Час первый: Тол-Сирион. Битва песен (джен)

Когда Финрод осознал себя, первым, что он увидел пред собой, был сумрак с белесыми полосами полощущего вдали тумана. Огромное тёмно-серое полотно без единой искры света простиралось во все стороны вокруг него. Таким, вероятно, и должен представляться Воплощённым Мандос, Край Отдохновения Мёртвых. Какое-то время Финдарато попытался ощутить, есть ли у него что-то наподобие хроа здесь, в неизведанных Сумрачных землях за границей Бездны, но как ни старался, не нашёл себя в этом подобии, хотя, очевидно, и обладал чем-то вроде зрения. И только лишь спустя довольно продолжительное время мысли его прояснились, и он ощутил дуновение прохладного сырого ветра на своём лице, а позже вернулись звуки: песни пустого зимнего леса, шелест листвы, поскрипывание снега под чьими-то шагами, голоса, далёкий волчий вой… Он попробовал повернуть голову, но сил в своём теле так и не обнаружил. Как, собственно, и самого тела. Тогда он попытался обратиться к мысли.

«Эдрахил? Малосион? Урувойтэ?»

Послышался чей-то возглас, быстрый шум спешащих шагов, серый свет разбавился приближающимися тенями, кто-то опустился рядом с ним на землю, чья-то рука поднесла что-то к губам, и Финдарато ощутил на своём языке вкус чуть горьковатого травяного настоя.

— Мы здесь, государь, — услышал он знакомый голос, а мысленно ощутил множественную поддержку. — Мы здесь.

«Все?» — мысленно спросил он, извиняясь перед спутниками за собственную слабость.

— Да, государь. Отдыхай. И ни о чём не волнуйся. Все в безопасности. Мы позаботимся о тебе.

Во второй раз он пришёл в себя как-то вечером, когда дневное светило в алом зареве облаков садилось за кружево переплетённых ветвей тёмных деревьев, растущих на краю поляны. Вечер был удивительно прекрасен, но уже уходил, готовясь смениться столь же прекрасной ночью, освещённой пляской пламени разожжённых костров. Неспособный устоять пред бурей нахлынувших чувств Финрод вдруг ощутил в себе жгучее желание разрыдаться. Эдрахил вновь напоил его горьким травяным отваром из фляги, накормил мясным бульоном и кусочками лепёшки и с помощью Лаурэ помог ему сесть, опёршись спиной о ствол крупного дерева. Теперь Финдарато смог рассмотреть в подробностях и собственное богатое ложе — он лежал на земле в тёплом гнезде из мягких шкур, надёжно укутанный толстыми одеялами. Плохо ощущая своё тело, он даже не сразу заметил повязку на шее. Эдрахил принёс мазь и бинты и довольно тщательно обработал рану. Внимательно оглядел дело своих трудов и кивнул:

— Почти совсем зажило. А сперва выглядело очень страшно. Хотя, куда страшнее именно выглядело, чем было в действительности. Да, государь, — он с ухмылкой прикоснулся к собственной повязке, спрятанной под воротом одежды. — Младшие Дети сказали бы на это, что все мы стали кровными побратимами.

— Мой голос, — хрипло проговорил Финрод, даже не указывая на данность, а тщетно пытаясь вернуть себе власть над своим прежним дарованием.

— Пройдёт, — заверил Эдрахил. — Ты был слишком слаб, чтобы успеть восстановиться.

— А остальное? — Финрод попытался хотя бы шевельнуть рукой, но получилось только едва-едва согнуть пальцы.

— На том его мече был какой-то особенно сильный усыпляющий яд, — слегка нахмурившись, пояснил Эдрахил. — Нам уже позже объяснили. И ещё что-то подливали в воду несколько последних дней. Зато никто не усомнится в том, что мы были казнены. Потому нас не ищут. А твой голос скоро вернётся. Обожди с этим. Время не торопит.

Было ещё не поздно; вечерний свет не ушёл полностью, а слабость пока не вернулась вновь в полной мере, и Финрод мог потратить некоторое время на то, чтобы просто понаблюдать кипящую суету многолюдного лагеря. Среди присутствующих он отыскал глазами всех своих спутников, рассмотрел с десяток незнакомых атани и нескольких женщин. Некоторые из мужчин были одеты на удивление легко, а женщины, наоборот, кутались в тёплые шерстяные и меховые накидки. Время от времени откуда-то из подлеска выскакивал то один, то другой огромный волк, но почти сразу снова исчезал среди деревьев. Присмотревшись внимательнее, Финрод заметил в сумраке леса несколько пар блеснувших звериных глаз и движущие низкие тени. Видимого беспокойства от присутствия оборотней никто не выказывал — видимо, для этих людей такое соседство не казалось чем-то необычным. Даже спутники из его отряда почти не обращали внимания на мелькающих тут и там зверей, словно успели привыкнуть. Осмыслив это, Финрод обернулся к Эдрахилу, сидевшему рядом на корточках.

