Кирие Элейсон. Книга 7. Посмертно влюбленные. (гет)

Эпизод 24. 1715-й год с даты основания Рима, 1-й год правления императора Запада Оттона Первого, 3-й год правления базилевса Романа Второго Младшего (6-13 февраля 962 года от Рождества Христова).

Программа коронационных торжеств, состоявшая в основном из посещений римских святынь днем и разудалых ужинов вечером, оказалась нарушенной спустя три дня после коронации Оттона. В этот день в Рим прибыла делегация из Равенны. Папский посол, протоскриниарий Лев, и императорский посланник Гатто, аббат Фульдского монастыря, преподнесли, всяк своему господину, по копии, списанной с кодексов привилегий императора Гвидо Сполетского, дарованных тем Римско-католической церкви в далеком 892 году. Каждый из послов, вручая манускрипты, принес клятву в том, что данные копии изготавливались на его глазах и им самим были лично проверены на наличие несоответствий оригиналу.

Занятно, что ни Оттон, ни Иоанн не решились немедленно и прилюдно огласить текст документа. Каждый из правителей, щедро наградив слуг за усердие, пожелал изучить содержимое документа отдельно друг от друга и по возможности без лишних свидетелей. Еще один штрих, подчеркивающий, сколь мало властелины мира сего доверяли друг другу.

Иоанн в целом остался доволен документом и не преминул через гонца сообщить об этом Оттону, который на тот момент оставался в собственном лагере, разбитом в римских садах Лукулла. Оттон еще до заката солнца ответил папе, что суетные дела, коим они на пару предались, не должны замещать собой дела, неразрывно связанные с вечностью, а посему, прежде чем вернуться к согласованию спорного документа, император намерен продолжить свой паломнический тур по Риму и, в частности, завтра посетить базилику Святого Павла За Городскими Стенами. Иоанн при этой вести только от души посмеялся.

На самом деле, вечером того же дня Оттон наспех пригласил в королевский шатер двух главных советников — епископов Бруно Кельнского и Вильгельма Майнцского. Помимо них при разговоре молчаливо присутствовала только Аделаида, искренне не понимавшая всю сложность момента, возникшего между ее супругом и преемником Святого Петра.

Усадив друзей на дорогие ковры — трофеи, доставшиеся германцам после победы над венграми на реке Лех, — Оттон долго молчал, не зная, с чего начать. Эмоции сами нашли выход, император ни с того ни с сего возопил так, что его услышали стражники, стоявшие снаружи.

— Нечего сказать, очень щедры были эти самые короли древности! Безумно щедры! Непотребно щедры!

Вопль короля еще долго оставался единственной фразой, прозвучавшей в шатре. Тяжелое молчание нарушил епископ Вильгельм.

— Сомнений в подлинности равеннского документа быть не может. Отказаться от исполнения клятв прежних августов никак нельзя. Лучше бы этот документ не искали вовсе.

— Да, лучше бы не искали, — ворчливо поддакнул Оттон, — неужели придется исполнять все то, что там указано?

— Заметьте, великий август, что в тексте упоминаются земли, которыми папы фактически никогда не владели. Неаполь, Гаэта, Беневент, даже Сицилия… И Сполето упоминается в тексте как папский, а не королевский патримоний. То есть все это подарить на словах и пергаменте можно, только наберись смелости и отними их у тех, кто ими сейчас владеет, — заметил Вильгельм.

— Предыдущие августы не смели отказаться от клятв Константина, Пипина и Гвидо. Другое дело, что они не торопились их исполнять, — добавил Бруно.

Оттон на это замечание довольно кивнул, наличие прецедента неисполнения всегда существенно облегчает душу тому, кто тоже собирается пообещать и не исполнить. Однако вскоре новая тень печали легла на лицо императора.

— В те времена папы менялись по несколько раз за год. Иоанн же нас всех переживет.

— Кто кого переживет, знает лишь один Господь, великий август, — возразил Оттону Вильгельм.

— Я о том не забываю. Как и о том, что Иоанн моложе меня на целых четверть века.

— Если великий август не желает исполнять кабальный договор, но не имеет возможности полностью от него отступиться, значит нужно сделать так, чтобы договор нарушила противоположная сторона, — заявил Бруно.

