Человек, который продал мир (джен)

— Наше племя обитало здесь задолго до того, как сюда пришли двуногие, — очень отчетливо выговаривая согласные, сказал кентавр. — Они несколько лет застраивали остров, но мы не нападали, ждали.

— Чего ждали? — спросил Блейз, сидя в широком, явно сворованном из удобств Тенпенни, кресле, карикатурно смотревшемся в темной пещере.

— Двуногий явился к нам в пещеру за семь лет до своих сородичей. Смело поднялся по тропе, не побоявшись быть убитым, а мы уважаем храбрость и позволили ему быть не заложником, а нашим гостем. Он жил среди нас восемь лет.

— Он научил тебя английскому? — поинтересовался Гарри.

Кентавр склонил голову.

— И что он говорил? Не просто же так он пришел.

— Он сказал, что двуногие хотят возвести храм нашего бога, — произнес Несс, почтенно взглянув на Блейза. — Дабы высказать ему должное уважение.

— И вы поверили? — возмутился Блейз.

— Поверили и доселе верим.

И тут для Гарри встало все на свои места. Вскочив на ноги он пару раз прошелся туда и обратно, что заметно напрягло кентавра, словно ожидающего нападения.

— Поправь меня, если я не прав. Этот человек наложил Магический Купол на остров, который перекрывал все источники магии, стоило кому-либо применить Непростительные заклятия. Это случилось, гости острова оказались в ловушке. А твое племя, подумав, что люди пришли в храм Ареса и начали там орать, паниковать, ругаться, одним словом, высказывать к вашему богу крайнее неуважение, перебило их всех. Точнее тех, кто не успел сбежать на фестралах.

Кентавр, приняв Гарри не иначе как за пророка, снова кивнул.

— Потом вы разворовали «храм», притащили в пещеру всякое барахло, вроде посуды, мебели и разное другое… А волшебные палочки, которые натыканы в горшок, принадлежали убитым вами волшебникам. Верно?

— Мы защищали нашу святыню! — прорычал кентавр и, не сдержавшись, выхватил лук и стрелы.

— Ты хочешь расстроить своего бога? — вскинул брови Блейз.

Кентавр выронил оружие и низко поклонился, моля о прощении.

— А вы слышали о сокровищах, которые двуногие спрятали на острове? — продолжил Блейз, умело справляясь с ролью строгого, но справедливого бога. — Дары, которые двуногие преподнесли храму? Признайся, мой верный подданный, когда вы грабили храм, вы же наткнулись на сокровищницу?

— Мы не взяли ни монеты, — заверил кентавр, боясь даже взглянуть «богу» в глаза.

— Ладно, ступай.

— Блейз, вообще-то это их пещера, — напомнил Гарри.

Но кентавр поклонился и послушно оставил их одних.

Блейз, откинувшись на спинку кресла, тяжело вздохнул. Дождавшись, пока Несс исчезнет в темноте, Гарри снова присел на камень и произнес:

— Значит, они думают, что золото Тенпенни — твои дары. Представляешь, что они сделают с наемниками, если узнают, что те ищут именно их?

— Кажется, они уже знают.

— Тем более. Но, хоть убей, не понимаю, почему они считают тебя богом. Ладно, это можно списать на то, что они дикие и ты им понравился. Но мистер Джулиус наплел им про бога первый. А затем, тридцать лет спустя, Тенпенни настаивал, чтоб ты отправился со мной, выходит, он знал, что кентавры воспримут тебя как своего покровителя, а значит, оставят нас в живых, — горячо сказал Гарри.

— Но почему именно меня? — задал Блейз очень даже верный вопрос. — На момент застройки «Земли Каллисто» мне было четырнадцать. Тенпенни, во-первых, меня не знал, а во-вторых, даже если бы и знал, не мог даже предположить, что в возрасте за сорок я буду точной копией бога кентавров.

— Лартен Джулиус мог знать, — пояснил Гарри. — Скорпиус говорил, что он просматривает будущее, как открытую книгу. Может, увидел наше будущее сотрудничество.

У Блейза было такое выражение лица, словно он, как те кентавры, ни слова не понимал, что ему говорят. Обхватив голову руками, он крепко задумался.

— Он не мог заглянуть в будущее на тридцать лет вперед.

— А если мог? — предположил Гарри. — Тогда это все объясняет. Насколько я знаю, Арес — бог кровопролитной войны в древнегреческой мифологии, отличался вероломством и хитростью. Вполне на тебя похоже. Хотя, тут Лартен прогадал. Тебе бы больше подошел Дионис, бог виноделия и безудержного пьянства.

— Я сейчас прикажу тебя казнить, — хмуро отозвался Блейз. — И они это сделают. А я буду смотреть со стороны и гоготать. Так сказать, окропим священные владения Ареса кровью наглого аврора.

Гарри тихонько рассмеялся.

— По крайней мере, мы знаем, что сокровищница действительно там, где отель и все остальные застройки, — сказал Блейз уже более спокойным голосом. — Можно двигать и перехватить наемников там.