— Сколько я был без сознания?

— Где-то девять дней, — ответил друг. — Ты приходил иногда в себя, но чаще бессознательно бредил. Мы поили тебя отварами, что они нам дали, кормили бульоном. Всё это время они тебя везли, а мы шли рядом. За эти дни мы преодолели лиг двенадцать на восток.

Финрод слабо качнул головой, гоня от себя воспоминания, походящие на обрывки кошмара.

— Что из того было правдой? А что ужасным сном?

Эдрахил вздохнул, сразу понимая, о чём речь, и скривил губы в горьком подобии усмешки.

— Твой бывший учитель устроил невероятно жуткую бойню, чтобы всё скрыть. Это правда. Думаю, она и его оркам будет потом долго сниться. Правда не в кошмарах, — он хмыкнул и протянул руку, показав подживающий порез на запястье. — Они взяли у всех нас немного нашей крови, чтобы сбить с толку шпионов. И несколько прядей волос. Не такая уж страшная жертва, как поглядеть. Если потом и найдут где-то в лесу чьи-то потроха, будет не разобрать, кому они принадлежали. Для всех мы были растерзаны волками. Если кто и пойдёт по следам, найдёт лишь залитый кровью снег.

Финрод долго молчал.

— Должно быть, у него уже не было иного выхода, — он заметил, как согласно кивнул Эдрахил, и его вдруг осенила догадка. — Ты обо всём знал?

— Твой учитель рассказал мне наедине кое-что из своего плана. А я шепнул пару фраз только Малосиону. Чтобы тот не извёл себя в переживаниях за сына. Тебе открыться не мог, прости. Ты не умеешь лгать. А теперь скажи мне одно, государь: после того, как ты заглянул за край смерти, должен ли ты и дальше вернуться к своей клятве?

Финдарато обмер.

— Берен жив, — с нежданным напором продолжил Эдрахил. — Майрон обещал это. Твоя обострившаяся болезнь в любом случае только помешает в судьбоносном походе на Ангбанд. А твой учитель передал на словах через своего поверенного, что смертного незаметно переправят куда-нибудь к его народу. Он очнётся где-нибудь в таверне в безопасности среди своих. И он будет помнить, что именно ты совершил невозможное, дабы он остался жив и продолжал дышать и видеть небо. Именно ты и никто иной. Ведь так оно в сущности и было.

— Таким способом ты предлагаешь мне заглушить голос совести?

— Ты почти умер, государь, прошёл по самому краю гибельной тропы и лишь чудом остался в мире живых. Это ничего не стоит?

Финдарато склонил голову. Эдрахил говорил верные слова. Но почему-то прежней незамутнённой лёгкости на сердце он не ощутил. Неужто было ли правильнее действительно умереть и сойти в Бездну Мандоса, чтобы предстать пред справедливым судом Намо? Но в ответ на этот вопрос внутри что-то настойчиво восстало. Воля к жизни, особенно сильная и воспрявшая именно сейчас. Он так и не нашёл в себе готовности спускаться в Чертоги даже ради встречи со Светом Амана.

— Берен не перестанет искать путь на Север. Даже если пойдёт один.

— Возможно и нет, — неожиданно жёстко ответил Эдрахил. — Умирать в одиночку смертные не особо любят.

— Пытаться вступать в договоры с собственной честью и совестью — последнее дело. Я думаю, это одинаково справедливо и для эдайн, и для аманэльдар.

— Ты совершенно прав, — вдруг охотно согласился Эдрахил. — Но взгляни иначе, государь. Ты принёс клятву дружбы Барахиру, когда он спас тебя от смерти, плена, поругания или унижений. Ты посчитал, что обязан вернуть ему этот долг. Я могу по-разному судить о делах Майрона, но скажу так: с первого момента нашего плена и до этого часа каждое его слово и поступок послужили в итоге тому же. Чтобы ты в том плену остался жив и не попал в Ангбанд. Так задумайся об этом, государь. Тебе придётся справедливо взвесить все свои долги.

