Загадка тауматургии (джен)

“В комнате находятся 10 человек. Вы — один из них. У каждого неограниченный запас желаний. Пожелать можно все что угодно, и это исполнится. Что вы загадаете?”

▪ ▪ ▪

Женский писклявый, как кипящий чайник, голос вырвал Сэмюэля из нежных объятий сна.

Пару минут парень ворочался. Отчаянно преследовал ускользающую дремоту, но давящий сквозь веки желтый свет и шум за стеной победили.

Он открыл глаза. Заспанный взгляд встретили потрескавшийся серый потолок и темное пятно над изголовьем.

“Доброе утро”, — мысленно протянул Сэмюэль, вставая со скрипящей кровати. Парень зашаркал голыми ступнями по холодным половицам в ванную.

В висящем над раковиной зеркале его встретил бледный худощавый мужчина. Темные круги под глазами выдавали беспокойный сон, а сальные русые волосы — отсутствие времени на уход. На вид мужчине было далеко за тридцать; и только близкие знали, что Сэмюэль недавно справил двадцатилетие.

Когда парень ополоснулся, по коридору загулял голодный лязг кастрюли. Обтершись полотенцем, Сэмюэль последовал зову.

Из окна крошечную кухню заливал желтый свет, у одинокой плиты стоял мужчина. Он глядел в окно, высматривал в непроницаемом смоге прямоугольные силуэты других ульев.

— Как спалось? — спросил мужчина.

— Ужасно, — простонал Сэмюэль. — Старики за стеной опять поругались.

Садясь, парень мазнул взглядом по картине над столом. В простенькой деревянной рамке висел портрет Еврентия Мудрова, первого императора Острокийской империи.

Сэмюэль боялся долго глазеть на основателя. Почему-то при долгом наблюдении острый взгляд бородатого мужчины в самом расцвете сил наполнял сердце благоговением. Парень не знал из-за чего. Будь-то яркий пейзаж, издалека сливающийся в разноцветные кляксы, или стоическое бесстрастие героя.

За благоговением неустанно следовала зудящая досада. Раздражающая незавершенность. Что-то мешало наслаждаться живописным шедевром, но Сэмюэль не понимал что. Помимо неразлучной пары, парень ощущал пробегающий по спине холодок. Его пугала яркость и постоянство чувств. Даже вкуснейшее лакомство со временем приедалось, но только не эта картина. Каждый раз. Он каждый раз чувствовал одно и тоже. Благоговение и досаду. Словно при взгляде на портрет внутри включался сломанный патефон, играющий одну и туже мелодию снова и снова.

— Узнаю мистера и миссис Ленски, — усмехнулся мужчина.

Он повернулся к парню. Дэниэл Берислави носил серую майку и голубые шорты. За последний год волосы на голове отца сильно поредели. Сейчас Сэмюэль бы описал прическу Дэнни словосочетанием: “Озеро в лесу”. Или, может, уже “морем”? В облике мужчины вопил красный фартук, который покрывали темные пятна жира.

— Чем порадуете сегодня, шеф? — усмехнулся парень. Нос щекотал терпкий запах орехов, а значит, отец варил гречку.

— Хорошо, что Вы спросили, дорогой клиент, — нарочито вальяжно проглаголил Дэнни. Он подражал герою недавней театральной постановки. Господину Важницкому, владельцу столичного ресторана. — Вашему вниманию представляется гречка!

Мужчина шагнул вбок, открывая вид на плиту.

Покрытую ржавыми наростами кастрюлю снизу щекотали голубо-красные языки пламени, пока за отодвинутой крышкой пузырилась вода.

— Прямиком с богатых южных ферм, — продолжил отец. — Взращенная в… баронии Зеленова! Трудолюбивые крестьяне день и ночь корпели на грядках ради одного: чтобы их гречка попала Вам на тарелку!

Дэниэл начал кланяться, но конец представления прервал глухой хруст.

— Пап, ты как? — вскочил со стула Сэмюэль.

— Я… все хорошо, — прохрипел мужчина, растирая спину.

Парень усадил Дэнни за стол, а сам выключил плиту и отставил кастрюлю. Когда он накладывал кашу в тарелки, положил отцу часть своей порции.

Они завтракали в полной тишине, сидя друг напротив друга. Пока между ними одиноко стоял третий стул.

— Как здоровье? — нарушил молчание Сэмюэль. Дэниэл поднял взгляд на сына, а затем смущенно отвел в сторону.

— Как всегда. Иногда я не чувствую пальцы на ногах и меня бесят хрустящие суставы. В остальном все хорошо, — ответил отец. — Сэмми, ты это… купишь мази?

Помыв посуду, Сэмюэль вбежал в комнату. Накинул белую рубашку, темно-серые брюки и отцовский серый плащ с капюшоном. Стоило парню опустить руку в карман, как ладонь коснулась бедра.

“Нужно зашить вечером”, — подумал он.

В коридоре у входной двери в утренней желтизне тонул велосипед. К рулю, обмотанному грязной тряпкой, крепился химический фонарик, такой же помятый, как и весь велосипед.

Парень вытащил из нагрудного кармана кожаный платок и круглые очки, обмотал рот и нос; натянул мутные линзы на глаза. Мир поблек, будто Сэмюэль посмотрел сквозь тонкую ткань.

— Удачи! — прокричал отец с кухни.

Парень спешно спустился по каменной лестнице со второго этажа и ногой отпер тяжелую входную дверь. В темный подъезд ввалились плотные клубы желтого смога.

“Забыл про капюшон!” — натянул на голову капюшон и шагнул на улицу.

Спешно сколоченные местными умельцами скамейки, протоптанная земляная тропинка. Весь двор нежно обволакивала желтизна, стыдливо пряча остальное графство.

Сэмюэль видел не дальше десятка метров. Он приподнял и чуть-чуть потряс руль. Из фонарика сначала мигнула, а затем вырвалась струя белого света, оттесняя кудрявый дым. Теперь парень видел дорогу.

Он лениво крутил педали, пока навстречу ему летели огненные шары. Приближаясь, они обрастали черной клеткой и тонкой ножкой пронзали тротуар. По мнению Сэмюэля, Пейлтаун был единственным графством, где круглые сутки горели уличные фонари. Направляли людей сквозь туманный океан, словно маяки.

Путь занимал десять минут, но парень никуда не спешил. Вид пустой улицы завораживал и распалял воображение. Сонный разум дорисовывал рыскающих меж прямоульных ульев глазастых тараканов и парящего высоко в небе черва с человеческим лицом.

Сэмюэль помотал головой.

“Четыре медных нила за два килограмма гречки, сто двадцать за недельную аренду, двадцать четыре за мазь”, — подсчитывал парень. После смерти матери обязанность следить за деньгами перешла ему. Он долго брыкался, но спустя какое-то время полностью распробовал вкус власти. Расчеты успокаивали.

Вдруг гром сотряс улицу, в правый бок Сэмюэля что-то сильно ударило и сбило с велосипеда на середину дороги. Обломки кирпичей, доски и металлические прутья дождем посыпались из смога.

— Ч-что, — поднялся парень.

На велосипеде животом вниз лежало обгорелое тело мужчины. Пол головы покрывали гнойные нарывы неизвестного цвета, на месте второй половины тлела огромная дыра. Руки что-то сжимали на груди.

“Взрыв газа или, может… тауматургия?” — с надеждой подумал Сэмюэль.

Парень подбежал к мужчине и небрежным пинком столкнул с велосипеда.

— Кажется, не заляпал, — осмотрел он раму и руль. Даже фонарь исправно светил.

Сэмюэль бросил изучающий взгляд на труп и брезгливо опрокинул на спину ногой. Трогать голыми руками он не рисковал. Мужчина мертвенно-бледными пальцами крепко сдавливал края помятой книги.

“А это я заберу”, — улыбнулся под платком парень.

Сэмюэль смешно оглядел обломки и нашел погнутый железный прут.

“Сойдет, — схватил он инструмент и просунул меж ладоней. — Деньги лишними не бывают”.

Парень налег всем телом и высвободил книгу из крепкой хватки мертвеца. Сэмюэль потянулся к находке, как мужчина резко схватился за его руку.

— Сны, — прохрипел незнакомец. В единственном глазу танцевало пламя чуждого цвета, капилляры и радужка выглядели как детский рисунок солнца. — Приди в мои сны!

Парень со страху пнул мужчину в голову, и недомертвец обмяк на дороге.

— О боги, боги, боги! — отскочил в сторону Сэмюэль.

Он не отрывал взгляда от трупа, ожидая пока тот снова встанет. Но мужчина уже испустил дух.

Когда Сэмюэль услышал беспокойные голоса со стороны взрыва, то подскочил к велосипеду и закинул книгу в портфель. Он желал сбежать до прихода стражей. Охотники за мистикой тщательно обыскивали всех свидетелей. Будь то сожители или обычные прохожие.

Спустя пару минут энергичного кручения педалей впереди из желтой дымки прорезался величественный силуэт завода. Сердца Пейлтауна. Все дороги графства вели к нему. Построенный во времена Острокийско-кенской войны для производства оружия. В мирное время он выпускал бытовые артефакты: охладители, сушилки для одежды и многие другие.

Сэмюэль закрепил звенящей цепью велосипед у бурой кирпичной стены и шагнул внутрь. Вдоль павильонов тянулся длинный темный коридор. Дойдя до нужной двери, парень замер.

“Рунический цех”, — гласила табличка сбоку от огромного листа металла, покрытого ржавыми пятнами.

Он сунул руку в карман брюк и вытащил ключ. Пару раз прокрутил в замке. После щелчка парень схватился двумя руками за выпирающую ручку и налег всем телом. Лист поддался, открывая вид на безлюдный цех.

По центру рядами строились зеленые станки вместе с небольшими металлическими столиками. От каждой машины поднималась толстая серая труба. На потолке они соединялись в одну кишку, что тянулась сквозь все цеха.

Металлические капилляры со свисающими лампами тянулись между боковых стен. На заводе не использовались газовые светильники. Любая авария рисковала подорвать емкости с газом вместе со всеми работниками, поэтому на замену пришли мана-лампы. В отличие от собратьев они были безопасны.

Сэмюэль змейкой обошел станки и обыденно щелкнул переключателями. Павильон заполнил гул просыпающихся машин.

Каждая требовала полчаса на прогрев перед работой. Парень бросил взгляд на настенные часы над входом. На круглой белой равнине за мутным стеклом старшая сестра села на цифре четыре, а средняя встала на пятерке. Чуть больше получаса до начала смены.

Он любил приходить пораньше и наблюдать, как цех заполняли остальные работники. Парень повторял ритуал пять лет. Верил, что однажды заметят и отплатят по заслугам. Сэмюэль ждал повышения.

Взгляд метнулся в конец павильона. За рядами станков пряталась сколоченная из металлических листов постройка. Черное пятно на белом полотне. Посередине стены выступала деревянная дверь с табличкой. Со своего места парень не видел надпись, но знал. Чернильные витиеватые узоры собирались в текст: “Глава цеха. Андреа Синков”.

“Когда-нибудь”.

Сэмюэль получал скромную недельную зарплату рабочего завода, которой впритык хватало на двух человек. Даже получалось откладывать по чуть-чуть. Накопления парень пускал на билеты на театральные пьесы в единственном театре на улице Завилова.

Он плюхнул на рабочий столик черный портфель и отстегнул блестящую защелку. Кожаная обложка с алыми каплями по краям, скомканные желтоватые страницы. Книга выглядела ужасно, если не хуже.

Сэмюэль поднес том ближе к лицу. Принюхался. От книги разило сырой землей и пеплом. Мучительная смерть.

“Хоть бы тауматургия, хоть бы тауматургия”, — с замиранием сердца он раскрыл обложку.

Парень желал денег. Чем больше, тем лучше. Любой запрет открывал окно для заработка. Не прошедшие проверку повести, картины любителей и даже самописные театральные пьесы. Все имело цену в подполье. А мистические искусства — особенно.

Сэмюэль знал, где в графстве можно было продать запрещенные законом вещи. Он не горел желанием ввязываться в это, но раз деньги сами прилетели в руки, то грех отказываться.

“12 джума 786 года. Меня звать Рентин Сильвов. Чудно писать об этом. Раньше о подобном я только читал…” — почерк многое говорил о человеке. Небрежные чернильные закорючки, толстая и грязная обводка на месте ошибок. — “Сегодня я взял одну книгу. Странствия в ночи за авторством Фрэнка Рузова. Сначала я подумал, что читаю мемуары умалишенного. Уж больно чудные вещи он описал. Фрэнк посвятил книгу “пролезанию под кожу мира”, с его слов…”

Сквозь гул станков до Сэмюэля долетел грохот входной двери. Он в спешке захлопнул дневник, кинул в портфель и привстал. В проходе стояла тучная фигура. Мужчина носил черный плащ с капюшоном, льняная рубашка, темно-серые глаженные брюки и блестящие коричневые туфли с острыми козырьками. Окинув взглядом павильон, он уверенной походкой побрел к Сэмюэлю.

— Мистер Берислави! — почти пропел Андреа Синков. На пухлом лице просияла широкая улыбка. — Добрейшего утра!

В ответ парень приложил правую руку к сердцу. И коротко поклонился. Этому приветствию его научил отец. Дэнни узнал о нем от своего отца, тот от своего и так далее. Насколько Сэмюэль знал, корни приветствия тянулись из Кенского королевства, когда-то завоеванного Острокийской империей.

— Первый среди первых! — продолжил глава цеха.

“Конечно, — мысленно цокнул парень. — Кроме меня, никто не включит станки…”

— У меня чудесные вести! К нам прибывает свежая кровь. Представляете?

— Недавно был выпуск в школе, — поддержал Сэмюэль.

— Я к чему это, — почесал за ухом Андреа. — Я тут всего ничего и многого не знаю.

— Три года.

— Да о другом я, мистер Берислави. О другом! Я про работу, эм… сам процесс и…

— Желаете, чтобы я показал все новичкам? — закончил за главу парень.

— Вот именно! — хлопнул в ладоши Андреа. — Ловите на полуслове. Ай-да мистер Берислави. Я позову вас, когда они придут. Могу рассчитывать на вас?

"Вздор! Все ты знаешь!"

Сэмюэль прикусил губу. Он хотел отказать. Покачать головой, пожать плечами. Андреа “Свинков” поскулил бы пару минут и отстал, а парень ощутил бы прилив гордости. Но что будет дальше? Глава больше никогда не обратится за помощью, найдет другого мальчика на побегушках и, когда покинет пост, напишет письмо с восхвалением счастливчика. А Сэмюэль останется ни с чем.

— … Хорошо, — сжал кулак под столом парень.

— Ваш ответ — мелодия для моих ушей, мистер Берислави! — воскликнул Андреа “Свинков” и зашагал к кабинету.

Стоило двери захлопнуться, Сэмюэль со всей силы вдарил по столу, кулак отпружинил вверх, а глухой удар утонул в какофонии насмехающихся машин.

“Спокойствие, Сэмми, — глубоко вздохнул он. Вдох, выдох, вдох, выдох. — У тебя в портфеле большие деньги… Думай о театре и шоколаде. Белоснежные шоколадные шарики… Орех в нуге”.

Парень сглотнул слюну и глянул на часы. До начала рабочего дня оставалось полчаса. “Ранние пташки” прилетали за десять минут, иногда за пятнадцать, поэтому Сэмюэль достал дневник.

“Закулисье. Так Фрэнк именовал то место. До чего же чудное название… Закулисье было местом тайных встреч и обителью разных тварей…”

Сэмюэль закрыл дневник и вложил обратно в портфель:

“Нужно потом все прочитать, вдруг наткнусь на заклинание или ритуал? А то Луи одурачит. Скажет, что я нашел книжонку доверчивого простофили”.

Через пятнадцать минут в цех хлынул плотный поток людей. Из реки рабочих отделился один.

Мужчина брел к парню, слегка покачиваясь.

— Как дела у отца, Сэмми, — приложил он руку к сердцу и поклонился. Дерек Нейви носил клетчатую голубую рубашку, серые брюки с подтяжками и темно-коричневый плащ. За мужчиной по пятам следовал едкий запах дешевого пойла, какое подавали в местной забегаловке за пять медяков. Иногда от него разило кислостью давно забродивших фруктов и ягод. Не часто. Раз в неделю. В день зарплаты.

— Все как всегда, мистер Нейви, — усмехнулся Сэмюэль. — Сон, еда, печатная машинка и снова сон. Вчера вот пришло письмо.

— И? — шагнул поближе мужчина. — Какие вести?

Парень помотал головой.

— Скромик их де… — воскликнул и замолк на полуслове Дерек. Он никогда не матерился в присутствии Сэмюэля.

Когда Сэмюэль был ребенком, мистер Нейви ввалился в квартиру Дэнни после попойки. Грязный с наполовину пустой бутылкой. Мужчина бранил весь мир, герцогов и даже императора. Отец заперся с Дереком на кухне на пару часов. Сэмюэль на всю жизнь запомнил тот безжизненный взгляд, которым Дерек его одарил, когда они вышли. С того дня мистер Нейви больше никогда не бранился при парне.

— МЗКашные сволочи, — пробурчал Дерек. — Что на этот раз?

— Присутствие намека на принижение достоинства одного из благородных родов, — слово в слово пересказал Сэмюэль.

— Дэнни же послал тот рассказ про подводных эльфов?

— Ну да.

Мистер Нейви нахмурился и устало вздохнул.

— Да уж… Приехали.

Перед продажей рукопись, картина, песня, мелодия и другие произведения искусства проходили обязательную проверку в Министерстве защиты культуры. Проверки МЗК длились месяц, а иногда полгода и, почти всегда, заканчивались отказом. Поэтому большинство продавало творения на подпольных рынках.

— Дэнни не думал, — осторожно начал Дерек, придвигаясь ближе. — Ну это… пойти по другому пути?

— Неа, — помотал головой Сэмюэль. Те, кто гнался за славой и большими деньгами, на такое решение даже не заглядывались. А отец грезил богатством.

В ответ мистер Нейви цокнул и отошел за свой столик сбоку от парня.

Когда по павильону пробежал звонкий треск, Сэмюэль отпер ящик и вытащил плотные кожаные перчатки, круглые очки с толстыми линзами и коричневый фартук.

— Мистер Берислави! — прокричал кто-то над ухом.

Парень развернулся. В паре шагов утирался платком тяжело дышащий Андреа Синков.

“Далеко бежал”, — мысленно усмехнулся Сэмюэль.

— … Свежая кровь… прошу за… мной.

Глава повел парня сквозь ряды станков в конец цеха.

В постройке из металлических листов, помимо двери в кабинет, сбоку вырастала еще одна. Полная вмятин и с облупленной белой краской. Она ни в какое сравнение не шла с лакированной покрытой узорами лоз подругой. Таблички не было, но все рабочие называли комнату — переговоркой. Андреа всегда принимал в ней “свежую кровь” и разговаривал с подчиненными. Начальников и равных по должности он отводил в кабинет.

Глава цеха потянул ручку на себя.

Комнате отлично подходила дверь. Блестящие под тусклой мана-лампой листы металла, скрипящие от каждого шага половицы. По центру взятый из павильона рабочий столик окружали четыре дивана. Из одного торчали пружины, на втором росло темное пятно. Остальные два, стоящие друг напротив друга, можно было назвать “хорошими” по меркам переговорки.

На одном плечом к плечу сидели трое молодых парней. Их взгляды напрыгнули на Сэмюэля, стоило ступить внутрь.

— Господа, благодарю за ожидание! — воскликнул глава цеха. — Представляю вам нашего работника — Сэмюэля Берислави!

Андреа энергично захлопал в ладоши. Из-за пота аплодисменты звучали как жадное причмокивание.

— Оставляю новичков вам, мистер Берислави, — выскочил из переговорки глава и захлопнул дверь.

На долгие секунды комнату захватила давящая тишина. Парень устало потер глаза, окинул новеньких взглядом.

На Сэмюэля глядел крайний левый со скрещенными руками. Он носил темно-серый плащ, молочную рубашку и светло-коричневые брюки. Мальчик, Сэмюэль не мог назвать его иначе, явно ждал чего-то от парня.

Поэтому он приложил руку к сердцу, коротко поклонился и плюхнулся на диван напротив “свежей крови”.

— Приятно познакомится, — осторожно начал Сэмюэль. До этого новичков всегда встречал Андреа “Свинков”, поэтому парень не знал, что говорить. — Эм… Ну… Как глава и сказал, меня зовут Сэмюэль Берислави. Представьтесь.

Он кивнул на крайнего левого.

— Меня зовут Зак Новидов! — воскликнул мальчик с короткими каштановыми волосами. — Приятно познакомится.

— Я — Майлд Волдов, — подхватил эстафету средний. Короткие темные волосы и полуприкрытые глаза. Каждому из них было по четырнадцать-пятнадцать лет, но Майлд выглядел постарше. По ощущениям, лет на двадцать.

— … Кью Голри, — робко пробурчал последний. Мальчик привстал и повторил приветствие Сэмюэля. Зачесанные на правый бок русые волосы, детское круглое лицо. Взгляд Кью пугливым зверьком метался из стороны в сторону, боясь долго задерживаться на одном месте. На парня он не рисковал смотреть ни секунды.

Когда Кью закончил, Сэмюэль откинулся на спинку дивана и вздохнул.

— Полагаю, теперь я могу показать вам, как мы работаем, — сказал он. — Есть какие-то пожелания или может вопросы?

Ответом ему была тишина.

— Отлично! — прикусил губу и неожиданно воскликнул Сэмюэль. Он поднялся с дивана. — За мной.

Парень повел новичков вдоль боковой стены к своему столу. Слева за станком радостно присвистывал Дерек, штампуя одну заготовку за другой.

— Какой план? — прокричал Сэмюэль, чтобы перебить гул и шипение работающих машин.

Мужчина мазнул взглядом по “свежей крови” и раскрыл рот в широкой улыбке.

— Двести А32! Триста шестьдесят Б01! И пятьсот Ж45!

— Слышали? — обернулся парень к трио. — Это план на каждого! Вон там у нас стоят лотки!

Он ткнул костлявым пальцем в стоящие вдоль стены высокие шкафы. На каждой полке шеренгой шли наклеенные бумажки с корявыми надписями.

— Буква значит носитель, число — формулу!

Парень засеменил к лоткам, схватил белую плоскую насадку из числовых и металлическую пластину из буквенных.

— Глядите! — скомандовал Сэмюэль, надевая фартук и натягивая на руки перчатки. На насадке выступал выдавленный с другой стороны рисунок. Линии сворачивались в завитки, отдаленно напоминающие символы облаков или ветра. Они шли по кругу и замирали в самом низу, в паре сантиметрах от завершения окружности. По диаметру сидели заключенные в круги узоры. Всего пять. Каждый разного размера.

— Ч-что это значит? — спросил Кью.

— Не знаю, — пожал плечами Сэмюэль. — Но не советую срисовывать, если не хотите взорваться.

— Он не сработает, — спокойно возразил Майлд.

— Подрабатываешь артефактором в свободное время?

— Нет, но для работы формулы нужны мана и клетка души.

— В целом ты прав, но, — протянул парень, — … я бы все равно не рисковал.

Сэмюэль закрепил насадку на прессе, положил пластину под него и энергично закрутил вентиль двумя руками. Когда белый камень встретился с металлом, из под них вырвались клубы серого дыма.

Пластина умоляюще постанывала и шипела под высокой температурой насадки. Но пресс плотно держал обоих в крепких объятиях.

Парень отсчитал двадцать секунд и закрутил вентиль в другую сторону, разлучая жаркую пару.

— Одной насадки хватает на десять заготовок! — прокричал он. — После нанесения ее нужно остудить!

Зажав пластину длинными клещами, погрузил ее в ванночку, наполненную маслом.

— И помните, — вдруг из пузырящейся жидкости с ревом вырвался столб красного пламени, — … никогда не стойте над маслом!

— Я так один раз брови спалил! — хохотнул Дерек.

— Тогда у вас еще не было бороды.

— Повышаю ставки!

Парень усмехнулся и повернулся к новичкам.

— В последнем ряду есть свободные станки. Если будут вопросы, подходите. Все понятно?

Трое новичков кивнули в унисон.

▪ ▪ ▪

Графство сотрясали удары колокола, знаменуя наступление шести часов вечера. Парень несся на велосипеде по дороге, освещенной только уличными лампами и фонарями других людей. Солнце давно зашло за незримый горизонт, погрузив Пейлтаун во тьму.

Прохожих почти не было. В графстве почти все пользовались велосипедами. Из-за плотного смога часто вспыхивали болезни. Эпидемии накрывали Пейлтаун раз в десятилетие. Часть жителей погибала, освобождая места для приезжих из ближайших бароний. Животные умирали как мухи. Поэтому ни извозчиков, ни домашних любимцев в графстве не водилось.

Сэмюэль свернул на первом повороте на улицу Тирова.

Мягкий оранжевый свет уличных ламп вытачивал из тьмы и смога силуэты причудливых построек. Острые козырьки закрытых ларьков, волнистые изгибы палаток. Торговый район радовал глаза разнообразием. Не только товаров, но и видов. Здесь редко встречались скучные прямоугольные дома, потому что торговцы старались завлечь мимо едущих людей.

Он остановился перед невысоким домиком с треугольной крышей. Нарисованные зеленые лозы обвивали каменные серые стены. Плоские растения заползали на черепицу крыши, где сплетались в плотные узлы, чтобы затем взорваться букетом разноцветных пятен. Табличка над дверью гласила: “Зеленая лавка миссис Нотовой”.

— Добрый вечер, Сэмми, — поздоровалась пожилая дама, когда парень зашел внутрь. Миссис Нотова была низкой старушкой с завязанными в пучок седыми волосами. Насколько знал парень, ее внук работал на заводе в Сборочном цехе.

Сэмюэль ответил обыденным приветствием.

— Как обычно? — спросила она.

— Конечно, — кивнул парень и подошел к стойке.

Старушка исчезла в темном проходе. До Сэмюэля донесся скрип открывающегося деревянного ящика.

— Сорок нилов, — сказала миссис Нотова, ставя перед парнем баночку синей мази.

— Сорок? На прошлой недели же было двадцать четыре?

— Налоги, — прохрипела старушка.

— Сделаете скидку? — прикусил он губу. У парня не было таких денег. Зарплату Сэмюэль получал в конце недели, а сейчас в его кошельке лежало не больше тридцати медных нилов, отложенных на еду и мазь. — Как постоянному покупателю?

— Все графство — мои постоянные покупатели, — возразила она. — Мне жаль, Сэмми. Могу предложить другое лекарство.

Миссис Нотова дрожащими руками убрала со стойки мазь.

— Сколько?

— Всего двенадцать. Появилось совсем недавно. Погоди.

Спустя минуту старушка вернулась с баночкой зеленых таблеток. На стекле виднелась наклеенная пожелтевшая бумажка с надписью: “Камендин”.

Сэмюэль вытащил из кармана свернутый льняной мешочек и высыпал двенадцать медных монет с портретом третьего императора.

— Принимать два раза в день, — произнесла миссис Нотова на прощание. — Спокойных грез, Сэмми.

▪ ▪ ▪

— Как день, Сэмми, — спросил отец, когда парень грохнулся за стол на кухне.

Дэнни сидел напротив, читал свежий номер Пейлтаунского Вестника. Местной газеты.

— Ничего нового, — отмахнулся он. — Что пишут?

— Столичные астрологи предсказали неделю ливней на Ненском высокогорье… Водоносам следует остерегать необдуманных решений и повременить с…

— Что-то еще? — устало проворчал Сэмюэль.

— Конечно, — улыбнулся Дэнни. — Смерть от тауматургии, смерть от тауматургии, старик вспомнил свою прошлую жизнь и назвал себя первым императором и… О! Смерть от тауматургии!

Парень фыркнул. В газете всегда на первые полосы выходили яркие описания смертей от “греховной” тауматургии так же, как описания казней выживших практиков. Временами они соседствовали со статьями о могуществе императора и высшего дворянства.

“Герцог Рузов связал чудовище, убившее сотни крестьян”, “Император заморозил озеро, спасая жителей юга от жары”... Обычный люд погибал от тауматургии, а герцоги и император спасали жизни. Все из-за “благословения Пяти богов”. Так говорил первый император, Еврентий Мудров.

— Пап, твоя мазь, — начал Сэмюэль, доставая из портфеля баночку с таблетками. — Она подорожала, поэтому я купил это.

— Сколько? — повертел в руках лекарство Дэнни и поставил на стол.

— … Двенадцать. Это…

— Это отлично! — неожиданно воскликнул отец. — Теперь ты сможешь откладывать гораздо больше!

Сэмюэль натянуто улыбнулся.

— Уже есть идеи, куда потратить лишние деньги?

— Я об этом даже не думал, — честно ответил парень и отвел взгляд в сторону.

— Помнишь, что я всегда говорил?

— Всегда ищи хорошее, — повторил он фразу, которой отец прожужжал все уши.

— Именно! — ухмыльнулся Дэнни.

За ужином они обсуждали новую повесть Дэниэля. А, когда закончили, Сэмюэль затопал в комнату и упал на кровать. Накатывающиеся волны усталости захватили разум парня, и он заснул.

Утром следующего дня Дэниэл Берислави умер.

Нина Сильвова была одна. Совершенно одна в маленькой комнатке без окон.

Она сидела за квадратным столом и терла виски, прогоняя звенящую в ушах боль. Белый свет, белые стены, белые стулья, белое все. Это место давило. Раскачивало неустойчивый рассудок Нины.

Она проигрывала в голове минувшие будни, как музыкальная шкатулка — мелодию. Проблемы на работе мужа, грязные слухи о болезни.

Нина работала уборщицей на заводе и каждый день слышала, как трудно приходилось Рентину. Давние друзья смотрели на мужа с подозрением и явным отвращением. Словно он был разносчиком новой чумы.

“Проклятая книга! — мысленно воскликнула она. — Мерзость! Козука!”

Мысли щелкали между двух причин смерти Рентина. Первой была книга. Запретные знания искусили мужа и направили по кривой дорожке. А второй выступала новая знакомая, которую он встретил в грезах.

“Кажется, он назвал ее феей”.

Нина тяжело вздохнула и перевела взгляд на блестящую в ярком свете дверь. Женщину привели сюда через нее и приказали ждать. Она не знала, сколько прошло. Может, десять минут, а может, несколько часов. Чувство времени здесь сходило с ума.

Нина развернулась на стуле. Взгляд уперся в серую прямоугольную коробку в углу.

Поверхность усеивали маленькие отверстия. Из верхней грани по стене ползли две разноцветные трубы. Одна красная, вторая желтая. Охладитель был единственным предметом, что не отражал белизну. Он раздражал Нину иначе. Вместе с бодрящей прохладой артефакт наполнял комнатку гулом, постепенно подталкивающим женщину к краю.

— О боги, Рентин… во что же ты влез? — прошептала она в пустоту.

Щелчок дверной ручки заставил Нину резко обернуться.

В проходе стоял мужчина в сером кителе. Подмышкой он держал черный плащ, а в левой руке — темно-коричневый чемодан.

— Освежает, — радостно протянул офицер, когда ступил внутрь. На груди блеснула белым металлическая медаль в форме глаза. Символ охотника за мистикой.

Мужчина уверенно зашагал к столу, осторожно опустил чемодан и повесил плащ на стул.

— Добрый день, миссис Сильвова. Я — детектив, Герман Вилбов.

— … Очень приятно, — кивнула Нина.

Герман щелкнул замок и открыл чемодан.

— Соболезную вашей утрате, — вытащил папку бумаг офицер. — Я знаю каково это — потерять любимого человека, поэтому примите мои искренние соболезнования.

— Я… Простите, просто… Я до сих пор не уверена, что случилось. Будто сплю и вижу кошмар.

— Вы знаете, чем он занимался? — выставил сбоку от себя флакон с чернилами и ручку.

— Мне сказали, что Рентин сделал что-то плохое.

Детектив открыл папку и бережно макнул ручку в чернильницу. Каждое движение сквозило театральностью. Он нежно держал ручку, как хрупкую спичку, готовую сломаться от любого прикосновения. Острый кончик Герман погружал в чернила наигранно медленно, будто давал Нине насладится зрелищем.

— Поистине, — провел он свободной рукой по коротким седым волосам. — Тот взрыв был… чудовищным. Повезло еще, что вы чудом уцелели.

Нина молчала, как преступник, ожидающий вынесения приговора.

Герман посмотрел женщине прямо в глаза. Он ухмыльнулся. Затем небрежно черкнул что-то на бумаге и отложил ручку на горлышко чернильницы.

— Вы увлекаетесь астрологией? — неожиданно спросил детектив, откинувшись на спинку стула.

— … Простите, я не поняла вас, — нахмурилась Нина. Она нервно затеребила подол платья под столом. — Астрологией?

— Ну, знаете, может, лавку миссис Краговой на улице Тирова или читаете гороскопы в газете?

— Да… Я просто… не поняла к чему вы это. Астрология тоже запрещена? — спросила она.

— О боги! Нет, конечно же, нет! Не волнуйтесь вы так, — рассмеялся Герман. — Мне стало любопытно, вот и решил спросить. Скажу по секрету, моя благоверная тоже теряла голову от чтения судьбы по звезда и движению планет.

— Разрешите личный вопрос?

— Да будет вам! Считайте это обычной беседой. Спрашивайте не стесняйтесь!

— … Вы сказали, что понимаете меня. Что тоже кого-то… потеряли.

Вдруг улыбка спала с лица охотника за мистикой, а в глазах моргнула глубокая печаль. На секунду. Всего на одну секунду он, будто, стал другим человеком. Но в следующий миг натянул прежнюю ухмылку.

— Да, — сквозь зубы процедил он. — Она ушла.

— Простите. Я не хотела давить на больное! — поняла ошибку Нина.

Герман выставил вперед дрожащую ладонь и покачал головой.

— Не стоит. Да, упокоит ее Семя Гнили, — отмахнулся он. — Но раз вы задали личный вопрос, то я задам свой — Как вы относитесь к тауматургие?

Женщина нахмурилась. На этот вопрос был всего один ответ. Правильный ответ.

— Ужасно, — честно ответила Нина. Рентин тронулся рассудком из-за тауматургии. Женщина не могла относится к ней иначе.

Сначала она подшучивала над мужем, мнящим себя практиком незримых искусств. Называла домашним магом, волшебником на подработке.

“Вообще, мой муж работает чародеем, а на заводе, так, только для души”, — мелькнула в памяти брошенная когда-то шутка.

На глаза навернулись слезы. Рентин мертв. Взорван из-за неудачного ритуала. Нина больше никогда не услышит его голос, ей больше некого встречать вечером после работы, больше некуда возвращаться…

Она всхлипнула.

— … Ужасно. Я потеряла все.

Герман молча достал из нагрудного кармана белый платок и протянул Нине.

— Это — болезнь, — произнес он, когда женщина вытерла слезы. — Незаметно проникает в тебя и постепенно растет. Искажает и извращает изнутри… А затем, также незаметно, заражает других. Тауматургия — эпидемия.

Нина кивнула.

— Но вернемся к нашим вопросам, — взял ручку Герман. — Когда прогремел взрыв, вы были на улице. Почему?

Она прочистила горло и выдала заранее заготовленную ложь:

— Дышала свежим воздухом.

— Дышали. Свежим. Воздухом? — фыркнул на последнем слове детектив. — Нет, а серьезно?

Нина стыдливо отвела взгляд в сторону и нервно прикусила нижнюю губу. Стул под женщиной приглушенно заскрипел от неловкого ерзанья. Она тяжело вздохнула.

Рентин выгнал ее перед ритуалом, но Нина не могла сказать это. Знание об увлечении мужа и сознательное умалчивание делали женщину соучастницей греха. Поэтому она заготовила ложь.

— Я, — начала Нина, бросая короткие взгляды на Германа, — сбежала к любовнику.

Ложь, обернутая во лжи, вызывала меньши сомнений. Она звучала правдоподобно. Достаточно правдоподобно и лично, чтобы сойти за правду.

— Вот как, — протянул офицер. Рука Германа не двинулась.

Детектив почему-то не спешил записывать показания Нины. Не спускал с женщины глаз, как хищник, выслеживающий добычу.

— Вы… вы не запишите это? — по-настоящему занервничала Нина.

— Запишу, — спокойно ответил Герман. На лице детектива растянулась улыбка. Во взгляде охотника за мистикой блеснуло любопытство ребенка, радостно расчеленяющего забавное насекомое. — Запишу, но только правду. Говорите, сбежали к любовнику? Как зовут этого счастливца?

— Эм…

Она запнулась. И Герман ненавязчиво замахал свободной рукой, призывая продолжить.

— Джим… Новелов, — назвала Нина имя мужа подруги.

— А вот это я запишу! — воскликнул охотник за мистикой, черкнув ручкой по бумаге. — Его мы тоже допросим. Как думаете, он подтвердит вашу историю?

— Я…

— Тауматургия — это эпидемия, — повторил детектив. — А во время эпидемии устраивают карантин. Мы вычленим всех косвенно или прямо связанных с грешником и допросим их. Составим полную картину, так сказать. Сколько еще людей вы желаете вовлечь?

Нина замерла, как добыча, увидевшая хищника. Каждая мышца в теле натянулась струной. Женщина хотела вскочить со стула к двери, но проход преграждал Герман. Блестящая под светом лампы дверь скрывалась за спиной офицера. Она в ловушке. Выхода не было.

— …Что будет со мной? — взгляд Нины поник. Женщина смирилась.

— Зависит от вас, — расставил руки Герман. — Можете молчать и вас сожгут. Заживо.

Детектив не угрожал. На лице не дрогнул ни единый мускул, когда он говорил это. Герман, словно зачитывал заголовок статьи из Пейлтаунского Вестника. Спокойно и буднично.

— Но! — неожиданно охотник за мистикой хлопнул в ладоши, заставляя Нину подпрыгнуть. — Если все расскажите, и мы подтвердим это; вас заклеймят, отрежут язык и запрут в одиночной камере на всю жизнь. Как по мне, лучше мучительной смерти на костре.

Нина медленно кивнула, и Герман склонился над бумагами.

— Мы нашли много обгорелых книг. Скажите, ваш муж вел какие-либо записи? Практики очень любят записывать свои грешные исследования.

— … Дневник, — прошептала она.

— Дневник мы, увы, не нашли, — протянул офицер. — Вы кого-нибудь видели?

— Я кого-то видела.

▪ ▪ ▪

Женский писклявый, как кипящий чайник, голос вырвал Сэмюэля из нежных объятий сна.

Пару минут парень ворочался. Отчаянно преследовал ускользающую дремоту, но давящий сквозь веки желтый свет и шум за стеной победили.

Он открыл глаза. Заспанный взгляд встретили потрескавшийся серый потолок и темное пятно над изголовьем.

“Доброе утро”, — мысленно протянул Сэмюэль. Снова.

Будничничные споры мистера и миссис Ленски предвосхищали начало рабочего дня. В выходной старики спали как убитые, давая соседям тоже отоспаться.

После ванны парень сразу побрел на безмолвную кухню.

“Что-то кастрюли не слышно”, — подумал он.

Из окна крошечную кухню заливал желтый свет, у одинокой плиты стоял мужчина. Он глядел в окно, высматривал в непроницаемом смоге прямоугольные силуэты других ульев. Все как обычно, но сейчас Дэниэл не проронил ни слова.

— Пап? — положил руку на плечо отца Сэмюэль. Дэнни чуть качнулся. — С тобой вс…

Парень в ужасе отшатнулся от статуи.

Одежда висела на худощавом теле, как на манекене, каких ставили продавцы для показа новых товаров. На сером каменном лице под глазами и ртом виднелись засохшие бурые подтеки. На слившихся с пальцами ногтях тоже, и под ногами пол усеивали алые точки.

Отходя, Сэмюэль задел край обеденного стола. Половицы под ножками заскулили от смещения голого деревянного квадрата. Парень с грохотом упал на стул.

— … Нет.

Взгляд прыгал по застывшей фигуре отца. Серая майка, голубые шорты, даже красный заляпанный фартук.

Он искал хоть что-то, что отвергало губительную действительность. Хоть одну подсказку. Бесполезно. Дэниэл был мертв.

Чума Каменной кожи забрала и отца. Сэмюэль поднял взгляд в потолок, сдерживая набегающие на глаза слезы. Глубоко вздохнул. Он с большим трудом нашел в себе смелость снова посмотреть на отца. На одетую статую.

Когда он переводил взгляд, заметил стоявшую на столе баночку.

Круглая крышка мирно отдыхала чуть поодаль. За стеклом маленькие зеленые шарики толпились горкой.

Сэмюэль взял открытую баночку дрожащими руками и поднес поближе. Кривая надпись на пожелтевшем листке гласила: “Камендин”.

— Он принял таблетку…

Но она не помогла или, наоборот, убила отца. Парень помотал головой.

Сэмюэль не желал задумываться об этом. Только не сейчас…

Вдруг из-за стены послышались жаркие споры соседей.

“Узнаю мистера и миссис Ленски”, — в памяти отозвались слова отца.

Они не знали… Никто не знал… Весь остальной мир жил дальше, будто ничего не произошло. Больше никто, кроме Сэмюэля, не знал о случившейся трагедии.

От этой мысли он в гневе сжал зубы, схватил таблетки и со всей силы швырнул в стену. Стеклянная банка разлетелась на тысячи осколков; они вместе с зелеными шариками снегом усеяли пол. Парень закричал.

Он проклинал таблетки, проклинал ничтожную зарплату, но больше всего он проклинал самого себя.

— Ты отвечал за деньги! — истошно вопил Сэмюэль. — Чулять! Чулять! Чулять! Проглядел повышение налогов… Идиот!

В порыве ярости парень не заметил сорвавшийся с руки Дэнни волосок пыли. Затем еще один. И еще. Когда кухню сотряс тяжелый грохот, Сэмюэль умолк. Он в страхе глянул на отца.

На месте правой руки зияли острые обломки, из них на пол струила серая пыль.

Парень проследовал взглядом за потоком. На половицах из горки каменного песка выглядывали заляпанные кровью пальцы.

— … Погоди, — прохрипел Сэмюэль. — Постой!

Следующий хлопок стрелой пронзил уши, парень подпрыгнул от неожиданности. Левая рука упала поверх правой. Пыль чуть смягчила приземление, поэтому конечность осталась целой.

Дэниэл рассыпался. Кусочек за кусочком, также как и мама. В тот день Сэмюэль был в школе и не видел этого. Зато видел Дэнни.

Позже отец выплеснул горе в одной из повестей, в которой описал, как принцесса обратилась в хрусталь и разбилась от легкого дуновения ветра.

Когда на пол упало тело, в воздух взмыли плотные клубы серой пыли. Парень всхлипнул. Открыл рот для глубокого вздоха и закашлял. Истошно закашлял. Он в панике выбежал из кухни, влетел в комнату, накинул одежду и плечом толкнул дверь на лестничную клетку.

Сэмюэль несся на велосипеде сквозь желтый смог. Парень желал сбежать. Уехать от дома подальше. Подальше от места смерти отца.

Не успел он моргнуть, как уже сидел за столом в цехе. И по помещению разносился гул просыпающихся станков.

Он смотрел в пустоту перед собой, пока в памяти всплывали последние слова отца:

“Всегда ищи хорошее”.

— … Как? — пробубнил парень под нос. — … Что здесь можно найти хорошего?

У Дэниэля не было ни таланта, ни совершенной грамотности. Но даже после десятка отказов отец не сдавался. Он видел возможность в любом несчастье.

“Зато теперь смогу уделять все время писательству!” — сказал Дэниэл, когда его уволили с завода из-за болезни.

— Что здесь можно найти хорошего? — повторил Сэмюэль вопрос в пустоту.

Из раздумий вырвал грохот входной двери. Он поднял взгляд. К столу парня, пританцовывая и присвистывая, брела тучная фигура.

— Добрейшее утро, мистер Берислави! — в обыденной манере поздоровался Андреа “Свинков”. На лице главы сияла широкая улыбка. Радостное настроение Андреа всегда раздражало парня, но сейчас — особенно.

Сэмюэль через силу поклонился, сдержав желание врезать главе цеха. И в следующий миг улыбка сползла с лица Андреа. На лбу выступили ровными рытвинами морщины.

— Решили устроить ремонт? — неожиданно спросил глава.

— … Что?

Глава указал пальцем-сарделькой на свои черные зачесанные на правый бок волосы. Сэмюэль осторожно провел пятерней по сальным русым кудрям. Глянул на руку. Пальцы и ладонь окрасила в серый каменная пыль с тела Дэниэля.

— … Да, — соврал он, сдерживая рвоту. — Что-то вроде.

— Тогда желаю удачи! — по-дружески похлопал по плечу Андреа и зашагал в сторону кабинета.

Со стуком часов рабочие забивались в цех, как улов в корзину рыбака. Сэмюэль безучастно наблюдал, как мимо проходили десятки лиц, пока к нему не подошли.

— Сэмми, что случилось? — в лоб спросил Дерек. Мужчина не стал здороваться и сразу перешел к делу. — Выглядишь выжатым, словно пучеглазка.

У парня не хватило сил, чтобы поморщится от представления блестящей от слизи рыбы с огромными глазами-пузырями.

— Я в порядке.

Дерек молча смотрел на Сэмюэля. Выражения лица мужчины сменялись также стремительно, как пролетали часы во время смены. Тяжесть осознания, печаль и сочувствие.

Он расставил руки и крепко обнял Сэмюэля.

— Ч-что? — от неожиданности воскликнул парень.

— Ты, кажется, давно не заглядывал к старику? Глядишь, уже и забыл, где я обитаю.

— Я… спасибо, мистер Нейви, — всхлипнул Сэмюэль.

— За такое не благодарят, Сэмми, — ухмыльнулся Дерек. — И может уже начнешь звать меня по имени?

▪ ▪ ▪

Все квартиры в ульях были похожи, как заготовки на заводе. Кухня сбоку от входа, дверь в ванную и туалет в конце длинного коридора и вдоль две спальни. Но каждый жилец привносил в жилище частичку себя.

Когда Дерек щелкнул ключом в замке, толкнул дверь и включил свет; взгляд Сэмюэля зацепился за раскрашенный в разные цвета коридор.

На серых каменных стенах взрывались фейерверки красок. Зеленый, красный, желтый, голубой. Обычно такой разброс раздражал глаза, но здесь все цвета дополняли друг друга, повествовали какую-то историю. Известную только художнику.

— Пойдем на кухню. Нам нужно булькнуть.

— Я не пью.

— Сегодня пьешь, — отрезал Дерек.

Кухня не сильно отличалась от кухни в квартире парня. Тот же квадратный столик у стены, три стула, одинокая плита и портрет первого императора на стене. Но все, кроме стола и стульев, покрывал тонкий слой пыли. Место ощущалось заброшенным. Покинутым давным давно.

Стоило Сэмюэлю занять один из стульев, Дерек с грохотом опустил бутылку с алой жидкостью в центр стола. На темно-зеленом стекле из последних сил держалась пожелтевшая бумажка: чернильная ленточка аккуратно выводила надпись “Лонтийское”, а по краям с любопытством выглядывали десятки шипастых роз.

— Прямиком с одной из южных бароний, — заявил Дерек. — Для удушения боли подходит на ура!

Мужчина поставил на стол два стакана и, вынув пробку голыми руками, заполнил на половину.

— За Дэнни! — воскликнул Дерек, высоко поднимая стакан. — Да упокоит его душу Семя Гнили.

Сэмюэль чокнулся с мужчиной.

— Давай! Чего ждешь? — поторопил Дерек смотрящего в стакан парня. — Оно же так выдохнется!

Он глотнул. По горлу растеклась бодрящая волна тепла, и острая горечь впилась в язык. Сэмюэль поморщился.

— Выглядишь в точь-точь как он! — усмехнулся мужчина.

— Папа пил? — приподнял бровь парень. Он никогда не видел Дэниэля с бутылкой. Бар отец всегда обходил стороной из-за шума и “кислючего” запаха.

— Один раз. В самый трудный день.

Сэмюэль кивнул. В один день парень пришел в квартиру после школы. Родителей не была. В блестящей от чистоты кухне, на обеденном столе лежала записка: “Я до поздна у Дерека. Мама со мной. Ужин на тебе”. На утро, когда отец вошел в квартиру один, Сэмюэль все понял.

— Дэнни считал, что выпивка не выход. Всего лишь временное отвлечение и губительная привычка, — крутил в ладонях стакан Дерек. — С чем-то я согласен, но ноги все равно несут меня в бар. Смена заканчивается и вжух! Я уже там.

— У меня так каждое утро, — сказал парень. — Стоит выйти из дома, и я уже стою у завода.

Дерек отстраненно вертел в ладонях стакан, не сводя взгляда с алого водоворота.

— Я хорошо помню тот день. День, когда Дэнни решил стать писателем, — начал мужчина. — Он подошел ко мне на перерыве и заявил, мол с сегодня коплю на печатную машинку. И знаешь, что он учудил в тот же вечер?

Сэмюэль молча кивнул.

— Купил острокийский словарь! Представляешь? Гимназийский! Весь такой красивый и тяжелый. Меня бросало в холод от лица мужика на обложке. А тебя нет? Помнишь этого лысого бородатого деда в сером кителе?

— Ну да, — согласился парень.

Отец всегда держал под рукой книгу. На обложке по проселочной дороге дружно шагали школьник и офицер в фуражке.

Сэмюэль отлично помнил те жуткие синие глаза на плоском лице мужчины. Один поглядывал на ребенка, а второй смотрел прямо на читателя. Парень не знал, была ли то ошибка художника или злая ирония, но от обложки бегали мурашки.

— Я хочу показать тебе кое-что, — сказал Дерек, вставая со стула. — Пойдем.

Если коридор можно было назвать “буйством детского воображения”, то спальня носила титул “царствия взрослой строгости”. Туалетный столик, шкаф для одежды, пара табуреток с двух сторон изголовья кровати. Во всем преобладало два цвета. Черный и белый. Кровать и вовсе напоминала шахматное поле, где подушки были клетками для короля и ферзя.

— Добро пожаловать в мою обитель, — потряс полупустой бутылкой Дерек.

“Похоже на королевство Двуцвестии”, — подумал Сэмюэль.

Из повести в повесть у отца кочевали одни и те же герои. Нежная принцесса, несгибаемый рыцарь-бродяга, добрый шут и двухцветная королева.

Парень плохо помнил миссис Нейви. Хворь Гнилых сердец унесла ее, когда Сэмюэлю было три года. Двуцвестия была заносчивой и педантичной. Искала совершенство во всем.

Дерек ткнул дрожащим пальцем в дальний угол спальни.

В спадающих с потолка теневых занавесках стыдливо пряталась табуретка. Сэмюэль разглядел глубокую глиняную тарелку, над которой росла верхушка какого-то рисунка.

— Когда пиво не помогает, я иду сюда, — объяснил мужчина.

— Это же тауматургия?

— Да… нет. Не совсем, — отмахнулся Дерек. — После войны прадед сгреб все книги в подвал. Думал, что острокийцы будут их сжигать, и не прогадал.

Сэмюэль осторожно кивнул, призывая продолжить.

— Дед взялся за перевод. Хотел сохранить знания и культуру. Но затем острокийцы натравили на староверов солдат. И он забросил это дело. Не желал рисковать женой и детьми.

Парень устало протер глаза и глубоко вздохнул. Этот день и без того был тяжелым. Смерть отца, а теперь и откровения Дерека. Он не знал, как ответить. Что ответить. Сэмюэль открыл рот, желая сказать хоть что-то, но мужчина поманил его рукой.

— Не бойся ты так, — сказал Дерек и встал перед самодельным алтарем. — Я делаю это каждый день. И как видишь — живой!

Парень шагнул ближе. Взгляд зацепила черная отметина на внутренней стороне тарелки. Нацарапанная угольным карандашом черта. Она обозначала примерную треть от всего объема.

Поравнявшись с Дереком, Сэмюэль разглядел рисунок тем же углем на листе бумаги за тарелкой.

Толстые отрывочные линии выводили силуэт молодой женщины. Она стояла спиной к зеркалу и смотрела глазами-точками прямо на парня.

Сэмюэль сразу вспомнил свои детские рисунки мамы. Овал лица, толстые, спадающие с макушки линии волос, улыбающаяся дуга рта. За годы его художественный талант не далеко ушел от этого.

По спине пробежал холодок, стоило перевести взгляд на отражение. Из круга зеркала на парня смотрела “другая”.

“Проклятое отражение? — подумал он. — Нет. Скорее приросший близнец…”

Из-за складок одежды выглядывала вторая пара глаз. В тенях сморщенное лицо старухи улыбалось, оголяя два ряда кривых зубов. Казалось, первую набросал ребенок, а к “другой” приложил руку настоящий художник.

Сэмюэль покосился на стоящего рядом Дерека.

— Нравится? — заметил взгляд парня мужчина. — Пара часов ушла на эту морду. Зато как глядит! Прям в душу.

— … О ней вы тоже прочитали в книгах?

— Ага. Одна из богов. Двуликая Матерь. Ее нету в… действе. Не хочу звать это ритуалом, сам понимаешь.

Сэмюэль медленно кивнул.

Он не знал этого имени. Среди Пятерни не было никого похожего на нее. И парень впервые видел бога напоминающего человека.

По коже пробежали мурашки.

— Но тогда зачем?

— Не знаю, — пожал плечами Дерек. — Верю, что так лучше. А почему… не знаю. Просто верю.

Мужчина обыденно налил в тарелку вина до отметины и отставил бутылку.

— Встаёшь на колени на пять секунд, — указал он на пол, — Затем поднимаешься и ровно столько же неподвижно стоишь.

— Я не уверен…

— Не трусь, Сэмми! — хлопнул по правому плечу мужчина. — Все будет хорошо.

Сэмюэль молча кивнул.

Они встали плечом к плечу перед алтарем. Дерек опустился на колени, и парень повторил.

“Раз… два… три, — считал он, — ... четыре… пять”.

Оба поднялись почти одновременно. Отсчет пошел с начала. Когда Сэмюэль дошел до тройки, тело пробрала дрожь. По коже забегали мурашки. Глубоко внутри. По коже “под настоящей кожей”.

В ужасе парень отскочил ровно на пятой секунде, и внутренний патефон заиграл давно знакомую мелодию. Сэмюэля накрыла волна благоговения, а следом на разум обрушилась досада. Зудящее чувство незавершенности.

“Как с портретом! — мысленно воскликнул он. — Один в один!”

— Ну как? — следом отошел Дерек. — Ободряет же, скажи? Вжух, и нет больше никаких тревог.

Сэмюэль приподнял бровь.

“Он ощутил что-то иное?” — подумал парень, а затем помотал головой.

— Да, — соврал он. Сегодняшний день истощил Сэмюэля. Сейчас парень желал только лечь в кровать и уснуть.

Он покачнулся.

— Ты как, Сэмми? — схватил Сэмюэля за плечи Дерек.

— Хорошо, — снова соврал он. — Только устал чуть-чуть.

— Точно! — хлопнул себя по лбу мужчина. — Извини за это все… Можешь занять комнату Адама.

— Спасибо, — побрел парень к выходу в коридор. — … Спасибо, мистер Нейви.

— Спокойный грез, Сэмми. — на прощание сказал Дерек.

Спальня Адама располагалась дальше по цветастому коридору. Когда парень щелкнул переключателем лампы, на столе блеснули десятки огоньков. Армия медных солдатиков. Весь стол был их полем боя. Сцена выглядела фальшиво из-за отсутствия препятствий, только обширные просторы, где все видят всех. Солдатики были чистыми.

Чуть сбоку от стола возвышалась позолоченная труба граммофона. Он стоял на табуретке. Такой же чистый, как и вся комната.

“Слишком чисто для комнаты умершего”, — подумал парень, озираясь.

Это сбивало с толку. Кухня, где Дерек завтракал каждый день, выглядела давно покинутой. В тоже время комната Адама лучилась жизнью, словно покойный еще жил здесь.

“Не важно”, — заключил Сэмюэль. Он слишком устал, чтобы думать.

Парень бросил верхнюю одежду и портфель на стул у изголовья кровати. Стоило голове упасть на жесткую подушку, Сэмюэль уснул.

▪ ▪ ▪

Он стоял перед плитой в родной квартире и ждал. Высматривал в желтом смоге верхушки прямоугольных силуэтов. Они не менялись, сколько бы лет не прошло. Но от чего-то парень продолжал наблюдать за ульями каждое утро, как это делал отец.

Он тяжело вздохнул. Сэмюэль поглядел на ржавую кастрюлю, чтобы проверить, не готова ли гречка. Вода под крышкой пузырилась, а плавающая в кипятке крупа наполняла кухню терпким ореховым запахом. Еще не готова.

“Улли скоро проснется, — подумал он. — Думаю, успею”.

От скуки парень принялся посвистывать когда-то услышанную мелодию и пританцовывать в такт. Но, стоило половице под ногами жалобно проскрипеть, он замер. Вытянулся по струнке смирно. Прислушался.

“Разбудил?” — развернулся он к коридору.

За стеной обыденно ссорились мистер и миссис Ленски, а сверху доносились глухие шаги. Вдруг в проходе из теней вынырнула невысокая фигура. Девушка в льняной пижаме. Надин Берислави.

— Чую запах гречи, — завороженно протянула она.

Длинные каштановые волосы, белоснежная кожа. Но больше всего Сэмюэль любил в жене большие голубые глаза. Глаза, которые скрывались под толстым слоем кожи вместе со ртом и носом.

У Надин не было ни щек, ни лба. Лишь сплошной шматок бледной кожи вместо лица, словно кто-то вырезал часть живота и натянул на голову.

— Не забудь добавить соли, — улыбнулась она невидимым ртом. — Пойду пока разбужу Улли.

Девушка скрылась в тенях коридора. Сэмюэль не слышал шагов, но что-то внутри подсказывало, что через пару минут Надин придет вместе с их сыном.

Парень потянулся к полке со специями. Висящая над плитой деревяшка ломилась от плотного ряда стеклянных баночек. Соль, перец, сахар, листы ясеника и многие другие. Тут были всевозможные приправы.

Правый бок Сэмюэля кольнула острая боль.

— … Опять, — простонав, он потянулся правой рукой. Но она застыла.

На пальцах сквозь кожу прорезались серые бугры. Они росли, росли, как пузыри в кипящей воде.

Парень завопил, окаменевшие ногти пронзили кожу. Крышку кастрюли окропили алые пятна. Взгляд приковала спасительная баночка с надписью “Камендин” на полке со специями. Сэмюэль протянул левую руку… Думал, что протянул. Она безмолвно спадала вдоль тела камнем.

— Надин! — истошно закричал парень. — Улли! Кто-нибудь! Спасите ме…

Изо рта вырвалась струя крови вперемешку со слюной. Горло горело от боли.

Он не мог двигаться, не мог говорить. Каждый вдох резал легкие и глотку. Сэмюэль мог только наблюдать, как болезнь пожирала тело. Кусочек за кусочком, кусочек за кусочком, кусочек за…

Вдруг все звуки пропали, и на глаза наползла темная пелена.

Парень в ужасе распахнул веки и рывком вскочил с мокрой от пота кровати.

— … Сон, — голос прерывался тяжелыми вздохами. — Это… был… лишь… сон.

Он оглядел комнату. С улицы на Сэмюэля смотрела пара горящих в ночной тьме глаз. Их свет высекал из черноты вокруг клубы желтого смога.

— Ночь? Или раннее утро?

Успокоившись, парень сел на сухую половину пастели.

— Я жил в той же квартире… Был на его месте…

Сэмюэль любил отца, но от одной мысль о повторении той же судьбы бросало в дрожь. Он обнял себя.

— Не хочу, — прошептал парень. — Не хочу…

Слова утонули во тьме спальни. Какое-то время Сэмюэль молча смотрел в пустоту, пока глаза привыкали к мраку.

— … Не хочу, — снова пробубнил он.

Мать и отец умерли от одной болезни, во сне парень погиб точно также.

Сэмюэль оглядел накрытую шторой тьмы спальню Адама. Они были ровесниками, но после седьмого дня рождения хворь Нетлеющих глаз забрала сына Дерек. Унесла невинное дитя.

Жители Пейлтауна жили от чумы к чуме, поэтому смерти были обыденностью. Обыденностью для сторонних, но не для близких.

— Что бы я ни делал, — полушепотом произнес Сэмюэль. — Чего бы ни достиг… Умереть я могу в любую секунду…

Смерть висящим на тонком волоске мечом следовала за людьми с рождения. Неустанно, даже во время сна. Готовая сорваться в любой миг.

От этой мысли парень почувствовал холод. Не тот, что бегал по спине от взгляда на портрет императора. И не тот, что он ощутил после ритуала. Этот холод был другого рода. Словно глубоко внутри разверзлась бескрайняя снежная пустыня.

В голове стремительно завертелись шестеренки. Сэмюэлю нужен был выход. Решение, что успокоит бешено стучащее сердце.

— Мне нужно изменится, — пробурчал парень. — Изменить свою жизнь.

На ум пришла военная служба. Самый известный путь в дворянство. Несколько лет в академии, участие в войнах и получение баронии за выдающиеся заслуги. Но была одна проблема.

Сэмюэль усмехнулся от мысли о военной службе. Война — прямой путь в могилу. Парень не обладал ни обостренными чувствами, ни закаленным телом. Он был обычным рабочим на заводе, поэтому задумку Сэмюэль отмел почти сразу.