— Как же это сделать, если Иоанн уже поспешил сообщить, что у него нет замечаний по равеннским документам?

— Заметьте, великий август, что ранее ни король Пипин, ни император Гвидо не выдвигали Святому престолу никаких серьезных встречных требований.

— Кстати, почему?

— Потому что и у одного, и у второго тогдашние папы находились в их плотно сжатом кулаке. Потому-то Гвидо и его сын Ламберт столь болезненно восприняли измену им папы Формоза, пригласившего в Рим каринтийского Арнульфа.

— Надеюсь, что в наших отношениях с Его Святейшеством подобное исключено.

— Мы все на это надеемся, — с хитринкой ответил Бруно, — Его Святейшество, безусловно, захочет отблагодарить освободителя земель Церкви от гнета Беренгария. Его самого и его людей.

— Должен захотеть, — подпел коллеге Вильгельм.

На следующий день Оттон в окружении многочисленной свиты отправился к базилике Сан-Паоло Фуори ле Мура. Иоанн не сопровождал императора, отрядив тому в помощь скриниария Аццо, хорошо знакомого Оттону, так как тот несколько раз участвовал в посольских миссиях папы в Регенсбург и Магдебург. Папа сознательно решил не выходить на прямую связь с Оттоном, прежде чем тот не согласится принять текст «Константинова дара» без поправок и оговорок. Быть может, это была ошибка со стороны понтифика, причем, как показали дальнейшие события, Иоанн ошибся не только с выбранной линией поведения, но и с кандидатурой своего соглядатая.

Вечером Ватикан получил очередное послание от императора. Письмо явно было составлено с помощью германских епископов и виртуозов словесности из числа оттоновской канцелярии. Оттон в письме не пожалел чернил и елея при описании охватившего его на пару с Аделаидой благоговения от посещения храма Апостола Павла. Религиозный экстаз императорской четы оказался настолько высок, что Оттон решил приобщить к нему как можно больше своих земляков и в эпилоге письма поставил папу в известность о намерении остановиться лагерем возле святыни. Окрестности же святыни, надо напомнить, уже почти век были окружены крепостными стенами Иоаннополиса. И, наконец, речь о свертывании лагеря — того, что в садах Лукулла, — в письме не шла.

Вместе с Оттоном в Иоаннополисе осталось около пятисот человек, примерно четверть германского войска, и потому папе, мало впечатленному набожно-выспренным тоном императорского письма, было сложно отделаться от ощущения, что на глазах всего Рима германцы сегодня захватили одну из ключевых городских фортификаций. Мало того, при неблагоприятном развитии событий Оттон теперь мог легко оборвать любую коммуникацию папы с тускулумским гарнизоном Деодата.

Надо признать, что на тот момент Оттон все еще не рассматривал подобный сценарий в качестве самого вероятного. Но папа и Деодат совершили странные маневры с передислокацией верных им людей первыми, и Оттон не мог не предпринять ответных мер. Кроме того, императором также двигало желание обезопасить своих людей и одновременно успокоить римских граждан, которые уже начали тяготиться присутствием в Риме чужестранцев.

На следующий день, 7 февраля, Оттон прибыл с визитом к папе. Совершив необходимый приветственный ритуал, он по-отечески взял Иоанна за локоть и, с теплой лаской заглядывая тому в глаза, сообщил, что готов обсудить с ним текст привилегий, но будет верным для начала переговорить с понтификом, как сказали бы в наши дни, тет-а-тет.

— Предлагаю вам, Ваше Святейшество, взять в советники лишь одного-двух мудрецов. Не более. Со мной же будет только его высокопреподобие отец Бруно.

В словах императора содержалась немалая доля издевки. Оттон уже успел оценить интеллектуальный уровень многих сановников папской свиты. «Одного-двух мудрецов»! Да где только их взять? И папе оставалось лишь сокрушенно вздыхать и пускать в душе своей слезу по преждевременной смерти дяди Сергия, епископа Непи. Вот бы кто действительно сейчас пригодился, чей совет был бы сегодня на вес золота! А ведь разговор предстоял судьбоносный, и папа, проведя встречный анализ, уже успел убедиться как в остроте ума самого Оттона, так и в примечательной мудрости его младшего брата. Советника такого уровня у Иоанна в последние годы и близко не было — были удалые воины, еще более удалые бражники, были хитрецы и интриганы, вот только дальновидные советники и дипломаты при его дворе отчего-то не прижились.

