями. Ему было все равно на Галину Михайловну, но папа не заслуживал неуважения. И пусть раненая душа начинала болезненно ныть, искрившиеся счастьем глаза Влада действовали как обезболивающее, на время принося облегчение.

Димка, поняв, что папа молча интересовался, все ли в порядке, ободряюще улыбнулся, удивившись, как непривычно легко удалось спрятать эмоции. Либо он сам поверил в свою ложь, либо Влад просто не углублялся в анализ его чувств. Подобные мысли задели, но Дима поспешил избавиться от них, потому что жизнь Влада не должна быть сосредоточена на них.

— Юлия, это вилка для салата.

Все резко обернулись на Юлю, как ученики на одноклассника, чье имя упомянолось в рассказе.

— И уберите телефон — это признак дурного тона, к тому же негигиенично.

По тому, как напряглась Юля, Димка приготовился к взрыву, но мама лишь коротко кивнула, отложив телефон и взяв другую вилку. Она честно признала свою вину, одарив Галину Михайловну искренней извиняющейся улыбкой, которую «бабушка» не просто проигнорировала, а ещё и осадила.

— В этом нет ничего смешного. Вы невоспитаны и беспечны, что не идёт на пользу детям. Ваше безответственное отношение просто возмутительно.

Юля едва заметно прищурилась, плотно сжав губы, либо подбирая из сгенерированных мозгом фраз наименее колкую, либо вовсе сдерживая какие-либо слова. Дима и не догадывался, какой покорной может быть Юля, если того требовала ситуация. Впрочем, Даня когда-то упоминал, что мама легко адаптировалась к окружающей обстановке, поэтому и роль «хорошей девочки» не просто отыгрывала, а держала как часть своей личности.

— Принимать пищу следует бесшумно, чтобы не испортить аппетит окружающим, — неожиданно вклинился Данька.

— Вот! — заметила Галина Михайловна, бросив на подростка возмущенный взгляд. — Никакого уважения. Владислав, разве ты не говорил, что перебивать и перечить старшим невежливо.

— Мама, но…

— Владислав, что с тобой случилось?! Дурной пример заразителен? — Галина Михайловна бросила мимолётный взгляд на Юлю. — С каких пор ты так по-детски откровенно делаешь мне все наперекор. Это такая неудачная попытка показать мне, что ты уже самостоятельный, — она вопросительно вскинула бровь, заставив Влада стушеваться. — Мне кажется, что ты уже достаточно взрослый для подросткового бунта. Как долго будет продолжаться этот цирк?

— Мама.

— Не перебивай! Жить нужно как цивилизованные люди, а не пещерные. Юлия даже правил этикета не знает, что говорить… о детях, — заминка, прозвучавшая в голосе, была едва уловима, но Данька заметил.

Он довольно осклабился и поспешно прикрыл рот листом салата, чтобы не попасть под внимательный взгляд Галины Михайловны. Это была откровенная ложь, потому что за вечер они ни разу не нарушили столовый этикет. Данька ещё днём освежил свои знания в интернете, даже попытавшись что-то вдолбить в голову брату, но тот искусно изображал попугая, в точности повторяя за ним все действия, не загружая себя лишней информацией. Галине Михайловне почти нечего было им предъявить кроме утреннего инцидента. Сами они о нем не распространялись, но Данька чувствовал, что у «бабушки» нет достойных аргументов, поэтому она с удовольствием припомнит им завтрак.

— Вы совершенно их избаловали.

— Чем же? — сдержав язвительность, спросила Юля.

— Сегодня утром они вели себя не просто неподобающе, а вопиюще дерзко. Грубили, отказались от завтрака, сбежали, не дождавшись разрешения, не явились на ужин, слоняясь где-то весь день! Вы считаете, что подобное поведение приемлемо?

— Мама, — снова попытался возразить Влад, но был перебит уже Юлей.

— Не нужно было пытаться кормить их тем, что они не едят.

Подросток вопросительно посмотрел на брата, пытаясь понять, откуда мама узнала про овсянку, но он только кивнул в сторону кастрюли на плите.

— Что за откровенная неблагодарность! — возмутилась Галина Михайловна. — Овсянка — это полезно. И раз вы не удосужились приготовить завтрак и накормить детей, то этим из благородных побуждений занялась я. Подобная избирательность в еде была крайне неуместна.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — заметила Юля. Данька видел, что ей с трудом удавалось держать себя в руках. — Вас, Галина Михайловна, извините, никто не просил лезть с помощью. В медвежьих услугах, поверьте, не нуждаемся. Мальчики достаточно взрослые, чтобы самостоятельно накормить себя тем, что есть в холодильнике, в крайнем случае, заказать доставку.

— И как часто вы прибегаете к подобному?! — возмущённо воскликнула «бабушка». — Вам, Юлия, нужно учиться готовить и распределять свое время, чтобы все успевать, а не меня жизни учить. Этим вы будете заниматься на работе. Хотя, лично я вам детей никогда бы не доверила.

— А я вам их и так не доверяю. Не имей мальчики возможности сбежать от вас, отправила бы к другу, потому что находиться с вами в одном помещении опасно для психического здоровья, — выплюнула Юля, воззрившись на Галину Михайловну, прожигавшую ее не менее гневным взглядом.

— Вон, — справившись с голосом, с убийственным спокойствием произнесла она.

— Что?! — подскочила на ноги Юля, и упёршись ладонями в стол, нависла над свекровью. — Я вам не маленькая девочка, чтобы мне указывать.

— Я, как вам стоит заметить, тоже, — с опасным спокойствием вслед за ней медленно встала Галина Михайловна, мгновенно компенсировав разницу в росте. Теперь она смотрела сверху вниз. И пусть внешне Юля виду не подавала, Данька по глазам видел, что мама забеспокоилась.

— Хватит!

Глухой удар ладоней по столу, звон посуды и низкий голос Влада легко перекрыли женские. Дима с Даней невольно вздрогнули, испуганно посмотрев на поднявшегося отца. Опасность волнами исходила от него, и казалось, даже дышать стало трудно. Все действия замедлились, словно они находились под толщей воды и любой вздох мог стать последним, поэтому Дима невольно задержал дыхание. Внутренности скручивало в тугой узел и резко развязывало обратно, вызывая такое неприятное будоражащее чувство, когда находишься на пороге чего-то неизбежного, но ещё не шагнул в бездну, и мозг отчаянно ищет выходы там, где их не существует. Недавний ужин попросил остановить, ему нужно было выйти. Даньке вообще следовало идти в театральное, так искусно он играл стул, что Дима обернулся посмотреть, не сбежал ли под шумок брат.

— Не затыкай меня, — рыкнула Юля.

Данька подумал: всегда ли мама была такой безрассудной или успела хлебнуть элексира бессмертия. Иначе не объяснить, почему она пошла на аллигатора с палкой.

— А вы не командуйте! — осадила ее Галина Михайловна. — Почему ты позволяешь какой-то девчушке помыкать тобой, — обернулась она на Влада.

— Может потому, что он привык к такому?! Вы ведь только и делаете, что указываете ему. Я удивлена, что Влад вырос не «маменькиным сыночком», полностью зависимым от вас, а самодостаточным мужчиной.

— Не переводите стрелки.

— С таким характером, неудивительно, что муж от вас сбежал.

Юля испуганно захлопнула рот, поняв, что ляпнула лишнего. С полным сожаления взглядом посмотрела на помрачневшего Влада, опустившего глаза в стол. Галина Михайловна замерла, обескураженная. Плотная тишина вновь захватила кухню, позволяя услышать заработавший телевизор Зинаиды Львовны. Никто не смел пошевелиться, словно от любого неловкого движения, вздоха мог напасть притаившийся рядом дикий зверь.

— Извините, — сломавшимся голосом прошептала Юля и стремительно вылетела из-за стола.

Не страшно, когда человек кричит, рыдает навзрыд, крушит все вокруг. Есть масса способов, чтобы успокоить истерику. Страшно, когда человек молчит и не может даже дышать от боли. Чувства душат, рвут на кусочки, не давая передышки. Тут не поможет поддержка, смена деятельности, люди. Тут вообще ничего ничего не поможет. Человек просто внутренне погибает.

Влад, вцепившийся в стол до побелевших костяшек, чтобы не рухнуть от слова, пронзившего стрелой, внутренне разваливался на части. Он ощущал себя старым особняком, ещё стоявшим, но штукатурка уже осыпалась и плесень медленно жирела на стенах. А мама с женой, словно вандалы, не видевшие его истиной красоты, оставляли позорные граффити и жгли костры. Устраивали хаос в и так разрушенном нутре.

Хотелось выть. Громко. До хрипов в горле. Сорвать голос ко всем псам, только бы не чувствовать, как разваливаешься на части. Влад привык держать свой внутренний мир в равновесии, позволяя чаше весов временами заваливаться то в одну, то в другую сторону, но в этот раз он, видимо, переоценил свои силы, взвалив слишком много. И одна из чаш под тяжестью кирпичей не просто упала, а вошла в землю на несколько метров. Ему нужно было взять себя в руки, пойти успокоить Юлю, но ноги почему-то не хотели двигаться. Она бросила камень в огород мамы. Не его. Констатировала сухой факт, который сам Влад не решался произнести даже в мыслях, гася любые его зарождения. И он был уверен, что смирился с детской трагедией, принял и простил отца.

Тогда отчего на душе так противно жгло.

— Тебе стоит задуматься, Владислав, — обронила Галина Михайловна, как палач, опустивший гильотину.

Даня, бросивший на неё мимолётный взгляд, внутренне содрогнулся. Пробившаяся сквозь маску безэмоциональности самодовольная улыбка вызвала зуд на языке. Так сильно хотелось бросить в спину что-нибудь осторое, язвительное, по-настоящему бравшее за живое, чтобы стереть этот победоносный оскал с чужого лица. Галина Михайловна этого и добивалась. Вывести Юлю, поджечь спичку и плеснуть бензин, чтобы полыхнуло огнем. «Я раскрою ему глаза». Даня явно горячился, сравнивая Влада со змеем в кроличьей шкуре. Тот был жалким ужом в пушистой вязаной шапочке. Галина Михайловна — настоящая анаконда, искусно скрывавшая свои клыки за благородством. По спине невольно побежали мурашки, когда Даня понял, с кем они — беззащитные грызуны — остались заперты в одной квартире.

— Пап, — услышал Влад знакомый, но непривычно тихий голос.

Руки его коснулась ладошка поменьше, а перед глазами оказалось любимая курносая мордашка. Раньше он этого не замечал, а сейчас зацепился взглядом и уже не мог отвести, двигаясь вверх по слегка кривой перносице когда-то или скорее часто травмированной, возможно, неправильно сросшейся. Пробежался по светлым бровям. Остановился на глазах. Наполненные беспокойством, они бегали по его лицу, безнадежно выискивая что-то, пытаясь понять, но Влад знал, что не увидят ничего кроме каменной сдержанности. Он чувствовал, что поступает неправильно, понимал, что перед ним ребенок, чье с трудом завоеванное доверие было хрупче хрусталя, знал, что двери открываются только тем, кто сам ничего не скрывает. Влад был не готов. Мысленно признал себя трусом, обругал всеми известными бранными словами, но так и не нашел сил показать настоящее лицо, обнажить близким душу, выдать свою слабость. В ушах продолжал звучать вкрадчивый голос матери, твердивший, что «мальчики не плачут».

— Все в порядке, — через силу улыбнулся Влад, смяв все чувства и затолкав их поглубже, придавив силой воли раскрывавшиеся от наполнености дверцы.

— Разве это в порядке? — осторожно спросил Даня, неопределенным жестом указав на ситуацию в целом.

В другое время Влад бы попытался объясниться, но сердце и ум были в раздрае, а силы на исходе. Его внезапно накрыло истощение, по ощущениям близкое к депрессии. Хотелось выпить чего-нибудь покрепче чая или закурить. Но от одной мысли, что мама могла об этом узнать, волосы вставали дыбом и слышался звон пряжки ремня. Ему срочно требовался альтернативный источник энергии, который в этот момент скорее всего ревел в комнате, разрываемый чувством вины.

— Природным порядком мира является хаос, — вяло процитировал Влад какого-то персонажа из мультсериала, позорно сбежав от разговора.

Даньке захотелось его стукнуть, но он только кивнул, показывая, что все понял, и проводил отца обеспокоенным взглядом. Кухня опустела. Глухо забарабанил по окну дождь, и Боб тоскливо развалился на подоконнике, грустными глазами смотря на бежавшие вниз по стеклу капли. Они с Димкой остались вдвоем, наедине с кричащей тишиной и всепоглощающей пустотой, забытые, брошенные под дождем хозяйкой зайки.

Юля с того дня стала тише, почти не улыбалась и больше молчала. Влад стал рассеяннее и как-то похолодел. Они вяли, как цветы в душном помещении, а братья вместе с ними.

Из воспоминаний Димку выдернул звон будильника, заставивший вздрогнуть. С постной миной сел на кровати брат, впервые утром выглядя так, словно готов убивать. И переглянувшись, оба подумали о том, чтобы поскорее закончился этот день.

Солнце ещё не добралось до верха небосвода, а мальчики успели привести себя в порядок, как и требовала Галина Михайловна. Но из комнаты не выходили, потому что убирались.

Каждую неделю в их квартире случался субботник. Они быстро адаптировались к любым изменениям в их жизни, поэтому быстро взяли за привычку прибираться у себя в комнате до того, как до нее доберется мама. К счастью, спала Юля в лучшем случае до обеда, поэтому им сполна хватало времени, чтобы избавиться от всех вещей с пола, иначе они грозились попасть под раздачу и быть поглощёнными пылесосом или тщательно убранными «на место». У Юли в этом отношении разговор был короткий. Их комната — хоть стены красьте и мебель двигайте — но чтобы когда она приходила мыть пол и вытирать пыль, ничего не вставало на пути ее швабры.

Этим утром времени у них было катастрофически мало. Будильник Галины Михайловны уже сработал, а она демонстративно гремела на кухне посудой, способная, казалось, и мертвого поднять. В запасе у них было не больше получаса, по истечении которого Юлино терпение должно закончиться, и она разгневанным драконом выберется из своего логова, чтобы беспощадно убить нарушителей ее спокойствия.

В связи с этим Данька спешно возвращал стеллажу первозданный вид, с поразительной четкостью расставляя на нем книги и новоприобретенные коллекционные фигурки, пока Димка носился по периметру, подбирая бесхозные вещи. Он, наученный Данькой, на максимальной скорости складывал одежду и чистую, и грязную, ровными стопочками укладывая в шкаф. Честно смел все барахло со стола в портфель, надёжно закрыл и забросил на антресоли, чтобы крошечная Юля точно не заметила. Открыл окно, не позволяя Бобу выпрыгнуть вслед за птичкой, и выбросил на улицу мутировавшую до высшего разума экспериментальную плесень, устроившую свою ферму на яблочных огрызках и ещё чём-то, что раньше было едой.

— Есть попадание.

— Что? — обернулся на брата Данька, заправив обе кровати.

Димка только отмахнулся, зачем-то зашторив шторы. К счастью, Зинаида Львовна, ставшая случайной хозяйкой плесени, забыла очки дома, поэтому не рассмотрела вандала, что кидался из окна мусором. Боб, прислушавшись, пулей вылетел в коридор, и мальчики поняли, что чудище их квартирных пучин разбужено, поэтому поспешили на кухню. Они не знали, что будут делать, если представительницы прекрасного пола сойдутся в схватке не на жизнь, а на смерть, но все же предпочли проследить за ними. В крайнем случае позвонят отцу или дяде Серёже, или тете Ирине, или участковому, или… Вариантов было предостаточно.

Они не успели даже поздороваться с «бабушкой», как в кухню, громко топая босыми ногами, ворвалась растрёпанная Юля.

— Пчела мне в рот! Кто здесь шумит в такую рань?! Подскочили ни свет ни заря, так сидите тихо!

Она набрала в лёгкие воздуха, чтобы выкрикнуть что-то ещё, но напоровшись на возмущенный взгляд Галины Михайловны резко замолчала. Замерла на пороге, недовольно смотря на свекровь. Вид у нее был откровенно помятый и взъерошенный. Волосы спутались и торчали в разные стороны, челка примялась, затерявшись где-то на затылке, а на щеке краснел след от подушки. Девушка крепче сцепила зубы и так крепко сжала рукой дверной косяк, что побелели пальцы.

— Что здесь происходит? — процедила Юля, сдерживая рвавшиеся наружу эмоции.

— Доброе утро, — сдержано отозвалась Галина Михайловна. — Я приготовила завтрак, раз единственная женщина в доме этим не озаботилась, предпочитая бессовестно дрыхнуть. Как и не проводила мужа на работу, — как бы невзначай обронила она в конце, но Даня видел дернувшийся в едкой ухмылке уголок губ.

Юля поперхнулась возмущением. Вытянулась струной, вскинув голову, как делала готовясь к любого рода перепалкам. Эмоция одна за другой мелькали на ее лице: всепоглощающий гнев сменился непривычным сожалением. Потухла огнем вспыхнувшая злость, никого не опалив.

— Он не беспомощный барашек, чтобы я пасла его, — фальшиво улыбнулась Юля, не сводя кричащего взгляда со свекрови.

Та не уступала, но оставалась невозмутима, что должно было выбешивать сильнее. Как красная тряпка для быка.

— Это проявление уважения, — ровно парировала Галина Михайловна, и Юля, прикусив язык, молча покинула кухню, опасаясь ляпнуть лишнего.

Мама ходила по лезвию ножа, и Дане это не нравилось.

Юля же скрылась в ванной и, включив воду, закричала в полотенце. Шум воды и ткань достаточно хорошо глушили звук, чтобы никто случайно не услышал ее отчаянья. Оно заполняло ее, как вода пруд по весне. Маленький, он не справлялся со снегом, таявшим под солннчным натиском, поэтому вода выходила из берегов, ручьями бежала по дорогам, затапливала чьи-то огороды.

Юля боролась с желанием положить перед дверью коврик с надписью «Пошли вон», хотя едва ли что-то сильнее чуда сможет выкурить Галину Михайловну из их квартиры. Идея с выкурить тоже мелькнула на задворках сознания, но если свекровь узнает, что сын ее и внук временами курят, то вероятность, что они выживут равна — ноль цельных пять десятых секунды.

Юля чувствовала себя разбитой. Во всех смыслах. Ей было нужно ещё полдозы ночи, чтобы хотя бы раздражение было не так сильно. После фиаско в понедельник она старалась лишний раз не отсвечивать и не открывать рот, чтобы оттуда не выливались помои. И пусть Влад уверил, что он не в обиде, Юля видела, что невольно задела за живое. Она честно не хотела, просто привычно вспылила, не уследив за словами, что опережали мысли. Совесть нещадно грызла ее, пугая тем, что все может повториться. Внутренне трясло от несправедливости ситуации. Какая-то женщина, пусть и мать ее мужа, бессовестно заявилась на порог ее квартиры, устанавливала свои порядки в ее доме, рушила ее семью. Возмущение с ноги выбило дверь, но Юля вырубила его сковородой, получив одобрительное похлопывание по плечу от стоявшего рядом страха все испортить.

Она отбросила полотенце на сушилку, включила холодную воду и пару раз с силой плеснула себе в лицо, нещадно залив пол и намочив пижаму. Плитка неприятно холодила босые ноги, но Юля пока была не готова вернуться за забытыми в комнате тапками. Подняв голову, она уставилась на отражение в зеркале. С носа капало, бежали по лицу водные дорожки, скапливаясь на подбородке. Мокрая челка напоминала мочалку и противно липла ко лбу, слезами роняя капли воды. Юля с усердием всматривалась в глаза напротив, сама не зная, что ожидала там увидеть. Бессмысленная попытка заглянуть в собственную душу. Попытаться увидеть себя со стороны. Узнать, что видит Влад, когда в тусклом свете ночника, прижав ее к кровати, с каким-то неизвестным ей чувством вглядывался в ее глаза, словно прикованный.

Рыкнув, Юля истерично забрызгала зеркало водой, вцепившись руками в края раковины, потому что ноги неожиданно перестали держать. Все неимоверно бесило. Нервы ни к черту. Галина Михайловна — виртуозный музыкант — профессионально играла на них неизвестную сонату. Вломить бы ей этой скрипкой или роялем.

В сознании трупом всплыл образ мужа, который, трепетно сжимая руку матери, взволнованно рассказывал о работе, карьерном росте, других достижениях, ловко избегая любых компрометирующих Галину Михайловну тем, и смотрел так по-собачьи преданно, что Юлю подташнивало. И дело было не в нежной привязанности Влада к матери, а в Галине Михайловне, слушавшей его с церемонной сдержанностью и невозмутимостью. Юля зря пыталась убедить себя в том, что свекровь просто плохо выражала эмоции. И зря Влад ждал ее одобрения. Галина Михайловна всегда была чем-то недовольна: неправильно, недостаточно, можно было лучше, больше. А стоило ему только заикнуться о сыновьях, как она грубо вырвала свою руку из его пальцев и воззрилась с таким свирепством, что Юля за углом неосознанно напряглась. «Даже сыновьями их в моем присутствии не называй. Они мне не внуки», — чеканя слова, плюнула в душу сыну Галина Михайловна и горделиво ушла, одарив замершую в коридоре Юлю надменным взглядом.

После этого она задумывалась, почему Влад терпит ее, почему не говорит ничего против, смиренно терпя мамины нападки. Неужели Юля обманулась в нем. Или Галине Михайловне удалось поселить сомнение в его душе. Но крепкие, какие-то отчаянные объятия, обжигающее дыхание над ухом, шепотом кричащие извинения, непривычно робкие, напуганные поцелуи, словно она в любой момент могла его оттолкнуть, говорили сами за себя. И Юля просто поставила себя на его место, осознала, что для неё Галина Михайловна — безумная, что тычет крокодила палкой, а для Влада — мама, та, что подарила ему жизнь, любовь. Юля не могла заставить его выбирать между мамой и женой. Боялась, что выбор очевиден, смотря на терзания мужа, и одновременно храбрилась, смотря на беспокойство собственных сыновей.

Юля не хотела проигрывать свекрови, но та была идеальной: спокойной, умелой, последовательной. Не то, что она — взбалмошный сгусток неуёмной энергии, действующий по настроению, а не по плану, живущий, как сердце прикажет. Но меняться девушка не собиралась. По крайней мере, пока этого не попросит Влад.