Второй мыслью было купечество. Парень представил себя в роли странствующего торговца. Частые поездки по империи на поезде, встречи с влиятельными людьми, заключение сделок. Или он мог открыть магазин, как Луи и другие торговцы на улице Тирова.

Сэмюэль помотал головой. Для подобного нужны были подвешенный язык и начальный капитал. Копить парень не умел и складно болтать тоже.

Взгляд упал на лежащий на стуле портфель. Во тьме он выглядел, как прямоугольный осколок мрака.

— Слишком опасно, — прошептал он. — Извилисто и смертельно. Может, даже хуже смерти…

В памяти всплыл образ покрытого гнойными нарывами мужчины. Он продолжал жить и мыслить после взрыва половины головы.

Волосы на затылке встали дыбом, когда Сэмюэль представил себя на его месте.

— Тауматургия может все.

Император и герцоги творили чудеса почти каждый день, так писали в газетах. Для “благословленных” не было никаких преград. Парню они виделись всемогущими вестниками богов. Счастливчиками с серебряной ложкой во рту.

Он невольно сжал зубы. Схватил портфель, вытащил дневник и открыл на первой странице.

“12 джума 786 года…” — дата первой записи.

— Сегодня — восьмое нима, — пробубнил Сэмюэль. — Почти месяц.

Рентин погиб не сразу. Мужчина практиковал тауматургию и не привлекал к себе внимания охотников за мистикой.

— Ничего же не случится, если я попробую?

Всю смену, пока руки штамповали одну заготовку за другой, в голове созревал план на вечер.

Сэмюэль ничего не знал о тауматургии, кроме ее опасности для обычных людей. Поэтому сформулировал пару правил.

“Первое — никакой практики без знания последствий”.

Люди умирали от ритуалов и заклинаний каждый день. Неудачный призыв, разрыв пространства, испарение крови в теле, обращение воздуха в легких в яд. Всех случаев и не сосчитать.

“Если не буду практиковать то и не умру, — рассудил Сэмюэль. — Только знания, и еще раз знания!”

“Второе — никаких жертвоприношений и вреда для людей”.

Он не желал вовлекать других. Сама мысль о принесении жертвы пробирала парня до глубины души.

Помимо правил, Сэмюэль думал о цели. Конечной точки изучения тауматургии. Он воображал о тайном обществе практиков.

“Может получится обезопасить тауматургию для обычных людей, — мечтательно подумал парень, щелкая ключем в замке. — Сделать ее доступной для каждого… Открыть гимназию для изучения мистических искусств? Да, это того стоит”.

Сэмюэль толкнул плечом входную дверь квартиры. Мечты мечтами, но сначала нужно было кое-что сделать. Парень долго стоял, высматривал во тьме длинного коридора силуэты дверей.

Из прохода на кухню к порогу квартиры тянулась тропинка серой пыли.

Он прикусил губу и шагнул внутрь. Дом чувствовался чужим. Ловушкой, что захлопнется, стоило лишь шелохнутся. Сэмюэль ступал осторожно, затаив дыхание.

"С выпуском, Сэмми! Добро пожаловать во взрослую жизнь!" — звучал в мыслях голос отца.

Парень поставил велосипед к стене на привычное место, перед входной дверью.

"Ну как первый день? Не запорол план?"

Развернулся в сторону кухни. По щекам побежали теплые слезы.

"Ну ничего… Зато теперь смогу уделять все время писательству!"

Он всхлипнул.

Весь пол кухни серым снегом покрывала пыль. У плиты возвышался маленький сугроб, из которого выглядывали завязки красного фартука. Труха под ногами не хрустела. С каждым шажком в воздух поднимались клубы, поэтому Сэмюэль шел медленно.

Парень молча взял стоящую в углу метлу с ковшом и смел пыль, осколки стекла и зеленые таблетки в кучу. Он чувствовал себя куклой, которая исполняла простые действия. Сэмюэль не был здесь и сейчас. Его разум улетел куда-то далеко. Отстранился от всего мира.

"Глянь-ка! Моя первая повесть!"

Он забрел в спальню отца, отпер шкаф для одежды и вытащил вазу. Мамину вазу.

По центру глиняного сосуда распускался огромный розовый цветок, а под горлышком сияло золотое солнце. Лучи ленточками покрывали все свободное пространство вазы.

"Что скажешь о героях?"

Сэмюэль тяжело вздохнул. По пути на кухню он свернул в свою комнату и достал из шкафа школьные тетради и карандаши. Дрожащими руками оторвал нижнюю часть одной из пустующих страниц. Нацарапал острым концом имя.

"Пальцы онемели. Похоже, началось… Сэмми можешь сходить за мазью?"

Парень замел гору серой пыли в сосуд и приклеил листок пару каплями клея. Одежду сгреб в корзину, а вазу поставил на стол в комнате отца.

— Постираю позже, — промямлил он.

Сэмюэль бросил плащ на спинку стула, вытащил из портфеля помятый дневник и рухнул за обеденный стол.

— А сейчас мне нужно отвлечься…

“... Занятно. Те, кто скитаются по грезам, зовутся грезящими. Фрэнк разделил их на два вида. Землевладельцы и Сноходцы. Первые селятся в Закулисье, а вторые только путешествуют. В чем суть-то? Зачем кому-то нужно бросать все и селится, не пойми где?

Тут еще про какие-то повеления, преображения, связывание и якорение… Не знаю что это. Ну и пусть.

Чтобы стать этим грезящим, нужно лишь осознать себя во сне. Легкотня! Я так делал пару раз. Не думал, что творю что-то чудное…”

— Странно, — протянул парень.

Один раз он тоже осознавал себя во сне. Воспоминание огнем выжглось в памяти, потому что сон повторял повесть отца.

Сэмюэль обедал в баре со старшим братом. У Юджина не было правой ноги. Вместо нее, из коленки на пол опускалась белая деревянная ходуля. Они что-то обсуждали, спорили и шутили. Но затем посреди бара синим пятном взорвалось пространство. Открылся рокочущий проход. Сэмюэля затянуло в бушующий водоворот синевы. Очнулся он посреди ночного леса. Сквозь густые кроны деревьев на парня падали редкие капли прошедшего недавно ливня.

Уши стрелой пронзил детский плач. Младенец лежал прямо в ногах. Закутанный в грязную белую простыню. В тот миг Сэмюэль осознал жуткую правду. Младенцем был его младший брат, а он сам — Юджином. В сею головокружительную секунду немыслимого поворота сюжета парень осознал, что спит, и сон закончился.

Сэмюэль помотал головой и перелистнул страницу.

“Перво наперво каждый грезящих должен отточить два умения. Осознание и пробуждение.

Сон — безопасный кокон и какое-то владение… Чувствую себя тупым. Я взял эту книгу, потому как думал, мол это детектив с вампирами. А тут учебник для юных дарований благородных семей… О боги, куда я же влез…

Эта книга, словно сладость. Не могу остановится. Чем больше читаю, тем больше хочу попасть в это Закулисье.

Фрэнк пишет, мол надо спрашивать себя “Не грежу ли я?” и вести дневник снов. Слишком долго! Я жажду туда сейчас… Смерть пробуждает грезящего, но лучше придумать что-то иное…

О! Тут есть рецептик настойки. Хвала богам! Но… тут какие-то травы. Завтра покажу миссис Нотовой. Глядишь, она ведает что это.

13 джума 786 года.

Она знает! Миссис Нотова продала мне снотворные. Снобилин и Грамбиловин. Четырнадцать нилов! Воровство! Старая карга обдирает добросовестного работягу!

Она на меня странно смотрела из-за рецепта. Сказала, мол по нему нужны две таблетки. Пусть идет лесом! Я отправляюсь в Закулисье!

Но две таблетки… Страшно. Приму лучше по половинке обоих. Да помогут мне боги.

14 джума 786 года.

Сработало! Я осознал себя…”

Сэмюэль резко захлопнул дневник и вскочил со стула. Набросил плащ и побежал в коридор. До зеленой лавки миссис Нотовой было десять минут энергичной езды. Теперь, когда у него был рецепт, парень не желал ждать ни секунды.

Он помнил первое правило. Никакой практики тауматургии без знания последствий. Но сны не были тауматургией в понимании Сэмюэля. Они не походили на мистические ритуалы и на замудренные заклинания.

“Отбрось страх, — подбадривал себя парень. — Ты уже переживал осознанный сон и ничего не случилось же”.

Спустя десять минут он стоял в коридоре. В портфеле подмышкой звенели две стеклянные баночки со снотворным. Покупка стоила парню последних денег. Из-за роста налога они обошлись ему в восемнадцать нилов.

Сэмюэль вскрыл обе и вытащил по одной таблетке из каждой. Схватил нож и блестящим под светом лампы лезвием расколол пополам.

“Все будет в порядке. С Рентином же ничего не случилось”.

Парень задрал голову вверх. По серому потолку ползли черные трещины. Они напоминали молнии в дождливую погоду.

Во время ливня желтый смог прибивало к земле, и жители графства наблюдали ряды гор, что обступали Пейлтаун. В снежные колпаки каменных великанов часто били фиолетовые молнии.

Воображение дорисовало висящий на волоске клинок. Сэмюэль тяжело вздохнул. Набрал из крана воды в стакан, сгреб половинки таблеток и побрел в комнату. Он не знал, когда подействует снотворное, поэтому желал перестраховаться.

Сев на кровать, парень закинул половинки в рот и запил водой.

▪ ▪ ▪

Павильон Рунического цеха наполняли гул и шипение работающих станков. За ними стояли рабочие, на первый взгляд не отделимые от громадных машин.

Сэмюэль обыденно крутил вентиль, опуская и поднимая горячий пресс на металлические пластины. Опустить, подождать, поднять, остудить, взять новую. Снова и снова, пока не закроется план.

Вдруг в привычную какофонию цеха вклинился еще один звук. Урчание. Исходило оно из живота парня, но сотрясало весь павильон. Каждый станок, каждую пылинку.

Спустя секунду в животе забулькала и закружила водоворотом боль. Десятки пузырьков рождались и лопались внутри, как в кипящей воде. Парень рухнул на колени.

— Сэмми, ты в порядке? — закричал над правым ухом Дерек.

— … Да, — простонал Сэмюэль, переводя взгляд на мужчину.

Вместо глаз, рта и носа парень увидел белую кожу, натянутую на лицо. Растрепанная борода и усы на гладком куске выглядели фальшиво, словно их наклеили в спешке.

— Это из-за… таблеток, — продолжил он. — … Я их выпил и… сплю!

Осознание волной сотрясло цех. Станки и люди дрогнули. Дерек пугливо отступил на шаг, повернул в сторону стены и рванул, только пятки засверкали. Не только он. Остальные тоже. Безликие ныряли в пол, пролезали в станки, забегали в кабинет Андреа и в переговорку.

Огромный павильон опустел за считанные секунды.

— … Что… это было? — опираясь на стол, поднялся парень.

Он был один. Рабочие разбежались, как массовка после окончания одного акта и начала нового. Вместе с актерами цех покинули все звуки. Боль тоже отступила, но продолжила зудеть назойливым комаром над ухом.

— Я здесь, — пробормотал Сэмюэль.

Парень медленно крутился на месте. Внимательно осматривал каждую мелочь. Потрескавшуюся зеленую краску на станках, отметины на столе, ржавые пятна на металлическом вентиле. Они выглядели яркими и подробными. Даже слишком подробными. Настолько, что настоящий Рунический цех казался собранной на коленки бутафорией.

Все, на что не смотрел Сэмюэль, расплывалось цветными пятнами. Когда парень отводил взгляд от станка, тот таял, как мороженое в жаркий день. Зеленая краска налезала на светло-серый металл, а рыжие вкрапления тонули в каше цветов.

Он взглянул на руки. На накаченные воздухом перчатки. Раздутые пальцы из последних сил держались за бугристые ладони.

Спустя миг кожа опала, обволокла кости и мышцы. Вместе с руками былую форму обрел весь цех. От парня по павильону побежала волна, высекая из разноцветных клякс знакомые предметы.

— … Еще бы я понимал, что происходит, — вздохнул Сэмюэль.

Когда он смотрел на станки по отдельности, то восстанавливался только один. Но, стоило перевести взгляд на себя, и восстановился весь цех.

— Дело во внимании? Чем больше внимания я уделяю предмету, тем он четче… Но причем тут я? Может, я — это мир? Центр всего?

Сэмюэль кивнул. Пока что он будет считать так.

— Если я — мир, то я могу его менять.

Парень приложил пальцы к вискам и пронзил взглядом ближайший рабочий стол.

“Пистолет, пистолет, пистолет”, — мысленно повторял он.

Сэмюэль видел пистолет только на сцене театра. В руках актера, играющего офицера.

Прошли секунды, но ничего не произошло. Вмятины стола и ржавые налет не собрались в воображаемое оружие.

— Ну хорошо, — пробурчал парень. — А если так?

Сэмюэль повернулся к столу спиной. Повторил в мыслях заговор и посмотрел обратно.

На краю лежала нелепая подделка, шутка над настоящим пистолетом. Косо срезанная металлическая труба вместо ствола. Затвор заменяла блестящая консервная банка. А рукояткой выступала отполированная деревянная фанера. Спусковой крючок напоминал ржавый винт, небрежно закрученный в рукоятку. Отдельные части скрепляла вместе белая клейкая лента.

Парень покрутил творение в руке. Пистолет был почти невесомым и выглядел точь в точь как оружие актера из воспоминаний.

Он выставил его вперед. Прицелился в станок. Вдавил винт в фанеру указательным пальцем. Из трубы с грохотом вылетел столб пламени и дыма. По цеху пронесся удар и скрежет металла.

Сэмюэль подошел поближе. На стенке машины зияло глубокое круглое отверстие.

— Назову тебя Подделкой, — усмехнулся он оружию в правой руке. — Теперь я могу просну…

— Эй! Ты! — прокричал кто-то позади.

Сэмюэль подскочил от неожиданности. Резко обернулся в сторону кричащего, и цех расплылся в мареве. Незримый канат потянул парня прочь из грез.

Левая рука нащупала складки простыни, а правая — фанеру и холодный винт под указательным пальцем. Парень сразу понял, что делать. Он крепче сжал рукоятку Подделки и потянул на себя, сопротивляясь течению.

Сэмюэль нырнул обратно, но теперь вместо павильона цеха он сидел за обеденным столом своей квартиры.

Через окно в помещение пробивались лучи белоснежной пустоты. Окликнувший парня незнакомец сидел напротив.

Он носил бело-красную хламиду. Седая борода чем-то напоминала детские рисунки облаков: серые завитки с толстыми контурами. Волос на голове не было.

Взгляд Сэмюэля захватила растущий из шеи мужчины пуповина. По сморщенной розовой коже ползли вздутые синие вены. Пуповина обрывалась в паре метров над головой незнакомца.

— Я впечатлен, — спокойно произнес мужчина. — Обычно новичков выкидывает сразу. Увы, не многие умеют удерживатся.

— Кто. Ты. Такой? — сквозь зубы процедил парень и направил Подделку в лицо незнакомца. — И что ты забыл в моем сне?

— Немо Никтонов, — ответил он. — Я ищу новых грезящих.

— Шутка хорошая, — усмехнулся Сэмюэль. — Говори, кто ты или…

— Бесполезно, — перебил Немо. — Умру я или нет, зависит от меня.

В голове парня яростно завертелись шестеренки. В сон влез другой грезящий. Жуткий грезящий. И он явно знал больше, чем Сэмюэль. Парень уже хотел проснуться, как вспомнил кое-что из дневника Рентина.

— А тут ты неправ, — заметил он. — Этот… кокон. Это мое владение!

Он никогда не был хорошим актером, сердце из груди выпрыгивало от страха и волнения. Сэмюэль едва ли понял, что сказал; но чувства придали словам веса.

— И снова впечатлен, — округлил глаза мужчина. — Не совсем так работает, но почти.

Парень метнул взглядом на пуповину.

— Эта штука должна вытянуть тебя.

— В точку. Схватываешь на лету, — кивнул Немо. — Можешь убрать оружие? С ним разговор не построишь.

— Согласен, — медленно отвел в сторону ствол Подделки Сэмюэль. А затем, не сводя глаз с незнакомца, приставил к своему виску. — Так намного лучше. Зачем прячешь имя и облик? Я получу над тобой власть, если узна…

На последних словах парень замер и спешно бросил взгляд вниз. Из темно-серых брюк выглядывала на половину заправленная белая рубашка. Сэмюэль был одет в рабочую одежду. Немо оставалось узнать лишь имя и…

— Нет, — отмахнулся мужчина. — Имена — отличные якоря. Внешность относительна. А про твой вопрос… Это здравый смысл.

Парень осторожно кивнул.

“Он вполне мог попасть и на охотника за мистикой”, — подумал Сэмюэль.

— Эта штука, — бросил взгляд на пуповину, — тоже здравый смысл?

— Приди я в грезы к какому-нибудь маньяку, что, думаешь, произошло бы?

Сэмюэль снова кивнул и замолчал, тщательно обдумывая происходящее.

Они находились во сне. Во владениях Сэмюэля. Значит, парню ничего не угрожало. Он мало что знал про грезы, но действия и слова незнакомца наводили на некоторые мысли.

“Я поступил бы точно также, — заметил парень. — Нужно узнать больше…”

— Говоришь, ищешь новичков? Зачем?

— Для изучения Закулисья, — ответил Немо, складывая руки в замок. — Этот мир таит много тайн, и я жажду раскрыть хотя бы малую часть.

— Хорошо. Но зачем тебе новички? Не лучше было бы искать опытных грезящих?

— Ты прав, — кивнул незнакомец. — Но большинство уже либо принадлежат другим группам, либо изучают Закулисье в одиночку. В новичках же горит пламя любознательности, и мне есть что им предложить.

Сэмюэль приподнял бровь.

— И что же?

— Знания, — развел руки в стороны Немо. — Я обучаю таких, как ты в обмен на участие в исследованиях. Исключительно добровольно. Каждый может уйти, когда захочет.

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — усмехнулся парень.

— Так и ходить я предлагаю не по детской песочнице! — улыбнулся в ответ мужчина. — Закулисье — целый новый мир. Знаешь что-нибудь про фей?

Сэмюэль помотал головой.

— Они лжецы. Только и ждут, пока ты потеряешь бдительность, чтобы пролезть тебе под кожу и выпотрошить внутренности.

— Зачем?

— Им нужна твоя плоть. Она — проход в твой мир, — ткнул в парня пальцем Немо. — Остальные знания не бесплатны.

Сэмюэль почесал висок острым стволом Подделки. После прочтения дневника он думал над покупкой Странствий в ночи. Но была проблема. Сэмюэль понятия не имел, что делать дальше. Он брел по тонкой тропинке поздней ночью и видел не дальше пары шагов. Стоило оступиться, и его ждала судьба хуже смерти. Что-то похуже судьбы отца.

Парень помотал головой.

"Это не тауматургия, — подумал он. — Я могу проснуться и никаких последствий не будет".

— Я согласен. Что дальше?

— Встреча с остальными, — поднялся со стула мужчина. Он зашагал в сторону входной двери.

Сэмюэль пристально следил за Немо. Когда тот прошел сбоку, парень встал и отступил на пару метров.

— Все еще боишься? — ухмыльнулся незнакомец. — Тогда я пропущу тебя вперед, чтобы ты мог меня лучше видеть.

— Не совсем понял к чему это?

Немо вздохнул.

— Мы в твоем коконе. А значит, и проход открывать тебе, — махнул он в сторону двери. — Или ты хочешь, чтобы я был позади тебя в коридоре?

Парень закатил глаза и побрел вперед.

— Что делать? — спросил Сэмюэль и положил ладонь на холодную ручку. Подделку он держал у виска, готовый вдавить курок в любую секунду. Немо стоял со скрещенными руками в кухне.

— Произнеси три раза “Закулисье” и пожелай открыть проход.

— Хорошо. Можешь объяснить, что я сделаю?

— Желание направляет твою волю на “открытие прохода наружу”, а повторение три раза одного слова — выражает эту волю, — объяснил мужчина.

— Почему три раза?

— На первый ты создаешь якорь. На второй — устанавливаешь с ним связь. А на третий — преобразуешь кокон. Расчищаешь путь.

— Стало еще сложнее…

— Пока не забивай голову. Объясню позже.

Сэмюэль сделал, как велел Немо. На третий раз он заменил “Закулисье” на “Мороженное” и толкнул дверь вперед. Деревяшка покорно отошла в сторону, являя длинный коридор.

Обычный коридор улья. Трещины паутиной покрывали скучные серые стены, а по потолку ровным строем шли мана-светильники. Парень присмотрелся. Чем дальше уходил коридор, тем больше на стенах выступало разноцветных пятен краски.

“Это же коридор мистера Нейви?” — подумал он.

Бездушная серость плавно впадала в цветное безумие. Но, когда Сэмюэль заострял внимание на переходе, за слоями краски проступал грубый шов.

— Неплохо. Я пройду?

Парень шагнул назад, пропуская мужчину.

— Не хочу показаться грубым, но ты не мог сделать его короче? — пожаловался незнакомец, когда увидел весь коридор.

— Не знаю как, — пожал плечами Сэмюэль.

В ответ Немо устало вздохнул и пошел. Парень побрел следом.

— Расскажи побольше про фей. Мне показалось, ты встречал их.

— И не раз. Когда путешествуешь по Закулисью, приходится водится с разным сбродом. В том числе и с феями.

Впереди блеснул белым прямоугольник выхода.

— Они что-то вроде, — начал Сэмюэль, но запнулся. Пуповина яростно захлестала хозяина по шее. Она тянулась, дергалась и билась, как змея в агонии, — …зверей?

— Нет, — спокойно ответил Немо. Казалось, он не замечал происходящего. — Они разумны и очень умны. Ты давно живешь?

— Лет двадцать.

— А у них за плечами целая вечность. Не могу сказать сколько точно, но очень, очень… очень много.

Чем ближе они подходили к выходу, тем длиннее вырастала пуповина. Движения Немо становились неловкими и резкими. Сэмюэль понял к чему все шло. Он глубоко вздохнул и сильнее сжал рукоять Подделки.

В детстве мама рассказывала истории про рыбу, что обитала в морях и океанах. Очень страшную рыбу. Мама любила жуткие подробности, поэтому описывала все ярко и в красках. Острые и длинные, как колья, зубы; белые слепые глаза и фонарик на тонком жгутике. Выжидальщик или, в простонародье, Морской караульщик. Рыба, которая, словно маяк, приманивала моряков светом в темные ночи. Она была громадной и очень медленной. Когда обманутая жертва подплывала слишком близко, Выжидальщик захлопывал челюсти и проглатывал лодку целиком.

Немо был приманкой. Фонариком, что приманил наивного Сэмюэля. И сейчас вел парня в ловушку. К настоящему телу.

“Он — фея?” — подумал Сэмюэль.

Часть парня вопила о немедленном нажатии на курок, но другая призывала подождать и посмотреть.

“Одним глазком. Гляну как они выглядят. На будущее”.

Из прохода впереди коридор заливал желтый свет, и по серому полу ползла белая дымка.

— Поч…ти… пришли, — холодно произнес Немо. Мужчина двигался с трудом. Конечности дрожали из-за постоянных спазмов, пуповина крутила голову из стороны в сторону.

Мясная кукла, что играла роль человека, шагнула наружу, и Сэмюэль последовал.

Облака. Много облаков. Весь горизонт застилало одеяло белой воздушной ваты. Вдалеке росли кудрявые холмы. За ними кислотно-желтое небо пронзали надкусанные облачные башни. Где-то вата замирала во всплеске, словно разбивающаяся о скалы волна.

"Руины", — первое, что пришло в голову парня.

Сэмюэль проследил взглядом за пуповиной. Она кончалась… ничем. Там, где парень ожидал увидеть хоть что-то, зияла пустота. Шершавая сморщенная кожа, как разорванный канат, болталась в возду…

Костлявые пальцы мясной марионетки впились в правую руку Сэмюэля. Немо мертвой хваткой сжал Подделку, и парень сразу вдавил винт в фанеру. Выстрела не последовало. Ни столба пламени, ни дыма, ни даже звука.

— Что? — в ужасе прокричал он.

Сэмюэль бросил взгляд на оружие. Пистолет таял на глазах. Блестящие металлические капли тонкими струйками бежали по предплечью. А ногти мужчины пролезали под кожу.

Парень сжал левую ладонь в кулак и, крича во всю глотку, ударил по голове Немо. Костяшки содрали гладкую, как лист резины, плоть. Мясная кукла только ухмыльнулась.

В следующий миг из мужчины вырвались огромные острые клыки, разрезав бело-красную хламиду на лохмотья. Ноги воспарили. И тело сложилось пополам. Клыки капканом захлопнулись на правом плече парня.

С воплем Сэмюэля белую вату под ногами окропили алые капли крови. Из челюстей показались десятки худых ручонок. Длинные, словно ветки, пальцы сдавили плечо и толкнули тело прочь, отрывая правую руку.

Мясной моллюск рухнул наземь в паре метров, разбрызгивая повсюду кровь. Сэмюэль отшатнулся и попятился. Он отвел дрожащую левую руку за спину.

“Пистолет! Пистолет! Пистолет!”

Но, когда парень вытянул ладонь перед глазами, ничего не произошло. Подделка не появилась. Сэмюэль бросил взгляд на чудовище.

Натянутая на моллюска кожа запузырилась, покрылась зелеными гнойными нарывами. Они лопнули в одну секунду, обнажая сотни глазных яблок. Зрачки разной формы и размера пронзили взглядом фигуру Сэмюэля.

И чудовище поползло вперед.

Сэмюэль жалел. Жалел, что не нажал на курок в коридоре, когда понял кто перед ним. Жалел, что поверил первому встречному. Жалел, что пошел на поводу любопытства и… глупости.

Из правого плеча на белоснежную землю падала темно-алыми пятнами кровь. Парень сжимал огрызок ладонью левой руки в надежде остановить кровотечение. Бесполезно. Теплые струи брызгали сквозь пальцы. Боль пульсировала в голове, в груди бешено стучало сердце. Он не отрывал взгляда от приближающейся фигуры.

Обтянутый кожей моллюск медленно полз вперед. Тонкие ручки-ветки хватались за ватную землю. Тащили тяжелое тело, как мешок. Сотни зрачков следили за каждым движением Сэмюэля.

Парень пятился, в голове зверьком в клетке метались мысли:

“Проснуться. Мне нужно проснуться! Как?! Подделку не создать… Как мне проснуться?”

Раковина моллюска разверзлась, обнажая ряды острых клыков. Они тонкими иглами пронзали оторванную конечность.

Две руки с хрустом изогнулись назад, в сторону рта. Осторожно и нежно вытащили ее, словно хрупкий хрусталь. По кроваво-красному рукаву забегали костлявые пальцы. Они мяли одежду с кожей, как пластилин. Скручивали руку в плотный шарик плоти, покрытый венами, обрывками рукава и кусочками Подделки.

Сэмюэль в немом ужасе наблюдал за “представлением” феи.

“Что за фокусы?.. Фокусы?” — хватило пары секунд на осознание.

Он отпрыгнул в сторону и упал. Мимо стремительно пронеслось тело моллюска. Острая боль кольнула в левой ноге. Парень перевел дрожащий взгляд. В икре зияла большая дыра, на белой вате под ним росло новое кровавое пятно.

Если бы парень не понял в последний миг, что фея отвлекала внимание, то сейчас такая дыра украшала бы грудь или голову. Сэмюэль попытался встать. Поднялся только со второй попытки. Тело качалось из стороны в сторону, заваливалось то на левый бок, то на правый. Стоило обернуться, как он чуть снова не упал. Стоят на одной ноге было невыносимо.

Фея возвышалась на двух длинных лапах с копытами. Под бледной плотью вздувались мышцы и вены. С раковины свисали десятки тонких рук. Две крепко держали шарик из кожи Сэмюэля. Чудовище выглядело нелепо, и оттого ужасающе. Оно расставило остальные руки в стороны, как будто желало крепко обнять.

“Не убить! — пришло озарение. — Оно хочет схватить меня. Пролезть под кожу и…”

Чудовище прыгнуло. Сэмюэль попытался отскочить, но свалился на спину. Растопыренные пальцы-спички пронеслись в паре сантиметров от лица.

Позади раздался грохот. Парень подпрыгнул, опираясь на левую руку, и лег на живот.

Вокруг феи расходились волнами облака. Копыта раздраженно стучали по земле, разворачивая моллюска.

“Умереть… мне нужно умереть. Но как? — натужно соображал Сэмюэль. Кровь в венах бурлила, как лава. Казалось, еще чуть-чуть и она расплавит кости, мышцы и внутренности. Ноги и руки подрагивали от судорог. — Кровь. Я умру от потери крови. Нужно только продержаться”.

— Ты… фея? — стискивая зубы от боли, процедил он.

— К счастью для тебя, — прохрипело чудовище.

— К счастью?

— Да. Хватит ломать комедию, — развернулся моллюск. — Я понимаю. Жаждешь знаний перед пробуждением.

Оно присело, готовясь к прыжку. Сэмюэль прикусил губу и упер ладонь в землю.

— Мы можем… договорится. Найти решение и…

Чудовище снова прыгнуло. И парень из последних сил оттолкнулся, перекатываясь на спину. Фея пролетела мимо, вырывая острыми когтями клочья земли, а вместе с ними и часть правого плеча.

Сэмюэль завыл, мир в глазах на секунду моргнул.

“Давай! Ну же!” — мысленно вопил он. И это началось.

Сначала по телу прокатилась волна колючей боли. Тысячи игл медленно пронзали кожу на местах ран. Затем вторая, но сильнее. Все звуки стихли, уши пронзил протяжный звон. С третьей волной сердце пропустило удар.

Сэмюэль сжал кулак на груди, сминая рубашку и срывая пуговицы. В легких не хватало воздуха. Парень потерянно открывал и закрывал рот, словно выброшенная на сушу рыба.

Болевой шок. За пять лет работы на заводе он видел много несчастных случаев. Сильные ожоги, сломанные под прессом кости, отравление белым камнем с насадок. Поэтому Сэмюэль знал, что после обильной потери крови наступал шок. Сильные судороги и смерть.

В глубине груди натянулся невидимый канат. Парень закрыл глаза.

— Досадно. Так ты не мог сам сбежать, — сквозь звон донесся хриплый голос чудовища. — Беги, беги, театрал. Теперь у меня есть кусочек. Запрись в коконе, окружи себя безликими и играй. Играй свои жалкие роли. Все равно! Я все равно буду там! Буду преследовать тебя и ждать. Ждать, когда ты выйдешь из кокона ко мне.

Трос вытянул прочь из сна Сэмюэля. Он в ужасе распахнул глаза. Серый потолок и темное пятно над изголовьем никогда не выглядели столь родными и желанными как сейчас. Перед глазами роились мерцающие точки. В ушах жужжали незримые насекомые.

Сэмюэль попытался встать. Бесполезно. Мышцы дрожали от судорог, правая рука лежала недвижимо. С третьей попытки удалось сесть на кровать. Тело клонило из стороны в сторону. Сознание грозилось угаснуть в любую секунду и отправить парня в объятия забвения. Обратно в лапы феи.

Он помотал головой и, пошатываясь, захромал на кухню. В ванную Сэмюэль решил не заходить, потому что спешил. Парень не знал, проспал он работу или встал вовремя.

Мысли о заводе помогли чуть-чуть забыться. Произошедшее казалось плохим сном. Кошмаром, который наконец закончился.

Из окна пробивались лучи желтого света. Сэмюэль по привычке глянул в сторону плиты, ожидая увидеть смотрящего в окно отца. Его там не было. Парень стиснул зубы, вытащил тарелку и мешок с гречкой.

Высыпать крупу на блюдце одной рукой было подобно пытке. Зерна прыгали на стол и на пол.

— … Всегда ищи хорошее.

Когда Сэмюэль закончил, упал за обеденный стол. Дрожащей рукой погрузил ложку в блюдце, поднес ко рту. Под зубами хрустела холодная гречка со вкусом земли. Он сдержал рвоту и вновь опустил ложку.

По щеке пробежала теплая слезинка. Парень всхлипнул.

— Все будет хорошо… Все точно будет…

▪ ▪ ▪

Сэмюэль всем телом навалился на ручку двери в Рунический цех. Когда лист металла отступил, парень услышал знакомые, но сейчас столь неприятные звуки. Гул и шипение.

Сэмюэль понял, что опоздал, сразу после первого удара колокола. Он звенел три раза в день. В шесть часов утра, в полдень и в шесть часов вечера. А смена всегда начиналась в пять.

“Завтра приду пораньше”.

Парень дохромал до рабочего места, где его встретил удивленный Дерек. Мужчина был одет в рабочий фартук, круглые очки и перчатки.

— Сэмми, ты как? — прокричал он сквозь гул станков.

Сэмюэль шлепнул портфель с дневником Рентина на стол. Он забыл вытащить его после ночи у Дерека.

— … Как всегда, — соврал парень.

Мужчина оглядел его с головы до ног. Сэмюэль последовал за взглядом Дерека и тоже опустил глаза вниз.

Мятая белая рубашка вылезала из темно-серых брюк. Правый рукав серого плаща пустовал, рука безвольно свисала вдоль тела. Парень все утро всовывал правую руку в рукав рубашки. Когда дело дошло до плаща, Сэмюэль плюнул на эту затею и пошел так. Из-за онемения пришлось идти до завода пешком.

“Надеюсь, к вечеру пройдет”, — подумал он.

— … Точно? — недоверчиво протянул Дерек. — Я могу помочь, если что случилось.

— Точно, — кивнул парень. — Я отравился. Завтра будет лучше.

— Господа! — прервал разговор крик Андреа Синкова. Все обернулись на главу цеха. Рядом с ним стояли два офицера стражи в серых кителях. — Сегодня наши высокоуважаемые гости побеседуют с каждый из вас. Когда услышите имя, пройдите в комнату для совещаний. После можете продолжать работать.

Офицеры скрылись за дверью в переговорку, а Сэмюэль развернулся к столу. Отпер ящик и вытащил рабочую одежду. Самыми простыми оказались перчатки. Перчатка. Парень положил на край стола и сунул руку внутрь. Фартук он накинул почти сразу. Завязки за спиной заправил в штаны. Круглые очки на ремешке заставили попотеть. Сэмюэль долго провозился с домашними перед выходом на улицу, поэтому уже знал как это делается. Зацепил кожаный ремешок за затылок и натянул линзы на глаза.

Насадку и пластину он притащил к станку по отдельности. Когда белый камень покраснел от жара, Сэмюэль налег всем телом на вентиль. Он со скрипом закрутился, и пресс медленно двинулся к заждавшемуся куску металла. После двадцати секунд парень повис на вентиле. Ленивый ржавый бублик тронулся не сразу. Насадка с трудом отлипла от заготовки, поднимая за собой оранжевые волоски расплавленного металла.

Сэмюэль посмотрел заготовку. Одного взгляда хватило, чтобы понять. Она испорчена. Вместо ровного белого рисунка, на пластине отпечатался кривой круг. Узоры по контуру смазались в сплошную линию, символы в кругах поменьше расплылись в бесформенные кляксы.

“Это будет очень долгий день…”

Когда из конца павильона выкрикнули его имя, Сэмюэль вздохнул с облегчением. Время близилось к вечеру. Левая рука и все тело ныли от боли, поэтому парень был рад небольшому перерыву.

В переговорке на одном из двух “приличных” диванов сидели офицеры. Один был высоким с темными волосами. Второй среднего роста с короткими седыми.

— Добрый день. Сэмюэль Берислави? Меня зовут Невилл Гиставов, а это мой напарник Герман Вилбов, — представился первый офицер. У обоих на груди под сердцем блестели медали с металлическим глазом. — Вам помочь?

— Нет, — дохромал Сэмюэль до второго дивана. — Это допрос?

— Можно и так сказать, — ответил Герман, а затем указал на безвольную правую руку. — Что с вами приключилось, мистер Берислави?

— Отравление и лестница.

— Вот как, — улыбнулся охотник за мистикой. Острый взгляд полз по фигуре парня медленно, как лезвие цирюльника по телу умершего. — Вы что-нибудь слышали про взрыв на улице Цинова.

— Да, конечно. Я узнал про него на обратном пути с работы, — соврал он. — Это как-то связано с тауматургией?

— Иначе нас бы тут не было, — фыркнул Герман и перевел взгляд на напарника. Невилл коротко кивнул. — Жена грешника видела кого-то в смоге. Скажите, вы всегда приезжаете на работу раньше всех?

— … Ну да.

— Какой образцовый работник! Мистер Синков лестно отзывался о вас. Но тут есть проблемка. Взрыв прогремел ранним утром. Так как же вы могли услышать о нем только вечером?

— Когда я подъезжал к заводу, услышал позади грохот и…

— Вам не стало интересно, что это там случилось? Так спешили на работу? — перебил офицер.

— Работа на первом месте, — сжал левый кулак Сэмюэль.

— Поистине. Меня мучает один… личный вопрос. Позволите задать его?

— Конечно.

На лице Германа блеснула широкая улыбка. Он сложил пальцы в замок. Наклонился вперед.

— Увлекаетесь снохождением?

От неожиданности Сэмюэль умолк, не зная, как ответить. Секунду спустя понял, что молчание делало только хуже.

— Нет, — ответил Сэмюэль. Из-за волнения голос сорвался на писк. — Снохождение… Что это?

— Не знаете? — чуть наклонил набок голову охотник за мистикой. — Когда я работал в Фельтшир-Ливентауне, частенько сталкивался с жертвами этого… увлечения. Отказавшие ноги, оглохшее ухо, слепота, онемение пальцев. Или целой руки. Они умирали в мучениях. Все. Без исключения.

— Я отравился. И упал с лестницы, — повторил Сэмюэль.

— Верю, верю, — поднял руки Герман. — Вы не против, если мы возьмем ваши отпечатки и сделаем печать лица?

Парень нахмурился.

— Зачем?

— Грешник вел дневник. И он пропал. Поэтому, когда мы найдем его, а мы точно его найдем, нужно знать, кто прикасался к этим писулькам.

— Чтобы потом найти их.

— Верно.

Сэмюэль макнул пальцы левой руки в чернила и оставил на протянутой бумаге отпечатки.

— Что это? — спросил он, когда Невилл поднес к нему черный ящик на трех ножках. Одна из боковых граней была обшита красной подушкой, а в другой посередине зияло прямоугольное отверстие.

— Артефакт для печати лица, — ответил Невилл. — Рисовать портрет слишком долго. Прижмите лицо к подушке, пожалуйста.

Парень сделал, как было велено. Подушка была мягкой и теплой. Невилл щелкнул переключателем, из отверстия повалил знакомый желтый дым. Через секунду с протяжным жужжанием вылез лист бумаги размером с ладонь. Герман осторожно взял его за края.

— Красавец, — улыбнулся охотник за мистикой. — Желаете глянуть?

— … Да.

Он развернул лист к Сэмюэлю. Черные и серые точки собирались в подробный рисунок лица с закрытыми веками. Впалые щеки, наметившаяся щетина и темные круги под глазами. Парень выглядел истощенным.

Художник потратил бы на портрет несколько часов, но артефакт создал его за секунды.

— Впечатляет? Я все пишу телеграммы в центр маркизата, чтобы прислали штучку для печати с помощью света. Да, новая машинка не проявляет печать сразу. Но заставлять людей прислоняться лицом к артефакту опасно. Особенно в нашем графстве, где постоянно гуляет какая-то зараза.

— Печать с помощью света? Это как?

— Не знаю, — пожал плечами Герман. — Умники говорили про какую-то химическую реакцию на вспышку и все такое. Мана тратится только на спуск затвора. Кстати, о мане… Невилл, сколько там осталось?

— На еще две печати должно хватит, — ответил второй офицер. — Потом нужно будет сменить мана-батарейку.

— Отлично. Мистер Берислави, спасибо за разговор. Было очень приятно, — положил лист на стол Герман. — И можете позвать…

▪ ▪ ▪

После тяжелой смены Сэмюэль волочил ноги по улице Тирова. Сегодня он ушел последним. Андреа на прощание одарил парня косым взглядом, когда выключал станки. Сэмюэль давно не видел его таким разочарованным.

Парень хромал в полной тишине в полумраке. Даже колокол не звенел в спину, потому что было далеко за шесть часов вечера. Улицы пустовали. Все жители графства ютились в ульях, обсуждали прошедший день и думали над грядущим выходным.

Миновав зеленую лавку миссис Нотовой, он побрел дальше. Цель лежала в конце улицы. В самом тупике.

Из желтого смога вынырнуло двухэтажное здание из белого кирпича. Посередине красовалась табличка с ровной зеленой надписью: “Всякая всячина”. Снизу деревяшку поддерживала газовая труба с натыканными на равном расстоянии лампочками. Издалека вывеска напоминала пьедестал для жуткого ритуала. Первый этаж был оформлен под витрину. Панорамные окна с выставленными за ними товарами: трости, дешевые брелки, безделушки для подарка дамам и многое другое. Здесь можно было купить почти все, как и гласило название.

— … Луи… помоги, — промямлил Сэмюэль, толкая тяжелый металлический лист двери всем телом. Смена высосала из парня все соки. Дыхание сбивалось, веки тянулись вниз.

За прилавком стоял высокий мужчина в льняной рубашке и кожаном фартуке с кривым названием лавки. Волос на голове не было. Луи носил густые темные усы с закрученными ушной серой концами.

Он сразу подскочил к Сэмюэлю и подставил плечо для опоры.

— О боги, Сэмюэль. Что сталось?

Парень бегло осмотрел лавку. Рядом со стойкой никого не было. Стулья вдоль боковых стен тоже пустовали.

— Сознание, — протянул он. — Я… теряю сознание.

— Погоди пару секунд, — посадил его на стул Луи и забежал за прилавок. До Сэмюэля донесся скрип открывающейся шкатулки.

— Дыши! — приказал мужчина, протягивая к носу парня маленький стеклянный флакон.

Сэмюэль так и сделал. Вдохнул полной грудью, и в нос ударил едкий мятный запах. Он растекался по горлу, обжигая все на пути. Парень истошно закашлял.

— О боги! Луи, что это? — спросил он, вытирая бегущие по щекам слезы.

— Мундора. Беру у миссис Нотовой для ночных смен. Ты как?

— Лучше, — честно ответил Сэмюэль. Истощение отступило под напором аромата.

— Ты зачем зашел?

— Мне нужна одна книга. Странствия в ночи.

Парень не знал, откуда Рентин взял книгу, но в своих записях он упоминал, что спутал ее с историей про вампиров.

“У нас где-то есть подпольная библиотека”, — догадался Сэмюэль.

Сначала он желал зайти в обычную библиотеку в надежде, что там сокрыт проход в подпольную. Но найти его для обывателя без нужных связей было также невозможно, как пролезть в высшее дворянство простолюдину. Поэтому Сэмюэль пришел к единственному знакомому, который хоть как-то связан с подпольем Пейлтауна.

— Я не продаю книги, — нахмурился Луи.

— Может, тогда ты знаешь, как мне найти ее? — не отступал парень. — Луи, прошу. Мне очень нужна эта книга.

Сэмюэль залезет в долги, продаст ненужный хлам, займет у Дерека. Сделает что угодно, лишь бы выпутаться из этого кошмара. Если угрозы феи имели хоть какой-то вес, то ему нужно любой ценой защитить себя. Сейчас он желал одного. Чтобы жизнь вернулась в прежнее русло.

— Обожди, — ответил мужчина и зашагал к стойке.

Луи вернулся через пару минут с синей книгой в руках. Обложка сильно обгорела, но давно пожелтевшим страницам повезло больше. Края чуть-чуть обуглились. Он протянул ее Сэмюэлю.

— Странствия в ночи от… Фрэнка Рузова. Пришла недавно. Она?

— Да! — воскликнул парень, не веря удаче. — Она! Спасибо Луи. Как же мне пове…

Сэмюэль качнулся. Усталость ударила с удвоенной силой. Он погружался обратно в болото. В сон, где его ждало чудовище.

“... Не… сейчас… спать… нельзя…”

— Эй! Сэмю… — услышал парень испуганные выкрики Луи.

Веки сомкнулись и отказались открываться. Истощение уволокло Сэмюэля в трясину сна.

▪ ▪ ▪

На улице Гнисенова, в маленьком кабинете сидели два офицера стражи. Громадные круглые часы на стене отсчитывали секунды до полуночи. Над ними с портрета за работой охотников за мистикой чутко следил первый император, Еврентий Мудров.

— Любопытно, — протянул Герман.

Перед мужчиной на темном столе возвышались горы бумаг и папок, у правой руки покоилась чернильница.

Он обыденно выписывал на белом листе изящные округлые буквы в отмеченных местах. Заполнял отчеты на Рунический и Сборочный цеха. Они шли последними в очереди, и теперь, когда допросы работников закончились, Герман мог вздохнуть с облегчением.

Три дня. Охотники за мистикой потратили три дня на допрос всех цехов завода. И по каждому нужно было написать отчет. Собрать толстую папку с делами всех подозрительных работников. Такая работа выматывала.

— В целом все отлично. Но Рунический цех изобилует грезящими. Они переплюнули даже сборщиков. Что думаешь?

Невилл за соседним столом молча кивнул. Глаза напарника слипались. Он почти спал на ходу.

— Сначала деревенщина и его друзья. Затем какой-то наивный пацан. Полез в самое пекло. Повезло, что проснулся! — отложил ручку на край чернильницы и подул на заполненный листок. — Твоя ставка?

— Наивняк, — сразу ответил Невилл. — Два серебряных агна на его голову.

— Забрал самого явного призера, — улыбнулся Герман. — Моей лошадкой тогда будет…

Он склонился над делами работников Рунического цеха. Взгляд прыгал по именам, пока костлявые пальцы перелистывали отчеты также стремительно, как банкиры отсчитывали монеты.

— Его! — радостно вытащил из стопки лист, словно выигрышный билет лотереи, и показал напарнику. — Скользкий и щепетильный. Такой никогда не сунется в опасную степь, а будет сидеть на месте годами.

Невилл приподнял бровь.

— И почему же шалтай-болтай упадет?

— Его скинут две сестрицы-плутовки. Гордыня и жадность. Глупцы всегда ступают на одни и те же грабли. Надеюсь, наш падальщик убьет себя без жертв.

Напарник в ответ хмыкнул и перевел взгляд на часы.

— Ты опять допоздна? — встал он со стула и накинул на плечи темно-серый плащ.

— Грешники ждать не будут, — пожал плечами Герман.

— Не загоняй себя. До завтра.

— До завтра.

Невилл вышел из комнаты и захлопнул дверь.

— Меня все равно дома никто не ждет, — прошептал самому себе Герман.

Воцарилась тишина. Только удары секундной стрелки разносились в кабинете. Казалось, завывания вечернего ветра пробивались сквозь запертое окно.

Вдруг за спиной рухнуло что-то тяжелое и склизкое. До охотника за мистикой донеслось натужное сопение и шлепки мокрой плоти о каменную плитку. Она приближалась. Медленно волочила саму себя, чавкая и рыдая.

— Па… па, — зазвучал тонкий голосок.

Вместе с ним на Германа обрушились истошные крики. Взрослые и дети. Они вопили, срывая горло, от невыносимых пыток.

Герман устало сдавил переносицу указательным и большим пальцами. Зажмурился.

— Потерпи еще чуть-чуть.

Крики оборвались также неожиданно, как появились. Офицер бросил взгляд на смятый под бледными пальцами отчет.

— … Опять заполнять, — разочарованно протянул он, хватая пустую форму и ручку. — Перепишу его и хватит с меня на сегодня.

Дрожащая от усталости рука вывела на белом листе имя подозреваемого: “Андреа Синков”.

Введение

Человечество видит грезы с незапамятных времен. Не только люди, но и большинство животных наблюдают чудные образы давно ушедших дней постоянно.

Мыслители еще в начале эпохи Раскола задавались вопросами о природе грез. Их труды породили проскисиологию — одну из древнейших дисциплин тауматургии. Науку, изучающую грезы, искусство призыва и подчинения обитателей Закулисья.

Благородный род Рузовых посвятил поколения на углубление и развитие данного ремесла. Я, в частности, отдал проскисиологии лучшие годы жизни и не жалею о проделанной работе.

Данная книга посвящена основам семейного искусства. Прочитав ее, вы научитесь: пролезать под кожу мира, управлять грезами; и узнаете об обитателях Закулисья.

В сей книге вы не найдете формул призыва и связывания. Я понимаю, что она может угодить в руки людей, никак не связанных с фамилией Рузовых. Поэтому не надейтесь понапрасну. Для читателей, не искушенных и жаждущих прикоснуться к поистине удивительному ремеслу, книга станет атласом по изнанке Сцены. По крайней мере, я верю в это.

Перед чтением данной работы советую ознакомиться с “Основы тауматургии” Агна Мудрова и с “Краеугольный камень чудес. Тайные значения имен богов” Сигила Рентова. Книги помогут вам лучше понимать, что скрывается за каждым действием в грезах. Не важно прочтете вы их после “Странствий в ночи” или до. Главное — не приступайте к практике без знания основ.

На этом вступление окончено. Добро пожаловать в Закулисье.

Глава 1. То, что сокрыто под плотью

Практиков, окунувшихся в мир грез, принято называть грезящими. Грезящие, путешествующие по просторам Закулисья, именуются сноходцами, а те, кто навсегда оставил Сцену и основал царствие — землевладельцами.

Путь любого грезящего берет начало с кокона — закрытого пространства грез, которое подчиняется воле практика. Оно защищает от враждебных обитателей Закулисья.

Чтобы стать грезящим, достаточно освоить два навыка: осознание и пробуждение. Первое позволит понять, что вы грезите, и начать управлять коконом. Второе — покинуть Закулисье в случае опасности.

Свое первое осознание в грезах я помню отчетливо. Это был мой двенадцатый день рождения. После семейного ужина в опочивальне меня ждала кружка с настойкой трав вместе с чистым дневником, чернильницей и пером. Никаких записок. Суть была ясна сразу.

Для осознания достаточно спрашивать себя: “Не грежу ли я?”; и вести дневник снов. Так грезящий вырабатывает привычку проверять действительность происходящего, что через какое-то время позволит избавиться от тошнотворных настоек.

Для особо пытливых я укажу состав снадобья: пять капель масла из семечек солнцелика, три свежих листка кричащей ивы и порошок из клубней зловона. Приятных ночей.

Первый опыт подарил одно из самых неприятных воспоминаний. Острая боль в животе мешала спать остаток ночи, но цели я достиг. Пробыл в Закулисье около минуты. Меньше, чем старшие и некоторые младшие братья.

После осознания вы сможете управлять коконом. Как именно? Точно так же как и на Сцене, только в разы проще. Кокон — ваши владения и вы можете делать с ним почти все что угодно!

Прочитавшие книги из введения усмотрели в прошлом предложении знакомое слово — владение. Многие мои братья думали о Закулисье, как об отдельном мире с совершенно иными законами, которые еще предстояло изучить. Отчасти они были правы, но только отчасти.

Я воспринимаю изнанку Сцены “высшим слоем”. Его пронзают те же законы, те же Идеи. А чудеса там делятся на те же четыре вида: повеление, якорение, преображение и связывание. Но если на Сцене для создания одного чуда нужна целая формула, то в Закулисье достаточно намерения и действия.

Что подводит нас к двум ключевым понятиям, без которых невозможно управление грезами. Намерение определяет цель и итог. Действие навязывает намерение на владения грезящего и всего, чего оно касается. Отдаленно напоминает формулы? Это они и есть, но сильно упрощенные и совершенно лишенные отдачи! В Закулисье грезящие не скованы неуправляемыми чудесами. Почему? И можно ли это перенести на Сцену?

Ответом на первый вопрос может служить мое понимание грез, как “высшего слоя”, где все завязано на сознании и мироощущении. Похороненные под песками времени инстинкты направляют ману по зашитым в нас маршрутам. К такому объяснению пришло большинство проскисиологов, и я с ними согласен.

Второй вопрос более скользкий, потому как ответом будут и да, и нет. Призванные сущности свободно творят десятки и сотни чудес спустя несколько секунд после связывания с якорем. После они сталкиваются с ограничениями Сцены, с которыми мы с вами живем всю жизнь. Ни один исследователь не пожелал увеличить сей срок свободы по понятным причинам, поэтому неизвестно возможно ли это.

Следующий вопрос, которым, я верю, вы задались: “На Сцене тауматургия почти всесильна. Значит ли это, что в Закулисье я буду могущественным?” Вынужден разочаровать. Нет, не будете. В грезах вступает в силу иное ограничение. Мировоззрение. До конца не ясно почему. В книге “Тонкие материи искусства грез” Тирка Рузова есть возможное объяснение — мировоззрение мешает практикам и на Сцене, но мы этого просто не замечаем. Превратить перо в смертельное оружие с помощью “причудливого ритуала” или с помощью “намерения и действия” не одно и то же. В первое поверить намного проще, чем во второе. Соглашаться или нет дело каждого.

Проскисиологи нашли два выхода, чтобы обойти данное ограничение: исказить мировоззрение или обмануть его. Первое требует огромного запаса времени и может повредить рассудку практика. Поэтому грезящие часто прибегают ко второму способу. Найти предмет, а не создать из воздуха. Шагнуть из кокона через дверь, а не переместиться в мгновение ока.

Для практики выполните следующие упражнения:

1. Создайте любой маленький предмет. Перо, кольцо или брошь. Если у вас получилось, выберите предмет побольше. Продолжайте, пока не дойдете до поместья или замка.

2. Переместитесь в другое место. Сначала выберите что-то знакомое и обыденное: опочивальню, ванную, комнату грязи. Затем перейдите к местам, в которых никогда не были: Рассекающие острова, Храм Безглавия.

▪ ▪ ▪

Глава 5. Те, кто ползают под веками

В Закулисье обитают самые разные твари. В этой и последующей главе я пройдусь по каждому виду чудовищ. От самого безопасного до мировой катастрофы. Я ограничусь общим описанием и парой советов. Подробности вы можете найти в замечательной работе “Бестиарий грез” Яна Рузова. Предок посвятил жизнь сбору знаний об обитателях Закулисья для будущих поколений.

Любой грезящий в самом начале своего пути сталкивается с безликими. Они бродят по грезам людей и животных, сменяют лики, как перчатки. Ищут роль, что на миг заполнит их пустоту.

Безликие слабовольны и эластичны. Опытный грезящий без труда наделит призванного гостя нужной ролью и обликом. Достаточно лишь попросить их. Осколки людей с радостью выполнят любую просьбу.

Проблемой является малый запас маны. Если практик поместит безликого в сложную оболочку, то тот не сможет существовать в ней долго. Для управления человекоподобной куклой нужен весомый объем маны. В качестве решения можно связать якорь с собой, что позволит безликому черпать недостающую ману из источника практика.

Второй проблемой, как не чудно, выступает слабовольность. Они хорошо отыгрывают роли, но не способны выйти за пределы сценария. А потому совершенно бесполезны для большинства задач. Обычно практики используют безликих в качестве одноразовых двойников.

Безликие не появляются из ничего. Вы могли заметить, что я назвал их “осколками людей”. Они рождаются из отголосков — жертв игр фей и других практиков. Чтобы описать, что они такое, нужно чуть-чуть углубиться в строение самой сути человека. Души.

Мы — не плоть и не разум. Мы — истории, сплетенные в огромном веретене. Представьте себе скопление всех событий вашей жизни. Это и есть душа. Сложный природный механизм для записи и сохранения каждого изменения. В то же время, плоть — мясная кукла для взаимодействия со Сценой. Костюм, в который одета душа. Чтобы сцепить душу и плоть, Прародители-Всего создали мост. Канат, что удерживает нас от возвращения в Закулисье. За сотни лет он пророс и стал частью души. Поэтому стоит канату порваться, и вместе с ним оторвется частичка практика. Ужасно малая, но столь важная. Без моста грезящий застрянет в изнанке Сцены навсегда, а душа начнет постепенно отмирать. Кусочек за кусочком.

Отголоски более полезны, чем безликие. Некоторые могут знать тауматургию, а потому их следует связывать так же как и фей. Но такие самородки, увы, редкость. Большинство совершенно бесполезно. С ними вы можете только поболтать.

Из книг могут посоветовать сборник “Потерянные души. Сотни лет скитаний” Захара Рузова. Автор собрал поистине редчайшие случаи, когда отголоски сохраняли себя на протяжении веков. Особенно советую историю Гензеля Пирова. Возможно, этот бедолага до сих пор скитается по Закулисью.

У отголосков есть лишь два пути: потерять все и стать безликим или основать царствие. Землевладельцы — отголоски, которые выбрали второе. Вынужденные искать силу извне, они отвоевывают внешние владения и возводят кокон более плотный, чем у любого грезящего.

В династии Рузовых сложились ужасные предрассудки о землевладельцах. Во многом виноват один давний предок. Предатель рода, Цигель Рузов. Он с детства подавал надежды на великое будущее, а, стоило возглавить дом, сбежал в Закулисье. Жалкий трус, испугавшийся ответственности и чуть не погубивший род.

Я помню тот день также отчетливо, как первый выход из кокона. В честь церемонии передачи главенства устраивается торжество, на котором собираются все Рузовы. Праздник проходил в огромном зале. Молодой и энергичных Цигель встал на колено пред главой рода и опустил взгляд вниз. Но стоило главе водрузить на левое плечо наследника лезвие меча, Цигель упал замертво, будто кукла с обрезанными нитями. После осмотра стало ясно — души не было внутри тела, а канат спешно разорвали.

Если редкие отголоски полезны, также как феи, а землевладельцы — это и есть редкие отголоски; вы могли подумать, что призвать их отличная задумка. Ведь они когда-то были такими же людьми.

Для примера рассмотрим историю моего младшего брата, Аарона Рузова. Мальчику было пятнадцать, когда он решил призвать одного из землевладельцев. Аарон считал, что древний отголосок ведает о разных тайнах и с удовольствием расскажет их. Глупое дитя. На утро он был найден у себя в опочивальне, бьющимся в агонии. Аарон отрезал оба уха и вырвал левый глаз. На правый не хватило сил. Он умер спустя сутки от остановки сердца.

Они были людьми, а потому знают о нас все: куда давить, как мы устроены и как причинить нам больше боли. Они — чудовища, снедаемые вечной скукой и обреченные на жалкое существование внутри царствий. Землевладельцы слабее фей в чистой силе из-за ограничений мировоззрения, но иногда опаснее из-за знаний о тонком устройстве человеческого разума.

Феи считаются вторыми по опасности тварями в изнанке Сцены. Хитрые и лживые одиночки бродят по коконам грезящих, в надежде захватить душу практика и пролезть в наш мир. Вы спросите: “Что могут феи? Каковы пределы их силы?” И ответ будет весьма лаконичным — они могут все.

Представьте практика не скованного мировоззрением и прожившего сотни лет. Это и будет фея. Но, несмотря на всю опасность, они — совершенные инструменты для проскисиолога. Всесилие фей дарит нам возможность использовать их как угодно! Разумное оружие, одержимые предметы, духовные паразиты и даже источники маны.

Все упирается в мастерство практика. Для связывания феи нужно обладать двумя умениями: смекалкой и знаниями в проскисиологии. Первое поможет вам договорится с будущим инструментом, второе — разработать формулу. Не пытайтесь обмануть фею! У них за плечами сотни лет опыта. Они невежественны в человеческой природе, а потому часто давят на основные потребности: жажду знаний, любовь, богатство и славу. Оберните слабость фей в свою пользу. Да поможет вам, Корона Цепей.

Чтобы лучше понимать свои будущие инструменты, прочитайте “Социология фей” Яна Рузова. Если испытываете трудности с тем, как использовать фей, вам поможет моя книга “100 способов применения фей. От самого очевидного до неожиданного”.

В качестве упражнения поразмышляйте над следующей задачей. Вас пригласили на бал в честь женитьбы местного маркиза. Жених постоянно нервировал вас и мешал управлять герцогством. Он — язва. Но казнить его вы не можете из-за поддержки других маркизов и слухов о связи с одним из ваших союзников. На торжество приходят с дарами. Вы совершенно случайно призвали фею и привязали ее к подарку. Какое воздействие окажет фея исходя из условий? Как вы отведете от себя подозрения?

Глава 6. Те, кто пожирают Сцену

Вы когда-нибудь задумывались почему наш мир такой, какой он есть? Почему величественные горы стремятся пронзить снежными колпаками небеса? Почему континенты разделяют сотни тысяч километров воды?

В обрывках летописей эпохи Пробуждения упоминаются некие гиганты, что населяли мир задолго до прихода Прародителей-Всего. Останки громадных чудовищ находят по всему свету. Вспомните о Костяной стене, бастионом окружающую столицу нашей необъятной страны. Согласно записям, гиганты были чуть ли не в два раза выше, чем гора Чухун — самая высокая точка в мире. Если письмена правдивы, то как они уживались на столь крохотной земле?

Возможно их было мало. Несколько десятков на один континент. Но находки говорят об обратном. Искатели нашли на континенте Нова больше сотен скелетов, принадлежащих разным гигантам. Также было обнаружено Море костей. Глубоко под землей, в сотне километров от поверхности, лежит слой, сплошь состоящий из исполинских костей. Ими усеяно все дно мирового океана.

Что приводит к другому ответу. Более ужасающему. Раньше мир был больше. Намного больше, чем можно представить. Тогда возникает два вопроса: “Что случилось?” и “Кто это сделал?”

Всему виной самые опасные сущности Закулисья. Те, от кого в страхе дрожат феи.