В итоге пришлось, за неимением лучшего, довольствоваться услугами протоскриниария Льва. Выбор был не ахти какой, но даже сегодня не самый лучший, хотя бы потому, что можно было бы, например, прибегнуть к помощи Бенедикта Грамматика, ученого диакона, в последние годы привлекшего к себе определенное внимание взыскательной римской паствы. Но Иоанн сознательно игнорировал этого начитанного мужа, ибо до него уже доходили кляузы о критических проповедях Бенедикта относительно верховного иерарха. Нет, этого нахватавшегося вредных мыслей умника никак нельзя было допускать к Оттону. Уж лучше Лев — этот, во всяком случае, хотя бы верный.

Дождавшись запыхавшегося папского протоскриниария, Оттон и Иоанн выпроводили вон всех остальных слуг. Еще не успела за ними толком закрыться дверь, как Оттон сообщил понтифику, что императора устраивает исходный текст привилегий. Не давая папе возможности полностью насладиться бравурной музыкой, заигравшей в душе понтифика, Оттон заявил в качестве встречного требования безусловное, необходимое и решающее право императора согласовывать кандидатуры будущих пап. Услышав это, Иоанн недовольно передернул плечами, на что Бруно со всей невозмутимостью заметил:

— Это требование было внесено еще в текст клятвы, приносимой Римом великому Карлу. Если мы готовы покорно принять текст привилегий императора Гвидо, то каковы мотивы Вашего Святейшества отказаться от соблюдения еще более древних обычаев?

Иоанн только скрипнул зубами от досады. В самом деле, мотивов не существовало и не могло существовать. Что ж, смалодушничал папа, в конце концов подобное обременение его лично уж никак не коснется, ну а талантливые потомки что-нибудь да придумают, чтобы отвертеться от этой клятвы. Будь по-вашему, август Оттон, эти поправки принимаются.

Достигнув первой победы, Оттон и Бруно поспешили развить успех. Иоанн оппонировал вяло, без внятной аргументации, не по инерции даже, а лишь бы обозначить хоть какое-то сопротивление. Очень скоро понтифик дал согласие на создание архиепископства в Магдебурге и епископства в Мерзебурге; к слову, в данном вопросе союзником ему вполне мог стать епископ Вильгельм Майнцский, открыто возражавший против таких идей Оттона и потому расчетливо не приглашенный на встречу. Далее Оттон перенес «театр военных действий» на Апеннинский полуостров. Папе пришлось согласиться на предоставление Кремонской епархии хитрому германскому послу Лиутпранду и одобрить предоставление митры Пармской епархии Хукберту, другому придворному оттоновской канцелярии. Моральной компенсацией за это стало расширение епархии Модены, но не потому, что местный епископ Гвидо был другом папы, а потому, что присоединяемые к Моденской епархии земли до сего дня принадлежали Иврейской марке, то бишь семье Беренгария. Согласование интронизаций неких Эверарда и Альберта, соответственно в епархиях Ареццо и Болоньи, со стороны папы задержалось ровно настолько, сколько требуется человеку для осушения винного кубка. Если бы Иоанн ясно представлял себе карту Италии, он наверняка уловил бы потаенный смысл оттоновских перемен — император подобными назначениями уверенно прорубил себе коридор сквозь недружественные ему заросли местных феодов. Коридор, из земель Северной Италии ведущий строго к Риму.

Вода точит камень. Третья порция просьб Оттона изначально имела мало шансов понравиться папе, уже с трудом справлявшемуся с раздражением.

— Ваше Святейшество! Возложив по милости Господа на мою грешную голову корону великого Карла, не оставьте без достойной награды и низших слуг наших, ведь именно их усилиями пал горделивый король Беренгар!