Немного усмирив бушевавшие чувства, Юля наскоро прибралась в ванной, в последний раз посмотрела в зеркало, улыбнулась и подмигнула собственному отражению, решительно покинув свое убежище. Это ее муж, ее дети, ее семья, ее жизнь, поэтому она будет стоять на своем до последнего, лишь немного сменив тактику. Если Владу было так важно одобрение матери, тогда Юля постарается, если не услужить ей, то хотя бы не испортить отношения окончательно.

Знала бы она в тот момент, что Судьба уже дописала их историю, решительно поставив точку в конце главы, то ещё бы с утра указала Галине Михайловне на выход.

Поднявшееся солнце свои лучи, как лазеры, направляло в глаза, заставляя Даньку жмуриться. Димка рядом пускал по стене через ложку солнечных зайчиков, виртуозно игнорируя недовольный взгляд «бабушки». Юля в шортах и футболке Влада, наскоро собрав волосы в терявший органы пучок, сдержанно гневно готовила манную кашу. Поднятая в несусветную рань, она бы с радостью слепила сыновьям бутерброды и удалилась спать, но свекровь, прожигавшая взглядом ее спину, несколько ограничивала в действиях.

Вернувшись из ванной в кухню, Юля не изменяя себе, показательно заткнула уши наушниками, исключая возможность диалога, а значит и ссоры. Она не слышала тяжёлых вздохов и коротких ворчливых замечаний, на которые с большей долей вероятности могла бы огрызнуться, а оттого чувствовала себя чуть лучше. Музыка несколько заглушала собственные мысли и отвлекала от раздумий, способных подбить ее шаткое равновесие. В душе даже затеплилась надежда, что она сможет спокойно дожить до возвращения Влада и тихо сбежать в комнату дописывать в ночи картины. Достаточно по возможности не контактировать с Галиной Михайловной, а в случае чего быть паинькой, внимать каждому слову, пропуская все мимо ушей, и покорно кивать головой.

Она разлила кашу по тарелкам. Вытащила мороженую клубнику, привезённую ещё с дачи, оставив ее в центре стола, чтобы каждый взял столько, сколько захочет. Поставила перед мальчиками тарелки, потрепав обоих по головам и коротко чмокнув в щеки. Оголодавший Димка с явным наслаждением втянул носом тянувшийся пар. Дёрнулся кадык, когда он сглотнул скопившуюся слюну. Данька был более сдержан, но Юля видела, что тот тоже за ночь проголодался. Скосив взгляд на Галину Михайловну, Даня посмотрел на позабывшего весь столовый этикет брата, принявшегося заглатывать горячую кашу, будто кто-то снова мог ее отобрать, и смерил свою ложку неуверенным взглядом. Он растерялся, думая, что стоит напомнить Димке о манерах, но тот выглядел таким счастливым, что все слова застревали в горле.

— Приятного аппетита, Котик, — негромко сказала Юля неожиданно наклонившись к его уху и положив руку с зажатым между указательным и средним пальцами наушником ему на плечо, другой протянув ломтик белого хлеба.

Даня почувствовал, как сами собой расслабились под пальцами плечи, выпавшая прядь приятно щекотала шею, уголки губ инстинктивно дернулись, заслышав в голосе мамы улыбку. Только скосив глаза, он понял, что Юля не улыбалась, а скорее скалилась в сторону сидевшей с показательно возмущенным лицом Галины Михайловны. Юлин нос неожиданно ткнулся ему в щеку. Она слегка повернула голову, притершись своей щекой к его и прошептала в самое ухо: «Забей на все, пока я рядом».

Узел, завязавшийся внутри, резко лопнул. Он выдохнул, чувствуя, как спало напряжение. Необычная лёгкость наполнила тело. Волнение, терзавшее душу, пропало. У них был щит от нападок Галины Михайловны. Не самый прочный, но Даня надеялся, что достаточно крепкий, чтобы продержаться до возвращения Влада.

Позавтракав, они поспешили укрыться на чердаке, чтобы точно не спровоцировать конфликт, но быть достаточно близко, чтобы при необходимости иметь возможность вмешаться. Юля же, сгрузив посуду в раковину, наскоро вымыла ее и, оставив, чтобы позже вытереть, принялась пылесосить. Галина Михайловна, словно назло, постоянно мелькала перед глазами, то тут, то там, но Юля решительно не обращала на нее внимания. Она пропылесосила ковры в зале и двух спальнях, свернула их и выволокла из квартиры. Всучила сыновьям две пылевыбивалки, сгрузила им на плечи увесистые паласы и отправила во двор уничтожать сапрофитов. Димка воспринял это как возможность выплеснуть энергию и агрессию. Он так сильно лупил ковер, что Дане начало казаться: тот начнет молить о пощаде. Данька на всякий случай надел кепку и нацепил на брата мамину панаму, а то мерещится всякое.

Юля, негромко подпевая музыке в наушниках и пританцовывая, напоминая муху в предсмертных судорогах, драила ламинат. Боб сидел рядом, играясь со шваброй, попеременно прыгая на нее и отскакивая, иногда слегка подталкивал лапой, словно убеждаясь, что та ещё жива и двигается. Галина Михайловна что-то периодически говорила, кажется звала, но Юля упорно делала вид, что ничего не замечает. Опомнилась лишь, когда увидела, как свекровь хозяйничает у них с Владом в комнате.

— Вам что-то нужно? — вежливо поинтересовалась Юля, остановившись в дверях.

— Учитывая, что вы бессовестно игнорируете мои замечания по поводу уборки, я решила чем-нибудь себя занять. Меня заинтересовали ваши картины. Надеюсь, вы не против, если я посмотрю? Я спрашивала до этого, но вы меня не слышали, — укорила она.

— Пожалуйста, — фыркнула Юля, неожиданно скривившись, услышав, как подали предсмертный сигнал наушники, отключившись.

Последние пару дней она пользовалась ими чаще обычного, затыкая уши с конца ужина и до глубокой ночи, пока рисовала в свете ночника, чтобы не терять концентрации и не мешать мужу и детям. Вдохновение часто находило ее в ночи, и у Юли не было сил сопротивляться неизведанному влечению. Писала пейзажи, привычно выплескивая на холст, копившиеся внутри эмоции.

— Недурно, — оценила Галина Михайловна недавнюю работу с подсолнухами, которую Юля любила, как свое дитя.

На самом деле их спальня напоминала галерею, потому что холсты плотно закрывали все стены, и художественные материалы, обычно прятавшиеся в выдвижных ящиках кровати, виднелись тут и там. У них была свободная комната, которую можно было оборудовать под мастерскую, но Юле было комфортнее, когда дорогие сердцу вещи находились в одном месте. Она, как дракон, определила спальню сокровищницей и бережно хранила там все, что принадлежало ей. Картины, цветы, муж, дети, смотревшие телевизор в их комнате, на их кровати, когда зал был занят. Это приносило ей душевное удовлетворение, а Владу нравилось все, что нравилось Юле.

Разномастные картины чудесным образом создавали атмосферу, приносили уют и делали комнату теплой и родной, потому что были частичкой Юлиной души, меткой ее территории. Личной и непосягаемой.

Одни пейзажи были написаны прямо из окна или с высоты чердака, другие по фото и с натуры. Учитывая, что Галина Михайловна рассматривала картины с видом бывалого критика, Юля незаметно переложила блокнот с тумбы под свою подушку, чтобы культурная составляющая свекрови случайно не словила шок, обнаружив наброски и этюды с собственным сыном на центральном плане в разных материалах, позах и стилях, коими был до отказа заполнен небольшой альбом. Юля рисовала мужа спящим, сидящим в телефоне, перед телевизором, целующимся с Бобом, в рубашке и без нее. До деталей прорисовывала каждый едва заметный кубик его пресса, от вида которого ей кровь ударяла в голову. Она любила его искренне и страстно, с головой ныряла в это чувство, не боясь захлебнуться, потому что чувствовала себя русалкой. Моментами жизнь ее напоминала сказку. И Юля невольно стремилась запечатлеть каждый, даже самый незначительный. То, что могло затеряться в памяти, надёжно хранилось в телефоне, на облаке, в фоторамках на полках и ее блокноте.

— Он тебя любит.

Юля вынырнула из размышлений, и недоуменно посмотрела на Галину Михайловну. Та сидела на краю кровати, не отрываясь от полотна, словно боялась встретиться с Юлей взглядом. Девушка молчала какое-то время, осознавая услышанное. А когда смысл наконец дошел, то сердце ее дрогнуло. Шок молнией пробил тело, и Юле пришлось ухватиться за дверной косяк. Она даже не заметила, что Галина Михайловна перешла на «ты».

— Вы что ревнуете?! — голос не слушался, поэтому вопрос прозвучал грубее, чем предполагалось.

— В такой формулировке звучит не очень, — заметила свекровь, и Юле в ее голосе послышалась улыбка. Видимо, Галина Михайловна решила морально ее добить.

— В любой формулировке, — недовольно заметила девушка.

— Ты чересчур обобщила мои чувства, — спокойно отозвалась свекровь и обернулась на Юлю, с какой-то печальной полуулыбкой, что в сравнении с ее привычным бесстрастным выражением, несколько пугало. — Я не хочу занимать главное место в сердце сына, нет, — она покачала головой, отведя взгляд и будто уйдя в себя, — просто… переживаю за него.

Юля нахмурилась, пристально всматриваясь в ее лицо. Она не умела читать людей, особенно таких профессионалов, как Галина Михайловна, но честно пыталась понять честна ли та или вновь выводит ее на эмоции.

— Отчего же? — поинтересовалась Юля осторожно.

Тщательно скрываемая в голосе подозрительность была услышана, потому что Галина Михайловна то ли специально, то ли против воли, что с ее выдержкой было маловероятно, коротко усмехнулась.

— Ты напоминаешь меня.

Так Юлю ещё не оскорбляли.

— Не хмурься, морщины раньше времени появятся, — не дала ей и рта раскрыть Галина Михайловна. — И не возникай. Слушай. Ты плохо меня знаешь, поэтому не видишь, что похожа на меня больше, чем тебе хотелось бы. Неосознанная жажда власти, контроля, собственности — все это есть в тебе. Ты любишь моего сына, я это вижу. И хочешь, чтобы он был твоим и только твоим. Ты глупая, а оттого можешь неосознанно подавлять его волю, морально давить на него. А я бы не хотела, чтобы единственный, кто дорог моему сердцу, единственный, ради кого я живу, страдал.

Галина Михайловна замолчала, вновь отвернувшись к картине. Лицо ее приняло бесстрастное выражение и в голосе не слышалось больше эмоций:

— Только поэтому я считаю, что ты не пара Владу.

— Вы завидуете?

Галина Михайловна вздрогнула всем телом, но не обернулась. Юле хватило и того, что она смогла добиться реакции. Слова свекрови ее не задели и не удивили. Она даже была с ними согласна. Может Галина Михайловна и не стремилась обидеть ее, просто решила быть честной, поняв, что не пробьется через крепость Юлиной упрямости, зато обидеть хотела Юля.

— Не знаю, каким был ваш муж, может Влад и вправду на него похож, но вы забываете, что Влад — это Влад, — Юля невольно повысила предательски зазвеневший голос. — Он — личность, какие бы черты характера не перенял от родителей. Вы видите в сыне мужа, которого сильно любили, но который не смог ответить тем же. Поэтому вы завидуете мне. Ведь Влад, такой ответственный, решительный, уверенный, безукоризненный во многих аспектах смог полюбить МЕНЯ. Не идеальную, властную, эгоистичную, грубую, с тараканами в голове. Он не терпит это во мне, он это по своему любит. Всю меня. — Юля прервалась, переводя сбившиеся дыхание. — Вы смотрите на меня и вспоминаете себя. Пытаетесь понять, что же сделали не так…

— Ты проницательнее, чем кажешься, — почти шепотом прервала ее Галина Михайловна, так тих и опасен был ее голос, словно шипение змеи. — Почему Влад любит, а он не смог? Знаешь? — она резко обернулась, поймав Юлин взгляд своим, холодным, но горящим, отражающим внутреннее пламя, что многие годы тщательно скрывалось за непробиваемыми стенами.

— Знаю, — с вызовом ответила Юля.

— Сын, любящий мать, находит себе жену, не только похожую на нее, но и готовую дать то, что не смогла мать, — затихла Галина Михайловна, и горечь мелькнула в ее глазах, едва заметно коснувшись губ.

— Ответную любовь, — закончила Юля. — Вы потеряли мужа, боялись потерять и сына. Не пойму только, почему стали с ним жёстче. Разве не ваше властолюбие и холодность были во всем виноваты?

— Ты проницательнее, чем кажешься, — с нотками самодовольства повторила Галина Михайловна, — но все ещё остаёшься глупой. Это ещё одна черта, которая скорее всего привлекает в тебе Влада. Никому не нравятся умные женщины, а я всегда была такой. Ты даже представить не можешь, какого это, когда за спиной шепчутся, — Галина Михайловна внезапно повысила голос, застав Юлю врасплох.

Девушка, не ожидавшая такого выпада и инстинктивно остерегавшаяся свекровь, невольно сделала шаг назад, чувствуя себя кроликом перед удавом. Галина Михайловна осознанно или нет морально давила, душила своей аурой, отчего с ней неприятно было находиться в одном помещении. Юля ощущала себя бестолковым слугой, что тщетно пытался угодить вечно недовольной королеве. Галина Михайловна словно стояла на ступени эволюции выше остальных, а одноклеточной амебе едва ли приятно находиться в обществе многоклеточных организмов.

— То есть общественное мнение важнее благополучия собственного сына?! — не сдержалась Юля. — Случившееся было вашей ошибкой, и Влад стал ее жертвой. Вы подумали о его чувствах?

— Как раз из-за беспокойства о его чувствах, я и была так строга, — вскинула подбородок Галина Михайловна. — Он должен был научиться справляться с давлением общества, научиться противостоять ему. Влад не добился бы ничего, если бы прятался за моей юбкой.

— Так и не надо было прятать его за своей юбкой, надо было стать ему опорой. Дать понять, что он со всем справится, потому что у него есть поддержка.

— Я привила ему самостоятельность и научила думать, — взвилась Галина Михайловна.

— Но не научили доверять семье, — с отчаяньем в голосе парировала Юля, ей хотелось, чтобы ее услышали, поняли, приняли свою неправоту. — Благодаря вам Влад хорошо распознает мотивы и чувства других людей, полагается на здравый смысл, а не на эмоции, он сдержан и всегда собран, может постоять за себя, но совершенно беспомощен в оценке собственного состояния. Он никогда не берет во внимание свои переживания, не делится ими, считает их слабостью. А они тем временем копятся на душе.

— Потому что они и есть слабость, — с нажимом прошипела Галина Михайловна, поднявшись с кровати. — Общество жестоко и беспощадно. Ему нельзя давать даже повода для сплетен, а иначе… — она подошла вплотную к Юле, нависнув над ней и заглянув сверху в глаза, — уничтожит и репутацию, и гордость, и душу.

Свекровь ещё мгновение смотрела в глаза, упрямо не отводившей взгляда Юли, прежде чем выпрямиться, сгладить все эмоции на аристократично аккуратном лице и с приподнятой головой удалиться, неодобрительно зыркнув на замершего в коридоре Даньку. Тот даже забыл, зачем поднялся в квартиру. Он смотрел, как Юля тихо бесилась, с особой агрессией вернувшись к уборке. Она, наплевав на всех, включила музыку на беспроводной колонке, даже не сортируя плейлист, в котором Бах сменялся рэпом, и так тщательно пылесосила пол, что Данька решил ее не тревожить, незаметно включив пылесос.

* * *

— Нет, ну теперь стало хоть немного понятнее, чего она такая противная, — продолжая лупить ковер, прокомментировал его рассказ Димка. — Непонятно только, чего она пытается добиться?

— Что ты имеешь ввиду? — отвлекся от другого ковра Данька, чуть не получив по лицу пылевыбивалкой.

— Ну… — Димка тоже прервался, почесав затылок, — мужа она уже не вернёт, папу от «гнета» мамы не убережёт. Так чего ещё она хочет?

Данька в ответ только моргнул, удивлённо расширив глаза. Димка сразу понял, что брата осенило. Тот думал много настолько, что часто зацикливался на чем-то, забывая мыслить шире, а потом удивлялся, как не нашел ответа, лежавшего на поверхности, раньше. У Димы не было его мозгов, поэтому помочь с анализом ситуации и поведением других людей не мог физически, зато он первоклассно подбрасывал в топку размышлений идеи, способные натолкнуть Даньку на верные мысли.

— Разрушить нашу семью.

— Это понятно, — ударил по ковру Димка, проигнорировав помрачневшего брата, — но во-первых, что ей с этого, а во-вторых, как она собралась это сделать? Уже неделю у нас паразитирует, только воздух портит.

— Она ломает маму, — перебил его Данька, и Дима замер, настороженно всматриваясь в его обеспокоенное и побледневшее лицо. — Медленно, почти незаметно, но Юлино душевное состояние трещит по швам. Галина Михайловна морально давит на нее: читает нотации, не упускает момента указать на ошибки, укорить в чем-нибудь. Со стороны кажется, что она просто пытается наставлять, делится приобретенным опытом, а на самом деле безжалостно бьёт по Юлиной гордости, выставляет ее в плохом свете перед Владом, заставляет сомневаться в себе.

Пылевыбивалка выпала из внезапно ослабевших Димкиных пальцев:

— Я даже не заметил.

— Я тоже не думал об этом, пока ты не спросил про цели. Влад унаследовал от мамы многие качества, и упрямство — одно из них. Она не отступится.

— Черт ее дёрнул без предупреждения приехать, — рыкнул Димка, подхватив выбивалку и с новой силой принявшись колотить ковер, но быстро остановился, оглянувшись на затихшего брата.

— Не черт, — ответил он на вопросительный взгляд, — а кто-то из знакомых.

Дима на мгновение задумался, а стоило нужной мысли стукнуть его по голове, как глаза его широко распахнулись и рот открылся, чтобы в красках выразить мнение о посетившей его догадке, но вид нахмурившегося брата остановил от необдуманных действий.

— Хочешь сказать, что у Галины Михайловны где-то здесь имеется информатор? — с толикой скепсиса поинтересовался Димка. — Не слишком ли — следить за своим сыном?

— Не думаю, что она следит. Галина Михайловна не маразматичка, а конформист.

— Чего?

Данька вздохнул и пояснил Димке на его языке:

— Она зависима от мнения общества. С одной стороны, Галина Михайловна и вправду видит в Юле себя и боится, что та может разбить Владу сердце, но в большей степени ее беспокоит то, что говорят о нем другие.

— Да что о нем можно говорить?! — вспылил Димка, всплеснув руками, снова чуть не задев брата. — Он же не преступник какой-нибудь, а врач. Да и в принципе добропорядочный, вежливый, короче, безукоризненный.

— Верно, — кивнул Данька. — И он женился на Юле и усыновил двух детей.

— Да в чем проблема?! — закричал Дима, хватаясь за голову. — Брак и усыновление — это теперь преступление, порицаемое обществом?

Данька не ответил, вновь задумавшись. Димка по лицу видел, как у того заходили шестерёнки в голове. Он опустился на ближайшую лавку, опустив взгляд в землю и сосредоточив внимание на тащившим травинку муравье. Дима не стал его тревожить, вернувшись к коврам. Даня нередко уходил в себя, размышляя о чем-то. В такие моменты бесполезно было пытаться дозваться его.

Пыль от ковров летела во все стороны, глухим эхом отдавались вдалеке тяжёлые удары. Взмокший на солнце Димка, утирая краем футболки пот со лба, вымещал на несчастных половинках злость, грозясь выбить из них душу. Руки мелко подрагивали от перенапряжения и казались непривычно тяжёлыми, но подростка это только заводило. Он бросил себе вызов, пытаясь узнать, где граница его возможностей, сколько он продержится на одних эмоциях, когда выдохнется физически.

— Зинаида Львовна, — внезапно воскликнул Данька, вскочив с места, и Димка, отвлекшись на него, получил сбоку ковром, позорно плюхнувшись на землю.

— Опять что ли волкодава своего вывела? — недовольно поинтересовался Кудряшка, даже не пытаясь подняться, переводя дыхание.

— Что? — не понял Данька, обернувшись на подъезд, но не заметив угрозы, нетерпеливо опустился рядом на корточки. — Нет. Галину Михайловну не черт дёрнул приехать, а Зинаида Львовна, — возбуждённо выдал он, ожидая реакции.

Дима внезапной радости брата не разделял, борясь с желанием покрутить пальцем у виска. Временами они будто менялись местами и обычно сдержанный Данька едва мог усидеть на месте от переизбытка чувств, радуясь какой-нибудь мелочи так, будто раскрыл преступление века или доказал, что есть жизнь на Марсе, а Димка смотрел на него бестолковой рыбешкой и улыбался, потому что брат радовался. Ему было решительно все равно, что привело того в восторг: необычный жук, выпуск научного шоу, новое заумное слово. Он готов был часами смотреть с ним за компанию, как какой-то пожилой профессор нудно вещает про теорию струн, и пропустить мимо ушей все объяснения учителя, слушая брата, читавшего ему на ухо о петлевой квантовой гравитации так воодушевленно, будто это был какой-то занимательный рассказ.

— И что это значит? — не отрывая своего взгляда от Данькиных глаз, задал ожидаемый от него вопрос Димка, улыбнувшись, когда брат вцепился в его плечи, завалил на траву и, нависнув над ним, с энтузиазмом принялся пояснять:

— Зинаида Львовна знакома или, что хуже, дружит с Галиной Михайловной. Мы с Юлей ей не нравимся, вот она и распускает слухи среди «своих». Вспомни, как бабушки у подъезда про маминого бывшего судачили, и нас за спинами постоянно обсуждают.

— Ну и что?

— Это нам ну и что, а Галине Михайловне, пекущейся о своей репутации, кость в горле. Судя по тому, что она сказала Юле, могу предложить: «бабушка», разведясь с мужем, оказалась в центре общественного внимая, совершенно ей не нужного. Ее обсуждали, осуждали, шептались за спиной и перед. Это ощутимый удар по гордости, а на ней ещё и сын, чью неокрепшую психику и душу нужно было любой ценой уберечь от всей этой лавины слухов и косых взглядов.

