Загадка тауматургии (джен)

По ту сторону играла музыка, женский голосок что-то бормотал, между словами проскакивал тихий треск пластинки.

Сэмюэль узнает мелодию. Он слышал ее в грезах Дерека. Плохой знак. Очень плохой. Во сне музыка выражала грусть и утрату, нависала призраком прошлого, а наяву мотив звучал зловеще и предзнаменовал беду.

Парень резко толкнул дверь. Деревяшка заскрипела в ответ, не двинулась.

— Ну же! — кричит Сэмюэль. Сжимает кулак и долбит из последних сил. — Мистер Нейви! Откройте! Это я!

Сквозь мелодию донеслось раздраженное шипение. Он замер, прислонил ухо к двери, внимательно вслушался. Ничего. Шипение утихло вместе с его потугами.

Сэмюэль заносит кулак для стука, слышит шипение. Более громкое и яростное.

— Умолкни глупец, — произнесла Амелия, парень уронил взгляд. Из выреза пальто смотрели две пары черных глаз. — Разбудишь остальных.

— Но я... — начинает Сэмюэль и умолкает. Что он? Амелия права — лишнее внимание им ни к чему.

Прикусил губу и посмотрел на замок. Старый металлический, щель для ключа давно заржавела.

Он закрывает глаза, глубоко вздыхает. Спокойствие, только спокойствие. Прикладывает ладонь к замку и медленно, будто ребенок на утреннике, читает заклинание.

Металл рассыпался ржавой пылью. Амелия с любопытством высунула мохнатую голову, с громким хрустом свернула шею. Воодушевленно присвистнула.

— Неплохо, неплохо, — приободрила фея. — Учишься решать задачи тауматургией. Так держать!

Сэмюэль не слушает. Осторожно толкает рукой дверь.

Музыка заиграла громче, бормотание разделилось на различимые слова:

«О, мир. Ничего... Ничего не желаю я».

Мелодия отсекала от внешнего мира, завлекала в свой, тихий и безмятежный, голос чувствовался медом для ушей — сладкий и вязкий — певица тянула, тянула и тянула слова, с каждой буквой Сэмюэль утопал, увязал сильнее.

Парень брел медленно, рука опиралась на стену. Шаги давались тяжело — воздух обратился толщей воды, течение выносило прочь из квартиры.

— Все хорошо. Все хорошо. Все хорошо, — в полу бреду бормочет он.

На проходе в кухню взгляд мазнул по кровавому пятну. Небольшое, темное, недавнее. Минула пара часов. От бордовой лужи следами отходили алые капли, шагали внутрь.

Заглянул на кухню. На столе лежал большой мешок — один из купленных Сэмюэлем — на темно-коричневой ткани росло черное пятно, с края свисали сжатые бледные пальцы.

— Все хорошо, — шепчет себе и хромает дальше.

Коридор укрылся во мраке, сквозь смог пробивались лучи утреннего солнца, лампы дремали. Он не щелкнул переключателем на входе. Забыл. Музыка вела Сэмюэля.

Главная спальня пустовала. Ни капель крови, ни Дерека. Она была чиста как никогда. Парень метнул взгляд в темный угол. Алтарь пропал.

Болезненно скрипит зубами.

— Все хорошо...

Встает напротив спальни Адама. Замирает в нерешительности, рука зависает в паре сантиметров от ручки.

Внутри горел свет, сияющей рамой обводил прямоугольный силуэт двери, тянулся по полу и высекал из тьмы высохшую лужу крови. Больше, чем на входе. Алость выползала из комнаты вместе со светом, окрашивала в зловещий багровый.

Сэмюэль вслушивается. Захлопывает веки, чтобы лучше слышать. Кроме музыки и голоса певицы, в комнате не обитало ни звука.

Квартира выглядела заброшенной, в спешке покинутой владельцем.

Дерек обыденно разделывал тело, услышал на улице сирену и бросил все, сбежал, оставил на полпути. Да. Так все и было. Иного объяснения не существовало.

«Или его остановили, — промелькнула мысль. — Офицеры ворвались и выволокли наружу. А музыка? Музыка для отвлечения».

— Все хорошо, — повторяет молитву и открывает глаза.

Дрожащая рука опускается на ручку и давит вниз. Дверь распахивается, парня встречает обычная комната Адама. Сэмюэль ступает внутрь.

Сердце неожиданно пропускает удар, в легких не хватает воздуха, парень открывает и закрывает рот — стонет — по щекам без причины текут слезы. Он не понимает. Внимательно осматривает комнату.

Кровать, играющий граммофон, стол с солдатиками. Их раскидали, торопливо разгребли по сторонам, очистили середину. Парень замечает клочок бумаги.

