Прекрасная смерть (джен)

Мне казалось, что вернуть свою жизнь в привычную колею после такого количества колдовства, чужих смертей и сумасшествия будет тяжело. Если признаться честно, то первый месяц мне жутко не хватало этой рыжей ведьмы и ее маленькой помощницы. И даже шутки Дима по поводу моих страданий от неразделенной любви не раздражали, а вызывали некоторую ностальгию. О любви, конечно, речи идти не могло, но глупо отрицать мои теплые чувства к Эрне, невзирая на ее ужасный характер.

Однако я должен признать, что немка была права. Со временем всякие чувства сходят на нет. Через два месяца я уже почти не думал о ней, лишь изредка вспоминая, когда натыкался в своих вещах на птичью маску чумного доктора. Впрочем, еще я иногда слушаю радиостанцию, где работает Эрна. Правда, я ни разу не натыкался на ее голос, но музыка там отличная. А после началась очередная канитель с сессией, зачетами и университетом, и стало совсем не до скучаний.

Притопывая ногой в такт играющей песне, я сижу на кухне и переписываю конспект для последнего экзамена. Вопрос: что мешала мне делать это в течение семестра? Правильно, то, что я непредусмотрительный ленивый идиот. Вот и мучаюсь уже вторую ночь. Но, к счастью, я уже на финишной прямой.

В дверь стучат. Я вздрагиваю и роняю ручку. Кого еще могло принести так поздно?

Кряхтя, поднимаюсь со стула и открываю. На пороге стоит молодая девушка. В огромных, слегка влажных карих глазах бесконечная грусть. Руки ее мелко дрожат и теребят ремешок сумочки. Я хмурюсь. Я никогда раньше не видел ее в общаге. Тогда как ее могли пустить? Ведь уже очень поздно, второй час ночи. Чем там вахтерша занята?

— Здравствуйте, чем могу помочь? — пытаюсь быть вежливым я. Но девушка только всхлипывает и внезапно кидается мне на шею. Я едва умудряюсь устоять на ногах. Недолго думая, слегка похлопываю ее ладонью по плечу. Ну не умею я утешать людей, не умею.

— Вы должны мне помочь, — поднимает на меня заплаканные глаза девушка. — Мне нужна ваша Колыбельная. Вы ведь один из Арс Фатрум?

Я неуверенно киваю, ненавязчиво пытаясь отодвинуть от себя назойливую дамочку, и осматриваю пути к отступлению. Ох не нравится мне эта ситуация. Девушка судорожно роется в своей сумочке и протягивает мне скомканный лист бумаги.

— Вот, Птица просила вам передать.

Птица? Почему моя размеренная жизнь снова погружается во всю эту сюрреалистичность? Мне, между прочим, еще экзамены сдать надо. Я беру записку из дрожащих рук. На ней размашистым почерком значится «Помоги ей. Я занята. Надеюсь на тебя. Не облажайся. Твоя Э. Ф. “Птица”». Я едва подавил в себе желание скомкать записку и, желательно, швырнуть ее в девушку, которая смотрит на меня щенячьими глазами.

— Все это, конечно, замечательно и все такое, — лепечу я, — но это плохая идея. Я совсем новичок. Да и что мне потом с вами делать? Нет, ну это не серьезно. Вы молодая, красивая, у вас вся жизнь впереди. Не унывайте там.

Я машу рукой и резко разворачиваюсь, давая деру в свою комнату. Но около ее двери замираю и пячусь назад. Судорожно сглатываю. Свысока на меня смотрит Хель, гордо выпрямив спину, не скрывая своего страшного лица, обрамленного волнами медных волос. Я пытаюсь быстро сообразить, какая перспектива хуже: убить молодую девушку или разозлить скандинавскую богиню мертвых.

— Я не смогу, — развожу я руками, глядя в пугающие глаза женщины. — Я не помню текста. И… и у нее, наверняка, все наладится. Зачем же так разбрасываться жизнью? Не-не-не, это глупая затея. Если Эрне надо, то пусть сама таким занимается.

На мою пламенную речь Хель поднимает руку и указывает пальцем в сторону кухни. Я втягиваю голову в плечи.

— Ну не надо, пожалуйста.

Богиня качает головой, продолжая указывать мне направление. Кажется, выбора нет. Я разворачиваюсь и, под пристальный взгляд пугающих глаз, возвращаюсь на кухню. Девушка все также стоит около двери. Только теперь больше выглядит удивленной, чем убитой горем.

