Потерянная — незнакомая себе (гет)

Ночью, когда башня Гриффиндора погрузилась в тишину, Ева осторожно встала с кровати. Она не могла уснуть — напряжение перед грядущим днём не отпускало. Осторожно, не издавая ни звука, она натянула мантию, схватила зачарованную сумку и бесшумно спустилась вниз, в гостиную.

Не дойдя до лестницы, она замерла: из комнаты доносились голоса.

Сначала неразборчивые, потом всё отчётливее — спор. Она присела на ступеньку, затаив дыхание. Узнала голоса Гарри, Гермионы, Рона… и Невилла. Он звучал встревоженно.

— Нет, я не пущу вас! — решительно говорил Невилл. — Вы снова нарушаете правила. После того, что было… Вы опять хотите неприятностей!

— Невилл, пожалуйста, — попытался вразумить его Гарри. — Это очень важно.

— Важно? Важно?! Вы чуть не угодили в исключение, Гарри! И ты, Гермиона! А теперь ещё и…

— Невилл, — вмешалась Гермиона. Её голос стал тверже, почти жалобным. — Прости. Это ради твоего же блага.

— Что? Что ты...

— Петрификус Тоталус!

Вспышка света. Ева прижалась к перилам. Тело Невилла с глухим звуком рухнуло на пол, вытянувшись, словно деревянное. Он застыл, как статуя — с застывшим страхом в глазах.

Трио переглянулось. Никто ничего не сказал. Гермиона быстро спрятала палочку. Гарри вздохнул и прошептал:

— Прости нас.

Рон чуть отвёл взгляд, будто не выдержал.

Они поспешно вышли из гостиной, оставив парализованного Невилла на ковре.

Ева не колебалась. Она подошла, опустилась на колени рядом с другом, вытащила палочку и тихо произнесла:

— Фините Инкантатем.

Тело Невилла дёрнулось. Он закашлялся, моргнул и с трудом приподнялся на локтях. Увидев Еву, выдохнул:

— Спасибо…

— Не нужно благодарностей, — мягко сказала она, помогая ему сесть. — Мы же друзья.

Он опустил глаза.

— Я думал, что они тоже…

— Не вини их, — сказала Ева, сев рядом. — Они просто… такие. Упрямые, смелые, порой безрассудные. Мы ведь все — гриффиндорцы. Нас сюда не за рассудительность распределили, — усмехнулась она чуть грустно.

Невилл молчал.

— Иди отдохни. Всё будет хорошо.

— Надо сообщить профессорам, — вдруг решительно сказал он. — Они же нарушили…

— Нет! — резко перебила Ева. — Пожалуйста, не стоит.

Он удивлённо посмотрел на неё, и она, вздохнув, пояснила:

— Если ты расскажешь, они больше не будут тебе доверять. Мы учимся вместе, мы… семья, так или иначе. Иногда проще позволить ошибке случиться, чем разрушить доверие.

Невилл поколебался, но затем кивнул.

— Ладно. Ты права. Просто… я не хочу, чтобы с ними что-то случилось.

— Не случится, — тихо пообещала Ева. — Они осторожные. И Пивз, и Филч — они тоже не дремлют. Если что, те трое вернутся быстро. Всё будет в порядке.

Он ещё раз поблагодарил её, потом медленно поднялся и ушёл в спальню.

Ева осталась в гостиной одна.

Она стояла, глядя на дверь, за которой исчезли Гарри, Гермиона и Рон. Внутри что-то дрожало — тревога, беспокойство, неуверенность.

"Сегодня… сегодня всё решится," — подумала она.

И приняла решение.

Она возьмёт с собой зелье. И если понадобится — последует за ними. Но останется в тени. Чтобы не мешать. Не вмешиваться.

Если только всё пойдёт не так…

* * *

Ева стояла в тени лестницы, сжимая в руке маленький флакон. В нём переливалось мутное, густое зелье — Оборотное. Она сварила его заранее, задолго до экзаменов, в Выручай-комнате. Все ингредиенты были собраны с риском и точностью. Сейчас пришло время использовать его.

Из внутреннего кармана мантии Ева достала крошечный, завёрнутый в пергамент белый волос — длинный, тонкий, почти серебристый. Она знала, кому он принадлежит.

Профессор Дамблдор.

Она достала его за несколько недель до этого — в один из вечеров, когда директор проходил мимо учеников в Большом зале. Его мантия задела её плечо, и один волосок тихо опустился прямо на пергамент, над которым она тогда склонилась. Никто не заметил.

Ева развёрнула пергамент, бросила волос в зелье, поморщилась от запаха, закрыла глаза и выпила.

Тело выгнуло, ноги дрогнули. Волна тошноты прокатилась по груди. Лицо будто вытянулось, пальцы стали длиннее, а кожа — старше. Мгновения спустя в зеркальной поверхности витража на стене отразился профессор Альбус Дамблдор, высокий, с седой бородой и голубыми глазами за полумесяцами очков.

— Ну вот, — хрипло прошептала она своим "новым" голосом.

Платочек в её руке по взмаху палочки трансфигурировался в высокую остроконечную шляпу, мантия потяжелела, и стала длинной, как у настоящего волшебника. Она шагнула в коридор, уверенно направляясь туда, где находился запретный третий этаж.

Скрип… Щелчок…

На развилке коридора Ева услышала, как что-то мягкое и тяжёлое топает по каменному полу. Из тьмы появилась миссис Норрис — кошка Филча, сверкающая жёлтыми глазами.

Ева остановилась, стараясь не показать страха. Миссис Норрис обвела её кругами, словно что-то чуяла, но...

— Профессор Дамблдор! — задыхаясь, выскочил откуда-то Филч, потрёпанный и сердитый, но сразу вытянулся, увидев «директора». — Прошу прощения, сэр. Моя кошка — она сегодня чересчур нервная…

Ева медленно кивнула, стараясь не говорить — голос мог выдать её.

Филч низко поклонился, шипя на кошку:

— Ну-ка, назад, миссис Норрис! Не мешай профессору!

Когда он скрылся, Ева перевела дыхание.

— Надо спешить, — прошептала она уже своим голосом, чувствуя, как зелье начинает терять силу. Она свернула влево, к нужной двери.

Дойдя до нужного места, она остановилась.

Дверь. Та самая. За ней — Пушок. Но было тихо. Собака спала. Гарри, Гермиона и Рон уже были внутри. Всё шло по плану.

Около стены, Ева быстро сняла свою "дамблдоровскую" мантию. Зелье заканчивало действие — кожа возвращалась к обычной, рука снова становилась маленькой и тонкой. Шляпа вернулась в платочек, спрятанный в карман.

Она вдохнула.

— Вперёд.

Открыла люк, и нырнула вниз, туда, где уже начиналось настоящее испытание.

Первым было дьявольские силки. Она приземлилась на мягкую массу, но сразу поняла, куда попала. Растение начало затягивать её, обвивая ноги, руки…

— Люмос Солеа! — выкрикнула она, вспомнив нужное заклинание из урока Гербологии.

Свет вспыхнул, и растение с визгом отпустило её.

Так начался путь Евы — её собственный путь сквозь преграды, на встречу к цели, которую она до конца сама ещё не осознавала…