Вестники — посланники пяти богов. Они делятся на пять мастерских: Гнили, Цепей, Упоения, Бури, Упадка. Если феи свободно используют тауматургию, то вестники ограничены одной силой. Одной способностью в рамках своей мастерской.

“Всего одна сила. Чем же они опасны?” — Могли подумать вы. Чтобы показать опасность вестников, я расскажу одну историю, которая имела место в эпоху Раскола.

В небольшом королевстве на севере континента Нова жила фермерская семья: глава семейства, мать и двое сыновей. Старший помогал отцу с делами, а младший все время играл на улице с соседскими детьми. В один из дней младший отбился от группы и заблудился в лесу. Он целые сутки брел вперед, надеясь выйти из океана деревьев. Тщетно. Зеленые кроны заслоняли небосвод, а кусающие насекомые мешали ясно мыслить. На следующий день начался дождь. Тяжелые и холодные капли пробивались сквозь плотное покрывало листьев, поэтому мальчик укрылся в ближайшей пещере. Что случилось там никто не знает. Фрагмент листа был вырван. Известно, что мальчика нашли лесничие и вернули на ферму.

На следующее утро в кровати мальчика проснулся принц. Казалось, первый наследник королевства от шока потерял память и манеры. Поднялся переполох. Как на ферме, так и во дворце. В опочивальне принца нашли того мальчика.

Фермер связал и спрятал принца в подвале, боясь казни. Его кормили каждый день объедками, а мать из жалости читала сказки на ночь. Спустя месяц глава семейства решился на убийство. Принц кричал, плакал и что-то бессвязно бормотал. К счастью, его спасла подоспевшая стража. Семью повесили за кражу и попытку убийства члена королевской семьи. Мальчика, что истерично выдавал себя за принца, казнили, а настоящего наследника вернули на законное место.

Через два дня после спасения принца нашли повешенным в собственной опочивальне. На туалетном столике лежала стопка рисунков. По ним и написали эту историю, и самым первым, началом истории, был рисунок фермерской семьи.

Мне пришлось перечитать пару раз, чтобы понять. В пещере мальчик встретил связанного вестника, оставшегося с эпохи Пробуждения. Думаю, он был из мастерской Цепей. Что случилось дальше, вы знаете.

Не пытайтесь связать вестников. Их сила не стоит опасности, которую они несут всему миру. Вестников можно использовать. Но это подобно установке гильотины над головами всех людей на Сцене. Если вы нашли в себе достаточно безрассудства, то в моих силах только дать несколько советов, дабы уменьшить ущерб.

1. Не призывайте вестников из мастерских Цепей и Бури. Их силы искажают идеи связи и порядка. Помните про историю мальчика и принца.

2. Призывайте только слабых представителей мастерских. Имена вы можете найти в книге “Сборник имен скульпторов Сцены” Яна Рузова.

3. Если на вас натравили вестника в Закулисье, проснитесь и никогда не возвращайтесь. Если на вас натравили вестника на Сцене, любой ценой разорвите мост между телом и душой.

4. Не призывайте в кокон богов. На зов явится вестник.

Я никогда не встречал вестника. Но с церемонии наследования меня грызет назойливое чувство утраты. Мои воспоминания обрываются на встрече с отцом после торжества. После я проснулся в опочивальне, а моя голова разрывалась от тайн рода. В тот вечер я познал многое, но и потерял что-то важное. Что-то, что делало меня мной. Мои воспоминания запятнали и извратили.

Будь прокляты предки, будь проклят я и будь прокляты мои дети за использование одного из этих чудовищ…

Поддерживая голову рукой, Сэмюэль наблюдал, как в класс заходили одноклассники. Дети в одинаковых темно-серых мундирах громко хохотали и что-то горячо обсуждали. Наверное, последние уроки или новости из Пейлтаунского Вестника.

Парень лениво потер глаза. Веки слипались из-за недавнего пробуждения, а изо рта вырывался один зевок за другим. Сэмюэль хотел спать. Ужасно хотел спать. Он ненавидел дурацкое правило, из-за которого уроки начинались ранним утром, и ненавидел дурацкую школу.

Это место напоминало завод. Учителя, как рабочие цехов, повторяли одни и те же действия на протяжении всего дня — заталкивали знания в неокрепшие умы детей.

Расписание виделось цепочкой производства. Дети, подобно заготовкам, проходили от одного класса-цеха к другому, пока не наступал последний, шестой урок. Затем они возвращались домой, где остывали. И все повторялось вновь. Шесть учебных дней и один выходной. В течение шести лет…

Сэмюэль помотал головой и окинул взглядом класс.

Со стен с давно потрескавшейся белой краской на парня смотрели люди с ободряющих плакатов. Карикатурно угловатые мужчины и приторно миловидные женщины. Позади фигур виднелся багряный силуэт завода, а за спинами в синее небо поднимались надписи:

“Не вдыхай опасный газ, надевай противогаз!”

“Включил вовремя станок, значит, все закончил в срок!”

Следом взгляд упал на ряды деревянных парт. Большая часть пустовала. Сэмюэль любил приходить раньше всех и наблюдать, как класс заполняли остальные ученики. А похвала учителей заставляла сердце трепетать от гордости.

Парень запустил левую руку в черный отцовский портфель и вытащил тонкую тетрадку.

“Рабочая титрадь по истории Семуэля Берислави”, — гласила кривая чернильная надпись на бледно-зеленой обложке.

Перелистнул на последнюю заполненную страницу. В самом низу белого листа, под письменами Сэмюэля, сидела жирная черная тройка.

Раньше он учился на отлично, но со временем уроки становились труднее и труднее. Не успел парень и глазом моргнуть, как одноклассники обогнали его. Но оценки не сильно волновали, потому как учителя продолжали хвалить за ранние прибытия.

“Легче казаться, чем быть”, — усвоил он тогда урок.

— … Меня облапошили, — протянул парень, подперев голову рукой.

Папа описывал школу, как место “удивительных встреч и головокружительных открытий”. Здесь он встретил маму, Дерека и остальных друзей. Поэтому Сэмюэль ждал чего-то подобного в первый день. Но прошел месяц. Прошло полгода. Год. И недавно, когда он отпраздновал десятый день рождения, понял, что родной отец нагло обманул его. Вместо будущей красавицы-жены и друзей на всю жизнь, парень за год встретил изматывающие уроки и раздражающих одноклассников.

— Здоров, — плюхнулся кто-то на стул рядом. — Сделал домашку?

Сэмюэль повернулся на голос. Это был Ронни. Каштановые короткие волосы, темно-серый мундир, усеянное прыщами лицо. Парень встретил его в первый день, и с тех пор они всегда сидели за одной партой. Ронни не был другом, скорее приятелем.

— Неа, — отмахнулся Сэмюэль. — А ты?

— Если б сделал, не спрашивал бы! — ответил Ронни. По лицу мальчика расходились волны от каждого сказанного слова. Казалось, нижнюю губу сильно вытянули и обмотали вокруг головы, как клейкую ленту. А глаза и нос вдавили глубоко в череп. — Я тут собираю мнения по девчонкам из 2-Е, поэтому колись. Ева или Селена? А может быть Роза?

— А остальные? — приподнял бровь парень. — Там же полный класс девочек.

— Они — страшили, — прошептал Ронни. — Страхолюдины, болотные вдовы, лесные чу…

— Да, понял я! Понял!

— Если понял, колись. Кто она? Кто запал в душу Сэмумаэлю?

— Никто, — пожал плечами он.

— Э, так не пойдет… Мне нужен твой голос для счета.

— Тогда может быть Селе…

Ронни резко вскочил с места, стул опрокинулся и ударился об парту сзади. Разговоры одноклассников одновременно стихли, и послышался скрежет железных ножек о деревянный пол. Сэмюэль окинул взглядом класс. Ронни и остальные безликие дети стояли неподвижно, как статуи на выставке.

Затем они побежали. Две девочки возле входа нырнули в половицы, троица мальчиков затолкали друг друга в стену, а Ронни встал на парту и прыгнул до потолка. Парень наблюдал, как тело одноклассника червем извивалось и втягивалось в полную трещин белизну.

И никого не стало. Класс опустел за секунды.

— Люблю пустые сцены, — раздался мужской голос за спиной парня. — Массовка только мешает. Ты так не думаешь?

Сэмюэль обернулся. В конце кабинета под портретами императорской семьи стоял мужчина. Кожа и бело-красная хламида напоминали расписанное толстыми мазками полотно, тени в складках одежды разделяли едва заметные светлые линии. Его можно было спутать с одной из висящих картин, если бы не ненормальное обилие подробностей: родинки, морщины на лице, пятна и швы на одежде. Он был чужд как для портретов, так и для настоящего мира.

— Кто вы? — встал со стула парень и отступил на шаг. — Почему все убежали?

Он не понимал, что происходит. Ронни и одноклассники в панике разбежались. Пролезли сквозь стены, лишь бы не встречаться с этим мужчиной. Хромая, Сэмюэль попятился к выходу, не отрывая от незнакомца взгляда.

— Все еще играешь? — фыркнул мужчина и зашагал вперед. — Говорил же, все бесполезно. Твои представления больше не властны надо мной.

Незнакомец наклонился к ближайшей парте. Поднял стул за ножку одной рукой, второй медленно оттянул сиденье. Деревянная фанера тянулась, словно податливое тесто в руках опытного пекаря. Когда мужчина вытащил железную ножку, на пол с грохотом рухнули остатки стула.

— Сойдет, — хмыкнул он. — Я хотел бы найти что-то острое, но понимаешь ли — эта штучка внутри тебя весьма хитро устроена.

Сэмюэль обошел крайнюю парту первого ряда и повернул спиной к выходу. Еще пара шагов. Еще чуть-чуть и… Парень со стуком уперся в закрытую дверь.

“Нет! Нет, нет, нет, нет, нет! Она же была открыта!”

— Что такое? Игра обернулась против тебя?

— П-пожалуйста, — взмолился Сэмюэль. — Не надо!

Мужчина одним рывком подбежал к парню, раскидывая на пути парты, будто огромный зверь. Схватил за плечи и уронил на учительский стол. От удара из легких вырвался весь воздух. Тело заныло от тупой боли.

— … Прошу, — голос сорвался на писк.

— Почему не опустишь занавес? — склонился над парнем незнакомец. Он сжал левую руку на горле парня и вдавил в стол. — Сюжет уже пошел против тебя. Так зачем продолжаешь?

— Я… не понимаю, — тяжело дышал Сэмюэль. Мужчина чуть облегчал захват, когда видел, что парень хотел что-то сказать.

— Жаль, — разочарованно вздохнул незнакомец, отвел железную ножку в сторону и ударил по колену Сэмюэля.

Парень завопил. По щекам побежали слезы. Он царапал левой рукой ладонь мужчины, но ногти скользили по коже, как по льду.

— Меня всегда забавлял этот механизм. Стоит вам очутится здесь, как возводится кокон. Уплотняется и разрастается вглубь. Одной этой защиты вам показалось мало. Вы решили добавить сюжет. Заставить гостей плясать под вашу дудку, чтобы уж точно не навредили.

— … Молю, — шмыгая носом, стонал парень.

— И этого тоже оказалось недостаточно! — неожиданно воскликнул незнакомец и врезал по второму колену. Из глотки Сэмюэля вырвался приглушенный стон. — Пока ты в коконе стоит мне попытаться отхватить кусок. Лишь жалкий ошметок владения на твоем теле, как тебя вытянет обратно на Сцену, а меня вышвырнет прочь. Но знаешь… Я сгораю от любопытства, ради чего вы оставили эту лазейку?

На последних словах мужчина со всей силы ударил ножкой стула в живот. Изо рта Сэмюэля вместе со стоном брызнула фонтаном слюна. Сквозь пелену слез силуэт незнакомца выглядел, как бело-красная клякса на белом полотне потолка.

— Никаких неизлечимых шрамов внутри кокона, но боль… Боль вы оставили. Зачем? Неужели настолько наскучили игры на Сцене, что решили поразвлекать себя пытками? Или это всего лишь случайность? Жалкий недочет? — говорил он, хлестая Сэмюэля по животу и ногам. Затем мужчина стукнул помятой окровавленной ножкой сбоку от уха парня. — Думаю, довольно. Вот что будет происходить после каждого твоего антракта, юный театрал. Я не могу спустить с тебя кожу живьем, но поверь, я лицезрел сотни самых причудливых пыток. Ты пройдешь через каждую. От самой “безобидной” до невыносимой. Выхода нет. Спасения нет. Я буду преследовать тебя в каждом выступлении. И не важно играешь ты или нет. Я буду там. Истязать тебя, пока ты не сдашься и не сломаешься. Ты можешь прекратить все, когда захочешь. Просто выйди из кокона и позволь мне забрать твое тело. А теперь прощай, юный театрал. Подумай над моим предложением.

Пальцы незнакомца на шее Сэмюэля резвящимися сороконожками проскользнули под кожу. Они яростно извивались. Жадно хрустя, прогрызали путь сквозь мышцы и сосуды.

В ту же секунду внутренний канат потянул и вырвал из кошмара.

Пробуждение было сродни глотку свежего воздуха для утопающего. Парень распахнул веки и закричал во всю глотку. Впился ногтями левой руки в шею. Кожа ныла, будто внутри все еще ползали голодные насекомые; ноги и живот пульсировали от ускользающей боли.

Сэмюэль чесал, чесал, чесал, чесал и чесал, но зуд сотней жвал неумолимо покусывал шею. Когда он сменился колющей болью, парень остановился.

— … Где я? — роняя руку на колени, пробубнил он под нос.

Кромешная тьма. Слабый свет уличных фонарей высекал из мрака силуэты решеток на окнах. За стеклом парень видел тусклые оранжевые огоньки, тонущие в черно-желтом мареве.

Сэмюэль присмотрелся к темноте комнаты. Тщетно. Тьма плотной пеленой накрывала все, даже очертания предметов ускользали от взора. Вдруг издалека по половицам забарабанили шаги.

Через минуту круг света оттеснил тьму, и парень увидел прямоугольник прохода, дверь и покрытую трещинами серую стену коридора.

В комнату вбежал Луи, держа в левой руке газовую лампу и кухонный нож в правой. Поверх мешковатой льняной пижамы мужчина накинул коричневый плащ с капюшоном. Глаза закрывали квадратные очки на резинке, рот и нос прятал кожаный платок, а на руках виднелись перчатки.

“Он собирался на улицу? В такое время?” — подумал парень.

— Сэмюэль! Что сталось? — выставил вперед лампу Луи. Когда круг света прыгнул на парня, мужчина отступил на шаг. — О боги! Что с тобой?

— … Кошмары, — смотря в сторону, ответил Сэмюэль.

— Я про шею! Что сталось с шеей?

— С шеей? — опустил взгляд вниз. На воротнике багровели пятна крови. Парень приложил пальцы к шее; болезненно зашипел и отдернул руку, как от горячего чайника. — Расчесал.

— Мне это не нравится, Сэмюэль. Мне это очень не нравится.

— Луи, послушай…

— Нет, нет, нет, нет, — протянул мужчина. — Это ты послушай. Я не гоню тебя сейчас, но, чтобы с восходом солнца ноги твоей здесь не было. Ты меня понял?

— Луи, ты не…

— Нет! — неожиданно воскликнул продавец. — Нет… Я все сказал. Ты меня понял?

Сэмюэль прикусил губу и медленно кивнул.

“Да, что на тебя нашло?” — подумал он.

— Хорошо, — с облегчением выдохнул Луи и повернул к выходу.

— Книга, — осторожно произнес парень, ожидая еще одного вскрика. Но мужчина лишь повернул голову.

— У матраса. Могу оставить свет, — поставил он лампу на пол, где стоял.

— Сколько?

— Двадцать пять. Можешь заплатить позже.

— Спасибо, — опустил парень взгляд. — И…

— Да?

— Ты продаешь трости?

Сэмюэль покинул “Всякую всячину” еще до рассвета. В желтом смоге ночного графства по тротуару неловко стучала обтесанная палка. У парня язык не поворачивался назвать это тростью. Гладкая рукоятка изгибалась в ладони, подобно червю. При взгляде на нее в памяти всплывали пальцы-сороконожки из кошмара.

Перед уходом парень бегло просмотрел Странствия в ночи.

“Чулять!” — первое, что пришло в голову после прочтения.

Сэмюэль нарушил первое правило, даже не зная об этом.

“Никакой практики без знания последствий”.

Он полез в грезы, думая, что они не были частью тауматургии. И получил по заслугам. Правая рука и часть ноги стали платой за глупость и поспешность.

Парень помотал головой.

“Как мне быть?” — размышлял он по пути на завод.

Когда Сэмюэль обошел станки, в окна цеха сквозь желтый смог стали пробиваться лучи утреннего солнца. Парень грохнулся на стул. Посмотрел на часы. До начала смены оставалось тридцать семь минут, и две минуты до прихода Андреа “Свинкова”.

Взгляд упал на лежащий на столе черный портфель.

“Если тауматургия стала причиной, то может стать избавлением? — подумал парень. — О боги, лишь бы в дневнике Рентина были ответы. Молю”.

Скрежет двери вытянул Сэмюэля из потока мыслей. Он глянул вперед. Со стороны входа семенил Андреа Синков.

— Доброе утро, мистер Берислави! — обыденно поздоровался глава цеха.

Сэмюэль хотел приложить правую руку к сердцу, но быстро вспомнил, что сейчас та безжизненно висела вдоль туловища. Парень прикусил губу и слегка кивнул в ответ.

— Что с вами? — спросил глава, указывая на шею. Сэмюэль заранее обернул ее кожаным платком, чтобы спрятать раны.

— Эм… Порезался во время бритья, — наспех соврал парень. В следующий миг вспомнил про щетину, но было уже поздно. Андреа нахмурился.

— А это? — кивнул глава цеха на опирающуюся о рабочий стол трость.

— Упал. Думаю, завтра все пройдет.

— Вот как, — протянул Андреа. — Мистер Берислави, если вы плохо себя чувст…

— Я в полном порядке! — перебил Сэмюэль. Он не желал даже слушать об этом. Отца уволили сразу, как вскрылась болезнь. — Правда. Завтра, послезавтра будут живее всех живых!

— Очень надеюсь. Тогда выздоравливайте, мистер Берислави.

Глава медленно зашагал к кабинету. По пути он иногда оборачивался на парня, словно проверяя смертельно больного на признаки жизни.

Когда Андреа захлопнул дверь, Сэмюэль глянул в сторону входа. Ему нужна была помощь. Он не хотел втягивать в это Дерека, но внутри парень понимал, что один не справится.

Стоило бородатому мужчине подойти к столу, Сэмюэль, дрожа, встал.

— Мистер Нейви, — произнес он. — Нам нужно поговорить.

▪ ▪ ▪

Улица Никелова сильно отличалась от остального графства. Названная в честь героя Южно-острокийской войны, она привлекала обеспеченных жителей Пейлтауна стоящим в конце дороги поместьем местного графа. Зажиточные купцы, владелец завода и некоторые главы цехов слетались сюда, как мухи на запах гнили. И никого не волновало, что сам граф Костров давно проживал в одной из далеких бароний.

По дороге на велосипедах ехали два офицера. За спинами раздавались удары колокола, сообщая о наступлении шести часов утра. Время выбрали не случайно. На заводе час назад началась смена, а продавцы только открывали лавки, ожидая прихода пассий и детей работников.

Офицеры остановились перед двухэтажным домом. Острая крыша с темно-коричневой черепицей наполовину уходила в смог, стены сияли молочным кирпичом. К входным дверям вела дорожка из выложенных на пожелтевшей траве камней.

— Твое мнение? — спросил Герман сквозь намотанный на носе и рте платок.

— Он богат, — ответил Невилл и покатил велосипед к дому.

— Потрясающее умозаключение! — нарочито радостно воскликнул Герман. — С зарплатой главы цеха купить здесь дом почти невозможно. Ну, разве что с работающей женой.

— Думаешь, нас никто не встретит?

— Надеюсь. На обыск всего дома уйдет несколько дней. Теперь понимаешь, почему я хотел оставить его на потом?

— Извиняй, но после проверки моей ставки хотелось узнать что-то по твоей, — пожал плечами Невилл.

— С пацаном мы не закончили, — встал напротив дверей Герман. — Нужно еще обыскать его друга. Как там его? Дерека Нейви?

С утра они успели обыскать квартиру Сэмюэля Берислави и нашли два снотворных, что подтвердило увлечение грезами. Дальше следовало проверить жилище Дерека, но Невилл решил иначе.

“Новички”, — мысленно протянул офицер и постучал дверным кольцом, которое держал в пасти блестящий пятиглазый лев.

Охотник за мистикой улыбнулся. Крестьяне, рабочие и низшее дворянство считали животное знаком богатства и власти. Те, кто пролез наверх, любили украшать поместья поделками с ним: дверными кольцами, разукрашенными вазами, веретеном и другими.

Но Германа веселило другое. Средние дворяне — графы и маркизы — видели в звере наглость и открытую пошлость. Различие во взглядах на одно и то же животное офицер находил забавным.

По ту сторону спешно застучали шаги. Через минуту замок щелкнул, и дверь чуть приоткрылась. Из тонкой щели на них смотрела женщина в синем халате с сидящими на ветках птицами. Она нервно сглотнула, когда увидела офицеров.

— Добрый день, миссис Синкова, — поприветствовал Герман. — Меня зовут Герман Вилбов, а моего напарника — Невилл Гиставов.

— … Добрый, — ответила женщина. Зрачки метались из стороны в сторону. Прыгали с одного офицера на другого. — Что… Что привело сюда доблестных стражей?

— Мы пришли для обыска, — сказал Невилл. — Впустите нас?

— Разве я могу отказать? — нервно хохотнула она, отступая и открывая дверь. — Оставьте велосипеды у двери, пожалуйста.

Охотники за мистикой приставили велосипеды к стене, а плащи повесили на вешалку у входа. При взгляде на внутреннее убранство Герман отчетливо слышал звон десятков серебряных агнов. Мебель из темного дерева, расписанные причудливыми узорами кувшины, окрашенные в синий пустые стены. Картин не было. У офицера возникло бы много вопросов, если бы они были.

Любой предмет искусства проходил проверку в Министерстве защиты культуры. Затем книги, повести и сценарии направлялись в типографию. Но картины и статуи отправляли на выставки, где их покупали дворяне или обеспеченные купцы. Иной раз цены достигали нескольких сотен серебряных, а работы выдающихся творцов — и пары золотых. Обычный глава цеха мог только пускать слюни на эти произведения искусства.

— Что вы хотите осмотреть? — поинтересовалась миссис Синкова.

— Все. Мы осмотрим здесь все, — ответил Герман. — Не подскажете, у вас есть библиотека?

— Да, на втором этаже.

— Будете любезны, отвести нас туда?

Они поднялись на второй этаж. Миссис Синкова покорно открыла дверь и щелкнула переключателем. Маленькую комнатку озарил свет лампы, оттесняя тени в углы.

Вдоль боковых стен к потолку поднимались ломящиеся от книг полки. У стены напротив входа стоял небольшой круглый столик с двумя стульями.

— Благодарю. А теперь не могли бы вы нас оставить на какое-то время?

— Хорошо. Я буду внизу, — кивнула она и быстро выбежала из библиотеки.

— Тут их сотни, — раздраженно вздохнул Невилл.

— Пожинай плоды, — ухмыльнулся Герман. Охотник за мистикой подошел к столику и опустил на него увесистый чемодан. — Я возьму левую, а ты — правую. В каждой книге должен быть штамп с номером. Запишем их. Потом отправим в МЗК на проверку.

На осмотр всех книг ушло два часа. Офицеры не нашли ни одного тома без штампа.

Когда они спустились на первый этаж, им встретилась миссис Синкова. Она сменила халат на белое длинное платье и уложила темные длинные волосы в пучок.

— Чаю? — предложила женщина.

— Не откажусь, — улыбнулся Герман и повернулся к Невиллу. — Думаю, мой напарник не будет против?

— Конечно!

Миссис Синкова усадила офицеров на диван в гостиной и засеменила на кухню. Отсюда Герман мог разглядеть почти всю кухню, каждый висящий на стене шкафчик. Офицер чуть привстал. Он наблюдал, как миссис Синкова открывала одну из жестяных баночек и отсыпала чай. Банка была забита под завязку измельченными листьями.

Через пару минут женщина вернулась с подносом с чайным сервизом.

— Прошу, — сказала она, протягивая Герману белую чашку.

— Черный чай, — произнес офицер, вдыхая терпкий травяной аромат. — Вы — золотая женщина, миссис Синкова.

— Прошу, зовите меня Жанной.

— Скажите, Жанна, вы работаете?

— Домохозяйкой. Слежу за чистотой и уютом нашего скромного очага.

“Скромного?” — приподнял бровь Герман.

— Жанна, передайте вашему мужу мое почтение. Его библиотека воистину захватывающая.

— Несомненно, — улыбнулась она. — Порой, мне кажется, он любит книги больше меня.

— Увлекаться чем-то с такой самоотдачей стоит многого, — кивнул охотник за мистикой. — Вы знаете, я родился и вырос в Фельтшир-Ливеньтауне.

— Ого! Из-за чего же вы осели в нашей глубинке? — спросила Жанна. — Не уж-то по делам сердечным?

— Увы. Я был ведом иными причинами, но история не об этом. Мой отец, потомственный военный, увлекался сбором самых разных сортов чая. Благодаря ему, я испробовал огромное их количество. Какие-то были выдающимися, а какие-то — посредственными. И ваш чай — один из вкуснейших!

Кружка в руках Жанны задрожала.

— … Спасибо, — кротко кивнула она.

— Если не ошибаюсь, его собрали в королевстве Гештия, что к югу от нашей страны. Он крайне дорог. Отец испробовал его на приеме высокопоставленного офицера и взял немного с собой. Жанна, откуда у вас деньги на него?

— Мой муж хорошо зарабатывает.

— Действительно. В Пэйлтауне глава цеха получает до четырех серебряных агнов в неделю. А этот чай могут позволить себе лишь средние дворяне и иногда низшие, если будут откладывать. Знакомый отца как раз был шевалье.

— Мы тоже… откладываем. Андреа купил его недавно. Совсем чуть-чуть для праздников…

— И вы решили подать его нам? — посмотрел на напарника Герман. Невилл молча потягивал чай и смотрел, словно за увлекательным представлением. — Очень мило с вашей стороны. Но я видел, что у вас его больше чем “чуть-чуть”. Целая банка дорогого чая. Сколько же вы откладывали на него?

— Андреа…

— Скажу честно, — перебил он. — Ваш муж зарабатывает деньги на чем-то противозаконном. Может быть, на тауматургии?

Герман видел, как округлились глаза Жанны.

— Нет! Анди никогда бы! — воскликнула она.

— Он скрывает где-то ритуальные инструменты?

— Нет!

— Он угрожает вам, чтобы вы молчали?

Жанна резко встала, обливая белое платье чаем из кружки, и ударила кулаком по столу.

— Не смейте, — сквозь зубы цедила она. Плечи и щиколотки дрожали, — клеветать моего мужа!

Герман посмотрел в глаза Жанне.

— Прошу прощения, — поставил кружку на столик и развел руки в стороны. — Ваш муж не угрожает вам.

Охотник за мистикой поднялся и направился к выходу. Следом увязался Невилл.

— Благодарю за теплый прием. На этом мы отклоняемся. Но мы придем завтра и послезавтра, и на следующий день тоже. На осмотр такого дома нужно много времени. Хорошего дня, милая Жанна.

И они ушли.

▪ ▪ ▪

Сидя на кухне в квартире Дерека, Сэмюэль физически чувствовал тяжесть грядущего разговора, а потому оттягивал как мог. Мужчина напротив крутил в ладонях стакан с темно-оранжевой жидкостью. Изредка поглядывал то на две стеклянные баночки с таблетками у стены, то на парня. По пути они зашли к Сэмюэлю и забрали снотворное. Сегодня была зарплата, но парень не хотел, чтобы Дерек лишний раз тратил деньги.

— … У меня проблемы, — полушепотом начал Сэмюэль. — Большие проблемы.

Дерек молча кивнул, призывая продолжить. Но парень прикусил губу. Слова встали комом в горле.

— Ты подхватил чего? — спросил мистер Нейви после затянувшейся тишины.

— … Нет? — приподнял бровь Сэмюэль.

— У тебя отказала рука, ты начал хромать и выглядишь… стремно. Сэмми, тебе незачем это скрывать. Все и так видно.

— Но я не болен, — тяжело вздохнул Сэмюэль, а затем продолжил. — На меня напали. Во сне.

Дерек скривился в лице.

— Вы когда-нибудь осознавали себя во сне?

— Было пару раз.

Парень положил на стол портфель и вытащил Странствия в ночи. О дневнике Сэмюэль решил умолчать.

— Что это? — повертел в руке книгу Дерек.

— Откройте и прочитайте введение, пожалуйста.

Мужчина так и сделал. Парень наблюдал, как зрачки Дерека ползли слизнем из стороны в сторону. Как медленно менялось выражение лица.

— Сэмми, — когда мужчина закончил, сжал переносицу пальцами и закрыл глаза. — Во что же ты влез?

— Мне нужна ваша помощь. Молю, мне больше не к кому обратится!

Дерек откинулся на спинку стула. Сделал глоток и посмотрел на парня.

— Хорошо.

— Спасибо, мистер Нейви!

Пока они шли до квартиры, Сэмюэль прокручивал в голове разговор снова и снова, прикидывал разные исходы. Но он и подумать не мог, что Дерек согласится так просто.

— Но тебе придется объяснить мне, что делать, — бросил взгляд мужчина на снотворное. — У меня есть только одна просьба… Нет, условие.

— Да?

— Когда все образуется, бросай это.

Сэмюэль моргнул.

— … Что?

— Бросай это, — бесстрастно повторил Дерек. — Я понимаю тебя. Понимаю даже больше, чем ты думаешь. Смерть невыносима… и каждый переживает ее как может. Но бросаться в пламя… Одумайся, Сэмми! Что сказал бы отец?

— Папина смерть ни при чем! — неожиданно для себя воскликнул парень.

— Я так не думаю. Поговори со мной, Сэмми. Выскажи все. Давай попробуем что-нибудь сделать. Но… не сжигай себя…

— Я…

На секунду мир в глазах Сэмюэля потемнел. Он покачнулся. Истощение постепенно брало верх. Сегодня парень не выспался из-за пыток чудовища.

— Я не из-за этого…

— Сэмми, — перегнувшись через стол, положил руку на плечо Дерек. — Я выслушаю тебя в любое время, когда захочешь.

Мужчина встал со стула и отвел Сэмюэля во вторую спальню.

В маленьком графстве Пейлтаун места для развлечения можно было пересчитать по пальцам одной руки. Библиотека на улице Гнисенова с сотнями одобренных книг, номерами газет и записями о жизни графства. Пивные на перекрестке Цинова и Тирова, куда Дерек захаживал в свободное от работы время. Разные лавки на любой вкус вдоль всей улицы Тирова. И графский театр рядом с библиотекой.

Сэмюэль не любил читать, не жаловал шумные разговоры и кислый запах пива, не видел смысла в покупке бесполезных безделушек.

Он тяготел к выступлениям. По вечерам, после папиной работы, мама тащила всю семью в театр. И сегодня не было исключением.

Парень наблюдал за толкающимися безликими: молодые пары, женщины с детьми и группы друзей. Все о чем-то болтали, не обращая внимания на стоящего сбоку от входа Сэмюэля.

— Сэмми! — окликнул тонкий голосок.

Он повернулся. Из толпы к нему семенила женщина в бледно-красном платье. Короткие русые волосы, маленькая тонкая фигура. Мама напоминала маленького зверька. Белоснежную рогокошку, дрожащую от собственного сердцебиения. Слишком хрупкую для этого мира.

— Папа уже занял места у сцены. Пойдем, — взяла она ребенка за ручку и повела.

Люди вокруг расступались перед мамой, как слуги перед хозяином. Сэмюэль слышал тихое цоканье маминых туфель и осторожные шажки окружающих. Он оторвал взгляд от пола.

Чистые, будто только закрепленные на мольбертах полотна, лица наблюдали за хромающим парнем.

“Они расступались не перед мамой”, — понял Сэмюэль.

Вдруг живот пронзила боль. Он рухнул на колени и застонал.

— Сэмми? — в панике воскликнула мама. Толпа обступила женщину и парня. — Что случилось? Ты как?

— Таблетки, — пропищал парень. — Я сплю!

Словно только и ожидая этих слов, люди побежали. Просочились в стены, растворились в воздухе, утопились в плитке. Мама пугливым кроликом отскочила от упавшего Сэмюэль, мигнула и исчезла.

— Никогда не привыкну к этому, — опираясь на левую руку, поднялся он.

Когда толпа испарилась, взгляду открылась сцена, собранная из деревяшек и листов металла. Занавес напоминал сшитую из выброшенной одежды огромную штору. Присмотревшись, можно было выцепить силуэты юбок, платьев, рубашек и брюк.

— Правильный выбор, — произнес голос. Занавес поднялся. На сцене стоял мужчина в бело-красной хламиде. — Выступление тебе не поможет.

— У меня не было никаких шансов? — медленно захромал спиной к выходу Сэмюэль.

— Ноль. Кстати, мне любопытно, что это было за место в прошлый раз?

— Школа.

— Без понятия, что это, — развел руки в стороны Немо. В правой блеснула погнутая окровавленная ножка стула. Он спрыгнул со сцены и зашагал вперед.

— Ты говорил что-то про пытки, — начал Сэмюэль. — Ты видел их на Сцене?

— Ага. Меня всегда это удивляло. Мы — жестоки и беспощадны, но вы… — указал Немо помятым оружием на парня, — намного хуже. Только театралы смогли придумать сотни способов убить друг друга.

— Ты был на Сцене, но не знаешь, что такое школа? — решил перевести разговор Сэмюэль.

— Я был инструментом. Чертиком в шкатулке и говорящей собакой, что обучала юных театралов. Кем я только не был. Представляешь, один раз меня использовали для доставки других фей? Не завидую их участи.

— Почему? — уперся спиной в закрытую дверь Сэмюэль. Холодок металла маленькими иглами колол голову и спину через одежду.

— Их обрекли на вечную службу. Обязали убивать всех мальчиков в утробах матерей, а девочкам вживлять якорь для последующего перехода.

Сэмюэль поморщился.

— И знаешь, они до сих пор заперты. Молятся о гибели всего рода, чтобы обрести долгожданную свободу. Театралы — чудовища похуже нас. В конце концов, кто еще мог обречь собратьев на такую участь?

Парень сжал ладонь на холодной ручке. Немо оставалось десять метров до Сэмюэля.

“Мистер Нейви, ну где же вы?”

— Так и будешь стоять? Не выхватишь оружие? — ускорился мужчина. Восемь метров.

— Ты сам сказал, что не умрешь, — нервно хохотнул Сэмюэль. Шесть метров.

Четыре. Немо замахнулся…

В спину через дверь ударила волна. Зажмурившись, Сэмюэль налег на ручку двери всем весом и упал в проход.

Тяжелая поступь мужчины сменилась игрой скрипки. Парень открыл глаза. По серому потолку паутиной ползли трещины. Он больше не был в театре.

О, мир. Ничего… Ничего не желаю я, — запел чарующий женский голос.

Сэмюэль поднялся. На глаза попал столик с армией медных солдатиков.

“Комната Адама”, — подумал он.

Ни монет златых, ни славы, ни короны…

На углу кровати сидел Дерек. Мужчина не отрывал взгляда от играющего граммофона.

О, любовь моя. Жажду я… Лишь тебя!

— Спасибо, мистер Нейви, — присел в другом углу Сэмюэль.

— Он был здесь, Сэмми, — бесстрастно произнес Дерек. — Расставлял солдатиков. Говорил со мной.

Парень не нашел что ответить. Не знал, что нужно говорить. Посочувствовать; соврать, что понимает; ободрить. Разные возможности приходили на ум. Разум метался меж двух выборов: сказать что-то или промолчать. Сэмюэль выбрал промолчать.

“Иногда лучше оставить человека с самим собой”.

Предметы постепенно теряли очертания, размывались в палитру красок. Сэмюэль и Дерек молча наблюдали, как разрушался мир под грустную игру граммофона.

▪ ▪ ▪

Поздним вечером после работы Сэмюэль зашел к Луи и отдал тридцать два медных нила за книгу с тростью. Сто двадцать парень отложил на аренду квартиры сразу.

Мужчина осторожно сгреб монеты в мешочек и отодвинул в сторону. Когда Сэмюэль только открыл дверь, Луи приказал парню стоять подальше от стойки. Одет Луи был также, как той ночью: плащ, платок и очки на лице, плотные перчатки на руках.

— Луи, хочу спросить, — издалека начал Сэмюэль. — Я тут узнал о библиотеке.

— На Гнисенова?

— Нет. О той, где… — прикусил губу парень. — О той, где есть запрещенные книги. Не знаешь, где я могу найти ее?

Луи смерил Сэмюэля взглядом и тяжело вздохнул.

— Не дождешься.

— Что?

— Не дождешься. Вот что! — рявкнул мужчина. — Ты болен, Сэмюэль. Тебе нужно дома сидеть, а не расхаживать по графству и заражать других!

— Я не болен! Я… — запнулся парень. Он не мог сказать, что во сне на него напала фея и откусила руку. Это звучало бы, как помешательство.

— Ты?

— … Я не болен. Я влез в очень неприятную историю. И мне нужны знания, чтобы выпутаться. Луи, прошу! Я готов заплатить!

Мужчина цокнул и скрестил руки на груди.

— Обмотай рот и нос платком, а лучше двумя! Натяни на руки перчатки и не дыши ни на кого. Ты меня понял?

— Конечно, — кивнул Сэмюэль и сделал, как велел Луи. — У тебя есть перчатки?

Мужчина тяжело вздохнул.

— Пять нилов, — кинул через стойку пару кожаных перчаток парню. — Знаешь, где астрологическая лавка миссис Краговой?

— Та, что на улице Тирова?

— Да, она. Попроси старушку составить тебе гороскоп на имя Джейми Нургова.

Любой, кто проживал в графстве дольше пары месяцев, знал про астрологическую лавку. Заведовала ей чудная старушка, которую все звали миссис Краговой.

Сэмюэль не верил в астрологию. В стране, где за тауматургию сжигали заживо целые семьи, на чтение судьбы по звездам смотрели сквозь пальцы, а гороскопы свободно печатали в газетах. Но все же, одни искали покой и уверенность в туманных описаниях дня грядущего, вторые — лучик света в бескрайней тьме бытовой драмы, а третьи прожигали все деньги второй половинки ради развлечения.

В семье Сэмюэля относились к астрологии с пренебрежением. Мама каждый раз фыркала, проходя мимо; а отец описывал в повестях жалких звездных колдунов, что всегда терпели неудачу. Сам Сэмюэль косо смотрел на “науку”, но никогда не ругал в открытую.

Путь до лавки занял полчаса. В свете уличных фонарей из земли рос небольшой одноэтажный дом. На темно-синих стенах желтели пятиконечные звезды. Они собирались в разные созвездия: человека, кошки, лягушки, гигантского червя и многих других.

Присмотревшись, Сэмюэль понял, что они застыли в середине представления. Человек с кошкой преследовали червя, пока остальные наблюдали со стороны.

Парень помотал головой. Чем больше он смотрел на рисунок, тем сильнее желал уйти подальше от этого места. Вездесущий желтый смог был того же мнения. Плотный туман обступал здание, боясь заразится царящим на стенах безумием.

Сэмюэль толкнул тяжелый металлический лист двери и пролез сквозь висящие в проходе занавески из бус. Обстановка внутри развивала основную задумку. Стены, полки, столы и стулья покрывали темно-синие, как ночное небо, шторы. В центре на круглом столе возвышался единственный светильник, закрытый металлической шапкой с дырами в форме звезд и полумесяцев. В помещении царил полумрак.

— Добрый вечер, уважаемый посетитель, — протянул скрипучий голос со стороны лампы.

Когда одна из штор у стола задрожала, Сэмюэль подпрыгнул от неожиданности. Из тьмы на свет вылезли две бледные руки с длинными ногтями. Затем показалась нижняя половина лица, губы старушки изогнулись в улыбке.

— Мне нужен гороскоп, — твердо произнес парень. Ему не нравилось это место. Он желал закончить и убраться отсюда как можно скорее.

— Сразу… к делу? — словно назло, растягивала каждое слово миссис Крагова. — Могу… я… узнать… ваше имя?

— Джейми Нургов.

— Какое… чудесное… имя… Но боюсь… сие место… не подходит для гороскопов. Прошу… за мной.

Старушка повернула назад и зашагала во тьму лавки. Сэмюэль захромал следом. Когда миссис Крагова резко свернула налево, парень чуть не врезался в накрытую шторой стойку, на что женщина злорадно закряхтела.

“Дурацкая лавка, дурацкая астрология…” — мысленно выругался он.

Она встала у стены и ногой обыденно смахнула с низу край шторы. Сэмюэль глянул из-за плеча старушки. На полу виднелся квадратный металлический люк.

— На осмотр дается один час ровно. Час стоит два нила. Каждый гороскоп идет по цене от пятнадцати до двадцати. Они не продаются, а берутся на одну неделю. Иначе штраф, — отчеканила она. — Если пожелаете выйти раньше, потяните за шнур у лестницы. Деньги обратно не отдаю. Правила ясны, Джейми Нургов?

— Да, — кивнул Сэмюэль и повернул к выходу.

— Что такое? — спросила миссис Крагова. — Не хотите спуститься?

— Нет, — не останавливаясь, ответил он. — Хотел узнать цены.

“Глупо тратить деньги, не дочитав дневник”.

В мешочке в кармане звенели пятьдесят четыре медных нила. Четыре Сэмюэль мысленно отложил на еду. Итого, у него осталось пятьдесят монет. Парень не хотел тратить их понапрасну.

— Спокойных грез, — попрощался он, выходя на улицу.

▪ ▪ ▪

Когда Сэмюэль вошел в квартиру, сразу захромал в свою комнату. Бросил на кровать портфель и снял плащ. Утром Дерек попросил оставить ему Странствия в ночи, и парень не был против.

Щелкнув замком на портфеле, вытащил дневник Рентина и сел на кровать.

“О боги, пожалуйста, — взмолился он. — Хоть бы здесь были ответы”.

Сэмюэль открыл на месте, где остановился в прошлый раз.

“14 джума 786 года.

Сработало! Я осознал себя! Это было болезненно, но у меня вышло.

Там было много этих безлицых. Жуткие чучела.

Я попробовал создать чего. Арматура и бетонный блок получились почти сразу. Даже формула, которую мы собираем, вышла сразу! Затем я попробовал через дверь выйти к себе домой и меня выкинуло. Жаль. Попробую завтра.

15 джума 786 года.

Я очутился на улице. Открыл ближайшую дверь и попал в квартиру. Попробовал проснуться и удержаться. Все получилось! Стало даже скучно. Мне захотелось выйти из кокона, но я без понятия как. Пробовал открывать все двери. Безуспешно.

16 джума 786 года.

Нина поняла, что что-то не так. Спросила про таблетки, ну я и сказал. Она высмеяла меня на весь дом. Вот же козука. В следующий раз буду молчать.

Сегодня ко мне в сон влезла эта фея. Обворожительная дамочка в платье из цветастых перьев. Красотень, что глаз не оторвать. Ну я-то не дурак. Сразу приметил эту штуковину из ее шеи. Мясную трубку…”

— Да, да, да, да, — раздраженно пробурчал Сэмюэль.

“... А чего мне было делать? Я высказал ей все прямо, мол знаю кто ты и что ты. Она поникла. Заплакала, сказала, мол жизнь тяжелая. Каждый миг она может погибнуть и все такое. Я сначала не понял, но фея все объяснила. Вестники ведут охоту на всех в Закулисье. Едят и фей и нас…”

— Ближе к делу, Рентин! Ближе к делу.

“... На последок она сказала свое имя и пообещала прийти в следующий раз.

17 джума 786 года.

Мы встретились вновь. Она болтала о своей жизни. Рассказывала, как ее пихали в разные предметы и заставляли творить зло. Ну как расписывал Фрэнк в своей книге. Затем фея спросила про мой быт. Что делаю, как живу. Она слушала с горящими глазами про мою работу и жену. Сказала, что Нина плохо поступила, когда обсмеяла меня.

Ну я возьми и скажи, мол вот бы было хорошо, будь она моей женой… Не знаю, что на меня нашло. Фея лишь рассмеялась. Сказала, что не получится. Я там, а она здесь. В конце я спросил, как призвать ее ко мне. И фея ответила. Тауматургия. Направила в храм за ответами, и я проснулся.

18 джума 786 года.

После работы заглянул в храм. Попялился на лики богов. Страшные. Ничего не понял, что хотела сказать фея.

Во сне спросил ее об этом, мол довольно загадок, говори прямо. Ну она и ответила. И у меня в мозгу все сложилось. Наши боги — Идеи. Для тауматургии нужны пять цифр. По одной на каждую Идею. Я сразу припомнил плиты с формулами, что приходили в наш цех. Там было пять кружков разных размеров. Это и были эти цифры!

Я высказал мысль фее, и она рассмеялась. Мол не понял я ничего. Идеи не простые, а двойные! И цифр не пять, а десять. Она назвала их чудным словом… соотношениями. Не знаю, что это. Фея объяснила их на пяти сосудах. Часть заполнена, а часть пустая. Ну худо бедно я понял. Почти…

Когда я нечаянно ляпнул имя одного из богов, фея задрожала, будто я на нее ружье наставил. Закричала на меня, приказала никогда не делать так впредь…”

— В Странствиях в ночи говориться, что нельзя звать в грезы богов, — пробубнил под нос Сэмюэль. — Иначе явится вестник.

“... И тут я понял все! Эти герцоги и император отчего шмаляют тауматургией направо и налево? Из-за благословения! А благословение кто дает? Боги! Когда я прочитал об этом в книжке Фрэнка, подумал, мол чудно как-то это. Слишком подозрительно. А он оказывается, решил скрыть способ получения благословения! Ну я и назвал имя во второй раз. И фея сбежала.

Трусиха. Я проверял задумку. Завтра посмеюсь с нее.

19 джума 786 года.

Она не пришла. Ну и ладно.

Я весь день думал над цифрами и формулами на заводе. Круги-то заключены в другой. Больший круг. А он состоит из каких-то рисунков… Слишком чудно это все для меня. Ну я забил. Решил, не быть мне чародеем. Буду творить ритуалы! Они хоть понятней, нежели эти рисунки…

Вечером выгнал Нину на улицу и расставил на кухне предметы. В разном количестве, чтоб вышли эти десять цифр. И у меня получилось! Я задул свечку, но обжег палец. Пузырящаяся кожа будет сниться мне в кошмарах!

Обмотал руку. Нине сказал, мол поранился. Она была рада, что у меня получилось.”

— Что за? — перелистнув страницу, поперхнулся Сэмюэль.

Два листа перечеркивали кривые слова:

“ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ…”

Парень перелистнул дальше.

“21 джума 789 года.

Я не помню вчерашний день. Нина сказала, мол я подскочил среди ночи и побежал к дневнику. Но я не помню это! На утро я нашел эти… жуткие записи. Помню лишь, что хотел призвать Сказ Бури. И видимо у меня получилось…

Всю смену у меня дико чесались ладони. Вечером я чуть ли не на потолок лез от чесотки по всему телу. Пока писал, заметил красные пятна на руках… Что-то сломалось. Мое тело сломалось. Не могу описать это. Словно органы встали иначе или кровь побежала в другую сторону. Не знаю…

Когда осознал себя во сне, понял, что один. Безлицых не было. Никого не было…

22 джума 789 года.

Попробовал надрезать ладонь. На коже показалась капелька крови. Затем она всосалась обратно, а рана закрылась… Чесотка сводит с ума. Сколько ни чешу, не могу остановиться. Словно чешется что-то под кожей. Где-то глубоко внутри.

Попробовал вечером прошлый ритуал. То же самое. Свечка погасла, но на этот раз обгорело правое ухо. Не понимаю… Фею тоже не спросить, она не появлялась с того раза…

Во сне попробовал удержаться как можно дольше. Перед пробуждением услышал чавканье и скрежет когтей.

Попросил Нину купить мази от чесотки.

23 джума 789 года.

Мазь не помогла. Стало только хуже. На лице показались прыщи. На работе на меня смотрели как на прокаженного. Друзья шептались за спиной.

Я устаю сильнее обычного. К середине дня валюсь с ног. Попросил Нину купить лекарство для бодрости.

Снова провел ритуал. Поменял числа. Взял из головы. Свеча странно изогнулась, а мое плечо вывихнулось само. Не понимаю… Не ПОНИМАЮ… НЕ ПОНИМАЮ…

Нужно что-то делать к чесоткой. Попросил Нину вправить плечо. Болело сильно. На миг забыл о чесотке.

24 джума 789 года.

Лекарства не помогают. Мне становится хуже. Зачем я сделал это?

О боги, простите! Я не знал, что делал…

Прыщи стали больше. Они светятся в темноте. Во мне что-то сломалось. Маленькая шестеренка. Она вертится и ломает весь механизм.

Если я уберу ее, то все вернется в норму? Не знаю. Надо попробовать. Что убирать? Глаза или ухо? Может печень? Почку? СЕРДЦЕ?

Снова поменял цифры в ритуале. У меня лопнула кожа на груди, но ничего не произошло! ЧУЛЯТЬ! ЧУЛЯТЬ! ЧУЛЯТЬ! ЧУЛЯТЬ!

Может провести два ритуала подряд?

25 джума 789 года.

Мне сказали, мол меня уволят…

Выгнал Нину на улицу и вырвал ноготь на левой руке. Боли не было. Чесотка не прошла даже после пятого пальца. Сломаны не ногти…

Провел два ритуала подряд. Свечка изогнулась и чуть-чуть отъехала в сторону. Хрустнуло колено и кость проткнула кожу. Боли не было, но неприятно. Коленки всегда были такими… рогатыми? Или они отрастили рога из-за ритуала?

Нужно продолжать. Авось найду лекарство…”

Сэмюэль перелистал на последние страницы, не в силах читать чудовищные опыты Рентина. Мужчина продолжал усложнять ритуал и уродовал себя еще сильнее.

“5 нима 789 года.

Чесотка не прошла. Голова чуть болит, но ладно.

Ходить трудно… но терпимо. Говорить трудно, но терпимо. Думать трудно…

Сегодня вызову Сказ Бури еще раз. Если из-за него все началось, значит, должно закончиться. Я прав?

6 ЯБЛОКА 789 ЛУНА.

ГЛАЗА ГОВОРЯТ. ВЧЕРА СУББОТА СУЩЕСТВОВАЛА. КОТ УЛЫБНУЛСЯ И МОРГНУЛ. ОНО ПОЧИНИЛО ШЕСТЕРНЮ НО ЗАБРАЛО БУКВЫ. ВОЛОСЫ ПОТЕЮТ А УХИ МОЛЧАТ. ДЕНЬ ЗАШЕЛ ЗА ГОРИЗОНТ. СОЛНЦЕ БОИТСЯ СМОГА.

ПРОСТИ НИНА. ИСПРАВЛЮ СЕБЯ ПОСЛЕ НОЧИ. МНЕ ЖАЛЬ…”

Сэмюэль молча закрыл дневник, положил в портфель и закинул в рот снотворное. Достаточно. Он лег на жесткую подушку и позволил волнам дремоты унести себя. Унести подальше от разрывающего сердце кошмара.

Сэмюэль любил воскресенье — день, когда он мог забить уши ватой и отоспаться за всю неделю разом. Но не сегодня. Ночью парень прятался от чудовища во сне Дерека, а утром ворочался от мыслей о кончине Рентина.

Когда Сэмюэль понял, что сегодня выспаться уже не выйдет; накинул плащ, обмотал шею платком и вышел на улицу. Фея направила Рентина в храм за ответами. Парень не питал надежд насчет своей внимательности и сообразительности, но попробовать найти то, что проглядел Рентин, стоило.

Религия в Острокийской империи была сморщенным отростком. Бесполезным наследием прошлого. Насколько знал парень, боги не отвечали на молитвы с начала эпохи Царствий. По мнению Сэмюэля, Пятерня нужна была только для благословения высшего дворянства на свободное использование тауматургии. Но прихожане считали иначе.

Сквозь главный вход в просторное помещение рекой стекались люди. Поток огибал поддерживающие высокий потолок молочные колонны и впадал в озеро вокруг алтаря. У стен под мозаиками героев прошлого стояли мужчины и женщины в темных одеяниях — служители храма. Они следили за порядком и сохранностью главных экспонатов. Пяти картин за алтарем.

“Я словно в галерее”, — подумал Сэмюэль, озираясь.

Пока толпа несла его к ликам богов, взгляд прыгал по мозаикам. С гниющих в черном огне гигантов из времен войны Горящих башен на стоящего за трибуной мужчину — Еврентия Мудрова — из летописи “О гражданской войне в Благословенном царстве Острок и основании Острокийской империи”.

Стоило дохромать до конца и зайти за алтарь, взгляд приковали пять огромных картин.

В центре первого изображения возвышалось огромное семя. Из трещин на шелухе спадали волоски желто-зеленой гнили и пульсирующими венами ползли по угольно-черной земле. На левой части картины из них вылезали младенцы, а на правой — сидели старики и старухи. Парень поднял взгляд к скрытому за кронами деревьев небу. Слева из-за горизонта восходил диск солнца, но справа светило медленно тонуло в сине-алом океане. Восход и закат. Рождение и смерть. Картина изображала Семя Гнили — бога, который приводил все живое и неживое в этот мир и который встречал каждого после кончины.

— Наслаждаетесь Их ликами с утра пораньше? — окликнули Сэмюэля сбоку.

Он повернулся на голос. Справа стоял мужчина в темно-сером плаще. Короткие седые волосы, средний рост и длинный черный зонт в правой руке. Парень не сразу узнал охотника за мистикой. Видеть офицера не в сером кителе было сродни чуду.

— А вы… — замялся Сэмюэль. Из головы вылетело имя стража.

— Герман Вилбов, — протянул офицер правую руку, но быстро заменил на левую. — Мы виделись на заводе.

— Точно, — пожал руку и перевел взгляд на зонт. — Думаете, пойдет дождь?

— Знаю. С утра кости не дают покоя, — улыбнулся Герман. — Не ожидал увидеть вас здесь, мистер Берислави. Сказать по правде, вы не показались мне верующим человеком.

— Я не особо верю.

— Вот как. Значит, ищете исцеления?

— И вы об этом, — устало вздохнул Сэмюэль. — Не болен я.

— Знаю, — широко ухмыльнулся охотник за мистикой. — Люди ищут Их милосердия, но не многие готовы идти до конца в своей вере. Большинство сдается под тяжестью обстоятельств.

— Звучит, как мудрость прошедшего через великие трудности…

— Это она и есть. Откровения достойны лишь самые терпеливые. Что думаете о Первом?

— Семени Гнили? Что он олицетворяет?

Герман сдержанно кивнул.

— Рождение и смерть, — ответил Сэмюэль первое, что пришло в голову.

— И да, и нет, — помотал головой офицер. — Вы правы лишь частично. Рождение и смерть подчиняются Его власти. Смотрите шире.

— Начало и конец?

— Близко, но недостаточно. Шире, мистер Берислави. Возьмите шире! Подумайте о природе начала и конца. Что они такое?

— Эм, — протянул парень и ляпнул наугад. — События?

— Воистину, — сказал Герман. — Семя Гнили олицетворяет все точки во времени. События, которые уже произошли и которым суждено произойти. Что думаете про Второго?

Сэмюэль посмотрел на следующую картину. По центру на восковом пьедестале возвышался венок из цепей, блестящих под солнцем в зените. На левой части изображения корчились голые исхудалые рабы, а справа на золотых тронах восседали владыки, одетые в пышные халаты.

— Власть и подчинение? — предположил парень.

— Присмотритесь к теням.

Он так и сделал. Под одиноким палящим солнцем люди и предметы отбрасывали тени. По спине пробежал холодок, когда Сэмюэль заметил темные силуэты невидимых цепей, ползущими змеями от всех людей к пьедесталу.

— Кем бы мы ни были. Какое бы место в мире не занимали. Мы всегда будем связаны. Родственные узы, дружба, вера и даже любовь. Это лишь цепи, что соединяют нас друг с другом.

— Законы страны и мира, — продолжил за Германом парень.

— Так и есть. Корона Цепей властвует над связями и ограничениями. Именно Она решает, от каких уз человек будет свободен, а какие навечно оплетут его душу.

“Возможно, Рентин был прав. Вестники даруют благословение, но не все… А только из мастерской Цепей?” — подумал Сэмюэль и перевел взгляд на третий лик.

От края до края простиралось алое море. Ни то вино, ни то кровь. По центру на малом островке блестел в свете лун золотой кубок. С него водопадами стекала багровизна, реками бежала по земле и впадала в водоем. А на ночном небе сияли две луны: справа полный диск и слева исхудалый полумесяц.

— Думаю, — неуверенно начал парень. — Обжорство и голод? Что-то вроде наполнения?

— Вы были близки, — удовлетворенно кивнул Герман. — Тут сложнее. Поистине трудно облечь власть Чаши Упоения в одно слово. Я считаю, что Она повелевает всем, что можно посчитать или заполнить.

— Не совсем понимаю…

— В таком случае предлагаю опыт. Скажите, что будет, если рассечь на две половины душу и вино в бокале?

— Будет две половинки души. А с вином… Будет просто два… вина?

— Воистину. Но скажите, сохранят ли половинки свою природу? Смогут ли они существовать, как две отдельные души?

— Думаю, нет.

— Вот именно! — радостно воскликнул охотник за мистикой. — Душа — сложный механизм. Стоит оторвать от него половину, и он сломается. Но вино… С вином все иначе. Вы можете переливать его из бокала в бокал, уменьшать все время ровно на половину, и в конце все равно получить вино. Да, ничтожную каплю, но это будет капля вина. Поняли мою мысль?

Сэмюэль нахмурился, переваривая услышанное.

— Знания, воспоминания, годы жизни, деньги, — перечислил он. — Все, что можно посчитать или заполнить…

— Рад слышать, что мы поняли друг друга. Следующий заставил меня сломать голову в попытке понять, что Оно такое.

Парень бросил взгляд на четвертую картину.

Большую часть полотна занимало неустанно вращающееся деревянное колесо. На ободе по часовой стрелке белели глаза. От сияющего бодростью ока младенца на шести часах утра до гниющего глазного яблока мертвеца на четырех часах вечера.

“Старение”, — пришла в голову мысль.

Слева в небо уходили острые крыши построек, а справа деревенские халупы клонили к земле.

— Колесо Упадка — самый страшный бог, — полушепотом произнес Герман.

— Почему?

— Как вы думаете, что Оно олицетворяет?

— Рост и упадок? Ход событий?

— Верно.

— Но, — нахмурился Сэмюэль, — разве Семя Гнили не отвечает за то же самое?

— Поэтому я и сказал, что сломал голову в думах над природой Четвертого, — ухмыльнулся офицер. — Первый властвует над каждым событием по отдельности. А Колесо Упадка за целым ходом. Стоит Ему сделать оборот, и раздутые от богатства страны начинают беднеть, а юноши в расцвете сил познают старость. Если Семя Гнили ставит в истории точки, то Четвертый заполняет между ними пробелы. К таким выводам я пришел.

— Кажется, я вас понял. Кажется…

— Что думаете о Пятом?

Парень уже знал ответ из Странствий в ночи и дневника Рентина, но все равно посмотрел на картину.

Сэмюэль увидел горы. Величественные каменные склоны в снежных шапках. Гора в центре сильно выделялась. Она больше напоминала доску объявлений, нежели гору. Но на ней не было листков. Сверху спускались высеченные пытливым мастером строки на неизвестном языке.

“Сказ Бури, — прикусил губу. — Вестники его мастерской убили Рентина. Извратили сначала тело, а затем и разум”.

Силуэты гор слева выглядели, словно человеческие постройки. Пирамиды и колонны. Слишком ровные и искусственные, чтобы быть сотворенными природой. А справа творился хаос. Сэмюэль не нашел слов для описания этого ужаса. Летающие камни, растущие с неба горы и закрученные в трубочку куски земли.

— Разум и безумие, — начал Герман. — Порядок и хаос.

— Упорядоченность, — заключил парень.

— Возможно. Я до сих пор не нашел ответа насчет власти Пятого. Он слишком загадочен и неуловим для моего ума…

— Боюсь, у меня тоже нет мыслей, — пожал плечами Сэмюэль.

— Почему-то мне хочется назвать Его главным из Пятерни, но все язык не поворачивается.

— Они все равны. Без одного не было бы и остальных, — ответил Сэмюэль. — Без Семени Гнили не существовало бы ни начала, ни конца. Без Короны Цепей у мира не было бы границ, а люди не могли создавать союзы. Без Чаши Упоения мы не могли бы накапливать воспоминания и знания. Без Колеса Упадка мы бы застыли в одном миге. А без Сказа Бури…

“Рентин не погиб бы такой ужасной смертью”.

— … В мире не было бы порядка. Мир без сложных мыслей, механизмов и всего живого, — закончил за Сэмюэля Герман. — Поистине. Я многое вынес из этого разговора. А потому, примите мою благодарность, мистер Берислави.

Охотник за мистикой развернулся к толпе уходящих.

— Пусть боги помогут вам найти покой, мистер Берислави.

— Да… вам тоже, — кивнул на прощание парень.

— Спасибо, но свой покой я уже нашел, — сказал Герман и зашагал, постукивая кончиком зонта, к выходу.

