Две ведьмы в семье | Two Witches In the Family (джен)

Жизнь продолжается, несмотря на тяжёлые обстоятельства.

Петуния переключается с игры в Квиддич на управление новостной рассылкой команды «Пушки Педдл» и фанатской почтой, поскольку возвращение на метлу для неё исключено — нужно заботиться о ребёнке (и кормить его грудью, но это уже её личное дело). Она может работать из дома, ухаживая за Катериной, и одновременно готовиться к своей будущей карьере журналистки (ведь она ещё не оставила эту идею). Команда сожалеет о её отсутствии (они снова на последнем месте в Лиге, что тяжело для их морального духа после трёх успешных лет подряд), но рады, что она не оставляет их полностью.

К тому же получение писем от фанатов с просьбами об автографе придаёт Петунии приятную уверенность в себе. «Мама у тебя знаменитая», — воркует она своей дочери, когда есть возможность, хотя малышка не понимает, о чём идёт речь.

По крайней мере, это одно из того, что идёт по плану в жизни Петунии, потому что остальное не так хорошо, как ей хотелось бы. Она винит войну и то, как она отражается на всех и на всём.

Питер… слишком часто отсутствует, намного чаще, чем Петунии хотелось бы. Он должен быть дома с ней и их дочерью, а не пропадать неизвестно где! Но, рассуждает она, он ведь пытается помочь людям, так что она не может просто накричать на него, правда? Вместо этого она бросает на него несколько осуждающих взглядов — и добавляет несколько пузырьков своих лучших целебных зелий в его сумку, когда он бывает дома, вместе с домашними угощениями. Миссис Эванс всегда говорила своим дочерям, что выражать неодобрение, одновременно показывая мужу, что ты его любишь, — это искусство, и Петуния надеется, что она его освоила.

Мысли о матери вызывают боль в сердце Петунии; её мама не успела долго знать своих внуков. Она ушла из жизни меньше чем через год после мужа, сбита машиной (что, в другой временной линии, в другой жизни, могло бы послужить поводом для лжи о том, как погибли Лили Поттер и её муж, когда их сын, с глазами матери, посмотрел на Петунию и спросил, откуда у него этот шрам и что случилось с его родителями). Это несправедливо и жестоко — Петуния и Лили теперь сироты в возрасте едва ли 23 и 20 лет, когда им так нужны были бы родители, хотя бы для моральной поддержки.

Миссис Эванс не увидит, как растут маленькие Катерина (и Гарри). Не увидит, как волосы Катерины темнеют, приобретая такой же мышино-коричневый оттенок, как у её отца. Не увидит, как сильно Катерина начинает походить на Петунию, но с носом миссис Эванс (и Лили) и маленьким ростом, как у Питера, и шеей намного тоньше, чем у матери.

По крайней мере, она прожила достаточно долго, чтобы увидеть рождение Катерины и Гарри, с грустью думает Петуния, что больше, чем можно сказать о родителях Джеймса Поттера. Петунию также утешает мысль о том, что миссис Эванс не знала об опасности, которой её младшая дочь регулярно подвергала себя, или о скрытой угрозе, нависшей над Петунией из-за того, кем она является — магглорождённой ведьмой.

Конечно, скрывать вещи от их матери стало намного сложнее в последние месяцы беременности Лили, ведь рыжеволосая ведьма была вынуждена прятаться. За шесть месяцев Лили и Джеймс сменили укрытие, по крайней мере, семь раз, что было огромным числом. Половину времени Петуния даже не знала, где находится её сестра, и могла общаться с ней только через сов (она категорически отказывалась использовать камины, большое спасибо! Это было слишком странно, неудобно и грязно).

И угроза не показывала никаких признаков замедления, думает Петуния с тревогой, укладывая Катерину спать. Если уж на то пошло, Петуния уверена, что всё только ускоряется. Она не может быть уверена, конечно, потому что не решилась спросить Питера, боясь его ответа — и боясь узнать слишком много ради своей и семьи безопасности.

(«Чем меньше ты знаешь, Петуния, тем ты в большей безопасности. Я не хочу, чтобы кто-то охотился на тебя, думая, что ты что-то знаешь.»)

