Прошли экзамены, которыми первокурсников пугали бывалые второкурсники, и которые оказались совсем не такими сложными. По крайней мере, Алекс и Рейн отличились самыми высокими результатами на курсе. Лили была где-то в середине, но ничуть по этому поводу не огорчилась, весело обозвав друзей «занудными ботаниками». Она позаимствовала слово «ботаник» у Алекса, и оно ей ужасно нравилось.
Назревал вопрос — куда должен был отправиться Алекс? Честно говоря, он и сам не знал. После того, как мистер Поттер чуть ли не силой заставил Бигсли отпустить его в Хогвартс, вряд ли те примут его обратно. Или примут? Ведь мистер Поттер забирал его на зимние каникулы.
Лили безаппеляционно заявила, что Алекс поедет к ним, так как ее отец — его официальный магический опекун, и вообще, что делать ему в доме маглов, которые понятия не имеют о том, в какой руке держать волшебную палочку, а на Рождество даже его не поздравили?! Рейн пригласил к себе, но от этого приглашения Алекс вежливо и твердо отказался. Мистер Уизли сошел бы с ума, увидев его на пороге своего дома. Ну, или в камине. Сути это не меняло.
Наверное, все-таки за ним приедет мистер Бигсли.
Мальчик невесело размышлял, что братья Бигсли, наверняка, уже заждались его, чтобы почесать кулаки. Он было понадеялся, что можно немножко поколдовать (самую чуточку, чтобы эти уроды просто испугались и обходили его стороной), но после последнего экзамена семикурсников профессор Люпин собрала свой факультет в Зале Ораторов и грозным голосом предупредила о том, что всем несовершеннолетним волшебникам, особенно из магловских семей, строго запрещается колдовать на каникулах. Министерство регистрирует случаи применения магии школьниками, и после третьего предупреждения можно вылететь из Хогвартса навсегда. Она задержала свой взгляд на приунывшем Алексе и подчеркнула:
— Без права восстановления. Вам понятно, Малфой?
— Чего уж тут непонятного? — сквозь зубы пробормотал Алекс, — она спит и видит, как отчисляет меня из Хогвартса, вычеркивает из школьных списков и вышвыривает на перрон прямо под колеса Хогвартс-Экспресса.
— Не преувеличивай, — прошептал Рейн, — не такая уж она кровожадная.
Алекс только безнадежно покачал головой, уверенный в своей правоте.
Вечером следующего дня все вещи были уложены, и семикурсники четырех факультетов по полной отрывались на своем Выпускном балу, заставляя преподавателей морщиться от созерцания чересчур смелых фасонов мантий и вздрагивать от громогласных ритмов моднейшей в этом сезоне группы «Четыре чародея», отличавшейся общей помятостью внешнего вида и сомнительностью текстов песен. Гриффиндорцы пятикурсники и шестикурсники благодушно уступили младшим Гостиную, вернее, почти в полном составе улизнули в Хогсмид, несмотря на ливший с утра дождь. Четвертый курс, таинственно шушукаясь и перемигиваясь, ближе к вечеру тоже убыл из Гостиной в неизвестном направлении. Так что оставшиеся младшекурсники жарили чесночные колбаски и миндальный зефир в огромном камине, болтали, смеялись и веселились от души.
Алекс, Лили, Рейн и Невилл устроились у самого камина, довольно жмурились от волн тепла, потому что было довольно сыро, и вспоминали прошедшие экзамены. За спиной Алекса, как всегда неслышная и незаметная, притулилась Дафна Лейнстрендж. Невилл не мог прийти в себя от последнего экзамена у профессора Флинта, на котором ему по доставшемуся заданию следовало сварить зелье от бородавок. Что-то, как обычно, он напутал, потом прибавил огня вместо того, чтобы убавить, зелье, конечно же, поспешило взорваться прямо у него под носом, и в результате у Невилла на ногах и руках появились перепонки, и на позеленевшей шее отросли шикарные жабры. Он едва не задохнулся, разучившись нормально дышать, запаниковал. И хотя профессор Флинт немедленно его расколдовал, Невилл еще минут пять только пучил глаза и с ужасом квакал.
— Нев, ты у нас теперь почти анимаг! Тебе обязательно надо зарегистрироваться в Министерстве, они будут в восторге, — с лукавым восхищением воскликнула Лили, — папа говорил, что в последние годы анимагов появляется очень мало. Только я в первый раз слышу про анимага-лягушку. Лягушка — это разрешенное животное для перевоплощения?
За хохотом, шумом и гамом не сразу расслышали, что в окно стучат. Только когда стук превратился в дробный грохот, а витражное стекло едва не разлетелось на кусочки, Рейн торопливо впустил своего капризного, гордого, а теперь еще и ужасно злого и мокрого филина Скайрагада, за которым грациозно влетела большая белая сова. Лили вскочила.
— Хедвига! Что, от папы письмо?
Сова утвердительно ухнула и сама протянула лапку, в то время как Рейн пытался как можно аккуратней высвободить из когтей оскорбленного долгим невниманием филина небольшой сложенный прямоугольник. Лили быстро отвязала большую посылку и яркий сверток со свитком пергамента и нежно почесала Хедвиге клюв. Та довольно заухала и прикрыла янтарные глаза. Когда же Рейн наконец выдрал письмо от Скайрагада, оно представляло собой лишь жалкие обрывки и клочки.
— Вот глупый филин! Дождешься, что я найду способ и все-таки тебя расколдую.
— Он что, заколдован? — удивился Алекс, протягивая Скайрагаду зефир.
— Да. Когда мне было четыре, и мама научила меня читать и писать, папа подарил своего Сычика, чтобы я сам мог отправлять ему письма. Сычик был меньше папиного кулака. Я думал-думал и надумал, что ему, наверное, обидно быть таким маленьким, и его каждый большой филин или сова могут обидеть, и однажды взял мамину палочку и наколдовал ЭТО, — Рейн раздраженно ткнул в Скайрагада, который высокомерно отвернулся и зажмурил глаза, — до сих пор не понимаю, как мне это удалось. Правда, в детстве я все время превращал серебряные ложки бабушки Аполлин в белых мышей, когда не хотел есть желе. Папа шутил, что в Хогвартсе я переплюну профессора МакГонагалл по трансфигурации. Так вот, Сычику очень понравился его новый вид, он возгордился, задрал клюв, и его характер испортился просто до отвращения! Теперь, понимаете ли, с ним надо обращаться как с принцем крови, он даже перестал откликаться на свое имя. Папе было смешно, и он решил оставить Сычика большим. Но мы чуть головы не сломали, пока подбирали новое имя. Мама вычитала из какой-то исторической хроники имя Скайрагад, и только оно понравилось нашему совиному высочеству.
Тем временем Скайрагад склевал еще две зефирины, нервно ухнул и соизволил вальяжно вылететь в распахнутое окно вслед за Хедвигой. Лили кинула посылку Алексу и принялась читать письмо.
— Папа поздравляет нас с хорошим окончанием учебы, хмф, ну это как сказать… это неважно… а это интересно, потом маму расспрошу… О, Алекс, папа пишет, что он известил твоих магловских опекунов о том, что заберет тебя из Хогвартса. Ха, ты все-таки поедешь к нам! Так, а это что? Ух ты! Алекс, как здорово! Я обожаю папулю! Супер!
Лили завизжала от восторга, сорвалась с места и едва не наступила на Невилла, уронившего от неожиданности колбаску прямо в огонь.
— Смотри, читай! Это же… это же просто я не знаю, как классно!
Алекс пробежал глазами по строчке, в которую тыкала Лили:
«Он может считать мой дом своим»
Это и в самом деле было здорово! Еще бы — два с лишним месяца в доме Поттеров, а не Бигсли! Внутри его все забурлило от горячей радости. Он ведь уже настроился на лето с Бигсли, а тут такая новость! Он был потрясен, ошеломлен, одна мысль о том, что Ричард, Роберт, тетя Корделия и мистер Бигсли лишились его общества, заставляла его сердце петь от радости. Он уже не мог представить, как бы он провел все лето в доме, в котором не было и намека на волшебство, с людьми, для которых слово «магия» означало глупое телешоу! Ему казалось, что волшебная палочка стала едва ли не продолжением его руки, а колдовать было таким же естественным как дышать, есть, спать. Фраза мистера Поттера была нежданной и очень великодушной, но он не мог понять восторг Лили. Не добившись от нее ничего внятного, едва не оглохнув от радостных воплей, он обратился с вопросом к Рейну.
— Это означает, что дядя Гарри фактически принял тебя в число членов своей семьи. В волшебном мире это многое значит, потому что наши дома надежно защищены, и нельзя просто прийти и постучаться в двери. Даже через каминную сеть не так-то просто переправиться, если ты чужой человек, пусть даже знакомый, понимаешь? При трансгрессии та же проблема, потому что многие наносят на дом чары Ненаходимости, заклятья Приглашения, используют всякие амулеты и артефакты вроде твоего Ключа. Вот так. А ты теперь сможешь сам войти в их дом, без предупреждения, хоть по камину, хоть на метле, хоть трансгрессировав, но это, конечно, потом, когда мы сдадим официальный министерский экзамен.
Выпачканный сажей Невилл, который невесть зачем пытался выцепить из огня уже обуглившуюся колбаску, добавил:
— Да-да, Алекс, есть куча всяких разных заклятий Приглашения — родственные, дружеские, семейные, по работе, очень много. В войну все так делали, а сейчас не торопятся снять. Правда, из-за этого бывает страшная путаница и неразбериха. Моя прабабушка, например, часто не пускает маминых сослуживцев, грозится, что замкнет камин, и они застрянут на полпути. Она совсем старенькая и очень подозрительная.
Рейн улыбнулся одними глазами и кивнул на Лили:
— Знаешь, иногда мне хочется попросить папу наложить на нее чары Обычного Приглашения, а не Родственного, особенно когда она начинает вести себя, как трехлетний младенец. А еще эта несносная девчонка имеет привычку заявляться в воскресенье в семь утра, напевать под ухо невыносимо противную песенку об овечке Долли и брызгать холодной водой в лицо, угрожая вылить целое ведро, если не встанешь. Она называет это «просто побаловаться». Так что я тебе не завидую.
Лили, услышав слова кузена, обиженно треснула его по голове книгой, которую, не глядя, выхватила у Дафны Лейнстрендж. Сидевший на корточках перед каминной решеткой Рейн потерял равновесие и упал, задев тяжелую кочергу. Дафна охнула и бросилась к нему:
— Тебе больно?
Рейн шипел сквозь зубы, прикладывая к рассеченной скуле предложенный Дафной платок, Лили виновато извинялась, а Алекс не мог сдержать глупую широкую улыбку.
Присмиревшая Лили дочитала письмо, в котором еще была приписка от миссис Поттер — с предупреждением, чтобы они не опоздали на поезд и не забыли какие-нибудь вещи, и вопросом Алексу — в какой цвет покрасить потолок в его комнате, светло-бежевый или кремовый. А проказливые близнецы прислали поздравительный фейерверк, который взорвался, едва Лили потянула за бечевку, обвивавшую маленький сверток в разноцветной подарочной упаковке. Она спалила себе брови и чуть не лопнула от злости при виде расхохотавшегося Рейна, яростно пообещав, что она этим двоим покажет, вот не поленится, покопается в папиной библиотеке и найдет какое-нибудь жуткое и желательно неснимаемое заклятье, и потом они будут мериться длиной свежеотросших рогов и ушей, на крайний случай всегда есть Летучемышиный сглаз.
Веселый вечер был немного омрачен походом в Больничное крыло, но мадам Помфри за минуту вылечила ссадину Рейна, за пять минут вырастила Лили новые брови, минут десять мерила температуру Алексу и волшебной палочкой обстукала все его тело, потому что у него подозрительно блестели глаза, и пылало лицо. Наконец она отпустила ребят, ворча, что неплохо было бы оставить их на ночь, но они побыстрей сбежали и помчались в свою Гостиную, сопровождаемые Сэром Николасом, который считал своим долгом и прямой обязанностью присматривать за всеми гриффиндорцами. По дороге между Рейном и Лили был восстановлен мир, а Алекс просто летел на крыльях. Ему было удивительно легко. Подумать только, целое лето в доме Поттеров! Он все время повторял про себя эти несколько слов и не мог до конца поверить, что это правда. Целых два месяца он будет делать все то, о чем мечтала Лили еще в мае!
Но вот и последнее утро, вот они всей комнатой судорожно ищут хамелеона Невилла, чтобы водворить его в переносной аквариум, вот профессор Хагрид уносит чемоданы, улыбаясь в густую бороду и желая Лили не лопнуть от воздушного мороженого, Рейну — не позабыть за лето английский «среди лягушатников», а Алексу — не продуться до последнего кната близнецам в волшебные карты. «Уж в чем-чем, а в этом-то они разбираются. Меня не раз обыгрывали, шалопаи эдакие».
Он пообещал как следует присматривать за Угольком, и Алекс передал для щенка коробку его любимого собачьего печенья, специально купленного через мистера Поттера и доставленного Хедвигой накануне.
На маленькой станции, в ожидании Хогвартс-Экспресса, ребята сидели на скамейке и весело болтали, и вдруг Лили удивленно показала на что-то за спинами мальчиков.
— Ой, смотрите, книзль. Это же тот, который был на кухне у домовиков, да?
Книзль сидел рядом с их чемоданами и уже знакомо таращился огромными зелеными глазищами на Алекса, иногда переводя взгляд на Скайрагада в клетке. Мальчик осторожно позвал его, и тот, немного подумав, подошел поближе, однако словно предупреждая, что слишком уж нежничать с ним нельзя, выпустил из мягких подушечек острые когти и вальяжно потянулся.
— Может быть, возьмем его с собой? — нерешительно спросил Алекс, осторожно почесывая за ухом довольно заурчавшего книзля.
Лили скептически пожала плечами.
— Не получится. Понимаешь, книзли живут очень долго, но почему-то всегда сами выбирают одного хозяина. У этого ошейник, значит, когда-то у него уже был хозяин, второго не будет. Он может позволять себя гладить, но никогда не пойдет за тобой.
Рейн согласно кивнул и усмехнулся.