Сэмюэль повернулся к ликам. Он чувствовал себя ребенком, собирающим сложный пазл. Каждый кусочек был тщательно спрятан. И ему предстояло отыскать их всех, чтобы сложить полную картину.

“Кажется, Дерек говорил, что взял свой ритуал из книги…”

▪ ▪ ▪

Шагая вдоль Никелова и озираясь, жители наслаждались видами богатых домов. Чем дальше они забредали, тем напыщеннее выглядели пузатые постройки; а в самом конце улицы зевак ждало поместье графа Кострова. Высокий сияющий белизной дом. Столь красивый снаружи, сколь пустой внутри.

Но была у улицы “богатеев” и другая сторона. В паре часов хождения по дороге, прочь от поместья графа, покоились трущобы, которые в народе называли Свалкой неудач. Обветшалые домишки из листов металла и досок вместо прямоугольных ульев, проселочная дорога вместо каменных плит. Здесь прибежище находили никому не нужные одиночки: уволенные работники и доживающие последние дни больные.

С темного неба по шапкам зонтов барабанили капли дождя. При каждом шаге земля под ногами чавкала и хлюпала, а сапоги опасно проседали вглубь. Сэмюэль хромал осторожно, простукивал каждую лужу тростью, чтобы не оступиться. Дерек уверенно шагал впереди.

Смотря по сторонам парень замечал дрожащих от пробирающего холода бедолаг под металлическими крышами укрытий. У кого-то под глазами и ртом виднелись черные подтеки, у кого-то во тьме светились оранжевым белки глаз, а у кого-то при движении осыпались серой трухой пальцы.

“Одним из них мог быть отец”, — передернуло Сэмюэля от осознания.

Порой вместо больных на глаза попадались останки эпидемий: плавающие в лужах желтые блестящие, будто кукольные, глаза; окаменелые конечности; размытые дождем сгустки черной слизи и скрученные костяные статуи со свисающими ошметками кожи.

“Словно Рентин, — подумал парень, когда заметил одну из статуй. — “Он уродовал себя точно так же… Может, эти болезни — отдача от тауматургии? Окаменение и буйный рост костей уж больно похожи на заголовки газет.

— Почти пришли, — окликнул Дерек. — Выбрал же ты день, Сэмми…

— Кто знал, — неловко хохотнул он.

Мужчина свернул в один из недостроенных ульев. Здание напоминало каменную клетку. Часть стен отсутствовала. На серых балках пульсировала и зеленела от влаги плесень, тени в углах обрисовывали силуэты застывших в муках людей. Присмотревшись, Сэмюэль понял, что это и были люди, окаменевшие и вросшие в скелет улья.

— Нам на второй этаж.

При каждом шаге лестницу опасно водило из стороны в сторону. Возникало ощущение, что еще чуть-чуть и размякшее за долгие годы сооружение провалится под весом недалеких посетителей.

На втором этаже под каменной крышей нашла пристанище семья темно-фиолетовых рогокошек. Они ютились в одном из углов вокруг пустой миски. Мать и семеро детенышей.

“Впервые вижу животных в Пэйлтауне…” — подумал парень.

Когда глава семейства заметила Сэмюэля, резко подскочила вперед, вжала передние лапы в пол, изогнула спину и яростно зашипела, широко раскрывая полный острых зубов рот.

— Тише, тише, — протянул Дерек, выступая вперед. — Это мой друг.

— … Подкармливаете их?

— Ага, — подошел к миске мужчина и достал бумажный пакет. Один из детенышей поддел блюдце рогами, а мама-рогокошка побрела обратно задом, не сводя с Сэмюэля две пары черных глаз. — А они взамен сторожат это место от непрошенных гостей.

— Рогокошки же и мухи не обидят.

— Только одомашненные, — вытащил из пакета бутылку молока и пару хлебцев Дерек. — Но не одичалые. Один раз я встретил Дими всю в крови. А на ее рогах висели куски кожи и лоскуты.

— Вы дали ей имя? — удивился Сэмюэль.

— Конечно. Животные умнее, чем кажутся. Глянь туда, — указал пальцем в противоположный угол.

Парень проследовал взглядом. Из теней выглядывали когтистые лапы другой рогокошки. Присмотревшись, Сэмюэль увидел еще одну. И еще.

— Кладбище, — высказал он первую мысль.

— Дими оттащила тела сестер и отца детенышей в отдельный угол. Подальше от детей.

— Но откуда их столько? В Пэйлтауне не принято заводить питомцев.

— Приезжие, — сквозь зубы процедил Дерек. — Детишки из соседних бароний берут с собой “любимцев”, чтобы не было скучно. И, когда понимают, что их ждет…

— Выкидывают?! Вот так просто?

— Кто-то оставляет. А кто-то… Кто-то не желает жить с разносчиком болезни и отпускает животину. Думает, что она умрет где-нибудь.

— Но они выживают.

— Не все. Семье Дими повезло больше остальных. Они нашли дом, а я нашел их.

— Удивительно…

— Благодаря Дими, я храню здесь то, что не могу оставить у себя, — вылил в миску молоко и оставил хлебцы рядом Дерек. Он зашагал к ближайшей квартире.

Шаткая дверь со скрипом распахнулась, являя укутанное в покрывала мрака пространство. Ни ламп, ни свечей не было. Единственным источником света были раскаты молний за пустующими деревянными рамами.

Мужчина повел Сэмюэля в ванную; в комнату, которая в обычной квартире была бы ванной. Вместо раковины и зеркала, парня встретила дыра в стене. На месте самой ванной виднелось гнилое корыто.

— Раньше здесь кто-то жил?

— Конечно, — кивнул Дерек. — До Дими это место обживала троица бродяг. Думаю, ты понимаешь, что случилось после?

— Их растерзали?

— Нет. В один день они вышли и больше не зашли. От них я и узнал о Дими.

Дерек вытащил из-за корыта мешок и развязал узел.

— Гляди, — сказал он, протягивая Сэмюэлю книгу.

От кожаной обложки пахло мятой. Том выглядел намного лучше, чем дневник Рентина. Будто книга лежала здесь не несколько поколений, а пару месяцев.

Парень сразу открыл ее.

“Ритуал призыва гостя…” — гласила первая попавшаяся на глаза надпись. А ниже черные закругленные буквы выводили само действо.

Сэмюэль перелистнул дальше, но записи оборвались после ритуала.

— Мистер Нейви?

— Да?

— Ваш предок… кем он был? — спросил парень. Его сильно смущало, что книги с описанием разных ритуалов находились у обычного жителя Кенского королевства.

— Насколько я знаю, — промычал под нос мужчина, — он был кем-то из церкви. Но кем не знаю. А что?

— Ничего, — захлопнул книгу Сэмюэль и вернул Дереку. — Это все, что было переведено?

— Ну да.

“Это не поможет, — устало сжал переносицу он и закрыл глаза. — Мне нужно изгнать фею, а не призвать”.

— Мистер Нейви, я хочу оставить здесь одну… книгу, — сказал парень, доставая из портфеля дневник Рентина.

"Лучше он будет здесь, чем дома. Так его не найдут охотники за мистикой".

— Да, конечно, — взял том Дерек и открыл.

— Стойте! — вскрикнул парень. — … Не читайте. Я не хочу, чтобы вы читали это.

— Ладно, — пожал плечами мужчина и кинул дневник к остальным книгам. Он встал. Повернулся к Сэмюэлю.

— Раз уж зашла речь… о тауматургии. Я хочу кое-что попробовать. Во сне…

▪ ▪ ▪

— … Призвать в кокон безликого?

Они сидели друг напротив друга на кухне в “квартире Дерека”. Сквозь окно пробивались лучи ослепительной белизны. Мужчина держал в ладонях стакан с оранжевой жидкостью и не отрывал от колышущейся поверхности напитка взгляд.

— Удивительно, — произнес он, поднося ко рту стакан. Сделал глоток. — … Сколько ни пью, все не пьянею.

— Мистер Нейви, не уходите от разговора!

— Хорошо, — сделал еще один глоток Дерек. — Считаю это отличной задумкой. Глядишь, безликий поможет тебе с феей.

— Как? — расставил левую руку в сторону Сэмюэль. — Они — пустышки. В книге написано, что безликие годятся только для двойников. Воины из них никакие!

— Не попробуешь — не узнаешь, — поднялся мужчина и направился к выходу из квартиры.

“Конечно, — с сарказмом мысленно произнес парень. — Осколки людей, которые только и делают, что ищут новые роли — отличные бойцы!”

Он развернулся на стуле к Дереку. Мужчина сжал ладонь на ручке двери и глубоко вздохнул.

— Адам Нейви! — у Сэмюэля округлились глаза, стоило услышать имя. — Адам Нейви! Адам Нейви!

Дерек со всей силы потянул хлипкую дверь на себя и встал столбом. Парень поднялся. Лениво захромал в коридор, чтобы посмотреть из-за плеча мужчины. Ему предстала пустая лестничная клетка.

— … Никого, — потерянно протянул Дерек. — Попробую еще.

Он хлопнул дверью и трижды прокричал имя сына. На этот раз еще яростнее.

— Давай же! — почти сорвал с петель дверь. И снова пустая лестничная клетка. — Чулять! Козука блохастая!.. Ой… Прости, Сэмми. Я-я… просто сам видишь, он не отвечает!

— Ничего, — устало сжал переносицу Сэмюэль. — Мистер Нейви… Мне кажется, это плохая задумка.

— Думаешь, дверь не подойдет? Согласен. Она какая-то хлипкая и…

— Нет. Я о другом. Звать в кокон безликого в образе вашего сына. Ну… Это неправильно…

— Сэмми, — с холодом в голосе произнес Дерек. Парень отшатнулся от неожиданности. — Как же ты не понимаешь? Неужели Дэнни не приходит к тебе во сне?

— Мои сны… — начал он, но сразу замолчал.

“Мои сны — кошмары, в которых меня преследует чудовище”, — хотел сказать Сэмюэль.

С той злополучной ночи каждый сон проходил по одному и тому же сценарию. Парень осознавал себя, в кокон проникала фея, и Дерек вызволял Сэмюэля. Он испытывал осознанный сон лишь раз за ночь. Почему-то после пробуждения, парень не видел снов. Будто канат, что вытягивал его из грез, наматывался вокруг тела и души. Крепко стягивал их вместе.

— Ни разу, — ответил парень. Сэмюэль ни разу не видел отца во снах. Почему-то безликие остерегались играть его роль. Или Дэниэля никогда не было в “сценарии” сна.

Дерек отступил на шаг и закрыл лицо руками.

— Каждый раз, Сэмми. Я вижу его в каждом сне. Адам играет, смеется, разукрашивает стены. Но, когда я понимаю, что сплю, он убегает. Убегает от меня, словно от какого-то чудовища… Я… Это невыносимо. Это разбивает мне сердце…

Парень прикусил губу.

“Что сказать? — подумал он. — Как помочь? Как?”

Сэмюэль открыл рот, желая сказать хоть что-то. Но слова оступились на полпути, свалились друг на друга в горле, и вместо вразумительного ответа изо рта вырвался приглушенный стон безнадежности. Парень прикусил губу еще сильнее.

— … Фея сказала, — с трудом начал он. — … Сначала вы создаете… якорь. На второй… раз — связь… А на третий меняете кокон.

— Чего-то не хватает?

— Наверное, — неуверенно кивнул Сэмюэль.

Безликие были осколками душ, которые искали “новых себя”. Якорь, что создавал Дерек, не нес в себе никакой роли. Никакого образа для безликого. Так думал парень.

Имя не было важно. Он смог создать выход в Закулисье, заменив слово во время третьего зова на “мороженое”. Имели значение намерение и действие.

“Тогда как мистер Нейви связал свой кокон с моим?” — обнаружил явное противоречие.

При связи двух людей имя играло большую роль, но не при создании выхода из кокона. В обоих случаях они делали одно и то же. Звали “кого-то” или “что-то” три раза.

“Повеление, якорение, преображение и связывание, — повторил парень слова, которые прочитал в Странствиях в ночи. Он чувствовал себя двоечником, прогулявшим половину года и пришедшим посреди урока. Возможно, кто-то умнее давно бы нашел ответы. Но не Сэмюэль. Парень нуждался в основе, от которой можно оттолкнуться. Ему нужен был учитель. — Вроде, Фрэнк писал, что чудеса делятся на эти четыре вида… Да и фея повторила три из них, когда объясняла, что я делаю… Значит, каждое действие в грезах можно отнести к одному из них”.

Противоречие это не решало, но Сэмюэль почувствовал хоть какую-то почву под ногами. Он лениво потер левый висок и тяжело вздохнул. Размышление, словно долгий марафон, истощили его.

“Погодите! — пришло озарение. — Точно! Мы делали разные вещи, но выглядели они одинаково!”

В первом случае парень создавал проход из кокона, а во втором — Дерек “приглашал” Сэмюэля в сон.

“Какой же я идиот! — закрыл он лицо рукой за очевидный вывод. — Имя и название места не были важны нигде… Важно было только намерение!”

— Мистер Нейви, — обратился парень к стоящему напротив мужчине.

— Да?

— Что вы желаете, когда зовете… Адама?

— Конечно же, пригласить его сюда. А что?

— Попробуйте не “пригласить его”, а… — задумался Сэмюэль, — … “приманить на образ сына”? Ну, как охотник. И позвать четыре раза.

“При первом он создаст якорь, при втором — свяжет его с ролью Адама, на третий — установит связь, и на четвертый — преобразит кокон, создаст проход”.

— Давай попробуем, — улыбнулся Дерек и повернулся к двери. Глубоко вздохнул. — Адам Нейви. Адам Нейви. Адам Нейви. Адам Нейви!

Он медленно потянул дверь на себя, но когда она отворилась наполовину, со всей силы толкнул. Сэмюэль приподнял бровь.

На лестничной клетке стоял мальчик лет восьми в серой майке и льняных шортах. Руки с ладоней до плеч были измазаны цветными кляксами, а вместо лица на Дерека смотрел пустой холст бледной плоти.

— Привет, пап! — врезался в Дерека мальчик. И крепко обнял.

— … П-привет, — замер от неожиданности мужчина, но через пару секунд ответил на объятия. — Адам…

Сэмюэль впервые осознанно видел безликого вблизи. Сердце пропустило удар, стоило заметить неприятные подробности. Вдоль локтей к плечам тянулись швы телесного цвета. Они были на запястьях, между шеей и головой, вокруг щиколоток. Возникало ощущение, что нечто надело личину Адама, как костюм.

“Если подумать, то это когда-то было грезящим, — пришла в голову мысль. — Останки взрослого мужчины или женщины ведут себя как восьмилетний мальчик…”

Безликий мягко оттолкнул Дерека в сторону и побежал по коридору.

— Армия ждет генерала! — прокричал мальчик, хлопая дверью своей комнаты. По коридору загуляла мелодия.

Мужчина минуту с замиранием сердца смотрел в сторону комнаты. Он не двигался, будто боясь, что безликий услышит скрип половиц и снова сбежит.

— Что это за песня? — спросил Сэмюэль.

— … Наша любимая пластинка, — после короткой заминки ответил Дерек. — Моя и Крисси. Адаму она тоже нравилась. Он слушал ее днями без остановки.

О, мир. Ничего… Ничего не желаю я… — услышал парень знакомый голос.

И кокон расплылся разноцветными кляксами.

На следующий вечер в Руническом цеху чередовались удары пресса и протяжное шипение. Сэмюэль стоял за станком, как единственный музыкант на сцене. Опустить, подождать, поднять. Повторял он заученные долгими годами движения снова и снова, штампуя одну заготовку за другой. По спине вниз стекали холодные капли пота; рубашка медузой прилипала к коже; а изо рта вырывались тяжелые вздохи, которые случайный зритель мог отнести к болезненным стонам.

Но на парня никто не смотрел. Ближе к вечеру павильон пустел; работники уходили после выполненного плана; и только трудолюбивые оставались, чтобы наштамповать чуть больше. Но сейчас не было даже их.

Дерек ушел самым последним. Мужчина желал дождаться Сэмюэля, но второй сказал, что у него дела после работы. Парень хотел зайти в библиотеку по пути домой. Книги Дерека были бесполезны из-за отсутствия перевода, Странствия в ночи дали основу для путешествия по грезам и сейчас лежали вместе с дневником в тайнике. Кроме библиотеки у Сэмюэля больше не осталось источников знаний для борьбы с феей.

“О боги, хоть бы там было что-то полезное…” — подумал он, вытирая со лба капли пота.

— Мистер Берислави! — вскрик из конца цеха прервал одинокую “игру” парня. Сэмюэль повернулся в сторону звука. Рядом с открытой дверью переговорки, словно рассерженный родитель, стоял Андреа “Свинков”. — В комнату для совещаний!

Сэмюэль выключил станок и, нервно стуча по полу тростью, захромал, как было велено.

В маленькой комнатке глава цеха сидел со скрещенными на груди руками на одном из двух пригодных диванов, пуговицы из последних сил удерживали два конца рубашки под напором внушительного округлого пуза. Казалось, одно резкое движение и они пулей пробьют насквозь голову парня. Сэмюэль занял диван напротив.

— Снимите платок, — скомандовал Андреа, указывая на шею парня.

— Что?

— Снимите. Платок, — медленно повторил он, будто обращался к нашкодившему ребенку. — Сейчас.

— … Я не совсем понимаю. Зачем? — поежился Сэмюэль. Раны на шее почти зажили. Он надеялся походить еще пару дней с платком и…

— Мистер Берислави, вам и не нужно понимать. Снимите платок и покажите мне шею. Сейчас.

Парень медленно потянулся левой рукой за шею. Пальцами ловко развязал узел, как если бы всю жизнь прожил с одной рукой. Кусок ткани, планируя из стороны в сторону, опустился на колени; и взгляду Андреа открылись раны.

Разодранная в истерике кожа давно покрылась шершавой бордовой пленкой. Темно-алые рытвины виднелись с правой стороны. Любой посмотревший подумал бы, что на Сэмюэля напало дикое животное.

— Зачем вы сделали это с собой? — спросил глава цеха.

Парень приподнял бровь. Андреа ни на секунду не усомнился в том, что Сэмюэль сам себя истязал. Он произнес вопрос с твердой уверенностью опытного охотника, который повидал за жизнь сотни нападений животных и мог “на глазок” сказать, кто оставил раны.

— Я? — воскликнул парень. — Почему вы думаете, что это я?

— Кончайте цирк, мистер Берислави! Ответьте на вопрос.

— Это сделал не я! Кто в здравом уме сделает подобное?

— Действительно, — сжал переносицу Андреа и закрыл глаза. — Тут я с вами согласен. В здравом уме такое не сделать.

— Значит…

— Как ваша правая рука? — ткнул пальцем-сарделькой в сторону парня глава. — А нога? Вы ни на секунду не отпускаете свою верную “спутницу”.

Сэмюэль украдкой бросил взгляд на стоящую сбоку дивана трость.

— … Я поправлюсь, — опустил глаза в пол он и сжал правую руку.

— Это я уже слышал. Ваша болезнь не выглядит как осенняя простуда.

— Я не болен чумой, — скрипя зубами, прошипел парень. Его достало повторять это. Почему-то каждый, кто видел его, считал, что Сэмюэль подхватил что-то. Луи, Дерек, другие рабочие, а теперь и Андреа.

— Прекрасно понимаю вас. Но вы больны, мистер Берислави. И боюсь у меня не осталось выбора, — пожал плечами глава. — Мне жаль говорить это…

— Нет! — неожиданно подорвался с места Сэмюэль и врезался ногами в столик между диванами. Деревянные ножки приглушенно завопили от движения по половицам. Андреа дрогнул, как перепуганный зверек, и округлил глаза. Глава цеха сильнее вжался в спинку. — Нет… Прошу! Я-я поправлюсь! Обязательно поправлюсь!

— … Может быть, — ответил Андреа. — А может, и нет. Откуда мне знать… Сейчас вы — балласт. Вы худо-бедно выполняете план, но уходите последним. А из-за вас я сам ухожу позже обычного.

Сэмюэль рухнул обратно на диван.

— Так вот в чем дело. Тогда я могу закрывать цех. Вам не нужно меня ждать и…

— Не выйдет, мистер Берислави, — с облегчением выдохнул глава. — Закрывать цех — моя обязанность, и я не могу передать ее кому-то другому.

— Не понимаю. Я открываю цех и включаю станки. Так почему я не могу закрыть его за вас?

— В ваших словах есть смысл, но правила есть правила. Поэтому вынужден сообщить, что увольняю вас. Даю…

— Погодите! — воскликнул Сэмюэль. — Вы… вы не можете уволить меня! Я-я — самый полезный работник!

Андреа громко фыркнул, будто услышал смешную шутку.

— Вы?

— Да я! Вы назвали меня самым образцовым! — припомнил он слова офицеров на допросе.

— Не помню, чтобы говорил такое, — ухмыльнулся глава.

— Я прихожу раньше всех! — не выдержал Сэмюэль. Слова полились из него, как из открытого на всю мощь крана. — Я включаю станки, чтобы остальные могли работать! Я выполняю план! А вы! Вы должны благодарить меня за то, что я выполняю ваши обязанности! Убери меня и что станет? А?.. Я… Да, я…

Тираду прервал кашель. Парень закряхтел, как умирающий старик. Андреа с отвращением встал с дивана и зашагал к двери.

— Вы — не незаменимы, — начал он. — Завод может работать и без вас. Он прекрасно работал до вас и будет работать после. Если вы не заметили, я прихожу всегда ровно за полчаса до начала смены. Сколько прогреваются станки, мистер Берислави?

Сэмюэль не нашел что ответить. Парень встал с дивана. Повернулся лицом к главе цеха.

— У вас есть одна неде…

Сэмюэль рухнул на колени перед Андреа “Свинковым”. В ногах кольнула боль, и что-то хрустнуло. Правая рука плюхнулась безвольным грузом на пол.

— Прошу! — прокричал парень. Тело водило из стороны в сторону, как пьяного бродягу после вечера в баре. Он с трудом держал равновесие на одной руке. — Не увольняйте меня! Я не выживу!

Перед глазами пролетали воспоминания о Свалке неудач. Люди, обреченные доживать последние мгновения на улице. Никому не нужные одиночки.

— … Мистер Берислави, встаньте

— Нет! Не встану, пока не скажете, что не увольняете! — резко ответил он. — Я ничего не умею… Завод — вся моя жизнь! Прошу, не убивайте меня!

Сэмюэль услышал усталый вздох сверху.

— Я не собираюсь убивать вас, мистер Берислави, — произнес Андреа. — У меня, как главы цеха, есть обязанности, которые я обязан исполнять. Если работник тяжело заболел, его увольняют. Это обычный ход вещей. Будь вы на моем месте, сделали точно так же.

— Конечно же, оставил бы! — без сомнения ответил парень. — Я бы ни за что не выбросил больного работника на улицу.

— … В этом и разница между мной и вами, мистер Берислави. Между обычным рабочим и главой цеха. Я думаю обо всем цехе, вы — о людях. Школа поставляет новых каждый год. Каждый год в графство приезжают детишки из соседних бароний. Не думаю, что в ближайшем будущем что-то изменится.

— Вы думаете только о себе! — выкрикнул Сэмюэль и поднял взгляд на Андреа. — Без людей не будет и цеха! Вы волнуетесь только за свою… жирную задницу! Вам страшно, что вас сместят из-за… из-за… Из-за недоработки!

В переговорке воцарилась тишина, будто после выстрела из ружья. Казалось, вместе с парнем и главой замер весь мир за стенами комнаты.

“Что я ляпнул?” — запоздало понял он.

— Думаю, мы стоим друг друга, — вдруг хохотнул Андреа. — У вас одна неделя, мистер Берислави.

На этих словах глава цеха хлопнул дверь, оставляя парня совершенно одного.

▪ ▪ ▪

— Твое время начинается сейчас, — произнесла миссис Крагова, захлопывая тяжелый металлический люк.

Тайная библиотека в подвале астрологической лавки разрушила все ожидания Сэмюэля. Он представлял длинные коридоры с уходящими ввысь полками, до отвалу заваленными книгами; удобные скамейки, на которые можно сесть и отдаться чтению; или хотя бы путеводитель с описанием всех имеющихся книг. Но действительность была скромнее. Намного скромнее.

Парень стоял, опираясь на трость, в маленькой комнатке. По ощущениям она была чуть больше кухни в улье. Одновременно здесь могли ютится четыре-пять человек. Подвальная библиотека напоминала погреб какой-нибудь старушки из отдаленной баронии, только вместо закруток на зиму полки ломились от стоящих вплотную томов.

“Я жалок”.

Взгляд бегал по названиям на корешках. Искал книги, которые упоминались в Странствиях в ночи. Из-за скудного количества томов осмотр занял двадцать минут. Парень не нашел ни одной.

“На что мне жить?”

Следом он проверял имена знакомых авторов. В основном Сэмюэль искал фамилию “Рузов”. Их род посвятил поколения изучению тварей из грез, поэтому парень думал, что они должны знать, как бороться с феями.

Взгляд приковало имя “Ян Рузов” на одной из обернутых в кожу книг. Сэмюэль, не задумываясь, вытащил ее из крепких объятий соседних томов.

“Потерянные. Сборник историй о встречах с вестниками”, — гласили пузатые чернильные буквы на обложке.

Открыл на первой странице. Содержимое оправдывало название. Ян Рузов объездил всю страну, обошел архивы в каждом графстве и маркизате в поисках задокументированных случаев встреч людей с вестниками. Одной из подобных историй был рассказ про мальчика, который упоминался в Странствиях в ночи.

“Я прям как отец”.

Некоторые случаи вскрылись спустя десятки лет. В основном в большинстве принимали участие вестники из мастерских Гнили, Упадка и Насыщения. О представителях Цепей была всего одна история, а о Бури — три. Ян Рузов объяснил редкость упоминания последней невозможностью понять большинство записей. Буквы плясали, словно веселящиеся на свадьбе крестьяне. Иногда письмена принимали нечитаемую форму: предложения обрывались на середине, слова заменялись на чернильные кляксы. Временами автор находил папки с пустыми листами, будто к ним никогда не прикасалась рука человека.

От чтения историй про встречи с вестниками Гнили у Сэмюэля пробежал холодок по спине. Первый бог властвовал над событиями. Точками на временной шкале. А потому влияние вестников не всегда можно было обнаружить сразу. Одна женщина после встречи с чудовищем в древнем храме спустя десять лет родила ребенка, который впоследствии вырезал всю семью. Болеющий страшным недугом мужчина, который шел на поправку, после вызова вестника во сне так никогда и не выздоровел. Начало и конец. Одни создавали в будущем события, другие пожирали окончания.

“Но больший ужас вызывают те, кто играют с прошлым, — писал Ян Рузов. — Одна мысль о существовании подобных тварей вселяет в меня безнадежность”.

Сэмюэль перелистнул на главу с вестниками из мастерской Упадка.

Первая история повествовала о девочке, нашедшей в лесу чудовище. На следующий день она ничего не помнила, а затем снова побежала в тот лес. И на следующий день тоже. Она продолжала бегать туда каждый день. Снова и снова. Ее память сбрасывалась каждое утро. Спустя годы обнаружили другую странность — девочка не старела. Она застряла в одном дне, не способная понять, что происходит. Мир продолжал движение. Через десяток лет барония вымерла; там, где девочка нашла вестника, построили храм; а саму жертву сожгли охотники за мистикой, но она возродилась на следующее утро. Дитя живо на день написания книги.

“Попросить мистера Нейви приютить меня? — подумал Сэмюэль. — Нет! Нельзя… Не хочу быть ношей, как отец”.

Мысли листьями опадали на озеро разума, постепенно покрывали всю его поверхность, захватывали внимание. Парень обнаружил, что уже пятнадцать минут смотрит на одно предложение. Помотал головой.

“Бесполезно. Я думаю только об одном… Так не пойдет. У меня ничего не выйдет, — опустил книгу и сжал переносицу. — Слишком много проблем. Нужно что-то решать. Но что? Какие у меня есть варианты?”

Люк в потолке открылся со скрипом.

— Время вышло, Джейми Нургов! — раздался сверху крик миссис Краговой.

И Сэмюэль вылез из подвала.

▪ ▪ ▪

Внутренности храма Пятерни захватывали дух. Поддерживающие высокий потолок молочные колонны, бьющие через мозаики на стенах лучи солнца, и уходящие к выходу ряды деревянных скамеек.

Сэмюэль сидел на ступенях на подходе к алтарю, в животе водоворотом крутила боль, а левая рука крепко сжимала шершавую рукоять Подделки. Он не мог больше откладывать решение проблемы с феей. Несчастья в жизни продолжали появляться, как больные во время очередной чумы. Парень чувствовал, что увольнение только начало. Всего лишь отпущенный на вершине снежного склона комок, что спустя время вырастет в огромную глыбу.

— Младой театрал решил не убегать, — раздался ехидный голос со стороны выхода. Из белизны вышла знакомая фигура мужчины в бело-красной хламиде. — Неужто устал?

— Можно и так сказать, — усмехнулся парень.

За спиной что-то загрохотало. Колонны слегка закачались из стороны в сторону, как колосья на ветру. Сэмюэль посмотрел через плечо. Из тьмы за пятью картинами пробивались лучи белизны, а уши щекотала знакомая мелодия.

“Мне жаль, мистер Нейви, — подумал он и стволом Подделки прочертил границу на полу между собой и ликами богом. Свет за изображениями угас свечой, задутой сильным порывом ветра, и музыка замолчала. — Похоже, я уловил суть”.

Фея медленно зашагала к парню, отвела руку за спину и вытянула, словно клинок из ножен, помятую окровавленную ножку стула.

— И что ты привязался к этой штуке? — спросил Сэмюэль. Сердце застучало в ушах.

— Она принесла тебе боль, теперь ты ее боишься. Страх вперемешку с болью отличная настойка для умственной усталости.

— Да уж… Я действительно устал… Чулять! Как же я устал, — протер глаза холодным стволом Подделки.

— И к какому решению пришел? Принимаешь мое предложение?

— Нет. Но я хочу предложить другое.

Мужчина приподнял бровь. Сэмюэль сделал глубокий вдох и продолжил:

— Ты хочешь на Сцену, так?

— Очевидно.

— Я нашел ритуал призыва и…

— Ни за что! — в гневе ударил по ближайшей скамейке Немо. Сидушка разлетелась в щепки, будто от взрыва бомбы. — Ты издеваешься? Думаешь, я настолько туп? Нужно быть глупцом, чтобы считать, что поведусь на это снова!

— Снова?

— Ты хочешь привязать меня к какому-нибудь предмету или запихнуть в тело животного! А затем нанести на сосуд руны и ограничить меня! Заставить подчиняться тебе. Как бы не так!

Парень моргнул. Он думал о мертвых рогокошках, когда предлагал призвать фею. Но Сэмюэль не знал, делал ли ритуал, то что описал Немо.

— Вести переговоры ты явно не умеешь, — заключила фея. — Давай-ка я покажу, как это делается. Помнишь мое предложение?

— Как же его забыть.

— Так вот, я готов пойти на уступки. Возрадуйся! Я не отрежу тебя от тела полностью. Скажем… У тебя будет один час в день. Под моим присмотром, разумеется.

— А все остальное время ты будешь у руля, — закончил за мужчиной Сэмюэль.

— Весьма выгодное предложение. Что скажешь?

Он закрыл глаза и откинул голову назад. Глубоко вздохнул.

“Пожалуйста, хоть бы я оказался прав… Я потерял руку, часть ноги, а теперь и работу. Если в этом мире есть хоть капля справедливости, значит, я пришел к правильным выводам”.

Сэмюэль распахнул веки и посмотрел прямо на фею.

— Отказываюсь, — твердо произнес парень. Левая рука направила и вжала острый ствол Подделки в висок. — Знаешь, я много размышлял о… Короне Цепей.

По храму прокатились неразборчивые шептания. Фея отшатнулась, как от ударной волны.

— Глупец! — прокричал он. — Не произноси это имя впредь!

— Корону Цепей? — на этот раз шептания были громче, словно десятки молящихся склонились прямо над ушами. Вдалеке приглушенно залязгали цепи. — Я знаю, что меня ждет. Одиночество. Я прав? В мои грезы больше никто не придет.

— Ты… Ты дурачишь меня! Хочешь напугать!

— Знаешь, в последнее время я только теряю и теряю. Правая рука, часть ноги, работа, здоровье… Можно сказать, я хорош в этом. Поэтому я решил потерять что-то еще и навсегда избавится от тебя, — посмотрел прямо в глаза феи Сэмюэль. — Одиночество в грезах я как-то перенесу.

— Позовешь вестника, и ты обречен! — встал вполоборота к выходу Немо. — Одиночество они даруют? Глупость! Зов вестника подобен зажиганию факела в непроглядной бездне!

— Столь малая плата, — пробурчал себе под нос Сэмюэль.

“Прошу мир… Подыграй мне хоть сейчас”.

И произнес имя в третий раз.

Вечером воскресенья по черепице барабанили капли дождя, и улицу сотрясал гром. В разуме стоящего на чердаке Андреа, ливень становился марширующими невпопад солдатами, а частые удары грома — выстрелами раздраженного командира.

Он помотал головой. У богатого воображения были свои недостатки. Порой сознание взмывало в воздух свободной птицей, пролетало сквозь плотные облака, чтобы затем нырнуть в летающие мокрые комки… И вот опять.

Андреа сжал переносицу пальцами и вновь позволил воображению перенести его. Но этот раз был другим. Более осознанным. Мужчина представил свой дом.

Посреди пустой белизны возвышалось двухэтажное здание. Молочные стены, острая крыша из темно-коричневой черепицы и окна с застывшей внутри тьмой. Он шагнул вперед. Из воздуха на землю падали каменные кирпичи, выстраивали дорожку прямо к входным дверям.

Андреа фыркнул, когда на глаза попалось позолоченное кольцо в пасти пятиглазого льва. Средние дворяне видели в животном лишь наглость и открытую похоть. Упускали главную задумку — саму сущность зверя.

“Кучка высокомерных олухов”, — подумал мужчина, толкая рукой дверь.

Пятиглазый лев воплощал в себе борьбу за выживание. Проживающий на западе Острокийской империи в Алой саване, он считался самым слабым из всех местных видов. У животного не было ни выдающейся силы, ни молниеносных рефлексов. Оно выживало за счет хитрости и внимательности. Пятиглазые львы использовали окружение: находили удаленные и скрытые от взора места, разбивали там гнезда и даже сооружали простые ловушки.

“Тем, кто родился с серебряной ложкой во рту, никогда не понять тяжести борьбы за счастье…” — устало вздохнул Андреа.

Он опустил взгляд вниз. Под ногами стелился каштановый ковер, ворсинки собирались в рисунок трех звеньев цепи. Одно золотое и два металлических.

“Одна треть Власти”.

Мужчина повернулся к вешалке. На шесте из темного дерева стремительно вертелись пять шестеренок размером с ладонь. Одна дрожала при каждом повороте.

“Четыре пятых Развития”.

Андреа прошел на кухню. Сине-красные языки пламени на плите снизу щекотали наполненную до краев кастрюлю воды.

“Голод… Полностью”.

Взгляд мазнул по стеклянной пирамиде на столике со специями. Одну из четырех граней покрывали полупрозрачные водяные разводы.

“Три четверти Порядка”.

Напоследок он взял металлическую баночку с наклеенной бумажкой: “Рождение”. Внутри лежали пять черных круглых семян. Только одно целое.

“Одна пятая Рождения”.

Андреа открыл глаза. Взволнованно помял в руке прямоугольный кусок красной ткани, который взял у Жанны, пока она не видела. Свернул его в комок, расправил, снова свернул, снова расправил. Глубоко вдохнул и монотонно проговорил:

Ее звали Элли.

Девочка родилась в выливающимся за края озере после обильных ливней.

Элли росла мягкой и податливой. В один день девочка решила измениться. Когда она повзрослела, последовала зову приключений и покинула родные края.

Первый день странствий выдался тяжелым. Элли потеряла мешок с золотом. Девочка плакала весь вечер, но на утро собралась и продолжила путь.

На второй день она встретила двух беглых крестьян. Двое мужчин поделились с Элли едой. Стоило девочке отвернуться, они рванули в леса. Когда она поняла, что произошло, было уже поздно. Крестьяне украли куртку Элли. Оплакивала она весь вечер свою утрату, но не сдалась и на утро продолжила путь. Девочка вспомнила слова отца: “Каждая утрата закаляет человека”.

На третий день Элли пробиралась сквозь густые заросли. Они хлестали и резали по оголенной коже. По щекам бежали слезы, но девочка шла вперед.

“Это всего лишь раны, — подумала она. — Со мной случалось и похуже”.

На четвертый день девочка вышла в сад принца. Вдруг прогремел гром, и на лес обрушилась буря. Ветер и ливень буйствовали. Элли забежала в замок, желая скрыться от непогоды, и там ее встретил принц. Он предложил остаться.

Элли не сразу поверила удаче. Три дня ее преследовали несчастья, и она ожидала, что и четвертый не будет отставать от братьев. Девочка ошиблась. Принц оказался приветливым и милым. Он быстро растопил успевшее покрыться ледяной корочкой сердце Элли.

Они поженились, и у Элли родились пять сыновей. Девочка была счастлива, но вскоре четверо умерли от страшной болезни.

Элли опекала последнего, уделяла все свободное время. Он вырос в прекрасного мужчину, которым гордились родители. Но вскоре муж Элли сошел с ума. Она расстроилась, но не разбилась и продолжила жить.

Ее звали Элли. За это путешествие она стала выдающейся женщиной. Первый день научил ее внимательности. Второй — осторожности. Третий — непоколебимости. Четвертый вернул веру в людей. А смерть мужа… подкосила разум.

Через много лет она стала известна за силу духа. И прозвали ее именем — Твердая Элли.

Стоило последним словам сорваться с губ, по коже пробежали мурашки, а внутри что-то задвигалось. Словно сотни насекомых ползали под плотью меж костей и мышц. В разуме многочисленным хором заголосило благоговение. Андреа закрыл глаза от наслаждения и предвкушения. Он услышал приглушенный треск молний, но не за окном, а глубоко в груди, рядом с сердцем. Затем по незримым каналам заструилась мана, рекой побежала от груди к руке, сжимающей кусок ткани.

Когда она достигла цели, в разуме ярким фейерверком взорвалось удовлетворение. На миг Андреа почувствовал себя актером, закончившим выступление и кланяющимся перед ликующими зрителями. Он не знал почему, но воображение, как безумный художник, каждый раз рисовало эту картину после произнесения любого заклинания.

Мужчина открыл глаза и бросил взгляд на свернутую в комок ткань. Попытался развернуть ее. Бесполезно. Она слиплась и уплотнилась, как засохший пластилин. Когда Андреа надавил на твердый шарик, послышался хруст, как от сухой травы. Он улыбнулся.

Для создания чуда нужна была формула. Заклинание, ритуал, даже изображение или статуя. Главное, чтобы формула содержала пять соотношений и повествование. Соотношения определяли тип чуда: преображение, связывание, повеление или якорение. А повествование — само воздействие. Андреа задумчиво повертел перед глазами комок.

“Преображение, — заключил он. — Изменение формы и внутренности предметов”.

Когда мужчина узнал о структуре формул, сильно удивился. Министерство защиты культуры, что отбирало предметы искусства, заиграло новыми красками. Если любое повествование служило формулой, тогда художники, писатели и скульпторы могли случайно создать целую формулу или только часть. Один раз Андреа специально не закончил формулу, оборвал историю на половине. Разум накрыли знакомое благоговение и следующая за ним по пятам досада, как от взгляда на портрет первого императора.

“Весьма изобретательно. Использовать это таким образом”.

Андреа осторожно провел пальцем по шероховатому шарику. Ощущения двоились, как если бы он потер палец об палец.

Основной проблемой тауматургии была отдача. После завершения формулы, вместе с главным чудом создавалось побочное. Оно было слабее и неуправляемее. Если для основного цель и воздействие выбирал практик, то для косвенного все избиралось волей случая. Из-за этого люди часто калечили себя, не осознавая этого. Лопнувшая кожа, вывернутые конечности, сожженные внутренние органы. Отдача становилась причиной смерти большинства практиков.

“Тоже связывание, но чуть слабее, чем прошлое, — подумал мужчина и швырнул мячик в стену. Когда тот ударился, Андреа ничего не почувствовал. Связь без якоря существовала только во время прикосновения к предмету. — Я на верном пути. Когда-нибудь мне попадутся числа без отдачи”.

Он не верил, что благословение освобождало высшее дворянство от отдачи. Секрет крылся в числах. От них зависела сила отдачи и мощность основного чуда.

“У меня есть преображение и повеление. Остались связывание и якорение, и тогда у меня будет полный набор! — мысленно предвкушал мужчина. — Но как их соединять? Не убью ли я себя отдачей?”

Простые формулы создавали простые чудеса. При совмещении нескольких простых формул получалось сложное чудо, но вместе с ним появлялась и сложная неуправляемая отдача.

“Вот только есть проблемка… Для затвердения шматка понадобился коротенький рассказик, а для чего-то по-настоящему сложного понадобится целый роман? — заключил Андреа. — Чушь какая-то! Не зачитывает же император пелену текста каждый раз?”

Он помотал головой и зашагал к лестнице.

На первом этаже на диване сидела Жанна и пила чай. Пока мужчина спускался со второго этажа, заметил вторую кружку на подносе. Она ждала его. Андреа глубоко вздохнул. Предстоял длинный и тяжелый разговор.

— Как поездка? — спросила Жанна, когда он сел напротив нее.

— Скудно, — ответил мужчина, поднося кружку ко рту и делая глоток. Горячий. — За мной весь день следил второй. Ну этот… Как его там?

— Невилл?

— Точно.

Каждое воскресенье Андреа ехал на поезде в Фельтшир-Ливеньтаун за новой партией книг. Затем он возвращался в Пейлтаун и продавал их миссис Краговой или Луи. Но не в этот раз. Весь день его преследовал охотник за мистикой, поэтому Андреа приехал обратно с пустыми руками.

— Герман приходил сегодня, — прошептала Жанна. Кружка в руке задрожала. Мужчине казалось, что еще чуть-чуть и белый фарфор треснет от слишком частого дерганья. — Сказал, что придет завтра. И послезавтра. И после…

— Хватит, — спокойно протянул Андреа. — Они ничего не найдут. Я не сумасшедший, чтобы хранить что-то запрещенное в доме.

— Я знаю. Знаю, но… Это беспокоит меня, Анди. Они действуют мне на нервы… Особенно Герман. С ним мне нужно следить, что я говорю. А иначе…

— Тише, тише, — подсел он к жене и положил руку на плечо. — Все будет хорошо. Ты в безопасности. Мы в безопасности. Лучше… Лучше думай о будущем. О нашем ярком будущем. Когда-нибудь видела замок?

Жанна медленно помотала головой.

— А я видел. Огромный, величественный. Да по сравнению с ним поместье местного графа — жалкий домишко!

Она улыбнулась. В такие мгновения Жанна напоминала солнце. Подобно любящей матери, свет обволакивал теплом и нежностью. Андреа желал часами греться от улыбки жены, быть ее причиной. Но в последнее время она показывала ее очень редко. По понятным причинам.

— Вот-вот, — радостно подбодрил Андреа. — Думай лучше о том, что когда-нибудь мы будем жить в таком замке. У нас будет своя прислуга и огромная баня.

— Нам точно не о чем волноваться?

— Совершенно.

▪ ▪ ▪

Прибытие поезда сопровождалось протяжным гудком и ритмичным стуком колес. Вечно спешащие куда-то люди застывали столбом на перроне и приветствовали взглядом ползущего по железным путям “червя”. Из трубы на голове валил знакомый желтый смог. Он вздымался и растворялся в небесной синеве.

Фельтшир-Ливеньтаун был несравнимо больше Пейлтауна. Столица маркизата притягивала людей со всего края. Сюда стекались купцы, владельцы предприятий, шевалье и бароны. Даже хозяева местных графств проводили здесь важные встречи. Но кое-что вызывало у Андреа много вопросов.

В домах стояло от трех до десятка артефактов. Каждый производил желтый смог, который уходил по трубам. На юге, подальше от жилых районов, располагались все предприятия. Пром-городок был в пять, а то и в шесть раз больше завода Пейлтауна. Ежедневно столица маркизата выбрасывала в воздух огромное количество мана-отходов, но сейчас на небе не было ни облачка. А солнце ехидно сияло в зените. Насмехалось над жалкими попытками Андреа понять.

“Возможно все дело в географии? — подумал он, сидя на скамейке и наблюдая за выходящими из поезда людьми. — Или в том, что завод стоит прямо в центре графства?”

— Простите! — прервал мысли вскрик в паре метров. Андреа повернулся на голос.

Мужчина упал на каменные плиты, а его багаж раскидало вокруг. Спешащие на поезд пассажиры с холодной отрешенностью ступали по одежде бедолаги. На паре белых маек уже виднелись отчетливые следы туфель. Неудачливый владелец багажа в панике собирал заляпанную одежду и пихал в чемодан.

Андреа посмотрел в лицо мужчине и встретил оттянутую до лба верхнюю губу. Казалось, цирюльник осторожно отсек скальпелем кожу, перевернул краснеющей стороной наружу и пришил поверх лица.

“Я сплю”, — обыденно заключил Андреа.

Безликие разбежались кто куда. Одни заскочили в открытые двери вагонов; другие вдавили себя в столбы, поддерживающие навес; а мужчина с разбросанным багажом нырнул, как опытный пловец, в открытый чемодан. Взору Андреа предстал опустевший в мгновение ока перрон.

— Бесит, — раздраженно процедил сквозь зубы. — Чулять! Облезлые козуки! Блохастые псы!

Из-за слежки охотника за мистикой Андреа вернулся домой ни с чем. Миссис Крагова поймет его один раз, но что будет дальше? От него отстанут? Или преследование продолжится и в следующее воскресенье или даже через неделю… А закончится ли оно? Возможно, стражи будут изводить его месяцами, ожидая, пока Андреа совершит ошибку.

— А они могут? — произнес он вопрос в пустоту. Ответа не последовало. Мужчина глубоко вдохнул. Медленно выдохнул. — Все будет в порядке… Всегда было. Они отстанут от меня. Я…

Ощущение чужого присутствия прервало его. Установленная связь ударом тяжелого молота по металлическому листу сотрясла вокзал. Андреа болезненно потер виски и бросил взгляд на поезд.

Из пассажирского вагона вышел лысый мужчина в темно-коричневом плаще. Над верхней губой сидели пышные усы с закрученными концами.

— Гляжу, ты не в настроении? — ухмыльнулся Луи.

— Луи, — ответил улыбкой Андреа. — Тебе я рад всегда. Проходи, присаживайся. Как день?

— Слякотно и мокро, — сел рядом мужчина. — А у тебя?

— У меня, — радостно начал он, но быстро посерьезнел. — Хреново… За мной весь день хвостом бегал охотник. Эти козуки уже который день изводят нас. Жанна вся как на иголках!

— … Мда, — вздохнул Луи.

На несколько секунд воцарилось молчание. Тишина на перроне ощущалась чуждо и отталкивающе; а пустой вокзал вместе со стоящим на рельсах поездом выглядел зловеще. Как заброшенный, но еще не успевший обветшать, город.

— Эй, Луи, — нарушил давящее молчание Андреа. — Мне любопытно кое-что.

— Да?

— Мы знакомы уже давно. Ты не раз останавливался у меня. Можно сказать, мы почти что семья.

— Не нравится мне, куда ты ведешь…

— Расслабься, — махнул он. — Почему ни ты, ни звездная леди не принимаете книги по тауматургии?

— Понимаешь ли…

— Со снами все хорошо. Вы охотно берете работы по грезам и бестиарии, но остальная часть… Том про ритуалы — запрещен, сборник историй про культы с подробным описанием практик — запрещен. Да даже учебник алхимии, Луи! Что с вами не так?

— Тауматургия — опасна. Сам знаешь.

— И что? Деньги, Луи! Все дело в деньгах! — запротестовал Андреа. — На вокзале графства охраны нет. Никто не досматривает багаж. Местные охотники буквально кричат: “Нам нет дела до ваших книжек!” И что делаете вы? Не покупаете их! Золотая жила лежит перед глазами, так чего же вы ждете!

— Подорвавшийся бедолага… Рентин думает иначе. Неужто хочешь, чтобы таких стало больше?

— Плевать. Чем мы, по-твоему, сейчас занимаемся? Тауматургией, Луи! Снохождение тоже тауматургия.

— Здесь меньше шансов умереть.

— Зато десятки путей сойти с ума и привести в наш мир нечто.

— Кстати, о грезах, — попытался перевести разговор Луи. — Ко мне тут недавно в магазин заходила хромоножка. Искала книгу по снам.

— Хромоножка? Красавица хоть?

— Парень, — покачал головой мужчина.

— Но… — начал Андреа, но затем устало вздохнул. Луи часто использовал слова не по назначению и придумывал новые. Когда они познакомились, Андреа часто поправлял товарища, но потом свыкся. — Неважно. Какой-то парень искал книжку. И? Что было дальше?

— Он отрубился. Ну я перетащил его в гостевую. Просыпается он посреди ночи и как заорет. У меня аж кровь застыла в жилах. Ты бы слышал этот вопль.

Андреа кивнул, призывая продолжить.

— Напялил я одежду для улицы. Маску, очки и перчатки. Я же не дурак — вижу с парнем что-то не так. Захожу в комнату, а он скребет шею ногтями!

— … Ужас, — поморщился он.

— Вот именно! Еще эта рука… Полностью немая.

— А вот тут поподробнее, — подсел ближе Андреа. — Хромой, немая рука и… ты сказал, шея?

— Ага, — кивнул Луи.

— О боги, Берислави…

— Знаешь его?

— Конечно. Он работает у меня. Приходит постоянно раньше всех, включает станки. Говоришь, он искал книгу про сны?

— Еще и так уверенно, — согласился Луи. — Без запинок сказал название и автора — “Странствия в ночи” Фрэнка Рузова. Так, еще и недавно он приходил вызнавать, где у нас библиотека. Ну я и направил к Краговой.

— Что тебе сделала звездная леди, раз ты послал к ней чумного? — нервно усмехнулся Андреа. Он желал перевести разговор в шутку. Но понимание, что каждый день рядом с ним работает больной, тревожило.

“Нужно поскорее избавиться от него, — подумал мужчина. — Чумной. Да еще и связавшийся с тауматургией… Секундочку. Он знал про книгу. Откуда?”

— Рассудил, что лучше сказать. Ну, чтобы он быстрее ушел, — встал с лавки Луи и зашагал к ближайшему вагону. — Ну, скоро рассвет. Мне еще лавку открывать.

— Было приятно поговорить, — попрощался Андреа.

— Мне тоже, — скрылся за дверью Луи, оставляя мужчину наедине со своими мыслями.

“Завтра скажу Берислави, что увольняю его”, — решил Андреа и открыл глаза, просыпаясь.

— … Корона Цепей, — произнес Сэмюэль имя бога в третий раз.

Вызов вестника, чтобы прогнать фею был излишен. Подобно попытке убить назойливого комара взрывом квартиры. Но у парня не осталось выхода. Других способов он не знал.

Немо замер столбом, не веря в происходящее. Секунду спустя резко отбросил в сторону помятую ножку и запустил обе руки в складки хламиды. Покопавшись, вытащил шарик плоти размером с ладонь.

“Такой маленький”, — подумал Сэмюэль.

Затем тело феи съежилось, словно из него высосали всю влагу. Кожа обвисла на костях, как одежда на вешалке. Шарик плоти, который когда-то был правой рукой Сэмюэля, шмякнулся на пол. Пальцы Немо всосало в ладони, затем ладони — в локти, локти — в плечи.

Парень поморщился. Тело феи вместе с бело-красной хламидой мерзким червем пролезло через пуповину, а сама мясная трубка рассосалась в воздухе, как сигаретный дым.

В следующий миг он что-то почувствовал. Нечто тяжелым булыжником упало в кокон, создавая волны и тысячи брызг. Скамейки пугливо подпрыгнули, по молочным колоннам поползли трещины, а мозаики лопнули мыльными пузырями.

Сэмюэль не знал, как выглядели вестники. И не желал знать. Палец вдавил ржавый болт глубже в фанеру и… Выстрела не было. Вдавил снова. На этот раз сильнее. Снова ничего. Еще раз, еще, еще и еще. Тщетно. Оружие для пробуждения в одну секунду обратилось в бесполезную бутафорию. Он в ужасе отбросил его в сторону.

“Проснуться, проснуться, проснуться!” — истерично повторяя, сомкнул веки. Представил потолок спальни. Осторожно приоткрыл. Ничего. Сэмюэль все еще был в коконе.

Вдруг на храм опустилась тьма. Казалось, солнце спешно сбежало за горизонт, лишь бы не встречаться с вестником. Парень видел не дальше пяти метров. Почему-то вокруг него, как от свечи, расходился тусклый свет.

Сэмюэль вжал голову в плечи и подтянул колени к груди. Он дрожал от страха, по лбу и спине обильно стекали капли пота. Парень чувствовал себя запертым в гробу и погребенным глубоко под землей. Выхода не было. Сэмюэль мог только скрести ногтями давящую на грудь крышку и истошно кричать. Кричать в надежде, что кто-то его услышит. Бесполезно.

Со стороны входа в храм раздался грохот. Нечто тяжелое упало перед дверьми и медленно поползло вперед, звеня цепями.

Сэмюэль зажмурился. Что-то внутри подсказывало, что он не должен был смотреть. Не должен был создавать какую угодно связь с вестником.

Уши стрелой пронзили скрип и треск деревянных скамеек. Огромное тело раздвигало их в стороны и дробило в щепки, налегая всем весом. Звон цепей сменился шлепками мокрой плоти по каменной плитке и ритмичным постукиванием сотен пальцев.

В парне боролись два желания. Первое кричало, что он ни в коем случае не должен открывать глаза. Второе вопило о необходимости видеть угрозу, чтобы защитить себя. Бездействие и беспомощность тяжким грузом давили на разум. Он не мог сидеть и ждать, пока вестник приблизится. Но в то же время страх крепко держал веки сомкнутыми.

“О боги, прошу, хоть бы я оказался прав, — уповал Сэмюэль на последнюю надежду. Боги даровали высшему дворянству благословение. По мнению парня, благословение освобождало отдачи. Вестники из мастерской Цепей повелевали связями и ограничениями. Он верил. Надеялся, что все правильно понял. — Мир должен быть справедливым. За все мои страдания… Прошу, освободи меня от отдачи!”

Мысли прервал укол холода в кончик носа. Сэмюэль дрожащей левой рукой потянулся к лицу. Пальцы отказывались разжиматься, поэтому он дотронулся костяшками. Это была капля. Ледяная капля упала откуда-то сверху. Вдруг кольнуло холодом на правой щеке. На губе. Посередине лба.

Любопытство и глупость оглушительными выстрелами раздались в сознании. Острая необходимость в действии переборола страх. Парень медленно приоткрыл веки.

Перья. Белоснежные крылья разных размеров покрывали змееподобное туловище вестники. Из сочленений выглядывали бледные руки. Костлявые пальцы мертвой хваткой держали крылья, мешая тем распахнуться. В ответ перья, подобно острым кинжалам, пронзали руки насквозь. Насмешка над свободой и волей. Если крылья росли хаотично, то руки образовывали некий узор. Возникало ощущение, что стаю голубей поймали в рыбацкую сетку из рук.

Сэмюэль повернулся направо. Взгляд встретило огромное тело вестника. Посмотрел налево. Снова крылья и руки. Чудовище заполняло все свободное пространство вокруг парня, словно змея вокруг добычи. По наитию он поднял взгляд вверх. И сердце пропустило удар.

В паре метрах над головой завис глаз размером с Сэмюэля. По белку плотной сеткой ползли алые капилляры. Их было настолько много, что око казалось багровым. Десятки рук держали веки широко открытыми, а ногти вонзались в нежную кожу до крови. Белоснежные ресницы заменяли небольшие крылья. В темном зрачке и ярко-желтой, словно солнце, радужке отражалась искаженная фигура парня.

У него не было глаз, носа и рта. Лицо заменял покрытый трещинами шмоток кожи.

— … Я, — вырвался нервный смешок. — Мне жаль… Я…

Он не успел договорить. Сзади в горло впились худые, как ветки, пальцы. Сэмюэль хотел отвести взгляд от глаза вестника, но руки на шее мешали двигаться. Парень открыл рот для вдоха. Тщетно. Руки сдавили глотку. Душили его.

— Знаешь, — раздался из ниоткуда знакомый голос. Его голос. — … в последнее время я только теряю и теряю.

“... Нет”.

Сэмюэль бил онемевшим кулаком по пальцам, сжимающим горло; извивался, стараясь проскользнуть вверх или вниз.

— Можно сказать, я хорош в этом. Поэтому я решил потерять что-то еще, — на середине предложения голос резко оборвался. — … Потерять что-то еще… Потерять что-то… Потерять… что… то…

Он звучал искаженно. Слова двоились. Сначала их проговаривал высокий голос, затем низкий. Вестник словно игрался с ними. Проверял, как еще он может произнести их.

Мир в глазах Сэмюэля укрылся алым. Око, веки, крылья и руки смазались в цветную кашу. По телу пробегали судороги, а в мыслях повторялось слово:

“ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИНИ. ИЗВИ…”

Вдруг Сэмюэль почувствовал облегчение. Разум захватили невесомость и пробирающий до костей холод. Мысли сдуло, как свечи сильной вьюгой, а вместе с ними исчезли страх и тревога. Не осталось ничего, кроме осознания:

“Я умер”.

Оно принесло облегчение и…

— Столь малая плата, — произнес вестник голосом Сэмюэля, и парень распахнул веки.

Взгляд встретил знакомый потолок, пятно над изголовьем. По телу пробегали судороги, с шеи на подушку стекали холодные капли пота. Сэмюэль открывал и закрывал рот, вбирая как можно больше воздуха. Не мог насытиться. Он хотел вопить от ужаса. Но почему-то вместо тревоги и паники чувствовал лишь леденящее спокойствие.

— Я, — левая рука инстинктивно потянулась к шее. — Я жив?

Сэмюэль, дрожа, поднялся с кровати. Захромал в ванную.

В мутном зеркале над раковиной его встретил заросший мужчина. Темная щетина точками облепляла подбородок и кожу вокруг губ. Русые волосы торчали в разные стороны и напоминали дикий кустарник. А шея… На шее с правой стороны виднелись темно-багровые рытвины — старые следы. Вестник не оставил никаких меток. Вообще ничего.

Сэмюэль посмотрел на безвольно висящую правую руку. Попробовал подвигать. Никак. Он думал… Надеялся, что все вернется на круги своя, стоит фее отдать конечность.

— … Я что-то потерял, — пробурчал парень под нос. — Что-то жизненно важное. Рентин описывал что-то похожее. Он чувствовал поломку…

Сэмюэль с трудом мог описать ощущение. Оно было сродни жужжащему над ухом комару. Парень чувствовал: что-то не так; но не мог сказать что именно.

— … Чулять, — полушепотом сказал отражению. — Чулять!

Вместе со следующим выдохом из горла вырвался смешок. Затем еще один. И еще. Скромное хохотание перемешивалось с кашлем, перерастая в самоуничижительное кряхтение.

Он смеялся над собой. Над своей глупостью. Левая рука с силой сжимала край раковины, удерживая тело. Сэмюэль дрожал, а по щекам текли слезы. Парень прикусил губу.

— Та же ошибка! — прокричал он отражению, еще сильнее сжимая край раковины. — Ты ничему не учишься! Жалость-то какая! Ничтожество!.. Корм для вестника! Когда же ты поймешь? В мире нет справедливости… Нет жалости к таким червям… Захотел что-то изменить? Славно! Получай! Сначала тебя будет мучать фея. Ты справишься. Несомненно. Убежишь, как всегда. Хочешь избавиться от нее? Так вызови вестника! Мировая катастрофа с радостью одарит тебя благословением и от феи избавит. Как же!

Сэмюэль перенес опору на ноги, замахнулся левой рукой и вдарил по отражению. От кулака к краям зеркала побежали, как стремительные ручьи, трещины, образуя паучью сетку. С перекошенным лицом Сэмюэля по центру.

На ум сразу пришло безликое отражение в глазе вестника. От воспоминания по спине пробежал холодок, а плечи задрожали. Со сжатых в кулак пальцев в белую раковину попадали алые бусинки.

— … Чулять, — прошипел он, отводя руку от разбитого зеркала. Один из острых осколков рухнул следом. Затем еще один поменьше. — Бесполезное ничтожество!

Сэмюэль поднес кулак поближе, чтобы разглядеть новые раны. Кожа на пальцах была изрезана, костяшки побагровели. Он не чувствовал боли. Только пробирающий до костей страх и гнев. Ненависть к самому себе.

“Хоть от феи избавился, — свечей среди беспросветной тьмы вспыхнула мысль. — Надеюсь…”

После вызова вестника грезы Рентина больше никто не посещал. Ни фея, ни даже безликие. Мужчина остался совершенно один. Поэтому Сэмюэль и подумал, что вестник “одаривает” одиночеством.

“Одиночество они даруют? Глупость!” — вспомнил он слова Немо.

— Если так, то почему Рентин остался совершенно один?..

Из раздумий парня вырвал громкий стук. Удары без продыху сотрясали старую входную дверь. Казалось, незваный гость старался скорее выбить ее, чем оповестить хозяина о своем приходе.

Опираясь рукой на стену, Сэмюэль захромал по коридору. Трость осталась в комнате, поэтому двигался он медленнее.