И впервые прославленный мудрым Финрод Фелагунд не нашёлся, что на такое ответить.

*

Уже позже один за другим к Финдарато поочерёдно подходили нолдор. Айменел внимательно посмотрел ему в глаза и сказал:

— Не сомневайся ни в чём, государь. Что осталось позади — то осталось. Сейчас ты нужен нам и своему народу. Твоему брату и твоей сестре.

Брат и сестра… Как же так получилось, что за последние дни он почти о них не вспоминал? Нарочно закрыл эти воспоминания от самого себя, чтобы сохранить, надёжно укрыть в сердце? Чтобы не раздирать на части душу? Спустя бессчетное число минувших дней Финдарато ощутил запоздалые муки совести. Пусть Артаресто знал о его уходе и даже смог попрощаться, но не Артанис… для неё эта внезапная весть должна была стать подлым и болезненным ударом. Финрод подумал, что отныне не успокоится, покуда не сможет обнять младшую сестру, погладить ладонью по её волосам, сказать неловкие слова утешения. Ловко тут вряд ли что-то бы получилось.

Вечер отгорел, наступила темь и тишь, то тут, то там на поляне зажглись большие костры, за переплетением густых ветвей среди чёрного неба поплыл серебряный цветок Телпериона в ладье майа Оромэ. Глядя на него с земли, Финрод всё сидел и думал о своём. Вблизи заскрипели в снегу чьи-то шаги. Рядом с ним присел на корточки высокий человек с длинными белыми волосами.

— Хабор, — просто представился он. — Привет тебе, государь дивных. Вижу, сегодня ты уже чувствуешь себя поздоровее. У меня послание для тебя.

— Так скажи его.

— Скажу. Слушай. Ты — не Вала и не майа, а тропы эльдар предписаны свыше. Известно, что Намо сулил вам беды и потери в судьбе. Но весь Замысел известен только одному Единому. Я знаю, что Ульмо указывал тебе окружную тропу. Вот и попытайся ей следовать. Если избранного ведёт Рок, то он поведёт его и без твоей судьбы и жертвы. И Свет он получит, если, конечно, на то будет воля Единого.

Финрод нахмурился.

— Но сам твой Владыка остался там. Об этом он ничего не передавал?

— Он сказал, что время залечивает многие раны и возвращает силы. А через год или даже два ты можешь почувствовать в себе достаточно сил, чтобы спеть новую песню.

Финрод опустил веки и согласно кивнул. Да, это имело смысл. Но не через год или два. Он наберётся сил для новой песни гораздо раньше.

Дни шли, и небольшой отряд продвигался всё дальше на восток. Пусть Финрод пришёл в себя, но он ещё не вернул себе силы полностью, и его по-прежнему везли на сбитых на скорую руку полозьях. По заснеженным лесным дорогам, известным только местным, они продвигались удивительно быстро. Из обрывков разговоров нолдор знали, что до конечного пункта — затерянной в лесах деревушки — ещё около недели пути.

Как-то вечером Эдрахил указал Финроду на юную аданет, танцующую у большого костра среди других женщин. Совершенно по-детски радуясь, она вскидывала руки к небу и кружилась в танце. С удивлением и смущением Финдарато узнал в ней ту молодую служанку с острова.

— Да, это она, — подтвердил Эдрахил.

— Но откуда?

— Женщины и несколько мужчин из его верных слуг догнали нас два дня спустя во главе с Мархолом. Мы тогда долго путали следы, поэтому они быстро добрались по коротким тропам. Мархол сказал, что этот срочный приказ отдал сам его Владыка, но ничего больше не объяснил. Они здесь не удивились. Кажется, таков был какой-то давний уговор. Слуги тоже идут в ту же деревню.

Финрод промолчал. Для того, чтобы отослать своих людей из безопасного Минас Тирита, у Майрона была только одна весомая причина — если он всерьёз опасался, что не сумеет их защитить.

— Она забавная, — как-то удивительно смущённо сказал вдруг Эдрахил. — И говорит странные вещи. Хотя и слегка сумасбродные, но милые. Мне вот предсказала, что однажды я буду служить самой могущественной первой королеве эльфов и её сыновьям. Не означает ли это то, что тебе пора жениться, государь?

В противление всем своим мрачным мыслям Финдарато улыбнулся.

— Младшие дети, особенно такие юные, порой принимают свои выдумки за чистую правду. И даже не понимают, что они делают не так. Но ты-то, ты — мудрый нолдо из Амана!