Она знает, что Питер нервничает, более нервничает, чем когда-либо прежде.

(«Петуния… возможно, нам придётся скрываться, если всё продолжится. Нет, нет! Не волнуйся! Это всего лишь гипотеза! Кроме моей матери и моих друзей, никто не знает, где мы живём, и это хорошо. Никто, кроме нашей группы, не знает, что я часть, э-э, Ордена, так что у них нет причин охотиться на меня. Но, Петуния… будь осторожна и старайся не болтать лишнего с посторонними, хорошо?»)

Петуния не решилась спросить Лили тоже — в основном потому, что боится, что начнёт кричать на сестру, если они поднимут эту тему (Лили, Лили, о чём ты думаешь, ты вообще думаешь, понимаешь ли ты, в какую опасность ты себя ставишь, в какую опасность ты втягиваешь меня, в какую опасность ты ставишь моего мужа, а как же моя дочь, Лили, а как же твой СЫН?), и если она начнёт, она может не остановиться. А… Лили — это всё, что у неё осталось из семьи, и Петуния не хочет устраивать с ней ссору, как бы заслуженной она ни была.

Это как слон — или скорее Фестрал — в комнате. Петуния всячески избегает этой темы, а Лили следует её примеру в те редкие моменты, когда им удаётся побыть вдвоём с Кэтриной и Гарри. Они отвлекаются на разговоры о том, как быстро растут их дети, их последние достижения и как они играют вместе в детской кроватке — это безопасная тема и то, что они обе ХОТЯТ обсуждать, как будто жизнь была совершенно нормальной (но это не так, и долго ещё не будет, если вообще когда-нибудь будет).

И Катерина с Гарри так счастливы вместе! Они играют, не заботясь ни о чём. Хотя слово «играют» здесь великовато, учитывая, что им всего несколько месяцев и они не слишком подвижны, но очень часто они сворачиваются калачиком друг с другом, чтобы вздремнуть — и их бормотание друг с другом просто очаровательно. Петуния и Лили уже не раз фотографировали эту парочку, с нежностью умиляясь их милым выходкам (слова Лили, а не Петунии).

— Я бы хотела тоже иметь дочь, — мечтательно вздыхает Лили, когда они пьют чай вместе. — Я обожаю своего сына, но когда вижу Катерину, вспоминаю, как это было, когда мы были детьми, и мне так хочется передать что-то своей собственной дочери…

— Со временем, уверена, у тебя будет такая возможность, — отвечает Петуния, не утруждаясь скрывать своё самодовольство от признания сестры; приятно, что сестра ей завидует в чём-то. — У тебя ещё полно времени.

Лили проводит рукой по волосам и хмыкает.

— Да, наверное, — тихо произносит она, наблюдая за Гарри и Катериной, которые обнимают плюшевую игрушку и смеются. — Надеюсь, что так.

Холодок пробегает по спине Петунии, и это ужасно.

— Конечно будет, — почти рявкает она, чувствуя беспокойство и внезапный страх. — Нет никаких причин в этом сомневаться!

Лили поморщилась.

— Петуния…

— Нет, нет, нет, — светловолосая ведьма поднимается. — Я не хочу, чтобы ты так говорила, Лили!

— Как так, Туни? Как кто-то, кто знает, что может умереть? — холодно и мрачно отвечает Лили, и Петуния замирает, медленно поворачиваясь к сестре. Глаза Лили холодны, когда она смотрит на неё. — Джеймс слишком занят, бегая туда-сюда для Ордена и слишком воодушевлён нашими недавними успехами, чтобы до конца осознать это, но да, мы можем умереть. Было уже несколько опасных моментов, особенно после рождения Гарри — и то же самое происходит с Алисой и Фрэнком Лонгботтомами. После рождения Невилла они тоже подверглись большему числу атак. Всё идёт к тому, что я не уверена, сколько ещё мы сможем скрываться с помощью обычных средств.

Петуния сухо сглатывает, чувствуя, как горло стало будто из пергамента.

— Почему ты мне это рассказываешь?

Лили вздыхает, и её глаза вдруг становятся мягче.