Стоило щеколде провернуться, в квартиру ввалился запыхавшийся Дерек. Мужчина тяжело дышал, а по краснеющему лицу обильно стекали капли пота. Когда его взгляд упал на парня, Дерек вцепился в плечи Сэмюэля.

— … Сэмми… ты… как? — прерываясь на вздохи, говорил он. — Что… случилось?

Парень долго думал, что сказать. Он желал похвастаться разрешением проблемы с феей, но победу омрачила потеря. Поэтому Сэмюэль решил поступить, как всегда. Соврать. Рассказать только о хорошем и умолчать об ужасном.

— Я в порядке, — уверенно ответил он.

— Сэмми? — запаниковал Дерек. — Скажи же что-нибудь!

— … Что? — округлил глаза парень. — Я же сказал. Я в порядке.

Мужчина нахмурился и отшатнулся от него.

— Ты… Ты ничего не сказал, — шагнул назад Дерек. — С тобой… все хорошо?

— Говорю же, — с нотками раздражения сказал он. — Я в порядке.

Мужчина молча уставился на парня.

“Погодите, — тихой поступью подкралось осознание. — Нет… Быть не может…”

Сэмюэль глубоко вдохнул и отчеканил:

— Я — Еврентий Мудров. Родился и вырос в Благословенном царствии Острок.

Каждый школьник знал о первом императоре. Биографию основателя проходили на самом первом уроке истории Острокийской империи. Парень наизусть помнил ранние годы, отрочество и взрослую жизнь Еврентия Мудрова. Все события от Восстания крестов до смерти императора отскакивали от зубов любого жителя страны.

Дерек не шелохнулся. Казалось, мужчина пропустил высказывание мимо ушей.

Сэмюэль словно щелкал переключателем и непонимающе смотрел на охладитель. Опускал и поднимал рычаг в надежде включить артефакт. Другой человек сказал бы, что рубильник и устройство не соединены и бросил бы эту затею. Но только не Сэмюэль. Парень совершенно не замечал отсутствующий кабель.

“Я не могу врать, — понял он. — Вернее, могу, но меня не слышат”.

Сэмюэль чувствовал движение губ, поднимающийся по гортани воздух, отчетливо слышал каждое слово. Но ни один звук не долетал до Дерека.

— Мистер Нейви?

Мужчина дрогнул.

— … Да?

— Что я сказал последним? — поинтересовался Сэмюэль.

— Сэмми, я… С тобой все в порядке? Фея напала на тебя, да? Оборвала связь и… пытала? — спросил Дерек. Вопросы лились рекой. — Ты… ты сам не свой. Говоришь что-то, а затем резко замолкаешь. Тебя будто выключает…

— Я просто стою с закрытым ртом?

Мужчина медленно кивнул.

“Чулять! — выругался парень. — Ладно. Это лучше, чем просто открывать и закрывать рот…”

Сэмюэль хотел засмеяться. Упасть на пол. Свернуться в комок и залиться истерическим хохотом.

Вестник, будто, говорил: “Себе можешь врать сколько пожелаешь, но другим — не смей”.

— Сэмми, ты пугаешь меня, — сказал мужчина, нервно обнимая себя. — Скажи хоть что-нибудь.

— Я прогнал фею, — осторожно подбирал слова парень. Он не хотел беспокоить Дерека еще больше. Прямо сейчас ему нужно было успокоить его.

— Врешь, — заявил он. — Ты ведешь себя… жутко. Я даже не понимаю, Сэмми ты или кто…

— Я — это я, мистер Нейви. Спросите меня о чем угодно.

Мужчина чуть помялся.

— Если это действительно ты, то мне жаль, — произнес он, отводя взгляд в сторону. — Когда погиб Дэнни?

Сэмюэль прикусил губу. Вопрос ледяным колом пронзил сердце. Колючий мороз карабкался из груди, сорняком разрастался по всему телу. Парень закрыл глаза и глубоко вдохнул. Медленно выдохнул.

— … Папа умер… восьмого нима.

— Ты действительно Сэмми, — заметно расслабился Дерек. — Как ты сделал это? Как победил фею?

— Я, — начал парень. — Вы знаете про вестников?

Мужчина кивнул.

— Я напугал ее. Она сбежала в ужасе.

— Но почему… Почему думаешь, что она не вернется? — недоумевал мужчина. — Что мешает ей прийти в следующий раз? Боги, Сэмми… Она станет еще злее.

— Фея выбросила мою руку. То, что осталось от нее, — метнул он взглядом в висящую безвольным грузом правую руку. — Думаю, без руки фея бессильна. Она так сказала.

— И ты поверил ей? — вцепился в плечи мужчина. Затормошил парня. — Они лжецы, Сэмми! Все до единого! Это может быть каким-нибудь трюком… Ну не знаю. Чтобы ты потерял бдительность и поверил, что все закончилось.

— Все закончилось, — заверил Сэмюэль, раздраженно смахивая руки Дерека с плеч. — Я свободен… от пыток феи. Она больше не явится в мои сны. Можете мне верить.

— Но…

— Мне, — начал он, но быстро исправился, — хочу на работу, мистер Нейви.

— Сейчас? В такую рань? — перевел взгляд Дерек на кухонное окно. Парень последовал примеру. За непроницаемым стеклом стояла плотная тьма, будто окно со стороны улицы закрывала черная штора.

“Мистер Нейви не оставит меня в покое, пока не узнает все, — подумал Сэмюэль. — Без лжи я не смогу ответить. Только сильнее встревожу его”.

Парень молча повернулся спиной к мужчине. Захромал в комнату. Накинул рубашку и пальто, сдерживая стоны от порезов на пальцах. Из-за мрака Дерек не заметил их. Парень бросил в портфель бинты и вышел в коридор, где столбом стоял мужчина.

Проходя мимо удивленного Дерека, он не произнес ни слова. Тот поступил так же. Сэмюэль чувствовал недовольный и обескураженный взгляд, что холодным крюком вцепился в спину.

— Мне жаль, — проронил на прощание. — Сейчас мне хочется побыть одному.

Он ушел. Сбежал, оставляя мужчину в квартире одного.

▪ ▪ ▪

Весь рабочий день Сэмюэль думал. Искал пути для сохранения работы.

Когда в цех вошел Андреа “Свинков”, тот лишь мазнул по парню взглядом и спокойно зашагал к кабинету. Это злило Сэмюэля. Ему нужно было как-то исцелить правую руку и ногу, поэтому после работы он отправился к Краговой.

— Часики пошли, — проскрипела она, хлопая тяжелым металлическим люком.

“Лечебные ритуалы, заклинания для отращивания конечностей или хотя бы настойки”, — проговорил в уме парень.

Сегодня был вторник. До увольнения оставалось четыре дня, не считая воскресенья. Растрачивать деньги на походы в подпольную библиотеку и покупку книг было не самой лучшей задумкой. Но Сэмюэль не мог сидеть без дела. Не желал пускать все на самотек.

— В четверг у меня будет зарплата. Ее должно хватить на неделю. Что-то останется… Если продам папину печатную машинку…

Он помотал головой.

— Очнись, Сэмми. Ты пришел сюда за знаниями. Так почему же тратишь время на мысли?

Следующие полчаса парень складывал в стопку книги, названия которых отсылали к исцелению. “Тайные рецепты предков”, “Секреты шепчущей травы”, “Поход в Лес плоти”. Он греб все, что попадалось на глаза. Когда на полу образовались три невысокие стопки, Сэмюэль присел рядом и открыл первую книгу.

Оставшиеся полчаса парень потратил на беглый просмотр каждой.

— Время вышло!

Он вылез из подвала ни с чем. Почти все собранные книги оказались сборниками рецептов народного целительства. Напитки от боли в спине, супы от коликов в желудке, печенье с добавлением крови девственниц для молодости. Ничего полезного. Одна книга чуть не убила в Сэмюэле веру в людей. Она называлась “Поход в Лес плоти”. Это был сборник рассказов одинокой ткачихи, мужа которой зачислили в солдаты. Книга была оформлена как дневник молодой и “фигуристой” путешественницы. Юная особа решила попытать свое счастье в недавно обнаруженном Лесу плоти. И это было… отвратительно. Парень и понятия не имел, что кто-то способен вообразить нечто настолько богомерзкое. Каждая глава описывала новый способ сношения — он не мог назвать это иначе — девицы с самыми разнообразными отростками и чудовищами. Жизнь Сэмюэля больше никогда не будет прежней.

Стоило замку щелкнуть, он толкнул плечом входную дверь и вошел в квартиру. Парень сразу захромал в комнату.

В углу стояла небольшая черная коробка, от которой по стене карабкались две трубы: белая и красная. Одну сторону артефакта покрывали дыры. Охладитель воздуха.

В артефакторике — одном из направлений тауматургии — все крутилось вокруг клетки души и формул.

Первая представляла собой небольшой кубик размером с пол-ладони. Внутри находилась душа животного, которое вырастили на одной из ферм душ. Клетку души изобрела одна из наследниц дома Гремовых. В народе их герцогство называли Болотом лилий. Почему-то все представители рода были девушками.

Вторые — формулы — Сэмюэль штамповал каждый день. Отпечатанные на листах рисунки каким-то образом запускали действо и производили желтый дым.

Парень долго смотрел на гудящий охладитель, а затем махнул рукой.

“Никогда не полезу в него”, — подумал он.

Сэмюэль вспомнил Ронни. Паренек был его товарищем и соседом по парте в школе. После выпуска они пошли работать в один цех. Ронни любил разглядывать рисунки на белом камне, искать в них связи. Он желал знать, как работают артефакты, и в будущем стать мастером-артефактором. То, что занять должность могли только слуги высшего дворянства, Ронни не беспокоило. В один из дней паренек не вышел на работу. Как узнал позже Сэмюэль, кожа Ронни растаяла, а органы смешались в кашу. Он нарисовал на бумаге десяток кругов-формул и поставил в центр клетку душ из охладителя. Артефакты не работали без постоянной подачи маны. Ронни дотронулся до ядра, и самодельный артефакт высосал из паренька всю ману. Действо “убило” Ронни самым чудовищным способом. Когда охотники за мистикой нашли его, он был все еще жив, пытался слизать разлитые на полу внутренности.

Поэтому Сэмюэль даже не думал об артефакторике. Он ничего не соображал ни в формулах, ни в клетках душ. Ноль шансов на успех, и сотни возможностей закончить как бедный Ронни.

Парень прикусил губу. Покосился на стоящие на прикроватной тумбочке стеклянные банки со снотворным. Оставались только грезы.

— Если откушенная во сне рука воздействовала на настоящую… Значит, нужно отрастить потерю там же, — закинул он в рот половинки лекарства и рухнул на кровать. — … Правда, я очень сомневаюсь. Главное — не потерять, что-то еще.

Сэмюэль привык быть один. Со смерти отца прошла неделя, и теперь пустующая квартира потеряла прежний холод и обреченность. Парень думал, что утрата будет терзать сердце месяцами, что вцепиться в душу мертвой хваткой и будет резать изнутри после каждого пробуждения или возвращения с работы. Но нет. В смерти не было ничего необычного. Добрый и заботливый отец в памяти исказился в бесполезного нахлебника, который до самого конца отказывался принимать суровую действительность и что-то менять. Сейчас Сэмюэль чувствовал только жалость и непринятие. Больше всего он боялся повторить судьбу отца. Стать обузой.

Парень стоял один за плитой и наблюдал, как в кастрюле от жара лопались пузырьки. За окном обыденно сквозь плотный желтый смог светило утреннее солнце, а из тумана мана-отходов выглядывали прямоугольные шапки ульев.

Вдруг острая боль пронзила живот. Сэмюэль рухнул на колени, держась за край плиты левой рукой.

— Я… сплю! — понял он.

Парень повернул голову к обеденному столу. Там стояла верная подруга — трость. Она опиралась на стул, за которым обычно сидел Дэнни.

Прикусив губу, Сэмюэль дохромал до нее.

— Никого, — пробурчал он.

Впервые во сне никого не было. Обычно парню снились людные места: школа, театр, цех, графская библиотека. Пустую квартиру он видел в грезах лишь единожды. Когда впервые встретил фею. Но то был осознанный сон.

До смерти отца Сэмюэль часто видел его в грезах вместе с матерью.

— Возможно, я избегаю его? — высказал парень первую пришедшую мысль. — Да не… Чушь какая-то… Соберись, Сэмми. У тебя есть цель.

Сэмюэль положил трость на мутный обеденный стол и посмотрел на ладонь. Линии на бледной коже сплетались в причудливый узор. Под пальцами виднелись три точки-глаза, а над запястьем улыбался длинный рот-линия.

Стоило осмотреть ладонь, по кухне, как по водной глади, прокатилась волна, высекая из цветной каши границы предметов.

— Словно прошло несколько лет…

Он поднял трость со стола. Повернулся к нему спиной.

“Механическая рука. Механическая рука. Механическая рука”, — представил парень руку, состоящую из шестеренок и проводов.

Сэмюэль понятия не имел, как она должна работать. В воображении рука двигалась будто живая. Свободно сгибалась и разгибалась.

Развернулся к столу. На нем лежала замена правой руки. Кожу заменяли тонкие и гибкие металлические пластины, в сочленениях проглядывали шестеренки, а где-то из-под пластин, как червяки в дождь, вылезали черные провода. В месте соединения с плечом были пришиты кожаные ремни.

— Пожалуйста, пусть сработает. Должно сработать, — поднял он искусственную руку. Чуть покачнулся. Она оказалась увесистой, но все еще легче настоящего изделия из металла.

Сэмюэль перевел взгляд на плечо и округлил глаза. В дыре откушенного рукава виднелась бледная кожа. Она свободно перетекала в одежду. По белой рубашке от плеча к груди и шее ползли, словно корни по земле, трещины. Парень посмотрел на правую икру. От небольшой дыры разрастались такие же рытвины.

— Я словно зеркало, — нервно усмехнулся он. — … Погодите.

Парень осторожно опустил “новую руку” на стол. Дотронулся до шеи. Пальцы встретили сморщенную и бугристую кожу. А также… ногти.

Сэмюэль схватил трость и, энергично стуча по полу, захромал в ванную. Вестник оставил следы. Не в настоящем мире, а в грезах.

Спустя минуту он стоял напротив целого зеркала. По спине пробежал холодок, когда парень увидел шею. То, что с ней стало. Восемь костлявых бледных пальцев переплетались на глотке. Они росли прямо из шеи и, казалось, заменяли ее. Но самое страшное было в другом. Это были пальцы Сэмюэля. На тех, что были на левой руке, виднелись свежие багровеющие порезы. Последствия удара по зеркалу.

— … О боги, — выдавил он из себя. — … Ладно. Исправлю это после руки. Рентин же смог как-то починить тело? Правда, ценой разума… Неважно. Сначала рука.

Парень вернулся на кухню. Просунул концы ремней в блестящие пряжки и набросил на себя. Один зацепил за шею, второй разместил подмышкой, а третий стянул ниже груди.

— Будет натирать. Надеюсь, не почувствую это, когда проснусь…

Холодный металл вплотную прижался к обрубку правого плеча. Сэмюэль попробовал подвигать новой рукой. Сжать пальцы. Тщетно. Нагромождение пластин, шестеренок и проводов безвольно свисало вдоль туловища, как настоящая правая рука на Сцене.

— Давай же! Чулять! Двигайся! — ударил он по металлическому плечу. Но замена не ответила. — Козука… Как же мне тебя включить?

На глаза Сэмюэлю попался небольшой рубильник сбоку. Он напоминал уменьшенный переключатель станка.

— Прошу, — осторожно опустил ручку вниз.

Правая рука громко загудела, шестеренки в сочленениях закрутились, а провода задрожали. Парень подскочил от неожиданности. Из зазоров между пластинами вылезли капли желтой слизи — маны.

Энергия, что служила топливом артефактов, не имела цвета. Желтизну она приобретала после запитывания формул и утечек. Сэмюэль не знал почему. Может, все дело было в непрекращающемся потоке маны. Или отдаче. Он не сильно хотел узнавать.

Парень попробовал подвигать рукой. Бесполезно. Она лишь гудела и дрожала. А сочащаяся из всех щелей мана стекала по локтю на пол кухни, собираясь под ногами в лужу блестящей слизи.

— Мда, — разочарованно вздохнул он, выключая руку. Сэмюэль никогда не видел людей с артефактами вместо рук, поэтому не сильно верил, что возможно заменить конечности. Ожидаемо, мировоззрение не позволило сделать это в грезах. — Остается только исказить мировоззрение. Но тогда я поврежу рассудок… Попробую кое-что еще.

Он отцепил ремни, и тяжелая куча металла упала прямо в лужу, разбрызгивая повсюду мана-отходы. Половицы жалобно заскрипели и треснули под весом руки.

Сэмюэль захромал к входной двери, не обращая внимания на заляпанные штанины. Положил ладонь на ручку и крепко сжал.

— Старец-В-Живой-Рясе. Старец-В-Живой-Рясе. Старец-В-Живой-Рясе. Старец-В-Живой-Рясе! — прокричал он.

Добродушный дедушка был героем детской сказки. Высокий худой старец в рясе телесного цвета. Он исцелял людей одним касанием. Насморк, простуда, высокая температура. Не было ни одной болезни, которая не была бы ему по плечу. Старец-В-Живой-Рясе получил такое имя из-за того, что его ряса все время дрожала, будто под ней ползали насекомые или крысы.

Сэмюэль верил. Надеялся, что один из безликих откликнется на зов. Что один из осколков людей оденет “кожу” Старца-В-Живой-Рясе и исцелит его. Раз они могли играть давно умерших, то, возможно, и выдуманных героев тоже.

Парень медленно потянул дверь на себя. Когда тьма лестничной клетки отступила под напором света из квартиры, он разочарованно вздохнул. Там никого не было.

— И что же мне остается, — хлопнул входной дверью и захромал на кухню. Рухнул за обеденный стол. — Раз исцелить в грезах не выходит, то… Остановись, Сэмми. Никакой тауматургии без знания последствий, помнишь? Да, ты нарушил правило уже… Два раза? Неважно. Нужно впредь не быть таким наивным.

Он сидел на стуле, ожидая пока в уме роем светлячков вспыхнут разные задумки. Мысли, что должны были вывести его из тупика. Увы. В разуме Сэмюэля царила тьма безысходности.

Кухня постепенно таяла, теряя очертания. Плита медленно срасталась со стеной, из окна на пол лилась ослепительная белизна, а половицы зыбучими песками проглатывали металлическую руку. Парень чувствовал, как канат между ним и телом натягивался. Еще чуть-чуть и он утащит его. Вырвет из грез обратно на Сцену.

Сэмюэль помотал головой и посмотрел на ладонь левой руки. Дуга рта изогнулась в другую сторону. И сейчас трехглазое лицо из линий грустило.

От парня по кухне прокатилась волна, возвращая все обратно. Кроме металлической руки. Голодные половицы не выплюнули подделку, а только сильнее вжались в нее острыми деревянными зубами.

— Что мне делать? — задал он вопрос в пустоту. — Мне нужны знания, чтобы исцелить руку. Но ради знаний мне нужно бросаться в неизвестность в надежде, что выживу… Как я могу сохранить работу иначе? Как-то убрать Свинкова? Точно!

В темной чаще мыслей пролетел светлячок. Свет его был слаб и одновременно так ярок. Сэмюэль не отрывал взгляда от воображаемого насекомого. Оно летело сквозь плотную листву, маневрировало меж острых веток. Парень захромал следом, с каждым шагом развивая мысль.

— Если он потеряет работу, то я выиграю время. Немного. Неделю, может, две. Но это хоть что-то! У меня будет больше времени на поиски. Но как сместить его?

Светлячок вывел к реке возможностей. Вода неслась бушующим потоком, разбиваясь о выглядывающие булыжники. Бравое насекомое легко перелетело на другую сторону. Оно даже не заметило летящих во всю сторону брызг.

— Подкараулить после работы? И что дальше? Ударить? Нет. Я не страшнее кроватного клопа… Отправить письмо с угрозами? Что написать? На что надавить? Нет. Тоже не выйдет… Что делать, если он узнает? — мотал головой парень, отметая одну мысль за другой. — Пригрозить в грезах? Может сработать… Но как? Что Свинков боится больше всего?

Он вспомнил испуг на лице Андреа во время вчерашнего разговора. Всю беседу глава держался от Сэмюэля на расстоянии. Сторонился, как чумного.

— Чумы! Он боится чумы! Но что мне с этим делать? Можно прогнать его из графства… Намекнуть на скорую эпидемию? Может сработать…

Парень осторожно прыгал с одного булыжника на другой. Брызги холодными кольями били по ногам, но Сэмюэль не останавливался. Вскоре он прыгнул на другую сторону, где его ждал светлячок.

— Я могу представиться пророком. Сказать, что глянул в будущее и увидел вспышку новой болезни. Почему же я пришел именно к нему? Легко! Он играет “важную роль” в будущем, поэтому решил предупредить.

Маленькое насекомое вывело парня из леса на бескрайнюю поляну. Высоко в ночном небе светила луна, озаряя серебром блестящие на траве росинки. Лицо щекотал бодрящий ветерок. Надежда. Сэмюэль нашел решение. Беспокойство и тревога сошли со сцены, пропуская под свет прожекторов надежду и спокойствие. Теперь это было их выступление.

Он встал со стула и захромал в свою комнату. Справа от входа в углу возвышался шкаф. Сэмюэль приоткрыл одну дверцу, представляя одеяния.

Мама и папа часто водили парня в графский театр. После смерти жены Дэнни продолжил традицию. Она сохранилась даже после увольнения отца, только билеты оплачивал Сэмюэль. На сцене из года в год ставились одни и те же постановки, поэтому он знал почти все сюжеты наизусть. Временами появлялись новые, но и они становились частью рутины.

Когда Сэмюэль был ребенком, ему в душу запал один герой. Король. Высокий мужчина в черной, как тьма, мантии и белой маске. Он действовал и говорил с высокомерием и напыщенностью. Был излишне вежлив и никогда не терял спокойствия. Король воплощал все то, что хотел в себе видеть Сэмюэль. Но в жизни все намного сложнее, чем на сцене. У парня не было ни выдержки, ни дворянских манер. Одно разочарование.

Он открыл дверцу и замер. С вешалки спускался мрак. Сэмюэль сначала принял это за игру теней. Парень протянул руку. Коснулся. На ощупь ткань была мягкой и плотной. Поднял взгляд выше. На верхних полках виднелась маска и две белые перчатки.

— Отлично, — не сдержал улыбку Сэмюэль. Парень подпрыгнул и стащил предметы вниз. — Прям как в театре.

Маска напоминала затвердевшее белое лицо. Две дырки для глаз и тонкая резинка. Но была у маски одна особенность. Изо лба возвышались шесть острых коротких отростков, напоминая настоящую корону. Из-за этого героя и звали Королем.

Сэмюэль накинул мантию и с трудом нацепил маску.

— А вот это беда, — пробурчал он. Разрез капюшона оказался слишком глубоким. И вместе с лицом открывал вид на изуродованную вестником шею. — Нужен шарф… Желтый шарф.

Парень закрыл дверцу и открыл снова. На этот раз внизу лежал аккуратно сложенный ярко-желтый шарф и Подделка.

— Сойдет, — обмотал вокруг шеи, поверх мантии. И сунул пистолет в неожиданно глубокий карман брюк. — Мне также нужна под стать образу трость.

Он представил длинный желтый зонт с удобной изогнутой для опоры ручкой. Сэмюэль натянул на обе ладони белые перчатки и захромал по коридору, проверяя новую трость.

— Вроде удобно, — кивнул парень, вставая напротив входной двери. — Первый раз для создания якоря. Второй для установки связи. Третий для преображения кокона. Может, получиться уложиться в два?

В нем горело желание попробовать что-то новое. Исследовать возможности, ставить опыты. Он находился в грезах — податливом мире, который можно менять как вздумается.

Сэмюэль представил на тумбочке у входа молоток и гвоздь.

— Это не касается Свинкова. Я просто вбиваю гвоздь, — взял парень инструмент с намотанным на деревянную ручку синим скотчем. Приставил гвоздь к двери и… — Мда. С одной рукой это будет труднее…

Он просунул острую металлическую ножку меж трещин в древесине, взял в левую руку молоток и с размаху ударил по гвоздю. Тот изогнулся, но вошел чуть глубже в дверь. Сэмюэль ударил еще пару раз, пока не убедился, что гвоздь вошел достаточно глубоко.

— А теперь табличка, — повернулся парень обратно к тумбочке, где уже ждала деревяшка на веревке. Пузатые чернильные буквы выводили надпись: “Андреа Синков”. — Это первое действие.

Он повесил табличку на гвоздь и положил ладонь в белой перчатке на ручку. Вдавил вниз и потянул на себя.

Его взору предстал длинный каменный коридор, как во время первой встречи с Немо. Вдалеке сиял белизной выход.

Сэмюэль шагнул вперед, боязливо постукивая кончиком зонта по полу. Это место вызывало в Сэмюэле страх и беспокойство. Парень оглядывался по сторонам и оборачивался назад, ожидая появления феи в бело-красной хламиде. Чем ближе он подступал к ослепляющей белизне, тем сильнее нарастала тревога.

— Все хорошо, Сэмми. Ты избавился от феи. Тот кошмар закончился. Тебе… всего лишь нужно напугать Свинкова. Заставить его бежать из графства. Ты пережил многое. Кто он такой по сравнению с тобой? Обычный глава цеха. А ты — грезящий.

На последних словах он шагнул в свет и вышел в зеленеющее поле. В уши ударили крики молодых девушек и мужчин, а где-то вдалеке послышались радостные детские возгласы. Парень зажмурился. В глаза били лучи дневного солнца.

Когда Сэмюэль привык к свету, его взгляду открылись избушки. Много избушек. Парень находился на площади в какой-то баронии. Вокруг стояли деревянные стойки с овощами. Девушки в сарафанах зазывали мимо проходящих людей попробовать свежесобранные плоды, пока пожилые продавцы лыбились, считая в мешочках монеты. У всех людей не было лиц.

“Ярмарка? — подумал он. Сэмюэль ожидал увидеть кабинет цеха, сам цех, богатый дом, что угодно, но только не баронию. — Я не туда попал? Ошибся сном?”

Вдруг безликие замерли. Десятки пустых ликов в ужасе уставились на парня. А затем жители побежали. Старики опрокинули стулья, раскидали звенящие монеты и попрыгали в полные овощей ящики. Девушки устремились в открытые избушки. Площадь опустела за секунды.

Сэмюэль ощутил болезненный укол в затылок, словно шею пронзила стрела. Еще одно невидимое лезвие ткнуло в левую руку, чуть ниже плеча. За икры зацепились крюки.

“Ч-что за?!” — хотел прокричать парень, но горло онемело.

Он дрожал. Извивался от пронизывающей тело боли. Вместе с горлом немота захватила руку, ноги, туловище и лицо.

Через миг боль стихла. Король медленно выдохнул, поднял взгляд и посмотрел на стоящего меж избушек ребенка.

С мокрых черных волос на землю падали капли. Серая майка и шорты медузой облепляли крохотное тело. На вид ему было лет шесть. До прихода Короля мальчик играл с друзьями на местной речке. А сейчас потерянно осматривался, не понимая, куда все сбежали.

Король закряхтел и побрел вперед, уверенно пронзая твердую землю кончиком зонта. Каждый шаг давался с трудом. Он двигался резко и неловко, как марионетка.

“Стой!” — мысленно приказал Сэмюэль, но Король продолжил идти.

— Андреа Синков? — спросил он властным голосом, останавливаясь в десяти метрах от мальчика. — Нам нужно многое обсудить.

Сэмюэль чувствовал себя мотыльком, запутавшимся в паутине. С каждым движением, с каждым принятым решением он только сильнее увязал в липкой ловушке. Фея, вестник, а теперь и кокон другого грезящего. Когда парень тянулся к крыльям, чтобы освободить, лапы задевали другие белые ниточки и тоже застревали. Снова и снова. Пока не останется свободных лап. Пока не останется никакой надежды.

“Стой! Стой! Стой! Стой!” — мысленно повторял Сэмюэль, но Король не слушался.

Мальчик напротив Короля дрожал то ли от обдувающего мокрую кожу ветра, то ли от страха. Или от всего вместе.

— К-кто вы? Почему все сбежали? — пролепетал темноволосый ребенок. Зрачки бегали из стороны в сторону, а голова заедающей шестеренкой поворачивалась, осматривая пустую площадь.

— Я-то? — усмехнулся Король. — О, дите, ты действительно думаешь, что я отвечу честно?

Он постучал указательным пальцем по белой маске.

“Сценарий! — сообразил паникующий разум Сэмюэля. — Фея говорила что-то про сценарий! Что он больше не властен над ней… или что-то вроде того. Чулять! Как быть? Подделку не достать”.

Парень попробовал подвигать пальцами. Бесполезно.

— … Я не понимаю, — попятился мальчик. — Что вы от меня хотите?

— Поговорить, — захромал вперед Король. Когда ребенок делал два шага, он ограничивался одним. На глазок сохранял одно расстояние. — Я не желаю тебе… зла, дите. Бить и пытать тебя я не намерен.

— Слабо верится.

— Тебе все равно ничего не остается. Ты можешь выслушать меня, и все закончится. Или…

— Или?

— Думаю, лучше тебе не знать, — улыбнулся под маской Король.

“Он обходит ложь, — понял Сэмюэль. — Говорит туманно и загадочно”.

— Я-я слушаю вас, — замер на месте мальчик. Андреа встал вполоборота, готовый рвануть в любую секунду.

— Мудрое решение, — в ответ остановился Король. — Видишь ли, в этой баронии спрятан клад.

“Что? — удивился Сэмюэль. — Что за дичь ты несешь?”

— Клад? — переспросил мальчик.

— Мешок с золотом. Возможно, целый сундук, — кивнул Король. — И так уж вышло, что ты знаешь, где он спрятан.

Ребенок энергично помотал головой.

— Знаешь, знаешь, — захромал вперед Король, отстукивая металлическим кончиком по земле. — Ты все зна…

— Довольно, — грубым голосом произнес Андреа. И от крошечной фигурки мальчика во все стороны разошлась волна.

Когда она добралась до Короля, быстрым движением скальпеля прошла по незримой коже и сорвала роль, как штормовой ветер куртку.

Сэмюэль опустил взгляд вниз. На нем все еще была черная мантия и маска. Но он чувствовал себя, как никогда, голым.

— Итак, — схватил за низ мокрой майки Андреа и потянул вверх. Вместо детского живота, из-под прозрачной ткани вывалилось одетое в белую рубашку пузо. С каждой секундой Андреа рос как на дрожжах. За спиной мужчины из земли вылез обшитый кожей стул. Когда под майкой показалось пухлое лицо, Андреа отбросил ее в сторону и рухнул на стул. Следом таким же трюком стянул шорты. Детские ноги обратились в штанины темно-серых брюк, какие он носил на работе. — Кто ты?

— … Я, — потеряно начал Сэмюэль. Он не ожидал такого. Андреа действовал и вел себя точь-в-точь как Немо. Или как опытный грезящий. — Мое имя не важно.

“Козука! Нужно бежать! — воткнул парень зонт в землю. Потянулся к карману с Подделкой. — Или может получится его убедить? Попытка не пытка”.

— Как грубо, — фыркнул Андреа. — Заявляться к кому-то без предупреждения. Ты не сбежал после моего… представления. Значит, либо ты фея, либо неотесанный практик.

— Почему неотесанный практик? — не удержался Сэмюэль.

— Только идиот проникнет к кому-то в кокон без приглашения. Любой грезящий знает про сценарий.

Воцарилась тишина. Парень раздумывал над тем, что следует сказать, но Андреа опередил его:

— Не спросишь про фею? Чудно. Значит, ты — практик. Осталось понять — кто.

Сэмюэль чувствовал, как почва уходила из-под ног. Пять секунд. Андреа потребовалось всего пять секунд, чтобы перевернуть все с ног на голову.

“Почему? — вопрошал он. — Почему мне всегда не везет?”

Сэмюэль не мог врать. Парень думал, что придет в сон обычного человека. Нагонит костюмом жути, напугает мутными предсказаниями и загадочно исчезнет. Такой была изначальная задумка. Но все пошло наперекосяк с самого начала.

“Да пошло оно все! Я иду до конца”.

— Я пришел сообщить тебе кое-что, — произнес Сэмюэль низким голосом. Левая рука нащупала в кармане Подделку. — Ты же знаешь о чуме в своем графстве?

— Очевидно, — пожал плечами Андреа. — Мы знакомы. Достаточно, чтобы ты мог прийти в кокон. Слишком неотесан для опытного. Только новичок.

На лице мужчины блеснула широкая улыбка.

— Я узнал вас, мистер Берислави!

Сэмюэль округлил глаза. На секунду для него исчезли все звуки. Река мыслей вмиг обмелела. Он не верил. Не мог поверить в происходящее. Все вокруг казалось ужасным сном. Жутким кошмаром. Сэмюэль желал только проснуться. Открыть глаза как можно скорее.

— Не бегите, мистер Берислави, — успокаивающим тоном произнес Андреа. — Давайте поговорим. Уверен и вам, и мне есть что сказать. У вас ноги не устали?

Парень бросил взгляд назад. За спиной из земли вынырнул деревянный стул. Сэмюэль рухнул на него, и сидушка издала жалобный скрип.

— Не хотите снять маску? — указал пальцем на лицо Андреа.

— Нет, — ответил парень.

— Ваше дело. Так зачем вы пришли? Чего хотели?

— Уже не важно. Это не имеет значения.

Под складками мантии он осторожно достал из кармана Подделку и направил ствол на живот. Чуть подумав, повернул его вверх.

— Давно вы ходите по снам? — спросил Андреа.

— Нет. А вы?

— Весьма. Поскольку вы только начали постигать азы, я поделюсь с вами откровением. У практиков есть правила. Этикет. Принято предупреждать человека, к которому вы хотите попасть, заранее, а иначе…

— Плевать, — перебил Сэмюэль. — Мне уже на все плевать.

Он не мог исцелить руку. Не мог запугать Андреа в грезах. Он ничего не мог. Все возможности для сохранения работы растаяли, как кубики льда жарким летним днем.

В один миг парень испытал страх, тревогу и гнев. Чувства вспыхнули яркими лампами. А затем Сэмюэля закоротило. Светильники взорвались детскими хлопушками одна за другой, оставив после себя опустошенность и усталость.

— Ну что вы, мистер Берислави…

— Мне противна твоя вежливость. Прямо тошнит от каждого слова.

Мужчина откашлялся.

— Вежливость — символ статуса. Способ показать уважение. Только глупые обезьяны грубят кому попало. Манеры…

— Мне нет дела до манер, вежливости или какого-нибудь еще высокого бреда. Знаешь, прямо сейчас я борюсь с мыслью проснуться.

— А вот этого нам не надо, — на секунду на лице Андреа промелькнула паника. — Слушайте, вас не достали эти офицеры? Рыщут повсюду в поисках какого-то дневника.

— И? — раздраженно выплюнул парень.

— Этот дневник. Он у вас?

Сэмюэль замер. Одно слово могло стоить ему жизни. И не только ему одному. Парень вспомнил про отпечатки.

“Чулять! Я дал мистеру Нейви коснуться дневника, — поднялась из мертвых тревога. — Нужно сжечь книгу. Или продать. Сейчас деньги нужнее”.

— Нет, — честно ответил Сэмюэль. Дневник лежал в тайнике у Дерека, поэтому “дневника у Сэмюэля не было”.

— Хотите сказать, что стать грезящим вас надоумили не писульки в дневнике? — не сдавался Андреа.

— Я, — начал он, но замолчал.

“Козука! Как мне ответить? — подумал парень. — Я полез в грезы по дурости. Поспешил и вот итог. Погодите!”

— Глупость и наивность, — ответил Сэмюэль, прожигая мужчину взглядом. Он следил за выражением лица Андреа, чтобы понять какие слова дошли, а какие сдавило проклятье вестника. — Я был ведом дуростью и потерял руку.

— Так это была не чума, — пробубнил мужчина. — Скажите, в дневнике было…

— Да что ты заладил? Нет у меня этого дневника!

— Конечно, — улыбнулся Андреа. — Не важно. Предлагаю сделку. Обмен знаниями.

— Сдались мне твои знания! Моя жизнь окончена! Продам знания только за работу!

— Боги, Берислави… Как же вы не понимаете. Я не отменю увольнение никоим образом. Ну, только если вы поправитесь.

— Ага. И чтобы поправиться, мне нужны знания, — догадался Сэмюэль. — Как удобно.

— Что есть, то есть, — пожал плечами мужчина. — Вы в деле?

Это была ловушка. Сэмюэль чувствовал это всем нутром. Понимал и ничего не мог сделать. Парень стоял на натянутом между двух возможностей канате. Внизу лежала лишь голодная тьма, в ожидании раскрывшая громадную пасть.

Сэмюэль застыл на середине в сомнениях. Впереди, его с распростертыми объятиями ждал Андреа. А за спиной находилась неизвестность. Стоит повернуться к ней лицом, и к “сделке с Андреа” он никогда больше не вернется. Если Сэмюэль попытается повернуться еще раз, то упадет. Потеряет работу и станет одним из бродяг на Свалке неудач.

Он помотал головой.

— Сколько у меня времени?

— Срока нет, — легкомысленно отмахнулся мужчина. — Я буду рад обменяться знаниями и после вашего увольнения.

Сэмюэль прикусил губу.

— Я подумаю.

— Как пожелаете, — хлопнул в ладоши Андреа. — Когда решите, дайте знать на Сцене, хорошо? Этикет, мистер Берислави, нужно соблюдать.

В ответ парень молча кивнул.

— В основе любых отношений лежит доверие. Вы согласны?

— Ну да. И?

— Чтобы немного склонить вас к согласию, я поделюсь частью знаний, — ответил мужчина. — Вы знаете только про грезы? Но у вас нет фундамента в тауматургии. Я прав?

— Про типы чудес и соотношения мне известно, — парировал Сэмюэль.

— Вот как, — потер подбородок Андреа. — А про повествование? Второй ключевой компонент формул?

Парень помотал головой.

— Прекрасно. Тогда это будет подарком. Чтобы формула создала чудо, в ней должны быть пять соотношений и повествование. Некая история, которая и указывает, что должно произойти. Например, если вы захотели растопить лед, то нужен рассказ про “таяние” или “плавление”. Думаю, то что типом чуда должно быть преображение, и говорить не нужно.

— Кажется, понял, — кивнул Сэмюэль.

“Теперь у меня меньше шансов закончить как Рентин”.

— Раз зашел разговор про типы чудес, скажите какие у вас…

Воздух пронзил протяжный треск рвущейся бумаги. Парню пришлось приложить правое ухо к плечу, а левое закрыть рукой. Андреа вдавил ладони в уши и бросил взгляд на Сэмюэля. Куда-то за него. Парень обернулся.

В голубом безоблачном небе висел огромный черный коготь. Он рос из черной дыры, с которой на землю падали капли желто-зеленой слизи. Нечто с легкостью проткнуло кокон снаружи, будто он был свернутым листом бумаги.

Коготь задрожал.

— Что это? — воскликнул Андреа. В голосе проскочила паника. — Что вы привели за собой?

“Так вот о чем говорил Немо, — понял парень. — Меня теперь повсюду будут преследовать вестники”.

— Пора просыпаться, — достал из мантии Подделку Сэмюэль и приставил ствол к левому виску.

С оглушительным треском небо пронзил второй коготь рядом с первым. Затем еще один ниже. Вестник вдавил пальцы глубже в кокон.

Гигантская трехпалая “рука” отдаленно напоминала лапу птицы. Угольно-черные пальцы покрывали гноящиеся раны. Они пузырились и лопались от любого движения.

— Удачи, — сказал парень напоследок и вдавил ржавый болт в фанеру.

Прогремел взрыв, но Сэмюэль услышал его издалека. По голове ударила жгучая боль, а все звуки подавил протяжный звон.

И все в один миг стихло.

▪ ▪ ▪

В полдень по всем цехам завода стрелой проносился трещащий звон. Объявление перерыва на обед. Люди роем муравьев ползли по коридору в столовую. Некоторые новички оставались на месте, думая, что смогут отобедать за рабочим столом. Наивные.

Сэмюэль наблюдал это уже несколько раз. Недавние выпускники думали, что смогут обмануть глав цехов. Что не будут толпиться в столовой вместе с остальными. Но новенькие не знали об отдельном перерыве для начальников. На обеде главы высматривали особо хитрых работников и прогоняли с рабочих мест, а после уединялись в своих кабинетах за трапезой.

Когда-то и Сэмюэль был таким. В первую рабочую неделю парень пытался обмануть прошлого главу Рунического цеха. Уходил из павильона вместе со всеми, но потом возвращался. Прятался под столом и дожидался ухода главы. Все тщетно.

Тогда Дерек подсказал парню, как отобедать в относительной тишине и одиночестве. Можно было прийти в столовую раньше всех или позже, почти в конце перерыва. Но в последнем случае нужно было спешить, чтобы успеть до звонка. Поэтому Сэмюэль приходил раньше. Он заканчивал работу за пару минут до объявления обеда и ждал.

Сейчас он наблюдал за перешептыванием трех новичков. Кью Голри, Зака Новидова и Майлда Волдова.

Сэмюэль бросил взгляд на часы. Стрелки на старом циферблате показывали без двух минут двенадцать. Меньше двух минут до перерыва.

Трио также заканчивало пораньше. Но не чтобы занять места в столовой. Они думали над тем, как обмануть Андреа. Парень всю прошлую неделю видел бесплодные попытки друзей остаться в цеху на обед.

“Удивительно, что они еще не сдались, — подумал он. — Также удивительно, что до сих пор никто не помог им”.

Возможно, остальные считали это забавным. Наблюдать за заветно проигрышной борьбой в надежде увидеть какой-то новый прием или трюк. Сэмюэль думал так же. Эти маленькие битвы были одним из немногих развлечений, помогающим забыть о его собственном безвыходном положении.

Но сегодня этому придет конец. Утром Сэмюэль хотел сказать Андреа, что согласен на сделку. Но глава цеха прошел мимо рабочего стола парня. Заперся в кабинете, не сказав ни слова. Поэтому Сэмюэль решил поговорить с ним после нравоучений новичков.

“У меня нет выбора”, — подумал он, хромая к троице новеньких.

По пути парень мазнул взглядом по Дереку. Мужчина штамповал заготовки на станке, остужал одну пластину за другой.

“Извинюсь позже. Нужно будет рассказать мистеру Нейви. Неправильно скрывать это после его помощи”.

Первым его заметил Майлд. Юноша предупредил товарищей, и их разговор стих. Три пары глаз уставились на подходящего Сэмюэля.

— Обсуждаете, как обмануть Синкова? — спросил он. — Есть успехи?

— Ну да, — неуверенно протянул Зак, обмениваясь взглядами с остальными двумя. — Как ваше здоровье, мистер Берислави?

— Слушайте, не против, если я присоединюсь? Вижу вы упорные. Может даже получится остаться в цеху на перерыве.

— Вам тоже не нравится обедать в столовой? — вмешался в разговор Майлд.

— Конечно. Чувствую себя как рыба в банке, — кивнул Сэмюэль. — Так как?

В ответ Зак неловко улыбнулся. Перевел взгляд на Майлда.

— Мы не против вас, мистер Берислави, — сказал юноша. — Но… Не знаю. Вы не выглядите хорошо и…

— И вы туда же, — устало вздохнул парень. — Я. Не. Болен. Поняли?

— Слабо вериться, — неловко улыбнулся Зак. — Если не болезнь, то что же с вами приключилось?

— Ну… Во сне я встретил какого-то мужика. Он предложил обучить меня, но оказалось, что он фея. Так вот. Эта фея откусила у меня руку и часть ноги. Поэтому я хромаю и не могу двигать правой рукой. Как-то так, — на одном дыхании выпалил Сэмюэль.

Он решил рассказать все как есть. Сегодня была среда. До увольнения оставалось четыре дня. Четыре дня и пять ночей, чтобы найти способ отрастить во сне руку. Сэмюэль уже не верил в успех задумки. Добродушный старик обернулся жуткой феей, а вызванный для благословения вестник отобрал у парня возможность врать. Мир работал против него.

Он не верил, что предложение Андреа поможет. Нет. Скорее глава цеха будет кормить Сэмюэля обещаниями и выкачивать знания. А когда источник обмелеет, сдаст охотникам за мистикой.

Сказанное этой троице было подобно отчаянному крику утопающего. Он сдался. Парень не видел выхода, а потому держать все в тайне не было смысла.

“Будь что будет, — подумал Сэмюэль. — Если нет никакого шанса на возвращение жизни в прежнее русло, мне все равно”.

— Э-это ведь не шутка? — впервые за разговор подал голос Кью. — В-вы серьезно?

— Что? — не поверил ушам Сэмюэль. — Ты о чем?

— О ваших словах, — сказал Зак. — Вы тоже грезящий?

В воздухе под светом льющейся из окна белизны, как актеры на сцене, танцевали пылинки. Сэмюэль наблюдал, как десятки блестящих точек взмывали то вверх, то вниз. Снова и снова.

Он сидел за кухонным столом. В левой руке парень нервно теребил ствол Подделки. Поглаживал каждый выступ на неровной фанере, обводил указательным пальцем ржавый болт. Сэмюэль ждал.

После дневного откровения троица позвала его на встречу в грезах. Обсуждать подробности вне снов они отказались, сослались на этикет практиков.

“Снова этот этикет, — мысленно буркнул он. — Прочитать бы его хоть где-нибудь”.

Парень не верил им. Мир работал против него, поэтому Сэмюэль готовился к худшему. По пути домой и последние несколько минут он представлял самые ужасные исходы.

“Как я могу защитить себя? — размышлял парень, потирая подбородок холодным стволом Подделки. — Если все пойдет наперекосяк… когда все пойдет наперекосяк, я могу проснуться. Как я могу предотвратить худший исход? Ударить первым? Создать угрозу… На что я могу надавить?“

Мысли прервал звук плескающейся воды. По кухонному столу, плите, стенам и полу пошла еле заметная рябь, словно от брошенного в озеро камня. Кто-то из троицы установил с ним связь.

Сэмюэль встал со стула и нервно захромал к входной двери. Парень не взял трость, чтобы всегда держать в руке Подделку.

За сколоченной из досок дверью тянулся серый коридор, покрытый паутиной трещин. Чем дальше он уходил, тем тоньше становились трещины. В нескольких десятках метров, насколько мог видеть Сэмюэль, они исчезали.

Парень дотронулся костяшками к шее. Проверил обернутый желтый шарф, приставил к левому виску острый кончик ствола Подделки и зашагал.

Он не знал, что ждало впереди, но был уверен: это обернется катастрофой.

Коридор заканчивался прямоугольником яркой белизны. Сэмюэль замер в паре шагов и положил дрожащий указательный палец на “спусковой крючок”.

— Все будет хорошо, — произнес он дрожащим голосом. — Они просто дети. Им всем лет пятнадцать, может, шестнадцать. Все будет хорошо. Я могу проснуться. Все будет хорошо.

На последних словах парень шагнул вперед, и ослепляющая белизна обволокла тело, подобно толще воды. Сэмюэль чувствовал, как она тяжким грузом давила на плечи, текла меж пальцев и нежно обволакивала лицо. Когда ощущения прекратились, он открыл глаза.

Вдоль горизонта вздымались гигантские белые волны. Некоторые сплетались, замирая огромными облачными гейзерами. Другие отдаленно напоминали силуэты людей и животных.

“Снег? — первое, о чем подумал парень. — Нет. Облака“.

Сэмюэль опустил взгляд вниз. Черные покрытые серыми пятнами туфли щекотала трава. Снова посмотрел вперед. Зеленеющий луг плавно переходил в облачный океан. Белые кудрявые волны разбивались о неприступную землю.

В уши ударил порыв ветра и игриво потеребил конец шарфа и рукав серого плаща. Сэмюэль накинул его, чтобы скрыть ползущие от правой руки трещины.

Парень медленно закружился на месте, осматривая все. Безликих не было. Никого не было. Когда обернулся назад, заметил исполинские колонны. Они поддерживали вырезанную из мрамора треугольную крышу великих размеров.

“Обычно на таких постройках есть какой-то рисунок, — подумал парень. — Они повествуют о какой-то истории“.

Но эта была чиста. Искусственно чиста. Возникало ощущение, что кто-то взял простые фигуры: пирамиду и цилиндры; и собрал их в “это”.

“Игрушка гигантского ребенка”, — попытался описать место Сэмюэль.

Парень захромал к колоннам. Трава резко обрывалась блестящей плиткой. Черные и белые клетки чередовались, как на шахматной доске. Каждая была по размерам около двух метров. Если бы Сэмюэль лег, то он бы не покрыл своим ростом даже одну.

Вдалеке парень заметил стол и сидящих за ним людей. Предметы человеческих размеров посреди простирающейся во все стороны гигантской плитки выглядели до безумия забавными. Как кукольная кружечка на обеденном столе.

“Рассекающие острова”, — понял он, куда попал.

В середине эпохи Раскола на севере континента Нова обнаружили зависшие над горными склонами острова. Первая отправленная к ним группа не вернулась. Вторая поведала о “бережно” разложенных рядом с тенями островов кучках плоти, мышц, костей, нервов и органов. Стоило одному из членов группы переступить незримую границу, стало понятно, что случилось с первой группой.

Бедолагу вывернуло наизнанку, мышцы резвящимися червями сползли с костей, нервы и капилляры “отлипли”, а внутренние органы фонтаном вылетели наружу. Крови не было. Криков агонии тоже. Жертва осталась жива. После возвращения второй группы острова нарекли Рассекающими островами. Они плыли по воздуху, не задевая “границами” людские города и гнезда большинства видов животных.

Сейчас острова находятся на территории Северного альянса. Попасть на них невозможно из-за рассечения, поэтому люди строят предположения. Пилоты воздушных судов рассказывали про огромные постройки. Кто-то даже говорил про целую деревню. Ходили слухи, что в ней успели скрыться Прародители-Всего, предвидевшие катастрофу Забвения.

— … Здравствуйте, — медленно произнес Сэмюэль, подходя к круглому столу.

Сверху стелилась белая скатерть. Вокруг стояло пять стульев. Три занимали Кью, Зак и Майлд, а два пустующих смотрели друг на друга через стол.

Никто не ответил. Кью боязливо прожигал взглядом скатерть, Зак сидел со скрещенными на груди руками, Майлд нервно барабанил по столу пальцами.

— Ваш друг еще не прибыл? — спросил парень, занимая один из стульев. Левая рука сильнее сжала Подделку. Он продолжал держать ствол у виска, готовый спустить курок в любую секунду.

— … Она сбежала, — первым подал голос Зак. — И сказала бежать нам.

Юноша повернулся к Сэмюэлю.

— Почему? — спросил Зак. — С чего бы ей так говорить?

— Я, — начал Сэмюэль, прыгая взглядом по каждому из присутствующих. — Я понятия не имею. О чем вообще речь?

На работе они утверждали, что их друг может помочь Сэмюэлю, поэтому парень и пришел сюда.

— Мистер Берислави, Зак говорит про нашего друга. Мы рассказывали вам о нем, — сказал Майлд. — Так вот. Мы позвали ее раньше вас и рассказали о вашей… вашем положении. Но несколько секунд назад она в ужасе сбежала. Прокричала, что-то про участь хуже смерти.

Майлд посмотрел Сэмюэлю в глаза.

— Вы знаете, о чем она говорила?

Сэмюэль примерно понимал. После встречи с вестником феи и безликие сторонились его, где бы он ни был.

“Их знакомая — фея”, — заключил парень.

— Эта ваша знакомая, — решил перевести разговор в другое русло. Сэмюэль не мог врать, поэтому подбирал слова с осторожностью. — Она тоже грезящая?

— Очевидно, — раздраженно фыркнул Зак.

“Они не знают”, — подумал Сэмюэль.

— Так вы ответите на вопрос? — затребовал Зак. — Что, чулять, это значит?

— Я… догадываюсь, — ответил парень. — Та фея, про которую я рассказывал, что-то со мной сделала.

“Откусила руку и часть ноги”.

— Мы в опасности? — спросил Майлд.

— Прямо сейчас вам ничего не угрожает.

— … Прямо сейчас? — поинтересовался Кью.

“Козука! Вот стоило тебе привязаться к словам?” — мысленно выругался Сэмюэль.

— Послушайте, — подался вперед парень. — Я новичок в грезах. Мало что знаю. Не до конца понимаю, как это все работает. И, возможно, ваша подруга что-то почувствовала.

— Она паниковала, — откинулся на спинку стула Зак. — Я видел ее такой впервые.

— Это беда, — сказал Майлд. — Уверен, если мы поговорим с ней, она поймет.

— … Сомневаюсь, — пробубнил Кью. — Она… чуть ли не на стенку лезла от страха.

Сэмюэль молча наблюдал за разговором приятелей, и в голове зрела задумка. Безумная мысль.

“Если одна фея забрала руку, то может у второй получится ее излечить? Но как я могу защитить себя при худшем исходе?”

Немо за пару секунд обезвредил Подделку, поэтому парень не сильно хотел подпускать к себе фею вне кокона.

— У меня есть одна мысль, — медленно начал он. — Скажите вашей подруге, что у меня есть то, что ей нужно.

“Ритуал призыва на Сцену, — вспомнил парень. — Я могу пообещать и… Погодите… Как работают обещания в моем случае? Я не смогу пообещать что-то или буду обязан выполнить обещанное? Что будет, если я нарушу слово?“

— Ч-что вы имеете в виду? — спросил Кью.

— Думаю, она поймет, — улыбнулся Сэмюэль. — Скажите ей это при следующей встрече. Прощайте.

— … Стойте! — подорвался с места Зак, но было уже поздно.

Парень вдавил ржавый болт в фанеру, и прогремел выстрел.

▪ ▪ ▪

Утром после обхода и включения станков Сэмюэль подкараулил у кабинета Андреа и сказал, что согласен на сделку. Глава цеха выглядел довольным и, казалось, искренне предвкушал встречу.

“Мне это не нравится, — подумал Сэмюэль, возвращаясь за рабочее место. Вчера глава всеми силами избегал парня. Но сегодня его поведение изменилось. — За один день что-то случилось. И явно не в мою пользу…”

Он наблюдал за потоком приходящих людей, высматривал Дерека. Толпа разделялась на ручейки поменьше, затем еще раз и еще, пока не мелела до одного рабочего. Вдруг из одного из таких ручейков вынырнул Зак и энергично зашагал к Сэмюэлю.

— Добрый день, мистер Берислави!

— … Добрый, — удивленно ответил парень. Он не ожидал столь радушного приветствия.

— Мы посоветовались после вашего ухода и, — замялся Зак, — кажется, примерно, поняли ваше положение…

— Да? — округлил глаза Сэмюэль.

— Вас сильно ограничили по времени и, возможно, запретили что-то говорить?

— Почти в точку… Как вы это поняли?

— Ваше поведение сказало все за вас, — радостно фыркнул Зак. — Не волнуйтесь. Мы поговорим с главной. Уверен, она поймет вас. И, думаю, даже поможет.

— Она настолько удивительна? — поинтересовался парень.

“Фея во главе группы? — подумал он. — Звучит так себе… Все равно, что поставить людоеда смотрителем яслей”.

— О, вы даже не представляете, — улыбнулся Зак. — Ладно. Завтра поговорим. Я передам решение главы.

Сэмюэль кивнул, смотря в спину удаляющемуся юноше.

“Со мной происходит что-то хорошее? — положил парень подбородок на ладонь. — Даже не вериться”.

Он мазнул взглядом по рабочему месту Дерека и замер. За столом сидел бородатый мужчина и смотрел прямо на него. Дерек встал и, пошатываясь, пошел к парню.

Стоило приблизиться, Сэмюэлю в нос ударил едкий запах кислоты и брожения. Вчера мужчина ходил в пивную.

“Сегодня у меня последняя зарплата”, — вдруг пришла в голову мысль.

Дерек приложил правую руку к груди. Поклонился. Парень уже забыл об этом приветствии. После потери руки он здоровался как обычный житель Острокийской империи. Словами.

“Что бы подумал отец? Было ли ему какое-то дело до этого?”

— Как дела, Сэмми? — обыденно спросил Дерек, вырывая Сэмюэля из раздумий.

— Как, — хотел сказать парень, но быстро одернул себя. — Ужасно, мистер Нейви. Я-я в тупике.

От неожиданности мужчина отступил на шаг и помотал головой.

— Что? Что случилось?

— Можно я зайду сегодня к вам?

— Сэмми, о таком родных людей не спрашивают, — ухмыльнулся Дерек.

После смены Сэмюэль сидел напротив мужчины за обеденным столом. Дерек задумчиво крутил в руках мутный стакан с оранжевой жидкостью. Перед парнем стоял такой же.

— Мне это что-то напоминает, — сказал мужчина. Сделал глоток. — В прошлый раз ты рассказал мне про фею и попросил помочь?

— … Да, — виновато протянул Сэмюэль. — На этот раз будет иначе.

“На этот раз я справлюсь сам”, — подумал он. Парень не хотел говорить об увольнении. Не хотел просить приюта. Сделать так, означало повторить участь отца. Стать обузой. А это было последним, чего желал Сэмюэль.

Он пристально посмотрел на Дерека. Мужчина сделал ради него многое. Стал грезящим и укрыл от феи в грезах. Сэмюэль не сомневался — если попросить, Дерек мог свернуть горы. Но с каждой просьбой парня грызло чувство вины. Он чувствовал себя безответственным ребенком, который сваливал все заботы на плечи добродушного дядюшки. Буквально.

— Хлебни для смелости, — ткнул пальцем в стакан Дерек. — Мне помогает.

— Боюсь, для меня это не выход, — улыбнулся Сэмюэль. — Мне нужен трезвый ум.

— Есть вещи, которые кажутся невыносимыми на трезвую голову. Но стоит сделать пару глотков, и все испаряется.

— Может быть, — взял стакан парень и поднес к губам. Нос защекотал приторно-сладкий аромат яблок. На секунду мир в глазах Сэмюэля заслонила пелена. Он чувствовал, как пьянеет от одного запаха. Во рту начали скапливаться слюни.

— Смелее, — подогнал Дерек. — Оно не крепкое. Самое-то для развязывания языка!

Парень сделал один глоток. Язык накрыла тошнотворная кислота и горечь. Он закашлялся.

— Мда, — заключил мужчина. — Не быть тебе пьяницей…

— Ну и отлично! — отставил стакан Сэмюэль.

Дерек замолчал, ожидая, пока парень соберется с мыслями. Он не давил, не подгонял, только терпеливо ждал.

“Спасибо, мистер Нейви”, — подумал парень.

— Я прогнал фею, — начал Сэмюэль. Мужчина в ответ кивнул. — И сделал это с помощью вестника. Я… Я вызвал его.

Дерек удивленно приподнял бровь.

— Я… В общем, оно коснулось меня. Забрало возможность лгать. Помните разговор в коридоре моей квартиры?

— Ага.

— Я врал. Ну, то есть, пытался. Что бы я ни говорил, вы не слышали этого.

— Так вот что это было, — откинулся на спинку стула мужчина. — Сэмми, но зачем?

— У меня не было выхода! Я не хотел вечно докучать вам. Не мог вечно бегать от феи.

Дерек сделал еще один глоток.

— Я был не против, — заявил он. — Мне… Мне было не трудно помогать тебе, Сэмми.

“Это ложь”, — прикусил губу Сэмюэль. Он хорошо помнил выражение лица Дерека из-за постоянных встреч с безликим в образе Адама.

— Если фея сбежала, то что с твоей рукой?

— Я-я ищу способы исцеления, — отвел взгляд в сторону парень. — И помните ритуал призыва?

— … Конечно, — прищурился мужчина. — Погоди. Ты же не хочешь сказать, что собираешься призвать кого-то?

— Хочу…

— О боги, Сэмми, — закрыл лицо свободной рукой Дерек.

У Сэмюэля не было выхода. Если проклятье вестника не позволит дать пустое обещание или еще хуже — заставит выполнить сказанное — ему придется призвать на Сцену фею. Чудовище, прожившее не одну сотню лет и способное без труда творить чудеса. От одной мысли об этом по спине пробегал холодок.

Небольшую надежду дарили слова Зака. Юноша высказывался о фее, как о добром человеке с широкой душой. Но Сэмюэль не исключал, что это была лишь маска. Обман. Изощренный трюк, чтобы одурачить наивных детей.

Парень помотал головой.

— Это произойдет в худшем случае, — заверил он. — Возможно, я смогу одурачить ее и…

— Ты до сих пор так думаешь? — перебил Дерек. — Сколько еще ты будешь верить в это? Сэмми, не хочу… обижать, но мы с тобой не самые умные люди. Ты серьезно рассчитываешь обмануть фею? Без лжи? Это даже звучит как шутка!

— Даже если так, у меня есть некоторые мысли.

После разговора в грезах с Андреа и с троицей в голову Сэмюэля пришла одна задумка. Она недалеко ушла от бросания в неизвестность ради кусочка знаний, но это было хоть что-то.

Парень стоял на небольшом островке, окруженный тьмой. И ступал в разные стороны, чтобы расширить доступную область. Каждый шаг напоминал подбрасывание кубика в надежде на выпадение шестерки. Остальные цифры означали потерю, а единица — смерть.

Ни разу. На кубике ни разу не выпала заветная шестерка. Все время Сэмюэль что-то терял.