Пусть до окончательного падения гордеца Беренгария было еще достаточно далеко, у папы в очередной раз не нашлось аргументов протестовать. И тут же Оттон, не давая опомниться, запросил для графа Аццо из Каноссы несколько бенефиций Равеннской епархии, граничащей с землями Реджиума и Модены. Упреждая возражения папы — а понтифик в возмущении уже успел широко открыть рот — император самым невинным тоном сообщил, что уже пожаловал Аццо в графы Модены. Неужели другой бенефициар подвигов графа Каноссы окажется скупым?

— Помилуйте, Ваше Святейшество, граф Аццо на моем пути в Рим не раз проливал кровь ради интересов Святого престола и являлся моим и вашим карающим мечом и надежным щитом! А разве не обязана ему жизнью и сохраненной честью моя супруга Адельгейда, которую вы зовете волшебным именем Аделаида?

Оттону пришлось еще несколько раз повторить этот страстный монолог, допуская лишь небольшие творческие отступления. Всякий раз рот понтифика при этом, словно ржавый мост на въезде в замок, закрывался на какую-то часть. Где-то после четвертого раза рот закрылся окончательно, крепость по имени Иоанн выкинула белый флаг.

— Будь по-твоему, август, — выдохнул Иоанн, мысленно пообещав не допустить более никаких уступок нахрапистому саксонцу.

Однако следующее ходатайство Оттона касалось Тразимунда Сполетского. Описав решающий вклад сполетца в исход противостояния Оттона с Беренгарием, император попросил Рим отказаться от своих прав в особых случаях принимать Сполето под свое покровительство, каковое ему давал один из пунктов Керсийского капитулярия Карла Лысого. А также дать право герцогам избирать епископа для местной паствы. Это уже была серьезная корректива «Константинова дара», ранее отдававшего Сполето под сень Святого престола, но Иоанн, недолго покряхтев, вновь согласился. Дело, за которое долго и неудачно боролись его отец и бабка, было проиграно Тускулумской семьей окончательно.

Но даже после этого Оттон не успокоился.

— Есть еще один верный слуга ваш, — продолжал император, — слуга, склонивший на нашу сторону вышеупомянутого герцога Тразимунда, а затем мужественно удерживающий Беренгара в плену стен Сан-Леона!

Имя «героя» уже можно было не называть. Иоанну до сего момента еще удавалось кое-как справляться с эмоциями; быть может, лишь выдвинутая вперед нижняя челюсть понтифика позволяла Оттону догадываться о магнитуде колебаний, происходящих в душе собеседника. Но на сей раз папа порывисто вскочил с кресла, и секундантам властелинов, Бруно и Льву, в какой-то момент показалось, что Иоанн набросится на Оттона с кулаками. Император же словно не заметил горячности понтифика и абсолютно спокойным голосом продолжил:

— Да, я имею в виду мессера Кресченция, а также его брата Иоанна, сыновей покойного сенатора Рима и большого друга вашего батюшки.

Папа следующие слова скорее не проговаривал, а выплевывал, настолько сильна была его ярость.

— Вы… Вы просите! Вы просите за граждан Рима! По какому праву? Почему те достойные сыновья не обратятся напрямую ко мне? Почему за них хлопочете именно вы?

— Во-первых, сядьте, Ваше Святейшество, — Оттон подарил Иоанну взгляд, которым ранее одаривал только брата Генриха и сына Людольфа. Папа тут же безвольно плюхнулся обратно в кресло. — Не скрою, братья Кресченции расстроены ссылкой в Террачину и желали бы поскорее вернуться в Рим.

— Они уже вернулись в Рим. Вместе с вами. И никто не чинил им препятствий. Напротив, напомню вам, что вся их семья в день коронации удостоилась чести быть приглашенной за наш стол.

— Яства вашего стола чудесная, но несоразмерная награда их деяниям, — поддержал Оттона Бруно.

— Какая же награда станет для них соразмерной? Может, земли Пентаполиса? Равенну вы уже обкорнали.

— Странные слова вы отпускаете, Ваше Святейшество, — заметил Бруно. Оттон лишь невесело улыбнулся.

— Полагаю, что Кресченции вознесут молитвы за ваше здравие, если их семье вернут лишь титул сенатора, — сказал император.