— Потому что мне нужно с кем-то поговорить, и я думаю, ты заслуживаешь знать, что происходит у тебя за спиной. Я знаю, что ты не хочешь в это ввязываться, и я это уважаю, Туни, но… некоторые люди уже погибли, люди, с которыми я была близка, и я боюсь, — признаётся она после момента молчания.

Петуния снова садится на диван и берёт руки Лили в свои.

— Если ты так боишься, ты могла бы выйти из этого Ордена, — медленно предлагает она. — Ты теперь мать, ты должна думать о своём сыне. Никто бы не осудил тебя, если бы ты решила уйти, чтобы заботиться о нём и воспитывать его…

Лили печально качает головой.

— Туни, ты не понимаешь. Мишенью являемся не только Джеймс и я — Гарри тоже в опасности.

Это как пощёчина для Петунии.

— Гарри? Но… он же младенец! Ему ещё нет и года! — она произносит, когда наконец обретает голос, её глаза метаются к манежу и силуэту её маленького племянника, который невинно не замечает напряжения в комнате и разговора между его матерью и тётей.

— А они всё равно попытаются его убить, если смогут добраться до него, — горько говорит Лили, тоже смотря на своего сына. — Не буду утруждать тебя подробностями, но… мы думаем, что Гарри может быть особенным, и это может быть причиной череды нападений, которые нацелены на меня и Джеймса в последнее время.

Петуния смотрит на неё.

— Особенным как?

Лили вздыхает, выглядя грустной, встревоженной и несчастной.

— Я не знаю, и в этом проблема! Он для меня особенный, потому что он мой сын, но Дамблдор, кажется, думает, что в Гарри и Невилле есть что-то большее, чем кажется на первый взгляд. Мы даже не полностью уверены, почему он так думает, — добавляет она, но то, как её глаза отводятся в сторону, заставляет в голове Петунии зазвонить тревожные звоночки.

Лили лжёт. Лили знает, почему её сын потенциально «особенный». Она… не хочет рассказывать. Это страх? Клятва молчания? Петуния не знает; она только видит, что Лили лжёт ей…

… и она не собирается настаивать на этом.

— Что будет дальше? — наконец спрашивает Петуния, когда её голос становится достаточно устойчивым.

— Профессор Дамблдор упомянул особое заклинание, которое мы могли бы использовать, чтобы спрятаться, — признаётся Лили. — Мы с Джеймсом изучаем этот вопрос, но пока не уверены. Требования непростые; это подразумевает, что нам придётся надолго порвать все связи со всеми, кого мы знаем, кроме одного человека, который будет хранить Секрет нашего местонахождения, и… Я так хочу видеть, как моя племянница растёт рядом с моим сыном, — она заканчивает, выглядя несчастной, снова смотря на манеж.

— О, Лили, — Петунья глубоко вздыхает и крепко сжимает руки сестры. — Не переживай так сильно из-за того, чтобы видеть, как растёт Катерина. Ты должна думать прежде всего о своей безопасности и безопасности Гарри. Я не хочу, чтобы мне пришлось сказать своей дочери, что у неё был двоюродный брат, который погиб, — добавляет она со сдавленным голосом, изо всех сил стараясь не смотреть на двух играющих малышей. — Что это за заклинание? Я могу чем-то помочь? — добавляет она как бы вскользь.

— Ты — нет, — Лили качает головой. — Оно называется Фиделиус. По сути, ты доверяешь свой Секрет одному человеку, который становится Хранителем, и ты будешь скрыта до тех пор, пока он не повторит этот секрет кому-то ещё. Ты могла бы знать, где мы живём сейчас, но как только заклинание будет наложено, это знание ускользнуло бы из твоей памяти, словно вода.

— Это… не так уж и плохо звучит, — после короткого размышления говорит Петунья.

— Если не считать того, что кого бы мы ни выбрали Хранителем Секрета, за ним, вероятно, будут охотиться Пожиратели Смерти и сам Волдеморт, — сухо указывает Лили, и Петунья содрогается, резко отдёрнувшись при звуке имени, которое никто уже не смеет произносить. Никто, кроме Лили, как кажется. — Вот почему я не хочу, чтобы Хранителем была ты, Петунья.