— То есть, — попытался переварить вываленную на него информацию Димка, — в молодости она не смогла справиться с общественным давлением, поэтому стала зависимой от него, и теперь всеми правдами и неправдаии старается поддерживать свой статус, чтобы о ней нельзя было сказать ничего плохого.

— Верно. А мы порождаем много слухов и все портим, — обрадовано закончил Данька, выглядя ненормально счастливым для такой ситуации, разве что в ладоши не хлопал.

Димка знал, что брат был доволен тем, что смог распутать сложный клубок из человеческих мотивов и заскоков, но ему все равно было не по себе от осознания ситуации, в которой они оказались, а Даня совершенно не помогал.

— И что нам теперь делать? — задал он логичный вопрос.

Данька тут же скис, сполз с него, завалившись рядом, и устремил взгляд в бескрайнее голубое небо. Дима последовал его примеру. Их сроднившимся, слившимся, объединившимся душам не нужны были слова. Они и так все чувствовали и понимали по незаметным другим жестам и действиям. Даня был умен, а не всевидящ, и то делать с Галиной Михайловной не знал. Переубедить ее в ошибочности собственных суждений они точно не смогут, ни они, ни Юля, ни, наверное, Влад, так же как и выставить ее из квартиры раньше намеченного срока. От неизбежной гибели их отделяло всего одно воскресенье, которое для их семьи виделось судным днем.

Данькина задумчивость говорила Диме о том, что он тоже предполагает скорую развязку. Внезапные откровения Галины Михайловны казались предвестниками чего-то масштабного, спусковым крючком, запустившим сложный механизм, что должен был привести Воронцовых к неизбежной гибели. Они плохо знали Галину Михайловну, поэтому боялись даже предполагать о том, сколько тузов у нее припрятано в рукавах и насколько хороший она шулер.

А по бескрайнему небу беззаботно плыли облака. Не было у них ни проблем, ни переживаний. Они доверчиво отдавались во власть ветра, не задумываясь, куда и зачем их гонят, и где они в итоге окажутся. Братья им завидовали.

Повернув головы и переглянувшись, подростки, не сговариваясь, поднялись. Четкими, выверенными, словно отрепетированными действиями, без лишних движений, сняли ковры, захватили пылевыбивалки и с видом богатырей, способных головой крушить скалы, двинулись в сторону подъезда. У них не было четкого плана, только бестолковая уверенность в том, что нельзя спускать глаз с Галины Михайловны и быть на чеку.

Судьба, уже знавшая исход, только снисходительно улыбалась, смотря на детей своих, как новорожденных котят, бестолково, но мило тыкавшихся носом в мамино пузо.

Вечер только вступал в свои права, и закат окрасил небо в яркие жёлто-красные оттенки, припудрив лёгким пурпуром, когда Влад вернулся с работы. И на первый взгляд все было как обычно.

Юля с растрёпанными волосами, такая домашняя и уютная, пропахшая разбавителем и какими-то приправами, вышла встречать с деревянной лопаткой в руке и полотенцем на плече, быстро, но чувственно припав к его губам, чтобы не успели ничего увидеть выскочившие из комнаты навстречу ему мальчики. Они обхватили его с обоих боков, терпеливо дождавшись, когда он поцелует каждого в макушку, Димка ещё и ткнул ему в лицо морду Боба, который позже упал прямо возле его ног, принявшись отфыркиваться и вылизываться с таким видом, словно своим случайным действием Влад замарал его честь и достоинство. Мама выплыла из кухни последней, то ли из правил приличия, то ли избегая ненужной суеты. Он аккуратно обнял ее, словно хрупкую бабочку, как она приучила его с детства, и невесомо коснулся губами протянутой руки. Галина Михайловна неожиданно ответила, приобняв и оставив едва заметный сухой поцелуй на щеке.

Только благодаря своей железной выдержке Владу удалось удержать лицо и не выдать захлестнувших его эмоций, взволновавших душу так сильно, что он чудом сдержал порыв налететь на маму с объятиями. В отличие от Юли, тоже любившей осторожность в обращении, но с лёгкостью прощавшей ему некоторую пылкость, мама могла отвесить ему подзатыльник за несдержанность.

Чувства ударили в голову. Сознание окутал туман, из-за которого он споткнулся о Боба и промахнулся мимо входа в ванную, стукнувшись лбом о дверной косяк. Влад думал, что никто не заметил его маленькой за минут но Димка с Данькой, выглядывавшие из-за двери своей комнаты, обменялись обеспокоенными взглядами.

Даню, заметившего телячьи нежности (как выражался Димка), не свойственные практичной натуре Галины Михайловны, этот внезапный порыв материнской любви заставил напрячься. Он посчитал это ещё одним предзнаменованием.

— Подлиза, — недовольно фыркнул над ухом Димка, а у Даньки по коже пробежали мурашки от посетившей его догадки.

Влад в приподнятом расположении духа пришел на кухню, вдохнув стойкий аромат запечённой курицы. Душа в первые за неделю почувствовала привычную для дома лёгкость и непринуждённость. Юля хлопотала у плиты, мама читала у окна книгу, наконец не лезя к ней с помощью и ненужными советами, Димка под шумок играл в телефон, пока не начался ужин, а Данька… У Влада внутри все похолодело, когда он встретился взглядом с сыном. Тот пристально смотрел ему в глаза, будто пытаясь предупредить, и он уже собрался позвать того в спальню, чтобы поговорить, как со своего места поднялась мама. Боб, отчаянно кинувшийся ей в ноги, словно пытался остановить, чуть не въехал мордой в стену, заскользив лапами по плитке.

— Владислав, — негромко позвала она, обращая на себя внимание, но он успел заметить, как раздражённо закатил глаза Данька, — я сегодня повстречала вашу соседку. Она на вас жаловалась.

Влад услышал маму, но информацию должным образом не воспринял, будучи полностью сосредоточенным на сыновьях. Данька побледнел на глазах, а Димка вытаращился на брата со смесью восхищения и волнения. Ему необходимо было поговорить с детьми.

— Мама, — вздохнул Влад, понимая, что должен как-то отреагировать, — Зинаида Львовна жалуется на все: холод, жару, больную спину, цены на хлеб, газ и бензин. Это приносит ей духовное удовлетворение так же, как тебе порядок в доме.

— Не глумись над пожилой дамой, Владислав! — Галина Михайловна легко хлопнула ладонью по поверхности стола, но этого хватило, чтобы Влад замолчал и обратил на нее внимание. — На чтобы она не жаловалась, тебя в этом списке быть не должно.

— Это невозможно, — фыркнула Юля, — Зинаида Львовна живёт чужими радостями и печалями, преобразованным в сплетни. Бедная старушка чуть не тронулась умом без дозы информации для пересудов за ту неделю, что мы отсутствовали, — она театрально вздохнула, состроив бровки домиком и сложив губки бантиком.

Димка прыснул со смеха, поспешив зажать рот ладонью, когда на него медленно обернулась побагровевшая от злости Галина Михайловна.

— Ты находишь это невежество смешным? — казалось прошипела женщина, не сводя с Димки острого взгляда.

— Мама, Юля хотела сказать, что…

— Я слышала, что она сказала, — резко прервала Влада Галина Михайловна, — и подобное отношение возмутительно! Почему ты позволяешь ей проявлять неуважение?!

Разговор нравился Владу все меньше и меньше. От хорошего настроения не осталось и следа. Внутри него снова напряглась пружина. Мама начала словесную атаку. Он знал, как для нее важно мнение других, но она могла высказать свое недовольство наедине, а не начинать распекать его при всех. Даня продолжал прожигать его взглядом, усиливая тревогу и вынуждая думать.

— Мама, Юля уже взрослая девочка для того, чтобы я поучал ее, — продолжая искать кусочки пазла, осторожно ответил Влад.

Он чувствовал, что волновался. На висках от внутреннего напряжения выступал пот. Влад давно не был ребенком, но рядом с мамой ощущал себя нашкодившим котёнком. И взгляд, и само ее присутствие морально давили, мешая здраво рассуждать. Он не мог сосредоточиться, бегая глазами по кухне, словно ища ответы на свои вопросы, на самом деле просто боясь встречаться с мамой взглядом.

— Это не даёт ей права так пренебрежительно относиться к людям.

— А что даёт такое право Зинаиде Львовне? — вспылила Юля, бросив в раковину ложку, громко звякнувшую о керамическую поверхность. — Она вечно устраивает от скуки какую-то театральщину, нарушая всеобщее спокойствие, и распускает слухи. Мне эти совещания бабок у подъезда уже надоели!

— В таком случае, — процедила Галина Михайловна, едва повернув голову в ее сторону, — вам стоит не давать лишних проводов для сплетен.

— Не думаю, — с плохо скрываемым раздражением отозвалась Юля. — Просто некоторым особам не нужно лезть в чужую жизнь и тем более, — выделила она, — учить, как ее жить.

Галина Михайловна мгновенно отреагировала на словесный укол, вскочив со стула так стремительно, что Димку обдало порывом воздуха. Она вытянулась по струнке, ещё больше напоминая кобру, и хищнически уставилась на Юлю. Та не уступала, сцепив зубы и сжав от злости кулаки настолько сильно, что ногти впивались в ладони.

— Душа моя, не надо так с мамой, — вклинился Влад, уловив брошенную женой шпильку.

Юля моментально отреагировала, недоуменно нахмурившись. Стальные нотки в его голосе пришлись ей не по нраву. В сложившейся ситуации жертвой Юля ощущала именно себя, поэтому выпад со стороны мужа ей был не понятен. Она весьма выразительно посмотрела на него, вопросительно склонив голову и возмущённо вскинув брови.

— А ей так со мной значит можно? — вспылила она.

— Мама не сказала ничего, что стоило бы такой грубости, — возразил Влад, кажется намереваясь встать между дамами своего сердца, но Галина Михайловна то ли из благих побуждений, то ли в угоду собственной гордости сына вперёд не пускала.

Он сам не понял, почему внезапно решил вступиться за маму, а не предотвратить конфликт на стадии его зарождения. Влад ведь знал, на какие искусные провокации она была способна, но то ли виной всему было внезапное щемящее чувство в груди, требующее материнского признания, то ли ученик еще не превзошел учителя, чтобы суметь раскрыть матушкин план.

— Уверен?! — Юля опасно понизила голос, что говорило о крайней степени ее злости.

— Любовь моя, — с нажимом предупреждающе отозвался Влад, словно не замечая, как медленно закипала жена.

Зато это заметила Галина Михайловна.

— Юлия, — встряла она, приняв свой лучший чопорный и нравоучительный вид, — вам стоит научиться прислушиваться к людям, это возможно поспособствует росту уровня вашего воспитания, в чем я сильно сомневаюсь. И я бы настоятельно советовала не перечить старшим при детях, вы подаёте им дурной пример своим возмутительным поведением. Лучше вообще не быть матерью, чем быть плохой.

Даньке показалось, что он услышал треск в повисшей тишине. Сломала. Уничтожила. Нашла слабую опору, на которой держалась Юля, надавила, и… Хрустнуло. Лопнуло. Рухнула крепость, оставив дракона оплакивать развалины. Не справился, не смог выполнить долг: спасти, защитить, сохранить. Нет крепости — нет цели, нет смысла жизни. Рыцарь в смятении. Дракон повержен. Ведьма ликует.

Димка, чувствуя, как накалилась атмосфера, прижал к себе Боба, зарывшись лицом в его мех и исподлобья наблюдая за взрослыми, боясь даже случайно напомнить о своем присутствии. Разъяренных маму с «бабушкой» ещё можно было перетерпеть, но папа в гневе все ещё был страшнее. Они по прежнему не знали, чего от него ожидать. Данька, увидевший насколько искусна была Галина Михайловна в манипуляциях и чтении людей, вцепился в край стола, переживая бурлящую внутри смесь страха и восхищения. Ему бы вмешаться, да язык словно отнялся.

Что бы о Юле не думал Даня, он точно знал: она сильная. Тщательно вылюбленная родителями она не страдала от комплексов, не боялась людей, легко находя с ними общий язык, знала цену другим и самой себе. Ей было все равно на мнение общества, Юля делала так, как велело сердце, подчинялась порывам души, научившись не жалеть о моментах, когда выбирала быть счастливой. Задеть Юлю постороннему человеку было сложно, почти невозможно, особенно после появления в ее жизни Влада: охранника за спиной, что неизменно наставлял дуло пистолета на любого, кто пытался вторгнуться в пространство его сокровища, и следил за тем, чтобы Юля не забывала о своей ценности.

Но Галина Михайловна оказалась опытным снайпером, ликвидировавшим охранника, и после долгого прицела, наконец, сделавшим решающий выстрел.

— Пропускайте, пожалуйста, слова не только через рот, но и через мозг, — процедила сквозь зубы Юля, метнувшись вперёд и замерев напротив свекрови. — Кто вы такая, чтобы указывать мне, как себя вести?! — она повысила зазвеневший голос, упрямо смотря снизу вверх прямо в глаза, — это мой дом, моя семья, моя жизнь, и я сама решу, как ее жить. Если у вас какие-то комплексы, то работайте над собой, а не лепите из окружающих, что вздумается! Я не позволю помыкать ни собой, ни Владом, ни тем более нашими детьми. Не вам попрекать меня тем, что я плохая мать, — вскрикнула Юля, — в отличие от вас дети для меня важнее общественного мнения, и я не буду портить им жизнь из-за собственных маразматических загонов.

Звук хлесткой пощёчины громом разнёсся во внезапно возникшей тишине. Неверяще распахнули глаза мальчики, вскочив со стульев, да так и замерев на месте. Шумно втянул воздух носом Влад, инстинктивно подавшись вперёд, но остановился, не зная, за кого заступаться. Юля разговаривала на повышенных тонах, вела себя неуважительно со старшими, перечила и переводила стрелки, неудивительно, что мама поставила ее на место.

В голове отчётливо прозвучал хлопок кожаного ремня, а взгляд упал на перепуганных сыновей, внезапно напомнивших его самого, и Влад чуть не поперхнулся воздухом, с ужасом осознав промелькнувшие мысли.

Он болван. Дурак. Идиот. Юля поступила правильно, решив указать маме ее место, раз сам Влад не удосужился сделать этого. Это была не мамина семья, а его, и хозяйкой была именно Юля. Мама не имела права устанавливать свои порядки.

Вина в перемешку со страхом мутили рассудок. Он знал о реакции мамы, знал, что она не примет его выбор, не смирится и попытается все переделать, но в душе ещё теплилась надежда. И это была его оплошность. Влад поддался чувствам, повелся на эмоции, разрешив им вести, и даже не попытался включить голову и подумать. Он повелся на мамины уловки, как ребенок, который поверил, что дядя стоматолог «просто посмотрит». И его ошибка дорого стоила всей семье.

Юля рефлекторно прижала ладонь к горящей щеке, не сводя широко распахнувшихся глаз с невозмутимо возвышавшейся над ней Галины Михайловны. Разгоряченную кожу под пальцами словно прознали иглы, но не от боли слезы внезапно затуманили взор. Во рту ощущался неприятный металлический вкус и, проведя дрожащей рукой по губам, Юля по-рыбьи уставилась на оставшийся кровавый след. Она посмотрела на Влада, бестолково замершего у Галины Михайловны за спиной, растерянно взирая на нее, и жгучая обида поднялась внутри. Заворочалась уязвленная гордость. Она чувствовала себя преданной, беззащитной, безжалостно брошенной на съедение. У нее не было и шансов против свекрови. Галина Михайловна показала силу, продемонстрировала, что имеет оружие против неповиновения. Власть была на ее стороне — Юля оказалась бессильна против нее.

В последний раз смерив мужа презрительным и разочарованным взглядом, она, не оборачиваясь на Галину Михайловну, от отчаянья сжимая кулаки, вылетела из кухни, чувствуя, как слезы уже бегут по щекам, а из груди рвутся рыдания. Юля не могла показаться на глаза в таком виде, иначе ее гордость, и так державшаяся из последних сил, будет уничтожена окончательно и безповоротно. Побеждена, но не сломлена. Наверное. Рассуждать об этом Юля не могла, выскочив из квартиры и взобравшись на чердак, где, упав на старый диван, дала волю эмоциям. В груди неприятно давило, перекрывая воздух, отчего приходилось делать прерывистые вдохи, перемешанные со всхлипами.

Слезы лились водопадом, словно вымывая изнутри все переживания и негатив прошедших дней. Все скопившиеся эмоции, скрытые, подавленные, теперь вываливались из нее, как вещи из переполненного шкафа. Одновременно тянуло и кричать, и истерично смеяться, волком выть, а может молчать. Ее будто изнутри разрывало на части и никак не удавалось взять разбушевавшиеся чувства под контроль. Юля, уткнувшись покрасневшим лицом в пыльную обивку дивана, тихо поскуливала от бессилия, а внутри кипела злость. На себя за слабость, на Влада за нерешительность, на Галину Михайловну за скотство. Она шумно втянула носом воздух, поднявшись. Кулак со всей силы врезался в спинку дивана, вызвав жалобный скрип и выбив столб пыли. Юля замерла на мгновение, смотря, как та неспешно оседала на поверхности и, роняя слезы, с усилием принялась колотить мебель, гортанно порыкивая, не давая родиться крику отчаянья.

Димка, стоило Юле скрыться, встрепенулся, словно сбросив оцепенение, и медленно перевел взгляд на Галину Михайловну.

— Что вы себе позволяете?! — взвился он, метнувшись к женщине.

Не пришедший в себя Данька поздно бросился останавливать брата, уже не имея возможности заставить его молчать, он хотя бы пытался вытащить его из зоны «бабушкиной» досягаемости.

— Дмитрий, успокойся, — обхватив брата за грудь, просил Данька, тщетно пытаясь оттащить его назад.

— Я смотрю, тупость передается воздушно-капельным путем, — удивленно вскинула бровь Галина Михайловна. — Ты разве не понял, что нельзя разговаривать со старшими в таком тоне?

— Ну вы же за столько лет не поняли, что манипуляция приводит к разрушению, — сдерживая слезы, огрызнулся Дима. — Обвиняете нас за реакцию на вашу резкость и бесцеремонность, при этом в упор не видите свое неуважение, спровоцировавшее всех.

— И после этого, мой сын будет уверять меня в том, что ты — мой внук, — вновь понизив голос, нависла над ним Галина Михайловна. — Просить быть бабушкой для невежды.

— Бабушкой?! — взвился Димка. — Вы не бабушка. Бабушка — это милая старушка, которая безмерно любит своих внуков, балует их и пичкает пирожками, а вы — деспот, тиран, манипулятор, изворотливая змея, которая пытается разрушить нашу семью. А ты этого даже не видишь! — Димка истерично ткнул пальцем в сторону Влада, пытаясь вывернуться из хватки брата.

— Дмитрий, успокойся, прошу, — зажмурившись и не выпуская Кудряшку, причитал Данька.

— Не смей повышать голос на отца! — громко хлопнула рукой по столу Галина Михайловна, заставив вздрогнуть всех, включая тенью затаившегося под столом Боба.

— А то что? И меня ударите?! — прошипел в ответ Димка и выразительно посмотрел на Влада, уверенный, что вот сейчас папа наконец очнётся и покажет, кто в доме главный.

Но внутренний триумф погас, не успев толком разгореться. Влад остался на месте, словно выпав из реальности, а Галина Михайловна, обернувшаяся на него вместе с Димой, вновь вернула свое внимание к ним с Данькой, и пусть лицо ее не изменилось, он чувтсвал ее внутреннее ликование. Его будто ударили под дых. Дима резко перестал трепыхаться, тряпичной куклой повиснув в руках брата. Защипало от жгучей обиды глаза. Его снова разбили. Сначала кропотливо склеили из осколков, забоиливо залепив трещины пластырями, а сейчас взяли и со всей силы ударили о бетон, раскалывая на ещё более мелкие кусочки. Он дал Владу шанс, поверил ему, доверился… Чтобы его снова уничтожили. Внутри что-то с противным хрустом надломилось. Димка снова выжидающе посмотрел на отца, еще мгновение тепля надежду, что тот вступится. Скажет свое твердое словно, ведь он никому не позволит поднять руку на детей. И даже собственной матери. На собственных детей. Они же его сыновья?

Влад даже не удосужился встретиться с ним взглядом. Замер каменным изваянием, бесцельно пялясь в пустоту, словно в этот момент познал всю тщетность бытия и ему не до мелких проблем каких-то там детей. И безэмоциональное лицо его так напоминало Галину Михайловну, что у Димки внутри все окончательно рухнуло.

— И после этого ты смеешь называться отцом?!

Влад словно вынырнул из-под толщи воды, успев заметить мелькнувшие в темноте коридора кудряшки. Сердце болезненно сжалось и тело среагировало, потянувшись остановить сына, да так и не сдвинулось с места. Конечности словно свело и никак не удавалось сбросить с себя оцепенение. Происходящее виделось дурным сном, только проснуться не получалось.

— Дмитрий! — услышал Влад отчаянный крик Даньки, а после ужасный грохот и звон посуды.

Периферийным зрением он успел заметить, как Даня, впавший в ступор, как-то весь напрягся, сцепив зубы, и в немом порыве злости смел все, что успели поставить на стол. Бокалы, тарелки, ещё пустая салатница — вся посуда полетела на пол, разлетаясь на осколки. Плитка оказалась усыпана стеклом. Куски побольше и поменьше долетели даже до выхода, несколько оказалось в коридоре.

Влад одновременно с мамой ошалело уставились на Даньку, замершего в центре всего этого хаоса, смотря на них не менее растерянно. Грудь его часто вздымалась, а глаза блестели от слез. Он встретился взглядом с Владом и внутри у того все оборвалось. Там не было ни злости, ни осуждения, ни разочарования, только боль. Тупая и надоевшая настолько, что хотелось просто исчезнуть и не чувствовать.

Не дожидаясь, пока у Влада пройдет шок, он чудом не наступая на осколки, убежал за братом. Не одеваясь, выскочил на темнеющую улицу. Пустовал двор, едва слышался шум машин с шоссе, Димки вокруге ожидаемо не обнаружилось, и Даня, пнув от бессилия носком ботинка асфальт, растирая рукой глаза, двинулся к качелям. Боб, задрав хвост трубой, преданно трусил вслед за ним, и в животных глаза причудливо виднелось совершенно человеческое понимание и сочувствие.