Иоанн громко хмыкнул. Оттон и Бруно с некоторым удивлением взглянули на него. Так хмыкают те, кто ожидал явно худшего.

— Сената в Риме более не существует, — пояснил папа.

— За тысячелетнюю историю Рима Сенат часто лишали реальной силы, — начал рассуждать Бруно, — но во все времена люди, носившие тогу сенатора, пользовались особым уважением в городе. Вот и дети Кресченция хотят лишь вернуть уважение к своей семье. Уважение! Это же такая необременительная уступка!

— Мы прекрасно знаем, что управление Римом осуществляется декархами, назначаемыми вами, — сказал Оттон. — Уважение уважением, но я, например, считаю, что мессер Кресченций достоин титула главы городской милиции.

— Этого не будет. — На сей раз папа удержал себя от нового прыжка с кресла, но голос его прозвучал удивительно жестко. Предельно жестко.

— Понимаю, — после некоторой паузы ответил Оттон, — но вот беда, мы имели глупость пообещать ему хотя бы должность декарха одного из округов.

— И этого не будет, — не менее резко, чем в первый раз, ответил Иоанн, — и я прошу впредь ничего из имущества Рима и Церкви наперед никому не обещать.

— Напрасно вы столь враждебно настроены к мессеру Кресченцию, — встрял Бруно, — при разумном ведении дел он мог бы стать вашим мудрейшим советником, в точности как его отец служил вашему. Видели бы вы, в каком порядке он держит гарнизон в Иоаннополисе, а ведь там полтысячи крепких мечей, готовых последовать за ним и в огонь и в воду.

— Это угроза, ваше высокопреподобие?

— Где вы это услышали, Ваше Святейшество?

— Хорошо, — дружелюбно, как ему самому казалось, улыбнулся Оттон. — Но ничем не обеспеченный титул сенатора вы ему хотя бы согласны вернуть?

Иоанн ответил не сразу. Он уже был в достаточной степени взвинчен, но с другой стороны, также давно заметил, что и собеседники глядят на него все более колюче. В какой-то момент он даже успел удивиться происходящей на его глазах метаморфозе, когда стороны, совершив глобальное дело, начинают вдруг ссориться из-за второстепенных проблем. Неужели интересы этого проклятого Кресченция так важны императору? Ах, ну почему Господь так рано призвал к себе дядю Сергия? Что же делать? Закрыв глаза, довериться? Вдруг это их последняя прихоть? Тогда упираться действительно нет смысла. Или же стоять на своем вплоть до битья в римский набат?

— Я слишком ценю наш союз, чтобы подобный вопрос хотя бы даже в сотой доле способен был его ослабить, — сказал Иоанн прежним, чуть отрешенным, голосом. — Я верну семье Кресченциев титул сенатора. Мало того, я восстановлю справедливость и верну сенаторский титул не только сыну советника моего отца, но и дочери, так как эта семья во времена отца моего и бабки моей имела в Сенате два голоса.

— Склоняю голову перед мудростью и великодушием вашим, — сказал вновь слегка удивленный Оттон.

— Воля Господа и ваша воля, я допущу обоих сенаторов в городской консилиум, где помимо меня в управлении Римом участвуют глава городской милиции, примицерий нотариусов, главный судья и декархи округов. Брат Кресченция Иоанн получит священническую хиротонию в одну из титульных базилик Рима, в какую точно — пока сказать не могу.

— Всего лишь священническую? — улыбнулся с хитрым прищуром Бруно.

— Извините, Святой престол еще пока занят.

Оттон добродушно рассмеялся. Иоанн даже не улыбнулся.

— Теперь, после всего сказанного, видятся ли вам награды Святого престола, оказанные этой семье, достойными их деяний?

— Да, Ваше Святейшество, — ответили Оттон и Бруно, успев за время папского монолога не раз обменяться удивленными взглядами.