— Бесполезно. Он, наверное, почти одичал. А у тебя вообще-то уже есть домашнее животное, так сказать. К нашему окончанию Хогвартса он будет таким огромным, что придется строить для него отдельный дом.
Алекс вздохнул. Здорово было бы иметь рядом с собой такого Гарфилда… но ничего не поделаешь, к тому же у него и вправду уже есть Уголек, самый смешной и добродушный на свете адский пес.
Когда ребята погрузились в вагон и нашли свободное купе, Алекс выглянул из окна и увидел книзля, спокойно сидящего на перроне прямо напротив, среди суматохи, царящей перед отъездом. Он как будто почувствовал, где Алекс.
— Пока, до сентября, мы еще увидимся! — тихо прошептал мальчик, стесняясь самого себя.
Книзль словно услышал. Он неторопливо встал, повернулся и ушел, помахивая пушистым хвостом.
Проводил.
Всю дорогу их купе трещало по швам и почти лопалось от заглядывавших и периодически остающихся в нем школьников. Нервно ухал Скайрагад, клетку которого все время задевали. Сэм, Гай и Рейн спорили до хрипоты о квиддиче и требовали от Алекса рассудить, какая все-таки команда лучше, когтевранская или гриффиндорская, что было бы, если вратарь гриффиндорцев не свалился с метлы и поймал тот решающий квоффл перед снитчем, и почему у Слизерина в новом составе в этом году такие хорошие игроки (это со знанием дела отметил второкурсник Сэм). Слизеринцы Тони и Сирил довольно ухмылялись и советовали брать у них уроки полета на метлах. Невилл оживленно расспрашивал Алекса об Угольке. Мэттью на его руках, с важным видом прислушивавшийся к разговору, то и дело менял цвет. Проходившие мимо пуффендуйки Эмми и Фелис от хамелеончика пришли в восторг. Мэттью от такого внимания разомлел и вообще пошел полосами под цвет британского флага. Тихая Дафна Лейнстрендж сидела в самом уголке, почти не видная из-за спины Рейна, и, кажется, была счастлива только от того, что находится вместе со всеми ними. Лили летала по всему вагону, на несколько минут появлялась в своем купе и тут же ввязывалась в квиддичный спор. Ее никак не могла поймать Аида МакМиллан, которая то и дело заглядывала к ним и кидала кокетливые взгляды из-под длинных ресниц на полностью игнорировавшего ее Рейна.
Весь вагон шумел и веселился, только одно купе молчало. Дэвид Деррик и Уильям Боул как всегда толкались, что-то не поделив, а Сатин Малфуа и Эдвард Делэйни угрюмо смотрели в окно и старательно делали вид, что не замечают, как отделились от однокурсников.
На вокзале уже собралась гомонящая и размахивающая руками толпа встречающих. Гай с нарочито равнодушным видом дал обнять себя тете, но его губы сами расползались в радостную улыбку. Энтони и Сирила встречали робеющие родители, оглядывавшиеся и перешептывавшиеся с долей опаски и смущения. Алекса, Лили и Рейна встречали мистер Поттер, мистер Уизли и близнецы, которые приветственно завопили на весь перрон, изрядно напугав чью-то престарелую бабушку в на редкость уродливой шляпе с полуоблезлым и изрядно побитым молью чучелом грифа. Мистер Уизли по своему обыкновению едва взглянул на Алекса.
— Привет, па, а где мама? — спросил Рейн.
Мистер Уизли хмыкнул.
— Собирает чемоданы и щебечет по Сети с тетей Флер, составляя маршрут нашего будущего путешествия, на которое мне еще надо выкроить время. Она же вчера послала тебе Скайрагада с письмом. Разве этот паршивец не доставил?
— Возникли проблемы при получении, — туманно объяснил Рейн, заговорщически переглядываясь с Алексом, — а бабушка Аполлин показывалась?
— С утра уже два раза, негодует на неудобство английских каминов и все торопит. Так что сейчас мы заедем к бабушке и дедушке Уизли, а потом вы с мамой в Париж. Я к вам позже присоединюсь.
— Понятно. Ну, до встречи? — Рейн протянул руку, и мальчики обменялись рукопожатиями, — буду заглядывать к вам по МКС.
— ?
— По Международной Каминной Сети. Извини, все время забываю, что ты у нас из маглов, — Рейн усмехнулся, — эй, Поттеры, пока.
Лили и близнецы сумбурно попрощались, и Уизли уехали.
Мистер Поттер взъерошил волосы Алекса и весело спросил:
— Ну что, наконец-то свобода?
Как и осенью, почти все проходившие мимо волшебники считали своим долгом пожать руку мистеру Поттеру или хотя бы просто кивнуть в знак приветствия. Когда он отвернулся, чтобы поздороваться с миссис Лонгботтом и той самой бабушкой в шляпе с грифом, Алексу хитро подмигнул Джим.
— Смотри, что у нас.
Мальчик вытянул вперед левую руку. Алекс осторожно присмотрелся, стараясь не дотрагиваться.
— Это… жук какой-то?
— Сам ты жук, — обиделся Сириус, отбирая у брата огромное, почти на всю ладонь черное насекомое, заинтересованно шевелившее длиннющими усами, — это же самый настоящий дрессированный огнедышащий таракан! Дядя Фред подарил, а ему дядя Хагрид привез. Молли почему-то этот малыш не понравился, странно, да?
— Дрессированный? Огнедышащий?!
Таракан грозно приподнялся на задние лапки, и Алекс явственно услышал, как щелкнули его жвала.
— Ага. Только он с Мадагаскара, поэтому наших команд не понимает. Будем его переучивать, а потом гулять с ним на поводке. Ай, он на меня огнем пыхнул!
Алекс недоверчиво усмехнулся, но на всякий случай отодвинулся подальше от чересчур агрессивного насекомого, а Сириус вдохновенно продолжил:
— А еще им девчонок пугать можно. Представляешь, командуем «фас», и адская машина, принявшая вид обычного таракана, бросается на объект и…
— И тебя отвозят в отделение для душевнобольных Мунго — как маньяка с тараканом! — подхватил Джеймс и захохотал, — а еще ты, Рус, будешь выглядеть как последний тупой тролль с тараканом на поводке, ха-ха-ха!
— Сам дурак, — ласково отозвался брат, усаживая активно сопротивлявшегося таракана в коробку из-под завтраков и воровато оглядываясь на Лили, болтавшую с девочками-когтевранками, — э, только никому ни слова, понял? Ни мама, ни девчонки еще его не видели, будет сюрпри-и-и-из!
Алекс едва сдержал смех. Близнецы, как всегда, в своем стиле — неподражаемом и чреватом наказаниями.
— Пока, Даф.
Дафна застенчиво улыбнулась.
— Пока, Алекс, до осени. Спасибо тебе за занятия. Если не ты, я бы не смогла хорошо сдать экзамены.
Алекс смутился.
— Да ладно, не так уж я и помогал.
— Пока, Алекс. До встречи, Алекс, — Тони и Сирил помахали и ушли с родителями через барьер-вход.
— Ты же у Поттеров будешь? — Гай нетерпеливо отмахнулся от тети Мораг, — сейчас-сейчас, уже иду. Так у Поттеров?
— Да.
— Тогда приходи к нам, в футбол погоняем!
— Ладно.
Второкурсник Джон Картрайт степенно пожал руки Алексу и Гаю.
— Пока, ребята, встретимся в сентябре.
— Гарри! Стой, Гарри, подожди! — громкий возглас заставил мистера Поттера чертыхнуться. К ним спешил маг с прилизанными волосами, в строгой министерской мантии, прижимавший к груди пухлую кожаную папку, а за спиной его, скрипя колесиками, сам катился большой чемодан. За чемоданом с недовольным видом шла Аида МакМиллан.
— Дементор побери, принесла же нелегкая Эрни, и здесь нашел. Идите пока к машине, я подойду.
Мимо них пробежали девочки-пуффендуйки. Эмми задорно улыбнулась и крикнула:
— Пока, Алекс, до осени!
Улыбка у нее была очень хорошей, словно солнышко осветило лицо. А Фелис кивнула и помахала рукой. Алекс с невольной завистью проследил, как девочки бросились навстречу двум женщинам, одной невысокой, полноватой, и другой — стройной, золотоволосой, яркой. Эмми бросилась в ее объятья.
— Мамочка! Ты все-таки успела!
Золотоволосая женщина закружила дочку, радостно смеясь и успевая ее целовать. Потом они взволнованно, перебивая друг друга, заговорили.
А в стороне, рядом с тумбой для объявлений, стояли мистер Юбер Малфуа и с ним еще двое — худощавый мужчина, тонкие губы которого были изогнуты в неприятной кривой усмешке, и хрупкая черноволосая женщина. Ее можно было назвать красивой, если бы не надменно вздернутый подбородок и жесткий взгляд. К этим троим подошли Делэйни и Сатин. Малфуа что-то негромко сказал дочери, и та опустила голову. Отблеск оживления, радости, промелькнувший на ее лице, потемнел и потух.
Алекс ощутил, как по спине пробежали холодные мурашки. Он еще жалел, что отказал этому человек в опекунстве, что не назвал его дядей?! Ну уж нет! Как хорошо, что сейчас он едет в дом Поттеров, а не Малфуа! Нет, на самом деле классно!
Женщина обняла Эдварда, поцеловала и пригладила его волосы. И без объяснений было понятно, что это его мать. Алекс невольно вздохнул. Было так странно — стоять здесь, среди веселых школьников, счастливых родителей, видеть, как каждую секунду кого-то обнимают, целуют, и чувствовать, что ты бесконечно далек от этого перрона, вокзала, от этих людей. Он с усилием отогнал невеселые мысли и отвернулся, не заметив, как мать Эдварда резко выпрямилась, вскользь поймав его взгляд. Он уже направлялся к машине мистера Поттера, краем уха прислушиваясь к препирательствам близнецов насчет будущей принадлежности таракана, когда ощутил легкое прикосновение к плечу. Подняв голову, мальчик с удивлением обнаружил рядом с собой миссис Делэйни. И у нее было такое выражение… Глаза были огромными и в них туманились слезы, резкие черты лица как будто разгладились, стали мягче и нежнее. Она смотрела на него, не отрываясь, неверяще, изумленно, так, словно увидела перед собой кого-то, кого и не ожидала встретить… Кого-то из далекого, но не забытого прошлого…
— Драко… ты сын Драко Малфоя… — прошептала она еле слышно дрожащими губами, и Алекс немного растерянно и смущенно кивнул.
— Значит, правда… Я не верила до последнего, хотя… Но ведь никто, никто не… — ее голос прерывался, она не отрывала от него горящих глаз, — ты похож на него, как же ты похож…, о, Мерлин! — Она прикоснулась холодными тонкими пальцами к его щеке, словно забыв, где находится и что делает.
— Пэнси? — голос мистера Поттера был мерзлым, как лед, и острым, как нож, им можно было резать бумагу.
Алексу тут же захотелось втянуть голову в плечи и мышкой прошмыгнуть в машину.
— Что тебе надо от Александра?
— Нич-чего… ничего, — женщина справилась с собой и, выпрямившись, высоко вскинула голову, даже не глядя на мистера Поттера.
— Дети, живо в машину, нам пора!
Алекс поспешно нырнул вслед за Лили и близнецами в машину, наблюдая в заднем стекле, как застыла женщина, и как недоуменно дернул ее за руку подошедший Эдвард. Мистер Поттер хмурился, точно был раздосадован или даже разозлен встречей с миссис Делэйни.
А дома их встретила гневная миссис Поттер, и первыми ее словами были:
— Как вы могли?!
Оказалось, что она имела в виду их ночную хогвартскую прогулку и теперь намеревалась как следует пропесочить за «более, чем хулиганскую выходку», а заодно и за весеннюю ночную вылазку, «сколько бы вас там не выгораживал Хагрид!». Досталось и Лили, и Алексу. Смиренно опустившие головы друзья услышали немало «ласковых» слов о том, что они совершенно бессовестные и бессердечные дети, что она чуть с ума не сошла, когда узнала, они могли погибнуть, уж она-то знает, какие опасные места есть до сих пор в замке и тем более в Запретном Лесу! И на месте МакГонагалл она бы заставила их вычистить все туалеты, чтобы впредь неповадно было.
Лили заикнулась было о том, что они и так получили от нее вопилку и едва не оглохли, но миссис Поттер так сверкнула карими глазами, что вылетевшие молнии прожгли обивку кожаного кресла, а Лили прикусила себе кончик языка. Мистер Поттер виновато развел за ее спиной руками, показывая всем видом, что он ни при чем, не говорил ничего, а близнецы восхищенно подмигивали и показывали большие пальцы. Наконец миссис Поттер выдохлась и, не выдержав, расцеловала дочь и так крепко обняла Алекса, что у него потемнело в глазах. Почему-то защипало в носу, и предметы как-то подозрительно расплылись. Он уткнулся в теплое плечо, и чья-то жесткая рука на миг стиснула сердце и отпустила, оставив после себя металлический привкус во рту и ощущение царапнувшей кошачьей лапки в груди.
С влажно поблескивающими глазами миссис Поттер отпустила его и уже другим тоном приказала:
— Ну ладно, бегом в свои комнаты переодеваться. У нас ужин стынет.
Полина, прятавшаяся во время бури, подбежала к Алексу и схватилась за его рюкзак, помогая нести.
— Привет! А я тебя ждала! Ты теперь будешь жить у нас?
— Привет, Лин, — улыбнулся он круглолицей девчушке, — да, все каникулы. Я тебе еще надоем.
— Ты мне никогда не надоешь!
Нервотрепка и напряжение экзаменов были позади, а впереди были каникулы. На дворе медленно сгущался замечательный вечер с первыми робкими звездами на темнеющем небе и зеленоватыми огоньками светлячков в траве, приветственно шелестели листвой деревья в саду. Легкий ветерок играл с занавесками в распахнутых окнах столовой, тянуло чем-то вкусным из дверей кухни, где звенела тарелками и чашками Винки. Слаженно вопили близнецы, удирая от Лили, обнаружившей в кармане своей вязаной кофты огромного наглого таракана и преисполнившейся твердой решимости незамедлительно наподдать братьям за все хорошее сразу. Миссис Поттер что-то со смехом рассказывала мистеру Поттеру, портрет профессора Дамблдора кивнул ему, домовик Добби привычно проигнорировал на лестнице, что-то пробурчав себе под нос, а малышка Лин тихо сияла сиреневыми глазами и угощала своими любимыми абрикосовыми карамельками. Его комната по-прежнему была уютной и светлой, он расставил свои вещи, и теплое щекочущее ощущение обволокло его с макушки до пяток — точно он вернулся домой — не в холодный чужой дом Бигсли, где он жил семь лет, а туда, где его всегда ждут, и он сможет найти поддержку и помощь.