Шагает вперед. Ноги подкашиваются. Сэмюэль падает на колено, рука выходит вперед, упирается в пол, не дает упасть полностью. Все хорошо. Это из-за раны. Прошла ночь, укус неприятно побаливал. Слезы застилали взор, комната расплывалась цветными кляксами. Трудно дышать. Нос заполняли сопли. Все хорошо.

Он глубоко вдыхает, изо рта вырывается стон. Все хорошо. Сэмюэль ползет вперед. К столу. Записку оставил Дерек. Нечто важное.

На пути лежало что-то большое и твердое, шершавое на ощупь, теплое. Преграду покрывали глубокие рытвины, острые края хрустели при касании, под ними скрывался горячий и мокрый слой. Все хорошо.

Сэмюэль огибает препятствие. Оно распласталось перед столом. Замирает. В груди закрутился комочек боли, маленькая дыра втягивала в себя легкие и сердце. Невыносимо. Парень тянется к груди, пальцы сжимаются на плаще и рубашке — Амелия пропала — тяжело дышать. Все хорошо.

Вскарабкивается на стол, сметает солдатиков и нащупывает заветную бумажку. Все хорошо.

Сейчас он прочитает послание и решит, что делать дальше. Дерека не поймали — он бы не оставил записку. Все хорошо. Дерек в порядке. Все хорошо.

Подносит дрожащий клочок бумаги к лицу, буквы смазались из-за пелены слез — не разобрать — протирает глаза рукавом плаща. Щиплет. Сэмюэль давно не стирал одежду.

— Призыв безликого, — послышался знакомый голос.

Парень оборачивается. На кровати сидел фиолетовый комок, на простынях темным пятном стелилась краснота.

— Что? — простонал Сэмюэль. — Какой... еще призыв?

Он пополз к кровати.

— Удивительное упорство, — усмехнулась Амелия. — И непробиваемая дурость.

Сэмюэль схватился за край. Подтянул себя.

— Что там? — спросил и протер глаза. Слезы на миг отступили, и он увидел.

На подушке лежала лысая голова, лицо заменял бледный мятый холст, на месте глаз, рта и носа плоть углублялась. Тело — слишком маленькое для взрослого — обрывалось на животе, вместо рук росли кривые культяпки. Ран, дыр, швов, родинок и волос не виднелось. Сэмюэль спутал фигуру с поделкой из пластилина — кто-то слепил человека только из белого материала.

— Безликий, — повторила Амелия. Фея сидела сбоку от творения. — Призывали не один раз, судя по отдаче.

На последнем предложении она ткнула лапой за спину парня. Сэмюэль не обернулся.

— Надеюсь, хоть ты не совершишь ту же ошибку.

Он не ответил. Взглядом прожигал безрукую скульптуру — она напоминала кого-то, но парень не понимал кого. Сэмюэль истерично осматривал торс, руки, голову.

Ребенок. Это был ребенок. Ответ давно всплыл в разуме. Парень удерживал его. Топил. Мешал всплыть. Ждал, пока закончится воздух. Губительное знание проскользнуло сквозь дрожащие пальцы, заползло по рукам и оплело шею.

На кровати лежал Адам. Искаженный и не законченный. Иного ответа не было.

— Но где... — спросил Сэмюэль и умолк. Ему казалось: стоит закончить вопрос и обратного пути не будет. Волна жестокой действительности смоет песчаный замок самообмана.

— Где? — повернула голову Амелия. — А, поняла. Дам совет, дитя человека. Практики должны смотреть на мир без заблуждений. Тауматургия — наука. А к науке нельзя подходить с замутненным взором.

Она замолчала, дала Сэмюэлю обдумать сказанное. Парень не ответил.

— Обернись, Сэмюэль, — произнесла фея холодным тоном. — Посмотри на итог собственных деяний. Прими его или сломайся.

— Я, — начал он. Слез не осталось. — Я не хотел этого.

Сэмюэль оправдывался. Оправдывался, но не понимал почему. Ничего не случилось. Парень не провинился, Дерек сбежал и оставил письмо.

«Письмо! — мысль ярким солнцем озарила сознание. — Точно! Ответ в нем!»

Он развернул бумажку:

«Мне жаль. Чувствую себя дураком, но да ладно, — гласила первая строка. Все хорошо. Не о чем волноваться. В ушах застучала кровь, комок в груди сжался сильнее. — Не знаю, кто найдет это письмо, но пожалуйста передайте его Сэмюэлю Берислави.

Мне жаль, Сэмми. Слишком поздно понял, в чем дело. Хех. Когда читал газету, не понимал, как можно умереть от этого... Не важно. Никогда не был мыслителем или кем-то там... Понял все слишком поздно. Мне жаль.