А Влад, так и стоявший на кухне, ничего не видя перед собой, нащупал рукой стул, бессильно опустившись на него. В доме царила гробовая тишина. Даже у Зинаиды Львовны не работал телевизор. Он не видел, но почувствовал, как мама шагнула к нему.

— Уходи.

— Владислав, — в голосе послышалысь укоризненные нотки.

— Прошу, уйди, — настойчивее процедил он, уперев локти в колени и сжав голову руками.

Пустота. Голодная, дикая жрала его изнутри. Эмоции внутри смешались в один сплошной клубок, переплелись, мешая проанализировать свое состояние, взять себя в руки и попытаться все исправить. Он не мог даже встать с места, чтобы собрать осколки. Сердце глухо колотилось в груди и стук его отдавался в ушах, заглушая все прочие звуки.

Галина Михайловна попыталась сказать что-то ещё, но Влад так посмотрел на нее, что она, поджав губы, наконец бесшумно ушла, оставив его одного, посреди руин. Семья — его мир, появившийся совсем недавно и внесший краски в его серую жизнь, рухнул. Сломался, разлетелся на куски, как посуда, как души ее членов. И внутри у него зияла дыра. Треснула и внешняя защита. По щеке скользнула одинокая слеза, скатившись до подбородка и, задержавшись на мгновение, капнула на пол. За ней ещё одна и ещё. Они падали подобно грибному дождю после долгой засухи. «Мальчики не плачут», — прозвучало в голове голосом матери. Влад закрыл ладонями лицо, прячась от всего мира. И только подрагивающие плечи выдавали его.

Вечер наступил незаметно. Солнце спешно скатилось за горизонт, уступив место ещё бледному месяцу, лениво поднявшемуся на небосвод. Сумерки словно упали на землю, погрузив улицы в успокаивающий, но в то же время пугающий мрак, разгоняемый жёлтым светом фонарей и светящимися витринами магазинов.

Димка любил ночь. Она была самым преданным другом, надёжно храня все его сокровенные тайны. Скрывая от мира, от людей, от реальности под плотным пологом призывного безмолвия и необходимого одиночества. По ниточкам выуживала всю гадость, копившуюся на душе. Покорно слушала переживания и сомнения, обещая унести их с собой в небытие, лишь солнца первый луч приветливо махнет рукой. Дима знал, что может довериться ночи, укрыться в ней от ядовитого, на атомы расщипляющего дня, его колючей суеты, острых людей, бессовестно швыряющихся ножами. Позорно спрятаться от боли в голодной до человеческих эмоций тьме, призывно раскрывающей свои утешающие объятия. Она сбережет от чужих глаз, не осудит за слезы, только звёздам и молодой луне позволит стать свидетелями его слабостей.

Дима бежал по темным улочкам, подгоняемый дикими эмоциями, рвавшими его изнутри. Слезы застилали глаза, размывая картину, но он не останавливался, на автомате все быстрее передвигая ногами. Димка не знал, куда и зачем он бежит, просто знал, что бежать нужно. Жаль, что нельзя было убежать от себя и своих чувств.

Двор, как и любые знакомые места, остались далеко позади. Дыхание сбилось и болели от напряжения ноги, но Дима не останавливался. Мелькали огни уличных фонарей, пугающе высились вдоль тротуара силуэты могучих деревьев, еле слышно шелестя листьями, словно перешептываясь, смотря на него. Многочисленные многоэтажки успели пропасть из виду, после закончилась освещаемая дорожка сквера с лавочками вдоль нее, и Димка очутился в ещё не облагороженной части, где в отдалении виднелся заброшенный особняк. Снести его администрация города не разрешила, а денег на реставрацию ожидаемо не выделила, поэтому он продолжал влачить свое одинокое бессмысленное существование, принимая временами в осиротевших коридорах заблудших подростков, ощущавших с ним внутреннее родство.

Дима не сразу понял, где оказался, а опознав знакомые места, добраться до здания не сумел. Запнулся о камень, наступил на что-то, оказавшееся в последствие скейтом, который проехав от силы метр по неровной поверхности, сбросил его прямо на своего владельца.

— Смотри, куда прешь! — рыкнули на ухо, и Димка узнал голос друга.

— Коля?!

По глазам ударил свет фонарика и, проморгавшись, Дима сумел рассмотреть лицо товарища, едва видимое из-под мешковатого капюшона привычной черной толстовки. Раздражение на Колином лице быстро сменилось удивлением, а после беспокойством. Заметив это, Димка поспешил увеличить расстояние между ними, чтобы его плачевное состояние не слишком уж сильно бросалось в глаза, но вновь наступил на злосчастный скейт, чуть не улетев носом в землю. Колька, не раз учивший других кататься на любимом средстве передвижения, умелым движением поддержал Диму под локоть и, резко ударив ногой по краю доски, от чего та издала звук похожий на щелчок, поймал скейт рукой, предотвращая последующее травмирование.

— Ты чем тут занимаешься? — пытаясь скрыть смущение, пробурчал Димка, неловко выпутавшись из хватки друга.

Коля на его тон не обиделся, только по-дружески хлопнул по плечу, усмехнувшись:

— Вандализмом.

Он в полумраке добрел до фонаря, несуразно воткнутого в землю прямо среди дороги, когда она там еще имелась, и, без колебаний распахнув протяжно застонавшую петлями дверцу древнего, как сам мир, щитка, чем-то щёлкнул внутри. Лампочка протестующе моргнула, но все же загорелась. И в ее бледном свете перед Димкой предстала увесистая бетонная плита, бывшая когда-то частью забора, а теперь стоявшая на этом пустынном месте, служа холстом для начинающего художника. На одной ее половине уже виднелся блеклый набросок будущей работы, вторая же половина пустовала.

— А у тебя вечерняя пробежка? — поддел Коля, вернувшись к проработке эскиза.

Димка промолчал. Хотелось остановиться. Перестать бежать, спешить. Затормозить, отдаться моменту. Прочувствовать его. Угомонить волнения души, что бешеными псами рвались на волю. Без цели. Лишь бы не взаперти. Утробно рычали и скалили белые клыки, готовые грызть металлические цепи.

— Есть краска? — торопливо выпалил Димка, сверля взглядом одиноко брошенный потёртый портфель.

— Обижаешь, — ухмыльнулся Колька и, проследив за его взглядом, вытряхнул содержимое сумки на землю.

Наспех переделав растрепавшийся на голове хвостик, ни чуть не улучшив прическу, Коля передал Димке один из респираторов и бросил пару латексных перчаток. Сам он уже был в своих черных митенках.

Димка, одним взглядом спросив разрешения, оккупировал свободную часть плиты, накинувшись на нее с такой агрессией, что даже не удосужился набросать предварительный эскиз. Но Колька не стал ему мешать, давая возможность выплеснуть скопившиеся эмоции. Он знал, что с Димкиными природными способностями к рисованию, упорно отрицаемыми им самим, никакие эскизы не нужны. Натянув респиратор и вооружившись баллончиком, Коля тоже принялся за работу.

Домой. Хотелось домой. И Дима думал не про квартиру. Ему нужна была та незабываемая атмосфера, дарившая чувства тепла и защищённости. Он совсем недавно начал понимать близнецов, вечно спешивших домой с уроков. Раньше Димка не видел в этом смысла, но с появлением в их жизни взрослых, поймал себя на том, что подавленный после контрольных, он борется с тянущим чувством в груди, требующим скорее оказаться в родных стенах, чтобы услышать мамин смех и вкрадчивый голос Влада.

Дима хотел домой: туда, где царит спокойствие, где родители воркуют между собой, параллельно душа их своей безграничной любовью и заботой, где чувствуется уверенность в себе и собственных силах, где безопасно. Их дом стал их крепостью, Юля драконом, что ее охраняла, а Влад рыцарем, защищавшим и крепость, и дракона от внешних опасностей. Галина Михайловна оказалась злой ведьмой, что поработив крепость и убив дракона, прибрала к рукам рыцаря.

Димка невольно шмыгнул носом и поспешил скрыть выступившие слезы. Это его дом, его семья. Она появилась у него совсем недавно. Ничего ему было не нужно кроме семьи. Обретя ее впервые, не официально, а ещё там, на чердаке, Дима больше всего боялся ее потерять. За что же Судьба была с ним так жестока. Неужели в прошлой жизни он был такой тварью, что сейчас был вынужден платить за свои ошибки. Почему он не имел права на счастье? Да ладно он, но Даня? Его брат заслуживал этого как никто другой.

Дима и сам не понял, как начал говорить, пока руки автоматически выводили ярко-алые и солнечно-желтые линии краской. Коля ни о чем его не спрашивал, наоборот, молчал, что было громче любых вопросов. Друг демонстрировал свою готовность слушать, при этом оставляя ему право не изливать душу. В другой ситуации Димка может и не стал бы рассказывать, лишний раз наступать на свою гордость, но он был слишком подавлен, чтобы продолжать держать все в себе. Возвращаться и плакаться Даньке ему не позволяла совесть. Брату было ни чуть не лучше, и нагружать его ещё больше Дима не хотел.

Коля не перебивал, только периодически встряхивал баллончик с краской, и звук этот совершенно не выбивался из общей картины, весьма органично сливаясь с шумами одичалой, заброшенной когда-то человеком природы. Казалось, друг вовсе не слушал, сосредоточенный на работе, но Димка знал, что тот, несмотря на свою бойкую и неуемную натуру, ловил и впитывал каждое сказанное им слово, временами завороженно косясь на его работу.

А рассказ Дима начал издалека, чуть ли не с самого детства, о котором обычно никогда не говорил. Точнее, не говорил, в таком ключе. Вывалил все, что кололось внутри. Рассказал без утайки о радости и разочаровании первого усыновления, о появившемся недоверии ко взрослым, о страхе за Даньку, который за его недолгое отсутствие превратился в жуткую тень самого себя, о том, как заново учился доверять и как вновь обманулся.

Голос в какой-то момент начал ломаться, и во мраке Дима не сразу заметил, как по щекам ручьями потекли слезы. Рыбой-ежом надулся в горле ком, царапая иголками. От неприятного чувства хотелось избавиться, выкричать его из себя до потери голоса. С трудом закончив на том, как ему до боли обидно от бездействия Влада, он замолчал, стянув на подбородок респиратор, потому что не хватало воздуха, и задрал голову к ночному небу.

Коля скопировал его действие, не дав пролиться выступившей на собственных глазах влаге. Они молча смотрели куда-то ввысь, надеясь отыскать там свет, который бы виднелся из темных ям их собственных душ. У каждого была своя боль, но такая невыносимая, что в этот момент они делили ее на двоих, в тщетной попытке облегчить душевные страдания.

И Дима не сдержался, закричал — отчаянно, громко, глотая слезы, вкладывая в крик всего себя и, выхватив у друга из рук баллончик с черной краской, перечеркнул внушительного феникса, едва успевшего расправить свои крылья, поперек жирной линией.

Коля его не прервал и даже не вздрогнул, только все его существо перевернулось и воспротивилось, требуя немедленно прекратить это издевательство над искусством души… Но он, сцепив зубы, заставил себя остаться на месте, давая Диме возможность выплеснуть эмоции.

Это нормально. Кричать от боли. Не важно физической или душевной, разрывающей на части, что, кажется, лучше бы резали наживую. Он знал это чувство. Оно давно жило в нем самом, и Коля уже охрип от крика, поэтому Дима жаловался за них обоих, что приносило едва заметное облегчение.

А птица на стене была красивая. Не сразу Коля понял, почему она казалась ему знакомой, пока сознание услужливо не подкинуло изображение инициала в углу холста. Витиеватая буква Ю, украшавшая не одно полотно в галерее, где работала Колина мама, всегда привлекала его. Коля не то чтобы был ценителем искусства, но картины любил достаточно сильно, чтобы часами сидеть перед какой-нибудь работой и смотреть на нее, словно насыщаясь энергией. Чаще всего его привлекали пейзажи некой Синицыной. Своей живостью и атмосферностью, они западали в самую душу, а когда в зале повесили огненного феникса, занявшего собой половину стены, Коля так и сел прямо на пол, не имея возможности оторвать взгляд. В углу красовалась знакомая Ю, а на табличке почему-то фамилия Воронцова.

— Я тебе завидую, — негромко обронил Колька, чувствуя, что расплачется, если Дима сделает ещё хоть штрих.

Перечеркнув яркие краски, друг словно попрощался со счастливыми воспоминаниями прошлого, что отягощали его душу. Но для Коли он словно разрушал то яркое, что когда-то было и позволяло держаться ему на плаву.

— Чему же? — слабо удивился тот в ответ.

— У тебя есть отец.

Дима раскрыл рот, собираясь возмутиться, слушал ли его вообще друг, но так и не смог выжать ни звука, стыдливо опустив глаза в землю.

— Прости.

— За что ты извиняешься? — фыркнул Коля, сомневаясь, что Дима сумел растолковать реакцию на его вопиющие действия.

— Ною тут, нагружаю тебя своими проблемами…

— Не неси ерунды, — перебил Колька. — Я всегда готов тебя выслушать, а иначе, зачем ещё друзья. Это я должен извиниться за то, что ляпнул. Я ни в коем случае не умаляю твоих переживаний, просто…

Димка подтянув к себе ногой скейт, уселся на него и посмотрел на Колю, всем своим видом выражая внимание. Тот невольно смутился, не привыкший обнажать перед кем-либо свою душу. Даже с Игорем, своим лучшим другом, он делился проблемами молчанием. Он никогда не отказывал ему в том, чтобы посидеть где-нибудь в тишине и просто помолчать. А маме Колька своих печалей не показывал. Она все, что у него было, и он старался лишний раз не приносить неприятностей, поддерживал как мог, чтобы та не падала духом, пытался уберечь от лишней боли, пусть и знал, что мама видела его насквозь, но никогда не навязывалась, словно тоже боялась, что может доломать то хрупкое, на чем ещё держался сын. Так они и жили в вечном страхе, сквозь боль улыбаясь друг другу, внутри увядая в одиночестве.

— У тебя есть папа, — на выдохе решительно повторил Коля, посерьёзнев. — Да, Влад не идеальный, часто лажает, но он есть… И любит вас. Неумело и неуклюже, опасаясь, как бы не навредить по неопытности. Тем не менее… Нет идеальных людей, Дим, все мы ошибаемся, а ошибка — не конец — новый опыт.

— Обязательно должно быть так больно? — жалобно свел брови домиком Димка, заглянув в глаза.

— Терпи, — отрезал Коля. — Лучше перетерпеть, чем сделать больно в ответ родному человеку. После можно об этом сильно пожалеть.

Коля весь поник, невольно опустив голову и пустым взглядом уставившись себе под ноги. Смазанные, едва различимые воспоминания всплывали в мыслях, но картинки уже успели потускнеть и размыться, что и черт лица не рассмотреть. Даже ощущения начинали забываться, как бы отчаянно Коля не пытался удержать их. Сохранить в памяти. Они уходили бесследно, оставляя после себя лёгкий шлейф тоски и чувство чего-то забытого, но невероятно важного. Словно потерянный кусочек самого себя.

Дима, привычно отзываясь на чужие эмоции, порывисто кинулся к другу, на мгновение нерешительно замерев перед ним, но быстро вернув решительный настрой, опустил ему на плечо руку. Простой, ничего не значащий на первый взгляд жест, но Коля вынырнул из омута прошлого, благодарно посмотрев Димке в глаза и увидев там что-то одному ему нужное, доверчиво упёрся лбом в плечо напротив. Дима неловко приобнял его, похлопав по спине. Тактильность, не свойственная Кольке несколько пугала, но Кудряшка старался никак этого не выказать, все ещё чувствуя себя виноватым за то, что необдуманно потревожил старые раны.

Они никогда не поднимали тему Колиного отца, потому что помочь ничем не могли, а напоминать ему лишний раз о боли не хотели. Тот работал пожарным, и маленький Коля гордился этим, не понимая маминых тревог. Но чем старше, тем ненавистнее становилась ему эта работа, потому что чувствительная подростковая натура тревожилась всякий раз, как обнаруживала у родного новые травмы и раны, пусть те и не были опасны для жизни. Колька был сам не свой от волнения. И если мама мнение отца уважала, открыто не возмущаясь, то Коля со временем начал закатывать скандалы с криками, хлопанью дверьми, ночными побегами, в отчаянной попытке заставить папу уволиться.

Последняя их ссора закончилась тем, что Коля в качестве протеста сбежал на целый день, шарахаясь где-то по заброшкам, а вернувшись под утро с нестерпимым желанием оказаться в родных объятиях и твёрдыми намерениями извиниться, узнал, что больше не перед кем. Мама в состоянии тихой истерики неподвижно сидела на кухне, смотря куда-то в пустоту и неосознанно сжимая в побелевшей руке телефон. На фоне в выпуске местных новостей сообщали о страшном пожаре, бушевавшем всю ночь, а потом транслировали фото его отца. Из всего, что было дальше Коля помнил только чувство всепоглощающей пустоты и отсутствие сил даже встать с кровати. Тогда он наконец понял, почему мама никогда не возникала, жаль, что было уже слишком поздно.

— Запомни, Димка, — подал голос Колька, до треска сжав футболку на его груди и притянув ближе, вынуждая смотреть себе в глаза, — жизнь коротка, поэтому не трать ее на бессмысленные обиды, не упускай моменты счастья, потому что потом — будет уже поздно. Обещай, что не повторишь моей ошибки.

Коля не отводил взгляда и не отпускал, будто пытался заглянуть прямо в душу. Ему было жизненно необходимо, чтобы его не просто услышали, но и поняли, и Дима, пораженный настойчивостью, глухо отозвался:

— Обещаю.

Колька мгновенно расслабился. Подкатил к себе скейт, обессиленно опустившись на него. Он, казалось, почувствовал облегчение. По крайней мере, Дима на это очень надеялся, потому что совершенно не знал, чем ещё помочь. А сердце ныло, ощущая чужую боль.

Внутри что-то шевельнулось и перевернулось. Осознание обухом ударило по голове, не на шутку испугав. Смысл слов наконец в полной мере дошел до него, вызвав мороз по коже. Бушевавшие эмоции разом поутихли и заработал мозг, поняв если не все, то уловив суть. Тело само повело в сторону баллончиков, и Колька едва успел повернуть голову, когда Димка каллиграфически вывел светящейся краской поверх черной полосы «восстать из пепла».

Кудряшка автоматически шагнул назад, чтобы посмотреть на работу издалека, и баллончик неожиданно выпал из ослабевших пальцев. Казалось, до него только сейчас дошло то, что он сотворил. Колька рядом не шевелился, невольно даже задержав дыхание от восхищения, и думал, как иронична Судьба, собравшая пазлы из разных коробок в гармоничную картину. Дима не был Юле родным по крови, но обоим природа даровала талант, от которого так бездумно отрекался друг. Может быть Юле удастся открыть ему глаза.

И в этот момент Коле показалось, что он невольно разгадал коварный план Судьбы, увидел ниточки событий, что причудливо переплелись, превратившись в великолепное, целое кружево. От нечаянного соприкосновения с тайной мироздания перехватило дух, но Колька быстро сбросил наваждение, решив, что они рано сняли респираторы.

— Молчи, — предупреждающе заметил Дима.

— Я ничего не сказал.

— Но собирался. Не отнекивайся, я знаю. Не заводи свою шарманку, я не буду заниматься рисованием.

Коля хотел было сказать, что он уже этим занимается, но ушей достиг выбившийся из первобытных звуков природы шум. Они переглянулись и, не сговариваясь, принялись наспех забрасывать вещи в рюкзак. Прошли считанные секунды, как из кустов вывалился Олег Васильевич.

— Стоять!

— Бежим.

Колька, подхватив скейт, дернул Димку, и оба они сорвались с места.

— Ещё бы крикнул, что стрелять будет, — недовольно пробухтел Коля, поглядывая через плечо на гнавшегося за ними полицейского.

У Димки возникло чувство дежавю.

— Стойте, кому говорю! — не отставал Олег Васильевич, у которого, казалось, даже не сбилось дыхание.

Они выскочили на освещаемую часть сквера.

— Прыгай, — скомандовал Коля, бросив на землю скейт.

Дима забеспокоился, выдержит ли доска двоих, но друг не дал времени на размышления, дернув его за одежду, вынуждая встать у себя за спиной. Пространство скейта было небольшим, но его оказалось достаточно, чтобы две пары ног смогли на нем устоять. Дима словно приклеился к Колькиной спине, клещом вцепившись в него, когда скейтборд от толчка ногой понесся по удачно покатой вниз дорожке. От полицейского удалось оторваться, но тот, вопреки Димкиным ожиданиям не отступил.

— Он не отстаёт! — предупредил Дима, с трудом перекрикивая ветер в ушах.

— Согни колени и держись, — сосредоточенно отозвался Колька и, стоило ему выполнить указания, друг чаще и быстрее заработал ногой, ускоряясь.

Лавки, смазанными пятнами, проносились перед глазами, быстро оставаясь позади. От резких поворотов из стороны в сторону их мотало, как тряпичных кукол. Каждая неожиданная смена направления грозилась закончиться падением и разбитыми коленками, но Коле удавалось удержать их, хоть Димка и чувствовал, как тот успел устать от постоянного напряжения. Вскоре это дало свои плоды и полицейский скрылся из виду. Они позволили себе сбавить скорость.

Дима облегчённо выдохнул, почувствовав как расслабились Колькины плечи. Фонари попадались все реже и реже, давая понять, что их вновь занесло в заброшенную часть сквера, и стоило только спуститься на землю, дабы размять занемевшие ноги, как из-за лавки выскочила знакомая фигура.

— Попались!

Сердце пропустило удар. Вскрик. Бег. Боль в ногах. Из-за скорости взгляд цеплял лишь отдельные детали, не замечая целой картины. Вымощенная плиткой дорожка незаметно сменилась на утрамбованную землю. Лавка. Прыжок. Брань полицейского. Горели легкие. Кончился воздух. Ограда. Прыжок. Снова ругань не заметившего преграду полицейского. Центральная часть сквера. Сил больше нет. Ни физических, ни моральных. Аллея статуй. Ноги отваливались. Одна зацепилась за другую. Асфальт. Резь в коленях. Громкие предупреждения нагнавшего их полицейского. Темнота.