Встреча с феей была двойкой. Одним шагом до гибели. Вызов вестника тоже. Поход в грезы Андреа обернулся четверкой. Глава цеха раскрыл его. И сейчас явно что-то замышлял.

“О боги, пожалуйста, хоть бы не единица”, — взмолился парень, обдумывая предстоящую встречу с феей.

— Хочешь связать ее? — нагнулся вперед Дерек. — Как в книге?

— Что-то вроде, — кивнул Сэмюэль. — Это только задумка. Надеюсь, до этого не дойдет.

— Я тоже, — одним махом осушил стакан мужчина. — Можешь положиться на меня, Сэмми. Если что, я помогу.

— Спасибо, — улыбнулся парень. — Не знаю, как могу отплатить вам…

— Не умирай, — неожиданно сказал Дерек. — Когда… Когда ты исцелишь руку, прошу, хватит. Не губи себя больше.

Сэмюэль не ответил.

▪ ▪ ▪

Хромая по длинному серому коридору, Сэмюэль думал только об одном:

“Это ловушка”.

Он шел прямо в западню. Парень уже испытывал подобное. Во время самого первого выхода из кокона. Тогда его выманил Немо, сыграл на наивности и неопытности. Сейчас Сэмюэль понимал намного больше. Уверенности прибавлял вжатый в левый висок острый ствол Подделки.

“Всего один миг и я проснусь, — мысленно успокаивал он себя. — Свинков не фея. Его ограничивает мировоззрение”.

Ходьба по тянущемуся непомерно долго коридору истощала, но позволяла все обдумать. Сэмюэль представлял разные варианты развития событий, искал точки давления и пути отхода.

Помимо Андреа, парень мог получить знания для исцеления руки от феи. Но он не питал больших надежд. Человеку Сэмюэль верил больше, чем чудовищу из грез.

— У меня все получится, — произнес парень, ступая в стену света.

Он услышал знакомый гул десятков просыпающихся машин. На этот раз Андреа приснился цех.

Сэмюэль открыл глаза. Перед ним шли ряды дрожащих от предвкушения станков. Позади был огромный лист с кольцом-ручкой — входная дверь цеха. Главная кишка на потолке, в которую сходились все трубы для сбора мана-отходов, воздушным змеем на ветру качалась из стороны в сторону.

— Добро пожаловать! — радостно объявил Андреа. Мужчина вынырнул из одного из станков в центре цеха. — Скажите, приятно же поступать как человек и следовать этикету?

— Ближе к делу, — поторопил Сэмюэль. Нервы были натянуты до предела. Он следил за каждым движением Андреа. Боялся упустить любую мелочь.

— Как грубо, — указал мужчина пальцем-сарделькой на Подделку. — Выходить из грез с помощью смерти — отвратительно. Вы хоть понимаете, что видеть, как человек стреляет себе в голову — мерзко? А труп? Он становится частью кокона после вашей “смерти”...

— Ближе к делу, — раздраженно повторил парень, сильнее вжимая ствол в висок. — Я согласен на сделку. Обмен знаниями, так обмен знаниями.

— Действительно, — двинулся в бок Андреа. Он шел длинными шагами, и, казалось, отмерял расстояние между станками. Тучная фигура нырнула в одну из машин с одной стороны. Затем вынырнула с другой. — Я был удивлен вами, Берислави. Можно сказать, даже поражен.

— Неужели? — не отрывал взгляда от мужчины Сэмюэль. — И чем же?

— Вестники, — дойдя до последнего в ряде станка, Андреа развернулся. И зашагал обратно. — Не думал, что вы станете обреченным. Весьма… решительный поступок.

— И что это значит? А точно… Чтобы узнать, мне нужно поделиться чем-то? Это же обмен?

— Быстро схватываете, — удовлетворенно кивнул Андреа.

Парень понимал, чего он добивался. Размахивал красной тряпкой перед лицом Сэмюэля.

— Не выйдет, — отмахнулся парень. — У меня есть ритуал призыва. Могу поделиться, если вы знаете, как исцелить руку.

— Ритуал призыва? — удивился Андреа. Мужчина дошел до другого края ряда. Снова развернулся. — Любопытно… Я согласен.

Тучная фигура обыденно скрылась за станком. Сэмюэль перевел взгляд на другую сторону, ожидая появление Андреа. Но мужчина как сквозь землю провалился.

Неожиданно в тело парня с левого боку ударила волна воздуха. Он покачнулся. С трудом устоял на ногах. Повернул голову и…

В левую руку прилетел удар тяжелой рукояткой трости, и от боли Сэмюэль расцепил пальцы. Подделка рухнула на пол, издавая протяжный металлический звон.

Парень в ужасе упал на колени за ней, но не успел. Трость ударила по груди, прижимая тело к двери в цех. На шее сомкнулось ржавое кольцо. Андреа с размаху хлестнул по левой руке. Та отпружинила от двери, и холодный металл наручником захлопнулся вокруг запястья.

Сэмюэль метнул взгляд на руку. Оковы росли из двери, как грибы из дерева.

— Чулять! — прокричал парень, и Андреа незамедлительно ударил в живот. Изо рта вырвался фонтан слюны.

— Молчать, — холодно произнес мужчина, доставая из кармана черного плаща пистолет. Настоящий, а не слепленную из чего попала бутафорию. — Теперь говорить буду только я.

В этот миг Сэмюэль понял, что, придя сюда, он выбросил на кубике ещё одну двойку.

В толще кудрявой белизны снарядом несся маленький шар. Иногда по бокам пролетали бесформенные комки плоти. Безликие без образа. А иногда шар проносился насквозь, разрывая бывших людей, животных и фей на комки поменьше.

Она любила эту форму. Маленький шарик не больше фаланги пальца. Владение подобного размера душа не могла наделить разумом, только инстинктами. Форма отлично подходила для долгих путешествий.

Слева послышалось щелканье ножниц. Оно, подобно всплеску ледяной воды, окатило ее. Следуя возникшему изнутри толчку ужаса, она рванула в противоположную звуку сторону.

В душу тонкой иглой кольнула связь. Слишком слабая для волнения. Приглашение на встречу. Связь соединяла с посланием:

“Ржавый конь посреди разрушенного мира”.

Кодовая фраза.

Она обратилась к окружающей мане, коснулась ближайшей белизны скромным владением. Облака закружились воронкой вокруг души. Слой за слоем наползли друг на друга, сливаясь в худое туловище. Из новообразованных плеч вырвались сотни тонких нитей, сплелись в руки. Две молочные реки забежали из таза и затвердели в бедра. Почти готово.

Белые, как снег, ладони подхватили парящие рядом облака и вылепили овал головы.

Тонкие пальцы бегали по телу, придавая ему, словно податливой глине, форму. Лицо, шея, плечи, грудь, талия и ноги. Она взяла слишком много.

Остатки пошли на одежду и волосы. Руки здесь были не нужны. Усилием воли высекла светлое пальто, колготки и бордовые туфли. Не забыла про курительную трубку из черной древесины и темные перчатки. Пальцем нанесла на губы алую помаду и чуть-чуть морщин на лицо и шею. Волосы извивающимися змеями сплелись в пучок. Образ готов.

Селена нашла в душе недавно созданную связь. И откликнулась, создав из ближайших облаков дверь. Душу переместила в оставленный в Закулисье клубок, нитка которого бесконечно тянулась за ней. Мера осторожности, чтобы сбежать в любую секунду.

Проход вел в просторную комнату. С высокого потолка водопадом стекали темные шторы, укрывая стены и окна. Посредине пространства возвышался большой круглый стол. Было мрачно. Единственным источником освещения выступала непомерно огромная люстра, висящая прямо над столом.

— Добро пожаловать, — окликнул один из сидящих за столом людей. Он был не высок и носил темный фрак. Над губой росли пышные усы, закрученные на концах ушной серой. Перед ним на столе лежал черный цилиндр. — Госпожа Селена, вы, как всегда, неотразимы.

— Ваши лестные слова греют мою душу, Джеймс, — притворно улыбнулась она, заняв стул перед дверью.

— Вы подумали о моем предложении? — спросил он, потеребив один из кончиков усов.

Селена мазнула взглядом по спутнице, стоящей позади мужчины. Высокая дама нервно переступала с ноги на ногу. Она носила ярко-красное вечернее платье со слишком глубоким декольте, показывающим внушительные достоинства. Вырез на бедрах также приоткрывал сладострастные виды. Завершала образ осиная талия.

“Пошлость, — подумала Селена. — Это почти оскорбительно”.

Она знала о строении человеческого тела все. Могла пересчитать и назвать каждую кость, рассказать обо всех мышцах.

Фигура спутницы Джеймса Вельвова была на грани естества. Еще чуть-чуть и пухлые формы разжигали бы отвращение и неприязнь вместо ожидаемой похоти.

— Прив, Селена, — заметила девушка изучающий взгляд и помахала.

— Рада тебя видеть, Миди, — соврала Селена. — На этот раз рыжие?

Миди неловко смахнула с плеч длинные рыжие волосы и пожала плечами.

— Мой ответ неизменен, — ответила Селена. — Нет.

— Как жаль, — откинулся Джеймс на спинку стула. — Вы многое теряете.

— Мы можем уже приступить? — влез в беседу старый скрипящий голос.

Селена бросила взгляд на сидящую через стол старуху.

Короткие седые пряди завивались на концах. Фрея Зилова была самым старым человеком из всех членов кружка. Насколько знала Селена, в прошлом месяце она справила шестидесятилетие.

— Еще не все собрались, — заметил высокий мужчина, находящийся в двух стульях слева от Фреи. Длинные каштановые волосы заплетались в хвост. Максвелл Илинов носил белую рубашку, заправленную в черные брюки. — Или вы хотите сначала перейти к личным встречам?

— У меня есть разговор только к фее и этому извращенцу, — поочередно ткнула Фрея костлявыми пальцами в Селену и Джеймса. — Остальные для меня бесполезны.

— Может они хотят поговорить с вами? — не отставал Максвелл.

— Может, — проскрипела старуха. — А может пусть идут куда подальше. Они. Бесполезны.

В ответ Максвелл закатил глаза.

— Я не против, — сказала Селена. — Мне нет дела до общего обсуждения. Я здесь только ради личных встреч.

— Тогда милости прошу, — махнул рукой Джеймс. Взгляд мужчина улиткой пополз по стенам комнаты, высекая из теней занавесок силуэты дверей.

— Вы нарушаете правила, — скрестил руки на груди Максвелл. — Личные встречи всегда идут после обсуждения. Это неправильно.

— Господин Илинов, вы видите остальных гостей? — спокойно спросил Джеймс. — Неправильно заставлять остальных ждать. Если уважаемые дамы желают обсудить между собой женские делишки, я не в праве их останавливать.

Фрея встала со стула и…

— Но! — поднял палец Джеймс. — Сначала с ней поговорю я.

— Похоть совсем выела тебе мозги? — проворчала старуха. — Никакого уважения. Грязный мужлан!

— Что есть, то есть, — пожал он плечами и указал Селене на дверь за стулом. — Надеюсь, вы не против, если к нам присоединится моя прекрасная Миди?

— Без разницы.

Они уединились в одной из созданных Джеймсом комнат. Внутри стены покрывали такие же темные шторы. Посередине находился квадратный стол со стоящими друг напротив друга стульями. Мужчина занял один, а Селена другой. Миди покорно, как прирученная собака, встала за спиной Джеймса.

— Итак, — положила ногу на ногу Селена и усилием воли подожгла табак в трубке. Сделала одну затяжку. Вкуса и запаха не было. Она не знала как должен ощущаться табак, поэтому придала ему сладкий аромат и привкус переспелого яблока. Насколько Селена их помнила. — О чем же вы хотели поговорить?

— Для начала о моем предложении, — начал Джеймс. — Вы точно уверены? Посмотрите на Миди…

Он протянул руку за спину девушки и, приобняв за талию, подвинул ближе. Выражение на лице Миди не изменилось. Спустя секунду она приподняла уголки губ. Девушка “улыбнулась”.

“Молодежь, — мысленно вздохнула Селена. — Никакого уважения к прошлому. Лишь жалкая тень”.

— Нет, — ответила она. — Мне претит одна лишь мысль о жизни в белом мехе, щипании травы, беганью по двору и так далее.

— Это не так уж и плохо, — сказала Миди. — У травы весьма… необычный вкус, а ветер, треплющий твой мех… Это непередаваемые чувства! Намного лучше пустого Закулисья.

Селена понимала восторг Миди. Сцена изобиловала красками, запахами, вкусами. Нередко феи, которые ни разу там не были, впадали в ступор от избытка ощущений. По сравнению со Сценой Закулисье казалось пустым и блеклым. Здесь не было запахов и вкусов, а слепленное тело ничего не чувствовало, если Селена не заостряла внимание.

— Понимаю, — сдержанно ответила Селена. — Увы, я не желаю подобного.

— Тогда не вижу смысла докучать больше, — отодвинул Джеймс девушку обратно за спину. — Перейду к делу. Мне любопытно, вы знаете, как связать вестника?

Миди еле заметно дрогнула от услышанного.

— Знаю, — сказала Селена, не поведя бровью. — Я ожидала услышать этот вопрос от кого угодно, но только не от вас. Не думала, что вы хотите бросить все и стать обреченным.

— Конечно же нет, — усмехнулся Джеймс. — Использовать этих чудовищ? Ни в жизнь!

— Желаете продать кому-то знание или самого вестника?

— Мимо. Думаю, одной маленькой услуги за молчание будет достаточно?

Селена кивнула.

— Хорошо. Это ради защиты моего дела, — посмотрел он за спину. — Связанный вестник — гарантия, что против меня не пойдут остальные.

— Скорее еще одна причина, чтобы уничтожить, — заметила она.

— Если моя смерть будет означать освобождение вестника, я бы поспорил.

Селена бросила взгляд на Миди, нервно теребящую подол платья, а затем вновь посмотрела на Джеймса.

— Кого желаете связать? Из какой мастерской?

— Зависит от того, какой самый безопасный? Еще одна маленькая услуга?

— Пойдет, — кивнула она. — Безопасного нет. Каждая мастерская по-своему ужасна. Все упирается в то, как вы желаете навредить недоброжелателям.

— Как можно сильнее, — спокойно произнес Джеймс. — Допустим, я хочу отобрать у них возможности ходить, говорить и умереть. Превратить их в куклы из плоти, которые могут только наблюдать.

— Для первых двух подойдет мастерская Цепей, а вот для последнего… Физическая смерть — процесс, нежели возможность. Поэтому тут нужна мастерская Упадка.

— Тогда только два. Чего желаете за имя и знание? Снова что-то отправить?

— Нет, — сложила Селена пальцы в замок. — Мне нужен полный список названий книг во всех подпольных библиотеках Каншер-Гантауна. С кратким содержанием каждой.

Джеймс задумчиво почесал за головой.

— Ну и задачка… — пробубнил он под нос. — Это будет весьма сложно.

— Знания о вестниках дорогие, — согласилась Селена.

— Это займет какое-то время, — встал Джеймс со стула.

— Я весьма терпелива.

— Хорошо. Я позову старую каргу, — сказал он, открывая дверь.

Джеймс и Миди вышли из комнаты. Еще не закрыв дверь, мужчина что-то неразборчиво прокричал. Наверное, позвал Фрею.

Старуха ввалилась в комнату спустя пять секунд. Захлопнула дверь, отодвинула стул, таща по деревянному полу. И упала на сидушку, также громко придвинулась к столу.

Она намеренно раздражала Селену. Пыталась вывести из себя при каждом удобном случае. Старуха прощупывала границы и искала слабости. Рычаги для давления.

Фея лишь широко улыбнулась. В глазах Селены действия Фреи выглядели как попытки ребенка разозлить взрослого. Забавно.

— Чем могу помочь? — начала разговор Селена.

— Ты знаешь, как убить фею? — прямо спросила Фрея. Старуха не сводила с нее глаз.

— Это снова шутка?

— Я серьезно, — улыбнулась Фрея, показав два ряда желтых зубов. — Так знаешь или нет?

— Знаю, — вернула улыбку Селена. — Медленно или быстро?

Старуха чуть замялась.

— Я не про отголоски, — буркнула она. — Умирающие души могут спастись. Мне же нужна неизбежная смерть.

— Я тоже не про них. Можно убивать медленно, при этом не давая никакой надежды на спасение. Медленно или быстро?

— Быстро, — сплюнула на пол Фрея. — К сожалению. И много. Мне нужно убить комаров, вроде тебя, скопом.

— Если в скоп попадет человек, — предположила Селена, — он должен выжить.

— Мана вместо мозгов в силах дойти хоть до чего-то, — фыркнула из-за собственной шутки старуха. — Да, ты права.

Селена задумалась. Для подобной формулы нужно было знать в подробностях устройство души феи. Понимать каждый внутренний механизм и уметь управлять. Она не желала идти на такой риск. Рано или поздно клыки сумасшедшей старухи вонзились бы в ее глотку. Копать самой себе могилу Селена не хотела.

— Это невозможно, — солгала она, разведя руки в стороны. — Проще убить всех вместе, чем пытаться ударить только по феям.

— Чулять, — пробубнила Фрея. — Тогда заставить замереть?

— Сложнее, чем убить.

— Чулять! — воскликнула старуха.

— Могу предложить разорвать связь. Так вы обезвредите фей и оставите… проскисиолога без основного оружия.

— Будь по-твоему, мотылек переросток, — кивнула Фрея. — Что хочешь?

— Как всегда, — пожала плечами Селена.

— Твой голод все не утихает, я погляжу. Козуково чудище.

— Боюсь, это в моей природе.

— Кто он? Или она?

— Средний купец из Грейшир-Незертауна, — приложила губы к трубке. И затянулась. — Куо Динги.

Фрея нахмурилась.

— Впервые слышу. Где это хоть находится?

— Юг империи. Кажется там недавно была война.

— Недавно? — округлила глаза старуха. — Да это было сотню лет назад!

— Вы согласны или нет?

— Глупый вопрос. Конечно! — поднялась Фрея, опрокинув стул. Пнула в бок и, стуча по деревянному полу каблуками, зашагала к выходу. Неожиданно встала и посмотрела через плечо на спокойно сидящую Селену. — Так и будешь сидеть здесь?

— Может кто захочет поговорить, — широко улыбнулась фея.

— Ты сама себя не обманывай. Кроме нас троих, остальным до тебя нет дела, — сказала напоследок старуха и захлопнула за собой дверь.

Селена закрыла глаза. Фрея была права. Из дюжины человек только трое: Джеймс, Фрея и Максвелл; что-то из себя представляли как практики. Остальные члены Кружка мистики и грез были обычными людьми, разбавляющими скуку снохождением. Завсегдатаи заведения Джеймса, чахнущие в огромных домах жены богатеев, деловые партнеры Максвелла и многие другие, попавшие в кружок по знакомству.

Она распахнула веки. Темная комнатка засветилась ослепительной белизной, словно солнце. Через дверь виднелись шесть черных силуэтов — члены кружка. Некоторые сливались в один размазанный комок, другие подергивались от энергичной жестикуляции.

“Похоже, разгорелся спор, — поняла Селена. — Но для начала”.

Фея резко опрокинула в сторону стол и, вскочив со стула, вонзила острые когти в маленькую черную кляксу на светящейся стене. Пальцы прошли сквозь штору, как сквозь масло, и вдавили маленькое тело в камень.

Селена рывком вытащила из штор руку. В ладони извивался грызун. Овальное туловище покрывали темно-фиолетовые чешуйки, из головы торчала пара усиков, а темные глаза-бусинки в панике кружили. Восемь маленьких лапок пытались преобразить черную перчатку и высвободиться. Бесполезно. Селена восстанавливала руку и мешала нарушителю преобразиться самому.

— Одна из девочек Джеймса? — улыбаясь, спросила она. — Иль мальчик?

— Пусти, — послышался тонкий женский голос.

— Чтобы ты доложила все своему хозяину? — внимательно осмотрела Селена фею. Она мало знала о выживших после войны Горящих башен видах и чуть больше о нынешних животных. По виду фея напоминала смесь рыбы и таракана. От тела не отходило ни одного длинного жгутика.

“Как глупо, — мысленно вздохнула Селена. — Что Миди, что ты… Безрассудно лезть вместе с душой в кокон”.

— Эта карга что-то замышляет против нас, — объяснила фея. — Я обязана рассказать.

— Вот как, — вдавила она когти в тело насекомого и нащупала внешний слой души.

— С-стой! Что ты творишь?

— На Сцене солнце выжгло тебе разум? Или вместе с травкой ты выщипала собственный рассудок?

— Ты… ты же фея! Мы почти семья! Мы…

— Мы-то? — округлила глаза Селена и посмотрела на душу нарушительницы.

Глубоко в теле насекомого пульсировал комок маны. С виду душа напоминала бурю, сжатую в небольшую сферу. На поверхности сотнями ураганов закручивались воронки, а между пробегали молнии. Селена присмотрелась внимательнее. По душе ровными рытвинами шли еле заметные швы, будто ее сначала разорвали, а затем сшили. Шрамы были тем, что делало фею феей.

В ушах защелкали ножницы. Селена в панике оглядела комнату. Потом впилась взглядом в сжатую в руке фею. Та извивалась, как обычно.

“Все хорошо… Кокон бы исчез после бегства Джеймса”, — выдохнула с облегчением Селена.

— … Мы не семья, — запоздало ответила она. — Ты просто очередной питомец Джеймса.

— Эй! Выбирай выражения! Думаешь, я делаю это по своей воле? — воскликнула фея. — Я просто хотела грезить как театралы! Хотела на Сцену! Как любая из нас… Как ты! Ты же тоже хочешь. Признай!

Она хотела. Безумно хотела вырваться из блеклого Закулисья. Хотела вновь вдохнуть прохладный воздух и ощутить на коже жар солнца. Последний раз Селена была на Сцене… давным давно.

Каждая страна вела летоисчисление по-своему, поэтому не было точного числа. А если и было, оно не имело бы никакого значения.

Селена встречалась с отцом Фреи, дедом Максвелла, бабушкой Джеймса и предками других участников. Она стояла у истоков кружка. И не только этого…

“Театралы, — подумала Селена. В глубине души слово отзывалось горечью. Как при упоминании давно умершего родственника. Когда-то она впадала в слепую ярость от одного упоминания театралов. В давние времена это помогало Селене не сойти с ума в пустом и забытом всеми мире. Но те времена прошли. Ненависть выжгла все чувства, оставила только холодную пустоту, в которой эхом отдавалась грусть. — Хотела бы я знать, о чем они думали”.

Она сильнее сжала пальцы, погружая острые ногти глубже в душу феи.

— Эй! Эй! Я-я помогу тебе! Замолвлю словечко, — затараторила нарушительница. — Уверена, он даст тебе любое тело на выбор! Я упрошу его!

— Мне это не нужно. Я хочу на Сцену, но не таким образом.

У Селены было время. Феи не старели и не зависели от пищи. В Закулисье для них опасность представляли только вестники. Искажающие и разрушающие чудовища бродили по руинам когда-то разрушенного мира, как хозяева. Выискивали легкую добычу и в лучшем случае “откусывали” кусочек. А в худшем — извращали.

Несмотря на нависшую над каждой феей угрозу, Селена не спешила на Сцену. Она давно могла согласиться провести десятилетия в личине животного, скованного формулами. Но Селена желала большего.

Мир был огромным клубком разноцветных ниток, что разрастался с каждой секундой. Сложные планы не работали из-за огромного количества непредвиденного. Поэтому Селена играла в долгую. Она сеяла семена и наблюдала, как те прорастали. Убить среднего торговца, чтобы выбить почву из под ног графа. Собрать полный список литературы подпольной библиотеки, а затем настоятельно попросить увести подальше все бестиарии и кодексы с правилами практиков.

Селена годами обменивала знания на подобные маленькие просьбы у разных людей из разных стран. Так она увеличивала шансы на желаемый исход.

— Предлагаю сделку, — широко улыбнулась Селена. — Отвечаешь на мои вопросы, а я тебя отпускаю.

— Согласна!

— Что Джеймс собрался делать с вестником?

— То что сказал! Он хочет создать “мертвую руку”, чтобы убедить не нападать на него.

— Или хочет шантажировать.

— Это тоже, — согласилась фея. — Я больше ничего не знаю.

— Благодарю, — слегка ослабила хватку Селена.

— О Идеи, спаси…

А затем резко сжала руку в кулак, глубоко впиваясь когтями в душу. Разведчица не успела закричать. Тело лопнуло мыльным пузырем, изогнутые лапки и усики полетели в разные стороны.

Селена безучастно наблюдала, как чешуйчатое туловище вязкой слизью стекало по запястью. Когда капли доползли до рукава пальто, раздраженно вздохнула. Останки феи запузырились и обратились белым паром. Чтобы через секунду раствориться, не оставив ни следа.

Она поднесла ко рту вечно дымящуюся трубку. И глубоко затянулась. Выдохнув пару колец сероватого дыма, Селена открыла дверь и спокойно вышла в большую комнату.

▪ ▪ ▪

Она каменной статуей стояла посреди пустыни белых завитков. Вдалеке уходящие в желтое небо облачные холмы напоминали гигантские горы, а в паре шагов ревущая река ваты приковывала внимание.

После обсуждения Джеймс распустил всех и рассеял кокон. Мужчина не сказал ничего про умершую разведчицу. Возможно, он не заметил пропажи. Пока что.

Она прикрыла глаза ладонью.

Временами окружающий мир казался лишь затянувшимся представлением. Одним из многих, в которых Селена принимала участие давным-давно. Нужно было только опустить веки и позволить грезам увлечь ее. Волнами вынести обратно на Сцену, где ждали остальные.

— Я же не сломалась? — спросила она пустоту дрожащим голосом.

И пустота ответила:

— А ты как думаешь?

— Это все бред? Я обманываю себя? Возвела кокон и играю? Эти люди хоть существуют?

Тишина давила на рассудок. Сильным ветром раскачивала медленно разрушающийся разум.

— Эй… Я же не сломалась? — вновь спросила она. — Я все еще там?

Укол новой связи ударом плетки отрезвил Селену. Фея помотала головой.

— Нельзя думать… Нельзя оставаться в одиночестве… Нельзя…

Когда пламя ненависти стихло, когда она узнала, какая участь постигла театралов, последняя ниточка держащая ее от падения оборвалась. Селена возвела в сознании выдуманный мир и бродила в бреду по Закулисью неизвестно сколько времени. После это повторялось не один раз. Поэтому она всегда путешествовала в форме бездумного шара. Все ради того, чтобы не мыслить, не сомневаться в действительности происходящего.

Селена прочитала прикрепленное к связи сообщение:

“Три сосны посреди вьюги”.

И развернулась в сторону ближайшего кудрявого холма. Спешно зашагала.

Пальто разделилось на две части: на светлую рубашку без рукавов и сине-зеленую юбку чуть выше колен. Темные колготки пошли буграми и лопнули, оголяя чуть загорелую кожу. Алые туфли облились белым. Завязанные в пучок черные волосы освободились и укоротились до плеч. От темечка забегали яркие искорки, обжигая локоны до темно-каштанового цвета.

Она чуть уменьшилась и похудела. Красная помада на губах порозовела, а морщины на лице и шее выпрямились. Образ готов.

Селена вошла в белый холм, откликаясь на связь.

Рассекающие острова. Она не знала, почему троица так любила это оружие. Каждая их встреча проходила на парящих островах. Иногда они перемещались в Храм Безглавия — еще одно оружие.

— Хей, хей, парни! — энергично замахала она рукой, подбегая к столу посреди гигантского строения. — Рада, что вы спаслись.

Фея плюхнулась на свободный стул между Майлдом и Заком, откинулась на спинку стула.

— Привет, Ам. Напугала же ты нас… — неловко улыбнулся Зак.

— Привет, — спокойно произнес Майлд.

Кью что-то бессвязно пробормотал. И поприветствовал Амелию Кенским поклоном.

— Я и подумать не могла, что ваш друг будет обреченным. С ума сойти.

— Да, мы сами не знали, — согласился Зак, бегая взглядом с Майлда на Кью.

“Они не знают про обреченных, — поняла она. — Я могу использовать это”.

— Эй, парни, — подалась Амелия вперед и оперлась на стол локтями. — Мой вам совет — не водитесь с ним. Вам же дороже!

— Вообще-то, он передал для тебя сообщение, — сказал Майлд.

— Ого! — округлила она глаза. И широко улыбнулась. — Приглашение посмотреть на звездное небо? Дайте угадаю, вы ему наплели про меня всякого, и он влюбился. Как обычно, для великой меня!

Амелия поднесла руку ко рту и притворно зафыркала, как особа голубых кровей. Парни ухмыльнулись.

“Эй, дети человеческие”.

— Он сказал, что у него есть то что нужно тебе, — рассказал Зак. — Без понятия, про что он говорил.

— И он очень хотел встретиться с тобой, — добавил Майлд.

— Можно попробовать. Но не как мы с вами. Не в одном коконе, — предложила она, прикрывая глаза.

“Вы же правда существуете?”

— Мерзость, — сквозь зубы прошипел Андреа. — Давайте я расскажу, насколько вы отвратительны.

Сэмюэль безмолвно смотрел на мужчину, как приговоренный к казни на палача. Бесчувственная маска скрывала настоящие чувства Андреа. Но их отблески вырывались изо рта вместе с каплями слюны, когда он говорил.

Мужчина, подгоняемый шипением и посвистыванием неугомонной толпы станков, направил на парня пистолет,

— Что ты! — начал Сэмюэль, но возглас прервал оглушительный взрыв. Хлопок и вспышка из ствола ошеломили. Затем все мысли захватила острая боль в левом боку. Парень метнул взгляд вниз.

Среди пятен пыли, масла и жира на рубашке росло новое. Алый цветок распускался вокруг дыры разорванной и чуть обожженной ткани. Сэмюэль сжал челюсти и приглушенно застонал.

— Молчать, — сказал Андреа, наставляя ствол на другой бок. — Говорить здесь могу только я. Кивните, если поняли.

Парень кивнул.

— Отлично. Как я и сказал, вы — мерзость. Худшее подобие человека, которое я встречал. Жалкий слизень и то лучше!

“Чулять! Что я сделал? — недоумевал Сэмюэль. В памяти оживала последняя встреча с Андреа. В грезах мужчина вел себя нормально. Отношение изменилось после встречи с вестником. — Мне нужно просто объяснить. Сказать, что ему нечего бояться”.

Он посмотрел в глаза мужчины.

— У нас мало времени, Берислави, — потрусил Андреа пистолет. — Я задаю вопросы, вы отвечаете да или нет. Шаг в сторону и в вашем теле появится новая дыра. Мне не понравится ваш ответ — новая дыра. Поняли?

— Да, — ответил Сэмюэль и прикусил губу.

— Дневник у вас?

— Не…

Не успел парень закончить, прогремел еще один выстрел. На этот раз в правый бок. Тело задрожало. Мышцы своевольно сжимались и расслаблялись от непрекращающихся судорог. Сэмюэль дышал с трудом. По щекам побежали слезы.

— Когда тот неудачник подорвал себя, вы забрали дневник?

— … Да, — зажмурился парень, ожидая нового хлопка. Но его не последовало.

— Автор вызывал вестника?

— Нет.

— Говорите! — прокричал Андреа. Навел ствол на середину живота.

— Да!

— Вы правда знаете, как призвать кого-то в наш мир?

— Да!

Мужчина отступил на шаг и замолчал. Пара секунд, пять, десять, минута. Тишина тяжелыми цепями оплела шею и грудь Сэмюэль, мешая дышать. Перед каждым вздохом он замирал на миг, боясь выстрела или чего-то похуже.

— Завтра. Нет, сейчас, — пробурчал под нос Андреа. — Нельзя давать вам ни секунды! Берислави, встречаемся у завода сейчас же. Если вы не придете, я уволю вас сразу и сдам офицерам. Кивните, если поняли.

Парень осторожно кивнул.

— Встретимся у завода. Только вы один, — повторил он. Мужчина ловким движением направил ствол и выстрелил в голову парня.

Сэмюэль в ужасе вскочил с кровати и рухнул на пол, сшибая стоящую у прикроватной тумбочки трость. Ноги неистово дрожали от пронизывающих каждую мышцу судорог.

Он схватился за край кровати и поднялся. Половина покрывала сползла на пол. Ему было все равно.

В ночном мраке Сэмюэль с трепетом и волнением работника лавки драгоценностей рассматривал, как алмаз, оголенный живот. Бесполезно. Слишком темно, чтобы что-то увидеть.

Парень опустил дрожащую ладонь на кожу. Принялся ощупывать. Ничего. Дыр от выстрелов не было. Но Сэмюэль отчетливо чувствовал их, также как застрявшие внутри пули. Нечто твердое и круглое отзывалось волнами боли при каждом движении. Парень, скрипя зубами, сдавил кожу вокруг одной “дыры” в надежде вытолкнуть пулю. Тщетно. Они слишком глубоко.

— Чулять! — вскрикнул он, а затем в панике прикрыл рот.

Сэмюэль уснул в квартире Дерека. Мужчина в любую секунду мог вбежать в комнату, чтобы узнать, что случилось.

Он замер. Притаился, как маленький зверек после обнаружения хищника. Дышал сквозь пальцы медленно и глубоко. Выходило с трудом. Из-за неутихающей дрожи вместе со вздохом вырывался слабый писк, словно из-за икоты.

Сэмюэль вслушивался в каждый звук, стараясь уловить возню в соседней комнате.

Около десять секунд он неподвижно сидел на кровати. Дерек не влетел в комнату. Даже кровать за стеной не поскрипывала. Мужчина спал как убитый.

“О боги, спасибо хоть за это”, — подумал парень, надевая рубашку и брюки.

Он понятия не имел, что делать при встрече с Андреа. Но Сэмюэль понимал одно: если он не придет, будет только хуже. Поэтому набросив сверху пальто, парень медленно захромал по коридору. Проходя мимо двери в комнату Дерека, Сэмюэль услышал громкий храп.

“Рассказать мистеру Нейви? — порывом ветра ударила в голову мысль. А затем так же стремительно стихла. — Нет. Не надо втягивать его в это”.

Он встал перед входной дверью, натянул очки с платком на лицо, и вышел.

▪ ▪ ▪

Ночной Пейлтаун напоминал город-призрак. Пустые и тихие улицы, покрытые трещинами дороги, возвышающиеся над землей двухэтажные ульи, смотрящие на незваных гостей черными, как ночное небо, глазами. И вездесущий смог. Тошнотворно желтый туман, который сейчас сливался с тьмой.

Сэмюэль осторожно хромал по тротуару. Следовал за стоящими вдоль дороги газовыми светильниками. Из-за темноты и смога их огни выглядели как огромные, замершие в воздухе светлячки.

Воздух был затхлым. Вместе с жителями улицы графства покинул бодрящий ночной ветер. Ни случайных прохожих, ни хруста старого бетона под резиновыми колесами спешащего к любовнице работника. Ничего. Весь мир, задержав дыхание, наблюдал за развитием событий, как зритель в театре.

“Что делать? — размышлял по пути Сэмюэль. — Что мне, чулять, делать?”

До завода оставалось несколько минут неспешной ходьбы. Бегающим по тротуару взглядом парень подмечал знакомые трещины и застывшие в бетоне следы обуви. Обыденные вещи сейчас выглядели зловеще. Волнение нарастало с каждым шагом.

На этот выступ он когда-то наехал. А этот разукрашенный умельцами булыжник размером с ногу на тротуаре давным-давно использовали для рекламы лавки драгоценностей. Остроумный ход не помог. Магазинчик разорился в первый год после открытия.

В голове друг за другом, словно вагоны поезда, проносились глупые мысли. Они отвлекали. Мешали сосредоточиться на настоящей беде, в которой он оказался.

Сэмюэль помотал головой.

“Смогу ли я договориться? Предложить что-то за молчание?”

Когда он задал правильные вопросы, было уже поздно. В десяти метрах, у закрытой металлической двери, стоял Андреа. Мужчина раздраженно постукивал по земле носком черной туфли. И нервно вглядывался в туман. Стоило взгляду упасть на парня, засеменил вперед.

Сэмюэль посмотрел на лицо Андреа, ожидая увидеть широкую улыбку, которой глава цеха приветствовал его каждое утро. Но мужчина носил холодную маску безразличия, как во сне.

— Ведите к дневнику, — скомандовал он. — И без фокусов.

Андреа запустил руку в карман черного плаща. Под светом уличных фонарей блеснуло лезвие кухонного ножа.

Сэмюэль медленно кивнул и захромал обратно. Мужчина увязался следом.

— Думаю, мы можем договориться, — не останавливаясь, предложил парень. Глянул через плечо. Андреа шагал в семи метрах позади. Широкая спина главы цеха утопала во тьме и смоге.

— Сомневаюсь. Берислави, вы опасны.

— Чем же? — воскликнул Сэмюэль. — Еще недавно вы сами хотели пойти на сделку. Что случилось?

— Случился вестник. Вы правда не понимаете? — ответил Андреа. — О боги, да вы еще хуже, чем я думал.

— Это не ответ, — заметил парень.

— Вы — дурак, играющий со спичками на горе пороха. Несетесь головой вперед и даже не задумывайтесь. Призвать вестника — глупый и опасный поступок. Вы стали обреченным и ради чего же? Силы?

— Не ради нее.

— Конечно же вы будете отрицать, — усмехнулся Андреа. — Сила, способная перекроить Сцену как вздумается. Глупцы всегда тяготеют к власти, не думая о цене.

Сэмюэль с силой сжал челюсти и заскрипел зубами. Мужчина приписал ему то, чего он не делал.

“Ненавижу”, — мысленно протянул парень.

Рассказать о настоящей причине вызова вестника он не мог. Андреа уже видел Сэмюэля как “дурака на горе пороха”. Откровение об изгнании феи только бы укрепило мнение. Или даже ухудшило.

“Почему это происходит со мной? — недоумевал он. — Я просто желал измениться. Не закончить жизнь как отец. Что я сделал не так?”

Парень пытался продумать дальнейшее развитие событий. Но все упиралось в решение Андреа. Сэмюэль понятия не имел о намерениях мужчины. Поэтому мысли о грядущем не уходили дальше пары минут. О ближайшем дне или часе не было и речи.

— Что будет со мной? — спросил он.

В ушах группой барабанов стучала кровь. До заброшенного улья оставалось десять минут ходьбы. Боковое зрение цепляло лежащих в палатках людей в лохмотьях. Кто-то не спал и следил за проходящими мимо гостями Свалки неудач. Сэмюэль заметил во мраке одного зеваку только из-за светящихся золотом глаз.

— Зависит от того, что я увижу.

— Вы сдадите меня охотникам?

— Зависит от того, что я увижу.

— Неужели вы правда отправите меня на костер? Из-за надуманной опасности? Вы…

— Молчать! — прокричал Андреа. — Если вы не захлопните свой грязный рот, я самолично сожгу вас. Прямо здесь!

Парень нервно сглотнул.

Из тьмы боязливо выполз заброшенный улей. Первый этаж, который в прошлый раз показался парню клеткой, теперь напоминал худые ножки. А само прямоугольное здание отдаленно походило на гигантскую каменную статую какого-то насекомого.

Сэмюэль поднялся по ходящей из стороны в сторону лестнице и в надежде обернулся назад. Андреа шагал осторожно, опираясь локтем на обломки стены. В глубине души парень молился богам, чтобы ступеньки провалились под весом тучного тела мужчины. Чтобы осколки впились в него, как иглы в моток ниток. Но увы. Андреа взошел на второй этаж.

— Ну и темнота, — вытащил он из кармана маленький фонарик. Встряхнул пару раз. Из небольшого серого цилиндра ударил луч света, разгоняя тьму.

Когда позади послышалось шуршание, парень резко обернулся. В круге света, выставив вперед две пары рогов, стояла темно-фиолетовая рогокошка. Дими поскребла землю перед собой острыми когтями и зашипела.

Андреа выхватил из кармана и направил на животное нож.

— Это я! — вышел вперед парень. — Дими, ты же узнаешь меня? Я был тогда с мистером Нейви. С Дереком.

Рогокошка перевела взгляд на Сэмюэля. Передняя пара черных глаз медленно осмотрела его снизу вверх. Пять секунд спустя, скребя когтями по полу, отступила.

— Так Дерек Нейви тоже в этом замешан, — заметил Андреа.

Сказанное раскатом молнии оглушило Сэмюэля. Пару секунд он не понимал, из-за чего Андреа подумал об этом. Но затем осознание ледяной водой накрыло парня. Сэмюэль сказал это. Сказал, что он был здесь с Дереком. А значит тот знал про дневник.

— Чего встали? — поторопил глава цеха. — Вперед.

Андреа направил луч света под ноги парню, чтобы он видел, куда шел. Сэмюэль безучастно зашаркал по каменному полу, сметая в стороны осколки стен и засохшую краску. Он подставил Дерека. Теперь при худшем развитии событий рядом с ним на костре будет кричать мистер Нейви.

“Отпечатки на дневнике, — напомнил себе Сэмюэль. — Если Свинков сдаст меня, мистер Нейви обречен в любом случае“.

Парень завел Андреа в темную квартиру. В воздухе витал соленый запах мочи рогокошки. Под ногами хрустели щепки, мелкие камни и стекло. Сэмюэль видел не дальше одного метра. Из-за царящего мрака казалось, что мир существовал только в пределах круга света от фонарика.

“Мне нужно что-то сделать”.

Сэмюэль по памяти зашел в ванную. Нагнулся перед деревянным корытом. Мешок, набитый книгами, был здесь. Со стороны возникало ощущение, что внутри лежала картошка. Никто бы и не подумал про запретные тома.

“Мне нужно что-то сделать или всему конец”.

Парень развязал узелок, и в ноздри ударил едкий запах мяты. Он вытащил знакомую книгу в кожаной обложке без названия и протянул стоящему позади Андреа.

“Слишком темно. Ничего не вижу”.

Мужчина достал из кармана белый платок, осторожно принял книгу и направил свет на нее. Раскрыл на середине.

“Сейчас или никогда”.

Сэмюэль подкинул вверх трость. Схватился за ножку и замахнулся в сторону Андреа. Он не спускал с мужчины глаз.

Парень ударил. Хотел ударить, но ручка задела стену и отпружинила, поднимая облако пыли и разнося по маленькой ванне эхо удара.

Андреа отпрыгнул назад, стоило первым осколкам стены долететь до него. Луч света ударил в глаза, ослепляя Сэмюэля. Летающая повсюду пыль только сильнее скрывала мужчину. Что-то рухнуло на пол. Дневник.

“Чулять! Тупая тьма!” — выругался парень. Он забыл про размеры ванной. А во мраке трудно было разглядеть стены.

Сэмюэль зажмурился. Впереди забарабанили тяжелые шаги, а в облаке мелькнуло нечто крупное. Оно летело в парня на высокой скорости. Сэмюэль шагнул в сторону, и правое плечо врезалось в стену.

— Чул… — не успел договорить он.

Огромная туша сбила парня с ног и весом вдавила в пол.

В ушах тянулся писк, глаза слезились из-за яркого света. Грудь и живот болели от давления. Он не мог дышать. На шею что-то давило, и горло обжигала каменная пыль. Сэмюэль случайно вдохнул ее во время падения.

— Что вы, козука, хотели сделать? — послышался совсем рядом голос Андреа. — Убить?

— Я, — сквозь истошный кашель произнес парень. Почему-то, когда он хотел говорить, давление на шею ослабевало. Положение до жути напоминало первую пытку Немо. Отвратительно. — Не хотел.

Сэмюэль правда не желал убивать Андреа. Парень хотел оглушить его, чтобы… Он не знал, что будет дальше. Мысли не заходили дальше пары минут, поэтому Сэмюэль действовал по наитию.

— Мерзость, — процедил сквозь зубы Андреа. — Сначала призвали вестника, а теперь докатились до убийства. Мерзость. Мерзость! В вас есть хоть что-то человеческое?

— Почему, — не договорил Сэмюэль. Писк в ушах мешал думать, давящий сквозь веки свет — видеть, а лежащее на нем тело Андреа — двигаться. Беспомощность оживила неприятное воспоминание призыва вестника.

“Чулять! Чулять! Чулять!” — мысленно кричал Сэмюэль.

— Уже говорил, но повторю. Раз до вашего скудного ума все не доходит. Вы — дурак, играющий со спичками на горе пороха! Рано или поздно вы ошибетесь. Совершите непоправимое и взорвете всех!

— Я… не… собираюсь… делать это! — сквозь кашель ответил парень.

— Охотно верю.

Груз на шее придавил горло, мешая Сэмюэлю вдохнуть. Он бездумно открывал и закрывал рот, как выловленная рыба. Бесполезно. Светлое пятно в глазах поблекло. Парень терял сознание.

“Нельзя. Если отрублюсь, всему конец”.

Сэмюэль сжал левый кулак и отчаянно забил в бок лежащего на нем Андреа. Тщетно. Это было нечестно. Мужчина весил в два раза больше парня. Искалеченный феей Сэмюэль ничего не мог противопоставить ему.

“Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу”.

Вдруг кулак ударился обо что-то твердое в кармане плаща. Онемевшие от боли и напряжения пальцы с трудом разжались. Пролезли внутрь и нащупали рукоятку ножа, который Андреа принес на встречу.

Недолго думая, Сэмюэль вытащил нож, отвел в сторону и всадил в бок мужчины. Вскрик боли стрелой пронзил уши. Давление на шею ослабло, и парень вдохнул полной грудью. Долгожданный воздух вперемешку с тошнотворной пылью еще сильнее обжег глотку. Он истошно закашлял.

— Мерзость, — приглушенно проговорил Андреа.

Рядом с головой Сэмюэля упало что-то металлическое, и в глаза перестал бить луч света. Парень распахнул веки, чтобы увидеть лишь белизну. Скрипя зубами от гнева, он отвел нож и ударил еще раз. И еще. Сэмюэль бил не переставая.

— Мер… зость, — голос Андреа медленно угас.

На парня упало нечто тяжелое. Ребра болезненно хрустнули, а голова ударилась о твердый пол. Предмет на нем не двигался.

Сэмюэль отпустил нож и попробовал спихнуть давящий груз. Не вышло. Он был слишком тяжелым. Парень повернулся чуть влево, затем вправо, снова влево. Сэмюэль извивающимся червем полз, пока не стукнул головой стену. Чуть приподнялся. Высвободил левую руку и, опираясь на стену, встал.

— Ненавижу, — прохрипел он. — Ненавижу.

Белое пятно в глазах постепенно краснело, звон чуть стихал. Головная боль мешала ясно мыслить. Сэмюэль дрожал, вдавливая пальцы в осколок стены.

Когда слепота прошла, парень обернулся. Фонарик рядом с корытом светил на лицо Андреа Синкова. Из широко раскрытых глаз по щекам спускались слезы.

Мужчина был мертв.

Неделю назад Сэмюэль и не мог подумать, что все дойдет до этого. Парень хотел изменить жизнь. Попытать удачу в тауматургии. Будущее, которое он сам себе рисовал, почти рухнуло песчаным замком после укуса феи. Но Сэмюэль не сдавался. Где-то в глубине души жила надежда. Одинокая свеча посреди мрака.

Этой ночью вьюга действительности бесстрастно задула ее.

Парень стоял в темноте и не отрывал взгляда от лица Андреа Синкова. Каждый вздох сопровождался болью. Спертый воздух резал пересохшее от тревоги горло, а грудь пульсировала от недавнего давления.

“Что делать? — первое, о чем подумал Сэмюэль. — Чулять. Что мне делать?”

Он отшатнулся. Неожиданно на парня накатила усталость. Тяжелые веки медленно опускались, а разум уплывал куда-то далеко.

Сэмюэль помотал головой.

“Не могу же я оставить его здесь? Если мистер Нейви увидит, я”, — остановился он. Парень не желал додумывать мысль. Грусть и тоска тисками сдавили горло.

Дрожащая рука потянулась к фонарику. Когда на луч попали все еще сжатые в кулак пальцы, Сэмюэль прикусил губу. Кулак вместе с рукавом покрывала блестящая на свету кровь.

Парень схватил светильник и направил на живот. На левом боку краснело пятно. Оно пропитало и плащ, и рубашку, и даже чуть-чуть залезло на брюки.

Сэмюэль осветил тело Андреа. Мужчина лежал на каменном полу, широко открытые глаза смотрели на гнилое корыто, а под животом росла багровая лужа.

— Что, — из горла вырвался истошный кашель. — Что мне с ним делать?

Сэмюэль не чувствовал жалости. Глава цеха пытался задушить его или оглушить и сдать офицерам. В любом случае убить. И не только парня, но и Дерека.

“Или он, или я, — успокаивал себя он. — Или мы. Мистер Нейви бы тоже пострадал”.

Сэмюэль обвел дырявые каменные стены кругом света. Он искал, сам не понимая что. Стоило лучу мазнуть по лежащей в луже крови трости, парень поморщился. Дерево пропиталось краснотой и разбухло. Ручка треснула от удара и свободно качалась на ножке, как лодка на волнах.

Сэмюэль больше не мог пользоваться ей. Оставить здесь тоже.

Зажав фонарик между большим, указательным и средним пальцами, парень зацепил ручку трости мизинцем и безымянным.

“Возможно у него была семья”.

Он захромал прочь из ванной. Сейчас Сэмюэль ничего не мог сделать с телом. Ноги ломился от усталости.

“Придумаю что-то позже”.

Подсвечивая путь фонариком убитого, парень покинул заброшенный улей.

▪ ▪ ▪

Пару минут Сэмюэль шкрябал ключом по двери, как пьяница после вечерней попойки. Рука сильно дрожала. Когда он попал в замочную щель, прокрутил пару раз и распахнул дверь.

В квартире набрал в кастрюлю холодной воды и замочил потемневшие пятна. Не вышло. Кровь пристала к одежде, как белый камень к металлической пластине. Обычное мыло не помогло. А на стирающие порошки у парня не было денег. Вернее, были, но тратить их он не желал. Парень берег каждый медный нил после новости об увольнении.

Сэмюэль скинул мокрую одежду в корыто и, опираясь рукой на стену, захромал в комнату отца. Сэмюэль с детства донашивал одежду Дэниэля. Плащ, рубашки, брюки и даже туфли. Только нижнее белье было новым и никем не ношенным. В последнем он сильно сомневался.

Дверцы шкафа распахнулись с протяжным скрипом, и ему открылся гардероб отца. На деревянной штанге висело две вешалки. Первая держала домашнюю одежду: свитер и мешковатые штаны. Серой майки и шорт, которые Дэнни носил в день смерти, не было. Они пылились в корзине в ванной с того самого дня. Сэмюэль так и не нашел силы для стирки.

На второй вешалке находилось больше всего вещей. Черный плащ, давно потерявший свет и напоминающий грязно-серую тряпку с черными вкраплениями. Бледно-каштановые брюки с белыми пятнами по бокам. Сэмюэль помнил их темно-коричневыми. Туфли с острыми носками. Такие любил носить Андреа… Парень помотал головой. И рубашки. Три штуки.

Он надел белую рубашку и брюки. Собственные туфли показались чистыми, поэтому Сэмюэль оставил их. Не забыл про платок вокруг шеи. Парень накинул серо-черный плащ и вышел из квартиры.

Путь до завода занял много времени, но для Сэмюэля оно пролетело вмиг. В голове не витало ни единой мысли. Он бездумно выполнял заученные за пять лет действия: подойти к станку, опустить рубильник, повторить.

Парень сел за рабочий стол. Сэмюэль ждал. Ждал, не зная чего или кого. Он не знал, что случится дальше. В цех ворвутся офицеры и скрутят его. В середине смены вбегут родные Андреа и будут спрашивать о нем. Слишком много неизвестных. Слишком много возможностей. И каждая пугала по-своему.

Когда через проход кто-то проскользнул, парень подпрыгнул. Дрожащий от ужаса взгляд вцепился в семенящего прямо к Сэмюэлю человека.

К нему радостно шагал Зак Новидов. Юноша что-то напевал под нос.

— Доброе утро, мистер Берислави! — махнул он, вставая напротив стола.

Сэмюэль посмотрел на Зака, как на умалишенного. Но затем понял, что для юноши ничего не произошло. Эта безумная ночь существовала только для парня и Андреа.

— Доброе, — коротко кивнул Сэмюэль. Он боялся сказать лишнего. Левая рука до сих пор дрожала, а сердце в груди бешено стучало. С убийства Андреа прошла пара часов, но паника все так же властвовала над парнем.

— Она согласилась! — воскликнул Зак, не замечая состояния собеседника. — Этой ночью в коконе Кью…

— Нет! — резко перебил Сэмюэль. Затем отвел взгляд в сторону. — Нет. Встретимся в моем.

— Но мы уже договорились, — развел Зак руки в стороны. — Менять все так неожиданно как-то неправильно.

— Плевать. Я никуда не выйду.

Сэмюэль больше не желал искушать судьбу. Из-за вестников он не чувствовал себя в безопасности даже в своем коконе. А в чужом и подавно.

— Хорошо, — неуверенно протянул Зак. — Я поговорю с остальными. Мы ходим в грезы друг друга по очереди. Думаю, они согласятся, чтобы этот раз был вашим.

— Отлично, — прикрыл рот рукой Сэмюэль. — Спасибо. Правда, спасибо.

В ответ Зак широко улыбнулся и направился к своему столу.

Разговор помог парню отвлечься. На пять минут барабаны тревоги замолчали. И не вернулись даже после ухода Зака.

Он нервничал меньше. В мыслях свободно гулял ветер, а паника маленьким грызуном выедала рассудок. Но парень чувствовал слабое облегчение.

В цех забил поток рабочих. Из расходящейся по станкам толпы вышел Дерек. Мужчина выглядел взволнованным.

“Только не это”, — закрыл глаза трясущейся ладонью Сэмюэль.

— Сэмми, — поклонился мужчина в обыденной манере. — Ты ушел, что ли, посреди ночи?

— Да. Я пришел сегодня раньше обычного.

— Ты сменил одежку? Кажется, этот плащ носил Дэнни.

— Постирал старую. Она… испачкалась, — поморщился парень. Голова кипела. Сэмюэлю казалось, что еще чуть-чуть и с ушей повалит пар, а изо рта вырвется пронзительный свист, как у чайника.

— Что случилось?

— Упал.

Дерек замолчал на пару секунд.

— Сэмми, с тобой снова что-то случилось? Что-то плохое?

— Нет.

Когда мужчина ничего не сказал, Сэмюэль понял, что соврал.

— Я упал, — повторил он. — Не могу врать. Помните?

— Помню. Но чует сердце неладное. Сэмми, ты можешь мне все рассказать. Я помогу, — облокотился на стол Дерек.

Парень прикусил губу. Он хотел поделиться тревогой, признаться в совершенном. Но Сэмюэль не мог. Не хотел обременять еще больше.

“Я не могу скинуть груз на его плечи, — подумал он. — Это слишком для него”.

— Спасибо, — шмыгнул носом Сэмюэль. — Не знаю, как отблагодарить вас, мистер Нейви.

— Помнишь мою просьбу? Не умирай, Сэмми.

— Я не умру, — сжал пальцы в кулак. — Обещаю.

Вдруг шею пронзил сильный зуд, будто по голой коже ползали десятки сороконожек. Они удавкой закручивались вокруг бледной шеи. Сэмюэль подавил желание закричать и стиснул зубы.

Дерек спокойно смотрел на парня. Значит, все происходило не наяву.

Резвящиеся насекомые жвалами прогрызли тонкую, как бумага, кожу и пролезли внутрь. Они двинулись вдоль глотки в грудь. Когда на пути встали кости и мышцы, сороконожки легко проели их, словно песочное тесто.

Сердце. Незримые паразиты обвили его. Заключили в кокон из панцирей и замерли.

— Сэмми? — спросил Дерек, нервно осматривая парня. — Это жутко. Ты не моргаешь.

— Я, — начал Сэмюэль. Левая рука сама потянулась к шее. — Шея зачесалась.

Он провел пальцами по платку. Зуд не утих. Чесалось что-то под кожей.

Сэмюэль дал обещание. Теперь парень знал, как работали обещания. Проклятие позволяло дать слово и, скорее всего, обязывало исполнить. Иначе “сороконожки” раздавят сердце — так он понял.

— По поводу сказанного ранее…

— Расскажу, — прервал Сэмюэль. — Я хочу быть честным с вами, мистер Нейви. Я обязательно все расскажу, когда получится.

— Ловлю на слове, — натужно улыбнулся Дерек.

▪ ▪ ▪

По пустому залу эхом разносился стук вязальных спиц. Сэмюэль сидел на краю сцены. У левого бока лежала Подделка. Ноги свободно болтались и иногда ударялись о деревянную балку.

Парень с трудом удерживал в руке обе спицы сразу. Одна лежала на большом пальце, вторую сжимали средний и указательный. Длинные худые железяки свободно входили и выходили из маленького отверстия в брюхе. Сэмюэля тошнило от одного лишь вида. Он не чувствовал боли. Перед операцией парень втер в живот обезболивающую мазь, какую давали раненым работникам. Край майки парень зажимал в зубах.

Бесполезно. Рука дрожала от страха, а острые кончики бились об пулю внутри, издавая приглушенный звон.

— Чулять! — выкрикнул он. Медленно вытащил окровавленные спицы и кинул в зал. Блестящие железки беззвучно скрылись за одним из сидений. — Козука! Всю жизнь теперь ходить с пулями в брюхе?

Сэмюэль окинул взглядом ряды пустующих кресел. Безлюдные места навевали тревогу и страх. Чистый пол, выстиранный занавес и ухоженный зал выглядели чуждо. Словно все люди исчезли в разгаре представления.

В спину кольнул холодок. Парень резко обернулся. Никого. Только сшитый из разной одежды занавес и проход за сцену.

— Связь? — догадался Сэмюэль. — Такая легкая?

В прошлый раз она сотрясла кухню, подобно взрыву бомбы. Парень отчетливо помнил, как ударная волна пронеслась по столу и плите, искажая их силуэты.

Он медленно сполз со сцены, опираясь на левую руку. Когда ноги коснулись пола, Сэмюэль стащил за собой Подделку. Парень захромал вдоль первого ряда к одному из боковых выходов. Сжал рукоять оружия.

Белая дверь сильно выделялась на черной стене. Небрежно разлитая краска скрывала гвозди и трещины на старой древесине. А блестящая ручка навевала воспоминания. На сером кольце не было белых капель. Подвыпившие гости нередко срывали ручку с хлипких деревяшек. Иногда вместе с дверью. Один раз Сэмюэль видел, как на середине представления недовольный мужчина вырвал кольцо вместе с частью досок.

Парень положил бок ладони на холодный металл и мизинцем потянул на себя. Он отошел в сторону, открывая гостям проход. Действие, по мнению парня, походило на приглашение.

Сбоку послышались шаги.

— Ого, — присвистнул Зак, проходя в зрительский зал. — Слабовато, но тоже пойдет.

Юноша носил темно-серый плащ, молочную рубашку и светло-коричневые брюки. Обычную одежду. Сэмюэль не далеко ушел от него. Их различал только оттенок плаща и брюк.

Следом парень услышал частое уверенное цоканье каблуков. Пальцы сильнее сжали Подделку. Сэмюэль отпустил ручку двери и захромал к сцене задом.

— Эм, мистер Берислави? — нахмурился Зак.

Сэмюэль не сводил глаз с прохода. В глубине серого коридора царила тьма. Будто половину пути вырезали или накрыли черной шторой. Оттуда доносились только звонкие шаги.

Парень уперся задом в сцену. Приставил ствол к виску, опустил указательный палец на болт.

“Не успеет, — подумал он. — Точно не успеет. Только не на этот раз”.

В зрительский зал впорхнула невысокая девушка. Короткие каштановые волосы, белая рубашка без рукавов и сине-зеленая юбка. Она выглядела как обычная девчонка из графства. Около восемнадцати лет. Может, чуть старше.

Уверенный взгляд упал сначала на Зака, а затем хищным зверем прыгнул на Сэмюэля. Парень замер. Карие глаза гостьи дрожали то ли от гнева, то ли от страха.

— Здоров, — приподняв юбку, поклонилась она. — Меня зовут Амелия.

— Я, — начал он. Парень осмотрел Амелию с ног до головы несколько раз. Она была феей. Должна была быть. Но из шеи не росла сморщенная пуповина. — Я — Сэмюэль.

— Приятно познакомиться, — улыбнулась она и прошла чуть дальше. В этот миг Сэмюэль заметил ниточку, что слегка блестела на свету. Она хвостом тянулась за девушкой из коридора. Парень присмотрелся. Второй конец уползал далеко во мрак. — Предлагаю опустить формальности. Друг моего друга — мой друг.

— Конечно, — ухмыльнулся парень. — Как скажешь.

Сэмюэль кивнул в сторону сидений, и Амелия медленно опустилась на одно из них. Зак сел сбоку от девушки. Сэмюэль занял место в пяти креслах от феи.

Когда они сели, стулья под парнем и юношей жалобно проскрипели. Кресло под Амелией не издало ни звука.

— Я думала, будет стол, — надула она щеки, скрестила руки на груди. — Сэмюэль, что за досада. Таким разговорам жизненно важен стол.

— Люблю театр. Одно удовольствие смотреть за игрой актеров. Ты когда-нибудь выступала?

— И не раз! — радостно воскликнула Амелия. Фея облокотилась на подлокотник в сторону Сэмюэля. — Правда, меня давно не зовут. Играть на сцене приятно, но всегда есть недостатки. Например, воздыхатели. Они так и норовят подкараулить тебя на каждом углу. Без продыху преследуют и на сцене, и за ней. Ты так не думаешь?

