Без права на побег (гет)

Утро выдалось спокойнее, чем вчера: мастер Шаффик позволил прийти на работу к девяти, и кроме визита миссис Крауч у Литы пациентов в расписании не значилось. Мысль вертелась в голове сама собой: засчитает ли мастер снятие вчера проклятия как сданный зачёт по малефицистике? Лита ухмыльнулась про себя и, закончив утренние процедуры, наконец уселась завтракать.

Тисли была в необычайно приподнятом настроении. Она торжественно подала горку золотистых оладий — любимое блюдо хозяйки — и, не удержавшись, прокомментировала:

— Хозяйка Ли нашла себе правильного жениха. Сильный маг, свободный, именно такой и нужен. Только вот знайте, на таких всегда много желающих.

Лита подняла брови, оторвавшись от тарелки.

— Что ты имеешь в виду? — удивилась она. Ей самой ещё и в голову не приходило видеть в Северусе объект воздыханий волшебниц. По крайней мере, в этой реальности за ним не бегали стаи поклонниц.

— Таких магов старики заставляют подписывать кабальные контракты и служить им до конца жизни.

Лита похолодела. В каноне, наверное, так и вышло: Северус и преподавание… немыслимое сочетание, на которое он бы по доброй воле никогда не согласился.

— Ты знаешь, кто хочет загнать его под контракт?

— Тисли слышала от других эльфов: таких магов много, очень много.

Лита вздохнула. Это она и без Тисли могла предположить.

— Я поговорю с ним сегодня. Предупрежу, чтобы был осторожен.

— За молодым магом нужен постоянный присмотр, — домовушка прищурилась хитро, словно догадывалась больше, чем говорила.

— Мы знакомы совсем недолго, — Лита отвернулась, будто пряча собственные мысли. — А вдруг мы не подойдём друг другу?

Тисли только многозначительно посмотрела на хозяйку и благоразумно промолчала.

Мунго встретил Литу привычной суетой: бегущие туда-сюда стажёры, пациенты в очередях, стрекот заклинаний, сливающийся в единый фон. Она отметилась на стойке регистрации и поспешила в диагностическое отделение. Уже у дверей своего кабинета заметила Барти с изящной, почти прозрачной на вид женщиной.

Краучи пришли даже раньше условленного времени — похоже, их действительно сильно припекло.

Бартемиус выглядел не менее эпатажно, чем накануне в клубе. Он и не подумал сменить цвет волос, только пригладил кислотно-зелёный ирокез набок. Сочетание выбритых висков, ярких волос и тяжёлой серьги в форме черепа с незнакомыми чарами смотрелось вызывающе и почти театрально. Панки — они такие.

— Доброе утро. Позволите вас осмотреть? — мягко обратилась Лита к женщине.

Миссис Крауч едва заметно кивнула, не проронив ни слова. Казалось, даже этот крошечный жест даётся ей с болью. Лита ощутила, как в груди сжалось предчувствие, и принялась за диагностику.

Чары один за другим скользили по хрупкому телу, и девушка замерла: рисунок заклятия был слишком знаком. Она видела его — только в куда более сильной форме — у брата Фреи. Совпадение? Сомнительно. В узоре ощущалась странная чужеродность, словно он был не соткан рукой мага, а наложен как готовая матрица, чужая, давящая.

Лита прикусила губу, подавив желание сразу же браться за снятие. Слишком опасно. Она развернула палочку, выпуская сияющего патронуса, и вызвала Шаффика. Наставник откликнулся мгновенно: похоже, он как раз был где-то поблизости, в отделении у Роули.

— Сэр, прошу прощения, что отвлекаю вас от дел, — Лита почтительно склонила голову. — Но у миссис Крауч я вижу плетения, слишком похожие на вчерашние. Мне кажется, в её случае цель была не убить, а выкачивать её силу и магию, чтобы питать другого мага. Прошлый случай был тем же самым, только отток шёл гораздо быстрее.

Шаффик с достоинством кивнул, глаза его блеснули интересом:

— Верно, мисс Гримм. Вопрос лишь в том, будем ли мы снимать как вчера или попробуем серию ритуалов?

Он был явно доволен проницательностью ученицы.

— Думаю, начну так же, как вчера, — ответила Лита, чувствуя уверенность и вместе с тем осторожное волнение. — Здесь узлов значительно меньше.

