Душа Зорро (гет)

На следующий после ужина у де ла Вега день София проснулась с ощущением, будто ее выпотрошили. Внутри зияла огромная, ноющая дыра, наполненная ледяным ветром утраты. Голова раскалывалась, а глаза болели от бессонной ночи, проведенной в бесплодных попытках понять, что произошло. Каждое движение отдавалось тупой болью, а в голове пульсировала мысль, с которой она отчаянно пыталась бороться: Диего ушел. Он действительно ушел.

Она с трудом поднялась с кровати и подошла к зеркалу. В отражении на нее смотрела бледная, измученная девушка с покрасневшими от слез глазами. Она едва узнавала себя. Где та София, которая еще вчера смеялась и мечтала о будущем? Она исчезла вместе с Диего, растворившись в его последнем прощальном взгляде.

Каждая секунда напоминала о вчерашнем поцелуе, о его беззвучном шепоте ее имени. Она пыталась занять себя чтением или вышиванием, но мысли постоянно возвращались к нему. Образы их встреч всплывали в памяти, терзая сердце воспоминаниями о счастье, которое теперь казалось недостижимым.

Она чувствовала себя парализованной. Не могла ни есть, ни спать, ни думать ни о чем другом, кроме Диего. Мир вокруг нее продолжал жить своей жизнью, но она словно выпала из него, превратившись в тень, блуждающую по гасиенде.

Серхио вновь исчез, оставив ее наедине с неизбежностью. И она не винила его, зная, какая участь ждет их всех, если он не вернется на свое место, уготованное судьбой несколько лет назад. Брат нежно коснулся ее лба губами и крепко обнял на прощание. София чувствовала, как ему больно видеть в ее зеленых, словно его собственные, глазах слезы, мерцающие и скатывающиеся по щекам. Она прижималась к его сильной груди, отчаянно стараясь не думать о другом тепле, которое навсегда останется для нее недосягаемым.

— Соня… прошу тебя, успокойся, — прошептал он, проведя ладонью по ее золотистым волосам.

— Не называй меня так, — прошептала она в ответ, и в памяти всплыло, как чувственно звучало это имя из уст Диего минувшим вечером.

— Соня, — недоуменно переспросил он, слегка отстраняя сестру от себя.

— Я ненавижу это имя! — вскрикнула она, оттолкнув его руки. — Я… ненавижу… это… имя!.. — она резко развернулась и убежала в дом, оставив брата в растерянности смотреть ей вслед.

Она рухнула на диван, и рыдания вырвались из нее, как дикий зверь из клетки. Она не слышала приглушенный шепот Анны, пытавшейся выведать у Серхио, что произошло вчера, не видела, как брат лишь беспомощно пожимает плечами.

Слова Серхио эхом отдавались в ее голове, но она не могла остановиться. Имя «Соня» звучало как насмешка, как напоминание о том, что было и чего больше никогда не будет. Это имя, произнесенное вчера Диего, было наполнено любовью и нежностью, превращая обычное обращение в волшебную мелодию. Теперь же оно резало слух, как осколок стекла.

Она зарылась лицом в подушку, пытаясь заглушить рыдания, но тщетно. Боль пронизывала каждую клетку ее тела, не давая дышать. Ей казалось, что сердце разорвется на части, оставив после себя лишь пустоту. В голове крутились обрывки фраз, воспоминания о моментах, проведенных вместе, и от этого становилось еще хуже. Как она могла жить дальше без него?

Анна, обеспокоенная состоянием воспитанницы, осторожно вошла в комнату и присела рядом на диван. Она осторожно обняла девушку, не говоря ни слова. София прижалась к ней, ища хоть какое-то утешение в теплых объятиях. Няня гладила ее по спине, шептала успокаивающие слова.

София подняла заплаканное лицо и посмотрела на нее. В ее глазах читалась такая тоска и отчаяние, что сердце Анны сжалось. Она понимала, что никакие слова не помогут, но простое присутствие рядом, поддержка и сочувствие могли хоть немного облегчить страдания.

