ГП и Ткач-недоучка (гет)

Насладиться общением с моей красавицей не удалось. Пока шли уроки, я балдел, предствляя, как мы сядем рядышком, будем молчаливо переворачивать книжные страницы, время от времени касаясь пальцами друг друга, и я буду стараться запомнить покрепче это мимолётное тепло.

Так что конца уроков я дождался с огромным трудом. Потом на одном дыхании взлетел в библиотеку, молча улыбнулся падам Пинс, цапнул парочку Лондонских альманахов тысяча восемьсот затёртого года — был в то время такой журнальчик «для полезного и душеспасительного чтения благородной публики», — и уселся в уютном алькове под окном. Столик был рассчитан на двух читателей, так что наше уединение разрушить никому не удастся. Однако ситуация ещё раз подтверила старую правду, что если хочешь рассмешить бога, просто расскажи ему о своих планах.

Я не успел погрузиться в разглядывание старых «гравюрных» картинок, на которых волшебникам показывали самые модные интерьеры гостиных, столовых и курительных, когда меня толкнули в плечо. Я поднял голову, увидел смущённую улыбку родственницы по клану.

— Извини, — шепнула она, кивнув на пару толстенных книжек, что вывалились из её рук на мой стол. — Не поможешь донести?

Я окинул взглядом окрестности — Гермиона пока ещё не появилась на горизонте, — встал.

— Конечно. Куда идём?

Мы отправились в глубину библиотеки, и когда нас окружили книжные полки, девушка повернулась ко мне, еле слышно произнесла:

— Нам надо поговорить, Колин!

Ну, пока ещё есть время, почему бы и не пообщаться?

Её стол удобно спрятался между полками с какой-то древней нудятиной — не то кельтские заклинания, не то германские, если судить по рунам на переплётах, — и был завален учебниками по Арифмантике и Астрологии. Я увидел Аристотеля, что-то из позднего Бируни, уже после того, как он нашёл Некрономикон, и почему-то Бен Бецалеля. Сложил принесённые фолианты на эти тома, обнаружив при этом, что почерк у молодой ведьмы практически каллиграфический — похоже, её дома основательно готовили к учёбе, — уселся на свободный стул.

— Что-то случилось?

— У нас весь факультет про тебя говорит! Ты и правда владеешь беспалочковой магией?

— С чего бы?

— Да Линдавсем уши прожужжала. Она такая, знаешь, самоуверенная немного, трудно её переубедить.

Я пожал плечами.

— Не знаю, можно ли это назвать полноценной магией? У меня такие способности прорезались этим летом...

— После того, как родителей убили?

— Ты тоже об этом знаешь?

— Да об этом уже весь замок, наверное, знает.

— Я бы назвал случившееся выбросом, на нормальное волшебство это не очень похоже.

— А-а-а... — она помолчала, перекинула несколько страниц подвернувшейся книги. — Я не только из-за этого тебя отвлекла. Джонсон тебя боится...

— Это ведь хорошо, наверное?

— Не знаю. Пока да, но это лишь пока ты в школе. И даже здесь лучше иметь глаза на затылке — он может кого-то другого против тебя направить. У Джонсонов должников много.

— Спасибо за предупреждение.

— Привет! — за всеми этими новостями я забыл, почему вообще попёрся в библиотеку. И вот прекрасноволосая причина явилась перед нами. Гермиона опустила на стол стопку потрёпанных томов, устало опустилась рядом.

— Тяжкий день?

— Рон!!

Мы переглянулись с Мораг, обменялись понимающими улыбками, — Его Рыжее Величество своими манерами был известен на всех факультетах. Хотя, к моему искреннему изумлению, некоторые рафинированные идиотки находили в его поведении некую стихийную искренность и страстность натуры, дескать, он и любить будет так же неистово, как ест. Нет, я никогда не пойму женщин!

— Что он опять напартачил?

— Первоклашек бросил, а те заблудились на этажах.

— Ну, раз никто не убился, это ещё ничего!

Мораг вежливо кашлянула, посмотрела на нас:

— А почему вы не раздаёте мелким карту замка?

— Ты о чём? — синхронно спросили мы когтевранку. Вот только карты мы с Гермионой имели в виду разные.

— У нас каждый первачок сразу же получает карту с маршрутами от башни к нужным классам. Когда её сделали, лишь Кухулин знает, но префектам намного удобнее один раз сделать копию прошлогодних кроков с самыми важными ловушками, да заставить первокурсников её выучить на память, чем бегать за ними дни напролёт. Малышам полезно потренировать память, а у префектов голова не болит собирать их по всему замку.

— Поэтому у вас так мало потеряшек? А я думала, вы на мантии им «маячки» цепляете... — задумчиво протянула моя красавица.

— Нет, с картой проще. — Мораг кивнула, зацепилась взглядом за обложку Гермиониного тома. — «Свод законов»?.. Ты что — в солиситоры податься решила?

Гермиона привычно фыркнула, раскрыла книгу:

— Я ищу законы о домашних эльфах, те, что регулируют отношения волшебников и их слуг.

Мораг вытаращила глаза, какое-то время смотрела на мою красавицу с искренним изумлением, а потом зашлась в беззвучном хохоте. Она душила звуки в себе, прикрывала рот ладонями, но слёзы бежали по лицу, и в конце концов она не выдержала, — прыснула, и засмеялась в голос. Даже скрип туфли мадам Пинс не смог заставить её замолчать. Когда разъярённый ангел мщения возник за нашими спинами, бедная Мораг вскочила, размазывая слёзы по мордашке.

— Уже ухожу, мадам Пинс! Простите, не удержалась. Но это Гермиона виновата — она только что рассказала, что ищет подзаконные акты, которые регулируют отношения нас и домашних эльфов!

Библиотекарша удивлённо подняла брови, глядя на пунцовую от злости и смущения Гермиону, одним взглядом оценила стопку собранных той книг.

— Здесь вы ничего не найдёте, мисс Грейнджер. Напрасно вы не рассказали, что именно ищете — могли бы съэкономить массу времени и сил.

— Но почему?! Здесь ведь рассматриваются вопросы отношений с оборотнями, вейлами, даже великанами и гульдрами. Почему не эльфами?

— Потому что Визенгамот рассматривает отношения с магическими существами, а не, простите, с домашней мебелью!

— И вы тоже, мадам Пинс?!

— Мисс Грейнджер!!

Две разъярённых фурии — фурия порядка и фурия справедливости, — столкнулись взглядами, какое-то время боролись, и порядок восторжествовал: Гермиона насупилась, торопливо собрала книги, бросилась к выходу. Мораг её опередила — смылась сразу после своей «парфянской стрелы». Я глянул в спину уходящей Гермионы, заторопился следом. По дороге подхватил непросмотренные книги, свалил их на бюро Пинс, и метнулся вслед за исчезающей спиной.

Взбешённая защитница угнетённых неслась по коридору на всех парах, так что я едва поспевал за ней. Сначала мне казалось, что девушка просто бежит куда глаза глядят, не замечая никого вокруг, но постепенно я понял, что движется она к гриффиндорской гостиной. Она что — поплакать хочет в спальне? Однако на лестнице между шестым и седьмым этажами, там, где пролёт замирал на пол-пути, она спрыгнула со ступенек на балкончик у стены, который заканчивался здоровенной, в рост человека, картиной с изображением средневековой охоты. Она тормознула напротив охотничьего бивака на лесной поляне, пнула самое нижнее бревно, и нырнула в открывшийся проход. Я едва успел прыгнуть вслед за ней, когда проход закрылся за моей спиной. Темнота, ударившая по глазам, тут же сменилась сумерками древнего коридора, который слабо освещался из пустых дверных проёмов. Гермиона пронеслась мимо трёх первых, нырнула в четвёртый.