Она привычным жестом перехватила палочку, сосредоточилась и шаг за шагом начала развязывать тончайшие нити проклятия. Казалось, заклинание сопротивлялось, словно живое, но рука девушки двигалась твёрдо и размеренно.

Шаффик стоял рядом, внимательно наблюдая за каждым её движением, но не вмешивался. Его молчаливое присутствие было поддержкой и проверкой одновременно. Барти Крауч сидел на стуле у стены, сжав кулаки так, что побелели костяшки, и не отрывал глаз от матери.

Час тянулся бесконечно. Пот на висках Литы холодил кожу, пальцы слегка дрожали от напряжения, но наконец узор поддался, и последняя нить растворилась в воздухе.

Девушка выдохнула, позволив себе откинуться на спинку стула. Пациентка мирно спала на кушетке, её дыхание стало ровным, а бледные щёки порадовали лёгким румянцем.

— Мистер Крауч, я должен настаивать на клятве неразглашения. Думаю, вы понимаете почему, — голос Шаффика был спокоен, но твёрд.

— Разумеется, сэр, — Барти кивнул серьёзно. — В течение двух-трёх дней маг, наложивший это на маму, получит откат. И, судя по тому, что вы сказали о вчерашнем случае, он будет не один. Некролог в Ежедневном пророке подскажет нам имя виновного. А вам, уверен, совершенно не нужно, чтобы его родственники предъявляли претензии вам или вашей ученице.

— Совершенно верно, мистер Крауч, — сухо подтвердил наставник.

Барти произнёс клятву о неразглашении — и сделал это с таким мастерством, что Лита едва удержалась от удивлённого взгляда. Он виртуозно вплёл её и мать в защитный контур, словно делал подобное не впервые.

— Лита, переведи миссис Крауч в отделение недугов от заклятий, — распорядился Шаффик, поднимаясь. — Я объясню всё Гиппократу, он прикроет.

Девушка кивнула и вызвала домовика Мунго. Тот молча щёлкнул пальцами, и спящая пациентка исчезла с кушетки, мягко перенесённая в нужное крыло.

— Мисс Гримм, — осторожно заговорил Барти, — могу я спросить про вчерашний инцидент? Раз уж я всё равно дал клятву.

Лита встретила его взгляд, сдержанный, но полный скрытого напряжения.

— Видите ли, мистер Крауч, это не моя тайна. У любого пациента есть родственники. Если они позволят, я расскажу. Тем более это напрямую касается и вас.

— Когда можно поговорить с этими родственниками? — нетерпение сквозило в его голосе.

— Хоть сейчас. Пойдёмте. Нам в любом случае нужно туда.

Лита повела Барти к лифтам-порталам. Те загудели, мигнули огнями, и через секунду они уже вышли на нужном этаже. Девушка шла уверенно, хорошо зная здешние коридоры, и вскоре толкнула дверь кабинета целителя Сметвика. Внутри за столом оказалась Фрея.

— Привет, — Лита улыбнулась подруге, но почти сразу перешла к делу: — У миссис Крауч обнаружились такие же плетения проклятия, как и у твоего родственника. Барти хочет знать подробности. Клятву он уже дал.

Фрея тяжело вздохнула и, поджав губы, пересказала события вчерашнего дня. Барти слушал внимательно, не перебивая. Когда она закончила, он долго молчал, сидя в кресле, сжав руки в замок. Потом поднял глаза и произнёс глухо:

— Знаете, девочки… в Британии творится какая-то лютая дичь. Мой друг, Регулус Блэк, заперт в отделении Януса Тикки. Официально — «неизлечим». Ладно, у Блэков свои тараканы, там всё непросто, но ведь здесь явно ментальное проклятье. Мама… Она же и мухи не обидит, за что её? А теперь вот думаю — не я ли следующий?

Он попытался усмехнуться, но улыбка вышла кривой.

— Знаешь, Барти, — неожиданно для самой себя сказала Лита, слова словно вырвались сами, — возвращайся-ка ты в Прагу. Учись, занимайся наукой. И мать забери куда-нибудь, ну хоть в Карловы Вары — пусть поправит здоровье. Здесь слишком опасно. У тебя отец — известный политик, а это смертельно опасно для семьи. Как маглы говорят — может внезапно возникнуть избыток свинца в организме.

Фрея удивлённо подняла бровь, но промолчала.