София опустила голову на колени компаньонки, закрывая глаза в надежде обрести покой. Легкие, словно крылья бабочки, прикосновения к ее руке струились теплом. Истерика, подобно буре, стихала, оставляя после себя лишь пепел тяжелой, гнетущей тоски.

Лишь когда первые лучи рассвета робко заглянули в комнату, София смогла забыться тревожным сном. Долгожданный покой пришел вместе с решением, которое казалось ей единственно возможным. Она поведает все Зорро, который не раз спасал ее. Он выслушает, поймет и, как и прежде, спасет. Спасет Диего, Серхио и… ее. Да, именно в таком порядке: Диего и Серхио. А она… она — по остаточному принципу, лишь бы они были живы.

С этой мыслью она провалилась в беспокойное царство Морфея.

Несколько дней она билась над воплощением задуманного. Главная сложность — как организовать встречу с неуловимым Зорро? Не вешать же, в самом деле, объявление с приглашением приехать на «старое место»! Хотя эта дерзкая мысль и манила своей абсурдностью, она оставалась, увы, неосуществимой фантазией.

Но ее терзал еще и страх перед реакцией брата. Она и Фантом — всего лишь живая приманка, на которую должен клюнуть Зорро. Приманка, которой не положено знать о своей роли. И единственная причина, по которой завеса тайны пала, — Серхио был посвящен в этот план. Он не погладит ее по головке, когда узнает, что она решила рискнуть собственной жизнью.

София металась по комнате, словно загнанный зверь. В голове роились мысли, путаясь и сталкиваясь, словно осколки разбитого зеркала. Написать письмо? А смысл? Как его передать? Попытаться проникнуть в его убежище? Безумие! Она и понятия не имела, где его искать.

Девушка замерла, словно вкопанная, и мысль, яркая и дерзкая, пронзила сознание: Зорро всегда являлся, стоило ей получить весточку от брата. Идея казалась безумной, но София вновь и вновь прокручивала ее в голове. Вот оно! Она сама напишет себе послание! Сама передаст его себе, прямо у всех на виду. Ведь все знают, Зорро — он видит и слышит все. Непременно заметит эту странность и решит проследить за ней.

София облегченно выдохнула, и на губах заиграла кривая, нервная усмешка. С одной частью этого безумного плана, кажется, разобралась. Как бы теперь разобраться с осколками собственной жизни?

Не дождавшись окончания знойной сиесты, она накинула на плечи черную мантилью и под испытующим взглядом Анны опустилась на скамью в галерее. Ее пальцы, облаченные в черные кружевные перчатки, нервно сжимали маленький сумочку-мешок, словно хранили в нем нечто хрупкое и драгоценное. Оставалось лишь дождаться запряженной двуколки.

Как и было условлено, Хуан придержал лошадей возле церкви. София, словно тень, скользнула внутрь. В полумраке царила умиротворяющая тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом ее платья. Минуя пустые ряды скамей, она опустилась на первую.

София пыталась унять дрожь, пробегающую по всему телу. Она смотрела на мерцающие огоньки свечей перед алтарем, но видела лишь собственное отражение в их дрожащем пламени. Опустившись на колени, она поставила локти на лекторий и закрыла глаза.

Слова молитвы путались в голове, словно мотыльки, стремящиеся вырваться на свободу. Она пришла сюда в поисках утешения, надеясь найти ответы в тишине церкви, но вместо этого ее окружала лишь густая пелена отчаяния.

Воспоминания нахлынули волной, затопляя сознание образами прошлого. Она пыталась оттолкнуть их, но они цеплялись за нее, словно водоросли за борт корабля.

Она вспомнила его улыбку, такую теплую и искреннюю, что могла растопить самый лютый мороз. Вспомнила его руки, державшие ее так нежно, словно она была хрупким цветком. Вспомнила его голос, звучавший для нее музыкой. И теперь всего этого не было. Осталась лишь пустота, зияющая в ее сердце, как глубокая рана.