— Ладно, я помогу тебе. Наверное.

— Меня зовут Надя. Как мне вас называть?

— Са… Эм, Алекс. Но я помогу тебе с одним условием: ты мне расскажешь, почему решила придти за помощью к культу Арс Фатрум. И я, если что, не собираюсь делать это… здесь, — я обвожу кухню рукой. — А то мне еще два года тут жить.

— Я понимаю, — кивает Надя. — Я уже нашла укромное местечко. А насчет причины… Она может показаться вам весьма абсурдной или даже выдуманной, но я не вру. Мне страшно. Понимаете? Скоро мне сделают операцию. Серьезную. Ампутацию ноги. — Голос девушки надламывается, и она зажимает себе рот рукой. — А у меня никого нет. Только отчим, который постоянно меня избивает, который ненавидит меня. Даже когда я была здоровой, он отправлял меня в реанимацию. А что будет теперь? Я не смогу от него ни сбежать, ни защититься. Я не представляю, что он со мной сделает, не представляю. А еще боль после операции, отсутствие полноценной жизни. Что, если я всю жизнь буду чувствовать, как нестерпимо болит моя удаленная конечность? Как я смогу с этим жить? Поэтому я решила, что лучше уйти безо всяких мучений, без страха, без боли, которыми будет впоследствии наполнена моя жизнь. Я просто хочу уйти спокойно, пока могу.

Девушка замолкает, содрогаясь от рыданий. Я топчусь на месте, не зная, куда себя деть. Ее слова ужасны. Вряд ли тут можно что-то сказать. Понятно, почему Эрна согласилась ей помочь. Ведь рядом с такой жизнью смерть действительно начинает казаться не такой уж и плохой. Но почему с этой болью должен разбираться я?

Надя поднимает голову, размазывая слезы по щекам.

— Вы мне поможете? Пожалуйста. Я заплачу, сколько захотите.

— Помогу, — кое-как произношу я, голос предательски дрожит. — И не надо никаких денег. Только прекрати плакать.

— Хорошо. Тогда пойдемте, я отвезу нас в то место.

Надя, все еще слегка подрагивая, выходит за дверь. Трус во мне все еще хочет развернуться и сбежать. Но, обернувшись, я снова вижу Хель. Видимо, сегодня она присматривает за мной. Что ж, придется смириться.

Когда я выхожу из блока, замечаю, что мир вокруг будто покрылся толстым слоем пыли. Наверное, так действует магия Хель, не дающая заметить посторонним меня и девушку. Спустившись, мы сели в ее машину. Всю дорогу я заметно нервничаю, стучу пальцами по колену. Надя привозит меня к новенькой многоэтажке где-то в центре города.

— Ты здесь живешь? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся около двери в квартиру.

— Нет, — мотает головой девушка, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. — Я специально сняла эту квартиру на одну ночь. Завтра днем или вечером придет хозяйка и найдет меня.

Надя осекается и роняет ключи. Нервничает не меньше меня, бормочет извинения. А я, если бы не близкое присутствие богини мертвых, давно бы уже сбежал в неизвестном направлении. И зачем я только ввязался во все это? Вернуться бы на полгода назад и… О боги, уже полгода?! Я выпадаю из реальности.

— Алекс, вы идете?

— А? Да.

Надя проводит меня в спальню и садится на кровать. Ситуация становится все более неловкой.

— Птица говорила, что это будет совсем не больно, — едва различимо шепчет девушка. — Что это просто красивая песня, Колыбельная, после которой ты больше никогда не чувствуешь боль. Это такое завуалированное название лекарства или наркотика? Вы ведь просто делаете эвтаназию?

— Да, я тоже так думал поначалу, — чешу я затылок, оглядывая комнату в поисках места, чтобы сесть. — Но это действительно просто Колыбельная. — И тише, чтобы не слышала Надя, добавляю: — Надеюсь, я с ней справлюсь.

— Мне страшно.

Я вздрагиваю и смотрю на девушку. Вжала голову в плечи, готова снова вот-вот расплакаться. Плюнув на неловкость, я сажусь рядом с ней на постель.

— Если ты не хочешь, всегда можно отказаться. — Надя быстро отрицательно мотает головой. — Тогда чего ты боишься?

— Что будет больно.

— Не переживай об этом. А как ты вышла на… Птицу?