Хоть Лита и твердила себе, что не вмешивается в канон, мысль о судьбе Барти причиняла ей почти физическую боль. Умный, весёлый, любознательный парень, который не состоял ни в каких группировках, не заслуживал такой участи — жуткой смерти через поцелуй дементора в тридцать с хвостиком. Какая нелепая трата жизни! Какая потеря для магической науки!

И кого в этом винить? Писательницу, придумавшую книги для жестоких детей, где чужая смерть лишь украшение сюжета? Или эту прогнившую до костей политическую клоаку, в которой человеческие судьбы ценились меньше, чем лишняя подпись на пергаменте и звон золота в сейфе? Лита не знала. Но вдруг ясно поняла: она не хочет отдавать своих друзей в топку этого конфликта.

Ни Фрею, о которой Роулинг даже не упомянула, а значит, и судьба её в каноне, скорее всего, ничем хорошим не закончилась, особенно после гибели наследника Розье, ни Северуса, которого в исходной истории выжали до последней капли, а потом просто пустили в расход. Если только он сам не додумался сбежать, инсценировав свою смерть.

Она этого не допустит!

Да, будет действовать тихо, не по-гриффиндорски. Но какая из неё львица? Она — свободолюбивая, слишком упрямая, чтобы подчиняться чужим правилам. И если понадобится, уедет сама и увезёт своего парня, Евразия большая. Не отдаст никому.

Барти уважительно посмотрел на Литу и впервые с начала разговора позволил себе улыбнуться. В этом жесте было что-то неожиданное — словно между ними на миг возникло взаимопонимание, редкое и хрупкое.

— Знаете, пожалуй, так и сделаю. А отец пусть сам разбирается, это его карьера, — произнёс он твёрдо, будто окончательно принял решение. — Но вы, мисс Гримм, можете всегда рассчитывать на мою помощь. И да, у магов снайперские винтовки не в ходу, но, как вы знаете, проклятия убивают ничуть не менее эффективно.

Лита чуть напряглась от этого холодного «убивают», но кивнула. Слова Барти прозвучали слишком уверенно — как у человека, которому доводилось проверять подобное на практике.

На этом разговор иссяк, и они распрощались. Девушек ждала работа, но в голове целительницы ещё долго крутились интонации Барти Крауча — смесь решимости и опасной лёгкости.

Весь день Лита работала, но мысли постоянно возвращались к утренней пациентке. На обеде она осторожно расспросила Фрею о состоянии миссис Крауч. Та обнадёжила: с женщиной всё было в порядке, её определили в отдельную палату, убрали последствия проклятия и назначили курс восстановления. Выписку планировали через три дня. Лита почувствовала лёгкую радость и даже гордость — приятно было осознавать, что именно её умения спасли человеку жизнь. В глубине души она была уверена: у Краучей всё сложится хорошо.

И всё же спокойствие омрачала утренняя беседа с Тисли. Домовушка редко говорила пустое, и её слова о возможных опасностях не шли у Литы из головы. Проблемы могли прийти с самой неожиданной стороны, и девушка ловила себя на том, что мысленно репетирует разговор с Северусом, подбирая слова и формулировки.

Собираясь на встречу, она чувствовала лёгкое волнение, которое никак не удавалось унять. И когда парень появился на полчаса раньше, чем они договаривались, Лита даже заподозрила, что он хотел застать её врасплох, возможно, в домашнем, почти интимном виде. Эта мысль вызвала у неё смущение и одновременно улыбку — такого от себя она точно не ожидала.

Молодая пара решила выйти в Лондон через каминную сеть, выбрав «Дырявый котёл». Это было и проще, и быстрее, чем иные способы, к тому же сам паб стоял в сердце города, откуда рукой подать до уютных скверов, тенистых парков и небольших уличных кафе. За пределами камина шум улиц накрыл их словно волна: смешанные запахи дыма, свежего хлеба и уличной пыли, звон трамваев и гул человеческой речи — всё это сразу напомнило Лите, что магический мир и мир маглов живут рядом, переплетаясь, но не пересекаясь. Они двинулись по улице, смешавшись с людским потоком. Лита с удивлением смотрела на многолюдный город: шум, запахи, свет рекламы и звонкий говор десятков голосов казались слишком яркими после тишины магического квартала. Вскоре они оказались на Трафальгарской площади, знакомой ей по школьным учебникам. Белоснежные колонны Национальной галереи и высокий монумент с Нельсоном посреди площади завораживали. Лита поймала себя на том, что улыбается, — раньше она могла лишь разглядывать картинки в книгах, а теперь шла по живому Лондону.