Слезы тихо катились по ее щекам, но теперь это были слезы не только отчаяния, но и слабой надежды.

Скрип половиц отвлек ее от мыслей. София обернулась и увидела падре.

Отец Симеон присел рядом, сохраняя молчание. Он не торопил ее, давая время прийти в себя.

— Что привело тебя сюда, дитя мое? — наконец, спросил он мягким голосом. Его слова, словно теплый луч солнца, коснулись ее сердца. София снова опустила взгляд, собираясь с мыслями. Ей было трудно говорить о своей боли, но в глазах падре она видела сочувствие и понимание.

Она рассказала ему о своей потере, о любимом человеке, который почему-то отказался от нее. Ее голос дрожал, но она старалась говорить ровно, сдерживая слезы. Падре слушал внимательно, не перебивая, лишь иногда кивая головой в знак сочувствия. Когда она закончила, он помолчал некоторое время, словно переваривая ее слова.

— Любовь, дитя мое, — это великий дар, но иногда она приносит и великую боль. Нельзя винить себя за то, что ты чувствуешь. Горе — это естественная реакция на потерю, и его нужно пережить, не подавляя, но и не утопая в нем, — сказал он, наконец.

София слушала его слова, как будто глоток живительной воды в пустыне.

— Но я не понимаю, падре, почему? Почему он оставил меня? — спросила она, и голос ее снова дрогнул.

Падре вздохнул.

— Причин может быть много, дитя мое, и не все они связаны с тобой. Возможно, у него были свои демоны, свои неразрешенные проблемы. Возможно, он просто не был готов к той любви, которую ты ему дарила. Но это не умаляет твоей ценности, твоей красоты. Не позволяй боли заслонить от тебя свет, который есть в тебе.

Он замолчал, глядя на нее с сочувствием.

— Помни, дитя мое, что Бог всегда рядом с тобой, даже в самые темные времена. Он — твой свет и твоя надежда. Обратись к нему в молитве, попроси у него силы пережить эту боль. И помни, что время лечит. Рана заживет, хотя шрам, возможно, останется. Но шрам — это не только напоминание о боли, но и свидетельство того, что ты смогла ее пережить.

София опустила голову, позволяя словам падре проникнуть в самую глубину ее сердца. Она чувствовала, как постепенно отступает ледяной комок, сковавший ее душу. Его слова были наполнены такой искренностью и состраданием, что она поверила, что, возможно, есть выход из этого мрака.

— Я постараюсь, падре, — тихо прошептала она, поднимая заплаканные глаза.

Падре улыбнулся ей теплой, обнадеживающей улыбкой.

— Это все, что ты можешь сделать сейчас, дитя мое.

Она поднялась со скамьи, ощущая себя немного легче, чем когда вошла в церковь. Боль никуда не исчезла, но она больше не казалась такой всепоглощающей. Впервые за долгое время в ее сердце забрезжила надежда.

Выйдя из церкви, София вдохнула свежий воздух полной грудью. Солнце светило ярко, и она почувствовала, как его лучи согревают ее лицо. Она обернулась к падре и, склонив голову, приняла от него благословение. Теперь у нее появились силы, чтобы исполнить задуманное.

София сошла с парапета и принялась рассеянно оглядывать площадь, будто в поисках двуколки. Взгляд ее блуждал по залитой солнцем площади, пока не столкнулся с пронзительным, терзающим душу взглядом карих глаз.

За все эти дни, пока ее сердце разрывалось на части, а потом она придумывала план, как вызвать Зорро, она совершенно упустила из виду простую, но ошеломляющую истину: наступит момент, когда она вновь увидит Диего. Ведь они жили в одном небольшом пуэбло, случайная встреча была неизбежна, и София оказалась к ней совершенно не готова. Она застыла, как вкопанная, с нежностью впитывая его образ, радостно подмечая, что левая рука свободна от повязки, и вновь утопая в глубине его глаз.