Дни мчались, словно заклятья из палочки, наполненные всякой всячиной. Мистер Поттер подолгу разговаривал с ним, расспрашивал о занятиях, любимых уроках, как ему понравилось быть волшебником, об Угольке, и учил некоторым хитростям полетов на метле, чтобы не так сильно укачивало. Миссис Поттер, и раньше заботливая, теперь просто не уставала впихивать в него по две порции блюд за завтраком, обедом и ужином, повторяя, что для подрастающего организма нужно как можно больше полезной и здоровой еды. Готовили они с Винки просто изумительно, поэтому Алекс безропотно ел все. Он смеялся, болтал с Лин и Лили, втягивался в шумные огнеопасные развлечения Джима и Руса, но все-таки в укромном уголке его души по-прежнему прятались колючие мысли о том, что он так и не сумел узнать ничего хорошего о своих родителях. Он понимал, что сделал все, что было в его силах. Чтобы получить больше сведений, наверное, надо было обращаться в Министерство Магии. Или к мистеру Поттеру и мистеру Уизли. Об этом, конечно, не было и речи. Да и что бы они сказали? То же, что он подслушал от миссис Поттер.
Его мама и папа… Они были живы одиннадцать лет назад, дышали, смеялись, спорили, грустили, сердились, колдовали… наверное, они все это делали, он не знал, он ведь совсем их не знал.
Что они любили? Какое время года? Кофе или чай? Закаты или рассветы? Какие книги читали? О чем думали? И как получилось так, что они погибли, а он остался у бабушки с дедушкой?
Они были молоды и полны планов на будущее. И они навсегда останутся молодыми. Их ровесники будут стареть, их спины согнутся, лица покроются морщинами, а им всегда будет столько же лет, сколько было в минуту смерти.
А еще его родители были, получается, темными волшебниками, раз стояли на стороне черного мага Волдеморта… Они даже убивали людей… Ведь была профессор Люпин, в гибели мужа и дочки которой прямо обвиняли его родителей. Как мог его отец убить семью своей кузины? Как страшно... И в это совсем не хотелось верить, и в то же время мертвенно холодило осознание того, что ЭТО — все-таки правда. Уж слишком много доказательств и фактов, и весь магический мир единодушно твердит одно и то же... Да только то, как от него шарахаются в Хогвартсе, как кривятся, услышав его двойную фамилию, говорит о многом.
Неужели они, его мама и папа, были плохими? Детский наивный вопрос. И самый правильный. Как еще можно сформулировать то, что сейчас творится в его голове? Чему он мучительно пытается ответ? И как определить, ЧТО — плохое, а ЧТО — хорошее?
Когда он думал об этом, начинала болеть голова, и в груди становилось тесно и больно. Как же невыносимо знать о том, что когда-то и у него все было, как у всех, как у Лили и Рейна! Он родился, и его поцеловала мама. Она кормила его, заботилась, пела колыбельные, и он видел ее родное лицо. Тот новорожденный Алекс был со своими родителями только три месяца жизни, а почти двенадцатилетний Алекс корчился от раздиравших его вопросов и непонимания. В доме Бигсли этого не было, там надо было тупо жить из одного дня в другой, беспрекословно слушаться тетю Корделию, стараться как можно реже попадаться на глаза мистеру Бигсли и, стиснув зубы, терпеть выходки Ричарда и Роберта. В том доме он был просто Алексом Грейнджером, бедным сиротой, которого воспитывали дальние родственники, и будущее которого было связано со школой, колледжем (впрочем, маловероятно, что Бигсли оплатили бы его обучение), унылой, тягучей, трудной жизнью. Там все было так просто и даже ни о чем не думалось, мысли были какими-то мелкими и серыми, точно мыши. За семь лет, проведенных у Бигсли, он примирился с тем, что у него нет семьи. То, что у него могло бы быть, как у всех ребят в его школе, на его улице, почему-то не приходило в голову.
А сейчас… В нем словно взрывались фейерверки. Так много нового, чудесного и странного, волшебного и страшного, захватывающего и опасного… Знание, оказывается, не всегда полезно. Может быть, поэтому говорят, что неведение спасает от многих бед?
Вконец измученный, он старался гнать все мысли и вопросы, связанные с родителями, чувствовал какое-то тяжелое и виноватое облегчение, когда это удавалось, и целый день он не вспоминал о них, но при этом ночами долго лежал без сна, широко раскрытыми глазами следя за игрой теней и света от уличного фонаря или за движущимся узором ветвей старого бука, в которых путалась желтая, как глаз филина, луна. На душе было пусто и одиноко, словно в заброшенном доме, и острые мысли-иголки царапали ее, причиняя ставшую почти привычной боль.
Но когда он наконец засыпал, после самых горьких и тяжелых сомнений ему снилось море, хотя и никогда в жизни он его не видел, кроме как в телевизоре и на фотографиях. Бигсли не брали его с собой, когда ездили на морские курорты, мотивируя это тем, что морской воздух ему вреден, и оставляли у брата мистера Бигсли, семья которого жила на большой ферме под Челтнемом. Впрочем, хоть Алекс на ферме и был чем-то вроде мальчика на побегушках и бесплатного работника, но его редко ругали и разрешали читать допоздна. Море снилось ему всегда, сколько он себя помнил — когда они жили в Суонси, после дней, наполненных школьными обидами, издевками Ричарда и Роберта, придирками тети Корделии, в угрюмые ненастные ночи, когда он сквозь сон слышал, как дождь барабанит по крыше, и ветер сильно и страшно шумит в темном небе, гоня черные, набухшие влажностью тучи, завывает, ударяясь об стены дома, гремит полуоторванным куском черепицы, которую мистер Бигсли так и не удосужился приладить до самого отъезда в Литтл Уингинг. В его тесной комнатушке на чердаке было сыро и холодно, из-под двери нещадно дуло, но туда приходило море, разливая свою ласковую лазурь, свою бескрайнюю даль с серебристо-туманной дымкой далекого горизонта под бездонным небом, на котором мерцали золотистые звезды. Море мерно шумело и рокотало, накатывая на берег, и его теплые волны щекотали босые ноги. Море окатывало его с ног до головы, но ему не было страшно. Он смеялся, слизывая с губ соленые капли, и знал, что море не причинит зла. Он бродил по кромке прибоя, собирая раковины и камешки, и отчего-то очень хотелось поднять голову и посмотреть на что-то, что было на берегу, чуть выше. Но раковины были яркими и причудливо красивыми, море ткало перед ним чудесные пенные рисунки, с неба в море медленно падали звезды, но не гасли, а продолжали светить из-под воды, каждая волна выкатывала новый камушек. Было спокойно и хорошо, и он просто шел и шел вперед.
Утром он просыпался почти счастливым, вспоминая сны, в которых было море.
* * *
— Отвратительно! Мерзко! Ужасно! Кошмарно! И не спорь со мной, глупое стекло, а то взорву!
Красная от злости Лили уже полчаса вертелась перед зеркалом и подвергала жесточайшей критике свою внешность. Алекс уткнулся в книжку о волшебных животных и местах их обитания и отмалчивался. Лин робко пыталась утешить сестру, зеркало уже охрипло, вознося дифирамбы, но Лили не слушала ни ту, ни другое.
— Я выгляжу, как… как кукла! Как манекен в магазине! Как… Сатин Малфуа!
В ответ на эти полные глубокой душевной боли слова Алекс заметил:
— То есть ты такая же идиотка, задирающая нос и важничающая, словно каждый день здороваешься за руку с самой королевой?
— Нет, конечно! — возмущенно вскрикнула Лили, — я просто выгляжу глупо и расфуфыренно, как она! Мне все это абсолютно не идет, разве не видите?!
На непредвзятый и абсолютно объективный взгляд Алекса, Лили выглядела старше, строже, симпатичнее, и при этом совсем не походила на Сатин Малфуа. Этого представить даже было невозможно, потому что девочки отличались друг от друга, как огонь и вода.
Причина расстройства Лили заключалась в том, что сегодня в их доме должен был быть очень торжественный званый ужин, на который были приглашены важные шишки из Министерства и сам Министр Магии, а еще какие-то высокопоставленные чиновники-иностранцы. Поэтому миссис Поттер уже за неделю до предстоящего пришла в нервозно-возбужденное состояние и выходить из него не собиралась. Домовики сбились с ног, надраивая дом до блеска. Добби перечистил столовое серебро так, что мистер Поттер принял огромный серебряный поднос за зеркало и попытался повесить его на стену, а потом плюнул и прилепил Клеющим заклятьем. Добби пришел в ужас и полчаса отдирал поднос, потому что на нем планировалось вынести какое-то блюдо. Винки гонялась за каждой пылинкой с таким злобным видом, точно та была ее личным врагом. Комнату Джеймса и Сириуса, несмотря на протесты и бурное негодование, проветрили, вымыли, вычистили, безжалостно конфисковали все подозрительные предметы, хоть отдаленно напоминавшие петарды, бомбочки, бенгальские свечи, фейерверки и прочее, под истошный визг Винки нечаянно растоптали огнедышащего таракана, который улизнул из своей коробки, и миссис Поттер пригрозила страшными карами, если близнецы выкинут в этот день что-нибудь хулиганское. Поэтому расстроенные братья удалялись в дальний угол сада скорбеть о безвинно убиенном таракане и, видимо, строить планы мести за него. Миссис Поттер ежеминутно проверяла, накрахмалены ли белоснежные скатерти, блестят ли столовые приборы, а увидев где-нибудь беспорядок, хваталась за волшебную палочку, и тогда все в панике выбегали из дома или прятались, потому что от расстройства ее хозяйственные заклятья начинали действовать каким-то странным образом. То в гостиной крупными хлопьями шел снег прямо из потолка, то диваны начинали брыкаться и бить ножками, словно кони, а щипцы для углей скакали за каждым и старались ущипнуть за нос, то из камина падали розовые лягушки и прыгали по всему дому, то ковры норовили вылететь в окна или двери, и тогда из Министерства прилетала взъерошенная сова с официальным уведомлением о том, что ковры-самолеты еще не получили разрешения на употребление в качестве летательных средств, и поэтому во избежание штрафных санкций рекомендуется немедленно их расколдовать.
Мистер Поттер был не в пример спокойнее и только повторял, что все будет хорошо.
Сегодня с утра Винки и миссис Поттер хлопотали на кухне, и оттуда распространялись одуряюще вкусные запахи, от которых урчало в животе даже после плотного завтрака. Потом миссис Поттер, поручив Винки заняться последним этапом десерта, принялась за детей. Лин с туго заплетенными косичками и в новом платьице уже тихо сидела в кресле и рассматривала сестру. Лили тоже заставили надеть длинное шелковое платье и узкие лакированные туфли. Кроме того, мать распустила ее черные блестящие волосы и немного завила, так что Лили выглядела… как девочка. Поскольку дома она обычно ходила в джинсах, футболке и кроссовках, хогвартскую форму, в которой была юбка, не любила, а волосы всегда заплетала в косы, чтобы не мешались, то ее раздражение было таким, что Алекс не очень-то решался что-нибудь сказать по этому поводу.
Джеймса и Сириуса силком приволокли из сада, они, видимо, назло умудрились перепачкаться с ног до головы и выглядели безумно грязными и довольными. Миссис Поттер едва не задохнулась от гнева и потащила их в ванную, несмотря на возмущение и отчаянное сопротивление.
— Алекс! Ты где? — некоторое время спустя донесся сверху ее голос, и Алекс едва не выронил книжку от неожиданности. Пришла его очередь?!
Когда он робко вошел в свою комнату, миссис Поттер энергично перетряхивала его одежду.
— Мерлин, это просто кошмар! Да как можно было покупать такое ребенку?! Это даже нищим отдать стыдно! А эта куртка? Ведь ее явно кто-то уже надевал до тебя! У меня руки чешутся поговорить с твоей так называемой тетей. Надо подобрать тебе что-нибудь приличное у мадам Малкин. Ммм… пожалуй, это… и… и это?
В сторону отлетели темные брюки и синяя рубашка. Алекс благоразумно промолчал о том, что все его рубашки, брюки, свитера, джинсы и куртки уже кто-то надевал, потому что они были из сэконд-хэнда.
— Все выкинуть. Завтра мы идем по магазинам и срочно покупаем тебе одежду. Это никуда не годится, к тому же за год ты изрядно подрос. Можно оставить разве что эти джинсы. Или тоже выбросить?
Она с сомнением встряхнула несчастные штаны, из карманов которых что-то вылетело и упало на пол с мягким стуком и легким звоном, и бросила их к отобранной одежде, а все остальное с решительным видом слевитировала в корзину для грязного белья. Она заставила Алекса показать уши и руки, велела еще раз почистить зубы, а потом на пороге появилась Винки с безумным видом и простонала, что в доме нет марципанов, а без марципанов десерт обречен на позорное отправление в мусорное ведро. Миссис Уизли охнула и убежала, крикнув Алексу, чтобы он срочно одевался, причесался и присмотрел за Джимом и Русом, которые подозрительно притихли в своей комнате.
Разыскивая выпавшее из кармана, Алекс полез под кровать и с величайшим изумлением обнаружил там диктофон и странное кольцо, которые он видел на каминной полке у домовиков в хогвартской кухне во время приснопамятной ночной вылазки. Мальчик с обжигающим щеки стыдом разглядывал предметы. Как они очутились у него? Непонятно. Ладно, диктофон он мог нечаянно, забывшись, запихнуть в карман, а кольцо? Ведь точно помнилось, что положил его обратно на каминную полку. Вот ужас-то, он ведь словно украл эти вещи!