Увы, порой то, что со стороны видится мудростью, благоразумием и готовностью к великим компромиссам, на поверку оказывается следствием самых нелепых и опасных страстей, обусловленных животными инстинктами или капризными порывами. Уже несколько дней Его Святейшество грешно раздумывал о кратчайших путях к сердцу, разуму и лону прекрасной Стефании, в одночасье вскружившей голову сладострастному понтифику. В голову папе лавиной приходили разной степени бредовости мысли вплоть до похищения Стефании, даром что та была родом из сабинских лесов[1]. Однако обычно такие мысли донимали мозг папы в минуту досуга, за трапезным столом или перед уходом ко сну. Но сегодня они появились в самый неподходящий момент. Возможно, серьезность сегодняшней беседы и невероятное напряжение мозговой деятельности потребовало от папы немедленного переключения внимания на посторонние темы, а тут же появившийся перед глазами чарующий образ привел мысли папы к простому и эффективному решению. Не касающемуся, правда, интересов Рима и Церкви, но зато касающемуся его самого. Иоанн придумал способ регулярно видеться со Стефанией, и ради этого он пошел на соглашение с нахальными чужеземцами на возвращение в Рим врагов собственной семьи, на прямой ущерб вверенных ему городу и институту. Впрочем, не стоит забывать, что речь идет о двадцатипятилетнем молодом человеке, родившемся с золотой ложкой во рту, рано познавшем все пороки ничем не ограниченной власти. Многие ли из достигших такого возраста успешно преодолевают искушения мира сего? Не забывайте в максимализме и поспешном осуждении своем о падении античного мудреца Аристотеля, которому однажды вздумалось поговорить «по душам» с некой гетерой Кампасмой, вот так же затуманившей мозги будущему покорителю мира македонскому Александру. Беседа эта закончилась тем, что Кампасма спустя всего час оседлала беднягу философа, словно лошадь, чему последний был только по-ребячески рад. «Представляешь, куда может завести тебя женщина, если она смогла такое сотворить со мной!» — воскликнул тогда оседланный гигант античной мысли. А папа Иоанн, как и мы с вами, был далеко не Аристотель. Конечно, понтифик еще не раз впоследствии пожалеет о допущенной им мягкотелости и глупости, которые дороже всего обойдутся лично ему и его родному городу, но многие ли из нас не жалеют сейчас о тех роковых ошибках, что были допущены нами в молодости?

* * *

13 февраля 962 года на площади Святого Петра, в присутствии римской и германской знати, римского плебса и духовенства, глашатаями Его Святейшества был зачитан пространный документ, вошедший в историю как «Оттоновы привилегии». Приведем же его полностью, ибо что еще может так осязаемо передать дух, традиции и язык той эпохи?

«Во имя всемогущего Господа Бога, Отца, Сына и Святого Духа. Я, Оттон, милостью Божьей августейший император, вместе с Оттоном, всеуправляющей Божественной волею славным королем, нашим сыном, торжественно клянемся и обещаем с помощью этого договора, что мы подтверждаем тебе, блаженному Петру, главе апостолов и хранителю ключей от Царствия Небесного, и через тебя наместнику твоему господину Иоанну, верховному понтифику Вселенской церкви, подобно тому как предшественникам вашим вплоть до настоящих времен подтверждалось, что в вашей власти вы держите:

1) Город Рим с одноименным герцогством и его пригороды и все его деревни, его территории, горные и морские, побережья и гавани.

2) И все города, замки, укрепления и деревни в границах Тусции, а это: Порто, Центумцеллы, Чере, Бледа, Мартуриан, Сутрия, Непи, замки Галлис, Орта, Полимарций, Америя, Туда, Перузия с тремя их островами, которые маленькие и большие: Пульвензий, Нарния и Утрикул, со всеми областями и территориями, относящимися к вышеназванным городам.

3) А также Равеннский экзархат в совокупности с городами, замками и укреплениями, которые блаженной памяти господин Пипин и господин Карл, великолепнейшие императоры, предшественники наши, блаженному апостолу Петру и вашим предшественникам уже внесли в список дарений, а это: города Равенна и Эмилия, Бобий, Цезена, Форумпопули, Форумливи, Фавенция, Имола, Бонония, Феррара, Комийакул и Адрианис, а также Габелл, со всеми областями, территориями и островами, землей и морем, к вышеназванным городам относящимися.