Сердце бешено колотилось, заглушая шум площади. Она забыла, как дышать, как говорить, как вообще двигаться. Там за столиком сидел Диего, немного похудевший, с едва заметной тенью усталости в уголках глаз, но все такой же прекрасный, каким она помнила его в своих снах. Она всем телом ощущала его взгляд, словно солнечный удар, пронзивший ее насквозь. Казалось, время остановилось, и они вновь остались одни в этом маленьком, но таком важном для них мире. Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем он слегка приподнял бровь.

София судорожно сглотнула, пытаясь совладать с собой. Ей хотелось броситься к нему, обнять и спросить, почему он оставил ее. Она сделала два шага в его сторону, когда сама судьба в лице мальчишки-курьера в залатанной одежде остановила ее:

— Сеньорита, — он дернул ее за юбку, словно боясь спугнуть.

— Что тебе, дитя? — она не хотела отрываться от взгляда Диего, в котором было столько всего: и боль, и удивление, и какая-то невысказанная мольба.

— У меня есть кое-что для вас, сеньорита, — мальчишка протянул ей сложенный листок, зажатый в грязной ладошке. — Мне обещали за него монетку.

— Бери, — она протянула ему песо, печально улыбнулась его удивленному взгляду и развернула записку.

«Сегодня вечером» — написано ее рукой. Хуан исполнил ее просьбу, нашел курьера, и тот вручил послание прилюдно. Но как же некстати! Осознание обрушилось на нее, словно ледяная волна, когда Диего вихрем пронесся мимо и взлетел в седло своего паломино.

Ее мир снова рухнул. Слова, написанные ею же, предали ее в самый неподходящий момент. Она смотрела, как Диего исчезает в узких улочках пуэбло. София скомкала записку в руке, чувствуя, как к горлу подступает комок. «Сегодня вечером…» — слова эхом отдавались в ее голове, напоминая о ее плане, о Зорро.

В отчаянии она подняла взгляд на мальчишку, все еще державшего песо в руке. Тот, испугавшись, быстро убежал, оставив Софию наедине со своей растерянностью. Она прислонилась к колодцу, чувствуя, как силы покидают ее.

Что теперь? Диего наверняка подумал, что ей кто-то назначил встречу. Девушка закрыла глаза, пытаясь унять дрожь. Горечь обиды и безысходности затопила ее, словно грязная вода после наводнения. Она так хотела встретиться с Зорро, так отчаянно разрабатывала свой план, что упустила из виду простую истину: врученное посреди площади послание, словно яркая искра, могло привлечь внимание не только разбойника, но и Диего.

И тем не менее сегодня вечером она должна быть на Эль Камино Реаль. Это ее единственный шанс попытаться спасти жизни дорогих ей людей.

Она встала, полная решимости, и направилась к двуколке, чтобы подготовиться к ночи, которая должна была изменить все.

На бархатном полотне неба взошла луна, заливая серебристым светом Королевскую Дорогу. По ней неспешно двигалась София на своем Фантоме. Жеребец нетерпеливо переступал копытами, фыркал и мотал головой, всем своим существом жаждал воли и скорости. Но София, собрав последние силы, сдерживала его порывы. Сердце девушки бешено колотилось в груди, отбивая тревожную дробь. Она не знала, что ждет ее впереди, но нутром чувствовала — нужно быть готовой ко всему.

И вдруг, словно сотканный из теней, на вершине холма

возник всадник в черном. Он застыл, купаясь в лунном свете, и Софии показалось,

что он смотрит прямо на нее, сквозь пелену расстояния. Неожиданно конь под

всадником взвился на дыбы, издавая громогласное ржание, и Зорро вихрем сорвался

с места, уносясь прочь. Растерянность Софии длилась лишь краткий миг. Словно

пробудившись от оцепенения, она яростно ударила ногами по бокам Фантома, и тот,

повинуясь импульсу, ринулся в погоню, преследуя призрачный силуэт всадника в

лунной ночи.