Не дневник меняет Джинни, Джинни меняет дневник (джен)

Снегг назвал его «Эликсиром Перерождения». В его лабораторном журнале рецепт был выведен с математической точностью, с пометками о температуре, времени настаивания лунного света и капле слёз русалки, добытых под принуждением. Но для Джинни и Тома это был «Перевёртыш». Инструмент тонкой настройки реальности.

Первой значимой мишенью стала Гермиона Грейнджер.

Выбор был очевиден. Самая яркая, самая упрямая, самая принципиальная магглорожденная своего поколения. Её ум, её магическая сила, её непоколебимая мораль делали её и опасным противником, и невероятно ценным приобретением. Обратить её — значило не просто обезвредить угрозу, а приобрести блестящего тактика и идеолога для новой власти. Или, по крайней мере, её видимость.

План был выверен до микрона. Не грубое подмешивание в еду или питьё. Гермиона была слишком умна и осторожна для этого. Нет, доза должна была прийти к ней через её собственную одержимость — знания.

Снегг, пользуясь своим положением, «случайно» упомянул на уроке зельеварения о редком и почти забытом трактате «Парадоксы полукровок: к вопросу о наследственной магической силе», хранящемся в Запретной секции. Он знал, что любопытство Грейнджер не устоит.

Так и произошло. На следующий день Гермиона, заполнив гору разрешительных формуляров, получила доступ к книге. Древний, потрёпанный фолиант.

Что она не знала, так это того, что несколько страниц в середине трактата были аккуратно пропитаны «Перевёртышем». Зелье было без цвета и запаха, а его активация требовала не чтения, а простого контакта с кожей и лёгкого магического резонанса, который неизбежно возникал у волшебника при прикосновении к зачарованному пергаменту.

Джинни наблюдала за этим из-за соседнего стеллажа, притворяясь, что ищет книгу по древним рунам. Она видела, как Гермиона увлечённо листает страницы, её пальцы скользят по тексту, её брови сведены в глубокой задумчивости. Ничего не произошло. Ни вспышки света, ни изменения в глазах. Только лёгкая, едва уловимая рябь в магическом поле вокруг книги, которую мог бы почувствовать лишь такой чувствительный волшебник, как Дамблдор.

Процесс был запущен.

Первые эффекты проявились не сразу. Через неделю Гермиона на уроке защиты от тёмных искусств с привычным жаром спорила с профессором о правах магглов. Но в её аргументах появилась странная оговорка.

«Конечно, они заслуживают защиты, но… их неспособность к магическому мышлению объективно делает их более уязвимыми. Это… факт, а не предрассудок».

Рон, сидевший рядом, покосился на неё с недоумением. «Факт? Герми, ты в порядке?»

«Я никогда не была так права, Рон, — отрезала она, но в её глазах мелькнула тень сомнения, будто она и сама удивилась своим словам.»

Ещё через неделю она отказалась помогать одному из «пробуждённых» первокурсников с домашним заданием, холодно заметив: «Если он не может разобраться в основах сам, возможно, ему не место в Хогвартсе. Магия требует дисциплины ума, а не слепого заучивания».

Гарри смотрел на неё, будто видел впервые.

Джинни следила за метаморфозой с холодным научным интересом. Она вела записи, отмечая изменения в лексике, в реакциях, в круге общения. Гермиона постепенно отдалялась от Гарри и Рона, всё чаще проводя время в библиотеке в одиночестве или вступая в дискуссии со старшекурсниками-Слизеринцами о эффективности магического правления.

Как-то раз их пути пересеклись в пустом коридоре.

«Грейнджер», — кивнула Джинни.

«Уизли», — ответила Гермиона. Её взгляд, всегда такой ясный и прямой, теперь был немного затуманен, будто она смотрела сквозь тебя на что-то далёкое. «Ты следишь за новыми земельными законами, которые предлагает Визенгамот?»

«Мимоходом», — сказала Джинни.

«Они недостаточно строги, — заявила Гермиона, и в её голосе зазвучали нотки, удивительно напоминающие Драко Малфоя. — Раздавать земли всем подряд — значит поощрять бесхозяйственность. Нужен жёсткий контроль. Разрешение должно выдаваться только тем, кто может доказать свою способность управлять магической экосистемой. Чистокровным семьям с опытом».

Джинни сдержала улыбку. «Интересная точка зрения».

«Это не точка зрения, Уизли. Это логика», — поправила её Гермиона и прошла мимо, её мантия развевалась за ней с новой, непривычной надменностью.

Вечером Джинни подробно доложила Тому о прогрессе.

Изменения идут быстрее, чем ожидалось. Её ум, вероятно, ускоряет процесс. Он не сопротивляется, а наоборот, находит логические обоснования для новой парадигмы.

Как и предполагалось, — ответил Том, и Джинни почувствовала его удовлетворение. — Сильный ум не ломают. Ему предлагают более сильную логику. Мы не уничтожаем её личность. Мы… эволюционируем её в нечто более совершенное, с нашей точки зрения. Когда процесс завершится, она будет искренне верить, что всегда придерживалась этих взглядов. Её собственная память подстроится под новую реальность.

Джинни закрыла дневник. Она смотрела на своё отражение в тёмном окне. Грейнджер была всего лишь первой ласточкой. Скруг, Эббот, Джонс… Все влиятельные магглорожденные, все, кто мог стать проблемой, пройдут через эту незаметную трансформацию.

Они не просто меняли мир вокруг себя. Они меняли самих людей, изнутри. И самый ужасный аспект этого плана заключался в том, что его жертвы, ставшие идеальными солдатами нового порядка, никогда не узнают, что были жертвами. Они будут считать себя пророками, первыми увидевшими свет истины.

А она, Джинни Уизли, будет стоять в тени, наблюдая, как её ядовитое семя приносит свои плоды. Один перевёрнутый разум за другим.