Больно думать. Воздух режет кожу. Понимаешь, словно бритвами проводят по ней...

Жжется. Ты уже наверняка понял что случилось, да? Всегда был башковитей меня. Но не суть.

Это не было самоубийство. Я правда хотел вернуть Адама, моего мальчика. Он не вставал, сколько бы ритуалов я не провел. Кажется про это было в той книжке? Не вспомнить. Уже ничего не слышу. Да и вижу с трудом.

Очнись, Сэмми! Молю! Мысль пришла слишком поздно. Вспомнил твои слова про Дэнни и все встало на места. Ты убиваешь себя. Так же как я, только... Медленнее. И хуже.

Остановись и подумай. ВНИМАТЕЛЬНО. Подумай о Дэнни и обо всем что ты сделал. Помнишь то обещание?

Не умирай, Сэмми».

Сэмюэль перечитывает послание снова, снова, снова и снова. Упустил что-то. Неправильно понял. Не разобрал корявый почерк Дерека. Он ищет слово «побег», указание места и времени встречи. Тщетно.

Дрожащие пальцы отпускают записку, она летит над простынью, врезается в неподвижную стену фиолетового меха.

Амелия не моргает. Следит за Сэмюэлем.

— Обернись, — повторяет она. — Заблуждения теплы и желанны, но до смешного хрупки. Осколки обмана режут сильнее любых ножей, глубоко впиваются и губят всякий разум. Поверь фее, прожившей сотни лет.

— Он жив, — бормочет под нос парень. — Мистер Нейви жив.

— Обернись, дитя человека, — не отступает Амелия. — Обернись. Дай миру поставить точку.

— Он жив, — повторяет Сэмюэль, будто слова исполнят отчаянное желание.

— Какая жалость, — спрыгивает фея с кровати. Медленно и напоказ заходит за взор парня. За спиной клацают челюсти, зубы болезненно скрипят, ехидным голосом произносит: — Я могу съесть останки?

— Ч-что? — резко поворачивается Сэмюэль. Останавливает себя и замирает, взгляд боком задевает темно-красный бугор на полу.

— Я съем «не Дерека Нейви», — повторяет Амелия с усмешкой. — Это не твой дорогой друг, значит, я могу съесть его. Начну с «не головы». Отделю от «не тела», затем перейду к «не конечностям». Просто жди, дитя человека. Не знаю, может ли мое тело есть. Вот и проверим. Может и вкус...

— Стой! — не выдерживает парень.

Сэмюэль оборачивает. Фея беззаботно сидит на входе. Взгляд прыгает на стол с солдатиками. Падает на «преграду».

Багровая кожа. Черные трещины. Покрасневшая от крови майка.

Мертвец лежал лицом в пол. Это мог быть не Дерек.

Изо рта вырвался вздох с облегчением. Амелия заметила. Раздраженно покосилась на труп.

— Что ты хочешь? — спросил Сэмюэль. Фея прыгает к голове. — Стой. Погоди! Я же обернулся!

Когти впиваются в хрустящую плоть.

— Смотри, — командует она. Бесстрастно тянет голову на себя, медленно поворачивает на бок. — Взор не отводи!

Лицо исказилось до неузнаваемости. Алые пузыри вместо щек. Ломкая корка на глазах. Одно осталось неизменным. Растрепанная борода.

Осознание впилось клыками в разум. На полу лежал Дерек.

— Видишь? — спросила Амелия. Отпустила голову и отряхнула лапы, как от грязи. — Каков выбор, дитя человека?

Сэмюэль молчит. Не знает, что ответить. Внутри оборвалась последняя ниточка, связь с миром. Он понял, что Дерек умер, на входе в комнату. Понял, но не поверил. Ухватился за соломинку и рухнул.

Он доверял Дереку. Обращался за помощью в трудную минуту. К кому обратится теперь?

Парень посмотрел на фею. Нет, не к ней. Вспомнил про троицу друзей. Нет. Они бессильные дети. Со смертью Дерека никого не стало. Сэмюэль остался сам по себе.

Он встал с кровати и захромал к выходу. За окном светало. До начала смены оставались считаные минуты.

— Пойдем, — буркнул Сэмюэль. Сил не осталось. Чувств — то же.

— Оставишь это здесь?

Парень повернулся на фею. Амелия лапой указывала на кровать. Проследовал взглядом.

На краю лежала раскрытая книга. Сэмюэль узнал ее. Перевод ритуала.

«Тауматургия — болезнь», — в памяти ожили слова Германа.