Он поискал глазами какое-нибудь укромное местечко, куда можно было их спрятать , потому что если вернется миссис Поттер, то обязательно спросит, что это такое. Придется объяснять, а он не думал, что эти объяснения ей понравятся. Недолго думая, Алекс сунул диктофон и кольцо в стопку чистых школьных мантий в шкаф. Сюда миссис Поттер еще долго не заглянет, а потом он разберется что к чему и вернет все на место.
Когда он заглянул к близнецам, те, одетые необычно торжественно, в темные костюмы с бабочками (черная — у Сириуса, белая — у Джеймса) с угнетенным видом сидели на подоконниках и от нечего делать соревновались, кто дальше плюнет из окна.
— Она и до тебя добралась? — вздохнул Джим и с отвращением взлохматил тщательно причесанные рыжие волосы (через секунду они снова легли аккуратным пробором).
— Подумаешь, Министр Магии. Да разве папа не видит его в Министерстве каждый день? — унылый Сириус плюнул в свою очередь.
Со двора донесся гневный крик Добби, в пятый раз переставлявшего вазоны с цветами на террасе, и мальчики слетели с подоконника. Алекс посочувствовал братьям и снова спустился вниз. Когда он шел через столовую, стараясь не дышать, чтобы ненароком не замутить блеск хрустальных подсвечников и серебряных приборов, в камине что-то зашелестело и зашуршало, а потом в нем появилась чья-то голова.
— Мерлин, что это за странная слизь? О, она еще и розовая?
— Здравствуйте, миссис Уизли, — вежливо поздоровался Алекс с бабушкой Лили.
Та немного нервно кашлянула и, отводя взгляд на что-то несомненно интересное в кирпичной кладке каминной стены, суховато сказала:
— Здравствуй, мальчик.
— Алекс.
— Что?
— Меня зовут Алекс.
— Да-да, Алекс, будь добр, позови Джинни.
— Мама! — миссис Поттер всплеснула руками, в которых была зажата волшебная палочка, и только что срезанные и поставленные в вазу розы покрылись инеем, — о, мама, как не вовремя!
Миссис Уизли начала что-то шептать, и Алекс тактично ушел в гостиную.
— Папулечка, ну можно, ну пожалуйста, я буду в джинсах? Мне жмут эти дурацкие туфли, а платье скользкое и неудобное! — Лили едва не плакала, но мистер Поттер виновато покачал головой.
— Нельзя, мама в нас обоих запустит своим знаменитым Летучемышиным сглазом. Потерпи, малышка, это всего лишь на один вечер. Во имя подтяжек Мерлина, да как цепляются эти несчастные запонки?!
Алекс опустился на диван, Лили плюхнулась рядом, обиженная и несчастная, со скрещенными на груди руками.
— Ну почему, вот почему вся эта дребедень? Кто вообще придумал это?
Мистер Поттер вздохнул и оставил в покое рукав рубашки, кинув на столик терзаемую запонку.
— Это очень важный ужин. Ты знаешь, что в следующем году мировой чемпионат по квиддичу принимает Италия. Наши итальянские коллеги попросили нас поделиться опытом по обеспечению безопасности на матче и проблемам, связанным с укрытием от маглов. Это огромное доверие и огромная ответственность. Министерство согласилось, потому что мы должны наладить международное сотрудничество и улучшать отношения с магическими сообществами других стран, которые смотрят на нас после событий, связанных с Волдемортом, несколько предвзято. Они полагают, что у нас уже давно складывалась нездоровая магическая обстановка, которая несла угрозу мировой магии и которая не исчезла и сейчас. Считают, что наши знания по борьбе с Пожирателями Смерти и их хозяином слишком опасны, и мы, соответственно, тоже. Это мнение правительств многих стран и Италии в том числе. К тому же, у нас с итальянцами, еще до того, как Волдеморт захватил власть, получилась одна очень неприятная оплошность, в результате которой погибли невинные маги. То, что они теперь обратились к нам, просто невероятно. Но они еще колеблются и сомневаются, считают, что поторопились. И мы должны переломить такое отношение к себе, показать, что мы абсолютно открыты и честны, ничего не замышляем, что на нас можно положиться, с нами можно работать и обмениваться опытом. Вы понимаете? Мы очень многого добились, но сомнение и недоверие не переломлены, хотя шаг навстречу нам все равно сделан, и поэтому мистер Орфио ди Лацца, глава Отдела Протетторов, и мистер Тивалиус Анжетти, директор итальянского квиддичного комитета, сегодня ужинают у нас.
Мистер Поттер говорил с ними совершенно серьезно, как со взрослыми, и Алекс кивнул. Званый ужин в доме Самого Главного Аврора Великобритании, где будут и его дети — что еще нужно, чтобы убедить настороженных итальянцев? Как говорил, довольно улыбаясь, еще мистер Бигсли: «Главное — правильно выбранная стратегия и ненавязчивая политика». Правда, его слова относились к продаже поддержанных машин.
Лили насупилась, но промолчала, видимо, смиряясь с необходимостью платья.
— Гарри! Ты еще не готов?! — в звенящем, непривычно высоком голосе миссис Поттер было неподдельное страдание и признаки нарастающей паники.
— Я… э-э-э… не могу… запонки, и галстук еще… тут… не завязывается, — мистер Поттер схватился за галстук, висевший на шее, и продемонстрировал его жене с таким видом, точно это была гадюка.
Миссис Поттер аккуратно и ловко надела запонки и молниеносно завязала галстук сложным узлом. Потом она одернула платье Лили, причесала Алекса, передвинула кресло, стоявшее по ее мнению, не перпендикулярно к этажерке и не параллельно к столу, причесала мистера Поттера, взмахом палочки переставила безделушки на каминной полке строго в алфавитном порядке, едва не причесала Винки, перевязала другим узлом галстук мистера Поттера, чуть его не задушив, и мистер Поттер взмолился:
— Милая, может, ты успокоишься?
В это время камин выстрелил зеленое облачко Летучего Пороха, и появились трое Уизли.
— Габи! — с явной радостью выпалил мистер Поттер, — только ты убедишь Джинни, что не надо так волноваться!
Миссис Уизли в голубом платье под цвет ее глаз, с серебристыми волосами, уложенными в гладкую прическу, выглядела еще более красивой, чем Алекс ее помнил. Он невольно смутился и отвел взгляд, а она пропела:
— Джинни, я уве’гена, у тебя все идет великолепно.
Миссис Поттер нервно стиснула в руках волшебную палочку.
— Надеюсь. Мерлин, чувствую себя так, словно проглотила одну из тех лягушек, которые вчера чуть не забили камин! Габи, помоги мне, пожалуйста, выбрать цветы. Как думаешь, вестминстерские розы не слишком вульгарны?
Рейн тихо фыркнул и переглянулся с Лили. Спустились близнецы, и мальчики тайком от взрослых начали играть в плюй-камни. Однако уже через пару минут их засекла миссис Поттер и безжалостно конфисковала камешки. На этот случай у Сириуса в рукаве были припрятаны волшебные исчезающие карты. Но тут их нечаянно выдала маленькая Лин, и миссис Уизли, укоризненно покачав головой, превратила все карты в бабочки, упорхнувшие в раскрытое окно. Мальчики только удрученно проводили их взглядами.
Скоро начали прибывать гости. Престарелый мистер Элмер Джоркинс, начальник Департамента магического правопорядка, чуть не выпал из камина, его едва успел подхватить мистер Уизли. Тетя Гая Мораг МакДугал и мистер Энтони Голдстейн, начальник Департамента по магическим правонарушениям, отец их однокурсника когтевранца Феликса, почти одновременно трансгрессировали на заднем дворе. А вот темнокожий маг с серебряной сережкой в левом ухе появился на лужайке перед домом совершенно незаметно. И еще на метлах прилетели Вуды. Сэм залихватски улыбнулся ребятам, чинно сидевшим в ряд на диване и отчаянно скучавшим.
— Привет! Вы чего такие кислые?
— Сэмми! — оживилась Лили, — а ты как у нас? Сегодня у нас одни крутые шишки, фу!
— А ты забыла, что мой папа тоже крутая шишка? Он же теперь начальник Департамента магического спорта, и мистер Поттер сказал, что он обязательно должен быть у вас сегодня, какие-то суперважные дела. А мы с мамой так, довесок, — рассмеялся Сэм, в его темно-серых глазах искрилось очевидное восхищение, когда он разглядывал Лили.
В гостиной стоял приглушенный гул от голосов взрослых, в котором нервным звоном выделялся голос миссис Поттер. Впрочем, все восторгались элегантностью обстановки, изысканностью сервировки, прекрасным подбором меню, и миссис Поттер понемногу успокаивалась. Мальчики шушукались в углу, гадая, смогут ли они под шумок удрать после ужина к реке, протекавшей за садом в миле от дома, или придется торчать в доме и слушать скучный треп взрослых о своих делах. Алекс и Джим склонялись к тому, что все равно никто не обратит внимания, лишь бы тихо и прилично отсидеть ужин. Рейн в этом сомневался, а Сириус с жаром рассказывал, что, хотя у Министра Магии Карадока Дирборна нет рук, но по слухам, у него на лбу есть третий глаз, и он этим глазом видит все вокруг на десять миль. Правда, какое отношение глаз Министра имел к тому, что они собирались на реку, никто не понимал, и поэтому Сириуса не особо слушали. Только Алекс удивился.
— Нет рук? Как же он тогда колдует? Как держит палочку?
Сириус пожал плечами.
— Не знаю. А зачем ему колдовать? Он же Министр, за него и так все сделают.
Лили вцепилась в Сэма, расписывающего свою новую суперскоростную метлу, и с огнем в глазах вслух жалела о том, что на день рождения имела глупость попросить у родителей не метлу, а всего-навсего двадцать пять новых плакатов своей любимой команды «Пушки Педдл» и полный набор «Девичьих грез» из «Вредилок».
— И зачем? — разочарованно восклицала она, — да мне дядя Фред их сам бы подарил в любой день, только скажи.
Наконец прибыли долгожданные главные гости — Министр Магии Карадок Дирборн со своей женой, профессором Афиной Дирборн (Сэм, Лили, Рейн и Алекс тут же присмирели), и итальянцами. Алекс со стыдливым и жгучим любопытством исподтишка разглядывал Министра, у которого и в самом деле не было рук. Рукава красивого, расшитого золотой нитью темно-лилового камзола были аккуратно заткнуты за пояс. Лицо было благородным и немного суровым, прозрачно-голубые глаза смотрели из-под густых темных бровей прямо и открыто, голос был негромкий, но глубокий и внушительный. Он совсем не производил впечатления беспомощного калеки, от него исходило какое-то странное и притягательное ощущение уверенности и надежности. Профессор Дирборн помогала мужу очень деликатно и незаметно, так что Алекс вскоре и не замечал, что у Министра нет рук. А вот итальянцы словно были из какого-то телевизионного сериала. Один из них был толстеньким коротышкой с блестящей лысиной в окружении реденьких кучерявых волос. Он тут же обцеловал руку миссис Поттер, миссис Уизли и Мораг (под недовольные взгляды мистера Поттера и мистера Уизли) и эмоционально зажестикулировал, восторгаясь на ломаном английском языке всем подряд и сразу — убранством гостиной и столовой, красотой фарфорового чайного сервиза, количеством детей, запонками мистера Поттера, серьгой мистера Бруствера, слуховым аппаратом мистера Джоркинса и ловкостью Добби, сумевшего в немыслимом прыжке подхватить хрустальную вазу с несчастными розами, которую итальянец задел, проходя мимо стола.
— О, bellissima! О, мне много говорили об изяществе и утонченности англичанок, и теперь я собственными глазами вижу, что это все правда! Восхитительная, изумительная, о, синьора Уизли, вы словно сошли с полотна Леонардо! Та же улыбка, тот же взгляд, я потрясен! Ammirevole! О, какие милые, чудные детки! Неужели все ваши, синьор и синьора Поттер? О, моему сыну столько же лет, как вашей очаровательной дочурке. Sorprendente! Ваш дом просто прекрасен! О, синьор, originariamente, у вас отменное чувство вкуса, эта серьга — последнее веяние моды, не так ли? У нас в Италии вся молодежь проколола уши, причем независимо от того, юноша это или девушка. Все-таки влияние маглов тлетворно, не находите?
Слова сыпались из него, как плюй-камни из горсти. У мистера Уизли было такое лицо, словно он сдерживается из последних сил, мистер Голдстейн, мистер Вуд и Мораг украдкой обменивались насмешливыми взглядами, а Сириус и Джим тут же принялись развлекаться под сдавленное хихиканье остальных ребят, подсчитывая количество «О» в его речи.
Второй итальянец, словно в насмешку, был полной противоположностью. Худой, высокий, молчаливый, с шапкой темных волос и глубоко посаженными цепкими глазами непонятного цвета, он прошел в столовую, уселся в кресло и не проронил ни слова. За него и за себя болтал первый.
Алекс с любопытством рассматривал гостей. Интересно, который из них возглавляет отдел итальянских авроров, а кто — директор квиддичного комитета? Он поделился этим вопросом с остальными, и мальчики, поразмыслив, единодушно пришли к соглашению о том, что Главный Итальянский Аврор — молчаливый, потому что у него «взгляд такой, что у меня мурашки по спине прошагали в четыре в ряд!», как заметил Сириус, и вообще, все поведение выдает в нем человека, привыкшего бороться с темным колдовством. Но Лили заявила, что они все слепые и не замечают очевидного: Главный Аврор — коротышка.
— Но почему? — взвился Сириус, — он даже на волшебника-то не похож, магл маглом! Если бы я его на улице встретил, так и сказал бы, что он всего-навсего простец, который ни разу в жизни на метле не летал.
Сэм тоже скептично приподнял бровь.
— По-моему, как-то и вправду он не похож на волшебника и тем более — на аврора.
— О, Мерлин! — закатила глаза Лили в наигранном раздражении, — вы что, не видите? Он же притворяется!
Мальчики дружно вытаращили глаза и еще раз оглядели с ног до головы коротышку, который, путая английские и итальянские слова, витиевато извинялся перед профессором Дирборн, потому что едва не облил ее мантию, слевитировав стакан с водой.