Когда я зашёл в пустое помещение, она стояла у окна, и глядела куда-то в серое шотландское небо. Я осторожно приблизился, она резко обернулась, и я вздрогнул, увидев залитое слезами лицо.

— Почему?! — спросила она горько. — Почему они все смеются?!

— Для волшебника эльфы — часть домашнего интерьера, — осторожно произнёс я. — И твои попытки воспринимать их, как людей, выглядят так, словно ты борешься за то, чтобы маги уважали чувства домашней табуретки. Понимаешь?

— Но ведь они живые! Они страдают!

Я помолчал, глядя на плачущую Гермону. Отчаянно хотелось прижать её к себе, погладить по волосам, дать выплакаться, потому что сам знаю, как в таких случаях помогает простое человеческое тепло. Но я в Англии, и мы не привыкли так быстро врываться в чужое личное пространство. Будь оно не ладно, наше долбаное «прайвеси»!

Плечи девушки вздрагивали от рыданий, она стояла, уткнувшись в стену, спрятав лицо в руках. Постепенно её дыхание успокоилось, Гермиона повернулась ко мне:

— Колин... ты можешь снять эту личину?

— Конечно. Это всего лишь артефакт, мне его МакГонагал вручила.

Я вытащил магическую серьгу из уха, и ту же почувствовал себя свободнее, как если бы сбросил с плеч невидимый груз, или переоделся в костюм на размер больше. Странное ощущение.

— Спасибо, Колин, — улыбнулась мне заплаканная девушка. — Извини, не могу ещё привыкнуть, что ты такой...

Она достала из кармана платок, начала вытирать мокрое лицо. Я огляделся в поисках чего-нибудь подходящего, дёрнул старую штору, напрягся, и пыльная тряпка превратилась в стопку белоснежных салфеток. Я сунул их моей красавице, та благодарно нырнула в бумагу.

— Родила царица в ночь не то сына, не то дочь. Не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку.

— Это что? Откуда?

— Это я про себя. Вспомнил русского поэта Пушкина — основателя той русской классики, которую мы на Острове знаем.

— А ты ещё и про него знаешь?

— Я много чего из русского знаю. Отец советовал побольше языков учить, потому что люди всегда предпочитают разговаривать на своём родном языке.

— Странно он звучит, русский язык...

— Ага. Соседи русских, другие славяне, часто говорят, что он звучит очень мягко и мелодично. Ну а для нашего английского уха он довольно непривычный.

— Да, непривычно. А ещё что-нибудь знаешь?

— Конечно. Вот, например, мой любимый Гумилёв:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далёко, далёко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стойность и нега дана,

И шкуру его украшает волшебный узор,

С которым равняться осмелится только луна,

Дробясь и качаясь на влаге широких озёр.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,

И бег его плавен, как радостный птичий полёт.

Я знаю, что много чудесного видит земля,

Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю весёлые сказки таинственных стран

Про чёрную деву, про страсть молодого вождя,

Но ты слишком долго вдыхала тяжёлый туман,

Ты верить не хочешь во что-нибудь кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,

Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...

Ты плачешь? Послушай... далёко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

— Я видела жирафов, — улыбнулась Гермиона, и шмыгнула носом, успокаиваясь. — Они не живут во мраморных гротах.

— Зато бегут плавно, согласись.

— Как радостный птичий полёт... — её глаза блестели, как звёзды, и от этого взгляда у меня перехватывало дыхание.

— А ещё что-нибудь из русского можешь вспомнить?

Я улыбнулся, протянул в сторону правую руку, и она покачнулась, когда в ней проявился мой верный акустический «Фендер». Как давно я на нём не играл!

— Ну, вот это, например...

Зоопарк — Фрагмент (https://www.youtube.com/watch?v=Fse9w0MD6AM)

Ты маленький праздник, чудесный, словно сон.

Ты — солнечный лучик, рождённый в звёздную ночь.

Ты пришла, как июль, ты знала —

Я ждал тебя всегда.

Ты свободна, как птица, я знаю — ты умеешь летать.

Глаза твои — крылья, река течёт в твоих волосах,

Я вошёл в эту реку, и я вышел другим -

Я стал тем, кто я есть.

Ты святая колдунья, ты танцуешь сквозь запах весны.

Ты научила меня видеть небо и верить в себя.

Где мне взять сил

Прожить эту жизнь без тебя?

Прозвучал последний аккорд, какое-то время мы молчали, потом Гермиона медленно произнесла:

— Это... это что?

Я вздохнул, развеял гитару.

— Объяснение в любви, полагаю.

— Я... — розовая от смущения Гермиона пронзила моё сердце взглядом сияющих глаз, и испугавшись чего-то, опустила лицо: — Я... извини, Колин, мне ... мне надо идти!

Девушка скользнула мимо, я остался в пустом классе. Это что сейчас — я в любви девочке признался??

Какое-то время я обалдевал от неожиданности, и стыд боролся с восторгом. Потом я догадался вернуть серьгу на место, и сразу же эмоции ослабли, как музыка в соседней квартире, когда в неё резко захлопнули дверь. Это я хорошо сделал, это прямо по-взрослому, да! Теперь девочка будет меня избегать, а ведь мы и так не общаемся толком. Боже, какой я идиот!

Я врезал кулаком в стену, зашипел от боли, и вздрогнул, когда на плечо легла тёплая ладошка:

— Колин, — по-прежнему розовая Гермиона мягко улыбнулась. Что?? Она вернулась?! — Мне трудно сейчас тебе ответить...Но я обязательно...

Она потрясла головой, вздохнула:

— У меня от тебя в голове кружится, знаешь? То ты мальчишка, а то — взрослый мужчина.

Губы расползлись в улыбке сами собой:

— А ты представь, что я в гриме. Герой, который играет одного мальчика из Гюго, например.

Моя красавица неожиданно хихикнула:

— Ты совсем не похож на Гавроша! Всё, я больше не могу. Прости!

Она скользнула пальцами по моей щеке, и опять убежала из класса. Наверное, рано я нацепил артефакт...

Потом эмоции схлынули, и я уселся на подоконник, чувствуя, как растягивает лицо блаженная улыбка. Ах, эта любовь! Надо что-то сделать, чтобы не возвращаться в наш муравейник с дебильной ухмылкой на пол-физиономии. Может, посмотреть вокруг, раз уж попал в такое интересное место? Да и в себя приду скорее... Я уселся поудобнее, сделал долгий выдох, вытолкнул вместе с воздухом все эмоции, и уже нейтральный, словно зеркало, растворился в окружении.

Коридор тянулся внутри башни, вокруг центральной шахты, где перемещались лестницы. Классные залы побольше и поменьше с каменным полом, узкими окнами, в которых доживали свои последние годы остатки средневековых стёкол, не выпавшие из проёмов только благодаря местной столярке. Не знаю, что не давало оконным рамам окончательно сгнить — то ли птичье дерьмо, то ли древние руны, однако стекло, толстое и мутное, они по прежнему держали. Кое-где сквозь дыры в остеклении ветер нанёс мусор из леса — сухие листья, огрызки веточек, но больше всего набралось пыли, которая невысокими барханчиками возвышалась у стен. Ну и остатки мебели кое-где, как же без них — старые столы, кривые стулья, обломки классных досок, которые даже в камин не сунешь из-за разлохматившейся краски. Такую один раз зажжёшь, а жалеть потом неделю будешь. Но ведь магия нам не напрасно дана, правда?