Северус вёл её дальше по Пикадилли. Он говорил немного, но не забывал комментировать — то об архитектуре, то о кафе с нелепыми витринами, то о прохожих. Его суховатые, язвительные замечания, казалось, подчёркивали каждый изгиб улицы, каждую деталь. Лита шагала рядом и с удивлением понимала, что устаёт не только физически — сам ритм города выматывал, слишком непривычный и давящий.

И вдруг перед ней выросли массивные кованые ворота: вход в Гайд-парк. Тень от раскидистых деревьев упала на дорожку, и, едва ступив на гравийную аллею, девушка ощутила долгожданное облегчение — словно шум мегаполиса остался за воротами.

Они шли по тенистой аллее, и вскоре Северус выбрал свободную скамью. Сев, он незаметным движением палочки наложил чары приватности — и у Литы возникло странное ощущение: мир будто отодвинулся, оставив их наедине.

— Сложный день? — спросил он, внимательно заглянув ей в глаза.

— Не то слово… — Лита устало улыбнулась и, собравшись, начала рассказывать. О Барти и его матери, о том, как она снимала плетения и какие выводы сделала вместе с наставником.

Когда она закончила, на губах остался лишь один вопрос, самый тяжёлый:

— А что, если мне предъявят обвинение в убийстве мага? — она замялась, чувствуя, как внутри холодеет. — Насколько я поняла, артефакты такого рода редки и дороги. Значит, случайные люди ими не владеют и кто-то очень влиятельный получит откат.

Северус кивнул — коротко и серьёзно.

— Верно. И получит именно бенефициар, тот, кто тянул к себе украденную силу и жизнь. И, будь уверена, Эван Розье и миссис Крауч не были его единственными жертвами. Так что тебе жалеть не о чем: ты спасла двоих.

Он на мгновение задумался, а потом добавил, понизив голос:

— Но твой наставник прав. Дар малефика в Британии почти под запретом. Когда-то им владели Блэки, но вырождение уничтожило у них этот дар. И не дай боги кто-то узнает, что ты малефик. Последствия будут… неприятными. В лучшем случае — сломают жизнь, в худшем — закуют в цепи и бросят в Азкабан. Поэтому запомни: лечить только под клятву. Без исключений.

— Меня ещё кое-что беспокоит, — Лита помолчала и, наконец, решилась: — Ходят слухи, что на тебя положили глаз какие-то старики. Будто хотят то ли на цепь посадить, то ли контракт кабальный навязать.

Северус вдруг улыбнулся — и эта улыбка показалась светлой, почти счастливой:

— Ты правда обо мне беспокоишься?

Лита закатила глаза, скрывая смущение.

— Север, это серьёзно. Я спрашиваю прямо: ты хотя бы знаешь их имена?

— Конечно, — он фыркнул, будто это было очевидно. — Во-первых, Слагхорн. Во-вторых, Дамблдор. Дальше — всякая мелкая сошка вроде Гектора Дагворта-Грейнджера, этот так вообще нюх потерял. Ну и, разумеется, дядюшка Джулиус Принс, чтоб его демоны имели. Но, — он пожал плечами, — им ничего не светит.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно, — голос его вдруг стал сухим и непривычно резким. — Я уже под покровительством лорда Абраксаса Малфоя.

Слова прозвучали так, что у Литы неприятно кольнуло сердце. В них слышалась не гордость и не благодарность, а скорее… отвращение, будто это покровительство было не выбором, а оковами.

Она нахмурилась и решилась спросить:

— И как же тебя туда занесло?

Северус усмехнулся — коротко, почти горько.

— Долгая история. Но, если хочешь, расскажу.

Лита кивнула.

— Я приехал на зимние каникулы в середине шестого курса, — начал Северус, и голос его сразу стал жёстким, словно камень. — Что-то в груди свербело, предчувствие… мать болела, а отчим ещё раньше влез в какие-то криминальные дела и пропал. Осенью полиция выловила его труп из реки. Мать устроилась на работу, зелья варила для аптеки. Я приехал домой — а там пусто. Соседка, старая кляча, рассказала: мать убили. И сунула мне урну с прахом. Ты в курсе, что у нас на островах почти никого не хоронят? Только крематорий.