— Понимаю, — блондинка едва слышно отвечает, а затем вдруг напрягается. — Но это не будет Питер! — предупреждает она и кричит, заставляя двух детей рядом остановиться и с удивлением издать звуки от неожиданного шума.

— Нет, это не будет он, — Лили твёрдо кивает. — Я не могу представить, чтобы подвергала такого рода опасности своего зятя. Сириус предложил сделать блеф, — говорит она после паузы. — Всем сказать, что Хранитель — он, а на самом деле выбрать Питера, которого не заподозрят. Но мы отказались, и Джеймс был в этом очень решителен. Он сказал, что у Питера есть жена и ребёнок, о которых нужно заботиться, и что это поставит тебя под слишком большую угрозу, если мы сделаем такую замену.

Петунья сглатывает. Она выглядит так, словно только что откусила лимон.

— Напомни мне как следует поблагодарить моего зятя, когда он в следующий раз зайдёт, — бормочет она, потому что, слава Мерлину, Джеймс Поттер наконец проявил рассудительность и ум. Этот мальчишка действительно взрослеет, в отличие от Блэка. Так вы возьмёте Сириуса?

— Если мы прибегнем к Фиделиусу, тогда да, — Лили строго кивает. — Но, возможно, мы не будем этого делать. Пока всё успокоилось, и, может быть, через пару недель это уже не понадобится.

Петунья отпускает руки сестры. Забавно, она не заметила, какие они холодные.

— Надеюсь, ты права, Лили. Надеюсь, ты права.

На самом деле всё становится только хуже.

День рождения Катерины проходит напряжённо, и её тётя и дядя не присутствуют на празднике, к большому разочарованию Петуньи, хотя они отправляют подарки по совиной почте. Но это не одно и то же, и Петунья горько плачет обо всём, когда несколько гостей — Эмити Бёрбидж, Ремус Люпин, Джои Дженкинс, Дениз Уэнслидейл — покидают праздник. Но на светлой ноте Гидеон Прюэтт заходит с тортом и улыбкой, поднимает именинницу на руки, чтобы заставить её «танцевать» с ним, прежде чем уйти с подмигиванием и обещаниями остаться дольше в следующий раз и новыми рассказами о своих всё растущих племянниках — седьмой уже в пути, как оказалось.

Он больше не получает шанса вернуться.

В газетах всё чаще появляются новости о смертях с обеих сторон. Подозреваемые и подтверждённые Пожиратели Смерти оказываются мертвыми в результате рейдов Министерства или Ордена. Но в то же время, меньше чем за три месяца, Орден теряет шестерых членов — в том числе лучшую подругу Лили, Марлен Маккиннон, и братьев Прюэтт. Петунья проливает горькие слёзы, услышав эти новости, вспоминая улыбку и подмигивание Гидеона и его лёгкие заверения, и она скорбит, крепко прижимая Питера, размышляя о том, не придёт ли когда-нибудь новость о его смерти.

Первый день рождения Гарри проходит не лучше, чем у Катерины, хотя Петунье удаётся в последний момент получить адрес небольшой вечеринки и насладиться днём с сестрой и племянником.

Лето медленно переходит в осень. После очередной смерти в Ордене Лили пишет ей, говоря, что они всё-таки наложат Заклятие Фиделиуса и что ей жаль, что она не сможет видеться с Петуньей какое-то время. Петунья просто прижимает письмо к себе, пока пергамент не станет настолько смятым, что едва можно разобрать, что на нём написано, вздыхая одновременно с тревогой и облегчением.

Возможно, наконец, Лили будет в безопасности.

— Нет причин, почему бы ей не быть в безопасности, Петунья, — говорит Питер, когда она делится с ним своими тревогами. — Они в безопасности.

Петунья кивает.

— Я верю тебе, — искренне говорит она, обнимая мужа за талию. Её сестра, зять и племянник в безопасности, повторяет она про себя, когда вновь берётся за свою жизнь и продолжает жить как может в этих обстоятельствах.

А потом наступает Хэллоуин 1981 года, и жизнь Петуньи окончательно разбивается на тысячи осколков.