— Черт! Опять ушли, — Олег Васильевич, не скупясь на выражения, выругался и, тяжело дыша, присел на краешек пьедестала, закурив.

Сигарета медленно тлела, а полицейский играл в гляделки с месяцем, не зная, что делать с охватившей его меланхолией. Тоска с тревогой волновали душу. Он с трудом заставлял себя подниматься по утрам на работу, настолько сильно было моральное истощение. Только ночью, неусыпно карауля одного конкретного подростка, водившего их с участковым за нос уже долгое время, Олег Васильевич чувствовал себя живым. Нужным. Ему казалось, что не проследи он за этим ребенком, обязательно что-то случится. Допустить этого следователь никак не мог. И дело было даже не в долге чести. Что-то внутри вело его, и сопротивляться этому он был не в силах.

Выпустив последнюю порцию дыма и затушив сигарету, отправившуюся в мусорный бак, Олег Васильевич флегматично посмотрел на высившуюся у него за спиной статую Гестеи, почему-то почувствовав, как на мгновение внутренности скрутило в узел. Скульптура древнегреческой богини, покровительницы семейного очага была выполнена неумело и вид имела откровенно убогий и угловатый, но в то же время что-то неуловимо прелестное виднелось в неловко вылепленных чертах лица. Даже потрескавшийся от времени артбетон, придававший статуе небрежности, не отпугивал зрителей. Наоборот, манил, вынуждая хоть на мгновение, но остановить взгляд на скульптуре.

Гестея, вышедшая из-под руки какого-то студента института культуры, очевидно не имевшего таланта, но определенно награжденного душой, стремившейся нести в мир прекрасное, появилась на этом месте, казалось, раньше, чем образовался город. Пустая небылица, но горожане скульптуру любили настолько, что с боем отвоевали ее у городской администрации, пытавшейся если не снести целиком, то хотя бы отреставрировать. Вскоре тут и там начали появляться все новые скульптуры, арт-объекты, но величественная Гестея продолжала занимать центральное внимание и положение.

— Димка, ты где?

Стоило шагам следователя удалиться, Колька высунулся из-за подола одеяний богини, заозиравшись по сторонам.

— Здесь, — натужно отозвался Кудряшка откуда-то сверху, и Коля с удивлением обнаружил друга, коалой повисшего на согнутой руке статуи.

Дима держался из последних сил, поэтому спуск не занял много времени. Он просто разжал руки, неосторожно плюхнувшись на пьедестал, одарив его новыми трещинами.

— Коль, ты не обижайся, — начал Кудряшка, потирая ушибленной копчик, — но один раз — случайность, два раза — совпадение, а три — уже закономерность. Олег Васильевич явно задался целью прекратить твои ночные бдения, поэтому заляг на дно на какое-то время, усыпи его бдительность.

— Вот ещё, — фыркнул Коля, — пристроившись рядом и уложив скейт на колени. — Мое время — ночь, я люблю ее запах. Кажется, она не может пахнуть, но попробуй подойти ночью к окну, открыть его и глубоко вздохнуть воздух. Это же восхитительно.

— Это ты мне рассказываешь? — фыркнул Димка, намекая на то, что он понимает друга, как никто другой.

Колька в ответ только закатил глаза и, уставившись на обгрызенный месяц, негромко сказал:

— Помни, ты обещал мне.

Ночное небо кирпичом упало на землю, придавив, как таракашек, всех жалких людишек, которым не повезло оказаться в это мгновение на улице. Оно буквально давило своей темнотой и казалось отвратительно плотным и неестественным, поглощающим свет не только фонарей, но и душ. Художник-декоратор был в стельку пьян, криво прибив безобразный месяц, державшийся на честном слове и готовый в любой момент упасть вслед за небом. Только за нарисованные белой краской звёзды можно было не беспокоиться. Они точно не покинут своего места, чем несколько обнадёживали актеров театра жизни.

Во дворе было мрачно и пустынно. Ночной ветер совсем слабый, но пробирал до позвоночника, пересчитывая косточки. Единственный фонарь стоял на въезде, не внося света в душащую темноту. Заговорщицки шептались листья деревьев. В отдалении тоскливо завыла собака, заставив Даньку вздрогнуть и инстинктивно обернуться на источник звука. Сердце пропустило удар, а после забилось быстрее, пока глаза тщетно пытались разглядеть сквозь завесу тьмы животный силуэт, но собака, к счастью, была где-то далеко. Как и Димка.

Хоть подобные побеги были и не в новинку, легче от этого не становилось. Данька места себе не находил всякий раз, как братец под влиянием эмоций убегал куда-то ночами, чтобы освежить голову. Зачастую он встречался с Колей или вытаскивал из дома близнецов, чтобы найти приключения, куда можно направить свою неуемную энергию, а Даня один сидел всю ночь без сна в резко ставновившейся холодной комнате, наблюдая за бегающими по стенам кривыми тенями и неумолимо отдаваясь в загребущие лапы тревожности. Он бы предпочел ходить с Димкой, но тот его не просто не звал, а ждал, когда брат уснет, чтобы незаметно улизнуть через окно. Даня понимал, что Дима просто заботился о нем, но он почему-то чувствовал себя преданным и бесполезным из-за того, что брат предпочитал убегать от проблем и самого себя, а не просить его о помощи. Данька пытался утешать себя тем, что Дима просто привык полагаться только на собственные силы, потому что в их жизни иначе было просто нельзя, только… Разве он был один? Разве не было у него Дани? Димка у него — да. Его брат, его солнце, его смысл жизни. Был ли Данька для него хоть чем-то кроме балласта, который тот из врождённой жалости к сирым и убогим тащил за собой.

В тишине скрип заржавевших петель качелей казался чужеродным и пугающим. Данька, упираясь ногами в землю, едва покачивался, настороженно оглядываясь по сторонам, пытаясь избавиться от тревоги. Его не покидало ощущение, что кто-то смотрит на него из черноты, но никаких лишних движений или звуков, кроме скрипа, он не наблюдал. Рядом на второй качели сидел Боб и умывал лапой морду, вид при этом имея весьма беспечный. Даже уши не двигались на манер локаторов, пытаясь уловить возможную угрозу, и это обстоятельство несколько успокоило Даню. Если кот не чувствовал опасности, значит и ему нечего было бояться.

Но тревога тем не менее не отпускала. Он сам не заметил, как участилось дыхание и напало чувство безнадёжности. Глаза бегали, цепляясь за какие-то отдельные объекты, давая фантазии возможность разгуляться. Руки сжались на холодных цепях качелей, словно пытаясь уцепиться за что-то, что могло спасти его от этой бездны отчаяния. Затуманили взор слезы.

— Что делать? — прошептал в пустоту Даня, и Боб отвлекся от своего занятия, совсем не по животному посмотрев на него. — Что делать? — уже громче повторил он, подняв голову, а потом и вовсе запрокинул ее к звёздному небу, закричав: Что мне теперь делать?!

Ответа Даня ожидаемо не получил, только собака перестала выть, да высунулась из окна Зинаида Львовна, быстро вернувшись обратно, не разглядев в темноте нарушителя спокойствия. Данька замер на мгновение, бездумно рассматривая белые точки на черном полотне, а потом рассмеялся. Сначала совсем тихо, только плечи подрагивали, после сорвавшись на истеричный смех. Хватал ртом воздух, словно задыхался. Вцепился в волосы на висках, до боли потянув в стороны каштановые пряди. Согнулся пополам, переходя на крик и, уткнувшись лицом в колени, зарыдал.

Стальным обручем сдавило грудную клетку, и с каждой новой волной сердцу будто больнее становилось биться. Ему не хватало места, оно жаждало свободы. Слёзы горячие, солёные катились по щекам, выводя из души всю гниль эмоций. Каждый вздох был подобен крику, пытке. И в этом отчаянии — громкий, глухой звук: стук сердца, которое, несмотря на боль, продолжало биться, неминуемо теряя надежду, все больше погружаясь в темноту.

Воздуха внезапно перестало хватать. Данька выпрямился, сделав глубокий вдох, но лёгкие словно не приняли кислород и отозвались глухой болью. Обеспокоенно мяукнул Боб, уже давно спрыгнув с насиженного места и переместившись к Данькиным ногам, встав на задние лапы и упершись передними ему в колени. Он посмотрел в взволнованные глаза кота и ощутил панику, пронзившую насквозь иглой. Схватился руками за горло, бессмысленно царапая ногтями по коже, оставляя белые полосы, которые позже превратятся в красные следы.

Вновь замяукал Боб, когтями цепляясь за одежду. Вскарабкался на колени, упёрся лапами в плечо, притерся мордой о подбородок. Настойчиво. Буквально вжался макушкой, тычась мокрым носом в шею. Но Даня продолжал хрипеть, словно и вправду задыхался, не замечая его попыток помочь. Боб сменил тактику, впившись когтями в кожу на бедре. Сильно и ощутимо. Данька прочувствовал. Рефлексы сработали. Он схватился рукой за больное место и нащупал в кармане телефон.

Инстинкты в отличие от мозга работали исправно, поэтому он быстро вытащил мобильник, нажав на первый попавшийся номер, и приложил к уху. Равномерные гудки благотворно повлияли на разыгравшиеся нервы, но окончательно избавиться от паники не помогли. Лёгкие не принимали воздух, пусть Даня продолжал судорожно и прерывисто дышать, не думая о том, что, если бы он не мог дышать по-настоящему, то давно бы потерял сознание.

— Куницын у аппарата, — раздался из динамиков сонный голос.

— Илья, — выдохнул Данька на грани слышимости, но Макар на том конце услышал и поправлять друга не стал.

— Данька, у вас все в порядке?

— Дышать… Не… Могу…

— Я понял, — прервал его Макар, стараясь, чтобы собственный голос звучал максимально спокойно и уверенно, хотя он уже начал внутренне волноваться и бросать нервные взгляды на дверь, в ожидании брата, который, в отличие от него, знал, что делать, когда у друга случались приступы паники. — Ты опять переволновался, тебе нужно успокоиться, — крепче стиснув телефон, быстро заметил Макар, не уверенный, кого больше пытался убедить: Даню или себя. — Ты можешь дышать. И дышишь. Только не хочешь осознать это. Давай поиграем в дышите — не дышите, как, когда мы маленькими были. Помнишь? Димка тогда ещё ревел, потому что боялся.

Макар коротко и несколько нервно .рассмеялся, а Данька смог сделать глубокий вдох. Он помнил. И радостных Куницыных, притащивших подаренный каким-то соседом-врачом стетоскоп, и свой искренний интерес, и перепуганного брата. Помнил, как поддавшись на уговоры обрадованных произведенным фурором друзей, приложив мембрану к груди Ильи, воодушевленно слушал равномерное биение чужого сердца, пока Макар бегал по площадке за вопящим Димкой. А поймав, усадил его зареванного перед Данькой, который с немого разрешения брата, осторожно приложил холодный кружочек уже к его груди, а Макар командовал: дышите — не дышите. Димка тогда втянулся и даже сам повертел в руках стетоскоп, хотя до этого даже смотреть на него боялся. А Данька никогда не забудет услышанные быстрые удары сердца и теплое чувство, заполнившее изнутри, когда он понял, что ему Дима разрешит делать с собой все, что вздумается.

Друг говорил что-то ещё, не забывая напоминать о дыхании, и вскоре Данька почувствовал, что его начало отпускать. Руки ещё дрожали, но удушье прошло, и он смог немного расслабиться. Истерика постепенно сошла на нет, уступив место апатии и опустошенности.

— Дань, — осторожно позвал Макар, видимо перестав улавливать какие-либо звуки, подтверждающие, что друг ещё жив.

— Да, я здесь, — сглотнув скопившуюся слюну, в надежде смочить пересохшее горло, отозвался он. — Спасибо. Мне нужно было убедиться, что я не один.

— Где Димка?

— Не знаю, — протянул Данька, и голос его дрогнул. — Опять сбежал куда-то. Ты же знаешь, ночь — его время.

Макар хмыкнул, соглашаясь.

Ему все стало понятно.

Оба замолчали, дыша в трубку. Не знали, что сказать. Даня не мог найти силы на то, чтобы рассказать обо всем другу, а тот боялся неосторожно спугнуть его.

— Мне страшно.

Макар взвыл в сердцах, мысленно прося Илью поскорее вернуться, потому что один он это не вывезет. Этот голос. Такой знакомый, привычный, ставший родным за эти годы, вновь потерял свои спокойные краски. Пропала едва уловимая живость. Он насквозь пропитался неестественной ровностью, холодностью в интонациях, ненавистной им безжизненностью. Они уже проходили это. Всего две недели, показавшиеся целой жизнью: тягостной и невыносимой. Даня угасал на глазах, и никто из них не мог ничего сделать. Отвратительное чувство бессилия поработило их маленькую компанию, но тяжелее всего это переживал почему-то именно он.

Макар и Илья — два имени, два брата, два человека, но одно лицо, одни родители, одна фамилия. Чем старше, тем «близнецы» — становилось приговором. Одинаковые. Безликие. Они с братом были близки. Почти не разлучались, духовно слились воедино, но это не отменяло их индивидуальности, не лишало личности, что, впрочем, мало заботило окружающих, по каким-то своим причинам не хотевших отличать яблоко от груши — Макара от Ильи, привыкших называть расплывчатым: «фрукты» — близнецы Куницыны. А потому Макар с особым усердием и трепетом берег дружбу с теми, кто видел их настоящих, кто не путал имена, стоило поменяться цветными галстуками, кто знал, что один любит огурцы, а другой — помидоры, и оба не терпят их в одном салате.

С братьями (теперь уже Воронцовыми) они ощущали непривычную общность. С ними было также хорошо и просто, как и наедине друг с другом. Илья более спокойный и рассудительный любил пообщаться с Данькой, который всегда мог поддержать заумный и по своему философский диалог, пока он — Макар — с удовольствием бесился с Димкой. Они были близнецами, конфетами одного сорта с идентичными фантиками, но с разными вкусами. Немногие решались заглянуть под обёртку, точнее — единицы, которыми близнецы дорожили и оберегали, как могли.

А могли они не всегда.

В тот период, как они, не сговариваясь, называли Данькину депрессию, не только Даня скучал по Диме. Макар тоже. Он переживал расставание с одним близким другом и беспокойство за здоровье второго. Его, казалось, непоколебимый оптимизм дал трещину, что подобно корню пустила ещё больше отростков, покрывших собой все пространство. Душу охватила неясная тревога, пошатнулась уверенность в завтрашнем дне, и почему-то пропали краски из окружающей среды и вкус еды. Он все также ходил в школу, обезьянничал на пару с братом, надоедал понурому Даньке в отчаянной попытке добиться хоть какой-нибудь, даже негативной, реакции. А потом сидел в темной комнате, упёршись лбом в плечо Ильи, пережидая острый приступ отчаянья, когда безвыходность давит кирпичом, что хоть упади под его весом и не вставай. Он бы тоже потерял себя, если бы не брат, шумно дышащий в макушку и успокаивающе гладивший по спине, молчаливо утверждавший, что все будет хорошо.

Макар понимал Даню, как никто, Макар предполагал, как паршиво, оказаться вдали от человека, что был частью тебя самого, Макар никогда не хотел лично узнать, насколько это тяжело.

— Не бойся.

Между ними вновь повисла напряжённая тишина. Даня не нашелся с ответом, а Макар испугался сказанным. Он даже не успел подумать, провалившись в воспоминания на какие-то жалкие мгновенья, а его бестолковый мозг не просто сгенерировал очередную феноменальную глупость, но и, воспользовавшись секундной слабостью души, позволил речевому аппарату ее озвучить. Где же Илья, когда он так жизненно необходим?

— Я имел ввиду, — неловко попытался объясниться Макар, стараясь скрыть дрожь в голосе, — не то, что ты подумал.

Он ощутимо ударил себя по лбу, чувствуя, что с каждым словом глубже роет себе могилу.

— Тебе страшно. Я знаю. Ты боишься снова остаться в одиночестве, без цели и смысла к существованию, никому не нужный, брошенный. Можешь не верить, но я… Понимаю тебя.

Макар замолчал, чувствуя, что не справляется не только с голосом. Дыхание перехватило и ему понадобилось время, чтобы привести его в подобие нормы. Эфемерный холод сколопендрой пополз вдоль позвоночника, до тошноты противно щекоча своими лапками. Он не хотел это вспоминать. Никогда больше. Бледное, сливающееся с белыми простынями лицо брата. Обескровленные, потрескавшиеся от долгой болезни губы. Черные волосы, кажется тоже потускневшие на пару оттенков, потерявшие свой цвет.

Неделя, тянувшаяся вечность, когда Макар, как прикованный, сидел у кровати Ильи, пристально следя за его вздымающейся грудной клеткой и отчаянно цепляясь за слишком горячую, обжигающую ладонь. Он не хотел волновать родителей ещё больше, но заставить себя выйти из комнаты не мог. Боялся. Это был всего лишь грипп. Ничего страшного или смертельно опасного. Так все говорили. И Макар пытался верить им. Честно. Но Илья спал непозволительно долго для того, кто с ним ночами напролет, в тайне от всех, слонялся по заброшкам, предпочитая отсыпаться на уроках.

Макар думал тогда, как бы сложилась его жизнь без брата, но стоило мысленно исключить Илью из любого его воспоминания, как все резко теряло смысл. «Просыпайся. Просыпайся, мама приготовила шоколадный пирог. Просыпайся, иначе я съем его один», — он шептал нервно, требовал, в глупой надежде, что его услышат, откроют глаза и наградят щелбаном, чтобы выиграть время и первым броситься на кухню. Он блефовал. Мама уже несколько дней ничего не готовила, почти не покидая их комнату. Ее строгое, властное, но красивое лицо, заметно осунулось, и залегли под потускневшими и обеспокоенными глазами глубокие тени. Она была сильной, всегда держала себя в руках, что вопреки её усилиям подрагивали, когда поправляли одеяло, укрывавшее одного сына, и гладили по волосам второго, которому нельзя было показывать своего волнения.

Илья оставался тих и неподвижен, отчего Макар запрещал выключать телевизор в зале, что своим негромким бормотанием разгонял оглушающую тишину и сбивал голоса в его голове. Страшно. Брат не имел права его пугать. Они были близнецами, а значит самыми близкими друг для друга. Близкие так не поступают.

Илья выздоровел быстро, вернув за пару дней и румянец на лицо, и яркость волосам, и улыбку, что как в зеркале отражалась на лице напротив, а у Макара тяжело заболела душа. Чем-то хроническим и неизлечимым, от чего единственным действенным лекарством было присутствие рядом брата. Данька, по мнению Макара, болел чем-то похожим, только очень запущенным. И оба они не знали, как излечиться от этой болезни, а может, просто не хотели знать. Но Илья, выслушав его, привычно наградил щелбаном и серьезно сказал:

— Если меня не будет, никто не придет, чтобы спасти тебя, — процитировал Макар. Он тогда понял сразу две вещи, о которых старался не думать, но и не забывал, держа где-то на подкорке сознания. — Иными словами, Дань, ты не должен быть зависим от Димки. Это опасно, во-первых, для тебя, во-вторых, для него. Подумай, сможешь ли ты помочь ему, считая, что один ни на что не способен. Ты нужен Диме также, как он тебе.

Даня вновь не нашелся с ответом, пораженный тем, как легко его раскусили. Илья сегодня был необычно проницателен. Он теснее прижал к себе теплого Боба.

— Думаешь, я — эгоист?

— Данька, ты, конечно, умный, но такой дурак. Не хочешь рассказывать, что у вас случилось, не рассказывай, но дай угадаю: Димка сбежал в эмоциональном порыве, чтобы проветриться, а ты паникуешь, потому что не можешь найти опору?

— Что-то вроде того, — неуверенно отозвался он. — Ты знаешь, что мне делать?

— Не загоняться, — фыркнули на том конце, и Даньке эта интонация показалась странной. Словно тот, с кем он разговаривал, не должен так делать. Но развить мысль ему не удалось. — Пока все живы, все можно исправить.

Даня промычал в ответ что-то утвердительное, неосознанно крепче сжимая в своей хватке Боба. Его отпустило резко, как по щелчку пальцев, чтобы схватиться снова, поудобнее и покрепче. Он не задумался, как друг пришел к такому выводу, не обратил внимания, на проскочившую в голосе горечь, понял лишь, что тот был прав. Все переживания в раз показались мелочными и не достойными внимания. Есть вещи, куда страшнее. Данька не хочет, не будет думать об этом, простая истина сама поселится в нем, чтобы в моменты, казалось бы, глухого отчаянья замечать — все ещё можно исправить.

Тяжёлый камень упал с души, больше не пытаясь утянуть на дно. Мысли, что назойливыми мушками роились в голове, притихли, оставив после себя блаженный покой. Данька ослабил давление на пушистые бока, плавно проведя по гладкой шерсти, чувствуя, как вибрирует от утробного урчания его живот. И пусть душа оставалась в смятении, наполненная страхами, волнениями и обидой, ум — его главное оружие — был в порядке, что в данной ситуации являлось приоритетом. Даня все ещё не знал, что делать, но от этого больше не хотелось биться в истерике и метаться в панике, как при пожаре. Проблема перестала видеться непреодолимым концом света, а значит все должно будет разрешиться или само собой или их усилиями. Он вновь оттолкнулся ногами от земли, приводя качели в движение. Цепи противно заскрежетали, будто древняя ведьма стояла за спиной, наговаривая какие-то мантры своим скрипучим голосом. Но этот звук уже не нагнетал амосферу, наоборот, позволял застыть в этом моменте, зацепиться за окружавшие запахи и шумы, ощутить реальность, чтобы ненароком не потерять с ней связь и не провалиться в омут собственных терзаний, откуда самостоятельно вынырнуть будет не просто сложно — невозможно. Данька не заметил, как усталая улыбка тронула уголки губ.

— Илья, спасибо, — искренне поблагодарил он, на что получил неожиданное: «кот с тобой» и звук завершенного звонка.