4) Вместе с Пентаполисом, а также Аримином, Пензауром, Фаном, Сеногаллией, Анконай, Аузимом, Гуманам, Гезом, Форумсимпронии, Монтемфелтри, Урбаном и территориями Балнензи, Калли, Луциоли и Эугубии со всеми областями и территориями, к этим городам относящимися.

5) Таким же образом территорию Сабинии, которая господином императором Карлом, предшественником нашим, блаженному апостолу Петру через список дарований была отдана вся.

6) Также в границах Тусции лангобардов замок Фелицита, бывший Урб, Балней короля, Ференци, Витербий, Орх, Марку, Тускану, Суану, Пополоний, Розеллий со всеми пригородами и деревнями, территориями и приморскими областями, укреплениями, деревнями и всеми областями.

7) Также от Луны с островом Корсика до Суриана, до горы Бардон, до Берцета, до Пармы, до Регии, до Мантуи, до горы Силиции, Венецианской провинции, Истрии, а также целиком герцогства Сполето и Беневент вместе с церковью Святой Кристины, расположенной вблизи Палии, от Падуи четыре мили.

8) Также в границах Кампании Сору, Арк, Аквин, Арбин, Цеан и Капую.

9) А также патримонии, относящиеся к вашим владениям и управлению, а это Беневентская и Неаполитанская патримонии, а также патримонии Калабрии, Верхней и Нижней; из городов — Неаполь с его замками, территориями, областями и островами, к нему относящимися и видными с берега; а также патримонию Сицилии, если Господь наш ее предаст в наши руки.

10) Таким же образом города Гаэту и Фунд со всем к ним относящимся.

11) Сверх того мы жертвуем тебе, блаженному апостолу Петру и твоему наместнику господину папе Иоанну, и наследникам его ради спасения нашей души и душ нашего сына и наших родителей из владений нашего королевства города и замки с их рыбными лавками, а это: Реат, Амитерн, Фуркон, Нурсия, Балва, Марс и город Терамн, со всем относящимся к ним.

12) Эти все вышеназванные провинции, города, замки, укрепления, деревни, территории, равно как и патримонии, ради спасения нашей души и душ нашего сына, наших родителей и наших наследников и ради всего Богом хранимого Франкского народа теперь названной церкви твоей, блаженному апостолу Петру и через тебя наместнику твоему, нашему духовному отцу, господину Иоанну, верховному понтифику, главе Вселенской церкви и его преемникам вплоть до конца мира таким образом подтверждаем, чтобы держали их в своем верховном праве и владении.

13) Таким образом, посредством этого нашего соглашения мы подтверждаем дарения, которые блаженной памяти господин король Пипин и затем господин Карл, великолепнейший император, блаженному апостолу Петру по собственной воле предоставили, в том числе ценз и pensio, и другие сборы, которые ежегодно во дворец короля Лангобардов обычно приносились — и из Тусции, и из герцогства Сполето, как было решено в соответствии с вышеназванным дарением между святой памяти папой Адрианом и господином императором Карлом, а поскольку этот понтифик их от вышеназванных герцогств, т. е. Тусканы и Сполето, подтвердил принадлежность к своей власти, а именно таким образом, чтобы ежегодно названный ценз церкви блаженного апостола Петра был бы уплачен, то воистину над этими герцогствами наше и нашего сынам правление.

14) Также мы постановляем, чтобы все вышеназванное к вам через это наше соглашение подтверждения перешло, и гарантируем, чтобы у вас остались верховная юрисдикция и управление, и никоим образом ни нами, ни нашими наследниками ни под каким предлогом или уловкой в каком-либо отношении ваша власть не была бы ущемлена или у вас что-либо из вышеназванных провинций, городов, укреплений, замков, деревень, островов, территорий и патримоний не было бы отнято, ни pensio или ценз, так чтобы мы это не намеревались совершить, мы соглашаемся, но всему лучшему, что выше упомянуто, т. е. провинциям, городам, укреплениям, замкам, территориям, патримониям, островам, цензу и pensio в пользу церкви блаженного апостола Петра и понтификов на Святом престоле находящихся мы, чем можем, будем защитниками, чтобы это в их распоряжении для пользования твердо было получено.