Эдрахил ухмыльнулся.

— Кстати, она хотела и с тобой поговорить. Вот и посмотрим потом.

*

Она пришла к нему немногим позже — ещё совсем молодая девушка, смуглокожая и черноглазая, с копной непослушных, нечесаных волос, с загрубевшими от работы руками и с широкой улыбкой на веснушчатом лице.

— А, вот и ты, — сказала она, склонив голову чуть набок и разглядывая Финдарато с любопытством и простотой во взгляде. — Эльфийский король. Вот теперь ты выглядишь как надо. О тебе поют в песнях, ты ведь знаешь? И, кажется, ты и сам поёшь.

— Должно быть, — за пару столетий Финдарато неплохо успел узнать смертных, но сейчас никак не мог прояснить для себя вопрос: то ли девица слишком молода годами даже по меркам эдайн, а оттого ещё не отвыкла по-детски дурачиться, то ли она просто не особенно умна, то ли это что-то совсем другое. Присев рядом и аккуратно подоткнув под ноги юбку, она заботливо подкинула хворост в костёр, который разжёг Эдрахил, и снова посмотрела на Финрода как-то выжидательно.

— Только не проси меня спеть, — он улыбнулся и подумал, что будет правильнее, если он станет разговаривать с ней, как с маленькими Эдайн. — Если и получится, то не раньше, чем через месяц, а то и вовсе через полгода.

— Позже, — вдруг уверенно ответила она. — Ты ещё споёшь свою самую прекрасную песню, но намного позже.

Она и впрямь была забавной, как и заметил Эдрахил, но отчего-то Финдарато ощутил смутное беспокойство. С ранних лет он рос во дворце короля нолдор Амана, он видел множество Айнур, он сам учился у них, и разговаривал со всеми Владыками Валинора. И что-то неуловимо объединяющее эту смертную девицу с ними удивило и насторожило его.

— Один мой хороший друг будет ждать эту песню пораньше, — всё-таки осторожно попробовал он.

Аданет покачала головой и запустила руку в карман своего фартука, вытащила что-то, зажатое в горсти.

— Уже не будет. Он дождался свою песню, — она протянула руку ближе к Финроду и он разглядел на её ладони примитивные игрушки из костей и гальки. Кажется, он несколько раз видел похожие вещицы в деревнях эдайн рода Беора, но так и не сумел добиться внятного ответа, что же это такое. А аданет продолжила:

— Я тоже волновалась и спрашивала совета у духов. Так они сказали. Время подошло. Он получил то, чего хотел больше всего. Пришла женщина-птица и Зверь, которого никогда раньше не было и больше не будет. А того места тоже больше нет. Вернее, оно будет, но только потом и совсем другое. Когда уже не будет ни меня, ни тебя.

Финдарато долго смотрел на камушки и кости в тонкой девичьей руке, прокручивая в голове не укладывающиеся ровно мысли.

— Того места нет… Ты говоришь о Минас Тирите? О каменном замке?

Она подумала и молча кивнула. И этого хватило, чтобы Финрод тут же благоразумно усомнился во всех её словах. Минас Тирит не мог исчезнуть. Не так вдруг. Даже если бы Моргот прознал об обмане и внезапно обрушил гнев на своего непослушного слугу, а заодно послал неведомых карателей за его головой, крепость бы никуда не делась. Минас Тирит продолжит стоять на том же самом месте ещё сотни лет, надёжно вросший древними корнями в скальное основание острова.

— Ты говоришь, что волновалась, — ещё более осторожно начал он, пытаясь хоть немного прояснить для себя ход мыслей этой юной аданет. — О своём Властелине? Почему?

Девица вдруг потупилась и заулыбалась так, что и без слов становилось ясно. Финдарато уже готов был стукнуть себя в лоб за такую недогадливость. Конечно! В любом его обличие Майрону хватало обаяния, чтобы растоплять впечатлительные женские сердца.

— Я хотела быть с ним, — меж тем заговорила она, давая Финроду ответ, в котором он уже больше не нуждался. — Я сразу знала, что я с ним не буду. Он из Бессмертных колдунов, и он бы всё равно остался, когда я бы ушла. Но так я просто хотела быть с ним чуть подольше. Пока ему не пришлось бы уходить. И это жалко. Теперь наоборот: он ушёл, и осталась только я.