Я достал палочку, решил, что поупражняться без свидетелей будет очень полезно, — хотя бы для того, чтобы никто потом не разболтал, как я чудил. Но опозориться не получилось — первый же взмах старую мебель со всего класса смёл в один угол большой неопрятной грудой. Я почесал затылок, махнул рукой ещё раз — все обломки слились в здоровенное бревно.

Я потрогал полученную балку, хмыкнул, когда обнаружил, что это брёвнышко из серии «Я с Лениным на субботнике», — на вид массивное и крепкое, оно оказалось удивительно лёгким, словно сделанным из пластмассы. Ну раз так, что мешает мне эту хрень выбросить, пока есть куда? Я примерился, ухватил творение своей палочки поудобнее, и высунул его в разбитое окно. Пришибить кого-нибудь я не боялся, потому что весило оно совсем ничего, а в самом худшем случае могло бы разве что испортить причёску какой-нибудь местной моднице.

Потом я взялся за стёкла — раз уж попал сюда, так почему бы не заняться ремонтом? То, что это не совсем моя мысль, понятно стало не сразу, однако беспокоиться по этому поводу я не стал: раз замок хочет, значит стоит ему помочь. Совместными усилиями (я махал руками, а замок гнал сквозь меня свою вековую мощь) мы застеклили шесть комнат из тех, что поменьше. На здоровенные витражи, которые освещали большой лекционный зал, я замахиваться не рискнул. Сначала надо разобраться, как там оно всё связано в единое целое, каким образом оно держится в одном куске уже сотни лет.

Когда последний оконный проём заблестел новеньким стеклом, я уселся на сотворённую из остатков мусора табуретку, и мысленно вытер пот со лба. Ну вот, ещё один день проведён не напрасно, ещё в нескольких комнатах древнего замка станет теплее. Я уже успел понять, что вечная холодрыга, от которой детвора и взрослые спасались согревающими заклятьями, она в основном из-за повсеместных дыр и щелей. Как только мне удастся хотя бы частично восстановить старую систему терморегуляции, в башне Гриффиндора станет намного комфортнее жить. Может даже, о ужас!, не захочется из неё выходить.

Потом я ещё раз с удовольствием почесал своё ЧСВ, и отправился на ужин, потому как за окнами начала сгущаться вечерняя темнота, а внутренние часы и желудок в унисон твердили, что пришло время пожрать.

К моему появлению народу в Большом зале успело набежать преизрядно, так что ещё на одного гриффиндорца едоки внимания не обратили. Я лишь поймал несколько неприятных взглядов от воронов и слизней, однако эта мелочь не могла преодолеть чувство голода, так что поужинал я с удовольствием, которое усиливало ощущение хорошо выполненной работы. А когда я отвалился от тарелки с остатками бараньих рёбрышек в мятном соусе, почувствовал ещё один взгляд. Это была наша Жаба с розовым бантиком, которая сидела за преподавательским столом точь в точь как лягушка на моховой кочке. Блин, у меня же сегодня свиданка!

Мадам, конечно, совсем не в моём вкусе, но встреча обещает быть интересной — что там жрица Великой Богини для грязнокровки и осквернителя приготовила? Неужели прямо сразу от порога на дыбу подвесит, и станет прижигать свечой подмышки? Или она больше по пяткам и раскалённому железу? Ах, сердечко так и трепещет!

Ёрничал я вполне осознанно — после сегодняшней работы на благо замка в груди царила уверенность, что артефакт меня в обиду не даст. Он мне самому обидеть никого не даёт, но и меня другим тоже не позволяет. Пока я разбирался с мыслями, наше сладкозвучное земноводное успело уйти (небось, в гнёздышко понеслась, пыточные приборы готовить для школяров-малолеток). Так что я вздохнул, кивнул приятелям, и отправился на экзекуцию.

Кабинет меня удивил. Год назад здесь сидел пожиратель «Грюм», ещё раньше — оборотень Люпин, на стенах пугали слабонервных школяров изображения чудовищ, и всё соответствовало теме ЗОТИ — интерьер, антураж, преподаватель. Но теперь...

Кружевные занавесочки, кружевные салфеточки, кружевные платочки — практическая каждая горизонтальная поверхность была покрыта бабушкиной хренью в кружавчиках. А ещё стояли сушёные гербарии в вазах, опять-таки на кружевах, и большие декоративные тарелки на стенах с котятами разной степени потрёпанности. Царапнул глаз тот факт, что тарелки эти давно не протирались, как будто они где-то на складе валялись, а потом их всей грудой взяли, тут вывесили, как были, в пыли и паутине, — хорошо хоть без остатков высохшей еды. Или она просто отвалилась, когда тарелки из горизонтального положения перешли в вертикальное? Попробовать, что ли, ногтем их поскрести?

— Кхе-кхе-кхе, — знакомое покашливание вернуло к реальности.

Я обернулся, повёл головой по сторонам, и показалось даже на мгновение, что в этом филиале дома престарелых я оказался сам, а детский голосок доносится сквозь динамик где-то под потолком, и сейчас он мне скажет: «Мы поиграем в игру...». Потом я увидел Жабу за преподавательским столом, и облегчённо улыбнулся — не, только показалось!

Преподавательница наша министерская черкала что-то на пергаменте огромным белоснежным пером, и если бы не это пятно чистоты в окружающем пыльном застое, можно было бы её ещё какое-то время не замечать. Одетая в коричневую мантию с каким-то непонятным узором, больше всего похожая на тумбочку в этом своём одеянии, Амбридж сливалась с окружением в монотонную тоскливую грязь. Боже, как она в таком живёт?! Что за тараканы у неё в башке связаны вот с этими древними кружевами?

— Красиво, — улыбнулся я в тридцать два зуба, когда преподавательница соизволила оторваться от пергамента. — Как у моей бабули! Она тоже всё вокруг обвязывала! Пока её санитары не забрали...

Щека Амбридж дёрнулась, начинавшую проявляться на физиономии сладкую улыбку перекосило — о, ты тоже про санитаров из психушки знаешь?

— Мистер Криви, — протянула она жеманно, — вы едва не опоздали.

— Ага, — продолжил я косплеить Буратино, — но всё-таки успел. А почему вы к Филчу не обратитесь, мэм?

Брови Жабы поднялись в удивлении.

— Ну, вы ведь хотите здесь как следует прибраться, да? Всё это древнее старьё убрать, кружавчики все эти постирать, тарелки вымыть...

Я взялся за вязаную накрывашку, и дёрнулся от неожиданности, когда пальцы кольнул магический разряд. А это ещё что?!

— Сядьте! — рявкнула Жаба, и кружева выскользнули из моих рук. — Вон за тот стол!

Ещё до моего подхода тот успел освободиться от кружевной скатёрки, так что локти пришлось ставить прямо на голое дерево. Она что — не хочет, чтобы я в кружева пальцами лез? Как интересно...

С тихим шорохом передо мной приземлился свиток пергамента чуть не метровой длины. Пока я прикидывал, в каком уголке этого холста можно было бы наваять картину «Очень одинокий петух» авторства мистера Карлсона, ко мне совершенно неслышно приблизилась жрица. Продолжая сладко улыбаться, она вытащила из сумки большое чёрное перо, и положила его передо мной.

— Вот, мистер Криви, писать вы будете этим.

Я осторожно толкнул фонящее странной магией перышко, и убедившись в его безопасности, взял странный артефакт в руки — кончик этого стилоса выглядел острым, как игла.

— Это вы хитро придумали, мисс Амбридж, — буркнул я. — Процарапаю пергамент, а вы сразу же потребуете переписать по-новой. Я так пол-ночи здесь просижу. Может, лучше мне своим?