Макар на том конце с трудом разжал занемевшую руку, роняя телефон на кровать и падая вслед за ним, закрывая лицо ладонями. С него, кажется, сошло семь потов, а сердце колотилось так, словно он пробежал марафон. Макар лишь надеялся, что Даня не догадался, кто именно из Куницыных неумело учил его жизни, чтобы в любой момент можно было свалить всю ответственность за вываленный другу бред на брата.

— Макар, я тут в дневнике нашел…

— Где тебя носило вообще?! — перебил он вернувшегося наконец брата и, ухватив за край футболки, завалил его к себе на кровать. — Не смей больше оставлять меня одного так надолго!

Макар обвил Илью со спины руками, упираясь лбом ему меж лопаток, опаляя кожу тяжёлым и частым дыханием, чувствовавшимся даже через ткань. Илья попытался было перекинуть брата через плечо или хотя бы высвободиться из его хватки, но тот вцепился не хуже клеща — не оторвать. Пришлось оставить пустые попытки и позволить Макару «телячьи нежности», как говорил Димка. Они с ним в этом отношении были очень похожи: оба не тактильные, но, когда прижмёт, клещами не отдерешь.

— Меня не было десять минут, — возмутился Илья, обеспокоенно отмечая дрожь прижимавшегося к нему тела.

— Я успел поседеть.

Илья вздохнул. Мысленно досчитал до десяти. Выдохнул, приводя мысли в порядок. На Макара после его болезни нападали подобные приступы, когда ему было жизненно необходимо чувствовать, что он рядом. Илья ничего не имел против объятий, да и Макара быстро отпускало, нужно было лишь подождать. Проблема заключалась в том, что Илья неосознанно винил себя, за то, что напугал, заставил беспокоиться, поселил в душе этот страх. Пусть и понимал, что есть вещи от него не зависящие.

— Не смей больше оставлять меня одного надолго. Понял?!

Илья не ответил, и Макар порывисто отстранился от него, чтобы вопросительно заглянуть в глаза, но тот виновато опустил свои, распознав истинный смысл сказанного. Брат имел ввиду не минуты или часы, а целую жизнь, чего Илья ему обещать не мог. Не имел права, потому что не мог быть уверен в том, что сумеет сдержать обещание.

— Я буду рядом столько, сколько смогу.

Илья ободряюще улыбнулся, с замиранием сердца получив ответную улыбку и, стукнув брата по голове дневником лесника, принялся рассказывать о своей находке, пока Макар, пропуская всю информацию мимо ушей, думал о том, что самому стоит воспользоваться собственным советом и не загоняться из-за мелочей, а жить моментом, чтобы никогда не жалеть об упущенном счастье.

Наступила ночь. По ощущениям на Влада. Это первое, что он заметил, когда его выпустило из плена состояние некой прострации. На лице чувствовалась противная влага, и он, проведя дрожащими пальцами по щеке, молился, чтобы это была кровь, но с ужасом обнаружил лишь воду.

Влад подскочил, как ошпаренный, кинувшись к раковине прямо по осколкам, что впивались в подошву домашних тапок. Ледяная вода хлестнула по лицу, остужая не только разгоряченную кожу, но и рассудок. Он бросил нервный взгляд на выход, и когда там не обнаружилось мамы, от облегчения закружилась голова. Облокотившись на столешницу, потому что ноги непривычно ослабли, Влад подумал, что сейчас начнет задыхаться, но тревога, к счастью, оказалась сильна не настолько, чтобы вызвать паническую атаку.

Первая здравая мысль, посетившая голову, — позвонить Серёге. Вот так просто и без излишеств, набрать друга и неприличной вонючей кучкой вывалить ему все скопившееся на душе дерьмо. Пожаловаться на собственную бестолковость и никчемность, поплакаться о слабохарактерности и поделиться печалью. В общем, заставить волосы на голове Сереги встать по стойке смирно, а парочку прядей ещё и поседеть. Серый после его рассказа просто обязан будет прийти в ярость и сделать ему хороший, профилактический втык, чтобы подтвердить его личные наблюдения относительно ничтожности собственной персоны и дать совет с щепоткой моральных сил для последующих действий.

Сама мысль о том, что он сейчас услышит грозный голос Сереги, костерящий его на чем свет стоит и параллельно подкидывающий предложения, как поступить дальше, заставила приободриться. Он сделал шаг в сторону коридора, но замер, когда один из осколков порвал подошву и впился в стопу. Не критично, но отрезвляюще ощутимо. Влад раздражённо вытащил то, что мешало ему на пути к восстановлению семейного счастья, и уже замахнулся, чтобы швырнуть на пол, вложив в действие всю ту ярость, что переполняла его в этот момент, но кладбище осколков, усыпавших пол, мерцающих в свете лампочек, свирепо бросилось в глаза, и рука сама опустилась, выронив стекло из ослабевших пальцев.

Больно. Эти осколки словно вонзили ему в сердце. Приложили раскалённую сталь к коже так, чтобы ожог четвертой степени. Зашили кровавую рану, не обработав, поэтому она болит и гноится. Медленно убивает.

Осознание, кажется, достигло его в полной мере только сейчас, когда внимание сосредоточилось на разгромленной кухне. Влад, наконец, увидел, во что превратилась его жизнь. Во что он ее превратил. Звонить Серёге резко расхотелось. Стыд накрыл внезапно и без предупреждения. Признаваться в своих ошибках и слабостях не хотелось. Друг не простит ему эти грабли второй раз, поэтому лучше вовсе не говорить. Он не уследил за доверенной ему Юлей. Сережа дорожил Юлей, их дружбой, поэтому он не удивится, если тот, узнав о случившемся, приедет и лично съездит ему кулаком по лицу, потому что заслужил. Не уберёг.

Противное чувство заскреблось внутри: не то злость на самого себя, не то разочарование. Влад внезапно почувствовал себя таким слабым и беспомощным, каким не чувствовал уже очень и очень давно. С того времени, когда они с мамой остались вдвоем. Она пыталась научить его быть сильным и самостоятельным, в чем весьма преуспела. Позабыла только научить быть искренним и честным не с окружающими, но с самим собой. Ему не к кому было обратиться за помощью или советом, не за кем было спрятаться, потому что его мама, в отличие от других, за свою юбку не пускала. Лишь раз она вмешалась, устроив в школе фирменный скандал. Правда, ради этого пришлось недельку полежать в хирургии.

С детства его учили быть холодным, как лёд, уверенным в себе, уравновешенным. Научили плакать не просто за закрытой дверью, а не плакать вовсе. Быть сломленным, но никому этого не показывать и не просить помощи. Как шум упавшего дерева, теряющийся в глухом лесу и не достигающий ничьих ушей. Влад не показывал, что чувствует боль, но это не означало, что он не испытывает ее. А она ела изнутри. Терпеливо, методично отрывала по кусочку, и не было сил это выносить.

Эта неделя, просто добила его. С того момента, как Юля подарила ему первый поцелуй, и Димка с Данькой переступили порог квартиры, страхи и сомнения начали терзать душу. Накинулись бешеными псами, впились острыми, как нож, зубами в мягкую плоть, пустив алую кровь, и не отпускали. Пили, как вампиры, иссушали ещё недавно полную надежд ранимую душу, которую его научили скрывать, но не защищать. Влад чувствовал, что в отношениях с близкими ходит по лезвию ножа. Он понимал их чувства, предугадывал мысли и действия, только себя понять не мог. И это тяготило. Постоянно мерещилось, что все в семье об этом догадываются, чего допускать было нельзя, учитывая, как остро могли отреагировать Юля и Дима, лишь дай им повод подумать, что их чувства обманывают.

Но Влад не обманывал. Он их любил: своих жену и детей. Искренне. Нежно. Со всей отдачей, на которую только был способен. А вот остальные чувства для него были мутными и неясными, какими-то бледными, словно неважными на фоне той безмерной любви, захватившей его и никак не отпускавшей. Все слова и действия воспринимались как-то тяжело, потому что стоило взгляду зацепиться за кого-нибудь из домочадцев, как тянуло улыбаться от радости, что они просто есть у него. Это единственная эмоция в его арсенале, об отображении которой не надо было думать. Данька, кажется, что-то понимал, а Юля с Димой могли и обидеться, когда он не успевал отобразить на лице нужную эмоцию.

С одной стороны, было даже обидно, что никто не замечал его трудностей, с которыми ему определенно требовалась помощь. С другой, Влад не мог избавиться от вбитого с детства правила — решать свои проблемы самостоятельно. Он лично следил за тем, чтобы никто даже не заподозрил, что его что-то беспокоит.

Разум и сердце были в разладе, никак не находя общего языка. Одно желало жалости и утешенья, другой кричал, что это слабость.

В расстроенных чувствах Влад не заметил, как покинул кухню и дошел до комнаты. Только запах разбавителя, пахнувший из темного помещения, привел в чувство. Так пахло счастье. Его счастье. Он шагнул в него, и сердце болезненно защемило. А по рецепторам ударил другой, не менее волнующий запах: его детства. Лёгкие цветочные ноты с оттенком резкости. Так пахла его мама.

Ее силуэт замер у окна в падающем свете фонаря. Обманчиво хрупкий, на самом деле, высеченный из гранита. Как вода точит камни, так жизнь отточила ее характер, а она его — Влада. Только не учла, что он не камень. Его душа мягкая, не терпящая грубой силы, поэтому в итоге она вышла не красиво отшлифованной с острыми для собственной защиты гранями, а побитой и помятой, облепленной пластырями для самообмана, которые мама сейчас безжалостно срывала, не веря, что все это время ошибалась.

— Зачем ты это устроила? — в голосе послышались рычащие нотки.

— Почему она?

Галина Михайловна обернулась. Их взгляды встретились. Полетели искры. Влад давил кипящую внутри злость, сжимая кулаки. Ее лицо как всегда было непроницаемо. Даже глаза не выдавали эмоций. Он не мог ее прочесть, не мог понять, а значит был вынужден вести диалог, держать себя в руках, как бы не жгли язык слова.

— Мне хорошо с ней.

Галина Михайловна смотрела остро, пронизывающе, вызывая мурашки по телу, но Влад, сцепив зубы, не разрешал себе отворачиваться. Не Юля, а именно он должен быть щитом, даже, если угроза — его мама. Она должна любить его, а значит принимать таким, какой есть, иначе вся жизнь окажется бессмысленной.

— Она слабость, перед которой я не могу устоять и не намерен, — проговорил Влад, понимая, что они должны решить все здесь и сейчас. — Так же как и ты.

— Ложь, — мама безжалостна: вонзила нож, что легко вошёл в мякоть души, и хлынула во все стороны кровь. — Ты ведешь себя как тряпка, позволяешь ей собой помыкать.

— Равно как и тебе.

Влад чувствовал, как с каждым брошенным ею словом рушится его надежда получить материнское признание. На ее лице впервые за вечер мелькнула эмоция — возмущение.

— Бессовестный! — голос поднялся всего на тон, а сердце дрогнуло в предвкушении, но ожидания оказались обмануты, — продолжения не последовало.

Он смотрел на нее, и не видел свою маму. Только женщину, что считала себя ею и пыталась быть лучшей для него, не желая знать, что на самом деле нужно сыну. Почему она не кричит? Почему не машет руками от возмущения? Почему не горит в глазах живой злобы огонек? Влад же старался, выводил ее, а мама и не хвалит, и не ругает по нормальному. Ей вроде не все равно на него, раз она рискнула разрушить его семью, зная, что навсегда может потерять сына… Или же ей и вправду важно мнением других. Он догадывался, что Зинаида Львовна рассказывала про него, но Влад был уверен — мама лишь делала вид, что ее это беспокоит. Неужели пропасть между ними стала настолько большой, что они больше не уверены хорошо ли знают друг друга.

А ведь Влад помнил ее другой. Его мама часто улыбалась, говорила и смеялась так громко, что слышал весь мир, а он вторил ей, демонстрируя ещё беззубые десна и гуля что-то ему одному понятное. Его мама беззаботно болтала со знакомой, пока он, вцепившись в подол ее пестрого платья, недоверчиво заглядывал в группу, полную детей. Его мама обнимала порывисто и крепко, чуть ли не душа своей любовью, и прижималась губами к щеке, дурашливо оставляя яркий след от помады, прежде чем отправить в садик. Его мама была готова драться за собственного сына, поэтому никто не смел его обижать. Его мама любила папу, неизменно обнимая и целуя, когда он приходил с работы.

Куда все это делось?

Влад простил отца, но этого ему не простит — никогда. Это было его виной. Он сделал маму такой. Он лишил его материнского тепла.

Мама ведь любила. Не только память, но и сердце его еще бережно хранило в себе крупицы воспоминаний об этом удивительном чувстве. Они были совсем крошечными и тепла их уже не хватало, чтобы согревать душу полностью, поэтому он чувствовал, как медленно замерзал и увядал изнутри. Не было смысла в жизни. А потом появилась Юля. От осознания Влад подавился воздухом на вдохе. «Почему она?»

— Она твоя копия, — пораженно прошептал он, а мама, выдержав паузу, добила его, рассмеявшись.

Ноги снова подкосились, и Влад неаккуратно опустился на кровать. Он так давно не слышал этого смеха, что тот показался галлюцинацией. Этот звук привычно ласкал слух и душу, возвращая обратно в детство, когда маленький Влад, не научившись толком говорить, неуклюже приносил маме одуванчик, робко спрашивая: «холосый?» Это была его первая в жизни манипуляция, потому что мама неизменно начинала смеяться. Она подхватывала его на руки, вызывая восторженный писк, притиралась щекой к щеке, чмокала в кончик носа и посмеиваясь вторила: «Хороший. Хороший мой».

Хороший? Правда? Ты не врешь? Подтверди. Скажи ещё раз.

— Почему ты смеешься?

Может, если он узнает причину, то сможет услышать мелодичный перезвон — усладу для его ушей — ещё раз. Спустя года вновь провернет эту аферу. Только бы понять, что теперь является заветным цветком и ключевым словом. Он сын своей матери, и искусство манипуляции впитал с ее молоком.

— Потому что ты все такой же смышленый, — Галина Михайловна улыбнулась, а Влад почувствовал, как защипало глаза. — Хороший мой, как можно было пытаться заменить меня — ей, — наигранно-грустно протянула она, в показательной обиде надув губы, и плавно опустилась рядом.

Его сердце то билось быстрее, то резко останавливалось, отчего кружилась голова и плыла картинка перед глазами. Влад смотрел на маму, но не видел ее, даже сейчас, когда она показала себя из прошлого. В голове упорно возникал образ Юли — так сильно они были похожи. Эта манера речи, мимика, движения, как он мог не заметить… Неужели сознание вправду сыграло с ним злую шутку, и с Юлей ему так хорошо только потому, что она похожа на маму, которая всегда ассоциировалась с любовью и защитой и которую он так отчаянно хотел вернуть. Информация не укладывалась в голове. Просто не хотела делать это, потому что была до тошноты отвратительной.

— Что такое, мой хороший, — Галина Михайловна обняла его за плечи и как в детстве прижалась щекой к щеке, — ты ни разу не задумывался, за что любишь ее? Признайся, ты ведь скучал по такой мне.

Влад никак не отреагировал, только поджал губы, то ли выражая недовольство, то ли сдерживая грубость. От приторности в мамином голосе сводило скулы, а ирония, насквозь пропитавшая слова, умело играла на струнах души, готовая в любой момент дёрнуть грубее необходимого, порвать, издав фальшивую ноту.

— Не обижайся на меня, я ведь стала такой только для того, чтобы защитить тебя от этого жестокого общества.

— Хотя бы мне не вешай эту лапшу, —перебил он. — Тебя никогда не волновало то, что говорят другие.

— Грубиян, — театрально возмутилась она, но заметив, что сын становится все смурнее, заметно успокоилась, пустив на лицо плотоядную улыбку, больно сжав его плечо. — Ты прав. Мне абсолютно плевать на общественное мнение. Оно всегда было и с этим ничего не поделаешь. Тебя до гроба будут сопровождать сплетнями, слухами и завистью, — Галина Михайловна поморщилась и высунула кончик языка, демонстрируя отвращение, а Влад незаметно ущипнул себя, пытаясь убедиться в реальности происходящего. — О тебе будут говорить много грязного и лживого, будут судить, указывать, ненавидеть. Все, что тебе остаётся — не обращать на них внимания и просто жить, не позволяя людишкам вставать у себя на пути.

В ее голосе сменялись эмоции, а не интонации, маски невозмутимости на лице будто никогда не существовало, так выразительна была ее мимика, и теплые руки постоянно прикасались к нему: гладили по голове, сжимали плечи, неосторожно задевали щеки. Казалось, Судьба смилостивилась и преподнесла ему желаемое на блюдечке с голубой каёмочкой, но не зря говорят: бойтесь своих желаний. Влад, абстрагировавшись от чувств, отчётливо видел и даже мысленно аплодировал маминому актерскому мастерству.

— Признаюсь, ты поймала меня на крючок, — улыбнулся он краешком губ, обратив на себя внимание. — Я как и Юля с мальчиками даже поначалу поверил, что ты приехала, потому что Зинаида Львовна распускала слухи настолько громко, что они дошли и до тебя.

— Что меня выдало? — прищурилась она, и Владу показалось, что мама совершенно не расстроилась.

— Вот этот спектакль. Теперь моя очередь, — он подался ближе к ней, отзеркалив плотоядную улыбку, что была чужеродна на лице того, кого видела мама, смотря на него, — ты серьезно думаешь, что можешь заменить его мной?

— Нет.

Галина Михайловна продолжала улыбаться, а у Влада в голове вращались шестерёнки. Он не понимал. Совершенно. Если дело было не в общественном мнении и не в ревности, то чего добивалась мама? Несмотря на то, что она вернула эмоции, Влад не мог быть уверен в их искренности, поэтому даже невербальные сигналы мамины мотивы не раскрывали. А она ждала его следующего хода, как обычно не сказав, в какую игру и по каким правилам они играли. Влад решил установить свои.

— Мама, мамочка, мамуля, — он заметил мелькнувшее удивление, когда нежно обнял ее, — я люблю тебя.

Она замерла и, казалось, задержала дыхание, боясь сделать лишнее движение, а Влад, мысленно ликуя, напомнил себе купить Димке фруктовых конфет, потому что этот способ он подсмотрел именно у сына. Сорвав как-то шторы во время догонялок с Бобом, Дима, заметив грозный взгляд Юли, даже не дал ей возможности возмутиться, бросившись на шею. Казалось бы простое «мама», но сын в запале использовал столько вариаций этого слова, что о существовании некоторых Влад даже не подозревал. Димка просто не оставил Юле шанса, добив вопросом:

— А ты меня любишь?

— Конечно люблю, мой хороший, — оправдала на этот раз его ожидания Галина Михайловна, так же как и Юля даже не задумавшись над ответом. Теперь он задавал направление диалога.

— Тогда объясни, зачем все это было? Чего ты добивалась?

— Я люблю тебя, Влад, — она сама обняла его крепче, зная, что болью отозвалось сердце в груди сына. — И папу твоего любила. Ты похож на него слишком сильно. Я признаюсь, смотрела на тебя, а видела его и думала, что ненавижу, поэтому и закрылась. Боялась, что могу тебя ранить.

Галина Михайловна отстранилась, заглянув ему в лицо, и глаза ее были влажными.

— Но ты не он. Никогда не был и не будешь. Теперь я вижу это.

Влад не смог скрыть удивления.

— Ты на нас свои социальные эксперименты ставишь?

— Не повышай на меня голос, — она переключилась резко, как по щелчку пальцев: пропала мягкость и эмоциональность. Мама вернула над собой контроль.

— Ответь на вопрос.

Галина Михайловна промолчала. Встала с кровати и, поцеловав его в макушку, с каким-то отчаяньем в движениях прижав на мгновения к свое груди, будто прощалась, и вернулась к окну.

— А теперь попробуй любить ее, когда она рыдает на полу, согнувшись от тяжести проблем, которые ты не то, что поднять — сдвинуть не сможешь. Попробуй любить ее с утра, когда она злая на весь свет и даже прикасаться к себе не разрешает, смотрит в зеркало без улыбки, без маски. Она сказала, что ты любишь ее всю — без остатка: ее минусы, проблемы, разочарования. Любишь ее, когда она кричит, злится, истерит… Когда чувствует себя неживой.

Влад внутренне содрогнулся.

— Тебе ведь это важно, — протянула мама, очевидно, стараясь скрыть горечь в голосе, но не смогла. — Я видела, что с тобой происходило, когда во мне потух огонек. А что будешь делать, если она его потеряет? Бросишь?

— Я никогда не бросал тебя! — Влад вскочил с места и подался к ней, но Галина Михайловна ушла от прикосновения.

— А сможет ли любить она, если ты будешь тем, кто потушит в ней огонь?

Мама обернулась и поймала его взгляд, многозначительно улыбнувшись. Влад, казалось, перестал дышать. Замер, словно парализованный, почти физически ощутив как заработал мозг, найдя неизвестный множитель и теперь пытаясь решить уравнение. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, но растерялся. Посмотрел маме в глаза, ища в их глубине хоть что-нибудь, что могло усмирить в душе жгучую обиду.

Секунды показались вечностью. Это была провокация. Сделать выбор здесь и сейчас, вопреки здравым доводам разума, вопреки боли в сердце.

— Мама, я люблю и тебя, и Юлю, и наших сыновей. Если ты тоже меня любишь, то примешь мой выбор и отпустишь, — голос дрогнул.

Влад, с трудом сдерживая слезы, неуверенно приблизился к ней, готовый к тому, что его оттолкнут, но руки раскрылись для объятий, в которые он шагнул, ощущая себя как в волшебном сне. Тонкий цветочных запах ударил в нос, вернув куда-то далеко в детство: счастливое и беззаботное. Когда маленький Влад сидел за столом, а родители поочередно кормили его клубничным мороженым. Мама смеялась, целуя его перепачканную мордашку, пока довольный, как кот, папа целовал ее щеки, намеренно оставляя сладкие следы. А он смеялся вместе с ними. Без причины. Просто радуясь тому, что рады они.

Ладони легли на лопатки и в плечо упёрся острый подбородок, делая его самым счастливым человеком на Земле. Как же Влад скучал по этому чувству, этому теплу, что окутывало мягким пледом, дарило вкус к жизни, давало ему смысл жить. Он не хотел отпускать ее, желал остаться в этом моменте, но сердце его теперь принадлежало не только маме.