— Точно! — уверенно заключила Лили, — понимаете, он просто делает вид, что такой неловкий и неуклюжий, а на самом деле за всеми исподтишка наблюдает — кто как себя ведет, кто что скажет.
— Ну это ты загнула, — с сомнением сказал Джим, — сейчас-то ему зачем наблюдать? Мы же не черные колдуны.
— Он же аврор, ну то есть как их там по-итальянски называют. Это профессиональное, наверное, и вообще откуда я знаю? — пожала плечами Лили, — просто если присмотреться хорошенько, понятно, что он притворяется.
Рейн внимательно осмотрел молчаливого.
— Ну тогда этот — директор квиддичного комитета? Мне кажется, он не отличит квоффл от бладжера. А профессиональная черта авроров — по-твоему, притворство?
Лили рассердилась.
— Мерлин, нет, конечно! Просто я хотела сказать, что, как аврор, он привык встречать всяких подозрительных волшебников и черных колдунов, поэтому держится настороже, так, чтобы ввести всех в заблуждение. На всякий случай, мало ли что. Может, он и не хочет, но так получается. И вообще, что за дурацкий спор! Папу же можно расспросить.
Лили отошла и пошепталась с отцом, вернулась с видом собственного превосходства и щелкнула всех по носам.
— Что я говорила? Все правильно. Мистер Орфио ди Лацца — вот этот вот коротышка. Кто не верит, сами спросите. Эх, вы, слепые флоббер-червяки, ничего-то у себя под носом не видите.
— Сама глупая троллиха! — прошипел оскорбленный до глубины души Сириус и, вероятно, в этот момент произошло бы непоправимое, судя по зверскому лицу Лили, но тут миссис Поттер очень торжественно позвала к столу, и брат с сестрой вынуждены были отложить выяснение отношений до лучших времен.
Ужин, как и предрекали близнецы, проходил нудно и долго. Ребята, вынужденные сидеть прямо, вести себя тихо, стараться не чавкать и правильно пользоваться всеми лежавшими перед ними столовыми приборами, чувствовали себя стесненно. Близнецы же неподдельно страдали. Джим то и дело дергал шеей, оттягивая непривычную бабочку, а Сириус вертелся, словно стул под ним кусался. Только Рейн единственный из них держался с самым невозмутимым видом, как будто каждый день обедал с министрами и иностранцами, и Алекс вспомнил свое первое впечатление при встрече с ним, когда они стояли первого сентября на перроне вокзала — юный лорд, собравшийся на светский прием, равнодушный, с холодными надменными глазами. Алекс невольно улыбнулся — теперь-то он отлично знал, что это не так. Словно услышав его мысли, Рейн незаметно состроил гримасу и подмигнул, кивнув на Сэма, в растерянности уставившегося на три разнокалиберные вилки перед собой.
Ребята с восхищением наблюдали за мистером ди Лацца, который обладал уникальным умением поглощать еду и разговаривать одновременно едва ли не со всеми сидевшими за столом. Высказывая свое мнение по поводу каких-то ограничений на колдовство в местах скопления маглов, он энергично размахивал вилкой и протыкал воздух столовым ножом, так что поддетый кусок отбивной со всего размаху шлепнулся на тарелку, и кусочки овощей разлетелись вокруг, живописно украсив лица его соседей. Алекс искусал губу, чтобы не рассмеяться вслух, глядя на мистера Уизли, брезгливо стиравшего со щеки остаток тертого шпината, и мистера Джоркинса, который ничего не заметил и восседал с изящным украшением из моркови и пастернака на лбу. Лили пряталась за спиной Сэма, приглушенно хихикая, а бессовестные близнецы прыскали в открытую, старательно не обращая внимания на огромные глаза матери. Потом мистер ди Лацца долго рассказывал о каком-то мировом квиддичном чемпионате шестидесятых годов двадцатого века, продолжавшемся почти три месяца, почему-то при этом обращаясь только к Мораг, сидевшей напротив на другом конце стола, нечаянно вытер свою лысину салфеткой, на которую перед этим сам же пролил грибной соус, и едва не задавил бедную Винки, выносившую вишневый пудинг. У мистера Голдстейна подрагивали уголки губ от громогласных извинений итальянца, профессор Дирборн тактично покашливала, Министр и миссис Уизли аристократично сдержанно улыбались.
После десерта миссис Поттер разрешила ребятам выйти в сад, видимо, справедливо полагая, что не стоит долго испытывать терпение близнецов требованием чинного поведения. Сириус и Джеймс тут же с наслаждением содрали бабочки и утопили их в ручье, взлохматили волосы и испустили боевой клич диких гоблинов, от которого дрозды, свившие гнезда в кустах терновника, долго не могли прийти в себя и с криками кружили над деревьями.
Они все-таки удрали на реку, все вместе, даже взяли с собой Лин, и отлично провели время, бродя по мелководью и пугая лягушек взрывами хохота, когда Сириус передразнивал мистера ди Лацца. У Джима отыскалась еще одна колода исчезающих карт, они удобно устроились под развесистой ивой и почти до первых звезд оглашали берег криками проигравших и довольным смехом выигравших. Громче всех кричала, конечно же, Лили, которой отчаянно не везло, и она обвиняла в подтасовке Сириуса, возмущенно отклонявшего все обвинения. Лин сбегала домой и вернулась с корзинкой, полной шоколадных лягушек, лакричных метел, перечных чертиков и сахарных перьев. Энергичные близнецы успевали не только играть в карты, собирать головастиков и соревноваться, кто больше засунет в рот лакричных метел, но и повздорили с Генри МакКлаггеном, бродившим неподалеку и с надеждой поглядывавшим на их компанию. Дело от ссоры перешло почти к драке, когда прибежал его братец Герберт, и окончательно перешло в драку, когда Герберт обозвал Джеймса Потным Потти. Гнев братьев Поттеров был беспощаден и скоропалителен, так что МакКлаггенам пришлось туговато, пока не вмешались Сэм и Алекс, оттащившие близнецов, и Рейн, властным беспрекословным тоном приказавший «малявкам, не доросшим до Хогвартса, идти пить теплое молочко на ночь, а то придется применять превентивные меры и требовать сатисфакцию за оскорбление». Ни Генри, ни Герберт понятия не имели о том, что такое «сатисфакция» и «превентивные меры», а перед Рейном они заметно робели. Поэтому враг хоть и не был повержен, но был полностью деморализован и позорно отступил. Лили еще долго хихикала вслед им, изумляясь скорости, с какой они рванули.
Они вернулись домой, когда с реки стало заметно тянуть сыростью, и маленькая Лин едва плелась, держась за руку Алекса и засыпая на ходу. Гости уже разошлись, оставались только Уизли и Вуды. Миссис Поттер всплеснула руками, увидев Сириуса с полуоторванным воротом некогда белой, а теперь пятнистой рубашки, Джеймса с чумазой физиономией и длинной царапиной на лбу и Лили в испачканном травой и тиной платье.
— Горе вы мое! Позор на мою голову! Джим, Рус, марш в свою комнату, принять душ немедленно! Лили, как тебе не стыдно! Ты же девочка, ты должна быть аккуратной! Посмотри на Рейна и Алекса! Лин, иди к маме, устала, солнышко?
Лили наморщила нос и украдкой показала друзьям язык, а близнецы с гоготом унеслись к себе, по пути перепрыгнув через Добби, который нес из столовой поднос с грязной посудой. Мистер Вуд покачал головой, с улыбкой глядя им вслед:
— Ну и сорванцы же у тебя растут, Гарри! Помяни мое слово, Хогвартсу придется туго, когда они поступят. Предупреди МакГонагалл, чтобы она застраховала замок от внезапного разрушения, туалетного потопа, бешенства всех рыцарских доспехов или чего-то в этом роде.
— Они вполне могут затмить неувядающую славу Фреда и Джорджа, — хохотнул мистер Уизли, — мне уже заранее жаль Филча, бедному старикану недолго осталось наслаждаться тишиной Хогвартса, которая не нарушается грохотом невинных шуток Джима и Руса.
Взрослые дружно рассмеялись, потом Вуды попрощались и улетели, а Уизли ушли через камин.
— Ну и как все прошло? — поинтересовалась Лили у отца, — Мистер «О-извините-о-простите-о-я-прошу-прощения» был доволен, да, пап? Ну ведь все же было отлично.
Мистер Поттер усмехнулся и устало помассировал затылок.
— Будем надеяться. Пока есть кое-какие успехи, но говорить об этом еще рано. И еще одна новость — через неделю будет дружеский матч между сборными Англии и Италии, мы все приглашены. Так что, малышка, готовь свою любимую квиддичную шляпу и не забудь начистить самую громкую свистульку.
— Дуделку, па, а не свистульку! Уррраааа! Джим, Рус, мы идем на квиддич! — завопила Лили и помчалась наверх, непонятно как умудряясь перескакивать через три ступеньки в своем платье.
— А ты, Алекс, рад? — мистер Поттер улыбнулся и принял от матери сонную Лин, обхватившую ручонками его за шею.
— Да, конечно, — ответил мальчик, хотя особого восторга эта новость у него не вызвала. Квиддичем он по-прежнему не очень интересовался. Вот если бы это был самый настоящий, вживую, футбольный матч между его любимой командой «Манчестер Юнайтед» и итальянской «Рома»! Вот тогда бы он, наверное, часы считал. А впрочем и на настоящем квиддичном матче побывать тоже интересно.
— Ну ладно, все, спать. Спокойной ночи, Алекс, не забудь почистить зубы перед сном. И завтра мы пойдем в Косую Аллею, ты помнишь? — донесся из столовой голос миссис Поттер.
— Не забуду, помню, спокойной ночи.
Алекс открыл дверь в комнату Лин перед мистером Поттером и побрел к себе, ощущая тягучую, но приятную усталость во всем теле. Он уснул крепко и сразу, едва его голова коснулась прохладной подушки, успев только подумать о том, что во сне он снова увидит море, и это просто чудесно.
* * *
Ранним утром следующего дня он проснулся от шепота и ощущения чьего-то взгляда. В доме было тихо. Все еще спали, даже домовики, обычно встающие раньше всех. А шепот все не прекращался.
Алекс соскользнул с кровати и подошел к окну. Видимо, было еще очень рано, то время, когда тьма трусливо уползает от рвущегося торжествующего дня, но еще стелется по земле темный шлейф ее вуали. Призрачный жемчужно-белесый свет дрожал вокруг, и было непонятно, то ли это утро, то ли вечер. Шепот оказался голосом утреннего дождя. Это дождь шуршал в темнеющих кустах дрока и остролиста, переговаривался с ручьем, журчавшим в глубине сада, осторожно трогал нежные бледные анемоны и желтые примулы, еще не раскрывшие лепестков, застенчиво стучал в стекло. Мальчик распахнул окно, и в комнату потоком заструилась утренняя свежесть, ворвался тонкий, но сильный запах мокрых листьев и влажной земли. Заволакивавшие небо тучи потихоньку рвались, просветы в них становились все больше и шире. И в одном из них, в светлеющем зеленовато-сером кусочке неба сияла большая звезда. Она была голубоватая, ее свет колол щеки холодными льдинками. Звезда зачаровывала, на нее хотелось смотреть, не отрывая взгляда. Наверное, это ее взгляд разбудил Алекса. Он медленно вдохнул прохладный дождевой воздух, и острое ощущение какого-то нежданного чуда быстро и больно сжало грудь, наполнило его целиком. Волосы на голове шевельнулись, по телу пробежали мурашки. Необычным было утро — звезда и дождь. И необычным был этот утренний свет, какой-то нереальный, таинственный, неземной, словно он попал в Зазеркалье. И приснившийся сон странным образом переплелся с утром. Во сне огромные звезды, похожие на ту, что сияла сейчас в утреннем небе, падали в море и нежно звенели, а само море пело тысячами голосов, взмывающими и падающими вниз, становившимися сильнее и глубже. В этой песне была мольба о чем-то, была радость, перевитая щемящей хрустальной грустью. Во сне Алекс силился понять, но не мог разобрать слов. Слова были шелестом морских волн, накатывающих на берег, вздохами морского бриза и криками морских птиц.
Алексу вдруг показалось, что он еще спит, и все это ему опять снится. Но было холодно и свежо, босые ноги совсем заледенели. Мальчик сел на подоконник, обхватив руками колени и подтянув их к подбородку. Он смотрел на звезду, а звезда смотрела на него и, как море в его сне, что-то пыталась сказать своим языком — запахом промокшего насквозь сада, ночным дождем, робким голосом первой птицы. Что говорил про звезды кентавр в ночь его блуждания по Запретному Лесу? «Они говорят иногда так громко, что только глухие сердца их не слышат». Мало слышать, еще бы суметь понять, что говорят звезды, чего они хотят от него…
Тоска, тревожная и знакомая, которую он безжалостно гнал в веселом гостеприимном доме Поттеров, воровски пробралась в сны, дрожала в голубом взгляде звезды и снова по-хозяйски устраивалась в нем.
Зачем все это? И почему?
И словно это только и ждало, толкнуло в грудь.
«Малфой-Менор», — слова выплыли из глубин памяти двумя большими рыбинами.
«Малфой-Менор», — прошелестел уходящий дождь, напоследок тронув листву.
«Малфой-Менор», — громко и резко пропел дрозд,
Малфой-Менор.
Воздух вокруг колыхнулся, в ушах зазвенело, а звезда на небе вдруг на мгновение ярко вспыхнула. Или ему это показалось? Но тоска в душе испуганно встрепенулась, проколотая лучиком звезды, разгоравшимся все сильнее и сильнее. Им овладела странная непоколебимая уверенность, что именно там, в старом замке, в котором закончилась вторая магическая война, в котором когда-то жила его семья, он найдет ответ на все свои вопросы. Малфой-Менор ждет его, чтобы что-то сказать.
Шепот дождя становился тише и глуше. По саду поползли струи тумана, понемногу поднимавшиеся выше, затапливающие сад серыми волнами. Ему вдруг невыносимо захотелось выйти в утро, ощутить на коже влажное прикосновение тумана, чтобы немного остудить огонь, запылавший внутри. Он соскользнул с подоконника и, тихо открыв дверь, вышел в коридор.