— … Да, — согласился парень. — Он с трудом понимал, о чем говорила фея. Сэмюэль говорил туманно, чтобы запутать Амелию. Но девушка не только раскусила, но и обернула трюк против него. — Да. Они весьма доставучие. Скажи, если вдруг позовут, ты согласишься?

— Зависит от роли, — приставила она палец к подбородку. — Прямо так не скажу.

— Допустим, рогокошкой?

— Что? — вклинился в разговор Зак. — Ребят, что происходит? Ам, мы же хотели…

— Мы беседуем, — прервала Амелия. Девушка повернулась к юноше. — Легкая беседа никому не повредит.

— У нас мало времени, — нахмурился Зак.

— Знаю, — словно певчая птица, протянула она и обернулась на Сэмюэля. — Кошечка, говоришь? У меня будет мех и лапки? А ошейник? Не натянешь же ты на такое прелестное создание ошейник?

— Обойдемся без него, — кивнул парень. Он соврал впервые после встречи с вестником. Сэмюэль не призвал бы фею без связывания. Ложь промелькнула благодаря вымышленной сценке, которую они обсуждали.

— Чудесно, — энергично заерзала на стуле Амелия. Даже сейчас кресло не скрипело. — Занятно. Но позволь один вопрос. Всего один. Одинешенек. Разрешаешь?

— Валяй.

— Чего ты хочешь?

Фея спросила это ровным тоном. Голосом без каких-либо эмоций. Он звучал будто звон, что сообщал о начале обеда. Совершенно механическим и искусственным.

— Что?

— Твоя выгода, — таким же голосом повторила Амелия. — В чем она?

— Не понимаю причем здесь это.

— О, это важно. Рогокошка — сомнительно, но сойдет. Но всю беседу ты говоришь только о моей выгоде. Слишком подозрительно. Так делают только мошенники, — ответила она. — Мне нет дела до ролей с “ошейниками”. Из нас двоих ты — просящая сторона. Поэтому говори. Выкладывай карты, Сэмюэль. Время поджимает.

Парень помотал головой. Полсекунды приходил в себя.

— Ты можешь исцелить меня? — покачал он пустым рукавом плаща.

— Могу. Но не здесь, — улыбнулась Амелия. — Стоит коснуться, и ты проснешься. Вот если в коконе друго…

— Нет, — резко возразил Сэмюэль. — Можешь научить? Чтобы я сам.

— Тут беда, — покачала она головой. — Нужно сломать границы. Исковеркать понимание “себя” в грезах. Пойдешь на это?

— Нет, — цокнул парень. — А на Сцене?

— Вопрос цены. За бесплатно лишь предупрежу — не пытайся делать это сам. Потеря сознания и длительная агония. Не советую. Через Закулисье проще всего.

— И какова цена?

— Роль без “ошейника”, — закатила Амелия глаза. — Побольше зайца, пожалуйста.

— Уже сказал же, что без ошейника…

— А я — древний гигант. У слов нет веса, Сэмюэль.

Парень прикусил губу. Разговор зашел в тупик. Он бросил взгляд на Зака. Юноша посматривал то на Амелию, то на Сэмюэля. На лице плотно сидела каменная маска. Зак напоминал ребенка, который слушал беседу взрослых и временами многозначительно кивал. Он не поможет.

Кроме Амелии у Сэмюэля не оставалось зацепок к исцелению. Библиотека содержала только народные рецепты и книги по грезам. Андреа мертв. А троица знала не больше парня.

“В основе любых отношений лежит доверие”, — вспомнил парень слова Андреа.

Левая рука вместе с Подделкой медленно опустилась к шее. Сэмюэль с трудом оттопырил онемевший от напряжения мизинец и просунул между кожей и шарфом. Потянул от себя. Длинная желтая ткань свободно последовала воле хозяина и выпустила из объятий шею.

Уголки губ феи слегка приподнялись, а Зак поморщился. Парень представил им бледные руки, заменяющие шею.

Сэмюэль нахмурился. Слова комом встали в горле. Но через пару секунд собрался.

— У моих слов вес есть. Ведь я не могу врать.

— Что за ужас? — воскликнул Зак. Глаза юноши широко раскрылись. Он приобнял себя.

— Упадок или Цепи? — бесстрастно спросила Амелия. Фея не разделяла удивления Зака и, казалось, видела подобное не впервые. — Точно не Гниль. Ты бы тогда не заметил.

Сэмюэль нервно сглотнул. Парень не ожидал такого. Фея, которая разбиралась в вестниках, была сродни зайцу, ведающему все о лисах.

— Цепи, — ответил он. Со лба по щеке пробежала прохладная капля пота. Слюна во рту испарилась вмиг.

Сердце энергично стучало в груди, левая рука подрагивала, а ствол Подделки слегка скользил в мокрой ладони.

— Не верю, — небрежно отмахнулась Амелия и прикрыла веки. — Вестник легко мог сломать что-то другое. А ты решил использовать это. Умно. Очень умно. Будь я на твоем месте, поступила бы так же.

— Я...

— Погодите, погодите! — перебил Зак. Юноша отчаянно махал руками, желая привлечь внимание. — Вообще не вдупляю, что тут происходит. Может мне кто-нибудь объяснить? Хоть что-то? Ам, ты ведешь себя жутко. Словно для тебя это норма.

Амелия повернулась к Заку.

— Да, — коротко ответила она.

— Да? — потерянно повторил юноша. — Да?! Ам, у него руки растут из шеи. Чулять, руки! Хочешь сказать, это для тебя норм? Неприятно, но сойдет?

— Да.

Зак закрыл глаза. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул. А затем выглянул из-за Амелии на Сэмюэля.

— Мистер Берислави, вам вообще как? Можете хоть вы объяснить, что происходит?

— Неприятно, но сойдет, — повторил парень брошенные юношей слова. — Хочу избавиться от этого после исцеления руки.

— О, не выйдет, — посмотрела на Сэмюэля фея. — Раны вестников вечны. Их нельзя исцелить, только срезать. Не думаю, что ты захочешь.

Он помотал головой.

— Что мне нужно сделать, чтобы доказать? — спросил парень.

— Ну ребят...

— Опиши, что происходит, — перебила Амелия возглас Зака.

— Тогда поверишь?

— Обещаю подумать, — улыбнулась она и перекинула ногу на ногу.

Сэмюэль глубоко вдохнул и произнес:

— Люблю фей. Как же я вас обожаю.

Затем посмотрел на Амелию. Фея не изменилась в лице. Сидела неподвижно, как статуя. Плечи и грудь не вздымались от дыхания, а веки не двигались. Она не моргала. Возможно, ни разу за беседу.

— Эм, — нервно заерзал на кресле Зак. Сидушка отозвалась скрипом. — Может скажете хоть что-то? Выглядит стремно.

— Я говорил, — ответил Сэмюэль. Во время откровения Амелия не смотрела на шею парня. Значит, подавление лжи никак не отмечалось даже в грезах. А он надеялся. Верил, что руки хоть подвигаются. — Говорил, но вы не слышали.

— Вот как, — поднесла палец к подбородку фея. — Так его освободили.

— Что?

— Тот, кто коснулся тебя, — объяснила она. — Что ж теперь я верю.

— Тогда...

— Повтори сказанное про призыв, — приказала Амелия. — А лучше пообещай.

Фея посмотрела в глаза Сэмюэля немигающим взглядом и оскалила два ряда искусственно белых зубов.

Парень дрогнул. Открыл рот, чтобы возразить, но его прервал протяжный треск. Зрительский зал волной накрыл оглушительный звук рвущейся бумаги. Зак захлопнул уши ладонями и закрыл глаза. Сэмюэль поступил также и посмотрел на Амелию.

Тело феи забилось в яростных судорогах. Левый локоть ударил спинку кресла, пальцы задергались, как черви. Лицо исказилось в гримасе ужаса. Чуть загорелая кожа покрылась мурашками. Маленькие бугры росли, сливались друг с другом в небольшие пузыри и лопались. Плоть Амелии кипела, словно вода в кастрюле.

Она метнула взгляд в сторону источника звука, в глубь зрительского зала. Когда шея резко повернулась, Сэмюэль услышал сквозь шум болезненный хруст. Затем парень обернулся.

На последнем ряду из кресла росло черное дерево. Корни оплетали ближайшие сиденья, а крона лезла вверх. На концах голых веток стремительно зрели бурые плоды.

— Бежим! — воскликнула фея. Кожа за секунду сгладилась, судороги утихли. Она подскочила с кресла и побежала к выходу. — Быстрее!

Зак открыл глаза, рванул следом. Пара покинула зал, захлопывая за собой дверь и оставляя Сэмюэля с вестником.

Парень не отставал. Он вдавил ржавый болт в фанеру, и прогремел выстрел. Напоследок Сэмюэль мазнул взглядом по вторженцу.

Сморщенная алая кожура распахнулась веками, оголяя желто-зеленые глаза. Они смотрели на выход.

▪ ▪ ▪

На следующий день никто из троицы не заговорил с Сэмюэлем. Зак боязливо прятал взгляд, а Майлд и Кью вместо приветствия кивнули и пошли за рабочие столы.

Парень раздраженно закрыл лицо рукой.

«Чулять! Чуть-чуть не хватило! — мысленно воскликнул он. — Они же придут этой ночью? Должны же прийти».

На глазах рвалась последняя ниточка к исцелению. Убийство Андреа лишь отдалило неизбежное.

Парень не задумывался о поездке в соседний Фельтшир-Ливеньтаун. Там он никого не знал. Поиск библиотеки займет несравнимо больше. Сэмюэль молился, чтобы это заняло пару недель.

Расспросы навлекли бы на него внимание местных охотников за мистикой. А в худшем случае он бы закончил на костре.

— Внимание! — проскрипел тяжелый голос. Сэмюэль обернулся. За рядами гудящих станков, рядом с кабинетом главы цеха стоял невысокий старик в каштановом плаще. Парень видел его впервые. — Сегодня с каждым из вас поговорят офицеры. Когда услышите свое имя, пройдите в комнату для переговоров. После возвращайтесь к работе.

Он прикусил губу и не рассчитал силу. Острая боль кольнула нижнюю губу, и та запульсировала в такт сердцу. Сэмюэль почувствовал во рту привкус меди.

Услышанное прогремело громом посреди ясного неба в сознании. Страх и тревога вновь оплели сердце, а слабое чувство вины зашуршало на подкорках рассудка.

Офицеры пришли по душу Сэмюэля. Парень не сомневался. Андреа Синков не появлялся на заводе уже второй день.

«Спокойно, Сэмми, — успокоил себя он. Вдохнул. Выдохнул. — Все будет хорошо. Я смогу. Нужно пережить этот день. Договориться с феей. И призвать ее. Все будет хорошо».

— Сэмми, ты как? — прервал поток мыслей Дерек. — Ты весь дрожишь.

—Я в порядке, — сразу ответил Сэмюэль. Но через секунду понял, что соврал. — То есть, немного. Чуть-чуть. Эм. Не совсем?

— Опять во что-то влип?

— Нет. Да. Я сказал, что потом расскажу об этом.

Приход офицеров выбил Сэмюэля из колеи. Если он пойдет таким на допрос, его раскроют.

«Тише, Сэмми. Успокойся. Они же не спросят напрямую. Я смогу увернуться».

— Может сделаешь это сейчас? — спросил Дерек.

— Нет! Только не сейчас! — неожиданно воскликнул парень. Затем перешел на полушепот. — Позже. Обе...

Он резко захлопнул рот ладонью. Еще секунда, и Сэмюэль бы дал новое обещание.

«Соберись!»

Парень задыхался. Удары сердца в груди напоминали игру больного барабанщика, который бессвязно стучал по инструменту. Рука дергалась как у Амелии во сне. Мокрая рубашка неприятно облепляла спину. В горле встал ком. Сэмюэль чувствовал, что умирает. Словно позади стоял Андреа и наставлял на парня пистолет.

— Сэмми, дыши! — опустил руки на плечи Дерек. — Вот так. Вдох, выдох, вдох, выдох.

Он сделал, как было сказано. Паника чуть отступила. Но Сэмюэль знал: она выжидала удачного мига для нападения.

— Сэмюэль Берислави! Сэмюэль Берислави! — донеслись вскрики сквозь шипение и гул станков.

Парень повернул голову в сторону переговорки. Из прохода выглядывал силуэт офицера. Отсюда Сэмюэль не видел, кто это был.

— Отдохни, — сказал Дерек. — Скажи, что придешь чуть позже.

— Нет, я... Лучше сейчас, — заявил он. Чем дольше оттягивал этот миг, тем сильнее накручивал себя. Тревога мешала работать, и он бы только ждал неизбежного.

Парень захромал вперед. Чем ближе подходил к переговорке, тем отчетливее слышал треск горящих углей. Едкий запах гари удушал, а кожу обжигало незримое пламя. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Голова, казалось, забилась ватой.

Сэмюэль дошел с трудом. Дышал отрывисто. С подбородка на пол капал пот. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул. Не помогло. Сэмюэль сжал ручку и толкнул дверь от себя.

Диваны. Двое офицеров. Парень уже видел это. Давным-давно, будто в прошлой жизни. Даже офицеры были те же: Герман Вилбов и Невилл Гиставов. На столе между диванами лежали листы и чернильница с ручкой.

— Добрый день, мистер Берислави, — поздоровался Невилл. Герман лишь приглашающе кивнул.

Старый охотник за мистикой выглядел истощенным и мрачным. Когда их взгляды пересеклись, он улыбнулся. Уголки губ офицера подергивались.

— Добрый, — ответил парень и занял диван напротив охотников. — По какому поводу допрос? Опять дневник?

— Нет, — тяжело протянул Герман. — Глава вашего цеха пропал. Вы что-нибудь знаете?

Сглотнув, парень осторожно помотал головой. Кровь в ушах перебивала офицера, поэтому Сэмюэль прислушивался к каждому слову.

— Где вы были прошлой ночью? Примерно после полуночи. — повернулся Герман на Невилла. Второй офицер кивнул.

Сэмюэль не знал. Если днем время отмерял звон графского колокола, то ночью за ходом часов не следили вовсе. В квартире не было часов. Поэтому парень не знал, во сколько он пришел после убийства.

Он прикусил губу и поморщился. Нижняя губа пульсировала от боли. Сэмюэль открыл рот и медленно произнес:

— Я был в улье. Спал.

Герман не уточнил время, и парень сыграл на этом.

Офицер записал что-то на листе.

— А до полуночи? — спросил Герман.

— Я был у мистера Нейви.

— Дерека Нейви? — уточнил Невилл.

— Да, у него, — кивнул Сэмюэль.

— Что вы делали?

— Пили и говорили.

Герман снова что-то черкнул ручкой.

— После разговора вы сразу пошли к себе?

Сэмюэль замер, не зная, что ответить. После беседы с Дереком, он уснул в его квартире и встретился в грезах с Андреа. Любой ответ, кроме этого, считался ложью. Парень поморщился.

— Нет. Я уснул у него.

— Значит, утро вы встретили у Дерека Нейви?

— Нет, — помотал он головой. Сэмюэль чувствовал, как на шее медленно сжималась удавка. Дышать становилось труднее и труднее. — Утром я был у себя.

Герман нахмурился.

— Вечером вы выпивали с Дереком Нейви. Уснули у него. Затем проснулись ночью и пошли к себе? Я правильно понял?

— Да, — ответил парень. Он боялся смотреть в глаза Герману — взгляд прыгал по неровностям на стенах. — Меня мучили кошмары. Думаю, вы понимаете.

Герман знал про беду с феей. Знал про увлечение снохождением. Поэтому Сэмюэль намекнул на это.

— Понимаю, — кивнул офицер. — Но почему вы пошли к себе? Почему не остались?

— У себя кровать теплее.

— Это правда, — одобрительно заявил Невилл.

— Хорошо, мистер Берислави, — пропустил Герман мимо ушей слова второго. — На этом все. Вас не затруднит позвать Дерека Нейви?

— Конечно, — встал с дивана Сэмюэль и захромал к выходу.

Когда дрожащая рука опустилась на холодную ручку, из-за спины послышалось:

— Это же вы убили Андреа Синкова?

Сердце пропустило удар. Парень застыл как вкопанный. Широко раскрыл глаза и медленно повернул голову. Стоило взглянуть на лицо Германа, тот ухмыльнулся, как довольный ребенок. Настоящая улыбка. Впервые за разговор.

— Шучу! — неожиданно воскликнул он. — Не воспринимайте всерьез.

Сэмюэль захлопнул за собой дверь и захромал прочь.

▪ ▪ ▪

Ночью парню приснилась переговорка. Безлюдная комнатка с диванами казалась темницей. Четыре стены из металлических листов давили на рассудок, а тусклая лампа мигала и потрескивала.

Сэмюэль сидел на диване и ждал. Ствол Подделки обыденно прикасался к левому виску, а указательный палец обводил «спусковой» болт.

Расширение комнаты закончилось провалом. Квадратная переговорка не выросла ни в ширину, ни в длину. Нахождение лицом к лицу с феей тревожило парня. Да, прикосновение прерывало сон. Но Сэмюэль все равно волновался.

Связь кольнула тонкой иглой в грудь. Сначала он даже подумал, что показалось. Настолько слаб был укол.

Парень встал и дохромал до хлипкой двери. Распахнул ее также как в прошлый раз — отходя в сторону.

Сегодня Амелию сопровождал Майлд. Когда юноша шагнул в комнатку, Сэмюэль спешно отступил и направил Подделку в висок. Медленно вернулся на диван.

— Здравствуйте, мистер Берислави, — поприветствовал Майлд, осматривая переговорку.

— Прив, — махнула Сэмюэлю фея. — Вижу, ты внял моим наставлениям!

Она широко улыбнулась, тыкая пальцем в рабочий стол.

— Правда, само место какое-то скудное. Где великие просторы? Высокие потолки и живописные узоры? В тебе не хватает духа торжества, Сэмюэль!

— Плевать, — отмахнулся парень.

Амелия заняла диван напротив, Майлд сел за один из боковых.

— Перед разговором, — начал юноша, поднимая руку. — Хотелось бы узнать, что происходит.

— Ты о чем? — покосился Сэмюэль.

— Обо всем. Вчера Зак был напуган. Он что-то говорил про дерево.

— Это...

— Это был вестник, — перебила Амелия. Парень бросил раздраженный взгляд на фею. — Сэмюэля преследуют вестники. Он — обреченный.

— Впервые слышу о таком, — пожал плечами Майлд.

— Да, я тоже, — поддержал Сэмюэль. Андреа называл его точно также, но парень понятия не имел, что это значило.

— У знаний есть цена, — потерла она палец об палец. — Желаешь знать — плати.

— Теперь о вашем разговоре, — сказал юноша. — Амелия, ты отголосок или фея?

Амелия приподняла бровь.

— С чего ты взял?

— Зак сказал, что вы говорили про рогокошку и какой-то ошейник. Речь шла про тело?

Сэмюэль обменялся взглядом с феей. Она улыбнулась.

— Я — отголосок. Когда-то давно меня обманули, и теперь я скитаюсь по Закулисью.

— Это многое объясняет, — протянул Майлд и скрестил руки на груди.

— Вернемся к сделке, — откашлялся Сэмюэль. — В прошлый раз нас прервали. Я согласен пообещать, что не будут накладывать никаких ограничений на любые сознательные действия.

Перед сном он тщательно обдумал обещание. Парень не знал связывающих формул. Но одно ограничение, ошейник — как его назвала Амелия — он наложит.

— Думаю, сойдет, — приложила она палец к подбородку и закрыла глаза. — Но нужно еще одно. Пообещай, что в течение полугода переселишь меня в человеческое тело без любых ограничений. Желательно молодой и красивой особы.

Сэмюэль задумался. Это не входило в задумку. В мыслях парня он призывал фею, получал от нее знания для исцеления и после изгонял. Но второе обещание привязывало его к Амелии на полгода и...

— Время не ждет, Сэмюэль! — постучала фея по столу указательным пальцем.

— Что? — удивился он.

— Сегодня наша последняя встреча, — объяснила Амелия. — Ты не соглашаешься сейчас, и мы больше никогда не встретимся.

— Почему? — подался вперед Сэмюэль. — Мы так не договаривались!

— За тобой по пятам следуют вестники. Приходить сюда во второй раз — авантюра. В третий — глупость, — развела Амелия руки в стороны. — Тебе нужно исцеление? Чудесно! Я могу дать знания. Вот же я! Просто дай эти два обещания и я вся твоя! Ты не понимаешь моей цены. Я прожила очень, очень, очень долго. И знаю много всего. Поэтому решайся! Два обещания — выгодная цена за мои знания.

— Почему я должен верить, что ты поделишься этими знаниями со мной? — спросил парень. — В отличие от меня, тебя ничего не обязывает.

— Можешь верить, а можешь — нет, — пожала она плечами. — Я согласилась на вторую встречу только из-за этого.

Она указала пальцем на желтый шарф, который укрывал шею Сэмюэля.

— Я нужна тебе, а не ты мне. Поэтому и на уступки идти именно тебе.

Сэмюэль прикусил губу. Амелия права.

— Я бы хотел узнать, — поднял руку Майлд. До этого мига он молчаливо слушал беседу. — Что будет с нашим кружком?

— Кружком? — нахмурился парень. Они обсуждали призыв чудовища из грез, а юноша думал только о судьбе кружка какого-то. Амелия казалась тоже удивлена вопросом.

— А в чем беда-то? — повернулась она на Майлда.

— Если он призовет тебя, ты больше не сможешь приходить к нам.

— О, не волнуйся, — беззаботно махнула фея. — Закулисье не отпустит мою душу. Каждый день на несколько часов я буду возвращаться сюда. Никто же не помешает мне прийти к вам?

На последнем предложении она посмотрела на Сэмюэля. Он кивнул, совершенно не понимая с чем согласился.

— Ну вот, — откинулась на спинку дивана Амелия. — Так что, Сэмюэль? Согласен на сделку?

Парень закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

«Я что-то упустил? — подумал он. — Не может же все быть так просто».

Сэмюэль мысленно повторил оба обещания и не нашел подвоха.

— Хорошо, — открыл парень глаза. — Если я призову тебя в тело рогокошки, обещаю не ограничивать формулами любые сознательные действия.

Шею пронзил сильный зуд. Словно десять тонких пальцев нежно ощупывали кожу, водили по ней подушечками и слегка скребли ногтями. Пальцы медленно опускались. Когда зуд перешел на грудь, Сэмюэль бросил взгляд вниз. По рубашке ползли пять маленьких бугорков.

Через секунду пальцы вдавились во внутрь и сжали сердце в ладонях.

— Следующее, — подогнала Амелия. Парень глянул вперед. Майлд закрывал рот рукой и брезгливо смотрел в сторону. А фея с широко открытыми глазами следила за Сэмюэлем. — Ну же. Чего ждешь? Без второго обещания я не откликнусь на призыв.

— Обещаю: после призыва в рогокошку в течение полугода у тебя будет человеческое тело.

Ощущение зуда повторилось. Не став ждать окончания, Амелия произнесла:

— Благодарю.

Она прикрыла веки, взгляд резко упал в пол. Глаза феи выглядели пустыми, лишенными огня жизни. Как у Андреа.

Плечи опали, тело слегка покачнулось вперед. Казалось, все мышцы в секунду расслабились.

Амелия беззвучно рухнула на стол. Руки, голова и таз слетели с туловища, словно у игрушечной куклы. Кожа и одежда поблекли. Через миг она запузырилась и воспарила кудрявым паром.

Из ниоткуда донесся голос:

— Буду ждать призыва, дитя человека.

Сэмюэль открыл глаза и нахмурился. От списка дел на сегодня раскалывалась голова. А было только раннее утро.

Он поднялся, сел на кровать. Левая ладонь сама мазнула по щеке и подбородку. Кожу неприятно покалывала щетина. Через две недели ее можно будет называть неопрятной бородой.

Парень тяжело вздохнул. Ноги зашаркали по холодному полу.

Сэмюэль чувствовал волнение. В животе крутило, а вчерашний ужин медленно лез обратно. Так было всегда. Легкая тревога отдавалась головной болью, а волнение воронкой закручивалось в желудке.

“Сегодня без завтрака”, — подумал парень, накидывая рубашку.

Без правой руки переодевание превратилось в неловкий танец. Чтобы просунуть немую конечность в рукав, Сэмюэль зажал воротник в зубах. Держа за запястье, вдел ладонь в дырку и отпустил. Притяжение сделало остальную работу. Рука сползла по рукаву, как крыса по туннелю.

Затем он отвел левую руку за спину. Изогнулся вперед. Влево. Вправо. Пока не поймал другой конец рубашки. Схватив, набросил ее на плечи, и бегло застегнул пуговицы.

Следом Сэмюэль набросил серый плащ. С ним парень не извращался и позволил пустому рукаву безвольно болтаться. Штаны также не вызвали трудностей.

Он вытащил из шкафа мешочек с деньгами и проверил карманы. Дырок не было. Один раз Сэмюэль потерял целый медяк из-за рассеянности. Это произошло в детстве. Парень нашел на улице монету и беззаботно сунул в карман. А после возвращения домой обнаружил потерю. Тогда отец лишь отшутился, но Сэмюэль запомнил урок на всю жизнь. С тех пор он проверял карманы перед каждым выходом.

Натянув на лицо платок и очки, парень закрыл дверь и вышел на улицу.

Было светло. Дорога пустовала, а по тротуару шагали редкие прохожие. Даже в воскресенье жители графства оставались в ульях. Верующие спешили домой после храма, вышедшие за покупками забегали в лавки и неслись обратно со всех ног. Все сторонились вездесущего смога.

Сэмюэль устало вздохнул и закрыл глаза. Снова вздохнул. На этот раз глубоко. Мана-отходы никак не ощущались. Ни запаха, ни вкуса, ни тяжести. Ничего. Они словно были бредом, который видели все в Пейлтауне.

Он открыл глаза и захромал вперед. На перекрестке свернул на улицу Тирова. Первым в списке задач было посещение Всякой всячины.

Без трости долгое волочение ног по твердому и бугристому тротуару превращалось в пытку.

Сэмюэль толкнул всем весом дверь и встретился взглядом с хозяином лавка.

— Добрый день, — раздраженно произнес Луи и вытянул руку. — Стой, где стоишь.

— Добрый, — замер на месте парень. Подобное отношение раздражало. Ничего. Оно изменится. Сэмюэль верил в это. Бегло оглядел помещение. Стулья вдоль боковой стены, стойка с товарами. В такую рань лавка пустовала. Все покупатели еще были в храме или дремали в ульях. — Мне нужна трость и мешок. Семь мешков. А также пила.

— Обожди, — округлил глаза Луи. — На кой тебе семь мешков и пила?

— Мешки для мусора, а пила для, — задумался на секунду Сэмюэль, — крупного мусора.

По пути он придумал объяснение. Сэмюэль часто видел смерть. От жертв очередной эпидемии до неосторожных работников. Поэтому мертвые тела парень считал таким же мусором, как разбитые в щепки коробки, обломки стены и отшелушенную краску.

— Жди, — скомандовал мужчина и скрылся во тьме за стойкой.

Спустя минуту он вышел, держа в руке связку мешков. Веревка заключала их в петлю, которая легко надевалась через плечо. Во второй руке Луи нес зубастую пилу. Блестящий металл покрывали ржавые пятна, а часть зубчиков затупилась.

— Держи, — оставил Луи предметы на стойке, а сам отошел в сторону и вытащил снизу трость.

— Спасибо.

Сэмюэль расплатился за покупку, перекинул через голову веревку с мешками, в один из них бросил пилу и захромал прочь.

Парень радостно стучал по тротуару новой тростью. В ней не было ничего особенного. Такая же обтесанная палка с кривой, словно червь, ручкой. Один в один как прошлая. Он все еще хромал. А каждый шаг давался с трудом. Но прогулка с тростью ощущалась глотком свежего воздуха. Сэмюэль невольно улыбнулся.

Присвистывая под нос простую мелодию, парень свернул на улицу Никелова.

Из желтого тумана раздавались хриплые шепотки, а меж палаток пробегали тени. Голоса стихали, когда мимо проходил Сэмюэль. И звучали вновь за его спиной.

Вскоре заброшенный улей выплыл из смога, и парень прибавил шагу.

Внутри царила тишина. Даже на втором этаже не обитало ни звука. Парень поднялся по шаткой лестнице и осмотрелся. С потолка падали лучи света, высекая островки на темном полу.

Под ногами хрустнули щепки, и в ту же секунду перед ним выпрыгнула мама-рогокошка. Яростно зашипела. Он отшатнулся в испуге.

— Это я! — воскликнул Сэмюэль. — Был с Дереком. Помнишь?

Дими раздраженно зарычала и отступила. Парень лишь покачал головой.

Он завидовал дружелюбности Дерека. Мужчина, казалось, находил общий язык с любым. В школьные годы Дерек завел разговор с Дэнни, и с тех пор они дружили до смерти второго.

А Сэмюэль же был одиночкой. Приятели или отдалились, или умерли. Школа заложила фундамент для работы на заводе, но самому важному — умению заводить друзей — не научила. Он не знал, как это работало. Дерек просто подходил к незнакомцам и небрежно болтал на разные темы. Когда Сэмюэль делал то же самое, разговор обрывался неловким молчанием.

Он устало вздохнул и вошел в квартиру. Ноги сразу обволок желтый смог. Туман рекой тек по коридору из гостиной. Парень захромал вперед.

Лицо щекотал слабый ветер, из пустых окон на пол водопадом спускался туман мана-отходов.

“Может забить?” — неожиданно промелькнула мысль. Сэмюэль замер в коридоре. Взгляд устремился на проход в ванную.

Парень закрыл глаза и представил мир, где он не вызвал фею. Избавился от тела Свинкова и позволил неизбежному произойти. Он жил у Дерека. Каждый день напоминал предыдущий.

Парень ощутил покой. Они болтали на кухне, как Сэмюэль с отцом когда-то. Дерек уходил на работу, а он оставался дома. Готовил еду и влачил жалкое, но мирное существование.

Такое заманчивое будущее. Мир, где он не страдал. Мир, где Сэмюэль смирился и спокойно ждал смерти. Как отец.

По спине пробежал холодок, а сквозь тело ударила молния. Парень покачнулся и распахнул глаза. Нельзя. До прежней жизни оставалось совсем чуть-чуть. Лишь несколько шажков вперед.

“Еще немного, — приободрил он себя. — Я почти у цели”.

Сэмюэль направился дальше по коридору. Когда переступил порог ванной, в нос ударил тошнотворный запах. Тошнота напала с удвоенной силой. Он быстро зажал нос пальцами. Вдохнул ртом. Не помогло. Стало намного хуже. Язык накрыла приторная сладость.

— О боги, — жалобно протянул парень и сжал челюсти со всей силы.

На полу лежало тело Андреа. Из-за темноты Сэмюэль видел только ноги и часть плаща.

Он снял со связки почти все мешки и бросил сбоку, возле гнилого корыта. Оставил только два. Самый маленький и средний. Нагнулся над хранилищем запрещенных книг. Вырвав из стопки одну, дернул под нос.

Вонь перебил едкий запах мяты. Сэмюэль жадно дышал им. Почти лизнул грязную обложку, но вовремя остановился. Тошнота отступила и замерла в ожидании.

Парень прижал книгу подбородком к груди и вытащил еще одну. Когда убедился, что это дневник, захромал прочь из ванны.

Он вернется сегодня ночью. Разчленит труп, а тьма скроет от любопытных глаз и случайных бродяг.

В списке дел оставалось еще несколько задач, которые не ждали. А он уже вымотался.

Парень зашел в гостиную, куда через пустые рамы проникал солнечный свет. Всунул дневник в маленький мешок, раскрыл на середине том с переведенным ритуалом.

Листание страниц одной рукой было весьма изощренной пыткой. Большой палец мял под собой пожелтевшие листы. Корешок лежал на безымянном и слегка покачивался из стороны в сторону.

Сэмюэль подул на край листа. Тщетно. Он словно прилип к собратьям. Тогда парень подкинул том. И чуть не уронил.

— Чулять! — приглушенно ругнулся. Сэмюэль почувствовал себя дураком.

Он оставил бесполезные попытки и закинул перевод в мешок с дневником. Возможность лишний раз выйти из дома не радовала. Парень желал подготовить все заранее, но, видимо, не судьба.

Сэмюэль покинул квартиру и подошел к углу с телами трех рогокошек. Запах стоял ужасный. Почти такой же тошнотворный как в ванной. Он зажал нос и внимательно осмотрел. Искал самое свежее.

Они были неотличимы. На темно-фиолетовом мехе не виднелось ни разрывов, ни ран, ни следов укусов. Тела не сильно разложились.

Парень поднял одно за хвост и услышал рычание за спиной. Обернулся. Дими заслонила детенышей, выставила вперед когтистые лапы и округлила спину. На секунду Сэмюэлю показалось, что ее морда выражала смесь отвращения и гнева.

— Я, — начал парень, но остановился. Он оправдывался перед животным. Вздор. От этой мысли Сэмюэль усмехнулся. — Забудь.

Медленно опустил тело в средний мешок и вышел из заброшенного улья.

“Кажется, там было блюдце и молитва, — вспомнил парень ритуал у Дерека. — Возьму у мистера Нейви”.

Он зашагал в сторону ульев.

По пути Сэмюэль размышлял над ограничением. Ошейником — как назвала его Амелия. Парень пообещал не накладывать формул на сознательные действия. Сэмюэль все равно не знал как.

“Что можно сделать с феей, помимо задуманного?”

Парень почти ничего не знал про фей. В Закулисье они были чудовищами, а на Сцене для обычных людей — героями детских сказок. Маленькими человечками, которые свободно меняли облик.

Когда-то Дэнни рассказал “настоящую” историю фей. Отец прошерстил местную библиотеку в поисках вдохновения и нашел одну повесть.

В безымянном королевстве жила принцесса. Она страдала лишним весом, а ее лицо напоминало морду гориллы. Одним днем в замке остановился волшебник. Прекрасный мужчина. Он виделся как скульптура великого мастера.

Принцесса спросила волшебника, как он стал таким. И мужчина передал ножницы, которые резали плоть, как бумагу. В тот же вечер принцесса заперлась у себя, встала перед зеркалом и отсекла круглое пузо. Она постройнела, но жаждала большего. Двумя разрезами убрала бока на талии. Следом избавилась от грубого лица. Когда ее внешности позавидовала бы любая девушка, принцесса не остановилась. Она резала. Отсекала. Убирала. Всю ночь щелкали ножницы. Наутро слуги нашли перед зеркалом маленький комок плоти и в отчаянии отнесли волшебнику. Мужчина не растерялся. Ловкими движениями опытного гончара вылепил из остатков маленькую фигурку. Поднес к зеркалу и прошептал новорожденной фее:

“Теперь вы просто неотразимы, моя принцесса”.

Сэмюэль больше верил в эту историю, нежели в детские сказки. Повести о людских пороках всегда вызывали больше доверия. В жизни не бывало счастливых концов.

Парень зашел в улей и поднялся на второй этаж.

“О боги, лишь бы был дома”, — взмолился он. Постучал пару раз в дверь.

По ту сторону забарабанили шаги. Дверь приоткрылась.

— Сэмми! — воскликнул Дерек. Он носил домашнюю одежду: белую майку и серые шорты. Мужчина выглядел сонным. — С чего в такую рань?

— Одолжите блюдце с отметкой и тот жуткий рисунок? — попросил Сэмюэль. — Пожалуйста.

— Погоди, — нахмурился Дерек. Почесал живот. — Зачем?

— Эм, — замялся парень. Он осмотрелся. На лестничной клетке не было ни души. Но Сэмюэль не рисковал. С него хватит. — Мы можем поговорить в квартире?

— Конечно, — повернулся и зашагал в коридор мужчина. Парень вошел, закрыл дверь. — В чем дело-то? Зачем тебе эти мешки? И почему от тебя так несет?

Сэмюэль бросил взгляд на связку под грудью. Дерек был прав. От среднего мешка поднимался тошнотворный запах. Парень не замечал его, пока шел по улице. Но стоило войти в квартиру, вонь сразу поползла во все стороны.

— Долгая история, — устало потер он переносицу.

— У меня есть весь выходной, — улыбнулся мужчина.

— Хотел призвать сегодня фею, — начал Сэмюэль. — Поэтому забежал в тот улей, взял тело и книжку. Ну с ритуалом.

— Ага, — задумчиво протянул Дерек. — Хорошо. Дай мне десять минут. Я оденусь и возьму все.

Парень приподнял бровь.

— Зачем?

— Как “зачем”? Пойдем в заброшку и проведем ритуал там.

— Я хотел провести у себя, — поежился он, ожидая выкрика.

— Чего, чего? — распалился Дерек. — Ритуал у себя? Тауматургия у себя? Сэмми, ты головой ударился или как?

“Вы так делали”, — подумал Сэмюэль, но ответил другое:

— Там меня могут увидеть.

— Дими сторожит то место. Все знают об этом! Никто туда и на несколько сотен метров не сунется!

— А если сунется? — не отступал он. Парень любой ценой отводил Дерека от заброшки, пока там лежало тело Андреа. — В квартире никто не заметит. Мистер Нейви, я хочу провести ритуал дома, и я сделаю это сам или с вашей помощью.

— Ладно! Твоя взяла, — отмахнулся мужчина. — Но делаем все здесь.

— Хорошо, — вздохнул с облегчением Сэмюэль.

— Что там надо? Блюдце, рисунок, что еще?

Парень снял обувь в прихожей и захромал на кухню.

— Тело, — опустил средний мешок на пол. Из меньшего вытащил, положил на обеденный стол книгу с переводом. О дневнике он умолчал. — Сейчас посмотрю.

Дерек скрестил руки на груди, оперся на стену. Сэмюэль распахнул том.

“Договоритесь с сущностью в Закулисье. Тщательно обсудите любые мелочи договора.

На сцене подготовьте тело, подходящее по вкусу сущности. Обязательно живое”.

Парень перевел взгляд на воняющий смертью мешок. И так сойдет. Вернулся к чтению:

“Усыпите тело. Соберите три косточки и одно семечко в маленький сверток, чтобы поместился в рот”.

— Принесите блюдце, выпивку, рисунок, три косточки и семечко. У вас есть маленький мешочек?

— У меня есть кое-что получше, — скрылся во тьме коридора Дерек.

Пока шаги мужчины удалялись, Сэмюэль присел над средним мешком. Медленно потянул за веревку, развязывая узелок. Приторная вонь ударила в нос. В животе закрутила боль. Тошнота вернулась.

Парень поморщился. Запустил руку внутрь, вынул и положил на мешок тело рогокошки.

— О боги, — произнес он, пошатываясь к столу. Голова кружилась.

Дерек вбежал на кухню. Перед собой он нес глубокую тарелку с предметами внутри. Ножницы лежали поверх помятого рисунка, а при каждом шаге на дне посуды что-то звенело.

— Держи, — поставил на стол, сдвигая раскрытую книгу в сторону. Повернулся к телу и зажал нос. — Боги, Сэмми! Давай закончим поскорее.

Сэмюэль не ответил. В таком деле спешка только вредила. Одна ошибка и вся квартира взлетит на воздух. А вместе с ней и они. Парень боялся участи Рентина. Мужчина сначала изуродовал себя, а затем и вовсе взорвал. Поэтому Сэмюэль действовал осторожно.

— Спасибо, — подошел к окну, задернул шторы. На кухню опустился полумрак, лучи света пробивались через тонкую щель между занавесками. Он вернулся к столу.

Парень посмотрел на ножницы. Темный металл покрывали рыжие наросты. А полностью ржавый винт крепко держал половинки. Когда Сэмюэль развел кольца в стороны, послышался жалобный скрип. Парень нахмурился.

“Они мне зачем?” — подумал он и посмотрел на Дерека.

— Мешочка нет, — понял взгляд мужчина. — Но его можно сделать. В тарелке есть нитка и остальное.

— Поможете? — неловко улыбнулся он.

— Уверен? Я готов провести весь ритуал за тебя, но ты вроде что-то хотел сделать. Не помешаю?

Сэмюэль помотал головой. В книге ничего об этом не говорилось. Более того:

“Все ингредиенты можно подготовить заранее”, — гласила надпись. Поэтому парень не сильно беспокоился. Проводить ритуал будет он, а заготовить все мог Дерек.

— Хорошо, — взял мужчина ножницы у Сэмюэля. И присел над лежащим на мешке телом.

По кухне разнесся скрип в перемешку хрустом рвущейся ткани. Ножницы оказались тупыми. Они не резали, а скорее дербанили мешок. На месте разрыва виднелись торчащие во все стороны волокна.

Когда Дерек закончил, всучил парню квадратик ткани размером с ладонь и побежал со всех ног по коридору. Через минуту Сэмюэль услышал звук льющейся воды.

— Мне жаль, — пробурчал под нос парень и вернулся к чтению.

“Соорудите алтарь Двуликой матери. Окружите чашу пятью свечами. Четыре должны быть на одном расстоянии, а пятая на другом”.

Сэмюэль выгреб вещи из глубокой тарелки. Взял моток ниток, отмерил чуть больше двух указательных пальцев и откусил.

— Мистер Нейви! — крикнул он в коридор. — У вас есть свечи? Много свечей?

— Да! — в ответ прокричал мужчина. — Сейчас принесу!

Дерек вернулся с большой деревянной коробкой. Сверху содержимое накрывал прямоугольник черной ткани.

— Повезло тебе, — опустил на пол груз. — Моя благоверная собирала вонючие свечи. И не только!

Мужчина смахнул ткань, открывая вид на ряды восковых фигурок с фитилями. Они стояли друг на друге. Вершину занимали маленькие человечки, застывшие в разных позах. Чуть ниже лежали похожие на здания, а на самом низу покоились обычные свечи.

От коробки несло какофонией запахов. Клубника, малина, яблоко, груша, ваниль. На секунду Сэмюэлю показалось, что он забрел на рынок.

Парень обставил глубокую тарелку свечами в виде людей, отмеряя расстояние откусанной нитью. Пятую фигурку разместил на пару сантиметров дальше от соседа. Бросил взгляд на бутылку.

— Я помогу, — подскочил Дерек и обыденно вытащил пробку. — Налить?

— Думаю, я сам, — взял из рук мужчины бутылку Сэмюэль. Рука дрожала. Осторожно наклонил горлышко над тарелкой.

Вниз пульсирующим потоком побежала желто-оранжевая жидкость. Она разбивалась об дно тарелки, стремительно раздуваясь белой пенкой.

Парень мысленно цокнул.

“И как отмерять?” — приподнял горлышко повыше. Поток истончился до нитки, и пена приспустилась.

Пузырьки лопались, открывая полупрозрачное оранжевое озеро. Когда оно дошло до угольной отметки, Сэмюэль поднял и отставил бутылку.

— Теперь с телом, — повернулся к лежащей на мешке рогокошке.

Он поставил за ней три свечи в форме зданий. На этот раз расстояние не играло большой роли.

Сэмюэль взял моток и связал вместе все лапы и хвост. Об узле не шло и речи. Парень накрутил нитку сначала вокруг передних лап, затем вокруг задних. Хвост занял больше всего времени. Он был жестким, как металлический прут. Сэмюэль с трудом изогнул его и притянул ниткой к лапам.

Связанные конечности олицетворяли Власть. Полную и совершенную. Поэтому нитка обвивала все лапы и даже хвост.

— Сделайте мешочек из этого куска, — ткнул он в отрезанную ткань, — и трех костей с одним семечком.

Дерек сделал, как было велено. Положил предметы в середину квадрата, поднял и обвязал края длинной ниткой. Получился шарик размером с половину ладони.

— Да это игрушка для рогокошки! — заметил мужчина. Он дернул шарик за нитку, и тот подпрыгнул следом. — Дими бы понравилось.

— Хорошо, что ее здесь нет, — выхватил Сэмюэль шарик. Положил на стол и угольным карандашом нарисовал линию на середине. — Почти готово. Мне нужно два маленьких листочка. И нож. Острый.

— Сэмми, — заглянул Дерек в книгу и нахмурился. — Тут нет ничего про нож.

— Моя задумка.

— Без ножа никак?

— Никак, — покачал головой Сэмюэль. — Только до этого и додумался. Принесите еще четыре семечка и две косточки, пожалуйста.

Мужчина скрестил руки на груди и раздраженно глянул на парня. Но спустя пару минут пошел искать ингредиенты. Пока Дерек рылся на кухне, Сэмюэль нацарапал на листках два имени: Сэмюэль Берислави и Амелия.

Он медленно осмотрел “сцену” для ритуала. На столе глубокую тарелку окружали пять свечей. В посуде под редкими лучами света блестела оранжевая жидкость. Рядом лежали мешочек с отметкой и листки.

А на полу валялись мешок и рогокошка со связанными лапами. Тело обступали три свечи. Все готово для призыва.

— Вот, — протянул Дерек в ладони семечки и косточки. — Уже?

— Да, — осторожно кивнул Сэмюэль. Парень боялся. От мыслей о начале ритуала по коже пробегали мурашки, а тело дрожало, будто он стоял на морозе. — Приступаем. Отойдите, пожалуйста.

Мужчина отступил в проход.

— Погоди! — неожиданно воскликнул Дерек и побежал по коридору. Спустя пять минут он вернулся с молотком в руках. — Теперь готов.

Сэмюэль нервно сглотнул, закрыл глаза. Вдохнул. Выдохнул. Вдохнул. Медленно выдохнул. Распахнул веки.

Затем парень взял коробок спичек. Легкий вес намекал на малое количество. Открыл и достал одну штуку. Снова сглотнул.

Он зажал коробок в зубах. Дрожащей рукой чиркнул спичкой. Нос и верхнюю губу слегка опалил жар пламени. В ноздри повалил дым. Сэмюэль сдержал кашель. Выплюнул на стол коробок и зажег первую свечу у тарелки. Следом поднес сгоревшую наполовину спичку к свечам у тела. Только к двум.

Огонь означал Развитие. В древние века пламя проложило путь к металлургии, а та привела к созданию артефактов — символу эпохи Царствий, нынешней эпохи.

Теперь оставалось действо.

Парень взял шарик за нитку и опустился на колени перед “алтарем”.

“Один. Два. Три, — мысленно отсчитывал он. В тауматургии важны были соотношения. Если ритуал требовал пяти секунд на коленях и столько же на ногах, значит, Сэмюэль легко мог растянуть время. Просидеть десять секунд. Двадцать. Или минуту. Разницы не было, если он простоит столько же. Соотношение не менялось. — Девятнадцать. Двадцать!”

Он резко поднялся на ноги, положил шарик ткани на стол, подальше от листков, схватил нож и зажал его зубами. В следующую секунду быстро провел по лезвию указательным пальцем. Сэмюэль поморщился. На ране вздулись бусинки крови.

“Девять. Десять. Одиннадцать”.

Парень опустил палец на мешочек и обмазал верхнюю часть. До отметки. Рука сильно дергалась. Он чуть не залез на вторую половину.

“Пятнадцать. Шестнадцать”.

Поднял листок со своим именем. По бумаге растеклось алое пятно. Опустил на мешочек и обвязал ниткой. Крепко стянул, чтобы бумажка не выпала.

“Девятнадцать. Двадцать”.

Сэмюэль замер в ожидании. Тишина протяжным писком ползла в ушах. Парень бросил взгляд на Дерека. Мужчина стоял статуей, боясь помешать. Он смотрел с широко раскрытыми глазами.

Прошло десять секунд. Двадцать. Тридцать. Минута. Но ничего не произошло. Ни взрыва, ни торчащих из кожи костей. Казалось, весь мир внимательно следил за представлением. Ждал следующего шага.

И Сэмюэль внял немой просьбе. Парень произнес:

— Это тело мое. Я его единственный владелец. Все — от волос до органов принадлежит мне. Даруя кому-то свою кровь, я объявляю власть над ним. Полную и непоколебимую.

Это были слова одного из героев повести отца. Дэнни описал мир, где властвовал равноценный обмен. Люди обозначали власть над чем-то с помощью крови. И Сэмюэль использовал это для ритуала.

Он сгреб со стола два семечка и одну косточку. Повернулся к телу рогокошки и опустился на колени.

Окровавленный шарик с именем парня упал на темно-фиолетовый мех.

— Я отдал часть себя, — начал Сэмюэль. Он проговаривал для уверенности. Парень не был хорошим выдумщиком, в отличие от отца. Дэнни сочинял на ходу. Его пальцами история писала саму себя. Но Сэмюэль был другим. Он с трудом придумал “это”. Большая часть повторяла вторую половину призыва. От себя парень добавил только кровь. — Теперь я возьму нечто равно. Такие же семена и кости покоятся в мешке. Вбирая их, я привязываю его к себе.

На последнем предложении Сэмюэль закинул предметы в рот. Проглотил. Семена с легкостью проскользнули в желудок, а косточка встала поперек и кольнула нежную плоть. Но у парня не было времени. Он выхватил шарик и подскочил к тарелке. Осторожно погрузил выше половины. Оранжевая жидкость медленно взбиралась по ткани к отметке.

Сэмюэль истерично глотал слюну, проталкивая косточку дальше по пищеводу. Когда она провалилась, парень вздохнул с облегчением.

Вытянул мешочек и также привязал листок с именем “Амелия”. Теперь шарик выглядел как сырой комок ткани с двумя мокрыми обрывками бумаги.

“Почти, — взял в левую ладонь еще два семечка и косточку. Захромал к мертвой рогокошке. — Еще чуть-чуть”.

Опустился на колени перед вторым “алтарем”. Положил комок вместе со всем остальным в раскрытую пасть. Двумя пальцами протолкнул внутрь.

“Вроде все?” — приподнял Сэмюэль бровь. Колени ныли от боли, а по спине спускались капли пота.

Вдруг по телу пробежали сотни молний. Они проносились от ног к голове. Парень задрожал.

— Сэмми, ты как? — воскликнул Дерек и шагнул ближе.

Парень поднял руку в сторону мужчины.

— Не. Надо, — сквозь зубы прошипел он. — Все. Хорошо.

Затем Сэмюэль сжался. Подумал, что сжался. На секунду парню показалось, что тело скрутилось в точку. И в следующий миг она взорвалась фейерверком чувств. Благоговение полностью накрыло разум.

“Как с картиной”, — понял он. Парень ожидал бессменную напарницу — досаду. Но она запаздывала.

От груди к пасти рогокошки потянулась ниточка света. Стоило ей дотронуться до тела, по коже Сэмюэля поползли жгучие раны, словно дюжина ножниц разрезала его. Парень в ужасе поднял дрожащую руку. Крови не было. Только маленький порез на пальце. Он сомкнул челюсти, подавляя вскрик.

“Это лишь бред!”

По кухне прокатился смачный хруст. Рогокошка надломилась пополам. Вытянулась. Надломилась. Вытянулась. Лапы сворачивались гармошкой и резко выпрямлялись. Хвост змеей лез из стороны в сторону.

Она подняла передние лапы над головой. Опустила на мешок и привстала. Шея дернулась с хрустом влево. Вправо. Еще раз влево.

Следом поднялись задние лапы. И рогокошка встала. Неловко пошатнулась, будто никогда не ходила. Повернулась на Сэмюэль. Потом на Дерека. И через секунду взгляд стрелой воткнулся в фигуру парня.

— Уб. Людок. — запинаясь, яростно прошипела она голосом Амелии.

— Ублюдок, — повторила Амелия. На этот раз четче.

Голос подрагивал и пищал. Она звучала, как ребенок, что только учился говорить.

Сэмюэль неподвижно стоял на коленях в метре от феи. Дыхание прерывалось, а кровь стучала в ушах.

Он не отводил взгляда. Даже не моргал. Глаза болезненно жглись и зудели.

“Что она сделает?” — крутился в голове вопрос.

— Эй! — шагнула она вперед, и Сэмюэль дернулся.

Пушистая лапа закачалась из стороны в сторону под весом тела. Подогнулась. Амелия не удержалась и рухнула мордой в мешок. Доски под ней взвизгнули.

— Труп! — поднялась фея. И снова закачалась. Тело водило влево и вправо. Лапы дрожали, будто листья на ветру. Она с трудом держалась. — Мертвое тело! Эта вонь! Скажи спасибо, что убрала ее. Эй!

— Эм, — неловко протянул Дерек. Сэмюэль обернулся. Мужчина стоял в паре метров. Руки обнимали молоток. Ноги напряжены. Глаза широко открыты. — Вы же фея, да?

— Нет, я человек! — раздраженно бросила Амелия. — По мне не видно? Разуй глаза.

— Е-если вы хоть пальцем тронете…

— Довольно пустых угроз, — перебила она, переступая с лапы на лапу. — Твой сынуля заключил со мной договор. Пока он исполняет его, я исполняю свою часть. И все в расчете.

— Он не мой сын, — потерянно ответил Дерек и посмотрел на Сэмюэля.

Парню показалось, что в глазах мужчина на секунду промелькнула грусть.

— Друг? Товарищ? Родственник? Мне нет дела до вашей связи. Так же как до тебя. У меня есть претензии к нему! — ткнула фея лапой в сторону Сэмюэля. — Ты хоть понимаешь, через что заставил меня пройти? Мертвое тело! Голая плоть. Никаких якорей и связей. Я протянула все сама! Я не чувствую лап, Сэмюэль! Вообще ничего!

Парень пропустил все мимо ушей. Прямо сейчас он думал о другом. Отдача. Любой ритуал и заклинание заканчивалось чудовищной отдачей. Но после призыва Сэмюэль ничего не почувствовал.

“Погоди!” — подумал он.

После создания связи между ним и мешочком парень ощутил, как на теле появились десятки порезов. Тогда Сэмюэль посчитал их бредом. А сейчас решил проверить.

Поднес руку ко рту и зубами оттянул рукав. Бледная кожа. Ничего необычного. Раны существовали только в голове.

“Но как же отдача? Неужели я благословлен?”

Он на секунду обрадовался. Эта мысль была так же сладка, как большой пирог на день рождения. Но ее быстро омрачила другая:

“Быть не может”.

Затем парень засучил правый рукав. Изо рта вырвался стон разочарования.

Кожа от запястья до локтя побагровела. Ее покрывали черные трещины. Сэмюэль провел пальцем. Твердая и шершавая.

Парень прикусил губу.

— А чего ты ожидал, дитя человека, — спросила Амелия. — Хорошо, что отдача попала в правую. Так бы ты прочувствовал все.

— Что будет дальше? — поднялся он с колен и встал над феей.

— Глупый вопрос, — фыркнула она. — Мои знания в обмен на тело. Ты волен спрашивать, что хочешь. И чтобы ты не решил отозвать меня сразу, скажу: если так сделаешь, на второй призыв не отвечу.

— Плевать, — ответил парень, но понял, что соврал. — Ясно.

Сэмюэль продумал это. Теперь он в заложниках у феи. После призыва в тело рогокошки пошел отсчет в полгода. Если он не дарует ей человеческое тело, случиться что-то страшное. Парень чувствовал сжимающиеся на сердце пальцы.

— Полезай в мешок и пойдем, — повернулся он к проходу в коридор и встретился взглядом с Дереком.

— Погоди, Сэмми, — опустил мужчина молоток. — Куда это ты собрался?

— Домой? — округлил глаза Сэмюэль. После призыва в списке задач шел долгий разговор с феей.

— Домой с этим? — выделил Дерек последнее слово. — Тебе отдача прилетела еще и в голову?

Парень повернулся и посмотрел на Амелию. Фея шаталась из стороны в сторону. Медленно переступала с лапы на лапу, и часто падала.

Сэмюэль держал в руке “поводок”. Тоненькую нить от якоря Амелии. Стоило ей оборваться, и фея вернется в Закулисье. Поэтому Сэмюэль не боялся ее.

Тело рухнуло на пол безвольной куклой. Парень смотрел на него. Ожидал, что сейчас Амелия снова встанет. Но прошло десять секунд, а лапы не двинулись. По телу не пробегало судорог. Оно вновь стало хладным трупом.

— Амелия? — спросил Сэмюэль. Голос чуть дрогнул. Парень шагнул к ней. — Ответь. Давай же!

Фея молчала.

— Может потеряла сознание? — предположил Дерек.

— Не может быть! — запаниковал Сэмюэль. Он подбежал к телу на мешке и опустился на одно колено. — Амелия! Амелия!

Потряс туловище, нервно провел рукой по меху, постучал пальцами по морде. Тщетно. В отчаянии Сэмюэль дергал лапы. Но фея не отвечала.

— Еще один ритуал? — поднял с мешка длинную нитку. Раньше она связывала конечности и хвост. А после призыва слезла. — Якорь есть. Он где-то внутри нее. Нужно только взять и…

Поток слов прервал знакомый хруст. Спина рогокошки выгнулась, а лапы помяли мешок. Голова резко дернулась и повернулась на парня.

— Связь слаба, — объяснила Амелия. — Я же говорила, что иногда меня будет затягивать обратно.

— Ладно. Полезай в мешок, — скомандовал Сэмюэль. Встал и повернулся к Дереку.

— Нет уж, — встал на дыбы мужчина. — Сэмми, ты останешься здесь.

Парень нахмурился. Устало сжал переносицу и закрыл глаза.

Забота грела душу. Сэмюэль знал: Дерек хотел для него самого лучшего. Мужчина не раз выручал из передряг. Но порой это беспокойство душило. Опека цепью сковывала движения. Дерек боялся за него. Но Сэмюэль не ребенок, за которым нужно приглядывать. Он сам принимал решения.

И сегодня парень задумал спрятать тело Андреа. Поэтому не мог остаться у Дерека.

— Нет, — ответил Сэмюэль. — Я пойду к себе.

— Ты с ума сошел? — не отступал Дерек. Мужчина преградил проход. — Очнись, Сэмми! Эта штука опасна. Мы не знаем, на что она способна. Лучше останься здесь. Я присмотрю за ней и…

— А завтра? А во вторник? Сколько дней? А как же работа? По-вашему мы не можем оставить ее без присмотра.

— Будем таскать с собой и… и, — замялся Дерек. И парень воспользовался этим.

— Вы не можете опекать меня вечно, мистер Нейви, — твердо произнес он. — Я не ребенок.

— Да, я же хочу как лучше! Для тебя стараюсь!

— И я благодарен. Правда, спасибо. Но сейчас вы мешаете. Я пойду домой. С ней.

Сэмюэль бросил взгляд на Амелию. Фея не замечала спора и то вставала, то падала. Обучение ходьбе увлекало ее сильнее горячего разговора. Она поворачивала голову, вертела хвостом, изгибала тело под разными углами, часто моргала.

Вид рогокошки, изучающей свое тело, пугал. Амелия двигалась рвано и постоянно дергалась. Словно неумелый кукловод дергал за ниточки в случайном порядке.

Когда взгляд феи пересекся с Сэмюэлем, она повернула голову набок. И парня передернуло от неестественности.

— Не деритесь из-за меня, мальчики, — самодовольно фыркнула она. По спине Сэмюэля пробежал холодок. Даже эмоции в голосе звучали наигранно. — Эта красотка принадлежит вот этому джентльмену.

Амелия указала лапой на парня.

— Но, — воскликнула фея. — Дай мне красивое женское тело. Живое! Мертвечина нынче не в ходу. И я вся твоя. Что думаешь, бородач?

Она подняла уголки рта, изображая кривую улыбку.

— Бред, — произнес Дерек. — Сэмми, подумай!

— Я уже все решил, мистер Нейви, — захромал к Амелии.

Ногой боязливо сдвинул фею с мешка.

— Эй! Манерам тебя не учили?

— Полезай, — опустился на одно колено и приподнял край мешка.

— В чем беда пройтись с тобой по улице? — спросила она.

— В графстве нет домашних животных.

— Я буду далеко. Просто невзначай пойду за тобой.

— Обычных зверей у нас тоже нет, — ответил Сэмюэль.

— Что за дела? Вы истребили даже птиц?

— Нет. Слишком долго объяснять, — раздраженно вздохнул парень. — Полезай в гребаный мешок.

— Ладно, ладно, — пошла она внутрь, таща за собой задние лапы. — Только будь нежен. Я весьма хрупк…

Он завязал узел и накинул через плечо. Тело не стало тяжелее после призыва. Амелия энергично барахталась. Когда сквозь ткань прорезались черные когти, Сэмюэль не выдержал.

— Не двигайся, — потряс мешок. И фея утихла.

Следом парень накинул маленький мешочек с дневником и повернулся к выходу. Дерек стоял у двери. Скрестил руки и прожигал недовольным взглядом Сэмюэля. Когда парень встал напротив мужчины, стало понятно: Дерек его не пропустит.

— Давай поговорим, Сэмми, — начал мужчина. — Просто сядем и поговорим. Как раньше. Вместе мы что-то придумаем.

— Мистер Нейви, пропустите.

— Ни за что! Сэмми, успокойся. Остепенись. Я налью нам чего, — протянул Дереку руку в сторону кухни.

Сэмюэль раздраженно вздохнул и отступил на шаг. Взгляд метался по коридору, пока парень постукивал кончиком трости по полу. Он искал выход. Возможность, чтобы сбежать.

Окна не подходили. Дерек жил на втором этаже. И замена много стоила.

— Ты пугаешь меня, Сэмми, — произнес мужчина. — Сначала грезы, затем вестник, а теперь и призыв феи. Прошу, хватит. Почему нельзя просто остановиться?

— Иначе руку не вернуть, — попятился Сэмюэль. — У меня не осталось выхода.

— Так давай найдем его! Или… или лучше не искать вовсе.

— Меня уволят, мистер Нейви.