15) Могуществом нашим и сына нашего и потомков наших в соответствии с тем, что заключено в договоре, постановлении и твердом обещании понтифика Евгения и его преемников, постановляем, чтобы весь клир и знать всего римского народа по причине противоречивых потребностей и неразумности понтификов обязались через клятву умерить жестокость по отношению к подчиненному им народу. Поэтому будущие выборы понтификов, так как всякое было в прошлом, будут проведены в соответствии с каноном и правом, и тот, кто будет избран на святой апостольский трон, пусть никем не будет посвящен в понтифики, прежде чем в присутствии наших послов или послов нашего сына или на всеобщем собрании для всеобщего удовлетворения и перед посвящением не даст такое же обещание, которое добровольно господину Карлу дал господин и наш почитаемый духовный отец Лев.

16) И поскольку мы предвидим возможность другой угрозы этому делу, то мы постановляем, чтобы ни свободный, ни раб не осмеливались бы приходить на выборы заранее и не чинили бы никаких препятствий тем Римлянам, которые допущены на выборы в соответствии с постановлениями святых отцов и обычаем, а если кто-либо осмелится выступить против этого нашего постановления, то пусть будет изгнан. Кроме того, мы постановляем, чтобы никто из наших послов не осмеливался бы чинить какие-нибудь помехи в введении агитации перед выборами.

17) И действительно, нам угодно всеми этими способами установить, чтобы те, которые однажды под нашу специальную защиту или защиту апостольского престола были приняты, то пусть полученной защитой пользуются по справедливости, т. е. если кто-нибудь из них, кто ее заслужил, осмелится чинить насилие, то пусть знает, что его следует подвергнуть лишению жизни.

18) Также мы постановляем, чтобы они во всем соблюдали покорность апостольскому престолу, своим герцогам и судьям для осуществления правосудия.

19) Действительно, считаем необходимым связать себя таким образом действия, чтобы послы апостольского престола или наши послы всегда были бы назначены, которые ежегодно нам или нашему сыну делали бы отчеты, чтобы каждый герцог и судья вершил правосудия, тщательно сохраняя это императорское постановление, а также постановляем, чтобы послы сначала все жалобы, возникшие из-за нерадивости герцога или судьи, направляли бы для уведомления апостольскому престолу, а сам пусть выбирает одно из двух: или твердо через этих послов уладят проблемы, или — после того, как наши послы нас уведомят, — нашими послами, туда направленными, будут приведены к послушанию.

20) Это соглашение, чтобы твердо уверить всех наших верных и верных Святой церкви Господа, заверил своей собственной подписью и подписью нижеперечисленных знатнейших наших нобилей и приказал сделать оттиск нашей печати.

Подпись господина Оттона, наияснейшего императора, а также его епископов, аббатов и графов.

Подпись Адальдага, архиепископа Гамбургской церкви. Подпись Гартберта, епископа Курской церкви. Подпись Друго, епископа церкви Оснабрюкка. Подпись Вото, епископа Аргентенской церкви. Подпись Оттуина, епископа Гитлинземской церкви. Подпись Ландуарта, епископа Миндонской церкви. Подпись Отгера, епископа Неметинской церкви. Подпись Гецо, епископа Тортонской церкви. Подпись Хукберта, епископа Парманской церкви. Подпись Гвидо, епископа Моденской церкви. Подпись Гатто, аббата Фульдского монастыря. Подпись Гунтара, аббата Герольфесфельдского монастыря. Подпись графа Эбергарта. Подпись графа Гунтара. Подпись графа Бургхарта. Подпись графа Уто. Подпись графа Квонрата. Подпись Эрнуста. Подпись Тьетера, Рикдага, Люпена, Гартуига, Арнолюя, Ингилтия, Буркхарта, Ретинга.

В год после Рождения Господа 962-й, в 5-й год индикта, в феврале месяце, в 13-й день этого месяца, в год правления непобедимейшего императора Оттона 27-й заключено это соглашение».[2]

..........................................................................................................…....

[1] Имеется в виду легенда о похищении сабинянок для продолжения рода жителями древнего Рима, что привело к войне.

[2] В тексте «Оттоновых привилегий» упоминаются имена пап Адриана I, Евгения II и Льва III.