Влад отстранился первым, продолжая цепляться за мягкие ладони. Скорее всего это был последний раз, когда он видел ее такой, — настоящей. Что ж… Пора было отпустить прошлое и шагнуть в настоящее, где у него есть не только мама.

* * *

Чердак встретил кромешной темнотой, поэтому не сразу удалось отыскать взглядом темный силуэт. Юля сидела на полу, обняв руками колени и бессмысленно смотря перед собой.

— Уходи.

Хуже пощёчины. Он замялся, боясь сделать лишний вдох, способный разрушить имитацию спокойствия.

— Юля, давай поговорим.

— Когда дело касается сохранности моей семьи, я не веду переговоры.

Это провал. Она не хотела его слушать, значит сколько не говори, Юля его не услышит. Не воспримет.

Он стоял, смотря, как гуляют по чердаку его воспоминания. На кресле любил сидеть Димка, а Боб забирался на спинку, лапой играясь с пушистыми кудрями. Соседнее по умолчанию принадлежало ему, и Юле нравилось сидеть на подлокотнике, ероша ладонью его волосы. На полу неизменно валялись ракетки для бадминтона, о которые Юля постоянно спотыкалась, и воланчик. Боб, как собачка, таскал его Даньке, который лёжа животом на диване читал книги. В шкафу по-прежнему хранились какие-то вещи мальчишек, но лишь потому, что Юля запретила таскать в комнату хлам. Зазвучали в голове голоса и топот ног, напоминая как они с Димкой гоняли по периметру мяч, случайно уронив его в открытое окно. А Данька, устроив голову у Юли на коленях, заливисто смеялся, тыча пальцем в показательно надувшегося брата.

Их взгляды часто пересекались. Им так же как и мальчикам оказались не нужны слова. Она понимала его душу лучше, чем он сам.

Юля и вправду была похожа на маму. Теперь Влад ясно это видел, когда огонь, которым она грела его вечно замерзающую душу, гас, как когда-то погас в ней. Он чувствовал это и наконец не путался в самом себе. Осознавал, что не может потерять и ее, не может уничтожить своими же руками.

Душа его кричала в бессилии, но Юля оставалась глуха.

У него был лишь шанс. Одна попытка. Последняя жизнь. Любовь не терпит объяснений. Ей нужны поступки. Влад прошел вглубь и нерешительно опустился рядом. На пробу облокотился на плечо, давая возможность прогнать. Не дождавшись никакой реакции, неуверенно обхватил руками, прижавшись к тёплому боку. Внутри все трепетало — не оттолкнула. Но и не ответила. Первая слеза скатилась по щеке, впитавшись в ткань его футболки, на ее теле. Вторая. Третья. Он плакал беззвучно, неслышно.

Юля услышала.

Вздрогнула, испуганно обернувшись на него, и застыла в растерянности, не сразу поняв, как реагировать. Бестолково смотрела, готовая разрыдаться сама. Влад, почувствовав движение, крепче сжал ее в объятиях.

Только не прогоняй. Прошу. У меня больше никого нет.

Его обняли в ответ. Позволили уткнуться носом в ключицы. Почувствовать вязкий запах разбавителя и тошнотворно-сладкий крема для рук. Его спрятали от всего мира и самого себя. Пустили в свою Вселенную. Ладошки гуляли по спине, оглаживали мышцы. Ноготки царапали лопатки, горячее дыхание грело макушку, а мягкие губы прижимались ко лбу. Влад честно пытался успокоиться. Давить на жалость было подло. Он не хотел этого. Но Юля своим не безразличием выжимала его как губку, сдирала с него слой за слоем внешние оболочки, пробираясь в душу. Она утешала того, кто обидел, сделал больно, а потом заявился, чтобы утешить, но вновь облажался. Как же он был жалок.

— Прости. Прости, душа моя, — зашептал он, дрожащим голосом. — Я виноват. Я очень перед тобой виноват.

— Тише-тише. Успокойся. Это подождёт. Ты устал.

— Я должен признаться, — Влад заставил себя отстраниться и посмотреть ей в глаза. — Ты очень похожа на мою маму. На ту, какой была в моем детстве. После ухода отца она изменилась, словно стала другим человеком, и я понял, что потерял обоих родителей. И ты меня так зацепила, потому что рядом с тобой я чувствую себя хорошо, как тогда. Знаю, это выглядит так, будто я пытаюсь заменить маму тобой…

Юля приложила палец к его губам, вынуждая замолчать.

— Кто я для тебя?

Лунный свет отражался в ее глазах, смотревших пытливо, куда-то вглубь него. Видя что-то только ей доступное и нужное. Влад должен быть честным, если хочет, чтобы Юля смогла его простить.

— Солнце. Свет во тьме. Яркая звезда в ночи. Смысл жизни. Душа моя. Жена. Мать наших детей.

Юля усмехнулась:

— Ты не видишь во мне свою маму.

— Нет.

— Это хорошо. Не хочу ещё и тебе сопли вытирать.

Иронично. Именно этим она сейчас и занималась. Влад вновь почувствовал стыд, опаливший щеки и заставивший ощутить себя нашкодившим ребенком.

— Не покажи она мне, я бы и не заметил, — неловко оправдался он. — Я люблю Юлю. Именно ее. Прости, что позволил маме командовать. Отныне я принадлежу тебе и только тебе.

Он обхватил руками ее лицо, погладив щеки большими пальцами. Всмотрелся в карие глаза. Шоколад такой приторный, что от него сводило душу.

— Это все, что я хотела услышать. То, что ты любишь меня.

Они одновременно подались друг другу навстречу. Жалкие сантиметры, казались километрами, которые он преодолел первым, мягко коснувшись ее губ. Юля не заставила себя ждать, ответив со всей присущей ей пылкостью. Влад почувствовав привкус крови, заставил себя подавить вскипевшую внутри злость. Они потеряли счёт времени, не отрываясь друг от друга, словно не виделись вечность. Никак не могли насытиться.

— А где дети? — Влада словно осенило и он отстранился так резко, что Юля поморщилась от боли в лопнувшей вновь губе.

— Спокойно, — она не сдержала смешок, — они мне отписались. Сказали, что гуляют и обещают вернуться.

Он замер, задумавшись о чем-то, пока Юля заботливо стирала влагу с его лица.

— Купим мороженое.

Она даже не успела удивиться, позволив утянуть себя в ближайший гипермаркет, где они взяли ведёрко клубничного мороженого и пластиковые ложки, отправившись на площадку, встречать мальчиков. Первым нашлись на качелях Данька с Бобом. Подросток бросился к ним в объятия и, путаясь в словах, принялся извиняться за какую-то посуду, отчаянно цепляясь за отца, который сидел перед ним на корточках, прижимая к себе и тоже извиняясь. Из темноты Юле под руку нырнул Димка.

— Прости. — непривычно тихо извинился он. — Я был не прав, папа, — он шагнул к Владу и, потеснив брата, обняв его за шею.

Юля, усмехнувшись, незаметно смахнула слезинку, навалившись на мужа сверху, попытавшись обнять всех сразу, в итоге завалив на землю.

— Ещё раз разобьёшь посуду, будешь час в углу стоять, — прошептала Даньке на ухо Юля, заставив поёжиться и понимающе кивнуть.

А ночное небо мерцало бесчисленным множеством звёзд. Этой ночью они не спали, как неприкаянные слоняясь по темным скверам и уплетая клубничное мороженое. Димка с Данькой, хохоча нарисовали Владу усы, а Юля игриво улыбнувшись, лизнула его в кончик носа. Он кормил Даньку с ложки, пока тот с Юлей сидел на пьедестале Гестеи, а Дима держал ведёрко Бобу, который доедал то, что осталось на стенках. Сам Кудряшка весь перепачкался, как грудничок, и им пришлось зайти в круглосуточную аптеку, чтобы купить салфеток. Влад, поддавшись ностальгии, взял мальчикам гематоген, как делал его отец.

Улыбки не сходили с родных лиц, и всё наконец было хорошо. Груз не давил на плечи и пропали с души камни. Прошлое не тянуло назад, а мысли о будущем не пугали, потому что сложно думать, когда дети громко о чем-то спорят, требуя его вмешательства, и жена маняще мнет плечи, опаляя шею горячим дыханием.Так выглядело его счастье.

Домой они вернулись, когда первые солнечные лучи уже гуляли по улицам. Квартира встретила тишиной и пустотой. Пропали осколки с кухни, как и вещи Галины Михайловны. Она ушла так же, как и пришла: стремительно и без предупреждения. Мальчики сделали вид, что ничего не произошло, отправившись спать. Юля же, отзываясь на эмоции, им самим на распознанные, обняла, мгновенно впитав все печали, показав, что она здесь и никуда не уйдет. Чем он заслужил эту женщину?

— Она отпустила тебя, — прошептала Юля, заглянув ему в глаза, — потому что любит. Нам тоже однажды придется это сделать, но разве станем мы любить их меньше?

Подарив ему очередную улыбку и долгий поцелуй, она первой упорхнула в комнату, чтобы не обидеть своей чересчур уж заметной радостью. На кровати Юля нашла флакон с духами и короткую записку: «Никогда не потухай. Гори. Согревай». Пришлось зажать рот ладонью, чтобы заглушить рвавшийся наружу истеричный смех. Она бережно взяла флакон, пшыкнув на шею. Чуть резковатый цветочный аромат ударил в нос, заставив поморщиться, но рассеявшись, оставлял приятное послевкусие. Юля, словно опомнившись, нервно спрятала флакон с посланием в ящике своей тумбочки и, упав на кровать, закрыла ладонями глаза, дав волю слезам.

Влад в коридоре поспешно убирал в кошелек оставленную под его ключами от машины потрепанную временем, выцветшую фотографию, на которой мама с папой целовали его годовалого в пухлые щеки, а он смеялся, обнажив единственный зуб. «Мальчики не плачут», — было выведено на обороте.

Он и не плакал. Он улыбался.

Осень наступила незаметно. Подкралась бесшумно, как кошка на охоте, и спугнула лето. Вышел из моды монотонный зелёный и деревья сменили наряды на яркие красные и жёлтые, совсем скоро собираясь вовсе бессовестно обнажиться, чтобы примерить новые белые шубки. Но у них ещё было время покрасоваться. Только морозный ветер-шалун обрывал листья да срывал шляпы прохожих.

Данька, пряча в карманах заледеневшие руки, спешил домой. Настроение, уподобляясь температуре термометра, снижалось, и объективных причин он этому не находил, малодушно списывая на неожиданный отъезд мамы, непогоду и мрачность отца. Показавшиеся утром лучики солнца сулили погожий денёк, но Юля, перенявшая от собственной мамы беспокойство о благополучии детей и откормившая в себе до состояния близкого к гиперопеке, заставила надеть теплую куртку и шапку, заботливо обмотав длиннющим, как удав, а по мнению Димки удавка, шарфом. Даня был ей за это благодарен, потому что погода не разгулялась, а только испортилась. Подхватить простуду третий раз за месяц совершенно не хотелось, учитывая, что папа в последние дни был непривычно взвинчен, заразив этим состоянием и его. Влад не успевал покупать лекарства. Они с Димкой попеременно, будто назло, обменивались болячками. Его только насморк отпустит, а у брата кашель пройдет, как на следующий день Димка начинал шмыгать носом, а сам он жаловаться на першение в горле. Владу в аптеке должны были делать скидки, как постоянному клиенту. Юля из этого рассадника бактерий ловко самоустранилась — сбежала на семинар почти на неделю.

Гремели в портфеле за спиной шахматы, когда он поднимался по лестнице, наслаждаясь относительной теплотой пусть и затхлого, некоторыми этажами прокуренного, но такого теплого подъезда. Записаться в шахматный кружок Юля предложила ему ещё летом, как только тот открылся этажом выше изостудии, но сходить на первое занятие он решился лишь в начале осени, и то благодаря Димкиным "пинкам". Ну не нравились ему новые люди, с которыми надо было не только находиться в одном помещении, а ещё и коммуницировать. Всеми знакомствами и дальнейшим взаимодействием всегда занимался Димка, давая ему время привыкнуть к человеку и решить общаться с ним или нет. Только вот шахматы брат не любил. А бесполезно таскать его за собой совесть не позволяла.

Влад быстро нашел решение проблемы, предложив не менять тактику и доверить этап знакомства Диме, поэтому на первое занятие они пошли вместе. Брат помог со всеми познакомиться, довел до ручки преподавателя, ужаснул тихих, замкнутых в себе и своём увлечении "ботанов" и, убедившись, что навредить брату может лишь мигрень от постоянных раздумий, прямо среди урока сбежал обратно в художественный класс, дав напутствие: "самый сильный ход в шахматах — удар доской". На фоне него Даня сразу заработал авторитет, потому как по мнению робких, подавленных родительской опекой шахматистов для жизни с таким... "Таким шалопаем, сорванцом и озорником" (других слов доморощенные фиалки не то не знали, не то в речи своей не использовали, чтобы их мам и бабушек удар не хватил) нужно иметь железную выдержку и стальные нервы. Данька, про себя посмеиваясь, молча соглашался и легко вливался в коллектив. Осторожно, но с особым упорством прорастал там одуванчиком меж плотных камней, что никто и на замечал, насколько он отличался от них. Дане нравилась атмосфера: тихая, уютная, прерываемая иногда шумом в классе танцев сверху и грохотом художников снизу. В привычном для их шахматном безмолвии всегда было отчётливо слышно под какую музыку разучивался нужный танец и писались новые шедевры. Вся их группа неизменно ворчала на посторонний шум, однако никогда не просила сожителей быть тише. Часы, проводимые Данькой за шахматной игрой, расслабляли, разгружали мозг. Он чувствовал себя так, будто жил в этом палисаднике, среди хрупких, неторопливых, вдумчивых, но таких необходимых для душевного спокойствия фиалок, всё время, а не вторгся разбойничьим сорняком, прикидываясь культурным растением, лишь бы не покидать комфортного места.

Раздался из-за двери Зинаиды Львовны лай Волкодава, и Данька, испугавшись, влетел в свою квартиру, запнувшись о порожек. Он не упал, но и о прибытии не оповестил. Невидимая сила дёрнула за край шарфа и утащила в темную пасть шкафа-купе, только шапка сиротливо осталась валяться у входа.

— Тихо, это я. Не дёргайся! — зашипел ему на ухо Димка, зажимая рот ладонью. — Без объяснений.

Данька мгновенно перестал извиваться в хватке. Как собачка, которой дали команду. Быстро и без протестов. Подобных "игр", что позже начали обзываться ими по-взрослому "кодовыми словами", в их арсенале имелось предостаточно. Фраза "без объяснений" означала подыграть или сделать что-то, не вникая в происходящее. Маленький Димка эту игру просто обожал. Зная о том, что брат может оказаться против задуманного развлечения, он самостоятельно заваривал кашу, а расхлёбывать ее звал на помощь Даньку, предварительно шепнув "без объяснений". Что только не случалось после этой ненавистной фразы, от которой у бедного Дани дёргался глаз.

Дима тем временем уже стянул с него куртку, небрежно умостив ее среди одежды, неаккуратно сунул шарф в карман маминого пальто, оставив один конец длинной соплей тянуться до самого пола, и Боб заинтересованно потыкал его лапой. Черный, он сливался с плотной темнотой, только глаза сверкали, словно флуоресцентные. Данька молчал, цепляясь за теплые Димкины пальцы и подавляя беспокойство. Брат был непривычно собран, как хищник на охоте, заставляя насторожиться и его. Минуты напряжения тянулись свежей жвачкой, которую ворча, тщетно пыталась отодрать от парты уборщица. От тишины звенело в ушах и струнами натянулись нервы. Даня думал, что просто лопнет от накала обстановки, но Дима без предупреждения вывалился из укрытия, с глухим грохотом от встречи лба и двери шкафа, вытащив его вслед за собой. Топоча стадом буйволов, которое даже глухой услышит, они ввалились в собственную спальню.

— Ни звука, — прошипел Дима, прижав брата к стене за дверью, и тут же затих, на всякий случай вновь зажав ему рот.

Раздались шаги, которые Данька безошибочно распознал. В комнату зашёл Влад. И он, судя по нехарактерной для него размашистой походке, злился. А отца в гневе Даня всё ещё боялся, стараясь его не доводить.

— Дмитрий, если ты всерьез рассчитываешь играть в прятки до приезда Юли, то спешу тебя разочаровать...

Мурашки поползли по спине от его интонации, и вздрогнул всем телом брат, но не двинулся, лишь крепче сцепив зубы. Это пресловутое "Дмитрий" было первым звоночком, сигнализирующим о том, что терпение отца кончалось, как песок в песочных часах. Время словно замерло на мгновения, которые Влад осматривал комнату, к счастью, покинув ее ни с чем.

Они одновременно выдохнули. В ушах эхом отдавались удары сердца. Данька чувствовал себя участником хоррор-квеста: вроде и понарошку, а все равно страшно.

— Надо спрятаться, чтобы придумать план, — пробился сквозь гул голос Димки, и его снова куда-то поволокли, останавливаясь чуть ли не на каждом шагу, отчего Даня не раз врезался брату в спину.

Боб, будто помогая им, бегал за Владом, указывая его местонахождение громким "мяу", поэтому Дима тащил его самого в противоположную сторону, дальше от угрозы. Укрываясь за дверьми, шторами и теми предметами мебели, что попадались по пути, будто снова играли в разведчиков, они сумели добраться до спальни родителей, где удачно схоронились под кроватью в слое пыли. Дима грешным делом подумал, что может обнаружить здесь трупик подкроватного монстра, который пугал их с братом в детстве. Но жить в таких условиях он не мог, потому, возможно, хорошо, что Юля давно не убиралась в труднодоступных местах.

— Зачем ты его разозлил? — едва различимым шепотом спросил Даня, когда шаги удалились.

— Нам надо бежать, — не отводя взгляда от двери, невпопад отозвался Дима. — Влад собрался нас пытать.

Данька покосился на брата и приложил ладонь сначала к его лбу, а после к своему, проверяя на наличие жара. Может в компьютер переиграл? Или ему на голову тяжёлое что-то упало? Дима его скепсис заметил и, закатив глаза, все же соизволил пояснить, затараторив в самое ухо:

— Я подслушал, как папа по телефону жаловался Евгению Валентиновичу на наш слабый иммунитет. Тот ему посоветовал курс витаминов. Я думал Влад там аскорбинки притащит, мармеладки или таблетки. А он... — Дима сделал драматическую паузу, чтобы узнать реакцию брата.

— Не томи, а? — попросил Даня, чувствуя любопытство.

— Пакет ампул приволок, — возмутился Димка, стукнув ладонью по полу и подняв столб пыли, отчего они поочередно чихнули, но свое местоположение не раскрыли. — Папа сегодня из магазина вернулся, — значительно тише продолжил он, — и руки мыть пошел, а Боб головой в пакете застрял. Я его освобождать полез и весь этот пыточный арсенал обнаружил. Бежать надо...

Даня опешил. Дима не шутил, а значит отговаривать его было бесполезно так же, как идти на поводу. Он поймал наполненный решительностью взгляд брата, пытаясь подавить его своим собственным, но не преуспел.

— Это глупо, — нахмурился Даня.

— Конечно, — раздражённо рыкнул Димка, заставив его удивлённо вскинуть брови, — никто в моем возрасте уже не боится уколов. Извини, что я у тебя такой трус.

Данька, не ожидавший такого выпада, не сразу нашелся с ответом

— Ты меня неправильно понял, — он тронул брата за плечо.

— Не оправдывайся, — огрызнулся тот, сбросив его руку.

— Дмитрий, — Даня тоже начал злиться, — я не обесцениваю твой страх, а говорю о ситуации в целом. Если ты маскируешь панику злостью, то на мне срываться не надо.

— Да кто на тебе срывается!? Неженка! Иди получай уколы в жопу, раз так хочется, — Димка настойчиво вытолкал его из-под кровати, но возмущенный Даня так просто отступать не собирался, потянув за щиколотку вслед за собой.

— Да что на тебя нашло!? — ворчал он, прижав брата к полу.

Силы были не равны, поэтому Дима вскоре высвободился из хватки и, устроившись сверху, влепил Даньке оплеуху. Тот в долгу не остался, больно дёрнув за кудри. Сцепившись в один клубок, как склочные коты, и злобно пыхтя, они катались по полу, поочередно награждая друг друга ощутимыми тумаками. Оба раскраснелись и выдохлись, но первым отступать никто не собирался.

— Ты перенервничал что ли!? — вновь повалив брата, тяжело дыша, поинтересовался Данька.

— Да вы просто задрали уже со своим "Дмитрием", — упёршись руками в грудь напротив, — проворчал Димка. — Знаете же, что я боюсь, но все равно лезете!

Даня не стал напоминать о том, что он сам его втянул, зашипев от тычка под ребра. Во время потасовки они собрали все углы, набив синяки, и гремели так, что услышал бы даже глухой, а сами подростки в запале пропустили и звонок в дверь, и позабыли про Влада в квартире. Димка успел сбить о кровать бровь, а Даня приложиться лбом об дверь, когда их одновременно вздёрнули за шкирки неожиданно настолько, что головы закружились от резкой смены положения.

— Интересно, — протянул Сергей, и Димка растерянно посмотрел сначала в его хитро прищуренные глаза, после переведя взгляд на недовольного Влада, не выдержав и пары секунд, поэтому принялся рассматривать замершего в дверях Боба.

Данька даже голову не поднял, чувствуя подкатывавшую панику. Ворот футболки трещал от крепкой хватки, когда его неосторожно отволокли в зал, уронив на диван.

— Поосторожнее. Это тебе не мешок с картошкой, — заметил Сергей, как посылку, внеся следом Диму и усадив рядом.

Влад смерил их холодным взглядом, вызвав мороз по коже, и бросил его на друга, но тот лишь закатил глаза, показав, что его не проняло.

— Остынь, — он похлопал его по плечу, и Данька на мгновение забеспокоился, что папа его, если не ударит, то точно нагрубит, но Влад молча вышел в коридор. — Чего это на вас нашло, — улыбнулся Серёга, осторожно обхватив ладонями Димкино лицо, изучая кровоточащую ссадину и стремительно наливавшуюся синевой скулу.