— Нет, — торжествующе улыбнулась Жаба, — вы будете писать именно этим пером, мистер Криви, ровно столько, сколько надо.

— Ну, как скажете, мэм. Вы тут командуете...

— Вот именно, мистер Криви, командую здесь я.

Удовлетворённая тётка повернулась ко мне необъятной спиной, а я переключился на Истинное зрение. Ого, вот это артефакт! Перо дрожало в мареве какой-то дикой магии, и от него тянулась чёрная, как смоль, нить магического раппорта куда-то за пределы замка. И от самого пера и от волшебной связи несло чем-то неприятным и незнакомым, чем-то, от чего на загривке стягивало кожу ощущением серьёзной опасности. Ясно было, что связываться с этой хренью мне никак нельзя.

— Конфундус! — наша милая преподавательница шарахнула в меня заклинанием совершенно неожиданно. В голове поплыло, перо выпало из ослабевших рук, и я пустил на лицо дурацкую ухмылку. Ах, какая она молодец, оказывается, наша тварь земноводная, — поймала ведь меня как пацана!

Сквозь помутневший мир (мышцы глаз тоже перестали слушаться приказов мозга), приблизилась тумбообразная фигура, поставила передо мной чашку.

— Пей, — приказала Амбридж совсем другим голосом, без сюсюкания и жеманства. Теперь это был голос холодной расчётливой стервы — такой, какой она и была в действительности.

Руки заторможено взяли чашку, поднесли к губам. Я втянул воздух, почувствовал запах чая с какой-то добавкой. Ну почему Криви так хреново учил Зельеварение?! Я даже понять не могу, чем меня травить собрались!

— Пей, Криви! — в голосе волшебницы послышалось нетерпение. Я продолжил тупо смотреть в чашку. — Пей!

— Не буду, — буркнул я непослушными губами. — Не люблю «Эрл грей».

— Да кого это интересует, Мерлин?! — разозлилась вечно сладкая Амбридж. — Пей эту дрянь, маленький ублюдок!

— Сама пей, коза старая.

Тётка задохнулась от ярости. Мои глаза успели приспособиться к новому положению, так что мир опять набрал резкость, красок, и трансформацию жеманной суки в красную от бешенства дрянь я смог увидеть в самом лучшем качестве.

Несколько мгновений волшебница хватала воздух раззявленной пастью, став удивительно похожей на жабу-переростка, которая подавилась каким-то жуком, потом мерзко ухмыльнулась, явно овладев эмоциями, и махнула волшебной палочкой:

— Империо! Встань!

Я неловко поднялся, вытаращился на неё и покачнулся. Жаба бросилась ко мне, замахнулась, и врезала по физиономии. Но так как я всё время покачивался из стороны в сторону, её ладонь просвистела мимо носа, да так резво, что саму Амбридж развернуло вокруг оси. Волшебница взвыла от ярости тоненьким голоском, и это было бы смешно, если бы не дикое бешенство на её физиономии. Она подпрыгнула на месте, словно клоун из старого цирка, завертела головой в поисках чего-то, махнула палочкой, и когда рядом хлопнулся её стул, выдернутый из-за стола, взобралась на него, как на трибуну.

— Подойди ко мне, я тебя ударю!!

Неловко шаркая деревянными ногами, я подошёл к жрице. Та опять размахнулась, и врезала мне по лицу. Я снова покачнулся, но часть удара пришлась в скулу, так что меня наконец-то бросило на соседний стол, с которого кружева не убрали. Я ухватился за накидку, рухнул вместе с ней на пол под треск рвущейся ткани.

— Встать! — рявкнула Амбридж. — Иди ко мне!

Я поднялся, и с накидкой в руке приблизился к радостной Жабе. Та порозовела от предвкушения, глаза её блестели, ноздри расширились, и выглядела она сейчас, как натуральная Мистресс, только кожи и латекса не хватало. Амбридж ещё раз замахнулась, но в этот раз я перехватил её руку, взял на болевой и сдёрнул с импровизированной трибуны. Ведьма взвизгнула от боли и неожиданности, вывернула шею, чтобы посмотреть мне в лицо, и заткнулась, когда встретила мой бешеный взгляд.

— Сюрприз, — протянул я насмешливо. — А ты думала, что завесишь рунными стежками комнату, и скроешься от замка, дурочка?

— Ты... кто ты?!

— Нехорошо быть такой самонадеянной! — пропищал я тоненьким голоском. — Тех, кто дерзит, мы наказываем! Мы им делаем ата-та!

Я толкнул тётку к столу, по дороге вывернул палочку из её толстых коротких пальцев — волшебная палочка оказалась под стать её сарделькам, чуть длиннее карандаша.

— Женщина, контракт требует его исполнения! Ты знаешь, что тебя ждёт?!

Амбридж отшатнулась, когда я перекосил рожу, свёл глаза к переносице, вытолкнул к ней раскрытую ладонь. Поток магической силы, который хлынул в меня сразу после того, как удалось разорвать контур рунной блокировки, что изолировал комнату от внешнего воздействия, позволил прямо перед лицом ошалевшей ведьмы создать пузырь голограммы, в котором я пустил кадры из учебника пластической хирургии. Но картинки её не слишком напугали, поэтому я, напрягшись, изменил их на куски из «Человеческой сороконожки». Амбридж отшатнулась, по её напуганному лицу поползли крупные капли пота.

— Цимисхи?! Изверги??! — пропищала она срывающимся голосом. — Но Камарилья...

— В корзину захотела, с-сука?!! — рявкнул я. — По Тремере соскучилась?!

В носу запекло, под ноги закапала кровь. Ну нет, вот только этого мне не хватало! На последнем издыхании я скатал усилием воли эту лужицу в шарик, поднял его и впитал в мантию. Всё, я выдохся!

Я покачнулся от слабости, поднял глаза на белую от ужаса Амбридж.

— Мэм, простите, я что — ударился о стол?

Та, не сводя с меня взгляда, осторожно подняла палочку, всё это время сиротливо лежавшую на полу, выдавила слащавую улыбку:

— Да, мистер Криви, вы ненадолго потеряли сознание. Это бывает, когда ученик слишком мало отдыхает. На сегодня мы закончили, можете идти.

— Доброй ночи, мисс Амбридж, простите за беспокойство.

— Идите уже, мистер Криви!

Я побрёл к дверям, стараясь максимально твердо и уверенно ставить ноги, а когда взялся за ручку, Жаба меня окликнула:

— Мистер Криви, завтра на отработку в это же время!

— Да, мэм.

Ничего, подруга, завтра я буду подготовлен, ты меня так, как сегодня, не поймаешь!

— У мистера Филча! Я с ним поговорю на завтраке о вашем наказании.

— Как скажете, мэм.

Когда дверь в кабинет захлопнулась за моей спиной, я смог пройти по коридору только метров пятнадцать — до ближайшего подоконника. Там я хлопнулся на холодный камень, откинулся на стену и сделал длинный выдох. Да, вот это я попался...

Тётка применила в своём кабинете хитрое волшебство, про которое мне раньше и слышать не доводилось. Полная блокировка магии замка — практически на сто процентов! Как вошёл в её логово, так сразу и ударило по всем чувствам, показалось даже, будто я сейчас просто задохнусь. Сил не показать это хватило, а вот что-либо сделать — уже нет.

Пришлось импровизировать, играть дурачка, потому что как увидел перо, которым Поттера в каноне мучили, так сразу понял, что жрицу интересует моя кровь. Не знаю, зачем: то ли для оплодотворения каких-то волшебных дурочек, то ли для экспериментов запрещённых, то ли для создания «ключа» под меня по всем правилам симпатической магии. Ясно было только, что кровь давать ни в коем случае нельзя, потому что это мне жутким боком выйдет.