— Так было предрешено, — хотел того или нет, Финрод повторил почти те же самые слова, какими некогда сам пытался утешать сердечную боль собственного брата. А потом и тоску его постаревшей, отчаявшейся возлюбленной Андрет. И от этого стало особенно печально и горько. Но эта девица не заплакала, лишь убрала в фартук свои камешки, отёрла нос рукой и воззрилась на него чёрными блестящими глазами.

— Да, я тоже знала. Он будет не со мной. С кем-то другим. Когда-нибудь потом, когда меня не будет. Или я буду, но не такая, а другая я. Или не совсем я. Духи иногда говорят совершенно непонятно.

— Во всяком случае, тебя он никогда не забудет, — немного подуставший от этого разговора Финдарато изрёк непреложную истину, в которой никто не подумал бы сомневаться: ибо память Айнур была неизбывной.

— Конечно, — радостно согласилась девушка, и её личико озарилось торжеством. — Я нагадала ему, а он мне не поверил. Но потом, когда пройдёт время, он вспомнит и поймёт, что всё это была правда. И ещё долгие-долгие годы он будет вспоминать мои слова и перебирать их в памяти, словно мои бусины. И да, он никогда их не забудет. И меня тоже.

А потом она предложила погадать на своих бусинах самому Финдарато. Должно быть, он ещё не опомнился от потрясённых мыслей о потаённом женском коварстве, потому что отчего-то вдруг ответил неожиданным согласием и выполнил все немудрённые указания предсказательницы. Аданет протянула ему бусину на своей ладони.

— Путь. Тебе он тоже предсказан. Не очень скоро, но и не очень долго ждать. Конец я не скажу — духи его не видят. А уже потом будет песня, — она вздохнула. — Ты ведь мне тоже не поверил, король эльфов? Но ты убедишься в том, что я говорю правду. И уже очень скоро.

*

— Этот путь она предсказывает почти всем эльфам, — позже пояснил Арассэ, сидя рядом с Финродом у костра и глядя в усыпанную звёздами морозную ночь. Лишь недавно Урувойтэ подошёл к ним с вестью про то, что подсчитал в уме дни и оказалось, что за заботами снежного похода они упустили день смены года. Малосион скорбно посетовал на отсутствие вина и праздника. Кто-то предложил сочинить и исполнить песню по случаю. Как-то незаметно получилось, что дни чёрной памяти Тол-Сириона удивительно быстро померкли за событиями прожитых недель и ввиду возродившейся новой надежды. До деревни, где беглецов ждал приют, осталось всего трое дней пути, праздник середины зимы решили отложить до прибытия в безопасное место.

— Но песню она предсказала только Финдарато, — заметил Лаурэ. — Троим или четверым из наших выпал путь. Это из тех, кто согласился слушать предсказания. А про конец пути её духи всё равно ничего не знают.

— Духи эдайн могут не ведать про конец пути, если он приведёт нас в Валинор, — подумав, предположил Урувойтэ. — Впрочем, вот Эдрахилу предсказали его королеву.

На это Эдрахил расхохотался.

— Зато Малосиону — внука-короля! — и он поправился, отвечая на любопытный взгляд Финдарато: — Это она так предсказала будущее Кемнаро. Он станет не то великой швеёй, не то великим плотником, не то великим воином — выбирай, что лучше звучит, государь. Будет трудиться не то с пилами, не то с иглами, не то с мечами, но достигнет в этом великих высот. И у него будет сын, который станет королём Эльдар. Очевидно, нолдораном, кем же ему ещё стать! Малосион даже показательно обиделся и сказал, что воспитывал в своём сыне уважение к честному труду, но никак не ожидал, что его будущий внук ограбит нолдорана Финдекано и стащит у него корону. Нет бы вместо этого ограбить Моргота!

Отсмеявшись вдосталь, Финдарато покачал головой и заметил:

— Но Младшие просто не понимают правил передачи такого титула. Им кажется, что королевой или королём может стать каждый и это просто весело и почётно. Однако, запомните, Кемнаро-то хоть нагадали сына!

С чёрного неба начинал сыпать мелкий снег; в наступающей тишине медленно менялось течение времени. Впервые, глядя вдаль, Финдарато ощутил воодушевление и светлую надежду. Он знал, что должен будет совершить и к чему должен стремиться. Где-то там далеко за лесами и долами Рок следовал своей дорогой, а его самого ждала своя тропа. Однажды, когда ему достанет сил, она поведёт его обратно к Тол-Сириону.

Сейчас он и вовсе не желал знать, что его ожидало в будущем. Ныне свободный от предчувствий он вновь надеялся построить его сам, своими руками, как когда-то построил Нарготронд.