Лестница кошмаров (джен)

Пик Аньдин был куда большим, чем одна гора. Далеко от подножия, в городе располагались склады, массивные четырехэтажные дома, частую без окон, с выточенными прямо на каменных стенах защитными письменами. Рядом с ними все время толпилась местная ребятня, учились читать. Сама гора внутри была испещрена лестницами, глубокими колодцами с удивительными подъемными механизмами, которые Бо Ифан долго изучал, чтобы построить точно такие же в Ехуне, и шахтами с тем, что Анли называла «конвейерными лентами», ведущими прямо к Радужному мосту, где грузы распределялись по остальным Пикам. Основные здания: кабинеты, учебные классы и личные покои — располагались на широком высоком, продуваемом всеми ветрами плато.

Дети рассказывали, что каждый из Повелителей Пика пытался вырастить на плато сад или какие-нибудь деревья, но весенние ветра и дожди всегда губили только-только прижившиеся растения. Анли же даже не пыталась, оставив природное многоцветие мелких астр, блеклых маков, низких рододендронов, незабудок и горечавок нетронутым.

Бо Ифану нравилось это решение. Ничто не загораживало небо, растелившееся голубым зеркалом от края до края, силуэты других горных вершин и города внизу казались так близко, словно до них было два шага, а не долгие часы пути — Пик Аньдин ощущался свободным, несмотря на вечную суету его обитателей.

Которых было не так много: Анли и её двадцать семь учеников, а так же пять Великих мастеров, то ли бывшие Повелители Пика, то ли его выпускники — шигу и шибо самой Анли, приходящие и помогающие на расстоянии. Бо Ифан до сих пор удивлялся, как хозяйство всех Двенадцати Пиков держалось лишь на тридцати трех людях. Но при этом осознавал, насколько они устают. И от этого только еще больше раздражался. Время от времени он приходил на Аньдин и если видел синяки под глазами Анли и детей, насильно утаскивал их в Ехун.

Так что на Аньдине Бо Ифана знали. И, как сейчас, с почтением кланялись. Точно так же молча его поприветствовал Мяньцзюй Чэн. Старший ребенок давно поравнялся с ним ростом, но в иссиня-черных глазах Бо Ифан легко усматривал восторженное, совершено юношеское восхищение.

— Лорд Мобэй, — Мяньцзюй Чэн расплылся в улыбке, — спасайте, — Бо Ифан не успел даже оценить несоответствие чужих лица и слов, как ребенок выпалил: — Наставница практически опустошила третью коробку. У нас больше нет.

Бо Ифан успокоился. Мяньцзюй Чэн просто заметил, что Анли практически выкурила все свои травы, но кое-что все-таки было не так:

— За какое время? — у нее было три коробки. Этого бы хватило на пару месяцев, но прошло меньше двух недель.

С точно такой же, как внезапно осознал Бо Ифан, нервной улыбкой, ребенок пояснил:

— Сегодня, — что?! — Наставница выкурила целую коробку за сегодня.

Вот это несомненно уже стоило проконтролировать.

— Что-то еще?

— Глава школы отменил Совет Цанцюн, — значит Анли и детей можно забирать в Ехун.

— Кто из вас пойдёт?

— Я и Чунь-эр, — только двое...

— Остальные?

Ребенок легко улыбнулся:

— Так сейчас Месяц Духов⁽¹⁾. Все хотят провести его со своими семьями.

Бо Ифан напомнил себе, что у людей поклонение предкам совсем в другое время. И пренебрегать им не стоило. Он не глядя достал из карманов горсть золота и драгоценных камней, которые хранил именно на такой случай, и высыпал Мяньцзюй Чэну в ладони:

— Раздай, — ребенок благодарно кивнул головой.

Бо Ифан мог бы добавить еще, все-таки он совершенно не против поддержать детей, но хватило всего раз, чтобы понять, сколько именно им требовалось, чтобы не вызывать подозрения и лишних вопросов.

Из всех учеников Анли лишь семеро были близки Бо Ифану. Смелые, от части наглые, но стойкие, они посещали Ехун, демонический город, которого обычные люди побаивались, распределяли тамошние обязанности наравне со своей наставницей, полюбились народу, став неотъемлемой частью привычного жизненного уклада — заработали себе титул драгоценных Детей Тишины Ехуна⁽²⁾. Бо Ифан их стремления одобрял. Двоим старшим, уже выпустившимися с Аньдина, дал дом, постоянную работу и платил жалование. Остальных же просто поддерживал.

И хоть золота и драгоценностей у Бо Ифана было немерено, дать детям много не мог. Многие из них происходили из не самых богатых или являлись неполными сиротами — денег в их семьях не водилось. А уж если чужие видели неожиданно появившиеся в их руках звонкие монеты, начинались зависть и расспросы. В худшем случае все могло закончится смертью. Так что Бо Ифану, и так не очень уважающему человеческое устремление к раздору, приходилось четко осознавать сколько и когда он отдал золота детям, чтоб не было чересчур много и все остались целы, здоровы и относительно счастливы. Свой же народ Бо Ифан мог одаривать столько, сколько пожелал бы: никакой демон никогда не станет спрашивать у другого откуда такие богатства — но у людей ведь все до безумия нелепо.

Бо Ифан перешагнул порог кабинета Анли. В воздухе, несмотря на настежь открытые двери и окна, легко виделась белая дымка, в углах сгущающаяся в молочные потоки, никак не желающие покидать помещение.