Я-то к обычным издевательствам готовился, а тут, образно говоря, вдруг полиэтиленовый пакет на голову надели, да вокруг горла затянули потуже! Хорошо ещё, кружева эти странные внимание сразу привлекли, а как Жаба не дала мне их потрогать, так сразу начал подозревать, что с ними какая-то хрень связана...

— Здравствуй, Колин, — знакомый голос заставил меня поднять голову. Я увидел безмятежный взгляд известной всем блондинки, улыбнулся в ответ:

— И тебе привет, Луна. Вижу, мозгошмыги обувь вернули?

— Это эльфы, — радостно ответила девушка, — теперь они пропавшие вещи сразу находят! Правда, не все из них возвращаются в хорошем состоянии, но всё равно, мне теперь уже не холодно.

Я закряхтел, с трудом сполз с подоконника, потёрся о стену лопатками, чтобы хоть немного разогнать кровь.

— Отлично. А куда ты идёшь?

— Гуляю.

— Давай тогда погуляем куда-нибудь подальше от кабинета миссис Амбридж. Я с отработок возвращаюсь.

По лицу Лавгуд пробежала тень:

— Она плохой человек, Колин. Лучше ей не попадаться, и не позволять собирать кровь. Меня папа об этом предупредил.

— Уже понял. Идём?

Мы двинулись по коридору, и Луна тут же подстроилась к моей ковыляющей походке.

— У тебя истощение? — склонила она по-птичьи голову, разглядывая меня сбоку. — Амбридж что-то с тобой сделала?

— К счастью, нет, это я с ней делал. Очень утомительная особа эта тётка.

— Да, ты прав...

Постепенно я пришёл в себя, и двинулся энергичней. Мне очень хотелось подальше убраться от ведьмы с грязными котятами и рунными кружевами, потому что встреча эта мне очень дорого обошлась. Осталось одно только желание завалиться в постель да выспаться, потому что слабость в теле ощущалась изрядная после всех фокусов, которыми пришлось удивлять Жабу.

Когда мы добрались до Большого зала, я почувствовал себя уже почти хорошо. Не знаю, общение ли с нашей романтичной блондинкой так подействовало, или прогулка по подземельям, но тошнота прошла, а голова плыть перестала. У столов наши пути разошлись — Луна присела поболтать к подруге, а я отправился в башню.

Гостиная Гриффиндора встретила меня привычным шумом — народ говорил одновременно каждый о своём, и главной задачей было не выслушать собеседника, а перекричать его. Я увидал знакомую копну коричневых волос над спинкой кресла, рядом с рыжей макушкой и чёрной. Подходить к Золотому Трио я не стал, улыбнулся знакомым лицам, и отправился на боковую. Спальня была ещё пуста, так что мне удалось избежать ненужных разговоров, осталось только переодеться в пижаму, накинуть «Полог тишины» на балдахин, чтобы соседи не мешали, когда вернутся, и нырнуть в холодную постель.

Обычно постель согревали перед сном школьные эльфы — традиционный английский способ заранее класть под одеяло бутылки с кипятком, чтобы не было так неприятно забираться в холодную кровать, добрался и до волшебников, однако я сегодня отправился на боковую значительно раньше, чем обычно, так что простыни были холодными. Но когда это волновало настоящего англичанина? Я закутался в одеяло с головой, надышал тёплого воздуха, и оправился в объятия Морфея.

Зато утром я проснулся раньше всех. Народ тихо посапывал в кроватках, когда я шлёпал по холодному полу в душ, и мне оставалось только благодарить бога за то, что он вселил меня в Криви, а не Поттера, к примеру, потому что храпун Ронни довёл бы меня до убийства очень быстро. А так у нас здесь своя атмосфера, и никто не храпит. Боже, какое это счастье!

То, что я поднялся чересчур рано, стало понятно только в гостиной, где меня встретила удивительная тишина. В камине дотлевали вчерашние угли, посапывали портреты на стенах, и царила абсолютная пустота, как будто из большого и шумного факультета остался один только я. Странное ощущение, словно в фильм про зомби-апокалипсис попал. Даже наша любительница встать пораньше, чтобы «почитать что-нибудь лёгкое перед уроками» досматривала последний сон, и её утреннее место перед камином пустовало. Раз так, мне остаётся только отправиться на тренировку, потому как за последние дни я вот прямо ни за холодную воду не брался. А для того, чтобы ещё раз активировать эльфийский артефакт, надо подготовиться заранее, потому что иначе зельев не напасёшься побои лечить.

Тем более, что нам известную мудрость про здоровое тело и здоровый дух повторяли довольно часто в Хогвартсе. Конечно, никто школьников не заставлял преодолевать какую-нибудь полосу магических препятствий, но преподаватели не уставали напоминать, что сидеть в четырёх стенах вредно не только для физического здоровья, но и для магического ядра, потому что формирование тела ещё не закончилось, и магические каналы, а точнее, их пропускная способность, могут меняться. Потом, когда волшебник сформируется как взрослая личность, магия помогает ему держаться в норме, потому что обычная реальность и магическая работают, словно два колеса на одной оси. Но это потом, а сейчас приходится о своих будущих возможностях заботиться самому. Или надеяться на семейные артефакты.

Так что я выскользнул из дормитория, и отправился по уже известному адресу, который мне показала Гермиона. В том коридоре осталось множество дел, которые надо было бы закончить. Но сначала тренировка!

В большом лекционном зале, светлом, просторном и уже тёплом, я соорудил из остатков мебели привычный манекен, несколько матов, и от души порезвился, как в старые добрые времена. Никто не смотрит, не комментирует, не лезет с советами, а тело молодое и гибкое — совсем как когда-то. Только реакции до ловкости не хватает пока ещё, но это дело времени.

Серьгу из уха я вытащил, чтобы силы не тянула, разделся до трусов, и дал жару. Сначала разминка до пота, затем чуток плиометрии, потому что гантели соорудить забыл, потом акробатика с растяжкой, и тай чи напоследок, вместо заминки, чтобы в спокойный режим вернуться.

И вот тут я, что называется, обалдел — уже с первых движений, с «поймать птицу», пошла сквозь тело волна силы.Она буквально пёрла сквозь меня как поток, насыщая душу радостью, и тело двигалось в её ритме, подчиняясь её изменениям, а не так, как решила голова. Вместо избавления от эмоций и внутренней тишины я чувствовал совершенно противоположное — бодрость, радость, счастье наслаждением каждого мгновения жизни. А когда все дань-тяни слились в один огромный сгусток энергии, который заполнил меня до самой макушки, так, что от избытка Чи запекло в точках входа-выхода, я выбросил её из себя прямо в стену.

Бабахнуло так, словно здесь взорвалась настоящая бомба. Помещение затянуло пылью, я захлебнулся мучительным кашлем, но тут вдруг мощный порыв ветра сдул весь мусор прямо в пробоину, возникшую в стене, и я обернулся. В дверях стояла Гермиона с палочкой наперевес.

С первого же взгляда моя красавица узнала виновника этой катавасии, и на её лице гнев смешался с растерянностью. Ну да — собралась устроить нагоняй очередным химикам-любителям, которые с зельями балуются в нелегальной лаборатории, а тут прямо «дрэгон болл» во всей анимешной красе. В спину тянуло холодом из дыры, поэтому я только попросил:

— Подожди чуток, хорошо?