— Опасно, — запротестовал Гарри. — Уйди мы сейчас, когда кентавр выдал нам все, они поймут, что это подстава. И перестреляют нас.

— И что делать?

— Ждать. Хотя бы день, там придумаем байку про то, что, мол, Его Божественное Величество хочет чахнуть над златом и срочно соблаговолил пройти в сокровищницу.

* * *

Скорпиус проснулся от того, что ледяное дыхание невесть откуда взявшегося ветра хлесткой розгой полоснуло по щеке. Резко вскочив и выхватив нож, который сжал до боли в руке, он огляделся, чуя, что опасения наемников сбылись и кентавры спустились вниз тропы Ровены Рейвенкло.

Но это был всего лишь ветер. Наемники спали, сгрудившись друг возле друга, как стая замерзших волчат, а Скорпиус, заснувший поодаль, видимо, развил в себе паранойю настолько, что принял ветер за атаку со стороны либо чужих, либо своих.

Над высокой травой стояла зыбкая утренняя дымка, почти скрывавшая лица спящих наемников и делая их похожими на своеобразные валуны.

— Самое время бежать, — шепнул Скорпиусу очень смутно знакомый голос, перепугав так, что тот едва не воткнул нож в неожиданного бодрствующего советчика.

Тяжело дыша, Скорпиус с трудом остановил руку с ножом в паре сантиметрах от тонкого худощавого тела девчушки, лет пятнадцати, которая, учитывая все возможные и невозможные варианты развития событий, никак не могла оказаться на острове.

— Ты?! — шокировано прорычал Скорпиус, припоминая, где он видел это узкое детское лицо и копну светлых волнистых волос.

— Я, — кивнула Вероника Дэй.

Скорпиус, закрыв глаза на абсурдное явление мертвой сплетницы, обернулся назад, чтоб убедиться, что наемники спят беспробудным сном, взглянул вверх на тропу, мало ли, вдруг кентавры бодрствуют, и, остановившись на том, что гостью кроме него никто не заметил, замахнулся ножом-бабочкой, как добрым мясницким тесаком.

— Сдохни, тупая мелкая мразь! — прорычал он, и хотел было воткнуть нож Веронике прямо в лоб, как крепкая рука, сжав его запястье вверху, остановила повторную, если так, конечно, бывает, смерть некогда убитой студентки из Рейвенкло.

— Ну что ты? — второй голос, мужской и тоже знакомый, прозвучал над ухом. — Не выйдет.

— Ты нормальный? — обиделась Вероника Дэй. — А еще клялся, что не убивал меня.

— Но я не убивал тебя!

— Да кто тебе поверит, сквиб несчастный. Одного взгляда достаточно, чтоб тебя осудить без права на амнистию.

— Ты, сука, знаешь, что не я тебя убил, — парировал Скорпиус, от злости забыв, что его крепко за руку держит другой гость из неоткуда.

— Но на роль убийцы ты подходишь куда больше, — глумилась Вероника. — И вообще, стоишь тут, орешь, ножиком машешь. Ты что, больной?

— Твоими стараниями, да. Что ты на острове делаешь, покойница?

— Мы не на острове, а в твоей голове. Нас не существует, Малфой. Так же как твоего милосердия и адекватности.

Скорпиус вскинул бровь. Вероника Дэй, отойдя на пару шагов назад, склонила голову.

Ей-богу, при жизни она, конечно, была мерзкой, но не такой отвратительной, как после смерти.

— Я твоя совесть, Скорпиус.

— Чтооо? — протянул Скорпиус.

— А я твой разум, — поддакнул тот, кто помешал ему воткнуть нож в лоб сплетницы.

Скорпиус, вспомнив, наконец, про человека сзади, повернул голову и чуть ли не отпрыгнул с перепугу.

— Господи!

— Не угадал, — отпусти его руку, произнес небритый коренастый мужчина, опирающийся на трость.

— Да ты же сдох! — шептал Скорпиус. — Я же тебе кишки выпустил и голову отрезал.

— Вот только не надо ахать и охать, малыш, неужели ты впервые видишь мертвых людей?

Скорпиус, не зная, кто его пугает и кого он не рад видеть больше: Веронику Дэй или уайтчепельского потрошителя, отошел от обоих на добрых пять метров.

— Так вы мои кокаиновые глюки, — протянул он. — Но я давно не нюхал.

— Кому ты врешь? — захохотал потрошитель. — Итак, как твой разум, который, между прочим, внимательно следит за твоими последними действиями, заявляю, что если тебе дорога твоя потасканная шкура, ты обязан их всех убить.

— Как твоя совесть, советую этого не делать, потому как на тебе и так слишком много покойников, — пропела Вероника. — Будешь гнить в Азкабане, как и твой папаша. Может и помрешь там, если повезет. А если нет, дементоры сожрут всю твою радость.

— Посмотри на меня, совесть, — сказал Скорпиус, раскинув руки. — Дементоры будут голодать. Кстати, а почему моя совесть — мертвая дурочка, которую все ненавидели, а разум — мертвый маньяк, который резал проституток?