Анли просто крутила длинную трубку в левой руке, что-то записывая в беспорядочно раскинутых по столу бумагах. Они были даже на полу. Бо Ифан стал подбирать листы, чтобы не затоптать: счета, денежный учет, договоры купли-продажи, деловые переписки — неизвестно что из этого необходимо Анли сейчас или понадобится чуть позже, когда случайно вспомнит о них.

Она заметила его, только когда первая, весьма увесистая стопка легла ей на стол и Бо Ифан протянул руку, чтобы прибрать беспорядок под ее носом:

— Мой князь, вы пришли? — непонятно, то ли спрашивала, то ли утверждала.

Но Бо Ифан кивнул:

— Пришел забрать тебя.

Ее янтарные глаза заметно потемнели от усталости, а густые русые волосы вылазили из неровного пучка растрепанными клочками:

— Подождите полчаса, мой князь. Я скоро закончу.

Бо Ифан был согласен. Но тем не менее, он подошел к Анли со спины и одним движением стянул с нее ткань, обернувшую пучок. Мягкие волосы рассыпались неровными прядями, и Анли издала довольное мычание: видимо опять слишком сильно затянула, что голова болела.

Она буркнула себе под нос:

— Я его так долго собирала!

Бо Ифан же не придавал ее словам внимание, аккуратно запустил руки в густые, суховатые волосы, касаясь кожи головы:

— Мы отправляемся в Ехун, — и тут же подхватил две крайние пряди, слегка перекрутил и закрепил изысканным широким золотым гребнем с синими яхонтами. Мастера наконец-то отремонтировали ее любимое украшение.

Это здесь, в Царстве Людей распушенными волосами считались любые без короны или шпилек и могли быть только у чересчур юных незамужних девиц. В Демоническом Царстве достаточно всего одного предмета, будь то заколка или лента в цветах мужа, чтобы к женщине никто не приставал.

Анли безмолвно продолжила считать деньги Двенадцати Пиков, и Бо Ифан просто наслаждался ее видом. Он склонился, практически уткнулся носом в чужие волосы: ее собственный запах практически не чувствовался под ароматами бумаги, чернил и маслянисто-прянной курительной смеси.

Он мельком бросил взгляд на стол, и найдя полупустую коробку, куда более напоминающею резную шкатулку, закрыл крышку одним движением.

Анли встрепенулась:

— Точно, надо пополнить…

— Слишком много куришь, — Бо Ифан знал, она курила не потому что ей нравилось. Курила, чтобы отвлечься, сбросить нервы и не расчесывать запястья до крови. — Что-то случилось? — Анли вздрогнула, но ничего не сказала. — Встретился с Юэ Цинъюанем. Он хочет, чтобы ты осталась здесь.

Анли повернулась к нему, на ее лице появилась та самая, неприятная Бо Ифану, улыбка со слегка дрожащими уголками губ:

— Ничего удивительного, мой князь! Мы столько лет были вместе: учились, работали — считай большую часть жизни рука об руку.

Бо Ифан просто уткнулся лбом в ее плечо:

— Я заберу тебя отсюда, — «чего бы этого не стоило» осталось недосказанным.

У его Анли была истинно дурная манера говорить то, о чем она не думала, перевирать собственные же мысли. Конечно, он понимал, без лести, заискивания и притворства Анли вряд ли бы достигла всего того, чего имела — но сейчас впитавшаяся в ее кости привычка Бо Ифана скорее злила: всегда приходилось применять голову, чтобы понять, что Анли на самом деле имела в виду — никакого спокойствия.

Бо Ифан сменил тему разговора на более приятную:

— Что за травы?

— Бархат, мята, шалфей, клевер.

Табак Анли не курила. Его было сложно достать, дорого да и Бо Ифану совершенно не нравился его запах. Вместо него Анли курила все, что горело и пахло. Хотя после одного случая, когда горлом полилась кровь, из-за того, что набила в трубку оказавшуюся ядовитой при поджигании траву, ее сборы тщательно контролировал их лекарь.

Все же Бо Ифану хотелось, чтобы курила поменьше. Как дома. Только ради не столь необходимого удовольствия, по старой привычке. Но для этого Бо Ифану и всем остальным предстояло многое сделать.

Старшему ребенку, Мяньцзюй Чэну, занять титул Повелителя Пика Аньдин. Чжиюань Модану бросить этот самый Пик, полностью погрузившись в его любый театр. Чунь Люцю окончательно сбежать из дома, Чан Жи основать собственное дело на Востоке, Шан Нун расплатиться с игровыми долгами горе-папаши, а младшему Цзы Чжи вылечить ногу и избавиться от внезапных приступов паники. Да и самому Бо Ифану было бы не лишним наладить мирные отношения между людьми и демонами. И не только для того, чтобы поддерживать связь с разбросанными в будущем по всей земле детям, но и чтобы никто из демонов никогда не посмел упрекнуть Анли в том, что она человек.

1) Пятнадцатый день седьмого месяца по лунному календарю называют Днём Духов, и седьмой месяц в целом рассматривается как Месяц Духов (鬼月 Гуй Юэ), в течение которого привидения и духи, в том числе умерших предков, приходят из нижнего мира.

Вернуться к тексту

2) Дети Тишины Ехуна — тут игра «типа на китайском». Тишина на китайском 安静 (Аньцзин) имеет тот же иероглиф 安, что и в названии Пика Аньдин (安定: стабильный, устойчивый, спокойный). Так что Дети Тишины Ехуна так же можно перефразировать как «дети с Пика Аньдин, обосновавшиеся в Ехуне».

Вернуться к тексту