Потом я развернулся к выбоине, сквозь которую хмуро разглядывало нас серое шотландское небо, развёл руки пошире, повёл ладонями, вытягивая нити-связи окружающего нас Артефакта и увязывая их по-новой в магический узел. Вдох, вы-ы-дох... Вдо-ох, вы-ы-до-о-ох... Замок толкнулся в меня по-кошачьи, обиженно муркнул, да так, что все клеточки тела задрожали в такт этой вибрации, влил недостающую мощь. Мир стал резким до слёз в глазах, и когда веки захлопнулись, чтобы защитить глаза от нестерпимой боли, в окружившей меня темноте медленно проявились контрольные узлы магических плетений, которые не давали вываливаться из обычной реальности магическому компоненту.

Я потянул прозрачное эхо рунных цепочек, аккуратно соединил разрывы, закрепил своим Желанием-Намерением, и поставил точку своей кровью, закрепив совершённое ихором волшебника.

Ноги подкосились, я хлопнулся на задницу, Гермиона бросилась на помощь:

— Колин, что ты сделал?! Колин??!

— Подожди... — я выкашлял застрявший в горле ком, сплюнул сгусток крови, просипел: — наколдуй на меня Агуаменти, пожалуйста...

Гермиона заткнулась на полуслове, сосредоточенно нахмурилась, махнула палочкой:

— Агуаменти!

Вода ударила в лицо, смыла пот и пыль, взбодрила так, что усталость от магического истощения забилась куда-то далеко в митохондрии. Наконец я выставил руку, защищаясь от потока, фыркнул:

— Хватит!

Потом вытерся мантией, — удобная, оказывается, штука для этих целей, почти как пляжное полотенце, — и натягивая одежду, повернулся к нашей строгой старосте:

— Спасибо, Гермиона, ты мне очень помогла!

Она какое-то время боролась с отчаянным желанием выдать гневную тираду в привычном для себя стиле, однако здравый смысл победил. Она устало вздохнула, присела рядом на импровизированный табурет:

— Что это было, Колин?

— Классический пример магического передоза, Гермиона. Я думал погонять тай чи немного, чтобы размяться, а меня шарахнуло силой так, что чуть крышу не снесло. Пришлось исправлять вред, причинённый замку.

Она растёрла лицо, ожесточённо тряхнула шевелюрой, с чем-то не соглашаясь, посмотрела решительно мне в глаза:

— Колин, ты только что проделал дыру в стене древнего замка, а потом сам же её заделал! Без волшебной палочки! При такой концентрации магической энергии школьника должно разорвать на куски! Это работа силой на уровне самого Бецалеля! Или даже Альберта Великого! Обычный человек на это неспособен!

Я долго смотрел её в глаза, и когда увидел, что она на грани срыва, выдавил:

— А с чего ты взяла, что я обычный?

Девушка задохнулась от неожиданности, а я воспользовался моментом, чтобы встать.

— Ещё раз спасибо за помощь, Гермиона!

Уходил я из класса не торопясь, однако стоило двери закрыться за спиной, как я со всех ног пустился бежать, пока моя красавица не окликнула — врать ей не хочу, а правду о себе сам ещё не знаю. Что мне ей говорить?

Поэтому я метнулся молнией в спальню, ухватил школьную сумку, и бросился подальше вниз из башни. Я успел — голос Гермионы послышался, уже когда я спустился на пятый этаж. Пока она переговаривалась с кем-то далеко над головой, я бесшумно скользнул в параллельный коридор, из которого можно перейти в соседнюю башню, чтобы зайти в Большой зал через другие двери.

Пока я добирался до первого этажа, успел по дороге успокоиться — ну что такого случилось, в самом деле? Мои возможности она видела и раньше, так что удивляться не должна. Тут другое интересно — чего я так разнервничался рядом с ней? Что заставило меня бежать, словно нашкодивший подросток?

А потом меня обдало жаром, холодом и ужасом одновременно — я до сих пор шёл без серьги в ухе!

Первой реакцией было кинуться бежать, куда глаза глядят, второй — лихорадочно оглянуться, чтобы проверить, не заметил ли кто-нибудь чужого мужика в гриффиндорской мантии? Однако мощнейшим усилием воли мне удалось сдержать первые порывы, и заставить себя абсолютно спокойно (СПОКОЙНО, Я СКАЗАЛ!) свернуть в первую попавшуюся дверь. Это оказался проход между коридорами, к счастью пустой, так что возле логова барсуков я вынырнул уже в своём подростковом обличье.

Кивнул заспанным физиономиям, которые показались знакомыми, двинулся на утреннюю раздачу еды в толпе медленно просыпающейся детворы. Как обычно, в этой группе ещё не оживших зомби сияло незамутнённой радостью бытия несколько «жаворонков», которые энергично двигались навстречу новому дню, а остальная масса страдальцев брела на завтрак только потому, что если не успеть, до обеда останется только слушать, как бурчит пустой желудок.

— Ты как всегда сияешь, Колин? — хмуро буркнул парень, имя которого я не вспомнил даже после того, как пожал ему руку. — По утрам я тебя ненавижу.

— Завидуй молча, — ухмыльнулся я в ответ, — или ложись спать пораньше.

— Да если бы это было возможно, — вздохнул он. — Пока негативы обработаешь, пока фото проявишь, пока фотки отглянцуешь... Кстати, а чего ты без своего вечного аппарата?

— Тут столько дел на голове, — отмахнулся я, — пока не до фоток.

— Слышал про Джонсона, — кивнул брат-фотограф и душераздирающе зевнул. — У нас даже спорят, когда он тебя достанет.

— Правда? — я споткнулся от неожиданности. — А вы ещё с воронами не говорили?

— О чём?

— Обо мне, конечно. Узнаете кое-что новое. И к слизнякам загляньте, им тоже есть о чём рассказать.

— О-о! — восхитился собеседник. — Да ты крутеешь на глазах!

— А то! Выше нас только Хогвартс, круче нас только яйца! Дракона, конечно.

Он засмеялся, к нему присоединились другие барсуки, слышавшие нашу болтовню, и в зал мы вошли смеющейся компанией молодых парней и девушек — просто хоть картину с нас рисуй про межфакультетскую дружбу.

— Колин, не забудь! — окликнул меня товарищ по увлечениям, когда я двинул к своему столу. — Ты обещал пейзажи свои показать! Принесёшь?

— Обязательно! Как с отработками расплююсь, так сразу и договоримся. Лады?

— Хорошо.

За моим столом успело собраться к этому времени немало народу. Свободных мест всё ещё хватало, потому что многие старшекурсники пренебрегали завтраком, заполняя пустоту в желудке, когда тот заурчит тоскливо, каким-нибудь бутербродом со вчерашнего ужина. Я окинул взглядом сидящих, Золотого Трио не заметил, и втиснулся между высокими ребятами, чтобы не светить макушкой, если вдруг Гермиона появится, и захочет со мной серьёзно поговорить. Чтобы не искушать судьбу, пришлось торопливо закинуться яичницей с бараньими колбасками и фасолью, и быстро топать на улицу.

Первой сегодня стояла Гербология, так что переедать не стоило — вдруг придётся что-то тяжёлое таскать, перекатывать или выкапывать? Волшебные растения тем и отличаются, что на магию реагируют намного острее, чем обычные. К примеру, огурец Экхарта взрывается, когда возле него колдуют, потому что семенам надо пройти сквозь высокую концентрацию магического поля, а то не прорастут. Поэтому наши теплицы закрыты для обычных посетителей — чтобы привычным маханием палочки не напартачили вдруг чего.

Своими глубокомысленными рассуждениями на полный желудок я всё-таки накаркал! Как только мы вошли в душное тепло пятой теплицы (субтропики и тропики), как нас радостно поприветствовала профессор Спраут, у которой мантия буквально искрилась от защитных заклинаний и рунных цепочек в ткани.