— Потому что ты опасный психопат, сынок, — понимающе кивнул потрошитель. — Ты такой же как и я. Только больной на голову, я же, слава Богу, совершенно нормальный.

— Я заметил.

— И такой же, как и я, — сказала сплетница. — Знаешь все про всех, и за это тебя рано или поздно убьют.

Скорпиус, в очередной раз взглянув на наемников, повернулся к гостям из страны наркотического опьянения.

— Они нас не слышат?

— Нет, мы в твоей голове.

— Вы оба меня ненавидите, — произнес Скорпиус.

— Сынок, ты мучил меня не один час, а потом отрезал мне голову и проехался с ней в метро, — протянул Эрик Грегсон, задумчиво почесав небритую щеку. — Вряд ли мы станем друзьями.

— А я тебя принципиально не люблю, — улыбнулась Вероника.

— Но вы здесь.

— Потому что ты запутался.

И не поспоришь.

Скорпиус, сунув нож-бабочку за голенище сапога, смело подошел к двум субъектам, в гибели которых, так или иначе, сыграл важную (а в смерти потрошителя — главную) роль.

— Помогите мне выжить на острове, — взмолился он.

Грегсон молча кивнул, ожидая этой просьбы. Опустив ладони Скорпиусу на плечи, он осторожно развернул его в сторону спящих наемников.

— Я бы начал с девки. Шея у нее тонкая, одного разреза хватит. — Но, увидев, что Скорпиус снова потянулся к ножу, покачал головой. — Не так банально, сынок. Сделай это, как ты умеешь.

— Как я умею?

— А как ты убиваешь женщин?

— Я не убивал женщин. Никогда.

Вероника Дэй закрыла лицо рукой.

— Серьезно? — насмехался потрошитель. — А твой разум говорит, что пятерых ты уже похоронил.

Поняв, что имеет в виду покойный убийца, Скорпиус поджал губы.

— Их четверо, — только и сказал он.

— Пятеро, — хмыкнула Вероника.

— Я не спал с тобой, ебанутая сука.

— На четвертом курсе мы случайно поцеловались в библиотеке, этого вполне хватило.

— Пиздец, — только и сказал Скорпиус. — Слышь, разум, хоть ты скажи, какого они все дохнут? Я из-за этого геем стал, мне девок жалко.

Грегсон так оглушительно захохотал, что, будь это все наяву, от смеха проснулись бы и наемники, и кентавры, и жители ближайшего к «Земле Каллисто» населенного пункта.

— Эта очаровательная девчушка была завистью, — протянул потрошитель, указав на Веронику тростью. — Бедная самоубийца с постным лицом — унынием. Сладострастная обезглавленная леди — ну просто олицетворение похоти. Тощая уголовница — гордыней, а милашка Элис, сердце которой я скормил бездомным собакам, — алчная девочка. Ну что, малыш, твой гениальный мозг учуял логическую цепь?

— Смертные грехи?

— Умница.

— Нет, ты серьезно?

— Абсолютно.

— Да бред!

— Но они мрут, — пожал плечами потрошитель. — А знаешь, почему?

Скорпиус покачал головой.

— Потому что ты сумасшедший.

— Спасибо, мне все ясно, — поджав губы, прошипел Малфой.

— А вот эта, с твоего позволения скажу, красавица, — не смолкал разговорившийся потрошитель, потыкав тростью красноволосую наемницу Эфемеру. — Девчушка-гнев. Шестой грешок. Останется всего один. И не надо будет тебе до конца жизни спать с мужиками.

— Фу, — скривилась Вероника. — Он еще и педик. Ничего святого.

Скорпиус задумался. Присел на корточки рядом с наемницей и, аккуратно приподняв ей губу, взглянул на острые треугольные зубы.

— А может лучше ножом, а? — боязливо спросил он. — Я видел, как она этим зубами оленю шею прокусила.

— Можно, но все сразу дружно укажут на убийцу. А так, сделаешь это приятное дело, и все, она сама умрет.

— Вы так спокойно об этом говорите, — нахмурилась Вероника Дэй.

— Совесть, уйди, тебе здесь не рады. Это я тебе как разум говорю.

Удивительно, но Вероника, она же «совесть», послушно развернулась и ушла прочь от тропы, словно превосходно знала дорогу. Когда ее фигурка исчезла во мгле, потрошитель, понимающе вздохнул.

— Тебя скоро отпустит, — произнес он. — Скоро проснешься. Ты главное решись выжить, а там я тебе подскажу.

— И без тебя справлюсь, — буркнул Скорпиус.

— Очень сомневаюсь. Единственное, что у тебя осталось, это твой разум. Отключи меня и не протянешь и часа.

На этой не очень веселой ноте уайтчепельский потрошитель замолчал и зашагал в противоположную от пути, по которому ушла Вероника, сторону. Его голос все еще звучал в голове.

И будет звучать еще очень долго.