* * *
Джинни, зевая и кутаясь в халат, спустилась вниз и споткнулась об клубок Удлинителей Ушей, брошенных прямо на лестнице вперемешку с обертками от перечных чертиков и шоколадных лягушек. Вот паршивцы, и когда успели намусорить?
Она вздохнула и заколола волосы узлом на затылке. С утра пораньше — и уже уборка, а вчерашнее вино, старое, выдержанное, ароматно-терпкое (Шеваль Блан сорок седьмого, раритет!), все-таки давало о себе знать. Бодрящего чаю и побыстрей!
Погода за окном навевала уныние, а ведь вчера был изумительный звездный вечер, не предвещавший никакого дождя. Она не любила, когда день начинался таким серым угрюмым утром. Джинни оглядела гостиную, отделенную от холла всего лишь широким арочным проемом, и вздрогнула. Остатки сна смыло ледяной водой неожиданности.
Входная дверь была открыта нараспашку, рваные белесые клочья тумана ползли в дом, а в проеме темнела тонкая угловатая фигурка, задравшая голову и вглядывавшаяся в небо. Алекс!
Она быстрыми шагами подошла к мальчику. Он был босиком, в одной пижаме, посиневший от холода, темные волосы были влажными от тумана, маленький, худенький, встрепанный, словно выпавший из гнезда птенец. И ее сердце облилось волной невольного сострадания и жалости, как это не раз бывало связано с Алексом. Она невольно отметила, каким безучастным было его обычно бледное лицо, казавшееся в смутном и зыбком свете еще бледнее.
— Ты простудишься! Почему так рано встал?
Алекс даже не удивился ее появлению. Он промолчал и взглянул на нее серыми глазами, которые на пороге между светом и сумраком казались необычайно глубокими и темными, и Джинни едва не вскрикнула. Этот взгляд, прямой и умный, совсем не детский, был так похож на взгляд его матери!
Она неожиданно и безотчетно, повинуясь каким-то внутренним инстинктам, мягко поцеловала мальчика в лоб и осторожно обняла, ощутив тонкие мальчишеские косточки и холод окоченевших рук. Алекс медлил всего лишь мгновение, а потом ответно прижался к ней, дрожа всем телом.
— Чшшшш, тише, тише, — она тихо баюкала его, как еще одного своего сына, — все будет хорошо. Все будет очень хорошо, обещаю.
Она не знала, почему его утешала, почему обещала, но в душе была уверена, что все делает правильно. Ее голос звучал мягко и твердо, наполнял уверенностью, а в ее руках был теплый покой и обещание того, что все будет так, как она сказала.
И Алекс поверил.
* * *
Когда спустился сонный взлохмаченный Гарри, мальчик уже посапывал на диване, укутанный двумя толстыми пледами, а Джинни сидела с огромной чашкой горячего чая за столом и задумчиво выписывала пальцем узоры на столешнице.
— Привет.
Гарри уткнулся носом в уютную ямку на теплой шее жены, с наслаждением вдыхая родной цветочный аромат, окружавший ее всегда и всюду. Джинни ласково взъерошила его черные волосы и привычно остро ощутила, как задрожало все ее существо от любви к этому мужчине, от бесконечной и нестерпимой нежности, которая делала тело легким, колола кончики пальцев и рассыпала в воздухе искры, то и дело проскакивавшие между ней и мужем. Она готова была идти за ним на край света, броситься в адское пекло или сделать что-нибудь сумасшедшее, лишь бы чувствовать тепло его объятий и задыхаться от света его глаз, в которых сияла любовь. Эта любовь была самым важным и главным в ее жизни, и она ощущала это каждую минуту.
— Даже домовики видят утренние сны, а моя королева Джиневра сидит с таким видом, как будто озабочена проблемами глобального потепления и вопросами урегулирования очередного конфликта с великанами. Спасибо за вчерашний ужин, любимая. Все было на высшем уровне, итальянцы были в восторге от твоего пудинга. Они не попросили рецепта?
Джинни усмехнулась и налила мужу свежеприготовленного кофе.
— Нет, хотя я могла и не понять этого мистера Орфио ди Лацца с его ужасным английским, бурными эмоциями и жестами.
— Угу, — кивнул Гарри, с шумом отхлебывая горячий кофе, — забавный человечек. И не скажешь, что он аврор, правда? Многие, думаю, обманываются его внешним видом. Кстати, не забудь, через неделю мы идем на дружеский матч Англия — Италия. Дети в жутком восторге.
— Да, кроме Лин и Алекса, им это не придется по вкусу, — тихо заметила Джинни, — Лин не любит шумные многолюдные сборища, а мальчик, по-моему, так и не увлекся квиддичем, несмотря на все старания Лили.
— В этом он похож на нее, — Гарри немного натянуто улыбнулся и помолчал.
Джинни тихонько кивнула. Гермиона Грейнджер никогда не любила квиддич.
— Знаешь, я много думал, — Гарри обнял жену за талию и хитро усмехнулся, — Лин не похожа ни на меня, ни на тебя, ни на других детей. Может, ее подменили в Мунго?
— Гарри!!! — Джинни гневно полыхнула взглядом на мужа, и тот поднял руки, в зеленых глазах игриво подмигивали золотые чертики.
— Да шучу, шучу! Просто совершенно непонятно, как у нас с тобой могла родиться такая… такая…
— Какая — такая?!
— Такая… неувлеченная квиддичем дочь.
Джинни невольно фыркнула, не сдержала смеха. Насчет квиддича была истинная правда. В их доме царил культ этой игры. Стены в комнате Лили и мальчиков пестрели плакатами квиддичных команд, споры и драки разгорались из-за них же, покупалось неисчислимое количество сувениров, значков, фигурок игроков, шляп и шарфов, дуделок, карточек и прочего, имеющего мало-мальское отношение к квиддичу. Да и они с Гарри тоже старались выбраться на финалы Британской Лиги и мировые чемпионаты.
— Вчера заглядывала мама, — припомнила Джинни.
— И?
— Беспокоилась за Арти.
— А что за него беспокоиться? — удивился Гарри и зевнул, — он отлично выдержал все традиционные экзамены Аврората, осталось только практическое испытание. Обычно ребята всем отделом придумывают что-нибудь эдакое. В прошлом году группу Терри запихнули в образцовое болото, кишащее валлийскими гриндилоу, и дали задание каждому на рожки привязать бантик. На бедняг было жалко смотреть, это я о гриндилоу говорю. Кажется, именно после этого они все тихо вымерли от пережитого ужаса в виде будущих авроров. Потом к нам приходил разбираться Комитет по охране магической природы, шуму было… А в позапрошлом году, помнится, Колин нанял болгарских вейл, и еще там были замешаны мерроу. Тоже был… кхм… скандал. А за Артура я даже не беспокоюсь, он сможет выбраться хоть из лап гриндилоу, хоть из ручек вейл. Честное слово, я горжусь своим крестником.
Джинни нахмурилась. Что-то еще было в памяти, о чем она хотела спросить мужа. Ах, да…
— А Алексу ты сказал?
Гарри смущенно взлохматил волосы и привычным жестом потер переносицу, водружая на нос очки. Он оттягивал это уже неделю, клял себя за нерешительность, отговаривался важными делами и предстоящим ужином, убеждал, что ничего такого он не совершает, но не мог. Едва мальчик попадался ему на глаза, и Гарри открывал рот, как сразу же все слова куда-то испарялись.
— Н-н-н-нет…
— Ох, милый, нельзя же так! Он может подумать, что мы его бросаем, что недовольны им, — в голосе Джинни было беспокойство.
— Я согласен с тобой абсолютно и полностью, — Гарри тяжело вздохнул, — мне тоже не по себе, но таков закон. Несовершеннолетний маг, у которого нет родителей, и есть родственники маглы, должен проводить в их доме определенное количество дней в году.
Джинни, отвернувшись, сердито загремела посудой в буфете.
— Этот дурацкий закон — перестраховка, не понимаю, чего вы все так боитесь. И почему мальчику обязательно нужно поддерживать отношения с этими ужасными маглами? Я едва выдерживаю в доме Дурслей полчаса, потому что Дадли обычно заметно трусит и поэтому лебезит так, что становится противно, Гортензия глупа, как пробка от бутылки сливочного пива, их сынок невероятно, чудовищно невоспитан, да от них просто стошнит кого угодно! Если родные Алекса такие же, как…
— Ты прекрасно знаешь, после каких событий был введен этот закон, — мягко оборвал ее Гарри, — и я не могу его нарушить, хотя, наверное, понимаю мальчика, как никто другой. Я понимаю, что ему не захочется возвращаться в дом этих людей после всего, что он узнал, испытал, после набитого чудесами Хогвартса, после нашего дома, в котором, как мне кажется, ему очень нравится. Но прости меня, я не могу переступить через закон, за поддержку которого выступал сам, разумность и нужность которого доказывал всему Министерству. И еще… Алексу, именно Алексу нельзя рвать все связи с маглами, нужно хотя бы раз в год встречаться с этими Бигсли, какими бы они ни были, потому что в конечном итоге это пойдет на пользу только ему.
Джинни прерывисто вздохнула и ошеломленным и немного испуганным взглядом посмотрела на мужа, словно не веря услышанному.
— Ты… боишься, что Алекс… что вдруг он… когда-нибудь… ты не уверен в нем? И потому не отказался и от опекунства?
Гарри молчал почти минуту, и Джинни затаила дыхание, боялась сказать что-нибудь еще, неосторожно разбить эту нависшую, ощутимую, давящую тишину, прорезавшую пространство острым ножом и отдалившую их друг от друга. Ей вдруг показалось, что слова вылетят и повиснут в загустевшем воздухе между ними, и тогда произойдет что-то дурное. Она резко встряхнула головой, отгоняя нелепые мысли.
— Нет-нет, я уверен в нем. Но не уверен в себе. Не уверен в Роне. Не уверен в нас.
— Что? Я не понимаю, — Джинни беспомощно развела руками и ощутила, как какое-то странное чувство легко взлетело вверх с ее плеч, воздух снова стал нормальным, и можно было вздохнуть полной грудью.
— Понимаешь, я не уверен в том, сможем ли мы правильно воспитать его. А ведь мы несем огромную ответственность за него, за его душу, за его видение мира. Рон не может принять Алекса, не знаю, сможет ли когда-нибудь. Все в мальчике напоминает ему о прошлом, бередит старые раны, поэтому он злится и не может сдержать себя. А я… мне жаль этого ребенка. Его, как когда-то и меня, грубым рывком вырвали из обычного привычного мира и окунули в магию, в то, что раньше он считал сказками и глупыми легендами о Мерлине. И едва он успел осознать свою причастность к миру волшебных палочек и кипящих котлов, едва сумел ощутить свою волшебную силу, как тут же наткнулся на отчуждение этого мира, на враждебность и страх, так или иначе, высказываемые по отношению к нему. Мы были неправы с самого начала, ты помнишь? Каждое наше неосторожное слово, невысказанная, но понятная мысль, невольно вырвавшиеся эмоции, черт, я теперь за все это боюсь! Но я виню себя за несдержанность и в то же время осознаю, что это получились непреднамеренно, и у нас есть шанс все исправить. Мы должны попытаться не допустить новых ошибок. И еще мы должны помочь Алексу преодолеть отчуждение.
Гарри задумчиво смотрел на моросящую сырость за окном, и блеклые лучи утреннего солнца, наконец пробившиеся сквозь кромку серых облаков, странно осветили его лицо, сделав черты резче и в то же время почему-то моложе. Джинни вдруг показалось, что перед ней снова юный семнадцатилетний Гарри, принимающий тяжелое, но верное решение. Она подошла к нему и крепко обняла, стараясь поддержать, как и тогда, влить свою силу. Он обнял ее в ответ и продолжил:
— Именно мы и никто иной. Все получилось так, а не иначе, мы стали опекунами этого мальчика, значит мы добровольно взвалили на себя эту ношу и должны вырастить из него хорошего человека...
«Непохожего на его родит… нет, на его отца» — додумала Джинни и прижалась к мужу, слыша, как мерно бьется его сердце.
— Сильного, справедливого, честного. Честного, прежде всего, перед самим собой. Человека, который сможет осознать и принять ошибки прошлого и не побоится идти в будущее с открытой душой. Но сможем ли мы?
— Сможем, — прошептала Джинни, — я знаю, что так и будет. И верю в тебя и в нас, хотя ты и сомневаешься. Наши дети мудрее нас, и если вдруг мы споткнемся на пути, если косность и предубеждения окажутся сильнее нас, они ему помогут.
Гарри поцеловал ее в мягкие губы, принимая ее уверенность, прижал к себе и вдохнул аромат ее волос. Джинни всегда умела найти нужные слова. И она почти всегда оказывалась права. Он надеялся, так будет и на этот раз.
А Джинни думала, что сегодня было странное утро. Она пыталась заронить семена надежды в сердца двух человек. Одного взрослого, сильного, но сомневающегося мужчины, а второго — маленького одинокого мальчика. И этот мужчина, и этот мальчик были в чем-то, очень глубинном, удивительно похожи.
* * *
— Спорим, итальянцы выиграют? Ставлю десять сиклей и моего Тоби против твоей волшебной палочки.
— Ага, с чего это вдруг? Во-первых, наши реально круче, они в прошлый раз в полуфинал чемпионата мира вышли, а итальянцы даже в четверть не попали. Во-вторых, в твоей копилке и трех сиклей не наберется, а Тоби давно уже сдох, пушистиков все-таки надо кормить. А в-третьих — спорить на свою палочку? Ты меня за дурочку держишь? Трижды ха, Сириус Поттер, спорить я с тобой не буду, даже не надейся.
Лили показала разочарованному брату язык и демонстративно удалилась к себе в комнату. Сириус пристал со спором сперва к Алексу, а потом к Джеймсу, но те тоже отмахнулись, потому что пытались сыграть в волшебные шахматы без черного ферзя и белого слона (те благополучно были утеряны). Давным-давно не выбиравшиеся на белый свет фигуры кисло зевали, вяло толпились и топтались кучками, а мальчики азартно решали, может ли ладья заменить ферзя, и принимать ли поражение, если трусливый король сдается прежде, чем его выпихнут на доску. Лин настойчиво подталкивала черного короля, а тот упирался и прятал корону под мантию.