— Так, друзья, — улыбнулась она, — одеваемся быстро, и собираемся у тамбура в шестую теплицу. Сегодня у нас огурцы Экхарта! Они уже созрели, и нуждаются в вашей магии!

Народ недовольно забурчал, (слова преподавательницы означали два часа в неудобной одежде и с «воздушным пузырём»на голове), но послушно выстроился в очередь за защитными мантиями.

Сегодня нас соединили со слизнями, но без своего главного придурка они теряли большую часть снобизма и высокомерия, становясь практически нормальными школьниками. Конечно, привычные гримасы проскальзывали на детских физиономиях, но для такого жёстко структурированного общества, каким является Британия, это нормально. Странно было бы, если бы было иначе.

Мне досталась мантия умеренной потрёпанности, на которой лишь в нескольких местах проблёскивали сквозь заговоренную ткань серебряные нити, которыми вышивались руны. Я влез в бэушную хламиду, затянул нужные шнурки и верёвочки, поправил шейный горжет, который не давал присосаться к моей артерии какой-нибудь хищной лиане, вроде тех, что Ливингстона высосали (реального, имеется в виду, исследователя, а не сквиба, который в обычном мире известен), пристроился за соседом по спальне, который успел принарядиться в школьное барахло раньше меня.

Преподавательница окинула нашу толпу внимательным взглядом, одним движением волшебной палочки открыла тамбур в следующую теплицу, где поддерживались условия высокомагических джунглей, тех самых, что классик называл «зелёный ад». Перед входом стояла пара выпускников-пуффендуйцев, официальных подмастерьев нашей профессорши, которые набрасывали на каждого «воздушный пузырь» в тропическом исполнении. Это тот самый, когда ты не только дышать можешь спокойно в условиях высокой концентрации углекислого газа, но и всякая летающе-скачущая дрянь не может присосаться к твоему потному лицу.

Каждый из подмастерьев был наследником одного из семейств, связанных с выращиванием растительного сырья для магов, и каждый был официально заявлен в Гильдии. Без этих помощников миссис Спраут просто физически не смогла бы вести учебную программу, одновременно занимаясь теплицами. К сожалению, магические травки забирают слишком много сил и времени, поэтому Гербология считается одним из самых утомительных предметов в Хогвартсе.

Кроме «пузырей», подмастерья обновляли на выданной одежде «ледянку», — специальное заклинание, которое не даёт зацепиться за одежду всякой инородной фигне: слизи, спорам, семенам и прочим хватучим корешкам. Тропики — место, где жизнь кипит ключом, а в магических тропиках это бурление особенно опасно, поэтому школьники стараются выходить из оранжереи чистыми, чтобы потом не вычёсывать до вечера пыльцу Райского яблока из волос, или не отмывать слизь тех же огурцов, к примеру.

После всех необходимых процедур в оранжерею мы вошли почти как космонавты на Луну — в защитной одежде, с «пузырями» на головах. Защитные робы, утянувшиеся под конкретное тело, с перехватами на локтях, запястьях, коленях, делали нас похожими на астронавтов, как их представляли фантасты пятидесятых годов. Лучше всего при этом выглядели девочки, потому что после вечных бесформенных мантий, которые приходится носить с утра до вечера, очертания их фигурок буквально притягивали глаза парней.

Наши «пузыри» нужны были не только для того, чтобы не терять сознание в душной парилке оранжереи, но ещё и частично гасили запахи: всю ту вонь, что характерна для джунглей. Гниющие ветки, листья, полуразложившиеся ветки, и смрад лесных животных, тушками которых приходится подкармливать некоторые особо экзотические экземпляры.

Больше всего этой дряни было в последней оранжерее, той, что открывается лишь по приказу Спраут. Там и Анчар благоденствует на радость зельевару, и «людоедская ива», и разные плотоядные орхидеи, у которых надо собирать содержимое цветочных чашечек. Именно для этой оранжереи кентавры доставляют трупы лисичек и зайчиков, потом медленно гниющих под корнями магических растений. И это ещё один повод для детворы не любить кентавров и подальше от них держаться.

Сами огурцы Экхарта росли на высоких шпалерах сродни виноградным, и если бы не плотные кожистые листья да гибкие стебли, их действительно можно было бы принять за виноград. Но стоило только шагнуть в такой проход между высоких зелёных стен да увидеть длинные зелёные огурчики, точь-в-точь как магазинные, и всякое подобие исчезало. Нас разбили по парам, определили участки, и махнули рукой, дескать, начинайте.

Подготовка огурцов к сбору — занятие скучное и утомительное. Надо буквально через каждые несколько метров, двигаясь по выделенному ряду, наколдовывать что-нибудь магозатратное — иллюзию какую, или из трансформации чего. Сами плоды никому не нужны, надо только, чтобы растение разбросало семена, потому что именно после этого ровно две недели сок из стеблей приобретает особую зельеварскую ценность. Этот сок применяют как основу для огромного количества лекарственных декоктов, отваров, настоек и притирок, потому что он прекрасно связывает между собой самые контрастные материалы, усиливая их действие, и смягчая противоречия. Нужная вещь, одним словом, практически «главный зельеварский уравнитель».

И вот, неуклюжие в школьной защитной робе, с блестящим шаром «пузыря» на голове, словно астронавты в древних американских фильмах, школьники Гриффиндора и Слизерина брели сквозь зелёную гущу, разряжаясь в пространство то ярким образом, то каким-нибудь взрывом.

Мы с Дэном тоже двинулись к далёкому концу скучного пути. Сначала колдовал мой приятель, и слизь до нас долетала умеренно, только отдельными каплями, которые тут же стекали по зачарованной робе. Каждое новое заклинание взрывало перед нами десятой-другой созревших овощей, их содержимое стекало на землю, зелёными соплями висело на листьях и стеблях. Практически сразу вслед за этим появлялось облако мошкары, которая бросалась на халявное угощение, за ней из тайных укрытий вылазили пауки-волки, палочники Брауни и прочие жужелицы, а мы уходили вперёд ещё на десяток шагов, оставляя за спиной шелест крыльев и хруст хитиновых оболочек. Потом сосед устал, и пришла моя очередь...

К этому времени я успел немножко озвереть от понимания того, что нами совершенно беспардонно пользуются как бесплатной рабочей силой. Нет, я понимаю, что детям надо раскачивать свой магический потенциал, и чем больше ребёнок упражняется, тем лучшим магом станет. Но хотя бы копеечку заплатить вот за эту нудную хрень не судьба? Или плюшку какую дать в виде внепланового посещения Хогсмида? Ой, да хоть вкусненьким чем покормить детвору после такого истощения, а то опять дадут тыквенный сок да ирландское рагу! Я не говорю против еды, нас прекрасно кормят в школе, но ведь можно было бы что-то придумать, чтобы дети радостно ждали этот урок, дни считали до того, как в огуречные ряды войдут? Тортик какой для работавших, флакончик полезного зелья из тех, что подешевле? Нет, и так сойдёт? Бесит!..

В общем, я махнул палочкой, бурля недовольством, и перед нами на рыхлой унавоженной земле возник белый кролик. Он двинул ушами, осознал, куда попал, и бросился от нас во всю прыть. Почти сразу же земля перед ним раскрылась чёрной пастью, кролик ухнул в провал, земля тут же вернула первозданный вид, и через пару секунд выбросила на поверхность обглоданные косточки. Те полежали немного, и начали испаряться сизым туманом. Огуречные лианы радостно зашелестели, словно аплодируя за выступление, взорвались сразу на множестве растений, забрызгав растительной дрянью путь перед нами метров на десять.

