ТомоМурзик (джен)

Адреналин отступил, и Том почувствовал, как его тело начинает предательски дрожать. Это была не просто нервная реакция — странная тяжесть сковала лапы, а в мышцах появилась неприятная, ноющая слабость. Он попытался встряхнуться, но мир поплыл перед глазами.

И тогда он почувствовал жжение. На его спине, куда попали брызги слюны Цербера, шерсть будто онемела, а кожа под ней заныла тупой, ядовитой болью. Для человека это было бы лёгким раздражением. Для кота, чья масса в десятки раз меньше... это был полноценный токсический шок.

— Мурзик? — голос Гарри прозвучал испуганно. — С тобой всё в порядке?

Том попытался сделать шаг, но его задние лапы подкосились. Он грузно осел на каменный пол. Унижение быть побеждённым не врагом-магом, не заклинанием, а обычной, пусть и ядовитой, слюной, было горше самой боли. Он, переживший смерть и возрождение, был сражен собачьими слюнями.

— Ты обжёгся! — с ужасом прошептал Гарри, заметив, как неестественно выгнулась спина кота и как тот тяжело дышит. Не раздумывая, Гарри снял свою мантию, аккуратно завернул в неё Тома и, прижимая к груди, бросился бежать по коридорам.

— Мадам Помфри! Помогите!

Том проваливался в липкую, тягучую муть. Он слышал приглушённые голоса, чувствовал, как его кладут на что-то мягкое, слышал встревоженные возгласы мадам Помфри.

— Слюна трёхголового пса! На кота! Бедняга... Нужен антидот и поддерживающая терапия.

Он чувствовал, как его поят чем-то горьким, как по телу разливается волна целительного тепла, смывая боль и слабость. Но вместе с ними пришла и ненавистная беспомощность. Он лежал на больничной койке, как любой другой пациент, и все его планы, его величие, его тёмное прошлое — ничего не значили перед лицом простого физиологического поражения.

Когда сознание окончательно прояснилось, он увидел склонившегося над ним Гарри. Лицо мальчика было бледным, глаза полны слез.

— Прости, — шептал Гарри, гладя его по голове дрожащей рукой. — Это из-за меня... Ты меня спас, а сам...

Том хотел бы зашипеть. Оттолкнуть его руку. Напомнить ему, что это он, Гарри Поттер, своим глупым любопытством чуть не угробил их обоих. Но у него не было сил даже на это. Он мог лишь лежать и смотреть на мальчика, чьё лицо искажалось от чувства вины.

И в этот момент Том понял кое-что важное. Его жертва, пусть и вынужденная, была мощнее любой манипуляции. Гарри не просто видел в нём защитника. Теперь он чувствовал себя обязанным. Связанным долгом. Эта нить вины и благодарности была прочнее, чем любая попытка внушить страх или почтение.

Мадам Помфри велела Гарри идти спать, пообещав, что к утру кот придёт в норму. Гарри ушёл, несколько раз обернувшись.

Том остался лежать в тишине госпиталя. Слабость отступала, сменяясь привычной яростью. Но на этот раз ярость была направлена не только на внешние обстоятельства, но и на него самого. Он недооценил риски. Он позволил инстинкту оберега взять верх над разумом и чуть не поплатился за это.

Он дал себе слово. Больше — никогда. Он будет защищать Гарри, потому что тот был его инвестицией. Но он будет делать это с холодным расчётом, думая о собственной безопасности в первую очередь. Ведь мёртвый или отравленный Тёмный Лорд был бесполезен для любого великого замысла.

Он закрыл глаза, планируя. В следующий раз, столкнувшись с Цербером или чем-то похуже, он не бросится в бой. Он найдёт другой способ. Более умный. Более безопасный. Более... тёмный.

В конце концов, он же не какой-нибудь простодушный гриффиндорец, бросающийся на амбразуру. Он — Слизерин. И он выживет. Ради себя. И ради того, чтобы однажды увидеть, как Гарри Поттер падает, зная, что его самый верный защитник все эти годы вёл его прямиком к пропасти.