Гарри из-за газеты наблюдал за детьми, сдерживая усмешки. Он любил такие вечера. Покой, тихое тепло дома, привычное и уютное ворчание домовиков, любимая Джинни, звонкие голоса детей, их веселые лица. Пусть за сыновьями нужен был глаз да глаз, чтобы они не взорвали дом, старшая дочь бессовестно вертела им как хотела, а младшая имела привычку исчезать, а потом, после полудня безумных поисков, нервных криков и сотни капель Успокоительного зелья, находиться где-нибудь на чердаке, в кухонном шкафу или под вывороченными бурей подгнившими корнями старого дуба — это была его семья, его родные человечки, его дети. Они были такие разные, совсем не похожие друг на друга (по крайней мере, мальчики отличались от девочек!), и в то же время удивительно повторяющие черты Джинни и его.
Лили. Его первое дитя. Он, наверное, не осмелился бы признаться даже самому себе, но она занимала в его сердце особое место и была особенной. Появившаяся на свет в последний, самый страшный и темный год войны, она, словно звездочка, осветила его жизнь, стала неким символом надежды и веры в будущее. Она наполнила его совершенно новым, неизведанным чувством отцовской гордости и нежности, заботы и огромной ответственности. Он вдруг стал взрослее и старше, взглянул на мир по-новому. Он теперь в полной мере понимал своих родителей, самоотверженно сражавшихся с Волдемортом, свою мать, безоглядно отдавшую свою жизнь ради него. Потому что сам теперь защищал, но не всю магическую Англию, не огромное множество незнакомых магов, а свою любимую Джинни и свою крохотную дочурку. Это было остро и близко, так близко, что каждый удар сердца бил по нервам, переплавлял страх за них в силу и решительность. Первый осмысленный взгляд Лили, ее милая смешная улыбка, крепко сжатые маленькие кулачки, ее плач, с самых первых дней требовательный, первое слово, первые шаги, первые шалости — все это крепко сидело в нем. Он готов был сразиться с любым, кто мог погасить улыбку его дочери.
Джим и Рус. Джеймс Ремус Поттер и Сириус Альбус Поттер. Все друзья, родные и знакомые различали их с трудом и в один голос твердили, что они похожи, как две капли воды, как два пера феникса, и как два волшебных бездонных мешочка набиты проделками и хулиганством. «А здесь гены Уизли виноваты, я не при чем!» — обычно шутливо отнекивался он. Но это продлится недолго. Пока они еще проказливые дети, беззаботные и непосредственные, а потом вырастут в разных людей. Например, все прекрасно знают, что балагур и весельчак Фред Уизли основал магазин волшебных вредилок, придумав неисчислимое множество всевозможных гадостей, отравляющих жизнь нормальным взрослым людям, и останавливаться на этом не собирается — расширяет сеть своих магазинов и искренне считает, что это дело его жизни. А кто из непосвященных догадается, что немногословный замкнутый Джордж Уизли, занимающийся скучнейшим делом на свете — разведением флоббер-червей для австралийских магов-фермеров — тоже один из известных Умников Уизли, почти легенд Хогвартса, которым стараются подражать нынешние школяры? Они с братом даже утратили внешнее сходство. Джорджу сильно досталось при событиях одиннадцатилетней давности — лицо пересекает уродливый шрам, стянувший кожу, некогда спаленные заклятьем волосы потускнели и поредели, сухожилия на левой ноге повреждены, и он заметно хромает. А Фред умудрился выбраться из всех передряг целым и невредимым, пылает рыжей шевелюрой и с возрастом разве что немного погрузнел, но так и остался прежним Фредом, отточившим свое чувство юмора почти до игольной остроты. Он обожает жену и дочку, имеет кучу приятелей, любит вкусно поесть и повеселиться как следует, а Джордж ведет почти затворническое существование, лишь изредка выбираясь в Англию, и досадливо морщится, когда мать начинает над ним причитать и хлопотать. Судьбы братьев-близнецов Уизли разбежались по разным дорогам. Как разведет жизнь братьев-близнецов Поттеров?
Им с Джинни видно, что сыновья отличаются друг от друга. Джеймс чуть серьезнее, чуть собраннее, чуть спокойнее, чуть внимательнее к окружающим. Всего лишь чуть. Но это много будет значить в будущем. Сириус чуть буйнее в своих шалостях, чуть бесшабашнее по духу, чуть развязнее в поведении. Именно он иногда доводит сестер до слез, дразня и обзываясь. А Джеймс словно знает, когда надо остановиться. И извиняется за обоих, если такое случается, тоже он.
Гарри казалось, что сыновья непостижимым образом унаследовали какие-то черты характера тех, в честь кого их назвали. Конечно, в случае с Джеймсом это вполне объяснимо, но Сириус? Как мог передать свой характер его крестный, маг из знатной чистокровной семьи, чья молодость навсегда осталась заточенной в стенах Азкабана, а жизнь была растоптана под ногами Волдеморта? Крестный, почти до последнего видевший в крестнике лишь зеркальное отражение погибшего друга, движимый неутолимой жаждой мести и убитый заклятьем, вылетевшим из палочки собственной кузины, еще когда сам Гарри был подростком? Впрочем, ведь и Сириус приходился ему дальним родственником. И нередко, помимо воли, Гарри видел в своем сыне, Сириусе Поттере, Сириуса Блэка. Взгляд, жест, брошенная с особой интонацией реплика. И становилось немного не по себе. Гарри по-своему любил крестного, был благодарен ему, и это не забывалось и сейчас, но видеть в сыне неудержимого в своих порывах Сириуса Блэка…
Полина. Маленькая, задумчивая и серьезная Лин, как сияют ее удивительные сиреневые глаза, и светится круглое личико от редкой гостьи-улыбки! Хоть неулыбчивая, но ласковая, она до сих пор любит забираться к нему на колени, обнимает за шею и молча, ничего не говоря, утыкается носом в плечо. Что творится в ее головке? Она — единственная из детей, кто проявляет хоть какой-то интерес к миру маглов. Лили и мальчиков ничего магловское не трогает, разве что какие-нибудь шуточные безделки вроде мини-шокера или что-нибудь из магазина приколов. А Лин нравится рассматривать неподвижные фотографии самолетов, она расспрашивает, как они летают и не падают; магловские книги с неподвижными картинками; метро; самое обычное магловское кафе; дети-маглы, ее ровесники.
Джинни была строга с детьми, а он, помня собственное безрадостное детство, безбожно их баловал, потому что чувствовал всепоглощающее счастье, перехлестывавшее через край всего его существа, когда в доме смеялись дети. Когда он видел, что в их чистых глазах нет страха и потерянности. Когда понимал, что его сыновьям и дочерям не придется пережить то, что пришлось пережить ему. Что они не будут выгрызать у жизни крохотные кусочки нечаянной радости. Что они не будут прятаться и скрываться, каждый миг ожидая, что из-за угла прилетит смертельное заклятье. Его дети жили в свободном мире, не омраченном тенью Волдеморта, и он знал, что если понадобится — умрет, но сохранит этот мир.
А еще в этом мире, в его доме живет Алекс Грейнджер Малфой, и ему надо наконец сказать, что две недели, минимальный срок, который с боем удалось выторговать у Департамента социального обеспечения магического сообщества, ему придется провести в доме его магловских опекунов Бигсли.
Мальчишки наконец пришли к согласию, ухитрились-таки расставить фигурки без недостающих и начали партию. Лин наблюдала за ними, лежа на полу и подперев щечки кулачками. Джим дергал себя за отросшую рыжую челку, лезшую на глаза, вскакивал и снова садился, Рус тараторил без умолку, а Алекс молча и обстоятельно обдумывал каждый ход. Гарри подметил в мальчике эту особенность — он словно сдерживал себя, сдерживал в улыбке, движениях, проявлениях чувств, и в то же время ему было неловко от собственной холодности на фоне весьма эмоциональных и нетерпеливых Лили, Джима и Руса. Но он не был холоден или равнодушен по природе, где-то глубоко в нем горело пламя, до поры, до времени старательно скрываемое, а может быть просто бессознательно подавляемое.
Гарри решительно сложил газету. Хватить оттягивать.
— Алекс, я хочу с тобой поговорить.
Мальчик поднял голову.
— Да?
Черт, как же он все-таки похож на своего отца, даже жутко становится от такого сходства. Если не цвет волос, можно было бы поклясться, что перед ним снова двенадцатилетний Драко Малфой.
Хотя… нет. У Малфоя никогда не было такого внимательного взгляда и привычки чуть наклонять голову, слушая. Это — ее. Гарри не раз ловил себя на том, что приглядывается к Алексу и выделяет в нем каждую черточку, мельчайшее проявление характера, пытаясь то ли угадать знакомое, то ли утвердиться в мысли, что мальчик унаследовал только лучшее, что было в Драко Малфое (было ли?) и Гермионе Грейнджер. Как странно переплелись в этом ребенке гены его родителей, и как тяжело не видеть в нем ее…
— Выйдем-ка прогуляемся, а вы подождите нас здесь, — сказал Гарри.
Джим и Рус удивленно взглянули на отца, а темные бровки Лин нахмурились.
— А вы скоро вернетесь? — протянула она, — папочка, в саду темно уже.
— Скоро, солнышко, просто нам с Алексом нужно поговорить.
Гарри с мальчиком спустились по широкой террасе и медленно пошли по дорожке, вымощенной узорчатым кирпичом. Алекс шел молча, приноравливаясь к его шагам.
— Как вы сходили в Косую Аллею? — спросил Гарри, стремясь все сказать и в то же время оттянуть этот неприятный момент.
— Хорошо, — отозвался мальчик, и по чуть-чуть изменившемуся голосу можно было понять, что он улыбнулся, — миссис Поттер опустошила половину магазина мадам Малкин, накупила кучу одежды. У меня за все одиннадцать лет столько не было, кажется. Только…
— Что?
— Эти парадные мантии, — смущенно протянул Алекс, — их что, обязательно нужно надевать? Они такие… такие девчоночьи…
Гарри засмеялся, припоминая собственные чувства при виде чего-то бутылочно-зеленого в руках миссис Уизли.
— Боюсь, что да. Правда, в Хогвартсе обычно они требуются к курсу четвертому, да и то не всегда. Полагаю, Джинни немного увлеклась в своем энтузиазме.
Алекс тихонько вздохнул. Они шли все дальше, благо сад был огромный и полудикий. В теплом воздухе витали усилившиеся к ночи ароматы цветов, пахло нагретой за день корой ореховых деревьев, терпкой зеленой листвой, мятой и розмарином, нежно и мелодично пели цикады. Алекс уже немного удивлялся, почему его опекун захотел поговорить именно в саду. И словно услышав, мистер Поттер откашлялся и сказал:
— Алекс, мне нужно кое-что тебе сказать. Но перед этим… ты помнишь, что я написал тебе в последнем письме в Хогвартс?
— Да, конечно, я… я так и не сказал вам… спасибо, мистер Поттер! Мне Рейн объяснил, но я даже и не ожидал. Я был так рад!
Гарри чувствовал смущение и волнение Алекса. Нет, этого точно не было в Драко Малфое.
— То, что я тогда написал, остается в силе. Мой дом — твой дом, Алекс. Но есть одно «но».
Алекс напрягся и весь подобрался, словно готовясь услышать что-то страшное. «В его жизни было мало радости», вдруг вспомнил Гарри слова Анджелины, когда она рассказывала про успехи Алекса в Хогвартсе, его неподдельный интерес на уроках трансфигурации, восторг в глазах от получающихся заклятий. Да, жизнь в доме таких людей, как Бигсли, безусловно, особо веселой не назовешь.
— По закону о совместном опекунстве, ты должен провести у своих магловских опекунов несколько дней каникул.
Алекс вздрогнул, и Гарри почти осязаемо ощутил его участившееся дыхание.
— Сколько дней?
— Две недели. Это минимум.
Гарри остановился, и мальчик тоже. В сгущающихся сумерках трудно было разобрать, что выразилось на лице Алекса, однако в серых глазах мелькнуло и пропало что-то, больше похожее на облегчение, чем на разочарование.
— Всего две недели? И потом я вернусь к вам?
Неужели он боялся, что его не пустят обратно?
— Конечно. Если сам захочешь. Я не могу принуждать тебя силой жить в моем доме и терпеть опасное соседство Джеймса и Сириуса. Но предупреждаю, если ты предпочтешь остаться у Бигсли, мне придется обосноваться по соседству у Дурслей, потому что Джинни и Лили вряд ли пустят меня без тебя.
А вот теперь было отчетливо видно, как в душе мальчика перемешались неуверенность и доверие, досада и радость. Ему, наверное, не очень хотелось провести у Бигсли две недели, но облегчение от того, что потом он вернется, затмило все чувства.
— Ну вот, это все, что я хотел сказать, — развел руками Гарри, — ты как? Готов ко встрече с Бигсли?
Алекс помолчал, ощущая прикосновение теплого ветра, словно чьи-то легкие и ласковые ладони погладили его по лицу. Цикады пели так же нежно, а сквозь листья кленов, мимо которых они сейчас проходили, просвечивали звезды. Мгновенное сильнейшее отвращение к Бигсли, нежелание возвращаться в их дом, какой-то дурацкий необъяснимый страх, заставивший сердце забиться в сумасшедшем темпе, понемногу улеглись, уступая место тихому покою. Он глубоко вздохнул, успокаиваясь, и взглянул на мистера Поттера.
— Да. Это ведь неизбежно? — и сам удивился книжности выскочившего слова.
Надо же — «неизбежно»! Ему вдруг захотелось спрятаться куда-нибудь в темный уголок и молча, в одиночестве, заново прокрутить в голове эту неожиданную новость.
— Неизбежно, — подтвердил мистер Поттер, — ничего не поделаешь. Но ты не бойся и держи оборону, две недели пройдут быстро. Прости, что не сказал тебе сразу в начале каникул, не хотелось огорчать.
— Ничего, — Алекс пожал плечами и усмехнулся, — ведь никогда не бывает так, чтобы все время было хорошо. А я не видел Бигсли уже больше десяти месяцев, так что все правильно.
Гарри невольно захотелось поежиться, столько неосознанной горечи прозвучало в мальчишеском голосе. Он положил руку на плечо Алекса в жесте ободрения.