— Видела объявления по городу. Они раньше были на каждом шагу. Теперь как-то поубавилось. Я срывала эти объявления и спрашивала чуть ли не каждого знакомого о том, кто может их расклеивать. Пока одна женщина мне не рассказала о том, куда надо идти. Так я нашла Птицу. А она отправила меня к вам.

— Ну, раз ты видела объявления, то должна знать, что боли не будет.

— В это так тяжело поверить.

Немного поколебавшись, я глажу девушку по волосам, желая хоть как-то ее успокоить. Интересно, Эрна делает это тоже профессионально-рефлекторно? Надя благодарно смотрит на меня и кладет голову мне на грудь. Я замираю. Это мной не предусматривалось.

— Я верю вам, Алекс. Как бы там ни было, можете начинать. Мне уже куда спокойнее, пока вы рядом. Я рада, что в мои последние минуты со мной будет такой замечательный, добрый человек.

Мне хочется взвыть. Ну как после таких слов я могу ее убить?

«Освободить», — эхом звучит у меня в голове низкий, хриплый голос. Я поднимаю голову. В дверном проеме стоит Хель и мягко улыбается. Я, наконец, не чувствую страха перед ней. Знаю, что она права. Скандинавская богиня начинает выстукивать мелодию пальцами по дверному косяку. Я узнаю этот ритм. Генетическая память просыпается, и в голове одно за другим появляются слова Колыбельной. Я обнимаю Надю крепче за плечи, делаю глубокий вдох и начинаю петь, шепотом, будто боясь спугнуть эту хрупкую девушку, которой досталась такая невыносимая судьба. Надя слегка шевелится, но я еще крепче прижимаю ее к себе. История снова повторяется: ощущение паутины, колокольный звон, привкус гнилых яблок и полыни. Только теперь нет этих ужасающих воспоминаний чужих людей. Ощущения скорей сравнимы с тем, когда мне спела Эрна.

Я опускаю глаза на Надю. Глаза ее закрыты, а на губах застыла счастливая улыбка. Ее сердце безболезненно замедляется. Я бережно глажу девушку по волосам, вытираю со щек размазанную тушь. Неужели она кажется мне такой родной и близкой лишь потому, что я спел ей песню Смерти? Или потому, что убил ее? Пожалуй, что может быть интимней?

Я замолкаю одновременно с пульсом девушки. На лице ее застыли одновременно умиротворение и счастье. Хотелось бы верить, что ее душа действительно обретет покой. Я аккуратно кладу Надю в постель и укрываю одеялом. Следом за чувством выполненного долга начинает охватывать омерзение к себе, чувство вины. Я поскорей ухожу из квартиры, пока окончательно не погряз в этих ощущениях и не сдал себя в полицию.

Свежий ночной воздух несколько отрезвляет. Быстро сориентировавшись, где я нахожусь, пешком отправляюсь обратно в общагу. Как-то я не учел, что, уезжая на чужой машине неизвестно куда, я вряд ли смогу легко вернуться домой. Благо, что необходимый дом находится в центре города, пятнадцать минут езды от общежития. Иначе куковал бы я в незнакомом районе до утра.

Почти полное отсутствие людей на улице не давало как следует отвлечься от невеселых мыслей. Отвращение, конечно, прошло, но чувство вины все еще порядком грызло. Позади меня неслышно шагала Хель.

— Как Эрна умудряется быть равнодушной к такому? — качаю я головой, даже не надеясь на реакцию богини мертвых. Но тяжелый хриплый голос все-таки отзывается в моей голове: «Почему ты думаешь, что она равнодушна? Ей тоже больно каждый раз. Просто эта девочка не может позволить себе убиваться долго над каждым человеком. В отличие от тебя. Цени этот шанс. Боль сохраняет с людях людское».

Я кусаю внутреннюю сторону щеки. В итоге получается, что Эрне просто не позволяют остаться человеком. Поэтому ей приходится быть чудовищем.

— Почему она отправила Надю именно ко мне? Почему не сама? Ну, или кто-нибудь другой из культа? Они же должны быть еще где-то в нашей стране.

«Она была слишком эмоциональной и ранимой. Эрна просто хотела, чтобы этой девочке было комфортно, не страшно. Ты, с твоей добротой, подходишь лучше всего для этого».

Я вздыхаю. Отлично просто. Она что, теперь будет каждый раз отправлять мне на смерть ранимых девочек? А ведь обещала же больше ко мне не лезть. Ну ничего, это мы еще обсудим.

Я распрямил плечи и решительно зашагал домой, полный идей мести.