— Я могу обеспечить тебя. Будешь жить здесь. Сэмми, только прошу, завязывай с этим. Ты же калечишь себя! — воскликнул Дерек, расставляя руки в стороны.

— Смириться и покорно ждать смерти? Чушь! Разве вам самому не противно от этого?

— Да, не самое лучшее будущее. Но что нам остается?

— Измениться! — не выдержал парень. Крик сотряс стены. Дерек чуть качнулся. Удивленно округлил глаза. — Сделать хоть что-то! Хотя бы попытаться!

— Давай просто поговорим. Уверен, вместе…

— Я не ваш сын! Я — это я. Желаете исправить ошибки? Загладить вину? Но я тут при чем?

— Сэмми, ты не понимаешь…

— Мне откусили руку! Сделали калекой! — ударил он кулаком по стене. Боль волнами разошлась по пальцам. — Я пытаюсь исправить это! Если хотите помочь, так не мешайте!

Дерек поник. Руки опустились вдоль тела, а взгляд упал на пол.

Сэмюэль медленно захромал вперед.

— Пропустите, мистер Нейви, — прохрипел он. Горло болело после криков.

Мужчина покорно отошел в сторону. Парень толкнул телом дверь. Боковым зрением заметил, что Дерек смотрел на него.

— Прошу, одумайся, Сэмми.

И Сэмюэль молча вышел. Спустился по лестнице на первый этаж и покинул улей.

▪ ▪ ▪

Когда он повернул к себе домой, в спину ударил звон графского колокола. Наступил полдень.

Парень открыл дверь и сразу шагнул на кухню. Скинул на стол два мешка.

В маленьком лежала одна книга. Дневник Рентина. Перевод ритуала Сэмюэль оставил у Дерека. А средний мешок слегка подрагивал. Развязал его.

— Как исцелить руку, — спросил Сэмюэль, падая на стул.

Фея выползла из мешка. По телу пробегали частые судороги, а голова качалась из стороны в сторону, как у сломанной детской куклы.

— Это невозможно — ответила она.

— Что? — переспросил Сэмюэль. Он не поверил ушам.

— Невозможно. Ты отмел грезы, а на Сцене это почти невозможно.

— Почти, — повторил парень. — Значит, есть возможность и…

— Неа, нету, — сказала Амелия. — Возможно в теории, а на практике — нет.

— Погоди, погоди.

Он чувствовал, как земля уходила из-под ног. Последняя надежда ускользала. Сэмюэль призвал фею, чтобы она рассказала, как исцелиться. Если это невозможно, то ради чего он давал обещания? Ради чего призвал ее?

Парень в ужасе посмотрел на дрожащую Амелию. Она беззаботно изучала тело и осматривала кухню. Словно и не сказала ничего особенного.

“Меня обманули? — промелькнула мысль. — Нет. Нет. Нет. Нет. Нет! Погоди. Такого не может быть. Нужно просто больше узнать. Все будет хорошо. Я просто соберу побольше знаний. Она же сказала, что это возможно. Сказала же”.

— П-почему невозможно? — с трудом спросил он. Сэмюэль боялся ответа. Подсознательно чувствовал, что он выбьет последнюю опору.

— Что такое тело, Сэмюэль? — ответила Амелия вопросом на вопрос.

— Кости, мышцы и органы?

— Тело — сложный механизм. У каждой части есть своя задача. Есть недочеты и ошибки, но без них никак.

— Не понимаю, к чему ты?

— Ты двигаешь пальцами, ногами и руками. А также чувствуешь запахи, вкусы и прикосновения, — продолжила фея. — Для души не существует ни запахов, ни вкусом. Но как же тогда ты их чувствуешь? Почему помнишь, как пахнет яблоко или мясо?

— Ближе к делу, — устало протер глаза Сэмюэль.

— В твоем теле находятся сотни тысяч якорей. Каждый связан с другими. Они подключены к мышцам, коже и нервам. И все вместе образуют сложную сеть, которая позволяет тебе управлять телом и получать обратную связь. Теперь скажи, сможешь ли ты создать связь с тысячами якорей? И при этом выжить после отдачи?

— О боги, — вздохнул парень. — Но ты же говорила, что поможешь.

— Давай не будем устраивать истерик? — подняла Амелия одну лапу и наклонила голову. — Я солгала. Лучше подумай о другом. Перед тобой очень древняя фея. Я была знакома с множеством людей, заключила много сделок и многое знаю.

— Не сдались мне твои знания! — ударил кулаком по столу Сэмюэль. — Рука! Мне нужно только вылечить руку!

— Сдалась тебе эта рука? Отсутствие конечностей у практиков — обычное дело. Я знала несколько обездвиженных. Они могли только говорить.

— Меня уволят, — закрыл лицо рукой. — Моей жизни конец.

— Найди другую работу или начни свое дело. Зачем ты вообще занялся практикой?

— Хотел изменить жизнь.

— Так дерзай! — воскликнула фея. — Двигайся вперед. Окунись в практику с головой. Если хочешь изменить жизнь, зачем тогда цепляешься за старую работу? Почему не примешь суровую действительность?

— Тебе, — запнулся он. Слова Амелии вызвали бурю чувств. Сэмюэль уже ощущал подобное, но забыл когда. Парень прикусил губу. — Тебе не понять.

— Как знаешь, — отвернулась Амелия от него. — Хочу кое-что спросить. Хорошо подумай и ответь.

Сэмюэль промолчал, призывая продолжить.

— В комнате находятся десять человек. Ты — один из них. У каждого неограниченный запас желаний. Пожелать можно все что угодно, и это исполнится. Что ты загадаешь?

— Сбегу из комнаты, — выпалил парень. — А потом отберу возможность загадывать желания у остальных.

— Любопытно.

— Я ответил правильно?

— Каждый отвечает по-своему. Твой ответ — весьма мирный.

— Чудесно, — вяло произнес он.

— Что за дела у вас этой картиной? — неожиданно спросила Амелия.

Сэмюэль проследовал за взглядом феи и наткнулся на картину. Она висела над столом. Парень случайно мазнул по ней, и в разуме заиграл сломанный патефон. Благоговение взорвалось оглушительным взрывом и также стремительно угасло. Осталась только горькая досада.

— Она висела у того бородача, а теперь я вижу ее у тебя. Какая-то важная фигура?

— Основатель страны, — ответил он. — Ты ничего не чувствуешь?

Взгляд Амелии не отлипал от картины, и фея ничего не сказала про благоговения.

— Картина как карти…

Она стукнулась мордой об стол, две лапы свесились с края и покачнулись. Сэмюэль посмотрел на тело рогокошки.

Амелия обманула его. Провела как дурака. Парень дал обещание на призыв в человеческое тело. Сделал себя заложником феи. И ради чего? Он остался ни с чем. Увольнение неизбежно.

Мысли об ударе молотком по голове Амелии повторялись по кругу, как заевшая пластинка. Но парень сдержался. Это не поможет. Даст легкую радость и только. Фея откажется сотрудничать и он умрет страшной смертью.

— Чулять! — выкрикнул Сэмюэль и ударил кулаком по столу. Тело подпрыгнуло. — И что мне делать?

Он вспомнил про Андреа. Сокрытие тела была последней задачей на сегодня. Мешки и пила уже ждали своего часа.

Сэмюэль посмотрел в окно. Было еще светло. Пока рано. Парень глубоко вздохнул и откинулся на спинку стула. Он ждал вечера.

▪ ▪ ▪

За окном стемнело. Только оранжевые огни уличных фонарей виднелись в темном смоге. Под ними изредка проходили тени. Прохожие спешили домой до наступления ночи.

Сэмюэль безучастно смотрел на стол. Амелия не пришла в себя. Фея лежала хладным телом. Ни дрожи, ни судорог. Она была мертва. От Амелии не воняло, поэтому фея выглядела как гибкое чучело, нежели труп.

Парень цокнул и сгреб ее в портфель. Сэмюэль забыл про него после встречи с Немо. Теперь снова пригодился.

Амелия и фонарик Андреа еле поместились внутрь. Стенки сумки вздулись. А замок защелкнулся с трудом. Казалось еще чуть-чуть и он взорвется.

Просунул кисть через ручку портфеля, взял трость и вышел из улья. Старая сумка билась о деревянную ножку при каждом шаге. Раздражало. Из-за веса рука сильно уставала. Запястье болело.

“Ненавижу”, — свернул Сэмюэль на улицу Никелова и захромал в сторону Свалки неудач.

— Какое совпадение, — раздался за спиной искаженный голос. Парень замер. Несмотря на искажение, он узнал его. Голос принадлежал человеку, которого Сэмюэль боялся встретить больше всего. — Как раз о вас вспоминал, мистер Берислави.

Парень обернулся. В десяти метрах был Герман Вилбов. Охотник за мистикой носил черный плащ. Лицо скрывал противогаз. Офицер сидел на велосипеде, но спешился и зашагал вперед.

— Добрый вечер, мистер Вилбов, — поприветствовал Сэмюэль.

— Ого, — поравнялся с парнем охотник за мистикой. — Как вы узнали меня в этом?

Он постучал по линзам противогаза.

— По голосу.

— У вас хорошая память. Помочь? — указал Герман на портфель.

— Нет, спасибо, — поморщился Сэмюэль. — Думаю, нам не по пути.

— Вы идете на Свалку неудач?

Парень нервно сглотнул.

— Да, — кивнул он.

— Тогда по пути, — донесся сквозь фильтр смешок. — Не откажете же вы старику в прогулке?

Сэмюэль и Герман брели вдоль тротуара. Ноги парня утопали в желтом смоге по колено, а охотника за мистикой туман словно обступал. Резиновые колеса слегка подпрыгивали на кочках. Так же как руль и руки офицера на нем.

Каждую секунду велосипед скрипел. Из-за этого взгляд Сэмюэля нервно метался между транспортом Германа, самим офицером и дорогой. Парню казалось, что охотник за мистикой собирался выхватить пистолет. В горле давно разверзлась пустыня, а сердце отбивало в груди яростный ритм.

В последние дни это состояние стало обыденностью для Сэмюэля. Он ощущал тревогу почти везде. Даже во сне. И только квартира Дерека оставалась островком покоя посреди океана волнения.

— Вы давно в графстве? — спросил Герман. Офицер повернулся на парня и посмотрел сквозь круглые линзы. Через мутное стекло Сэмюэль с трудом разглядел глаза.

— С рождения, — приобнял он себя одной рукой. — А вы?

— Приезжий, — послышался вздох через фильтр.

— Из соседней баронии?

— Фельтшир-Ливеньтауна, — поправил Герман.

Сэмюэль нахмурился. Жители бароний приезжали в Пейлтаун в поисках лучшей жизни. Ни одна барония не давала тех возможностей, которые были у графств. Работа, хорошее жилье, большой выбор лавок. Здесь кипела жизнь. Поэтому все и стремились сюда. Но так было на бумаге.

В Пейлтауне приезжие получали неизлечимые болезни и изматывающую работу на заводе. Если кто и выживал больше пары лет, оседал в графстве на всю оставшуюся жизнь без надежды уехать.

У слов Германа не было смысла. Если графство походило на кипящую кастрюлю, то столица маркизата и вовсе напоминала котел. Магазины, рынки, десятки предприятий, конный экипаж. О последнем Сэмюэль многое слышал, но никогда не видел. Только на рисунках в книгах и на плакатах в театре. Парень горел желанием услышать стук копыт и радостное гоготание лошадей. А езда на таком и вовсе была детской мечтой.

— Беда с деньгами? — предположил он.

— Отец оставил приличное наследство, — покачал головой Герман. — Это личное.

— Ясно.

— Вы знали, что подобные графства крестят “газовыми колпаками”?

— Нет, — ответил Сэмюэль. А затем осознал. — Подобные? Есть и другие?

— Полно, — усмехнулся офицер. — Раскиданы по всей стране.

— А, наверное, настроили во время войны.

— Мимо. Насколько я знаю, они существовали с основания страны. Все “газовые колпаки” схожи в одном. Везде вспыхивают болезни. Где-то раз в столетие, а где-то и вовсе только один раз.

— И Пейлтауну явно не повезло, — догадался парень.

— Вы даже не представляете. Худшее из худших. Графство цепляет болезни, как бродячая собака блох!

Сэмюэль неловко усмехнулся.

— Кстати о болезнях, — покачнулся вперед Герман и бросил взгляд на пустой рукав плаща. — Как ваши дела?

— Трудно. Но дальше будет лучше.

— Весьма печально, — в голосе офицера проскочила искренняя грусть. — Вам точно не нужна помощь?

На последнем предложении Герман кивнул на портфель Сэмюэля. Темная сумка висела на запястье и при шаге билась об трость. Кожаная ручка сильно натирала, а кисть изнывала от лежащего внутри груза.

Парень был слаб и истощен. Рука уже угрожала отвалиться. Завтра она будет болеть. Но это завтра. Сейчас Сэмюэль хотел лишь пережить эту ночь.

— Думаю, я сам, — покачал головой парень.

Герман замолчал на пару секунд, а затем произнес:

— Я настаиваю.

— Спасибо, но все же…

— Это приказ, мистер Берислави, — холодным тоном скомандовал офицер. Остановился. — Положите портфель в корзину велосипеда.

Сэмюэль прикусил губу.

“Чулять”, — подумал он.

Парень передал охотнику за мистикой трость, а сам скинул сумку в корзину.

— Благодарю, — вернул Герман трость и щелкнул замком портфеля.

На пару секунд Сэмюэль забыл, как дышать.

Герман молча рассматривал содержимое. Затем правая рука медленно потянулась к карману брюк. Плечи офицера заметно напряглись. Парень повернулся боком. Он готовился бежать.

Но рука охотника за мистикой замерла на полпути и поднялась к противогазу. Палец коснулся подбородка, места, где был подбородок. Следом Герман задумчиво постучал по фильтру. Бросил взгляд на Сэмюэля.

— Объяснитесь.

— Рогокошка и фонарик, — ответил парень.

— Вижу, — вздохнул офицер. — Почему в портфеле у вас труп?

— Я… я, — запнулся Сэмюэль. Он в панике подбирал слова. — Я подобрал труп в улье и взял с собой.

— Зачем? — шагнул к нему Герман.

— Видите ли… животные разносят болезни, поэтому… оставлять их рядом с людьми — не самая здравая затея.

Парень вертелся, как пойманная в сети змея. Проклятие вестника обрывало ложь, если она проскакивала в предложении. Но когда Сэмюэль выдавал две не связанные друг с другом мысли, каждая из которых была правдой, проклятие дремало. Он пользовался этим. Собеседник сам достраивал связь.

— Вы взяли труп рогокошки и решили унести его подальше от людей. На Свалку неудач, — заключил охотник за мистикой. — Правильно я вас понял?

Сэмюэль кивнул. Вестник запретил ложь говорить. Жесты остались доступны. Парень подозревал, что и писательство тоже.

— Понятно, — с облегчением вздохнул Герман. — Отличная работа, мистер Берислави. Уверен, большинство пройдет мимо разлагающегося тела и оставит работу на других. Кстати о разложении.

Офицер глянул в открытый портфель.

— Не вижу следов, — стянул противогаз. Сэмюэль увидел лицо старого охотника за мистикой. На лбу блестели частые капли пота. Герман глубоко вдохнул. — Даже запаха нет. Как давно вы нашли его?

— Сегодня, — ответил парень.

Герман прищурился.

— Как давно вы нашли труп, мистер Берислави?

“Не услышал? — недоумевал парень. Тело он подобрал сегодня утром. — Чулять! Нашел-то я их на прошлой неделе!”

Дерек показал Сэмюэлю заброшенный улей в прошлое воскресенье, поэтому проклятье заглушило ответ. Парень нервно сглотнул.

— В воскресенье.

— Чудно, — задумчиво протянул офицер и еще раз принюхался. — Может чучело?

Сэмюэль пожал плечами.

— Чучело или нет, оставлять тело не лучшая задумка, — ответил он.

— Тут я с вами согласен.

Герман защелкнул замок портфеля и покатил велосипед вперед. Парень мысленно поблагодарил офицера, что тот не спросил про фонарик. Сэмюэль не верил в свою смекалку настолько.

Остаток пути они прошли молча. Когда прямоугольные силуэты ульев сменили бесформенные палатки, к скрипу велосипеда прибавились шебуршания, треск костров, громкий храп и стоны. Висящие над землей огни уличных фонарей обрывались здесь. Вместо них, из темного смога светили тусклые оранжевые точки. Они застыли в паре сантиметрах над землей. Меж горящих шаров изредка пробегали тени. Большие и малые.

На Свалке неудач доживали не только бывшие работники завода. Эпидемии косили людей без разбора. Часто вместе с отцом погибала и жена. А дети, оставленные и никому не нужные, отправлялись в приют при храме Пятерни. Там они доживали до четырнадцати и либо становились послушниками, либо выбрасывались, как мусор. Мест в приюте на всех не хватало, поэтому те, кому повезло меньше, сразу шли на Свалку неудач.

— Подождите чуть-чуть, — скомандовал Герман и свернул к одной из палаток.

Смог проглотил фигуру офицера, остался лишь темный силуэт. Он удалялся, становясь все меньше и меньше.

Сэмюэль приобнял себя. Разговор отвлек от осознания ужасного положения. Теперь, когда охотник за мистикой отошел, парень варился в собственном соку. На сцену разума вышли тревога и паника. Выступление началось.

“Он же не пойдет со мной до конца? До заброшки? — подумал он. — Да, верно. Это лишено смысла. Он пришел сюда расспросить бродяг, а я просто попался по пути. Да, все хорошо. Мы скоро разойдемся”.

— Мистер Берислави! Подойдите сюда! — послышался из тумана выкрик Германа.

Сэмюэль помотал головой, отгоняя мысли. И захромал в смог.

В десяти метрах от тротуара из земли росли палатки. Куски ткани, насаженные на металлические штыки. Стены из деревянных коробок, заполненных землей. Пыльные ковры вместо дверей. Люди строили жилища из чего попало.

Герман стоял рядом с навесом. Парень увидел два металлических листа, сложенных домиком. С краев свисали слои разорванной в лоскуты ткани. Заменяли стены.

Сэмюэль поравнялся с офицером и посмотрел внутрь навеса. Там царила тьма. Уличный свет высекал узорчатые ковры и сидящего мужчину.

Первыми парень заметил ноги. Почерневшие ступни с длинными черно-желтыми ногтями. Две пары штанов. Одни были настолько дырявыми, что Сэмюэль сначала принял их за короткую юбку.

Мужчина держал на груди дрожащие руки. Пальцы напоминали клубни картошки. Из разбухшей серой кожи росли белые “глазки”. На голове серые длинные волосы торчали в разные стороны, а по бороде ползла седина. Лицо мужчины было красным, как после долгой попойки. Он держал глаза закрытыми. От одного вида парня чуть не вырвало.

В нос ударил запах мочи и гнили. Живот болезненно скрутило.

— Смотрите, — спокойно произнес Герман. Сэмюэль нахмурился, но затем понял: офицер говорил с мужчиной.

Синие веки распахнулись. Глаза светились золотом и напоминали пару солнц во время затмения. Зрачок содрогался, форма постоянно менялась. Казалось, он вот-вот лопнет.

Губы мужчины задрожали, а по щекам побежали кровавые слезы. Он морщился и шипел, будто смотрел через силу.

“Нетлеющие глаза”, — понял Сэмюэль.

Каждая болезнь была неповторима. Название давали по самому яркому признаку. Эпидемия Нетлеющих глаз начиналась со светящихся белков. Вскоре свет переходил на радужку, обращал ее в маленькое солнце. Жертва не выдерживала долгого взгляда из-за жуткого жжения. Затем боль проходила, а глаза покрывались блестящей пленкой и твердели. После тело начинало медленно гнить изнутри. Болезнь вычищала всю “начинку”, оставляя только пустую оболочку из костей, мышц и кожи. Куклу. В самом конце от бедолаги оставались только светящиеся глаза.

— На него, — указал на парня Герман. Мужчина повернулся на Сэмюэля.

— Не… знаю, — простонал бродяга. — Темно… Было слишком… темно.

— Как выглядел второй? — не отступал охотник за мистикой.

— Большой… толстый и… ворчливый! Спать мешал.

— Это точно Андреа Синков. Но кто второй?

— Не… знаю, — повторил мужчина. — Прошу… хватит. Больно!

— Благодарю. Вы сильно помогли, — кивнул Герман, и веки бродяги упали, словно были налиты свинцом.

Офицер достал из кармана плаща маленький мешочек. Он звенел при движении. Открыл и достал пять медных нилов.

— Раскройте ладони, — скомандовал Герман. Бродяга развернул дрожащие руки, потянулся вперед. И охотник за мистикой разжал кулак, позволяя монетам упасть.

Мужчина приоткрыл левый глаз.

— Спасибо… большое. Спасибо…

— Идем, мистер Берислави, — отвернулся от бродяги офицер. — Нужно успеть до ночи. Не хочу вас задерживать.

Они обошли еще нескольких обитателей Свалки неудач. Те ничего не видели. Первый попавшийся мужчина оказался самым внимательным. Кто-то пытался провести Германа, чтобы получить вознаграждение. Но показ пистолета заставил передумать.

— Когда я изучал “газовые колпаки”, нашел кое-что необычное, — сказал охотник за мистикой. Сэмюэль и Герман удалялись от одной из палаток. — Знаете кто такой нулевой пациент?

— Первый заболевший, — ответил парень.

— Именно. Так вот, где бы эпидемия ни вспыхивала, нулевой пациент всегда чем-то болел. Обычная простуда, ветрянка или грипп. Легкий недуг стремительно перетекал в новую болезнь.

Сэмюэль кивнул. Он не знал об этом.

— И еще, — добавил офицер. — В “газовых колпаках” никогда не вспыхивали эпидемии одновременно. Словно кто-то кидал дротик, и куда попадал, там и рождалась новая болезнь.

— Не совсем понимаю, что в этом необычного?

— Просто забавное совпадение, — пожал плечами Герман. — Только и всего.

Обход занял много времени. Вечер уполз со сцены, уступив место ночи. Весь мир сжался до пары метров вокруг Сэмюэля. Он видел только охотника за мистикой. Фонарик в корзине велосипеда не сильно помогал. Светящиеся оранжевым точки костров уменьшились и напоминали далекие звезды.

Парень сглотнул. Воспоминания о роковой ночи вновь ожили в сознании.

— Вы закончили? — спросил Сэмюэль.

— Да, — кивнул Герман.

— Думаю, на этом…

— Нет, нет, мистер Берислави, — сказал охотник за мистикой. — Вы сильно помогли мне, и я хочу отплатить вам.

— О боги, спасибо, но…

— Возражения не принимаются, — отрезал офицер. — Знаете, я захаживал сюда совсем недавно. На разведку, так сказать. И один из местных поведал мне, что есть один улей. Неприступная крепость. И в эту крепость могут входить только двое. Дерек Нейви и вы. Это правда?

Сэмюэль прикусил губу.

— Улей?

— Да, заброшенный. Не туда ли вы держали путь до нашей встречи?

Парень помотал головой.

— А вот врать нехорошо, мистер Берислави. До солнцеглазово я поговорил с другим. И вот он сказал, что вы сегодня оставили в том улье мешки.

Сердце ушло в пятки.

— Мешки? Оставил? Я?

— Сам не поверил, — усмехнулся Герман. — Зашли с целой связкой, а вышли без. Вернее, только с парой мешков. Не думал, что вы так сильно волнуетесь за жизни других людей. Только подумать. Собирать по всему графству трупы животных и складывать в мешки. Да вы герой! Ни одна туша не скроется от вас. Какой бы крупной она ни была, верно?

— Я…

— Не нужно объяснений, мистер Берислави. Ведите.

И Сэмюэль повел. Зашаркал туфлями по дороге. Воспоминание о той ночи не просто ожило, оно захватило парня. Все повторялось точь-в-точь. Ночь. Свалка неудач. Он ведет кого-то на заброшку.

Безвыходность давила. Удушала холодными цепями на шее. Сэмюэль нервно поглаживал указательным пальцем ручку трости. Обводил все неровности и бугры. Царапал ногтем.

Когда из темноты показался улей, сердце пропустило удар.

“Убить, — возникла мысль. — Я должен убить его. Так же как Свинкова. Иначе никак”.

Они зашли на первый этаж, и Герман взял из корзины фонарик. Направил Сэмюэлю под ноги.

“Лестница, прошу, упади”, — взмолился он.

Парень поднялся на второй, и произошло непредвиденное. Дими всегда встречала гостей угрозами. Рогокошка прыгала перед пришедшим и яростно шипела. Так было в прошлые разы. Поэтому Сэмюэль ожидал этого.

Герман поднялся вслед за парнем. Велосипед охотник за мистикой оставил внизу. Когда круг света высек пол под ногами, Сэмюэль увидел летящую в него маленькую фигуру. Нечто темно-фиолетовое вгрызлось в левую ногу.

Парень отшатнулся от неожиданности. А когда по ноге разошлась волна боли, упал и вскрикнул. Взгляд мигом пронзил нападающего. Это была Дими. Комок грязно-фиолетового меха в приступе ненависти разрывал штанину. Вскоре по ноге потекло что-то теплое. Кровь.

— Мда, — раздраженно цокнул Герман.

В следующую секунду все стихло. Сэмюэль не сразу понял, что случилось. Оглушительный грохот снес звуки, оставив только протяжный писк. Вспышка яркого света на миг озарила лестничную клетку.

Дими отлипла от ноги парня и теперь валялась рядом. Лапы и пасть покрывала кровь. А под туловищем росла лужа. Рот то открывался, то закрывался. Черные глаза смотрели в одну точку перед собой. Грудь вздымалась и опускалась. Она еще была жива.

Сэмюэль отполз на пару метров. Герман шагнул ближе. В правой руке офицер держал пистолет.

— Нужно избавить от страданий.

Дими резко дернула голову в сторону черной туфли охотника за мистикой. И щелкнула челюстями.

— Будь по-твоему, — направил он на рогокошку ствол и спустил курок. Прогремел еще один оглушительный выстрел. — Пусть Семя Гнили упокоит твою душу.

Герман подошел к Сэмюэлю.

— Вы как? — подал руку.

— Не знаю, — честно ответил парень и принял помощь. Затем поморщился. Боль обжигала ногу.

— Удивительно, — продолжил офицер. — Впервые вижу, чтобы рогокошка на кого-то напала.

Сэмюэль ничего не ответил. Он посмотрел на мертвую Дими. В сердце кольнула вина. Парень не сильно привязался к рогокошке. Но Дерек подкармливал семейство каждую неделю. Сэмюэль чувствовал вину перед ним.

“Дети”, — подумал парень и прислушался. Тишина. Детеныши разбежались в страхе от выстрелов.

— Не двигайтесь, — скомандовал Герман. Офицер опустился на колени и обвязал рану марлей. — Вот так. Всегда ношу с собой на всякий случай. Пошли?

— Да, — потерянно протянул Сэмюэль.

— Здесь только одна целая квартира?

— Да.

— Ведите.

— Да.

Парень толкнул весом хлипкую дверь и захромал вдоль коридора. Крепко сжал в ладони ручку трости. Приготовился для замаха. Он не совершит ту же ошибку второй раз. Сэмюэль хорошо помнил размеры коридора и ванны. Сейчас парень не промахнется.

В нос ударил знакомый запах смерти. В животе закрутила боль. Сэмюэль медленно открыл дверь и вошел в ванную. Встал вполоборота.

Круг света дополз по ног парня, и он увидел потемневшее пятно крови. Крепко сжал зубы. Сэмюэль задержал дыхание и…

Когда Герман вошел в ванную и обвел светом, стало понятно: труп Андреа исчез.

Сэмюэль прожигал взглядом кровавое пятно. Оно высохло и, казалось, выросло. Рядом виднелись кляксы поменьше, а на стенах краснели еле заметные брызги.

Парень не верил, отрицал всей душой. В нем боролись два чувства. Облегчение и тревога. Охотник за мистикой не увидел труп — это успокаивало. Но тело куда-то исчезло. Воображение рисовало причины: от невероятных до ужасающих.

Ходячих мертвецов не существовало. Даже тауматургия не возвращала душу почившего в тело. Сэмюэль помотал головой.

«Амелия, — пришла другая мысль. Кто-то подселил в труп отголоска или фею — так тело и ушло отсюда. — О чем ты вообще думаешь? Дими бы не пропустила сюда никого. Или что-то случилось?»

Рогокошка напала на него без разбора. Набросилась в порыве ярости. Насколько знал Сэмюэль, Дими так не поступала. Она сначала угрожала и только затем кидалась.

«Что-то случилось, — понял он. — Что-то очень плохое».

— Кому-то сильно не повезло, — послышался искаженный голос Германа за спиной. — И не один раз.

Парень увидел, как прыгал круг света со стенки на стенку. Останавливался на пару секунд на каждом пятне крови.

Сэмюэль нервно кивнул.

— Забавно, — усмехнулся офицер.

— Что?

— Здесь явно разделали тело. Очевидно.

Парень медленно повернулся на охотника за мистикой. В левой руке он держал фонарик, а правая сжимала пистолет. Ствол смотрел на живот Сэмюэля. Указательный палец поглаживал курок.

«Обречен, — осознал парень. — Я был обречен с самого начала».

Мысли об убийстве оказались дурацкой шуткой. Забавой ценою в жизнь. Нападение закончилось бы выстрелом. И встретил бы он конец там же, где Андреа Синков. Действительно, шутка. Только Сэмюэль не засмеялся.

— Эту ночь вы проведете за решеткой, мистер Берислави.

— Но работа, — протянул парень.

— Какая работа? — спросил Герман. — Вы не понимаете, что происходит. Андреа Синков пропал. И вы — один из подозреваемых. А с этой секунды — главный.

— П-почему? — выдавил Сэмюэль.

— Вот, — обвел кругом света офицер. — Слишком много крови для животных. Или тут полегла дюжина, или один человек.

— Но при чем здесь я? — не отступал он.

— Последними входили в улей вы и Дерек Нейви. Не исключаю: вам просто не повезло. Завтра допросим и вас и мистера Нейви.

— Бред! При чем здесь вообще Андреа Синков? Я-я ничего не сделал!

— Мы выясним завтра, — зашагал спиной охотник за мистикой. Он медленно вышел из ванной, освободил проход для Сэмюэля и забрел в гостиную. Герман не отрывал взгляда от парня. — А пока переночуете у нас.

— Меня уволят! — не унимался он. Сэмюэль случайно убил Андреа и призвал фею. Все ради работы. Парень не видел своей жизни без завода. Откуда возьмутся деньги на квартиру и продукты? Одежда сама не прилетит. А лекарства? Что если Сэмюэль заболеет?

Он услышал треск. Отдаленный и глухой.

Работа яичной скорлупой защищала рассудок, дарила уверенность и оберегала разум. После укуса защита пошатнулась. Увольнение зажало скорлупу в тиски, но убийство Андреа ослабило их. Призыв Амелии не сыграл роли. Сладкие речи обнадежили и не оправдались. Сэмюэль вышел в ноль.

Подозрение в убийстве ударило тяжелым молотом. Полностью раздробило защиту, и содержимое — хрупкий рассудок — расплескалось вокруг.

Парень сжал челюсти. Зубы болезненно заскрипели.

— Без глупостей, — предупредил Герман. — Обещаю, когда подозрения снимут, вы вернетесь на работу.

— Чушь! — выкрикнул Сэмюэль. — Это клеймо! Со мной никто не захочет иметь дело!

— Все зависит от вас, — помотал головой офицер. — Гнев не ваш друг, мистер Берислави. Сейчас у вас все равно нет выбора.

Нет выбора. Слова эхом разнеслись в мыслях. Нет выбора. Выбор. Сэмюэль потерял его давным-давно. После призыва Амелии? Нет. Тогда он искал исцеление. После убийства Андреа? Мимо. Парень только защищался. Нет. Выбор Сэмюэль потерял после укуса Немо. Даже раньше. После дневника. Проклятая книга определила весь путь.

«Ненавижу, — отозвалось в мыслях. — Ненавижу».

Он бросил взгляд на офицера. Герман выглядывал из прохода в гостиную, светил парню под ноги. В правой руке блестел пистолет.

«Нападать глупо, — решил. — Что делать?»

— Вы идете? — поторопил охотник за мистикой.

— Да, — бросил Сэмюэль и захромал вперед.

«Не сбежать из-за хромоты. Не отбиться из-за слабости. У меня действительно нет выхода», — мысленно усмехнулся он.

Замер и обернулся. Тьма уже поглотила ванную — Герман двигал круг света за парнем. Мрак укрыл кровавое месиво внутри, но оно отпечаталось в памяти.

«Мистер Нейви был здесь. Расчленил тело и убрал куда-то, — понял Сэмюэль. — А книги?»

Герман ничего не сказал про книги. Значит, Дерек забрал их. Унес вместе с останками.

Парень прикусил губу. Он разочаровался в себе. Не столько само убийство, сколько отношение родного человека волновало Сэмюэля. Только сейчас пришло осознание: он боялся потерять Дерека. Единственного человека, на которого полагался.

Взгляд устремился вперед, вдоль коридора.

«Подождите еще чуть-чуть, мистер Нейви, — подумал он. — Нас ждет долгий разговор. Я выберусь. Вы только дождитесь».

И Сэмюэль зашагал вперед.

— Что будет дальше? — спросил парень, когда они вышли из квартиры.

— Утром мы обыщем это место. Снимем отпечатки, — холодно объяснил Герман, словно зачитывал новичку инструкцию. Охотник шагнул к лестнице. — Если ничего не найдем, вас отпустят. И вы пойдете на работу.

— Ясно.

— Вы несли сюда тело рогокошки, — вспомнил офицер. — Стойте на месте. Сейчас подниму портфель.

Сэмюэль замер. А Герман спустился на первый этаж. Охотник за мистикой ни разу не обернулся на парня. Настолько он верил, что тот не сбежит. Напрасно.

Когда голова офицера нырнула во тьму, Сэмюэль окинул взглядом лестничную клетку. Темнота плотной шторой укрывала все. Парень видел бьющие из дыр в полу лучи света. Посмотрел на стены. В черных полотнах зияли темно-желтые кляксы. Он с трудом заметил их.

«Глупо, — подумал Сэмюэль. — Разобьюсь или чего похуже».

Через минуту Герман поднялся на второй этаж. В правой руке вместо пистолета он держал портфель.

— Держите, — протянул охотник за мистикой.

Парень принял портфель, поставил на пол и вытащил за хвост тело Амелии. Запаха не было, как и сказал офицер. Лапы маятником болтались из стороны в сторону, голова подрагивала. Тело больше походило на чучело, нежели на труп.

— Посветите в тот угол, — ткнул пальцем Сэмюэль. И Герман направил луч на дальний угол. Тьма расступилась, являя двух мертвых рогокошек.

— Кладбище? — спросил охотник за мистикой. В голосе не проскочило удивления. Только легкая усталость.

— Да, — ответил парень. — Животные умнее, чем кажутся.

Он осторожно положил Амелию рядом с остальными.

«Вернусь позже», — подумал Сэмюэль и захромал к офицеру.

Где-то в темноте, на полу, лежала Дими. Но парню не хватило сил перенести ее. Вина перед Дереком крепко связала руку. Поэтому оставил как есть.

Они спустились на первый этаж и побрели по улице Никелова прочь от Свалки неудач. Герман подстраивался под медленную скорость Сэмюэля, а парень энергично хромал вперед. Он торопился до полуночи. Чем быстрее они придут в участок, тем больше времени у него останется на задуманное.

Вскоре из мрака показался перекресток, и офицер обыденно свернул на улицу Гнисенова.

Если завод считался сердцем Пейлтауна, то Гнисенова по праву называли мозгом.

Первой встретила посетителей графская поликлиника. Полные трещин белые стены, моргающие в безумном ритме лампочки на углах, скрипящие от гуляющего ветра двери. В обычное время здание пустовало и внешне мало чем отличалось от заброшки. Но стоило вспыхнуть новой болезни, из ниоткуда появлялись медсестры и санитарки, а пыльные палаты заполнялись больными. Комнат не хватало на всех. Но местный граф спокойно закрывал на это глаза, и людей размещали в коридорах на скамейках.

Сэмюэль и Герман прошли мимо школы. Двухэтажное широкое здание ничем не цепляло взгляд. Облупленная синяя краска, кривые деревянные буквы на входе и плотно закрытые окна. Сэмюэль ненавидел это место. Школа производила новых работников и забирала надежду на другую жизнь.

Когда парень увидел ратушу, усмехнулся. Она росла из земли, подобно вековому дубу, величественно нависала над остальными зданиями. Свет уличных фонарей высекал из тьмы лишь малую часть. Серые колонны тонули в смоге и мраке, ступени уходили к высоким резным дверям. Символ графства был сколь величественным снаружи, столь же гнилым внутри.

Ни разу. Ратуша ни разу не использовалась по назначению. Огромное здание служило украшением. Граф проводил приемы в личной усадьбе в одной из бароний, указы подписывал там же. Местный владыка боялся желтого тумана и болезней.

Вместо участка, их встретила черная пустота. Сэмюэль видел такое впервые. Из-за выключенных ламп казалось, что между двух зданий зияла огромная дыра.

— Опять сломались, — проворчал Герман и направил фонарик вперед.

Круг света мазком кисти высек на мрачном холсте тяжелые металлические двери и чуть задел окна. Поверх стекла, подобно веткам, росли железные прутья.

Герман подошел ближе, приставил велосипед к стене и двумя руками потянул одну из дверей на себя. Уши пронзил жалобный скрип. Спустя секунду перерос в вой раненого зверя.

Когда дверь приоткрылась, наружу полился свет, озарил порог и края второй двери. Офицер отшатнулся и оперся на колени. Он тяжело дышал.

— Ненавижу старость, — протянул охотник за мистикой.

— Дверь закрой! — послышался вскрик изнутри. — Туман же заползет!

— Да, да, — отмахнулся Герман. — Проходите, мистер Берислави.

Сэмюэль шагнул внутрь.

На входе за столом сидела тучная дама в сером платье. Седые волосы сплетались в пучок на затылке, а щеки висели на лице, как мешки.

Герман вошел следом, и взгляд женщины хищным зверем прыгнул на охотника за мистикой. Она посмотрела на него из под круглых очков.

— Ваша смена давно закончилась, — заметила женщина.

— Для меня лучший отдых — работа, — парировал офицер.

Она фыркнула и перевела взгляд на Сэмюэля.

— Опять кто-то грабил старушек?

— Никак нет, — помотал головой Герман и подошел к ней. Опустил на стол портфель парня. — Сегодня бедных старушек никто не беспокоил, миссис Фирова.

— Чудесно, — щелкнула она замком и вывалила на стол содержимое. Сэмюэль нахмурился. Отношение раздражало. Они словно не видели в парне живого человека. А Миссис Фирова не сказала ни слова в его адрес. — Только одно «но», милок.

— Да? — спросил офицер.

— Противогаз. Ты не на улице. Поэтому будь добр, сними, пока не задохнулся.

— Я ехал в нем на велосипеде, — отшутился Герман.

— Верю. Но в нашем возрасте пора подумать о здоровье, — миссис Фирова вытащила из одного из лотков лист бумаги, положила перед собой, макнула ручку в чернильницу. — Один фонарик, трость, портфель и все? За что ты сцапал пацана? Он читал заклинание или проводил ритуал?

— О боги, конечно нет. Он — подозреваемый и...

Сэмюэль громко откашлялся. Парень не выдержал, поравнялся с офицером. И миссис Фирова метнула раздраженный взгляд. Она смотрела на него, как на недоразумение. Сэмюэль сразу вспомнил школу. Учителя обращались с детьми точно так же.

Миссис Фирова перевела взгляд на Германа.

— Усмирите зверька, милок. А то, глядишь, загадит камеру, придется убирать.

Парень не нашел ответа. Из груди поднимался гнев. Сэмюэль сжал кулак, чуть отвел локоть назад.

— Довольно, — остановил охотник за мистикой. — Вы закончили?

— Да, — кивнула она. Миссис Фирова сделала вид, что не заметила действий Сэмюэля. — Отчет заполнен. Я отнесу вещи на склад. Отведите «подозреваемого» в камеру, а после убирайтесь. Вам нужен отдых. Настоящий.

— Как скажете, — махнул Герман рукой на прощание и повернулся к парню. — Идем.

Вдоль коридора строились двери. Из одних по полу стелился свет, а за другими властвовала тьма. В самом конце виднелась решетка.

Охотник за мистикой повел Сэмюэля к ней. Достал из кармана брюк связку ключей и на ощупь выбрал нужный. Два проворота, и решетка приглашающе отворилась.

Герман щелкнул переключателем, и комнату залил тусклый свет. На потолке длинные лампы потрескивали и мигали. Сэмюэль приобнял себя одной рукой. Огромная комната ощущалась холодной. Мерзлота словно проникала в душу.

Нос обжег запах едких химикатов. Глаза заслезились. Парень дышал с трудом, с каждым вдохом по горлу словно проходило пламя.

Он разглядел напротив входа две просторные камеры. Железная решетка росла с пола до потолка, двери выглядели как листы металла с замком и ручкой. По ту сторону стояли кровати. Они больше напоминали скамейки, на которые положили подушки и простыни.

Сэмюэль никогда не был здесь, но знал, для чего служили эти камеры. В обезьянниках размещали преступников до решения суда и буйных бродяг. Отец один раз забирал отсюда Дерека.

В повестях Дэнни описывал подобные места, но маленькая деталь тревожила парня. Чистота. Помещение блестело от неестественной чистоты. По углам не пряталась пыль, а железные прутья сияли под светом мигающих ламп. Сэмюэль подозревал: что водись в Пейлтауне животные, бедные крысы сразу бы умерли здесь.

— Что случилось? — заметил взгляд парня Герман.

— Они пустые. Почему?

— А это, — улыбнулся охотник за мистикой. — Недавно здесь был особо опасный преступник. Он знал практика тауматургии.

— Поэтому обе камеры пустуют?

Он не видел связи.

— У нас есть порядок действий для содержания практиков. На время заключения обе камеры освобождаются, а все мелкие преступники переправляются в тюремные вагоны, — объяснил Герман. — После казни или отправки камеры тщательно вычищаются и ставятся на карантин на пару недель.

Сэмюэль нахмурился.

— Только из-за одного практика? — недоумевал парень. На его взгляд, слишком много усилий.

— Тауматургия — болезнь. История помнит случаи, когда заключенные передавали знания или проводили ритуала прямо в камерах. Нередко отчаянные практики создавали смертельные болезни перед казнью.

— Ужас, — поморщился Сэмюэль.

— Тауматургия — это болезнь, — повторил офицер. Он подошел к первой камере и отпер дверь. Лист металла открылся без звука, словно его смазали совсем недавно. — Прошу.

Парень зашел без пререканий и повернулся на Германа.

— Я проведу здесь всю ночь?

— Да. Утром мы обыщем вашу квартиру и заберем Дерека Нейви. Затем я допрошу вас, пока мой напарник проверяет ту заброшку.

Дверь захлопнулась с грохотом. Охотник за мистикой щелкнул ключом в замке и вернулся к переключателю.

— Небольшой совет, — сказал он на прощание. — Постарайтесь сразу заснуть. Если вы невиновны, то и волноваться вам не о чем.

На последних словах Герман широко улыбнулся. И Сэмюэль понял: ему конец. Дневник Рентина лежал на кухонном столе. Завтра офицеры найдут отпечатки пальцев Андреа, приведут сюда Дерека, а после отправят обоих на костер. Они обречены.

Герман вдавил переключатель, и опустилась тьма. Парень услышал стук туфель охотника за мистикой. Шаги медленно удалялись.

Сэмюэль нащупал кровать и рухнул. Мебель слегка прогнулась под весом. Голова упала на подушку. Холодно и твердо. Набивка расползлась по бокам, голову и скамейку разделял тонкий слой ткани.

Он лег на спину и закрыл глаза. Прямо сейчас Сэмюэль желал лишь одного: как можно скорее уснуть. На помощь пришла усталость. Дневной ритуал истощил тело, а вечерняя прогулка — разум. Парень провалился в грезы почти сразу.

Обычной жизни пришел конец. Работа на заводе уже казалась далеким воспоминанием. Таким теплым и приятным. Беззаботные деньки, повторяющиеся будни. Он потерял их. Разрушил собственными руками. Каждый раз Сэмюэль повторял одно предложение, жалкую отговорку:

«У меня нет выбора».

Довольно. Если выбора нет, он выгрызет его собственными зубами и возьмет собственными руками.

Ему приснилась квартира.

Он осознал себя сразу. Не прошло и пары секунд, в разуме возникла мысль:

«Я сплю».

Сэмюэль смотрел в окно. Вместо прямоугольных силуэтов в желтом смоге за плотным стеклом горела ослепительная белизна.

Парень перевел взгляд на плиту. Вода под крышкой пузырилась, а в воздухе витал запах гречки. Он уже видел этот сон. Помотал головой и захромал к столу.

На ножку опиралась трость. Подхватил ее и поспешил к выходу. Время поджимало.

Крепко сжал холодную ручку и произнес:

— Дерек Нейви. Дерек Нейви. Дерек Нейви!

Потянул на себя и отступил. Вместо длинного коридора ему предстала темная лестничная клетка. Не сработало. Сэмюэль нахмурился.

— Дерек Нейви. Дерек Нейви. Дерек Нейви, — захлопнул дверь и повторил.

Открыл. Снова лестничная клетка.

— Чулять! — прокричал он. — Почему не получается?

Взгляд упал на запястье левой руки. Из-под рукава плаща выглядывал травяной браслет. Тоненький и хрупкий. Такие вязали дети от скуки. Трава давно высохла и пожелтела. Грубое прикосновение сломало бы его.

— Связь с Амелией, — понял Сэмюэль. — Я могу разорвать ее только в грезах.

Парень посмотрел на пустую лестничную клетку.

— Нет времени, — хлопнул дверью. — Амелия. Амелия. Амелия.

По ту сторону послышались шаги. Медленные и уверенные. Гостья не спешила.

Он открыл дверь. На пороге стояла Амелия в человеческом образе. Короткие каштановые волосы, белая рубашка без рукавов и сине-зеленая юбка. Сэмюэль уже забыл, что до призыва она являлась в этой «одежде». Парень встал столбом.

— И? — спросила Амелия. — Зовешь и молчишь. Ничего не хочешь сказать?

— Есть разговор, — захромал он на кухню. — Срочный.

— Не сомневаюсь, — фыркнула фея и впорхнула внутрь. Она беззвучно опустилась на стул, за обеденный стол. Посмотрела на парня исподлобья. — Жду извинений.

— Что? — встал напротив Сэмюэль, оперся на плиту.

— Оставил не пойми где. Среди трупов, Сэмюэль! — прокричала Амелия. — Ты хоть понимаешь, что я испытала?

Он поморщился. Беды феи нисколько не волновали его. Но сейчас Сэмюэлю жаждал ответов, поэтому проглотил раздражение и произнес:

— Мне жаль. У меня не было выбора. Я встрял. У меня мало времени.

С лица Амелии спала маска гнева. Она посмотрела на парня с холодным безразличием.

— Насколько все плохо? — спросила пустым голосом. Фея не моргала. Сидела неподвижно, только рот поднимался и опускался во время разговора, как у куклы чревовещателя.

— Вопрос жизни и смерти. Я выберусь.

— Ты веришь в это, — прищурилась она.

— Знания в обмен на тело, помнишь? Время поджимает.

— Спрашивай, — одобрительно кивнула Амелия.

— Как получить благословение? Избавиться от отдачи? — на одном дыхании выпалил Сэмюэль.

— Благословения не существует, — помотала фея головой. — Идеи неразумны. Они — концепции. Буквально.

Парень прикусил губу. Споткнулся на первом вопросе. Ожидаемо. В жизни не было легких путей. Он усвоил этот урок через боль и страдания.

— Как герцоги и император избавились от отдачи?

— Только предполагаю, — предупредила она и подняла два пальца. — Есть два пути. Подобрать точные соотношения и перенаправить отдачу. В основном используют только второй.

— Почему?

— Люди не чувствуют маны, поэтому подбирают числа перебором. Сам понимаешь, чего это стоит.

— Ясно, — поторопил Сэмюэль. — Как перенаправить?

— Отдача — неуправляемые чудеса. Чудо создается только на владении или на предмете, который касается владения. Хочешь перенаправить отдачу, создай владение вне тела. Чем больше размер, тем выше шанс. Практики называют это «громоотводом».

Парень устало сжал переносицу, закрыл глаза. Тяжело вздохнул.

— Ладно. И как мне создать это владение?

— Ты уже делал это, — ответила Амелия. — Якорь превращает предмет или пространство во владение.

— Чтобы избавиться от отдачи, мне нужно пережить отдачу от создания якоря. Так?

Фея кивнула.

— Чулять, — выпалил Сэмюэль. — Чулять. Просто чудесно.

— Есть много подводных камней. Например, время существования, подпитка маной и поддержание связи.

На последнем предложении Амелия поставила на стол локоть и провела пятерней по каштановым волосам. Он увидел браслет. Пять разноцветных нитей сплетались воедино в узоре. Фея покачала рукой, и браслет сполз ниже.

— Не важно, — отмахнулся парень. — Мне нужны числа для преображения. А еще лучше заклинание.

— Заклинание не дам, а вот числа — запросто. Тридцать пять из ста «Власти», восемьдесят три из...

— П-погоди, — перебил Сэмюэль. — Как-то слишком много.

— Много? — округлила глаза Амелия. — А поняла. Ты ожидал нечто вроде «одной третьей»?

Парень кивнул.

— Точность повыше. Отдача послабее. А теперь умолкни и запоминай. Я поставила на тебя, Сэмюэль. Не заставляй меня жалеть.

Фея повторила соотношения три раза. Сэмюэль запомнил с трудом. С большим трудом. Парень не исключал: память где-то подвела, но время песком сочилось сквозь пальцы.

— И помни, — добавила она, — отдача поражает похожую цель. Если основное чудо использовалось на плоти, то и отдача ударит в плоть. Вспомни о руке.

Сэмюэль кивнул и резко обернулся. Рядом с плитой лежала Подделка. Дожидалась своего часа. Подхватил оружие, обыденно приставил ствол к виску.

— Буду ждать, где оставил, дитя человека, — послышалось из-за спины.

Парень вдавил ржавый болт в фанеру, и прогремел выстрел.

Темнота. Холод пробирал до костей. Тонкая простынка, плащ, рубашка и майка не помогали. С коридора доносились голоса. Несколько слоев стен заглушали их до бессвязного бормотания.

Сэмюэль медленно поднялся, стянул простынь и захромал к двери. Во тьме он различил силуэт решетки. В обезьяннике не было окон. Свет долезал из прихожей и пары кабинетов в коридоре. Его хватало. Глаза привыкли к мраку.

Парень растопырил пальцы, приложил к замку. Он выступал из железного листа. Глубоко вдохнул и с задержкой выдохнул. Прошептал:

«В деревне родился парень по имени Нил. Гадалка отмерила ему сто лет жизни.

В тот день вместе с Нилом родилось еще сто детей. По деревне ходила чума, и семьдесят пять умерло.

В один день Нил играл во дворе и нашел сундук. Внутри лежало ровно сто золотых. Родители похвалили сына. Забрали почти все. Оставили только тридцать... семь? Тридцать пять!

После восьмидесяти трех лет Нил заметил седину на волосах. Он понял — началась старость. С того дня у него становилось все меньше и меньше сил.

Дни повторяли себя всю жизнь Нила. Пробуждение, работа, сон. И так по кругу. Но в восемьдесят восемь лет он решил все изменить.

Нил помнил о сотне лет. Обратился к колдунье. Она сказала: пей... травяной отвар, вроде, перед сном, и дольше проживешь. Нил так и сделал. Добавил в распорядок дня отвар.

Стукнул Нилу век. Сидит старец на крыльце, смерти дожидается. Закрыл глаза и вспоминает. Всю жизнь он бедности и голода не знал. Да улыбается.

Прошел день. Два. Неделя. А смерти нет. Ухмыльнулся Нил. Встал с лавочки. И распался пылью».

Сэмюэль обладал скудным воображением. Он взял рассказ отца, добавил числа и подправил некоторые детали. Здравый смысл хромал. Сэмюэль подумал:

«И так сойдет».

В груди взорвалось благоговение. Тело задрожало от наплыва чувств, по коже побежали мурашки. От сердца молнией стрельнул разряд в руку. Металл под пальцами размяк и захрустел. На туфли рассыпался песок, и дверь беззвучно отворилась.

Парень замер на месте. Не от шока. По жилам бежала кровь, сердце насосом закачивало и выдавливало жидкость, миллиарды маленьких точек бились о стенки кровяных каналов и о друг друга.

Сэмюэль чувствовал кровь. Каждую клетку в отдельности. Ощущения ревущей рекой смыли мысли, смыли «его». Бесчисленные огоньки вспыхивали и затухали внутри. Сотни сотен тысяч раз.

— Я... — пробормотал он.

Чувства резко оборвались. Сэмюэль очнулся.

«Я в участке, — напомнил себе парень. Помотал головой. — Нужно спешить».

Он шагнул из камеры. Под ногами захрустел металлический песок.

«У меня получилось», — ликовал Сэмюэль. На лице невольно расползлась улыбка.

Парень шел на цыпочках. Давалось с трудом. Из-за хромоты Сэмюэль припадал на левую ногу, и доски опасно поскрипывали. Он вслушивался в бормотания после каждого шага.

Доковылял до ближайшей двери, обхватил ладонью ручку и надавил. Тщетно. Холодный металл не сдвинулся. Парень прикусил губу.

«Все хорошо, — успокоил себя и глубоко вздохнул. — Все будет хорошо».

Сэмюэль перевел ладонь на замок, растопырил пальцы.

Отдача ударила по крови. Парень застыл на месте, пока на полу рассыпался металлический песок.

Он не знал, насколько числа ослабляли побочное чудо. Вместо пары секунд отключался бы на минуту? Или связь бы выжгла мозги? От одной мысли о полной отдаче по коже пробегали мурашки.

Бормотания стали четче и громче. Сэмюэль разобрал отдельные слова. В коридоре посветлело, послышались тяжелые шаги и скрип половиц.

Парень толкнул весом дверь, ввалился внутрь. Тихонько прикрыл. Сломанный замок не дал закрыться полностью. Дверь свободно ходила взад вперед.

Сэмюэль просунул ладонь в отверстие на месте замка. Заклинание обратило часть металла в песок. Остатки кольнули кожу, песчинки впились в ладонь и пальцы. Он приглушенно застонал.

«Все хорошо».

Шаги приближались. За ними следовали кашель и шуршание одежды. Парень задержал дыхание. От напряжения тело сотрясали судороги. Зажмурился и вслушался.

«О боги, прошу».

Поступь остановилась в шаге от двери. Сэмюэль сжался сильнее. Шуршания участились. Парень с трудом отличал их от громкого бормотания.

Он скривился напротив двери. Рука держала ее на месте, пальцы выглядывали в коридор. Его спасала темнота. Мрак скрывал под завесой пыль на полу и раздробленный замок.

Побегу угрожал тусклый лучик света. Парень макушкой ощущал холодное лезвие смерти. От падения кинжал удерживала тонкая нить.

Уши стрелой пронзил истошный кашель рядом. Сэмюэль подпрыгнул от неожиданности, сердце пропустило удар.

Сквозь стук крови в ушах парень услышал хлопок двери напротив. Переключатель щелкнул, приглушенно загудели лампы. Офицер ничего не заметил.

Он вздохнул с облегчением. Отпрянул от двери и медленно развернулся.

Прокрался между столов. Левая рука металась из стороны в сторону, ощупывала окружение. Сэмюэль шагал после тщательной проверки. Любая ошибка закончилась бы поимкой. Он не желал рисковать.

Пальцы уперлись в каменную стену. Парень осмотрел ее. На полотне тьмы виднелись два темно-желтых квадрата с решетками. Окна.

Сэмюэль захромал к ближайшему. Опустил ладонь на стекло и повторил заклинание.

Отдача раскаленными иглами пронзила ногти. Пальцы на руках сами сжались в кулак. Ногам повезло меньше. Парень чувствовал, как тесные туфли мешали, удерживали.

Побочным чудом выступало связывание. Связь формировалась с похожей целью в теле Сэмюэля. Стекло и ногти укладывались в сознании как нечто «равное». Металл и кровь то же.

Хруст отвлек парня от боли в ногтях. Он поднял взгляд.

Песок осыпался. От дыры размером с ладонь ползли трещины. Верхний кусок не выдержал и рухнул. Сэмюэль успел подхватить. Другой поменьше стукнулся с одним из нижних, упал наружу. Соседние последовали незамедлительно. Осколки забарабанили по решетке и полу.

От окна осталась квадратная дыра с маленькими зубчиками по краям. Парень застыл в страхе. Прислушался. Бормотания не стихли. Его не заметили.

Сэмюэль медленно выдохнул и опустил кусок стекла на пол. Один шаг отделял от свободы. Одна решетка.

Приложил ладонь посередине. Темный смог потек между растопыренных пальцев.

«Он же не помешает?» — подумал парень.

Заклинание раздробило металл в порошок и связало кровь с разумом. Он повторил четыре раза. Два по верхним краям и два по нижним. Проход на свободу готов.

Сэмюэль снял отцовский плащ, постелил поверх осколков. Из-за слабости залез на окно с трудом. Парень корчился на прутьях, как пойманная рыба. Металлические куски впивались в кожу сквозь рубашку.

Он упал на землю боком и перекатился на спину. Сэмюэль лежал неподвижно, наблюдал, как проплывали мимо кудри мана-отходов.

Сбежал. Парень сбежал из участка. Мысль не укладывалась в голове. Две недели назад он работал на заводе и не задумывался о будущем. Две недели. За столько жизнь перевернулась с ног на голову.

«Ну как изменился? — захихикал внутри ехидный голос. — Добился своего?»

— Да, — прошептал Сэмюэль. Отряхнулся и надел плащ. Натянул на лицо очки и платок. — Это только начало.

Квартира Дерека находилась ближе, но парень пошел за Амелией.

Светало. Он чувствовал, как молот заносился над графским колоколом. До начала смены оставалось несколько часов.

— Долго, — произнесла фея.

Сэмюэль вскарабкался на второй этаж заброшки. Парень тяжело дышал, по спине и лбу стекали капли пота.

Она вышла из темноты. Тело склонялось то влево, то вправо. Голова дрожала и поворачивалась заевшей шестерней. Амелия смотрела на него немигающим взглядом.

— Что случилось, Сэмюэль? — дергано наклонила голову вбок.

— Меня поймали, — протянул он и захромал вперед.

На второй этаж пробивались лучи утреннего солнца. Сэмюэль различал отдельные силуэты. Парень склонился над бугром мрака.

Тело не успело завоняться. Он нащупал хвост и поднял Дими.

— Я подумала, что ты решил поменять мне «одежку» на более свежую, — подскочила Амелия. Сэмюэль открыл дверь в квартиру. — Насколько все плохо?

— Где-то между смертельно и ужасно, — оперся на стену локтем и зашагал по коридору.

— Любишь же ты неприятности.

— Они сами меня находят.

Парень зашел в ванную. В воздухе витал запах мертвечины. Стояла темнота, лучи не проникали в комнату. Он нащупал туфлей гнилое корыто и опустил Дими.

— Ненавижу трупы, — произнесла Амелия.

Сэмюэль вспомнил Андреа.

— Да, я тоже.

— Распахни плащ, — неожиданно потребовала фея.

— Зачем?

— Чтобы нести меня. Или у тебя есть мешок?

Он покачал головой. Расстегнул до живота и наклонился. Сэмюэль нагнулся к Амелии, но фея резво прыгнула на грудь. Лапы зацепились за рубашку. Пара пуговиц оторвалась. Парень болезненно зашипел, когти вонзились в кожу.

— Что ты, козука, творишь? — сквозь зубы прошипел Сэмюэль и опустил взгляд.

Амелия карабкалась вверх и мяла под собой ткань. Голова оказалась на груди, рога — ниже шеи. Фея резко замерла.

— Не видно? — бросила она. — Располагаюсь. Теперь застегни.

— Сползи на живот, — приказал парень. — Мы слишком выделяемся.

— Отказано, — хмыкнула Амелия. — В такую рань улицы пустые. Прорвемся.

— Чулять, — протянул он.

Сэмюэль застегнул плащ. Отцовская одежда была ему велика. Вместе с Амелией чувствовалась нормальной.

Парень с раздражением посмотрел на грудной бугор. В вырезе виднелся темно-фиолетовый мех и пара рогов. Фея подняла голову. Две пары черных глаз встретились со взглядом Сэмюэля. Амелия игриво подмигнула ему.

— Чулять, — повторил парень и захромал прочь.

Он вышел из заброшки.

— Что думаешь? — прошептала фея.

— Нужно встретиться с мистером Нейви, — свернул в сторону жилых ульев. — Дальше будем думать. Есть какие-нибудь мысли?

— Тебя поймали охотники?

— Пока нет.

— Мда, — протянула она. — Забеги в дом красивейшей дамы. Свяжи ее и подсели меня. Ты выполнишь обещание, а я спокойно уйду. Разойдемся полюбовно?

Сэмюэль покачал головой.

— Тебя убьют сразу. Утром меня объявят в розыск. Времени в обрез. Какие еще варианты?

— Сбежать отсюда. Сесть на поезд или что у вас там. И просто уехать.

— Мало денег, — возразил парень. — На билеты хватит, а дальше туго. Где жить? Что есть?