— Всего две недели.
Это для него — «всего», а как они пройдут для Алекса? Какой вред ему нанесут? Или он станет сильнее? Если он будет и дальше общаться с Бигсли, вот так, едва ли не по принуждению, не утвердится ли в мысли о том, что маглы несносны и только мешают? Или он придет к осознанию того, что нет разницы, магл ты или маг, если ты просто живешь так, как считаешь нужным, и радуешься жизни каждый день, пусть и на свой лад?
А может быть права была Джинни, требуя, чтобы он добился в Министерстве единоличного опекунства? С его связями и именем сделать это было проще простого. Если бы можно было одним махом разрубить этот гордиев узел вопросов и сомнений… Но Гарри по опыту знал, что подобное удается очень редко, гораздо чаще приходится изо всех сил барахтаться в неразберихе и неизвестности, в собственных ошибках и чужих промахах, только надеясь, что когда-нибудь все станет на свои места.
— Па, Алекс, вы где?
Ну что прикажете делать с этими детьми, которым было велено ждать их дома? Без сомнений, весь запас послушания на этот месяц они исчерпали вчера вечером!
Я плакала весь вечер! Работа очень атмосферная. Спасибо!
|
Изначально, когда я только увидела размер данной работы, меня обуревало сомнение: а стоит ли оно того? К сожалению, существует много работ, которые могут похвастаться лишь большим количеством слов и упорностью автора в написании, но не более того. Видела я и мнения других читателей, но понимала, что, по большей части, вряд ли я найду здесь все то, чем они так восторгаются: так уж сложилось в драмионе, что читать комментарии – дело гиблое, и слова среднего читателя в данном фандоме – не совсем то, с чем вы столкнетесь в действительности. И здесь, казалось бы, меня должно было ожидать то же самое. Однако!
Показать полностью
Я начну с минусов, потому что я – раковая опухоль всех читателей. Ну, или потому что от меня иного ожидать не стоит. Первое. ООС персонажей. Извечное нытье читателей и оправдание авторов в стиле «откуда же мы можем знать наверняка». Но все же надо ощущать эту грань, когда персонаж становится не более чем картонным изображением с пометкой имя-фамилия, когда можно изменить имя – и ничего не изменится. К сожалению, упомянутое не обошло и данную работу. Пускай все было не так уж и плохо, но в этом плане похвалить я могу мало за что. В частности, пострадало все семейство Малфоев. Нарцисса Малфой. «Снежная королева» предстает перед нами с самого начала и, что удивляет, позволяет себе какие-то мещанские слабости в виде тяжелого дыхания, тряски незнакомых личностей, показательной брезгливости и бесконтрольных эмоций. В принципе, я понимаю, почему это было показано: получить весточку от сына в такое напряженное время. Эти эмоциональные и иррациональные поступки могли бы оправдать мадам Малфой, если бы все оставшееся время ее личность не пичкали пафосом безэмоциональности, гордости и хладнокровия. Если уж вы рисуете женщину в подобных тонах, так придерживайтесь этого, прочувствуйте ситуацию. Я что-то очень сомневаюсь, что подобного полета гордости женщина станет вести себя как какая-то плебейка. Зачем говорить, что она умеет держать лицо, если данная ее черта тут же и разбивается? В общем, Нарцисса в начале прям покоробила, как бы меня не пытались переубедить, я очень слабо верю в нее. Холодный тон голоса, может, еще бешеные глаза, которые беззвучно кричат – вполне вписывается в ее образ. Но представлять, что она «как девочка» скачет по лестницам, приветствуя мужа и сына в лучших платьях, – увольте. Леди есть леди. Не зря быть леди очень тяжело. Здесь же Нарцисса лишь временами походит на Леди, но ее эмоциональные качели сбивают ее же с ног. Но терпимо. 3 |
Не то, что Гермиона, например.
Показать полностью
Гермиона Грейнджер из «Наследника» – моё разочарование. И объяснение ее поведения автором, как по мне, просто косяк. Казалось бы, до применения заклятья она вела себя как Гермиона Грейнджер, а после заклятья ей так отшибло голову, что она превратилась во что-то другое с налетом Луны Лавгуд. Я серьезно. Она мечтательно вздыхает, выдает какие-то непонятные фразы-цитаты и невинно хлопает глазками в стиле «я вся такая неземная, но почему-то именно на земле, сама не пойму». То есть автор как бы намекает, что, стерев себе память, внимание, ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР НЕ ГЕРМИОНА ГРЕЙНДЖЕР. Это что, значит, выходит, что Гермиона у нас личность только из-за того, что помнит все школьные заклинания или прочитанные книги? Что ее делает самой собой лишь память? Самое глупое объяснения ее переменчивого характера. Просто убили личность, и всю работу я просто не могла воспринимать персонажа как ту самую Гермиону, ту самую Грейнджер, занозу в заднице, педантичную и бесконечно рациональную. Девушка, которая лишена фантазии, у которой были проблемы с той же самой Луной Лавгуд, в чью непонятную и чудную копию она обратилась. Персонаж вроде бы пытался вернуть себе прежнее, но что-то как-то неубедительно. В общем, вышло жестоко и глупо. Даже если рассматривать ее поведение до потери памяти, она явно поступила не очень умно. Хотя тут скорее вина авторов в недоработке сюжета: приняв решение стереть себе память, она делает это намеренно на какой-то срок, чтобы потом ВСПОМНИТЬ. Вы не представляете, какой фейспалм я ловлю, причем не шуточно-театральный, а настоящий и болезненный. Гермиона хочет стереть память, чтобы, сдавшись врагам, она не выдала все секреты. --> Она стирает себе память на определенный промежуток времени, чтобы потом ВСПОМНИТЬ, если забыла… Чувствуете? Несостыковочка. 3 |
Также удручает ее бесконечная наивность в отношениях с Забини. Все мы понимаем, какой он джентльмен рядом с ней, но все и всё вокруг так и кричат о его не просто дружеском отношении. На что она лишь делает удивленные глаза, выдает банальную фразу «мы друзья» и дальше улыбается, просто вгоняя нож по рукоятку в сердце несчастного друга. Либо это эгоизм, либо дурство. Хотелось бы верить в первое, но Гермиону в данной работе так безыскусно прописывают, что во втором просто нельзя сомневаться.
Показать полностью
Еще расстраивает то, что, молчаливо приняв сторону сопротивления, Гермиона делает свои дела и никак не пытается связаться с друзьями или сделать им хотя бы намек. Они ведь для нее не стали бывшими друзьями, она ведь не разорвала с ними связь: на это указывает факт того, что своего единственного сына Гермиона настояла записать как подопечного Поттера и Уизли. То есть она наивно надеялась, что ее друзья, которые перенесли очень мучительные переживания, избегая ее и упоминаний ее существования, просто кивнут головой и согласятся в случае чего? Бесконечная дурость. И эгоизм. Она даже не пыталась с ними связаться, не то чтобы объясниться: ее хватило только на слезовыжимательное видеосообщение. Итого: Гермиона без памяти – эгоистичная, малодушная и еще раз эгоистичная натура, витающая в облаках в твердой уверенности, что ее должны и понять, и простить, а она в свою очередь никому и ничего не должна. Кроме семьи, конечно, она же у нас теперь Малфой, а это обязывает только к семейным драмам и страданиям. Надо отдать должное этому образу: драма из ничего и драма, чтобы симулировать хоть что-то. Разочарование в авторском видении более чем. 3 |
Драко, кстати, вышел сносным. По крайне мере, на фоне Гермионы и Нарциссы он не выделялся чем-то странным, в то время как Гермиона своими «глубокими фразами» порой вызывала cringe. Малфой-старший был блеклый, но тоже сносный. Непримечательный, но это и хорошо, по крайней мере, плохого сказать о нем нельзя.
Показать полностью
Еще хочу отметить дикий ООС Рона. Казалось бы, пора уже прекращать удивляться, негодовать и придавать какое-либо значение тому, как прописывают Уизли-младшего в фанфиках, где он не пейрингует Гермиону, так сказать. Но не могу, каждый раз сердце обливается кровью от обиды за персонажа. Здесь, как, впрочем, и везде, ему выдают роль самого злобного: то в размышлениях Гермионы он увидит какие-то симпатии Пожирателям и буквально сгорит, то, увидев мальчишку Малфоя, сгорит еще раз. Он столько раз нервничал, что я удивляюсь, как у него не начались какие-нибудь болячки или побочки от этих вспышек гнева, и как вообще его нервы выдержали. Кстати, удивительно это не только для Рона, но и для Аврората вообще и Поттера в частности, но об этом как-нибудь в другой раз. А в этот раз поговорим-таки за драмиону :з Насчет Волан-де-Морта говорить не хочется: он какой-то блеклой тенью прошелся мимо, стерпев наглость грязнокровной ведьмы, решил поиграть в игру, зачем-то потешив себя и пойдя на риск. Его довод оставить Грейнджер в живых, потому что, внезапно, она все вспомнит и захочет перейти на его сторону – это нечто. Ну да ладно, этих злодеев в иной раз не поймешь, куда уж до Гениев. В общем, чувство, что это не величайший злой маг эпохи, а отвлекающая мишура. К ООСу детей цепляться не выйдет, кроме того момента, что для одиннадцатилетних они разговаривают и ведут себя уж очень по-взрослому. Это не беда, потому что мало кто этим не грешит, разговаривая от лица детей слишком обдуманно. Пример, к чему я придираюсь: Александр отвечает словесному противнику на слова о происхождении едкими и гневными фразами, осаждает его и выходит победителем. Случай, после которого добрые ребята идут в лагерь добрых, а злые кусают локти в окружении злых. Мое видение данной ситуации: мычание, потому что сходу мало кто сообразит, как умно ответить, а потому в дело скорее бы пошли кулаки. Мальчишки, чтоб вы знали, любят решать дело кулаками, а в одиннадцать лет среднестатистический ребенок разговаривает не столь искусно. Хотя, опять же, не беда: это все к среднестатистическим детям относятся, а о таких книги не пишут. У нас же только особенные. 2 |
Второе. Сюжет.
Показать полностью
Что мне не нравилось, насчет чего я хочу высказать решительное «фи», так это ветка драмионы. Удивительно, насколько мне, вроде бы любительнице, было сложно и неинтересно это читать. История вкупе с ужасными ООСными персонажами выглядит, мягко говоря, не очень. Еще и фишка повествования, напоминающая небезызвестный «Цвет Надежды», только вот поставить на полку рядом не хочется: не позволяет общее впечатление. Но почему, спросите вы меня? А вот потому, что ЦН шикарен в обеих историях, в то время как «Наследник» неплох только в одной. Драмиона в ЦН была выдержанной, глубокой, и, главное, персонажи вполне напоминали привычных героев серии ГП, да и действия можно было допустить. Здесь же действия героев кажутся странными и, как следствие, в сюжете мы имеем следующее: какие-то замудренные изобретения с патентами; рвущая связи с друзьями Гермиона, которая делает их потом опекунами без предупреждения; но самая, как по мне, дикая дичь – финальное заклинание Драко и Гермионы – что-то явно безыскусное и в плане задумки, и в плане исполнения. Начиная читать, я думала, что мне будет крайне скучно наблюдать за линией ребенка Малфоев, а оказалось совершенно наоборот: в действия Александра, в его поведение и в хорошо прописанное окружение верится больше. Больше, чем в то, что Гермиона будет молчать и скрываться от Гарри и Рона. Больше, чем в отношения, возникшие буквально на пустом месте из-за того, что Гермиона тронулась головой. Больше, чем в ее бездумные поступки. Смешно, что в работе, посвященной драмионе более чем наполовину, даже не хочется ее обсуждать. Лишь закрыть глаза: этот фарс раздражает. Зато история сына, Александра, достаточно симпатична: дружба, признание, параллели с прошлым Поттером – все это выглядит приятно и… искренне как-то. Спустя несколько лет после прочтения, когда я написала этот отзыв, многое вылетело из головы. Осталось лишь два чувства: горький осадок после линии драмионы и приятное слезное послевкусие после линии сына (честно, я там плакала, потому что мне было легко вжиться и понять, представить все происходящее). И если мне вдруг потребуется порекомендовать кому-либо эту работу, я могу посоветовать читать лишь главы с Александром, пытаясь не вникать в линию драмионы. Если ее игнорировать, не принимать во внимание тупейшие действия главной пары, то работа вполне читабельна. 4 |
Начала читать, но когда на второй главе поняла, что Драко и Гермиона погибли, не смогла дальше читать...
1 |
4551 Онлайн
|
|
Замечательная книга, изумительная, интересная, захватывающая, очень трагичная, эмоциональная, любовь и смерть правит миром, почти цытата из этой книги как главная мысль.
|
ВикторияKoba Онлайн
|
|
О фанфиках узнала в этом году и стала читать, читать, читать запоем. Много интересных , о некоторых даже не поворачивается язык сказать "фанфик", это полноценные произведения. "Наследник", на мой взгляд, именно такой - произведение.
Показать полностью
Очень понравилось множество деталей, описание мыслей, чувств, на первый взгляд незначительных событий, но все вместе это даёт полноценную, жизненную картину, показывает характеры героев, их глубинную сущность. Не скрою, когда дошла до проклятья Алекса,не выдержала,посмотрела в конец. Потом дочитала уже спокойнее про бюрократическую и прочую волокиту, когда ребенок так стремительно умирает. Жизненно, очень жизненно. Опять же,в конце прочла сначала главы про Алекса, понимая, что не выдержу, обрыдаюсь, читая про смерть любимых персонажей. Потом, конечно, прочла, набралась сил. И все равно слезы градом. Опять же жизненно. Хоть у нас и сказка... Однако и изначальная сказка была таковой лишь в самом начале) В описании предупреждение - смерть персонажей. Обычно такое пролистываю... А тут что то зацепило и уже не оторваться. Нисколько не жалею, что прочла. Я тот читатель,что оценивает сердцем - отозвалось или нет, эмоциями. Отозвалось, зашкалили. Да так,что необходимо сделать перерыв, чтоб все переосмыслить и успокоиться, отдать дань уважения героям и авторам.. Спасибо за ваш труд, талант, волшебство. 1 |