Сэмюэль прикусил губу. Не оставь он книгу, проклятую книгу, Дерек остался бы жив. Он виноват в смерти мистера Нейви.

Медленно подошел к кровати, склонился и вытащил из-под складок бумажку с посланием.

— Уверен? — спросила Амелия.

— Пойдем, — холодно повторил и шагнул прочь из квартиры.

«Жажду я, — в спину напевал голосок на прощание, — Лишь тебя!»

Сэмюэль вынырнул из улья и направился вглубь жилого района. Амелия нагнала хромающего и по штанине заползла под плащ.

— Куда путь держим?

— Не знаю, — коротко ответил он.

— Что будешь делать?

— Не знаю.

Офицеры обыщут квартиру первым делом, следом жилье Дерека и Свалку неудач. В обители бродяг у Сэмюэля не было союзников. Бездомные сдадут его сразу. Уехать на поезде он не мог — кошелек остался в квартире. Переждать розыск нельзя. Выходов не осталось.

Сэмюэль помотал головой.

«Сначала нужно сбежать куда подальше».

Улицу сотрясли удары колокола, наступило шесть утра. Парень брел меж ульев, останавливался, чтобы перевести дыхание, продолжал идти. Он не знал, что искал. Никогда не углублялся в жилой район.

— Я могу, — начал Сэмюэль. Губы высохли от частого дыхания и тревоги. — Могу переместиться? Прыгнуть куда-нибудь?

— Можешь, — задумчиво протянула Амелия. — Лучше не надо.

— Почему?

— Отдача разорвет тебя на части.

— От перемещения? Ну, свяжет меня на пару секунд с воздухом...

— Для перемещения нужно создать два якоря, связать их друг с другом и схлопнуть пространство между ними, — перебила фея. — Сложное чудо. И отдача будет сложной. Брось затею и думай. Не переставай думать.

Он оперся на стену улья.

— Отмотать время? Точно! Можно исправить ошибки и не дать мистеру Нейви...

— Та же беда, — устало вздохнула она. — Ошибки не исправить. Смирись и двигайся дальше. Что случилось, то случилось.

— Чулять! — не выдержал Сэмюэль. — Что за? Тауматургия может все? Какого ты, козука, говоришь, что я не могу это сделать?

— Почти все, — поправила фея нерадивого ученика. — У силы есть цена, дитя человека.

— Хорошо. Тогда вестники...

— Узнаю гонор обреченного, — усмехнулась Амелия. — Когда не получаете блестяшку по первому чиху, тянетесь к вестникам. Как жалко! Ни капли гордости!

— Плевать, — отмахнулся Сэмюэль. — Ответь. Есть ли вестник, который меняет прошлое?

Фея замолчала. Парень подумал: оборвалась связь с телом.

— Есть. Убийца начал. Он связан до сих пор.

— Отлично. Как...

— Никак, — отрезала Амелия. — Он связан на Сцене. Хочешь использовать — найди.

Сэмюэль молча захромал дальше. Укрытие. Нужно найти укрытие. Место для ночлега.

Дальше от центра ульи выглядели новее. Каменные коробки настраивали по мере расширения графства. После первой эпидемии стройка прекратилась. В новые ульи заселялись приезжие, нередко всей семьей на одно здание.

За целыми на вид ульями лежали окраины. Пустующие каркасы и разрушенные со времен войны дома. Бродяги обходили их стороной. Люди, кем бы они ни были, тянулись к обществу, сбивались в толпы и помогали друг другу. Таким образом возникла Свалка неудач.

На окраинах жили «призраки». Отшельники и неприятные личности.

В желтом смоге Сэмюэль разглядел силуэт двухэтажного дома. Захромал к нему.

Парень ввалился в высокое окно и осмотрелся. Пол второго этажа обвалился на первым. Окна треугольниками тянулись вверх. На уцелевших Сэмюэль рассмотрел рисунки из цветного стекла. Мозаики. Он попал в храм.

«Чудесно», — сел на крупный обломок. Откинулся на стену и закрыл глаза.

Клонило в сон. Парень держался. Ему нельзя спать. Не сейчас.

Амелия сползла по животу и прыгнула на землю. Щебенка захрустела под лапами. Сэмюэль вспомнил Дерека. Хруст плоти.

— Эй, — позвал он. Фея попыталась грациозно развернуться. Лапы запутались. Она упала на хвост. Ему нужен был выход, способ попасть в квартиру и достать кошелек. Парня ничего не держало в графстве. Он обратится к инструменту на все случаи. Тауматургии. — Мне нужно как-то защитить себя. Есть мысли?

— Конечно, — подняла Амелия уголки пасти — Приступим к настоящей практике.