— Гадость какая, — скривился напарник, осторожно ступая по лужам разлившейся слизи. — Но эффективно, не спорю. А ещё что-нибудь?

— Попробую ещё дальше...

Я сосредоточился на «скатертью дорога», махнул палочкой, слабо представляя, чего на самом деле хочу. Я хочу, чтобы это всё побыстрее закончилось, вот!

Несколько мгновений ничего не происходило, а потом прямо из под наших ног развернулась дорога из жёлтого кирпича. Ветер развевал яркие флажки на верстовых столбиках, кое-где путь вздымался мостами над перепаханной землёй, пахнуло корицей и ванилью, заиграла музыка, и почти сразу же побежала по дороге четвёрка известных героев — девочка, больше похожая на фарфоровую куклу, миниатюрное чучело, карликовый лев размером с котёнка и жестяной дровосек, туловищем которому служила банка из-под пива «Асахи».

Там, где они пробегали, начиналось безумие — извивались стебли, разлеталась слизь, густой туман мошкары затягивал дорогу.

— Не, я туда не пойду! — решительно заявил мой сосед. Он попятился, и чуть не упал, когда впереди бухнул негромкий взрыв. — Сам туда двигай, если хочешь!

В глубине зарослей снова бухнуло, растения зашевелились, словно по ним прошла судорога, и наступила тишина, которую прерывало только негромкое жужжание летучей дряни.

— Кажется, всё, — заметил я после того, как прислушался к ощущениям. — Работа закончена.

— Офигеть! — восхитился Дэн. — А как ты себя чувствуешь?

— Вроде бы неплохо... Слабость только небольшая... И да — жрать хочу!

— Тогда пошли на выход? У меня с утра пара бутеров заначена: прям как чувствовал, что подкармливать друга придётся

— Здорово! Тогда я, может, тебя не съем.

Смеясь и подначивая друг друга, мы вышли на центральную тропинку, которая вела далеко в глубину оранжереи, теряясь в зелёном сумраке тропических деревьев. По бокам тянулись длинные ряды огуречных зарослей, в которых страдали фигнёй наши коллеги по несчастью. То и дело там вспыхивали яркие цветы и образы, взрывались шутихи, вырастали призрачные замки и невиданные чудовища. Далеко не все успели углубиться в зелёные стены, кое-кто мучился совсем недалеко от центрального прохода — кто-то оказался слишком слаб магически, а кому-то просто не хотелось работать. Но заляпанными зелёной дрянью были все, и только мы двое на этом фоне выглядели чистюлями.

— Что случилось? — подскочил к нам старшак-барсук, тот самый, что накидывал заклинания у входа. — Поранились? Истощение?

— Нет, всё нормально, — довольно ответил мой напарник. — Просто мы уже закончили.

Старшак нахмурился:

— Профессор Спраут не понимает таких шуток, ребята. Почему вы ушли со своего участка?

— Да серьёзно мы закончили! — обиделся Дэн. — Сам иди проверь!

— А вот и проверю! Идёмте.

Мы двинулись обратно по утоптанной дорожке, но остальные школьники были слишком заняты, чтобы заметить, как два оболтуса-гриффиндорца бродят туда — сюда, вместо того, чтобы заниматься делом. А нет, неправда — один из слизеринцев, мимо которого мы проходили, окликнул:

— Эй, красные, чего слоняетесь — в трёх огурцах заблудились?

— Нет, нас контролёрами назначили, — тут же отозвался Дэн. — Смотрим, чтобы зелёные работали как следует, а не притворялись. Вот как ты, например. Чего здесь торчишь, а не пашешь?

— Лиззи надорвалась, — отмахнулся тот. — Попробовала сотворить анаконду, которую в Бразилии увидала, а сил не хватило.

— На сколько метров вытянула?

— На восемь, потом кровь носом пошла. Взяли технический перерыв, пока она зелья пьёт.

— Вы что, с собой аптечку взяли? — удивился мой напарник. — Зачем?

— Потому что можем, — неприятно ухмыльнулся зелёный, — в отличие от некоторых.

И тут же добавил, когда заметил наши хмурые физиономии и понял, что рискует получить в рог:

— Тех, кто информацию анализировать не умеет. В теплицах всегда бывает нужда в магии, а сейчас время созревания огурца — если бы у тебя кто-то знакомый работал в аптеке, он бы рассказал, что уже неделю стебли огурца падают в цене, потому что пришёл их сезон. А у нас в школе одна из крупнейших плантаций на Острове, значит, вот-вот придётся махать палочкой, чтобы их магией накормить. Поэтому, когда в расписании написано Гербология, каждый из нас в карман суёт пару флакончиков именно на такой случай.

— Да у вас там факультет аналитиков прямо получается...

— Ну, не всем же «Бомбардами» бросаться, кому-то надо и головой думать.

— А по Малфою и не скажешь, — не удержался я.

— За него отец пока думает, — ещё более неприятно ухмыльнулся слизень. — Но про тебя, Криви, он уже выводы сделал.

— Прям сейчас начинать бояться? — ответил я таким же оскалом. — Или чуток подождать можно?

— Рано ещё. Пока мы в школе, замок всех нас в узде держит. Но вот на каникулах я бы почаще оборачивался за спину. Особенно теперь, когда и возвращаться не к кому.

— Ты чего здесь стоишь?! — барсук-подмастерье вынырнул из шпалеров , и тут же начал строить всех. — Уже закончил работу?

— Нет, моя пара отдыхает.

— Вот и будь с ней рядом, пока она снова не отрубилась, как в прошлый раз. Элизабет Беннет, я правильно помню?

— Точно...

— Ну а вы можете идти, на сегодня задание выполнено. Классная работа, Криви, обязательно расскажу профессору. Десять баллов Гриффиндору.

— За что??! — обида на лице слизеринца была такой искренней, что мы с Дэном улыбнулись. — Как «выполнено»??

— Не всем же аналитикой заниматься, кому-то надо и просто работать, — съязвил мой партнёр.

— Он использовал голем, — объяснил старшак расстроенному слизеринцу. — Зарядил его магией под крышку, и отправил вперёд, пока заряд не кончится.

— Но наши тоже так делали — как Лиззи, например!

— У ваших запас слабенький. Вон, после обычных заклятий зельями заливаетесь, а Криви настоящую бомбу пустил в ряды. Я с шефиней поговорю, — может, она тебя к анчару пустит?

— Это вы к МакГонагал обращайтесь, я без её одобрения ничего не делаю.

— То, что тебя приняли в клан, знают все, кому надо, — кивнул барсук. — Разумеется, через её голову никто прыгать не собирается. Ладно, топайте отсюда, хватит меня отвлекать. А ты почему ещё здесь?

Он обернулся к слизеринцу, который увлечённо грел уши нашим разговором. Тот смутился, начал оправдываться, что-то плести про Лиззи, но всё это нам с Дэном было не интересно, и мы двинули освобождаться от неудобной гербологической сбруи.

Пройдя сквозь тамбур, мы уложили защитную одежду на положенное место, развеяли «пузыри», и с облегчением вышли на свежий воздух. Сквозь аромат драконьего навоза пробивался запах осенней листвы, потные лица приятно освежал ветерок с озера.

— Обожаю Гербологию! — с чувством произнёс Дэн. — После неё жизнь кажется такой здоровской! И воздух, и еда, и одежда! И никакого драконьего навоза!

— Абсолютно точно сказано! — поддержал я. — После того, как вонь исчезнет, вся жизнь становится удивительно прекрасной. Никогда бы не подумал, что со словом «волшебный» у меня будет ассоциироваться драконье дерьмо!