Он сжал кулаки, и Лита заметила, как у него побелели костяшки пальцев.

— Я долго не мог поверить, — продолжал он глухо. — Начал узнавать. А потом меня вызвали в полицию. Оказывается, эти гниды подкараулили её у дома — хотели выбить деньги, что отчим спёр. Переусердствовали. Она умерла.

Глаза Северуса на миг потемнели, превратились в бездну.

— Я тогда сорвался. Считал память всем бобби, — усмехнулся он мрачно, — и в тот же вечер нашёл ублюдков. И мне было плевать, что я ещё несовершеннолетний и моя палочка под надзором и на какой-то грёбаный Статут. Я просто пытал этих сволочей. Круцио.

Лита затаила дыхание. Она слишком хорошо понимала, что это значило.

Северус бросил на неё быстрый взгляд и заговорил ещё быстрее, будто боялся остановиться:

— Ну, взяли меня с поличным. Заперли в камере. Маглам память подчистили, а на меня начали всё подряд вешать. Только вот незадача — я студент Хогвартса, а на нас много не повесишь: почти круглый год в школе. Тогда началось… Ко мне в обезьянник кто только не приходил. Один за другим. С рабскими контрактами, с «выгодными» предложениями.

Он усмехнулся коротко, зло.

— А у Малфоя были лучшие условия. Он взял меня на поруки. Учёба за его счёт, а я обязан был отработать всё до последнего галлеона и стать личным зельеваром семьи. А потом и его приятеля… мистера Риддла.

Последние слова Северус произнёс тихо, почти шёпотом, но в них звенела сталь.

— Та-ак, сейчас всё в каком состоянии? — по-деловому спросила Лита.

— Сейчас всё более или менее нормально. Я закончил Академию во Флоренции, меня приняли в Средиземноморскую гильдию, и я смог вернуть бо́льшую часть денег за обучение. Осталось ещё немного, но до конца этого года расплачу́сь. Единственное, у меня контракт — отказать Малфоям и Риддлу в зельях я не смогу. Но, поверь, в моём положении это низкая цена.

Лита молчала. Этот мир оказался совсем не таким, как в каноне Поттерианы: вокруг были настоящие живые люди со всеми достоинствами и недостатками. Как бы она поступила с убийцами своей матери? Девушка прекрасно понимала, что, возможно, в чём-то значительно хуже Снейпа. Дилемма, вставшая во весь рост утром, повторялась. Но теперь к ней добавлялась принесённая клятва об обоюдном доверии и неразглашении. И Лита решилась:

— Север, я хочу тебе кое-что рассказать. Это может показаться безумием… но просто выслушай.

И она начала говорить. Про свой настоящий год рождения. Про мир, в котором жила до того, как оказалась здесь. Про книги Джоан Роулинг — кривое зеркало их реальности, где судьбы переплетены иначе, а имена знакомы до боли.

Пока она рассказывала, лицо Северуса менялось — от удивления до тёмной мрачности и даже до какой-то странной, болезненной радости. Лита не понимала, чему здесь можно радоваться. Страннее всего было другое: она вдруг начала чувствовать его эмоции. Чётко, ясно, хотя ни эмпатией, ни ментальным даром точно не владела.

Когда её слова иссякли, парк уже утонул в ночи. Зажглись мягкие электрические фонари, освещая аллею золотым светом. Северус, словно не раздумывая, выудил из кармана обрывок пергамента, трансфигурировал его в белоснежный платок и осторожно вытер её щёки. И только тогда Лита поняла, что всё это время плакала.

Он обнял её так бережно, будто боялся сломать, прижал к себе и продолжал гладить по голове, тихо проговаривая:

— Всё хорошо. Ещё ничего плохого не случилось. А твоя писательница… она всего лишь интерпретировала события по-своему. Ты больше не одна. Мы справимся вместе. Только не лезь в пекло, как Лили. И тогда всё будет хорошо.

Лита тихо плакала, и вместе со слезами к ней приходило облегчение: сил больше не оставалось носить всё это внутри. Северус молча гладил её по голове, а она поливала его куртку горячими слезами и думала, что, по идее, именно ей следовало бы утешать его. Как бы ни было тяжело, но её мама жива и здорова, пусть и в другом мире, а детство у неё прошло всё же намного лучше, чем у Снейпа. Нет, одна она не уедет. Только вместе.