Он не выглядел удивлённым, обеспокоенным или раздраженным, и причин опасаться Влада, очевидно, не видел, что несколько обнадёживало. Прошел почти год, как они знакомы с Владом, но Даня до сих боялся его в гневе, сам не понимая почему.

— У Димки спроси, — шмыгнул он носом , чувствуя, как слезы предательски щиплют глаза.

— Чё я то сразу!

— Не чё-кай!

Они снова злобно уставились друг на друга, казалось, собираясь затеять очередную драку, но сухой голос Влада быстро остудил их пыл:

— Успокоились.

Несмотря на пакеты со льдом и аптечку в руках, он выглядел угрожающе. Данька судорожно бегал взглядом по его лицу, пытаясь прочитать эмоции, но то ничего не выражало, застыв гипсовой маской вроде той, которую использовала Галина Михайловна. Он был расслаблен, не сжимал до побеления пальцев аптечку, двигался привычно: плавно и размеренно, а не порывисто и резко, как делают люди, когда злятся. Но оба они знали, насколько это спокойствие обманчиво. За те мгновения, что Влад приближался к ним, братья успели безмолвно помириться, потому что Димка поспешно укрылся от взрослого за спиной Даньки, который в свою очередь попытался прикрыться Серёгой.

— Ты их пугаешь, — хмыкнул тот, сжав руку подростка в знак поддержки.

— Пусть боятся, — бесцветно заметил Влад, — меньше глупостей творить будут.

Даня отчего-то зажмурился, когда пальцы отца аккуратно подделки подбородок, повертев голову в разные стороны, и мягко ощупали лоб, где скорее всего уже начала проявляться гематома. Он сам не заметил, как задержал дыхание, стараясь лишний раз не двигаться, словно мог ненароком сорвать кран и вызвать гнев, но судя по осторожности в движениях, Влад держал себя в руках. Или просто включил режим врача. Пока Данька боролся с внутренним напряжением, педиатр успел осмотреть его спину, ощупать на наличие повреждений ребра и, смазав синяки каким-то кремом, приложил к ушибу пакет со льдом. И даже когда он отстранился, Даня продолжал сидеть с закрытыми глазами, сам себя убеждая в том, что все в порядке. Он в домике, где тихо и спокойно. Они не ссорились с Димкой из-за пустяка, и не злился папа, и по голове его гладила мама, а не дядя Сережа.

— Нет, не подходи!

Данька вынужденно распахнул глаза и поморщился, когда брат спрятался за него, неприятно вцепившись в ноющее плечо. Напротив с ваткой в руках замер Влад, с неодобрением смотря на них, выжидающе вскинув брови, что вдруг стало последней каплей. Он уронил пакет со льдом и закрыл ладонями лицо, спасаясь от творившегося вокруг безумия.

— Дань, ты чего? — тут же всполошился Димка. — Больно сделал? Или ты из-за меня? Прости, пожалуйста, ты ж знаешь, я не хотел тебя обижать.

— Даня, что случилось? — в голосе отчётливо прозвучало беспокойство, и рука опустилась на плечо, но подросток шарахнулся в сторону, будто обжёгся, и спрятался за первого, кто оказался рядом, — Сергея. Стоматолог от неожиданности, инстинктивно обнял прижавшегося к нему подростка, вытаращившись на Влада, молчаливо требуя не то успокоить, не то забрать своего сына.

— Довёл ребенка, — укорил он растерявшегося друга.

— Это вы с ума сошли или я!?

Влад воскликнул это резче, чем делал когда-либо, и возмущенно всплеснул руками, видимо, не справляясь с эмоциями, отчего Димка, до этого взволнованно смотревший на брата, испуганно дёрнулся, забившись в угол дивана. Действие это оказалось неожиданным настолько, что Влад сам невольно отступил на шаг назад. Данька крепче прижался к Серёге, который в сложившейся ситуации невольно заменил Юлю, в чьей власти было усмирить Влада. Но тот уже понял свою ошибку, прикрыв глаза и выполнив какую-то дыхательную технику, потому что не прошло и минуты, как он взял себя в руки и опустился на диван, вернув плавность движениям и лёгкую улыбку.

— Даня, — мягко позвал сына, здраво решив, что пока Данька не успокоится, Димка с ним разговаривать не станет, — объяснишь мне?

Влад, конечно, успел понять сам, что было легко, учитывая совсем не шуточные, несмотря на интонацию, замечания Сереги, однако ему нужно было услышать сына. Он видел, что мальчики чутко реагировали на его настроение, но никогда не думал, что может их напугать, если немного повысит голос. Ни Димка, ни Данька не боялись, когда на них кричали. Юля делала это регулярно. Даня ни разу не отреагировал, разумно пережидая бурю, после продолжая ластиться, словно кот. Дима вовсе специально ее доводил, видимо, получая особое удовольствие, вместе с Бобом бегством спасаясь от жалящих ударов полотенцем. Влад решительно не понимал, почему на него была такая реакция.

— Что ты хочешь услышать?

Данька едва посмотрел на него, но сам факт того, что он пошел на контакт, было хорошим знаком.

— Реакция Димки мне совершенно понятна. Мы с ним это ещё обсудим, — он бросил короткий взгляд на подростка, который в привычном защитном жесте сложил руки на груди и отвернулся. — Но ты, мне показалось, тоже испугался. Почему?

Даня резко обернулся и набрал в лёгкие воздух, собираясь указать отцу на его недогадливость, и так замер, неожиданно не найдясь с ответом. Он и сам не до конца понимал, что его пугало.

— Ты злился, — поджав губы, констатировал в итоге Данька.

— А мне нельзя, — наигранно удивился Влад, ещё больше смутив сына. — Я ведь ни разу вас не ругал и не наказывал, — он приглашающе развел руки, и Даня поспешно нырнул в объятия, прижавшись к тёплому боку.

— Поэтому мы не знаем, чего ожидать от тебя в таком состоянии.

— В любом состоянии, — хохотнул Серёга.

Пользуясь тем, что Димка увлеченно слушал разговор, он неожиданно придавил его к дивану, ловко зафиксировав руки, и под протестующие выкрики принялся ловко обрабатывать рассечённую бровь, на которой уже запеклась кровь.

— Папа, братец, спасите!

Влад одновременно с Даней покосились на него, но никаких действий не предприняли, лишь спрятав улыбки. Сергей значительно упростил им задачу и сократил время, которое они могли потратить на уговоры. Не прошло и пары минут, как стоматолог закончил, довольно осмотрев свою работу и налепив цветастый пластырь. Усердно строя из себя униженного и оскорбленного, Димка записал дядю Серёжу в черный список и пристроился у Влада под другим боком, в данный момент сочтя его наименьшей угрозой.

— Ты редко нервничаешь, — вклинился Димка, зачем-то тыча пальцем ему в рёбра, — поэтому мы волнуемся всякий раз, как это происходит. Вдруг ты на нас сорвёшься.

Серёга, который до этого профессионально прикидывался мебелью, вдруг рассмеялся, получив ледяной взгляд друга, но вместо того, чтобы заткнуться, показательно засмеялся громче. Владу осталось только устало уткнуться лбом в Димкину макушку, пряча лицо за пушистыми кудряшками.

— Гаврики, я бы вам советовал опасаться Юлю, потому что она весьма изобретательна в отношении всего, что касается наказаний, да и довести ее легче всего. У него же, — Серёга кивнул на Влада, — методы воспитания скучные...

— Зато действенные, — вскинулся Влад, защищаясь.

— Это какие? — воодушевился Димка, позабыв про обиду и подавшись ближе, завалился отцу на колени.

— Когда по-настоящему набедокурите, тогда узнаете, — по-лисьи улыбнулся Серёга, щёлкнув подростка по носу, — а в остальное время можете его не боятся. Он не маленький мальчик, чтобы не контролировать свои эмоции и срываться на кого-то. Тебе ли это не знать. — стоматолог красноречиво посмотрел на Даньку, который смущённо спрятал лицо, поняв собственную глупость.

— Я рад, что мы с этим разобрались, — заметил тем временем Влад, — а теперь я бы хотел услышать подробности драки.

— Мне тоже интересно, какого рожна у вас творится, — встрял Серёга, удобнее устроившись на диване. — Заскочил я, значит, за посылкой, которую Юлёк по дружбе для меня забрала, а попал на Куликовскую битву.

Братья одновременно напряглись и переглянулись. Папа снова хмурился, сразу растеряв всю мягкость и весёлый настрой, но Даня с удивлением обнаружил, что после слов дяди Серёжи беспокойства от этого больше не испытывал. Дима заглянул ему в глаза, состроив брови домиком, и чуть наклонил голову, молчаливо извиняясь за свой выпад. Данька едва поднял уголки губ, показывая, что не в обиде. Для них подобные потасовки были обычным делом, правда, драться в доме они опасались, решая все вопросы столь дикарскими методами. Это был первый раз, когда они так сплоховали, поэтому ожидали от взрослых снисходительности. Те ждали от них ответа, поэтому Даня подмигнул брату, надеясь, чтобы тот понял его, и он как всегда оправдал ожидания.

— Папа, — протянул Димка, перевернувшись у него на коленях так, чтобы видеть лицо, — папуля, прости, пожалуйста, — он, пользуясь секундным замешательством Влада, который не успел сообразить, что за трюк с ним собираются провести, обхватил его за шею руками, прильнув ближе, подражая Юле, и виновато ткнулся носом в шею, выражая искреннее раскаяние. — Мы с Данькой поругались немного, но уже помирились.

— Такого больше не повторится, — поддержал брата Даня, тоже прижавшись к отцу и с раскаянием заглянув в глаза отцу.

— И это они с вами даже года не прожили, — пораженно прокомментировал Сережа, удалившись на поиски обещанной посылки, позволив другу мастерски себя проигнорировать.

Влад часто наблюдал, как Димка подлизывался к Юле, когда портачил, чтобы она не сильно его ругала, но никогда прежде сын не проделывал ничего подобного по отношению к нему. Влад растерялся, а когда собрался, останавливать запустившийся механизм было уже поздно. Ему пришлось смириться.

— Хитрецы, — усмехнулся он, заметив, как мгновенно повеселели мальчики, и осторожно потрепал обоих по головам, успев между тем ощупать на наличие шишек. — На первый раз прощаю. Только курс витаминов проколоть все же придется.

Сергей, в этот момент вернувшийся с найденной посылкой, задержал Димку, который, как по щелчку пальцев, телепортировался к выходу, и заинтересованно посмотрел на друга.

— Помучать их решил?

— Не выдумывай, — недовольно поморщился Влад, откинувшись на подушки. — Женя посоветовал для укрепления иммунитета.

— Не бережет твой Женька детскую психику, — усмехнулся Сережа, удобнее перехватив за ворот футболки вырывавшегося подростка.

— И мою, — мученически поддержал педиатр, проведя ладонью по лицу, будто пытаясь снять с себя усталость.

Даня похлопал его по плечу, понимая, что папа хотел этого не больше Димки. Он прекрасно понимал, что тот боится, и будь другой вариант, Влад бы им обязательно воспользовался. Но такого, видимо, не нашлось. И едва ли напуганный брат сможет это понять.

— Мне бы не помешал врождённый иммунитет от дураков, — пробормотал Серёга так, что его разобрал только Димка, вынужденно замерший рядом.

— Слышала бы вас мама, дядь Серёж, — заметил он, за что его ощутимо встряхнули, как нашкодившего кота.

— Ну-ка, цыц! Воронцов старший, — с озорным блеском в глазах позвал Сергей, и от лукавых ноток в его голосе Влада передёрнуло, — а чего только пацанам витамины. Иммунитет никому не помешает.

Педиатр незамедлительно подскочил на месте, уставившись на довольного друга, как на предателя, и уже открыл рот, чтобы возмущённо озвучить единственный объективный аргумент, способный спасти его шкуру от лишних повреждений, но Сергей знал его слишком хорошо, поэтому сыграл на опережение.

— Уколы я делать умею.

Он не мог упустить возможности поиздеваться над Владом. Пусть в несколько изощрённой форме. Для них это было естественно. К тому же Серёга считал своим долгом отплатить за прошлогодний курс антибиотиков, который любезный друг вызвался самостоятельно ему проколоть, чтобы он не мучился сам и не дёргал на дом медсестер.

Дима подобной перспективе так обрадовался, что полез обниматься, отчего не ожидавший подобного Сергей чуть не упал. Только хорошая физическая подготовка и рефлексы, выработанные за время работы с детьми, позволили ему устоять самому и удержать подростка, который вскоре обещал догнать и даже обогнать его в росте. Влад был не очень высок, а Юлю Серега и вовсе дразнил коротышкой, но Димка с Данькой, как ни крути, наследовать от них какие-либо генетические особенности не могли, поэтому он старался ничему не удивляться. Выходило у него не всегда. Внешне мальчики на приемный родителей совершенно не походили, а вот в поведении неуловимо прослеживались знакомые повадки, явно перенятые от Юли или Влада. Для незнакомого человека это было незаметно, но Сергей знал, куда смотреть. И каждый раз мысленно поражался, как сильно в некоторые моменты Воронцовы младшие напоминали ему Воронцовых старших.

Даньке идея почему-то не понравилась. Он с сожалением посмотрел на Влада, словно Серёга предложил провести над ним средневековые пытки. Отец его взгляд заметил и коротко рассмеялся, показывая, что его беспокойство излишне. Даня ему поверил, но пристально следить за дядей Серёжей не перестал. Тот на радостях даже про посылку позабыл, оставив нераспакованную коробку и принявшись с каким-то садистским воодушевлением готовить лекарство. Димка, в отличие от брата, шприцем и иглой не любовался, предпочтя устроиться на полу за подлокотником и следить оттуда за отцом.

Влад, догадавшийся о причинах такого благородства со стороны друга, тем не менее рассмотрел обе стороны этой медали. И даже если Серый предложил все лишь из желания над ним поиздеваться, то все равно оказал ему неплохую услугу. Возможно, показав на своем примере, что не так страшен чёрт, как его малюют, Димка будет не так бояться.

Даня верно подметил, что последние дни Влад был непривычно взвинчен, сначала пытаясь найти более гуманный способ для укрепления иммунитета, после придумать, как без лишних потерь с обоих сторон договориться с сыном. Подкупать было уже нечем. За время непрекращающихся простуд они успели собрать всю коллекцию фигурок, для которой пришлось прибить отдельную полочку в виде страховидного крокодила, притащенную Серёгой. Юля была категорически против подобного уродства в стенах собственной квартиры, но и сами мальчики, и их друзья, забегавшие в гости, были в восторге, поэтому ей пришлось смириться. А кроме этих фигурок сыновьям больше ничего было не нужно. Поэтому друг со своими приколами оказался как нельзя кстати, пусть и придется потерпеть. Не все же мальчикам страдать.

— Готов!? — скорее неприлично радостно утвердил, чем спросил Сергей, выпустив из шприца воздух и взглядом выразив свое нетерпение.

Влад сдержался, чтобы не огрызнуться. Уколов он не боялся, но приятного в витамине В было мало. Димка уже не выглядел таким довольным, переводя обеспокоенный взгляд с Сереги на него. Данька пристроился рядом на ковре и неожиданно взял его за руку, видимо, пытаясь морально поддержать. Влад несильно сжал его ладонь в ответ, при этом стараясь не выдать своего веселья, и бросил предупреждающий взгляд на друга, который, очевидно, прикусил щеку, чтобы не рассмеяться, отчего лицо его приняло выражение близкое к верблюжьей морде, вынудив его поспешно уткнуться лицом в предоставленную Димкой подушку, чтобы скрыть рвавшийся смех. Мальчики этот жест расценили по своему, недобро уставившись на Сергея. Ему пришлось призвать все свое самообладание, чтобы не расхохотаться. Уж очень забавно выглядели подростки в своем искреннем беспокойстве за Влада. Он считал, что друг в данной ситуации этого не заслуживал.

— Кричать разрешаю, рукоприкладствовать — нет, — предупредил Серёга.

— Он шутит, — поспешил добавить Влад, заметив, как напряглись подростки.

— Одежду приспусти, я в перчатках.

— Ты что серьезно мне колоть собрался!? — возмущённо прошипел Влад, но просьбу выполнил.

— А ты предлагаешь дивану? — усмехнулся Сергей и протёр проспиртованной ватой кожу.

Влад пусть и не сомневался в профессиональных навыках друга, все равно постарался максимально расслабиться. Иглу он ожидаемо не почувствовал, зато жжение от лекарства ждать себя не заставило. Он сцепил зубы и сосредоточился на своем дыхании, следя за тем, чтобы эмоции не отразились на лице. Ему нужно было убедить Димку в том, что это не так больно, как он себе придумал. Это было близко к обману, но Влад решил, что сможет при случае аргументировать тем, что страдать в течение месяца они будут вместе. Хотя нет. Про месяц без необходимости упоминать не стоило.

Братья неотрывно следили за Владом, но тот лежал, уставившись в какую-то точку перед собой и даже не морщился. Несмотря на это Данька продолжал сжимать его руку, а Димка с силой цепляться за подлокотник, чтобы скрыть дрожь в руках. Интуиция недовольно ворчала, не находя причин для волнения, но считавшая своим долгом предупредить его.

— Готово! Не стоит благодарности, — вдруг оповестил Серёга, словно запустив застывшее время, и отстранился, оставив Владу на память ватку.

— И не собирался, — усмехнулся Влад, тем не менее кивнув ему. — Кто следующий?

— Чур не я! — заявил Димка, нырнув за подлокотник.

— Тогда я, наверное...

Данька не боялся, но волновался, по Димкиной реакции определив какой-то подвох. Сути его он его, конечно, не понял, отчего испытывал напряжение, которое никак не удавалось сбросить. Неловко устроившись на месте Влада, ещё не утратившее тепло, Даня устроил подбородок на подушке, спрятав под неё руки и ободряюще улыбнувшись брату, чтобы отвлечь его внимание от приготовлений Влада. Дядя Сережа тем временем о чем-то негромко переговорил с ним, видимо, предложив помощь, от которой папа отказался, и пожав всем на прощание руки, ушел вместе с посылкой, напомнив почтальона Печкина. Отвлёкшись на него, Данька не заметил, как Влад оказался рядом и приспустил его штаны, оголив кожу едва ли на четверть, очевидно, чтобы не смущать. Костяшки пальцев успокаивающе погладили поясницу, и голос бархатно попросил:

— Расслабься.

Сначала Даня ничего не ощущал и даже задумался, почему Влад медлил, когда под кожей начало неприятно печь, а после жечь, словно коснулись поверхностью только закипевшего чайника. Он сжал подушку, вцепившись в нее зубами, чтобы случайно не издать звука и не напугать брата. Влад свободной рукой вновь погладил вдоль спины, не то отвлекая, не то успокаивая. Все закончилось быстрее, чем Данька успел надумать. Теперь он понял, в чём был подвох.

В отличие от отца полностью скрыть свои эмоции ему не удалось, поэтому Димка мгновенно оказался рядом, стоило ему осторожно сесть на диване, чтобы не тревожить место укола, которое продолжало неприятно ныть. Даня поспешил взять контроль над мышцами лица и улыбнулся брату. Убедить его в том, что это не больно, он уже не сможет, но успокоить и усыпить бдительность вполне.

— Очень...больно, — разглядывая его лицо, с детской наивностью спросил Димка.

— Не очень, — брякнул Даня, чтобы не напрягать брата долгим молчанием. — Ложись.

Он легко толкнул его на свое место, вернувшись на ковер и протянув ладонь, в которую Димка незамедлительно вцепился. Сердце колотило по барабанным перепонкам, и тело подрагивало от внутреннего напряжения. Более страх себя никак не проявлял.

— Ты сам видел, что это можно перетерпеть, — поддержал Влад и неожиданно чмокнул его в висок.

Отвлекающий маневр сработал. Димка опешил, недоверчиво посмотрев на него и не почувствовав укус иглы. Влад предусмотрительно положил одну руку ему на поясницу, слегка придавив к дивану, прежде чем медленно вводить лекарство. Подросток ожидаемо отреагировал на болезненные ощущения, к счастью даже не дернувшись.

— Обманщики, — поспешил объявить он и, сильнее стиснув руку брата, что-то заскулил в подушку. Явно нецензурное.

Кожу жгло так, словно ему в задницу впилась змея, не желая отпускать. Влага рефлекторно выступила на глаза, но плакать, как обычно, не хотелось.

— Папа, — жалобно протянул Димка, чувствуя, что пытка затянулась.

— Ещё чуть-чуть, мой хороший, — ласково отозвался Влад, введя остатки лекарства и быстро вынув иглу. — Все-все, — поспешил утешить он, помассировав ватой место прокола, и вернул одежду на место.

— Бегемоты, — обиженно просопел Димка, упёршись лбом в плечо брату. — Такие же толстокожие. Во всех смыслах.

Влад негромко рассмеялся. Диван прогнулся, когда он сел рядом, и Дима к его удивлению сразу же нырнул под руку, настойчиво требуя, чтобы его пожалели. Он продолжал оставаться не тактильным, но в моменты слабости, как заметил Влад, всегда искал близкого контакта. Даня естественно не упустил возможности получить объятия, которыми его обычно обеспечивала Юля.

— Простите, — Влад посчитал нужным извиниться, покрепче обняв сыновей и поочередно чмокнул их в макушки.

Они одновременно шарахнулись в разные стороны, фырча и ворча, спешно принявшись стряхивать невидимые поцелуи.

— Маму слюняв, а нас не надо, — недовольно заявил Димка и, напоследок обняв его за шею, поспешил сбежать в комнату, где притихший Боб, наверное, уже успел съесть кактус целиком.

Данька, потянувшись, привалился к его плечу, выудив из складок дивана пульт. Влад осмотрел беспорядок на журнальном столике, переглянулся с сыном и устроился поудобнее, приобняв Даньку. На экране начался какой-то мультфильм, поэтому мусор мог подождать. Он почувствовал, как начало спадать напряжение, ранее им незамеченное. Все оказалось не так страшно. Влад зря себя накрутил. Или Дима отреагировал спокойнее, чем ожидалось.

— Пап, а сколько нужно витамины колоть? — осторожно поинтересовался Даня.

— Месяц, — подумав, все же ответил Влад.

— Скажем Димке?

— Нет.

Данька мысленно согласился. Брата, конечно, было жаль, но папу жальче, уж очень обречённо звучал его голос.